Вересковый мёд (гет)

Погруженный в темноту зал, теплые желтоватые отсветы на лицах, похрустывания попкорна и редкие шепотки — неотъемлемые составляющие киносеанса, обволакивающие и отгораживающие от внешнего мира.

Пока на экране мускулистый главный герой вколачивает головой в камень очередного врага, настоящей войны, о которой почти никто из присутствующих ни сном ни духом, будто и нет. Но, к несчастью, смертельное противостояние одних британских волшебников с другими не вымысел и не киношная постановка. Это реальность, о которой Лили не хочется сейчас думать, ведь они с Джеймсом пришли развеяться.

Пожалуй, не слишком удачный выбрали фильм.

Хотя какой там выбор — случайность.

* * *

Спасаясь бегством из резиденции Волдеморта, ошеломленная его — а еще больше своим — поступком, Лили случайно выбрала местом для аппарации задворки Министерства магии. Побоялась перемещаться прямо к дому сестры и представила первое, что пришло в голову. Чтобы прийти в себя, решила немного погулять по Лондону и совершенно случайно наткнулась взглядом на афишу кинотеатра: "Конан-варвар".

— Говорят, хороший фильм... — Обрывок чужого разговора, выхваченный ее рассеянным слухом из городского шума, незаметно приклеился к памяти, чтобы в нужный момент стать вынужденным дополнением к заведомой лжи.

* * *

— И как это понимать?! — Хоть ссоры с Джеймсом и стали почти нормой в последнее время, настолько взбешенным Лили его до того дня не видела. — Мне ты, значит, говоришь, что идешь поболтать с сестрой, а сама?! Я был у Дурслей, — брызгая слюной, орал муж, — тебя там не было! Не хочешь рассказать, где была? — В какой-то момент даже показалось, что он способен ее ударить.

На глаза навернулись слезы. Чувство вины за едва не случившуюся измену когтями сжимало сердце и царапало горло, лишая способности давать отпор. Только непредсказуемость последствий удержала Лили от того, чтобы признаться мужу во всем сразу.

— Я гуляла, — пожала она плечами, радуясь тому, что, снимая обувь, можно отвести глаза. — Туни ведь сказала тебе уже.

— Конечно, сказала, — с ядовитой гримасой подтвердил Джеймс. — Но я обошел весь этот гребаный Литл Уингинг вдоль и поперек — тебя нигде не было.

— Да, я была в Лондоне.

— В Ло-ондоне? И какого Мордреда тебе там понадобилось?!

— Сменить обстановку! Погулять! Ты себе можешь позволить посидеть в баре с друзьями? Почему мне нельзя подышать воздухом?

— Потому что это опасно! — приблизившись, прямо ей в лицо прошипел Джеймс и тут же отошел на несколько шагов, взмахнул руками и картинно постучал пальцем себе по лбу. — Неужели ты не понимаешь этого своей головой?!

Лили скрипнула зубами. Желание каяться пропало. Она сдержанно напомнила "придурку", что прекрасно все понимает (на самом деле нет, но уж точно не глупее его) и, на минуточку, тоже владеет магией, включая чары: иллюзии, отвода глаз, аппарации, защиты и даже нападения. А потому почаще включать голову, чтобы не заносило на поворотах, следует из них двоих явно не ей.

— Вот как? Тогда объясни, пожалуйста, что ты, такая умная, столько времени делала в Лондоне? И чем была настолько занята, что даже на Патронус мужа не могла ответить?

— Патронус?

— И не один! Скажешь, не доходили?

— Да... — Лили потерялась в разбегающихся мыслях. Резиденция Волдеморта не пропустила Патронуса. Ожидаемо и логично. Но это не то, что она могла бы озвучить. — Я была в кинотеатре. Там много металлических конструкций, они создают помехи, кажется. Как в подземке... — Мерлин знает, почему она не подумала про метро сразу, но слово уже было сказано.

— В кинотеатре? И какой был фильм? — ехидно поинтересовался Джеймс.

— Конан-варвар, — зло выплюнула Лили и попыталась пройти в гостиную, но Джеймс преградил путь.

— С кем ты там была? — он играл желваками и в то же время болезненно кривился.

"Он чувствует..." — уколола совесть.

— Одна! — с нажимом ответила Лили, несмотря на вновь проснувшееся раскаяние.

— Покажи билет.

— Я его выбросила! Что за допрос, Джеймс?! Пропусти меня!

