Сезон безответственности (гет)

Ольга Дмитриевна нервным движением бросила на стол панамку. Постояла секунду, снова схватила, повернулась к нам и, безжалостно теребя в руках несчастный головной убор, принялась злобно буравить нас глазами, поочерёдно переводя взгляд с одного на другого.

Алиса и Ульяна, стоя по обе стороны, с каменными лицами понуро уставились на жёлто-зелёный половичок. А я в недоумении поглядел на вожатую, не понимая, зачем меня сюда пригнали.

 

Наконец Ольга Дмитриевна нарушила тягостную тишину:

— Да что с вами такое! Нет, ну вы точно смерти моей хотите! Особенно ты, Двачевская!

— А я-то чо, пусть эта не лезет в следующий раз, я её не звала, — прогудела она, хмуро зыркая исподлобья.

— Не «эта», а Славяна. Уважай товарищей, а ещё лучше пример бери.

Алиса не удержалась и прыснула.

— Щас, ага…

— Так, хватит препираться со мной, я тебе не подружка! Или ты тут перед остальными выпендриваешься? Может, мне при них вспомнить твои менее героические эпизоды?

Вместо ответа рыжая только скрипнула зубами и засопела.

— То-то и оно, — подвела черту вожатая.

Ольга Дмитриевна села за стол, залпом допила остатки чая из стакана и, облокотившись на столешницу, устало окинула нас взглядом.

— Ну, кто начнёт? Что случилось, зачем вы испортили продукты? Государство огромные деньги тратит и повара стараются, чтобы вам бесплатно подать этот стакан молока, а вы… Зачем ты Славяну облила, Алиса?

— Сказала же, она первая… — забубнила рыжая.

— Да мне всё равно, кто первый, — перебила вожатая. — Отвечай за себя, Алиса!

Алиса скрестила руки и замолчала. К нам зашла Славя, уже переодетая в тёмно-синий летний комбинезон.

— А, вот и ты… — отозвалась Ольга Дмитриевна. — Алиса, забери у Славяны форму. Чтобы выстирала всё и вернула. С извинениями!

Та снова шумно засопела, выхватила у Слави из рук белый узелок с торчащим краем юбки и так же молча продолжила изучать рисунок коврика на полу.

— Ольга Дмитриевна… — осторожно вмешалась Славя, — а Семён-то ничего не делал, я там с самого начала была и видела.

Вожатая, после недолгой паузы, неожиданно легко смилостивилась:

— Хм, если так, Семён, можешь идти. Но утреннее наказание, разумеется, не отменяю! И в порядок себя приведи, не забудь.

— Хорошо, — буркнул я и незамедлительно вывалился из душного помещения на улицу.

Облегчённо выдохнув, осмотрелся, куда бы примоститься в ожидании своих «подельниц». Взгляд упал на полосатый бело-голубой шезлонг: местечко под сенью развесистой пахучей сирени такое уютное, уединённое, так и манит… одним словом, я не удержался.

Заложил руки за голову и отрешённо прикрыл глаза. Вверху жужжат пчёлы и мушки, облюбовавшие сирень в качестве своих кормовых угодий. Неподалёку щебечут птички. А палящее солнце, как ни старается, не может достать меня тут, в тени.

Из домика доносится, сливающийся с гудением пчёл, еле различимый гул голосов — в основном Ольги Дмитриевны, но ни одного слова толком разобрать не получается. Судя по изредка вспыхивающим пафосным интонациям и тщательно чеканящимся отдельным фразам, вожатая здорово насела на девчонок и решила прочесть им никак не меньше, чем целую лекцию о том, как подобает вести себя прилежным пионерам.

* * *

Из-за двери выскочила Славя. Глянула быстро и, ничего не сказав, удалилась. Следом появились рыжие.

— Ну как прошло? — спросил я.

— Как-как… — проворчала Алиса, — весь мозг прокомпостировала с этим дурацким молоком. Вставай, уходим.

Мы втроём выдвинулись до их домика, чтобы они переоделись.

— Эта вон влезла, — Алиса кивнула в спину Слави, идущей поодаль впереди, — сказала, что у тебя как раз наряд на троих. Ну, Панамка и прикрепила нас к тебе.

