Дамы семьи Блэк (гет)

Примечания:

Саундтрек: https://www.youtube.com/watch?v=_yWFkqPV7dY

Северус закончил проверку эссе пятикурсников и, сладко потянувшись, встал из-за стола, размял затекшие плечи. Не спалось: он и сам не ожидал, что будет так беспокоиться о благополучии маленькой Паркинсон. Панси, ее зовут Панси, строго поправил Северус себя. Смешное цветочное имя: анютины глазки, Viola wittrockiana — символ грации и нежности, задумчивости и сочувствия, чей нектар входит в старые рецепты любовных зелий⁽¹⁾… Знала ли об этих тонкостях Каролина, когда с легкой руки сокращала гордое имя «Персефона» до уютного и мягкого «Панси»? Или ей просто понравилось звучание?

На уроках у второго курса казалось, что все было по-прежнему, но взгляд сам собой натыкался на пустующее место за третьей партой среднего ряда. И мальчишки… их было особенно жаль, они переживали госпитализацию подруги очень болезненно: Драко стал непривычно рассеянным, а Гарри, судя по нездоровой бледности и заострившимся скулам, либо спал урывками, либо и вовсе не ложился. Северус пытался поддержать их, как умел, но он прекрасно отдавал себе отчет в том, что эмпатия никогда не была его сильной стороной. Сказать «выше нос» и скупо похлопать по плечу — далеко не педагогический эталон, но не избалованным преподавательской заботой ребятам хватало даже его скромных усилий.

Новостей от Поликсены почти не было. Ну не считать же и вправду скупую отписку «она стабильна, Гиппократ не подведет» новостями? Северус даже задержал мальчишек после урока, но они тоже ничего не знали.

«Мисс Паркинсон говорит, Панси жива и под присмотром лучших колдомедиков, — развел руками крестник, пряча покрасневшие глаза и кусая губы. — Она права: Сметвик лучший. Нам обязательно сообщат, если что-то изменится… надо просто ждать».

Ждать удавалось плохо. Северус проверил все домашние работы, навел порядок в кладовке с ингредиентами и даже набросал черновик статьи в «Вестник зельеварения» — между прочим, первой за много лет. Все-таки привязался, прикипел, поражался он себе. И когда только успел? И дело было не только в том, что Панси приходилась дочкой Каро, — Северус незаметно начал ценить ее как личность, точно так же, как уже давно не видел в Гарри исключительно сына Джеймса Поттера или Лили Эванс.

Он снова сел за стол и перелистал черновик статьи. В душе поселилось непривычное, грызущее сомнение в собственных силах: «Вестник зельеварения» — издание солидное, а за годы своего деканства Северус преступно пренебрегал научной работой. Это никуда не годится: волка кормят ноги, а ученого — публикации⁽²⁾. Надо бы написать Слагхорну, пригласить на роль рецензента — все-таки у старика прекрасное чутье на последние веяния в области, и от его участия статья только выиграет.

Северус снова перечитал самый сомнительный абзац и запнулся об одну из фраз. Прикрыл глаза, подбирая более подходящую формулировку, и очередное воспоминание застало его врасплох, выскочив словно грабитель из-за угла.

— Как лучше звучит: «целую ваши ручки» или «припадаю к вашим ногам»? — нарочито серьезным тоном спрашивает Поликсена. Сидящий за учительским столом Слагхорн отвлекается от стопки писем и благодушно фыркает в пышные усы, а Каролина смеется, прикрываясь узкой ладошкой. Северус встает из-за парты, быстрым шагом подходит к Поликсене и забирает у нее перо.

— Благодарю за помощь, мисс Паркинсон, — убийственно вежливо цедит он сквозь зубы. — Ваше участие больше не понадобится.

— Север, писем от поклонников слишком много, в одиночку тебе не справиться, — жеманничает Поликсена, театрально заламывая руки. — Читатели «Вестника зельеварения» желают знать все подробности твоего стремительного взлета к славе.

— Мне поможет Каро, — шипит Северус, но перо все-таки возвращает. — Поликсена, нам с профессором Слагхорном нужна практическая помощь, а не эти твои шуточки.

— Ладно-ладно, — закатывает глаза подруга. — В некоторых вопросах ты скучнее Биннса, ей-Мерлин.

Слагхорн, шумно вздыхая, встает и грузным шагом уходит в кладовую, напоследок лукаво погрозив им пальцем. Поликсена молчит пару минут, вчитываясь в следующий пергамент, и Север с тревогой замечает, как ее лицо просветляется. Она поднимает на него нарочито невинный взгляд и громко шепчет:

— На это письмо ты захочешь ответить сам. Тут интересуются длиной твоей палочки, а в этом вопросе я не вполне компетентна.

Он подскакивает к ней, выхватывает пергамент из рук, пробегает глазами по строчкам и бледнеет. Так уж повелось: Север никогда не краснеет — ну и отлично, с такими подругами чревато краснеть.

Аккуратные строчки в чужом письме неумолимы: анонимная поклонница действительно интересуется длиной его палочки. Судя по грамматическим ошибкам, иностранка, скорее всего, из Шармбатона. Гнездо разврата этот чертов Шармбатон! И надо же было, чтобы именно это письмо попалось Поликсене на глаза!

— Я отвечу сам, — чопорно отвечает Северус и возвращается к себе за парту.

