Птица на ветру (гет)

Зеркальная гладь реки отдавала изумрудной зеленью, каждый из отражающихся в ней сотен несбыточных миров — своим неповторимым оттенком. Деревья клонились к воде, почти касаясь ее поверхности безвольными плакучими ветвями, похожие на раскормленных уток птицы небольшими стайками черных теней скользили вдоль берега. Ноктюрн-аллея оживала вечерами, но Миллисент любила приходить именно сюда, на окраины города, где ей удавалось захватить кусочек Темзы и немного шорохов и запахов утекающего сквозь пальцы лета.

О войне здесь уже мало кто помнил. Местным каргам и родственным им полукровкам едва бы хватило образования отличить приспешников Волдеморта от ищеек из аврората — в сущности, для них те были злом равносильным. Темноволосые бестии обвешивались тоннами безделушек из лепреконского золота, густо подводили глаза, сурьмили брови и всюду привносили ощущение праздника. В их пестром обществе Милли отдыхала душой, а если в свободное время эти милые дамы своими предсказаниями обманывали бестолковых провинциалов, наводнивших город, или устраивали лотерею, приторговывая внутренностями безоаровых козлов, — так что с того?

Милли ласково улыбнулась смуглой куколке в серебристых кожаных башмачках, и та, засмущавшись, тут же спряталась за спину матери, лицо которой все еще неуловимо перекликалось по оттенку с цветущей рекой. Кто, как не карги, в совершенстве владел мастерством перевоплощающих зелий и иллюзий? Миллисент еще помнила сказки старой кухарки: волшебные зеркала, отравленные яблоки, проклятое веретено, маггловские принцессы и короли, так легко поддающиеся обману... Куколка несмело выглянула из-за жасминового куста, послала девушке задорную улыбку и нырнула обратно в безопасное укрытие.

— Такая кокетка, — радостно возвестила мать и зашуршала бумажными пакетами. — Я испекла имбирные пирожные, хотите угоститься?

Миллисент благодарно кивнула. Сейчас она даже завидовала куколке. Пусть девочка находилась в самом низу социальной лестницы и была обречена с точностью повторить судьбу не только далеких прабабушек, но и всего своего бродячего народа, из детства она вынесет воспоминания о материнском тепле. Миллисент, не задумываясь, променяла бы на это исландское поместье и пять бессмысленных лет в Хогвартсе.

— Я родила ее, когда мне было пятнадцать, — с гордостью провозгласила карга, — от волшебника. Моим сестрам нечасто выпадает счастливая карта, обычные магглы — вот наш удел. В мире почти не осталось принцев, а вместе с царствами ушли в небытие и наши истории. У нее уже сейчас проявляются магические способности.

— Значит, однажды ее пригласят в Хогвартс, — возразила Миллисент. — Тогда и начнется ее сказка.

Карга беззаботно расхохоталась, и огромные серьги в ее ушах зазвенели десятками металлических подвесочек.

— Не думаю. В такие традиционные школы, как ваша, нечасто приглашают тех, чье существование не вписывается в разговоры в высоких кругах. О смешанных браках между волшебниками и магическими существами вспоминать вообще не любят. Будто бы их нет. Иногда какое-нибудь недоразумение возвысится, и тут же начинает говорить штампами и на все лады расхваливать министерство, радуясь подачкам.

— Неужели и после войны ничего не изменится? — вырвалось у Миллисент. — Зачем тогда эти жертвы?

— Поживите здесь, сколько мы, — покачала головой карга, — и вы поймете, что война — нечто большее, чем проклинать друг друга этими суррогатами, что вы называете волшебными палочками. Настоящие войны — в головах. И здесь вы давно проиграли, забери вас всех Черная Аннис.

