Тропа в прошлое (гет)

Вернувшись в небольшой дом на Шетлендских островах, ребята увидели, что с моря на них надвигалась буря: темные тучи пронзались всполохами молний, а волны с грохотом обрушивались на берег и будто с жадностью цеплялись за прибрежные камни, не желая вновь оказаться в бурной морской пучине. На часах было всего лишь три часа дня, но темнота стояла такая, будто томный вечер уже давно опустился на остров, и ночь уже приближалась, чтобы вступить в свои законные права.

Быстро сообразив, что шторм неизбежен, друзья разделились и захлопнули все створки, защищавшие окна от здешних резких ветров, способных если не выбить стекла, то как минимум распахнуть створки настежь. Устроившись в гостиной перед зажжённым камином, они наслаждались свежезаваренным чаем из больших кружек. Лили, поджав под себя ноги, сидела на диване рядом с Скорпиусом, укрыв колени одним на двоих покрывалом. Джеймс и Ал расположились в креслах по бокам от них.

— Все это так странно, — вздохнул Альбус. — Кажется, что все поступали исходя из совершенно других мотивов, чем те, о которых они сами открыто заявляли или додумывали окружающие.

— А так всегда и бывает, — тихо ответил Скорпиус. — Никому не хочется быть перед людьми с вывернутой наизнанку душой, разве что кроме как наивным пуффендуйцам...

И вдруг неожиданно вздрогнул и прервался на полуфразе — это Лили пихнула его в бок локтем, презрительно фыркнув.

— Ну ладно, кроме наивных маленьких девочек, так тебя устроит? — проворчал он, но ответа не получил.

— Все они кого-то любили, и все это будто замкнутый какой-то круг, — отхлебнув свой чай, подытожил Джеймс.

— Но почему не сказать открыто? Не начать бороться против всей этой прогнившей системы? — всхлипнув, произнесла Лили.

— Ага, и получит Crucio от родственничков, — ответил ей Джеймс.

— Или аваду от Волдеморта, — очень тихо произнес Скорпиус.

Лили, уткнувшись в его плечо, уже больше не могла сдерживать слез: слишком запутанной оказалась эта паутина взаимоотношений людей, которых они даже вживую-то ни разу не видели. Раньше Лили казалось, что любовь заставляет творить добро, быть лучше, чем ты есть на самом деле, чувствовать себя так, будто выпил зелье эйфории, но не в этой истории. Здесь от любви люди страдали, практически тонули в море несправедливости, жестокости и невозможности найти другой путь. Так не должно было быть, все это неправильно, нечестно… Хотелось по-детски забить кулачками о пол и кричать о том, что она хочет, чтобы эта сказка имела хороший конец, такой, какой был во всех тех историях, что рассказывала ей на ночь мама или тетушка Гермиона. Но это была не та история. Здесь конец уже был известен.

— Зачем мы продолжаем открывать шкатулки, если знаем, чем все это закончится? — почти шепотом сквозь слезы произнесла она.

— Потому что они бы хотели, чтобы хоть кто-то знал, на что они шли ради того, чтобы быть с теми, кого любили. Чтобы мы учились на их ошибках и никогда не допустили повторения тех времен, в которых такое стало возможным, — твердым, но тихим голосом произнес Альбус Северус, поднялся со своего кресла и направился к лестнице, чтобы подняться в комнату на втором этаже и взять шкатулки.

Беллатриса плакала в объятьях Ремуса и никак не могла успокоиться, а он лишь гладил по волнам ее темных волос и не произносил ни слова. Слова были не нужны. В первый день своего появления после каникул Цисси так бурно обсуждала в Большом зале за завтраком, впрочем, как и за обедом, семейный рождественский ужин, что о помолвке ее старшей сестры и Рудольфуса Лестрейнджа не знал только глухой.

Эта была их первая встреча после двух недель вынужденной разлуки: они сидели в пустом кабинете трансфигурации в полной тишине, нарушаемой лишь редкими всхлипами Беллатрисы.

— Ох, Белла, как бы я хотел дать тебе весь этот мир, но что я могу… — произнес Ремус над ее ухом и тихо чертыхнулся в сторону.

— Ты же знаешь, — сквозь слезы проговорила она в ответ, — мне не нужно ничто, кроме тебя. А теперь… теперь мне сулят пробыть всю жизнь рядом с тем, с кем я бы и в могилу не легла. Я схожу с ума лишь от одной этой мысли...

