Ты - мой мир (гет)

Фотография не выходила у Райана из головы. Он думал, что уже и позабыл её, но память, как он теперь понял, не такая простая вещь, как иногда может показаться. Всё, что было когда-то забыто, снова когда-нибудь вернётся. Теперь Райан убедился в этом, хотя когда-то и смеялся над таковыми нелепыми моментами в драматических фильмах.

Адель. Да. Именно так её звали. Светловолосая синеглазая маленькая девочка, такая умная и смешная. Всегда бегала в пышных детских платьицах и таскала его, Райана на всякие приключения. Давно это было, а словно только вчера произошло.

А рядом с ней он. Точно совсем не сочетающийся на этой фотографии. Как если бы его сюда по ошибке поставили. Райан усмехнулся. Раньше он носил несносную чёлку — как, впрочем, многие в школьное время, когда хотели понравиться девушкам. Да и причёска в целом у него стала лучше, чем была. Волосы Райан укоротил, стараясь соответствовать имиджу в профессии своей мечты — хотя здесь особых правил нет, но всё-таки, и наполовину зачесал их назад. Не так давно то ли от тепла, то ли от укорачивания они стали у него немного виться. Некоторое время Райан пытался их распрямлять, но в итоге оставил эти попытки. Изменился и стиль его одежды. Появляться в университете в пиджаках было бы глупо, но с недавних пор в его шкафу неизменно появились различные рубашки.

Райан смотрел на фото, а мыслями был где-то далеко. Сценарии. Их была целая стопка у него на столе, а он уже успел испытать к ним и гордость, и неприязнь. В данный момент он всей душой ненавидел их, но сюжеты всё лились и лились из головы, и ему хотелось записывать их, такие новые и отличающиеся друг от друга.

После каждого просмотренного фильма Райан находил в своей голове идею — что ему хотелось бы изменить или подкорректировать в просмотренном фильме, и он незамедлительно записывал её. Так из ничего вырастал сюжет, роли, люди, сценарий. А потом выбрасывал их и оставался милостив только к самым, по его мнению, лучшим. «Всё равно они далеки от совершенства», — думал он, вспоминая слова мистера Руфиса и с отвращением разглядывая кипу листов.

Райан со вздохом отклонился на спинку стула. Что он делал не так? В эти годы он учился усерднее всех в университете, но те, кто ничего толком не делал и даже не посещал занятий, всё равно были успешнее его. Райан иногда чувствовал, что уже выбивается из сил. Мысли, в которых он не был согласен с некоторыми книгами, которые читал, лезли у него из головы, но он совсем ни с кем не мог ими поделиться. Разве что только с Мэтью? Райан посмотрел на своего соседа, который в этот момент писал что-то, явно не связанное с лекцией.

Мэтью, юноша со светло-рыжими волосами, всегда такими неряшливыми и вылезающими в разные стороны. Райан не чувствовал к нему неприязни, но и дружить ему с ним в той же мере не хотелось. Хотя Мэтью, в отличие от многих его одногруппников, казался ему человеком его интересов, Райан относился к нему, как, впрочем, и ко всем, одинаково. Он считал, что один делает хоть что-нибудь, чтобы учиться и совершенствоваться, а другие неосознанно, точно по какому-то наитию, посещают пары, приходя на них ни с чем и не унося с собой ничего. Подобное предубеждение коснулось и его недоприятеля.

Но, наверное, Мэтью был единственным, кто относился к Райану с теплотой. Выросшие в богатых семьях и привыкшие, должно быть, к роскоши и к тому, чтобы их признавали, другие одногруппники смотрели на Райана свысока. Даже не зная, что для поступления в университет он много работал, копил деньги и лишь с огромным трудом заработал себе на квартиру в столице, они точно видели Райана насквозь и заранее знали, что Тёрнер — не тот, кого следует приглашать на их общие тусовки и кому место в тайном клубе кинематографистов их университета. «Тот ещё зануда, — думал, однако, Райан, изредка косо поглядывая во время всей пары на Мэтью. — Кидает свои неуместные шуточки налево и направо и хвалится тем, что у него есть чувство юмора».

А как Мэтью, по мнению Райана, был глуп! Юноша не мог себе представить, что такой человек может делать здесь. Единственное, что он мог признать — Мэтью здесь тоже не жаловали.

— Эй, Мэтью, — Райан легонько толкнул соседа локтем. — Хотел бы написать авторскую инсценировку?

— Я не драматург, Райан, но если бы сценарий был хуже некуда…

— А если бы ты сам писал сценарий?

