Любительская картография (гет)

Пение птиц прозвучало как трубный глас. Раз поют птицы, значит, наступило утро. Раз наступило утро, значит, ночь подошла к концу. К сожалению, теплая тяжесть прижавшегося к ней тела означала, что о ночных похождениях этого сказать нельзя. Почему, ну почему, он тайком не улизнул из спальни, оставив ее в одиночестве? Разве не так полагается себя вести, подцепив девушку в ночном клубе? И записку можно не оставлять. Она отлично обошлась бы без нее. Точнее, безо всяких последствий — словно он был незнакомцем, с которым она провела случайную ночь.

Гермиона лежала, свернувшись клубком, на своей половине кровати. Она сглотнула и принялась разглядывать скользящие по стене солнечные лучи. К сожалению, незнакомцем он не был, вне зависимости от того, собирался ли писать записку. На самом деле она знала его много лет. Может, он до сих пор спит? Отсюда не видно. До палочки не дотянуться (брошена рядом с кучей мятой одежды у дальней стены), но кое-что ей все-таки под силу.

Гермиона вслушалась: дышит ровно и не шевелится. Во всяком случае, простыни не шуршат. Она выждала еще пару минут, чутко отслеживая любые изменения. Если он проснется, она выпрыгнет из постели, бросится в ванную и станет разбираться с последствиями по возвращении. В этом случае есть надежда, что ему хватит ума уйти прежде, чем она вернется. Но если он так и не проснется, уходить придется ей. Сбегать из собственной квартиры, оставив невразумительную записку, не слишком любезно. Но грабить ее он вроде бы не собирается? Разве что вздумает порыться в ее вещах. На этот случай у нее зачарован каждый дюйм, и она сразу определит, куда он лазил. Чары ей всегда давались лучше, чем ему (как и все прочие предметы), и она сомневалась, что за последние годы что-то сильно изменилось.

Гермиона вывернула шею, пытаясь поглядеть через плечо, но шея немедленно запротестовала, намекая, что так они не договаривались. Гермиона подавила вздох и очень медленно, очень осторожно оторвала голову от подушки. Шуршание наволочки отдалось в ее ушах ревом заводящегося мотора, но она понимала, что на самом деле просто не может поднять столько шума. После вечности, посвященной микроскопическим переменам позы, Гермиона решила, что можно снова попытаться глянуть через плечо. Она повернула голову и обнаружила, что смотрит прямо в жесткие серые глаза Драко Малфоя — глаза, в которых не было ни капли сна. От ужаса она утратила контроль над телом и рухнула обратно на подушку.

Мерлин, он что, все это время наблюдал за ней? С этой своей дурацкой ухмылочкой? Гермиона кое-как села, кутаясь в простыню, словно пытаясь защитить остатки достоинства. Не то, чтобы от простыни был какой-то толк: ночью он видел все.

Она откинула волосы со лба — хоть что-то, чтобы оттянуть время. Потом потуже натянула простыню, стараясь не обращать внимания на побелевшие костяшки пальцев. Малфой, гад ползучий, до сих пор не произнес ни слова. Вероятно, ждал, пока она опозорится. Ничего у него не выйдет! Она будет сама любезность, так что даже он не сумеет найти, в чем ее упрекнуть.

— Доброе утро, Малфой, — сказала она.

Звучит неплохо. Нормально звучит.

— Доброе утро, Грейнджер.

Какая учтивость! От себя она ничего другого и не ждала, но его поведение ее удивило. Хотя ночью он был довольно мил. Если бы речь шла не о Малфое, она бы даже сказала «нежен», но у них с Малфоем было общее прошлое, как это принято называть. И потом, она сильно сомневалась, чтобы он помнил, что наговорил ей в два часа ночи, когда они…

Гермиона резко оборвала себя. Пока она, сидя на краю кровати, куталась в плащ-палатку из простыни, Малфой, развалившись ничком, занял всю оставшуюся часть. Стоит простыне соскользнуть еще немного, и она вдоволь налюбуется его задницей. Что, строго говоря, она и так делала, рассматривая прикрытый простыней бугорок.

Гермиона подняла глаза и случайно встретилась с Малфоем взглядом. Тот явно забавлялся. Минуты накапливались медленно и мучительно, пока тишина стремительно взлетала вверх, на первое место в списке самых неловких пауз в её жизни.

Она откашлялась. Кашель прозвучал громко и на редкость неестественно. Она уже открыла рот, чтобы снабдить его полезными сведениями о том, что у нее мало времени и что в кафе ее ждет Джинни, но ее опередили.

— Мне надо идти, — сказал он.

Так-то лучше! Она действительно собиралась встретиться с Джинни — они устраивали совместный ланч каждое воскресенье, но до этого было еще три часа, а когда ведьма в совершенстве владеет аппарацией, заявление «я страшно тороплюсь» звучит довольно натянуто.

— Понятно, — ответила она.

И ей в самом деле было понятно. Гермиона, отвернувшись, ждала, пока Малфой выберется из кровати и разыщет свою одежду. Она помнила, что ночью они вроде бы бросили ее куда-то в угол. Гермиона уставилась в стену, и подумала, что следовало бы поговорить с хозяйкой о косметическом ремонте. Само собой, валик она зачарует, но не стоит давать хозяйке повод потерять сознание или увеличить квартплату. Она сосредоточенно выбирала правильный оттенок голубого, изо всех сил не думая о том, что может означать шуршание, вжиканье и бренчание за ее спиной.

— Ну, я пошел, — сказал он, предупредительно потопав по полу.

Гермиона отвернулась от стены. Похоже, вчера ночью, несмотря на опьянение, ей не почудилось: в обтягивающей маггловской одежде (а именно: джинсах и футболке) Малфой смотрелся отлично. Танцевал ужасно, но смотрелся великолепно. Не то, чтобы в будущем ей была от этого какая-то польза. Это было просто наблюдение. Констатация факта, и ничего больше.

К ее изумлению, он не бросился прямиком к двери. Вместо этого он остановился у кровати, неловко переступая с ноги на ногу. А она-то была уверена, что он уже на пороге. Это что, им предстоит еще одна беседа? Судя по всему, да.

— Спасибо. Ну, то есть… Спасибо за понимание, — сказал он.

Гермиона попыталась сообразить, на что он намекает, и очень быстро нашла нужный ответ. Ну да! Да, конечно. Немного неожиданно, но он же не думает, что она собирается этим воспользоваться? Со всяким может случиться. Она сама была в свое время в подобном положении.

— Пожалуйста. И тебе спасибо за… — Гермиона торопливо поискала подходящее слово. — За доверие.

Не совсем то, что нужно, но почти. Оба понимали, о чем речь.

— Ну, еще увидимся.

Гермиона открыла рот, чтобы сообщить, что нет никакой необходимости в вежливом притворстве и обещании встретиться, которое тут же будет забыто. Слава Мерлину, она знала правила утреннего этикета (особенно когда выбор был таким неудачным), но он не дал ей возможности произнести положенные фразы.

Внезапно он шагнул к ней и наклонился. Она, подчиняясь тому же инстинкту, который загоняет крошечные существа под колеса приближающегося автомобиля, не успела увернуться. И вообще сколько-нибудь осмысленно пошевелиться. Она почувствовала слабое прикосновение чужих губ, заставившее желудок проделать сальто-мортале. Он медленно поднял голову, и она уставилась на него. Судя по всему, вид у нее был такой же потрясенный, как у Рона, когда тот получал бладжером по затылку. Это вряд ли можно было назвать адекватной реакцией на нежный поцелуй, но в голове бурлила с трудом подавляемая паника.

Он отступил от кровати, и Гермиона заметила кое-что, от чего справляться с паникой стало еще труднее. Щеки у него слегка порозовели, и, прокладывая себе дорогу к двери, он бросил на нее выразительный взгляд, после чего переступил порог. Она услышала удаляющиеся шаги и слабый стук закрывающейся двери, но даже это не смогло вывести ее из ступора.

Уставившись на дверной проем, Гермиона боролась с ужасным подозрением, что говоря «еще увидимся», он не проявлял любезность, а был совершенно серьезен. Она не очень понимала, что он имел в виду, но, похоже, ей скоро предстояло это выяснить. Она со стуком откинула голову на спинку кровати. Почему никто не потрудился сообщить ей, что наступил конец света?

* * *

Гермиона вцепилась в чашку и постаралась придать себе беззаботный вид. После ухода Малфоя она сумела унять панику, рассудив, что тот просто вел себя… Ну, как Малфой. К моменту, когда Гермиона аппарировала на ланч с Джинни, она уже вполне успокоилась, и на смену тревоге пришел голод. Она с почти неприличной скоростью проглотила еду и теперь пила третью чашку чая. Джинни рассуждала о приближающейся встрече «Гарпий» с «Фальмутскими соколами», и Гермиона изо всех сил старалась не отвлекаться. Думать о квиддиче, не вспоминая о Малфое, было непросто: в ее голове они были неразрывно связаны.

Джинни болтала о будущей игре, сопровождая рассуждения энергичными взмахами недоеденным тостом.

— Ловец у них — та еще сволочь! Но я столько гоняла Анжелину, что думаю, шансы у нас есть. Осталось всего три дня, и надо бы…

Гермиона кивнула и сделала глоток чая. После Хогвартса ей, повинуясь инстинкту самосохранения, пришлось научиться разбираться в квиддиче. Страстной поклонницей она не стала, но Джинни жила квиддичем. Было забавно ходить на те матчи, где «Гарпии» состязались с командами, в которые входили старые друзья (например, Оливер Вуд), особенно с учетом того, что после матчей случались вечеринки.

— … наконец, вобью им в головы. Но хватит о квиддиче. У тебя как дела?

Перебросив мяч разговора, Джинни принялась жевать свой остывший тост.

Гермиона крепче сжала чашку.

— Ничего особенного.

Она всего-то проснулась в одной постели с бывшим Пожирателем Смерти, которого за ночь затрахала до полусмерти. Но тот был помилован по суду, так что, строго говоря, она ничего плохого не сделала. Трахаться с Пожирателями, бывшими или настоящими, — не преступление. Просто морально предосудительный поступок. Или нет? Раньше она об этом как-то не задумывалась.

— Ничего особенного? — лукаво уточнила Джинни, не скрывая любопытства. — Раньше ты так никогда не отвечала. Рассказывала о министерстве, официальной отчетности, намеченных исследованиях, благотворительных сборах. «Ничему» нет места в твоей жизни.

Проклятье! Джинни слишком хорошо ее знала.

— Может, как раз сейчас ничего особенного не происходит. Знаешь, такое бывает, — возразила она.

— Все это — дерьмо драконье, — хладнокровно парировала Джинни. — Когда я слышу от тебя «ничего особенного», это означает: случилось что-то очень серьезное. Надеюсь, в личной жизни?

Джинни с радостным предвкушением на лице отложила тост.

Гермиона беззвучно застонала. С тех пор, как они с Роном расстались, Джинни изводила ее советами больше развлекаться и встречаться с парнями. Не то, чтобы ей было неловко разговаривать с Джинни о личной жизни — как раз наоборот: Джинни была ее лучшей подругой, могла дать здравый совет и к тому же не имела привычки сплетничать. Скорее, ее волновало, что Джинни скажет о ее странном приключении.

Тщетно пытаясь оттянуть неизбежное, Гермиона отпила еще чаю. Джинни, замерев, ждала ее ответа: в ней, похоже, пробудился охотничий инстинкт, который делал ее такой опасной на квиддичном поле.

Гермиона сдалась и вытащила палочку. Прежде, чем заговорить, она незаметно наложила заглушающие чары. Всегда существовала опасность, что рядом окажется кто-то с хорошим слухом и желанием заработать несколько галлеонов в «Ежедневном пророке». Джинни выжидающе подалась вперед.

— Этой ночью я подцепила парня, — начала Гермиона.

Джинни чуть не завизжала от восторга и выбросила перед собой ладонь с пятью раздвинутыми пальцами.

— Наконец-то! Давай подробности!

— Нет никаких подробностей. Подцепила и подцепила. Было неплохо, но больше это не повторится.

Во всяком случае, заверила она себя, шансы близки к нулю. Даже первое свидание случилось по чистому недоразумению. А уж о втором, что бы там ни говорил или подразумевал Малфой, было смешно даже думать. Не то, чтобы он что-то подразумевал, или она считала, что есть шансы, что подразумевает, потому что это означало бы, что ей этого хотелось. А ей не хотелось. Категорически не хотелось.

Джинни разочарованно вздохнула.

— Почему не повторится? Ты же сказала, что было неплохо. Он не мог совсем опозориться. Или Гермиона Грейнджер впервые столкнулась с тем, что ее просто захотели? — поддразнила она. — Ты пошла в клуб с этими своими маггловскими подружками, так? Ты на прошлой неделе говорила, что собираешься. Так это маггл, и ты решила, что поэтому ничего не получится?

Ох, если бы на оба вопроса можно было ответить коротким «да», Гермиона была бы счастлива. К несчастью, верным был только один ответ.

— Наверняка не получится. Там на всех местах крупными буквами написано «одноразовая встреча», — туманно пояснила она.

Джинни снова вздохнула.

— Раз уж завлекла, дай посочувствовать. Ты просто обязана влипать в скандалы и изливать мне душу. Единственное свидание за год — этого мне маловато.

Гермиона улыбнулась.

— У меня со скандалами не лучшие отношения, но я стараюсь.

— Вот и старайся, — сурово посоветовала Джинни и погрозила тостом.

Выходные прошли довольно приятно (если не учитывать вечера субботы и утра воскресенья), но следующая рабочая неделя быстро превратилась в ад. Днем в четверг Гермиона совершила немыслимое: стала мечтать о выходных и о том, чтобы поскорее уйти с работы. Конечно, вина была не ее. Совсем не ее. Похоже, ее сослуживцам даже собственные задницы удавалось отыскать только по счастливой случайности. Она не могла в одиночку работать за весь отдел, когда все вокруг, помешавшись на слухах, закидывают друг друга летучими записочками о намечающемся сокращении бюджета.

Гермиона, двигаясь по министерскому коридору, сухо кивнула кучке младших авроров (познакомилась с ними, навещая Гарри и Рона). Несколько человек осторожно помахали в ответ. Видимо, почувствовали, что она на пределе. Гермиона дала себе слово впредь лучше соответствовать своей роли. Но роль «Гермиона Грейнджер» довольно быстро превратилась в полноценную работу, и временами ей хотелось вручить все, что с ней связано — репутацию, ожидания и так далее — кому-нибудь другому. В Хогвартсе ее окружали те, кто знал, любил или ненавидел ее саму. В министерстве вокруг были люди, которые видели в ней только знаменитую военную героиню Гермиону Грейнджер, наскоро слепленную из заголовков в «Ежедневном пророке» и сплетен, или стремились ей угодить, чтобы пробиться к Гарри.