— Расскажи мне, о чем был фильм.

— О варваре, таком же как ты.

— А подробнее?

— Обойдешься! Берега сначала найди, потерянные...

— Так это я берега потерял? Я?! Ты, значит, бросаешь ребенка! Никого не предупредив, таскаешься хрен знает где! А бер...

— Довольно, Джеймс! — Отец стоял в дверях, из-за его плеча выглядывала расстроенная мама.

"Заглушающее..." — У Лили не было времени, чтобы о нем подумать, а Джеймс, вероятно, не посчитал нужным.

— Я не хотел вмешиваться, но ты переходишь все границы. Мужчине не подобает так разговаривать с женщиной. Моя дочь не знала такого обращения в нашей семье, и тебе я не позволю...

Лили открыла рот, чтобы попросить отца дать им самим разобраться, но Джеймс успел раньше:

— Да что вы говорите?! — Он оскалился в нервозной улыбке. — Не подобает. А ей такое поведение, по-вашему, подобает? Знаете что, мистер Эванс, это вам следовало бы лучше воспитывать свою дочь. — Вскинув брови и подняв подбородок, отец молча слушал, а Джеймс только больше распалялся, не реагируя на попытки Лили его заткнуть: — Хотя о чем я? — рявкнул он, вырывая у нее свою руку. — Это мне следовало послушать мать и не связываться! Говорила она мне, что мезальянс — это всегда проблема. Я не верил...

— Ах, ме-заль-я-а-анс! — забыв про миротворческие намерения, взвилась теперь уже Лили и не заметила, как перешла на крик: — Надо же, какие откровения! Прямо стон души!..

Она бы, наверное, указала ему на дверь, но сверху раздался испуганный возглас Гарри:

— Мама! — он бежал по лестнице на своих пухлых маленьких ножках и, судя по выражению лица, собирался расплакаться. Свидетелем родительских ссор он тоже до того дня не был.

Лили кинулась к сыну и едва успела подхватить прежде, чем он покатился бы кубарем.

— Папа! — разворачиваясь у нее на руках, он протянулся к захлопнувшейся с грохотом входной двери. — Мама, куда папа?

— Погулять, — постаралась она сказать как можно спокойнее и выдавила из себя улыбку. — Все хорошо.

— Папа придет?

— Придет, — выдохнула Лили и прижала сына к себе, целуя в немного влажные волосы на виске. "Куда он денется", — зло подумала она, прикрывая глаза и стискивая зубы.

Шумно выдохнул и отец. Открыв глаза, Лили увидела, как, сокрушенно покачивая головой, он уходит в гостиную, его напряженные плечи и сжатые кулаки. А мама быстро подошла к ней и погладила по спине.

— Я в порядке, мам, — хмурясь, обронила Лили. — Мы просто поругались. Я понимаю, что вам неприятно, прости. И папе не надо было вмешиваться.

— Мама, пойдем тоже гулять, — попросил начавший успокаиваться Гарри.

— Хорошо, сейчас пойдем, — она кивнула, чмокнула маму в щеку и повела Гарри в детскую, чтобы переодеть на прогулку.

Во дворе Гарри еще несколько раз спросил, где папа. Поэтому, когда вечером Джеймс вернулся и, ни с кем больше не разговаривая, принялся играть с сыном, Лили промолчала сама и была благодарна родителям за то, что не стали возобновлять конфликт. Не сговариваясь, все заняли выжидательную позицию.

* * *

Несколько дней Джеймс общался только с Гарри и с миссис Эванс, которая всегда старалась сглаживать все острые углы.

Лили все то время кидало от злости на мужа к чувству вины, от обжигающего стыда к едва сдерживаемому истерическому смеху. Целоваться с Волдемортом — уму не постижимо! Такое и во сне не могло присниться, однако ж случилось наяву: металлический диск на цепочке с выпуклым ромбиком посередине служил неопровержимым тому доказательством.

"Захочешь навестить меня просто так, без особой необходимости, буду рад".

"Не дождетесь, ваше Темнейшество!" — отвечала она в своих мыслях и отворачивалась, чтобы никто не заметил ее странную шальную улыбку. А через мгновение ей уже хотелось зябко обхватить собственные плечи и потереть их, стряхивая невидимые морозные иголочки страха. Не слишком ли беспечно она отнеслась к признанию, что интересна ему как женщина? Оно ей — не врать же самой себе — льстило, но и пугало одновременно.

