Нетерпение сердца (гет)

Мэри

Они стоят друг напротив друга несколько тоскливых минут, потом Мэри отрывисто произносит:

— Я принесла книгу.

И она протягивает Лили увесистый том в черном переплете, едва заметно поджав губы. Лили берет книгу решительно и кладет на широкий подоконник, за которым прячется зима.

— Я знаю, что ты злишься, — говорит она твердо и без колебаний. — И даже немного понимаю почему. Только попробуй представить себя на моем месте.

Мэри невозмутимо заправляет прядь волос за ухо, но ее голос дрожит:

— Северус ничего не знал, и ты это прекрасно понимаешь. Тебе просто нужен человек, которому можно отомстить за Джеймса, вот и все.

Щеки Лили розовеют, и она поспешно наклоняется к черному тому, загадочно лежащему на подоконнике.

— Тут, наверное, полно Темной магии, мне даже…

— Ты поступила некрасиво, — Мэри скрещивает руки на груди. — Он не знал, что в пророчестве говорится о твоем ребенке, о Гарри. Ты же понимаешь, что если бы у него было хоть одно сомнение… Он тебя боготворил, Лили. Ходил за тобой хвостиком, смотрел как преданный пес…

— Ввязался в изучение Темных искусств, — тем же тоном вторит ей Лили, краснея еще больше. — Таскался за Мальсибером и Эйвери. Ты забыла историю, которая случилась с тобой? Или стоило увидеть черные глаза Северуса, и всю память стерло как заклинанием? Очнись, Мэри, и держись от него подальше. Он предал меня, он предаст и тебя, как только ему это будет выгодно.

Мэри пожимает плечами. В отличие от Лили она спокойна и бледна.

— Мы иногда предаем, не замечая предательства в своих словах.

— А, ты опять тычешь меня носом в ту историю на пятом курсе, — Лили шумно выдыхает и в это мгновение выглядит совершенно несчастной. — Я сто раз объясняла: наши с Севом пути разошлись. Он хотел власти, знаний, он хотел превратиться из оборвыша из Паучьего Тупика в человека, который обладает силой, которого будут уважать и бояться. Жаль только, что ему это не удалось и сейчас, и дело не в знаниях, а в том, что он не уважает сам себя. Можешь бесконечно его выгораживать и биться за него, но он так и останется мальчишкой из Тупика, из этого ужасного дома, где его никто не любил.

Мэри хмурится.

— Может, в этом все дело?

— Доверяю это тебе, — отвечает Лили мягко, но с ноткой иронии. — Смотрю, ты увлекаешься все больше и больше.

Мэри совершенно не смущается и лишь замечает:

— Однажды тебе будет стыдно, но сейчас ты даже не понимаешь, что говоришь. И ты не видишь в Северусе то хорошее, что в нем есть.

— Я рада, что ты видишь, — отвечает Лили, взяв книгу с подоконника и передавая ее растерянному Регулусу. — Извини, сейчас Гарри проснется, и нужно будет его покормить.

Мэри переглядывается с Регулусом, и тот слегка дергает плечом, а потом бросает взгляд на белую блузку Мэри, под которой едва видны очертания медальона.

— Тогда еще как-нибудь свидимся, — Мэри бросает взгляд на кроватку и поворачивается к двери. — Пойду поговорю с Эйлин, если буду нужна еще — я внизу.

Регулус догоняет ее на узенькой лестнице. Мэри смотрит на его худое бледное лицо и понимает: он устал и отчаялся, и несокрушимое желание Лили выйти победительницей давит на него всей своей силой.

— Они с Эйлин давно не разговаривают, — шепотом сообщает он; его лицо некрасиво обрамляют отросшие смоляные волосы. — Мне кажется, еще немножко, и они обе взорвутся. Я думаю, ты должна поговорить об этом с Дамблдором. Нам нужен другой дом, но тот же Хранитель.

— Я поговорю, — обещает Мэри, тяжело вздыхая и уже представляя себе недовольное и мрачное лицо Эйлин. — Обещаю.

