Любительская картография (гет)

Тедди Люпин был совершенно очаровательным ребенком. С каждой встречей он становился все милее, а встречались они довольно часто: Гермиона бывала у Андромеды к чаю не реже раза в месяц. Вероятно, очарование Тедди возрастало в геометрической прогрессии до тех пор, пока не достигло точки, где он мог добиться от кого угодно чего угодно. Впоследствии то, что ее удалось застать врасплох, Гермиона объясняла именно обезоруживающим воздействием на неё крохотного синеволосого метаморфа.

После второй порции печенья Андромеда подалась вперед и сказала:

— Драко говорит, что вы встречаетесь.

Гермиона поперхнулась чаем. Неловко откашлявшись, она в конце концов сумела произнести.

— Мы… мы это не обсуждаем. Я с ним часто виделась летом, если вы это имеете в виду.

Откуда Андромеда узнала? Что именно Драко ей наговорил? Случайно обмолвился, а об остальном Андромеда догадалась сама благодаря сплетням в «Ежедневном пророке», или целиком доверился ей как тетке? Насколько они вообще близки? Она знала, что до войны, которая унесла жизни Теда Тонкса и Нимфадоры, они не общались, но никогда не интересовалась, что сталось с потомками рода Блэков после.

Андромеда задумчиво посмотрела на Гермиону.

— Понимаю, — сказала она и отпила чай.

Они молча посидели, наблюдая, как Тедди меняет цвет волос, чтобы походить на игрушечного деревянного дракона. Потом Андромеда заговорила снова.

— Как вы вообще стали встречаться?

В обычных условиях Гермиона уклонилась бы от ответа, но в Андромеде было что-то располагавшее к откровенности. Возможно, все дело было в ощущении, что Андромеде она обязана больше, чем другим: та потеряла в войну и мужа, и дочь. Было время, когда, глядя на Андромеду, в линии носа и изгибе челюсти она видела сходство с Беллатрикс, но сейчас она в первую очередь замечала различия, а не сходство. В Андромеде было и что-то от Сириуса (когда в ее глазах появлялось хмурое, загнанное выражение), и слишком многое — от Тонкс (когда она исполняла для своего внука роль матери). Поэтому она рассказала Андромеде, так сильно напоминавшей ее покойных друзей, совершенно безумную историю, которая, тем не менее, была чистой правдой.

Как-то в начале апреля в центре Лондона она столкнулась со своей маггловской школьной подружкой Сьюзен Чжан. В начальной школе они были неразлучны, но потом родители Сьюзен переехали, а Гермиона в тот год как раз пошла в Хогвартс. Несмотря на десятилетний перерыв, они легко возобновили отношения.

Сьюзен очень настойчиво звала ее в ночные клубы, упирая на то, что ее подружка, Пенелопа Окорафор, знает Сохо вдоль и поперек, и в конце мая Гермиона сдалась. Маггловский клуб в точности соответствовал обещаниям: посетителей — как сельдей в бочке, в баре не протолкнуться, а музыка орет так, что хочется рискнуть и наложить заглушающее, чтобы сберечь уши.

Короче, то, что требуется, чтобы забыться без всякого волшебства. А ей требовалось именно забвение: хотя бы одну ночь не помнить, что другой мир вообще существует. Никаких споров о квиддиче (с таким жаром, будто от счета игры зависит, не наступит ли конец света). Никаких многозначительных взглядов Джинни, миссис Уизли и, о господи, Рона, сопровождаемых вопросом, не познакомилась ли она с кем-нибудь. Никакого полного благих намерений, но страшно раздражающего Гарри, интересующегося, не слишком ли много у нее дел. И самое главное — никакого ощущения, что она зря тратит время на никому не нужной работе, занимаясь бесконечными поисками чего-то, что вернет жизни смысл. С тех пор, как кончилась война, она чувствовала себя потерянной, словно какая-то часть ее так и осталась сражаться.