В последнюю встречу Волдеморт был галантен, но в памяти, теперь полностью свободной от пелены забвения, нашлись и гораздо менее приятные сцены. Что, если все его благородство по отношению к ней — только игра, которая однажды ему надоест? С другой стороны, однажды он уже был взбешен отказом, но лишь попытался обнять ее против воли и сразу же отпустил. При следующей встрече — вовсе интереса не выказал. Что же касалось последнего раза, так она сама позволила себя поцеловать.

И что только на нее нашло тогда? Ясно одно: не чары. Она хорошо помнила еще со школы следствие из закона магического равновесия Милтона: любовная магия, зелье то или чары, по завершении действия неизбежно дает откат — отвращение. Но дни сменяли друг друга, а Лили ничего такого не чувствовала. Напротив, забывшись, отпустив тревогу, раскаяние и стыд, она не без удовольствия вспоминала о своем безумном поступке.

Черт возьми, да, Волдеморт застал ее врасплох, не дал опомниться, но все это не отменяло того, что его прикосновения были ей приятны. Приходилось принять как данность: она поддалась обаянию сильного и привлекательного внешне мужчины, хоть раньше и не замечала за собой такой слабости. Что ж, зато теперь знает. Предупрежден — значит вооружен, решила Лили. Больше она ничего подобного не допустит. И как только вывод был сделан, на душе ее стало легче.

А с чувством вины за супружескую почти-измену здорово помогала справляться злость. Конечно, Лили виновата, но перед кем ей каяться? Перед тем, кто, видите ли, страдает от неудачного, а главное, неравного брака с ней? Ну, можно считать, что так для его страданий появился хоть какой-то объективный повод. А потому они квиты и можно просто перевернуть страницу. И это тоже облегчение. Ведь она не хотела хранить в душе обиду и злость на Джеймса, не хотела повторять ту же ошибку, которую совершила с Севом. К тому же, муж — это все-таки больше, чем лучший друг детства.

Их связывала любовь... Правда, ее становилось все сложнее отыскать в сердце. Но Лили надеялась, что чувства лишь затаились под давлением жизненных неурядиц и семейных ссор. Нужно лишь переждать непростое время, и они оживут. Иначе не должно быть. Любовь уже подарила им Гарри и не могла просто так уйти.

И Лили старалась не вспоминать плохого. Она смотрела на Джеймса и искала в нем то, за что можно продолжать любить. За его искреннюю и очевидную любовь к Гарри. За открытость и прямоту. За настоящее, а не показное бесстрашие...

А в иные моменты и она натыкалась на изучающий взгляд — Джеймс тоже в ней что-то искал.

* * *

— Лили, я так больше не могу! Что мы ходим и молчим, как будто чужие друг другу?

— Вот уже не молчим, — мимолетно глянув ему в глаза, она пожала плечами и вернулась к помешиванию овсянки для Гарри. А две секунды спустя они неожиданно рассмеялись, оба.

Джеймс порывисто обнял ее, прижался грудью к плечу, стеснив движения руки, придерживающей кастрюльку; ткнулся носом ей в голову повыше виска.

— Какие же мы с тобой дурные: разругались на пустом месте.

— Теперь будем умнее?

— Конечно, — горячо выдохнул он ей в волосы. — Ты ведь понимаешь, что я многое тогда просто с расстройства наговорил. Прости. Я так не думаю на самом деле.

— Хорошо, — Лили улыбнулась, но немного повела плечом, отстраняясь; добавила, как можно мягче: — У меня каша пригорит.

— Готовишь без помощи магии?

— Да, меня это успокаивает, и еда получается вкуснее...

— А еще появляется ощущение уюта, — подхватил он. — Я помню, ты говорила и, кажется, была права.

— Неужели ты это признаешь? — Она бросила на него игривый взгляд.

— Да! — посмотрел он честными глазами.

— Положить тебе тоже каши?

— Да, — с энтузиазмом согласился Джеймс, а когда она ставила перед ним на стол тарелку, неожиданно схватил за руку. — Я люблю тебя, Лили!

Она на мгновение замерла, потом слегка улыбнулась и, не отводя глаз, ответила:

— Я тоже люблю тебя, Джеймс, — и искренне пожелала, чтобы сказанное оказалось правдой.

