Русалка, вернувшаяся с холода (джен)

Странно, но Люциус, как ни старался, не мог вспомнить подобного инцидента. Впрочем, и саму Эмму он почему-то помнил очень смутно, словно сквозь туман или Конфундус. Но несмотря на эту странную забывчивость, Люциус от души порадовался за друга. Вернее, за его наверняка уже разорванную помолвку: жена-вейла — это весьма, знаете ли, неприятное приобретение.

«Покойся с миром, Абраксас Малфой! — поднимая глаза к потолку, сказал про себя Люциус. — Пусть и прохвостом ты был изрядным, но все же не допустил, чтобы на жену твоего сына пялились с вожделением...»

— И как на ней тогда только платье не треснуло? — возмущалась тем временем Нарцисса. — Ведь в нем даже просто ходить было неудобно, не то, что танцевать. Может, именно из-за этого платья Белла теперь говорит об Эмме как о русалке?

— Дорогая, о каком платье ты говоришь? — непонимающе сдвинул брови Люциус.

— Узкое, цвета морской зелени, с глубоким асимметричным вырезом и открытой спиной, — без запинки принялась перечислять Нарцисса. — По лифу и бретели вьется расшитый серебром шнур — мерзкий такой, словно змея на шее висит...

Люциус обреченно зажмурился и мысленно обозвал себя тупицей. Как он мог забыть, что с женщинами ни в коем случае нельзя заговаривать о нарядах? Теперь придется как минимум четверть часа предаваться собственным мыслям, поддерживая разговор на уровне междометий. Слава Мерлину, большего от него в такие моменты и не требовалось.

Однако ради справедливости следовало признать, что годы, прожитые в браке, все-таки значительно расширили познания Люциуса Малфоя в тонкостях кроя и разнообразия цветовых оттенков.

В юности Люциус, как и большинство его друзей, руководствовался в подборе одежды преимущественно категориями «шартрез», «абсент», «бенедиктин» или «цвет молодого бордосского». После смерти отца и вступления в наследство в его лексиконе появились такие цветовые оттенки, как «альмандиновый», «жиразолевый», «морионовый» и «падпараджа». (1) К моменту своей женитьбы, а точнее, к моменту последней примерки шикарнейшего свадебного наряда, Люциус самонадеянно считал, что знает об этой стороне жизни все. Но когда молодая супруга с сестрой на третий день после свадьбы потащили его в «Твилфитт и Таттинг», он понял, как глубоко заблуждался...

Глаз куропатки и нильская вода, «дети Эдуарда» и «Мария-Луиза», парижская синь и лондонская грязь, воды пляжа Бонди и сюрприз дофина... Люциус сначала не понял, о каком именно сюрпризе идет речь, и опрометчиво полез с вопросами к хозяйке салона. И тут же, услышав объяснение, очень пожалел, что позволил себе проявить излишнее любопытство.

После подробных объяснений Люциус едва смог дождаться окончания «выездного заседания дамского Визенгамота», как называл такие походы по салонам закаленный семейной жизнью Родольфус. А ведь Руди его предупреждал... Только Люциус не внял мудрому совету и даже возмутился — дескать, как же можно отказать юной супруге в таком пустяке? Вот и заработал в итоге головную боль, нервное подергивание щеки и полное отсутствие аппетита. А ведь казалось бы, благородные дамы, приличный салон...

Впрочем, к следующему походу по модным лавкам Люциус основательно подготовился. За четверть часа до назначенного времени он успешно симулировал приступ мигрени. И, когда ничего не подозревающий Северус по просьбе всполошенной Нарциссы притащил в Малфой-мэнор нужное зелье, демонстративно выпил его и кротко попросил друга сопроводить девушек, раз уж сам он оказался не в состоянии. Северус тогда, помнится, подозрительно посмотрел на него — тоже ведь не дурак, догадался, что дело нечисто — но отказаться не сумел. И как только Люциус остался в гостиной один, он тут же вскочил с кушетки, на которую его уложила заботливая жена, призвал перо и пергамент и отправил мадам Таттинг маленькую записочку.

