Лучше снимите портрет (джен)

Англия встретила меня на удивление ясным небом и утренней прохладой. Я пожалел, что не взял плащ и перчатки, только шарф, слишком тонкий, но хоть что-то. Камин в кабинете директора был открыт, меня ждали. Минерва сорвалась навстречу, но остановилась, прижимая стиснутые пальцы к подбородку. За ее спиной пытался выбраться из-за стола Гораций.

— Северус! — выдохнула она. — Ты откликнулся!

Ее голос звучит глухо, а на лице видны следы бессонной, тревожной ночи. Строгая учительская мантия застегнута на все пуговицы, но неизменная шляпа лежит на кресле, а из гладкой прически выбилась седая прядь. Надежда, и без того слабая, на то, что Поттер ушел из семьи к длинноногой красотке, в чем подозревают хитрую редакцию Амортенции, стремительно тает.

— А где же директор? — осведомляюсь я. — Неужели он занимается исключительно учебно-воспитательной работой, а спасение мира возложил на своего заместителя?

— Директор на конференции, — отвечает Минерва, никак не реагируя на мой тон, и мне это совсем не нравится.

— Северус, дорогой мой! — Гораций выплывает вперед, совершенно заслоняя Минерву. Кажется, он стал еще объемней. Черная бархатная мантия распахнута, внушительный живот обтянут зеленым парчовым жилетом, на котором блестят два ряда агатовых пуговиц. Его лицо сияет, от широкой улыбки разбегаются многочисленные складки. Под тройным подбородком булавкой с крупным бриллиантом сколот золотистый шелковый платок, его расшитые виноградными листьями концы прячутся в вырез жилета.

— Рад видеть тебя в добром здравии! — Гораций широко разводит руки, словно собирается меня обнять. — Ты исчез так стремительно — не могу передать, как я беспокоился! — он прижимает пухлую руку к груди и трагически сводит брови. — Ты оставил у меня тетрадь. Я заглянул — совершенно случайно — и просто обомлел! Это же сокровище! Такое нельзя скрывать! Но ты настаивал, чтобы тебя не тревожили, и я не посмел тебя искать.

Если Минерва дала обещание из чувства вины, то молчание Горация пришлось покупать якобы случайно оставленной тетрадью. Мои записи о поразившем Дамблдора проклятии, дневник наблюдений за ним, рецепты зелий. Я знал, что Слагхорн не будет стремиться к встрече со мной, пока не выжмет из нее все, что возможно.

— Пришлось публиковать под своим именем, — сокрушенно вздыхает Гораций, и пуговицы едва не отлетают от его жилета.

— Хорошо, — отзываюсь я, и лицо Слагхорна вновь расплывается в улыбке, собираясь многочисленными складками.

— Ну, вот и славно! — он обхватывает мою руку пухлыми ладонями и долго жмет.

— А эти годы пошли тебе на пользу, ты прекрасно выглядишь! Просто отлично! — Гораций пропускает между пальцами конец моего шарфа, жмурится и едва не мурлычет от удовольствия. — Какая прелесть! Наконец-то, ты стал проявлять вкус к таким вещам. Может быть, ты и в остальном изменил своим аскетическим привычкам?

Слагхорн указывает на стол, заставленный блюдами с выпечкой, вазочками с вареньем, конфетами, засахаренными фруктами и прочими радостями гурмана. В центре композиции красуется дымящийся кофейник, но запах коньяка явно перебивает аромат кофе.

— Северус, я могу предложить тебе позавтракать? — произносит Минерва безжизненно, отдавая должное ритуалу гостеприимства.

— Благодарю. Лучше сразу к делу, — я усаживаюсь в кресло. — Что у вас произошло?

— Гарри пропал! — выдыхает Минерва.

Может быть, и правда длинноногая красотка?