— Неужто грядет роман по переписке? — смеется Поликсена ему в спину. — Очень романтично.

Каролина сочувственно улыбается, а Север думает о том, что однажды все-таки придушит Поликсену и получит от этого огромное удовольствие. Ну и змея…

Северус поймал себя на том, что улыбается. Действительно змея, очень точно подмечено, и шуточки у нее всегда были на грани фола. Он потер глаза рукой: под веки словно насыпали колючего песка. Наколдовал темпус: четверть третьего ночи.

Решение пришло само собой. Северус встал из-за стола, подошел к камину и, сыпанув в него горсть летучего пороха, четко произнес во взметнувшееся зеленое пламя: «Приемное отделение Мунго».

В больнице было тихо и неуютно, словно тут незаметно для остального мира случился локальный апокалипсис и в живых почти никого не осталось. Пожилая привет-ведьма дремала, сидя за стойкой и сложив руки на животе, и Северус прошел мимо под дезиллюминационным, не потревожив ее чуткий сон. Отделение последствий заклинаний и проклятий он нашел без особых проблем, ноги будто сами принесли на нужный этаж. Понимание пришло немного позже: Северус тут уже бывал, он сидел вот здесь, на непритязательных стульях в коридоре, ожидая вердикта колдомедиков. Каролина, стукнуло в виски. Здесь лечилась Каролина.

Он прошагал по пустому коридору мимо одинаковых белых дверей, бегло читая прикрепленные на них латунные таблички. Не то, все не то — сплошь лечебные кабинеты, а не палаты пациентов. Коридор вильнул влево, и Северус увидел в конце, на фоне окна, женский силуэт. Поликсена сидела с ногами на широком подоконнике, глядела на улицу и курила, а одна из оконных створок была распахнута настежь, впуская в помещение холодный ноябрьский воздух, пахнущий прелыми листьями и дымом костра.

Она почуяла его приближение даже под дезиллюминационным — резко обернулась, окинула коридор взглядом и жестко сказала:

— Я не настроена шутить. Кто бы ты ни был, назовись сейчас же.

— Сурово, — усмехнулся Северус и снял заклинание, а Поликсена фыркнула, расслабляясь на глазах. — Закрой окно, простудишься.

— Да ни в жисть, — залихватски подбоченилась подруга, но тут же поникла, сгорбилась и снова затянулась сигаретой. — Отстань от меня с нотациями, Мерлина ради. Тошно мне.

— Как Панси? — спросил Северус, становясь рядом и опираясь поясницей о жесткое ребро подоконника. — Что говорит Сметвик?

— Иппи-то? — невесело хмыкнула Поликсена и заправила прядь волос за ухо. — Что и обычно, в этих вопросах он скользкий, как угорь. «Прогноз благоприятный, состояние стабильное, ничего гарантировать не могу, иди приляг у меня на кушеточке», — передразнила она.

— Иппи? — скрипуче протянул Северус, усилием воли гася неуместное и неприятное удивление. — Ты же замужняя матрона, что за фамильярности?

Поликсена закатила глаза и притушила сигарету о видавшую виды стеклянную пепельницу с узором.

— Он еще Каролину лечил, — пояснила тихо. — Тогда и познакомились. И меня тоже в некотором смысле вытащил: разговоры разговаривал, утешал, убеждал, что я не виновата… Хороший мужик Иппи Сметвик, не ревнуй.

— Вот еще, — небрежно отмахнулся Северус. — Ты, хоть и замужняя матрона, но замужем, слава богу, не за мной, так что делай что хочешь. Можешь Блэку хоть тройной ряд рогов наставить, ему очень пойдет.

Поликсена хрипловато рассмеялась, затравленно оглянулась на соседнюю дверь и принялась рассеянно хлопать по карманам в поисках пачки.

— Что-то я раньше не замечал, чтобы ты так много курила, — неодобрительно отметил Северус, когда она наконец поднесла к сигарете кончик палочки. — Прекращай, ты нужна племяннице живой и здоровой.

Поликсена выдохнула облачко дыма и отвела глаза.

— Когда очнется — брошу, — твердо пообещала она. — Дурацкая привычка, сама знаю. Я еще в школе баловалась, но окончательно подсела уже в Ставке. Подсадили — чужой пример заразителен.

— Чей? — заинтересовался Северус.

— Да уж не твой, — с улыбкой увильнула подруга. — Ты же так и не куришь?

— Профессия не позволяет, — без тени сожаления пожал плечами Северус. — Курение здорово отбивает нюх.

Они помолчали. Неестественная больничная тишина давила на уши, словно обкладывая их ватой. Остро и навязчиво пахло зельями, спиртом и чем-то кислым — так Северус обонял болезнь. Где-то вдалеке уныло тикали казенные часы, отсчитывая минуты до рассвета. Он покосился на Поликсену, запоздало удивляясь ее наряду: темная футболка, джинсы, грубые ботинки, да еще и кожаная куртка с заклепками. Несмотря на заметную усталость, подруга выглядела хоть и непривычно, но возмутительно молодо и дерзко. По-бунтарски даже.

— Выходила на маггловскую сторону за лекарствами, — пояснила Поликсена, заметив его внимательный взгляд. — У магглов есть интересные штучки, Иппи их высоко ценит. И не смотри на меня так пристально, я смущаюсь.

