Дамы семьи Блэк (гет)

Примечания:

В этой главе мы наконец закрываем одну из самых старых арок, которая красной нитью тянулась еще с начала первого тома. Салют, аплодисменты, ликование!

Поздравляю всех, кто угадал, и хочу специально отметить, что все теории на этот счет были изумительными, часто лучше моей задумки. Однако я из тех авторов, которые не меняют коней на переправе, — я не стану менять ответы на загадки только потому, что они верно отгаданы, это было бы нечестно по отношению к читателям.

Буду рада комментариям :)

Когда утром Северус ушел — Поликсена едва удержалась от того, чтобы не помахать вслед платочком, ну или что там делают примерные новобрачные, — она осталась совсем одна, но, в отличие от предыдущих визитов на Гриммо 12, в этот раз ее не охватила смутная волчья тоска. Поликсена прошлась по коридорам, легко касаясь пальцами выцветших шелковых обоев и портретных рам из темного дерева. Открыла двери — все, какие попадались на пути, просто так, радуясь тому, что в кои-то веки латунные ручки-змеи не пытались цапнуть ее за ладонь. Дом прихорашивался, отряхиваясь от пыли, избавляясь от паутины… признавая новую хозяйку. Исчезло ощущение недоброго взгляда из темных углов, перестали дребезжать стекла, словно от порыва несуществующего ветра. Поликсене всегда казалось, что где-то в глубине дома то и дело рождалось неслышное ухом глухое ворчание, будто у старого подслеповатого пса, но теперь умолкло и оно.

Поликсена поднялась наверх, к гобелену, и внимательно изучила изменения: на полотне появились ее имя и портрет, и между ними с Сири протянулась тонкая, едва заметная веточка. Поликсена нахмурилась и с нажимом провела по ней пальцем: какая-то хилая, будто болезненная, и совсем не похожая на толстые и прочные линии, связавшие между собой другие пары. Может, она такая из-за состояния Сириуса? Или из-за того, что брак был по доверенности?

Спросить бы у кого… вот только после вчерашнего бенефиса леди Вал Поликсена не вполне доверяла трезвости ее ума, а бежать на поклон к маменьке не хотелось. Поликсена представила, как в ответ на новости о ее запоздалом браке брови матери взмывают вверх, как медленно и скупо теплеет ее взгляд — наконец-то неудачница-дочь выполнила свой долг — и болезненно поморщилась. Нет, на консультацию к Кассиопее она не пойдет, нечего давать maman лишний повод для радости.

Она покинула зал и сразу же за порогом попала в засаду. Кричер стоял навытяжку, как на параде. На нем красовалась тщательно выстиранная и отглаженная белая наволочка, а из глубоко посаженных глаз текли крупные мутные слезы.

— Домовой эльф Кричер приветствует новую хозяйку, — срывающимся голосом прошамкал он и, охая и придерживая одной рукой поясницу, склонился в глубоком поклоне. — Домовой эльф Кричер рад услужить хозяйке, он очень, очень рад, что хозяюшка наконец вошла в дом Блэк…

— Давай, Кричер, выпрямляйся уже, — сочувственно сказала Поликсена. Ее неожиданно сильно тронула радость этого старичка — хитрого, упрямого и склочного, но верного до мозга костей. Верного леди Вал, ее сыновьям и мужу, а теперь и ей, Поликсене. Кричер смотрел на нее с обожанием, утирая слезы счастья трясущимися лапками, и она вдруг отчетливо поняла, что никто и никогда не будет любить ее так беззаветно, с полной самоотдачей. — Будь добр, сделай мне кофе и подай мой обычный завтрак.

— Яйца Бенедикт, — закивал домовик и поковылял на кухню, ворча себе под нос: — Утром доброй хозяюшке надо хорошо питаться, Кричер знает, Кричер точно знает. Все яйца да яйца… Уж Кричер угодит доброй хозяюшке, уж Кричер научит ее питаться правильно…

Поликсена с усмешкой покачала головой, глядя ему вслед: неисправим и невыносим, но у нее рука бы не поднялась дать ему одежду и указать на дверь — верность дорогого стоит, и если ради этой верности нужно порадовать старика, попробовав новые блюда, то Поликсене не в тягость.

Впереди было напряженное объяснение с братом, визит к Малфоям в новом статусе, письма в Попечительский совет и в Министерство, но Поликсена чувствовала себя непривычно легко и уверенно, словно за ночь разом сбросила десяток лет. Она пыталась одергивать себя, напоминала самой себе о серьезности, бдительности и ответственности, но из зеркала в раме из золоченых лилий снова сверкала глазами отчаянная девчонка, которую Поликсена, казалось, похоронила давным-давно. Она поймала себя на том, что пританцовывает, спускаясь по лестнице, и усмехнулась, поражаясь сама себе и своей новой жажде к жизни.

