Ты - мой мир (гет)

Каникулы начались, но общение с Мэтью Райан не прекратил. И он сам себе в этом удивлялся. Первое время это было лишь ожидание отзывов о сценарии. Райан не находил себе места и всё боялся, что его очередной опыт вновь может сойти за книгу. «Я придумал название, но ведь не стал прописывать героев. Их характер виден по их поступкам, а их внешность, как подразумевается, должен выбрать уже сам режиссёр, — Райан засиял от своих мечт. — Если бы только этим режиссёром был я…»

Споры режиссёров и сценаристах, о которых он знал, не выходили у Райана из головы. В чём-то Мэтью и был прав, но называть сценариста человеком ниже плинтуса?.. Впрочем, злость на Фёрта давно уже прошла, и теперь юноша воспринимал его слова как личное мнение. Райан смотрел на сгустившиеся на небе облака. Огромные, все разных форм, но одинаково белоснежные. Они почти полностью заслонили собой небо, хотя на дождь не было и намёка. Погода была на удивление солнечной и приятной. Райан в одиночестве прогуливался по улице, поднимая голову и подставляя лицо тёплым солнечным лучам, улыбался, а в голове его сквозили только приятные мысли. Да, ему многому ещё предстоит научиться и многое освоить, но если продолжать трудиться в том же духе, что и сейчас, у него всё получится. Бывают такие дни, когда, даже после множества неудач, мы чувствуем в себе такой прилив сил, что, кажется, можем свернуть горы. Юноша думал о том, что, вероятно, это его предназначение — уметь писать сценарии самому, без помощи сценаристов в своей команде в будущем, чтобы затем по ним же снимать свои собственные фильмы. Ведь именно так режиссёр сможет лучше понимать свои творения, разве нет? Не придётся экранизировать известные произведения, чтобы уже был готовый сюжетный план, не придётся подстраивать под себя чужие мысли, делать свою концовку заместо чужой. Райана не особенно интересовала художественная литература с тех самых пор, как он стал учиться на третьем курсе: книги, которые он читал, ограничивались внеклассными учебниками и справочниками по киноведческому искусству, но ещё со школы Райан помнил, как он любил, прочитав классиков, смотреть на экранизации и каждый раз либо разочаровываться в героях, либо в концовке — таково уж было видение режиссёров тих книг. Юноша опустил взгляд на блокнот. «Глупо вот так, ни с того ни с сего, чуть ли не моментально спохватившись, начинать писать, когда в голове даже нет чёткого плана…» Неправда. И мысленно Райан и сам понимал, что врёт самому себе. План в его голове был всегда, главным было именно начать, а пока смотришь на белый неисписанный лист, это кажется самым сложным.

Райан вздохнул. Облака и яркое солнце между ними не давали ему покоя. Он продолжал переводить взгляд с картины на улице на блокнот и обратно. Однажды Мэтью — Райан рассказал ему о своих пристрастиях к сценариям сразу после того, как поделился с другом своими работами — посоветовал ему, когда начинается эта самая «сценарная лихорадка», как молодые люди прозвали это явление, вслух или про себя зачитывать имена великих режиссёров. «Это поможет тебе и урок повторить, и от навязчивых мыслей избавиться», — говорил Мэтью. Сейчас Райан вспомнил об этом, и ему в голову тут же полезли знакомые имена.