— Мы могли бы сбежать? — с надеждой проговорил Люпин, убирая прядку волос, упавшую ей на лицо, и стараясь заглянуть в глаза. — Прямо сейчас, не дожидаясь сдачи экзаменов. Я бы придумал что-нибудь…

Но она видела в его глазах, что он сам корит себя за эту мысль, знала, что ночами он ненавидит себя за то, что не способен дать ей то, к чему она привыкла.

— О, мой милый Ремус… — выдохнула она, из ее темных глаз текли тонкие ручейки слез. — Моя семья, они найдут меня, где бы я ни была, и без раздумий пошлют в меня Imperio, чтобы заставить идти под венец с ним.

Люпин молчал, ему нечего было сейчас сказать, кроме слов любви, но все они уже были сказаны, оставалась лишь держать ее в объятьях и думать, что она всегда будет с ним, как бы далеко не была. А Беллатриса чувствовала себя беспомощной: клокочущая ненависть зельем жидкой смерти разливалась внутри, и ей не было выхода, и даже поцелуи Ремуса не успокаивали, а лишь в очередной раз доказывали, как слаба она сама. Сейчас она завидовала Сириусу: он оказался храбрей, и она ненавидела его за это еще больше. Почему он оставил ее одну в этой зачерствевшей семье? Почему не показал ей выхода? Не позвал за собой? Ведь часами напролет, когда они еще были детьми, он рассказывал ей о своих фантазиях, о том, чем будет заниматься, когда станет большим и свободным от семейных уз Блэков. И где он теперь? Почему не взял ее за руку и не показал ей весь мир? Ответов не было.

Тишина окутала гостиную. Ребята, продолжающие сидеть около камина, где догорали поленья, не отрывали взгляда от языков пламени. Они видели в них отблески тех чувств, которыми только что были наполнены. Джеймс, отставил шкатулку Беллатрисы на журнальный столик, отпил из чашки уже остывший чай, окинул взглядом остальных и очень аккуратно откинул крышку, усыпанную агатами.

Сириус сидел на своей кровати, бездумно перелистывая учебник по рунам и боковым зрением ловил метание Ремуса по гостиной.

— Черт, Лунатик! У меня уже в глазах мельтешит, — не выдержал Блэк. — Сядь и успокойся!

— Если бы это было так просто, — вздохнул Люпин. — Ты слышал сегодняшние разговоры?

— А кто ж их не слышал: наша малышка Цисси надрывала глотку так, что услышали даже те, кто затычки в уши вставил. Прямо наиважнейшая новость во всем Хогвартсе. Тебе-то какая разница? Будто ты жениться на ней собирался. Наведываться к ней в спальню можно и когда у нее колечко на пальце будет. Метка ж тебе не меша…

Пожалеть о своих словах Сириус смог лишь тогда, когда запыхавшийся и ворвавшийся в комнату Джеймс Поттер привел его в чувства.

— Что это было? — кричал он, переведя взгляд с очнувшегося Блэка на стоящего с палочкой в руках Ремуса. — Какого хера, я спрашиваю вас, здесь происходит?

— Джеймс, полагаю, мне придется подыскать другую спальню, — будто бы только начав осознавать, что сделал, произнес Рем.

— О, да неужели, «полагает» он, — встрепенулся Сириус. — Значит, ты наконец-то мозгами думать начал. А когда оглушал меня, чем думал?

— Заткнись, — прорычал тот ему в ответ. — Еще одно слово от тебя о ней, и я не ограничусь простым Stupefy.

— Да твою ж мать, объясните вы мне, что тут произошло или нет? — не выдержав, закричал Поттер.

— Нет, — хором выкрикнули Блэк и Люпин.

— О, прекрасно, до меня дошло, наконец! — поднявшись на ноги и хлопнув себя по лбу, произнес Джеймс. — Вы решили похерачить всю нашу семилетнюю дружбу из-за Беллатрисы Блэк! И нет, не смейте меня перебивать, я достаточно вас наслушался за последние полтора года. И не смотрите так, я не так уж беспросветно туп. Я понятия не имею, что между тобой и сестрой произошло перед тем, как ты приехал ко мне, когда покинул родительский дом, но это явно отразилось на твоем к ней отношении, — размеренно начал он, смотря на Сириуса, а затем перевел взгляд на Люпина, который уже стоял около своей кровати, доставая из-под нее чемодан и начинал хаотично закидывать в него вещи. — Прекрати, Луни! Черта с два ты куда-то переедешь из этой спальни, так что прижми свою задницу и послушай меня.