Гермиона подавила вспышку раздражения и заставила себя вернуться к мыслям о работе и связанных с ней проблемах, среди которых сокращение бюджета было самой свежей. Сочиняй она летучую записочку, она бы написала: «А что, имеется бюджет, который надо сократить?» Для нее и ее идей денег никогда не было. Когда она согласилась на должность в Департаменте по регулированию и контролю магических существ, та выглядела такой многообещающей: мозговой центр, в который сходятся все нити, место, где решают назревшие проблемы и вносят в работу видение будущего. Она отклонила множество соблазнительных предложений (не говоря уже о весьма престижном приглашении в аврорат, поступившем от самого Шеклболта) потому, что хотела внести свой вклад. Гарри и Рон приносили реальную пользу как авроры, но Гермионе хотелось перестроить всю систему сверху донизу.

Сомневаться не приходилось, вклад она внесла. Вклад, который никто не замечал. Она полностью переписала давно устаревшие принципы классификации Животных, Существ и Духов, которые отражали не столько реальность, сколько предрассудки колдовского сообщества. Но для того, чтобы ее современные, основанные на эмпирических исследованиях принципы были одобрены, понадобилось почти год по всему свету собирать письма поддержки от экспертов и заниматься лоббированием. Ее предложение перевести оборотней из подотдела Животных в подотдел Существ три месяца назад тихо скончалось в одной из комиссий. Гермиона работала над возвращением его в повестку, но выяснилось, что найти сторонников расширения прав оборотней очень сложно. Дошло до того, что она не могла глядеть на маленького Тедди Люпина, не испытывая острого чувства вины. А ведь предполагалось, что посещения мальчика и его бабушки — любезной и элегантной Андромеды Тонкс — должны доставлять радость, а не вызывать угрызения совести.

Гермиона свернула за угол и чуть не налетела на какого-то идиота, вздумавшего двигаться по неправильной стороне коридора. Она подняла глаза, чтобы высказать все, что о нем думает (ну почему она такого маленького роста — и тут не повезло!), но намечающийся выговор замер на губах.

На нее, явно забавляясь, сверху вниз смотрел Драко Малфой. Он был в безупречного кроя мантии, наверняка стоившей безумных денег, поверх черного с угольным отливом костюма в маггловском стиле. Своим видом он, надо полагать, свел с ума немало ведьм, но Гермиона к их числу не относилась. Она безжалостно подавила желание поправить прическу, которая к концу рабочего дня совершенно растрепалась. Малфой видел и не такое: по утрам ее волосы выглядели так, словно она совала пальцы в электрическую розетку.

И тут она подумала о том, откуда Малфой знает, как ее волосы выглядят по утрам, и неминуемо вспомнила, как выглядел он, прикрытый только ее простыней. Если честно, то просто ослепительно. Когда он успел вырасти из своего острого подбородка и обзавестись эффектной внешностью? Тут она сообразила, что весь последующий разговор можно просчитать заранее. Но сдаваться не собиралась: стоило хотя бы попытаться. Чем дольше они стояли в коридоре, разглядывая друг друга, тем более неловким становилось молчание. На них уже начали бросать странные взгляды. Гермиона почти слышала скрежет, с которым заработала мельница слухов.

— Малфой, — сухо произнесла она.

Он приподнял бровь — жест, которому Гермиона всегда тайно завидовала и временами пыталась освоить, чтобы воздействовать на Рона и Гарри. Увы, все ее попытки кончились ничем.

— Грейнджер.

Они уставились друг на друга. Почему, ну почему ее сердце забилось чаще, а во рту пересохло? Ей же надо работать, верно? Чего ради она застряла в коридоре, пялясь на Драко Малфоя? Гермиона перешла к мгновенно выработанному новому плану действий: полное игнорирование. Она обошла Малфоя и двинулась по коридору. Он пошел за ней. Она ускорила шаг. Он тоже.

Мерлин, Моргана и Нимуэ! Если снова ускорить шаг, ей придется перейти на трусцу. Может, попробовать его отпугнуть?

— Чем могу помочь, Малфой? — бросила она через плечо, пока он следом за ней огибал очередной угол.

— У меня небольшое дело в министерстве.

— Ты имеешь в виду «было дело»? Ты, похоже, его завершил и двигался на выход, или тебе настолько нечем заняться, что ты решил меня преследовать?

Он не выразил ни малейшего намерения оставить ее в покое. Такими темпами они скоро окажутся в ее кабинете.

Она оглянулась и увидела, как он пожимает плечами. Каким-то образом жест, который в исполнении Рона и Гарри порождал желание их придушить, вызвал одновременно раздражение и восхищение безупречным кроем мантии. Следовало бы официально запретить выглядеть так стильно, так сильно действуя на нервы!

— Я включил тебя в список дел на сегодня, — ответил он.

— Чудесно, — пробормотала она.

Они подошли к ее кабинету, и она отперла дверь. Малфой оказался внутри прежде, чем она велела ему проваливать. К моменту, когда ей удалось закрыть дверь (надо бы проследить, что сталось с заявлением в Отдел обслуживания по поводу заедающего на замке заклятья), он нагло рылся в ее крохотном, с трудом втиснутом в кабинет книжном шкафу.

— Грейнджер, у тебя чары слетели.

Он ткнул в изображение родителей Гермионы — одно из немногих маггловских изображений в комнате. От толчка рамка сдвинулась с места, но он и не подумал ее поправить.

— Это маггловская фотография.

Он открыл рот и тут же закрыл, словно сообразив, что стоит промолчать. Потрясающе! Похоже, Драко Малфой завел случайное знакомство с тактом. Что же, лучше поздно, чем никогда, как любит повторять мама.

Гермиона сложила руки на груди и бросила на Малфоя выразительный взгляд. Чтобы протиснуться к собственному рабочему месту, ей пришлось бы практически прижаться к Малфою, а ей не хотелось быть так близко. Еще подумает, что…

Гермиона резко оборвала этот ход мыслей.

— Тебе что-то от меня надо, Малфой, или просто решил проинспектировать, как обставлен мой кабинет?

— Какая ты колючая, — пробормотал он себе под нос. — Я здесь, чтобы заключить сделку. — Он выжидательно посмотрел на нее, словно полагал, что она понимает, о чем речь. — Насчет прошлых выходных, — уточнил он.

— Ты поймал меня на работе и загнал в собственный кабинет, чтобы поговорить о прошлых выходных?

Должно быть, рот у нее распахнулся от изумления. Может, кто-то незаметно наложил на Малфоя Империус? Может, кто-то наложил Империус на нее, так что она назначила Малфою встречу, а потом ей стерли память? В ее календаре наверняка не было записи: «Среда, 16.30. Встреча с мерзким одноклассником, помилованным Пожирателем Смерти и случайным субботним любовником». Во всяком случае, она надеялась, что не было.

— Уверен, ты понимаешь, что такое сделка. После войны ты и тебе подобные нам это продемонстрировали в деталях. Так что, сколько ты хочешь, чтобы забыть, где и с кем ты меня видела на прошлой неделе? Если настроена высоконравственно — назови любой благотворительный фонд. Если чего-то опасаешься, можем поговорить за пределами министерства, — продолжал он, словно в его словах не было ровно ничего особенного.

— Ты что, предлагаешь, чтобы я вместе с тобой тайком улизнула с работы? Чтобы ты мог предложить мне взятку? — недоверчиво уточнила она. Речь шла о принципиальных вещах, таких, как служебная этика и его наглые заявления насчет ее нравственности, но она уцепилась за первое, что пришло на ум. Сама идея улизнуть с работы была ей доступна (она несколько раз проделывала это с Роном и Гарри), но уйти с работы вместе с Драко Малфоем… Чтобы переварить эту мысль, требовалось огневиски. Лучше три подряд.

— Я говорю о самом обычном благотворительном пожертвовании. Не понимаю, причем тут взятка, — сказал он натянутым тоном. — И, кстати, почему у тебя припадок начинается от одной мысли уйти с работы раньше времени? Ты же ненавидишь и ее, и министерство, и уже почти половина пятого.

— Я не ненавижу министерство и свою работу, — выпалила она, пока ее разум предательски шептал: «Лгунья!»

Он выразительно посмотрел на нее.

— На прошлой неделе ты говорила иначе.

Кто вообще дал ему право намекать на прошлую неделю? Прошлая неделя закончилась, навсегда исчезла из реальности. Все, что произошло в маггловском Лондоне, осталось в другом измерении. Там, где она исполняла роль Гермионы Грейнджер, Никакой-Не-Ведьмы, а он — роль Драко Малфоя, Никакого-Не-Колдуна. Они сошлись по вине подружки Гермионы по начальной школе, которая весь вечер рассуждала о том, что ей надо найти себе парня. Когда Гермионе указали на подходящую жертву, она была так потрясена, что созналась — она уже знакома с молодым человеком, выставлявшим себя на посмешище на танцполе. После чего неразборчивая подружка, легко подавив сопротивление, буквально втолкнула ее в объятия Драко Малфоя, к взаимному ужасу. Соблюдая Статут Секретности, они не имели права касаться самых взрывных тем, таких, как магия и война, и стали просто разговаривать, потом пить, целоваться и трахаться. Но теперь они вернулись в настоящий мир и в свои настоящие жизни и, уж конечно, не собирались кому-либо рассказывать о происшедшем.

Неужто Драко не получал предписания забыть о том, что случилось? Гермиона с нарастающим унынием осознала, что, похоже, предписание было направлено только по одному адресу.

— Ладно, — пробормотал он, разглядывая ее так задумчиво, словно она была сложной арифмантической проблемой. — Может, пойдем куда-нибудь: выпьем и поговорим?

— Вон отсюда!

Она ухватила Малфоя за мантию и потащила к двери. Он двинулся за ней, с тревогой глядя на ткань там, где она сжимала ее в кулаке. Её лицо раскраснелось от ярости, а вовсе не потому, что она внезапно осознала, как близко они стоят друг к другу!

— Осторожней, Грейнджер! Ты мне складки испортишь, — резко заметил он.

Она взмахом палочки распахнула дверь и вытолкнула его за порог. Удивительно, сколько места он занимал со всеми своими углами и широкими плечами, и как остро она почувствовала, что ее задела его мантия. Это же просто одежда!

— Пошлю тебе сову, — пообещал он, с развратным подмигиванием поправляя складки.

Гермиона мрачно оглядела коридор. Мерлин Величайший, ее сослуживцы («свидетели», прокричал голос в голове), открыв рот, пялились на них обоих. Она только что вытолкнула Драко Малфоя за дверь, тот поправлял сбившуюся мантию и обещал прислать сову. Перед многочисленными свидетелями. Завтра к утру все министерство будет знать, что они трахаются. Сплетня, в которой было зернышко правды, что делало ее только отвратительнее. Оставался только один выход.

Она выпрямилась во весь рост и произнесла:

— Сожалею, мистер Малфой, но Департамент по регулированию и контролю магических существ не занимается дедоксизацией. Рекомендую обратиться в ближайший книжный магазин за пособием по избавлению от домашних вредителей.

Малфой нахмурился.

— У нас в Мэноре не было ни единого докси за всю мою…

Гермиона захлопнула дверь у него перед носом.

Все утро пятницы Гермиону мучили дурные предчувствия. Когда, как обычно, к одиннадцати появился Рон (он уверял, что ее личный запас чая намного превосходит качеством казенный чай в аврорате), она приготовилась к допросу. Вместо этого он, хихикая, заявил, что, по слухам, она указала Малфою на дверь. Давно было пора с треском выставить этого придурка!

Так что, похоже, никто не заметил, как сильно разговор в коридоре напоминал прерванное свидание. Конечно, ничего такого скандального не случилось. Его мантия помялась, а ее лицо раскраснелось по вполне разумным и логичным причинам: от переживаний и ярости.

Нервы были виной тому, что в животе у нее похолодело, когда в два пополудни в окно влетел величавый филин. Она с изумлением прочла письмо. Малфой ждал ее в восемь часов в маггловском баре где-то в Сохо. Разумеется, идти она не собиралась. Филин ухнул, требуя ответа. И ей пришлось отмахиваться от него, пока он не улетел.

Остаток дня прошел среди груды ненужных бумаг и бесконечных жалоб сослуживцев. К пяти Гермионе следовало бы считать секунды до конца рабочего дня. Вместо этого она обнаружила, что возится с очередной бумагой, в пятый раз переписывая параграф номер три, пока министерство стремительно пустеет. Она не виновата, что у нее срочная работа, которую невозможно отложить. Предложения должны быть готовы к концу месяца — осталось всего три недели! К семи ей удалось довести параграф до приемлемого вида. Она упругой походкой прошла по пустым коридорам и беззаботно зачерпнула горсть каминного пороха. Уже слишком поздно, чтобы куда-то выбираться. Тем более, она все равно никуда не собиралась. Она планировала провести вечер на диване: поднос с едой, книга и Живоглот для компании.

Только вот книга со вчерашнего дня стала скучнее. В сюжете обнаружилось несколько явных пробелов, которые не давали как следует сосредоточиться. У еды был какой-то неприятный привкус. А Живоглот оказался не в духе и устроился на подоконнике, вместо того, чтобы прижаться к ней на диване. Но Гермиона была твердо намерена получать от вечера удовольствие, хотя получалось это все хуже. Пробило восемь. Она влезла в пижаму, подумав, что ей просто не хватает уюта. К девяти настроение не улучшилось.

И почему время течет так медленно? Это все книга виновата: не может увлечь, так что она все время думает, который сейчас час, и что делает Малфой в каком-то чертовом баре в Сохо. Наверно, ее дожидается. Не дождется. Она же не ответила на письмо. Гермиона глядела в книгу, не разбирая ни единого слова.

Ей кажется, или часы тикают особенно громко? Она мрачно посмотрела на циферблат. Ей что, придется считать каждую секунду между десятью и одиннадцатью? Можно подумать, ей нужно напоминать, что брошенный ею Малфой тоскует в баре. Он ей сам говорил на прошлой неделе, что не в восторге от маггловских баров. Просто там его никто не знает: в толпе магглов никому нет дела до того, кто такие Малфои.

А теперь она нарушила запрет на воспоминания о прошлой неделе. Гермиона хмуро уставилась в несчастную книгу, стараясь не обращать внимания, как чувство вины ползет от пальцев ног вверх к самому сердцу. Может, следовало четче разъяснить, что она не придет? Например, послать записку? Короткую и строго по делу? Нежелание отвечать выглядело двусмысленно.

— Ты вела себя грубо, Гермиона Джин Грейнджер, — прошептал внутренний голос. Ужасно напоминавший материнский.

Гермиона виновато поерзала по дивану. Надо бы послать записку. Но если он в маггловском Лондоне, сову ему не отправишь. А тем более — Патронуса (который у тех, кто прошел войну, ассоциировался со смертельной опасностью). И, вообще, запоздалая отмена не назначенного свидания в счет не пойдет. Оставался обычный, безо всякого волшебства, способ. А именно прийти и лично объяснить, что к чему.

Гермиона хмуро поглядела в книгу, потом мрачно — на свою пижаму. Выхода не было: чувство вины все равно не даст заснуть. Она вздохнула и отправилась подбирать наряд, в котором можно появиться в Сохо в пятницу вечером.