— Никто не понимает, что случилось, Аврорат не представляет что искать, где искать. Даже Гораций в растерянности. Я подумала, возможно, ты читал или слышал о чем-либо похожем, ты же всегда увлекался темной магией, — она мучительно подбирает слова, преодолевая неловкость. — Ведь, Пожиратели пользовались запрещенными практиками, наверное, и с чем-то подобным дело имели. Я знаю, я обещала, но это исключительный случай! И Альбус тоже советовал обратиться к тебе.

Значит, Альбус посоветовал... Дамблдор радушно улыбается с портрета, словно приглашая к праздничному столу. Финеас Блэк сдержанно кивает. Остальные директора смотрят на меня с вежливым интересом. Только мое собственное изображение с отсутствующим видом глядит в сторону.

— Вчера утром Гарри не пришел на работу, связаться через камин не удалось, Патронус его не нашел. Рон отправился к нему домой, но... Дома не было! Совсем! И никаких следов, как будто его и не существовало! Аврорат, Отдел Тайн ничего не смогли обнаружить. Пригласили Горация, — Минерва обернулась к Слагхорну, тот развел руками. — Ничего.

— Поттер исчез вместе с домом, — я пытаюсь осмыслить услышанное. — Каминная связь отсутствует. Заблокирована?

— Нет, такое впечатление, словно камина никогда и не было, — отвечает Гораций.

— Совы и Патронусы не находят ни Гарри, ни Джинни, ни малыша! — Минерва смотрит на меня с отчаянной мольбой.

Вот так, Поттер с красавицей-женой и младенцем попал в беду. Другой Поттер, другая красавица, другой младенец, да и беда другая — к ней я не имею никакого отношения, но, кажется, именно мне придется ее расхлебывать.

— Видишь ли, Северус, — Гораций пододвигает мне пергамент. — Пространство словно сложилось, скрыв дом Поттеров и его обитателей. И нет никаких следов магии!

Я разворачиваю пергамент и складываю его снова. Какая магическая сила нужна, чтобы свернуть пространство? Не уверен, что даже очень могущественному волшебнику подвластно такое. Возможно, Темный Лорд, объединив магический потенциал всех носящих Метку, смог бы это сделать. Но эффект от такого воздействия должны были ощутить все маги Британии. И остался бы след. А если это какая-то неизвестная нам магия? Способны ли на такое домовые эльфы? Или гоблины... Они, кстати, любят играть с пространством. В любом случае должен остаться магический след.

— Магическое воздействие такой мощи не могло не оставить след, — вторит моим мыслям голос Горация.

— Он мог остаться внутри, — приходит мне в голову единственное логичное объяснение.

Гораций смотрит недоуменно, и я поясняю:

— Если пространство свернуть изнутри, никаких следов снаружи не останется.

— Именно, именно! — оживляется Гораций. — Но, какая же сила для этого нужна? — спрашивает он растерянно.

— Нечеловеческая. И если это действительно так, искать следы магии бесполезно. Можно попробовать начать с другого конца. Поттер же аврор? Быть может, он по работе наткнулся на что-то, с чем не смог справиться. Уизли, как я понимаю, его напарник?

— Да, они вместе работают. Ты хочешь поговорить с ним, Северус?

— Откровенно говоря, не хочу. Но придется.

Пока Минерва разыскивает Уизли по каминной связи, я просматриваю записи Слагхорна. Маги, действительно, не тратят силы на сворачивание пространства, предпочитают чары, воздействующие на сознание, иллюзии. Или используют существующие аномалии, не скажу природные, но независимые от магов. А вот платформу 9 ¾ поместили, как раз в складку пространства, над созданием которой трудилась дюжина сильнейших магов во главе с тогдашним директором Хогвартса. Однако выход на платформу закрыт лишь с одной стороны, сама дорога скрыта магглоотталкивающими чарами. Тому, что произошло с домом Поттеров, аналогов нет.

