Сезон безответственности (гет)

Когда на очередном вдохе пришла боль, я понял, почему так настойчиво пытался пересчитывать пальцы. Стойкое ощущение, что где-то в организме что-то нарушилось, наконец обрело ясность. Попытка ощупать себя с правого боку натолкнулась на острую боль в спине. Алиса, увидев гримасу на моём лице, обошла сзади и ахнула. Меня накрыла паника.

— Что там?

— Кровь и… от лавочки, походу, щепка. Прямо во-воткнулась… — на излёте её голос совсем сник и задрожал.

— Эй, ты там в обморок падать собралась, что ли? Не смей.

Развернулся к ней, наткнувшись на едва ли не зелёное, напрочь перепуганное лицо. Её губы задрожали, она забегала глазами, задышала, раздувая ноздри, потом метнулась к Ульяне, одним движением поставила её на ноги и принялась отчитывать:

— Ты что натворила, дура?

— А чего сразу я? — мгновенно вскипела та. — Ты же бросила так!

— Да нормально я бросала, это ты меня толкнула!

Алиса в отместку пихнула Ульяну.

— А меня этот толкнул!

Ульяна подалась вперёд и толкнула Алису в живот.

— И что? Нахрена ты потом полезла к ней?!

— Так сделала бы нормальный фитиль, и ничего не случилось бы!

— Ах так? Это я, значит, виновата?!

 

По-прежнему слабо понимая, чем всё обернулось, я отвлёкся от спора и осмотрел развороченную скамейку: бо́льшую часть брусков в ней разломило пополам, а несколько выворотило наружу, вырвав фрагменты из середины. Вокруг лавочки и под моими ногами разбросаны ошмётки деревяшек разного размера вперемешку с кусками оболочки бомбы. Если не знать о взрыве, то выглядит так, будто в лавочку врезалось на высокой скорости что-то не очень большое, но очень тяжёлое.

 

А если кто-нибудь услышал и понял, что это не гром? Что если сейчас сюда сбегутся все вожатые? Ещё эти две сцепились невовремя… Я снова переключил внимание на спорящих девчонок:

— Ничего страшного, не беспокойтесь обо мне. Подумаешь, кровью истекаю — у меня её целых пять литров, я подожду, пока вы всё выясните между собой.

Обе рыжие резко заткнулись и синхронно развернули ко мне раскрасневшиеся от злобы лица.

— Тебе же в медпункт надо! — спохватилась Алиса.

— Только не в медпункт. Если Виола расскажет об этом вожатой — нам всем конец. Особенно вам.

— Ну а может, она не скажет никому?

— А если скажет? Это тебе не анальгин просроченный воровать.

— И что… куда тогда?

— Не знаю, я же у нас тормоз, а вы все сообразительные — вот и соображайте!

Меня снова затрясло, когда почувствовал, как кровь зудящей струйкой потекла уже по рёбрам сбоку. Чтобы задержать её и не угваздать хотя бы шорты, пришлось пересилить боль и плотно прижать рубашку к телу.

— Тогда только в музыкалку, больше некуда. Там хоть кладовка есть и тряпки всякие… ты как, идти можешь?

— Могу, конечно, что за вопрос!

— Ну пошли. Уля, собери быстро все куски от бомбы, пока никто не увидел.

— А чё опять…

— Бегом! Некогда спорить — если их найдут, нам реально кабзда!

Ульяна рванула к лавке, а мы с Алисой отправились окольными тропами до музыкального кружка.

* * *

Всю дорогу Алиса отмалчивалась, лишь изредка подгоняя меня и пряча испуганный потерянный взгляд.

 

— Мику! Мику, срочно марлю давай! — закричала Алиса, едва переступив порог.

— Вы помогать пришли? Даже вдвоём! — радостно защебетала Мику, подняв на нас глаза.

— Потом разговоры! — ещё громче закричала Алиса. — Просто дай чёртову марлю! Быстро!

— Ой, а что с Сенечкой?

— Мику! — буквально взревела Двачевская и сама заметалась по комнате, переворачивая на ходу всевозможное разноцветное тряпьё. — А ты в кладовку давай, — уже мягче скомандовала мне, не отрываясь от поисков.

— А что случилось? Зачем вам марля? Она же для костюмов, — затараторила оцепеневшая на стуле Мику.

