ЯРВ: Хроники Корпоративного Целителя 2: "Ведьмин Круг" ver:1.03 (FuLL) (джен)

— Ну, вот и все, Пашка, закончились наши мучения, немного осталось, потерпи, — Пётр тащил меня за руки по холодной и мокрой от росы земле.

Человек, в котором я оказался, был тяжело ранен; слабость не давала мне даже пошевелиться. Интересно, кого так усердно спасал мой предок? Уж не в шкуру ли Сорокина я попал в этот раз?

— А ведь ты был прав, бастион действительно оказался нетронутым, и мы нашли то, что искали, — Петр рассмеялся и сел на землю. Судя по крови на одежде, рана, полученная им при штурме, ещё кровоточила. — Я даже боюсь представить, что нам скажут в главке! План был идеальным: три месяца на подготовку, набор добровольцев в немецком тылу. Мы с тобой даже вылазки грамотно устраивали для отвода глаз, все как положено. Война началась так не вовремя, но мы справились; скажи честно, тебе ведь понравилось играть в партизан?

Петр собрался с силами и потащил меня дальше. Я не мог ему ответить, хоть и находился в сознании. Мне оставалось лишь безмолвно лицезреть стелющийся по поляне перед немецким укреплением зловещий туман. Солнце уже взошло, лес наполнялся привычными звуками жизни.

— Конечно, понравилось, я знаю, но задание у нас совсем другое, помнишь? Ты, кстати, о ребятах не беспокойся, раненых мы погрузили на телеги, и они вместе с Лизкой уже на пути к деревне. Нас здесь осталось только двое... Трое. Чертов Финстерн, ушёл под свод, в подземелье бастиона. И ты знаешь, а ведь не врали легенды. Там, внизу, я действительно чую силу. Этот храм Небесного Зеркала ещё не тронут, оно еще лежит там!

Пётр рывком втащил меня в открытые двери укрепления, проволок по трупам немецких солдат, и едва не упал, поскользнувшись в их крови.

— Я не могу взять тебя внутрь, ты уж прости, дружище, но ты уже не боец. Я думал, ты погиб, но утренняя прохлада тебя оживила. Ну вот, а ты на кашель жаловался, он-то тебя и спас. Ранения у тебя серьезные, но ты протянешь до прихода помощи. Они вернутся, не сомневайся. Обидно, правда? Ведь это ты разглядел бастион на снимках. Подумать только, раньше мы их находили только на равнинах, иногда между гор, но чтобы так, в глухом лесу...

Изнутри укрепление немцев выглядело еще беднее, чем снаружи. Сколоченные наспех бараки, склад с боеприпасами в землянке у стены. Однако под спиной все чаще появлялись гладкие камни, словно здесь когда-то была мостовая.

— Ну вот, тут я тебя и оставлю, — Пётр замер перед грудой белых камней в самом центре укрепления. — Свод прекрасен, посмотри.

Едва ли покрытые плесенью и увитые травой камни могли подойти под описание прекрасного, однако сверху они действительно обозначились намёком на свод. Интересно, как этот Финстерн мог скрыться под сводом? Или он разрушил его, замуровав себя внутри? Пётр долго поднимал меня и укладывал в полусидячее положение. Он заботливо подложил под мою спину ватник.

— Не злись на меня, Пашка, я вернусь оттуда с головой Финстерна, обещаю.

Петр, шатаясь, добрёл до развалин. В его кулаке был зажат желтый осколок. Тяжелые камни развалин зашевелились и, отрываясь от земли, выстраивались в арку. Осколком Пётр расчищал себе проход под землю, и я уже видел каменные ступени, ускользающие куда-то в темноту.

— Звездчатые бастионы прекрасны, когда работают, — Пётр смеялся как ребёнок. Он вернулся ко мне, когда со сводом было закончено, заговорил быстро, ведь нас поджимало время:

— Ты не умрёшь, поверь мне. Вот только если что-то случится, что-то пойдёт не по плану, обещай мне, что найдёшь мою жену и сыновей. Расскажи им, что я погиб смертью храбрых. Ты сделаешь это?

Пётр упал передо мной на колени. Он был при смерти, и болезненная улыбка застыла на его лице. Пётр вложил осколок в мою ладонь. Магический кругляш ещё пульсировал жаром, и это тепло, проникая в тело, действительно давало силы.

— Он поддержит твою жизнь до прихода помощи, только я прошу тебя об одном, — взгляд Петра похолодел, впереди его ждала неизвестность, от которой стыла в жилах кровь. — Не вздумай искать меня там, внизу. Если я не выйду через час, а ты уже сможешь идти, иди в деревню. Агенты из главка прибудут туда завтра утром. Объяснишь им ситуацию, ребята знают, что делать. Только Лизке ничего не говори, скажи, что умер я, ты же знаешь, у меня семья, мне с ней дальше нельзя. Она же колдунья, за нее вообще можно не беспокоиться.

Я кричал, чтобы он дождался меня и не ходил под свод в одиночку, но губы Сорокина лишь беззвучно задрожали, он молча кивнул.

— Вот и отлично, Пашка, я знал, что на тебя можно положиться, — Пётр потрепал меня за плечо, с трудом поднялся на ноги. — Ну, вот и всё. Я чувствую зов осколка внизу. Финстерн ещё не коснулся его. Осколок будет выбирать... Ну что ж, я готов!

Пётр надел кольцо Яра и зашагал навстречу судьбе. Мне хватило сил, чтобы поднять руку, но пальцы сжали воздух. Одинокая, сгорбленная от ранений фигура исчезла в черном проёме подземелья. Свод вздрогнул и обрушился, вновь приняв вид невзрачных развалин. Земля задрожала, многотонные мегалиты вырастали из дерна, очерчивая звездчатый бастион магическим узором. Развязка была близка.

* * *

Я приходил в себя после сна и благодарил богов за то, что в этот раз делал это не на полу, скрученный болевым спазмом. Яр был тут как тут, он с любопытством ожидал нового рассказа о моих приключениях в тылу врага. Но озадаченный увиденным, я не решился говорить ему правды. И это становилось печальной тенденцией:

— Не помню, что снилось, кажется, сны начинают меня отпускать.

— Ну наконец-то! Так глядишь, скоро обратно нормальным человеком станешь! — Яр воспринял эту информацию с явным облегчением, по-своему он тоже переживал за моё психическое состояние, вот только где-то глубоко в душе, там, где всегда царят потёмки. — Что, совсем ничего не помнишь? — Яр сел на хвост, провожая меня на кухню и с непониманием смотря на мои страдания у холодильника.

Я жадно впился в пакет молока, осушая его залпом.

