Сумасшествие без всех (часть II) (гет)

В этой пляшущей толпе,

В центре праздничного зала,

Будто свечка по тебе,

Эта женщина стояла.

Встала и белым-бела

Разом руки уронила,

Значит, все-таки, была,

Значит, все-таки, любила!

Л.А. Филатов

— Худший враг профессора Снейпа — сам профессор Снейп, — заявляет на следующий день Рональд.

Они с Гарри носят с чердака коробки с ёлочными украшениями. Вручную, потому что заклятие левитации может отказать в самый неподходящий момент. Я уже разбила таким образом пару чашек. Должно быть, дом всё ещё сопротивляется засилью гриффиндорцев.

Лично мне он вообще объявил войну — всеми лестницами, дверями и люстрами. От подвала до флюгера всё здесь лихорадит. Напольные часы пытаются пробить мне голову кукушкой. Злобное привидение с безумным лицом повисает надо мной и таращится в упор, стоит мне лечь в ванну. Ступеньки проваливаются то там, то здесь, норовя поломать мне ноги. Гриффиндорка, к тому же магглорождённая — прочь, прочь!

Ничего, справлюсь.

Гарри падает на диван возле горы коробок, утирая вспотевший лоб.

— Очень оригинально, — отвечает он на глубокомысленную реплику своего друга. — Профессор Дамблдор говорил так про Волдеморта.

Рональд плюхается рядом:

— А я на что намекаю?

Конечно, все продолжают обсуждать необычное окончание семестра. Об этом гудит уже вся Магическая Британия. Прежде мне удавалось не размышлять о Северусе сверх меры, чтобы не бередить раны. Но теперь (и с чего бы?) эти мысли идут постоянным фоном, и я не в силах от них отделаться.

К сожалению, приходится учитывать не только хорошее, но и плохое. Даже то, о чём не хочется вспоминать. Я пытаюсь понять его, пытаюсь понять тебя, Северус… Но ты постоянно ускользаешь.

Сейчас начнут собираться гости, и мы продолжим обсуждать, предатель ли он, Пожиратель ли он… А я отыскала обручальное кольцо на подлокотнике кресла. Думала переодеть его на другую руку, но в результате подарила Джиневре на Рождество. Так правильнее во всех отношениях. И объяснять ничего не надо. Не сейчас, по крайней мере.

— Достали уже своими шутками! — заявляет серьёзная Гермиона, сосредоточенно перекрашивая портьеры из изумрудного в пурпурный. Рождество решили справлять в гостиной — с балкона удобно запускать фейерверки.

Видимо, Тунья права — мы безалаберная семья! У неё наутро после переезда были бы прибиты все крючочки и всюду красовались бы вазочки. Двадцать пять вазочек на одну гостиную. А у нас с Гарри за полгода не дошли руки тут обжиться.

Пока я лежала в больнице, Гарри пребывал в таком шоке, что не хотел оставаться один, и гостил в Норе. Потом началась учёба в Хогвартсе. Потом хотели успеть всё в последний день. Но Долиш повторно явился в школу только сегодня — объявил, что его люди закончили первичные мероприятия, и Хогвартс-экспресс волен отправляться. Пока они не начали вторичные мероприятия, все устремились на станцию. Но как мы ни спешили, дома оказались лишь ближе к вечеру.

Дома нас встретили проклятия Вальбурги и ворчание Кикимера на тему того, что праздничный ужин не готов, и не будет готов, так как я заранее не снабдила его меню. Я пообещала сама сделать пиццу и пасту, если он пробежится по забитым до отказа кладовым. Но суровый домовик воспринял это как личное оскорбление. Никак к нему не привыкну! Или он ко мне. В Гарри всё же течёт кровь чистокровных волшебников, а со мной Кикимеру трудно сжиться.

— Вот-вот! Скандал на всю страну! Что тут смешного?

Рассуждая о скандале, Джиневра сдирает со стены фамильное древо династии Блэков. Я решила, наконец, избавиться от прогнившего гобелена. Насилу упросила Кикимера помочь! Пришлось заверить безутешного домовика, что гобелен поступит в его распоряжение и будет избавлен от кощунственных высказываний случайных гостей. Кикимер поворчал, но щёлкнул пальцами, снимая чары вечного приклеивания, и зашаркал прочь.

Из неприятного остался только портрет Вальбурги в прихожей, но тот висит насмерть. Мы его шторочкой занавешиваем. Уж очень он скандальный.

