Бархат саксофона или коронный хук слева (джен)

Время неслось стремительно, близилось Рождество.

Еженедельные патрули в качестве стажеров Аврората окончательно превратились в тяжкую, нелюбимую повинность. Еще бы. Нас отправляли на самые пропащие случаи, в самую убогую глухомань, где чаще всего требовалось лишь многочасовое наружное наблюдение в самую отвратительную декабрьскую английскую непогоду.

Всё чаще я задумывался о том, что, может, Забини был не так уж неправ, подкинув мне невероятную, казалось бы, идею насчет Отдела Тайн. Сам он, ясное дело, именно туда и собирался после выпуска. Ну, это, конечно, если мы и в самом деле умудримся удивить Снейпа, защитить дипломную работу и получить рекомендации. В чем я, конечно же, искренне сомневался.

В общем, Забини отзывался о своих аврорских патрулях по понедельникам с особой слизеринской прохладой. У меня в расписании патрули стояли в среду. Мы были в разных группах. И как-то так повелось, что по вторникам завтрак всегда готовил я — Забини отсыпался после тяжелой службы накануне, а я в свою очередь мог рассчитывать на готовую яичницу с беконом уже по утрам в четверг.

Тот вторник, кажется, не должен был стать исключением. Но стал.

Я поднялся пораньше, размышляя на ходу о том, что лучше приготовить на завтрак. В холодильнике было привычно полупусто. В общем, зависнув в своих мыслях, я совсем не уследил, как столкнулся с Забини на пороге кухни. Я чертыхнулся и окончательно продрал глаза. Блейз устало прокомментировал в своей типичной манере: «Уизли»… И больше ему не пришлось ничего добавлять.

Я еще раз потер кулаками глаза — и в самом деле Забини. При полном параде. Он никогда не вставал так рано по вторникам.

На мой настойчивый молчаливый вопрос он неохотно бросил:

— Не спалось. Я приготовил завтрак на двоих.

С этими словами он поставил передо мной тарелку с омлетом, от которого еще шел пар.

Потом я еще думал, что моргни я в неподходящий момент, я бы так ничего и не заметил. Но, удивительное дело, я заметил. Он потянулся за солонкой, передавая ее мне, рукава его белоснежной рубашки чуть задрались, и я просто не смог отвести взгляд. Просто не смог. На предплечьях, чуть повыше запястий, красовались две наливающиеся фиолетовым кольцевые отметины. Судя по цвету, совсем свежие.

Я молча поднял на Забини глаза. Он задолжал мне, черт его подери, хоть какое-то объяснение.

Он промолчал. Аккуратным движением одернул манжеты, прикрывая свежие гематомы на руках.

На вызов в моем взгляде ответил лишь поднятой рукой и нервным движением головы. Он не собирался мне ничего рассказывать. Просто не собирался.

Чудесно.

За завтраком никто из нас так больше и не проронил ни слова. Забини ушел из дома первым, а я остался сидеть за кухонным столом, пока вдруг не осознал, что еще чуть-чуть, и я точно опоздаю на лекции.

Я вспомнил ровно одно — в прошлый раз, когда его охватил тот странный и необъяснимый озноб на лекции у Снейпа, тоже был вторник.

И мне очень не нравились те мысли, что против воли поселились у меня в голове.

Несколько дней я носил их в себе, пока окончательно не сдался. План был откровенно безумным и требовал нехилой смелости, но отступать было некуда.

Лекция у Снейпа стояла последней в расписании. Когда в конце концов в аудитории кроме нас со Снейпом никого не осталось, я, стиснув волю в кулак, все же заставил себя приблизиться к преподавательской кафедре, и, пока решимость меня не покинула, вывалил на Снейпа всю эту безумную историю с Забини и тут же, следом, свои собственные на этот счет подозрения.

Снейп застыл, а потом с характерной ленцой произнес:

— С чего вы решили, что мне есть дело до проблем мистера Забини, мистер Уизли? Он, кажется, уже давно совершеннолетний волшебник. А я, если вы не заметили, уже давно не декан Слизерина.