Неделя молчания пошла им на пользу. Следующие дни даже немного напомнили медовый месяц. Джеймс во всем старался помочь, извинился перед родителями и сам вызвался посодействовать отцу в сооружении беседки на заднем дворе. Выяснилось, что магия и маггловские инструменты не исключают, а весьма удачно дополняют друг друга при желании. И, конечно, все много болтали и играли с Гарри. Гарри был счастлив.

Настроение всем подпортило появление хмурого Сириуса в пыльной мантии, остро пропахшей потом. Их с Джеймсом блестящий план почему-то не выгорел.

* * *

— Больше полумесяца нигде его видно не было, — сокрушался Бродяга, встряхивая лохматыми кудрями. — Я уже думал, как бы так намекнуть Дамблдору, что это мы его технично спровадили туда, откуда не возвращаются, и надо бы действовать решительнее... Хорошо — не успел. Сейчас бы от стыда голову пришлось под хвост прятать! Пару часов назад, короче, на дежурстве наткнулись мы на двоих Пожирателей. — С каждым словом лицо почти никогда не унывающего Бродяги становилось мрачнее. — Зажали их крепко, хотели живыми взять. И тут... этот гад собственной персоной. С-сука, и хоть бы слабее стал, нет! Ничего его не берет! Сохатый, есть выпить?!

К чести Джеймса, на тот раз он не скатился в стенания о собственном бездействии, которые обычно приправлял неоправданной самоуверенностью и бахвальством. Он молча поднялся, сходил к шкафчику с алкоголем и, только разлив по стаканам маггловский ром, сдержанно подбодрил друга:

— Не вышло в этот раз — выйдет в другой.

— Обязательно выйдет, — ощерившись, процедил Бродяга. — Когда-нибудь все равно достанем гада.

— Именно. И чего ты тогда так загнался?.. — усмехнулся было Джеймс, но оборвал сам себя на полуслове и резко потемнел лицом. — Или ты не все еще рассказал? Пострадал кто-то?

— Что? А, нет, — Сириус поморщился. — Ну, то есть Рэм и Марк ранены, но не критично. Через день-два снова в строю будут.

— Что тогда?

— Да просто, — Блэк скривился, как от лимона, — одной из тех двоих кузина моя была. — Он шумно выдохнул и потянулся к бутылке.

— Беллатрикс?

— Ну а кто еще. Другие, слава Мерлину, более адекватны.

— Может быть, она по-своему тоже адекватна? — осторожно заметила Лили, тоже присутствовавшая при разговоре. — Ты с ней поговорить не пробовал?

— Да о чем?! — вытаращился Блэк. — Ты что, Лилс?

— О том, почему она там, — озвучила Лили мысли одной части своего "Я", пока другая удивлялась вместе с Сириусом и Джеймсом. — У нее же, наверное, есть причины, из-за которых она среди Пожирателей. Может быть, вам бы стоило попытаться понять друг друга?

— Какие причины! — нервозно и зло хохотнул Сириус. — Ненависть к магглорожденным и желание убивать — какие еще могут быть у волдемортовских прихвостней причины?!

Чувствуя, что две половинки сознания приходят к согласию и вновь сливаются воедино, Лили сохранила спокойствие.

— Почему мы так в этом уверены? Это сама Беллатрикс тебе сказала?

— Нет, но... — Бродяга ошарашенно развел руками. — Это же очевидно. Понятно по всему, что творят эти ублюдки.

— Ты как будто их защищаешь, — тихо добавил Джеймс.

Лили покачала головой.

— Я просто устала от войны. И стала задумываться: возможно, мы как-то неправильно видим их, а они — нас. Да, среди них есть откровенные подонки и неадекваты, но не могут же такими быть все. Возможно, стоило бы выяснить, каковы их цели.

— Захват власти, — Джеймс говорил с полной уверенностью, — и установление своих порядков, при которых таким, как ты, в нашем мире не будет места.

А Бродяга усмехнулся тепло и сочувственно:

— Ты, видно, слишком долго уже сидишь взаперти, Лилс, и потому многое забыла. Неудивительно, я бы на твоем месте уже вообще рехнулся. Но вспомни, какие разговоры вел Мальсибер и его компания в школе. Вспомни, сколько наших погибло от рук этих уродов. Какие могут быть разговоры?

С губ были готовы сорваться возражения, что из-за нежелания искать компромисс жертв будет только больше. Но еще раньше Лили поняла, что ее доводы не перекроют аргументов Сириуса, и это понимание тяжелым комом легло на грудь, заставило замолчать.

