Возвышение Волшебников (джен)

2010

Глава Отдела магического правопорядка стремительно шагала по Министерству. Выражение неистовой ярости на её лице в сочетании со вспыхивающей вокруг магией заставляло толпу в страхе разбегаться. Те, кто знал её по работе, понимали, что тому, на кого она зла, сейчас крупно не поздоровится, и потому тихо перешептывались у неё за спиной. Впрочем, она этого не замечала, полностью сосредоточившись на своей цели.

Она ворвалась в лифт и со злостью хлопнула ладонью по кнопке с цифрой «1», едва не вдавив её в панель навсегда. Обычно спокойный голос на этот раз был совершенно ледяным: «Первый этаж. Кабинет Министра магии и Председателя Визенгамота. Назовите ваш код доступа...» — фраза оборвалась на невысказанном, но очевидно подразумеваемом «...стерва!», словно лифт обиделся на такое грубое обращение. Однако это ускользнуло от её внимания, поскольку она и сама была чертовски зла, что стало предельно ясно, когда она прорычала «мармеладные мишки» с такой злобой, какая обычно не ассоциируется с этими сладостями.

Двери лифта открылись с явной неохотой, чего она, впрочем, не заметила и на что ей было наплевать, так как она сама рванула их на себя и стремительно вышла. В ушах стоял сильный гул. Она не обратила внимания (к счастью для лифта) на его весьма красочное мнение о законности её рождения, её истинной профессии, происхождении и о том, что ей следует сделать в следующий раз, когда она захочет спуститься на другой этаж. Всё её внимание было приковано к роскошной, почти вычурной двери в конце коридора.

Она ворвалась в эту дверь, заставив створки отскочить и захлопнуться за её спиной.

Проигнорировав лепет хорошенькой (по её мнению, распутной) секретарши, она нетерпеливо блеснула значком и прошла прямо в кабинет. Войдя, она тут же швырнула на стол скомканный кусок пергамента, который до этого сжимала в кулаке. Её густые волосы потрескивали, а карие глаза метали молнии в мужчину за столом, и она крикнула в праведном гневе:

— Что всё это значит?

Весёлые зелёные глаза посмотрели на неё в ответ. Мужчина, сидевший за столом, взъерошил свои вечно растрёпанные чёрные волосы и сказал:

— Что ж, и вам доброго утра, мисс Грейнджер. Что привело вас в мои края этим прекрасным утром? Ах да, как я мог забыть, вы ведь теперь миссис Уизли, верно? Сколько уже прошло, лет шесть? Полагаю, такие мелочи трудно упомнить, учитывая, что меня не пригласили на свадьбу. Но всё же для меня ты всегда будешь Грейнджер, старые привычки и всё такое... — сказал он, прежде чем Гермиона успела снова открыть рот.

— Кончай нести чушь, Поттер! Я здесь не для болтовни. Что это, чёрт возьми, такое? — произнесла Гермиона, гневно (и с ноткой отвращения) указав на пергамент, лежавший теперь на столе перед ней.

Достопочтенный лорд сэр Гарри Джеймс Поттер, граф Поттер и Слизерин, барон Блэк, рыцарь Её Величества, кавалер Ордена Мерлина первой степени, самый молодой (и самый популярный) Председатель Визенгамота за последние пятьсот лет, спокойно взял пергамент и сделал вид, что изучает его.

— Хм, выглядит знакомо... — он сделал вид, будто всматривается внимательнее, — ах да, полагаю, это новейший закон, принятый Визенгамотом! Единогласно, что в наши дни редкость. Приятно осознавать, что бывают времена, когда Визенгамот способен объединиться ради Высшего Блага и проявить такую прогрессивность...

— Да даже волосатая задница моего мужа прогрессивнее! — крикнула Гермиона. — Это самый отвратительный и фанатичный законодательный акт, который я когда-либо видела, а это о многом говорит! Как тебе вообще удалось его протащить, уму непостижимо!

— Гермиона, не выражайся! — с упрёком произнёс Гарри (с ноткой иронии, которую разгневанная ведьма не уловила). — Для меня это уже слишком. Я, конечно, делил с этим парнем комнату шесть лет, но такие подробности мне знать совсем не обязательно! — он содрогнулся. — Фу! А во-вторых, я не понимаю, что не так с этим законом. Он выгоден нам и поможет волшебному миру! "Закон Гарри Поттера о защите магических детей" — это определённо прогрессивный законодательный акт, который обеспечит безопасность и стабильность волшебного мира. И если бы ты прочла протокол вчерашнего заседания, то обнаружила бы, что весь Визенгамот принял этот законопроект единогласно.

— Единогласно? Ха! Спорю, ты и твой дружок Драко провернули какую-то подлую слизеринскую уловку, чтобы протащить этот закон. Уверена, он бы не выдержал и одного заседания с участием всех членов! Что он сделал, отравил большинство?

— На самом деле, за исключением тебя и мадам Марчбэнкс (бедняжка, возраст даёт о себе знать, знаешь ли, она ведь старше Дамблдора!) — так вот, о чём я? Ах да, за исключением тебя и мадам Марчбэнкс, которая неважно себя чувствовала, Визенгамот был в полном составе! И поскольку от тебя не требуется, да и тебе, собственно, не позволено участвовать в полугодовых собраниях Визенгамота, так как у тебя нет того, что в народе называют "местом", то, можно сказать, все члены присутствовали... ведь мадам Марчбэнкс прислала представителя. И все они проголосовали за!

Это действительно заставило Гермиону замолчать. Феномен, который Гарри доводилось наблюдать нечасто и которым он безмерно наслаждался.

— Ч-что? Но как такое возможно? Как тебе удалось убедить их всех? И почему никто раньше не слышал об этом законе?

— Ну, потребовалось немало убеждений, но с помощью Драко я неплохо справился. Мы оба предвидели пожелания и опасения всех семей. Я бы рассказал тебе больше, но предоставлю тебе привилегию увидеть моё воспоминание об этом историческом моменте, — сказав это, Гарри достал довольно знакомый Омут Памяти, извлёк и поместил туда воспоминание.

— Вперёд, Грейнджер, — сказал он.

Гермиона метнула в него взгляд, полный глубокой ненависти, и нырнула в воспоминание.

Она тут же оказалась в зале Визенгамота. Здесь проходили их полугодовые законодательные собрания. Здесь принимали, пересматривали, изменяли или отменяли законы. Это была роскошная комната, недавно расширенная до ста мест. Одиннадцать из них принадлежали Древнейшим и Благороднейшим Родам, тридцать три — Древним Родам, тридцать три — Благородным Родам, а остальные — малым и новым родам, а также (недавнее нововведение) маглорождённым, отличившимся в различных областях (к большой зависти Гермионы). Гермиона обнаружила, что сидит рядом с Гарри в центре.

Гарри Поттер немедленно призвал собрание к порядку, прервав тихий гул голосов, наполнявший комнату.

— Милорды, леди, уважаемые волшебники и волшебницы, я объявляю первое законодательное собрание Визенгамота второго августа две тысячи десятого года открытым.

За этим последовали умопомрачительно скучные дебаты по разным мелким вопросам, не решённым на прошлом собрании. Гермиону это, на удивление, не слишком интересовало, и она немедленно перемотала воспоминание к тому моменту, который её волновал больше всего. Всё это время она думала: «Спорю, этот гад вставил эту бессмысленную тягомотину ради собственного больного удовольствия». Наконец она добралась до интересующей её части.

Гарри встал и сказал:

— Поскольку следующий законопроект, который будет представлен, касается меня лично, я временно уступаю своё место лорду МакКиннону.

С этими словами он передал молоток и свой пояс из волоса единорога, символизирующий его пост Председателя, внушительному пожилому мужчине с волевым лицом, черты которого намекали на суровую красоту в молодости, и ясными голубыми глазами. Гермиона с удивлением поняла, что это был Мунган МакКиннон, волшебник, который, как считалось, погиб вместе со своей семьёй во время первой магической войны.

— Видимо, он как-то выжил, — подумала Гермиона, — хотя почему он решил скрываться все эти годы между двумя войнами, мне непонятно.