Ей с трудом верилось в то, что еще буквально пару недель назад она всерьез собиралась перебраться на виллу и доживать там деньки в благостной полудреме. Ну уж нет — туда Поликсена всегда успеет, а пока ей есть чем заняться: разобраться с положением дел рода Блэк, обновить интерьеры дома, навестить хранилища в Гринготтсе… и самое главное — заявить о своих правах на опекунство над Гарри. Было бы совсем отлично закончить все приготовления к рождественским каникулам — тогда можно было бы сгрести в охапку всю троицу и умыкнуть их на Гриммо 12. Поставить в гостиной с камином пышную рождественскую ель, украсить ее золочеными яблоками и орехами, свечами и мандаринами, как в далеком детстве, развесить всюду бумажные снежинки и мишуру… Ноябрь вечно не продлится, надо поспешить.

Внезапная мысль толкнула ее изнутри, остановила на полушаге, и Поликсена нахмурилась, вспоминая сегодняшнюю дату. Затем криво усмехнулась: никогда бы не поверила, что способна забыть об этом дне, он мучил ее каждый год — каждый дракклов год она целую неделю не могла дышать, не могла радоваться жизни, вспоминая, вспоминая… И вот, пожалуйста, забыла.

Неужели отболело, отгорело до конца? Она по-прежнему скучала по Басти, скучала невыносимо и отчаянно, но, видимо, Каролина была права: время все же лечит. Впервые за эти годы Поликсена не закрылась в себе, мучительно проживая заново тот промозглый осенний день, когда Басти арестовали, не только лишая ее близкого человека, но и ставя на всех надеждах жирный крест. Подытоживая собой целую эпоху, в которой Поликсена была почти счастлива и полна оптимизма, в которой она еще могла что-то исправить, чтобы не оставаться в гордом одиночестве на десяток лет… Да, впервые притяжение настоящего оказалось сильнее очарования прошлого — впрочем, совсем не удивительно, учитывая ее новые обстоятельства и то, что мир снова обрел точку опоры. Видимо, и правда в жизни началась какая-то новая эра…

И Поликсене очень хотелось верить в то, что эра эта — ну так, для разнообразия — будет счастливой.

* * *

Панси дописала последнюю строчку и добавила внизу письма виньетку для красоты — ее собеседница ценила хороший стиль. Отложила в сторону перо и критически изучила ровные строчки: ей пока тяжело давалась наука сказать ровно то, что хочет, и не более того, но с каждым разом Панси удавалось все лучше и лучше. Внезапно на письмо упала чья-то тень, и она быстро перевернула листок, пряча текст от чужих глаз.

— Драко, что за произвол? — недовольно сказала Панси, оборачиваясь к другу через плечо, — угадать личность наглеца было несложно, только Малфой считал себя вправе заглядывать в ее переписку, будто так и надо. Тот легкомысленно отмахнулся и, обойдя стол, сел напротив. В библиотеке было мало народу: у окна обложилась учебниками встрепанная Грейнджер, а в глубине читального зала куковала группка старшекурсников с темными кругами под глазами — исступленно готовилась к скорому зачету у Флитвика.

— Что за секретность, мы же почти семья, — насмешливо подвигал бровями Драко, и Панси поморщилась: она скрупулезно блюла их летнюю договоренность, и редкие шуточки на тему возможной помолвки не поддерживала из принципа.

— Пока что мы просто друзья, и от друга я ожидаю уважения к моей приватности, — назидательно сказала Панси, сворачивая пергамент в трубочку и пряча его в сумку. — Твоя дурная привычка совать свой нос в чужую корреспонденцию до добра не доведет — например, у тети весь пергамент зачарован и, если письма читает кто-то, кроме нее и адресата, они плюются чернилами в глаза. А если сломать печать — насылают чесотку, — мстительно добавила она.

— Мисс Паркинсон та еще затейница, — признал Драко, опираясь спиной о книжный шкаф, кинул на нее внимательный взгляд и тут же взял быка за рога: — В последнее время ты постоянно пропадаешь в библиотеке, причем в одиночку. Домашнего задания нам столько не задавали, а значит, ты занята чем-то еще, и это явно не наш проект по покорению хогвартских подземелий — о нем ты не стала бы умалчивать. Я делаю вывод, что все это время ты с кем-то воодушевленно переписываешься.

Он помолчал, оставляя паузу для ответа, но Панси не клюнула на наживку. Драко вздохнул, наклонился вперед и добавил проникновенным тоном:

— Панси, мы просто волнуемся за тебя, ты совсем от нас отдалилась. Мы с Гарри можем тебе чем-то помочь?

Она покачала головой и неловко улыбнулась, извиняясь.

— Просто много заданий от мадам Кассандры. Я же говорила: пока я в Хогвартсе, приходится учиться у нее дистанционно, и ни на что другое у меня просто не остается времени. Я исправлюсь, честное слово.

Драко прищурился, кивнул, но, видимо, не поверил. Панси не обольщалась на его счет: если Малфой хотел, он мог быть очень проницательным и сбить его со следа было непросто. Друг посидел еще немного, внимательно наблюдая за тем, как Панси строчит очередное эссе, а затем сухо попрощался и ушел. Панси дождалась, пока он скроется из виду, отложила перо в сторону и устало потерла лоб. Пора было что-то с этим делать: признаваться, каяться, просить совета, — но Панси никак не могла разобраться в себе и решить, чего же хочет именно она.

Да и кому признаваться — и в чем? Друзьям, тете? Отцу? Она не сделала ничего криминального, так почему же так плохо себя чувствует, будто вся изолгалась? Панси было противно от самой себя и своих ухищрений, и это новое для нее вероломство ей ужасно не нравилось.