Тишина стала густой и липкой, а они втроем в ней увязли, как мухи, бестолково залезшие в клей. Первым выпутался Бродяга.

— Вам нужно куда-нибудь выбраться, — бодро заявил он. — Вдвоем.

— Мы не можем, — вздохнул Джеймс. — Кто-то должен оставаться рядом с Гарри на случай, если дом обнаружат.

— Я могу здесь побыть. Мистер и миссис Эванс, надеюсь, не будут сильно возражать? — Серые глаза весело и азартно заблестели. — Я, если что, и на коврике перед дверью полежать могу.

"Мордредов театр абсурда!" — подумала Лили, еще сильнее ощущая тягучую вязкость лжи, но вслух сказала, что мистер и миссис Эванс всегда рады видеть Сириуса в своем доме.

— А если тебя срочно вызовут? — Джеймс сомневался. — Дело Ордена важнее, чем наши мелкие трудности. Мало того, что мы сами ничем не помогаем, так еще и...

Блэк оборвал любимую песню друга на полуслове.

— Вот не скажи! Вы очень помогаете, — заговорил он бойко, страстно, всем видом отметая любые возражения. — Вы растите и оберегаете нашу веру в успех. Если вдруг мы не справимся, Гарри справится. Конечно, мы сделаем все, чтобы не оставлять ему и другим детям в наследство эту проблему, но все-таки! Одна только весть о том, что должен родиться такой ребенок, сделала нашу уверенность непоколебимой. Так что вы делаете не просто важное, важнейшее дело! И ваше настроение тоже важно. Кроме того, какие проблемы? Вызовут меня — я вызову вас, а сам на задание — дело одной минуты!

Джеймс, выслушав его, взлохматил волосы, и улыбнулся.

— А что, может и правда?

— Мы подумаем, — через силу растянула губы Лили. Ее отпустило только гораздо позже.

Бродяга, посидев у них недолго, ушел. Лили забрала у мамы Гарри, покормила, искупала, уложила спать, а сама вышла на веранду.

Ночная прохлада пахла сиреневым цветом и свежей травой. Вроде бы вечером у соседей работала газонокосилка. Но с наступлением темноты все стихло. Остался только шелест листьев и редкие птичьи голоса. Лили заслушалась и не заметила, как подошёл Джеймс.

Он встал рядом, упершись локтями в перила.

— Так спокойно, — сказал он, помолчав. — Весна. Жизнь продолжается, а мы сидим тут, как под арестом. Может быть, и правда сходим куда-нибудь вдвоем. Риска же практически никакого. Фиделиус нерушим, и Бродяга подстрахует.

— Я "за". А куда?

— Да хотя бы просто погуляем. Посидим в кафешке. Можно маггловской, чтобы ненароком не нарваться на Пожирателей. Я бы в кино сходил. Ты говорила, фильм про — как его? — варвара неплохой? Хотя ты его уже смотрела...

— Я бы посмотрела ещё раз с тобой, — быстро заверила Лили, поворачиваясь к мужу лицом и беззаботно улыбаясь. Не хватало только, чтобы он сходил на этот фильм сам и потом пришел к ней обсуждать сюжетные повороты.

* * *

Слабый желтый свет сочится от большого экрана и резкими отблесками очерчивает вихры Джеймса, все такие же непослушные и задиристые, как и в школьные годы. Почти дежавю.

Начав встречаться, на седьмом курсе они стали частыми гостями в маггловских кинотеатрах. Лили нравилось тайком выбираться из школы и аппарировать на какой-нибудь ночной сеанс в Лондоне или Эдинбурге. Возможно, это было первое, что очаровало ее в Джеймсе: казалось, он был открыт всему новому, искренне восхищался маггловским миром и в чем-то знал его лучше, чем она сама. Во всяком случае, именно с ним она впервые побывала в ночном клубе и на городской дискотеке под открытым небом. В те дни и представить невозможно было, что однажды Джеймс презрительно назовет маггловские изобретения "костылями"... Стоп. Она не станет ворошить прошлые обиды. Чего только не наговорит человек с расстройства. Джеймсу нелегко адаптироваться к маггловской жизни в быту, но он старается.

Он поворачивает к Лили лицо, и широкая выжженная солнцем степь отражается в стеклах его круглых очков.

— Он что, в одиночку завалит главного злодея?