В прошлый раз хозяйка салона упомянула, что лионские ткачи различали по названиям более сотни оттенков черного, вот он и попросил ее познакомить Северуса с основными разновидностями этого цвета: думал, что такая беседа навсегда отобьет у юного зельевара охоту рядиться в оттенки воронова крыла, сажи и эбенового дерева. Но, как оказалось, он крупно просчитался: Северус прямо-таки коршуном вцепился в мадам Таттинг с требованием немедленно перечислить ему все сто оттенков черного и предъявить образцы. Ошеломленная таким неожиданным напором хозяйка выложила из своих запасников все, что имелось, и отправила десятка три сов своим поставщикам с просьбой прислать недостающее.

За обедом Люциус слушал возмущенный рассказ Нарциссы, вынужденной сбежать из компании «этих двух сумасшедших угольщиков», и остро жалел, что остался дома. Ему бы хотелось собственными глазами посмотреть на то, как Белла и Северус азартно вырывают друг у друга из рук отрезы шерсти, шелка и бархата. Северус — молча, Белла — с гневными воплями, Северус — в познавательных целях, Белла — из чистой вредности.

И еще не раз аукнулась Люциусу эта его маленькая хитрость. Нарцисса в отличие от своей сестры просто обожала радостные светлые тона и после злосчастного похода в салон еще долго жаловалась мужу на то, что Северус в своем новом сюртуке напоминает ей гробовщика, а Белла, чуть ли не полностью сменившая гардероб, — азкабанского дементора...

* * *

Из подробного рассказа жены Люциус понял, что Эмма Фоули тоже предпочитала одеваться ярко и жизнерадостно. Только если Нарцисса выбирала для своих нарядов всевозможнейшие оттенки лазури (и Люциус даже перестал вздрагивать, услышав в очередной раз из нежных уст супруги неблагозвучную конструкцию «яйца дрозда»), то Эмма отдавала предпочтение разным вариантам зелени. Благодаря регулярному общению с женой и мадам Таттинг Люциус и раньше неплохо ориентировался в цветовой палитре модных веяний и мог уверенно отличить вердрагон от виридиана, а снежную мяту — от болотной зелени. А теперь он наверняка мог бы сходу в любой толпе вычислить Эмму Фоули, потому что, по словам Нарциссы, больше никто не рискнет появиться на людях в платье цвета бедра испуганной вейлы (2) — это слишком рискованная затея, причем при любом оттенке волос.

Кстати, надо будет поинтересоваться у Рабастана, не видел ли он случайно бедер своей невесты в гм... испуганном состоянии. Интересно, зеленеет ли ее бедро на самом деле, или это просто образное выражение?

— Люциус! Люциус, ты меня слушаешь? — донесся до его сознания укоризненный голосок Нарциссы.

— Да, дорогая, конечно же! — привычно включился в беседу Люциус. — Ты говорила об Эмме и ее жутком наряде.

Люциус сказал это наобум, но из опыта знал, что в девяти случаях из десяти он угадает — если не по первому пункту, так по второму.

И он не ошибся. Нарцисса кивнула и продолжила свой рассказ:

— Где Эмма раздобыла это платье — ума не приложу, но сидело оно на ней, как вторая кожа, причем безо всяких магических ухищрений. Зрелище, можно сказать, за гранью приличия: на голое тело словно натянули тонкий чулок и только от колен дали юбке разойтись широким колоколом. Издалека и в самом деле русалочий хвост напоминает. А ты что, не помнишь?

— Нет... — Люциус наморщил лоб. — Кстати, это довольно странно, ты не находишь? Я совершенно не помню, в чем на помолвке Рабастана была его невеста, хоть и поздравлял ее, и даже танцевал с ней. Я прекрасно помню всех невест, с которыми танцевал — и Паркинсона, и Мальсибера, и Нотта, и даже Гойла, хотя там, если честно, и вспоминать-то нечего. А вот твою драгоценную Эмму — как сквозь туман. Да, маячило какое-то зеленое пятно возле Рабастана — но и только.