Были Блэки — и нет Блэков... В комнате Сириуса теперь живёт Гарри, а в комнате Регулуса у нас что-то вроде музея. Повесили там портреты обоих братьев, разложили их личные вещи. Для Гарри крёстный был, как отец. Ему нужна память.

— Куда эту ветошь? Пока на чердак, да? — уже выходя из комнаты, Джиневра заканчивает прерванную мысль: — Речь о чести Хогвартса, между прочим. Бедная профессор МакГонагалл!

— Тогда уж бедный профессор Снейп! — напоминает Гермиона.

— Снейпа ничем не прошибёшь… — заверяет Рональд, брезгливо стряхивая с себя паутину. — Тьфу! Терпеть не могу этих восьминогих! А за тобой, Гермиона, я давно замечаю подозрительную симпатию к Снейпу. Ты его всегда защищала, даже когда он не был героем-разведчиком.

— Думай, что болтаешь! — сердится Гермиона, оглядываясь на своего декана, то есть на меня. — Профессор Снейп в моей опеке никогда не нуждался. Я лишь стараюсь быть объективной.

— Ну да, ну да, — недоверчиво повторяет Рональд. — А кто уже начал сбор подписей в его защиту? Тебе только дай повод побороться за чьи-нибудь права! И ладно ещё, когда это были безобидные эльфы…

— Я, в отличие от других, ещё помню, что являюсь старостой школы, в которой он работал!

— И вот так семь лет. Я уже оглох на оба уха, — меланхолично сообщает мне Гарри, взмахом палочки раскрывая коробки с праздничными шарами. — Так, возвращаясь к Рождеству. Мам, может, всё-таки волшебством всё развесим? А то времени в обрез.

— Не думала, что молодое поколение так обленилось! Последнее дело — вешать игрушки, не беря их в руки! — я осторожно опускаю волшебную палочку (вроде бы, ёлка стоит ровно, но если рухнет — виновата не я, а дом). — Нас много. Если что, гости помогут!

— Просто на это два часа уйдёт…

— Гарри, возьми шарик. Пожалуйста.

На лице моего сына в очередной раз появляется неуловимое выражение, которое я пока не могу разгадать. Он молча кивает и начинает аккуратно разбираться с мишурой и лампочками. Хотя времени и правда впритык.

— Вот здесь — то, что мы накупили в Косой Аллее, — добросовестно докладывает Гарри, извлекая на свет подмигивающих Дамблдоров и хлопушки-сюрпризы из «Волшебных Вредилок». — А здесь — то, что валялось на чердаке. Осталось от старых хозяев. Если отобрать те, которые без змей, то есть симпатичные. Странно, что Сириус их не доставал, когда мы в прошлый раз встречали тут Рождество!

Было и такое, да? Я не знала. Но друзья понимающе кивают — с ностальгией и грустными улыбками.

— Он ведь терпеть не мог своё наследие! — напоминает Рональд. — Зато искусственные сугробы были что надо — хоть с разбега прыгай!

— Сначала проверь всё на сглаз! — кричит из другого конца комнаты Гермиона.

Если бы не война, у Гарри были бы самые красивые ёлки. Вообще всё самое лучшее. Но самое лучшее осталось в Годриковой впадине, вместе с моим настоящим домом. А теперь мой выросший сын с искренним удивлением разглядывает волшебные игрушки. На самом деле редкая красота — произведения искусства вековой данности! Прозрачные замки с непонятно как подвешенными мостами, объёмные снежинки, словно сплетённые из стеклянного кружева — каждая со своим узором.

Ёлочные украшения — сродни настоящим сокровищам. Все сразу оставляют дела и подтягиваются их разглядывать. Гермиона пытается угадать, на каком заклинании держатся снежинки. Рональд, более привычный к магическим изыскам, копается в только что купленных хлопушках и фигурках.

— Ух ты! Погляди, Гарри — тут и ты есть! На метле. О! И Снейп есть! Миссис Поттер, а профессора Снейпа вешать?

Я отвечаю, что места всем хватит.

Как раз в это время возвращается Джиневра с намерением продолжить прерванный разговор.

— Я тут подумала — есть две приемлемые версии, — сообщает она, пристраивая на подоконник (больше некуда) поднос со свежими вафлями. — Угощайтесь — это лишние. Кстати, Кикимер просил узнать, какое подать вино… Ну так вот — либо это ошибка, либо он просто не смог отвертеться от какого-нибудь поручения Волдеморта. Ой, либо его подставили! Три версии получается… Что, Гарри?!

Гарри вешает ей на шею Рождественский венок и вручает коробку с лампочками.

— Джинни, вот это всё надо развесить по гардинам. Справишься?