До самой последней ступени перед глазами Мэри мелькают все годы, проведенные в Хогвартсе, улыбки Лили, ее смех, их долгие зимние вечера за учебниками, весенние прогулки на опушке Леса, первые увлечения, первые свидания, свадьба Лили… Все перечеркнуто теперь, безвозвратно. Война действительно калечит души.

Северус

Он сердито ходит взад-вперед по кабинету директора, и Дамблдор внимательно следит за его хаотичными движениями.

— Она применила Империо к моей матери, — произносит он мрачно. — Она сейчас на все способна, а мать — мстительная женщина, она этого не забудет и не простит. И я не забуду.

— Я знаю про Империо, — мягко замечает Дамблдор. — Я присматриваю за Эйлин и за домом.

Северус останавливается посреди кабинета и хмыкает. Кто бы сомневался, что Дамблдор не доверит все только ему и Мэри, а обязательно будет одним глазом приглядывать сам.

— Как справляется Мэри? — интересуется Дамблдор невозмутимо.

— Замечательно, — Северус подходит к окну и смотрит на опушку Леса, где далекая Мэри, размахивая руками, что-то объясняет третьекурсникам. — Она в некотором смысле помогает мне, а я планирую разработать свое собственное лекарство для миссис Макдональд.

Лицо директора мрачнеет.

— Будет великолепно, если вы сможете ей помочь, Северус, — произносит он тихо. — Мэри лучше бы пореже появляться в Мунго, тем более после этой встречи с Мальсибером. Вам стоило применить к нему Обливиэйт.

Северус устало морщится. Он уже и сам пожалел о том, что слишком быстро трансгрессировал из района библиотеки. Нужно было остаться и проследить за Мальсибером. Остается надеяться, что сейчас у того начнутся дела поважнее. Если Мэри больше нигде не заметят, то ее личность не вызовет подозрений.

— Я стер память хранителю библиотеки и имя Мэри из книги посещений, — замечает Северус. — Так что выяснить, кто она, будет очень непросто.

Дамблдор довольно кивает, но видно, что он в курсе, и Северуса это немного сердит: директор доверяет и не доверяет одновременно и ведет свою линию, едва заметную, но четкую. Но вслух он ничего не произносит.

…У Мэри от волнения блестят глаза, и когда они садятся рядом в Большом зале, она тут же наклоняется к его уху.

— Нужно поговорить. Это касается пса, — говорит она торопливо, делая ударение на слове «пес». — Он сегодня встретил меня у дверей дома.

Северус зло втыкает вилку в беспомощную индейку, представляя вместо нее осунувшееся лицо Блэка.

— Ему запрещено выходить, на «Кабанью голову» наложено заклинание, — быстро произносит он, бросив взгляд на пустующее место Дамблдора. — Получается, на анимага оно не действует?

Мэри разом выпивает бокал тыквенного сока.

— Или он каким-то образом его обошел. Он бежал за мной почти до самой школы и остался сидеть у порога. Я не знаю, чего он хочет, и, честно говоря, думаю, что ничего хорошего. Ты давно видел Ремуса?

— Недели две назад, — Северус чуть расслабляется. Люпин — единственный, с кем можно хоть немного вести диалог. — А что?

Мэри наклоняется еще ближе, от нее пахнет тыквой и яблоками.

— Мне кажется, у него какая-то личная беда, и от этого тревожно. Ты можешь проводить меня сегодня до Хогсмида?

И она едва заметно краснеет, но это смущение не ускользает от Северуса.

— Конечно, — отвечает он тихо. — Обязательно. Я не собираюсь оставлять тебя наедине с этой ненормальной собакой.

Мэри тихонько смеется, и Северус с удивлением замечает, что ему нравится ее смех. И он с силой заставляет себя вспомнить лицо Лили в тот последний разговор. И в который раз ему становится больно — а потом — еще больнее от того, что он не может понять, что чувствует: чувства словно вытекли из него. От этого становится страшно, и он пытается нащупать ту любовь, ту ниточку, которая связывала его с Лили, но не может. Ее нет. Он и сам не понимает, когда она оборвалась окончательно — в один из тех разговоров в Тупике или в тот ужасный вечер.