— Робинсон. Нолан. Ричардсон. Лин… — Райан не отрываясь глядел на небеса над ним, которые затягивало тучами всё больше, а в руках его, между тем, продолжали слабо подрагивать блокнот с ручкой. — Ньюэлл. Дэвис. Уэст, — его взгляд непроизвольно упал на блокнот: — Может, иногда это не так уж и плохо. Не плохо, что у меня такая тяга… — мысли продолжали будоражить его голову. На руках Райана кончились пальцы, пока он отсчитывал режиссёров. Он и сам уже не заметил, что не просто мыслил — произносил всё, о чём думал, вслух. — А если это всё же глупо? — не унимался другой голос в голове. — Совсем никакого опыта в таком деле, и я лишь зазря исписываю все эти листки. — Райан тяжело вздохнул, распрямил на ладони лист и приготовился, начать писать задуманное. — В любом случае, не перед кем позориться, верно? — ручка побежала по бумаге, словно уже давно ждала этого. Мысли Райана ненадолго умолкли, а вскоре снова начали свой сверхбыстрый бег. — Как это, бишь, называется у писателей? Вдохновение?.. — ручка продолжала скрежетать по бумаге, но тут первый раскат грома в одно мгновение заставил остановиться все его мысли. Слабый дождь заморосил по булыжной мостовой, залил мелкими каплями всю улицу и неприятными резкими взмахами набежал на людей. Райан, укрываясь, как мог, курткой, спрятал блокнот со всем, что успел написать, чтобы ни одна идея не оказалась намочена, а значит, потеряна навсегда, и бросился бежать. До дома было по крайней мере десять кварталов. На остановке, между тем, было полно народу, так что автобуса дожидаться ему пришлось бы всё также стоя под дождём. Райан осмотрелся по сторонам в поисках небольших забегаловок, а наткнулся на тёмно-коричневое массивное здание, с виду напоминавшее его собственный университет, церкви.

Дождь продолжал хлестать, а ноги уже будто сами несли его внутрь. Он обогнул массивные фигуры ангелов и, немного помявшись у самого порога, наконец решился и вошёл внутрь. Месса уже закончилась, и зал был почти пуст за исключением нескольких сидевших здесь же людей. Райан, хоть и был крещёным, особенно церковь не посещал. Разве что в детстве вместе с родителями. Но приходская церковь — совсем не то же самое, что массивный столичный храм. И как только Райан вошёл внутрь, он ощутил, что и атмосфера здесь совершенно иная. Тишина, покой и какое-то даже… умиротворение? Не было здесь тех чувств, которые обуревали его на улицах города, захватывали в себя в университете, ведь порой не отдаёшь себе отчёта, о чём ты думаешь в какой-либо момент и чего можешь желать. Было ощущение, что всё мирское ушло прочь, и место, в котором он находился — совершенно иной мир. И даже совершенно другие чувства стали одолевать его в тот момент. И Райан, вспоминая всё, что произошло с ним за последние несколько лет, бросился на колени перед распятием, складывая руки замком перед собой на каменной плите, на которой немым таинственным пламенем горели свечи. Он вдруг ощутил, к своему огромному стыду и прискорбию, что забыл все молитвы, которые когда-то учил в детстве и читал с утра, вставая с постели, перед и после еды и до того, как ложиться спать. Лишь одна единственная, «Отче Наш», промелькнула в его сознании, и он принялся сначала повторять её несколько раз, потом усердно, собственными словами — молиться за всех своих близких. Вспомнил, какие дурные мысли приходили к нему на счёт Мэтью. Вспомнил, как неоднократно ссорился с родителями. Вспомнил, как тщеславно хотел вырваться вперёд перед своими одногруппниками. И стал искренне просить прощения за всё содеянное, тихо шепча про себя и не раскрывая глаз. Вспомнил он и маленькую белокурую девочку, такую тихую и беззащитную. Отец рассказывал, что как-то получил от своего старого друга, Криса Батлера, письмо, что его жена Изабель умерла, а сам он в страшных долгах. Что девочка очень страдает, не находя себе места. Что именно поэтому пришлось им покинуть свой деревенский дом и перебраться в маленькую квартирку в Суссексе. Бедная Адель! Райан бы обязательно приехал навестить её, если бы не такое большое расстояние, разделявшее их. Не поднимая головы, Райан помолился и за счастье маленькой Адель. И когда он вставал с колен спустя полчаса, он ощущал, что в душе его поселилось что-то, не передаваемое никакими словами. Что-то, что он мог только прочувствовать в ту самую секунду, но что никому бы он точно объяснить не смог. Он отпирал двери церкви, когда дождь уже кончился, со счастливым сердцем, и ему казалось, что все, за кого он просил, обязательно в скором времени ощутят это.