— Уж как-нибудь, — отвечает она слегка обиженно.

— Без магии.

Секунду Джиневра глядит на него с удивлением, потом понимающе кивает и больше не спорит. Поудобнее перехватывает свою ношу, и отправляется устраивать Рождество. Возвращается с полдороги, целует Гарри, что-то шепчет ему на ухо и опять отходит к окнам, сжимая вафлю в зубах.

А я вспоминаю своё прошлое Рождество. Гарри и тогда был в восторге от снежинок и шариков — всё норовил сдёрнуть их с ветки и запихать в рот. А мы с Джеймсом вдвоём украшали ёлку. Без магии, потому что так было веселее — путаться в гирляндах, и целоваться, и снимать с него очки липкими от смолы руками. И хотя бы на один день забыть о войне. В те времена со мной не случалось такого — чтобы всё хорошо, а мне плохо. Или это оттого, что не так уж всё хорошо?

Без видимой причины я неожиданно понимаю, что страшно устала. Я убеждена, что лучше притворяться счастливой, чем быть несчастной, но внезапно сознаю, что не могу больше. Ни больше, ни меньше. Всё. Мой муж в могиле, мой любовник в тюрьме. Мой сын и его друзья считают меня полоумной, и весь этот дом меня ненавидит. С Рождеством, Лили!

— Посмотрю, как дела у Кикимера, — объявляю я и выскакиваю за дверь.

Спускаюсь на кухню, как всегда, споткнувшись на лесенке. Но смотреть ни на что не хочется. Я сажусь с краю за стол, превращённый домовиком в поле боевых действий для муки и скалок, и опускаю голову на руки. Слёз нет — реву я, как положено, по ночам в подушку. А сейчас на меня находит отупение.

— Миссис Поттер не устраивает работа Кикимера? Кикимер готов всё переделать, — оскорбленно произносит эльф, материализовавшись рядом с ложкой в одной руке и тёркой в другой.

После долгого ворчания он всё-таки соорудил праздничный ужин из тридцати блюд. Не переставая ворчать.

— Что ты, Кикимер! Ты — золото. Или серебро. Если тебе так приятнее, — отвечаю я устало.

— Тогда почему миссис Поттер пришла наблюдать за работой Кикимера? — осведомляется он своим каркающим голосом.

Так. Выгоняют.

— Я хотела сказать, Кикимер, что хватит готовить. Иди отдохни и переоденься. Мы сами всё расставим и помоем посуду, — говорю я миролюбиво.

Тем более что обеденный стол ещё завален коробками. И стулья тоже. Я — никудышная хозяйка. Не чета Вальбурге Блэк. Вот и домовик глядит на меня с острым неодобрением — ничего-то я не понимаю!

— Кикимер никому не отдаст свою работу. Он вовсе не настолько стар и немощен, — сообщает он в глубокой обиде.

— Но ты же не будешь сидеть за столом в муке с головы до ног? Все расчихаются!

С полминуты мы в упор глядим друг на друга. Он не понимает меня, а я его.

— Кикимер сядет за рождественский стол? — домовик роняет тёрку. А за ней ложку.

Я поднимаю ложку и протягиваю ему, тёрку он подбирает сам. И роняет снова.

— Говорю же — тебе надо отдохнуть, а то упадёшь от усталости, — предупреждаю я ещё раз и направляюсь к выходу.

— Хозяйка… — хрипло окликает меня Кикимер. — Так… какое подать вино?

— На твой выбор. Ты в этом лучше понимаешь, — отвечаю я уже из коридора. — Только не зови меня хозяйкой.

Какие-то аналогии неприятные.

Закрыв дверь на кухню, я достаю волшебную палочку, завешиваю портрет Вальбурги праздничным плакатом и накладываю на миссис Блэк Силенсио. Пусть посидит в темноте, подумает над своим поведением. Убираю головы эльфов с потолка. Завтра похороним их под крыльцом — это почти так же здорово, как висеть над парадной лестницей. Устраиваю в холле дождь из золотых искр. Теперь, когда штаб-квартира Ордена вернулась на «площадь Гриммо, двенадцать», дом должен соответствовать статусу.

С другой стороны, придут только друзья. Друзья Гарри. Я почти никого близко не знаю. Мои друзья, они… В общем, придётся обзаводиться новыми. Но, по крайней мере, теперь мало что напоминает о Сириусе, а то было бы совсем грустно. Хотя при жизни Сириуса я ни разу не была в этом доме. Джеймс, вроде, бывал раньше, но приятных впечатлений у него не осталось. Значит, жалеть не о чем. И вообще, надо перестать оглядываться назад.