И он на ощупь находит руку Мэри, лежащую под столом на коленях, и с силой ее сжимает. Мэри вздрагивает, но не пытается высвободиться, только чуть слышно шепчет:

— Он ведь меня не узнал? Мальсибер?

— Нет.

…Блэк ожидает их прямо за замком, выбежав из-за старого сухого дерева, и сразу ощетинивается на Северуса. В промозглой тишине они доходят до Хогсмида, и Мэри, оглядевшись по сторонам, быстро толкает дверь в свой скромный домик. Блэк протискивается впереди Северуса, тихо рыча.

— Я больше не могу торчать у Аберфорта, от меня воняет дерьмом и козлиной шерстью, — Блэк встает напротив Мэри и смотрит на нее с возмущением. — Отправь меня к Лили. Я слышал краем уха, что она наложила Империус на мать Нюниуса и что у них этот проклятый медальон. От него нужно избавиться, понимаешь?

— Что ты знаешь о медальоне?

Блэк кривит губы, повернувшись к нему.

— Ничего конкретного. Только то, что Реддл запихнул его далеко и скрытно, да еще инферналов на защиту поставил. И когда я взял его в руки, то почувствовал вибрацию, но Регулусу об этом не сказал. Дамблдор знает о медальоне?

Северус пожимает плечами. Может быть, стоит срочно идти к директору, пока не поздно? Блэк может оказаться прав, и чем дольше Лили изучает медальон, тем сильнее попадает под его влияние.

— Я боюсь брать тебя к Лили, — Мэри скрещивает руки на груди. — С тобой невозможно управиться.

Сириус зло топает ногой.

— Ты понимаешь, каких дел она наворотит? Я долго сидел у Аберфорта и думал, чем может оказаться этот медальон. И знаешь — всем, чем угодно. Возможно, даже ключом к его жизни.

Северус скептически приподнимает брови:

— Тогда зачем он брал с собой эльфа и оставил его в живых?

— Потому что, — Блэк смотрит на него с насмешкой, — потому что он не воспринимает эльфов как существ. Он не знает об их магии и думал, разумеется, что Кричер погибнет от рук инферналов. Вот только все вышло иначе. Не стоит недооценивать других, верно?

Мэри поспешно встает между ними.

— Я могу взять тебя к Лили. Но тогда тебе придется там остаться.

— Мама ни за что не примет его, — шипит Северус, представляя, какой союз может выйти между Лили и Блэком. — Это уже слишком.

— Обещаю: если она откажется, я не оставлю его там, даю слово, — Мэри смотрит на него решительно, и Северус лишь кривится в ответ. — Только если Эйлин согласится.

Блэк самодовольно сверкает глазами, и Северус едва сдерживается, чтобы не достать палочку. И что в нем только находят женщины? Деньги, конечно. Больше ничего, кроме денег, у него нет. Впрочем, это «больше» никому и не нужно.

— Я скоро вернусь, — произносит Мэри ободряюще и протягивает Блэку свою маленькую крепкую руку. — Жди.

И она возвращается не одна.

Мэри

Эйлин просыпается немного раньше, и когда Мэри с растрепанными волосами выходит в кухню в теплой пижаме, на плите уже кипит ароматный кофе.

— Доброе утро! — Мэри садится за стол и с воодушевлением смотрит на свежий хлеб, масло и сухофрукты. — Как спалось? Я через полчаса убегаю. Бабушка, наверное, еще не вставала?

Эйлин качает головой. Она наотрез отказалась жить с Блэком под одной крышей, но зато предложила пожить некоторое время в Хогсмиде, пока «эта женщина» остается в ее доме. Глядя на Эйлин сейчас, уже спустя неделю их совместных завтраков, Мэри начинает понимать: она просто устала от Тупика. Тупик ей осточертел. Может, плохими воспоминаниями, может, рыжими волосами Лили или капризами Гарри, но здесь, на маленькой кухне Хогсмида, она выглядит более довольной, чем в собственном доме.