— Тебе идет, — поспешил заверить Северус и тут же прикусил язык: вообще-то оправдываться ему было не за что. — Но для новой леди Блэк наряд весьма эксцентричный. И что сказал твой Иппи, увидев тебя… такой?

— Во-первых, Иппи он для меня, а для тебя — доктор Сметвик, — строго поправила Поликсена и затянулась опять. — Сказал, что мне жутко повезло, что муж в Азкабане, потому что конкретно Иппи запер бы меня дома, дабы никто не позарился на такую дивную красоту. Патриархальные нравы, что поделать, — шутливо покачала головой она. — Даже такой понимающий мужик, как Иппи Сметвик, не ценит свободолюбие моей натуры. Впрочем, думаю, Сири был бы не против: когда я впервые вышла за Барьер, то скопировала именно его стиль в одежде.

— Зачем вообще было ходить к магглам? — заинтересовался Северус, поворачиваясь к ней лицом. — Чистокровные ведь не любят ту сторону: шумно, непривычно, суматошно, да еще и магию использовать нельзя. Грязные магглы опять же ходят толпами — не ровен час поволокут на костер.

— Но-но, — вскинулась Поликсена. — Кому грязные магглы, а кому ценный ресурс. Что бы вы понимали в деловых интересах благородных семей.

— Ничего, — повинился Северус, разводя руками. — Потому и спрашиваю, раз уж свел дружбу с представительницей такой семьи. Просветишь?

— Да что там просвещать, все как на ладони, — устало усмехнулась Поликсена и потерла глаза пальцами. — Паркинсоны и другие рода, которым для предприятий нужно сырье, всегда втихую закупали его за Барьером. Например, намного дешевле приобрести драгметаллы для амулетов у магглов с их шахтами и лабораториями, чем у нас. Слыхал, может, наши добрые соседи научились делать блестящие камушки чуть ли не с нуля⁽³⁾? Так что за Барьером я пусть и не своя, но в обморок при виде машины или телефона тоже падать не стану.

Она помолчала и сухо добавила:

— Опять же, во время войны Лорд ценил нашу семью именно за связи среди магглов.

— Лорд? — удивился Северус.

— А ты думал, — уже в открытую рассмеялась Поликсена. — При всем своем пижонстве он был не дурак и деньги считать умел что твой гоблин. Войны выигрывают в том числе те, кто правильно использует ресурсы, — ну или хотя бы правильнее, чем противник. К тому же через Барьер было очень удобно прокручивать всякие сделки, которые аврорат не одобрял. Делюсь схемой, прямо от сердца отрываю: выходишь к магглам через Мунго, забираешь товар у человечка в Гайд-парке, любуешься на розарий или на озеро Серпентайн и возвращаешься на нашу сторону через Кингс-Кросс. И дело в шляпе.

Северус только головой покачал: эта, теневая, война как-то обошла его стороной.

— И авроры не пронюхали? — скептически поинтересовался он, и Поликсена легкомысленно пожала плечами.

— Мне везло. В крайнем случае, если бы дошло до обыска, всегда можно было стать в позу и потребовать разбирательства. Предков опять же перечислить, папеньке пожаловаться на аврорский произвол…

— Наглость второе счастье, — беззлобно проворчал Северус, и Поликсена криво ухмыльнулась.

— Я бы предпочла первое счастье, обыкновенное. Впрочем, если с ним у судьбы туго, наглость тоже сгодится, — неожиданно серьезно добавила она и с какой-то бессильной злостью потушила сигарету, вмяла ее в пепельницу.

— Скажи мне лучше, что там с обломками палочки, — после паузы поднял новую тему Северус. — Что в ней было? Странная сердцевина.

— Шерсть ругару⁽⁴⁾, — тихо сказала Поликсена. — А дерево — тис, как у того же Лорда. Для репутации худшее сочетание и придумать сложно, но несмотря на суеверия, ничего реально опасного в нем нет.

— И тем не менее Панси в Мунго, — мягко сказал Северус, и Поликсена прикрыла глаза, болезненно искривила губы.

— Я не знаток, — сказала наконец, взглянув ему в глаза как-то растерянно, снизу вверх. — Да и нет в Британии толком знатоков, у Олливандеров же почти монополия на изготовление палочек. Но Патрокл напросился на срочную консультацию к Грегоровичу и показал ему обломки. Тот уверен, что при изготовлении палочки Олли умудрился вплести какое-то фамильное проклятье, прямо на этапе соединения древка и сердцевины. Не спрашивай как, Север, я понятия не имею. Но Олливандеры делают палочки с четвертого века до нашей эры, у них наверняка полно фамильных секретов, как и у любой другой старой семьи. Наверное, я тоже могла бы что-то эдакое добавить в наши амулеты, случись нужда.

— Я не знал, что такое вообще возможно, — признался Северус. Новости были ошеломительные, и он против воли нащупал древко собственной палочки — купленной, между прочим, тоже у Олливандера.

— Вот и Грегорович удивлялся, — горько сказала Поликсена, обхватывая себя руками. Она была похожа на взъерошенного и несчастного воробья. — Но он уверен, да и по всем признакам прав. Север…

Она запнулась и продолжила с заметным отчаянием:

— Это я потащила Панси к Олливандеру перед первым курсом. Ты же знаешь: рекомендации Министерства, будь они неладны, да и традиция… Все ходят к Олливандеру. Между нашими семьями были счеты, но они остались в прошлом: Олли никогда не требовал виры, не причинял нам неудобств, и я даже не думала… Увидев палочку, решила, что вот она, запоздалая беззубая месть: подсунул дочке Пожирателя стереотипный инструмент темного мага, отвел душеньку.

