Призрак из прошлого (гет)

27 июля 2002 года

— Аккуратно, не упади, — только и успел проговорить Серёжа, как Надя уже была на полпути к земле, оступившись на шатком гравийном покрытии. Но реакция Серёжи превзошла любые возможные ожидания — он всё же успел подхватить её, не дав позорно растянуться рядом с его ногами, обутыми в неподобающе чистые для дачи туфли.

Серёжа только сегодня вернулся из командировки. Ездил он в Германию, точнее, летал. Изучал какие-то новейшие технологии в области сельского хозяйства, а полученные знания собирался применять на родине. Правда, на родине в более широком смысле. Крошечным, затерянным в северных краях Апатитам новейшие немецкие технологии были пока что не по зубам.

Зато развиваться стремилась Северная столица — Санкт-Петербург. И именно туда Серёжа и хотел отправиться, чтобы применять новые, полученные в заграничной командировке знания.

Поэтому он и вернулся на месяц раньше, чем планировал изначально. Ну, и потому, что соскучился по Наде, о чём и поведал ей всего за минуту до того, как она оступилась.

А что сама Надя? Надя была безумно рада увидеть Серёжу снова. За то время, что они были вместе, они настолько вросли в друг друга, что разлука ощущалась болезненно — почти что физически. Но Надя не унывала. Работы в рекламном агентстве, куда она устроилась три месяца назад, было хоть отбавляй. Весёлая творческая атмосфера и сплочённая команда разносторонних и интересных людей. А самое главное, что, несмотря на то, что реклама — это жёсткий и конкурентный бизнес, Надиному начальству удавалось выдерживать грамотный баланс и не превратить творческий процесс в нудную и никого не вдохновляющую рутину. Ну разве не об этом она мечтала когда-то?

Работа отнимала очень много времени, но всё же не поглотила её всю. Свободное от работы время она по максимуму уделяла Мичману, тем самым стараясь восполнить всё то, чего она его лишила в то время, как её роман с Серёжей только набирал свои обороты.

— А как у вас тут? Всё нормально? Мама как? — любопытствовал Серёжа, осыпая Надю с ног до головы тысячей разных вопросов.

— Всё отлично, — смеялась Надя в ответ — и не потому, что в его вопросах было что-то смешное, а просто так: потому что хотелось смеяться, потому что прекрасная погода, потому что любимый человек наконец-то рядом, а не за тысячи километров от неё. — Маме не терпится с тобой познакомиться. Она сначала всё расспрашивала: как ты, что ты? Мы даже поругались из-за этого. Но потом всё же помирились, но договорились, что до твоего приезда о тебе не слова.

— И как?

— Ты знаешь, до этого дня мама держалась достаточно стойко и диверсионных попыток не предпринимала.

Они засмеялись. Серёжа нежно обнял Надю за плечи и притянул к себе, крепко прижимая к своей груди. А Надя в этот момент со странным удивлением вдруг осознала, что абсолютно не понимает, как она продержалась этот месяц в одиночестве. Без своего Серёжи. Но, может, её спасала мысль о том, что это всего лишь временная разлука. За расставаньем будет встреча... Ведь когда человек жив, встреча рано или поздно, но обязательно состоится. Надо только верить...

— А как там твой угрюмый пёс? Всё так же буйствует? — Серёжа так и прижимал Надю к себе, не желая отпускать, и вопрос задал так же, касаясь губами тёмных пушистых волос.

— Всё так же...

— Тогда я даже не знаю, что с ним делать.

— Делать? Ты о чём?

Надя отстранилась, мягко высвобождаясь из его объятий. На этот раз взгляд его голубых глаз был не на шутку встревожен и даже стал как будто темнее.

— Как о чём, а разве ты не поедешь со мной в Питер?

— Я пока не знаю. Ты меня, конечно ошарашил. Надо всё обдумать, — Надя даже губу закусила от обиды на свою коварную судьбу. Она с трудом протянула месяц в разлуке, а питерская командировка могла затянуться на года. Всё было слишком непредсказуемо.

— Надюш, — горячо зашептал Серёжа, рукой проводя по её щеке, губам. — Я знаю, что всё это очень непросто — так взять и уехать, ой, как нелегко! Но с другой стороны: когда, если не сейчас. Мне двадцать шесть лет — надо ловить свой шанс, вставать на ноги. Неизвестно, будет ли другой такой шанс. Мне очень трудно будет отказаться...

Надя удивлённо подняла на него ставшие слегка влажными от невыплаканных слёз глаза. Сказанное им её ошарашило, заставило под другим углом посмотреть на эту ситуацию.