Переписка на два фронта и правда затянула ее с головой: Панси прилежно выполняла домашние задания от мадам Кассандры, посылая ей многостраничные отчеты о своих неудачах в прорицании, но был у нее и второй, тайный, адресат. Общение с ним, вернее, с ней, отнимало у Панси кучу сил и времени, но зато и дивиденды от этого общения были значительные.

К чести леди Кассиопеи, та не просила внучку скрывать их переписку, но Панси знала и так: если друзья проговорятся, и отцу или тете станет ясно, к кому именно она гоняет школьных сов, ей запретят продолжать. Возможно, так было бы лучше для всех, но Панси пока не находила в себе сил честно признаться родным и отказаться от дальнейшего общения с леди Кэсс.

И дело было не столько в знаниях, которыми та щедро делилась, сколько в неожиданном и приятном сюрпризе: в отличие от отца и тети бабушка спокойно и много говорила о маме… О хрупкости старшекурсницы, гулявшей по заснеженному саду с наследником Паркинсоном, о талантливой игре на рояле, о ненавязчивом обаянии и умении убедить любого человека в том, что он нужен и важен. Леди Кассиопея не скупилась на воспоминания, и Панси не могла наслушаться: мама в этих рассказах была как живая… и еще Панси хотелось верить, будто бы они с ней были очень похожи. Это было теплое и приятное чувство, похожее на давно забытые мамины объятия.

В ней колючей лозой росла горькая обида на отца и тетю, которые знали Каролину Стивенсон намного лучше, чем леди Кассиопея, но упоминали о ней крайне редко. Панси понимала, что им больно бередить раны, но подумал ли хоть кто-то о том, каково было ей, помнящей Каролину очень смутно, обрывками? Почему для того, чтобы хоть немного узнать о маме, она была вынуждена идти на хитрости и выпрашивать крохи информации у почти незнакомого ей человека? Панси злилась на родных и на себя, клятвенно обещала себе объясниться с ними, но затем снова и снова нарушала данное себе слово и писала длинные письма, отправляя их в далекую Францию.

Несмотря на интенсивную переписку, у Панси по-прежнему почти не поворачивался язык называть леди Кассиопею бабушкой — впрочем, та и не настаивала. Она вообще была на удивление понимающей и чуткой, и это само по себе настораживало: Панси кожей чуяла подвох, но никак не могла взять в толк, в чем он кроется. Пока что выходило, что леди Кэсс лезла из кожи вон, чтобы просто понравиться внучке, но зачем ей это было нужно, оставалось загадкой. Во внезапно проснувшуюся родственную любовь Панси все же не верила, хотя иногда соблазн был очень велик.

Они даже пару раз говорили по сквозному зеркалу, но в Хогвартсе было на удивление мало укромных уголков, доступных младшекурсникам, так что вскоре зеркала снова сменились письмами. Леди Кассиопея была очень начитанной и интересной собеседницей — казалось, она знала о магии все и даже немного больше, и горела желанием поделиться с внучкой своим опытом. Панси подозревала, что леди Кэсс видит в ней преемницу, личную ученицу, но спросить напрямую не решалась — их общение напоминало причудливый змеиный танец, осторожное кружение двух зверей по хрустящему под лапами насту.

Впрочем, обещанные ответы на сложные вопросы не заставили себя ждать: когда в последний разговор по зеркалу, из заброшенного класса на втором этаже, Панси осторожно упомянула дар прорицания, который мог достаться ей от мамы, леди Кэсс усмехнулась и кинула победный взгляд куда-то поверх зеркала.

— Ты ведь хочешь спросить совсем не об этом даре, — заметила она, довольно щуря морозные серые глаза. — Можешь не юлить, Персефона, я отлично поняла твой намек. Паркинсоны никогда не были змееустами — но ими не были и Стивенсоны… так откуда же в тебе способность говорить со змеями?

Панси промолчала — ее немного выбивала из колеи привычка леди Кассиопеи сразу переходить к сути, — и та еще шире заулыбалась.

— Умница. В любой непонятной ситуации лучше всего промолчать — оставь собеседнику возможность выдать больше, чем он хочет. Да, я знаю о твоем даре, и когда до меня дошла эта новость, я подняла все свои связи и выяснила доподлинно, от кого именно тебе досталась эта редкая способность. Ты ведь хочешь внести ясность в этот вопрос? Или нет?

Панси вздохнула, кивнула и сжала свободную руку в кулак, впиваясь ногтями в ладонь. Она ведь ответила на то, самое первое, письмо именно с этой целью, ради этих долгожданных слов — так почему же у нее дрожат колени? Панси смела пыль с ближайшей парты, села на нее и приготовилась к новостям.

— Стивенсоны не были змееустами, но твоя мать, по всей видимости, уже носила в себе проклятое зерно, раз сумела передать его тебе, — веско сказала леди Кассиопея. — Додумаешься сама, как это вышло?

Панси поняла, что это очередная проверка, на которые была горазда леди Кэсс, и нахмурилась, уходя в свои мысли. Понимание настигло ее быстро, и она досадливо покачала головой, злясь на собственную нерасторопность.