* * *

Когда Гермиона протолкнулась внутрь, на часах было десять. Само собой, в Сохо она аппарировала, иначе не добралась бы раньше полуночи. Посетителями были в основном студенты, так что топ, широкая юбка и туфли на низком каблуке позволили ей слиться с толпой. Малфой, скорее всего, уже ушел — все-таки она опоздала на два часа, но для очистки совести следовало проверить бар. Она оглядела толпу и тут же наткнулась взглядом на слишком знакомые светлые до белизны волосы. В желудке что-то оборвалось — он не ушел. И не думал уходить. Что означало — она ошиблась минимум в двух отношениях. Во-первых, что он догадается — она и не собиралась приходить. И, во-вторых, что любой разумный человек к этому времени уже перестал бы ждать. Хотя она никогда не считала Драко Малфоя разумным человеком.

Она пробралась к бару, протискиваясь мимо клиентов и заваленных работой официантов. В баре было полно народу, но в пятницу вечером в этом не было ничего необычного. Сиденье рядом с Малфоем пустовало. Она удивилась, что он пребывает в одиночестве, учитывая, насколько эффектно тот выглядел. Но, очутившись совсем близко, увидела выражение его лица. Он с мрачным видом водил пальцем по ободку наполовину пустого стакана. Одного этого было достаточно, чтобы отпугнуть всех, кроме самых решительных. Остальное, вероятно, довершил острый язык, с которым Гермиона была отлично знакома.

Она откашлялась.

— Тут свободно? — спросила она, положив руку на пустое сиденье. Он вскинул глаза и открыл рот, видимо, чтобы сказать какую-то гадость, но узнал ее и резко повеселел.

— Прошу прощения, что задержалась. Дела, — соврала она, опускаясь на табурет.

— Не ври, Грейнджер, тебе не идет.

Он сделал глоток, и Гермиона залюбовалась, как волна проходит по гладкому горлу. Он пил из дешевого стакана так, словно в нем было шабли. В баре, битком набитом маггловскими студентами, ему полагалось выглядеть неуместно. Что-то должно было указывать, что он с детства носил мантии и летал на метле, а не втискивался в узкие джинсы и покупал футболки с дурацкими надписями. Но, похоже, Гермиона была единственной, кто сознавал, насколько странно, что он вообще оказался в этом баре.

Он продолжал:

— Ты и не собиралась приходить, не то не опоздала бы на два часа. Так почему передумала?

Малфой выжидательно смотрел на нее, и Гермиона внезапно осознала, насколько близко они сидят. Опуская стакан, он чуть не промахнулся мимо картонной подставки. Она прищурилась. Это сколько же он успел выпить? Она решила спросить напрямую. Он криво усмехнулся, отчего она испытала странный трепет.

— Ох, Грейнджер! Откуда мне знать? Много — хотя и недостаточно, вот и все. Ты же меня кинула. Что еще оставалось делать?

Он ухватил ее за руку и поцеловал кончики пальцев, приведя в полное оцепенение. Он явно хватил лишнего. И изрядно хватил. Иначе как объяснить, что он только что наговорил? Было бессмысленно втолковывать ему, что прошлое свидание было ошибкой, а новое только ее усугубило. И тем более не имело смысла разъяснять сложную связь моральных обязательств, которая подразумевала, что ему достаточно попросить (а не подкупать), чтобы она промолчала. Пока она приходила в себя, Малфой помахал барменше.

— Огневиски! — громко крикнул он.

— Малфой, — прошипела Гермиона, — просто виски. Не огневиски.

— Какая разница? Эта леди понимает, что я имею в виду.

И леди действительно понимала — по стойке к руке Малфоя скользнул стакан.

— У меня есть эти смешные раскрашенные бумажки, которые вам, магглам, так нравятся.

Малфой вытащил пачку купюр и уронил несколько на стойку. По прикидкам Гермионы, либо Малфой выбрал самый дорогой бар, о каком ей приходилось слышать (что было маловероятно, учитывая обстановку и клиентов), либо оставлял на чай по двадцать фунтов. Скорее, последнее, учитывая, с какой скоростью барменша спрятала деньги.

Гермиона подалась вперед и взяла его за руку: надо было увести его из бара. Он удивленно посмотрел на нее. Удивление быстро сменилось удовольствием, и Гермиона обнаружила его ладонь на своей талии, пока он подтягивал ее табурет поближе. У него был до смешного довольный вид. Гермиона застыла, но не могла заставить себя отодвинуться. Вероятно, она оставалась его единственной поддержкой: ей вовсе не хотелось, чтобы он рухнул на пол. Уходить нельзя — надо убедиться, что Малфой не ввяжется в неприятности. Его теплая ладонь лежала у нее на талии, но ничего неприятного в этом не было. Она вздрогнула, когда он большим пальцем принялся поглаживать ее бедро, отчего внутри все обдало жаром.

Стакан с виски так и остался на стойке. Малфой потянулся за прядью ее волос, подался вперед и прошептал, щекоча дыханием шею:

— Мне всегда нравились твои волосы. Из-за них у тебя такой страстный вид.

Гермиона с усилием выбралась из болота совершенно неподходящих мыслей, развивавшихся в самом соблазнительном направлении. Так вот в чем дело! Он не просто пьян — он упился до зеленого змия. В таком виде его ни в коем случае нельзя оставлять с магглами.

— Идем домой, Малфой, — заявила она. Повинуясь давлению ее руки, он покорно слез с табурета на пол.

Гермиона потянула Малфоя за собой. Тут вмешалась барменша:

— Знаешь, он не переставая рассуждал о войне.

— Что? — переспросила Гермиона, чувствуя, как по спине пробежала дрожь. О войне? Среди магглов? Ей вовсе не хотелось тратить свободное время на вызов дежурных авроров.

Барменша фыркнула.

— Ну да! Обычно они бывают на пару десятков лет старше. Я не могла понять, о какой войне вообще речь, пока он не принялся толковать, что о второй.

Она помахала пальцем.

— Это все из-за экзаменов, можешь мне поверить. От них у студентов вечно крыша едет.

Гермиону затопило чувство огромного облегчения. Барменша вообразила, что Малфой говорил о Второй мировой. Даже в пьяном виде у него сохранились остатки инстинкта самосохранения, заставлявшие употреблять настолько обтекаемые выражения, что барменша решила — речь о маггловской войне шестидесятилетней давности.

Тем временем барменша продолжала.

— Забери его домой и втолкуй, что чем переживать по поводу древней истории, лучше обратить внимание на то, что происходит сейчас.

Она многозначительно посмотрела на руку Малфоя на талии Гермионы (другой тот перебирал ее волосы). Гермиона слабо улыбнулась и потащила Малфоя к двери.

— Я знал, что ты придешь, — прошептал тот, выпрямившись в пародии на трезвую походку, — потому что я неотразим, и ты это знаешь.

Гермиона не удостоила его ответом.

* * *

Спотыкаясь, они выбрались в проулок за углом бара. С каждой минутой Малфой виснул на ней все сильнее. Гермионе срочно требовалось место, куда можно было бы его сгрузить. Она сморщила нос. И чтобы там не воняло прокисшим пивом и мочой.

— Трахаться в проулке? Не знал, что тебе такое нравится, Грейндж’р — пробурчал Малфой ей в плечо.

Гермиона внесла «не теряющий надежды» и «ничего не соображающий» в список выражений, описывающих текущее состояние Малфоя. Так что теперь в этот список входили «не теряющий надежды», «ничего не соображающий» и «пьяный». Аппарировать Малфой не мог — его бы наверняка расщепило. Да он бы палочку в руках не удержал! Так что придется аппарировать с ним вместе, уповая, что сразу же удастся сунуть головой в подсоединенный к сети камин. Она крепче обхватила Малфоя и приготовилась к тяжкому испытанию.

Они с размаху приземлились в ее квартире. У Малфоя начисто отсутствовали контроль и координация, так что он зацепился за чайник и упал, потянув ее за собой.

Застонав, Гермиона неуверенно поднялась на ноги. Малфой любезно — хотя и ненамеренно — выступил в виде прокладки между ней и твердым полом. Она планировала отправить его домой камином, но усомнилась, что сейчас он способен даже на это.

— Грейндж’р, тебе только п-пр’сить. Я тебя с р’достью втрахаю в пол, — пробормотал единственный наследник рода Малфоев, продолжая возлежать лицом вниз на полу гостиной.

Похоже, камин исключается. Неизвестно, где может оказаться Малфой. Так что выбор у Гермионы был невелик. Ни при каких условиях она не собиралась отправлять в Малфой-мэнор сову с просьбой забрать блудного сына (словно случайно позабытый свитер). Она тут же вообразила подобное послание:

«Ваш сын и наследник у меня. Если хотите вернуть его в целости и сохранности, освободите домовиков, добейтесь запрета Реестра оборотней и обеспечьте международное соглашение по расширению прав магических существ».

Гермиона фыркнула. Идея была недурна, но закончилось бы все штурмом ее двери отрядом магического спецназа. Раз министерство до сих пор не объявило всеобщий розыск, значит, Нарцисса Малфой не догадывается, что ее драгоценный сыночек общается с магглами. И с одной магглорожденной ведьмой. Похоже, Малфой использовал сложную систему лжи и умолчаний и был намерен продолжать так и далее. Гермиона отложила эту гипотезу на будущее. Пригодится, когда потребуется задавать вопросы.

Придется пожертвовать диваном. Взмахом палочки она отлевитировала Малфоя с пола на подушки, медленно вращая в воздухе, чтобы его не стошнило. Приземлившись на диване, тот слегка очухался. Он медленно сел и потер глаза.

— Грейнджер, я, похоже, напился, — выпалил он.

Подумать только! Всего час с последнего стакана виски, и уже догадался, что произошло!

— Протрезви меня, — он слабо помахал ладонью вокруг головы.

Чары протрезвления славились сложностью. Кроме того, они с пятидесятипроцентной вероятностью гарантировали мучительную головную боль. Обычные средства, такие как еда, вода и сон, были однозначно предпочтительнее, и ей не хотелось возиться с ноющим Малфоем. Может, тот пришел в себя достаточно, чтобы влезть в камин?

— Нет. Отправляйся домой и разбирайся сам. Камин прямо перед тобой, — она раздраженно ткнула пальцем, — так что хватай летучий порох и двигай с моего дивана.

Он с изумлением посмотрел на нее и медленно потряс головой.

— Не-а. План был совсем другим. — Он икнул. — Ты не возьмешься, тогда я сам.

Он вытащил палочку из заднего кармана и направил в голову.

— Экспеллиармус! — выкрикнула она.

Он с удивлением проследил глазами за своей палочкой, которая вылетела из пальцев и покатилась по полу.

— Грейнджер, так нельзя-а-а… Если у нас дуэль, ты должна пр’дупредить за день. И секунданта у меня нет, — заявил он, обвисая на диване.

— Драко Малфой, ты что, решил голову себе снести? — поинтересовалась Гермиона сквозь сжатые зубы.

Колдовать в пьяном виде (и особенно накладывать заклятья на людей) было очень опасно.

Он растянулся на софе, напоминая самого Диониса и не выражая ни малейшего намерения двинуться к камину. Гермиона была уверена, что на лице его каменного двойника в Британском музее она видела ту же смесь беспутства и дерзкого очарования. С этим образом в голове Гермиона быстро бросила взгляд на часы (стрелки которых приближались к абсолютно ужасающей цифре) и наложила чары.

Малфой сморгнул и схватился за виски. Похоже, головную боль он таки заработал. Гермиона не чувствовала ни малейших угрызений совести. К ее изумлению, он тут же опустил руки и, улыбаясь, поднялся на ноги. Никто не может так улыбаться с раскалывающейся после заклятья трезвости головой, так что…

— Похоже, удача ко мне благосклонна, — сказал он.

Гермиона осознала, что он стоит совсем близко (слишком близко, чтобы она чувствовала себя уверенно) и подалась назад.

— Ладно тебе, Грейнджер, — укорил он. — Столько сил потратила, чтобы заманить меня к себе, а теперь поджала хвост и убегаешь!

Он протянул руку и провел пальцами по ее предплечью. Гермиона вздрогнула, когда живот свело от желания. К черту Малфоя! К черту за ослепительную внешность, к черту за манеру сводить с ума и к черту за то, что заставляет себя желать!

Он придвинулся и пустил в ход обе руки, водя вверх и вниз по ее предплечьям.

— Если хочешь, я уйду. Только скажи, и полезу в камин.

Гермиона ощутила на лице его горячее дыхание. Она еле заметно качнулась в его сторону. Он склонил голову и поцеловал ее. Гермиона закрыла глаза и отдалась чувствам. Через несколько сводящих с ума секунд она отодвинулась и посмотрела на него. Она не знала, что хотела увидеть, но на мгновение ей почудилось, что на его лице промелькнула обида. Он опустил руки и отступил назад.

— Оставайся, — выдохнула она и подалась вперед, чтобы притянуть его к себе.

Следующие полтора дня Гермиона провела, одновременно утопая в чувстве вины и ощущая себя кошкой, которая разом проглотила канарейку, слизала сливки и утолила любопытство. Отчего вина становилась только острее. А она-то была убеждена, что такое больше не повторится! Куда подевались все ее благие намерения и здравый смысл? Гермиона Грейнджер не спит с Драко Малфоем. Она не спит с ним раз, она не спит с ним два, и тем более не спорит с собой, прикидывая, не переспать ли в третий раз.

Гермиона мрачно помешала кофе. Обычно она такой крепкий не пила, но на этой неделе у нее было чувство, что ей требуется дополнительная встряска. Может, тогда к ней вернется здравомыслие. Она добавила сливок и сахара и оглядела жизнерадостную маленькую веранду. В целях безопасности, учитывая обстоятельства, она выбрала кафе, расположенное глубоко в маггловском Лондоне. Если она не обсудит с кем-нибудь то, что происходит, она сойдет с ума. Ей был нужен совет постороннего или хотя бы намек, с которым можно работать дальше. Гермиона отлично хранила тайны, что вовсе не означало — ей нравилось хранить тайны от друзей. Гарри и Рон исключались, а вот Джинни… Джинни могла понять.

Джинни появилась у входа. Гермиона помахала ей рукой. Та с явным облегчением на лице помахала в ответ, и вскоре устроилась напротив с собственной чашкой кофе.

— Извини, что задержалась, — начала она. — Немного заблудилась в подземке. С чего мы поменяли место?

Она с интересом оглядела обстановку в американском стиле.

Гермиона смяла пустой пакетик из-под сахара. Она уже проверила округу на предмет присутствия колдунов и ведьм, и все было чисто. Она забралась так глубоко в маггловский Лондон, чтобы наверняка избавиться от лишних ушей и любопытных носов. Стоило покинуть Косой переулок, как число репортеров «Пророка» снижалось на три четверти, а уж нырять в самую гущу маггловского Лондона отваживались только магглорожденные, полукровки, выросшие у магглов, и те, у кого имелись магглорожденные близкие друзья. Учитывая крохотную долю волшебников в населении, шансы наткнуться на кого-то, способного ее опознать, были близки к нулю. Маггловский Лондон обеспечивал защиту гораздо надежней, чем любое заглушающее заклятье.