— Так хорошо же, нам того и надо было, разве нет?

— Лиска негодует, что ей придётся всю форму выстирать, а потом ещё и со Славей идти мириться, — радостно улыбаясь, пояснила Ульяна.

— А ты!.. — Двачевская недовольно посмотрела на подружку. — Могла бы и предупредить в столовой.

— Тогда было бы не так весело. Ты бы видела своё лицо, такая умора, закачаешься!

— Я б лучше на твоё лицо посмотрела после того, как двинула тебе в лобешник.

— Драться нечестно — я же меньше!

— Вот уж кому, но не тебе заикаться о честности! — возмутилась Алиса.

— Вы ещё давайте поругайтесь опять, — встрял я.

— Помолчал бы, великий комбинатор, блин! А то мне ведь и по твоему случаю есть что вспомнить, — ответила Двачевская.

Она взбежала по ступенькам и скрылась за дверью с вывешенным внутри «Весёлым Роджером» во всё стекло. Следом поспешила Ульяна, и в домике зазвучал их энергичный спор.

 

Я развалился на достопамятной лавочке, где позапрошлым вечером Алиса накормила меня булочкой с горчицей. Небрежно брошенная мной пустая пирамидка из-под кефира всё так же валяется рядом в траве. Поднял её и бросил в урну с другой стороны лавки.

Вскоре предо мной возникли рыжие: Ульяна, переодетая в свою «Сэсээрку», и Алиса в спортивных шортах и простой футболке. С собой она принесла три узелка с формой и пластиковую мыльницу.

— Даже не мечтай, — отрезала Двачевская, заметив мой интерес к ним, — своё тряпьё будешь сам стирать.

— Ой, уже и помечтать нельзя, — я поднялся на ноги. — Идём?

— Сначала надо забрать остальные вещи из кладовки.

 

Когда мы вышли на аллею, выяснилось, что это место стало гораздо оживлённее: двое кибернетиков, окружённые жиденькой толпой из пионеров помладше, прямо на пороге клубов возятся с непонятной чёрно-оранжевой кубической вундервафлей. Рядом на земле стоит коробка с видеокассетами и кабелями, а также уже знакомым мне видиком.

Мы подождали пару минут, наблюдая за столпотворением. Наконец, они вдвоём ухватились за ручку диковинного аппарата и с заметным усилием подняли его. Судя по нарисовавшемуся на лицах напряжению, хрень эта явно не из лёгких. Протащив её таким макаром несколько метров, кибернетики опустили свою ношу обратно на землю. Шурик пошёл назад к коробке, а Электроник остался стоять, разминая руки широкими взмахами.

— Доходяги.

Алиса недовольно выдохнула и потянула меня за рукав прочь с дорожки.

— Куда мы идём, нам ведь надо в кладовку?

— Не тупи. Видел же там этих двоих, они так до второго пришествия будут свой проектор тащить.

— Ну и как мы?..

— Смотри и учись, щегол.

Алиса всучила мне узелки с формой и мыльницу, потеснила Ульянку от окна и толкнула раму. Та бесшумно открылась. Привстав на носочек одной ноги, Алиса запустила руку в прореху решётки и принялась нашаривать внутри, постепенно всё сильнее вытягиваясь в струнку.

— Подсади, — коротко сказала она, не оборачиваясь.

Я поколебался, размышляя, как бы это сделать. Наклонился, чтобы подхватить её в коленях и приподнять.

— Подсади, говорю, а не за ляжки меня лапай! — возмутилась Алиса и отпрянула.

Ульяна засмеялась, а я, покраснев, возмутился в ответ:

— Так ты объясни, как.

— Просто на корточки сядь рядом, а когда скажу — поднимешь вверх.

Я безропотно выполнил требование. Алиса шагнула обратно к окну, встала коленом на моё плечо и дала отмашку:

— Ну!

 

Так мы сообща добыли пакет из недр кладовки. Алиса тут же вручила его Ульяне со словами:

— Неси к администрации, только не спались.

— Опять всё самое сложное на мне, — скуксилась мелкая.

— Можешь тогда вместо меня пойти стирать форму.