Затем Гарри поднялся наверх, к другим Древнейшим и Благороднейшим Родам, где места Поттеров и Блэков находились рядом с Невиллом и его бабушкой, которые сидели на местах Лонгботтомов справа от него, и темноволосым мужчиной слева, с которым он начал переговариваться вполголоса. Этот мужчина показался Гермионе довольно знакомым, хотя она не могла понять, откуда. Дальнейшие размышления о личности этого таинственного незнакомца были прерваны, когда лорд МакКиннон ударил молотком и громким, ясным баритоном призвал к порядку.

— Теперь, когда все прошлые вопросы решены, мы перейдём к новым пунктам на рассмотрение. У кого-нибудь есть что добавить? — его мощный голос прогремел по залу без помощи заклинания Сонорус.

При этих словах многие члены Визенгамота выжидательно посмотрели на Гарри, который затем встал.

— Я, лорд Гарри Джеймс Поттер, сорок пятый граф Поттер и тридцатый барон Блэк по праву крови, и пятидесятый граф Слизерин... — тут Гермиона ахнула, но заметила, что была единственной, кто так отреагировал. Очевидно, Гарри не афишировал этот небольшой факт никому, кроме членов Визенгамота. Отметив это открытие, она снова сосредоточила своё внимание на происходящем. — ...прошу слова.

Получив одобрение Председателя, Гарри спустился вниз и, заняв место в центре зала, начал говорить:

— Милорды и леди, уважаемые волшебники и волшебницы, вы согласитесь со мной, если я спрошу любого из вас, зачем нам нужен Статут о Секретности. Ответ будет: "Чтобы он защищал нас от маглов". А если я спрошу, почему нам нужно прятаться от маглов, вы все согласитесь, что простой ответ заключается в том, что, если они узнают о нас, они могут попытаться навредить нам или использовать в своих целях. Хотя в прошлом это помогало нам сохранять наше существование в тайне, я боюсь, что в будущем этого может оказаться недостаточно. Прямо сейчас население маглов продолжает расти, а их технологии — развиваться. Они становятся всё более осведомлёнными об окружающем мире. И учитывая недавние войны, которые они развязали между собой, совершенно очевидно, что если они не могут терпеть друг друга, они не будут терпеть и нас. Маглы боятся того, чего не знают, и ненавидят то, чего боятся. Некоторые из нас, кто следил за последними событиями, поймут, о чём я говорю, — здесь он кивнул нескольким маглорождённым, сидевшим в передних рядах. — Остальные вспомнят ущерб, нанесённый различным зданиям в Косом переулке и части Министерства всего несколько месяцев назад, — и тут он кивнул нескольким главам семейств. — Было установлено, что причиной стали теракты, устроенные маглами. Эта крайняя нетерпимость, которую маглы испытывают друг к другу, в сочетании с ростом числа маглорождённых в стране, привела меня к убеждению, что наше разоблачение — лишь вопрос времени.

Гарри помолчал, ожидая, пока утихнут потрясённые вздохи.

— Есть также проблема того, что с маглорождёнными детьми обращаются в лучшем случае с пренебрежением и безразличием, а в худшем — с откровенным насилием. Как вы все знаете, я, к несчастью, стал жертвой такого насилия со стороны своих родственников-маглов. К счастью, с этим уже разобрались, и правосудие свершилось, как известно некоторым членам, — здесь он кивнул нескольким из сидящих. — Но возникает вопрос: сколько нераскрытых случаев пренебрежения и насилия над детьми так и не были рассмотрены? Судя по тому, что я видел, ни одно дело не дошло до суда. Некоторые из вас склонны думать, что мой случай был исключением, а не правилом, однако недавно я наткнулся на кое-какую информацию. Шестьдесят процентов детей, умерших за последние пять лет от насилия, пренебрежения или на улице, на самом деле обладали магией. Шестьдесят процентов! И это только по зарегистрированным случаям! Это заставляет задуматься: сколько магических детей погибло от рук своих жестоких, невежественных опекунов-маглов? Мы даём родителям-маглам свободу выбора, отправлять ли их детей в Хогвартс, но вели ли мы учёт того, сколько родителей сказало "нет"? Знаем ли мы, хорошо ли обращаются с этим ребёнком?

Он обвёл взглядом всех присутствующих.

— Ответ в том, что мы понятия не имеем! Насколько нам известно, половина магических детей, рождённых у маглов, могла быть убита, брошена, подвергнута насилию или им просто отказали в праве на их наследие и силы, потому что их родители были слишком напуганы и невежественны в вопросах магии. И мы ничего не можем с этим поделать, так как наши руки связаны, поскольку правительство маглов настаивает, чтобы мы не вмешивались в такие дела. Нам даже не разрешают проверять этих детей, так как, по-видимому, правительство маглов не классифицирует их как "магических". Так что они, по сути, исчезают. А с ростом числа маглорождённых, лишь вопрос времени, когда появится достаточно маглов, знающих о нашем мире через своих детей. Что, если эти маглы объединятся и разоблачат нас?

Он сделал ещё один вдох, чтобы его слова дошли до слушателей.

— Таким образом, чтобы обеспечить нашу дальнейшую секретность и гарантировать, что больше ни один магический ребёнок не подвергнется насилию, я, при поддержке лорда Драко Малфоя из Древнейшего и Благороднейшего Рода Малфоев, разработал "Законопроект Гарри Поттера о защите магических детей". Этот законопроект, как только он станет законом, даст нам право забирать любого магического ребёнка, рождённого у маглов, при рождении и помещать его в приют, откуда его усыновит волшебная семья. Там он будет расти в среде, где его магические способности будут цениться и развиваться, а не презираться и вызывать страх. Где их будут ценить как волшебников и волшебниц, а не бояться и ненавидеть как "уродов" и "мерзавцев", — с жаром продолжил он, вложив особую ярость в последние слова. Гермиона заметила, что его аудитория стала такой же взволнованно-возмущённой, как и он сам. — Этот законопроект также сделает незаконным для любого магла быть опекуном магического ребёнка. Дальнейшие детали изложены в файлах, подготовленных для вас, — и он указал на папки, появившиеся перед ними. — Есть вопросы?

Тут же зал взорвался гулом шёпота. Встал невысокий коренастый мужчина.

— Слово предоставляется мистеру Андерсону, — сказал Председатель. Гермиона узнала Джеймса Андерсона, известного целителя из больницы Святого Мунго, автора многих новых лечебных заклинаний.

— Лорд Поттер, не могу не задаться вопросом: зачем вы создали такой законопроект? Как ни крути, это всё равно похищение! Это то, что сделал бы предыдущий Тёмный Лорд! Что дальше, охоту на маглов сделают законной? — заключил он с усмешкой под одобрительный рёв фракции маглорождённых, неофициальным главой которой он был.

Гарри, казалось, эта страстная речь не смутила. Помолчав, он сказал:

— Мистер Андерсон, во-первых, я выступал против Тома Реддла и его смехотворных идеалов, выступаю до сих пор и буду выступать, пока я жив. Я, в отличие от него, не лицемер. Сказав это, я всё ещё стою за свой законопроект. Этот закон не делает различий между маглорождёнными и чистокровными волшебниками. Наоборот, он устранит эту дискриминацию. Как можно называть маглорождённого маглорождённым, если его родители — волшебники? Он, конечно, не будет знать, что его родители были маглами, и если вы посмотрите в документ перед вами, то обнаружите, что этот законопроект использует недавний акт, сделавший законными некоторые ритуалы крови, так что ребёнок может быть усыновлён магической семьёй по крови, — он сделал паузу, пока Джеймс Андерсон снова изучал законопроект. — Таким образом, они не только сохранят свой первоначальный генетический состав, но и получат прочную связь со своей приёмной магической семьёй. По сути, они смогут претендовать на статус чистокровных волшебников, и со временем даже этот термин исчезнет, и у нас будут просто магические дети. Это даст нам возможность продвигать наши цели равенства. Более того, они не прибудут в Хогвартс совершенно неподготовленными и необученными, и в результате этого они будут магически сильнее.