Когда я возвращаюсь, ёлка почти наряжена. Подозреваю, что всё-таки не без магии. Осталось украсить только самые верхние ветки. С алым цветом в интерьере мы капельку перестарались, но зато дух Рождества пришёл. Пока Гарри с ребятами расширяют комнату, чтобы поместились все гости, Кикимер, уже переодевшийся в свежую накрахмаленную наволочку, молниеносно доставляет из кухни праздничные блюда. Стол всё удлиняется и удлиняется.

— Надо было факультетский взять — из Большого зала! — поражается Гарри, поправляя съехавшие набок очки.

Я приманиваю из прихожей лётную метлу и, устроившись на ней, довершаю убранство ёлки. Мне попадается светящийся шар с обвивающей его филигранной змейкой. Надо же! Такие ещё остались! Пусть висит. Собственно, почему нет?

Се. Ве. Рус. Я снова пробую собрать воедино прошлое и будущее, но всё разваливается. Как будто он сам обрубает концы. Заброшенный и забитый ребёнок. Подросток, которого вечно травили в школе. Юноша, ставший Пожирателем Смерти — все эти ипостаси он предпочитает не доставать на свет. Северус — то, что он есть здесь и сейчас, а прочее — окклюменция и молчание.

Случается, что на короткий миг он становится собой, но видеть это странно и больно. Оказывается, что прошлое никуда не уходило и разъедает его, как обращённая внутрь магия. Мне не в первый раз приходит в голову эта мысль — Северус себе как-нибудь навредит, с его-то способностями! Просто невозможно до такой степени презирать себя и ненавидеть!

Мог ли он при таком мироощущении скатиться к прежним ошибкам, к одному из ненавидимых образов?

Я задумываюсь о своём, и шар выскальзывает из рук. Проваливается сквозь ветки и пропадает из виду. Я тут же вынимаю из кармана волшебную палочку для Репаро. Но не слышу звона, а из-под ветвей выбирается первый из гостей — Кингсли Шеклболт, с широкой улыбкой демонстрируя пойманную игрушку. Похоже, я едва не убила Министра магии!

Я поспешно извиняюсь и слезаю с метлы. Министр Шеклболт объясняет, что готовность к покушениям прилагается к его должности, и торжественно пристраивает шар на ветку. А заодно заставляет ёлку всё-таки встать прямо, потому что полы нарочно пытаются её уронить. Хороший у нас Министр! Гарри прав — с ним как-то сразу наступает порядок.

А вслед за этим сразу врывается беспорядок. Через камин вваливается хохочущее и растрёпанное семейство Уизли, где-то основательно извалявшееся в снегу. Мои ребята бросаются стаскивать с новоприбывших шарфы и шапки. Молли пеняет Артуру за то, что из-за него все явились в таком виде. Уильям и Джордж тут же находят повод подшутить над Рональдом. Одна Флёр, словно светящаяся своей красотой, ведёт себя подобающе обычаям хорошего дома.

К Мерлину эти обычаи! Я кидаюсь целоваться с Молли, и Джордж, косясь на стоящую тут же сестру, не упускает случая подметить, что в жизни не видел такого скопления рыжих ведьм. Молли немедленно подключается к организации застолья, а вся её многочисленная семья принимается изготавливать стулья из менее нужных предметов. У одного получается табуретка, у другого — кресло-качалка, но главное, чтобы всем было, куда сесть.

Вскоре прибывают Невилл и Луна — напрямую из «Сладкого королевства» — и немедленно начинают совать всем праздничные сладости. На Невилле свитер до колена с необходимыми оленями — явно подарок бабушки. На Луне что-то невообразимое. Видимо, костюм ёлки.

— Я принесла с собой нарглов. На удачу. А то у вас мрачновато, — сообщает она с ходу.

И тут же уносится помогать Гарри с растягиванием входных дверей под рост Хагрида. Великанское «С Рождеством!!!» сотрясает весь дом.

— Я оставил мотоцикл на крыльце — это ничего, Гарри?! — беспокоится Рубеус. — Ах да, я ещё подбросил к вам вот эту милую старушку! И двух кошек — она никак не хотела с ними расстаться. Но Рождество — это ведь для любой зверушки радость!

— Проходите, миссис Фигг, присаживайтесь сюда, к камину, — суетится ответственная Гермиона.