Я отвлекаюсь на шум и приглушенные ругательства. Из камина выходит копия Артура Уизли образца 1980-го года. Такой же рыжеволосый растрепанный, рыхловатый, слегка неуклюжий молодой человек, кажется, в той же самой бесформенной мантии «на все случаи жизни». Рон Уизли напряжен и встревожен. Рассеяно скользнув взглядом по моему лицу, он с надеждой глядит на своего бывшего декана. Вслед за ним из камина выходит ведьма, чья мантия обозначает ее статус министерского работника, но не скрывает легкого летнего костюма. Если из-за семейного сходства Уизли не узнать невозможно, то ее, встреть я на улице, счел бы незнакомкой. Разумеется, я знаю, что это Грейнджер, ставшая миссис Уизли. Высокая, худощавая, она выглядит старше мужа лет на пять. Стильная короткая стрижка не может скрыть того факта, что от ее кудрей осталась едва ли треть, зато обнажает длинную напряженную линию шеи. Ответственная руководящая должность наложила отпечаток на ее лицо: резкие носогубные складки, поджатый рот — характерное выражение, свойственное консьержкам, кондукторам в электричках и чиновникам. Вечное: «Я знаю правильный ответ! Спросите меня, я знаю!», сменилось: «Я знаю, что правильно, и никаких вопросов быть не может!» Она вежливо здоровается со мной, но в ее взгляде сквозит неприязнь. Личная неприязнь. Забавно, хоть и закономерно. Уизли от меня доставалось чаще, но он ничего другого и не ждал, поэтому забыл, сразу после окончания Хогвартса. Грейджер на отработки не попадала, но она ожидала признания своих талантов, не получив которого, видимо, затаила обиду надолго. Или же дело не в этом?

— Вы сталкивались с чем-либо необычным в последнее время?

Уизли устало качает головой. Понятно, об этом его уже спрашивали и в Аврорате, и в Отделе Тайн. Неоднократно. Чтобы получить другие ответы, мне придется подобрать правильные вопросы. Наощупь.

— Какое ваше последнее дело?

— Самое последнее? — уточняет Уизли. — Позавчера отправились на вызов: санитарка из Мунго не вышла из отпуска. Вскрыли квартиру, девушку не нашли. Обнаружили следы ритуала — черные свечи, благовония, пентаграмма на полу. И женский журнал с описанием ритуала, якобы древнегреческого, «Как вернуть возлюбленного из мира теней». Мы отдали колдографии и журнал в Отдел Тайн, там сказали, что это — полный бред: слова заклинания — плохой перевод популярной песни, все остальное — дешевый антураж.

— О, да! — вздыхает Гораций. — Если бы через ритуал можно было вернуть мертвых... Те, кто ушел, ушли навсегда, нам остается лишь память.

Слагхорн прав, но ритуал мне все же подозрителен: то, что маскируется под некромантию, может оказаться даже опасней, чем сама некромантия. Ладно, к этому вопросу мы вернемся позже.

— А до этого, какие дела вы вели?

— Разные! — зло отвечает Уизли. — Наверняка это кто-то из бывших Пожирателей постарался! Я говорил надо прижать Хорька!

— Рон! — одергивает его супруга.

— Это точно Малфой!

— На Драко Малфоя Аврорат завел дело?

— Нет, — с неохотой признает Уизли. — Он тихо сидит, затаился. А теперь дождался подходящего момента и...

— Вы его допросили?

— Допросили, да отпустили. Алиби у него, видите ли. Якобы сидел в своем Уилтишире безвылазно.

— Ясно.

— Да, ничего неясно! Кто алиби подтверждает? Жена, родители! Прикрывают гада!

— Рон! — осаживает его Грейнджер.

— Трясти их надо, — Уизли стучит правым кулаком о левую ладонь.

— Вы полагаете, Драко Малфой способен на магию такого уровня? — тихо интересуюсь я.

Уизли, скривившись, пожимает плечами.

— У Малфоев сейчас все благополучно, — со вздохом сожаления говорит Грейнджер. — С них сняты ограничения, в Уилтишире они уважаемые люди, Драко недавно женился. Не самый подходящий момент для мести за школьные обиды.

Хорошо, что хоть кто-то это понимает.

— И все равно, это — Хорек! — рявкает Уизли.