— Если ты не дашь марлю, будем вытирать кровь твоими долбаными костюмами!

— Кровь?!

Алиса выудила из-под тряпок ком белоснежной новенькой марли, дёрнула, оторвав здоровенный лоскут, и всучила его Мику.

— Намочи в умывальнике.

— Сейчас-сейчас, зонтик…

Теперь уже Мику сорвалась и стала рыскать под костюмами.

— Гр-р, не беси меня! Вот, на мой! — Алиса сунула ей зонт и чуть ли не пинками выгнала за дверь. — А ты чего встал, живо в кладовку!

 

— Снимай.

Я начал расстёгивать рубашку, всё ещё прижимая к подвздошью напитавшуюся кровью ткань.

— Быстрее!

— Не могу, больно.

— И что, теперь мне тебя раздевать?

Я нервно усмехнулся.

— Почему бы и нет…

Алиса ругнулась себе под нос и осторожно, но настойчиво, потянула рубаху за воротник. Потревоженная щепка шевельнулась, я дёрнулся и зашипел от боли.

— Терпи, надо её снять.

— Да уж терплю… четыре дня… терплю вас. Напомни, кстати, почему я до сих пор это делаю?

— Надо отре́зать, — сказала со вздохом Алиса, выпустив рубашку из рук.

— Чего ты уже собралась мне отрезать?

— Ткань. Она зацепилась…

В подсобку вбежала Мику.

— Ну и дела! Это где ты так, Сенечка? Больно? Тебе же к Виолочке надо! А если заражение? Какой кошмар, я тоже как-то раз поранилась сильно…

— Ножницы тащи, Мику, — оборвала её тираду Алиса. — И надеюсь, ты никому не успела по дороге растрепать о нас?

— Нет…

— Вот и не надо! В медпункт нам нельзя.

«До чего ты докатился, Сеня? Это же обыкновенный… ну, ладно, не очень обыкновенный, но лагерь. Детский! Ты и тут умудрился вляпаться по самую макушку!»

— А почему?

— Ножницы! — напомнила ей Алиса.

Мику тут же выскочила из подсобки, а Алиса стала вытирать влажной холодной марлей кровь со всех доступных участков.

— Да вроде не так уж сильно течёт, я думала, будет хуже.

— Это ты пока щепку не вытащила.

— Вот же… А что мы будем с ней делать теперь? Нам ведь надо бинт, зелёнку там или зашить как-нибудь…

— А ты умеешь… шить?

— Нет! — выпалила Алиса. — Меня и так вот-вот вывернет, так что нет, даже не проси.

— Какая ты чувствительная, оказывается, а строила из себя…

— Что? Ну вшатала пару раз особо дерзким, я же потом не нянькалась с ними!

— Пару раз? — я хохотнул и тут же пожалел об этом, когда грудная клетка резко пришла в движение, тревожа рану.

— Ну, может, не пару… Так что делать-то нам?

Мику принесла ножницы и на этот раз молча замерла в сторонке, таращась на нас огромными глазищами. Алиса стала осторожно выстригать ткань, то и дело касаясь кожи холодным металлом, а я выдал очередную банальную глупость, извлечённую на свет из своего неисчерпаемого запаса банальных глупостей:

— Нужна аптечка.

— Спасибо, блин, за совет, страна советов! — раздражённо буркнула над самым ухом Алиса. — А то я не знала без тебя. Где мы её надыбаем-то?

— Мику, у тебя нету случайно?

— Нет, — виновато обронила она, — но есть у мальчиков в кружках…

— Точно!

Алиса побросала всё, кинулась к двери, вернулась, схватила марлю, тщательно отёрла руки и протянула её Мику.

— Подержи пока возле раны, чтобы не кровило.

— Я?! — Мику аж отпрыгнула и замахала руками.

— Больше некому! — обрубила Алиса и всучила ей изрядно порозовевший марлевый комок.

Мику громко сглотнула и несмело подошла ко мне.

— Ты-то хоть расскажешь, что произошло? Я же волнуюсь! — протараторила она и придавила марлей рану.

Я дёрнулся как ошпаренный, от чего стало ещё больнее, и решительно вполголоса матюгнулся сквозь зубы.

— Ой, прости, пожалуйста. Я буду вот так тогда… — и она аккуратно провела марлей пониже раны.

— Ты только не говори никому. А то Алисе с Ульяной влетит из-за меня.