— Я собираюсь кое в чем сознаться, и для этого требуется уединение, — ответила Гермиона, готовясь к неизбежной катастрофе.

— Сознаться? Надеюсь, ты сумела что-то учудить? — с еле скрываемой радостью поинтересовалась Джинни и отпила глоток кофе.

Гермиона сглотнула.

— Я спала с Драко Малфоем. Дважды.

* * *

Учитывая обстоятельства, завтрак прошел неплохо, особенно после того, как Джинни принесли новый кофе, а Гермиона по возможности незаметно счистила брызги с блузки. Стол тоже пришлось протереть, но, к счастью, официантка оказалась расторопной и не пожалела салфеток.

Большую часть времени Гермиона объясняла, как случилось то, что случилось. Когда дело дошло до малоприятного посмертного вскрытия, они с Джинни давно покинули кафе и брели по Сент-Джеймскому парку.

Вид у Джинни был ошарашенный.

— Если я правильно тебя поняла, ты встретила Драко Малфоя в маггловском ночном клубе, куда тебя затащили твои маггловские подружки…

Гермиона кивнула.

— И оказалось, что танцует он отвратительно. Поэтому ты пригласила его к себе и вы трахнулись…

Гермиона снова кивнула, на этот раз виновато.

— Причем дважды. В двух отдельных случаях.

— В общем, так оно и было.

Джинни испустила громкий вздох.

— Ладно, пока я пытаюсь во всем этом разобраться, давай поболтаем о чем-нибудь приятном. — Она бросила на Гермиону лукавый взгляд. — И как он тебе?

— Кто?

— Как тебе Малфой? В постели? — медленно повторила Джинни. — Давай, колись! Нельзя потрахаться, а потом просто молчать. Раньше я не спрашивала, потому что Рон — мой брат и о таком думать противно, но теперь-то ты можешь рассказать.

Гермионе совсем не хотелось устраивать подробный разбор постельных умений Малфоя. Сама мысль была ей неприятна.

— Все было нормально.

— «Нормально» ты не отделаешься! В Хогвартсе ходили слухи, что он либо бережет себя для первой брачной ночи, а не то сработает фамильное проклятье и он начисто лишится яиц, либо — настоящий жеребец. Раз ты за него не вышла, верно второе?

Гермиона вздохнула и ущипнула себя за бровь. Джинни не успокоится, пока не выведает правду, но это был чужой, и к тому же глубоко личный, секрет.

— Джинни, ты можешь пообещать никому не рассказывать о том, что я тебе скажу про Малфоя в постели, и вообще о том, что произошло той ночью?

— «Малфой в постели», — вздохнула Джинни. — Никогда бы не поверила, что услышу такое от тебя. Но обещаю, — с жаром сказала она. — Давай, колись!

— Обещаешь? — серьезно переспросила Гермиона. Хотя второй участницей и была она сама, разговор о том, что произошло, почему-то все равно отдавал сплетней.

Джинни внимательно посмотрела на подругу и произнесла, тщательно подбирая слова:

— Я спросила больше для развлечения и потому, что мне действительно интересно. Обещаю, что никому не скажу. Раз ты не хочешь, чтобы рассказ о ваших с Малфоем похождениях был у всех на слуху, можешь быть уверена, что от меня никто ничего не узнает.

Гермиона втянула побольше воздуха.

— Оба хогвартских слуха ни на чем не основаны...

Вид у Джинни стал разочарованный.

— ... потому что Малфой не женат, и есть только одна женщина, способная оценить его «умения» в этой специфической области.

Джинни с непонимающим видом обдумывала ее слова. У нее отпала челюсть.

— Почему ты мне раньше об этом не сказала?

— Не думала, что это важно?

— Не важно… — Джинни замерла на полуслове. — Ты совратила наследника Малфоев. — Она ухмыльнулась. — Теперь тебе придется выйти за него замуж!

Гермиона неуверенно рассмеялась. Она была рада, что Джинни так легко все восприняла и не стала говорить никаких гадостей про Малфоя.

— Уверена, что уже многие годы ничего подобного делать не обязательно. Если не века, — саркастически добавила она.

— Просто тебе неизвестна очень старая, очень тайная чистокровная традиция. Которая известна мне, — Джинни придвинулась ближе и продолжила драматическим шепотом, — потому что я выросла в чистокровной семье, хотя папа и не любит об этом распространяться…

Гермиона нежно улыбнулась. Только Артур Уизли был способен так пренебрегать чистокровным статусом. Собственная чистокровность его, похоже, немного смущала, и он был ужасно разочарован, когда они с Роном год назад мирно разошлись. Вполне вероятно, что он сделал сыну суровый выговор за то, что тот упустил подходящую магглорожденную ведьму.

— … так что браки по принуждению — не такая уж редкость. В основном из-за легкомыслия, проявленного до брачной ночи.

Джинни повела бровями и усмехнулась с явным намеком.

Гермиона в упор посмотрела на подругу.

— Джинни, не старайся — все равно не убедишь меня, что Малфои, пока мы говорим, перебирают фамильные драгоценности и составляют брачный контракт.

Джинни небрежно пожала плечами, но ее усмешка осталась все такой же широкой. И вообще, к смятению Гермионы, она стала на редкость походить на Джорджа, задумавшего очередную выходку.

— Знаю, знаю, но очень уж мысль хороша, — Джинни с мечтательным видом оглядела парк и прохожих. — Свадьба Малфоя и Грейнджер. Скандал века. На вас обоих наложен Империус, чтобы затащить в церковь, Рон уже в Азкабане по обвинению в покушении на убийство, а мы с Гарри оседлали метлы, чтобы обойти нанятых Малфоями охранников и похитить тебя прямо у алтаря.

Джинни с лукавой улыбкой посмотрела на Гермиону.

— Что мы и сделаем, не сомневайся. У нас отличные метлы.

— Приму к сведению на случай, если мне действительно будет грозить брак с Драко Малфоем, — ответила Гермиона. — Свадьба Малфоя и Грейнджер! — Она потрясла головой. — Кстати, если уж речь зашла о моем гипотетическом браке, это будет свадьба Грейнджер и Малфоя. Я не позволю, чтобы его имя стояло первым. Мы используем алфавитный порядок.

— Практично и справедливо. За достопочтенную Гермиону Грейнджер, совратительницу чистокровных и погубительницу наследника Малфоев, — подхватила Джинни с мнимой торжественностью, продолжая улыбаться уголками рта. — И да займет она подобающее ей бесславное место в летописи рода!

По мнению Гермионы, что бы ни произошло между нею и Малфоем (и чего никогда больше не произойдет), последнего она уже добилась.

Все благие намерения Гермионы пошли прахом. В последующие недели два раза превратились в три, три — в четыре, а четыре только что стали пятью.

Гермиона лежала в постели и смотрела в потолок. Рядом спал Малфой. Как такое могло получиться? Предполагалось, что ее жизнь должна состоять из спасения домовиков, коренной перестройки работы министерства, разрешения внезапных кризисов и вытаскивания Рона и Гарри из неприятностей, в которые те регулярно попадали: будь то домашние задания, злые волшебники или случайные увлечения. Нигде в этом списке не значилось пункта: «тайная связь с Драко Малфоем». Она была слишком занята для тайной связи. Как она вообще сумела втиснуть Малфоя в свое расписание?

Хотя теперь Джинни взяла Гарри на себя, Рон с наслаждением гонял по квиддичному полю, а последние серьезные неприятности со злыми волшебниками имели место года два назад. Что касается домашних заданий, то Гарри с Роном, если им было интересно, отлично справлялись сами, а аврорская подготовка их явно увлекала. Если же говорить о министерстве…

Гермиона почувствовала, как сводит мышцы от одной мысли. Сегодня прозвучал похоронный звон (в виде поступившего из соседнего отдела отзыва на дешевом пергаменте) по ее попыткам отменить Реестр оборотней. Она попеременно впадала то в ярость, то в глубокую депрессию из-за того, что так подвела Ремуса, Тонкс и малютку Тедди Люпина. Ей хотелось врезать по физиономии гнусного флоббер-червя, занимавшего должность главы ее департамента. Тот заявил, что целиком на ее стороне, после чего принялся рассылать ее предложения по другим департаментам с извиняющейся записочкой насчет того, что «мягкое женское сердце и идеализм Гермионы Грейнджер заставляют ее не обращать внимания на соображения безопасности и сложившую и оправдавшую себя практику обращения с оборотнями».

Все до единой перемены, требующие межведомственной координации, блокировались либо главой ее департамента, либо главами других. Все до единой! Ей не удалось снять с оборотней ограничения в правах, и включение в Реестр оставалось обязательным. Служба поддержки оборотней превратилась в министерскую шутку, особенно с учетом того, что состояла она из Гермионы Грейнджер. Которая также представляла свой департамент в Службе введения магглов в заблуждение. Теоретически это был престижный пост, предполагающий работу с премьер-министром. Но, учитывая отношение волшебников к магглам и шепотки за спиной «рыбак рыбака…», за этим скрывалась откровенная попытка избавиться от магглорожденной ведьмы, засунув ее на совершенно бесперспективную должность.

Такими темпами она в конце концов превратится в одного из тех совершенно незаменимых сотрудников, которые вечно завалены работой и так нужны на своем месте, что им ни при каких условиях не предлагают повышения, особенно если оно означает рост жалованья и возможность оставить позади бессмысленную возню с бумагами.

В этом и состоял подвох: ее изводили канцелярской работой. Ей удавалось держаться, непрерывно поглощая Бодроперцовое зелье и зачаровав перья так, что они заполняли любую форму сразу в трех экземплярах, но она не могла противостоять целому министерству.

Кончится тем, что придется просить Шеклболта заменить табличку «Департамент по регулированию и контролю магических существ» на что-то вроде «Место, где Гермиона Грейнджер делает всю работу, которую никто не ценит, но в один прекрасный день я вам всем задам». Как-то так.

Вся система была настроена против «нелюдей», и с недавних пор до нее стали доходить толки о магглорожденных, не желающих знать свое место. У неё были все шансы к тридцати стать главой самого маленького подотдела (скорее всего, состоящего из нее одной), что и будет вершиной ее карьерных успехов. Это был бюрократический тупик, и Гермиона не знала, как правильно действовать в таких условиях. Требуется отчаянная храбрость? Сколько угодно! Смелые решения необычных исследовательских проблем? Дайте только засучить рукава! Вязкая смесь старых инструкций, древних предрассудков, ложных обещаний, которые ведут в никуда и не дают пошевелиться? Гермиона понятия не имела, что делать, и это безумно ее расстраивало.

Она вздохнула и поглядела на спящего рядом мужчину. Может, этим и объясняется загадка ее отношений с Малфоем. Тут, по крайней мере, было понятно, как себя вести и что делать с руками, языком и поцелуями, которые прожигали ее до костей. Хотя как это объясняло, зачем она загнала его в давно заброшенную темную кладовку, где они потратили четверть часа, чтобы как следует выяснить, какой именно вес могут выдержать старые полки? Или затащила в Бодлианскую библиотеку [1], где они целый час трахались на груде книг? Кроме того, она завела привычку гулять с Малфоем по Лондону, причем использовала дезиллюминационные чары гораздо чаще, чем во время войны. И ей пришлось уже трижды приобретать новый проездной. Она даже уговорила Малфоя купить себе такой же — уступка, от масштаба которой она пребывала в изумлении недели спустя.

Если уж говорить о Малфое, он снова был в ее постели, и ее это вполне устраивало. Если честно, она вовсе не чувствовала вины. Ладно, она чувствовала вину из-за того, что не чувствует вины. Все-таки кое-что. Она повернулась на бок, чтобы обозреть новейшую загадку своей жизни.

Может, Драко Малфоев на самом деле два? Один — наглый придурок, которого она временами встречала в министерстве и который выглядел так, будто ему в нос непрестанно лез какой-то мерзкий запах. Другого Малфоя знала только она. Его воспитала любящая семья, члены которой вовсе не имели обыкновения для развлечения пытать магглов. Этот Малфой очаровательно улыбался, прежде чем втрахать ее в изголовье кровати. Кстати, следовало бы обновить на этом самом изголовье амортизирующие чары [2].

Она подалась вперед, чтобы проверить свою гипотезу. Увы, у Втрахай-Меня-в-Изголовье Малфоя имелась Темная метка. А Метки во время прошедшей войны не раздавали, как конфеты детям. Не то, чтобы она рассчитывала, что гипотеза сработает. Та просто стала следствием разрушительного сплава бессонницы и ползучей паранойи.

Если честно, она больше не знала, что между ними происходит. Его так трудно было понять! Может, просто спросить? Всего-то час ночи, он, наверное, еще не заснул. Гермиона села и нагнулась вперед.

— Малфой, — прошептала она. Он не ответил. — Малфой, — прошептала она громче и ткнула его под ребра. Раз ей не спится, он с чего разоспался? Он что-то невнятно промычал.

— Малфой! — прошипела она.

Он приоткрыл один глаз и посмотрел на нее.

— Малфой, — шепотом спросила она, — как ты думаешь, что мы делаем?

— Шшо я дум’ мы шшо? — пробормотал он в подушку.

— Как ты думаешь, что мы делаем? Понимаешь? Мы. Ты. Я. — Гермиона взмахом руки обвела их самих, кровать и комнату. — Здесь. Делаем.

— С’плю, — сказал он несколько разборчивее. — С’плю с тобой.

Гермиона изумленно ойкнула, когда он выбросил руку, обхватил ее за талию и подтащил к себе. Она обнаружила, что прижата к нему.

— Давай спать, Грейнджер, — пробормотал Малфой ей в волосы и последовал собственному совету.

Обычно Гермиона внимала совету, только если советчик мог сослаться как минимум на пять своих публикаций в солидных журналах. Поэтому, пока Малфой ровно дышал рядом, она следила, как стрелка на часах приближается к двум.

Примечания:

1. Бодлианская библиотека — библиотека Оксфордского университета. Существует c XIV века, считается старейшей в Европе (кроме Ватиканской). Названа в честь сэра Томаса Бодли, который подарил любимому университету свою коллекцию книг (1602 год) и завещал состояние (1613 год) на строительство нового здания. По традиции, книги на дом не выдаются. Никому — в 1645 году отказали Карлу II, чем гордятся до сих пор. Отопление завели в 1845 году, искусственное освещение — в 1929, так что суровое обращение с читателями — тоже традиция. Библиотека славится отделом рукописей и отделом восточных книг (первые в Европе книги на китайском появились именно здесь). Русским отделом тоже славится. Предназначена не только для студентов, но и для ученых со всего мира. В общем, для Гермионы — филиал Рая.