Райан приготовился. Не показать листы Мэтью — не показать никому. Другой реакции кроме согласия Райан не ожидал. В ответ Мэтью усмехнулся. Уголки его губ расползлись в глупой улыбке.

— Опускаться ниже плинтуса, когда всю жизнь мечтал стать режиссёром? Ну, уж нет, — Мэтью усмехнулся. — Тогда я бы сразу в литературный шёл, а не проводил бы здесь все свои годы. Хотя, знаешь, до сценариста я решил бы дойти, наверное, в самом крайнем случае. Например…

Райан не слушал дальше. Мэтью слыл отменным болтуном, а у юноши уже голова его разболелась от ехидного взгляда его конопатой физиономии, глупых усмешек и пустых слов. Да и лекция уже окончилась. Не слушая соседа, Райан резко поднялся и натянул сумку через плечо.

— Райан!

Юноша торопливо спустился по лестнице и быстрым шагом вышел в коридор. Сзади с возгласами не отставал Мэтью, сбивая по дороге заполонивших коридор молодых людей и еле успевая протискиваться среди них со своим непомерных размеров портфелем. Райан завернул за угол на первом этаже и оказался в толпе. Проходить мимо них смысла не было — от Мэтью ему всё равно уже не скрыться.

— Тёрнер! — услышал он крики за спиной и невольно обернулся. Мэтью тут же нашёл его глазами.

— Давай отойдём туда, где потише, — сказал тот, приблизившись к нему. Райан кивнул, но в душе его бушевал гнев. Они с Мэтью между тем вышли в просторный коридор, выходящий на улицу, где совсем никого не было. Райану уже наскучило находиться в обществе рыжего однокурсника.

— Что тебе от меня надо? — сухо спросил он, скрещивая при этом руки на груди и прислоняясь к каменной колонне от свода университета. Он прикрыл глаза и раздражённо вздохнул, несмотря на то, что первый начал разговор с ним, и в душе его ещё теплилась надежда, что парню можно будет отдать на прочтение сценарии и получить оценку. Мэтью прислонился к подоконнику рядом с Райаном и достал из заднего кармана бежевую пачку стареньких «Chesterfield». Райан помнил этот запах ещё с места своего рождения — у них в деревне их курили частенько.

— Будешь? — спросил он у него. Юноша лишь отрицательно помахал головой. — Нет, это я должен был тебя об этом спросить, — обратился он к Райану, выбрасывая огарок в окно. — То ты ни слова мне сказать не можешь — я до тебя все четыре курса пытаюсь достучаться.

Райан слегка улыбнулся. Он прекрасно помнил, как Мэтью когда-то доставал его вопросами, на которые, впрочем, обыкновенно не получал ответа.

— То ты сам со мной вдруг заговариваешь, ни с того ни с сего заводя разговор о сценаристах, но при этом сам же и уходишь от разговора.

Райан сунул руки в карманы, пытаясь не глядеть на Мэтью. «Всё равно план уже не сработает, — решил он. — Не было смысла и пытаться. Это глупо, Райан. Как тебе вообще такое могло взбрести в голову?» Мэтью же, в отличие от своего собеседника, не мялся и продолжал:

— С тобой что-то не так, Райан? Это нормально, тут, на режиссёрском, полно больных, — послышалось шуршание, и Райан обернулся. Мэтью спешно доставал очередную сигарету. — Ты нездоров? Слушай, ты должен прикурить. Все порядочные…

— А я нет, — сказал Райан, отмахиваясь от его руки. Мэтью вздохнул и посмотрел в окно. Несколько девушек на улице разыгрывали представление. На дворе стояла поздняя осень, и было довольно тепло для прогулок на улице. Все, как один, в одинаковых широких платьицах на манер прошлых веков столетия три назад, они кружились, весело смеялись, держали друг друга за руки, а затем хоровод их вновь распадался на отдельно танцующих. Девушки подпрыгивали, отчего подолы их платьев вздрагивали, а потом вновь принимались танцевать так, что в их плавных движениях каждый мог оценить их женскую красоту.

— Знаешь, — начал Мэтью, не смотря на Райана. — Про сценарий я сказал это так, сгоряча. Я был бы не против это сделать — во всём себя надо попробовать… На самом деле, — чуть тише продолжал он, — я какое-то время даже писал статьи, но выходило из рук вон плохо. Ни один журнал и газета так и не взяли. Тогда и решил поступать на режиссёра. Но и ты пойми меня правильно, Райан, — голос его вновь стал звонким, а тон — быстрым и спешным, как всегда и бывало у Мэтью. — Я с детства мечтаю стать режиссёром.