— Вы так и не ответили, какими делами занимались вместе с Поттером, — я возвращаю разговор к прежней теме.

Уизли прилежно перечисляет содержателей притонов, черных археологов, контрабандистов, скупщиков артефактов... Всю эту информацию, нужно тщательно проверять, чем, видимо, сейчас и занимается Аврорат, а у меня времени нет.

— Хорошо, — останавливаю я его. — Расскажите о позавчерашнем дне со всеми подробностями.

Уизли сжимает кулаки и, уставившись на свои ботинки, монотонно бубнит:

— С утра мы разбирали бумаги. Гарри через два дня должен был уходить в отпуск, и мы наводили порядок: оформляли, подшивали, раскладывали. В половине двенадцатого сходили на ланч. Вернулись около часа, и получили вызов: санитарка из Мунго Дайана Мердок три дня не выходит на работу, сова ее не может найти, родственники ничего не знают. Мы вскрыли квартиру. Ни девушки, ни следов преступления не обнаружили, только следы ритуала. Соседи ничего не слышали и не видели, но она, вообще, была домоседкой, они ее месяцами не встречали. Колдографии и журнал передали в Отдел Тайн — там нас подняли на смех. Мы отправились в Мунго, опросили коллег, они предположили, что Мердок покончила с собой.

— Почему?

Уизли, скрипнув зубами, рассказывает:

— Она постоянно говорила об этом. С тех пор, как умер ее жених. Он разбился перед самой свадьбой. Мердок устроилась в Мунго, чтобы ухаживать за ним. Шейные позвонки ему восстановили, а мозг — нет, он два года пролежал без движения и речи. Она твердила, что последует за ним, если он умрет. Ее врач отговорил, мол, он ее там ждет, и, если она покончит с собой, то расколет свою душу и не сможет встретиться с ним за гранью. Она это очень серьезно восприняла, пыталась как-то устраивать жизнь: искала работу, курсы какие-то, даже на свидания ходила. Потом все бросала, твердила, что ей ничего не нужно, она хочет к нему, что если бы она умерла случайно, заразившись, например, здесь, в больнице...

— Случайное самоубийство? Это не так сложно, когда есть желание: можно налить в одинаковые флаконы снотворное и зелье мгновенной смерти, поставить на одну полку, рано или поздно перепутаешь.

— Или не есть, не спать, а пить тонизирующее зелье пополам с сердечным, а потом резко прекратить, — предлагает Грейнджер.

— Было бы тело, — хмуро отзывается Уизли.

— Можно пойти вечерком погулять в Запретный лес, — включается Слагхорн.

— Или устроить пикник на скале, которая видна только во время отлива, и заснуть, — добавляю еще один вариант.

Возможностей — масса, но... Непохоже, чтобы у Дайаны Мердок была склонность к саморазрушению. Алкоголь, наркотики, случайные связи, рискованные виды спорта, конфликтное поведение, а к ней даже у соседей претензий нет.

— Что о ней говорят в Мунго, как о работнике?

— Аккуратная, исполнительная, пунктуальная, очень доброжелательная. Жалоб на нее не было. Со всеми поддерживала ровные отношения.

— Это с разговорами о самоубийстве? — поднимает брови Слагхорн.

— Она же не все время об этом твердила, — Уизли водит руками, пытаясь сформулировать мысль. — Разговорами никого не доставала. Иногда только прорывалось.

И становилось очевидным, что она все время об этом думала. О том, как соединиться со своим возлюбленным.

— А ведь у нее могло и получиться с ритуалом. Если она, действительно, так его любила.

— Северус, — укоризненно тянет Слагхорн.

— Разумеется, вызвать жениха она не могла. Но ее зов мог быть услышан не в нашем мире.

— Постой, постой, — Гораций поднимает указательный палец. — Полумрак благовония, непонятные слова — она могла погрузить себя в транс, выйти за пределы собственного сознания, сосредоточить все силы соей души на призыве. Да, ее могли услышать.