— Вернешься около пяти? — Эйлин садится напротив. Ее блестящие темные волосы убраны в прическу.

— Скорее всего, — Мэри быстро допивает кофе и запихивает в рот кусочек хлеба. — Бабушку я покормлю сейчас, вы все-таки не входите к ней, даже если она будет ходить и громко разговаривать, это опасно. Большое спасибо за кофе!

Эйлин кивает. Она не очень разговорчива, но иногда ей интересно узнать, какие существа есть в Хогвартсе сейчас. Но когда Мэри спросила, какой предмет она больше всего любила, Эйлин сразу нахмурилась и замолчала.

Выйдя из дома, Мэри тут же укутывается шерстяным плащом и шагает по пустым улицам деревеньки. Тихо, так тихо, что она слышит свое дыхание. Чудеса! Еще недавно она жила совсем другой жизнью, с другим человеком и даже не представляла, как может повернуться судьба. Наверное, нельзя ничего загадывать вперед, плыть по течению проще и безопаснее.

Только плыть умеют не все, некоторые — отчаянно барахтаются, захлебываются и идут ко дну.

Северус встречает ее на полпути к замку, и по выражению его злого лица Мэри сразу

понимает: он в ярости.

— Ненавижу, — задыхается он, едва она оказывается на расстоянии вытянутой руки. — Ненавижу эту работу, всех их ненавижу.

Мэри едва заметно улыбается. Северус, злой и взъерошенный, кажется ей не менее привлекательным, чем задумчивый и скрытный.

— Шестикурсники?

— Да, — изо рта Северуса вырывается гневное облачко пара. — Честное слово, я держусь из последних сил. Просто если я взорвусь, потом придется объясняться перед МакГонагалл.

— А ты взорвись, — Мэри растирает замерзшие пальцы. — В конце концов, они должны понимать, что преподаватель — ты.

— Я думал, ты скажешь: успокойся и дыши и прочую чушь, — Северус хмыкает. — Но ты, как всегда, сказала то, что я хочу услышать. Как мама сегодня?

Мэри топает ногами перед входом в замок, стряхивая грязь с сапог: сегодня у нее только теоретические занятия, так что можно немного передохнуть и не переживать, что кто-то обожжется об огненного краба.

— Сварила отличный кофе, — Мэри одними глазами улыбается Северусу и кивает: — Мне на второй этаж. У тебя занятие?

Он кивает в ответ, и они расходятся в разные стороны перед главной лестницей. Драгоценные камни тускло блестят в свете факелов, и Мэри не может понять, где их больше: у Слизерина или у Гриффиндора?

Класс, в котором ей придется провести весь день, встречает ее полусумраком и запахом книг. Взмахом палочки Мэри зажигает свечи и раскладывает нужные материалы на столе.

Первые три урока с младшими курсами проходят хорошо: они разбирают строение гиппогрифа, рисуют своих гриндилоу до того, как увидят настоящего, и записывают плюсы и минусы садовых гномов.

Но потом за партами оказывается шестой курс, который, как кажется Мэри, доводит не только ее и Северуса, просто на уроках МакГонагалл успешно делает вид, что они лучшие ученики.

— Все это прекрасно, — тянет Олридж с кислой миной, а ее подруга Виолетта смеется, прикрываясь листом пергамента. — Только вот вы сами можете справиться с мантикорой или пятиногом? Кажется, в прошлый раз вы попали в Больничное крыло.

Мэри спокойно выдыхает.

— В прошлый раз я не знала, что профессор Кеттлберн привез мантикору для исследования.

— Но в обычных условиях вы тоже не будете знать, где сидит мантикора, — Олридж морщит нос. — Как вы тогда собираетесь защищаться?

Мэри хмурится и поднимается из-за стола.

— Вы ставите под сомнение мое умение обращаться с магическими существами, мисс?

— Кажется, да.

— Доказывать вам я ничего не буду, мисс, но впредь запрещаю вам появляться на моих занятиях, — Мэри распахивает дверь. — Прошу покинуть мой класс. Думаю, нет смысла посещать занятия некомпетентного преподавателя, верно?

