Nail found - Найденный гвоздь (джен)

Из протокола допроса подозреваемого по делу С-98-11-81 «О взрыве, повлёкшем массовую гибель людей».

Подозреваемый: Питер Фредерик Петтигрю, неработающий.

Дознаватель: Амелия Сьюзен Боунс, заместитель Главы Департамента Магического Правопорядка.

Боунс: Назовите ваше полное имя.

Петтигрю: Питер Фредерик Петтигрю.

Боунс: Возраст?

Петтигрю: 26 лет.

Боунс: Род занятий?

Петтигрю: Не работаю.

Боунс: Мистер Петтигрю, следствие обнаружило веские доказательства, указывающие на вашу виновность в деле о массовом убийстве магглов на Виктория-Роуд 01.11.1981. Взрывное заклинание было выпущено из вашей палочки. Следствию также удалось разыскать одного из свидетелей-магглов и сопоставить его воспоминания с воспоминаниями мистера Блэка. Оба образца дают идентичную картину, полностью подтверждающую показания мистера Блэка.

Петтигрю: Я… меня заставили… я боялся!

Боунс: Мистер Петтигрю, учитывая тяжесть преступления и общественный резонанс этого дела, вам, скорее всего, грозит Поцелуй… Ваш единственный шанс — максимально полное сотрудничество со следствием.

Петтигрю: Я… я готов! Я расскажу всё, что знаю! Я много видел и слышал!

Боунс: И что же вы можете рассказать такого, чего мы не знаем?

Петтигрю: Я… я… ну, у меня анимоформа удобная. Я прятался иногда и видел и слышал такое, чего никто больше не знал. Однажды в особняке Малфоев я подслушал, как Тём… Сами-Знаете-Кто отдал на хранение Люциусу Малфою какой-то ценный артефакт…

Боунс: Это слишком неопределённо Вы можете сказать что-то более конкретное?

Петтигрю: Я… ну… я не знаю точно, что это, но думаю, что книга…

Боунс: Почему вы так считаете?

Петтигрю: Малфой сказал, что спрячет эту вещь в своем кабинете — там на неё никто внимания не обратит.

Боунс: Он именно так и сказал?

Петтигрю: Да, именно так, я запомнил. Так что это книга, наверное.

Боунс: Следствие примет это к сведению, мистер Петтигрю. Но боюсь, что информация о темномагическом артефакте, пусть и представляющем ценность для Сами-Знаете-Кого, не может перевесить двенадцать мёртвых тел.

Петтигрю: Я… я ещё могу…

Боунс: Продолжайте.

Петтигрю: Я могу показать, где палочка Того-Кого-Нельзя-Называть!

Боунс: И откуда вы это знаете?

Петтигрю: Я был в Годриковой Лощине, подобрал палочку и спрятал.

Боунс: А когда именно вы это сделали?

Петтигрю: В тот самый вечер, сразу после… после того, как всё случилось. Я видел… я видел, как в доме сверкнули три зелёные вспышки, а потом… оттуда вылетело что-то тёмное. А потом всё стихло. Я вошёл в дом, нашёл палочку и убежал.

Боунс: Почему вы не закончили то, что начал ваш хозяин?

Петтигрю: Я... я вовсе не собирался! Я, наоборот, обрадовался что Гарри жив!

Боунс: Почему же тогда вы оставили его без помощи?

Записано Служебным Самопишущим пером 16.01.87 г

* * *

Дамблдор пришёл к Хмури когда ещё не было девяти — вежливо постучался в дверь, как обычно проигнорировав звонок.

— Здравствуй, Аластор. Ты не знаешь случайно, где может быть Сириус?

— Знаю. У меня, — Хмури оглянулся на прикрытую дверь в комнату и на всякий случай наложил заглушающие чары.

— Прочему у тебя?

— Я ему сам предложил у меня пожить, пока не разберётся с делами. А согласился он, я думаю, потому что полнолуние.

Дамблдор хмыкнул понимающе, но развивать тему не стал.

— Он ещё спит?

— Спит. Не тревожь его сейчас.

— Не буду. Он тебе не говорил о своих дальнейших планах?

Хмури покачал головой:

— Мы почти не разговаривали. Парень выжат был, как лимон.

— Ладно. Ты передай ему мою настоятельную просьбу: ничего не предпринимать, не поговорив сначала со мной.

— Ничего — это чего? — Хмури догадался, о чём речь, но предпочёл это не показывать. Впрочем, неудачно.

— Сам прекрасно понимаешь. Аластор, скажи Сириусу, что я вовсе не собираюсь ему препятствовать, но есть масса обстоятельств, которые приходится учитывать. Ради нас всех, и в первую очередь — ради ребёнка.

Хмури вздохнул:

— Хорошо. Где тебя искать?

— Я сейчас в Визенгамот, а потом возвращаюсь в Хогвартс. Камин для него открою, пусть заходит в любое время. И я не тороплю, но...

— Я ему передам.

Сириус встретил просьбу Дамблдора неожиданно спокойно.

— Хорошо, зайду сегодня же. Только на Диагон-аллею сперва загляну.

— Зачем?

— За деньгами, одеждой и палочкой.

— А деньги — откуда? Тебе ведь наследство ещё оформлять надо?

— Родительское — надо. У меня свой счёт есть — наследство дяди Альфарда. Он с паролем, ключ не нужен. Надеюсь, что дом в Стрэтфорде тоже сохранился. Не хотелось бы долго обременять вас.

