Правая Меза (джен)

Совершенно бесшумно в кабинете появилось две фигуры — Адам и его отец, совсем не похожие внешне, но что-то неуловимо общее в них сквозило. Адам это знал, и это ему не нравилось.

Он вжикнул молнией, куртку откинул на тяжёлый канцелярский стол и опустился на диван. На то, что диван был ужасно пыльным, он, кажется, не обратил внимания. Тускло горел торшер.

— Присаживайся, — Кадмон не улыбался, но его лицо, тем не менее, оставалось приветливым.

Сесть в кабинете можно было на канцелярский стол, либо на диван рядом с Адамом. Это было загадкой, разгадка которой добавит к полному и подробному портрету отца несколько уточняющих черт. Впервые в жизни они общались лицом к лицу. Адам опёрся о подлокотник и положил подбородок на ладонь, чтобы удобнее было смотреть.

— С твоими детьми всё в порядке, я их не держу. Но они не уйдут без тебя, правда? Ты их хорошо воспитал, — нужно было обсудить дела, но спешить не стоило, подмога прибудет не скоро, а Кадмону хотелось посмотреть и поговорить. — Они тебя любят.

В красивом выразительном лице промелькнуло удивление. Странно любить человека, которого совершенно не знаешь. Адам Януса знал, поэтому имел право любить или не любить его. Он его не любил. В отличие от матери. Молодой человек задумчиво провёл пальцами по губам.

— Как твои дела? — спросил он неожиданно с жаром, как будто действительно хотел узнать ответ во всех возможных подробностях.

Ян сел рядом с сыном, автоматически продублировав его позу. Если бы вицеаркканцлер был бы жив, тогда, с первого своего тела, скорее всего, сходство между ним и Адамом было бы разительное. Сейчас их сильно роднила привычка себя держать и, почему-то, интонации — что было странным, так как не виделись они большую часть сознательной жизни Адама, и перенять поведенческие манеры было невозможно.

Светлоглазый, светловолосый, красивый мальчуган, которого Янус помнил семилетним, превратился в привлекательного мужчину. Возраст у него не угадывался. И из-за прыжков во времени, должно быть, вычислялся с провалами.

Янус сцепил пальцы в замок на колене и скользил взглядом по лицу сына, пытаясь угадать, что в Адаме было от него самого. Где-то на задворках понимания Ян не без удовольствия отметил его нос — машинально.

— Дети любят Незримый Университет, — призрак улыбнулся, — я являюсь его основной руководящей силой, поэтому, конечно, они переживают за мое положение в данной... истории.

Адам был мощнейшим волшебником. Ян чувствовал, как в нем переливается октарин, как тот мелкими искрами скользит у сына во взгляде. В нем он был чуть искаженный — видимо, от долгой жизни вблизи аномалий, но от этого не менее слабый, чем в самом Янусе.

— У тебя здесь тоже свой институт, — призрак приподнял и опустил ладони, уважительно кивнув. Все это выглядело достаточно страшной карикатурой на адекватные отношения между ребенком и родителем, когда кроха-сын показывает отцу удачно выстроенный шалаш из одеял или домик на дереве.

— Здесь немного пусто, ты только обустраиваешься или уже со всем закончил?

Вопрос про дела Ян пропустил, так как посчитал его не совсем уместным в текущей ситуации.

Адам коротко заразительно рассмеялся.

— Здесь немного одиноко, ты прав! Ни одной живой души, и не слишком уютно. Мы успели только немного почистить главный корпус, обустроить кабинеты тут и там, а потом... — он сжал и разжал кулак, изобразив тем самым подобие взрыва.

Говорить вслух и подробно о самом тяжелом разочаровании последних десяти лет упорного труда было все еще досадно. Адам на минуту замолчал, преодолевая себя.

А ведь он сел рядом, не на стол, удовлетворенно заметил он. Не стал садиться выше. Хорошо.

— Я потерял людей, — из уголков глаз разлетелись улыбчивые морщинки. — Всех до единого, когда был сломан саркофаг. Это были талантливые и сильные люди, преданные, они любили Возрождение. Я немного опечален.