* * *

Каникулы, тем временем, продолжались, и на памяти Райана они были самые долгие в его жизни. Дни этого лета тянулись нескончаемой старой резиной и, несмотря на это, Райан совершенно ничего не успевал. Он пытался наверстать материал, который не понял в университете, и пройти помимо этого что-нибудь новое, дополнительное, но в голову лезли одни только мысли о новых сценариях, а ему, между тем, ещё вздумалось нагрузить себя каким-нибудь иностранным языком. Выбор пал на французский. Райан считал его вторым после английского интернациональным языком. Вслед за этим желанием появилась необходимость покупать учебники, книги, словари, а денег у Райана уже начинало недоставать, и не раз уже он получал письма по поводу квартиры и университета. И единственное, что ему оставалось — найти себе работу.

Они виделись с Мэтью несколько раз в неделю и каждый раз то смотрели в кино новые фильмы, то вели пространные разговоры о своей будущей профессии, то осматривали улочки Лондона. Впервые за все четыре года Райан по-настоящему мог восхититься городом, в котором учился и жил. Он прекрасно осознавал, что у него нет никаких шансов жить здесь после окончания обучения, и ему оставалось лишь надеяться, вспоминая споры с родителями, что возвращаться в родную деревню ему не придётся.

Не то чтобы он не любил своё прежнее место жительства. Напротив, ему нравилось порой, сидя в университете на скучных занятиях, вспоминать чистый деревенский воздух. Обыкновенно это были запахи свежескошенной травы, молодой листвы, появлявшейся на деревьях из толстых разбухших почек, усеянных влагой ранней росы полевых цветов, пыли и песка, разносившихся от ног рабочих, терпкого, к которому почти сразу привыкаешь, пота лошадей — он не смог описать этого всего, даже если бы писал книги. Однако раньше, когда Райан был совсем юношей, и по дорогам разъезжало меньше машин, эти запахи были для него как-то острее и роднее. Он впитывал их в самое своё сердце, а, приезжая к Батлерам, только убеждался в том, что ничто на свете не заменило бы ему запах того маленького яблоневого сада, кладбища после дождя — такого сырого и мрачного, что каждая плита, при прикосновении к ней, казалась как никогда ледяной и отрешённой от этого мира. Наверное, именно поэтому Райан начал фотографировать. Вначале полуразмытые любительские снимки, затем — всё более профессиональные, вкладывая в них всю свою душу и весь свой талант («И в кого он такой?» — не раз приходилось слышать ему от отца). Сейчас он по-прежнему любил деревню той особенной детской любовью, которая остаётся у выросших младенцев к их ранним игрушкам, которые защищали их ото всех кошмаров и ночной темноты. Но не раз смущало его, что какое-либо сказанное слово кажется его окружению чудным и непонятным, мысли — сельскими и несовременными. Райан не воспитывался как человек, который в будущем будет жить в столице. Он это прекрасно понимал и, сам того не замечая, не в силах изменить свою природу, каждый раз пытался совершенствовать своё образование.

Райан поднял голову. Вот они, неоновые вывески, к которым он когда-то так стремился! Только в них ли — таких огромных и далёких, на крышах этих стеклянных башенных небоскрёбов, настоящее режиссёрское счастье? И Райан прекрасно знал, что, сколько бы рекламы на них ни прозвучало, сколько бы фильмов на них ни прошло — это не так.

Однажды они с Мэтью пересекали столицу по окраине и набрели на небольшую пригородную деревеньку, которую окружал большой лес, по обе стороны стояли дома, а посередине пролегала дорога без единой машины. Райан глубоко вдохнул, и мурашки пробежали у него по спине — настолько знакомым показался ему этот приятный лесной аромат. Он глубоко задумался, вспоминая своё деревенское детство, а Мэтью, пока он размышлял, всё говорил и говорил, без умолку, о каких-то вещах, связанных то ли с кино, то ли с университетом. Он вывел друга из раздумий лёгким похлопыванием по плечу. Райан дёрнулся, слабо улыбнувшись. Мэтью долго вглядывался в него, как будто силясь понять, здесь ли он с ним или успел уже снова уйти в себя. Он не раз замечал это за Тёрнером, но разве, по его мнению, не так мог вести себя человек, который почти ни с кем не общался все годы обучения в университете?