— Лес, какие-то развалины, больше ничего не помню! — ответил я в перерывах между глотками. — Кто-то кого-то куда-то тащил...

Яр одобряюще качал головой и был готов поставить мне диагноз: здоров. Я опередил его всего на мгновение. Вопрос об вчерашнем инциденте волновал меня куда больше приключений партизан во вражеском тылу, даже с крутыми спецэффектами.

— Ты так и не узнал, что это за метка такая на Инферналах?

— Мне удалось узнать только то, что это узы братства. Но кто сплотил вокруг себя Инферналов, я не знаю.

— Зачем им потребовалась Фадеева? — ситуация все больше походила на бред. И почему всё это всегда выпадало в мою смену?!

— Долг, и у меня нет другого объяснения. Возможно, она попала в лапы к более серьезным соглядатаям, чем обычно. Связываться с ними очень опасно даже для меня.

— Но какой в этом смысл? Допустим, Жанна обратилась к колдунству, её взяли на крючок, так? Я могу понять, если бы она потихоньку рвала защиту у коллег, питая Лимб, но зачем привлекать моё внимание этим безумным и бессмысленным ритуалом в туалете? Ты же сам видел, она не использовала личные вещи, это была обычная канцелярка!

Яр лишь развёл руками.

— Она же заманила тебя в ловушку там, в гаражах. Ритуал был нужен, чтобы вытащить тебя из Империала, я не вижу тут другой подоплёки.

— Вот так просто наследить? Неразумно как-то, на месте Фадеевой я бы перешёл на уровень партизанской войны, бил бы исподтишка, оставался незамеченным. Как после всего произошедшего она собирается работать в компании? Я, конечно, замолвлю перед Борисычем за нее словечко, но, по сути, Жанна сама ввязалась во всё это, не послушав моего совета; не думаю, что Борисыч будет долго думать о её будущем.

— Ну, это уж твой начальник решит, ты свой долг выполнил.

Вот только выполнил ли до конца? Ответ на этот вопрос мучил меня уже несколько часов. Я хоть и упустил Фадееву в гаражах, но мог бы ещё поговорить с ней дома, адрес же знала Дашка.

— Подожди, может, с Жанной не все потеряно, у меня есть еще пара вариантов. Не будем торопиться с выводами.

— Ага, хочешь еще раз попасть в её ловушку?

Не стоило лишний раз упоминать о своем универсальном средстве для выхода из Инфернальных ловушек, я приберег его для следующего раза, да и вообще Яра можно шантажировать тьмой, а если и не шантажировать, то иронично подбешивать. Правда, навряд ли это придаст крепости нашему союзу. В общем, я все ещё пытался найти ту золотую середину, о которой говорила Мира. И с Яром задача эта не из легких.

— Будет ловушка, не будет ловушки... У меня нет другого выхода, это мой косяк с Фадеевой; я не смог ей помочь тогда, теперь я должен исправить ситуацию по-максимуму. Борисыч в любом случае будет требовать от меня отчёт о случившемся, а еще те птицы, разгром в офисе и переговорной... — от перспектив грядущего разговора с директором я впал в легкий ступор.

— Ты лучше продумай, как вернуть проклятие той старухе с кольцевой, — Яр скрестил руки на груди, а я прикусил губу. Я так надеялся по-тихому свести эту тему на нет, но Яр просвечивал мои мысли как сканер.

— Проклятие... Слушай, а если я не хочу отдавать ей малыша?

— Что значит, не хочу?! — Яр молниеносно встрепенулся, словно зная наперед, что я отвечу. — Ты хочешь оставить проклятие себе? Ты идиот?

— Да я хочу оставить малыша, и я не идиот! От него много пользы, он будет моим помощником!

Как нельзя вовремя Прокл очнулся ото сна, и первым пунктом в его расписании стало не приветливое махание несуществующим хвостом. Проклятие впилось в меня острыми зубами, подпитываясь свежей энергией. В этот раз он пил дольше обычного. Интересно, если малыш действительно рос, то, сколько ему потребуется моей крови при размере средней кошки? И в какой момент он выпьет меня залпом, да еще и останется голодным? От таких перспектив мне поплохело ещё больше. Яр, конечно, заметил моё состояние:

— Да, правильно, расти его большим и толстым, а я посмотрю, как он откусит тебе однажды утром голову!

Призрак недовольно хмыкнул и растворился в воздухе. Собираясь на работу, я охал и ахал, как старый дед. Не так уж и не прав был Яр: моё импровизированное лечение Инфернальной пиявкой проходило без видимых улучшений. В этот раз я не забыл выкинуть труп хомяка из холодильника; я смотрел на его скрюченную, покрывшуюся инеем тушку минут пять, в последний раз запоминая окрас. Почетно похоронив бедное животное в мешке для бытового мусора, я вышел из квартиры.

Очередной день не сулил ничего хорошего, но я твердо верил, что смогу пережить его с пользой для себя. Эксперименты с построением пентаграммы Чернобожцев я продолжил в метро, благо кроме меня черных контуров печати больше никто не видел, поэтому я без зазрения совести рисовал её прямо среди плотного пассажирского потока. До полного построения мне не хватало совсем немного, и каждый раз концентрацию сбивали остановки метрополитена, бесконечная толкотня и недоверчивые взгляды попутчиков. А ведь стоять с раскрытой ладонью было чревато: можно запросто получить в неё милостыню. Помучив себя так до «Александровского Сада», я сдался неумолимой дороге и отложил эксперимент до более спокойной офисной обстановки.

Итак, зачем мне всё это было нужно? Здесь нет одного утвердительного и всеобобщающего ответа. Во-первых, и, наверное, самое главное: используя небольшие куски темной материи, я мог защищаться почти незаметно для Яра. Вытаскивать из земли потоки тьмы и рубить ими Инферналов направо и налево, конечно, более солидно и эффектно, но я так точно доведу Яра до второй смерти. В конце концов, он мой предок и верный друг, с которым я должен считаться. Во-вторых, чем меньше тьмы я использовал в своих целях, тем меньше платил за этой собственной кровью. За время эксперимента в метро и накануне вечером, я не заметил на себе серьезных энергетических просадок. Это очень существенный плюс в условиях неравного, продолжительного боя. Помнится, Аниматор стрелял в меня пентаграммами почти без перерывов и отдыха. Он или бездонный энергетический колодец, что вряд ли, либо просто опытный человек, знающий толк в темном искусстве. Ну, а третий плюс, чисто стратегический: осколки пентаграммы как пули. Овладею этим оружием бесконтактного боя и смогу крошить Инферналов с безопасного расстояния.