Пока Гарри говорил, Гермиона заметила, что Джеймс и фракция маглорождённых выглядели уже не столько сердитыми, сколько задумчивыми. Гарри, похоже, тоже это заметил и перешёл к решающему удару.

— Наконец, подумайте вот о чём: ребёнок не будет чувствовать себя чужим. Хотя мы и ввели образовательные реформы, объясняющие новый мир маглорождённым, было отмечено, что они всё ещё не чувствуют себя так же комфортно, как чистокровные волшебники, выросшие в магическом мире. Поэтому они сбиваются в группы и в результате редко заводят друзей вне своего круга. Прямым следствием этого является то, что в конечном итоге они возвращаются в мир маглов. Это не только ставит нас в невыгодное положение, но и увеличивает риск разоблачения. Кроме того, — сказал он со знанием дела, — я думаю, вы понимаете, о чём я говорю, когда упоминаю, что по мере продолжения их магического образования некоторые из этих детей начинают отдаляться от своих родителей и мира своих родителей. Таким образом, не будет причин для такого беспокойства, так как ни дети, ни родители не будут знать о существовании друг друга! Ребёнок вырастет как часть магической семьи, а родителям сотрут память. Маглам не будет причинено никакого вреда; сначала они будут опустошены, но, учитывая, как они плодятся, они забудут об этом меньше чем через месяц и снова захотят размножаться, — пренебрежительно закончил он.

К концу речи Гермиона увидела, что фракция маглорождённых затихла и выглядела странно задумчивой, к её изумлённому отвращению, хотя некоторые (она надеялась) всё ещё не выглядели убеждёнными. Затем Гарри посмотрел на следующий возможный источник потенциального сопротивления — чистокровные светлые семьи. И здесь Гермиона была уверена, что законопроект ждёт крах, как и должно было быть, поскольку они ни за что не согласились бы на это, ведь они твёрдо стояли на стороне Дамблдора, когда он был жив, и, следовательно, разделяли его взгляды. Но они были странно тихими, а некоторые выглядели даже поддерживающими! Гермиона также заметила, что большинство внимательно смотрит на таинственного темноволосого мужчину, сидящего рядом с местами семей Поттер и Блэк.

На Тёмные Семьи надежды не было, и Гермиона знала это наверняка. Они бы с радостью наложили на себя Аваду, если бы это могло насолить маглам!

Председатель подождал недолго, а затем призвал к голосованию. Таинственный незнакомец немедленно встал и сказал:

— Я многое видел за свою жизнь и потому считаю, что этот законопроект... — он сделал паузу, чтобы откашляться. Гермиону смутили его слова; он выглядел слишком молодо, чтобы так говорить, и, если она не ошибалась, был её ровесником.

«А он довольно горяч», — подумала она. — «И кажется весьма утончённым, изысканным и умным. Не то, что Рональд! Эх, если бы я не была замужем...»

Она прекратила эти мысли, как только мужчина снова заговорил (она также заметила, что большинство, если не все, члены Визенгамота смотрели на него с выражением уважения, граничащего с благоговением).

— Прошу прощения, как я говорил, я считаю, что этот законопроект является шагом в правильном направлении в настоящее время. Древнейший и Благороднейший Род Фламелей — за законопроект.

При этих словах Гермиона ахнула. Николас Фламель! Но он же должен был умереть! Дамблдор так сказал! Если только это не родственник или, возможно, потомок?

После того как Фламель сел, встал Невилл. Гермиона давно его не видела и заметила, что он сильно изменился за последние несколько лет. Поэтому она едва узнала его культурный и уверенный голос:

— Древнейший и Благороднейший Род Лонгботтомов также поддерживает законопроект.

Сказав это, он почти лениво опустился обратно в своё плюшевое кресло, и надежда Гермионы на Невилла исчезла быстрее, чем еда с тарелки Рона, а это говорит о многом.

Гермиона была в ужасе и чувствовала себя немного преданной; как Невилл, именно Невилл, мог поддержать это... это безумие? Её потрясение было так велико, что она почти в оцепенении наблюдала, как остальные старшие Светлые Семьи одна за другой голосовали «За». Вскоре за ними последовали их Тёмные коллеги во главе с Драко Малфоем. Затем голосование перешло к младшим семьям. Чтобы ускорить процесс, Председатель попросил поднять руки. Гермиона с новым потрясением заметила, что вся фракция маглорождённых проголосовала за законопроект.

Потрясённая, она даже не заметила, что воспоминание закончилось и она снова стоит перед ухмыляющимся Гарри Поттером.

Словно прочитав её мысли, Гарри заговорил, возвращая её в настоящее и привлекая её внимание.

— Мунган решил скрываться даже после окончания первой войны, так как не был до конца уверен, что Волдеморт погиб. А поскольку он был одним из самых влиятельных политических противников Волдеморта и теперь последним из своей семьи, когда Волдеморт послал своих Пожирателей Смерти уничтожить его и его родных, он счёл разумным оставаться в тени. Мунган помогал за кулисами во время второй войны и до сих пор держится подальше от широкой публики. В наши дни, кроме членов Визенгамота, о том, что он жив, знают только его вассалы, а они не из болтливых. И да, это был Николас Фламель.

— Но он умер! Дамблдор так сказал! Он согласился уничтожить тот камень! — возмущённо сказала Гермиона. — Как он мог быть настолько безответственным, чтобы создать ещё один камень, просто чтобы жить? Если бы Волдеморт узнал...

— Заткнись к чёрту, Грейнджер! — рявкнул Гарри, обрывая её прежде, чем она смогла продолжить свою тираду. — Я устал от твоей притворной святости. Во-первых, тот камень, который уничтожил Дамблдор, не был Философским камнем. Фламель просто обманул Дамблдора, заставив его так думать. После того как он его уничтожил, он просто ушёл в подполье, а Дамблдор так ничего и не понял.

Он ухмыльнулся, глядя на её ошарашенное лицо.

— В ту минуту, когда он услышал, что Дамблдорк... — здесь Гарри закатил глаза (какие только прозвища не придумывают старики), — наконец отправился сосать большой лимонный леденец на небеса, он вернулся. Остальной волшебный мир ничего не понял, и поскольку в широкой публике почти никто не знает, как он выглядит, это было довольно легко. На самом деле никто не знает, как он выглядит. Я подозреваю, что он метаморфомаг...

Он замолчал, погрузившись в мысли.

— Как бы то ни было, — весело сказал он, и на его лице появилась самодовольная улыбка, — что ты думаешь о моей речи? Соответствует ли она твоим высоким стандартам? Я провёл надлежащее исследование и всё такое!

Гарри наблюдал, как её лицо менялось, пока она медленно осознавала сказанное. Он понял, что она всё поняла, когда выражение её лица сменилось с ошеломлённого на абсолютно возмущённое.

— Как ты заставил всех принять этот безумный законопроект? Это же чистое похищение! Как ты можешь быть настолько жестоким, чтобы санкционировать разрыв целых семей? Ты хочешь лишить этих детей родителей, как лишили тебя? — закричала она.

— О, да ради бога. По крайней мере, их не будут колотить, как меня; по крайней мере, их не будут запирать в чулане на целые дни без еды только за то, что они сделали что-то, что не могли контролировать. Если есть хотя бы ещё один ребёнок, с которым обращаются так же, как со мной, по тем же причинам, то, по моим меркам, это уже стоит того!

— Я согласна, что тебе пришлось нелегко, но нельзя судить всё население маглов по нескольким случаям! — сказала Гермиона. — Я понимаю, что у тебя было плохое детство, и мне жаль, что мы сначала тебе не поверили, но ты не можешь этого делать! Гарри, есть хорошие маглы, и ты это знаешь! Посмотри на моих родителей! Я же выросла нормальной! — страстно продолжала она, надеясь, что её теперь уже бывший друг поймёт, что она пытается сказать.

Но Гарри это не тронуло.

— К сожалению, у нас не так много доказательств того, что они были хорошими, не так ли? У нас есть только твоё слово, что они хорошие люди. А из моего личного опыта я знаю, что дети, подвергшиеся насилию, редко признаются в этом, — сказал он с деловым видом. — Кроме того, твои слова полностью противоречат твоим действиям, не так ли? — промурлыкал Гарри с выражением триумфа в глазах.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь, — настороженно сказала Гермиона.