— А у меня для тебя приятная новость, — он сказал это так буднично и спокойно, словно только что ему не пришлось переводить специально для него, Райана, тему, и не перестать делиться своими мыслями и великими планами на будущее. Глаза у юноши загорелись. Райан, в общем-то, догадывался, что он может ему сказать, но сомнение взяло вверх над его радостью. Разве мог Мэтью прочитать всё так быстро и уже составить своё мнение? В это время тот достал из своего портфеля — без него Райан ещё ни разу друга не видел — скреплённые вместе листы, и у юноши совершенно не осталось сомнений на предмет предстоящего разговора. — Это невероятно, Тёрнер, я пока читал, будто видел всё своими глазами! — Райан скривился. Уже не раз он замечал это за Мэтью. «Почему он так любит называть меня по фамилии? — думал он. — Я же не зову его Фёрт». — Какие события! Какие герои! Читаешь и, конечно, осознаёшь, что это современность, но такое чувство, будто совсем не в нашем времени это происходит.

Райану приятна была похвала. Впервые за всё время кто-либо сказал ему приятное слово о его сценариях. Впервые кто-то не усомнился в его способностях. И впервые даже для самого себя он ощутил, что по-настоящему загорается новыми идеями и мог бы многого в будущем достичь. А друга, тем временем, уже невозможно было остановить.

— Почему ты не хочешь использовать их для своей дипломной работы? — продолжал он. — Ты ведь вроде ещё не определился с темой? Я тоже. Хотел снять короткометражку минут на 40 о развитии кино, но мистер Руфис сказал, что таким только второкурсники на журфаке занимаются. Прямо крылья подрезал, злобный кретин! — он сжал руки в кулаки, но Райан отлично знал, что когда Мэтью делал подобное, он совершенно не злился. — А ты молодец. Я уже не первый год тобой восхищаюсь, я говорил тебе? Когда ты только всё это успеваешь? Это ведь работы на несколько лет! — Райан скромно опустил глаза, промолчав о том, что на сценарий у него уходит по крайней мере неделя. — Нет, у тебя явный талант, Тёрнер! Знаешь, я обязан познакомить тебя кое с кем, — он загадочно улыбнулся. — Обязательно организую встречу… А то как же такому писателю, как ты, пропадать!

Райан резко обернулся, взвился и набросился на Мэтью, а тот в ответ стал лишь хохотать, и молодые люди, точно малые дети, бросились бегом по почти безлюдной дороге деревушки в попытках обогнать друг друга.

А теперь ему оставалось только вспоминать всё это. Он не считал то время беззаботным, нисколько. Первый месяц лета сразу после экзаменов был для Райана самым лучшим, почти что месяцем отдыха. А после ему пришлось полностью погрузиться в тот мир, который он сам создал для себя. Какое-то время даже приходилось работать без электричества. Для Райана это было непросто, ведь просмотр хотя бы фильма в день стал для него постоянным ритуалом. Но зато он стал больше читать и, в особенности — учить французский. Новый язык, так разительно отличавшийся от родного, давался ему с трудом. Не то чтобы у Райана не было тяги к языкам — напротив, юноша считал, что при должном усердии тяга к языкам есть у каждого. Но новые слова, новые правила, совершенно иное произношение. У Райана не было репетиторов, и перепроверять себя ему приходилось самостоятельно. Единственное, что могло бы укоренить его в том, что он как-то продвигается в изучении французского — это общение с французами, но юноша всё больше учился и впадал в чтение книг — даже по ночам, абсолютно без света, когда ему не спалось. Новая работа тоже стала отнимать значительную часть времени, которого порой не находилось днём. Райан не представлял, куда могут взять человека без высшего образования, и работал на дому. Покупать себе компьютер было слишком дорого, так что, несмотря даже на то, что Райан закончил четвёртый курс, у него до сих пор не было своей электронной почты. Зато адрес был почтовый. И спустя несколько безмолвных недель, когда расклеенные им объявления перестали беспечно развеваться на стенах зданий, ему пришёл первый заказ. Это была книга. За ним — ещё один. И ещё. Только закончив с присланными фильмом или кассетой, Райан принимался писать рецензии. Дело это было далеко не лёгкое для человека, который никогда в своей жизни этим и близко не занимался, но вскоре Райан привык, и это даже стало казаться ему интересно. Проблема была в другом — платили за это не так уж много. Однако Райан не отчаивался. Разве не приходилось на первом курсе ему много работать и почти не спать, чтобы наверстать материал, который он не понимал? По сути, сейчас вернулось то же состояние, только нагрузка стала в два раза больше. А работа? Можно немного подзаработать и бросить, когда начнётся учёба.

