Подкидыш (джен)

Весна, 1981 г.

Торговый центр представлял собой гигантский лабиринт из стекла и светло-серого гранита с бесконечными этажами и сияющему повсюду рекламными вывесками. Настоящий многоярусный блестящий мир, состоящий, преимущественно, из коридоров, вдоль которых тянулись магазинчики, просторного холла в центре каждого этажа, и фудкортов в конце. Повезло и с выгодным расположением — он был неотъемлемой частью развлекательного комплекса, но находился поодаль от основных зданий, зато поблизости к городскому трафику. Что являлось значительным плюсом, как и отношении горожан, которые оставив детей в развлекательной зоне могли часами бродить вдоль магазинов, и естественно для продавцов, которые получали высокий доход и от туристов, заехавших в распиаренное место.

Мистер и миссис Дурсль проходили один роскошный магазин за другим в поиске хорошего подарка на юбилей нового компаньона, а точнее босса, Вернона. Мистер Фицджеральд, в отличие от своего русского друга, принял решение задержаться в Лондоне, контролируя работу нового филиала. Но как бы громогласно это не звучало, в самой фирме ничего не изменилось: по-прежнему Вернон выполнял свои старые обязанности, потому что новый шеф оказался обыкновенным наследным толстосумом. Мистер Фицджеральд плохо разбирался и в дрелях, и в финансовых вопросах, и тем более не лез во сложности управления фирмы, не глядя подписывая всю требующую документацию.

Петунья в дела мужа предпочитала не вникать, а его просьбу с выбором подарка восприняла с обреченной досадой, чем вызвала очередные разочарованные взгляды от Вернона. Конечно, еще пару месяцев назад она с радостью восприняла возможность выбраться из дома, но, когда у нее наконец-то появился хороший собеседник, перспектива сходить куда-либо с мужем перестала быть заманчивой.

За короткий срок Джордж смог стать ее другом, чего Вернон не добился за четыре года брака. Он часто оставался на чашечку чая, когда привозил документы необходимые для опеки над Гарри, но они редко говорили о деле, а больше поболтали на посторонние темы. Оказалось, что Джордж учился в Европе, свободно читал на языке читимачаизолированный язык, ранее распространённый среди племени читимача в штате Луизиана, США. и неплохо разбирался в Скальдической поэзииразновидность поэзии древней Скандинавии.

Но самое главное, он был отличным слушателем: внимательно воспринимал любую информацию, никогда не перебивал, не торопил, а уточняющими вопросами наталкивал на интересные размышления. Петуния и сама не заметила, как стала рассказывать ему не только истории из своей биографии или новости Литтл Уингинга, но делиться с ним своими мыслями, страхами и сомнениями. Неловко признаться, но их беседы, протекающие неторопливо и тепло, стали потребностью для душевного равновесия Петунии, заставляя ее расти в интеллектуальном плане. А как было иначе, если ей так хотелось допрыгнуть до уровня Джорджа?

Например, Петуния даже начала брать книги из городской библиотеки, глотая их за пару вечеров, потому что Джордж был ценителем классической литературы. Иногда он пересказывал понравившиеся книги или зачитывал хорошие моменты из произведений, играя интонацией и обращая ее внимание на конкретные места или диалоги. Словно находясь под гипнозом, Петуния ловила каждое слово и реплику, которые под воздействием хорошо поставленного голоса превращалось в ее воображении в невероятно красивые пейзажи, выразительных героев или яркие события, и при необходимости могла цитировать целыми абзацами. Порой слушая чтение или речи Джорджа, Петуния восхищалась про себя, как простые слова, если их правильно преподносить, могут обладать такой властью, заставляя думать или мечтать.

— Сделай лицо попроще, — грубо попросил Вернон, прерывая ее размышления. — Все-таки ты находишься в магазине, а не на военном совете, — заметив, что после его реплики Петуния обиженно сжала губы, мужчина неуклюже улыбнулся и попытался перевести все в шутку: — Если ты планировала сброситься с экскаватора, то я придумал для тебя отличный повод.