— О, неужели? — Гарри ухмыльнулся. — Разве ты не стёрла все без исключения воспоминания своих родителей о себе через несколько дней после возвращения домой из Хогвартса в конце шестого курса? Мне кажется, я помню, что ты это сделала. И, кстати, отличная работа, должен сказать, я был вдохновлён твоей техникой решения проблемы. В конце концов, как ты заметила, та же самая техника будет использоваться для обеспечения соблюдения ЗГПоЗМД!» (Прим. пер.: Закон Гарри Поттера о Защите Магических Детей).

У Гермионы отвисла челюсть.

— Я... ты прекрасно знаешь, почему я это сделала! Я думала, что они станут мишенью для Волдеморта! Это было после смерти Дамблдора! И в то время мы собирались охотиться за последними тремя его крестражами! Откуда мне было знать, что ты просто уйдёшь посреди ночи у всех под носом, сделаешь его смертным и прикончишь его в течение лета? Я тебе всё это рассказывала! — сказала она, понизив голос до смертельного шёпота в конце.

— Да неужели? — протянул Гарри. — Ну да, именно так ты и говорила. Слово в слово, на самом деле. Я где-то читал, что признак лжи — это когда человек повторяет историю слово в слово каждый раз, когда ему задают вопрос. Подозрительно... Ты также заставила их переехать в Австралию. Так что, я полагаю, вопрос в том, потрудилась ли ты восстановить их воспоминания? Хм-м? — он вопросительно поднял бровь. — Ах да, ты ведь этого не сделала, — сказал он в оглушительной тишине, последовавшей за этим вопросом. — Мистер и миссис Грейнджер до сих пор думают, что они кто-то другие и живут в Австралии... они до сих пор говорят "g'die, mate" при каждой встрече с незнакомцем, вероятно, кричат "Aussie, Aussie, Aussie! Oy, Oy, Oy!" на каждом крикетном матче, который смотрят, борются с крокодилами и аллигаторами, уворачиваются от акул на своих сёрфбордах и продолжают говорить с этим ужасным, ужасным акцентом, коверкая английский так, как мантикора не изувечит человека, — насмешливо сказал он, грубо, но точно спародировав австралийский акцент.

— Ты прекрасно знаешь, что я искала их, Поттер! — процедила кипящая от ярости Гермиона Уизли, в девичестве Грейнджер. — И ты также знаешь, напыщенный болван, что, несмотря на то, что мы вдвоём с Роном искали их по всей стране целый месяц, мы не смогли найти и следа!

— Гермиона, не выражайся! — сказал Гарри притворно-шокированным голосом. Увидев, как ведьма нахмурилась ещё сильнее, он ухмыльнулся и сказал: — Рон, должно быть, действительно на тебя влияет, раз ты так много ругаешься за такое короткое время. Хотя, я ожидал, что это произойдёт, сомневаюсь, что этот придурок когда-нибудь станет цивилизованным в этой жизни.

В ответ он получил лишь рычание.

— О-о-о, я разозлил малютку Герми? — сказал Гарри притворным детским голосом. — Как бы то ни было, — продолжил он нормальным голосом, — это ты говоришь, что вы их не "нашли". Но какие у тебя есть доказательства в поддержку твоего утверждения? Спорю, вы всё это время целовались каждые две минуты и по ночам трахались как кролики. Я не удивлюсь, если австралийские власти внесли вас в свой список наблюдения за то, что вы нанесли психологическую травму на всю жизнь стольким маленьким детям.

— Мы этого не делали! — сказала Гермиона шокированным голосом.

— Да неужели? — протянул он. — И что мешало тебе немедленно отправиться на поиски родителей? В конце концов, Волдеморт потерпел поражение к концу июля. У тебя был целый месяц, чтобы найти их и вернуться в школу в сентябре. Я уверен, что тот факт, что в Австралии во время Рождества лето, никак не повлиял на твоё решение поехать именно на рождественские каникулы. О нет, определённо нет! И тот факт, что вы поженились через несколько недель после возвращения (с хорошим загаром, кстати), был просто обычным совпадением! Чёрт, и уж тем более было совпадением, что у вас двоих родился ребёнок всего восемь месяцев спустя. О да, это, безусловно, было ещё одно из тех необъяснимых совпадений! — сказал Гарри с голосом, полным сарказма.

— И судя по прелестному багровому оттенку твоего лица, похоже, я прав! — торжествующе воскликнул он. — Похоже, Бон-Бон и Герми сделали что-то очень-очень плохое! О, это просто бесценно! Гермиона "Я-придерживаюсь-чёртовых-правил" Грейнджер спит со своим парнем за спиной его матери. Что бы сказала Молли? Спорю, она бы назвала тебя распутницей или ещё как-нибудь похуже.

— Я... дело не в этом! Мы говорим об этом неэтичном законопроекте, а не о том, что я или мой муж могли делать в прошлом, — выпалила Гермиона. — Кроме того, — продолжила она с высокомерным видом, — по крайней мере, я начала свою сексуальную жизнь раньше тебя. А что насчёт тебя? Чёрт, спорю, тебе пришлось на коленях умолять, чтобы хотя бы прикоснуться к груди Гринграсс! Спорю, она даже не позволила тебе прикоснуться к ней, не говоря уже о сексе! На самом деле, я уверена, что ты всё ещё девственник!

— Серьёзно, Грейнджер? Это лучшее, что ты смогла придумать? Фраза "я уже не девственница, а ты всё ещё да"? Сколько тебе лет, пятнадцать? Мерлин! И к твоему сведению, когда держаться за руки было для вас двоих, придурков, ещё большим шагом, я уже давно научился некоторым очень особенным вещам от очень красивых девушек! Или ты действительно думала, что я каждый раз, когда пропадал из виду и возвращался поздно, сидел в кабинете этого старого пердуна? — усмехнувшись, сказал Гарри. — И не будем забывать, что у меня уже есть сын, и ещё один ребёнок на подходе. И самое забавное, что, поскольку я глава трёх разных Древнейших и Благороднейших родов, мне нужно жениться ещё дважды, и самое лучшее — Дафна совершенно не против всего этого! Так что скоро я женюсь на Джинни и Габриэль Делакур! Ах, это будет настоящее веселье, — мечтательно сказал Гарри.

— Но это варварство! — выпалила Гермиона. — Как магический мир может быть настолько отсталым, чтобы разрешать многожёнство? Отвратительно! И как ты вообще стал главой рода Слизеринов?

— И именно поэтому, Грейнджер, люди тебя не любят, и именно поэтому ты так и не стала старостой школы. Всё, что ты делаешь, — это сидишь и проповедуешь о том, какой отсталый и варварский волшебный мир, и воротишь нос от всего остального. Что ж, напомню, ты пришла в волшебный мир по собственной воле. Тебя не заставляли. Если у тебя были с этим проблемы, то тебе следовало вернуться к жизни маглов, — усмехнулся Гарри. — Или ты забыла об этом? В конце концов, это именно то, что ты сказала мне много лет назад!

И Гермиона ясно помнила, что так и было. В конце их пятого курса, после фиаско в Отделе Тайн, когда Гарри планировал сбежать, она сказала именно эти слова.

Гермиона всё же продолжила.

— Это была совершенно другая ситуация!

— О, определённо! — перебил её Гарри. — Ведь тебе нужно было, чтобы я делал за тебя грязную работу, не так ли? По приказу этого старого болвана, не удивлюсь! Я знаю о деньгах, которые он давал тебе, Рону и Молли, чтобы держать меня в узде.

Он наблюдал, как на её лице отразился шок.

— Полагаю, хорошо, что это было не из моего хранилища, иначе мне было бы очень трудно не убить вас всех в ту же секунду, как только я увидел бы вас! А так, мне было действительно трудно было притворяться, что между нами всё в порядке на седьмом курсе!

На глаза Гермионы навернулись слёзы.

— Ты изменился за последние несколько лет, Гарри! Тот Гарри, которого я знала, никогда бы не поддержал этот законопроект! Он бы сделал то, что правильно! Он бы боролся с этим законопроектом изо всех сил! Он бы также сделал всё, чтобы спасти волшебный мир! — зарыдала она.