— Не скажу, ты же знаешь.

— Знаю. Ладно. Это был небольшой, эм… небольшая шалость со спичками и порохом, скажем так.

— Опять они что-то бахнули.

— Типа того… Опять?

— Да они постоянно чудят, — Мику хихикнула. — Но раньше это было безобидно.

— Теперь вот не очень, как видишь. Но я сам виноват. В основном.

— А по тебе и не скажешь, что тебя такие забавы увлекают, — она засмеялась ещё громче.

— Так и есть. Просто тут меня втянули… короче, это очень долгая история, и началась она с фольги.

— Так вот зачем вся вчерашняя конспирация! Как же тебя так угораздило?

— А это ещё более долгая история… — я махнул рукой. — Ты не поймёшь.

 

Хлопнула входная дверь, и мы оба насторожились. По музыкальному классу протопали уверенные громкие шаги. В подсобку влетела Алиса, держащая в руках небольшой белый ящичек с красным плюсиком.

— Пришлось всю забрать, потому что разбираться времени не было.

— Надеюсь, обошлось без человеческих жертв и разрушений?

Алиса отмахнулась.

— Я им пригрозила, что вместе с Улькой в их клуб запишемся — сами отдали и поклялись молчать как рыбы об лёд. Ты шаришь в этом? — она на весу раскрыла передо мной аптечку.

Внутри не оказалось ничего сверхъестественного: вата, бинт, рулончик пластыря, тёмно-коричневый пузырёк с этикеткой «Раствор пероксида водорода 3%», пара тюбиков, несколько белых бумажных блистеров с таблетками.

— Тут всё обычное, с ватой и пластырем уж наверняка обращаться умеешь.

Она убрала ящичек подрагивающей рукой и водрузила на стол.

— Так, встань спиной к окну… немного боком, чтобы я доставала. Вот так, — Алиса резко выдохнула, как перед рюмкой водки, и взялась за щепку. — Будет больно.

— Да уж догадываюсь. Давай, не томи.

Мику ойкнула и выбежала из подсобки, прикрыв от нас лицо рукой. Из тела словно вырвали кусок мяса. В глазах резко потемнело, заплясали белые мушки и круги. Но продлилось это всего пару секунд. Постепенно острая боль отпустила, перейдя в тянущую нудную, растекающуюся толчками по всей правой части спины.

 

— Всё! — выдохнула Алиса. — Фу…

Бросила на пол кусок потемневшей от крови буроватой деревяшки длиной сантиметра три и брезгливо вытерла пальцы о марлю. Я пошевелил рукой — действительно всё. Алиса недолго порылась в лекарствах и неровно проговорила:

— А сейчас промыть надо… перекисью.

Я прогнал ком из горла и глубоко вздохнул, отгоняя волнение.

— Лей, чо уж теперь.

— Наклонись, иначе внутрь не попадёт.

Я облокотился на стол. Всю правую половину туловища обволокло жаром, а под лопатку вонзились раскалённые иглы. Я дёрнулся, зажмурился и стиснул зубы.

На сей раз пытка продолжалась гораздо дольше и по ощущениям это оказалось куда как похлеще вынимания «занозы»: будто её вонзили обратно и провернули.

— Кажись, всё, — неуверенно сказала Алиса, вытирая потёки.

— Не совсем. Сейчас тебе придётся проделать кое-что неприятное.

— Говори…

— Надо слегка раздвинуть края раны, промокнуть ваткой и осмотреть, не осталось ли там чего.

— О-ох-х…

— Я ведь туда никак не смогу заглянуть, сама понимаешь.

— Да тут темно слишком, я же не увижу ничего.

Огляделся по сторонам: хоть свет в подсобке и горит, толку от единственной тусклой лампочки даже меньше, чем от окон. Рядом на полу увидал коробку с торчащим из неё настольным светильником.

— Вон, лампой посветишь, — я указал на свою находку.

— Ладно. В конце концов, сама эту кашу заварила, мне и расхлёбывать.

Алиса утвердила всю коробку рядом на столе, повозилась, извлекая электрический шнур. Осмотрелась и стала выискивать окончание удлинителя, уложенного кольцами у моих ног. С усилием впихнула вилку в тугой цилиндрический раструб, и лампа тут же зажглась.

— Наклонись и не дёргайся, может быть больно.

— Там глубоко вообще? — спросил я, когда Алиса нависла над раной.