Петуния демонстративно закатила глаза и быстро посмотрела по сторонам, надеясь, что глупые реплики Вернона остались без внимания прохожих и растворились в шуме торгового центра. Его нелепые шутки, ставшие очередным пунктом в списке минусов мужа, при отсутствии чувства юмора начали раздражать до волны злости на саму себя. На то, что согласилась стать «миссис Дурсль». Петуния сразу же стало стыдно за свою антипатию к Вернону, но спрятать брезгливость по отношению к нему с каждым днем становилось все сложнее.

Проходя мимо детского магазина, Петуния невольно остановилась, разглядывая яркую витрину, залитую светом разноцветных лампочек. За широким стеклом раскинулся пестрый и многообразный мир миниатюрный парк аттракционов. В центре возвышались «американские горки»: по извилистым рельсам с бешенной скоростью проносились тележки. Они мчались вниз по склону, делая мертвую петлю, а после медленно поднимались на самых верх, время от времени останавливаясь у будочки, где толпилась нарядно одетая толпа разнообразных животных. Стеклянные кабинки, откуда приветливо махали оловянные фигурки, медленно вращались по часовой стрелки, замирая в начале каждого часа. Куклы катались на разномастных карусельных лошадках, которые кружились на дощатой бирюзово-золотой полосатой платформе. Между аттракционами сверкали огнями торговые палатки, фургоны и огромный шатер цирка, из которого доносилась веселёная музыка.

— Зайдем? — предложил Вернон, заглядывая ей в глаза.

Петуния пожала плечами, но ответить не успела. Она почувствовала толчок и опустила взгляд: в ее ноги с разбегу врезался маленький ребенок, едва не упав. Мальчик был прехорошенький с пшеничными волосами, вьющиеся еще так по-детски на концах, и ясными серыми глазами, которые были готовы вот-вот наполниться слезами. Малыш с испугом смотрел на Петунию и, судя по его гримасе, собирался закричать.

— Ты потерялся? — ласково спросила женщина, наклоняясь над ребенком.

Малыш не оценил ее доброжелательность. Он обхватил себя руками, настороженно переводя взгляд с супругов Дурсль, не решаясь завопить или спастись бегством.

— Нил! — окликнула его белокурая девочка лет восьми, приблизившись к ним.

Малыш заулыбался и прижался к старшей сестре. Теперь он с интересом разглядывал взрослых, предусмотрительно спрятавшись за девочку. Девочка же оттолкнула от себя брата и поудобней схватила его за руку.

— Ну и влетит тебе от мамы! — мстительно пообещала она и обратилась к Петунии: — Извините моего брата, мэм. Ему всего три года, и он ужасно глупый.

Не дождавшись ответа, девочка потащила малыша в магазин. Петуния, отгоняя плохое предчувствие и не обращая внимание на бубнеж Вернона, следила за детьми через витрину. Они поравнялись с ухоженной женщиной, которая, придерживая свой округлившийся живот, стал ругать их. Дети были совсем не похожи на мать, но являлись маленькими копиями отца, в личности которого Петуния не сомневалась. Подтверждая ее догадку, наконец появился сам Джордж Беннет. Юрист подхватил сына, усаживая малыша себе на плечи, и погладил по волосам дочь, перебрасываясь с женой, которая, судя по его взгляду, не могла быть сестрой, веселыми фразами.

Петуния будто приросла к месту, хотя больше всего на свете ей хотелось бы убежать от сюда, вырваться из этого проклятого торгового центра, ставшего ловушкой. В душе поселилась обида, которая обычно появляется после осознания того, что стал жертвой мошенника, позволив себя легко обмануть. Справедливости ради, Беннет ей ничего не обещал, в вечной любви не клялся, руки и сердца не предлагал и вряд ли помышлял об этом. В их отношениях не было ничего двусмысленного, и они имели только дружеский характер, но почему внутри стало так пусто и холодно? Даже сердце стало стучать как-то неприятно, словно царапаясь об острые края ребер. Разве, прикосновение Беннета, казавшиеся на первый взгляд случайными, были плодом разыгравшегося воображения, а его теплые улыбки ей привиделись? Но если все это происходило в действительности, то не являлась ли Петуния и сама предательницей? Их литературные вечера, если бы продлились еще пару месяцев, легко могли бы перерасти в полноценную измену мужу, ни в чем не повинным детям, обрекая их на незавидное существование в двух разрушенных семьях, и женской солидарности. Но самое ужасное Петуния едва не предала собственные убеждения, подставив маленькую Тунни, чей папа никогда не был верным супругом.