Поликсена помолчала, а затем с силой стукнула себя по колену и прошипела:

— Я ведь проверила ее! Я проверила ее на все, что только знала, — палочка была абсолютно безопасной!.. Выглядела абсолютно безопасной, — поправила она себя и сникла. — Что из меня за родитель, если я своими руками вручила Панси проклятый предмет?

— Нормальный родитель, — уверенно, с нажимом сказал Северус: он как никто другой знал, как сильно чувство вины может искорежить человеку жизнь. — Ты защитила Панси от того, что тебе было известно, но защитить ее от неизвестного не под силу никому. Это не первый и не последний раз, когда она столкнется с опасностью, и ты не всегда будешь рядом. И это нормально, даже естественно. Детям нужна свобода, чтобы они имели шанс вырасти по-настоящему взрослыми.

— Или умереть, — угрюмо вставила Поликсена, и Северус закатил глаза.

— Ну тогда в пузырьковую пленку ее заверни — вдруг метеорит на голову упадет.

— Дурак, — обиделась Поликсена и мстительно посулила: — Вот заведешь своих детей, посмотрю, как тогда запоешь. Небось увешаешь их амулетами и будешь каждый вечер устраивать сеанс легиллименции, чтобы проверить, не обидел ли их кто ненароком.

— Я никогда не заведу детей, — высокомерно отрезал Северус, скрещивая руки на груди. — Мне намного больше нравится смеяться над теми, у кого они есть.

— Небось, если бы Эванс все-таки пала жертвой твоего обаяния, все было бы иначе, — недоверчиво покачала головой Поликсена, и Северус пожал плечами, но честно задумался.

Что было бы, если бы Лили действительно выбрала его, а не Поттера? Были бы они счастливы? Что-то внутри поспешило выкрикнуть «да!», но Северус подозревал, что вряд ли. Судя по жизненной траектории Лили, та ценила вещи, которые мало трогали его самого: домик, садик и пышная свадьба, а затем, почти без перерыва, пухлощекий младенец в люльке. Одним словом, мещанский идеал, тарелочки в цветочек. Ничего такого, прекрасная жизнь, но Северусу она подходила мало. Он представил себе, как корпит в домашней лаборатории над коммерческим зельем (надо же на что-то кормить молодую семью), пока Лили хлопочет на кухне и воркует над плачущим ребенком, и поймал себя на том, что брезгливо морщится.

— А ты почему не заведешь своих? — брякнул он, все еще находясь под впечатлением от приторной картинки, и тут же осекся.

— А что, может, и заведу, — криво усмехнулась Поликсена и добавила с неожиданной горечью: — Вот стану вдовой, похожу с полгодика в черном крепе⁽⁵⁾ и присмотрюсь к брачному рынку. А что? Патрокл, того и гляди, станет отцом вторично, а мне даже разочек нельзя?

— Мои поздравления, хоть и авансом, — процедил Северус, склоняясь в издевательском полупоклоне. Патрокла Паркинсона он не любил. Конечно, тот был в своем праве, но все равно его повторный брак и вероятное скорое отцовство Северус воспринимал как предательство памяти Каролины. Нерационально, но что поделать — ничто человеческое ему было не чуждо.

— Не скалься, — одернула его Поликсена. — Мне тоже обидно, но… он прав, Север. Жизнь идет своим чередом, и от того, что Патрокл похоронил себя на пять лет, никому лучше не стало. Да и ты тоже хорош — замуровал себя в Хоге, ходишь в трауре… не вскидывайся, твои вечные черные сюртуки никак иначе не воспринимаются. И я понимаю тебя, но и Патрокла понимаю тоже. Время лечит, Север, очень мудрая мысль. Поразмысли над этим на досуге.

* * *

Первым, что увидела Панси, открыв глаза, была стена невнятного бежевого цвета. Затем она заметила собственные руки, бледные и слабые, лежавшие поверх одеяла, словно у покойницы, тумбу рядом с кроватью, на которой стояла ваза с ворохом пушистых бордовых астр, и тетю, сидевшую на стуле у кровати.

На плечи Поликсены был небрежно накинут белый больничный халат, и выглядела она скверно: синяки под глазами, заострившиеся скулы, сухие потрескавшиеся губы. Тетя смотрела куда-то вдаль, за спинку кровати, — по едва заметному притоку свежего воздуха Панси догадалась, что там приоткрыто окно, — и на ее лице застыло непривычное выражение. Панси поискала в голове подходящее слово, и когда нашла, то удивилась собственному подбору слов: чувство, написанное на лице тети, было похоже на смирение, на принятие…

Поликсена перевела на нее отрешенный взгляд и едва заметно вздрогнула. Затем улыбнулась краешком губ.

— С добрым утром, Спящая красавица, — сказала она хриплым голосом, будто долго ни с кем не говорила. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — покривила душой Панси и, подтянувшись на руках, села в кровати. — Где я?

— В Мунго, — печально сказала тетя и отвела взгляд. — Что ты помнишь?