* * *

В банке всё прошло гладко. Часть денег Сириус тут же поменял на фунты, чтобы попозже купить что-нибудь маггловское — не идти же к Дурслям в мантии. Визит в магазин одежды тоже много времени не занял — он просто попросил «подешевле, но приличное» и взял, что предложили.

Олливандер встретил его радушно:

— Я следил за процессом, мистер Блэк, и рад, что справедливость восстановлена! Никогда не верил до конца в ваше предательство. Волос единорога — это что-то да значит, не так ли?

— Вам виднее, мастер, — вежливо склонил голову Сириус. — Но моя палочка пропала, к сожалению.

— В этой беде есть и хорошая сторона. Люди со временем меняются, но редко кто приходит за новой палочкой, если старая ещё в порядке. А вам я, пожалуй, предложу... где ж у меня... а, ну да, конечно... вот эти две. Которая на вас смотрит?

Сириус без колебаний протянул руку к левой от себя. Сотворил несколько простеньких заклинаний, потом попробовал вторую, но в результате купил всё же первую, из кедра. Олливандер выглядел довольным — вероятно, Блэк оправдал его предположения.

Дамблдор, как и обещал, разблокировал для него камин в своём кабинете. Встретил радушно: усадил в кресло, спросил, не голоден ли. Сириус ответил, что не так давно завтракал, что было абсолютной правдой, хотя в пятом часу пополудни звучало несколько странно. Дамблдор кивнул:

— Ну что ж, не будем тянуть время. Для начала я хотел бы поблагодарить тебя за проявленное благоразумие.

— Меня больше волнует продолжение. Когда я смогу увидеться с Гарри?

Дамблдор взглянул на него с лёгкой укоризной, но откровенную дерзость проигнорировал.

— Мальчик мой, всё не так просто. Прости, но мы, понимаешь ли, были искренне уверены в твоей вине, поэтому...

— …Гарри ничего обо мне не знает, да?

— Ты, я полагаю, согласишься, что так было лучше?

— Было, — кивнул Сириус. — Но теперь положение изменилось. Я его законный опекун, ведь так?

— Сириус, прошу тебя, не спеши. Я вовсе не собираюсь подвергать сомнению твои права, но есть несколько обстоятельств…

— Есть, — Блэк встал и начал нервно ходить по кабинету. — И первое из них — сам Гарри. Если он захочет остаться с тётей — я настаивать не буду.

— Первое из них — Петунья, — возразил Дамблдор. — Она поставила категорическое условие: никаких магов вокруг, а тем более в её доме. Так что если ты туда явишься — она тебя просто на порог не пустит.

— Пусть попробует!

— Сириус, ты действительно считаешь, что это будет правильно — силой ворваться в дом? Я уже не говорю о том, как это будет выглядеть по отношению к хозяевам — но как это воспримет мальчик?

Блэк плюхнулся обратно в кресло.

— И что вы предлагаете?

— Оставь всё как есть. Хотя бы до того как он пойдёт в школу. Успеешь ещё пообщаться.

— Вы так это понимаете? — Сириус сцепил пальцы на колене. — Ну, предположим... Вы можете мне поклясться, что мальчик счастлив, и я ему не нужен? То есть вот совсем?

— Мальчик мой, уверяю тебя, что для его блага...

— Значит, не можете. И при этом хотите, чтобы я не вмешивался!

— Ты даже не представляешь, насколько он знаменит. Герой магического мира, победитель Волдеморта — представь, что из него сделают...

— Что позволим, то и сделают. Я его что, в музее выставлять собираюсь? Пусть себе живёт, как жил. Только со мной.

— Да ты сам его избалуешь!

— Делать мне вот больше нечего — парня баловать!

Дамблдор тяжело вздохнул:

— Сириус, поверь, есть важные обстоятельства, по которым Гарри должен жить именно с тётей. Да ты же сам не стал спорить, когда Хагрид...

— Я тогда не собирался сесть на пять лет! — взорвался Блэк. — А если действительно есть важные причины — почему бы вам мне их не назвать?

— Я и пытаюсь это сделать!

— И уже полчаса расписываете мне всякую чушь!

— Так выслушай меня, наконец! — Дамблдор слегка повысил голос. — Сам же не даёшь договорить!

Сириус устало кивнул:

— Ладно, хорошо, я действительно... в общем, простите. Но если вы просто не верите, что я справлюсь с ребенком...

— Дело не в тебе. Не только и не столько в тебе. У меня есть веские причины считать, что Волдеморт не умер. Веришь?

— Верю. Слово «развоплощение» я слышал. И что?

— Когда он вернётся...

— Если.

— Что?

— Если вернётся. Почему бы нам не подумать, как помешать ему это сделать?

— Как у тебя всё просто...

— Сложно, наверное. И даже очень сложно. И что?

— Сириус, мальчик мой, ты ещё так молод...

— И глуп, ага. А может, всё же не совсем? Может, и у меня умные мысли мелькают иногда? А секреты я хранить умею, вам ли не знать.

— Умеешь, согласен. Вам даже меня удалось вокруг пальца обвести... зачем, хотел бы я знать?

— А зачем было на вас без необходимости соучастие вешать? Кстати, спасибо, что не выдали.

Дамблдор хмыкнул:

— А зачем было создавать тебе лишние проблемы? Ладно, оставим это. Так вот, так уж получилось, что Лили, закрыв ребёнка собой, привела в действие очень редкую и очень мощную магию — магию крови, материнскую Защиту. Судя по всему, именно этому Гарри обязан тем, что выжил. И, пока эта магия работает, он защищён от очень многого, в первую очередь — от самого Волдеморта.