2. Амортизирующие чары («Cushioning Charm») — изобретены в 1820 году Эллиотом Сметвиком, чтобы удобнее было сидеть на метлах (см. «Квиддич сквозь века», гл. 9). Но сообразительная ведьма всегда сможет найти им и другое применение. При взломе сейфа в Гринготтсе, например (см. «Дары смерти», гл. 26).

Они почти прикончили самосы и потрясающую корзину для пикника (спасибо Кричеру!), которую Джинни прихватила в Сент-Джеймский парк, когда Гермиона созналась. Чувство вины из-за того, что она не чувствует вины, наконец взяло верх.

— Это случилось снова. И под «снова» я имею в виду «много раз».

— Снова? — Джинни на мгновение задумалась, но потом ее осенило. — Гермиона! — Она приподняла бровь. — Ты что, хочешь сказать, что случайно превратила Малфоя в сексуального раба?

На лице Гермионы быстро сменились как минимум три оттенка красного.

— Джинни! Я тут ни при чем! Просто он… просто он приходит и зовет меня куда-нибудь, и мы разговариваем, а потом это случается.

Гермиона не сочла нужным упоминать, сколько раз звала сама, в какие именно места, и как подталкивала к тому, чтобы это случилось.

— Вижу, насчет сексуального раба у тебя возражений нет, — заметила Джинни.

Гермиона застонала.

— Он, как птенец, тут же привязался к первому, кого увидел, — продолжала Джинни. — Прелесть какая!

Гермиона спрятала лицо в ладонях.

— Строго говоря, к первой, которую трахнул, — пробормотала она.

— Так ты хочешь, чтобы он перестал?

Гермиона открыла рот, чтобы ответить. И не сказала ни слова.

— Да уж! Ты с Малфоем, — присвистнула Джинни. — В жизни бы не подумала.

— Нет никаких «меня с Малфоем». Все случилось только пя… только несколько раз, а это не считается отношениями. Нет никаких оснований связывать наши имена.

Джинни задумчиво посмотрела на нее.

— Это начало отношений.

Гермиона вздохнула и оглядела парк. День был прекрасный, и на траве расположились дружеские компании. Рядом двое мужчин, о чем-то весело переговариваясь, кормили хлебом уток в пруду. Никто не обращал на нее с Джинни ни малейшего внимания. Они посидели молча.

— На самом деле я не понимаю, что происходит, — сказала Гермиона, ковыряясь во фруктовом салате, пока Джинни крошила тост.

Наконец та заговорила:

— Думаю, главное — не что ты об этом думаешь, а что чувствуешь.

Гермиона фыркнула.

— Происходит то, чего не должно происходить. И закончится все катастрофой. — Она начала перечислять пункты. — Я — магглорожденная, он — Малфой. Я работаю в министерстве, он, насколько мне известно, предается полному безделью. Я, как ни крути, считаюсь героиней войны, а он был помилован министерством только из-за возраста и показаний Гарри. — Она нервно провела рукой по волосам. — Обычно, когда твоих друзей спрашивают, что они думают о твоем парне, это не означает, что им предстоит выступить свидетелями на суде по обвинению в убийствах, пытках, похищениях, угрозах несовершеннолетним, незаконном проникновении в чужое помещение, участии в заговоре, использовании Непростительных заклятий и государственной измене.

Джинни широко открыла глаза.

— И ты все это помнишь? То есть, я тоже была на процессе Малфоев, но чтобы перечислить все обвинения…

— На самом деле я подсократила список, — сказала Гермиона. — Теперь понимаешь?

Джинни глубоко вздохнула и посмотрела на Гермиону в упор.

— Послушай, Гермиона, я не собираюсь защищать Малфоев — ни одного из этой семейки. В школе он вел себя безобразно, он — самодовольный надутый вырожденец, который считает, что лучшие друзья — это галлеоны, и в войну он много чего натворил.

Гермиона сморгнула. Джинни попала в самую точку.

— С другой стороны, его помиловали по вполне основательным причинам. Ты это отлично знаешь, сама защищала его вместе с Гарри, когда Рон заявил, что вам не следует лезть в это дело. Ты — последняя, кого можно обвинить в том, что она не понимает, с кем связалась, но ты ни разу так и не сказала, что презираешь его или не хочешь с ним встречаться.

— Я…

— Давай, Гермиона. Подумай не о том, чего ты должна хотеть, а о том, чего действительно хочешь. Нельзя всю жизнь изображать из себя героическую Гермиону Грейнджер. Никто не может каждую минуту существовать на сцене. Прояви хоть немного эгоизма. Просто попробуй! — Джинни умоляюще посмотрела на нее. — Я это тебе говорю как друг. Как ты мне на пятом курсе посоветовала перестать думать о том, как угодить Гарри и стать самой собой. — Она перевела дыхание. — Ну, а теперь я тебе советую перестать думать о том, что подумают другие, и о том, как ты должна себя вести, и сделать то, что хочется.

Гермиона задумчиво нахмурилась. Что хочется? Она действительно этого хочет? Летнего романа с Малфоем?

Джинни вздохнула.

— Ладно, вытаскиваю самый убойный довод. Размером с дракона. Самый важный из всех.

Гермиона с интересом поглядела на Джинни — что она считает решающим аргументом?

Вид у той был суровый, но в глазах явно поблескивала искорка.

— Я собираюсь нарушить Великую семейную клятву самых юных Уизли.

— В жизни о ней не слыхала.

— Фред с Джорджем заставили нас с Роном поклясться еще в Хогвартсе. Пытались заставить принести Непреложный обет, но я заявила, что нашлю сглаз, если они не поверят честному слову Уизли. И поклялась, что ни за что и никогда не скажу о любом Малфое ничего хорошего. Но в данном случае это не комплимент, а констатация факта. — Джинни задумчиво постучала пальцем по подбородку. — Так что не вздумай повторить это при моих братьях или Гарри, но Драко Малфой — самое то, чтобы потрахаться.

— Джинни!

Джинни рассмеялась.

— Я же не сказала: «чтобы выйти замуж». Но что за беда, если ты с ним тайком потрахаешься? — Она усмехнулась. — Война окончена, у тебя никого нет, а он и собой хорош, и сам рвется. И я целую вечность не видела, чтобы ты так серьезно задумывалась о парне, — Джинни потрепала Гермиону по плечу. — Но никакой свадьбы. Серьезно! Мне воображение отказывает, как представлю Драко Малфоя на семейном обеде в Норе.

Джинни высунула язык и состроила рожицу.

Гермиона ответила тем же. Ей от одной мысли сделалось дурно. Гарри будет бродить за Малфоем по пятам из комнаты в комнату и не сводить с него глаз за столом, а с Роном к моменту подачи жаркого случится удар. Большую часть вечера Малфой проведет в обличье хорька (спасибо Джорджу). Билл, Флер и Чарли будут по очереди отводить ее в сторону, чтобы осторожно поинтересоваться, не нужно ли для ее же безопасности тайком вывезти ее из страны. Миссис Уизли будет то запихивать в Малфоя смертельно опасную пищу с избыточным содержанием холестерина, то подвергать допросу на предмет серьезности его намерений. Мистеру Уизли придется потратиться на ремонт столовой, потому что к концу вечера кто-нибудь обязательно ее подпалит. Скорее всего, Джинни, которая позже признается, что хотела отвлечь остальных, чтобы Гермиона успела сбежать.

— И потом, это ничем вам обоим не грозит. Если есть на свете волшебник с мохнатым сердцем [1], то это Малфой. А что касается тебя, то ты… — Джинни неопределенно повела рукой. — Это ты. Малфой совсем не в твоем вкусе.

Что верно, то верно. Молодой человек в ее вкусе имел доброе сердце, благие намерения, был верен и правдив и ладил с ее друзьями. Но с Малфоем можно славно провести время, пока не кончится лето. Или пока не надоест. Он-то точно не думал о серьезных отношениях. Скорее всего, просто развлекался, пока отец не объявит, что пришла пора жениться. Они повеселятся вдвоем, и никому от этого не будет хуже. Ведь верно же?

Примечание:

1. См. «Сказки барда Бидля», «Мохнатое сердце чародея»

Было около полудня, и они нежились на ее кровати. Она лениво скользила пальцами по его спине. Было что-то гипнотическое в том, чтобы обводить каждый мускул. Малфой не имел ничего против: он практически растекался по матрасу от удовольствия. Если так пойдет дальше, неизвестно, удастся ли вообще выманить его из ее постели. Во всяком случае, пока солнечные лучи и ее руки продолжают свое дело. А останавливаться Гермионе не хотелось.

Она провела пальцем вдоль позвоночника и ощутила, как по его телу прошла дрожь. Он повернул голову, посмотрел на нее, и Гермиона поняла, что он пытается угадать ее намерения. Она напрашивалась на разговор, хотя попозже была готова рассмотреть и другие предложения. Но сейчас ей хотелось проверить одну гипотезу.

— Джинни завтра не сможет. Хочешь, пойдем куда-нибудь? — заметила она самым небрежным тоном.

— Давай. Уже решила, куда?

Он закрыл глаза и слегка изогнулся под ее рукой. Она нарисовала на его спине несколько древних рун, скрытый смысл которых был ясен только ей самой.

— Может, в какой-нибудь колдовской район? Я еще не видела магический Париж, а ты, вроде бы, пару раз там бывал.

Она ждала ответа, зная почти наверняка, что именно услышит. Она уже определила его обычный образ действий. Он готов был отправиться с ней в любое маггловское место, несмотря на то, что слишком слабо разбирался в маггловских порядках, чтобы получать удовольствие от таких прогулок. Он даже пытался неуклюже общаться, а не молча совершать покупки или сливаться с толпой. Она сомневалась, чтобы общество магглов было ему приятно: он ведь не Артур Уизли, чтобы восхищаться любыми маггловскими вещами, какие попадутся на глаза. Для него маггловская Британия была заграницей, расположенной на соседней улице: место, где все почти как дома и где его никто не знает. С ней он бродил там куда охотнее, чем в одиночку. Та майская встреча в ночном клубе была вызывающей выходкой: в качестве объяснения он ограничился сообщением о ссоре с родителями.

На самом деле, несмотря на готовность мириться с магглами и растущий интерес к их культуре, она сомневалась, что, если бы не война и ее последствия, Драко хотя бы раз заглянул в маггловскую Британию. Но если в былые времена его было невозможно представить среди магглов, то теперь стало практически невозможно затащить в компанию колдунов. Косой переулок и министерство — вот и все места, где она с ним сталкивалась, еще до того, как они занялись тем, чем занимались все лето. Гермиона ни разу не видела его ни на одном из благотворительных балов, которые с таким подчеркнутым, болезненным старанием посещали его родители. Как бы ни проводил время Драко Малфой, он явно не стремился стать частью послевоенного колдовского общества. Ей было любопытно, как он отреагирует на предложение отправиться в магический мир за пределами Британии, пусть даже в страну, которую отделяет лишь узкий пролив.

— Ты хочешь, чтобы мы с тобой бывали среди колдунов? — лениво поинтересовался он, хотя она почувствовала, как напряглись его мышцы.

Она подумала.

— Нет, если ты сам не хочешь.

— Давай лучше снова отправимся в Оксфорд. Тем более, ты непрерывно о нем говоришь.

Так что Франция входила в список мест, которых Малфой избегал. Интересно, насколько далекой должна быть страна, чтобы он согласился? Похоже, стоит начать с Бразилии и постепенно придвигаться ближе.

Она вздохнула, прижала ладонь к его спине и расставила пальцы, повторяя очертания лопаток.

— Когда ты перестанешь прятаться? — спросила она.

Он молчал почти целую минуту, и Гермиона испугалась, что зашла слишком далеко. Гарри и Рон постоянно жаловались на её дурную привычку сразу добираться до самой сути, топча по пути чувства окружающих. Она уже открыла рот, чтобы извиниться, когда Малфой заговорил:

— А когда ты бросишь работу?

Туше. Стоило ли указывать Малфою на его трусливое поведение, если сама она вела себя ничуть не лучше? У него, во всяком случае, был выход: достаточно снова начать показываться на людях. А она оказалась в королевстве кривых зеркал, где любой ее шаг не имел никакого значения. Так что она дала стандартный ответ:

— Когда придумаю, как лучше распорядиться своей жизнью.

Они оба помолчали, потом он сказал:

— А если я повторю то же самое?

Она ответила не сразу.

— Тогда желаю удачи. Чтобы ты нашел то, что ищешь.

В какой-то момент она, похоже, перестала двигать ладонью, потому что Малфой повернулся, наклонился к ней и притянул к себе для поцелуя. И очень быстро сумел полностью отвлечь от состоявшегося разговора.

Гермиона приняла совет Джинни близко к сердцу. Все оставшееся лето она провела скорее с Драко, чем без него. Конечно, между их свиданиями и остальной жизнью продолжала зиять пропасть. В результате, когда на ежегодном благотворительном балу в честь международного магического сотрудничества Гермионе пришлось представлять Драко главе своего департамента, получилось очень неловко. Она чуть все не испортила, потому что не сразу сообразила, как его называть. Не то, чтобы глава департамента не знал, кто перед ним: имена всех Малфоев не сходили с газетных страниц до, во время и после войны. В конце концов она остановилась на Драко Малфое. Она была почти уверена, что никто не заметил, как она слегка помедлила после имени. Дра… Малфой оглядел ее с головы до пят и сузил глаза при виде ее наряда. Всем присутствующим тут же стало ясно, что он, ясное дело, терпеть ее не может. Но для Гермионы его поведение оставалось полной загадкой.

Господи, она чуть не обратилась к нему по имени перед толпой свидетелей! Последние две недели она думала о нем, как о «Драко», но никогда не произносила этого вслух. Мог бы, по крайней мере, сказать, что платье ей к лицу. Или она грубо нарушила какие-то неписаные правила насчет того, как наряжаться на бал? Все может быть. Ее прическу, несмотря на все усилия, можно было назвать в лучшем случае «небрежной», и Гермиона не любила краситься. Удивительно, как, всего лишь потерев глаз, можно придать себе вид участницы трактирной драки!

Гермиона целых десять минут боролась с желанием вытащить зеркальце и в конце концов решительно отправилась на поиски дамской комнаты.

Очутившись там, она принялась разглядывать себя в зеркале. Вроде все в порядке. Волосы изящно подколоты (совместными получасовыми стараниями Джинни и Анжелины). Те поклялись, что локоны уложены вполне надежно, и заставить их развиться может разве что направленное заклятье. Лицо напудрили чем-то, что Джинни назвала «бронзовым мерцанием». Приблизившись к зеркалу, Гермиона различила блестки золота на веках. Темные тени для век и черное платье придавали ее коже даже большую, чем обычно, бледность. Платье было изысканным и безумно дорогим: результат похода в Хэрродс. Оно имело неглубокий вырез лодочкой и драпировку на греческий манер до самого пола. Руки оставались обнаженными. Ткань свободно облекала тело, а талию обвивала золотая цепочка. Она позаимствовала эту старинную цепочку в семейном хранилище Поттеров. С запястья, как обычно, свисала расшитая бисером сумочка.