— Наследование по женской линии, правда? Мама, если она действительно была змееустом, получила этот дар от своей матери, а не от отца, как я думала.

Леди Кассиопея довольно кивнула, и в ее черных волосах сверкнула фиолетовым причудливая аметистовая заколка.

— В яблочко. Малкольм Стивенсон женился не на той женщине. Впрочем, может, и наоборот, как раз-таки на той — возможно, он, как и я, не чурался парселтанга, тем более из такого высокого источника. Не все семьи считают этот дар мерзким, особенно за океаном, где мало знают о Гонтах и их привычках.

Панси прищурилась, ловя ускользающую мысль. Высокий источник… Леди Кассиопея не торопила — ей нравилось, когда Панси доходила до выводов самостоятельно.

— Сейры, — наконец сказала она, чувствуя, как разом пересохло во рту от догадки. — Это ведь были Сейры, да? Изольда Сейр была прямым потомком Слизерина, она могла унаследовать парселтанг. Но у нее ведь не осталось наследников! Дочери Изольды были сквибами, и обе не завели детей.

Леди Кассиопея насмешливо склонила голову к плечу.

— Все-таки История магии в Хогвартсе поставлена просто отвратительно, — недовольно сказала она, поджимая бледные губы. — В мое время это было приличное учебное заведение, а не форменный вертеп, как сейчас. Впрочем, плачевное состояние Хогвартса заметно уже по тому, откуда ты изволишь со мной разговаривать: темнота, пыль, паутина и мелкий сор… Только одна из дочерей Изольды была сквибом, Марта. Другая, Риона, унаследовала волшебство от матери — и вместе с ним, по слухам, и дар змееуста.

— Я потомок Рионы? — уточнила Панси.

— Нет, — улыбнулась леди Кэсс, и ее глаза засияли победным светом. Она казалась удивительно красивой и моложавой в этот момент, и Панси пришла на ум мартовская капель, первое, робкое дыхание весны, растапливающее снежные сугробы. Она немного позавидовала этой торжествующей красоте: унаследует ли она сама хоть капельку? — Ты, дитя, потомок Марты, старшей из близнецов. Она вышла замуж в племя покомтук, за маггла или, как говорят в колониях, не-мага. Но дар живуч, его сложно убить — он все равно проявился позже, через несколько поколений. У этой ветви, в отличие от Гонтов, хватило ума скрывать свою наследственность — удивительное упорство, но оно себя оправдало: о них все забыли. Твой дед, детка, сорвал джекпот и женился на последней представительнице проклятого рода, которая еще оставалась в своем уме.

— Мама все-таки была змееустом, — прошептала Панси, пытаясь уложить эту новость у себя в голове. В нее верилось неожиданно легко, будто в глубине души она уже давно догадалась об этом, просто не хотела до конца принимать. Мама была змееустом, а до нее — бабушка, и все предки по той линии… включая самого Салазара. Чувствовать себя последним осколком давно угасшей династии было странно и тревожно, и Панси ощутила, как груз ответственности тяжело ложится ей на плечи. Насколько она знала, другие потомки Основателей не дожили до современности, и это делало ее еще более одинокой. Что чувствовала мама, учась на факультете имени своего знаменитого предка? Каждый день слыша его фамилию? Как не сломалась, как не озлобилась — ведь сравниться с ним невозможно, одно только упоминание его имени делает все успехи потомков ничтожными, ничего не значащими…

— Да, детка, — тем временем мягко сказала леди Кэсс, становясь в этот момент очень похожей на собственную дочь. — Скорее всего, Каролина была змееустом. Я не знала об этом, когда сватала ее за Патрокла, меня интересовал только ее дар прорицания. Если бы я узнала о твоих способностях раньше, то ни за что не уехала бы во Францию, я была бы рядом с тобой с самого начала и научила бы тебя принимать этот дар, нести его гордо, как корону. Но твой отец и Поликсена не желали видеть меня в мэноре — и из-за их ослиного упрямства мы потеряли много лет.

— Разве вы можете меня научить? — усомнилась Панси, и леди Кэсс кивнула.

— Я Блэк, Персефона, а Блэки никогда не боялись сомнительных знаний. В нашей библиотеке были книги, написанные такими, как ты. Под моим руководством ты могла бы стать выдающейся волшебницей — и еще не поздно начать интенсивное обучение. Конечно, лучше всего не тратить время впустую — зачем тебе Хогвартс, если он все равно не способен дать то, что тебе нужно?

— Вы имеете в виду — уехать жить к вам, во Францию? — подумав над ее словами, неверяще уточнила Панси. — Вы, конечно, шутите? Я не могу бросить все и тайком уехать в чужую страну. Отец этого не поймет и не примет, а тетя… Это же будет как удар в спину!

Леди Кассиопея хмуро свела вместе черные брови, но затем ее лицо смягчилось, и она тонко улыбнулась.