С этими приободряющими мыслями и особым вниманием на телефон я и добрался до Империала. По договоренности с Моховой она должна была позвонить мне сразу, как только Фадеева попытается пробить пропуск на входе в башню. Система была отточена и могла дать сбой только в одном случае: если Жанна не выйдет на работу. Я провёл в тени парковки минут тридцать, поджидая героиню вчерашнего вечера у входа в Империал, но не дождался ни звонка от Дашки, ни знакомого лица среди спешащих на работу сотрудников. Что ж, организовывать ловушки — тоже искусство, которое мне ещё предстояло отточить.

Я прикладывал пропуск на рецепции последним; многозначительный взгляд Дашки дал мне понять, что наш провалившийся гениальный план приправлен чем-то еще, и судя по всему, чем-то не очень приятным. Уж не вернулся ли из командировки раньше времени директор?

— Роман Валерьевич, плохие новости, — шепнула мне на ухо Мохова, завязав наш полушпионский разговор.

— Ага, уже несколько дней как, спасибо, я заметил, — я небрежно облокотился о стойку и разглядывал потолок.

— Вы меня не поняли, всё намного хуже. Вчера в фойе Империала нашли девушку без сознания; они говорят, вы были с ней в одном лифте! — голос Дашки дрогнул в хрипотцу. Я припоминил свою встречу с Тетрусом, но девушка не погибла; я, конечно, понимал, что обмороки в бизнес-центре не относились к хорошим новостям, но и к плохим от силы.

— Было дело, но ты же знаешь, какая у меня энергетика, девушки иногда падают в обморок от неё, — я неуклюже свёл разговор к шутке, но Дашка даже не улыбнулась.

— Я вам очень верю, Роман Валерьевич, осталось теперь убедить в этом следователей из полиции.

— Следователи? — я напрочь забыл о нашей игре в шпионов и выпрямился по струнке. Вот только их мне не хватало! Нет, только подумать, целую неделю я огребал по самое не балуй, носился по метро как угорелый, донимал старушек, разбил непробиваемое стекло в Империале, а эти доблестные охранники правопорядка заявились ко мне только сейчас, да и по какой причине?! Кому-то вчера стало плохо внизу? Они, что, серьезно?! Мой страх резко сменился раздражением.

— Да, они ждут вас наверху, в вашем кабинете.

— А кто им его открыл? Я пока никого не принимаю!

Дашка лишь пожала плечами. Мне было много что сказать заявившемся наглецам, я на ходу расслаблял галстук и снимал пиджак. Удивить их своим жизнерадостным напором? Странно, что по пути в кабинет мне не встретилась Мирошкина. Наверняка именно она впустила полицию в мой кабинет. Но главное, зачем именно в кабинет, для таких ситуаций у нас есть переговорная, тем более последние несколько дней она пустует.

— Здравствуйте, Роман Валерьевич.

Их было двое. Тот, что поменьше, занял место у окна и с интересом рассматривал заклеенную скотчем дыру в стекле, второй, повыше и с землянистым цветом лица, притаился за дверью, да так искусно, что я едва не пришиб его, когда ворвался в кабинет.

— Здравствуйте, — я невозмутимо и в привычном порядке располагал на полках и вешалках вещи, снимал ботинки с носками.

Лишь вступив на любимый ковёр, я обратил внимание, что незваные гости принесли в мою обитель уличную грязь. Сказать, что мои глаза налились кровью, это ничего не сказать. Раздражение закономерно сменилось откровенной злостью. Тот, что был поменьше ростом, вышел ко мне и, словно извиняясь, протянул в дружеском приветствии служебное удостоверение:

— Лейтенант Скоров, Михаил Петрович.

Он кого-то напомнил мне. Я всё еще скрежетал зубами, смотря на мокрые следы, что расплылись по ковру. Интересно, где они нашли лужи? Уже несколько дней в Москве стояла засуха.

— Очень приятно! — пришлось выдавить из себя хоть какое-то приветствие, но пожимать руку наглецов я не решился.

Слово взял второй следователь, в его руках была папка, из которой торчала распечатка с камер видеонаблюдения. Найти меня по этим свидетельствам не составило большого труда.

— А вы не очень-то и удивлены нас видеть, — он затянул старую песню, от которой меня уже тошнило.

— А вы не очень-то и вежливы, если решили вторгаться в мой кабинет, не дождавшись меня! — я смерил оппонентов озлобленным взглядом; тот опер, что на голову ниже, решил разрядить обстановку.

Я наконец-то понял, кого он мне напомнил: он очень походил на Майкла Джей Фокса из популярной трилогии о машине времени, даже прическа была одна и та же.

— Не надо накалять ситуацию, Роман Валерьевич, мы понимаем ваше негодование, но кабинет мы открыли не сами...

Ему не пришлось продолжать, в дверном проёме я увидел испуганные глаза Мирошкиной. Виктория поняла свою ошибку, заметалась в проходе, но так и не решилась зайти внутрь. Ладно, с ней я разберусь позже. Теперь следовало как можно быстрее отправить полицию по домам, и мне не хотелось бродить вокруг да около.

— Итак господа, не будем тянуть котов из мешков. Что вам угодно?

— Вчера в одном из лифтов Империала была найдена девушка без сознания, — заговорил следователь, что стоял у меня за спиной, он потряс папкой с фотографиями.

— Да, я был с ней в том лифте, что с того?

— Вы, конечно, извините, но не могли бы вы рассказать нам, что конкретно там произошло? — лейтенант Скоров присел на край моего стола, чем вызвал еще одну волну негодования.

— Вы знаете, я вообще-то за этим столом, бывает, и ем.

Скоров быстро оценил ситуацию и на всякий случай отошёл к напарнику. Полицейские явно не были готовы к такому приёму, но тут бизнес-центр, всякие корпорации и в принципе недружелюбный офисный планктон: надеяться на неприличные поцелуи при таких вводных не приходилось. Теперь, когда я полноценно занял своё законное место, первым делом проверил содержимое ящиков стола. Навряд ли, конечно, полицейские додумались бы копаться в канцелярских принадлежностях, но проверить их наличие не мешало, особенно тех, что удалось вынести вчера из туалета. Запах гари выветрился, листы блокнота высохли и превратились в бесформенные лопухи, но всё лежало на месте, до последней обгоревшей скрепки.

— Так что произошло в лифте, Роман Валерьевич? — Скоров тактично постучал по столу.

— Тетрус, — я небрежно бросил полицейским правду, зная наперёд, что из этого выйдет.

— Что?

— Тетрус, вы никогда не слышали об этом древнешумерском божестве? — я решил, что картину дня дополнит легкое издевательство над полицейскими.

Они переглянулись, и Скоров взял слово:

— А при чем тут это?