— Да нет…

— Содержательно.

— Не нуди! Мне и так дурно, ты ещё под руку балаболишь.

— Молчу… Ну? Что там?

— Да ёшкин кот! Ты же молчишь, вот и молчи! А то я тебе ещё перекиси плесну щас!

«Тяжёлый же ты человек, Двачевская…»

— Всё нормально, — выдохнула Алиса и отодвинулась подальше.

— Точно?

— Блин, ну я не врач, вроде бы ничего лишнего там нет.

— Хорошо. Давай тогда ещё на посошок, потом вытрешь всё чистой ваткой, приложишь тампон из бинта и залепишь наглухо пластырем. Надеюсь, обойдётся без столбняка.

— Типун тебе!.. Всем же прививки делали перед лагерем, так что не бзди.

«Ага, всем…»

 

Второй заход перекисью ощущался уже не так остро. Но всё равно очень неприятно. Пока я приходил в себя, Алиса тщательно вытерла ватой кожу вокруг раны и полезла за бинтом с пластырем.

— Есть стрептоцид, сыпать?

— Сыпь и лей всё, что можно. Хуже уже точно не будет.

Алиса послушалась и, разорвав синий конвертик, вытряхнула содержимое на рану. Повозила-постукала пальцем, старательно загоняя порошок поглубже внутрь. Ещё раз протёрла края ваткой и нырнула обратно в аптечку.

— Смотри, клей — давай лучше им.

— Не эпоксидный, надеюсь? — спросил я, памятуя о том, откуда она принесла всё это добро — а то с этих станется.

— Бэ-эф шесть, — отчеканила Алиса и потрясла тюбиком перед моим носом.

— Наливай. Пожирней только.

— Без сопливых разберусь!

Алиса стянула пальцами рану, выдавила на кожу холодную массу, размазала и подула. От этого даже боль немного спа́ла и неожиданно стало легче жить.

— Ждём пять минут, как тут написано.

Я закрыл глаза, прислушиваясь к туканью пульса вокруг раны. В соседней комнате Мику тренькает на гитаре. Алиса молчит и громко дышит. Спина ноет. За окном всё так же шумит дождь. Паника уже давно сменилась тоскливо-меланхоличным настроением в ожидании, что же будет дальше: ведь впереди у нас ещё не очень простой разговор с вожатой по поводу лавочки. Но думать об этом сейчас категорически не хочется…

 

— Покраснело, — сказала Алиса.

— М?

— У тебя кожа возле раны теплее и вся красная, это нормально?

— Ну… да.

— Что-то не ощущается уверенности.

— Кровь прилила, вот и покраснело — значит, организм сопротивляется, — скучным голосом протянул я.

Алиса хмыкнула.

— Буду знать, — она осторожно потрогала свободной рукой корочку клея. — Высохло. Теперь что?

— Пластырь лепи в два слоя, крест-накрест. Плотно, чтобы края раны не разошлись.

Алиса повозилась некоторое время, безуспешно пытаясь одной рукой сначала размотать липнущую ко всему подряд ленту, а потом приладить к коже с трудом отлепленный от катушки конец.

— Блин, рук не хватает.

— Давай я…

Потянулся за спину и тут же получил шлепок ладонью.

— Куда грязными лапами! Стой смирно, не тревожь рану, я не хочу опять кровищу вытирать отовсюду! Мику! Эй, Мику, иди сюда!

Гитара за стеной перестала тренькать. По полу медленно протопали туфельки, дверь скрипнула, и в проём неуверенно сунулся бирюзовый хвост.

— Вы уже всё? — тихонько поинтересовался хвост.

— Да не трясись ты так, фонтанов крови тут нет.

В комнату просунулась уже вся голова и несколько раз моргнула, разглядывая меня.

— Иди сюда, бери, режь пластырь.

Мику прошла к нам, демонстративно обойдя валяющиеся на полу окровавленные останки рубахи. Приняла у Алисы ножницы и рулончик.

— А сколько отреза́ть?

— Где-то вот по столько, — ответила Алиса, показав ей что-то за моей спиной.

Та сразу же вытянула ленту и отхватила пласт длиной сантиметров пять.

— Ещё давай, надо штук шесть таких, — скомандовала Алиса, забирая полоску.