Нарцисса довольно вздохнула:

— Ничего странного в этом нет. Кстати, если ты расспросишь Руди, получишь точно такой же результат. Он тоже ее отчетливо не вспомнит.

— Да? — прищурился Люциус. — Интересно, почему это нас обоих одновременно обуял такой странный приступ растерянности? Может, вы с Беллой за нашими спинами решили побаловать нас Конфундусом или еще чем-нибудь столь же эффективным?

— Ну что ты, милый! — Нарцисса поспешила успокоить мужа. — Ни капельки мы с Беллой над вами не колдовали. Как ты мог о нас так плохо подумать? И не стыдно тебе?

Люциусу было ни капельки не стыдно. Любимая жена, как он теперь уже знал, и в одиночку могла выкинуть такое, что нормальному человеку и в голову бы никогда не пришло. А уж в компании с любимой сестрицей...

— Так что это было, дорогая? — строго сведя брови к переносице, поинтересовался он. — Если не заклинания, то что? Зелья? Артефакты? Амулеты?

— Какой ты у меня догадливый! — притворно вздохнула Нарцисса. — Это были амулеты, изготовленные по специальному заказу для того, чтобы нейтрализовать вейловские чары.

— Который из них? — коротко спросил Люциус, указывая на перстни, подаренные ему когда-то женой.

— Этот! — Нарцисса легонько прикоснулась кончиком пальца к овальному чароиту. — Когда я рассказала Белле о настоящей сущности Эммы, мы с ней решили заказать для вас с Руди защитные перстни. Чтобы ни одной самовлюбленной курице не удалось превратить вас в слюнявых идиотов. И кстати, если вздумаешь когда-нибудь снять этот перстень с пальца — домой можешь больше не приходить.

— Дорогая, что за выражения? — Люциус шокировано приподнялся с подушки. — Я еще могу понять, когда ты цитируешь кого-то другого. Я сам просил тебя пересказывать все, что ты видела и слышала, как можно подробнее. Но выражаться таким образом самой для леди Малфой просто недопустимо!

— Дорогой мой! — Нарцисса посмотрела на мужа, как на капризного ребенка. — Это и есть цитата. Так выразилась моя любимая сестра, а я всего лишь передала ее слова, не упуская ни слова, как ты меня и просил. Но вот от повторения жестов, сопровождающих эти слова, позволь воздержаться — я боюсь, что твоя фамильная честь этого просто не перенесет.

Люциус подавился невысказанным возражением и недовольно запыхтел. Крыть было нечем: что просил, как говорится, то и получил.

Нарцисса тоже картинно надула губки:

— Вообще-то, дорогой, я думала, что ты меня поблагодаришь за такую заботу. На колдографиях, появившихся в газетах на следующий день после помолвки Эммы и Рабастана, вменяемыми выглядели только вы с Руди. Даже Темный Лорд показался мне, мягко говоря...

Люциус возмущенно набрал воздуха в легкие, но Нарцисса тут же поспешила увести разговор в сторону:

— Зато, в отличие от вас, Темный Лорд успевал и с мужчинами поговорить, и с дамами потанцевать. А вы с Руди ограничились обязательной программой, а затем трусливо сбежали в кабинет Басти изучать списки приданого.

— Намек понял, — улыбнулся Люциус. — На следующем балу я от тебя, дорогая, ни на шаг не отойду.

Нарцисса скептически выгнула бровь.

— Клянусь, дорогая! — Люциус посмотрел на жену честным-пречестным взглядом. — И даже с Беллой, когда она поправится, танцевать не буду. Пусть она с Родольфусом своим танцует. Или с Рабастаном — тот вообще и повыше будет, и на ноги партнершам так не наступает.

— Ты же знаешь, с кем Белле хотелось бы танцевать на самом деле, — грустно улыбнулась Нарцисса.

— Ну вот как ее угораздило в него влюбиться? — воскликнула она, беспомощно глядя на мужа. — И не просто влюбиться, а до умопомрачения. Руди ведь любит ее, готов разбиться ради нее в лепешку, а она... Вот так, в открытую... Ты же знаешь, она совершенно не умеет притворяться. Мне даже в глаза Руди страшно посмотреть, столько в них боли. Даже сейчас, под заклятием, Белла думает исключительно о Темном Лорде и о том, как бы не подпустить к нему Эмму. Мне представить страшно, что дома она начнет говорить то же самое, а Руди будет сидеть рядом, смотреть на нее и слушать...