Панси нахмурилась, напрягая память. Уговоры Драко во внутреннем дворе у старого фонтана, внимательный взгляд Гарри, мучительное нежелание соглашаться с их доводами… в ее ушах раздался оглушительный треск белой палочки, и Панси болезненно поморщилась. Тетя, все это время внимательно наблюдавшая за ней, кивнула.

— Вижу, что помнишь все.

Поликсена помолчала, потерла глаза и украдкой зевнула в ладонь. Панси насторожилась:

— Сколько я спала?

— Три дня, — мягко сказала тетя. — Ты спала три дня. Сметвик влил в тебя целую батарею зелий, сказал: очень сильное истощение. Ты будешь в порядке, Панси, даю слово: Иппи знает толк в колдомедицине.

Они помолчали, и Поликсена вздохнула и поменяла позу, закинула ногу за ногу, придерживая левой рукой лодыжку в низком грубом ботинке. Устало потерла переносицу.

— Здесь должен быть очень важный воспитательный момент, — сказала она, — но я не стану читать нотации. Уверена: ты и так понимаешь, что следовало довериться мне и сразу все рассказать — про сны, про зов палочки, про то, что забрала ее в школу без разрешения…

Панси кивнула и отвела глаза. Ей было мучительно стыдно.

— Я не стану говорить о том, что ты знаешь сама, — решительно подытожила Поликсена, и ее тон вдруг смягчился. — Я скажу кое-что другое, то, чего ты себе не скажешь. Ты не виновата, Фиалка.

Эти слова будто прорвали что-то внутри, какой-то болезненный нарыв с тугими горячими стенками, и по щекам Панси против ее воли побежали слезы. Она закусила губу и плотно зажмурилась, а затем почувствовала, как тетя садится рядом поверх одеяла, снимает обувь, закидывает ноги на кровать и обнимает ее за плечи. Панси прижалась к Поликсене, чувствуя, как страх и горечь потихоньку отступают, растворяются за надежным кругом тетиных рук, в ее уютном тепле.

Поликсена поцеловала Панси в макушку, как маленькую, и задумчиво продолжила:

— Ты не виновата, я не виновата… И я все думаю, думаю три дня напролет — так кто же тогда виноват? И не могу понять. Знаешь… иногда мне кажется, что магглорожденным намного легче, — когда они приходят в наш мир, они в ответе только за самих себя, за свои поступки, а мы страдаем из-за ошибок отцов и дедов… Это несправедливо, но так сложилось: нам больше дано на старте, но и спрос с нас выше.

— Это все палочка, да? — сказала Панси и завозилась, пытаясь обернуться, чтобы заглянуть Поликсене в лицо. Та в ответ обняла ее еще крепче, и Панси сдалась, окончательно расслабилась и откинулась на подушки.

Она продолжила со стальной уверенностью, сжимая кулаки:

— Олливандер что-то с ней сделал. Как ему это удалось? Я была уверена, что волшебную палочку в принципе невозможно заколдовать!

— Я тоже так думала, — эхом отозвалась тетя. — Но умные люди подтвердили мои догадки. Если кто-то и смог бы проклясть палочку, то только один из Олливандеров.

Поликсена помолчала, ласково гладя Панси по волосам, а потом повинилась:

— Наверное, я должна была что-то заметить, но я и предположить не могла, что он зайдет так далеко. Очень подлый ход, не ожидала от Олли. Панси, я не секу в изготовлении оружия, но по обломкам и по рассказам мальчишек уяснила самое главное: эта дрянь была настроена только на тебя, и никто другой не слышал ее зова. Когда ты вернулась домой на каникулы, она начала звать тебя во снах и в итоге получила свое — ты забрала ее в школу, и она продолжила насылать кошмары уже там. Притяжение палочки было настолько сильно, что ты не могла — да и не хотела с ней расставаться. А самое противное — никто ничего не заподозрил бы, никто в своем уме не подумает на палочку…

Она фыркнула и добавила:

— Кроме самоуверенного мальчишки, который вырос у магглов и наши традиции ни во кнат не ставит.

— Но почему Олливандер это сделал? — с болью спросила Панси. — Я ведь сходила с ума, теперь я это понимаю… не могла спать, мне и наяву что-то мерещилось… я даже начала думать, что опасна для окружающих! Зачем Олливандер так со мной поступил?

Он же взрослый, хотелось выкрикнуть Панси. Он не должен был творить такое, мне ведь было всего одиннадцать лет, когда он всучил мне эту деревяшку! Я пришла в его магазин в ожидании чуда, в один из самых счастливых дней своей жизни, а вместо верного инструмента получила проклятый предмет! Я ведь видела Олливандера впервые в жизни — так почему он это сделал? Почему дал палочку именно мне?

— Что ему сделали Паркинсоны? — убито спросила Панси, понимая: это не случайность. — Он ведь хотел причинить боль совсем не мне, правда? Я для него всего лишь способ дотянуться до кого-то из семьи.

— Увы, — подтвердила Поликсена. Она оперлась подбородком о макушку Панси, как иногда делала раньше, и тяжело промолвила: — Олливандер винит нас в смерти дочери. Он не прав, но, видимо, ему плевать на правоту. Олли как раненый зверь, зациклился на доступной ему цели.

— И что мы сделали с его дочкой? — Панси напряглась в ожидании кровавой истории и почувствовала, как тетя тяжело вздохнула.