— Мы долго еще будем здесь торчать? — неторопливо спросил Вернон, выводя Петунию из оцепеней, и тщетно пытался рассмотреть что-то в витрине. — И что тебя так заинтересовало?

Миссис Дурсль вздрогнула и, быстро посмотрев вглубь магазина, облегченно вздохнула: семейство Беннет успели затеряться в толпе других посетителей. Она покачала головой, приходя в себя, и постаралась естественно улыбнуться мужу.

— Засмотрелась на фигурки, — соврала Петуния, неловко беря Вернона за руку и больше не чувствуя к нему отвращения, и делано бодро предложила: — Пойдем уже выбирать подарок?

Мужчина подозрительно покосился на жену, но комментировать перед ее настроение не решился. Они обошли несколько магазинов, пока не остановили свой выбор на подарочном наборе кухонных полотенец. Конечно, мелочь, но и не ставящая юбиляра в неловкое поведение: все-таки они не были друзьями и не собирались нарушать общепринятые правила.

Дурсли еще немного побродили по торговому центру и, когда они уже собирались уходить, Вернон неожиданно настоял на том, чтобы зайти в ювелирный магазин в элитный ювелирный магазин «Tiffany & Co.». Внутри было очень светло, а классические колонны, облицованные зеркалами, предавали месту роскошный шарм. Невозможно было оторвать взгляд от элегантных украшений, каждое из которых являлось произведение искусства и стояло целое состояние.

Вернон уверенно подошел к прилавку и подозвал продавца-консультанта. Когда к ним подошла девушка, приветливо улыбаясь, он показал на широкое кольцо на витрине.

— Можно посмотреть? — попросил Вернон, стараясь держаться очень важно, и, получив коробочку, обратился к жене: — Померяй, если нравиться.

Кольцо было настолько восхитительным, что Петуния не смогла сдержать улыбку. Оно было из белого золота с небольшим, но чистым бриллиантом, удачно оправленным совсем крошечными камешками. Они завораживающе сверкали и переливались живым, холодным огнем. Петуния посмотрела на ценник и расстроенно вернула кольцо консультанту.

— Мы берем, — твердо заявил Вернон, следивший за реакцией женой, и, давая понять, что возражений он не потерпит.

— Спасибо, — поблагодарила Петуния, пристыженно отвернувшись, и тихо попросила: — Прости меня.

Вернон, расплачиваясь, непонимающе уставился на жену. Он настолько привык вызывать у нее лишь недовольство, что не совсем понимал: в чем она-то успела провиниться.

— В последнее время я вела себя несправедливо по отношению к тебе, — объяснила Петуния, чувствуя себя ужасно неловко.

— Да я сам был еще той занозой в заднице, — усмехнулся Вернон, за бравадой плохо пряча смущение, и добавил. — Ты тоже прости меня.

Домой Дурсли вернулись в отличном настроение, даже ни разу не поссорившись по дороге. Пряча кольцо в шкатулку, Петуния невольно пришла к мысли, что последняя фраза Вернона оказалось куда дороже, чем само украшение. Самое удивительное, что в его простых словах было намного больше смысла, чем в пустых и искусственных речах Беннета.

* * *

Следующая неделя запомнилась Петуния грандиозным открытием Дадли. Малыш научился играть со выключателем и отныне свет в гостиной мигал в такт детских песенок, доносившихся из пластмассового паровозика с разноцветными вагонами. Сначала миссис Дурсль, конечно, пыталась переключить внимание сына на всевозможные развивающие игрушки, но малыш поднял той рев, что пришлось сдаться. Дадли рос ужасно крикливый, и его мама была готова пойти на любые уступки, лишь бы побыть хотя бы десять минут в тишине, и запретила Вернону отключать гостиную от блока питания.