— Пока?

— Насколько известно — а случай редчайший, считанные примеры в истории, да и то не совсем аналогичные — Защита будет действовать до его совершеннолетия. При соблюдении некоторых условий. И главное из них — Гарри должен жить с кровными родственниками матери.

— Постоянно?

— Что?

— Я спрашиваю: жить постоянно? Сами же про школу помянули.

— А, это... нет, постоянно жить не обязательно. Важно, чтобы он считал их дом своим.

— Ну так купить ему этот чёртов дом, в чём проблема-то?! — искренне удивился Сириус. — Можно даже на его деньги, для гарантии.

— Послушай, ну нельзя же трактовать всё так прямолинейно...

— А почему нет? Я вот где-то читал, что в магии всё нужно понимать как раз буквально.

— Даже если так... — Дамблдор впервые с начала разговора выглядел слегка растерянным. — Я не уверен, но предположим… кстати, тогда уж не весь дом покупать, а часть... только Дурсли не согласятся. С чего бы им продавать свой дом или хотя бы делиться им?

— А это смотря сколько предложить. И на каких условиях. В общем, это не проблема.

— Сириус, неужели ты собираешься...

— Вот ещё! Уговорю, не таких убалтывал.

— Ты самоуверен.

— А это иногда полезно. Вопрос в другом: чего захочет сам Гарри. Вы мне отдадите мантию-невидимку Джеймса?

— С чего ты... Сириус, но это безумие! Ты только напугаешь ребёнка. Он ведь понятия не имеет, что магия существует на самом деле.

— Даже так? Хотя это вряд ли. В семь лет в сказки верят все.

— Откуда такие сведения? От Лили?

— И не только. Так дадите мантию?

— Ох, мальчик, мальчик... Не торопись, устрою я вам встречу. При условии, что не станешь делать глупостей.

— Когда?

— Скоро. Как только разберусь, сработает ли твоя идея. Ты же должен знать, что малышу предлагать можно, а что нет?

— Хорошо, я подожду, — согласился Сириус. И добавил непонятным тоном — то ли мольба, то ли угроза: — Только не тяните, а?

Дамблдор серьёзно кивнул:

— Не буду.

* * *

И что теперь?

Ремус Люпин медленно прошёл по комнате. Остановился у окна, привычно поморщился при виде вновь возникшей на прежнем месте кучи мусора. Заколдовать этот угол, что ли... До мусорного бака двадцать метров, неужели так трудно дойти?

Привычные мысли — сто раз передуманные. Чтобы не думать о другом.

Трус. Опять.

Пять лет назад он трусливо поверил в предательство друга. Потому что если не верить — нужно что-то делать, а что он мог? Сесть в соседнюю камеру за соучастие? Смешно: наследников древних родов бросают в тюрьму без суда, а нищий оборотень является требовать справедливости. Если бы ещё сразу... но он даже о падении Волдеморта узнал только через день, а когда узнал, пришлось на ходу придумывать новую линию поведения, и бросить всё было никак невозможно, да и не думал он, что нужно. И только когда вернулся... как камнем по голове: гибель ребят, предательство...

Он позволил себя убедить.

Он, знавший Сириуса десять лет!

Хотя Питера он знал ровно столько же...

А теперь он струсил снова. Надо было — встретить у выхода из зала, ну и что, что полнолуние, десять минут ничего не решали... взглянуть в глаза, сказать что-то — хотя бы просто: «Прости»... и увидеть — что? Презрение? Брезгливую жалость?

Он ещё сделает это. Но позже, позже...

Ремус поёжился. Подошёл к камину. Дрова, по обыкновению, кончались, но протопить хотя бы немного надо, всё ж январь на дворе...

Сверкнула зелёная вспышка, нежданный гость споткнулся о только что уложенные поленья и полетел сперва в объятия хозяина, а потом вместе с ним — на пол, каким-то образом оказавшись снизу. Произнёс полузадушено длинную и весьма эмоциональную тираду, сделал паузу и уже спокойно закончил:

— Может, всё же встанешь, а? Пол у тебя жестковат, знаешь ли.

— Ты?!! — только и смог пробормотать Ремус, переползая на пол. Со стороны его поза должна была выглядеть исключительно нелепо, но это его сейчас заботило меньше всего.

— Нет, не я, — Сириус с некоторым усилием поднялся и принялся отряхиваться. — А что, похож?

— Не очень, — Люпин понимал, что говорит чушь, но собрать мысли пока не удавалось.

— Ну так надо «Пророк» читать, там колдографии есть... Ты прости, что я без приглашения.

Мерлин, что он несёт!

— Сириус... — пробормотал он, наконец поднимаясь с пола. — Бродяга, ты... сам...

— Рем, да что с тобой? Если я некстати, то так и скажи, я уйду.

— Только попробуй! — Ремус быстро встал между ним и дверью, благо камин так и не успел растопить. Сириус, впрочем, и не пытался сбежать. — Погоди, сейчас затоплю, ты же раздетый совсем!

— Ну, не совсем... — Сириус выразительно оглядел себя с ног до головы. — Но у тебя тут и впрямь нежарко. Дрова экономишь?

— Да нет, просто только что вернулся. — Ремус поправил рассыпавшиеся поленья и зажёг огонь. — Вот где бы отыскать жильё и с камином, и с центральным отоплением да ещё на мои деньги?