— Он воплотился в тело этой женщины и попытался меня убить. Я лишь защищался и, кстати, изгнал мерзавца, — рассказывая всё это, я нисколько не сомневался в своей безнаказанности. По идее, камера должна была стоять и в лифте, но если бы она что-то записала, полицейские тут же кинули мне эту запись под нос. Интересно, не Тетрус ли позаботился об этом? Паренёк хоть и назойлив в своём рвении мести, но далеко не глуп. Мира говорила, что он не желает моей смерти, вчера я еще раз убедился в обратном. Странно, может быть, цыганка ошиблась?

— Вы дрались в лифте с древним божеством? — голос Скорова сел, его напарник смотрел на меня немигающим взглядом, как на идиота.

— Совершенно верно, хотите чаю? — я уже вовсю начинал свой рабочий день, кипятил чайник и расставлял посуду.

— Нет, спасибо. На девушке не оказалось следов побоев.

— Конечно. Я же не дрался с ней физически, — подробности того, что я прижимал бедняжку к кнопкам, можно было и опустить. — Все происходило на ментальном уровне. А что говорит сама жертва?

— Гражданка Егорова ничего не помнит, не помнит даже вас... — Скоров озадаченно раскрыл папку с материалами доследственной проверки, но ухватиться тут было не за что, не считая записи с камеры наблюдения. Мало ли кому стало плохо и при каких обстоятельствах.

— Какая жалость, — я заварил себе чай и откинулся в кресле.

— В её крови так же не найдено ни алкоголя, ни наркотиков, но память стёрта, — напарник Скорова навис надо мной грозной тенью, но это лишь рассмешило меня. — Что произошло в лифте, вы можете сказать нормально?

— Я вам уже всё сказал, честно и откровенно, — и тут меня совершенно не мучила совесть.

Оперативники молчали, не зная, что еще предъявить мне; я им решил напомнить о безнадежности этого допроса:

— А что вы от меня хотите? Девушке я помог как мог, в фойе попросил чтобы вызвали скорую, я свой гражданский долг выполнил, — я развел руками, намекая гостям, что их лимит на моё посещение полностью исчерпан.

— Вы убежали из Империала, долго находились на парковке, а потом ушли в сторону МЦК. Куда вы направлялись?

— Домой, на обед.

— По показаниям очевидцев вы вели себя очень нервно, выглядели запыхавшимся, вы очень сильно торопились.

— Да, я очень хотел кушать! — эти расспросы уже порядком утомляли меня, к тому же тормозили изучение пентаграммы. Я уже провожал гостей к выходу, но Скоров оттянул моё внимание к окну.

— Интересная дыра, вы сами её сделали?

— Нет, на днях мой офис атаковала стая птиц, огромные такие зверюги, — как хорошо, что компания оперативно провела ремонт и о свершившемся здесь побоище не осталось даже намёка.

— Это птицы такое сотворили? — Скоров как ребенок чувствовал ложь, но не знал, как в ней уличить меня.

— Конечно! Такие случаи уже здесь были, вы не знаете?

— В общем-то, нет...

— Ну если наш разговор перешёл в разряд осмотра достопримечательностей моего кабинета, я прошу вас на том и ограничиться, господа, — привлекая всеобщее внимание, я хлопнул в ладоши. — Вы уж простите, но это моё рабочее место, сегодня не выходной, а значит, я должен работать.

— Кстати, какая должность у вас в компании? — Скоров не хотел уходить по-хорошему, но все еще держал себя в руках, а вот по выражению лица его напарника, пышущим нездоровой серостью, можно было подумать, что он вот-вот выхватит оружие и начнёт стрелять.

— А вот эта информация является корпоративной тайной. Хотите узнать, отправляйте официальный запрос, — история с Белым Карликом научила меня больше никогда не доверять людям в форме и держать их на безопасном расстоянии. — Ну что ж, если у вас больше нет вопросов...

Я уверенно оттеснял полицейских к двери, и им пришлось подчиниться.

— Это еще не конец! — напарник Скорова, что так и не удосужился представиться мне, вышел в коридор, закатив глаза.

— Подождите, Роман, есть еще кое-что, — Скоров спокойно помещался в узком проёме благодаря компактным размерам; он развернул папку и достал фотокарточку. — Посмотрите, вы когда-нибудь видели такую аномалию?

На фото красовалась женская правая рука, по пигментным пятнам на коже я без труда узнал её хозяйку: это была именно та девушка из лифта, случайная жертва Тетруса. Аномалия касалась пальцев на её руке. И сходу не скажешь что именно было не так: на всех пальцах ногти, красивый маникюр, вот только безымянный и мизинец были на одну фалангу короче остальных. Тетрус, мерзавец, все же оставил на жертве свой отпечаток. Я не смог прокомментировать увиденное, отдал снимок полицейскому.

— Похоже, ей делали пластическую операцию по удалению фаланг, но ни следов вмешательства, ни воспоминаний по этому поводу у Егоровой не осталось. Когда вы боролись с тем... божеством, не заметили этой странности? — Скоров несколько раз откашлялся, подбирая слова.

Я смерил его холодным взглядом: очень смешно, но издеваться над оперативниками — исключительно моя прерогатива:

— Нет, не заметил, насколько помню, у древних шумеров с пластическими операциями вообще-то было не очень, я думаю, надо искать ответ у самой Егоровой.

Когда они ушли, я на цыпочках прокрался в приемную. Мирошкина скукожилась в кресле директора и ухитрилась спрятаться за монитором компьютера, так что я и не заметил её сразу.

— Виктория Павловна? — пришлось доставать её из-под стола чуть ли не за шкирку. — И зачем вы впустили их в мой кабинет?

— Я думала, вы не будете против, да и где их держать?

— У нас для таких дел есть переговорная!

— Но здесь же я...

Впрочем, ничего другого я и не ожидал услышать. Оставалось надеяться, что Виктория в следующий раз не допустит такую оплошность. Я отпустил её с миром, но на всякий случай грозно сверкнул глазами:

— Я начну приём через час, не беспокойте меня.

— Хорошо, но Юрий Борисович в курсе произошедшего.

— И что с того? Да и что, собственно, произошло?

Мирошкина растерянно пожала плечами:

— Я не знаю, что происходит, Роман Валерьевич, никто ничего не понимает...

Виктория была права, произошло слишком много странного за эти дни; я отстраненно кивнул и вернулся в кабинет. Кольцо Яра осталось в кармане пиджака: темное искусство не терпело свидетелей.

* * *

Прошлое

— И почему ты так невзлюбил Хворостова? Ну да, это была его идея торговать кольцом, но оно же неизменно возвращалось обратно.