— Не ты один, — беззвучно усмехнулся Райан.

— А сценарий? К чему ты вообще завёл этот разговор? — Мэтью наконец перевёл взгляд на Райана. Тот долго молчал и переминался с ноги на ногу, но наконец вытащил из своей сумки кипу листов и протянул три из них Мэтью. Он почти уже не колебался. Решился — так решился. Фёрт долго смотрел на листки, не читая их. И тут, кажется, как решил Райан, до него медленно дошло.

— Ты сам написал сценарий? — изумлённо воскликнул он. Райан тут же принялся затыкать его, оглядываясь при этом по сторонам, чтобы не услышал кто-либо из проходящих мимо. Сердце его при этом бешено колотилось в груди, и юноше на мгновение показалось, что, пройди мимо них мистер Руфис и услышь этот разговор, его, Райана, непременно отчислят. — Серьёзно? — продолжал в это время, как нарочно, восклицать Мэтью, улыбаясь и помахивая листами перед лицом Райана, в то время, как стоявшие неподалёку студенты уже начали оглядываться на них и прислушиваться к их разговору. Райан посуровел. Мэтью перестал улыбаться и театральничать и чуть тише добавил: Ты сам… всё.?

Райан кивнул.

— Я подумал, может, хоть кто-то может это оценить, — почти шёпотом говорил он. — Я выявил некоторые детали, которые уже стали стереотипами для многих фильмов. Полагаю, это нужно будет менять.

Мэтью всё ещё был в восхищении — и теперь Райан видел, что это именно восхищение, а не постановочная радость. У самого Мэтью никак не выходило из головы, что Райан Тёрнер — сам Райан Тёрнер — на которого он пытался равняться всё это время (что у него, однако, из рук вон плохо получалось), пока следил за всеми его успехами, пока наблюдал, как он закрадывался в тихие уголки в университете и либо слушал там что-то, либо смотрел, либо читал, сидя на подоконнике! — вдруг заговорил с ним — к тому же, о таких важных вещах, да ещё и предложил ему прочесть свой сценарий! Мэтью восхищённо смотрел на Райана, который теперь тоже не мог скрыть своей улыбки. Мысленно юноша ликовал точно также, но совершенно по иному поводу. Он считал, что выбрать Мэтью в качестве оценщика было верным решением.

— Я прочту, — пообещал Мэтью. — Обязательно прочту в ближайшее время.

«А он не так плох. Не так глуп, как может показаться на первый взгляд», — думал Райан, шагая по коридору университета. Народу было уже много меньше, чем несколько часов назад. Юноша вышел из здания, в полнейшей тишине от переполнявшей его радости покачиваясь на носках и вдыхая в себя запах осеннего вечера. Уже темнело. Но Райан знал, что день ещё не окончен.

* * *

Он очутился в знакомом крыле института. Незамедлительно зашагал по ступеням, ведущим наверх, и вскоре уже был на нужном этаже. А вот и тот самый кабинет. Райан постучался, от волнения дёргая воротник рубашки и переминаясь с ноги на ногу. Из-за двери раздался положительный ответ, и Райан вошёл. Мистер Руфис сидел за столом и что-то сосредоточенно писал. Неподвижный его взгляд вдруг случайно упал на вошедшего.

— Райан? — в изумлении произнёс он. Почему вы…

— Простите, сэр, — Райан, продолжая немного смущаться, вытащил из сумки работу, над которой так давно трудился. Даже сейчас, вытаскивая эти листки, он вспомнил, сколько времени у него ушло на неё. — Я немного задержал её на сей раз и решил попытать удачи отыскать вас здесь, — произнёс он, протягивая курсовую преподавателю. «Дурак, ну дурак», — пронеслось в тот момент в его голове. Он сделал несколько шагов назад от стола мистера Руфиса и, переминаясь с ноги на ногу, начал ждать. Слишком уж многое стало связывать его с ним в последнее время, и Райан не знал, как к этому относиться. Общение с авторитетом и придавало ему сил для будущих свершений и… пугало.

— Райан, вы знаете, который час?

От Райна не укрылось, с каким укором это было сказано. Юноша вздохнул и уставился в пол.

— Простите, сэр. Я готовился к защите и поэтому сдал работу запоздало. Я прекрасно понимаю это, но, уверяю вас, в следующем году…

— Я не о том, Райан. Что вы делаете здесь в такое время?