Гарри безрадостно рассмеялся.

— Конечно, он бы так сделал, потому что тот Гарри был не более чем питомцем Дамблдора, его марионеткой. Дамблдор, а следовательно и ты, хотели героя для волшебного мира, не так ли? — ядовито сказал он. — Вы были полны решимости добиться своего и манипулировали мной довольно долго, прежде чем я, так сказать, поумнел. И ты хотела мира, где маглорождённых не будут преследовать. Что ж, ты получила то, чего желала.

— И ты называешь это "равными правами"? — недоверчиво сказала Гермиона, забыв о слезах.

— Конечно! — пренебрежительно сказал Гарри. — В конце концов, нельзя дискриминировать маглорождённых, когда маглорождённых больше не останется! Скоро все будут просто волшебниками, как я и сказал Визенгамоту, — он указал на Омут Памяти.

— Ты же не серьёзно! Я знаю, что хотела равных прав и отсутствия дискриминации маглорождённых, но не так! Не за счёт маглов!

— Что ж, твои проблемы! Если тебе это не нравится, то тебе следовало самой что-то сделать. Не жди, что я буду делать твою работу за тебя. Я не твой домашний эльф! — сказал он, подчеркнув последнее слово, зная, что это разозлит её ещё больше. — Полагаю, маглы правы, когда говорят: "Бойся своих желаний...".

— Дамблдор был бы очень разочарован в тебе, если бы был жив, Гарри, — сказала Гермиона разочарованным голосом.

Гарри рассмеялся.

— Я всё ждал, когда ты разыграешь карту Дамблдора, Грейнджер.

Он стал серьёзным.

— Но Дамблдора здесь нет, не так ли? Его убил этот предатель Снейп, — сказал он со странным выражением удовлетворения на лице. — Кстати, забавный факт: Снейп тоже вырос в жестокой среде маглов из-за своего грязного отца. Теперь ты понимаешь? Если бы этот закон был придуман и протащен раньше, то такие люди, как Снейп, на самом деле были бы гордостью общества. То же самое можно было бы сказать и о Томе Реддле. Он тоже вырос в жестокой среде маглов. Представь, где бы мы были, если бы таких детей спасли. Я планирую предотвратить появление будущих Томов Реддлов и Снейпов! — величественно закончил он. — А теперь, если тебе больше нечего сказать, не могла бы ты уйти? Как бы я ни наслаждался этой нашей беседой спустя бог знает сколько времени, у меня есть работа, к которой нужно вернуться.

— Я не спущу это с рук, Поттер! Я буду бороться с этим законопроектом до последнего! — сказала Гермиона.

Она наклонилась над его огромным столом.

— Не рассчитывай, что я сдамся!

— На самом деле, ничего не получится, и тебе придётся подчиниться, учитывая, что это уже часть закона и что ты, так уж вышло, работаешь в Отделе магического правопорядка.

— Ещё нет! Он всё ещё должен получить одобрение остального Министерства, а затем и остальной общественности, чтобы его не отменили! — сказала Гермиона с маниакальным блеском в глазах.

— Не будь наивной, Грейнджер, он пройдёт и станет частью закона... Я это обеспечил! Весь Визенгамот его одобрил.

— Надежда ещё есть! — с этими словами Гермиона встала и, фыркнув, вылетела за дверь, хлопнув ею за собой.

— Будь нежнее с лифтом, Грейнджер! — донёсся до неё голос Гарри, когда она уходила. Она слышала, как он усмехнулся, словно мог видеть её поднятый средний палец сквозь закрытую дверь.

Гарри проводил её насмешливым взглядом.

«Глупая девчонка», — подумал он. — «Может, в школе она и была самой блестящей ведьмой своего возраста, но с тех пор она так и не повзрослела. Она всё та же наивная, властная девочка, зацикленная на произношении "Вингардиум Левиоса". Ну, неважно».

Он посмотрел на письма от разных глав отделов, соглашавшихся с новым законом, а также на письмо, которое он собирался отправить редактору "Ежедневного пророка".

«Она только играет мне на руку, пытаясь бороться с этим».

Он тихо рассмеялся и в порыве веселья закружился на своём вращающемся кресле, радостно улюлюкая. Наконец он успокоился и посмотрел на стену за спиной.

В центре среди других портретов предыдущих Председателей Визенгамота висел портрет старика с длинной седой бородой и волосами. Отличие этого портрета от остальных заключалось в том, что, в то время, пока другие портреты притворялись спящими или действительно спали, этот был зачарован так, чтобы его обитатель не мог двигаться или взаимодействовать с внешним миром.

Гарри лениво махнул рукой в сторону портрета, накладывая целый ряд чар приватности и безопасности, чтобы единственный, кто мог его слышать, был обитатель портрета. Затем он повернулся и посмотрел в печальные голубые глаза обитателя портрета с ноткой злорадства в своих слабо светящихся зелёных глазах.

— Я победил, старик, — тихо сказал он. — Первая стадия моих планов уже завершена, вторая близка к завершению. Скоро я заложу основу для третьей стадии, и после этого мир вступит в новую эру, во главе со мной... первым императором чисто магической Земли.

Он холодно рассмеялся.

— И всё это благодаря тебе, Дамблдор. Ты должен гордиться, твоё оружие более чем оправдало твои ожидания! В конце концов, ты сам позаботился о том, чтобы эта ситуация произошла.

Сказав это, Гарри вернулся к тому, чем занимался до того, как его прервали, мысленно планируя гибель мира маглов. И Возвышение Волшебников.

Примечание автора:

Эта глава, да и вся история в целом, может содержать штампы. Я это знаю и признаю. О, и все временные рамки сдвинуты на семь лет относительно канона. То есть пятый год обучения Гарри в каноне пришелся на 1995-1996 годы, а в данном фанфике это 2002-2003 годы.

2010

Гарри Поттер размышлял о жизни, сидя в своём хорошо обставленном кабинете в родовом поместье. Он время от времени отпивал из стакана с огневиски, который держал в руке, и смотрел на огонь в камине перед собой.

Сегодняшнее утро началось со стычки с его бывшей подругой Гермионой Грейнджер. Впрочем, «стычка» — это мягко сказано; скорее, это была яростная ссора.

Гарри подумал, что хорошо, что на дверях его кабинета было установлено заглушающее заклятие, автоматически отсекавшее все звуки, как только двери закрывались. Будь это кабинет магла, визги этой гарпии услышал бы весь этаж — в этом Гарри был уверен. А так у него просто до сих пор звенело в ушах от её голоса.

«Она всегда была такой пронзительной, — подумал Гарри, — или жизнь с матриархом Уизли и её придурковатым мужем развила её крикливые способности?»

Гарри немного позабавил себя мыслями о том, как Гермиона Грейнджер сидит с Молли Уизли в одной из тех акустических комнат и занимается вокалом, а Молли время от времени прерывает её советами («Нет-нет, милочка, гласную "А" нужно тянуть вот так... а здесь добавь побольше резкости...»), прежде чем он снова стал серьёзным, и его мысли вернулись к теме их разговора.

Закон Гарри Поттера о защите магических детей, или, как он любил его называть, ЗГПоЗМД, (он всё ещё привыкал к тому, что его имя может быть связано с чем-либо, а тем более с важными законодательными актами) был важной частью его планов для волшебного мира.

Это была безумная идея, состряпанная двумя потерянными шестнадцатилетними бывшими школьными соперниками, которые по-настоящему ощущали давление мира на своих плечах, хотя и по разным причинам, и которые решили напиться хотя бы раз, чтобы забыться. Забыть ожесточённое соперничество, которое когда-то было между ними, о том, что они оба были пешками на противоположных сторонах войны, которая на самом деле велась между двумя ожесточёнными стариками-манипуляторами, давно заслуживавшими смерти; войны, которая никогда по-настоящему не закончится, пока жив один из упомянутых стариков; войны, которая, вероятно, навсегда положит конец существованию волшебного мира.