С Рождеством, с Рождеством, с Рождеством…

Несчастный Кикимер мечется, не успевая объявлять гостей. Видно, что душа его разрывается надвое. С одной стороны, он наконец занимается тем, чем должен — организует достойный приём в достойном доме. Как-никак, среди гостей — сам Министр магии! Но с другой стороны, магглорождённые и предатели крови, не говоря о великанах и сквибах, не вмещаются в его систему ценностей.

— Миссис Андромеда с внуком! — объявляет он даже с некоторым удивлением, но произнести фамилию «Тонкс» всё равно не в силах.

Андромеда в лёгком шоке оглядывает знакомую с детства гостиную, а Гарри тащит крохотного крестника любоваться ёлкой. Тед мгновенно хватает светящийся шарик и тянет в рот. Он чудо — личиком похож на Ремуса, но кудряшки то и дело меняют цвет. Ему почти год. Чуть меньше, чем было Гарри в тот злополучный Хэллоуин… Но сейчас я не буду об этом думать — подумаю ночью. Сейчас я должна заняться размещением Андромеды с малышом, а то его оглушат хлопушкой или накормят условно съедобным леденцом.

Пока я подыскиваю удобное кресло, гости прибывают и прибывают — кто через двери, кто через камин. Члены Ордена Феникса — многих я знаю ещё по прошлой войне. Преподаватели Хогвартса — те, кто не дежурит в школе и не встречает Рождество в другом месте. Не сумел явиться только профессор Флитвик, оставшийся присматривать за студентами вместо неожиданно отбывшего декана Слизерина.

Аврора Синистра, наша преподавательница астрономии, передаёт мне сожаления и извинения бедного Филиуса.

— За что арестовали Северуса? Неизвестно? — спрашивает она, оправляя свою сверкающую звёздную мантию.

Я уже не могу слышать этот вопрос. Но, к счастью, отвечать не приходится. В это время Ли Джордан взбирается на высоченный табурет, наколдованный Джорджем, и принимается оглушительно комментировать всё происходящее. Гостиная оглашается взрывами хохота и так, с хохотом, все усаживаются за стол. Слава Мерлину, мест хватает — и Кикимеру, и Министру, который требует, чтобы здесь его называли только по имени.

Время бежит незаметно, встреча Рождества проходит весело. После застолья начинаются танцы, после танцев — фейерверки…

Ещё в начале трапезы я пытаюсь расспросить Кингсли о Северусе, но он объясняет, что ещё не видел отчёта, и вообще всё это очень секретно.

— Уж ты-то должен знать побольше других! — заявляю я недоверчиво.

Министр хмурится, выуживая серпантин из своего бокала.

— Непросто отказывать хозяйке дома, но это не лучшая тема для Рождества, — отвечает он, поколебавшись.

— Студенты Хогвартса тоже так думали.

В глазах Кингсли появляется сердитый блеск, под тёмной кожей на виске набухает вена.

— Да, здесь Долиш переусердствовал! И без последствий его самоуправство не останется. Но где, по-твоему, взять толковых авроров? Все лучшие на том свете! Начиная с Грозного Глаза…

— Ещё одна хорошая тема для Рождества, — подмечаю я.

— Ладно, — соглашается он совсем мрачно. — Поговорим. Только не за столом. Но, предупреждаю, ничего нового я не скажу. И мой ответ тебе не понравится.

Аппетит сразу пропадает — и очень кстати, что в мою тарелку приземляется хлопушка.

Между пением рождественских гимнов и танцами я выталкиваю Министра магии на балкон, утеплённый согревающими чарами. Надеюсь, никто не подумает, что мы обсуждаем здесь…

— Азкабан?! — мне кажется, я проглотила лёд. — Почему сразу туда?! Я так понимаю, до суда ещё далеко…

— Недалеко, — неизменная белозубая улыбка покидает Кингсли. — Но Северус Снейп — сильный волшебник. Не хотелось бы рисковать.

— Ещё вчера он преподавал в школе!

— Вчера ему незачем было дурить.

Я бы сказала, что Северус вообще к этому не склонен, но невежливо перебивать собеседника.

— Мы никого не запираем без доказательств, — как бы оправдывается Кингсли. — Ты не представляешь, сколько Пожирателей до сих пор на свободе, потому что их нельзя припереть к стенке!

— Северуса арестовали как Пожирателя? Вы с ума сошли? — моё искреннее изумление приводит Министра в замешательство.

— Лили, ты удивительный человек, — произносит он от души. — После всего, что тебе сделал Снейп, ты ещё и заступаешься за него.

Мягкий глубокий голос Кингсли заставляет отвечать так же спокойно, но надолго меня не хватит.

— Я заступаюсь за справедливость, — кажется, мы говорим на разных языках. Или о разных людях. — Вы вместе состояли в Ордене. Тебе ли не знать, что и почему делал Северус?