— Фигушки, — ответила Ульяна и подалась прочь. — Только не долго давайте, буду на площади ждать.

Алиса двумя руками плотно затворила окно, а я протянул ей узелки и мыльницу. Она удивлённо посмотрела сначала на них, потом на меня, и, приподняв бровь, лукаво проворковала:

— Нет бы поухаживать за девушкой, помочь ей вещи донести…

Развернулась и неспешно пошагала, оставив меня стоять в полном недоумении.

«То злится, то издевается, то вдруг кокетничает на ровном месте».

— Эк тебя штормит-то, мать…

— А?

— Бэ… погода хорошая, говорю.

 

Возле умывальников мы стали единственными посетителями.

— Предлагаю разделить поровну, — заявила Алиса, — я стираю моё и Улькино, а ты своё и выскочки.

— Хренушки, рыжая, — я бросил форму в раковину и демонстративно отошёл к дальнему краю. — Давай, не переломишься, и так достаточно сегодня поездила на мне.

Зачерпнул тёплую воду из-под крана и стал умываться, расправляя мокрыми руками слипшиеся от молока пряди волос. Алиса сказала что-то, судя по интонации, не очень доброе, но доставать меня больше не стала и тоже занялась своим внешним видом.

 

Выстиранная влажная рубашка подарила приятную прохладу — жаль, что по такой жаре она высохнет за считанные минуты.

Алиса тем временем уже принялась за последнюю из рубашек, старательно намыливая и жулькая её под краном. Остальная выстиранная форма висит на краю ближайшей раковины.

— Слушай, а что у вас такое со Славей? То есть, я понимаю — подружками вам вряд ли быть…

— Раздражает она меня, разве не ясно? — перебила Алиса.

— Ну, мне доводилось наблюдать, когда тебя что-нибудь просто раздражает. Тут же другое, будто ненависть к ней. Можешь, конечно, не отвечать…

— Спасибо за разрешение, — огрызнулась Двачевская, — так и сделаю! Если тебе больше не о чем поговорить, просто постой молча в сторонке, пока достираю её грёбаные тряпки.

Я замялся.

«Вот умею удачно подобрать тему для разговора…»

Закончив, Алиса сгребла всё в охапку и молча прошла мимо в сторону лагеря.

 

— Куда теперь? — спросил я, догнав её у музыкального клуба.

— К прачечной, — сухо ответила Алиса, всем своим видом показывая, что с пустой болтовнёй к ней пока лучше не лезть.

«Как скажешь».

Не доходя немного до аллеи, мы свернули на еле приметную тропку и почти сразу очутились на довольно большой поляне с протянутыми через неё бельевыми верёвками, закреплёнными на нескольких Т-образных опорах. Алиса небрежно развесила на ближайшей всю форму, отёрла ладони о шорты и тут же вернула на привычное место свой галстук. Взглянула на здание прачечной, хмыкнула и осмотрела окрестности с задумчивой миной на лице.

— Пошли! — неожиданно скомандовала она.

— Куда?

— На кудыкину гору, тормоз.

Я вздохнул и поплёлся следом.

«Закрыто. Котельная не работает», — прочитал вслух надпись, сделанную красным фломастером от руки на куске серого картона. Алиса дёрнула дверь — без результата.

— С тебя ключ, — она кивнула на дверь.

— Зачем? И с чего ты решила, что он у меня есть?

Двачевская безмятежно улыбнулась.

— Сенька, у тебя с соображалкой туго, это понятно, но не все ведь такие. Вчера у выскочки ключи кто-то подрезал, а сегодня ты нам кладовку открываешь и спокойно отдаёшь мне ключ. Тут даже Улька сумела сложить два и два, чтобы понять, откуда ноги растут. Так что и не начинай, дурачка включать поздно.

— Какие догадливые все, куда деваться… — с обидой проворчал я. — Ну и зачем тебе в прачечную?

— Не в прачечную, а на крышу. Она недалеко от администрации и со всех сторон деревьями закрыта: самое то, чтобы раскидать дымовухи из рогатки и по-бырому свалить в туман.