Олридж, собрав вещи и уронив пару перьев, высоко задирает голову и удаляется из класса. Мэри видит в глазах некоторых сидящих одобрение, но внутри неприятно екает сердце. Она ведь действительно не справилась с мантикорой!

— Чушь, — авторитетно заявляет Северус на обеде. — У тебя другая специализация. Если бы Дамблдор поставил тебя на Защиту от Темных искусств, мы бы посмотрели, что запела бы эта нахальная девчонка.

МакГонагалл останавливает ее в дверях Большого зала и тихо произносит:

— Мисс Макдональд, вам не кажется, что выгонять ученика с занятия — несколько радикально?

— Изучение магических существ не является обязательным предметом, — Мэри провожает взглядом проходящих мимо пятикурсников. — Так что мне не хочется обучать тех, кто предметом совсем не интересуется.

МакГонагалл вглядывается в ее лицо несколько долгих секунд, потом хмыкает.

— Я попрошу профессора Дамблдора предложить вам остаться на этой должности. Кстати, он просил вас заглянуть к нему сейчас, если у вас есть минутка.

Мэри бегом поднимается в башню и, задыхаясь, произносит пароль. Дамблдор, немного усталый и задумчивый, жестом указывает на кресло напротив себя.

— Слышал, вы неплохо замещаете профессора Кеттлберна.

— Не все с этим согласны, сэр.

Дамблдор широко улыбается, и Мэри становится уютно и тепло.

— Невозможно нравиться всем: не поверите, я тоже нравлюсь далеко не каждому. Мы до сих пор не приходим к соглашению о методах преподавания Прорицаний. Как поживает Лили?

— С ней Сириус.

— Я это знаю, — Дамблдор смотрит на нее поверх сползших очков. — Я бы хотел, чтобы вы присматривали за ними как можно чаще. Меня несколько волнует этот медальон; если получится, принесите мне его, хорошо? Ненадолго.

— Если получится, сэр.

— И будьте осторожны, — произносит он негромко. — Я боюсь, что медальон может быть именно той вещью, о которой я думаю. Но мне нужны доказательства. У вас есть знакомый змееуст?

Мэри поднимает на него удивленные глаза.

— Нет, сэр. Но по дороге домой я постараюсь вспомнить, есть ли кто-то на примете.

— Это строго между нами, мисс Макдональд, — Дамблдор коротко кивает и всем своим видом показывает, что она может идти. — И пожалуйста, помягче с учениками из обеспеченных семей! Мне еще нужно закупить парты в классы на третьем этаже.

Мэри тихонечко смеется. И как только в человеке могут сочетаться столько разных качеств одновременно?

Северус

Резкий стук будит его посреди ночи. Пытаясь понять, что происходит, он вынимает из-под подушки палочку и в полной темноте добирается до двери. Только кое-где на полках едва заметно поблескивают склянки.

— Одевайтесь и бегите к мадам Помфри, — Дамблдор в расшитом звездами халате появляется в пространстве между дверью и галереей. — Захватите побольше зелья от проклятия и заражения крови. Возможно, мадам Помфри справится и без вас, но не будем рисковать.

Северус сонно чертыхается. Что опять случилось? И когда он поспешно заходит в палату, то видит мадам Помфри и Дамблдора, склонившихся над Люпином.

— Я не могу сказать наверняка, директор, — он слышит тихий голос. — Вам следовало сразу предупредить меня, что он оборотень. Мерлин всемогущий, в школе учился оборотень!

Северус криво улыбается, подходя к кровати. Ага, и три незарегистрированных анимага. Дамблдор умеет прикрывать людей, если ему это требуется, и в этом есть свои плюсы.

— Отойдите, — произносит он коротко. — Уже поняли, чем его зацепило?

— Скорее всего, режущие заклинания вместе с каким-то проклятием, потому что раны не затягиваются, — мадам Помфри сердито хмурится. — Если мы быстро не придумаем, что делать, он истечет кровью.

— Больше похоже на взрывное, что-то типа Редукто.

— Кто-то применяет к людям Редукто? — мадам Помфри удивленно потирает переносицу.