— И нечто использовало силу ее любви, чтобы явиться в наш мир, приняв облик ее возлюбленного.

— Не может такого быть! — решительно заявляет Грейнджер.

— О, разве вы не знаете, что одним из самых популярных обвинений инквизиции было, как раз сожительство с демоническими существами? — интересуется Слагхорн.

— Инкубы, — подтверждает репутацию заучки Грейнджер. — Являлись в человеческом облике и вытягивали силы из своей сожительницы. Это — измышления средневековых мракобесов.

— Любые измышления на чем-то основаны, — замечает Слагхорн.

— У славян есть поверье, что к тоскующей вдове под видом умершего мужа может являться огненный змей, который «сушит» свою жертву, пока не доведет ее до смерти, — сообщаю я.

— Но ритуал — ненастоящий!

Я пожимаю плечами:

— Связь определенных действий и слов с магическим актом устанавливает маг, вкладывая свои душевные силы, свое желание. Потом таким заклинанием или ритуалом смогут воспользоваться и другие волшебники.

Грейнджер смотрит на меня потрясенно:

— Ну, конечно! А я не могла понять, почему до вас никто не додумался до заклинания Левиокорпус по аналогии с Мобиликорпусом? А дело-то не в том, чтобы додуматься...

Грейнджер абсолютно права: мой страх падения сотворил из гибрида Левиосы и Мобиликорпуса действенное заклинание. Однако оно не приблизило меня к полету, поэтому я и поделился им с сокурсниками.

— А Локхарт, слабенький волшебник, вложил в мирный Обливэйт свою зависть и жажду успеха, — вдохновенно тараторит Грейнджер. — У него получилось мощное оружие, лишающее жертву рассудка!

— Суть вы уловили. Но я бы не стал называть Обливэйт мирным. Любые манипуляции с памятью и сознанием опасны.

— Авроры применяют Обливэйт регулярно! — поджимает губы Грейнджер.

— Против магглов. Для магов вмешательство в сознание, изменение памяти — одно из самых жестких табу. Исключения можно по пальцам пересчитать.

— Память можно восстановить, — фыркает Грейнджер.

— Можно соскоблить краску с холста, а потом написать ту же картину в мельчайших деталях, используя ее же. Но это, все равно, будет другая картина, — я поднимаю руку, призывая Грейнджер к молчанию. — Если вы хотите дискутировать на эту тему, отправляйтесь в Отдел Тайн, они любят обсуждать подобные вопросы. Уизли, — оборачиваюсь я к нему. — После визита в госпиталь вы вернулись на квартиру Мердок?

— Да. Заскочили в магазин, купили печенье для совы...

— Какой совы?

— Белой. Полярной. Совы. Она сидела в квартире Мердок, голодная. Гарри разозлился ужасно, эта девица вздумала кончать с собой, а о сове не позаботилась, даже корма не оставила. Он...

— Что еще вы обнаружили в квартире?

— Ничего!

Я смотрю Уизли в глаза, и он сбавляет тон:

— Ну, колдографии хогвартские, письма к жениху — она и после смерти продолжала писать, все три года. Одежда, посуда, щетка зубная, паста.

— А еды для совы не было?

— Говорю же, нет!

— Где сова сейчас.

— Ее Гарри забрал.

— Куда?

— Домой. Для Джеймса. Не в пустой же квартире ее оставлять, жалко птицу.

— Поттер забрал нечто с места происшествия, с места, где проводился незнакомый вам ритуал.

— Это же просто сова!

— А к вашей сестре попала просто старая тетрадь. Помните, что было дальше?

Уизли трясет головой, будто мокрый терьер.

— Я понимаю, что дипломы об окончании Хогвартса вам вручили по совокупности заслуг, и в Аврорат приняли также. Но, неужели, вы и там ничему не учились? Вы неспособны запомнить простейшее правило — ничего не забирать с места происшествия?

— Это же птица! Куда ее девать было?