Так думал он, а дни сменялись днями, и каникулы уже давно перестали быть для него синонимом отдыха. Темнота стала настолько привычна его глазам, и что по утрам можно открывать шторы и впускать в свою квартиру лучи солнца и новый день — он, казалось, и позабыл уже об этом. Райан, кажется, и позабыл уже, когда последний раз выходил на улицу — должно быть, несколько дней назад, когда он-таки оплатил задолженный счёт. Ни на что у него не было времени. Жизнь стала будничной и напряжённой, но Райан не мог не признать, что отчасти ему нравится то, чем он занимался. Его спасало осознание того, что это обязательно закончится с началом учёбы. Громкий оглушающий звонок разнёсся по квартире, и он, еле разлепив глаза, сонно поплёлся к двери.

— Привет! — Мэтью стоял на пороге и улыбался ему. — Отличная погода сегодня!

— Мэтью, я, я… — очертания друга зарябили у него перед глазами. Улыбка. Он мог различить только эту дружелюбную улыбку. Он потёр глаза.

— Мы могли бы пройтись и заодно поговорить. Куда ты пропал? От тебя совсем ничего не слышно! — а он в своей манере чертовски много болтает. Райан улыбнулся, несмотря на усталость. Сколько они не виделись с Фёртом? Месяц? Полтора? Ему показалось, что он чрезвычайно изменился. Мэтью постригся и будто весь как-то прихорошился. Только веснушки, осыпающие часть его лица, и озорной блеск в глазах выдавали в нём того знакомого Райану Мэтью.

— М-м, дело в том, что… — Райан мгновенно осёкся. А что он скажет ему? Он учит французский? Он начал зарабатывать тем, что пишет рецензии? Он смотрит фильмы и читает? У Райана, с одной стороны, не было причин отказывать другу, но все эти дела… Правда, сочтёт ли Мэтью эти важные для него, Райана, вещи за дела? Да он посмеётся над ним!

Так думал юноша, глядя на друга, который всё ещё переминался с ноги на ногу на пороге, не осознавая даже, что мог бы без труда поделиться с Мэтью всем этим, что мог бы прямо в ту же секунду пригласить его к себе и рассказать ему обо всём, что окружало его в последнее время. Райан не рос в столице, но даже за эти несколько лет Лондон изменил его. И гордость, которая бы никогда прежде не взыграла в нём, теперь явственно дала о себе знать. И он так и молчал, не в силах вымолвить ни слова.

— Ты занят, да? — Мэтью участливо кивнул, а затем заглянул другу за спину, надеясь, похоже, увидеть там кого-то. Но его квартира, конечно же, была пуста.

— Да, в общем-то, нет…

— Ну и здорово! Собирайся и пошли! — но Райан так и продолжал стоять на месте, каким-то отрешённым взглядом глядя в одну точку. Он уже не слышал ни слова, которые произносил его друг. А тот в своём привычном монологе упомянул, между прочим что-то про сценарии… Сценарии… Райан ещё глубже задумался. Он совершенно забыл о них. В сознании его мелькнули прежние вечера, когда можно было посмотреть перед сном какой-нибудь фильм и написать строчку-две для сценария, представляя, что это творение — и вправду его будущий фильм. И в тот момент в глазах у него потемнело, и мир с этими яркими красками и поистине ярким дневным светом понёсся куда-то прочь.