Люциус молчал. Говорить что-либо утешительное не имело смысла. Ведь они оба с Нарциссой видели, как все это начиналось.

Когда Темный Лорд только появился в поле видимости Беллатрикс, он был хорош собой и невероятно харизматичен. И они с Беллой смотрелись рядом просто великолепно: оба высокие, стройные, с черными, горящими фанатичным огнем глазами... Что бы они ни делали — танцевали, прогуливались по саду или просто беседовали — невольно притягивали к себе восхищенные и завистливые взгляды, заставляющие беднягу Руди темнеть лицом. Да, Темный Лорд умел привлекать к себе внимание, этого у него было не отнять...

Люциус поймал себя на том, что думает о Темном Лорде в прошедшем времени. И если честно, он бы отдал половину своего состояния, только бы такое положение осталось неизменным. Если Темный Лорд не вернется, аврорат рано или поздно потеряет интерес и к Малфоям, и к Лестрейнджам. Возможно даже удастся вывести из-под удара и Беллу, пусть и ценой потерянного ею здоровья. Если все пойдет хорошо, через каких-нибудь несколько недель отголоски потрясшего магическую Британию Хэллоуина останутся в далеком прошлом, и все снова вернется на круги своя. Только Белла навсегда останется бездетной.

Впрочем, об этом пусть голова болит у Родольфуса. Он, Люциус, и так сделал для свояченицы все, что мог, и даже несколько больше.

— Бедняга Руди... — наконец произнес Люциус сочувственным тоном. — Ему и до исчезновения Темного Лорда было нелегко, а уж теперь и вовсе не представляю, как он справится с Беллой. А ведь совсем недавно он даже немного воспрянул духом. Помнишь, когда мы в сентябре отдыхали на побережье, и Рабастан познакомился с Эммой? Темный Лорд тогда взял Эмму под свое покровительство, и Руди воспылал надеждой на то, что Белла, получив отставку, хоть немного угомонится и прекратит его позорить. Кто же знал, что получится совсем наоборот?

Нарцисса поджала губы, и Люциус, спохватившись, умолк. Конечно же, Нарциссе неприятно было слышать о сестре такие вещи, пусть даже трижды правдивые. О нездоровой привязанности Беллатрикс к Темному Лорду в среде Пожирателей Смерти не знал только слепой и глухой. Правда, вслух об этом никто не говорил, но взгляды порой бывают не менее красноречивы, чем самые отточенные языки. Поэтому Руди был просто счастлив, когда на пути Повелителя возникла Эмма со своим мольбертом и кусочком угля. Руди и помолвку Рабастана с Эммой организовал чуть ли не на третий день их знакомства, и торжественный банкет по случаю помолвки устроил такой, что все приглашенные еще три дня не могли прийти в себя от восторга. И даже заказал огромный, во все небо, фейерверк в виде алого мерцающего сердца, хотя обычно относился к таким развлечениям с нескрываемым отвращением. «Фейерверк длится не дольше, чем поцелуй возлюбленной, — говорил он, явно кого-то цитируя, — зато обходится дороже, чем содержание любовницы". (3)

— Отдыхали на побережье... — с нескрываемым сарказмом сказала Нарцисса, и Люциус, вспомнив обстоятельства, сопутствующие этому «отдыху», снова проклял свой длинный язык. Однако Нарцисса, к его удивлению, не стала поднимать тему боевых соратников, испортивших Малфоям все очарование уединенного отдыха, а заговорила совсем о другом.

— Дорогой, позволь тебе напомнить, что во время этого, как ты говоришь, «отдыха», я всю неделю бегала кругами по спальне с Драко на руках. Северусов бальзам на него не действовал, а заклинания применять было нельзя, чтобы не испортить ребенку прикус. Я уж думала, что у него не зубки, а драконьи клыки режутся — так бедняжка кричал.