— Так давай просто лестницу найдём, тут высоты всего метра четыре от силы. С ключами, знаешь ли, по лагерю постоянно таскаться — тоже не лучшая идея.

— Давай найдём, — язвительно ответила Алиса и, скрестив руки, уставилась на меня.

Я постоял, глядя на неё в ожидании продолжения.

— Ну и где она, ты знаешь?

— Конечно, каждую неделю залажу по ней куда-нибудь, — ещё толще съязвила Двачевская.

— Так, если ты снова решила вынести мне мозг, то это очень невовремя, Алиса! Давай закончим, и уже потом ты вернёшься к своим детским обидкам, упрёкам или что там ещё у тебя успело ко мне накопиться. А пока среди нас двоих ты лучше знакома с лагерем, поэтому и спрашиваю!

Алиса внушительно хмыкнула и покивала.

— Надо же, у птенчика голос прорезался. Так и быть, я тут внезапно вспомнила, что лопухи из клуба с ней таскались на днях. Может, у них так и стоит.

— Вот нельзя было сразу «вспомнить».

Я скорым шагом направился в кружок кибернетики, не обращая внимания на Алису, пытающуюся что-то сказать мне вслед.

 

На пороге она меня догнала.

— Эй, неврастеник, куда ломанулся-то? Прямо так решил зайти за ней? Тем более, они ушли.

Я хлопнул себя по карманам шорт и раздражённо сплюнул.

— Забыл, что дома оставил… всё ты и нервотрёпка твоя.

— А это чтоб не расслаблялся, — с наглой улыбочкой ответила Двачевская. — Ну, дальше что? Или опять я должна всё придумать?

— Нет. Жди тут, скоро приду.

 

Забрав из домика ключ, вернулся обратно, и мы вместе зашли внутрь. Прямо за дверью нас встретила стремянка. Довольно большая, почти под самый потолок.

— Надеюсь, тебе не составит труда взобраться по ней?

Алиса пожала плечами.

— Не знаю, идём проверим.

Пока она караулила на перекрёстке, я утащил стремянку и расставил её у стены прачечной, обращённой к зданию администрации, угол которого виден за жиденьким пролеском. Отошёл в сторону и осмотрелся: вроде бы внимания она не привлекает, да и не должна быть заметна, если намеренно не всматриваться в определённое место.

 

— А со второго этажа не увидят? — спросил подошедшую Алису.

— Так на то и деревья — листва загородит.

— И какой у тебя план, куда ты потом её денешь?

— Да тут и брошу в кустах… эти двое всё равно не хватятся, пока она им не понадобится, а это уже явно не сегодня, потому что как обычно провозятся с проектором до самого ужина.

— Ясно.

 

Алиса осторожно взобралась на стремянку, но с верхней площадки ей всё равно не удалось достать до края крыши — самую малость.

— Подержи-ка её. Только крепко! Если навернусь — тогда точно конец тебе настанет!

— Какие мы грозные…

Я вцепился в лестницу, встал на нижнюю ступеньку и задрал голову.

— Держу.

— Держишь? Точно?

— Да, не боись.

Алиса, помедлив, схватилась за стену и нерешительно утвердила одну стопу на перекладине, соединяющей стойки. Потянулась, выбросив руку вверх, осторожно взялась за край крыши и медленно распрямилась, вставая уже во весь рост.

«Вот бы ещё была одета не в шорты… — мечтательно подумал я, когда она забросила одну ногу на карниз, — хотя, и так тоже неплохо».

— Идеально, — оценила Алиса, сделав осмотр позиции.

— А как ты собралась туда лезть потом без меня? И как слазить?

— Улька поможет. Тут вроде не очень-то… — она осторожно глянула вниз, — а слезу, пожалуй, вот так.

Алиса аккуратно перемахнула через карниз, повисла на руках и тут же спрыгнула на траву.

— Высоковато.

— Да, ноги малость отшибла… но не смертельно. Оно того стоит.

— Ладно, если ты закончила, нам пора найти Ульяну и выдвигаться в наряд. Кстати, а она где будет?

— Она… она везде будет. Узнаешь, короче.

— Масштабно задумали.