— В том-то и ирония, что ничего… Я расскажу тебе все с самого начала. Возможно, мне стоило поделиться с тобой еще тогда, перед первым курсом, но я не думала, что старина Олли решится на конкретные шаги — он молчал столько лет, и я была уверена, что горькие слова так и останутся словами… И уж тем более не ожидала, что вместо мести взрослым он сорвет злость на ребенке.

Поликсена помолчала, собираясь с мыслями, и Панси внезапно поняла, почему она такая задумчивая: все три дня, с того самого момента, как тетя сложила паззл вместе, она прокручивала эту давнюю историю у себя в голове, пытаясь понять, почему все вышло так, как вышло.

— Олливандеры прибыли в Британию вместе с римскими легионами, как и мы⁽⁶⁾, — сказала тетя, и Панси невольно улыбнулась: Поликсена и правда начала рассказ с самого начала. — У них были полезные навыки — во время военных кампаний запасные палочки лишними не бывают. Наши семьи неплохо ладили: похожие привычки и обычаи, одинаковые трудности в новой враждебной стране… Со временем мы заняли близкие ниши: Олливандеры делали палочки, а Паркинсоны — щитовые амулеты. Мой отец и Олливандер в шутку звали себя «Союз Меча и Щита» — потому что вместе наши семьи создавали и оружие, и защиту от него. Я не раз бывала у них дома, мы тесно сотрудничали, даже несмотря на полукровный статус главы Олливандеров. Магглорожденная матушка дала Гаррику совсем не подходящее ему имя, поэтому все звали его по фамилии, а мой отец на правах приятеля сокращал до Олли… папаша Олли. Поэтому когда Лорду взбрело в голову, что он хочет видеть Олливандера в своих рядах, на уговоры отправили именно Приама Паркинсона.

— Лорд хотел заполучить себе карманного изготовителя палочек, — догадалась Панси и против воли восхитилась элегантностью идеи. — Он хотел лишить противников доступного оружия.

— В яблочко, — хмыкнула тетя. — Но отец провалил задание: Олливандер встал на дыбы и указал ему на дверь. Впрочем, уже через пару недель я столкнулась нос к носу с дочерью Олли, Сабиной, и не где-нибудь, а прямо в Ставке. Она училась на одном факультете с моей сестрой, мы звали ее Тихоней Саби. Такая неприметная серенькая мышка: пучок на голове, квадратные очочки, глазки в пол… все ходила в любимицах у мадам Пинс. Не знаю, поделился ли с ней сам Олли или она просто подслушала тот разговор, но Саби желала помочь делу Лорда. Она была готова не только делать палочки, но и раскрыть фамильные секреты, научить семейному делу всех желающих. Ее отдали под начало Августуса Руквуда — был у нас такой невыразимец.

— Но почему она пошла на такое? — Панси не могла поверить своим ушам. Отдать все наработки семьи, все результаты, накопленные за века упорного труда, чужакам — причем просто так, за высокую идею? Это шло наперекор всему, чему учили саму Панси, и она сомневалась, что в семье Олливандеров, несмотря на вливание свежей крови, воспитание сильно отличалось. — Она так верила в правоту Лорда?

— О нет, — Панси почувствовала в голосе Поликсены ядовитую усмешку. — Сабина не была идейной, на стороне Лорда их вообще можно было пересчитать по пальцам: большинство ведь было выпускниками Слизерина, не те натуры, чтобы слепо верить в идеалы. У Тихони Саби был шкурный интерес — она страдала по моему однокурснику, Сандро Эйвери. Безответно. Иногда так бывает: скромных невзрачных девочек ужасно тянет на плохих мальчиков, причем чем меньше этим мальчикам есть дело до таких девочек, тем сильнее они увязают. Видимо, отец в пылу спора проговорился о том, что за Лордом пошли и другие семьи из Священных Двадцати Восьми, упомянул Эйвери… И Сабина решила, что если станет в Ставке важной фигурой, то каменное сердце Сандро дрогнет.

— И что, дрогнуло? — скептически поинтересовалась Панси, и Поликсена покачала головой, а ее распущенные волосы щекотно мазнули Панси по щеке.

— Конечно, нет. Сандро был мажором и плейбоем — такой себе золотой мальчик. Дела у семьи Эйвери шли прекрасно, да и у него самого губа была не дура: если бы он и остепенился, то выбрал бы самую-самую. А Сабина была на три четверти магглорожденной, одна только радость, что с хорошей фамилией. Так что то, что теперь она крутилась у него перед глазами, никак не повлияло на его симпатии.

Поликсена помолчала, а затем продолжила сухо и отрывисто:

— У этой истории печальный конец. Нашу Джульетту арестовали сразу вслед за ее ментором, а Ромео погиб при задержании — по словам авроров, оказал сопротивление. Сандро мог — он любил лезть на рожон.

— Сабина сейчас в Азкабане? — предположила Панси.

— Была в Азкабане, — вздохнула тетя. — Саби сошла с ума и умерла через пару лет, прямо там. У ее брата, Криса, руки растут не из того места, к тому же он пошел по аврорской линии и души не чает в своей работе. После папаши Олли не останется никого, кто продолжил бы семейное дело. Теперь ты понимаешь?

Панси медленно кивнула. Теперь она и правда все понимала.