Я покорно шел за Яром. Говорил ему в спину и ожидал хоть какой-то реакции. Призрак молчал. Под покровом ночи мы пробирались по узкой тропинке к зданию Хорвинской заброшенной больницы. Место, облюбованное наркоманами, гопниками и любителями оккультизма. Почему Яр выбрал именно это жуткое и неприятное место, для меня осталось загадкой.

— Кстати, ты должен знать: после того, как мы установили контакт, мое кольцо больше не будет возвращаться. Если ты его снова потеряешь или продашь, наша связь навсегда прервётся, — голос Яра звучал как набат колокола и больше в моей голове.

— Ай, ты можешь сбавить шаг? — ветка царапнула меня по щеке, а обломок куста тут же впился в бедро.

Яру было наплевать на такие мелочи. Он уверенно шел на черный остов гигантского здания, возвышающегося среди крон деревьев. Я приехал сюда на последнем метро и понятия не имел, как ехать домой обратно. Яр сказал, что это не имело значения, главное — провести обучение. А как по мне, ночи уже холодные и гулять по Москве за полночь не так уж и романтично. Тем более, в компании с мертвым предком.

— Налево, через парадную не пойдем, — скомандовал Яр и исчез в кустах, через которые я не смог бы пройти чисто физически.

— Яр? — я пробирался в темноте почти на ощупь, не разбирая ни тропинок, ни дорожек.

Здесь не ходили даже полные отморозки. Мое раздражение от ситуации росло с каждым шагом. Яр любил бросать меня в ответственный момент, наверняка наблюдал издалека и хихикал. Я чертыхнулся, едва не упав на колено: под ногой поехала кирпичная крошка. А вот и разлом, через который Яр водил меня всего один раз. Он недовольно выглядывал из черноты прохода.

— Что ты там копаешься?

— Нормально! Ты же призрак, тебе дороги не нужны, а мне как пробираться через эти джунгли?!

— Точно, прости, я забыл.

— Часто ты это забываешь, кстати! Лучше бы забыл о том, что Хворостов подговорил меня продавать кольцо.

Мы спускались по бетонной лестнице в подвал. Я подсвечивал себе путь фонариком из телефона.

— Не забуду и не прощу! — хмыкнул Яр, не оборачиваясь.

Он снова вырвался вперёд: ему не нужны были ни ступеньки, ни освещение. Обычно призрак не сопровождал меня долго, исчезал и появлялся лишь в ключевых точках моего маршрута. В этот раз он изменил своей привычке.

— Печать запрещения — это одна из ключевых печатей для противодействия существам из Лимба.

Яр говорил лениво и неохотно, слово повторял это мне каждый день.

Я затаил дыхание, боясь пропустить что-то важное.

— Ты всё ещё в очках, только потому, что тобой продолжают питаться. И стандартный щит тут не поможет. Ты должен сразиться со своим Инферналом и победить его в честной схватке.

— Чего? — я слишком долго соображал.

Мы спустились в подвал Хорвинки, и Яр тут же взял влево. Он исчез за поворотом, но я продолжал слышать его голос:

— Это твой личный враг, и я боюсь, что ты должен сразиться с ним сам.

Я оказался в просторном помещении, полностью лишенным света. Фонарика телефона не хватало, чтобы осветить даже его половину.

— Яр, ты где? — мой голос ещё не дрожал. Я держал себя в руках, но с каждым разом это все тяжелее.

Шаг, ещё один. Бесполезно было искать предка. Узор крови вспыхнул на потолке и стенах. А вот и знакомое скворчание за спиной. Я приготовился к бою. Ну, по крайней мере, я считал, что приготовился.

* * *

Настоящее

Пентаграмма Чернобожцев вращалась на моей ладони, но стоило мне только коснуться её, и пальцы проходили тёмную материю насквозь. Ничего кроме холода я не ощущал. Каким образом аниматор в больнице делал её осязаемой? От воспоминаний дала о себе знать нога, в которую как раз и вонзился осколок такой печати. На людей тьма не действовала, это я видел собственным глазами. Но это при обычных обстоятельствах, значит, были и какие-то особые обстоятельства, которыми пользовался Аниматор. Загадка! Сейчас я бы с удовольствием пообщался бы со лже-Спесивцевым на эту тему и даже подарил бы ему треклятый белый осколок за объяснение этого секрета. Кстати, осколок давно уже не снился мне. Всё-таки Чернобожец нашёл метод заткнуть бедолагу. А всё почему? Правильно, ибо нефиг было кочевряжиться там, в морге! Но несмотря на новые сложности, с одним заданием я все же справился, теперь дело оставалось за малым, но раскладывать части этой головоломки мне помешал очередной пациент. Димон ворвался в мой кабинет как обычно: сходу постучавшись в дверь ногой. А потом еще и жаловался, что она у него болит. Действительно, и с чего бы?!

— Святая инквизиция! Рома! У нас тут безопасно? Полиция ходит по офису и что-то вынюхивает, ритуалы проводят в туалетах! В Империале можно работать?

— Я даже больше скажу: нужно работать!

Димон никогда не понимал намёки, он добродушно улыбался и под этим благовидным предлогом уже развалился в кресле:

— Как твои дела?

— Как видишь идут, у тебя опять нога? — мне не терпелось выпроводить друга как можно скорее.

— Конечно, мне нужен сеанс, она опять болит, — Димон скорчил жалобную гримасу и вытянулся на кушетке.

— Тебе нужен не сеанс, тебе нужно перестать каждый раз выбивать мою дверь больной ногой, глядишь, и болеть перестанет! — я приложил руки к ране Хворостова, не оставив без язвительного внимания манеру его появления на моих сеансах.

— Слушай, а правда, может, это тоже влияет? — его озадаченность была на полном серьезе, я закрыл лицо рукой:

— Ты как всегда...

— Да я шучу! Я, между прочим, её так тренирую! Ну, на стресс, хочу футболом заняться, восстановлюсь окончательно. Вот на твоей двери и учусь, так сказать, держать удар, — он гоготнул, а мне стало не до смеха:

— Ты знаешь, от твоих тренировок скоро держать удар перестанет моя дверь, и с каких это пор ты слушаешь мои советы?

Уже давно я просил Димона заняться восстановительными процедурами, походить в бассейн, побегать в спортзале.

— А это не только твои советы, Оля, очень меня в этом поддерживает! — Хворостов задыхался от гордости при упоминании о своей будущей жене.

— Вот те раз! — от обиды я даже прервал сеанс лечения. — Значит, слушать советы старого друга — это себя не уважать, а если девушка какая шепнула, так ты сразу и в огонь и в воду?!

— Почему себя не уважать?! Я такого не говорил никогда!