— Ну дык, здесь вам не тут. Тем более, столько дымовух за один раз — отродясь такого не делала. Размах нужен солидный! — заключила Алиса и, довольная, озарилась сияющей улыбкой.

Как мало человеку для счастья надо: всего лишь разбросать по пионерскому лагерю несколько дымовых шашек. Меня вся эта канитель ну ни капельки не торкает. Видимо, физически помолодеть — лишь полдела, надо ещё и внутри себя что-то сломать, настроиться на особый лад, чтобы вновь окунуться в те самые детские переживания. Или всё дело в жизненном опыте и накопившемся багаже заморочек: сознание костенеет с возрастом, глаз замыливается, и для получения ярких эмоций доза новых впечатлений с каждым разом должна быть всё больше и больше. И вовсе дело не в том, что в детстве было лучше. Я ведь не родился с этой постной рожей и пудовой усталостью от жизни, висящей на душе.

Наверное, отсюда и все разговоры о том, что дети совершенно по-своему видят мир и даже течение времени они воспринимают совсем иначе: любая минутка промедления, безделья или просто монотонного занятия — это как истязание над естеством. Потому что пытливый ум требует постоянного движения и познания…

 

— Ну наконец-то, сколько можно вас ждать!

Ульяна нетерпеливо заёрзала на лавочке — тоже умытая и даже успевшая снова испачкаться в чём-то. При ближайшем рассмотрении понял, что это шоколадная глазурь, а валяющийся под лавкой фантик лишь добавил уверенности в моей догадке.

— Да ты, похоже, и не очень-то скучала, — ответила Алиса, ткнув пальцем в распухший карман шорт мелкой. — Опять конфет натырила?

— Не натырила, а позаимствовала, — обиженно прогундосила Ульяна. — Разве я виновата, что они на глаза попались в столовке… тем более, мне сегодня обещал кое-кто, — она искоса бросила на меня взгляд, — и сдулся!

— Молодец какая, крайнего нашла.

— Крайних, — Алиса засмеялась, — вы с конфетами, войдя в преступный сговор, соблазнили молодую и неопытную.

— Да ну вас! 

Ульяна нахохлилась и отсела на край лавки, развернувшись к нам спиной.

— Так ты уже передумала с нами идти? — рыжая плюхнулась рядом с ней и, хитро подмигнув мне, толкнула Ульяну в бок. — Ну ладно…

— Ничо не передумала! Эй…

— Тогда иди рожицу мой, пора.

Та мгновенно вскочила, просиявшая.

— Я мигом!

И вприпрыжку побежала через площадь к питьевому фонтанчику. Просто чистая незамутнённая детская непосредственность. И Алиса раньше была такой же, это видно по тому, как похожее поведение нет-нет да и прорывается у неё из-под толстого слоя напускного высокомерия, чёрствости и грубости. А какой она предстала сегодня у сцены — это вообще отдельная история. Будто подменили на её сестру-близнеца, настолько кардинальная перемена с ней произошла. Или, наверное, правильнее сказать, что перемена с ней произошла когда-то в прошлом, заставив отгородиться таким образом от людей, включить своего рода фильтр, фейс-контроль, для прохождения через который человек должен соответствовать неким, только ей понятным, критериям.

«Интересно, я его прошёл? Или прохожу сейчас?» — я усмехнулся про себя.

* * *

Административный корпус — теперь смог разглядеть его получше — каменное двухэтажное здание неподалёку от площади, не претендующее даже на малейшие архитектурные изыски: обыкновенная коробка с большими квадратными окнами, как в школах советской постройки, типовое крылечко с лесенкой в три ступеньки и двустворчатой дверью, настежь распахнутой по случаю царящей на улице жары.

По обе стороны от дорожки, ведущей к крыльцу, расположились другие здания. Слева уже знакомая прачечная, а справа — одноэтажная «деревяшка» с маленькими оконцами и табличкой возле двери: «Душевые».

 

Мы поднялись на крыльцо и попали в крохотное фойе с информационными стендами, содержащими какие-то приказы, планы, разлинованные графики — ничего интересного для пионеров.