— В том-то и дело, что Снейпа никто не знает, — отвечает Кингсли, с досадой теребя серьгу. — Зато всем понятно, что с его способностями он любому голову заморочит.

Да, это знают все. От школьника до Министра. Но у всякого притворства есть пределы. Или хотя бы цель.

— Вот скажи, положа руку на сердце, ты могла бы за него поручиться? — осведомляется Кингсли.

Этот вопрос застаёт меня врасплох. Когда я… вернулась, у них тут была одна реальность. Но теперь, видимо, настала другая. И впрямь — как я могу о чём-то судить? Меня не было при основных событиях.

— Да, я готова поручиться за Северуса, — отвечаю я медленно. — Это что-то изменит? Ведь за него уже поручался Дамблдор!

И, видимо, так же, как я, рассчитывал в случае ошибки убить его лично.

— Всё верно, — соглашается Министр. — Но теперь нет ни Дамблдора, ни причины, по которой он доверял Снейпу.

— Ну уж простите, что так всё усложнила! — извиняюсь я, сузив глаза. — Да и причина была так себе, правда?

— Лили, я понимаю, что тебе неприятна эта тема. Но ты сама спросила, — нервно напоминает Кингсли. — Я всего лишь озвучил официальную версию. Но не беспокойся, все прекрасно понимают, что ты не любила Северуса Снейпа и не имеешь отношения к его поступкам.

Почему это не имею? Имею. Почему это не любила? Любила. Насколько это возможно до пятнадцати лет. Но мы с Северусом рассорились ещё детьми, и к тому времени уже существовало много «но». Поэтому я не понимаю, чего все хотят добиться, так или иначе подсовывая мне этот вопрос.

— Достаточно. Я уяснила, что ты хочешь сказать, — обрываю я Кингсли. — Чужая душа — потёмки. Лишь такой старый… романтик, как Альбус Дамблдор, мог поверить в чушь о перевоспитании.

— Потише-потише, — беззлобно осаживает меня Министр магии. — Никто не умаляет заслуг Снейпа. Но помилование за его преступления не предусмотрено. Не забывай, что Дамблдор был директором Хогвартса, а не Пожирателем Смерти! Как бы он ни болел, и о чём бы ни просил, убийство — это убийство. А ещё есть непонятная история с ухом Джорджа Уизли…

На балкон, обнимаясь теснее, чем в танце, выскальзывают Рональд и Гермиона, и тут же с извинениями пятятся обратно. Я делаю резкий взмах палочкой, намертво приращивая дверь к косякам.

— Вот, к чему всё идёт! — я так сжимаю рукой перила, что, наверное, на чугуне останутся вмятины. — Просто удивительно, как меняет человека власть! Ты, Кингсли, стал мыслить совсем-совсем, как настоящий Министр. Говори прямо! Поцелуй дементора, так?

— Не так, — объясняет он терпеливо. — С учётом его раскаяния и вклада в победу, о казни речь не идёт. Если хочешь знать моё личное мнение, Лили, я согласен с тобой! Я делаю всё от меня зависящее, чтобы Снейпа не мерили по одной мерке с Пожирателями Смерти. Но я не могу просто отправить сову в Азкабан — отпустите для меня того и поймайте этого. Существует закон…

— Значит, надо менять законы!

— Ты рассуждаешь, как в гостиной Гриффиндора, — улыбается Министр, вспоминая и свои школьные годы. — Слишком много придётся менять законов. Мы бы половину Азкабана распустили по домам. Поверь, Снейп достаточно натворил ещё в первую войну…

— Прости, это даже слушать противно! — кажется, я краснею — хорошо, что в темноте не заметно. — Северус не остался бы в Хогвартсе, зная, что его посадят. Стало быть, ему обещали другое. Или его не трогали, лишь пока он был нужен? Так нельзя! Нельзя предавать своих!

Министр магии бросает на меня восхищённый взгляд, но отвечает, как положено:

— Я не знаю, что ему обещали, Лили. Со Снейпом говорил Дамблдор, и всё это вилами по воде писано. Такими доводами не успокоишь общественность.

Достойный аргумент — что и сказать!

— Общественность уже стерпелась, — бросаю я хмуро.