Они появились почти одновременно в волшебной лавке, Министр и Принцесса; много позже, вспоминая этот день, Миллисент не могла не обратить внимания на очевидную подстроенность их встречи — тогда же она почти ничего не знала об Астории Гринграсс, и даже причины загадочного недомогания последней оставались скрытыми пеленой недоговоренности и туманных намеков. К концу недели голова Милли шла кругом от преследовавших ее неудач: Пенелопа, словно чувствуя недоброжелателей на хвосте, затаилась, беспечно болтая о школьных буднях и злостных нарушителях правил, но предусмотрительно обходя министерскую тему, Борджин становился все брюзгливее и требовательнее, не оставляя пристальным вниманием ни одной мелочи или небрежности, и только Винсент привносил в жизнь девушки некоторое оживление. Впрочем, даже его облик казался Милли несколько потускневшим, словно она смотрела на призрака сквозь стекло в мутных разводах. Миллисент списывала все на усталость.

Эсти была неправдоподобно красива, и даже взволнованный, будто напуганный вид нисколько ее не портил. Казалось бы, каким ветром могло ее занести в пропитанную пыльной эссенцией лавку? Видимо, девушка задавалась сходным вопросом: окинув мрачную комнату совершенно диким взглядом, она задержала его на Миллисент — так, словно сам страж ада стоял перед ней. Впрочем, уже через пару секунд она обратилась к Министру — Милли толком не поняла суть ее замечания, но судя по одобрительному хохоту Борджина и снисходительной улыбке Тикнесса, оно пришлось весьма кстати.

— Так вы, выходит, считаете, что вожаки оборотней Сахары правы, провозгласив противостояние волшебникам правом каждого из своих соплеменников? — хмыкнул старый торговец. — Вашего батюшку такие теории, должно быть, не сильно радуют.

— Мисс Гринграсс испортил Бобатон, — в голосе Тикнесса сквозила нескрываемая ирония, и Миллисент подумала о том, что на месте Астории сквозь землю бы провалилась от ужаса. — Либерализм французов не всегда шел им на пользу.

— Уже догадываюсь, что вы мне возразите, — Эсти закатила глаза. — Сегодня Сахара — завтра наш Запретный лес. И вы ошибаетесь, мистер Борджин, о правах мы говорили лет восемь назад, сейчас это прямая обязанность всего племени — мужчин, женщин, детей. Так что будьте осторожны, не отправляйтесь в путь с кочевниками.

— Вам это, как будто, нравится? — Борджин забавно потряс бородой. Миллисент видела, с каким трудом удается ему побороть желание спорить с дочерью влиятельного клиента, что казалось особенно комичным по сравнению с его повседневной бесцеремонностью.

— Кто-то должен раскачать эту лодку, иначе мы никогда не научимся плавать, — равнодушно ответила Эсти. — Отец считает, все само разрешится в результате естественного хода вещей, но по мне, — Эсти понизила голос, словно не желая, чтобы ее слова донеслись до ненужных ушей, — если жизнь заставляет ползать на брюхе, выбор невелик — становишься либо змеей, либо червяком. И согласитесь, при любом режиме трудно дождаться уважения к червяку.

— Воистину, преступление совершает тот, кто учит дочерей чему-то сверх бытовой магии, — Борджин воздел руки в притворном отчаянии. — Вы победили меня.

— И в мыслях не имела, — Астория мило улыбнулась, — вот мистер Тикнесс со мной категорически не согласен, и только вежливость мешает ему развить тему того, как пагубно повлияло на меня образование.

— Вы дочь своего отца, Эсти, — Министр только махнул рукой, и Миллисент отчего-то стало приятно, что уловки Гринграсс не производят на него впечатления. — Вне зависимости от того, что вы говорите и думаете.

— А вы дипломат, мистер Тикнесс, — подмигнула ему Эсти. — Даже с моей врожденной эмпатией вы для меня закрытая книга.

Миллисент раздраженно забарабанила пальцами по стойке. Министру, конечно, не составляло никакого труда притворяться, что он находит нечто забавное в болтовне Астории, но ей уже довольно давно хотелось познакомить девушку с шаманом. Вот кому она могла бы изливать свои идеи по переустройству мира вплоть до бесконечности.

