Подкидыш (джен)

Осень, 1981г.

Комната ожиданий у кабинета профессора Грейнджера была полна разноцветных строительных кубиков и потрепанных мягких игрушек, а синий пластиковый стол был завален книжками-раскрасками, которые привлекли внимание Гарри и Дадли. Петуния задумчиво перелистывала журнал и поглядывала на часы. Уже целых полчаса они сидели в приемной детского психиатра, ожидая, когда подойдёт их очередь. Ассистентка, ровесница миссис Дурсль, с круглым несимпатичным лицом раздраженно смотрела на посетителей и возмущенно морщилась, не в силах сосредоточиться на работе. Петуния понимала ее недовольство, вызванное враньем из-за возраста племянника при телефонной записи. Но что ей прикажите делать, если доктор принимает детей от трех лет, а Гарри нуждался в консультации знаменитого профессора и их соседа по совместительству?

Конечно, сначала, Петуния пыталась поговорить с доктором во время его прогулок по Литтл Уингингу, но тот лишь улыбался на ее жалобы на племянника и советовал концентрировать внимание на позитивных вещах. Миссис Дурсль, прочитав медицинский справочник, была вынуждена пойти на хитрость, потому что боялась запустить странности в поведении племянника (и сейчас речь идет не о слове на букву «в»). А Гарри действительно вел себя ненормально: он упрямо играл только со шнурком, отказываясь с ним расставаться и игнорируя игрушки, не слушался и весь его лексических запас состоял из трех слов, если их можно было так назвать: не, на и мым. Последнее не имело точного перевода на человеческий и сигнализировало о том, что мальчик был разозлен не на шутку и грандиозная истерика вот-вот начнется.

Петунии было тяжело справиться с двумя детьми, которые в присутствии Вернона превращались в ангелочков. Мальчики не всегда ладили между собой. Дадли, не смотря на ранний возраст, ревновал маму к кузену, от которого ему не приходилось ждать ничего хорошего. Стоило Петунии погладить по волосам племянника или взять его на руки, как сын начинал заливаться слезами, рыдая взахлеб, и только мамино внимание, единолично принадлежавшее ему, могло успокоить ребенка. Гарри — здесь нужно было отдать ему должное — с философским безразличием относился к подобным сценам, но стоило двоюродному брату завладеть шнурком, как подкидыш пускал в ход зубы и включал режим сирены. Петуния разрывалась между двумя плачущими детьми, не зная, кого нужно успокоить первым, чтобы не нанести обиду второму. Практическим путем было выяснено, что любой выбор оказывался неправильным.

Правда, иногда выпадали хорошие мирные дни, как сегодня, когда мальчики были заняты совместными проделками. В данный момент Гарри пытался откусить страницу из раскраски под одобрительное хихиканье Дадли.

Петуния с трудом отобрала у упирающегося племянника книжку, но прежде, чем он успел поднять крик, сунула ему в руки плюшевого медвежонка, грудь которого была расшита пайетками. Маленькая хитрость сработала: оба мальчика с восхищением уставились на блесточки, не решаясь их потрогать.

— Профессор вас не примет, — уверенно фыркнула ассистентка, всем своим видом показывая, что она до сих пор обижена из-за лжи миссис, но, судя по ее любопытным взглядам, которые девушка бросала на мальчиков, готова начать переговоры, чтобы выяснить степень родства в их семье и пополнить своей запах слухов новыми сплетнями. — Мой совет: не тратьте время на ожидание.

— Спасибо, но мы сегодня никуда не спешим, — любезно улыбнулась Петуния, отложив журнал. — Скажите, пожалуйста, а сколько обычно длится сеанс?