Гермиона еще раз себя осмотрела. Вид вполне удовлетворительный. Платье ей нравилось: оно подчеркивало достоинства фигуры, и, благодаря прилегающему вырезу, можно было весь вечер свободно бродить по залу, не беспокоясь, что кто-нибудь, воспользовавшись ее невысоким ростом, вздумает заглянуть ей в декольте. При этой мысли она вздохнула. Ей следовало вернуться в зал и начать обход благотворителей, которые пожертвовали огромные деньги, чтобы просто побыть в одном месте с ней, Гарри и Роном. Строго говоря, никто не платил за то, чтобы провести время с младшим сотрудником Департамента по регулированию и контролю магических существ и парочкой стажеров из аврората, но главы обоих подразделений, не говоря уже о самом Кингсли, совершенно ясно дали понять, что их присутствие и желательно, и обязательно. Министерство жаждало продемонстрировать героев войны, что означало — Гермиона является таким же украшением вечера, как и на редкость безвкусные ледяные статуи гиппогрифов, парившие по всему залу.

Она вернулась в зал и направилась прямо к друзьям. Джинни с Гарри, держась за руки, о чем-то разговаривали с Роном. Гермиона ненавидела, когда ее заставляли рассуждать о политике, что на таких сборищах было неизбежно, поэтому решила, что остаток вечера проведет в своей компании.

Ее друзья, похоже, не так уж плохо устроились. Гарри в парадной мантии выглядел напряженным и неловким, но все-таки меньше, чем обычно. Ему никогда не нравились ни торжественные мероприятия, ни общество политиков, но Джинни умело отваживала назойливых поклонников. Будучи капитаном «Гарпий», она накопила немалый опыт общения с журналистами и фанатами, и вид у нее, в темно-зеленом пышном платье с глубоким вырезом, был вполне довольный. Рон и вовсе чувствовал себя отлично. Он любил рассказывать о своих подвигах и, с тех пор как обзавелся парадной мантией новейшего покроя (полной противоположностью тому ужасу, который ему пришлось надеть на четвертом курсе), был рад любому торжеству, при условии, что там бесплатно кормили.

Джинни заметила ее и помахала рукой. Гарри улыбнулся, а Рон повернулся, чтобы увидеть, кого они приветствуют. В кои веки вокруг Гарри не было толпы. То ли приглашенных удалось запугать (вовсе не исключено: обычно к середине вечера Гарри начинал откровенно терять терпение), то ли те нашли себе другую добычу.

— Пр-вт, Гермиона, — буркнул Рон с набитым ртом, добродушно помахал рукой и подвинулся, чтобы уступить место.

— Привет, Рон, — ответила она. — Джинни, Гарри. Как угощение?

Она посмотрела на тарелку Рона. Похоже, тот очистил большую часть подноса с сыром, прихватив по дороге еще тарталетки с острой начинкой и какие-то фаршированные мясом рулетики.

Рон проглотил то, что жевал.

— Объедение. Очень стоит попробовать, — сказал он, указывая в сторону заставленных блюдами столов.

Похоже, министерство действительно не поскупилось: среди пирогов, печенья и фруктов она различила крупную клубнику в шоколаде, от одного вида которой рот наполнился слюной. И если цвет и пузырьки в бокале Джинни не обманывали, шампанское тоже было классом выше обычного. Может, попозже: с вымазанными шоколадом зубами неприлично разговаривать с важными особами.

— И народу полно, — заметила Джинни. — Французский министр магии, немецкий посол с мужем, не говоря уже об обычной толпе.

Рон дернул головой налево.

— Смотри, кто заявился! Удивляюсь, как им наглости хватает.

Гермиона посмотрела влево и увидела Люциуса и Нарциссу Малфоев. Она нахмурилась. Те беседовали с гостями, в которых она узнала русских торговцев, настойчиво проталкивавших ослабление министерских ограничений на ввоз магических существ.

Гарри пожал плечами.

— Их же помиловали. Имеют полное право здесь быть, тем более что они приглашены. Послевоенное восстановление оплачено, в том числе, и их галлеонами.

— Это не значит, что я обязан их любить. Мне что, пойти пожать Люциусу Малфою руку? — мрачно пробурчал Рон.

— Никто тебя не заставляет, — резко заметила Джинни, бросив быстрый взгляд на Гермиону. Которая была целиком поглощена тем, что перебирала звенья золотой цепочки на талии.

— А Малфоя, как обычно, нет, — продолжил Рон. Вид у него был не слишком расстроенный, возможно, потому, что он основательно сократил свою коллекцию тарталеток.

Гермиона неопределенно хмыкнула и оглядела зал.

— Ой! Вон Невилл и Луна. Давайте им помашем!

Вскоре к ним присоединились Луна, тут же сообщившая, что ее платье сшито по образцу Ядовитой Тентакулы [1], и Невилл, крайне довольный тем, что видит знакомые лица.

После этого вечер пошел на лад. Очевидно, им удалось достичь критической массы ветеранов Битвы при Хогвартсе, которая отпугивала всех, кроме самых самоуверенных или считавших себя исключительно важными персонами. Гермиона наконец расслабилась и стала получать удовольствие. Она пила шампанское, стоя рядом с Роном. Точнее, прислонившись к Рону. Как приятно видеть всех своих друзей! Она положила руку на запястье Рона. Тот заботливо поглядывал на нее, пока остальные весело болтали.

— Рад, что ты хорошо проводишь время, — сказал он. — А то каждый раз, когда захожу к тебе в кабинет, у тебя такой вид, словно ты зубришь учебник к СОВ или собираешься дать кому-то в глаз.

Гермиона вздохнула и положила голову Рону на плечо.

— Честно говоря, временами очень хочется.

Рон потряс головой и грустно улыбнулся.

— Тебе надо было идти в аврорат. Втроем нас было бы не остановить.

— Звучит соблазнительно, но, какая бы скучная у меня ни была работа, думаю, что на этом месте от меня все же больше пользы, чем в аврорате.

— Эй, мы тоже приносим пользу, — нахмурился он.

— Я не говорю, что нет. Просто я хочу приносить немножко другую пользу. — Она улыбнулась. — Я придумываю законы, а вы следите за их соблюдением. Как тебе?

Рон с преувеличенным вниманием посмотрел на нее.

— Ладно, только это должны быть хорошие законы. И я буду и дальше расхищать твои запасы чая.

— Можешь быть уверен, вам с Гарри в моем кабинете предоставлена полная свобода, — сухо ответила она.

— Вот и отлично, потому что у тебя великолепное печенье с джемом.

Еще бы — по три фунта за коробку! Рон вгляделся в толпу, которая росла на глазах.

— Надо же! Малфой все-таки явился. Что это у него такой кислый вид?

Гермиона посмотрела в том же направлении. Драко стоял в центре зала, рядом с парочкой ледяных гиппогрифов, и, на первый взгляд, был полностью поглощен беседой с пожилыми бельгийскими магами. Что не мешало ему злобно коситься в ее сторону. Они встретились глазами, и он отвернулся.

— Похоже, специально пришел трепать всем нервы. Мог бы не стараться, — заявил Рон.

Гермиона посмотрела сначала на него, потом на свою руку на его запястье, и сложила два и два. Она внутренне застонала. Они с Роном просто друзья, а с Драко они просто … просто кто-то, но уж никак не официальная пара. Она убрала руку.

— Пойду, погляжу на угощение, — сказала она. Рон рассеянно кивнул и повернулся к Луне.

Гермиона пробилась через толпу и стала изучать блюда. Клубника в шоколаде по-прежнему смотрелась соблазнительно, как и крошечные лимонные пирожные и… Ладно, кого она обманывает! Это все Драко: ведет себя так, словно у него есть на нее права. И по какому идиотскому поводу! Будто у них с Роном что-то может быть.

Она потыкала ягоду и задумалась, где бы раздобыть тарелку, когда почувствовала, что кто-то подошел совсем близко.

— Добрый вечер, Гермиона. Отлично выглядишь.

Она выпрямилась и обнаружила, что Драко стоит рядом. Рядом настолько, что могло создаться впечатление — они либо близкие друзья, либо не хотят, чтобы их подслушали. Короче, у них интимная беседа. И он назвал ее по имени!

Гермиона сглотнула. Он тоже выглядел отлично. Нарядился в роскошную парадную мантию. Застежки, похоже, гоблинской работы. Стоит с уверенным видом, словно большие официальные балы ему не в новинку. Вообще-то, скорее всего, так оно и есть.

— Добрый вечер… — начала она.

— Можешь называть меня по имени, — сказал он с лукавой усмешкой. — Тем более, ты уже пыталась.

Черт! Он заметил.

— Добрый вечер, Драко.

Похоже, им пора перейти на обращение по имени, особенно с учетом того, что большую часть прошлой субботы он провел с головой между ее бедер. Он и теперь смотрел на нее с очевидным жаром во взгляде. Гермиона вздрогнула, но скорее от предвкушения, и подавила желание начать перебирать драпировку на платье. Чего он добивается? Она не собирается ускользать с ним в поисках всеми забытого уголка. Не сейчас, когда половина гостей не сводит с них глаз. И потом, они вроде бы договорились не обращать друг на друга внимания в публичных местах. А они именно в таком месте. Она спиной чувствовала, что все вокруг глазеют, как самая знаменитая магглорожденная ведьма и самый печально прославленный чистокровный колдун ведут светскую беседу.

Гермиона откашлялась.

— Прекрасный вечер, не правда ли? — начала она в лихорадочном поиске подходящей для беседы темы.

— Потанцуй со мной.

— Что?

Сердце ухнуло. Что это он затеял? Она-то думала, что они держат свои отношения в тайне! Приглашение на танец в зале, битком набитом друзьями, родственниками и влиятельными магами со всей Европы, никак не могло способствовать сохранению тайны.

— Давай потанцуем, — терпеливо повторил он, словно его приглашение было чем-то само собой разумеющимся.

— Я… Драко, зачем…

— Давай, Гермиона. Всего один танец. Ты не танцевала ни разу за вечер. Будет просто позором, если это платье и неплохой оркестр так и пропадут зря.

Гермиона как раз собиралась спросить, когда он успел заметить, что она ни разу не танцевала, но тут он протянул руку и выжидающе посмотрел на нее.

Существовало множество причин, по которым ей не следовало соглашаться: начать с того, что текущая политическая линия министерства не одобряла плясок с помилованными Пожирателями Смерти; что почти все ее друзья толпились всего в нескольких жалких метрах и отлично умели накладывать сглаз; что зал был битком набит министерскими и заграничными чиновниками, включая множество ее сослуживцев. И ровно десять секунд, чтобы прикинуть основные политические последствия своего поступка. Такие, как неизбежный выход в «Ежедневном пророке» статьи о том, как на благотворительном балу в честь международного магического сотрудничества Гермиона Грейнджер танцевала с Драко Малфоем. Мерлин, тут его родители! Только гарантированный азкабанский срок и угроза вернуть Поцелуй удержат Люциуса Малфоя от того, чтобы разделать ее заживо за то, что посмела прикоснуться к его сыночку своими магглорожденными руками. Все эти мысли (и многие другие) вихрем пронеслись в ее голове, пока она смотрела на протянутую Драко ладонь. Она слышала, как вокруг затихает шум голосов и начинается шуршание мантий: это означало, что приглашенные оглядываются и всматриваются.

С каждой секундой напряжение возрастало, а она молчала, застряв между рациональными доводами в пользу отказа и полным непониманием, почему она до сих пор этого не сделала. Она подняла глаза с протянутой ладони на лицо Драко и увидела, что, несмотря на спокойное выражение, губы были напряженно сжаты, а глаза прищурены. Это означало, что он чувствует себя неуютно и неуверенно, но не хочет, чтобы кто-то заметил. Такое бывало, когда она затаскивала его в какое-нибудь новое маггловское местечко. Она никогда не думала, что это выражение лица появится у него среди колдовского светского общества на официальном балу, одном из тех, к которым он привык с детства.

Он отвел руку и начал отворачиваться. Тогда она подалась вперед и схватила его за кисть.

— Только один танец.

Платье, казалось, стало на два размера меньше, и все, кто был на балу, не сводили с них глаз, но Драко еле заметно улыбнулся, и она почувствовала, как внутри все засияло.

Они под руку пошли к остальным парам. Гермиона изо всех сил не обращала внимания на шепот, следовавший за ними по пятам.

Они заняли свои места, и Гермиона целиком сосредоточилась на том, чтобы правильно расположить руки и выпрямить спину. Под кончиками пальцев мягко струилась ткань мантии, и она чувствовала теплый вес ладони на бедре.

Он подался вперед и шепнул:

— Готова?

Она кивнула, и он повел ее в вальсе.

* * *

Все было совсем не так, как пишут в книгах. Не было ни единого мгновения, когда ей казалось бы, что в зале остались только они вдвоем, связанные невидимыми узами. Вероятно, это был самый ужасающий по неловкости официальный танец, в каком ей довелось участвовать, и это с учетом того, что на четвертом курсе им с Виктором Крамом пришлось открывать Святочный бал. На них смотрели все. Даже остальные танцоры то и дело украдкой бросали взгляды в их направлении. Драко страшно волновался: хотя выражение его лица оставалось невозмутимым, она чувствовала, как у него потеют ладони.

Гермиона вскинула подбородок и посмотрела на него в упор. Гермиона Грейнджер не совершает непоправимых светских промахов. Гермиона Грейнджер презирает условности колдовского мира и может танцевать, с кем ей вздумается. Она улыбнулась Драко и почувствовала, как тот немного расслабился. К концу песни они, вместо того чтобы чопорно переставлять ноги, изящно кружились в вальсе. Не то чтобы она приняла решение игнорировать направленные со всех сторон взгляды — просто они ее больше не волновали. С последствиями она разберется потом. Сейчас она танцевала с человеком, который подарил ей свое доверие, и Гермиона намеревалась отплатить ему тем же.

Примечание:

1. Не очень понятно, что автор имел в виду. Платье Луны выглядит как Ядовитая Тентакула или ведет себя так же? Если второе, то это очень агрессивное платье, и оно должно пытаться ухватить каждого, кто приблизится. Вполне в духе Луны.

Был понедельник, а не воскресенье, но стояла последняя неделя августа, и служащие министерства наслаждались «банковским выходным» [1]. Эту маггловскую традицию волшебники переняли с величайшей охотой. Так что Гермиона присоединилась к ордам лондонцев, которые обсуждали с друзьями и родственниками, как отлично они могли бы провести свободные дни.