Снейп прервался и испытующе посмотрел на меня. Рассчитывал, наверное, что я сейчас проблею какие-то жалкие извинения и уберусь с глаз долой. Ну уж нет, весь свой страх я растерял, когда на бесконечном повторе репетировал весь этот разговор перед зеркалом. Зеркало каждый раз издевательски комментировало мои нелепые попытки. Мордред, да когда же я уже избавлюсь от этого глупого детского страха перед этой мрачной летучей мышью?!

Перед глазами внезапно мелькнули свежие характерные отметины синяков на руках Забини. Болезненные даже на вид. Я зажмурился и, набрав побольше воздуха в грудь, выпалил на одном дыхании:

— Ой, да ладно вам, профессор Снейп, сэр.

Начало вышло, честно скажем, так себе. На слабого Тролля.

Я послушно замолк, предоставив Снейпу отличную возможность приложить меня каким-нибудь особенно противным заклинанием именно в этот самый момент за такую, конечно же, отвратительную, нахальную и типично гриффиндорскую фамильярность. Ну же, Снейп, ну же…

Я мысленно подначивал его запустить в меня по крайней мере Силенцио. По крайней мере.

Но Снейп неожиданно промолчал, вежливо дожидаясь продолжения.

Я думал, что разговор со Снейпом будет простым? Отрепетировал, значит, заранее, подготовился… Два раза ха, Уизли.

На этом моменте я вдруг особенно четко осознал, что абы кто не оказывается в шпионах у Темных Лордов. И уж тем более не остается в живых.

У меня оставался один-единственный козырь в рукаве. Была или не была!

— Я знаю, что именно вы, сэр, подарили Блейзу палочку для левшей в то Рождество на первом курсе, и что именно вы подписали открытку от имени его матери.

Кажется, с такой скоростью я еще никогда и ничего не произносил вслух. Но Снейп эту мою бессвязную кашу каким-то чудом, кажется, понял и даже сумел расшифровать. Потому что всего на мгновение, на одно крошечное мгновение на его лице мелькнуло удивление.

Бинго!

Мелькнуло и исчезло, конечно, как и не было ничего. Но я успел заметить. И это было самым важным.

Снейп, стоявший до этого за кафедрой, устало вздохнул, отодвинул стул и сел за преподавательский стол. Жестом указал мне занять место за первой партой. Я беспрекословно послушался.

— Я так понимаю, в подробности этих давних событий вас посвятил никто иной, как сам мистер Забини… Занятно.

Что там было занятного, я не знал, но Снейп задумчиво продолжил:

— Занятно, что сам мистер Забини никогда не вспоминал при мне об этом инциденте вслух, как и о том, что догадался, от кого был подарок.

Я оставил его последнюю фразу без комментариев. По мне, что поступок Снейпа, что реакция на него Забини отлично укладывались в схему взаимодействия слизеринцев: один тупо делает вид, что никогда не совершает никаких искренних и добрых поступков, второй отвечает тем, что делает вид, то их не замечает. Слизеринская классика. Не то что мы — вздорные, безумные и порывистые гриффиндорцы.

Мне вдруг захотелось сказать ему многое, слишком многое — в порыве какой-то внезапной невероятной признательности, накрывшей меня странной волной. Я давился этой благодарностью, сидя за первой партой прямо напротив него, в смущении прикусывая губы и опуская взгляд. И был уверен, что стоит мне только открыть рот и вывалить на Снейпа весь этот невнятный поток запоздалых щенячьих лобызаний — Мерлин, он ведь реально сделал столько всего за войну, о чем в итоге так и не узнал никто, — и на этот раз он не поскупится приложить меня чем-то похлеще Силенцио.

Я побарабанил пальцами по парте, почувствовал, как от шеи вверх противно расползается румянец, сцепил пальцы в замок и снова опустил руки под парту.

Снейп следил за этим моим приступом с усталым снисхождением, только чуть склонив голову к плечу и приподняв в типичном жесте бровь, точно знал наверняка, что проносится сейчас в моих мыслях.

Я вдруг пришел в себя — ну разумеется, он знал, это же гребаный лучший легилимент по эту сторону океана.

Снейп негромко усмехнулся, провел пальцами по подбородку. И на мой вопрос в глазах неожиданно вежливо пояснил:

— Мистер Уизли, давайте просто пропустим этот момент. Избавим и вас и меня от этого момента нелепого эмоционального эксгибиционизма. Я всё понял. Вы признательны.