— Около часа, — ответила девушка и, понизив голос, доверительно сообщила: — Но Маршманы — это отдельный случай. Понаберут приемышей с дурной наследственностью ради пособия, а потом не могут с ними справиться! Будь моя…

Петуния мысленно сделала пометку о том, чтобы не делиться с ассистенткой личной информацией, а девушка мгновенно осеклась и густо покраснела, смутившись от понимания того, что случайно наговорила лишнего. От дальнейшего неловкого разговора их неожиданно спас Гарри. Мальчику надоел медведь и он не придумал ничего лучшего, как стукнуть кузена кубиком. Разумеется, Дадли, застигнутый врасплох и не ожидавший от кузена такой подлости, захныкал и через пару секунд к нему на всякий случай присоединился и сам виновник их ссоры.

— Не ребенок, а наказание, — покачала головой Петуния, усаживая сына на колени и обнимая племянника за плечи.

Гарри, подозрительно быстро успокоившийся, вырвался и полез к ней на руки, пытаясь спихнув при этом Дадли, к огромному недовольству последнего.

— Нельзя, — строго сказала миссис Дурсль, смотря на племянника, но тот проигнорировал тетю, тщетно цепляясь за ее ноги, пока не свалился на пол и расплакался уже по-настоящему. — Невозможный ребенок! — в сердцах воскликнула она, сразу же устыдившись своей реакции, и запоздало поняла, что за ней наблюдают.

Профессор Грейнджер стоял, прислонившись к двери и держа в руках томик ВинсентаВ память моего йорка Винсента(15.10.08 — 19.03.24) Холлидея. Он улыбался лишь самыми уголками губ, а в глазах играли веселые искорки, но Петунии все равно стало неуютно под его пристальным взглядом. У нее появилось неприятное чувство, словно ее поймали на воровстве конфет у детей-сирот из церковного приюта. Миссис Дурсль машинально кивнула ему в знак приветствия и обеспокоено вспомнила, что из-за истории про исчезновение Лили они находятся на контроле у опеки. Одного подозрения будет достаточно, чтобы соцработники забрали Гарри. Такого вредного, непослушного и противного мальчишку, который иногда крепко-крепко прижимался к тете и смотрел на нее глазами младшей сестрёнки и их отца. Бесстыжими глазами людей, предавших Петунию.

— Сеанс закончился, но Маршманам нужна минутка тишины без свидетелей, — развел руками доктор, словно извиняясь за свое неожиданное появление. — Знаете, я очень удивился, что вашим мальчикам уже есть три года. Или Вы сказали их общий возраст по телефону?

Хоть профессор Грейнджер не выглядел рассерженным, а в его голосе вместо недовольства четко слышалась усмешка, Петунии все равно стало неловко от его слов. Уж лучше джентльмен вел себя подобно его помощницы, чем с удовольствием потешался над ней.

— Я предупредила миссис Дурсль о том, что Вы ее не примите, — подала голос ассистентка, заискивающе смотря на доктора и украдкой приправив выбившуюся из прически соломенную прядь.

— Не нужно было, Мэри, — мягко сказал профессор, но по его закаменевшему взгляду Петуния догадалась, что скоро девице придется искать новое место работы. — Если люди идут на обман, чтобы записаться на прием, то беседа со мной им действительно необходима.

Петуния уже собиралась благодарно кивнуть мужчине, но вовремя сообразила, что его красивая фраза звучит немного двусмысленно. С одной стороны, выходило, что профессор благородно меняет свои правила ради нее и признает, что Петуния не только имела право так поступить, но и все сделала правильно. Но, с другой стороны, проскальзывал намек, что патологический лжец нуждается в помощи психиатра. Хитрый лис продолжал невинно улыбаться, делая вид, что не замечает замешательства миссис Дурсль, которая так и не смогла понять: ее только что все-таки поддержали или оскорбили.

Дверь кабинета распахнулась и разноцветное семейство Маршман с шумом валилось в приемную. Пока взрослые прощались с доктором, их дети успели устроить настоящий кавардак: маленький мальчик-латинос лупил пластиковым трактором своего приемного брата с азиатской внешностью, вокруг них пританцовывала чернокожая девочка с длинными африканскими косичками, громко подразнивая братьев, смуглый подросток восточного происхождения «незаметно» засунул калькулятор, стоящий на столе ассистентки во внутренний карман куртки, а юная индианка делала вид, что незнакома с остальными детьми.