— Общество по-прежнему сурово к оборотням? — Сириус опустился на корточки, протянул руки к огню, — И ты по-прежнему сидишь без работы?

— Когда как, — отмахнулся Ремус. Подвинул к камину кресло — большое, уютное, оно досталось ему вместе с жильём в качестве единственного предмета роскоши. — Садись сюда, я сейчас чай приготовлю. Или ты есть хочешь?

— Не очень. А вот чаю — с удовольствием. Хоть вспомню, как нормальный чай выглядит.

— Да у меня паршивый вообще-то...

— Зато заваривать умеешь.

Ремус занялся чаем, искоса поглядывая на гостя. Худой, бледный, волосы тусклые, словно пеплом присыпаны... голову уронил на спинку кресла, глаза полуприкрыты...

Сервировочного столика у Люпина, разумеется, не было, но с его ролью вполне справилась табуретка. Он стоял рядом и смотрел, как Блэк держит чашку — двумя руками, словно боясь уронить. Пьёт медленно, крохотными глотками, будто дорогой ликёр. Глаза снова полуприкрыты, но теперь, кажется, от удовольствия...

— Что ты на меня так смотришь?

— Соскучился, — вырвалось помимо воли. Зачем? Вот сейчас он поставит чашку и скажет что-то вроде: «Как-то я раньше не заметил, чтобы ты рвался приблизить час встречи».

Сириус иногда умеет так — наотмашь. Ему-то не доставалось, но он, вроде, и повода не давал. Раньше. Теперь вот дал. Ещё какой!

Сириус поставил чашку. Вот, сейчас...

— Я тоже. Рем, ты вправе меня ненавидеть...

Это что, шутка?! Да нет, так даже Сириус с его специфическим юмором шутить не станет.

— Я? Тебя? Мерлин, за что?!

— Ребята погибли по моей вине. Это ведь я придумал — с заменой.

Ремус с трудом удержался от того, чтобы покрутить пальцем у виска. Подумал и всё же покрутил.

— Рем, нам ведь говорили, что в Ордене почти наверняка есть предатель.

— И вы подозревали меня.

Сириус посмотрел на него снизу вверх, склонив голову к плечу — к одному, потом к другому, словно увидел редкостную диковину и хотел рассмотреть её со всех сторон. И внезапно стал чертовски похож на себя прежнего.

— Ну, прости дурака...

Что-то в его тоне заставило Ремуса насторожиться. Тон тоже был из тех, прежних времён. Вроде и правда прощения просит, но... Мер-р-рлин! Вот точно так эти два обормота просили прощения, скрыв от него подготовку очередной каверзы — такой, где была высока вероятность попасться. Прямолинейный Джеймс однажды ляпнул: «Тебе что, проблем не хватает?», а Сириус с редкой для него тактичностью добавил: «Ты староста, с тебя спрос другой». Хотя правильно было «ты оборотень, с тебя...»

— Сириус, ты... — Люпин осёкся. Вряд ли за эти годы Бродяга стал менее упрямым. Сам проговориться ещё мог, но «колоть»... Он мысленно махнул рукой и только пробормотал безнадёжно: — А я ведь поверил в твоё предательство...

— Ну и правильно сделал.

— Что?!

— Не предатель — так дурак, результат тот же.

— Мерлин, что ты несёшь...

— Правду. — Сириус сильно растёр лицо, вздохнул глубоко. — И давай пожалуемся друг другу на себя в другой раз, а? Я чертовски устал. Даже не подозревал, что можно так уставать от присутствия людей. Отвык, наверное.

— А где ты был?

— Формальности улаживал. С одним наследством родительским мороки — хоть отказывайся, так для отказа писанины ещё больше требуется. Я бы и не стал сейчас этим заниматься, да жить-то где-то надо. Два дня у Хмури ночевал... он, вроде, и не против, сам предложил, но неудобно как-то. Вот и решил документы на дом восстановить. А бюрократам только попадись.

— А ты ещё не решил, как... Хотя нет, вряд ли ты бы успел, потому что...

— Ты про Гарри?

— Да. Понимаешь, Петунья...

— Запретила нам всем на порог являться? Знаю, Дамблдор сказал. Он обещал мне встречу с Гарри, а уж потом будем решать как что устроить, если малыш предпочтёт жить со мной. Поможешь, если что, с маггловскими делами разобраться? Придётся кучу формальностей утрясать — со школой и вообще, там сложности есть некоторые.

Ремус ошеломлённо помотал головой. Нет, Бродяга не изменился!

— Да какой из меня помощник, я в маггловском мире немногим лучше тебя разбираюсь. Ты лучше у Тонкса спроси.

— О, точно! Нужно будет с Тэдом всё обсудить, а ещё лучше — с его родителями, если они согласятся помогать. — Сириус откинулся на спинку кресла, помассировал виски. — Слушай, а можно я у тебя переночую, а? Сил нет куда-то ещё тащиться. А завтра махнём в Стрэтфорд, порядок наводить. Ты ведь согласишься со мной там жить, правда? Или тебе эта халупа дорога как память?

Ремус с трудом удержался от желания рассказать, памятью о чём могла служить его нынешняя квартира.

— Я подумаю, — осторожно проговорил он. Предложение выглядело чертовски соблазнительным, но ему надо было хотя бы привыкнуть сперва.

Привыкнуть к тому, что у него снова есть друг.

* * *

Снег поскрипывал у Гарри под ногами.