— Мы еще вернемся к этому разговору. Мы с тобой пока плохо знаем друг друга, и это не наша с тобой вина. Я ответила на первый из волнующих тебя вопросов — но будут и другие, ты обязательно до них додумаешься. Я отвечу на них, как и обещала, честно и откровенно — и после моих ответов, уверена: ты отнесешься к моему предложению совсем иначе…

Панси вернулась в настоящее, в библиотеку, с кружением пылинок в солнечном свете и тихими разговорами за другими столами, и с силой растерла виски. В последнее время у нее часто болела голова — Панси подозревала, что от хронического недосыпа. Но что поделать, если каждую ночь ей снилось, как она пытает людей? Панси дотягивала до последнего, до самого рассвета, читая и щипля себя за ноги, а когда все-таки засыпала, то снова и снова оказывалась в бесконечном тягучем кошмаре, похожем на заевшую пластинку.

И ладно бы она просто кого-то пытала — как бы цинично это ни звучало, Панси уже привыкла к этим мрачным картинам, — но все было куда хуже: ей это нравилось. Во сне она упивалась чувством власти над корчащимся у ног безликим и безымянным человеком, она не хотела просыпаться, и когда все-таки просыпалась, с судорожным вздохом, будто всплывала из омута, то еще долго чувствовала себя не в своей тарелке.

Теперь Панси понимала, как должен был ощущать себя Гарри в прошлом году — не понимая, что с ним происходит, не зная, где именно таится угроза. Однако между ними существовало одно важное различие: в отличие от Гарри, который в итоге мог списать любые свои странности на влияние осколка чужой души, Панси не на кого было свалить вину. Если ее сны — не дар прорицания, в чем Панси все больше и больше убеждалась, — то что тогда? Что если это она и есть? Что если эта темная жажда власти, это упоение чужими страданиями, эта холодная бескомпромиссность кроются глубоко внутри нее, в подсознании, и прорываются только во сне?

Пока что только во сне.

Панси начала бояться саму себя. Она сознательно отстранилась от мальчишек, хватаясь за любые отговорки, в том числе за письма к леди Кэсс и домашние задания по прорицанию, потому что совсем перестала себе доверять. Что если она опасна для окружающих? В библиотеке, в окружении других людей, Панси на время успокаивалась и могла рассуждать почти здраво, и этот здравый смысл советовал ей держаться от друзей подальше, пока она со всем не разберется.

Она вздохнула, взяла перо уставшими от напряжения пальцами и принялась за очередное письмо.

* * *

Они встретились возле Выручай-комнаты, куда добрались поодиночке: Драко вернулся с особой разведывательной миссии (он пытался разговорить Панси в библиотеке), а Гарри пришел прямиком из гриффиндорской башни.

— Итак, что мы имеем? — сказал Драко угрюмо, забираясь с ногами в наколдованное кожаное кресло, и сам себе ответил: — Панси молчит как на допросе, но ведет с кем-то оживленную переписку. И что-то ее тревожит, причем очень сильно. Короче, ты был прав: дело неладно — а я… я просто близорукий идиот.

— Очень самокритично, но совершенно бесполезно, — покачал головой Гарри, заложил руки за спину и заходил по комнате. Он специально не стал просить у Выручай-комнаты много мебели: только два кресла и большую белую доску с маркерами напротив. Маркеры вызвали у Драко живейший интерес — эту маггловскую технологию волшебники пока не успели освоить и ловко встроить в свой быт, как это уже случилось с поездом, граммофоном, радио и многим прочим. — Давай, Драко, хватит посыпать голову пеплом: мне нужны твои мозги, а не слезы. Все началось летом, когда мы вернулись из Хогвартса на каникулы. Причем не сразу, а за пару недель до маскарада.

— В середине июля, значит, — прищурился Драко. — Запиши, что ли. Погляжу на твои хваленые маркеры в действии.

Гарри подошел к доске, накорябал синим маркером слева «Серед. июля» и добавил рядом грустную рожицу — Панси. Подумав, он добавил рожице каре и бантик, а потом неожиданно для себя увлекся и принялся дорисовывать ей ручки, ножки и платьице-треугольник. Вложил в руку палочку, с силой надавливая маркером — эта странная палочка бесила его до зубовного скрежета, до звезд перед глазами.

— Хватит, уже, маэстро, — отвлек Гарри насмешливый голос Драко. — Портретное сходство давно достигнуто. Лучше подумай: что такого могло произойти в середине июля?

— В конце месяца у Панси был день рождения, — напомнил Гарри, записал дату и повернулся к другу, скрестив руки на груди. — Ты же у нас знаток магических штучек, именины могут на что-то влиять?

— Бабушкины сказки, — снисходительно отмахнулся Драко и, подтянув колени к груди, обнял их руками и нахохлился. — Никакой связи с возрастом у магии нет.

— А детские выбросы? — удивился Гарри.

— Выбросы — те же проявления магии и принципиально ничем не отличаются, просто плохо контролируются самим волшебником, — пояснил Драко. — Откуда там взяться самоконтролю, если могучий маг путается в собственных ногах? Все эти байки о неимоверно мощных выбросах в колыбели идут от слишком большой родительской любви: всем хочется вырастить второго Мерлина. Не веришь? Взгляни на наших однокурсников — ты видишь среди них хотя бы одного гения? Вот и я нет.

— Но вы же зачем-то отмечаете малое совершеннолетие, — нахмурился Гарри.