Несмотря на распахнутые двери, внутри меня придавила неприятная вязкая духота. А звуки лагеря здесь резко уступили место особенной атмосфере — кабинетной. Любой, кто бывал в казённых заведениях, отлично знает, что это такое: негромкие разговоры, скрип мебели, редкие обитатели, перебегающие из одной комнаты в другую, радиоприёмник, бубнящий где-то об очередных рекордных надоях чугуния, и еле уловимый весьма специфический запах, вобравший в себя сигаретный дым, канцелярский клей, аромат чая и какой-то выпечки.

Интерьер помещения неказист: светло-коричневые панели из полированного лаком ДСП, побеленные известью стены, оформленные неким подобием примитивной лепнины в виде простеньких розеток, шайбы матовых белых плафонов на потолке, а также вытертый до глянца желтоватый линолеум с сохранившимся у самых плинтусов узором в мелкую пятнышку сизого и морковного цветов. В целом, всё очень официально, скучно и неуютно.

Налево и направо из фойе протянулись недлинные коридоры с ответвлениями — по одному на каждый — и заканчивающиеся окнами. На подоконнике как ни в чём не бывало стоит пепельница. Я уж и забыл, когда в последний раз видел такое, да ещё в учреждении, тесно связанном с детьми.

 

Из кабинета вышла невысокая женщина средних лет с короткими тёмно-каштановыми волосами.

— Ой, пионеры, вы чего тут?

— Мы на подмену технички, — ответила Алиса.

— Ах да, — женщина махнула рукой, как что-то вспомнила. — Проходите по коридору, там слева в конце каморка с инвентарём. Сильно нагружать не будем, нужно только на обоих этажах в коридорах помыть да на лестницах. Без кабинетов.

— Лады, — безразлично бросила рыжая и направилась куда сказали.

— Погодите.

Женщина скрылась обратно за своей дверью, а через минуту вернулась и отдала Алисе ключ.

— Теперь можете идти, — она улыбнулась и проследовала к выходу.

Сразу за поворотом я увидел её — дверь с табличкой: «Носков А. С. Начальник лагеря». Окно его кабинета, как и окно в конце коридора, выходит на площадь, с трудом различимую за стеной растительности.

Алиса прошла дальше, обогнула и зашла под лестницу, в нишу рядом с другим окном, за которым виднеются дорожка и жилые домики. Загремела чем-то металлическим, чертыхнулась и тут же вышла обратно, держа в руках два пустых ведра.

* * *

По дороге от умывальников, где набрали воды и прополоскали все тряпки, я остановился возле своего домика.

— Идите пока, догоню.

Рыжие покивали и понесли дальше своё ведро.

Ключи, не найдя никакого более изящного решения, просто утопил в воде под тряпками. Вряд ли надо мной всю дорогу будет стоять надзиратель, так что по месту как-нибудь дальше сориентируюсь.

 

Алиса, коротко махнув рукой, подозвала меня к окну у нашей подсобки. Ульяна, уже сидящая снаружи под окном, осторожно заглянула в приоткрытый пакет.

— Слушайте сюда, — почти шёпотом начала Алиса, — делаем так: сперва ты, Уля, разбросаешь свои дымовухи, они сработают не сразу, и у тебя как раз будет время свалить. Потом придёшь помочь мне у прачечной. Главное, пристрой их так, чтоб никто не увидел раньше времени.

— А мне что делать? — спросил я.

— Да погоди ты, я не закончила. Твоя шашка такая же, как у Ули. Сейчас объясню сразу вам обоим, — она достала из пакета два газетных конвертика и рулон с фольгой. — Здесь уже всё отмерено, надо только взять фольгу в два или три слоя, сделать кулёк, высыпать туда всё, тщательно перемешать чем-нибудь и завернуть, оставив небольшую дырочку для дыма.

— Понял.

— Давай уже…

— Не перебивайте! — одёрнула Двачевская. — Особенно ты, — она ткнула пальцем в мелкую, — мотай на ус, как надо делать. Руками порошок не трогай, и саму шашку тоже долго не держи, смешала и сразу бросила…

— Да я-ясно всё-ё, — занудила Ульяна, состроив нарочито скучающую физиономию.

За это Алиса тут же отоварила её подзатыльником, на что голова Ули отозвалась глухим звуком неспелого арбуза.