Я попытался возразить. Мне было важно, отчего-то крайне важно произнести это вслух.

— Профессор Снейп, сэр, пожалуйста…

Не знаю, о чем я его просил — о снисхождении? О том, чтобы он дал мне возможность сказать то, что я должен был сказать? О том, чтобы в его реакции, в словах хоть один-единственный раз не сквозила эта снисходительная, всепонимающая, Мордред его раздери, слизеринская усмешка?

И надо же, всего мгновение — и что-то переменилось. В его позе, в том как он внимательно следил за мной, подперев ладонью подбородок. О все святые, он услышал меня, откликнулся на эту безмолвную просьбу, стер с лица эту кривоватую полуусмешку и смотрел теперь мне в глаза. Наверное, впервые за все это время смотрел мне в глаза и видел меня.

Давай же, Уизли, твой выход. Не облажайся, ну же.

Я произнес медленно, словно ступил на минное поле, роняя скупые слова в абсолютную тишину:

— Мне искренне жаль, профессор Снейп, что мы все…

Снейп предсказуемо поморщился, хотел было уже отвернуться.

Я тут же замолк, чувствуя в своих словах фальшь — ну же, Рон, не будь слабаком, хотя бы не в этот раз!

Я нервно откашлялся и начал заново:

— Мне жаль, профессор Снейп, что я… Что я слишком поздно понял, что за фасадом ледяного безразличия и презрения скрывается что-то еще.

Произнес и застыл, дожидаясь приговора. Не знаю почему, но мне была безумно важна его реакция. Именно в тот момент, в этом вечернем пустом лекционном классе, где он, затянутый в привычную черную мантию, сидел напротив, разглядывая меня со вселенской усталостью человека, прошедшего через огонь и медные трубы.

Я был бы, конечно, слишком наивен, если бы рассчитывал, что Снейп удостоит меня какого-то ответа. В конце концов, мы говорили о Снейпе, не так ли.

Но он помолчал и медленно кивнул, по-прежнему не сводя с меня взгляда, приняв мои сумбурные извинения, и этот скупой кивок в тот момент значил для меня всё и даже немного больше.

Снейп внезапно встал из-за стола, прошелся вдоль парт, замер возле моей, забарабанил по ней пальцами и неожиданно поинтересовался:

— Когда вы в последний раз виделись с мистером Поттером, мистер Уизли?

Я не успел среагировать, взметнув на него ошеломленный взгляд. Поттер?! Причем тут Поттер?!

Неожиданная смена темы разговора застала меня врасплох. Я совершенно не знал, какое ему было дело до Поттера, так что на автомате ответил, продолжая лихорадочно размышлять:

— В мае, когда он диплом мастера по Артефакторике получал. А что?

Мне все еще казался безумно странным этот его вопрос — Мерлин, какое Снейпу было дело до Поттера?! Подумал и вдруг усмехнулся, вспомнив, что в прошлый наш разговор один на один Снейп тоже, вот сюрприз, интересовался никем иным, как Поттером, и почему же он его не наблюдает среди студентов Аврората.

Видимо, Снейпу всегда было, есть и будет дело до Поттера, мне стоило с этим смириться.

Снейп заметил этот нервный смешок и коротко прокомментировал:

— С мая прошло полгода, мистер Уизли. Вы не виделись со своим лучшим другом полгода?

Вот тут я решил промолчать. Потому что это мой лучший друг не виделся со мной больше полугода, и я ничего не мог с этим поделать.

То, что я с первого взгляда еще три года назад невзлюбил этого его лощеного солнечного мальчика Патрика Льюиса, я рассказывать Снейпу, разумеется, не собирался. Как, собственно, и о том, что только один, один-единственный раз я заикнулся Гарри о том, что умиротворяющий бальзам на постоянной основе — не лучший выбор. Уж что-что, а этот чуть осоловевший, чуть поплывший взгляд, замедленные реакции и нетипичное для Гарри спокойствие всегда и везде, я заметил почти сразу. Благо, дома был отличный пример в виде Джорджа.

И да, Гарри мне тогда на это ответил весьма прямо и коротко: «Прости, Рон. С этим я разберусь сам».