— Смотри сам, а то потом неинтересно будет, — возмущенно шепчет Лили в ответ. Ей тоже следовало бы внимательнее следить за тем, что происходит в фильме. Странно будет, если, посмотрев его "дважды", она ничего не сумеет вспомнить.

Главный герой — надо не забыть, что зовут его Конан, он был рабом, потом кем-то вроде гладиатора, но теперь свободен — распрощался с отшельником, назвавшимся колдуном, и снова едет по степи в гордом одиночестве. Наивный фильм. Совсем как они, когда учились на старших курсах. Война уже шла полным ходом и ядом межфакультетской вражды отравляла школьные коридоры. Но старшеклассников она, казалось, не столько пугала, сколько пьянила мрачной романтикой. Чуть ли не каждый первый мальчишка на Гриффиндоре мнил себя без пяти минут героем и рвался в бой сокрушать врага. Да и среди девочек воинственные настроения не были редкостью. И известия о потерях в рядах авроров и орденцев не отрезвляли, а распаляли. Но между обсуждениями будущих подвигов ребята жили жизнью обычных подростков: ссорились, влюблялись, темными коридорами с восторгом удирали от "добряка" Филча. И легкие их наполнял ветер свободы.

Это еще одна в свое время покорившая Лили сторона характера Джеймса. Никогда прежде она не ощущала себя настолько свободной, как в компании Мародеров. А главными там были влюбленный в нее Джеймс и преданнейший адепт свободных отношений — Бродяга. Сириус всегда хорошо относился к Лили, но над влюбленностью друга, который, по его словам, "без ненаглядной Эванс и дышал через раз", он откровенно смеялся.

На экране возлюбленная главного героя умирает у него на руках, а пальцы Лили накрывает теплая ладонь Джеймса. Он все еще ее любит, но восторженная легкость из их отношений исчезла. Не иначе, осталась там же, где и свобода.

Сложно продолжать чувствовать себя свободным, проводя большую часть времени на пятачке в четверть акра. Гарри все чаще пытается выбежать на улицу во время прогулок и капризничает из-за того, что его туда не пускают. И все сложнее его отвлечь на что-то другое. В последний раз вовсе пришлось наговорить какой-то ерунды.

* * *

— Нет, мы туда не пойдем, — Лили присела перед сыном на корточки, — знаешь почему?

— Почему? — потерянно повторил Гарри, озадаченный непонятным в его неполные два года вопросом.

Лили поправила на голове сына тонкую весеннюю шапочку и посмотрела по сторонам. Еще бы она сама представляла, что говорить дальше.

"Потому что там под кустом сидят злые дяди"? Но она не хотела, чтобы Гарри с ранних лет жил в страхе.

К тому же главный "злой дядя" вроде бы не собирался делать с ними ничего плохого, по крайней мере, сейчас. А при встрече так и вовсе был сама любезность. И почему же они до сих пор прячутся под этим Мордредовым Фиделиусом?

"Вот о чем надо было задавать вопросы, а не докапываться до мотивов Темнейшего", — досадовала в душе Лили.

А Гарри между тем смотрел на маму наивными глазками и ждал.

— Это наше с тобой испытание, — не придумав ничего получше, выдала она, на ходу сочиняя: — Мы же волшебники. А каждому волшебнику, пока он маленький, бывает чего-то нельзя делать, чтобы потом он вырос большим и сильным. Помнишь, я тебе читала сказку про ученика чародея?

Слушать сказки Гарри любил, но обсуждать их с ним пока не получалось. Потому, насколько он понял смысл сказанного, осталось загадкой. Но по крайней мере про улицу он на время забыл, переключившись на поиски игрушечной волшебной метлы.

* * *

Конан спас принцессу и снес голову главному гаду на глазах многотысячной армии фанатично преданных слуг. Голос за кадром поведал вкратце о его славном и великом будущем, и по экрану ползут финальные титры.

Зрители поднимаются со своих мест и, весело переговариваясь, тянутся к выходу.

Снаружи их встречает прохладная майская ночь. Лили вжикает молнией ветровки и нащупывает в кармане джинсов брелок члена Ордена. Он холодный — все хорошо.

Джеймс незаметно для непосвященных кастует согревающие чары и предлагает пройтись по городу.

— Здорово все-таки, что Бродяга вызвался нас подстраховать.

— Да, здорово, — эхом отвечает Лили и подставляет лицо ветру, наслаждаясь его пальцами в своих волосах.