Он вновь поднял голову и во все глаза уставился на мистера Руфиса. «Время? — подумал Райан. Что мне время? Оно мешает мне успевать сделать все мои дела. Разве понятие «время» что-то значит для киношников, хоть и будущих? Разве не просиживали также допоздна за занятиями и фильмами великие режиссёры, чтобы стать таковыми? Да что там режиссёры! Все великие люди. Чтобы хоть чего-нибудь достичь, разве не нужно ко многому стремиться? А что есть стремление если не растрата всего себя на любимое дело и, в первую очередь, всего своего времени?»

Для Райана это была своего рода прописная истина и то, что его спрашивали об этом, вызывало у него недоумение. Но, несмотря на все мысли, которые в тот момент копошились в его голове, произнести он не смог бы ни перед кем — даже перед Мэтью, ни одну из них.

— Я… мы… Мы немного разговорились с мистером Фёртом. Мэтью Фёртом, с нашего курса, — Райан прокашлялся, скрывая своё смущение. — Вы, должно быть, знаете его… — он замялся. «Я точно выгляжу дураком. Сейчас выгонит без лишних слов», — ораторские речи, которые, как иногда приходило ему на ум, он мог бы читать с таким вдохновением, сменились неуверенностью и словами оправдания.

— Я знаю, — произнёс мистер Руфис непроницаемым тоном. — И что же вы думаете о стереотипах в фильмах?

Райан обомлел. Мистер Руфис не смотрел на него, а раскладывал бумаги на столе. «Неужели он всё слышал? Неужели с первого до последнего слова — весь наш разговор? И ту часть про сценаристов и мои неуклюжие сценарии?» На лице Райана яркими пятнами выступила краска. Он никогда не умел скрывать своих эмоций, даже если дела касались чего-то важного — того же непростого разговора с родителями или сдачи экзамена, где следовало бы чувствовать себя уверенным и отрешённым от всего на свете кроме учёбы. Но время длилось, и по гнетущему молчанию было ясно, что мистер Руфис ожидает ответа. Райан собрал волю в кулак. Когда-нибудь хоть кому-то придётся высказать свои мысли, и хоть кто-то должен будет его в них поддержать.

— Я не уверен в своих доводах, сэр. Я не так уж и хорошо ещё разбираюсь в кинематографе, ведь я только учусь.

— Правда? Однако с мистером Фёртом вы обсуждали обратное, — удивлённо спросил его мужчина, лишь на мгновение подняв глаза, а потом вновь невозмутимо принялся за какие-то бумаги на своём столе. Слабо горела настольная лампа. Где-то издалека, в той части университета — прямо за этой дверью, Райану слышались чьи-то тихие шаги и голоса, даже переругивания; за стенами огромного белокаменного здания стрекотали сверчки, и вечерняя трава тихо напевала каждому из прохожих свои песни; а совсем вдалеке отсюда, за несколько остановок от кинематографического университета жил своей большой жизнью город, множество голосов сливались в унисон, но, хотя они и создавали свою большую городскую мелодию, каждый говорил о своём, а среди всего огненного разнообразия горели большие неоновые вывески, на которые когда-то так рвался посмотреть Райан. Он подумал обо всём этом и представил, как звукооператоры подбирают живую музыку к фильму, чтобы кинокартины не только существовали и занимали своим красочным изображением, но и поистине оживали в ушах зрителей, передавая эмоции так, чтобы те на два часа переселялись в них и жили. Жили жизнью иных людей, в иных событиях, в других местах. Он подумал обо всём этом, и ему вмиг нестерпимо захотелось сесть за новый сценарий. На сей раз — сценарий полноценный, с названием. Он бы так и назвал его: «Жизнь большого города», чтобы каждый смог увидеть столицу не только как город больших, но при этом у многих — несбывшихся надежд, но и как город одиночества.

— Я думаю, сэр, они не стоят быть высказанными, — Райан сделал большой глоток воздуха, чтобы не захлебнуться от собственных идей и покачал головой.

— Уж извольте, — сейчас, когда юноша очнулся от своих мыслей, он осознал, что мистер Руфис смотрит на него. И это был отнюдь не просто взгляд преподавателя. Он проникал в самую душу, как взгляды жюри и экспертов проникают в нас на важных конкурсах и мероприятиях, где мы стремимся не столько быть выше всех на первых местах, сколько превзойти самих себя. — Признаюсь, вы меня заинтересовали.

Райан взволнованно вздохнул. Всё, о чём он думал целый год, можно было вот так, прямо сейчас, высказать своему любимому преподавателю. «Да вот только что выйдет из этого? Может, правда, он их и не воспринимает всерьёз… Только бы это было так». Райан снова вздохнул и, наконец, решился.