И я до сих пор не знаю, с чем ему нужно было там разобраться. На него никогда не имело смысла давить — он закрывался моментально, как крошечная ракушка на дне темного океана. Но в итоге он ведь…

Разобрался же?! Разобрался сам, упав в эти свои солнечные умиротворенные отношения с солнечным американским начальником с чертовой ирландской фамилией — как крысы с тонущего корабля, честное слово. Сколько их таких было, сбежавших в безопасность, стоило только запахнуть жареным…

Мне было искренне жаль, что Гарри не видел этого, не хотел видеть, но на этот раз, в отсутствие Гермионы, я так и не нашел способа подступиться. Смирился с этим его «разберусь сам»…

Все эти мысли мелькнули в голове с такой скоростью, что Снейпу, видимо, досталось лицезреть лишь мое внезапно ожесточившееся лицо.

Я выдохнул и, контролируя взрыв эмоций внутри, вежливо пояснил:

— Да, так получилось.

Снейп только кивнул, явно отмечая что-то про себя.

Казалось, наш странный разговор подошел к концу. Я так и не услышал, собирался ли он мне помочь в этой запутанной ситуации с Блейзом. Разведать там, выяснить со своим шпионским чутьем, что за чертовщина происходит с Забини по понедельникам.

Снейп прошелся по аудитории, у двери остановился, приоткрыл ее, дожидаясь, пока я подойду.

Уже у двери, задержавшись на Снейпе взглядом лишнее мгновение, я неожиданно отметил его усталый вид.

— Профессор Снейп, вы знакомы с матерью Блейза.

Это был не вопрос, но утверждение. Почему-то я был уверен, не знай её Снейп, он бы не стал лично вмешиваться во всю ту историю с филином Забини и покалеченной рукой на первом курсе. Казалось важным услышать, что о ней думал сам Снейп.

— Я слишком давно знаком с Дезире Забини, мистер Уизли. Слишком давно и слишком хорошо… — после каждого… каждого, мать его, слова, Снейп делал аккуратные многозначительные паузы.

Конечно, он заметил сомнение на моем лице, еще бы он не заметил.

Ближний круг?! Откуда еще ему быть с ней знакомым? Но странно, я готов был дать руку на отсечение, что семья Забини никогда не была связана с Пожирателями и Волдемортом.

Не внутри битвы, а над ней. Принципы по-настоящему старых семей.

Снейп поморщился и устало пояснил, потирая переносицу:

— Без понятия, Уизли, почему я вам всё это рассказываю. Но тем не менее. Мать Блейза, Дезире Забини — знаковая фигура в кругах европейских зельеваров. Мы познакомились с ней, еще когда я получал мастера в Гильдии. Так вот, возвращаясь к вашему вопросу. Иногда, как вы выразились, за фасадом ледяного безразличия и презрения скрывается лишь пустота, мистер Уизли. Пустота и ничего более…

Снейп помолчал, указывая мне на выход взглядом.

— Доброго вечера, мистер Уизли. Я посмотрю, что можно сделать в ситуации с Блейзом.

И он ненавязчиво выпроводил меня за дверь.

«Пустота и ничего более, мистер Уизли».

Чувствительный, болезненный удар аккурат в солнечное сплетение. Я упрямо встряхнул головой. Плевать, Снейп. Просто плевать. О ком бы ты ни говорил, я буду считать, что эти слова — исключительно про Дезире Забини.

Правда, сделать Снейп тогда так ничего и не успел. Не успел помочь, не успел выяснить. Буквально на следующий день вместо Снейпа на лекцию заявился кто-то из администрации Академии, скупо объявив, что профессор будет отсутствовать ближайшие два месяца, и нам, конечно же, стоит посвятить всё своё внезапно освободившееся время подготовке дипломного проекта.

По классу пробежал удивленный шепот. Забини, ошарашенный не меньше моего, перевел на меня задумчивый взгляд. Я лишь медленно пожал плечами и вздохнул. Реплика Снейпа, которой он отреагировал на всю эту историю с Забини, снова прозвучала в голове: «Там, где два эпизода — случайность, три эпизода — закономерность, мистер Уизли».

Мне оставалось только ждать.