— Ничего подобного! — возражает он со знанием дела. — Сегодня все в эйфории, а завтра родители первокурсников спросят, почему в Хогвартсе преподаёт такая сомнительная фигура. Последний визит Снейпа в Министерство магии вызвал скандал, который мне пришлось заминать. Некоторые сотрудники до сих пор боятся приходить на работу, однажды повстречавшись с ним в коридоре! — Кингсли переводит дыхание и прибавляет уже более сдержанно: — Лили, он тёмный маг. Он тёмная личность. И он опасен. Я всё понимаю: после войны много говорили о том, как Снейп защищал Гарри, и теперь ты ощущаешь личную ответственность. Но, мой тебе совет, не надо так близко принимать всё к сердцу! Не потому, что тут скрыты страшные министерские тайны. А потому, что на твою долю и так выпало достаточно.

Я не отвечаю. Пауза растягивается тяжёлой завесой.

— Северус действительно очень талантливый волшебник, — произношу я в конце концов. — И очень неглупый человек. Тебе не кажется, что на свободе он принёс бы больше пользы?

— Надеюсь, так и будет. Со временем.

Ещё одна пауза. Боже мой!

— Что ему грозит? В результате?

Министр пожимает плечами.

— Несколько лет в Азкабане.

— Он их не выдержит.

— Выдержит. Сириус Блэк просидел там дольше.

За преступления, в которых были повинны Реддл, Петтигрю и, конечно, Снейп. Да, Северуса любить трудно. Не думаю, что его вообще кто-то любит.

Так что, он должен теперь отсидеть весь срок, доставшийся Сириусу? В Азкабане сейчас смертный холод... Сырость… Дементоры… Немыслимо!

— Что-то можно сделать? — спрашиваю я тихо. — Подписи мы уже собираем.

Кингсли удручённо потирает лоб.

— Надо сперва разобраться в этом деле. Раз уж так, возьму его на личный контроль. Дам знать, как только что-то прояснится.

Я киваю. Благодарю. Что ещё тут добавить?

Мы возвращаемся в гостиную. Стол уже убрали, стулья растащили по углам. Часть гостей танцует, часть разбрелась по дому. Роланда отлаживает забытый мной «Нимбус». Андромеда отправилась наверх укладывать малыша. У камина Элфиас Додж и Аберфорт Дамблдор вспоминают, как весело отмечали Рождество в прошлом веке.

Возле ёлки Сибилла с огнём в глазах доказывает Луне, что слизеринский ёлочный шар похож на сосуд с пророчеством, и она даже видит внутри смутные картины. Луне ничего доказывать не надо — она верит и так. Гораций тоже участвует в разговоре, но в основном восхищается красотой игрушки. Я отдаю шарик Горацию — ему он больше подходит. Профессор Слизнорт сперва отнекивается, но потом с большим удовольствием соглашается принять подарок. Кингсли благодарит за праздник и откланивается, объясняя, что ему ещё надо заскочить в Министерство.

Едва он выходит, мой сын отделяется от шумной компании, готовящей фейерверки, и хватает меня за руку:

— Ну что?!

— Да ничего, — отвечаю. — Старые грехи.

Я знаю, что тревожит Гарри — вдруг он не закончил с проклятыми крестражами? Вдруг Волдеморт вернётся? Из-за пресловутой избранности мой сын ощущает себя ответственным за всю Магическую Британию. Хотя он больше не Избранный.

— А я и не сомневался, что ты разговоришь Кингсли! — довольно улыбается Гарри. — Мне он сказал, что дело секретное, и всё! Представляешь?

Я смотрю на него, и отчего-то у меня щемит сердце.

— Ты попробовал мороженое по личному рецепту Кикимера? Или только гонялся за Министром?

Гарри осекается и кивает.

— Да, мам, конечно. Кикимер не даст пропасть с голоду. Я пойду… Джинни поищу.

Вот гляжу ему вслед и думаю — наверняка я должна поговорить с ним о Джинни, безопасности и ответственности. О том, кем он станет после школы. О сотне других вещей… Со мной родители обсуждали всё это, хотя мало понимали мой мир. Но на каникулах я получала положенный выговор, если Джеймс возвращал меня домой после полуночи. А когда я сказала, что по некоторым причинам не смогу найти после школы хорошую работу, мама очень переживала. Как же так! Ты же отличница! Староста школы! Но я не хотела касаться дома таких неприятных тем, как Волдеморт и преследование магглорождённых.

А со своим сыном только о Волдеморте и говорю. Ну и ещё о здоровом питании, потому что он худой, как полтергейст. Всё у нас… немного не так, как надо. Меня не покидает ощущение, что беседа с Гарри о его женитьбе и поступлении в Аврорат прозвучит нелепо и неестественно. Не вернись я, он и так разобрался бы и с Авроратом, и с Джинни. Он научился со всем справляться без меня. Поздно всё, слишком поздно…

Внезапно меня озаряет, и я несусь по лестнице к входной двери. К счастью, Кингсли только-только шагнул за порог — похоже, его заговорил Дедалус. Я успеваю выскочить следом и поймать Министра за мантию. Он пугается.