Поэтому ни один из них даже в самых смелых мечтах не предполагал, что кто-то когда-либо заинтересуется их пьяными бреднями, а тем более, что этот кто-то сможет составить из них связный план.

Хотя, учитывая, что этот самый «кто-то» умудрился совершить невозможное и успешно обманул смерть почти семьсот лет назад и продолжает это делать до сих пор, это не должно было так уж удивлять.

Он определённо далеко продвинулся в своей жизни. Он больше не был тем одиннадцатилетним мальчиком с широко раскрытыми глазами, который видел в Хогвартсе убежище от жестоких родственников; не был он и тем наивным пятнадцатилетним подростком, который видел мир только в чёрно-белом цвете и был убеждён, что Дамблдор всегда прав.

Гарри точно помнил, когда всё для него изменилось. Тот самый момент, когда он перестал быть пешкой Дамблдора и наконец увидел мир таким, какой он есть, и понял, что нужно делать.

2003

Шрам Гарри разорвался, и он понял, что умер: это была боль за гранью воображения, боль, которую невозможно вынести...

Он исчез из зала, он был заключён в кольца существа с красными глазами так туго, что Гарри не знал, где кончается его тело и начинается тело существа: они сплавились воедино, связанные болью, и не было спасения...

И когда существо заговорило, оно использовало рот Гарри, так что в своей агонии он почувствовал, как двигается его челюсть...

— Убей меня, Дамблдор...

Ослепший и умирающий, каждая часть его тела молила об освобождении, Гарри почувствовал, как существо снова использует его...

— Если смерть — ничто, Дамблдор, убей мальчишку...

«Пусть боль прекратится, — подумал Гарри, — пусть он убьет нас... покончи с этим, Дамблдор... смерть — ничто по сравнению с этим... и я снова увижу Сириуса...»

И когда сердце Гарри наполнилось эмоциями, кольца существа ослабли, боль медленно утихала. Воодушевлённый, Гарри надавил... он подумал о своих родителях, как они на последнем издыхании пытались спасти его, как они, даже из-за могилы, сделали то же самое годы спустя.

Он снова подумал о Сириусе; как тот предложил Гарри шанс навсегда уехать от Дурслей, шанс на новую жизнь и связь с его погибшими родителями, и чувство в нём нарастало.

В то же время в Отделе Тайн, незаметно для оставшихся там бойцов, запертая дверь внезапно ярко засветилась по краям, наполнив входной зал интенсивным, но успокаивающим светом.

Существо внезапно отпустило Гарри, когда он почувствовал сильный всплеск эмоций, который какая-то малая часть его сознания опознала как любовь. Затем Гарри оказался в пустоте, наполненной бурлящей белой силой. Перед ним была чёрная масса, окружённая зелёной и красной энергией.

Тёмное присутствие, которое было осколком души Волдеморта, застрявшим в шраме Гарри, сдерживалось Светлым Кровным Оберегом, который Лили Поттер наложила на своего сына. Однако, как и все формы могущественной Древней Магии (Тёмной или Светлой), этот оберег питался сильной эмоцией, которой в данном случае была любовь.

К несчастью, Дамблдор непреднамеренно ослабил этот оберег, когда, не до конца понимая его природу, поместил Гарри в дом, где его в худшем случае ненавидели, а в лучшем — относились с холодным безразличием. Поскольку эти эмоции были противоположны любви, кровный оберег немного ослаб. Этого было достаточно, чтобы осколок души сформировал магическую связь с Гарри.

Именно из-за этого Гарри мог говорить на парселтанге, а также владел палочкой-сестрой палочки Волдеморта.

Затем этот оберег был ослаблен ещё больше, когда Волдеморт использовал кровь Гарри, чтобы восстановить своё тело. Таким образом, связь между осколком души и Гарри стала ещё крепче.

Однако, по иронии судьбы, использовав кровь Гарри, Волдеморт сам стал своего рода крестражем для Гарри.

Во время одержимости Волдемортом кровный оберег временно пал, так как, к неведению Волдеморта, его искалеченная душа почти соединилась с осколком в шраме Гарри. Однако им это не удалось, так как Гарри вытолкнул Волдеморта.

Остановись Гарри на этом моменте, оберег был бы восстановлен силой, к которой он получил доступ в Комнате Любви, и его собственной магией.

Но всё это было неизвестно Гарри, когда он смотрел на чёрную массу. Он чувствовал исходящую от неё силу, зловещую и в то же время странно опьяняющую. Он не знал, как долго он стоял, глядя на неё: несколько секунд, часов, дней или десятилетий? Время, казалось, остановилось, пока он смотрел на то, что было перед ним, прежде чем он протянул руку... навсегда меняя ход истории волшебного мира.

Гарри чувствовал неправильность присутствия массы перед ним и знал, что она должна исчезнуть. В то же время он чувствовал силу, которую она таила. Она опьяняла его... взывала к тьме в его душе, порождённой его далеко не счастливым детством и различными испытаниями, которые он пережил позже за годы учёбы в Хогвартсе... и впервые в жизни он к ней прислушался.

В тот миг, когда он соприкоснулся с ней, он почувствовал, как сила вливается в него. Тут же тёмное присутствие, заключённое внутри, начало сопротивляться, пытаясь высосать из него жизнь.

Но Гарри это не остановило. Он, со всей своей немалой силой воли, собрал новообретённую силу внутри себя и нанёс ответный удар. У Гарри также было явное преимущество в виде целой души, так что у осколка души Волдеморта не было особых шансов. Когда сила хлынула в него, она принесла с собой какофонию образов и звуков, обрывочных воспоминаний и мыслей.

Как раз когда Гарри почувствовал, что может взорваться от притока силы и потерять рассудок от всех чужеродных мыслей в своём разуме, всё внезапно прекратилось. Затем внезапную тишину нарушил душераздирающий крик, и зловещая чёрная масса перед ним исчезла.

Гарри открыл глаза и обнаружил, что смотрит в пол атриума Министерства, а голова раскалывается от боли. Влажное ощущение на лбу в сочетании с медным запахом крови и болью в шраме подсказали ему, что шрам разорвался и кровоточит. Затем Гарри медленно и осторожно поднялся на ноги, опираясь на стену.

Поднимаясь, он рассеянно заметил, как из его шрама вышло несколько струек мерзкого на вид чёрного дыма. Дезориентированный, он едва заметил, как Волдеморт на мгновение появился и исчез с рыдающей Беллатрисой прямо на глазах у министра и половины Министерства.

Альбус Дамблдор на мгновение взглянул на Гарри, чтобы убедиться, всё ли с ним в порядке, прежде чем обратить своё внимание на Фаджа, который в этот момент, пошатываясь и с белым как мел лицом, двинулся вперёд в сопровождении оживлённых Дамблдором золотых статуй, за которыми следовали его столь же бледные авроры и потрясённая Амелия Боунс.

— Он был здесь! — крикнул мужчина в алой мантии с хвостом, указывая на груду золотых обломков, оставшихся от оживлённой статуи волшебника, которая несколько мгновений назад удерживала Беллатрису. — Клянусь, это был Сами-Знаете-Кто, мистер Фадж. Он забрал ту женщину и только что аппарировал!

— Я тоже его видел, Уильямсон, — пролепетал бледный Фадж. — Он был прямо здесь! В самом Министерстве! — продолжал бормотать Фадж, сокрушаясь о состоянии Фонтана, пока Дамблдор не привлёк его внимание.

В другой раз Гарри испытал бы ликование и злорадное удовольствие при виде лица министра, когда наконец-то было доказано, что он прав, что он не «сумасшедший, ищущий внимания лжец, пытающийся дестабилизировать магический мир, разжигая панику», как считал министр. Но Гарри был слишком уставшим, чтобы что-либо чувствовать. Потеря крёстного ещё не до конца дошла до его сознания, а схватка с Волдемортом отняла у него слишком много магических сил.

Поэтому он устало наблюдал, как Дамблдор принялся в своей утончённой манере втирать Фаджу в лицо тот факт, что всё это время он был прав, прежде чем почти приказать Министру магии послать нескольких своих авроров для задержания Пожирателей Смерти, схваченных в Отделе Тайн.