Она перехватилась пальцами пошире и плотно налепила пластырь. Потом второй поперёк. Третий, четвёртый, и так пока основательно не закрыла всю рану и прилегающую к ней кожу.

— Теперь точно всё.

Алиса взяла меня за плечо, а другой рукой осторожно погладила пластырь и кожу вокруг, жарко дыша в шею. Я даже прибалдел на несколько секунд, пока она не осознала, что делает, и не отпрянула. Молча забрала у Мику рулончик и стала собирать всё в аптечку.

— Постой, пластырь надо оставить. И клей. И перекись. Да и вату, видимо…

— Тогда уж проще не возвращать её совсем.

— А что с одеждой будете делать? — внезапно встряла Мику, рассматривая рубашку на полу. — Она ведь лагерная, да?

А ведь и правда. Чтобы взять смену, надо вернуть старое, а оно возврату не подлежит. Во всяком случае, это будет равносильно сдаче с повинной. Можно, конечно, воспользоваться помощью Слави… хотя в итоге всё равно потребуется вернуть, в журнале-то записи стоят! И потом, это же целая морока объяснять ей всё, сочинять что-нибудь, так Славя ещё пойдёт вожатой расскажет, кто её знает… Короче, этот вариант отсекается.

— Есть идея! — воскликнула Алиса. — Раздевайся!

— Вот так сразу?

— Шорты снимай, балбес!

Мику захихикала, а Двачевская сложила перед собой руки и насупилась, сердито водя взглядом по комнате. Я принялся возиться с ремнём.

— И рукой правой полегче маши, — сурово прибавила Алиса.

В ответ я лишь вздохнул и прижал руку к животу, орудуя одной только левой. Вскоре шорты сползли с ног, и я шагнул в сторону, оставляя их на полу. Картина маслом: в трусах, галстуке и сандалиях наедине с двумя девушками, одна из которых не без интереса разглядывает меня или, скорее, оставшиеся следы надписи на мне. Процедуру молчаливого созерцания прервал хлопок двери в музыкальном классе.

— Эй, вы там? — раздался слегка приглушённый стеной крик Ульяны.

Алиса тут же метнулась к двери и распахнула её.

— Чего орёшь?!

— А сама чего?

Ульяна вбежала к нам, увидала меня в неглиже, издала глупый смешок и приложила ладони к щекам.

— Во дела!

— Чего пришла? — спросила Алиса, плотно закрыв дверь.

— А! Да! Сюда Ольмитрна идёт! Злющая, жуть.

— Ты всё там прибрала, ничего не оставила?

— Да чуть ли не под метёлочку!

— Ну и всё, значит, не докажут ничего. Мало ли, кто её разворотил. Если не бомба, эти палки только ногами и ломать, или топором вообще. Там такое крошево.

— А если про взрыв всё-таки знают? — спросил я.

— Нифига, никакого взрыва не было и точка! Все молчим, ни в чём не сознаёмся, ясно?

Взгляды невольно сошлись на Мику, о чьём присутствии рыжие, похоже, напрочь забыли.

— Микуся, прикрой нас, пожалуйста, скажи, что мы весь тихий час у тебя были! — взмолилась Алиса, ухватив её за плечо. — Пожалуйста! Я потом тебе что хошь! Вот, хочешь, в клуб твой запишусь и буду каждый день приходить бренчать с тобой, а?

Мику широко распахнула глаза и уставилась на Алису.

— По-жа-лу-ста, — продолжила напирать та. — Иначе нам вилы, Микусь.

— Я попробую… — тихонько произнесла Мику и устремилась в основное помещение, когда там снова хлопнула дверь.

— Ты одна? — спросила Ольга.

— Да.

— Алису с Ульяной не видела?

— Они у меня сидели, а потом полдничать пошли. И пока не приходили.

— И долго они тут были?

— Да… весь тихий час.

— Точно?

— Да.

— Что ж, ладно…

Алиса облегчённо выдохнула и привалилась спиной к стене, закрыв красное лицо руками. Вдруг кто-то уверенно прошагал к двери подсобки.

— Вы что-то ещё хотели? — громко спросила Мику, очевидно подсказывая нам, что надо прятаться.

Алиса замахала руками, призывая уходить вглубь комнаты. Я подхватил с пола свою одежду и на цыпочках последовал за Алисой в дальний угол, аккурат прикрываемый частично повёрнутым книжным шкафом. Впрочем, если Ольга сейчас зайдёт сюда, он нас явно не спасёт…

— Да-а… — задумчиво произнесла вожатая совсем рядом с дверью. — Кое-какие книжки из чулана. Они ведь там?