Люциус виновато отвел глаза. Детский плач действовал на него самым угнетающим образом, поэтому неделя на побережье оказалась у него загруженной делами по самое некуда. Прибыль, конечно, она принесла неплохую, да и Темный Лорд остался Люциусом очень доволен, однако обижалась Нарцисса на мужа после этой поездки еще недели две, если не больше. Хотя, если подумать, чем бы он смог помочь ей и ребенку, если даже целитель Грэхем всегда говорил, что у Драко низкий болевой порог? Нэнни была рядом, сам Люциус являлся к жене по первому зову, так зачем же было терять драгоценное время, которое можно и нужно было использовать для укрепления семейного благосостояния?

— Любимая, ты ведь знаешь, что я в это время тоже не отдыхал, — с легким укором в голосе сказал Люциус. — Важные торговые сделки ведь не за пять минут заключаются, их подготовка зачастую требует длительных переговоров.

— На пляже и в ресторане, — в тон ему произнесла Нарцисса.

— И на пляже тоже, — не дрогнул Люциус. — И в ресторане, и на скачках, и в клубах, и во всяких других местах, где собираются нужные тебе люди. Самые удачные договора заключаются вовсе не в кабинетах — они там всего лишь подписываются, а для предварительных переговоров следует выбирать как раз места, где твой собеседник наиболее расслаблен и благодушен. Это же древнейшая истина, дорогая, неужели ты сама этого не понимаешь?

— Понимаю, — тихонько вздохнула Нарцисса. — Только мне очень обидно, что ты все это время старался, тратил свое время и здоровье, практически не виделся ни со мной, ни с сыном, а что получил в итоге?

Люциус нахмурился. Говорить о каких-либо итогах он не хотел — слишком зыбким и неопределенным было сейчас его будущее.

«Был под Империо», — твердил он который день подряд в аврорате, вежливо улыбаясь дознавателям. «Был под Империо», — говорил он, слизывая с губ горьковатые капли Веритасерума. Благодаря Мерлину, Моргане и Северусу Снейпу Люциуса до сих пор не упрятали в подземелья аврората, не заковали в цепи и не увезли в Азкабан, а всего лишь поместили под домашний арест. Но что будет с ним завтра — не сможет ответить никто. Ночные обыски превратились в обыденность, многочасовые допросы — в ежедневный ритуал, а дознаватели аврората к этому времени знали о Люциусе все, вплоть до украденной им в пятилетнем возрасте трубки из отцовского кабинета. И только мысль о жене и сыне придавала ему сил.

«Мордред... — с внезапным раскаянием подумал Люциус. — А ведь Нарциссе приходится намного тяжелее. Пусть ее не подозревают в нападениях на магглов, но точно так же терзают обысками и допросами. А ведь на ней держится еще и весь дом, и с ребенком никто, кроме Нэнни, не помогает, а Руди еще и свою ненормальную жену ей на шею повесил... Как она только все это выдержала — маленькая, хрупкая и в то же время упрямая и несгибаемая женщина. Хрустальная принцесса со стальным стержнем внутри...»

В порыве раскаяния Люциус схватил руку жены и принялся покрывать ее поцелуями.

— Дорогая, я так виноват перед тобой, — прошептал он. — Что я должен сделать для того, чтобы искупить свою вину?

Слегка удивленная таким порывом, Нарцисса задумалась.

— Завтра утром ты должен выйти с нами на прогулку в парк, — наконец сказала она, — и пробыть там не меньше получаса... А то я тебя скоро пугаться начну. Вылитый вампир: щеки впалые, глаза красные...

И она кивнула на обложку «Монологов вампира», лежащих на столике у кровати.

— Слушаюсь и повинуюсь, моя принцесса, — покорно произнес Люциус, наклонился к жене и вкрадчиво произнес ей на ушко:

— А вы знаете, ваше высочество, что вести беседы с вампирами в парке — очень опасно для юных девушек?

— Нет, сэр, мне маменька ничего об этом не говорила... — испуганно пискнула Нарцисса. — А это действительно очень опасно?

Люциус хищно ухмыльнулся.