— Отмечаем, — тоскливо вздохнул Драко и отвел глаза. — Но функция у него исключительно социальная. На самом деле наши предки могли выбрать любой возраст. Тринадцатилетие — это просто символический порог, после которого на наследников вешают кучу обязанностей и начинают учить их семейному делу. Я, например, в августе поеду с папой по нашим предприятиям, чтобы со всем ознакомиться и примелькаться среди работников.

Драко помолчал и добавил нехотя:

— А еще семьи начинают приглядываться друг к другу на предмет будущих помолвок. Портретики заказывают, все дела.

Он помрачнел еще больше и отвернулся. Драко вообще вернулся из библиотеки сам не свой — до этого он упорно не хотел верить в то, что с Панси что-то не так: отмахивался, зубоскалил и списывал все на переходный возраст. Гарри хорошо понимал друга: подозрительно спокойная осень разморила и его самого, и Гарри даже почти поверил, что в этом году они смогут просто учиться и делать то, что делают обычные люди: квиддич, домашка, пикники, экзамены…

Он и не думал, что так привык к тому, что они всегда вместе, втроем. Присутствие Панси в его жизни было ненавязчивым, но когда она стала потихоньку отдаляться, внезапно оказалось, что оно было сродни воздуху — Гарри ужасно ее не хватало. Он ловил себя на том, что пытается найти подругу взглядом, и не раз рвался поделиться с ней шуткой или идеей, только чтобы тут же прикусить себя за язык — потому что Панси рядом не было.

— Значит, к двенадцатилетию все эти странности отношения не имеют, — подытожил Гарри и размашисто перечеркнул дату ее рождения красным маркером. Отошел на пару шагов, пристально рассматривая доску. Нарисованная Панси со смешными синими волосами внезапно двинула линией-рукой, а потом принялась расхаживать по белому полю. Гарри оглянулся на Драко, но тот не казался удивленным.

— Магия, — развел друг руками. — Видно, фон у Выручай-комнаты такой, что она постепенно переиначивает под себя маггловские штучки. Ничего страшного, с доски наша Панси точно не убежит.

«Панси», будто услышав его, немедленно подошла к краю, опасливо потрогала его ногой, будто человек — холодную воду, и отпрянула, вздернула подбородок и заложила руки за спину: не нужен мне, мол, ваш край, мне и так хорошо. Она была такой смешной и непохожей на саму себя в своем важничанье, что Гарри прыснул, чем заслужил укоризненный взгляд нарисованных глаз.

— Что еще могло произойти в июле? — задумчиво сказал Драко, глядя на свои руки так, будто на них был написан ответ. Он вскинул было голову, словно у него появилась идея, но тут же скептически скривился: — Ну не мог же ее в самом деле проклясть папаша Уизли! Ты сам говоришь, что сны у нее начались еще до его бесцеремонного визита, да и наедине они не оставались.

Гарри подошел к своему креслу и сел, откинул голову на массивный кожаный подголовник. Мебель Выручай-комнаты всегда была очень удобной, он не отказался бы от такой в повседневной жизни: продавленным диванчикам в гриффиндорской гостиной было до нее как до луны.

— Может, это влияние парселтанга? — предположил Гарри с сомнением. — Что если змеиный язык сводит носителей с ума? Панси говорила, все Гонты, как на подбор, были чокнутыми.

Драко покачал головой и поменял позу, выпростал ноги.

— Тогда почему с тобой все в порядке? — резонно возразил он, помолчал, катая желваки, и вдруг выпрямился в кресле, как натянутая струна, стиснул подлокотники до побелевших костяшек. — Почему, ну почему я ничего не заметил?! Почему ты заметил, причем с лету, даже дважды, а я — нет? Что из меня за… — Драко осекся и продолжил уже другим тоном. — Я никудышный друг. И наследник из меня тоже так себе: проморгать, что с Панси что-то не так — а ведь мы с ней общаемся каждый день! Общались…

— Потому ты и не заметил, — рассудительно сказал Гарри, пытаясь поддержать его. — Люди склонны не замечать изменения в том, что видят постоянно. Я — исключение из правил, меня жизнь приучила держаться настороже. Малфой, ну же, возьми себя в руки! Мы идем по следу и рано или поздно поймем, в чем проблема. Надо просто не сдаваться.

Драко вздохнул и выпрямил спину.

— Ты прав, — сказал он ровным тоном. — Не время раскисать.

Он помолчал, а потом сказал тихо, будто сам себе не веря:

— Ну не может же быть дело в этой дурацкой палочке!

— Почему нет? — хищно подобрался Гарри: пока что эта теория была у него в фаворитах, причем с заметным отрывом. Они с Драко уже говорили об этом, и не раз, но убедить Малфоя никак не получалось. — Все сходится: Панси возвращается из «Норы» в мэнор, где хранится эта палка, — и вскоре начинаются ее странные сны. Вспомни: Панси ведь постоянно хватается за нее, как утопающий за спасательный круг. Я следил за ней, она откладывает палочку в сторону, только когда пишет — просто потому, что писать левой пока не научилась! И даже когда палочка не в руках, то всегда рядом, на парте или на столе. Зуб даю, с этой деревяшкой что-то не так.

— Многие маги держат палочку под рукой, — вяло возразил Драко, но Гарри чувствовал, что друг колеблется.