Гарри слепил бы снежок, но было нельзя.

Гарри вела за руку миссис Фигг — при ней вообще невозможно лепить снежки.

При ней можно только отвечать на вопросы: «Да, мэм», «Нет, мэм», «Спасибо большое, мэм».

Гарри был уверен, что эту старуху придумали специально ему в наказание. Потому что у неё дома скучно, скучно, скучно — у Дурслей тоже, но там их хоть много, а миссис Фигг одна.

И о её кошках нужно постоянно говорить хорошее. Что и этот кот Гарри нравится, и эта кошечка, а вот этот котёнок вообще самый красивый. Или вот этот. Миссис Фигг всё равно, кого он хвалит. Гарри казалось, она всех своих кошек сама не различает.

Она вообще странная, а уж сегодня-я!

Дурсли завтракали, как обычно, и Гарри завтракал. И у него была хитрость, очень хорошая: есть помедленней. Чтоб вот Дадли закончил — а у Гарри на тарелке ещё что-то осталось. Чтоб казалось, будто ему положили столько же, а то и больше.

И тут вошла миссис Фигг, даже не вошла, а впрыгнула. Гарри на её сапоги засмотрелся: такие остроносые, сморщенные, тоже старые.

Уселась на стул без спросу — тётя Петунья на такое скривилась хуже, чем на Гарри. И как начала: «Ах, простите, что я так врываюсь, без приглашения, но, видите ли, дело в том, что...»

Тут тётя собралась сказать что-то ужасно неприятное, и миссис Фигг тут же выпрямилась, сжала в руках сумочку и продолжила уже решительно: «Дело в том, что я одинока. И иногда ужасно страдаю без человеческого общества. И я бы хотела, — умей сумочка миссис Фигг говорить, она бы от такой хватки уже пищала, — я бы хотела попросить у вас разрешения взять к себе на сегодня Гарри».

Гарри подумал, что, наверное, что-то услышал неправильно, но миссис Фигг продолжила — она сегодня говорила как сумасшедшая: «О, разумеется, я не претендую на общество Дадли, но ведь и Гарри — совершенно прелестный мальчик, вы замечательно его воспитали, мэм».

Тётя, наверное, и соседке без крайней нужды отказывать не хотела, а уж от него-то избавиться точно рада была. Прошипела, чтоб вёл себя хорошо, с миссис Фигг ещё немножко поговорила — мне так приятно, о нет, это мне — и отпустила.

А миссис Фигг сегодня и впрямь была какая-то совсем чудная. Велела Гарри ждать в прихожей, а сама как кинулась в дом, даже сапог не сняла. Ну, это было её дело, а он пальто снял и аккуратно положил на ящик для обуви, он бы повесил на вешалку, но не достать. Прихожая была малюсенькая, похожая на какую-то мышиную нору, и безо всяких интересностей, разве только зеркало на стене висело, огромное, в толстой раме.

Гарри только-только рожу состроил, как миссис Фигг вернулась. И сказала, что пойдёт сейчас к мисс Николсон, что у той сегодня вкуснейшие булочки к чаю.

Мисс Николсон он помнил: у неё было котиковое манто, и она его надевала когда только могла, даже в тепло. Про её булочки Гарри ничего не знал.

А ещё не понимал совсем, зачем миссис Фигг его звала, если уходит. И зачем вообще звала, она же в жизни до этого не...

— А с тобой, милый мой, хотят поговорить. Да-да, ждут на кухне. — И потащила в коридор.

Гарри только и успел, что крикнуть:

— Я ничего не делал!

Но миссис Фигг велела не бояться, быстро потрепала его по щеке и всё-таки ушла — не хватать же её за рукав было.

А Гарри так и остался посреди коридора — кто может его ждать? Зачем? Он же правда ничего не делал — ни странного, ни просто так, давно уже не делал! Он смотрел на закрытую кухонную дверь, и ничего у него не придумывалось.

И жаловались бы ведь Дурслям, а не миссис Фигг.

А потом Гарри пришла в голову мысль настолько глупая и настолько же прекрасная, что он даже застыл на несколько секунд.

Может, его нашли? Всё-таки?

Он же раньше думал, что у него есть семья. Большая семья, где про него не знают просто.

А вдруг он откроет, а за дверью кто-то оттуда? И заберёт с собой. И извинится, что так долго, а Гарри ему скажет как в кино, что ничего страшного, что, главное, всё кончилось и теперь они вместе.

Дверь отворилась, и Гарри вздрогнул. Вышла совсем не ласковая женщина с длинными волосами и не мужчина, похожий на того, что в фильме людей спасал.

Вышел кто-то худой и очень усталый. И на Гарри посмотрел так внимательно, как будто не видел его очень давно и вот теперь увидел. Немножко этот взгляд был похож на те, какими глядели на Дадли, прежде чем закричать: «Как ты вырос!» и начать обнимать.

Но этот человек ничего такого не сделал. Просто сказал тихо:

— Здравствуй.

И как-то сразу стало понятно, что он откуда-то про Гарри знает, может, больше даже, чем Гарри о себе знал сам.

И Гарри тоже поздоровался на всякий случай. И спросил, ну правда же нельзя не узнать:

— А вы кто?

Человек фыркнул:

— Не знаешь, значит?

Гарри только головой помотал, а хотелось — зажмуриться. Потому что сейчас, вот сейчас-сейчас-сейчас, должно было случиться… Что-то очень важное.

— Крёстный я твой.

Тепла в голосе человека, наверное, на двух бы Гарри хватило или на трёх.