Ни следа печали на чистом лице разглядеть было невозможно. Все было привычно спрятано за голубизной глаз и разлетом бровей. Таким же, как у настоящего тела отца, если верить рассказам мамы. Адам привык делить ее слова натрое. Теперь у отца другое лицо, совсем новое, запах тления был едва уловим. Только Адам и смог бы почувствовать его. Некрасивое, но интересное лицо с маленькими внимательными глазами.

Он бы никогда не подумал, что после неудачи ему придется идти к отцу. Обычно свои сломанные игрушки он чинил сам. Именно поэтому, в конце концов, Янус хорошо ему задолжал.

— Мне нужна замена, — доверительно сказал он отцу. — Умные способные колдуны. Я возьму их из твоей школы.

Это не было похоже на сделку или предложение об обмене, Адам сообщил факт, специально умолчав, что он готов дать взамен. Цена за человеческие жизни должна быть высока и равнозначна. Он ждал вопроса.

Янус весело заулыбался. Тест на ДНК бы не дал лучших результатов, чем этот короткий диалог. Одним эмоциональным диапазоном парень отвергал все возможные сомнения в родстве.

— Да что ты говоришь, — он откинулся на спинку пыльного дивана, — прям как ценные активы какие выдаю или рассаду огурцов. Так понимаю, что я, как твой любящий папка и распоследний засранец королевства по совместительству, выдам тебе блок студентов со своих скамей на твои скамьи, снабдив их ценными указаниями — лишний раз не нервировать моего мальчика, потому что он в свободное от лепки кукол и преподавания время людям кишки выпускает? — Янус дернул бровью, не прекратив улыбаться. — Сделаешь мне кофе?

История о том, что у Адама вышел из-под контроля эксперимент, выглядела крайне правдоподобной. Здание Института — а это, без сомнений, был побратим "Птолемея", стоящий в Жижах — располагалось совсем недалеко от площади, где голубым сиянием Прытка деформировала октарин под нужды жителей городка. Конечно, саркофаг над ней взрывом мог бы снести во второй раз часть городского массива и покосить жизни волшебникам, что работали у Адама под началом. Видимо, все были уроженцы Жиж. Совершенно непродуманно было брать на работу местных колдунов с их-то зависимостью от метео-прибора. Но да, наверное, у сына это был первый опыт. В другой раз будет умнее.

Поймав себя на том, что уже и правда задумывается о том, как Адам будет работать в дальнейшем, Ян удивленно и не без восхищения посмотрел на собеседника. Легиллимент он был первоклассный. Должно быть, был бы лидером, о котором многие бы только мечтали. Отличным аркканцлером, например.

Призрак невесело усмехнулся и кивнул на стол:

— Тебе нужен будет еще один, этого мало. У входа, куда ученики складывали бы заявления. Учитывая твой возраст и внешность, идти они будут вперемешку с романтическими письмами. Тебе должно хватать ума на последние не отвечать.

"И не вздумать заводить детей", — подумал Янус так громко, что не удивился бы улыбке сына.

— Ума не приложу, если честно, что тебе надо мне предложить, чтобы я задумался о твоей идее перевода моих волшебников в Жижи всерьез.

— Я не хочу детей, я хочу учеников, — ответил Адам на громкую мысль.

Легко поднявшись, он подошёл к канцелярскому столу и погрузил руку в одну из многочисленных тумбочек. Оттуда он извлёк чашку свежего горячего кофе на расписном блюдце и, вернувшись на диван, гостеприимно передал её Янусу.

— Так все и будет, ты можешь снабдить своих студентов любыми указаниями, и они останутся здесь. Ты сможешь их навещать, если захочешь. И если они захотят тебя видеть после того, как ты их продашь мне, городскому убийце, любителю повыпускать кишки.

Адам не гордился своими поступками, но и не стыдился их. Он убивал ради эксперимента, или чтобы сохранить своё инкогнито, из нужды. Указывать на это со стороны отца было лицемерным, и не мало. Каждому сильному магу рано или поздно приходится убивать людей, он тоже убивал. Поэтому Янус ехидничал. К сожалению, они были очень похожи, даже больше, чем думал Адам поначалу.