— В Отдел Тайн! Уизли, вы понимаете, что совершили должностное преступление? Сегодня вы берете с места происшествия домашнее животное. Завтра — меняете метлу новейшей модели на свою старую. Послезавтра — присваиваете все мало-мальски ценное!

— Мы никогда! Да, мы... — Уизли задыхается от ярости.

— Нельзя быть немножко беременной, нельзя быть чуть-чуть мошенником!

Уизли порывается броситься на меня, жена вцепляется ему в правую руку.

— Хватит! Прекратите! — Минерва держится за сердце. — Северус, пожалуйста, не надо так.

— А как надо? — интересуюсь я. — Ты до сих пор считаешь, я не хотел брать этих учеников на Высшие зелья из-за предубеждений? Нарисовали им оценки, подарили дипломы, взяли в Аврорат, и что? Неохота им читать нудные инструкции, неинтересно соблюдать дурацкие правила!

— Послушайте, — вмешивается Слагхорн. — Мисс Мердок пропала, вы обнаружили в квартире белую полярную сову, но не нашли ни еды для нее, ни клетки, я правильно понял? — Уизли кивает в ответ. — Вы забрали ее. Что было дальше?

— Рабочий день кончился, — Уизли цедит сквозь зубы, не глядя на меня. Грейнджер гладит его плечо. — Мы пошли к Гарри, Джеймс выбежал нас встречать, Гарри подарил ему сову.

— Каким образом?

— Он поднял клетку и сказал: «Вот, малыш, папа принес тебе подарок. Смотри, какая красавица! Теперь, это — твой дом!» Мы...

— Стоп, — я прерываю его, он так и сказал: «Теперь, это — твой дом»?

— Да!

Слагхорн со стоном хватается за голову.

— Он подарил свой дом тому, что приняло облик белой совы.

Уизли открывает рот, видимо, хочет сказать, что это — только слова, но осекается. Вспомнил, что Непреложный обет — тоже «только слова»?

— Поттер подарил свой дом, а ночью этот пришелец свернул пространство, в его полном распоряжении оказались два взрослых мага и ребенок. И когда с ними будет покончено, он станет намного сильнее.

Уизли бледнеет так, что рыжие волосы кажутся нелепым клоунским париком.

— Джинни, — выдыхает он, — сестренка! Она же беременна!

Я соединяю пальцы перед глазами. Возможно, я смогу представить, что дом Поттера на месте. Возможно, моя воображаемая реальность совпадет с той, которая скрыта сейчас. Возможно, я смогу войти в дом... Что дальше?

— Мне нужны колдографии этого дома. И ключи.

— Северус, но как же?

— А зачем? Что вы будете делать?

— Я хочу подумать. Здесь. Один.

— Да, да, конечно.

— Рон, пошли!

Я остаюсь в директорском кабинете в обществе портретов.

— Альбус, скажите, зачем я во все это ввязываюсь?

— Ты обещал защищать мальчика.

— Мальчик вырос!

— Кого ты хочешь убедить этим криком, себя?

— Мальчик вырос, — твержу я упрямо. — Я выполнил все свои обещания. Я больше никому ничего не должен. Я свободен от обязательств.

— Даже смерть не освобождает от обязательств, — улыбается Дамблдор и указывает на портреты. — Взгляни на нас: мы, по-прежнему, служим Хогвартсу, своими знаниями, своим авторитетом.

— Наверное, мне повезло, что я покинул пост директора еще при жизни.

— В этом все дело, мой мальчик — ты жив. Ты можешь помочь Гарри. У тебя получится, я верю.

— Но зачем это нужно мне?

— Быть может, так велит твоя совесть?

Я тщетно всматриваюсь в нарисованные глаза Альбуса Дамблдора за нарисованными стеклами очков. И не могу удержаться:

— При жизни вы не признавали у меня наличия совести.

И тут же раскаиваюсь в своих словах. Глупо. Глупо пытаться выяснить отношения с тем, кто уже мертв. Я отворачиваюсь — не хочу слышать ответ портрета, ответ, который хотел услышать от настоящего Дамблдора.