Северус быстро рассматривает раны Люпина. Так и есть: взрывное, да еще с каким-то проклятием, не позволяющим остановить кровь… Похоже на дело рук Кэрроу, они любят подобные выдумки. Как они вышли на Люпина, черт возьми?

— Нужно волчье противоядие, — заявляет он громко. — У вас есть? Если нет, я сейчас же вернусь.

— Где-то была старая склянка на «всякий случай», — дрожащим голосом тянет мадам Помфри и бросается за дверь, к огромному шкафу с лекарствами.

Дамблдор придерживает безжизненную голову Люпина и с сожалением смотрит в его лицо, измазанное кровью. Северус первый раз видит директора таким беспомощным и поникшим, но не находит нужных слов. Ему кажется, что сейчас — одно из тех мгновений, когда он видит настоящего Дамблдора, а не спокойного и шутливого. Да, каждый носит маски, а некоторые — несколько.

Люпин приходит в себя только на утро следующего дня, после того как больше часа мадам Помфри, Дамблдор и Северус пытались остановить кровь и заговорить раны. Если бы Люпин не был оборотнем, справилась бы и одна мадам Помфри.

— К нему еще нельзя, — Северус мягко берет Мэри под локоть и уводит за собой, в сторону, подальше от любопытных глаз студентов. — Он плохо говорит и совсем не ориентируется.

Мэри смахивает ползущую по щеке слезинку и отворачивается.

— Дамблдор сказал, что вы едва успели, — она старается унять дрожь в голосе.

— Честно говоря, я не представляю, как он добрался до школы, — Северус понижает голос до шепота. — Он практически истек кровью, и все эти раны… Дамблдор нашел его у теплиц.

Мэри беспомощно кивает, глядя на него с беспокойством.

— Он часть моего прошлого, понимаешь? Мой друг. Человек, которому никогда особенно не везло. Я думала, что вот сейчас или чуть позже у него все наладится, появится кто-то, кто будет к нему небезразличен… А теперь еще это нападение.

Северус хочет возразить, что некоторым приходится еще хуже, чем Люпину, но решает промолчать. В конце концов, его собственная жизнь немногим лучше, да и не приходится пить противоядие каждый месяц, и его родители все еще живы. Мысль о том, что кому-то бывает хуже, чем ему, оказывается неожиданной и приятной. Может, это растущая непонятно откуда надежда? Что жизнь, как говорит Мэри, совсем не сходится клином на женщине, которой на него наплевать? Которая использовала его мать ради цели, которая смотрит на него с презрением. О, нет, в мире есть другая жизнь, другие лица, другие глаза.

Когда недовольная и усталая мадам Помфри, все еще в заляпанном кровью халате, позволяет им зайти, они видят бледного как алебастр Люпина, с запрокинутой на подушку головой. Мэри садится рядом с ним и ласково гладит по плечу.

— Ремус, — шепчет она. — Ты меня слышишь?

Северус переминается с ноги на ногу.

— Он вряд ли заговорит сегодня.

— Понимаю, — Мэри откидывает волосы, упавшие Люпину на лоб. — Ремус, мы с тобой, слышишь?

Не открывая глаз, тот что-то бормочет во сне. Мэри чуть приподнимает одеяло, с ужасом глядя на перевязанное тело друга. Потом снова смахивает выступившую слезу и вдруг хмурится.

— Рано или поздно нам всем придется сражаться. И все потому, что один человек возомнил себя способным решить, кому жить, а кому умирать. И мы все сражаемся против идеи, если подумать, против идеи, которая очень удобна для тех, кто хочет ничего не делать и иметь все.

Северус садится напротив Люпина в шаткое кресло и задумчиво изучает грустную Мэри. Ее волосы собраны в низкий хвостик, и от этого лицо кажется совсем овальным и маленьким. Это так — они сражаются против идеи. Но кому не хочется получать все ничего не делая? Он невольно вспоминает холодные черные глаза своей бабки и ее слова про Принцев. Если бы он знал тогда — согласился бы принять ее покровительство, отказался бы от предложения Дамблдора и плевал бы на Лили и ее любовь? Возможно. Но тогда он не представлял, что Лили может от него вот так просто отказаться, ему всегда в глубине души казалось, что однажды они встретятся, и все будет по-прежнему.