— Пожалуй, шесть человек для начала хватит, — он серьёзно что-то подсчитывал в уме. — И вашего принца Рудольфа я тоже заберу, это будет не слишком большой потерей. У тебя останется второй сын, а с его любовью ходить по борделям даже странно, что по Авалону уже не бегает десяток потенциальных наследников престола. Авалону не нужен король-мертвяк.

В детстве мама всегда объясняла маленькому Кадмону, что не быть монархом большое счастье, и как хорошо, что под именем Адама скрывается кто-то другой. Но разве можно оценить, хорошо это или плохо, не попробовав? Адам несколько лет стоял во главе Возрождения, пробовал силы. Кажется, он провалил проверку на хорошего правителя. Ему не нужен был престол. Но допустить на него мертвеца было страшной ошибкой. Его не примут жители и магия островов будет отравлена. В Мезе Рудольфу будет лучше, отец с его врождённой дальновидностью должен был это понимать.

Адам, подперев щеку, жадно на него смотрел.

— Моё предложение тебе понравится, — сказал он и сверкнул ровными зубами. — Так вышло, я достаточно могущественный волшебник, твой родной сын, к тому же, одна кровь. — Сделав паузу, Адам приподнёс, как подарок, — я могу сделать тебя смертным человеком.

Ян приподнял брови. Такого он не ожидал. Мечта, даже не мечта — цель. Возможность умереть, как живой человек. Не как оболочка. Не от заклинаний. Не заставляя стрелять себе в голову. Не экспериментируя с мыслью "Вот бы получилось". Просто уйти.

— Мне радостно слышать, что не смотря на все, ты так хорошо меня знаешь. И радостно видеть, что мы так похожи.

Он не кривил душой и не преувеличивал — от встречи с Адамом он чувствовал болезненное, редкое для себя, злое удовольствие, какое, наверное, мог бы испытывать охотник, который встретил последнего в своей жизни хищника и понял, что ему с ним не справиться.

— Расскажи мне про Возрождение, — кофе в чашке был первоклассным, Ян с удовольствием прищурил глаза, — Тин знает, чем ты занимаешься?

Тин не знала. Ян был у нее несколько дней назад, и отставная королева за чашкой лавандового чая поделилась, что мальчик на севере островов изучает аномалии. Что после того, как его кукольный театр сгорел, он занялся волшебством плотнее. Что вырос похож на них обоих, но больше, конечно, на отца. Ян улыбнулся тогда и не поверил. Зря.

— Королева Марья в добром здравии, сынок, — Янус мягко отставил чашку, — и пробудет в нем еще долго. Принц занят самообразованием. Как и ты. Не время думать о том, каким королем он будет. Не тебе думать об этом. И не мне. Как и не мне решать судьбы моих студентов, они не отара овец.

— Теперь тебе интересно, правда? — относилось это замечание к вопросу о Возрождении или о предложенной цене, понять было сложно, наверное, ко всему сразу.

— Возрождение, — Адам задумчиво потер висок пальцем, прикидывая, о чем можно говорить, а о чем упоминать не стоит, если он хочет получить сотрудников на замену. Цена была крайне заманчивой, но Янус не примет ее, если его детям будет угрожать хоть малая опасность. — Мы хотели сделать острова лучше. Как думаешь, кто установил первый саркофаг? Мы собирались восстановить Институт. Хорошее было бы место для сильных колдунов, очень много материала для исследований. Я правда хотел сделать все честно. Но честность, это не про нашу семью.

Отвечать на вопрос, ответ на который всем известен, Кадмон не посчитал нужным. Конечно, мама ни о чём не знала, и лучше бы так оставалось впредь. Его деятельность была достаточно неоднозначной, чтобы её осуждать. А Тин не смотря ни на что Адам очень любил и не хотел огорчать. Пожалуй, она была единственным дорогим ему человеком, умной женщиной, хорошей волшебницей. Она всегда мечтала о настоящей семье, о совместных обедах и пикниках, а получила лишь редкие чаепития тет-а-тет, тщательно скрываемые от ребёнка. Королева была достойна большего, чем дал ей Янус.