Как обычно, Дадли, за спиной которого были разложены подушки на всякий случай, придерживаясь за спинку дивана, щелкал выключателем. Свет зажегся на короткое время, а затем погас и так по кругу. Петуния листала кулинарный журнал в поиске подходящего рецепта, поглядывая на сына. Мелькали картинки и описания хаггисанациональное шотландское блюдо из бараньих потрохов, порубленных с луком, толокном, салом, приправами и солью и сваренных в бараньем сычуге, кисельного супа— традиционное английское блюдо, которое имеет свои корни в средние века. Он сочетает в себе элементы сладкого и кислого, что делает его уникальным вкусом. и трайфлаблюдо английской кухни, представляющее собой десерт из бисквитного теста с заварным кремом, фруктовым соком или желе и взбитыми сливками.. Наконец остановившись на пастушьем пироге— блюдо британской кухни. Представляет картофельную запеканку с фаршем (ранее из рубленого мяса), Петуния принялась мысленно перебирать продукты в холодильнике, как до ее слуха донеслись звуки подъезжающего автомобиля, а через несколько минут послышался настойчивый входной звонок.

Посадив Дадли в манеж, что вызвало у ребенка недовольное кряхтение, Петуния открыла дверь. На пороге стоял Беннет, которого она неохотно пропустила в гостиную. Отсутствие приветливой улыбки не открылось от внимания юриста, и он сразу же начал рассказывать веселые истории из практики, стараясь ее рассмешить. Петуния, внимательно рассматривая гостя, с удивлением подметила, что его вовсе нельзя было назвать красавчиком: светлые волосы выглядели тонкими, напоминая кукурузные рыльца, и с возрастом могли попрощаться со своим хозяином навсегда, в идеальной улыбке неестественно блестела керамика, неудачно подобранная по цвету, а само лицо потеряло свежесть и стало заурядным. Вот уж по истине: «Красота — в глазах смотрящего».

— Я звонил, но все время попадал на автоответчик, — пожаловался Беннет, которого немного задело, что его истории не имели привычного успеха. Он присел на диван, взяв на руки Дадли, и начал его щекотать. — У вас перебои с электричеством? Когда я подъехал, свет мигал.

— Перебои устроил вот этот джентльмен, — сказала Петуния и кивнула на сына. Юрист с таким удивлением уставился на Дадли, что пришлось разъяснить. — Он полюбил нажимать выключатель, — после небольшого раздумья она все же мстительно добавила, вложив в свои слово намек. — Ты же знаешь, что многие дети его возраста любят подобные вещи.

— Ну да, ну да, — задумчиво кивнул Беннет и усмехнулся. — А я уже подумал…- он резко замолчал и закашлялась. — Ладно, это не столь важно.

Разговор явно не клеился. Мужчина недоуменно оглядывался, словно пытался понять, что именно изменилось в атмосфере их встречи. Петуния не собиралась приходить ему на помощь и изображать из себя радушную хозяйку. Если явился без приглашения, то выкручивайся сам. Поразительно, как сцена в магазине смогла заставить ее трезво смотреть на Беннета и находить в нем черты ее отца. Бедная его жена, как ее мать, небось целыми днями занимается детьми и пытается соответствовать уровню муженька, когда тот развлекается в чужих домах.

— Я отменил встречи после ланча и решил заскочить на чай, — сообщил Беннет, намекая, что для миссис Дурсль он всегда находит свободное время.

— А твоя жена не против? — не удержавшись, спросила Петуния, опрометчиво выкидывая козырь, который планировала поберечь для более громкого удара.

Беннет настолько искренне удивился, что миссис Дурсль даже засомневалась не привиделось ли ей сцена в магазине. Его лицо вытянулось и застыло в изумлении, а глаза беспокойно забегали и в них промелькнула паника. Женщина разочарованно подумала, что не зря он был талантливым адвокатом, а его актерской игре можно было аплодировать стоя.

— Но у меня нет жены, — жалко соврал Беннет, чем подписал себя окончательный приговор.

— Значит Вы просто весело болтали с незнакомой беременной женщиной и обнимали чужих детей, как две капли похожих на тебя? — издевательски уточнила Петуния, с наслаждением следя, как мрачнеет юрист и, решив, что его жена отомщена, указала на дверь. — Тебе лучше уйти.

Мужчина подчинился без спора, чувствуя, что силы были не на его стороне. Он замялся в дверях, явно хотя что-то сказать, но не решился и молча вышел.

Несмотря на будущие попытки Беннета помириться, Петуния больше старалась не оставаться с ним наедине, перебросив обязанность вести дела с юристом на мужа. Это общение нельзя было назвать приятным ни для Вернона, ни для Беннета, но это уже были не женские проблемы.