— Фильмы изображают нам идеализированную картину жизни. Такую, которая не существует и какой она никогда не будет. На экране обычно все счастливы, и у всех всё хорошо. За исключением, пожалуй, некоторых сюжетов, но даже в таких фильмах обязательно — счастливый конец. Писатели и художники обычно богаты, хорошие парни обычно без труда побеждают. А злодеев всегда легко вычислить и по внешнему облику, хотя люди на самом деле не делятся на плохих и хороших. Изначально целью создания кинематографа было показывание реальной жизни. Вспомните Историю кинематографа, — «Что я несу? — крутились в голове страшные мысли. — «Вспомните!» Подумать только! Будто разговариваю с Мэтью!» Но ни разу за всю его речь мистер Руфис ни разу не прервал юношу, и это, казалось, только придало ему смелости и слаженности речи. — Кинематограф не возник в один миг. В какой-то момент людям стало интересно, а что, если бы фотографии могли двигаться? Это, конечно, красиво, когда все члены сидят вместе, в сборе, но что, если бы они немного пошевелились? Попробовали наклонить голову на одну или другую сторону? Или как мужчина едет на велосипеде — ведь намного интереснее было, если бы он ехал прямо перед нами на экране, а не только в нашем воображении, когда мы смотрим на остановившуюся фотокарточку. И именно реальную жизнь первые кинематографисты и пытались показать. Настоящие моменты из мира, который, как раньше казалось, можно только остановить, теперь стало возможным перематывать и показывать заново, представлять перед всеми на экранах. До определённого момента, — голос Райана стал немного тише. Он, вероятно, и сам стал понимать, что перестарался, — пока кино не стали идеализировать.

— И что же вам не нравится во всём этом? В этом, как вы выразились, «идеализированном мире»?

— Всё, сэр. Я считаю, фильмы должны отображать настоящую жизнь — такой, какая она есть на самом деле.

— Настоящей жизни всем хватает, Райан, и в реальности. Поэтому люди и ходят в кино — отвлечься от всего этого.

— Но ведь раньше именно и снимали действительность, и практически никого не заботило мнение аудитории.

— А, так вот вы о чём, — мистер Руфис поправил очки и предложил Райану присесть напротив себя. — На аудиторию расчёт был и будет всегда, Райан.

— Нет, вы не правы. Разумеется, расчёт на аудиторию немаловажен — ведь тогда и фильму-то нечего будет делать в мире. Но все эти шаблоны… В каждом третьем новом фильме можно предугадать конец, в каждом втором — увидеть похожие моменты и события, как и в другом таком же фильме.

— Ну, что ж поделать. Это современность, Райан, где люди всегда стремятся к чему-то новому, модному, а, значит, ещё более шаблонному. Вы смотрите фильмы постарше. В них больше мудрости и оригинальности.

«А чем, собственно, я занимаюсь?» — подумал Райан, но слова сами слетели у него я языка.

— Поэтому я и хочу стать режиссёром, чтобы снимать стоящ… — Райан осёкся и мгновенно замолчал. Как же стало стыдно за свои слова, которые должны были остаться всего лишь мыслями! Острые, непослушные — Райану хотелось бы вернуть их назад, но основное было уже сказано.

— Вот что, молодой человек, — мистер Руфис поднялся и посмотрел на стрелки настенных часов. — Боже правый! И мне, и вам давно уже пора. Не боитесь тёмных улиц? — чтобы не ляпнуть ещё чего-нибудь, Райан замотал головой. — Что ж, отлично, — сказал мистер Руфис, когда они уже вышли из университета. — Дайте мне знать, как только решите начать изменять мир. — Райан залился краской и молча смотрел на свои ноги. — А пока предлагаю вам консультироваться. Вы, я думаю, слышали про тайный клуб кинематографистов в нашем университете? — Райан впервые за все годы обучения увидел, как мистер Руфис улыбнулся. — Не такой уж он и тайный, честно говоря. Да и не клуб вовсе, а только консультация для тех, кто хочет изменить мир, — взгляд мужчины сделался лукавым, и Райна так и ощутил, как краснеет до корней волос. — Каждую среду в шесть, — продолжал мистер Руфис.

— Хорошо, сэр.

— В следующем семестре, разумеется, — мистер Руфис тронул руку Райана, и юноша не сразу понял, что он хочет сделать. Они обменялись рукопожатиями. — В вас есть талант, Райан, — произнёс преподаватель на прощанье. — Его надо только раскрыть.