— Госпожа Марья Дабалюевна слишком мало интересуется судьбой королевства. Долго ли пройдёт, когда жители зададутся вопросом где она, с кем она, чья она дочь. Рано или поздно, Авалону понадобится новый король, и я бы предпочёл, чтобы новый правитель был достойнее предыдущего. Что же к вопросу об отаре овец... — Адам усмехнулся. — Я не прошу тебя об овцах, эти дети в столовой достаточно умны, чтобы не быть стадом баранов. Но твоё слово для них важнее всех прочих. Со мной им плохо не будет.

Шутки отошли в сторону. Теперь они оба говорили о том, чего действительно хотели. Янус хотел умереть человеком. Адам хотел построить новый кукольный театр.

— Все мои игрушки горят, папа, — с тенью растерянности на светлом лице прошептал он. — Я так стараюсь, но они всё равно горят. Поэтому я прошу учеников у тебя, а не ищу их. Из тебя получился более удачливый кукловод.

Адам был прав. Больше всего на свете Ян хотел жизни. Настоящей, полной, с дыханием и сердцебиением, без возможности ходить сквозь стены и воровать свежеумершие тела. Жизни и, как красивое завершение, смерти.

Он был прав — шестеро детей, оставшихся в столовой Мезы, не ушли и не сбежали, имея портал, который мог бы перенести их домой. Они оставались, потому что здесь оставался вицеаркканцлер их Университета. И после всех событий, что им пришлось пережить, пожалуй, только ему они поверили бы, скажи он им сделать что угодно. Например, остаться у Джона Доу. Скажи он им, что тот занимается действительно ценными исследованиями.

Он был прав — исследования "Возрождения" были ценны. Аномалии островов, геном волшебства, артефакты, магия городских массивов были куда важнее для современности, чем прорицания и какое-нибудь узмс. После НКВД осталась масса ценного материала. Маги "Возрождения" были величайшими магами Королевства. Поработать у них надо было разве что над методикой. Студенты и выпускники Незримого не стали бы выдирать оборотням клыки или жечь магов клеймами. Они бы работали иначе.

Адам был прав и в том, что Руди не смог бы быть королем островов. Болезненный принц со смешанной расой с трудом говорил с женщинами, не отличался дипломатичностью и был некромагом. Красношапинск, Нью-Ех и Малые Небочесы никогда не приняли бы такого правителя. Рудольф был бесперспективен на троне. И если королева Марья снимет с себя полномочия, острова, скорее всего, будут раздроблены и анархичны.

Правда так же была и в том, что кукловодом Янус Полуэктович, действительно, был, как говорится, от Бога.

— Ты должен быть аккуратнее.

Предостережение прозвучало тихо и почти ласково. Ян тронул сына за длинные худые пальцы.

И понял, что изменения в октариновом фоне Жиж Адам не чувствует так, как чувствует он сам.

— Отведи меня к детям. Мне есть, что им сказать, — вицеаркканцлер Незримого поднялся на ноги и встал напротив ректора Мезы. Они были одного роста, одного телосложения, одного характера и совершенно одной силы. И отличались сейчас, пожалуй, лишь цветом одежды — снежно-белой у Адама и траурно-черной у Яна.

Лицо Адама ничуть не изменилось, но что-то в нём заметно просияло. Он почти видел как мысль за мыслью отец признаёт его правоту. Это внушало опасное ощущение торжества, Кадмон поспешил его утихомирить. Согласие всё ещё легко могло оказаться обманом, как бы Янус ни хотел свободы от бессмертия. Правда или ложь, эта игра станет их любимой.

Пронзительные голубые глаза долго вгляделись в зелёные, как в зеркало, будто ловили обман на самом их донышке, не прячется ли он за радужкой, зрачком и сетчаткой. То, что Адам в них увидел, кажется, его удовлетворило. Он улыбнулся и кивнул, соглашаясь.

— Спасибо, — произнёс он с неподдельной благодарностью.

Этот короткий разговор с глазу на глаз оказался даже более значим, чем можно было подумать. В их случае тихая беседа с чашкой кофе заменяла сражение. Всё, что можно было сказать дуэльными заклинаниями и колдовством, они сказали умалчивая и изучая друг друга. Портрет Януса Невструева пополнился несколькими ценными, но незначительными чертами.

Адам взял отца за руку и они исчезли в голубоватом сиянии.