— Под рукой, может, и держат, — уверенно сказал он, подаваясь вперед, — но только не так, как Панси. Вспомни: она совсем не разжимает ладонь! Ты же сам говорил, что это против правил хорошего тона, что такое поведение могут посчитать вызовом и что в приличном обществе так не поступают. Панси наверняка знает все эти правила назубок — но почему-то постоянно их нарушает… и я не уверен, что сознательно.

Драко страдальчески скривился, будто ему было больно это слушать.

— Говорил-говорил… Мало ли что я говорил! Ты просто не понимаешь, — тяжело вздохнул он и помолчал, собираясь с мыслями. Затем продолжил размеренно, будто учебник читал: — Палочка по своей природе не может вызывать одержимость. На ней почти не держится трансфигурация. Никто и никогда не страдал из-за собственной палочки — кроме, разве что, Старшей, но и в ту верят только поклонники барда Бидля вроде Рончика. В нашем мире, где все можно превратить во что-нибудь другое, только палочка остается неизменной, только ей можно доверять. Она как… как маяк, понимаешь? И ты всерьез предполагаешь, что проблема именно в ней? В палочке?

— Предполагаю, — кивнул Гарри. Он чувствовал странный азарт, желание куда-то бежать и что-то делать. А еще почти взрослую ответственность, заставлявшую распрямлять плечи и держать голову выше: Панси и Драко помогли ему в прошлом году, они уберегли Гарри своей заботой, — и теперь настал его черед платить добром за добро. — Я в вашем мире не рос и слепым доверием к кускам дерева не страдаю. У магглов аналогом палочки является револьвер — и я тебе скажу, человек может легко покалечиться или даже погибнуть по вине собственного оружия. Так что моя холодная логика указывает именно на палочку, и я не вижу поводов отметать эту версию в сторону. Короче… — он резко махнул рукой, словно отсекал лишнее, — я предлагаю провести следственный эксперимент.

— Ну давай, излагай, — скептически прищурился Драко и сдул светлые волосы с глаз. — Боюсь даже предположить, что ты там себе надумал.

— Все гениальное просто, — усмехнулся Гарри, который размышлял об этом всю ночь напролет. — Мы просто попросим Панси на время отдать палочку нам на хранение. Если Панси откажется от нее без проблем и не хватится в течение суток — значит, я неправ и причина в чем-то другом. Но если не захочет ее отдавать или если у нее потом начнется ломка, — тогда мы срочно вызываем мисс Паркинсон и передаем эту дрянь лично ей в руки. Пускай взрослые разбираются, что там на ней наверчено.

— Ну хорошо, — поколебавшись, согласился Драко. — А я пока изучу колдомедицинские справочники — может, найду какие-то подсказки или симптомы…

Он вдруг криво усмехнулся:

— Все-таки у меня ужасный вкус на друзей: вечно у вас двоих какие-то проблемы. Зато и целительской практики навалом — такими темпами работа в Мунго мне обеспечена прямо после выпуска.

Когда они плелись обратно в гостиную в гробовой тишине, глядя себе под ноги и размышляя каждый о своем, Гарри снова с удивлением и признательностью вспомнил два разговора с совершенно не похожими друг на друга людьми, которые и подтолкнули его к решительным действиям. Ему, пожалуй, не хватило бы собственных смутных подозрений, чтобы начать бить тревогу, но когда с разницей в три дня к нему обратились еще двое, Гарри понял, что он на верном пути.

Лонгботтом подловил его после Травологии: когда все начали уходить, однокурсник уронил сумку прямо перед носом у Гарри. Пройти мимо было бы совсем некрасиво, поэтому Гарри ничего не оставалось делать, кроме как помочь Невиллу собрать книги и письменные принадлежности. Когда Гарри поднял последний учебник и передал его Лонгботтому, тот внезапно взглянул ему в глаза прямо и остро, и Гарри поежился под этим бесстрастным взглядом. Невилл редко показывал свое истинное лицо, но когда уж показывал, Гарри всегда становилось не по себе — в такие моменты он понимал, почему Малфой относится к увальню-Лонгботтому с уважительной и настороженной опаской.

— Меня тревожит Панси, — сказал Невилл без капли привычного заикания и недовольно поджал губы. — С ней что-то не так. Ты знаешь ее куда лучше меня, ты должен был заметить. Гарри… Панси может не прислушаться ко мне, но тебе-то она точно доверится. Отведи ее к мадам Помфри, а еще лучше — попроси Малфоя устроить консультацию в Мунго.

— Почему ты не обратился напрямую к Драко?

Невилл вздохнул, тяжело покачал головой, и Гарри почувствовал себя так, словно ляпнул какую-то несусветную глупость.

— Пожалуйста, просто сделай это, — настойчиво повторил Невилл и, не глядя сунув учебник в сумку, побрел по направлению к замку. Гарри проводил его одинокую фигуру взглядом и задумался: он раньше не замечал, чтобы Лонгботтому было хоть какое-нибудь дело до благополучия Панси…

Второй разговор произошел на движущейся лестнице. Гарри поднимался, а светловолосая девочка в когтевранских цветах как раз спускалась ему навстречу, когда лестнице взбрело повернуться на девяносто градусов и замереть между этажами, обрываясь обоими концами в никуда. Гарри оперся спиной на резные перила, скрестил руки на груди и приготовился терпеливо ждать: у лестниц иногда случались такие помутнения, и обычно они занимали не меньше десяти минут. Он кинул быстрый взгляд на когтевранку и замер в растерянности — та с рассеянной усмешкой протягивала ему небольшой ловец снов.