— Нет! — ещё громче выкрикнула Мику. — То есть да, но некоторые ещё вот тут…

Ольга отошла от двери. Ульяна попыталась пристроиться рядом, но ей места уже не хватило, и тогда она полезла под наш импровизированный операционный стол у окна. Алиса зашипела на неё, сопровождая экспрессивные взмахи рук отборными ругательствами, но мелкая даже ухом не повела. Заползая под стол, она придавила ногой электрический шнур светильника, свисающий сверху. Алиса в отчаянии схватилась за волосы. Ульяна почувствовала неладное, но поздно: коробка качнулась и упала набок. Лампа, моргнув, брякнулась об стол и устремилась вниз, выталкиваемая остальным содержимым коробки: десятка полтора-два кассет с оглушительным дребезжанием, как погремушки, высыпались на пол и запрыгали, вылетая из подкассетников и рассыпаясь вокруг окончательно погасшего светильника.

— Я сегодня точно поседею, — горестно простонала Алиса.

— Что это у тебя там? — спросила Ольга и пошла к двери.

Алиса вжалась в стену так, что, кажется, ещё немного — и она просочится сквозь доски в музыкальный класс. Я тоже приник к стене и пододвинулся ближе к шкафу в надежде, что хотя бы меня вожатая не заметит. Дверь подсобки распахнулась.

— Мику…

— Ой… вы это, вы не ругайтесь только, это не то, что вы подумали…

— А что тогда? У тебя же там… слов нет! Мне казалось, ты у меня прилежная, ответственная… и что я вижу? Бардак! Всюду пыль, всё разбросано как попало, лагерное имущество по полу валяется!..

«…пионеры голые вдоль стеночки стоят», — мысленно дополнил я.

— Фух! Вы вот про что! А я-то думала…

— Что ты думала? — насторожилась Ольга.

Мику громко засмеялась, а Алиса, судя по выражению лица, яростно возжелала пойти и немедленно убить её в особо изощрённой форме.

— Ой… ну, думала, вы это… из-за этого… из-за усилка, вот!

— Так, а с ним что?

— Ничего! — поспешно выпалила Мику. — Вот не поверите, а ничегошеньки с ним! Всё в порядке!

— Мику!

— Ой… вы только не ругайтесь, Олечка Дмитриевна! Мы его немного… сломали. Ну, то есть не сломали! Он работает, но не так…

— Короче, — не выдержала вожатая, — если к празднику не наладите, музицировать будете у меня живьём вместе с Двачевской! И не забудь занести мне книжку с конкурсами до ужина — искать я её туда не полезу. Да, и чтобы всё прибрано было до конца смены — проконтролирую лично!

Входная дверь стукнула, а мы, как по команде, отлипли от стены и позволили себе дышать. Ульяна вылезла из-под стола и тут же попала в поле зрения Алисы. Та молча попёрла на неё, как холодный неотвратимый ледокол, раздвинув собой вешалку и очередную коробку, стоящую на полу у шкафа.

— Мамочки, — пискнула мелкая, и её тут же выдуло из подсобки.

— Да успокойся ты, хватит уже на сегодня дрязг.

— А я спокойна, Сенька, — неестественно весёлым голосом пропела Алиса. — Вот ещё пакость эту придушу ночью подушкой — и тогда совсем спокойная стану, как удав.

— Давай лучше займёмся моей одеждой.

Алиса забрала у меня шорты, оглядела их, кивнула каким-то своим мыслям и направилась к выходу.

— Я скоро.

 

Когда Алиса удалилась на улицу, ко мне пришла Мику.

— Стыд-то како-ой… никогда так не врала, тем более вожатой!

— Зато сколько приключений сразу. Сама ведь жаловалась, что тебе скучно тут живётся.

— Но я же не такое имела в виду!

— А с Алисой только такое и возможно. Ты не обижайся на неё, просто реально другого выхода не было, сама ведь, наверное, знаешь, что она о чём-то просит только в самом крайнем случае. И на меня тоже не обижайся за утро — я без настроения был.

— Ой, Сенечка, а я уж и забыла всё! — Мику хихикнула и кинулась собирать с полу кассеты. — Вот теперь ещё уборку тут делать надо. Так не хочется!