В настоящий момент она смаковала великолепный молочный коктейль в очень милом маггловском кафе. Приятно, что они используют настоящую стручковую ваниль вместо дешевой искусственной отдушки. Может, как-нибудь заманить сюда Драко? Ему бы…

Гермиона нахмурилась и ткнула соломинкой в ни в чём не повинный коктейль. Что у них с Драко происходит? После танца возможности поговорить с ним наедине не было, и она так и не дождалась ни совы, ни вызова по камину. А ответ ей получить хотелось, потому что Джинни (не говоря уже о Гарри, Роне и всех чертовых волшебниках на свете) могла вот-вот поинтересоваться. Точнее, уже начала интересоваться. Кричащий заголовок в сегодняшнем номере «Ежедневного пророка» гласил: «Малфой и Грейнджер: тайный страстный роман?» Колдография, на которой они кружились в вальсе, заняла практически всю первую страницу. Какой-то чересчур сообразительный фотограф нашел время поснимать лица окружающих, так что у Гермионы была возможность насладиться видом Люциуса и Нарциссы, которые обошли ледяных гиппогрифов в номинации «Самое холодное выражение лица», а также зрелищем Джинни, колотящей по спине подавившегося тарталеткой Рона. Она прочла всю статью, оказавшуюся полным бредом, за исключением тех частей, где автор, по чистой случайности, попадал в цель. Например, когда утверждал, что у них с Драко тайный страстный ро… связь.

Только она не подходила для тайной страстной связи. Такое не предусматривалось ее жизненными планами. В лучшем случае она могла мельком проглядеть заметку на подобную тему при чтении «Пророка» или «Гардиан», но никак не оказаться частью заголовка. Может, причиной была незамеченная ранее слабость характера, выражающаяся в ужасающей неспособности устоять перед златоволосыми эгоистичными красавцами? Чего стоила история с Локхартом, которую Гарри с Роном припоминали ей до сих пор. Господи, ей было тринадцать! Каждая школьница имеет право на маленькую глупую влюбленность. Хотя Драко в последнее время стал не таким эгоистичным, как раньше. И, строго говоря, его нельзя было назвать златоволосым. Его волосы были скорее оттенка платины, так что это, возможно, не считалось.

Кроме того, Рона и Виктора никак нельзя было назвать златоволосыми эгоистами. И не следовало забывать о квиддиче. Для девушки, которая никогда его особенно не любила, она проводила ужасающе много времени, встречаясь, целуясь и трахаясь с квиддичными игроками. Даже Щупальца-Вместо-Рук Маклагген увлекался квиддичем. И вроде бы стал вратарем в профессиональной команде: Джинни пару раз упоминала, как играла против него.

Имеющиеся данные заставляли предположить, что идеальной кандидатурой для нее был бы златоволосый эгоистичный игрок в квиддич. Гермиона обдумала это заключение и нахмурилась. Самоанализ — вещь хорошая, но временами оказывается, что узнаешь о себе слишком много. Мерлин, надо найти симпатичного парня, который не играет в квиддич!

— Извини, опоздала.

На соседний стул обрушилась сумка с квиддичным снаряжением, а Джинни устроилась на стуле напротив.

— Тренер назначил дополнительное время. Ладно, приступим к допросу.

Может, ей следовало бы поискать и не играющих в квиддич подруг?

— Мороженое будешь? — спросила Гермиона, отчаянно пытаясь выиграть время.

Увы, очередь оказалась короткой, и через три с половиной минуты Джинни вернулась с банановым сплитом.

— Итак, начнем. — Джинни села и устремила на Гермиону настойчивый взгляд. — Ты и Малфой. На балу. Никогда не видела ничего более похожего на отношения. Даже не пытайся отрицать.

— Это был просто танец.

Вранье в чистом виде.

— Гермиона, — сказала Джинни, ткнув в ее сторону ложкой. — Я спасла Рона от преждевременной смерти, когда тот подавился сырной тарталеткой, я удержала Гарри, когда он собрался дать Малфою по морде, и я пообещала, что нашлю на них Летучемышиный сглаз, если они осмелятся хотя бы поинтересоваться, как ты, когда ты вернешься после танца. Есть только одна причина, по которой Гарри и Рон не бьются в истерике у тебя на пороге, и эта причина — прямо перед тобой. Так что за тобой должок.

Джинни воткнула ложку в десерт и решительно разрубила его пополам.

— У нас неплохие отношения. Отказ выглядел бы грубо.

— Хочешь, чтобы я поверила, что вы трахаетесь, как кролики, по всему Лондону, а потом устраиваете представление в бальном зале, потому что зациклились на желании довести родственников и друзей до сердечного приступа?

Сидевшая поблизости женщина ахнула, с ужасом посмотрела на подруг и прикрыла уши своему ребенку. Гермиона поморщилась, когда та торопливо увела его из кафе. К этому моменту сплит изрядно уменьшился в размере. Гермиона забыла, сколько квиддичные игроки едят после тренировок.

— Нет…

— А может, это Малфой зациклился? — утолив аппетит, Джинни перестала раздражаться и теперь забавлялась. — На женщинах постарше? — Она изо всех сил сжала губы, чтобы скрыть улыбку.

Гермиона мрачно посмотрела на нее.

— К твоему сведению, я старше его менее чем на девять месяцев. Вряд ли это можно назвать разницей в возрасте.

Джинни зачерпнула еще одну ложку взбитых сливок и карамельного соуса и заговорила снова.

— Так ты знаешь, когда у него день рождения, — сказала она лукавым тоном.

Беседа свернула куда-то не туда. Гермиона нахмурилась.

— Нет, просто я помню, как он пыжился в Хогвартсе каждое пятое июня. Удивляюсь, как семейным совам вообще удавалось подняться в воздух — это с тоннами сладостей и безумно дорогих подарков!

Ураган под названием «голодная Джинни» принялся поглощать шоколадное мороженое с кусочками ананаса. Она слизнула с ложки остатки карамельного соуса и улыбнулась:

— Вот как! Значит, ты еще в Хогвартсе обращала внимание на его дни рождения.

Она перекинула через стол смятую обертку от соломинки. Та отскочила от стакана Гермионы и скатилась на пол.

— И как давно ты на самом деле увлеклась Малфоем?

— Ничего подобного!

Молочный коктейль Гермионы начал подтаивать, пока Джинни расправлялась с последними кусочками клубники и ломтиками банана.

— Звучит очень убедительно. Может, если бы ты им не увлекалась, ты бы не стала танцевать с ним на балах и трахаться все остальное время.

— Насчет «всего» — это сильное преувеличение.

— Да ну! И сколько раз вы встречались? Больше трех, это уж точно.

Гермиона заёрзала на стуле.

— Пять? — вовсю веселилась Джинни. — Семь? Девять?

— Ладно, я сбилась со счета, — резко сказала Гермиона. — Перестала считать еще в июле — смысла не было.

Джинни удовлетворенно вздохнула, оттолкнула креманку и бросила туда ложку. Та задребезжала в пустой липкой посудине.

Гермиона, глядя на то, что еще недавно было банановым сплитом, с невольным восхищением потрясла головой.

— Никак не привыкну.

— Необходимый рефлекс, если хочешь выжить в семействе Уизли. Тот, кто ест медленно, остается ни с чем. Или с тем, что ему не нравится. — Джинни обтерла пальцы мягкой бумажной салфеткой, которую принесли вместе с десертом. — Но вернемся к теме. Ты втюрилась в Малфоя.

— Я уже дважды сказала, что нет!

— Ну, нет, так нет. Но, во всяком случае, Малфой точно вт-ю-ю-р-и-ился, — с усмешкой сказала Джинни, растягивая слоги, словно в детской дразнилке.

Гермиону охватила легкая паника. Насчет чувств они не договаривались. И никаких отношений у них с Малфоем не было. Потому что, если бы были, она бы заметила, верно?

— Ничего подобного.

Джинни изумленно посмотрела на нее.

— Ты что, и вправду не замечаешь? Он же по тебе сохнет. С хогвартских времен не видела таких щенячьих взглядов, а вчера он с трудом сдерживался, чтобы не отколдовать Рону руку — ту, на которой ты весь вечер висла.

— И вовсе я не висла, — Гермиона с упреком посмотрела на Джинни.

Та примирительно подняла руки.

— Знаю, знаю. Я знаю, Рон знает, Гарри знает, любой гриффиндорец и даже Луна знают, что вы с Роном просто друзья. Но Малфой — слизеринец. Может, он считает, что держаться за руки можно только после законной свадьбы и первой брачной ночи, и то только под покровом тьмы. Может, решил, что Рон прямо здесь и сейчас сделает тебе предложение — то-то он весь вечер бросал на него убийственные взгляды. Потому что, судя по тому, как идут дела, — Джинни перевела дух и ринулась в атаку, — не удивлюсь, если Малфой сам подумывает о чем-то подобном.

Вот на это Гермиона не нашлась, что ответить.

Примечание:

1. Банковские каникулы — такой особый английский праздник, когда банки закрыты, а магазины нет. Большинство людей (кроме продавцов), в эти дни тоже не работают (а ходят по магазинам). То, что волшебники ведут себя так же, свидетельствует о невероятной расторопности в перенимании маггловских традиций: выходные были введены в соответствии с Актом о банковских каникулах 1871 года, чтобы компенсировать отмену большей части [средневековых] праздников, которая произошла в индустриальной Англии с начала XIX века.

Всю неделю Гермиона накидывалась на любое служебное поручение, какое только могла заполучить. Чтобы не сталкиваться с репортерами, она пользовалась исключительно камином или аппарировала прямо из квартиры. Большая часть почты (в основном вопиллеры и странные письма от людей, которых она в жизни не встречала) испепелялась еще до прочтения. Сослуживцы ее либо игнорировали, либо откровенно таращились, а являвшийся к одиннадцати Рон с мрачным видом жевал печенье, периодически открывая рот в попытке что-то сказать. И тут же его закрывая. Похоже, заклятье было наложено именно на тему разговора, потому что Рон без всяких проблем просил вторую и третью чашку чая. Надо бы выведать у Джинни, какое заклятье та использовала, чтобы добиться такого эффекта.

Гарри каждый раз, когда она его встречала, молча трепал ее по плечу со скорбным и немного обиженным лицом.

Со сбившего ее с толку разговора с Джинни прошло пять дней. Гермиона проснулась утром рядом со спящим Драко, и тревога, которую она всю неделю старалась игнорировать, обрушилась на нее приливной волной. Это было словно протрезвление: как она раньше не замечала, насколько сильно Драко проник в ее жизнь?

Она просто тонула в дракошестве, причем прямо в квартире, ранее полностью защищенной от наводнений. Её ванная превратилась в пристанище предательства. В ней обнаружились две зубные щетки, а Гермиона была уверена, что зубные щетки не размножаются почкованием. Там же стоял шампунь, который она точно не покупала — дорогой и волшебный на вид. Откинув крышечку, она ощутила резкий свежий запах, который сразу же напомнил о волосах Драко. И число больших полотенец для еженедельной отправки в стирку удвоилось: теперь их было два.

Спальня была раздольем разврата. Пока Драко принимал душ, Гермиона сосчитала, сколько чистых рубашек, брюк и носков неведомым образом появилось на комоде в углу. С чего это Драко держал в ее спальне почти недельный запас одежды? Рубашка или пара брюк — еще туда-сюда, но запас на неделю? И почему ей раньше не приходило в голову посчитать?

Кухня была воплощением ликующего лицемерия. Когда именно она стала покупать на выходные столько яиц, бекона и сока — оставалось загадкой. Как и то, почему она взяла в привычку регулярно запасаться булочками с изюмом и корицей, которые любил Драко. Ее чай явно повысил свой сорт, а сахар стал исчезать с угрожающей быстротой. На прошлой неделе, когда она платила за продукты, выяснилось, что за последние три месяца ее счет вырос почти на десять процентов.

В гостиной плескалось озеро скрытых сожалений. Диван в нем просто утопал, потому что именно на нем она регулярно сидела с Драко Малфоем. Как сейчас, когда они устроились на диване с книжками. Точнее, с книжкой устроилась она, а Драко, прижавшись к ней, перебирал ее волосы и о чем-то болтал. И с каких это пор она проводит каждое субботнее утро с книгой и Драко Малфоем? Она не могла сбежать из собственной квартиры или спрятаться в спальне, чтобы переждать паническую атаку, но перспективы выглядели ужасно. Драко рассуждал о том, чем заняться вечером, и она твердо решила, что в этот раз не поддастся и не позволит втянуть себя в его планы.

— … может, отправимся в Хрустальный дворец? Я в нем никогда не бывал, а маггловские книги уверяют, что это — нечто особенное [1], так что…

— Нет. — Это прозвучало жестче, чем она намеревалась. — То есть, я хотела сказать, не в эти выходные. Много работы и я не уверена, что смогу выкроить время.

Он заговорил снова, но гораздо спокойнее.

— Ладно, как-нибудь в другой раз.

Драко прекрасно умел врать, и ему много раз удавалось обвести Гермиону вокруг пальца. Но вот телом управлять он не научился. Когда она сказала «нет», его расслабленное, почти бескостное тело напряглось и застыло, словно он готовился к финальному удару. Гермиона подавила желание повернуться и спросить, в чем дело, потому что ей и так было ясно.

Позже утром, сообщив, что ему пора, он нагнулся, поцеловал ее в щеку и посмотрел взглядом, который Гермиона не сумела истолковать. Но если бы ей поручили написать подробный анализ и не ограничивали во времени, возможно, пару раз в тексте появилось бы слово «ранимый».

Гермиона не знала, когда она стала считать, что у Драко есть сердце, тем более сердце, которое можно разбить, но, глядя на то, как он на нее глядел, она начала беспокоиться.

Примечания:

1. Хрустальный дворец действительно был чем-то особенным. Первое в мире здание из стекла и чугуна, построенное в Гайд-парке к первой в мире Всемирной выставке 1851 года. Высота — до 33 метров (одним из условий было не рубить деревья в Гайд-парке), длина — 564 метра, общая площадь — 90 000 кв. метров. Воспринимался как здание будущего, в том числе Тургеневым, Достоевским и Чернышевским. После выставки был разобран и перенесен в [тогдашний] пригород Сиденхэм. Где в 1936 году и сгорел, о чем в маггловских книгах, которые читал Драко, видимо, не написали.

Тедди Люпин был совершенно очаровательным ребенком. С каждой встречей он становился все милее, а встречались они довольно часто: Гермиона бывала у Андромеды к чаю не реже раза в месяц. Вероятно, очарование Тедди возрастало в геометрической прогрессии до тех пор, пока не достигло точки, где он мог добиться от кого угодно чего угодно. Впоследствии то, что ее удалось застать врасплох, Гермиона объясняла именно обезоруживающим воздействием на неё крохотного синеволосого метаморфа.

После второй порции печенья Андромеда подалась вперед и сказала:

— Драко говорит, что вы встречаетесь.

Гермиона поперхнулась чаем. Неловко откашлявшись, она в конце концов сумела произнести.

— Мы… мы это не обсуждаем. Я с ним часто виделась летом, если вы это имеете в виду.

Откуда Андромеда узнала? Что именно Драко ей наговорил? Случайно обмолвился, а об остальном Андромеда догадалась сама благодаря сплетням в «Ежедневном пророке», или целиком доверился ей как тетке? Насколько они вообще близки? Она знала, что до войны, которая унесла жизни Теда Тонкса и Нимфадоры, они не общались, но никогда не интересовалась, что сталось с потомками рода Блэков после.