— Не беси меня! Эта хрень сильно нагреется — ожог может быть, поэтому слушай внимательно, что говорят. Порошок реагирует даже от тепла рук, трогать его и тем более размешивать пальцем нельзя, уяснила?

— Да, — обиженно буркнула Ульяна и почесала затылок.

— Так, это твоё, — Алиса отдала мне оба конвертика, ключ от каморки и оторвала кусок фольги. — Остальная — Ульке, но всю не расходуй, пригодится ещё. А пакет мне, там только мои шашки. Ну, всё, что ли?

— Наконец-то, — Ульяна заткнула фольгу за пояс под футболкой и подалась в сторону домиков.

— Не забудь ко мне вернуться.

— Да поняла! Всё, пока!

Мелкая махнула рукой на прощанье и скрылась за кустами. Алиса перебралась на улицу, задержалась, оглядывая меня.

— Мандражируешь?

Я насупился.

— Сама ты мандра… вот это вот.

— Чего тогда такой бледненький, растерянный? Сдрейфил, что ли?

— Ничего не сдрейфил…

— Ага, смотри не обделайся только со страху.

— Двачевская, иди в… на фиг!

— Ну вот, совсем другое дело, и порозовел сразу.

Алиса осклабилась и, подхватив с подоконника пакет, направилась вдоль стены.

— Чтоб тебя…

 

Закрыв окно, первым делом проверил ключ от подсобки. Надеюсь, шашка сработает как надо и даст достаточно дыма, чтобы посеять панику и выкурить всех. На первый взгляд, механизм её работы доверия не внушает. Впрочем, я и не спец в этом.

В ожидании начала нашей движухи, принялся елозить мокрой тряпкой по линолеуму на углу коридора, разгоняя из стороны в сторону мутноватую лужу и изо всех сил делая вид, что занимаюсь уборкой, а сам в это время высматривал, что там творится за окном.

* * *

Сперва по площади пробежал кто-то из вожатых. Уже только переход со спокойного шага на бег намекает: что-то случилось. Ну, а вскоре я увидел и дым. Точнее, дымный шлейф от шашки, упавшей сверху в траву за лавочкой между зданием администрации и площадью. Желтоватое жирное облако тут же застелило мне и без того слабый обзор из окна.

«Пора».

Я отставил швабру с тряпкой к стене и вытащил из кармана компоненты своей шашки. Сделал свёрток из фольги, всыпал в него белый порошок из конвертиков и быстро перемешал ключом, не касаясь руками — всё как и учила Алиса.

Едва забросил шашку в короб радиатора, оттуда раздался еле слышный «Чпок», и коридор начал заполняться густым белым дымом. Забрав из ведра связку, я поспешил запереться, чтобы переждать, пока все выйдут наружу.

 

Кто-то подёргал за ручку двери моего укрытия. В отдалении послышались встревоженные возгласы.

— Здесь никого, — сказали в коридоре негромким сиплым голосом, — давайте, Антонина Сергеевна, на улицу, на улицу… вот сорванцы!

 

Выждав немного, я выбрался из подсобки. Внутри помещения шашка оказалась даже слишком действенной: пространство возле кабинета пока ещё относительно чисто, а вот остальной коридор уже наглухо заволокло дымом.

Я шагнул к тёмно-коричневому прямоугольнику — последней преграде на пути к моей цели. Дверь в кабинет начальника, что неудивительно, не поддалась. Начал в спешке подбирать ключ.

 

С первого раза ни один не подошёл. Пока ещё жиденький, но очень вонючий, дым уже добрался до меня. Стало не хватать свежего воздуха, глаза заслезились, но я всё равно пошёл по второму кругу в поисках правильного ключа. С тем же результатом.

Потом ещё раз — третья попытка, скорее в отчаянии, от нежелания смириться, на эмоциях, хотя головой-то уже понял, что у меня ничего не получится. И ошибки быть не может, искомые «бабочки» на связке видны сразу, их тут не очень много, и пропустить даже одну никак невозможно.

С улицы из репродукторов заиграла громкая энергичная мелодия, какой я до этого ещё ни разу не слышал. Словно весь лагерь решили собрать по тревоге.