* * *

Я успел основательно продрогнуть и заскучать, когда Алиса наконец вернулась с комплектом чистенькой глаженой формы.

— Одевайся, мученик.

Поймал брошенную мне одежду и, раскрыв рот, уставился на победоносно улыбающуюся Алису.

— Допустим, шорты понятно, а рубашку где взяла? Стащила?

— Чего сразу… — взгляд Алисы резко потух, и она отвернулась. — Вот, что я вам всем… что я, настолько хреновая? Только стащить могу, да?

— Алиса…

— Семнадцать лет уже Алиса! Я её честно получила, можешь сходить подписи проверить! Со своей бирку с фамилией отпорола и сдала вместо твоей!

— Да ты не так меня поняла…

— Всё я так поняла! Считаете все меня никчёмной, ну и хрен с вами! Видимо, такая и есть.

— Никто не считает тебя никчёмной, я просто ляпнул первое пришедшее в голову, что и сам бы сделал.

— Ой, да на хрен эту рубаху. Это ведь я должна была к бомбе этой чёртовой лезть за Улькой и струсила… Как дура стояла смотрела, и ты из-за меня получил. Прости! Это нечестно ведь, неправильно… это я должна была…

— Ты ничего не должна никому. Получилось как получилось, проехали и забыли.

Но Алиса даже не подумала «проезжать», а лишь распалилась с новой силой, теперь уже в мой адрес:

— А ты — дурак! За каким хером полез, жалко тебе этот грёбаный памятник? Ну подумаешь, я б, может, и не попала бы вовсе — клумбу попортили бы малость, и всё на том. Нет, надо было влезть, надо было обязательно выступить, характер свой показать! Ходи теперь с дырой в спине, придурок!

— Да при чём тут характер? Я же из-за тебя, чтоб ты себе на задницу неприятностей не отыскала новых. Мне, знаешь ли, что памятник этот, что весь лагерь — до одного места. Можешь пойти хоть щас спалить тут всё к чёртовой бабушке!

Алиса схватила ртом воздух и удивлённо уставилась на меня.

— Не поняла… Ну и зачем?

«Вот что ты вопросы глупые задаёшь? Я ведь уже всё сказал, и даже больше, чем хотел».

— Затем, — буркнул я и отвернулся. — Спасибо за форму.

Она постояла, размышляя о чём-то своём, и неожиданно снова повеселела.

— Спасибо в карман не положишь. Сочтёмся ещё.

Я чуть не сел прямо там, где стоял, от этой обескураживающей наглости.

— В смысле сочтёмся? А ранение моё уже не считается?

Алиса ухмыльнулась и глянула с прищуром.

— Это ты только за испорченный взрыв и мою нервотрёпку сегодняшнюю расплатился, но ещё остался должок за ключи. Забыл? Да плюсом сюда форма. Я за неё, между прочим, свою любимую рубаху отдала, теперь буду плакать ночами в подушку, вспоминая о ней.

— Двачевская, ты оборзела?

— Да.

Она засмеялась и пошла в соседнюю комнату к Мику.

 

«Ну и хрен с тобой».

В конце концов, что ещё хуже бомбы она может тут придумать из подручных средств? Да что бы ни придумала, мне будет спокойней, если всё это произойдёт с моим участием. Как знать, может, в следующий раз сумею пресечь на корню её деструктивные порывы. И при этом желательно не заиметь где-нибудь ещё одну лишнюю дырку.

 

Одевшись, вышел из подсобки. Алиса и Мику, тихонько переговариваясь о чём-то, даже не заметили меня. Зато я заметил, что с Алисой что-то не так. Вернее, не с ней, а с её одеждой. Сменная рубашка, похоже, на размерчик-два поменьше старой, из-за чего сидит она на ней куда как привлекательнее. Ради такого, наверное, стоило пережить всю эту дичь с бомбой. Вдоволь насмотревшись, я вклинился в их беседу:

— Ну что, теперь идём за золой, или ты хочешь ещё что-нибудь взорвать?

— Не хочу сейчас, давай потом, — занудила Алиса, нахмурившись.

— Я тоже не хочу. Ни сейчас, ни потом, никогда, но нам, чтобы как-то умаслить вожатую, надо хотя бы отчитаться о выполненном поручении.