— Это для девочки-львицы, — пояснила она, хитро щурясь. — Чтобы она снова начала улыбаться своей лучшей улыбкой.

Гарри помедлил, пытаясь вспомнить правила обращения с незнакомыми предметами, которые периодически пытался вдолбить ему Драко. На ум ничего толком не приходило, и он все-таки взял ловец, покрутил его в руках, рассматривая со всех сторон. Выглядел тот вполне невинно: тонкая сеть-паутинка в круге из упругих веточек, ягоды рябины, какие-то пестрые перья… Все равно покажу Драко, — подумал он и спрятал подарок в сумку.

— Девочка-львица — это Панси? — немедленно принялся за допрос Гарри. Его начинало раздражать происходящее: создавалось ощущение, что все вокруг видят куда больше него самого. И какое дело этим прозорливым личностям до его лучшей подруги? — Откуда ты ее знаешь?

Когтевранка легкомысленно пожала узкими плечами и улыбнулась куда-то в пустоту. Гарри попытался поймать ее взгляд, но большие серые глаза, казалось, находились в постоянном расфокусе. Он удивился решению Шляпы зачислить девчонку к воронам: на любительницу почертить таблицы и порешать загадки та походила слабо.

— Я не знаю Персефону Паркинсон, — покачала головой она. В скрытых светлыми волосами ушах блеснули длинные замысловатые сережки. — Я просто знаю, как она говорит, как думает и ходит, как склоняет голову к плечу, как хмурится, если что-то идет не так, и как улыбается. И в последнее время Персефона очень часто хмурится и совсем не улыбается. А еще иногда резко оглядывается, будто слышит что-то, чего не слышат остальные, и смотрит туда, куда остальные не смотрят. Я переживаю за нее, а ты, Гарри Поттер, ее друг и герой — ты сможешь ей помочь.

От этой замысловатой тирады Гарри захотелось по-волчьи взвыть. Он кинул тоскливый взгляд на верхний конец лестницы, но та и не думала двигаться.

— Правильно ли я понял, что ты тайно следишь за Панси? — вкрадчиво спросил он. — Я не уверен, что ты это понимаешь, незнакомая мне девочка, но твое поведение выглядит очень подозрительно.

Когтевранка кивнула с абсолютно неуместной радостью и широко улыбнулась. Обаянию ее улыбки было тяжело противостоять, и Гарри поймал себя на том, что его губы дрогнули в ответ.

— Ты очень рациональный человек, Гарри Поттер, — сказала девочка, склоняя голову к плечу, будто маленькая серая сова. Она смотрела на него с исследовательским интересом, и Гарри внезапно стало любопытно, что именно она в нем видит. — Теперь я понимаю, почему вы с Персефоной так хорошо ладите, она тоже очень рациональная.

Девчонка помолчала, хмурясь, а затем медленно, неуверенно проговорила, пряча взгляд:

— Тебе, наверное, так будет понятнее… мы с Персефоной кузины. Не знаю, в курсе ли она, да мне и все равно, мне хватает того, что она просто есть. И я хочу просто улыбаться ей за завтраком в Большом зале — и видеть в ответ ее улыбку.

Она подняла на него глаза и участливо, как у слабоумного, спросила:

— Так тебе понятно?

Гарри тяжело вздохнул и устало потер лоб. Общение с этой девочкой напоминало контакт с внеземной цивилизацией — с Лонгботтомом, даже несмотря на его рентгеновский взгляд, столковаться было куда проще.

— Я должен был сразу заметить, — недовольно проворчал Гарри. — Ты похоже хмуришься и склоняешь голову к плечу, это явно что-то семейное. Ты кузина Панси по отцу или по маме?

— По маме, — улыбнулась девочка и протянула ему руку. — Луна Лавгуд, будущий ворон.

Гарри осторожно пожал узкую холодную ладонь, и лестница под ногами тут же вздрогнула, пришла в движение. Луна кинула быстрый оценивающий взгляд вниз и довольно кивнула своим мыслям.

— Только не говори мне, что ты заклинила лестницу специально, — напрягся Гарри. Луна удивленно подняла брови.

— Гарри Поттер, — сказала назидательно. — Я не Основатель и не могу заставить лестницу замереть в воздухе.

Она помолчала и добавила:

— Но я могу вычислить, когда именно это произойдет.

Лавгуд помахала ему рукой и поскакала вниз по ступенькам, вприпрыжку, как маленькая. Гарри проводил ее долгим взглядом и поплелся наверх. У Панси были странные поклонники — но мысли они высказывали на удивление здравые. Если двое людей, видящих подругу только мельком, заметили, что с ней что-то не так, то в этом точно что-то есть… А значит, Гарри не ошибся.

Примечания:

PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com

Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️

P.S. Название главы — отсылка к комментарию Linali1 к предыдущей главе :)