— Олливандер винит Паркинсонов в том, что его род угаснет, — медленно проговорила она. — Точнее, род-то продолжится, но вот дело его жизни умрет вместе с ним. Но почему он винит именно нас? Почему не Руквуда и не Лорда? Или тех же Эйвери?

— Потому что многие люди мстят не тем, кто виноват на самом деле, а тем, до кого могут дотянуться, — жестко сказала Поликсена. — Руквуд и Лорд вне пределов досягаемости, пускай и по разным причинам. Что же касается Эйвери… Сандро погиб, но даже если бы выжил, Олливандеру намного проще и приятнее грешить на моего отца. Многоопытный потомок Одиссея сманил невинную юницу сладкими речами… Звучит лучше, чем суровая правда: Саби продала секреты семьи добровольно, причем задешево — за возможность лишний раз попасться на глаза Александру.

В наступившей тишине Панси чувствовала, как гулко и медленно бьется ее сердце, слышала, как переговаривается кто-то за дверью палаты и как тонко звенит стекло где-то в коридоре. Редкое осеннее солнце нагревало голову, и мысли текли лениво и неторопливо, как медленная река.

— Почему Олливандер выбрал именно меня? — наконец спросила она. — Он ведь мог вызвать на дуэль отца… Или, если боялся сражаться сам, мог велеть сыну-аврору.

— А вот здесь мы и дошли до моей вины, — подобралась Поликсена. Панси почувствовала плечом, как она вся напряглась, словно перед прыжком в холодную воду. — Я мерила Олли по себе: я никогда не стала бы мстить ребенку. Моя ошибка: я недооценила чужую подлость и изворотливость.

— Я думаю, он хотел, чтобы это было символично, — подумав, предположила Панси. — Око за око, дочь за дочь. Сабина Олливандер сошла с ума — и он хотел, чтобы я повторила ее судьбу. Чтобы род его врагов тоже угас вместе с единственной наследницей… Он ведь тогда не знал, что вскоре мой отец женится повторно, — горько и тихо добавила Панси. — Что я больше не наследница.

Тетя обняла ее крепко-крепко, и Панси вдруг пришла в голову фривольная, но такая приятная мысль: ну и дракклы с ним, с тем наследством! Тетя любит ее любой — и так ли уж важно, кто возглавит семью Паркинсон в будущем?

— Что теперь будет? — спросила Панси, и Поликсена вздохнула.

— У нас есть три пути. Первый — официальный. Устроить разбирательство, подать жалобу в аврорат, передать им улики и надеяться, что Крис Олливандер ставит справедливость выше родственных уз. Он дослужился до целого зама Скримджера — так что если захочет, то легко замнет дело, а мы не в том положении, чтобы громко возмущаться. Панси… это дело неминуемо станет достоянием общественности. Оно поднимет старую грязь, напомнит всем, что мы держали руку Лорда.

Панси представила шумиху в прессе, злые шепотки в Хогвартсе, осуждающие, недоверчивые взгляды в спину, и поежилась.

— Второй — традиционный, — продолжила тетя, и голос у нее был печальным. — Я вызову папашу Олли на дуэль, его сынок встанет за родителя грудью, выйдет сражаться вместо него, и мы вляпаемся в конфликт с действующим аврором. Вообще-то Крис должен разграничивать личные дела и служебные, но вряд ли станет. Это значит, что на наши предприятия заявятся внеочередные проверки, а к личным делам будет проявлен особый интерес. И это, уж поверь, было бы весьма некстати.

— А третий? — пересохшими губами спросила Панси.

— А третий — меркантильный, — угрюмо сказала Поликсена. — Твой отец потребует от Олливандеров виру за нанесенный ущерб. Деньги нам больше не нужны, спасибо Розабелле, но мы можем взять с них умениями. Например, секретами изготовления палочек — раз уж Олли некому передать дело, пускай лучше передаст его нам, чем кому-то еще. Но ты должна кое-что понять, прежде чем выбрать этот вариант: старик уже перешагнул за черту приемлемого, это враг, которому наплевать на справедливость и честь. Оставлять его за спиной, живым и здоровым, опасно.

— Тогда есть и четвертый вариант, правда? — упавшим голосом спросила Панси. — Не поднимать шум и не вызывать на дуэль, а просто втихую устранить его чужими руками. И ты такая грустная, потому что вы с отцом хотите, чтобы я приняла решение сама. Чтобы выбрала, жить Олливандеру или умереть. Это жестоко, тетя.

— Жестоко, — согласилась Поликсена, и Панси заметила тщательно скрываемую боль в ее голосе. — Фиалка, мне очень жаль, что так сложилось, что твой первый настоящий враг оказался не ровесником, а обезумевшим от горя стариком. Я хотела бы, чтобы ты набивала шишки на ком-то попроще, но вышло как вышло. Мы подстрахуем и подскажем, но тебе пора учиться делать неприятный выбор.

— Я не хочу, — прошептала Панси, до боли сжимая кулаки. — Не хочу.

Поликсена поцеловала ее в макушку, обняла — и промолчала.

— А я замуж вышла, — нарочито весело сказала она и вытянула вперед руку. Панси присмотрелась: на безымянном пальце тети, длинном и изящном, красовался знакомый с детства перстень, но камень потерял черноту и налился красным, как свежая кровь.

— За кого? — Панси взяла ее ладонь в свои руки и внимательно рассмотрела камень. — Я думала, ты не можешь ничего поделать со своей помолвкой. Неужели получилось ее расторгнуть? И кто счастливый жених?