Затем Дамблдор взял голову статуи, превратил её в портключ до своего кабинета (к бессильному неудовольствию Фаджа) и отдал его Гарри.

Гарри оцепеневше взял портключ и, почувствовав знакомый рывок в районе пупка, был перенесён в кабинет директора в Хогвартсе, где его вера в Дамблдора будет подорвана ещё сильнее.

Примерно через час Гарри, пошатываясь, вышел из кабинета Дамблдора, в его голове царил водоворот самых разных эмоций, главными из которых были гнев, горе и шок, за которыми следовало глубокое ощущение предательства. Всего несколько минут назад Дамблдор счёл нужным наконец открыться Гарри и рассказать ему, что он должен был знать гораздо раньше. Достаточно сказать, что Гарри был очень недоволен прошлой скрытностью Дамблдора.

«По крайней мере, хорошо, что Дамблдору понадобилось почти полчаса, чтобы прийти и перевернуть мой мир с ног на голову», — подумал Гарри. Это дало ему время, необходимое, чтобы собраться с силами и адекватно выразить своё недовольство. Разрушение половины кабинета директора было, мягко говоря, весьма удовлетворительным. И учитывая то, что Дамблдор ему открыл, Гарри не мог найти в себе ни йоты вины за уничтожение всех этих дурацких серебряных приборов.

Под всем этим скрывалось довольно странное чувство, которое испытывал Гарри; он не мог дать ему название. Хотя, если бы его попросили, он бы описал его как «дезориентация».

Как бы то ни было, Гарри с трудом верил, что всё ещё утро. Прямо сейчас ему хотелось уснуть и не просыпаться. Никогда.

Гарри направился к гриффиндорской башне, но остановился на полпути. Он был не в настроении для человеческого общества сейчас, а тем более для компании пустых, сопливых, незрелых подростков. Ему нужно было подумать, разобраться в беспорядке, царившем у него в голове. В месте, о котором мало кто знал.

Размышляя об этом, он наконец принял решение и, решившись, направился к гобелену с Варнавой Вздрюченным, где, пожелав найти тихое место для отдыха и размышлений, вошёл в дверь, которая материализовалась на пустом участке стены напротив гобелена.

Гарри вошёл в Выручай-комнату и обнаружил нечто похожее на маленький луг под безоблачным небом. Он лёг на небольшую возвышенность в центре поля и обнаружил, что земля на ощупь была не такой, как он ожидал. Она была мягкой, как его кровать с четырьмя столбиками в гриффиндорской спальне; на самом деле, он бы сказал, что она была даже удобнее его кровати. «Весьма странное, хотя и приятное ощущение», — рассеянно подумал Гарри, прежде чем его мысли вернулись к тому, что только что произошло.

Во-первых, его крёстный отец умер, и здесь глаза Гарри начали блестеть; Сириус был первым взрослым в жизни Гарри, который действительно заботился о нём и только о нём. Конечно, у него были миссис Уизли и Ремус, но это было не то. Миссис Уизли была матерью его друга, а Ремуса он, по сравнению с другими, знал не так уж хорошо. Гарри не был слеп к недостаткам Сириуса; он знал, что Сириус был немного дерзким и безрассудным, имел склонность действовать, прежде чем подумать, а также, как считал Гарри, был немного не от мира сего и незрелым. Но, с другой стороны, он просидел в заточении довольно долго, и дементоры определённо должны были повлиять на его разум. Либо так, либо безумие — всё-таки семейная черта Блэков, подумал Гарри, вспоминая Беллатрису и то, какой садистски сумасшедшей она была.

Его настроение омрачилось при мысли о Беллатрисе. Гарри нахмурился, увидев её ухмыляющееся лицо в своём воображении. «Однажды я убью эту суку», — со злобой подумал он, представляя, как её тело корчится от боли под его палочкой.

Гарри резко остановился, осознав, какое жестокое направление приняли его мысли. Он же не хотел пытать Беллатрису, не так ли? Но маленькая часть его, о которой он раньше не слышал, хотела. Она жаждала её крови, звука её мучительных криков; удовлетворения от наблюдения за болью в её глазах, когда жизнь медленно и мучительно покидала её тело...

На этом Гарри очнулся от своих мыслей. Что это было? Он удивился, будучи уверенным, что никогда раньше не испытывал ничего подобного ни к кому, и смущённый тем, почему его это не особенно беспокоило. Содрогнувшись, он снова сосредоточился на событиях последних нескольких часов.

Мысли о Беллатрисе, естественно, привели его к инциденту в атриуме, где он пытался использовать на ней проклятие Круциатус. Затем они перешли к дуэли между Дамблдором и Волдемортом. Гарри был в восторге от мощи, которую продемонстрировали эти два волшебника. «Вот это, — подумал он, — настоящая магия». У Гарри внезапно появилось новое желание учиться больше, глубже погружаться в тайны магии, чтобы по-настоящему увидеть, что можно сделать, когда раздвигаешь границы.

В конце концов, его мысли переключились на последствия битвы и его последующую одержимость Волдемортом. Он содрогнулся — это был опыт, который он не хотел бы повторять! Он всё ещё чувствовал последствия этого испытания. Хотя он чувствовал себя... каким-то другим... словно это изменило его навсегда. Он не знал почему или как, но чувствовал это нутром.

Наконец, его мысли обратились к событиям в кабинете директора. Его настроение снова испортилось. Дамблдор сказал много вещей, которые его разозлили. Прямо и косвенно; во-первых, это трижды проклятое пророчество. Гарри не мог поверить, что Дамблдор не счёл нужным рассказать ему об этом раньше. Конечно, какая-то его часть понимала, что тогда он был слишком молод, и это было тяжёлое бремя для кого угодно, не говоря уже о пятнадцатилетнем подростке.

Дуэль между Дамблдором и Волдемортом определённо открыла Гарри глаза на суровую реальность того, кем на самом деле был Волдеморт. Была причина, почему Волдеморта считали Самым Страшным Тёмным Лордом Современности, почему люди боялись даже называть его имя. Волдеморт был смертельно опасен! Гарри повезло, что он до сих пор выживал; он знал, что Волдеморт недооценивал его раньше. Он знал, что во всех его столкновениях с Волдемортом его спасала удача. Если бы Волдеморт не был так одержим позёрством и решил бы покончить с Гарри, променяв браваду и удовольствие на практичность и удобство, и если бы он отнёсся к Гарри так же серьёзно, как к Дамблдору, у Гарри не было бы ни шанса.

В следующий раз, когда они встретятся, Волдеморт определённо не будет играть в игры, это Гарри знал наверняка. «Значит, мне придётся найти способ сделать так, чтобы он был не в лучшей форме», — подумал он.

Гарри задался вопросом, почему Дамблдор не приложил больше усилий, чтобы обучить его. Он знал, что в конечном итоге всё сведётся к нему и Волдеморту, так почему бы не сделать что-нибудь? В конце концов, Дамблдор проявлял живой интерес к его жизни...

Внезапно Гарри вскочил, вспомнив часть своего последнего разговора с Дамблдором:

Дамблдор на мгновение посмотрел на залитые солнцем лужайки за окном, затем снова посмотрел на Гарри и сказал: «Пять лет назад ты прибыл в Хогвартс, Гарри, в целости и сохранности, как я и планировал. Ну... не совсем в целости. Ты страдал. Я знал, что так будет, когда оставил тебя на пороге дома твоих тёти и дяди. Я знал, что обрекаю тебя на десять тёмных и трудных лет».

Последние несколько предложений звенели в голове у Гарри. Дамблдор знал! Он знал о моей жизни у Дурслей и НИЧЕГО не сделал!

У Гарри потемнело в глазах, в ушах странно зазвенело, пока его разум стремительно обрабатывал эту информацию, обнаруживая новые, ранее не замеченные связи и приходя к новым выводам.

Его первое письмо в Хогвартс, адресованное в чулан; это было настоящим доказательством того, что если не Дамблдор, то по крайней мере МакГонагалл знала! В конце концов, она лично подписывала письма... как она могла этого не заметить? Его вывод был таков: она не могла не заметить, она была слишком умна для этого, так что либо она не знала о фактах, либо не стала разбираться в этом вопросе дальше, чем просто уведомить Дамблдора. Оба сценария были не слишком утешительными. Он отказывался верить в третью возможность — что она знала, но ей было всё равно. Эта ситуация была слишком ужасна, чтобы её даже представить.