Алиса в задумчивости отвела взгляд, но спустя несколько мгновений согласилась:

— Лады. Микуся, спасибо тебе большое, что выручила.

— Спасибо в карман не положишь! — тут же отпарировала она очевидно подслушанной фразой. — Ты мне обещала!

— Я и не отказываюсь. Хочешь, чтоб записалась — давай.

— Нет-нет-нет, это будет слишком легко! Я к ужину что-нибудь поинтереснее придумаю.

Мику подмигнула нам и уселась за рояль. Алиса смерила её подозрительным взглядом, но возражать не стала.

Осмотрев окрестности через окна и убедившись, что вожатой рядом нет, мы покинули музыкальный клуб.

* * *

До площади шли спокойно. Когда же на глаза попалась взорванная нами лавка и кучка зевак вокруг неё, Алиса резко ускорилась. Почти уже возле медпункта я спохватился:

— Погоди, пойдём, дождевик надену. Я не против, конечно, но ходить до конца дня чуть ли не в обнимку под одним зонтом будет не очень.

— Э-нет! Там Панамка, я с ней пересекаться не хочу. Надо — чеши сам.

— Вот так, значит? Под дождь выгоняешь?

— Почему же, ты сам уходишь, — Алиса с нахальной усмешкой перекинула зонт в другую руку, лишив меня прикрытия. — Давай быстрее, пока не промок! Жду на месте.

— Вот же стерва…

Я со всей дури помчался в домик, прижимая руку к пузу, чтобы не растревожить рану. Благо бежать недалеко и дождь малость поутих за прошедшее время.

 

Ни по дороге туда, ни обратно Ольга мне не встретилась. Но встретился кое-кто другой, о ком я успел основательно подзабыть. Да так бы и не вспомнил, наверное, уже никогда, если бы не увидал под навесом беседки до боли знакомый узкий затылок с коротким светлым ёжиком волос и оттопыренными ушами. Не зная, что предпринять, я просто встал посреди дороги, прислушиваясь, как внутри снова вскипает паника.

Метнулся к двери библиотеки, распахнул её и, не обращая внимания на Женю, крикнул:

— Лена! Лена, ты здесь?

— Совсем офонарел, что ли? — возмутилась библиотекарша, выпучив глаза.

Я махнул на неё рукой и снова позвал Лену. Она выглянула из-за стеллажа.

— Подойди, пожалуйста.

Когда Лена приблизилась, я вложил в её руку первый попавшийся зонт и позвал:

— Пойдём со мной, мне нужна твоя небольшая помощь.

— Х-хорошо, — пролепетала она.

— Эй, куда с моим зонтом? — вскинулась библиотекарша.

— Да иди ты в пим дырявый! Ничего не будет твоему зонту, — огрызнулся я и захлопнул дверь.

Когда мы вышли на дорожку, пионер из беседки, к моему сожалению, не исчез. А может, и к счастью…

— Скажи, ты видишь… э-э, то есть знаешь его? — я указал на затылок под навесом и с мольбой уставился на Лену.

«Пожалуйста, скажи, что ты его тоже видишь, и я пока ещё не совсем тронулся умом!»

Лена испуганно посмотрела на меня, потом на беседку, потом снова на меня. Задержала взгляд, что-то усиленно соображая, и опять повернулась к беседке. Вгляделась старательно, прищурившись. Наклонила голову и пожала плечами.

— Не знаю, наверное. Не уверена, он же спиной сидит. А кто это? Что-то случилось?

Я распрямился и глубоко вздохнул, прикрыв глаза.

— Нет, ничего не случилось. Спасибо!

Смело направился к беседке, развернулся на ходу к всё ещё стоящей в растерянности Лене и повторил:

— Спасибо тебе! Большое! Всё в порядке, извини за беспокойство.

 

Так и не увидел, ушла Лена или нет. С этого момента всё моё внимание занял этот злосчастный пионер, ставший в той или иной мере причиной всех злоключений последних двух дней. Тоже, можно сказать, заноза — но уже в заднице и нематериальная. Однако от того не менее раздражающая.

Я подошёл к беседке, постепенно замедляя шаг и внимательно рассматривая пионера. Ничего необычного, на вид — совершенно заурядный ребёнок. Откуда поначалу взялась связанная с ним тревога — решительно непонятно.

Вошёл под навес и сел на соседнюю с мальчиком скамейку.