— Мистер Борджин, вообще-то я к вам по делу, — словно почувствовав витавшую в магазине концентрированную злость, сменила тон Астория. — Хочу избавиться кое-от-чего, уж слишком нехорош даритель.

Только сейчас Миллисент обратила внимание на коробочку, которую Эсти все это время держала в руках. Судя по размерам, внутри была сущая безделица — либо миниатюрная вещь необычайной ценности. Определить это на глаз было затруднительно: мистер Борджин целых пять минут крутил в руках крошечную птичку с распростертыми крыльями, прежде чем привлек к обсуждению Министра.

— Уже много лет не встречал, — прокомментировал он подарок Эсти. — Оказывается, их все еще производят.

— Игрушка старая, на минуточку, — снова вмешалась Эсти. — Зачаровывается на человека. Думаю, она долго пылилась среди прочих раритетов, пока ее не отыскали и не решили вручить мне.

Министр осторожно принял птицу из рук Борджина и покрутил ее между пальцев.

— Любопытно, весьма, — он подбросил птицу на ладони, и неожиданно та зависла в воздухе, как колибри перед цветком, — почему вы не хотите оставить ее, Эсти? Идеальный способ всегда держать руку на пульсе.

— Мне нет нужды шпионить за кем-то, мистер Тикнесс, — с достоинством произнесла Астория. — Скоро я выхожу замуж и думать не хочу обо всех этих глупостях. Сколько вы возьмете, Биллиус? — повернулась она к Борджину.

— За такой подарочек? — усмехнулся старик. — Вещь в хозяйстве полезная. Вас ведь не деньги интересуют, не так ли, Эсти? Вы знаете, что этот человек обнаружит птичку здесь и очень скоро.

— Договоримся на десяти галеонах? — прищурилась Астория. Борджин коротко кивнул.

Остановившись перед кассой, Астория повелительно вскинула голову.

— Пересчитайте, — Миллисент безмолвно отсыпала горсть золотых монет в холщовый мешочек и была готова убрать руку, когда почувствовала, что в ладонь к ней лег кусочек многократно свернутого пергамента. Астория невозмутимо повернулась к ней спиной.

— Вы меня очень выручили, Биллиус.

— Я всегда дорожил дружбой с вашей многоуважаемой семьей, — принялся раскланиваться Борджин. — Она украсит витрину. Птица на ветру. Это даже красиво. Сейчас в моде свобода и независимость.

Эсти хмыкнула.

— Разрешите воспользоваться вашим камином? Совершенно невозможно ходить по улицам. Этот отвратительный сброд с реки уже успел добраться до городских фонтанов. Можете представить себе, нахальная девица, явно похожая на каргу, преградила мне путь на улице и осмелилась потребовать, именно потребовать денег.

— Странные речи для защитницы прав оборотней, Эсти, — насмешливо сверкнул глазами Министр. — Или карги недостаточно достойны в ваших глазах?

Эсти замерла, занеся одну ногу над зеленоватым пламенем.

— Я так и знала, что вы совершенно ничего не поймете. И если бы вы только вернулись на пару реплик назад, не призывали бы меня к милосердию к червям, — она ненадолго замялась, но все же добавила: — Свобода? Независимость? Умоляю вас, Биллиус, птица на ветру — флюгер, не более того.

Министр и Борджин еще долго спорили о запутанных умозаключениях Эсти Гринграсс. Записку от нее Миллисент прочитала лишь поздним вечером.

"Завтра в полдень буду ждать вас на обычном месте у реки. Приходите одна и сохраните эту встречу в тайне. Не верьте Борджину и моему отцу. До встречи, Э.

Миллисент не удалось сомкнуть глаз до самого рассвета.

Очень нескоро она придала значение тому, что Винсент в ту ночь так и не появился.