Несмотря на поздний час, улица полна праздных прохожих, залита светом фонарей и витрин.

— А фильм действительно хороший. — Сунув руки в карманы, Джеймс шагает широко и вальяжно. — В нем так много параллелей с нашей жизнью, что я не удивлюсь, если среди разработчиков был волшебник.

Лили вольготно поводит плечами.

— Мне показалось, это обычная история борьбы добра со злом. Если сравнивать с жизнью, то в фильме все намного проще. — Она имеет в виду безоговорочное разделение киногероев на плохих и хороших, но Джеймс понимает ее слова в несколько ином ключе.

— Да, ты права. В жизни победа дается гораздо более высокой ценой. — Он хмурится, но вскоре возвращает себе хорошее настроение. Расплывается в широкой улыбке: — Но я все равно польщен, что ты сравнила меня с Конаном. Приятно, что моя жена все еще считает меня героем.

Лили мешкает самую малость.

— Только давай без чрезмерного геройства, ладно? — усмехается она, соображая по ходу дела, о чем речь, и приглушает голос: — Это хорошо еще, если ваша авантюра с бомбой в посылке последствий иметь не будет. — Укол не к месту встрепенувшейся совести Лили игнорирует. Она ведь уверена, что поступила правильно. Значит, и эта ложь — во благо.

— Слушай, не напоминай! Да, где-то мы облажались...

— А ты больше так не делай! Советуйтесь хотя бы с Дамблдором. А то вы с Сириусом, кажется, решили, что лучше всех все знаете.

Джеймс отворачивается, обиженно сощурив глаза. Некоторое время они идут молча.

Ссора в их планах на вечер не значилась. Но воинственный пыл Мародера — это все равно что открытый огонь возле бочки с порохом. Его необходимо осаждать и сдерживать. И, уж конечно, Лили не может допустить, чтобы ее неосторожное сравнение стало катализатором очередной безумной затеи. А Джеймс...

Лили не знает, что думает Джеймс. Но внезапно он с беззаботной легкостью предлагает зайти в паб, и повисшее между ними напряжение сдувает ветром.

Под порцию жареной в кляре трески с картошкой и обычное маггловское пиво сам собой завязывается разговор о школьных "подвигах". Некоторые из этих историй Лили уже не раз слышала, но не против послушать и посмеяться снова. Какие-то откровения вываливаются на нее впервые, вызывая одновременно недоверие и желание пристукнуть скалящегося напротив шалопая, но его веселье заразительно, и в итоге ей просто смешно. Поединок с Дракучей Ивой — ну, просто феерические же идиоты!.. Дон Кихот отдыхает. Про иные же случаи Лили помнит сама как непосредственный участник.

— Помнишь, как я спрятался в доспехах, а ты сказала Филчу, что тоже тут кого-то видела, но не успела поймать? У тебя был такой честный голос...

— Ну, с кем поведешься, — фыркает она и, покачивая вилкой, добавляет: — Но самое интересное началось потом, когда тебя из тех доспехов вытаскивали. Как вообще ты тогда умудрился в них так быстро залезть, чтобы потом не суметь вылезти?!

Джеймс только давится смехом и разводит руками, как и в ту развеселую ночь. В наполовину занавешенные бархатными шторами окна прямо на клетчатые груботканые скатерти вместе со светом городских огней струятся воспоминания совсем недавней и будто вернувшейся юности. На душе хорошо, тепло, и даже шумная компания подвыпивших футбольных болельщиков за соседним столиком не помеха.

— Надо будет почаще так выбираться.

— Да, хотелось бы, — расслабленно вздыхает Лили.

— А одну я тебя больше никуда не пущу, — неожиданно выдает Джеймс и, предупреждая возражения, вскидывает открытые ладони. — И сам никуда ходить не стану. Лучше реже, но вдвоем, — мягко добавляет он.

— Боюсь, это будет совсем уж редко. Мы же не можем постоянно просить Бродягу.

— Да брось, ему же не внапряг.

— И тем не менее частые просьбы будут злоупотреблением. Кстати, думаю, нам уже пора. — Лили не хочет ссориться, но свет висящей над столиком лампы в матерчатом абажуре становится душным. А из закоулков памяти совсем уж непрошенная выползает мысль о том, что ощущение свободы, окрылявшее ее в юности, начало блекнуть еще до рождения Гарри и появления купола Фиделиуса.