Гарри не знал, что сказать — потому что вот он, родственник, живой, пришёл, но ведь не обнимешь же такого. И с собой не зовёт, и глаза такие усталые, что — страшно.

— Поговорим, хочешь?

А ведь он же его, Гарри, боится, не знает, что делать!

Глупость какая, будто Гарри может обидеться на настоящего крёстного, да ещё с таким голосом. Вот молчать будет, да. Потому что — что говорить? И миссис Фигг сегодня странная, и крёстный странный, и Гарри вот тоже становится.

— Пойдёмте на кухню, только-там-кошек-много, — выпалил Гарри сердито и протянул крёстному руку.

Тот — взял. И усмехнулся без улыбки, и так, оказывается, можно:

— Кошек я уже видел.

Кошки важничали и делали вид, что ни Гарри, ни крёстного не замечают, кошки тёрлись об ноги, кошки норовили залезть на колени. И мяукали, мяукали все до одной, разогнать бы, да как. А человека, оказалось, звали Сириусом Блэком. И он Гарри про родителей рассказывал. А кошки мяукали.

— Я знал твоих родителей. Они меня твоим опекуном назначили.

— Как это?

— Чтоб заботился, если с ними что-нибудь случится.

— А почему вы тогда…

Гарри хотел сказать: «меня так долго не забирали», но не стал.

У Блэка были же причины, наверное, а он сейчас будет тут спрашивать. Нашёлся важный!

Но Блэк не обиделся вроде бы, только лицо — страшное стало у него лицо, Гарри ни в одном фильме такого не видел. А потом наклонился к нему близко-близко. И руками зачем-то так в стул вцепился — до бледности.

— Ну хорошо, а сейчас ты со мной хочешь жить?

«Сомнойхочешьжить» было острым, тревожным и каким-то родным. С ним таким, наверное, спать можно было в обнимку.

А радости у Гарри теперь было столько, столько — на всю жизнь должно было хватить.

Если только Блэк не шутил.

— А вы… Вы вправду зовёте?

— Конечно.

Гарри тоже подался вперёд:

— Я с вами могу жить?.. Я — конечно! Да я… Да вы что!

И вот тут, после того, как Гарри сам не понял, чего понакричал, Блэк его обнял.

И так к себе прижал — сильно-сильно.

— А мы сегодня к вам домой пойдём? Ой, а дом у вас вообще есть? А можно, я с тётей прощаться не буду?

— Нет, не сегодня поедем.

— А если завтра, то можно, я всё равно прощаться не буду?

Блэк вздохнул. И Гарри понял — что-то ужасно, что-то совсем-совсем не так, только что?

— Ты прости. — Блэк взъерошил Гарри волосы. — Только летом можно будет.

Как летом?! Но это же… Гарри даже сосчитать сразу не смог сколько. Это же у Дурслей ещё столько, это же они… А крёстный же уже есть!

Он, наверное, как все взрослые, у него тоже по-другому, и день для него тоже — ужасно мало.

— А вы не денетесь никуда?

Точно же уйдёт, точно, мало ли, что крёстный, мало ли, мало ли…

— Ты от меня шесть лет отдыхал. Не денусь, нет уж.

Блэк как-то так строго ответил, что Гарри даже успокоился немного.

— Ты послушай. Ты с Дурслями больше жить не будешь.

— А как?

— Дом они тебе подарят, свой. Ну, часть. Ты какие комнаты хочешь?

— Они мне не могут ничего дарить!

Гарри так удивился, что сказал громко. Потом только подумал, что тетя, если узнает, что он посмел жаловаться — она же… ой.

— Обижают они тебя?

Гарри, наверное, надо было сказать, что нет, ни капельки, что у него замечательные родственники, что…

Но у него не получилось. И даже головой помотать не получилось, а только промолчать.

И Блэк тогда ещё раз спросил:

— Что, совсем плохо?

Гарри с Дурслями предстояло жить ещё до лета, и надо было хотя бы опять молчать. Но столько всего сегодня случилось: и крёстный нашёлся, и чего только не, — что Гарри кивнул.

И даже зажмурился.

И Блэк сказал:

— Ясно.

И ещё сказал:

— Поговорю я с ними.

Когда за тебя заступаются, это тоже как в фильме, только лучше. Потому что в фильме за всяких девушек, а тут за тебя собственный крёстный.

* * *

— Значит, там всё так, как ты опасался? — Андромеда Тонкс присела в кресло у камина, делая вид, что любуется языками пламени. На самом деле ей не хотелось смотреть на кузена. Не потому что она его не любила — как раз напротив. И поэтому ей было больно видеть, как изменили его последние пять с половиной лет.

— Нет, не так. Хуже. — Сириус, напротив, любовался кузиной. В свои тридцать пять Андромеда, как ему казалось, была ещё краше, чем в юные годы. Счастье делает женщин красавицами, а Андромеда Тонкс была счастлива: любящий муж, очаровательная дочка... Правда, в пассиве — разрыв с родителями и сёстрами, и вот тут Сириус мог её понять как никто. И считал, что игра стоила свеч. Худой мир, вопреки пословице, далеко не всегда лучше доброй ссоры, особенно когда миром его можно назвать с большой натяжкой.

— Если бы малыш хотя бы задумался — он ведь обо мне ничего толком не знает, первый раз вообще увидел... ну, представь, тебе семь лет, к тебе приходит такое вот чудо потёртое и говорит: «Хочешь жить со мной?» Нормальный ребёнок от такой идеи ошалеет.