— Прохвост! Что она с тобой сделала? — я действительно не узнавал старого друга. — Она тебя приворожила? Околдовала? Ты где нашел-то эту чудо-женщину?

— О! Это прикольная история! Она жила с моим соседом, прямо на одной лестничной клетке, вот он однажды её и выгнал! Идиот!

— Чего? — эта история мне не показалась прикольной. Так себе затравка для романтических отношений. — А ты её типа подобрал?

— Почему подобрал? — в голосе друга звучала обида; он задумался, но тут же встрепенулся и яростно защитил свою пассию: — А если и подобрал, какая разница?! Она чуткая, она заботливая, а готовит как!

— Как? — всё это мне уже совсем не нравилось.

— Как мамка!

Я долго смотрел Димону в глаза, хотел понять, что с ним произошло, увидеть что-то ненормальное, может, какое-то воздействие, но всё вроде было чисто, да и Хворостов кипел энергией, а в случае приворотов такого обычно не наблюдалось. Я закончил сеанс с ногой и попросил друга перейти обратно в кресло.

— Это еще зачем? Не хочу! — уж слишком обидчиво он воспринял мои посягательства на свою подругу.

— Обычная процедура, проверю твою защиту, — я всячески сглаживал острые углы, которые сам и заточил.

Димон поддался на уговоры, но сидел показательно неровно, недовольно причмокивая языком. Я сосредоточился на сканировании его защиты: поле упругое, но в районе затылка легкая, почти неуловимая прохлада, тоненький ручеек, который, впрочем, не имел форму луча, скорее как сквозняк от приоткрытого окна. Уходя в себя во время сеанса, я постоянно возвращался к загадке пентаграммы, и даже обнаружив небольшую брешь в защите друга, не придал ей особого внимания. Я восстановил защиту Хворостова, повернув ладонь по часовой стрелке лишь один раз.

— Что-то не так?

На этот вопрос я не смог дать вразумительного ответа. И вроде все было как обычно, но с Димоном явно что-то произошло, и случилось это не вчера, не во время атаки Фадеевой.

— Извини, я последнее время мнительный чересчур, у тебя все хорошо, — я отмахнулся от нехороших мыслей, надеясь что резкая трансформация характера друга была связана лишь с его возрастными изменениями. Услышав мой вердикт, Хворостов заметно подобрел:

— Ну и отлично, кстати, наше приглашение в гости сильнее прежнего! Даже Оля хочет с тобой познакомиться! — друг хлопнул меня по плечу.

— Прямо так и хочет?

— Конечно! Я много интересного про тебя ей рассказал!

— Подожди, что именно? О целительстве рассказал?

— А то! Ты знаешь, как она удивилась. Говорит: хочу пообщаться с таким удивительным человеком! Поэтому ждем тебя в гости с нетерпением! Когда?

— Очень тяжелый вопрос, может, в воскресенье? — в субботу я хотел честно отдохнуть и побездельничать.

— Отлично! Ты передумал и поедешь с нами на природу?

— О, нет! Тогда давай потом как-нибудь, — я провожал друга до двери, уже обдумывая, как заставить пентаграмму принять твёрдое состояние.

Димон не умолкал, сыпля идеями и предложениями одно краше другого. Чтобы хоть как-то заткнуть его, я сделал ход конём:

— Как думаешь, как что-то неосязаемое сделать твёрдым?

— Ну не знаю, заморозить? — Хворостов запнулся на собственных мыслях, но ответил после недолгих раздумий.

— А если оно и так холодное? — тьма обжигала руки, это точно.

— Может, не такое и холодное, если не замерзает-то? Подожди, неосязаемое? Ты вообще про что? Про воду? — Димон глупо улыбался, не понимая, что я от него хочу.

Точно! Аниматор использовал конденсат в воздухе. Он пропитывал им пентаграмму, и благодаря этому она замерзала, обретая физическое естество.

— Димон, ты гений!

— Ну, рад, что пригодился, — Хворостов хихикнул в проёме. — Так значит, тебя ждать на следующей неделе? — он продолжил пытку вопросами, так и не дав мне закрыть дверь.

— Да, конечно, вы сначала в лес, а потом все вместе в кабак. Чур, я угощаю! — я уперся в ногу друга, аккуратно вытесняя его в коридор. Мне не терпелось проверить свою догадку.

— Может, лучше у нас дома? Обстановка всё же...

Я закрыл дверь перед носом Хворостова, не дав ему договорить.

— Отлично, тогда на следующей неделе! — Димон кричал из коридора, но я совершенно его не слушал, на раскрытой ладони уже чертился темный знак.

— Так, и чем ты это тут занимаешься?! — Яр соизволил посетить меня как нельзя вовремя.

— Только Димона выпроводил, хотел чая попить.

Пришлось разогнать черный туман, пока Яр не заподозрил неладное. Опять начнёт ныть о недопустимости использования тьмы, как будто это запрещено какой-то конвенцией. Интересно, после смерти я тоже стану таким же занудой? А нет! Первое, что я сделаю, набью Яру морду, оторвусь, так сказать, за все пережитые унижения с его стороны. — А ты что хотел? Тоже чаю?

Получилось грубо, и даже нелепая улыбка не спасла положение.

— Очень смешно, — Яр не успел появиться, а у нас уже назревал конфликт. Всего со второго предложения. Это определённо рекорд. Впрочем, отделаться от Яра другим способом и не получалось. — Я вообще-то пришёл попытаться тебя вразумить последний раз! Не лезь к Догматову. Ничего, кроме проблем...

— Догматов! — чашка с кипятком чуть не упала на ковёр. — Я совсем про него забыл! Спасибо, что напомнил, Яр!

Призрак шипел от злости, но не был в силах помешать мне; я накинул пиджак и выскользнул из кабинета.

— Покорми рыбок, пока я не приду, — крикнул я ему из коридора и рассмеялся. Яр не полез за словом в карман:

— Не обольщайся, на тебе только хомяк, вот ты и думай, где и как его искать!

Я прикусил губу: хомяк, не забыть про хомяка! Не забыть!

* * *

Прошлое

Тварь возникла у меня за спиной и потянула руку. Он прорвал защиту, не колеблясь и не раздумывая, как настоящий хищник. Тонкие нити жизни потекли из меня к нему алыми ручейками.

— Сфокусируйся на защите, как я учил! — Яра не было рядом, но голос его звучал отчётливо и больно.

И почему он сразу не предупредил меня о том, к чему готовиться?! Мерзавец! Я бы не ел так плотно на ночь. Защита! Сопротивление! Моя аура то блекла, то снова набирала яркость. Существо на три или даже четыре головы выше меня. Огромное, худое с длинными руками и багровой кожей, усеянной мелкими шипами. Он замер и прикрыл глаза от удовольствия. Теплая человеческая энергия для них изысканный деликатес. В моем горле пересохло. Я собирал внутреннюю энергию, чтобы дать отпор. Слабость подкрадывалась дрожью на кончиках пальцев.