Ремус устало прикрыл глаза, но все же выпустил из рук книги и те с глухим грохотом упали к его ногам. Сириус продолжал лежать на своей кровати, закрыв лицо руками. А Джеймс стоял в центре комнаты и смотрел прямо между ними.

— С учетом сложившейся ситуации, я полагаю, что мы с тобой, Сириус, должны помочь другу. Заткнись, а? Дослушай для начала, а потом уж будешь излагать свои восхитительные идеи, — произнес он, как только Блэк попытался открыть рот, а затем развернулся к Люпину. — Ты уже предлагал ей свалить от ее семейки раньше, чем они попытаются выдать ее замуж?

— Я уже перебрал все возможные варианты, — тяжело выдохнул Рем в ответ. — Может, закончим этот разговор?

— Да, точно, давайте заканчивать этот балаган, — прорычал Сириус и, вскочив на ноги, стремительно вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Почти пробежав через гостиную, пару раз запнувшись за кресла и чертыхнувшись, Блэк наконец-то вывалился через проем в пустой коридор. Теперь он мог глубоко вздохнуть и попытаться понять, что же произошел и почему он десяток минут назад так ненавидел Ремуса, одного из трёх своих лучших друзей! С ним они вот уже шесть с половиной лет прожили бок о бок, а сейчас единственное, что он хотел сделать, это как можно больнее ужалить словами того, кто думал лишь о ней, Беллатрисе Блэк.

Какого черта она выбрала именно Лунатика? Того, кто так близок ему и теперь с каждым шагом навстречу ей, отдаляется от него все дальше.

Сириус шел, не разбирая дороги, а в голове были лишь мысли о том, что она, сгубив его, теперь решила взяться за его близких: сделать еще больней, разрушить все вокруг. Он не знал, кого больше сейчас ненавидел: ее, Ремуса или себя…

— Твою ж мать, ты совсем не смотришь, куда прешь? — выкрикнул он, оборачиваясь, когда в его плечо кто-то врезался.

— Братишка, — оскалившись хищной улыбкой, произнесла Белла. — А я тебя и не заметила.

— Ты… — прорычал в ответ Сириус и, не дожидаясь, пока Беллатриса ответит, схватил ее за локоть и затащил в пустой кабинет, рядом с которым они столкнулись.

— Какого черта ты делаешь? Отпусти меня! — взвизгнула она и попыталась свободной рукой достать палочку, лежащую в кармане на другой стороне мантии.

— Не заставляй меня кидать в тебя Petrificus Totalus и прекрати дергаться! — захлопывая за собой дверь и отпихивая к центру класса Беллу, сказал Сириус.

— И что тебе нужно от меня? — поправляя перекосившуюся мантию, спросила та.

— Я… я хотел спросить: почему? — произнес Сириус, сев на одну из парт и уставившись на носки своих ботинок.

— Что? — недоуменно спросила она в ответ. — Ты мозгом повредился, что ли?

— Ага, ты мне его и повредила, — почти шепотом произнес Сириус.

— К чему этот разговор?

— Я просто хочу знать.

Беллатриса медленно подошла к кузену, взяла в руки его лицо и заставила, наконец, посмотреть прямо себе в глаза:

— Сириус Орион Блэк, все, что было, уже прошло, и ты сам сделал свой выбор.

Он сначала попытался возразить ей, но почувствовал на своих губах прикосновение ее большого пальца и замолчал, позволив ей продолжить монолог.

— Ты оставил меня одну наедине с семьей, после всех тех разговоров, после всего того, о чем мы мечтали вместе, и теперь ты спрашиваешь меня «почему»? — она не отрывала от него своего пронзительного взгляда даже тогда, когда за его спиной раздался скрип двери. — Потому, что ты это заслужил!

Когда он все-таки вырвал свою голову из ее железной схватки и развернулся, было уже поздно: на лице Джеймса отражалось недоумение смешанное с презрением.

— Я не ожидал от тебя такого, — очень тихо произнес Поттер.

Когда дверь за ним захлопнулась, кабинет наполнился истеричным смехом и когда Сириус обернулся, он увидел в глазах Беллатрисы зарождающиеся сумасшествие.