— А просто поселиться рядом нельзя? — спросил Тэд. Сириус помотал головой:

— Боюсь, от этого будет только хуже. Я понимаю, что проблем будет много. Я его законный опекун, но только для нашего мира. Придётся документы подделывать, наверное, — по-моему, это лучше, чем что другое.

— А где тебе нужно будет с маггловскими властями контактировать?

— Покупка части дома — раз, школа — два... — Сириус начал загибать пальцы.

— Это как раз не проблема, моя тётя — замдиректора школы в Стрэтфорде. Она всё организует, я думаю.

— А она согласится?

— Почему нет? Суть проблемы точно поймёт — она в курсе наших дел в какой-то степени. А с домом — если тебе вообще удастся уговорить эту семейку — пусть лучше оформят дарственную на Гарри, а деньги отдашь им неофициально. Им — репутация, а тебе с документами возиться не придётся.

— Ха! — Сириус вскочил, восторженно хлопнул Тэда по плечу. — Меди, ты в курсе, что твой муж — гений?

— Мой муж — средоточие всех добродетелей, — серьёзно сообщила Андромеда, в свою очередь поднимаясь с кресла. — Пойдёмте ужинать, гении, мясо, я думаю, как раз дотушилось.

— Постойте!

Все трое обернулись к камину. Гостей Тонксы не ждали, тем более таких. Из камина выскочила Нарцисса Малфой. Бледная, растрёпанная и — о, чудо! — без макияжа.

— Что тебе здесь надо? — холодно спросила Андромеда, стараясь сделать вид, что неожиданный визит сестры её лишь слегка удивил. Хотя на самом деле она сильно встревожилась — уж слишком странно выглядела Нарцисса.

— Люциус арестован. За убийство аврора. Он, наверное, сошёл с ума! — выдохнула Нарцисса, упала в кресло и зарыдала. Даже не слишком играя на публику.

Надо признать, что и публика ей попалась не особо благодарная. Во всяком случае — большая её часть.

* * *

Старший аврор Саймон Клэнси прекрасно понимал, что его план — авантюра, притом смертельно опасная, но ничего другого он не придумал. А если ничего не делать — эта бледная спирохета опять выкрутится, тут уж и в хрустальный шар не смотри.

Отец Саймона был врачом, а мать не одобряла непристойностей, поэтому Саймон привык использовать в качестве ругательств медицинские словечки. Родителей давно уже нет, а привычка осталась.

Саймон вообще нелегко расставался с привычками. Именно этим он объяснял приятелям то, что, даже окончив Хогвартс, а потом и школу Авроров, жил с родителями-магглами. Хотя настоящее объяснение было гораздо проще: он любил родителей и младших брата с сестрой и не хотел расставаться с ними — по крайней мере, до женитьбы.

Потом он не раз думал: а что, если бы он жил отдельно? Может быть, тогда на его родных не напали бы?

Но случилось так, как случилось.

В октябрьский вечер восемьдесят первого, когда Саймон был на дежурстве, в дом явились пятеро Пожирателей. Защиту они сломали легко — да и не особо сильной она была, та защита. Чего можно ждать от чёрных фигур и белых масках в семье Клэнси знали; отец сразу схватился за пистолет и даже успел застрелить одного Пожирателя, прежде чем его сковали заклинанием. Десятилетний Джастин кинулся на врагов с перочинным ножом — его просто отбросили в сторону, мальчик влип в стену и на несколько минут выпал из реальности. А очнувшись и обнаружив, что на него никто не смотрит, схватил горсть летучего пороха, крикнул: «Аврорат!» и прыгнул в камин. Как это десятки раз делал на его глазах Саймон.

Знай Пожиратели, что Джастин тоже родился магом, у него вряд ли появился бы шанс сбежать. Это и так было почти чудом. И едва ли не большим чудом — то, что он сумел быстро и чётко объяснить дежурному главное. Авроры оказались в доме Клэнси спустя минут пять-шесть, не более.

Но всё равно опоздали.

Саймон был среди них. И первое, что он увидел оказавшись в собственной гостиной — светловолосого человека, хладнокровно втыкающего нож в грудь его сестры. Как потом определили, в тот момент Эллен была уже мертва, но тогда он этого не знал. Направленное в убийцу заклинание отбил кто-то из его сообщников, и вся компания тотчас аппарировала, не приняв боя. Саймон кинулся к сестре — вдруг ещё можно помочь? Крик кого-то из товарищей: «Не тронь!» запоздал, он успел коснуться рукояти кинжала, и это едва не стало последним, что Саймон сделал в жизни.

Очнулся он только месяц спустя, а вышел из Мунго ещё через полтора, прозевав не только исчезновение Волдеморта, но и суды над его сторонниками. О том, что Люциус Малфой оправдан, Саймон узнал из газет. А хоть бы и нет — что он мог бы сделать? Кто бы поверил, что он успел увидеть глаза убийцы за миг до того, как тот исчез из комнаты — и глаза эти не были глазами человека под Империо? Собственно, никто и не поверил. Хотя то, что это был Люциус, сомнений не вызывало — цвет волос, предмет гордости слизеринского старосты, трудно было с чем-то спутать.

Проклятье на кинжале оказалось одноразовым. Выйдя из больницы, Саймон попросил отдать кинжал ему — якобы на память, хотя на самом деле в тот момент не смог бы сказать, зачем ему это понадобилось. Поскольку дело к тому моменту было уже закрыто, а единственный подозреваемый оправдан «как действовавший под магическим принуждением», просьбу выполнили на удивление легко.