Андромеда задумчиво посмотрела на Гермиону.

— Понимаю, — сказала она и отпила чай.

Они молча посидели, наблюдая, как Тедди меняет цвет волос, чтобы походить на игрушечного деревянного дракона. Потом Андромеда заговорила снова.

— Как вы вообще стали встречаться?

В обычных условиях Гермиона уклонилась бы от ответа, но в Андромеде было что-то располагавшее к откровенности. Возможно, все дело было в ощущении, что Андромеде она обязана больше, чем другим: та потеряла в войну и мужа, и дочь. Было время, когда, глядя на Андромеду, в линии носа и изгибе челюсти она видела сходство с Беллатрикс, но сейчас она в первую очередь замечала различия, а не сходство. В Андромеде было и что-то от Сириуса (когда в ее глазах появлялось хмурое, загнанное выражение), и слишком многое — от Тонкс (когда она исполняла для своего внука роль матери). Поэтому она рассказала Андромеде, так сильно напоминавшей ее покойных друзей, совершенно безумную историю, которая, тем не менее, была чистой правдой.

Как-то в начале апреля в центре Лондона она столкнулась со своей маггловской школьной подружкой Сьюзен Чжан. В начальной школе они были неразлучны, но потом родители Сьюзен переехали, а Гермиона в тот год как раз пошла в Хогвартс. Несмотря на десятилетний перерыв, они легко возобновили отношения.

Сьюзен очень настойчиво звала ее в ночные клубы, упирая на то, что ее подружка, Пенелопа Окорафор, знает Сохо вдоль и поперек, и в конце мая Гермиона сдалась. Маггловский клуб в точности соответствовал обещаниям: посетителей — как сельдей в бочке, в баре не протолкнуться, а музыка орет так, что хочется рискнуть и наложить заглушающее, чтобы сберечь уши.

Короче, то, что требуется, чтобы забыться без всякого волшебства. А ей требовалось именно забвение: хотя бы одну ночь не помнить, что другой мир вообще существует. Никаких споров о квиддиче (с таким жаром, будто от счета игры зависит, не наступит ли конец света). Никаких многозначительных взглядов Джинни, миссис Уизли и, о господи, Рона, сопровождаемых вопросом, не познакомилась ли она с кем-нибудь. Никакого полного благих намерений, но страшно раздражающего Гарри, интересующегося, не слишком ли много у нее дел. И самое главное — никакого ощущения, что она зря тратит время на никому не нужной работе, занимаясь бесконечными поисками чего-то, что вернет жизни смысл. С тех пор, как кончилась война, она чувствовала себя потерянной, словно какая-то часть ее так и осталась сражаться.

Они веселились до упаду, и в какой-то момент Сьюзен и Пенелопа решили, что, прежде чем разойтись, они должны подыскать ей спутника на ночь. Сьюзен, похоже, кого-то высмотрела, потому что посоветовала Гермионе обратить внимание на «блондина-руки-мельница». «Руки-мельницы» были повсюду, но только одна пара двигалась в ритме, которого больше никто не слышал. Под болтающимися вразнобой руками обнаружились светлые до белизны волосы. А под белой челкой — очень бледное, заостренное лицо.

Тут Гермиона осознала, что смотрит на Драко Малфоя, танцующего в ночном клубе в Сохо и выставляющего себя при этом полным идиотом. Подружки услышали бормотанье про одноклассника, с которым они никогда не ладили, и, не успела она опомниться, буквально втолкнули ее в объятья Малфоя.

Эта как бы первая с окончания школы встреча породила уйму вопиющего вранья, вызванного необходимостью изображать таких же, как и все, магглов. Не то, чтобы им хотелось вспоминать былые деньки. Будь они в обществе волшебников, хватило бы чего-то вроде: «А помнишь, как мне пришлось свидетельствовать на суде, что ты не полный мудак, чтобы тебя не засадили в Азкабан?». Она сомневалась, что они вообще были друг другу интересны. Андромеде было отлично известно, что чистокровные волшебники ходят по маггловским барам, только когда хотят ото всех спрятаться. Как ни странно, именно потому, что им нельзя было упоминать о магии, они разговорились как два обычных человека, а не как магглорожденная героиня Гермиона Грейнджер и единственный наследник состояния и земель чистокровного рода Малфоев. Короче, они поладили. И как-то так получилось, что они встречались все лето. Кроме Джинни, она не рассказывала никому: ни друзьям, ни родителям. И была практически уверена, что он поступает также. До тех пор, пока не получила приглашение на танец на официальном балу. И теперь она не знала, что и думать, тем более что уже две недели от него не было ни слуху ни духу.

Пока Гермиона исповедовалась, чай успел остыть. Андромеда взмахом палочки подогрела его, задумчиво посмотрела на Гермиону и долила в исходящие паром чашки молока.

— Знаешь, я была чуть моложе тебя, когда полностью распланировала свою жизнь, — начала Андромеда задумчиво, словно вглядываясь в далекое прошлое. — Я собиралась замуж, как и подобает чистокровной ведьме моего положения. И зашла во «Флориш и Блоттс» забрать книгу. Сейчас даже не помню, какую. Там я налетела на магглорожденного колдуна, которого немного помнила по школе. Мы тут же, прямо в магазине, разругались в пух и прах, и я в ярости ушла, совершенно забыв про книгу. — Она печально улыбнулась. — Он прислал мне ее вместе с запиской с извинениями и предложил поесть мороженого у Флореана Фортескью, чтобы загладить ссору. До сих пор не знаю, почему я согласилась — я была по горло занята приготовлениями к свадьбе, но из чувства противоречия решила пойти. Через полгода я разорвала помолвку, меня выжгли с фамильного гобелена, и я переехала к Теду.

Андромеда отпила чай.

— Кто-то скажет, что это просто нелепая случайность. Моя жизнь пошла совсем другим путем, но я ни о чем не жалею. Если бы я оставила Теда после того, как его полюбила, я бы изменила себе, что бы там за меня не планировали.

— Драконы летают, — заявил Тедди, уронив крохотного Украинского Железнобрюха, который тут же поплыл в воздухе.

— Правильно, — с улыбкой согласилась Андромеда.

Она поставила чашку и нагнулась, чтобы поднять внука с пола. С Тедди на руках, она продолжила:

— С каждым днем я тоскую по Нимфадоре все сильнее, но даже представить не могу жизнь, в которой ее бы у меня вообще не было. Я думаю, что ты — и он — уже в том возрасте, когда пора решать, чего вы действительно хотите.

Она отлевитировала искусно вырезанного Гебридского черного дракона прямо в ручку Тедди.

— Драко приходил ко мне со своими вопросами. Он — замкнутый молодой человек, не склонный делиться чувствами, но одно я знаю точно. Он очень хотел выведать все про меня и Теда и про нашу жизнь вдвоем.

— Хороший дракон, — серьезно заметил Тедди, размахивая темно-синим драконом перед лицом Гермионы. Прямо на ее глазах его волосы налились синевой.

— Мерлин, Моргана и Стив! — вздохнула Джинни.

— Стив?

Джинни смутилась.

— Ну, это такое присловье у «Гарпий». Стив поддерживает порядок на стадионе и наводит священный ужас на всех, кто осмелится попортить газон. Ладно, вернемся к теме. Как я понимаю, меня ждет очередной разбор грейнджеро-малфоевских отношений, раунд две тысячи двести шестьдесят первый?

Она сурово поглядела на Гермиону поверх стола.

— Правда? — неуверенно спросила Гермиона.

Джинни со вздохом поставила стакан с апельсиновым соком.

— Гермиона, я люблю тебя как сестру, но у меня больше нет сил. Я лучше получу бладжером по голове, чем услышу еще хоть слово про Малфоя. Если хочешь об этом поговорить — говори с Малфоем, а не со мной.

— Т-с-с! — Гермиона оглядела веранду кафе. — Кто-нибудь услышит или прочтет по губам. Называй его как-нибудь по-другому.

Джинни закатила глаза и ножом для масла разрубила пончик с черничным джемом.

— Ладно. Хочешь встречаться с пончиком, — сказала она, выделяя слово «пончик» гораздо сильнее, чем, по мнению Гермионы, следовало бы, когда употребляешь шифр, — так признай это. Хотя бы перед собой. — На лице Джинни появилась широкая улыбка. — И, думаю, сейчас самое время.

Она поднялась со стула и замахала обеими руками:

— Эй! Малфой! Сюда!

Гермиона резко обернулась, уверенная, что Джинни шутит, но по тротуару действительно шел Драко. Он оперся на невысокую изгородь, отгораживающую клиентов кафе от прохожих, и поглядел на них с легкой улыбкой в глазах. Похоже, научив Драко ориентироваться в маггловском Лондоне, она сама себе вырыла яму. А может, в действие вступили более могущественные (и предательские) силы: Джинни даже не пыталась скрыть, насколько мало ее удивило появление Драко.

— Малфой. Ну, кто бы мог подумать, — Джинни откровенно не прятала усмешку. — А мы тут как раз обсуждали, что Гермиона у нас без ума от пончиков.

— Вот как? — Драко приподнял бровь и поглядел на тарелку Гермионы, где пончики блистали своим отсутствием.

Джинни вмешалась снова.

— О, она их уже слопала. Каждые выходные объедается пончиками. Просто не может удержаться.

Драко открыл рот, и Гермиона напряженно замерла.

— У нас есть домовик — который напрочь отказывается освобождаться, и не надо так на меня смотреть, Гермиона. Так вот, он печет потрясающие пончики. Лучше, чем в Хогвартсе. Как-нибудь надо тебя угостить. Рецепт — практически семейная тайна.

Отлично. Просто замечательно. Страшная малфоевская тайна — рецепт пончиков. Глядя на Джинни, которая давилась от смеха, Гермиона прикинула — не подсунул ли ей кто Феликс Фелицис, который внезапно стал действовать наперекосяк? Только так можно было объяснить весь этот разговор.

— Не сомневайся, Гермиона только и мечтает попробовать твои пончики, — заявила Джинни.

Когда Гермиона взорвется от стыда, Джинни погибнет первой. Потому что при таком невыносимом внутреннем напряжении самопроизвольный взрыв неизбежен. Если повезет, удастся прихватить и Драко, и всех окружающих. «Никогда не оставлять свидетелей» — вот правильный жизненный девиз.

— Мои пончики известны своим высочайшим качеством, — сухо ответил Драко.

— Неужели? Ну ладно, я пошла, а вы тут потолкуйте без меня. О пончиках. Так, Гермиона?

Джинни практически проткнула ее взглядом. Потом поднялась на ноги, уронила на стол несколько монеток и умчалась, бросив недоеденный завтрак и Драко с Гермионой, неловко смотрящих друг на друга.

— Потрясающе. Уизли оставляет еду на тарелке, — задумчиво произнес Драко. — Не думал, что они на такое вообще способны.

В ответ на недовольный взгляд Гермионы он закатил глаза, обошел ограду и устроился на стуле Джинни. Официантка тут же унесла тарелку и чашку Джинни и подала Драко заказанный чай.

— Тетя сказала, что вы с ней говорили. И что в разговоре несколько раз всплывало мое имя.

Что ж, кратко и по существу. Гермиона решила, что сможет ответить тем же.

— Так мы встречаемся? — в упор поинтересовалась она.

Драко задумчиво посмотрел на нее.

— Я все ждал, когда ты заметишь.

— Замечу?

— Что мы встречаемся. Встречаемся уже некоторое время. Знаешь, для ведьмы, которая славится своим умом, ты на редкость долго вычисляла, что к чему. Так что, для твоего сведения, мы встречались и встречаемся. Или у тебя есть возражения?

Несмотря на небрежный тон, Гермиона чувствовала, какое напряжение скрывается за его легкомысленными манерами.

Гермиона посмотрела на Драко и поняла, что оказалась в необычной ситуации: ей предлагали ничем не защищенное сердце. Такой жест требовал ответной искренности. Настала пора проявить честность: она была почти по уши влюблена в придурка, причем довольно давно.

— Никаких возражений. Ни единого.

Она потянулась через стол и взяла его за руку, в которой он нервно вертел ложечку.

Драко улыбнулся ей совершенно ослепительной улыбкой, и она переплела его пальцы со своими. Она на самом деле любила его длинные, изящные пальцы, наделенные редким талантом выделывать разные умные и интересные вещи.

— Знаешь выражение: «За каждой великой женщиной стоит совершенно бессовестный интриган»? Нет? Ну, так знай, — жизнерадостно заметил он и погладил ее кисть большим пальцем.

Она грозно посмотрела на него.

— Драко Малфой, ты что, взялся планировать мою жизнь?

— Вот именно. Для начала тебе надо уволиться.

—Я не собираюсь бросать работу и сидеть дома, — сказала она ледяным тоном.

Драко закатил глаза.

— Само собой. Если кто-то и будет сидеть дома, то это я. Потому что я гораздо красивее и наряднее, и меня надо оберегать от суровой деловой жизни.

Гермиона фыркнула от смеха. Он бросил на нее полный фальшивой невинности взгляд и продолжил.

— Под увольнением я имею в виду, что тебе надо перевестись в Департамент охраны магического правопорядка. Все твои бесполезные сослуживцы попали на теплые места благодаря чистокровному происхождению. Министерские регламенты приспособлены под них: иначе столько некомпетентных идиотов не получили бы работу. Ты умнее всех, кто когда-либо выпускался из Хогвартса, и тебя пристроили разгребать завалы в чулан для метел.

Он перегнулся через стол с видом заговорщика. Которым, строго говоря, и являлся.

— Сменишь департамент и займешься переделкой регламентов, от которых на самом деле зависит политика министерства. Когда разрушишь механизм, который позволяет нанимать и держать некомпетентных чиновников, достигнешь всего, чего хочешь.

План неплохой. Что там, замечательный план. И должен сработать. Гермиона представила, как добивается давно желаемых перемен, атакуя министерство с другой стороны. Она попыталась действовать с самого верха, и ничего не получилось, но если снести саму гнилую систему, основанную на родственных отношениях и «правильных» связях… Вот тогда можно будет заняться настоящим делом.

Драко посмотрел на их переплетенные пальцы, а потом прямо ей в глаза.

— И тогда ты сможешь смотреть на моего двоюродного племянника, не чувствуя вины, — тихо добавил он.

Так он запомнил, что она говорила про Тедди! Каким-то образом то, что он помнил и беспокоился, окончательно подтолкнуло чашу весов в его пользу и уничтожило последние сомнения.

Все произошло совсем не так, как она себе представляла. Ее жизненный план по окончании Хогвартса не предусматривал ни чистокровного светского льва в качестве любовника, ни коварных подкопов под внутреннее устройство министерства. Но, глядя через стол на ослепительно красивого колдуна, который, сидя в маггловском кафе и держа ее за руку, рассуждал, как интригами обновить систему управления, она поняла, что неожиданная перемена планов ее вполне устраивает.