— Ещё секунда, Лили, и нас бы расщепило.

Не важно.

— Почему так поздно?! — резко спрашиваю я, пытаясь отдышаться. — Почему Северуса не арестовали раньше? Его вызывали в Визенгамот и сказали, что все вопросы разрешены. Ему без заминок позволили вернуться в школу! Что-то случилось уже потом, да?

— Лили, здесь холодно, — осторожно предупреждает Кингсли.

— Что-то случилось, так? — переспрашиваю я настойчиво. — Поэтому все его прежние дела предстали в отражённом свете? Поэтому ты переменил мнение о нём? Поэтому его заперли в Азкабан?

Над крышей дома один за другим взрываются обещанные Джорджем фейерверки. Салют, наверное, слышно даже у магглов. Лицо Кингсли приобретает то синеватый, то красноватый цвет, и я не могу понять по его выражению, угадала или нет. Я всё равно знаю, что угадала.

— Кингсли, я должна знать.

Я не объясняю, почему должна, но Министр магии неожиданно идёт на попятный.

— Хорошо, — признаёт он медленно и неохотно. — Наверное, ты должна. Только не сейчас и не здесь. Я пришлю сову, как только всё подтвердится. Хорошо?

Я ошарашенно киваю. Нет, я вовсе не рада тому, что добилась своего. У меня будто останавливается сердце, пока я смотрю невидящими глазами, как в зимнем небе, сменяя друг друга, порхают розовые огненные драконы и зелёные фениксы. О, Мерлин!

Лучше бы Кингсли сразу объяснил, в чём дело. Почему-то все вдруг заговорили загадками, все обещают раскрыть мне некую тайну. Сперва школьный призрак, затем министерский чиновник, теперь вот сам Министр… Я и забыла, что стоит приблизиться к Северусу, как попадаешь в параллельный мир! Как с солнечной детской площадки в Паучий тупик. Тут же появляются какие-то странные проблемы и странные люди. Даже Хогвартс у нас с ним был разный: у меня — уроки и походы в Хогсмид, а у него — Пожиратели Смерти и оборотни. Где он только находит все эти мрачные тайны? Притягивает их, что ли? Или они всегда рядом, просто я слепая, и это не две реальности, а одна, но целиком?

«Крысы, Лили. Они тут повсюду. Может, откроешь глаза и тоже полюбуешься?».

— Ты умная женщина, Лили, — вздыхает Кингсли. — Но что тебя так смущает? Или ты знаешь о Снейпе что-то конкретное, и это не даёт тебе покоя?

Нет, нет, если бы я только могла подумать… Разве что та история с Драко Малфоем и украденным ядом? Но за плохо закрытую кладовку не закрывают в Азкабан! А Драко после Обливиэйта всё равно ничего скажет... Я медленно качаю головой.

— Извини, пока ничего не приходит на ум.

Кингсли советует, если что, обращаться в Аврорат, прощается и аппарирует.

Ну вот. Не дала человеку отдохнуть в праздник! Какая-то я стала чёрствая. Я сама это знаю. После смерти Джеймса мне многое… всё равно, что ли. Разумеется, не Гарри, и не вероятное воскрешение Волдеморта!

Но раньше я, к примеру, любила Рождество, а теперь мне безразлично, отмечать его или нет. И за одеждой приходится следить — наряжаться тоже расхотелось. Не для кого. Вроде бы, всё есть, и стыдно жаловаться. Даже счастье есть, но… радости нет. Мне кажется, что я живу, как заведённая кукла. По кругу, по кругу… Вот, надеялась, что Северус вытолкнет меня из этого круга. И, вроде бы, у него стало получаться. А теперь всё опять свелось к тому, что он — Пожиратель Смерти. Не могу. Сил больше нет.

Я и правда продрогла, а палочку оставила в гостиной — ничему меня жизнь не учит! Зато сигареты взяла. Я прислоняюсь к мотоциклу Сириуса (мотоциклу хорошо — он опять дома!), прикуриваю от ладони и смотрю на рождественские звёзды. Хитрый, однако, змей, этот Северус Снейп! Раз он подслушал, как я жаловалась Минерве на жизнь, то наверняка потом сидел со мной на карнизе. А ведь не сознался.

Чёртова жизнь. И кто теперь будет меня ловить?