Затем были мужчина в фиолетовом цилиндре, Дедалус Дингл, и женщина в зелёном платье, Эммелина Вэнс. Гарри знал, что видел их где-то раньше, и тут он понял, где именно, и осознал значение этого: он встречал их ещё до того, как узнал о Хогвартсе. «Так что они, похоже, шпионили за мной всю жизнь, и при этом ничего не сделали?» — кипел от ярости Гарри.

Затем у Гарри случилось ещё одно прозрение: миссис Фигг. Он только прошлым летом узнал, что она была сквибом и состояла в Ордене Дамблдора. Непроизвольно в его памяти всплыло воспоминание о встрече с ней и часть того, что она сказала:

«...Прости, что я доставляла тебе столько неприятностей, Гарри, но Дурсли никогда бы не отпустили тебя ко мне, если бы думали, что тебе это нравится...»

— Она тоже знала, — в ужасе прошептал Гарри. — Она знала и НИЧЕГО не сказала! — последние слова Гарри выкрикнул.

В этот момент что-то в Гарри сломалось, и он издал первобытный крик ярости и гнева, высвободив свою магию потоком эмоций. По лугу пронёсся ветер, а над головой в симулированном небе сгустились тучи. В комнате вспыхнули защитные чары ярким калейдоскопом цветов, сдерживая вспышку необузданной магии.

Наконец, стресс и недостаток сна взяли своё, и ярость Гарри быстро угасла. Истощённый, Гарри отключился, почти без чувств.

Пока Гарри терял сознание, его разум всё ещё был в опасности. Осколок души Волдеморта внутри него был уничтожен, однако не окончательно...

Душа, по сути, состоит из личности волшебника и его врождённой магии. Чтобы сформировать личность, нужен опыт. Опыт — это подсознательный мыслительный процесс, нечто, что укореняется в мозгу. В основном, это то, что можно было бы назвать «мышечной памятью». В нормальных условиях, если бы Гарри не впал в приступ ярости и почти полностью не истощил свою магию, того небольшого количества магии, что осталось в его теле после различных сражений с Пожирателями Смерти и Волдемортом, было бы достаточно, даже в его измождённом состоянии (Гарри, в конце концов, был могущественным волшебником), чтобы стереть это. К сожалению, приступ Гарри вызвал магическое истощение, оставив его тело практически без магии на данный момент.

Таким образом, остатки осколка души смогли бы восстановиться, но остаться отдельными, по сути, вернув Гарри к исходной точке. В конечном итоге они были бы поглощены душой Гарри, когда тот восстановил бы достаточно магии для борьбы, но это могло бы привести к тому, что Гарри оказался бы на уютной кровати в палате для неизлечимых пациентов больницы Святого Мунго.

В конце концов, общественное мнение таково, что шизофрения — это нехорошо. И люди, страдающие ею, считаются опасными для общества, особенно если их альтернативной личностью является Тёмный Лорд.

Однако Гарри повезло оказаться в сердце почти разумного волшебного замка.

Выручай-комната была спроектирована Ровеной Рейвенкло при помощи трёх других основателей (не то чтобы она когда-либо в этом признавалась) как своего рода центр управления и укрытие на случай, если замок когда-либо попадёт в осаду «этих грязных маглов-язычников» (слова Гриффиндора, хотя ни он, ни любой историк никогда в этом не признается), населявших мир.

В каком-то смысле это был вклад Рейвенкло в оборону замка на случай необходимости. Гриффиндор и Хаффлпафф создали защитные чары как первую линию обороны, в то время как Слизерин решил, что василиск будет хорошей последней линией обороны (неважно, что проклятая змея представляла бы такую же опасность для защитников, но когда тебя всё равно собираются захватить и сжечь заживо на костре, смерть от взгляда василиска на удивление предпочтительнее!).

Однако защитные чары первой линии ни разу не подвели и поэтому, к большому разочарованию Рейвенкло (в чём она бы тоже никогда не призналась), Комната так и не понадобилась.

С веками, когда магический мир становился всё более безопасным и изолированным от мира маглов, а замок — скорее школой, чем оборонительным сооружением, первоначальное предназначение Комнаты было забыто, и её стали использовать для более прозаичных целей. Со временем, по мере накопления магии в замке и в комнате, и по мере того, как замок становился всё более разумным, комната также менялась и эволюционировала, пока не достигла своего нынешнего вида.

Комната также, весьма причудливым магическим образом, находилась в центре замка, который располагался точно на пересечении четырёх крупных линий леи (настоящая причина, по которой Основатели выбрали это место для строительства своего замка), поэтому в этой области была хорошая концентрация магии.

Замок почувствовал, что волшебник, лежащий без сознания прямо в центре его сердца, находится в большой беде и нуждается в помощи. Поэтому он начал перекачивать небольшую часть своей магии, чтобы помочь мальчику.

Это помогло интегрировать осколки души в душу Гарри, незначительно изменив саму его природу. Гарри, вдобавок к ранее приобретённой способности говорить со змеями, получил опыт в дуэлях — то, что Волдеморт усовершенствовал в молодые годы до того, как стал печально известным. Правда, чтобы это принесло пользу, Гарри придётся расширить свой арсенал заклинаний самостоятельно.

Ещё одним полезным талантом, который он перенял от этих осколков души, было умение аппарировать. Волдеморт так много аппарировал в своей жизни, что мог делать это почти бесшумно и без особых раздумий практически в любом положении. Он также довольно много аппарировал сквозь умеренно сильные анти-аппарационные чары, а также во время боя. И теперь Гарри тоже мог это делать. Не то чтобы он знал об этом в данный момент.

Вдобавок к этому Гарри приобрёл мастерство Волдеморта в ментальных искусствах. В конце концов, Волдеморт практиковал Окклюменцию и Легилименцию почти постоянно с шестого курса, когда открыл для себя эти искусства.

Тело же довольно консервативно. Магия Гарри была основной причиной того, что, несмотря на обращение с ним его родственников, он не выглядел как один из тех измождённых детей-беженцев из раздираемой войной страны. Большая часть его магии уходила на его исцеление и обеспечение надлежащего питания его тела. Это имело эффект ослабления его магии, а также замедляло его магический рост.

Только потому, что Гарри был от природы так силён, он всё ещё оставался волшебником, и желания Дурслей «выбить из него магию» не осуществились. Таким образом, хотя он и был бы силён, он не смог бы достичь своего полного магического потенциала.

Однако Хогвартс, хоть и был разумен, не был умён, и поэтому недооценил количество магии, которое понадобится Гарри. В конце концов, «небольшое количество магии» для него было более чем достаточной силой, чтобы сделать двух сквибов умеренно сильными волшебниками. В результате этого у Гарри осталось много магии в его почти пустом магическом ядре.

Поэтому его тело использовало эту возможность, и всё ещё растущее ядро Гарри внезапно расширилось, так что к тому времени, как он достигнет полной зрелости, Гарри станет ещё более могущественным, чем мог бы быть когда-либо. В нём также осталось достаточно магии, чтобы его тело начало использовать её для устранения последних следов недоедания. В результате Гарри немного окреп, перестал выглядеть измождённым и стал просто худощавым. Его рост увеличился примерно на дюйм, и теперь он был ростом в солидные шесть футов. (Прим. пер.: Около 183 см)

Хогвартс, почувствовав, что магия Гарри всё ещё уходит на исцеление, решил немного помочь. Конечным результатом стало дополнительное преимущество — восстановление ослабленного зрения, так что он больше не был полуслепым без очков. Также многочисленные шрамы и синяки, которые Гарри накопил до этого, зажили и исчезли. Заметным исключением был шрам на лбу, который вместо того, чтобы исчезнуть, стал светлее, пока не стал едва различимым.

Наконец, поскольку у тела Гарри больше не было неотложных нужд, передача магии прекратилась, оставив в центре комнаты отдыхающего, значительно улучшенного Гарри Поттера.