Будь Саймон один, так просто убил бы мерзавца. Наверное. Но он отвечал за брата и не мог себе позволить попасть в Азкабан. Сейчас Джастину уже почти семнадцать, если что пойдёт не так — точнее, слишком уж ТАК — он сумеет справиться сам.

И пусть уж лучше живёт братом жертвы, чем убийцы.

* * *

Из письменных показаний младшего аврора Этельберта Шеллоу:

«…Когда мы закончили обыскивать кабинет мистера Люциуса Малфоя, старший группы Саймон Клэнси приказал нам продолжать обыск в других помещениях, а сам остался в кабинете с подозреваемым. Сказал, что должен его допросить. Через некоторое время я проходил по коридору мимо кабинета и услышал подозрительный шум. Я сразу вбежал в кабинет и увидел, как Люциус Малфой ударил старшего аврора Клэнси кинжалом. Я обездвижил подозреваемого заклинанием и вызвал остальных...»

Из обвинения, предъявленного Люциусу Абраксасу Малфою:

«1. Незаконное хранение тёмномагических артефактов, в том числе способных нанести существенный вред жизни и здоровью человека (список прилагается).

2. Нападение с применением холодного оружия на старшего аврора Саймона Клэнси при исполнении им служебных обязанностей, повлёкшее тяжкий вред здоровью...».

Из протокола допроса подозреваемого по делу С-17-01-87 «О нападении на представителя власти при исполнении служебных обязанностей».

Допрашиваемый: Люциус Абраксас Малфой, рантье.

Дознаватель: Мередит Джаспер Уинтербёрн, следователь Департамента Обеспечения Магического Правопорядка.

Уинтербёрн: Почему вы напали на аврора?

Малфой: Я?! Зачем бы?

Уинтербёрн: Однако вы не можете отрицать, что нападение имело место.

Малфой: Я ни на кого не нападал.

Уинтербёрн: Вы хотите сказать, что аврор Клэнси сам ударил себя кинжалом?

Малфой: Я хочу сказать, что он угрожал мне.

Уинтербёрн: Чем?

Малфой: Кинжалом.

Уинтербёрн: Он замахнулся на вас?

Малфой: Да, он напал на меня с кинжалом, и мне пришлось защищаться.

Уинтербёрн: Мистер Малфой, я бы не советовал вам столь откровенной ложью лишать себя и без того слабой надежды на снисхождение. Напоминаю, что мы можем провести перекрёстный допрос с применением Веритасерума.

Малфой: Сэр, я не привык чтобы в моих словах сомневались!

Уинтербёрн: Однако ваши слова коренным образом расходятся с показаниями потерпевшего. И если вы на них настаиваете...

Малфой: Что?! Он жив?!

Уинтербёрн: Вопреки вашим стараниям — да. Так что советую говорить правду.

Малфой: Я хотел только бросить кинжал в огонь... уничтожить следы крови...

Записано Служебным Самопишущим пером 19.01.87 г.

Из объяснительной Саймона Клэнси:

«... Когда мы остались в кабинете вдвоём, подозреваемый Люциус Малфой в слегка завуалированной форме предложил мне взятку за то, что мы вернём некоторые из изъятых при обыске предметов. Я сделал вид, что согласился, но предупредил, что «не заметить» можно не более четырёх-пяти вещей из вызывающих подозрение. Он назвал следующие предметы из числа найденных ранее:

1. Костяные бусы (возможно, длинные чётки). Найдены в тайнике под полом гостиной. Якобы память о первой любви. На вопрос, зачем он их прятал, ответил: «От супруги».

2. Тетрадь в чёрной обложке. Изъята в числе других вещей из кабинета. Якобы память о давнем друге.

3. Серебристый футляр, найден в замаскированном сейфе в спальне. В футляре, по словам подозреваемого, находился ритуальный кинжал, якобы — ценный предмет коллекционирования.

В этот момент я потерял выдержку и, показав подозреваемому кинжал, который носил как память об убийстве своих родных, спросил: «Вот такой?». В ответ подозреваемый, поняв, что я притворялся, начал в оскорбительной форме утверждать, что у нас руки коротки и он сам нас ещё посадит. Раздражённый таким поведением, я сказал примерно следующее: «На этом кинжале кровь моей сестры. В результате воздействия проклятья, наложенного на кинжал, я приобрёл некое сродство с ним, и теперь могу с помощью одного малоизвестного обряда показать не только то, что эта кровь была пролита вами, но и то, насколько добровольным было это действие». После этого я положил кинжал на стол, чтобы достать пергамент для записи допроса. Воспользовавшись моей оплошностью, Малфой схватил кинжал и ударил им меня. Я потерял сознание и больше ничего не помню.

Признаю себя виновным в отсутствии должной выдержки, халатности и ведении внеслужебных разговоров с подозреваемым».

Из приказа Главы Аврората Р. Скримджера от 22.01.87 г:

«п.3. Старшему аврору С. Клэнси объявить выговор (без занесения в личное дело) и наложить штраф в размере месячного оклада за халатность, проявленную при задержании опасного преступника».

Из приказа Главы Аврората Р. Скримджера от 24.01.87 г:

«п.4. Старшему аврору С. Клэнси оказать материальную помощь в размере трёх месячных окладов в связи с тяжёлым ранением, полученным при выполнении служебных обязанностей».