Он ошибался.

— Им нужен ребенок, — хрипло говорит Люпин на третий день, когда Мэри заботливо кормит его куриным бульоном. — И девушка с книгой. Они пытались вытащить из меня все Круциатусом, а когда не помогло, кинули несколько взрывных заклинаний, но я смог уйти.

Северус перестает слушать и быстро переводит взгляд на Мэри.

Девушка с книгой. Конечно! В Магическую библиотеку так просто не ходят, и Лорд отлично это понимает. Еще он знает, что самые важные люди у Дамблдора обычно самые незаметные и спокойные. И то, что ему — Северусу — об этом ничего не говорят, это очень плохой знак. Значит, боятся, что спугнет.

Мэри ни в коем случае не должна больше появляться на виду и особенно в Лондоне.

А потом он замечает эти глаза Люпина, смотрящие на Мэри — и они ему не нравятся.

Мэри

Дом в Паучьем Тупике видел многое, но никак не ожидал, что ему придется приютить таких людей под своей крышей.

Мэри осторожно заходит в дом, и дверь чуть скрипит, впуская ее неохотно. Эйлин попросила захватить пару приправ и букеты из сушеных трав, и Мэри быстро прячет все необходимое в карман мантии. Кухня еще пахнет яблоками из заброшенного сада, но самих яблок нет.

Сириус ощетинивается сразу, стоит ей тихо произнести, что Дамблдор хочет взглянуть на медальон. Лили и Регулус настороженно переглядываются, и Мэри понимает, что эта идея им тоже не по душе.

— Зачем Дамблдору медальон? — Сириус щурится и невольно прикасается к груди, показывая, где находится украшение. — Ему было наплевать, а теперь что изменилось?

Мэри обводит троицу беспокойным взглядом. Ей кажется, что они все разом перестали доверять директору по одной-единственной причине: медальон как-то играет с их разумом. Она сама помнит то странное чувство влечения к нему с тех времен, когда вещь лежала в ее домике в Хогсмиде.

— Он хочет взглянуть на него. И сразу же вернет.

— Нет, — Сириус зло скрещивает руки на груди. Его отросшие смоляные волосы уже лежат на плечах. — Слишком опасно таскать медальон туда-сюда. Почему он сам не пришел?

Мэри пожимает плечами, на всякий случай вспоминая, в каком кармане лежит палочка.

— Потому, что ждал такой реакции? Слушайте, медальон действительно опасен, и ты сам говорил мне об этом, помнишь? Кто разбирается в магии лучше, чем Дамблдор? Никто. Он на вашей стороне. Я клянусь, что принесу его обратно…

Лили насмешливо кривит губы.

— Знаешь, Дамблдор уже обещал, что моя семья останется невредима. И где мой муж?

— Дамблдор советовал лучше выбирать Хранителя, — мягко напоминает Мэри, и глаза Лили сверкают. — Но вы выбрали Петтигрю, выбрали сами. При чем здесь Дамблдор? Он не может защитить каждого, если этот каждый нарушает правила.

После нескольких секунд тяжелой тишины Сириус рывком снимает с себя медальон и бросает на ковер. Лили делает незаметное движение, и Регулус осторожно берет ее за руку, но стоит Мэри сделать шаг, как Сириус резко вытаскивает палочку из кармана джинсов.

— Отойди. Я не могу позволить этой вещи покинуть дом, — глаза у Сириуса немного безумны, и руки дрожат. Мэри лихорадочно считает, что они все провели здесь недели три. Достаточно много на троих с медальоном. — Я ее уничтожу.

— Не смей! — Лили вырывается из рук Регулуса, в кроватке сразу начинает плакать Гарри, услышав ее отчаянный голос. — Это наша единственная зацепка! Мой единственный шанс отомстить.

Сириус отодвигает ее в сторону, но Лили сама сердито вытаскивает палочку.