— Это очень опасно, — прошептал он, легонько покусывая мочку ее уха. — Вас могут сначала очаровать, затем околдовать, а затем и вовсе обратиться к вам с очень непристойным предложением.

— Ну что вы такое говорите, сэр? — возмутилась Нарцисса. — Хорошо воспитанные вампиры так не поступают. Они никогда не нападают на девушек прямо посреди парка, а вежливо просят разрешения войти в дом.

— Вот именно, милая моя, — промурлыкал Люциус, подбираясь губами к нежной ключице. — Они просят разрешения войти в дом, затем просят руки юной девицы, а уж потом...

— Что потом? — замирающим голосом ребенка, которому рассказывают увлекательнейшую страшную сказку, спросила Нарцисса.

— А потом подкрадываются к ней... — Люциус притянул жену к себе и впился поцелуем в шею, невнятно приговаривая: — И кусают, кусают, кусают...

Нарцисса восторженно завизжала и принялась отбиваться. Однако ее слабое сопротивление вскоре было успешно подавлено, и принцесса оказалась в крепких объятиях хорошо воспитанного вампира. Впрочем, пожаловаться на своего коварного обольстителя юная жертва даже и не подумала...

* * *

Бронзовые часы на старинном, еще бабушкином, комоде, мелодично зазвенели, отбивая полночь.

Осторожно, чтобы не разбудить спящую жену, Люциус высвободил из-под ее головы затекшую руку, улегся поудобнее, прикрыл глаза и методично принялся перебирать в памяти прошедший день. Привычно и буднично, час за часом, минуту за минутой. Не сказал ли чего-нибудь лишнего, не совершил ли чего-нибудь неосторожного, не пропустил ли чего-нибудь важного...

Первый же пункт заставил Люциуса призадуматься. Лишнего он как раз и не сказал, только правильно ли в этом случае поступил? Возможно, узнай Нарцисса, почему Белла на самом деле считает Эмму русалкой, она не станет больше поднимать эту тему?

Люциус не собирался рассказывать Нарциссе об увиденном в тот дождливый сентябрьский день — не подобает джентльмену делиться подобными впечатлениями, тем более с женой. Нэнни пересказала в общих чертах — и достаточно. Однако ситуация изменилась, и теперь излишнее любопытство Нарциссы может привести к нежелательным последствиям: ни Родольфусу, ни Рабастану ее расспросы могут не понравиться, а портить с ними отношения Люциусу не хотелось бы. Особенно сейчас, когда им как никогда следовало держаться вместе.

Пожалуй, завтра во время прогулки он все-таки расскажет супруге о том, что произошло несколько недель назад на побережье Италии, под стенами старинного Арагонского замка...

________________________________________

1. Альмандиновый — тёмно-вишнёвый, от названия разновидности граната — альмандина. Жиразоль — молочный с радужным отливом, старое название благородного опала. Морион (черный хрусталь, черный бриллиант) — черный кварц. Падпараджа — очень редкая разновидность ювелирного корунда необычного розовато-оранжевого цвета. Окраску этого камня сравнивают с расплавленным золотом или закатным тропическим небом.

«Глаз куропатки»— светло-красный. «Цвет нильской воды» (фр. vert du Nil) — серовато-зелёный. «Дети Эдуарда» — оттенок розового. «Мария Луиза» — голубой, цвета каламина (ярко-голубого минерала). «Парижская синь» — ярко-синий. «Лондонской грязи» — тёмно-коричневый. «Сюрприз дофина» — широко известный у нас «цвет детской неожиданности». Согласно легенде, в Париже принялись красить ткани в цвет обделанных пелёнок после того, как Мария Антуанетта продемонстрировала придворным своего только что рождённого двухчасового сына, который перед ними «оскандалился». «Пляж Бонди» — оттенок сине-зеленого, названный в честь вод известного австралийского пляжа.

2. Люциус перечисляет различные оттенки зеленого цвета.

3. Родольфус цитирует фразу итальянского алхимика и металлурга Ванноччо Бирингуччо из его трактата «Пиротехния», изданного в 1540 году.