— Давай, сейчас! — Яр буквально прокричал это.

Рывок, и я отпрыгнул в сторону, сделав кувырок через плечо. Тварь потеряла со мной связь и недовольно заскворчала, открывая маленькие глазки. Я рванул к стене, как можно дальше от Инфернала. Они огромны, но медлительны. Я прислонил к алому узору ладони. Яр показал мне, как выглядит печать запрещения, несколько дней назад, но только сегодня утром мне удалось полностью воссоздать ее на полу кухни. Дело оставалось за малым — перекрыть печать Инфернала, чтобы отрезать его от нашего мира. Я прикрыл глаза, сфокусировался. Сердце бешено билось в груди. Враг совсем рядом.

— Нет, не сейчас! Выжди момент! — крик Яра заставил меня прервать ритуал и отскочить в сторону.

Вовремя. Инфернал уже настиг меня и поднимал худую руку. Моя аура снова поблекла, но в этот раз я оказался быстрее и проворнее. Вскочив на ноги, я помчался к выходу. Нет, не для того, чтобы сбежать с поля боя, а чтобы отвести Инфернала как можно дальше от его портала. Как говорил Яр, создания Лимба слишком привязаны к своему миру и появляются в нашем только на короткое время и только чтобы поесть.

— Давай сюда, этажерка! — заорал я, выплеснув на врага свои напряжение и страх. Засмеялся и, дразня неприятеля, показал ему неприличный жест рукой.

Инфернал бодро следовал за мной. Несколько размашистых шагов, и тварь уже вытянула руку. Я ушел из-под удара, стремглав помчавшись к следующему углу. Я должен измотать врага пребыванием в нашем мире. Чем дольше он тут, тем слабее.

— Ну давай, гаденыш! Не поймаешь меня!

Хорошо, что Инфернал был один. Яр говорил, что очень часто они охотятся парами. Только я не понимал, почему он преследовал меня так долго, после самой аварии. Ведь прошло уже почти пять лет. Я сорвал с носа очки. Зрению они уже не помогали, а врага я чувствовал даже с закрытыми глазами. Я ушел от очередной атаки и заманивал Инфернала обратно ко входу. Тварь замедлилась. Он обернулся на алую печать, через которую вошёл сюда. Она горела уже не так ярко. Инфернал замешкался. Он двинулся обратно к печати. Наверное, хотел подпитать её или что-то в этом духе.

— Давай, Рома! Это твой шанс, — Яр говорил быстро, но спокойно.

Я ринулся гиганту наперерез, снова кувыркнулся через плечо и, влетев в алый узор, приложил к нему руки. Адреналин в крови зашкаливал, я послал в пальцы импульс и с неподдельной радостью смотрел, как по полу расползается печать запрещения. Инфернал вступил в ее узор и окончательно завяз. Он пошатнулся и что-то с обидой заскворчал. Я ринулся к стене, прижался к ней руками и, злобно рыча, подпитывал печать запрещения. Она разрасталась, захватывая и перекрывая вражеский узор. Алая печать гасла.

— Да, тварь! — я кинул очки на пол.

С каждым мгновением мои инстинкты обострялись. Мазня перед глазами принимала резкий и четкий вид, даже несмотря на полумрак. Я приник к противоположной стене, печать запрещения разрасталась под моей рукой и там. Инфернал оказался в ловушке. Он тянул ко мне руку, но утопал в болоте. За его скворчанием я мог поклясться, что услышал какое-то матерное слово в свой адрес, но не успел разобрать, какое именно. Алая печать смачно хрустнула и окончательно потухла.

— Молодец! Ромка, молодец! — Яр ликовал, а я обессиленно упал на колени.

Печать исчезла, а вместе с ней и приставучий Инфернал. Мой смех лился сквозь слезы. Уходя, я подобрал очки, но когда вышел на улицу и вдохнул прохладный столичный воздух полной грудью, вдруг осознал, что они мне больше не нужны. А вот неспешная и почти романтичная прогулка под огнями ночного города на пару с призраком прародителя моего рода была просто необходима. Мы болтали без умолку до самого дома, куда я попал только под утро. Яр предлагал мне выбросить очки, но я решил, что оставлю их как память о первом чудесном избавлении.

А утром мой телефон атаковал Хворостов. У него для меня было сверхвыгодное предложение, от которого просто невозможно отказаться. Он предложил мне работать вместе.

* * *

Настоящее

В вагоне МЦК я не рискнул призывать тьму. Возможность для этого была, но такие эксперименты лучше проводить в офисе или дома, подальше от посторонних глаз. Пока Тьма неосязаема, люди не увидят ничего подозрительного, но где гарантия, что, наполнив печать льдом, она не проявится в нашем мире вполне четкой формой, да и нельзя забывать что пентаграмма — в первую очередь оружие. Всего одно меткое попадание отправило меня на рандеву с Кумиром, и мне повезло, что мой род уже сталкивался с тьмой и она не убила меня. И это еще одна загадка, о которой я предпочитал пока не думать. Может, ответ крылся во снах? Может, именно в том лесу мой предок и познал Тьму? Мне казалось, следующий сон ответит на этот вопрос. Мне становилось не по себе от перспективы, что кто-то в моём роду преступал черту и вёл дела с Тьмой. А если он так же, как и я, использовал её в качестве самозащиты? Сложные вопросы не терпели легких ответов, и тут мне не стоило ждать помощи даже от Яра.

Еще раз прокручивая варианты взаимодействия с Тьмой, я вдруг подумал: подействует ли пентаграмма Чернобожцев на Инферналов? Может, в их случае лучше проецировать печать запрещения? Хотя, была ли разница в том, как выглядит тьма, если она и так наносила тварям из Лимба ущерб? Можно было создать круг с милой надписью: «с любовью» или «на долгую память». И я действительно был готов улыбнуться этому обстоятельству, но поезд замедлил ход. Мы подъезжали к станции Дубровка. Моё внутреннее напряжение усилилось: неизвестно, что готовила мне встреча со старым следователем, который попал в беду?

У входа в условленный ресторанчик я нервно потёр руки: к ним подступала дрожь. Ко всему прочему, мы выбрали не самое спокойное время для встречи. В обеденный перерыв в ресторане аншлаг, а я не видел Догматова десять лет. Узнать бы старика. Тогда ему было уже в районе сорока, сейчас, должно быть, за пятьдесят. Хорошо, ориентир задан: надо искать мужика в возрасте, который будет за столом один.