— Ты что, хочешь отказаться, если я с тобой не поеду?

Ответа она требовала немедленно, сверля его долгим взглядом карих глаз, ставшими вдруг необычайно огромными.

— Конечно. Если мне не удастся тебя уговорить, то мы останемся здесь. Знаешь, в Байере я понял, что не готов больше так надолго с тобой расставаться и в дальнейшем сделаю всё, чтобы этого не случалось. Мы же одна семья, значит, должны быть вместе. Или ты не согласна? — Серёжа снова положил руку Наде на плечо и легонько её потряс, пытаясь вывести из оцепенения. — Ну, ты чего?

— Какая же я идиотка! — громким трагическим шёпотом произнесла Надя, и пара крупных солёных слезинок в поразительной стремительности скользнули по её щекам.

— Ты не идиотка, ты здравомыслящий человек, который не привык всё делать с бухты-барахты. Может, это и правильно, — Серёжа большими пальцами стёр горячие слёзы с её щёк. — Не реви.

— Легко тебе говорить — не реви. Это же не ты только что так ужасно опозорился, — Надя прильнула к Серёже, кладя голову ему на плечо. — Прости меня, пожалуйста. Конечно, я с тобой поеду, хоть на край света. Хоть в Африку, хоть в Антарктиду, хоть... хоть в Байер...

Серёжа зашёлся в беззвучном смехе, сотрясая вместе с собой и Надю. Она недовольно подняла голову, пытаясь понять, что же его так развеселило.

— Что?

— Вот бы немцы удивились, если бы ты им сказала, что Байер — это край света. Они-то как раз считают наоборот. Когда я рассказал своему знакомому Курту, откуда именно я приехал, то он решил, что моя родина — Северный полюс. Нет, ну а что? Долгие холодные зимы, северное сияние, полярные ночи. Да у него от одной мысли от этого озноб по телу прошёлся, а ты говоришь: край света.

— Ну и что, — немного обиженно ответила Надя, успокоившись. — Мы здесь родились, и для нас это всё естественно, как вдох и выдох. А в Германии всё чужое — ещё не известно, приживёмся мы там или нет.

— Ну да, идеальные немецкие дороги для нас не естественны — к этому ещё привыкнуть надо, и неизвестно, получится ли.

— Ну тебя, — Надя шутливо ударила Серёжу ладошкой по плечу. — Я же вообще-то серьёзно!

— Поверь, я сегодня серьёзен как никогда. Между прочим, именно сегодня я делаю любимой девушке предложение.

— Какое ещё предложение?

— Руки, сердца и своей вечной и безграничной любви. Так что имей в виду, — Серёжа лукаво подмигнул Наде, беря в ладони её руку. Браслет на её руке тихонько звякнул: одна из подвесок ударилась о бусину.

— А зачем ты мне об этом сейчас говоришь?

— Так я тебе об этом сегодня уже говорил?

— Когда это?

— Как это когда? Когда в Питер с собой позвал. Или ты думала, что я просто так от твоей мамы её единственную дочку увезу? Нет, я увезу свою невесту.

— Серёжка, — пролепетала Надя, не зная, что ещё можно ответить на подобные слова.

— Что?

— Ты знаешь, как я тебя люблю? Больше всех на свете. Так, как никогда в жизни ещё никого не любила.

— Правда?

— Да.

— Тогда, уважаемая невеста, поцелуйте, пожалуйста, своего жениха, — вкрадчиво попросил Серёжа, всё ниже и ниже опуская голову, приближая свои губы к Надиным губам. А потом, спохватившись, добавил: — Разумеется, если я могу расценивать это как положительный ответ.

Уголки Надиных губ дрогнули. В глазах блеснули слезинки, и, не став ждать больше ни секунды и приподнявшись на цыпочках, Надя поцеловала Серёжу, моментально получая поцелуй в ответ.

Вдруг что-то громко стукнуло, заставив Серёжу и Надю вздрогнуть. Надя, стоящая к забору спиной, развернулась и только и успела увидеть, как Мичман выскакивает в непонятно откуда взявшуюся дырку в заборе. Несколько простых движений, и вот он уже с другой стороны ограды. Надя громко закричала, зовя его по имени и умоляя вернуться. Но он не вернулся. Обернувшись, он последним, каким-то по-человечески понимающим взглядом оглядел Надю и Серёжу и, не выдержав больше вида плачущей и зовущей его Нади, развернулся и, отталкиваясь всеми четырьмя лапами, побежал прочь пока его крупная фигура не скрылась за поворотом...