Они веселились до упаду, и в какой-то момент Сьюзен и Пенелопа решили, что, прежде чем разойтись, они должны подыскать ей спутника на ночь. Сьюзен, похоже, кого-то высмотрела, потому что посоветовала Гермионе обратить внимание на «блондина-руки-мельница». «Руки-мельницы» были повсюду, но только одна пара двигалась в ритме, которого больше никто не слышал. Под болтающимися вразнобой руками обнаружились светлые до белизны волосы. А под белой челкой — очень бледное, заостренное лицо.

Тут Гермиона осознала, что смотрит на Драко Малфоя, танцующего в ночном клубе в Сохо и выставляющего себя при этом полным идиотом. Подружки услышали бормотанье про одноклассника, с которым они никогда не ладили, и, не успела она опомниться, буквально втолкнули ее в объятья Малфоя.

Эта как бы первая с окончания школы встреча породила уйму вопиющего вранья, вызванного необходимостью изображать таких же, как и все, магглов. Не то, чтобы им хотелось вспоминать былые деньки. Будь они в обществе волшебников, хватило бы чего-то вроде: «А помнишь, как мне пришлось свидетельствовать на суде, что ты не полный мудак, чтобы тебя не засадили в Азкабан?». Она сомневалась, что они вообще были друг другу интересны. Андромеде было отлично известно, что чистокровные волшебники ходят по маггловским барам, только когда хотят ото всех спрятаться. Как ни странно, именно потому, что им нельзя было упоминать о магии, они разговорились как два обычных человека, а не как магглорожденная героиня Гермиона Грейнджер и единственный наследник состояния и земель чистокровного рода Малфоев. Короче, они поладили. И как-то так получилось, что они встречались все лето. Кроме Джинни, она не рассказывала никому: ни друзьям, ни родителям. И была практически уверена, что он поступает также. До тех пор, пока не получила приглашение на танец на официальном балу. И теперь она не знала, что и думать, тем более что уже две недели от него не было ни слуху ни духу.

Пока Гермиона исповедовалась, чай успел остыть. Андромеда взмахом палочки подогрела его, задумчиво посмотрела на Гермиону и долила в исходящие паром чашки молока.

— Знаешь, я была чуть моложе тебя, когда полностью распланировала свою жизнь, — начала Андромеда задумчиво, словно вглядываясь в далекое прошлое. — Я собиралась замуж, как и подобает чистокровной ведьме моего положения. И зашла во «Флориш и Блоттс» забрать книгу. Сейчас даже не помню, какую. Там я налетела на магглорожденного колдуна, которого немного помнила по школе. Мы тут же, прямо в магазине, разругались в пух и прах, и я в ярости ушла, совершенно забыв про книгу. — Она печально улыбнулась. — Он прислал мне ее вместе с запиской с извинениями и предложил поесть мороженого у Флореана Фортескью, чтобы загладить ссору. До сих пор не знаю, почему я согласилась — я была по горло занята приготовлениями к свадьбе, но из чувства противоречия решила пойти. Через полгода я разорвала помолвку, меня выжгли с фамильного гобелена, и я переехала к Теду.

Андромеда отпила чай.

— Кто-то скажет, что это просто нелепая случайность. Моя жизнь пошла совсем другим путем, но я ни о чем не жалею. Если бы я оставила Теда после того, как его полюбила, я бы изменила себе, что бы там за меня не планировали.

— Драконы летают, — заявил Тедди, уронив крохотного Украинского Железнобрюха, который тут же поплыл в воздухе.

— Правильно, — с улыбкой согласилась Андромеда.

Она поставила чашку и нагнулась, чтобы поднять внука с пола. С Тедди на руках, она продолжила:

— С каждым днем я тоскую по Нимфадоре все сильнее, но даже представить не могу жизнь, в которой ее бы у меня вообще не было. Я думаю, что ты — и он — уже в том возрасте, когда пора решать, чего вы действительно хотите.

Она отлевитировала искусно вырезанного Гебридского черного дракона прямо в ручку Тедди.

— Драко приходил ко мне со своими вопросами. Он — замкнутый молодой человек, не склонный делиться чувствами, но одно я знаю точно. Он очень хотел выведать все про меня и Теда и про нашу жизнь вдвоем.

— Хороший дракон, — серьезно заметил Тедди, размахивая темно-синим драконом перед лицом Гермионы. Прямо на ее глазах его волосы налились синевой.