— Здравствуйте, меню? — молодой человек в фирменном костюме на входе уже брал меня в оборот.

Я растерянно принял толстую кожаную папку с залихватскими ценами. Бесполезно было что-то у него спрашивать, я прошёл в зал, всматривался в лица ничего не подозревающих людей. Когда я нашёл Николая Федоровича, тот усердно рассматривал меню и не отреагировал на нависшую над ним фигуру. Следователь терял хватку?

— Ну и так и будешь молча стоять и даже не присядешь? — Догматов заговорил, даже не кинув в мою сторону мимолетного взгляда. Я невольно улыбнулся: нет, с ним всё хорошо, хватка на месте.

Мы пожали руки, и я молча сел рядом. Шок от встречи не давал мне сказать ни слова еще минуту.

Догматов — пятидесятилетний мужик, некогда спортивной формы, с ручищами как молоты и цепким взглядом опытного оперативника. По крайней мере, мне он запомнился именно таким. Таким я и надеялся увидеть его и по прошествии десяти лет, но сейчас передо мной сидела высохшая карикатура на былую браваду. Усы пенсионера давно приняли пепельный цвет, а вот растрёпанная шевелюра ещё держалась, сохраняя жидкий каштановый оттенок. Странный контраст; я смотрел на этого персонажа из своего прошлого с открытым ртом:

— С ума сойти! Вы так изменились...

Когда та история с Урицким и кольцом закончилась, мне и в голову не приходило, что мы снова увидимся. Николай Федорович, впрочем, разглядывать меня не стал, как не стал и впадать в дремучие воспоминания о былых подвигах:

— А ты так и остался всё тем же двадцатилетним раздолбаем! Давай сразу к делу...

Он быстро раскладывал фотокарточки.

— О боги...

Мне хватило короткого взгляда, чтобы отвести его в сторону и протяжно застонать. Ну, только не опять!

— Что такое? — Догматов растерялся. Ему тяжело понять мои муки.

— Да что за дела?! У вас у всех мания, что ли? Если в моей жизни появляются полицейские, значит, обязательно потащат смотреть на трупы!

— Да? У тебя уже такое было? — Николай Федорович задумался, но продолжал тасовать файлы из уголовного дела, как колоду карт.

Рядом с каждой фотографией он положил листы бумаги, на которых отпечатались ксероксом предсмертные записки жертв. Всего их было трое.

— Да, у меня такое прямо сейчас! — я успокоился, только когда выпил воды из графина.

— А водку здесь подают? — Догматов осмотрелся по сторонам, но, к счастью, официант успел скрыться из поля зрения.

— Так полдень, не рановато ли? — я осторожно принюхался к следователю. Подозрительный выхлоп ударил в нос перегаром не особо качественного коньяка. — Вы, надеюсь, не на машине?

Вот теперь я действительно начал волноваться за старика. Помню, раньше он гонял на личном автомобиле, не шибко заботясь о правилах дорожного движения. Интересно, с возрастом привычка пропала или усугубилась?

— Как не на машине? — Догматов почти обиделся, кивнул на окно. — Вон родимая, стоит, я и обратно на ней поеду! Хочешь, и тебя подвезу, где сейчас обитаешь?

— Нет, спасибо! Я лучше на метро.

Мой нервный смешок заставил старого знакомого пожать плечами и вернуться к делам насущным:

— Итак, смотри: их всех нашли повешенными.

Мне пришлось придвинуться к Федоровичу, чтобы лучше разглядеть его "весёлые картинки". Ну что же, вполне приличные фото вполне приличных людей. На ближней ко мне фотографии интерьер скромно богатый, на стене висят картины. Стул, с изящной спинкой и изогнутыми подлокотниками, обитыми красный бархоткой, лежал под ногами суицидника. Фотографии цветные, но ужасного качества. Походили на копии, но я пока не спешил с выводами. Разглядеть лицо покойника было невозможно, то ли фотограф проявил к нам милосердие, то ли сейчас стало модно снимать мертвецов в профиль. Впрочем, ничего интересного или из ряда вон выходящего я не увидел, как не сумел разглядеть и текст предсмертной записки, Догматов почему-то поспешно перевернул лист белой стороной кверху.

— Это Мишка.

Он поднял фотографию со стола дрожащей рукой, голос следователя сел. Уж как-то слишком по-братски он назвал жертву, холодной иглой мне под кожу заползло нехорошее предчувствие.

— Он слева сидел, у окна, помнишь?

Мои брови полезли вверх: да быть такого не может! Это следователь из того же отдела, коллега Николая Федоровича, помню-помню. Наше дело вели четыре человека, Догматов уже тогда был самым старшим среди них.

— Кондрашов? — теперь голос сел у меня.

— Кондратьев. Да, вижу, помнишь...

— Это Стас, — он подтянул ко мне вторую фотографию.

Убранство квартиры было куда скромнее, какой-то шкаф на заднем плане, простенькие обои и обычная табуретка под ногами повешенного. Сам мужчина был одет в тёплую байковую рубашку, расстёгнутую до середины туловища. И хоть фотография в анфас, но лица снова не было видно. Мокрые локоны волос обнажили поредевшую макушку, но скрыли предсмертный взгляд.

— Иванов?

— Нет, Гаврилов, но Сашка тоже тут...

Догматов придвинул третью карточку, и я медленно откинулся на высокую спинку стула. Весь отдел в сборе? Фёдорович потряс ею у меня перед носом, буквально всучил. Я нехотя всматривался в подробности последней фотографии: интерьер здесь был совсем скудный, старый советский стол с ободранной ножкой, голые стены. Покойник, как Есенин, свёл счеты с жизнью, воспользовавшись услугами водопроводной трубы; он не использовал стул, стоял почти на полусогнутых, руки безвольно висели перпендикулярно полу, но, невзирая на эту странность, так же удушился. Я боязливо вернул фотографии хозяину:

— Как же так?

— А вот так, Рома, все наши полегли, я один остался, и, боюсь, я следующий...

— Да бросьте вы, Николай Федорович...

Вот тебе и история... Если честно, основы курсов психологии в этой ситуации мне бы точно не помешали. Глаза Догматова подёрнулись пеленой легкого сумасшествия, я положил руку ему на плечо.

— Здесь нет ничего странного, люди сводят счёты с жизнью, так бывает...

— Нет, ты не понимаешь! — Догматов снова разложил фотографии на столе. — Они погибли один за другим, в течение всего лишь двух дней! Но даже не это самое странное во всём этом...

Следователь, наконец, открыл мне листы с предсмертными записками и разложил под фотографиями в порядке принадлежности:

— Читай текст...