— Акцио!

Медальон падает в ее руку.

— Акцио! — произносит Сириус в ответ, и медальон, блеснув в тусклом свете, ложится в его широкую ладонь. — Попался. Лили, мы должны его уничтожить. Он высасывает силы из меня три недели, а из вас гораздо дольше. Мы копаемся в книгах все это время и смогли только понять, что в медальоне черная магия, которая работает на сохранение жизни этого ублюдка.

— Мы близки, — замечает Регулус тихо. — Нам осталось изучить нескольких змееустов прошлого. Я уверен, что мы найдем ответ на все наши вопросы.

— Нет, — Сириус зажимает цепочку медальона в пальцах и отодвигает на максимальное расстояние. — Сейчас.

Огонь, вырвавшийся из его палочки, багрового цвета. Он мгновенно охватывает медальон, который Сириус выпускает из пальцев. Лили вскрикивает:

— Агуаменти!

Но ничего не происходит.

— Это Адское пламя! — Мэри тут же отходит на шаг, замечая, что ковер под медальоном загорается быстрее, чем спичка. — Нужно уходить, немедленно! Адское пламя невозможно ни остановить, ни контролировать.

Она лишь однажды видела, как с ним управляется опытный волшебник из отдела мракобороцев, но и он позволил пламени гореть лишь несколько секунд.

— Гарри! — Лили бросается к кроватке и берет плачущего ребенка на руки. — Только куда мы отправимся? В Хогсмид?

— В Хогсмид нельзя, — тут же замечает Регулус. — За Мэри может быть слежка, нам нужно быстро решить, где будет безопаснее всего…

Огонь перебегает на шторы и на кровать, дым начинает щипать глаза, и языки пламени поднимаются все выше и выше. Схватив книгу из библиотеки, Сириус дает всем знак следовать за собой, вниз, на кухню. Остановившись посреди комнаты, они все растерянно смотрят друг на друга, тяжело дыша.

— Площадь Гриммо, — Мэри смотрит в разгоряченное лицо Сириуса. — Там можно использовать такую магию, что к вам не смогут проникнуть, дом очень древний, и…

Наверху слышится треск. Мэри с отчаянием думает, что огонь поглотил медальон, и то, что было внутри, теперь управляет пламенем и подпитывает его. Нужно выбираться — как можно скорее, осталось только убедить в этом трясущего головой Сириуса.

— Ни за что!

— Нет выбора! — Лили, кажется, согласна на все, лишь бы выбраться отсюда. — Регулус, нам нужен Кричер!

— Я не собираюсь возвращаться в эту дыру, — лицо Сириуса искажается яростью. — Лучше сгореть или попасть в лапы Реддлу…

Мэри кашляет, прикрывая рот и нос рукавом мантии. Дым, ползущий с верхнего этажа, начинает заполнять кухню, и Гарри плачет все громче и громче. Пламя, охватывающее лестницу, сползает все ниже, и сразу становится жарко.

— Кричер! — отвернувшись в сторону, Регулус произносит имя эльфа с придыханием, и тот появляется мгновение спустя. — Забери нас отсюда.

Мэри делает шаг назад.

— Я останусь, чтобы потом не пришлось перемещаться в Хогвартс.

Лили пытается что-то возразить, но Кричер щелкает пальцами — и Мэри остается одна, беспомощно глядя на ползущее пламя. Из-за наложенного Дамблдором заклинания трансгрессировать из дома нельзя, нужно выбраться наружу. Шагая к двери, Мэри слышит звук обрушивающейся крыши, и дым, став еще плотнее, облаком преграждает ей путь к свободе. Кашляя, она снимает мантию и прикладывает ее ко рту, пытаясь дышать равномерно. Становится жарко, сверху на одежду падают угольки, обжигая кожу. Балки под крышей оглушительно трещат, и Мэри, замерев, зачарованно смотрит, как они опускаются все ниже и ниже.

Чьи-то руки, появившись из сизого дыма, обхватывают ее за плечи и с силой тянут за собой. Не пытаясь сопротивляться, Мэри теряет сознание.