«Короче, приехали…»

Вот так незатейливо вся моя многострадальная эпопея одномоментно накрылась медной звездой. Переоценил я степень доверия к Славе. И вправду ведь глупо было ожидать, что у неё будут ключи от кабинетов администрации. Она хоть и помощница вожатой, но всё равно просто пионерка. Почему сразу об этом не подумал?

 

Кое-как трясущимися руками затолкал связку в карман. Дым, невыносимо дерущий горло, нос и лёгкие, режущий глаза и нестерпимо вонючий, уже плотно завесил всё вокруг. Ситуацию не спас даже приложенный ко рту намоченный галстук.

Теперь мне осталось лишь выбираться на улицу. Но, когда свернул за угол коридора, навстречу прямо из дыма вышел тот самый пионер, которого так активно искал всё утро и даже собрался в том числе и ради этого залезть в кабинет начальника лагеря.

«На ловца и зверь… Вот только что он тут делает?»

— Приветик! — пионер широко улыбнулся. — Не ждал?

— Ты кто? — выдавил я, резко осев на пол у стены.

— Это тебя надо спросить, я же твоя галлюцинация, — невозмутимо ответил пацан и засмеялся противным тоненьким голоском, но почти сразу резко осёкся и пристально посмотрел на меня. — Хотя у тебя тут в башке тако-ой бардак, Сеня…

— В смысле галлюцинация? Я умом тронулся?

— Ну, это вряд ли. Просто слишком много думаешь не о том. Зачем ты вообще начал копаться в этом? Чего не сиделось-то на жопе ровно? Ещё и девчонок втравил в свои дела, активисточку вон обидел, а она к тебе так хорошо относилась…

— Это самозащита! Я их не звал в свою жизнь!

— Ой, да брось. Это ты своё никчёмное существование жизнью называешь?

— Вот ещё только галлюцинации меня не отчитывали. Изыди, нехристь.

— Не могу. Я ведь продукт твоего, прости господи, мышления, так что извиняй, изойти мне некуда.

Пионер, разведя ручонки, пожал плечами и опять мерзко оскалился.

Я попытался взять себя в руки. Получилось не очень. На ноги подняться тоже не вышло, всё тело обмякло, обессилело, не желая подчиняться. Подступили тошнота и головная боль. Рассудок помутился, а все мысли разом разбежались. Проглотив вязкую тягучую слюну, снова попробовал сосредоточиться.

— Ладно. Раз ты типа галлюцинация, из подсознания и всё такое… должен же знать, что происходит вообще?

— Блин, Сеня… — пионер тяжко вздохнул, приложив ладонь к лицу, — ну прекрати, а? Ты пытаешься постичь умом вещи, на которые не хватит мозгов у всех твоих Эйнштейнов вместе взятых. Самонадеянно, не находишь? Посмотри вокруг: лето, отдых, девки красивые, а ты чего устроил…

— Так! — перебил я его менторские нотации. — Что надо, то и устроил. Если тебе нечего больше сообщить, то просто уйди вон!

— Как скажешь… да, не зря она тебя тугодумом считает.

— А Алиса тут при чём? — я опешил.

— Ни при чём, — пацан гадко ухмыльнулся и начал разворачиваться к выходу.

— Эй! Стоять! — я снова попробовал встать на ноги, но всё так же безуспешно, и закричал вслед пионеру: — Говори, тварь, кто ты такой?! Зачем я здесь? Чего ты от меня хочешь?

Мальчик остановился, изящно приосанился и медленно развернулся ко мне.

— Ну, зачем?! — выкрикнул я. — Или что тебе от меня надо?

Он неторопливо приблизился, наклонился, рассматривая изучающим взглядом.

— Подлечить тебя хочу, пионер… — не спеша проговорил он каким-то не своим голосом и слегка склонил голову набок.

Короткий ёжик светлых волос резко потемнел, удлиняясь, на плече возник иссиня-чёрный пышный хвост. Красный галстук исчез, а белая рубашка плавно сменилась белым же халатом. Когда я снова вернул взгляд к лицу, на меня уже насмешливо смотрели разноцветные глаза медсестры.