Вопросы сыпались из нее, как из мешка, и в глубине души Панси радовалась смене темы: за ничего не значащими разговорами ей хотелось спрятаться от выбора, повисшего над ней как дамоклов меч.

— Я решила не бегать от судьбы и выскочила за Сириуса, — хмыкнула Поликсена. — Теперь я леди Блэк, и у меня есть собственный дом в Лондоне. Когда Гиппократ выпустит тебя из своих цепких лап, мы отправимся туда — поможешь мне обустроиться, а на каникулы пригласим мальчишек. В школу вернешься уже в новом году, тебе стоит отдохнуть. Как тебе мой план, хорош?

— Ты счастлива? — Панси отодвинулась и повернулась к Поликсене лицом, села по-турецки. Тетя беспечно пожала плечами, и Панси досадливо покачала головой. — Зачем ты тогда это сделала?

Поликсена вздохнула и, потянувшись, ласково пригладила ей встрепанные волосы.

— Я разрубила гордиев узел, — пояснила она. — И заодно получила пару приятных бонусов. К тому же… велика вероятность, что скоро мне пригодится траур.

Панси кивнула: в Азкабане долго не живут…

Внезапная мысль прошила ее молнией, и она встрепенулась:

— Только не говори, что затеяла это ради Гарри! Тетя?

— Ну не только ради него, — улыбнулась Поликсена — впервые за этот день нормальной, а не кривой улыбкой. — Но и ради него тоже. Ты ведь не против?

Панси укоризненно покачала головой: ну что за глупости, как она может быть против? Наверное, иди речь о ком-то другом, она могла бы приревновать тетю, но к Поттеру?

— Я очень рада, — с чувством сказала Панси. — И уверена: Гарри будет в восторге. Я же вижу: он готов руку себе отгрызть, чтобы только у него была настоящая семья.

— Я не очень-то гожусь в воспитатели, — внезапно сказала Поликсена, глядя на племянницу в упор, и Панси оценила ее откровенность. — Я могла дать тебе куда больше времени и внимания… В том, что ты мне не доверяешь, очень много моей вины. Прости меня. Я не смогла толком заменить Каролину.

Панси вздрогнула, услышав это имя, — тетя так редко его произносила…

— Я давно хотела рассказать, — продолжила Поликсена, опустив голову. Длинные каштановые волосы прятали лицо. — Каро умерла не из-за болезни. Пообещай дослушать меня до конца, ладно? Во многом она погибла из-за меня…

Примечания:

PayPal, чтобы скрасить мои суровые будни: ossaya.art@gmail.com

Карта для тех же целей: 2200700436248404

Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️

1. Немного об истории Олливандеров. В каноне у Гаррика действительно были сын и дочь, и дочь умерла или погибла. О ней почти ничего не известно, поэтому я развила эту тему, считайте ее авторским переосмыслением.

2. Когда я упомянула странную белую палочку в самой первой главе, я тоже думала, что месть Гаррика будет беззубой, история развилась в процессе написания. Изначально меня привлекло сочетание одной из сердцевин, шерсти ругару, и одной из древесин, тиса, потому что вместе они подходят под описание "самой зловещей палочки".

Читаем на Поттер-вики:

— "В конце концов, стало известно, что при изготовлении [палочек Виолетты Бове] использовалась шерсть ругару, опасного монстра с головой собаки, живущего среди болот Луизианы. Считалось, что волшебные палочки Бове тянуло к черной магии так же, как и вампиров к крови";

— "Считается, что тисовые палочки наделяют своего обладателя властью над жизнью и смертью, что, конечно, можно сказать обо всех палочках; и все же, тис сохраняет за собой темную и страшную славу касательно дуэлей и всех проклятий".

3. Коллаж к главе: https://ibb.co/gwq37hV

1) Шекспир в пьесе «Сон в летнюю ночь» приводит такой рецепт

Вернуться к тексту

2) «Публикуйся или умри» (англ. «Publish or perish») — афоризм, описывающий ситуацию, в которой ученым необходимо постоянно публиковать научные работы, чтобы построить академическую карьеру.

Вернуться к тексту

3) Из вики: «В 1902 году французский химик М. А. Вернейль впервые получил и начал поставлять на мировой рынок синтетические рубины, а чуть позже синтетические сапфиры и синтетическую шпинель.» Добавлю, что такие камни по составу и свойствам идентичны природным, но при этом стоят дешевле.

Вернуться к тексту

4) Из Поттер-вики: «Опасное существо с головой собаки. Представители этого вида населяют болотистые районы штата Луизиана, США. Волшебница Виолетта Бове использовала шерсть ругару для сердцевины волшебных палочек, которые она изготавливала».

Вернуться к тексту

5) Из вики: «Креп, называемый английским, вырабатываемый из шёлковых волокон, чёрного цвета применялся для траурных повязок, вуалей, отделки деталей костюма, использовавшихся в период глубокого траура. Само слово «креп» стало ассоциироваться с трауром».

Вернуться к тексту

6) Почти канонный факт: «Олливандер, по-видимому, был древнеримским волшебником. Судя по этимологии его имени, которое, как говорят, означает «тот, кто владеет оливковой палочкой», возможно, он вырос в средиземноморской стране (оливковые деревья не произрастают в Великобритании)».

Вернуться к тексту