Петуния, прижав к себе мальчиков, поймала себя на мысли, что с двумя детьми еще можно было справиться, но пятерых ее психика точно не выдержала бы. Миссис Дурсль, не удержавшись, издала нервный смешок с ужасом представив свою реакцию, если через год сестрица снова подкинет ей на крыльцо младенца. Как минимум, их с Верноном бы хватил сердечный удар или еще что-то похуже. Петуния непроизвольно вздрогнула, запрещая себе даже думать о подобных кошмарных вещах.

Когда наконец Маршманы ушли, профессор Грейнджер пригласил Петунию с мальчиками в своей кабинет, оказавшийся удобным и уютным. Бледно выкрашенные стены украшены детскими рисунками домиков, животных и человеческих фигур, и аппликациями из листьев, засушенных трав и шишек, а полу красовался толстый ковер с изображением города на нем. У одной стены примостился широкий рабочий стол и книжный шкаф, заставленный толстыми томами, папками и альбомами, а у противоположной стояли с виду очень мягкий диван и пара пухлых кресел, обитых светлой тканью. Над ними висели деревянные полки, щедро заставленные игрушками. Петунию почему-то обрадовало то, что здесь не было никакой массивной кожаной кушетки, которая является обязательным атрибутом в кабинете врача-психиатра в фильмах и сериалах.

Устроив детей, которые с любопытством смотрели по сторонам, на диване, миссис Дурсль невольно улыбнулась, разглядывая чьего-то корявого, но милого бегемотика. Отец утверждал, что у Лили талант к рисованию, и любил хвастаться детской мазней младшей дочери перед гостями, заставляя их подолгу разглядывать и неловко восхищаться рисунками, и превратил их гостиную в художественную галерею. К счастью, любовь к искусству быстро прошла у сестры, сменившись на увлечение кулинарией. Надо ли говорить, что ни одно из хобби Петунии никогда не получило хотя бы долю такого внимания?

— Так что приключилось с вашими карапузами? — весело спросил профессор Грейнджер, высыпая перед мальчиками пластиковых зверей и занимая кресло.

— Проблемы только у племянника, — быстро выпалила миссис Дурсль, испугавшись, что ее сыночка могли принять за отсталого. — Дадли было не с кем оставить.

Возможно, Петунии показалось, но уголки губ у доктора дернулись, и его улыбка стала неестественной, словно восковой, а потом и вовсе стерлась с лица. Вместе с ней исчезла доброжелательная энергия, исходящая от профессора Грейнджера, которую миссис Дурсль ощущала на внутреннем уровне.

— Я думаю, что у Гарри есть нарушения в развитии, — продолжила Петуния, погладив Дадли по спине и внимательно следя за реакцией мужчины. Она ожидала, что врач будет записывать ее жалобы или проявить хотя какой-то интерес, но профессор лишь рассеяно кивал и было видно, что его мысли витали сейчас где-то далеко. — Да, он реагирует на мои слова, откликается на имя, но сам не говорит, а только издает звуки. Разве нормально, что ребенок совершенно безразличен к игрушкам, а только таскается со шнурком?

— Но сейчас Гарри играет, — возразил доктор, но у Петунии был заготовлен напоследок козырь, который гарантировал ей победу в дискуссии с недоврачом.

— А его приступы агрессии? — картинно приподняла брови миссис Дурсль, проигнорировав замечание мужчины. — Гарри все время кусается. Только посмотрите какие синяки на руках у бедного Дадли!

— Синяки, — отстранено повторил за ней профессор Грейнджер, тяжело вздохнув, и сказал, обращаясь даже не к Петунии, а скорее озвучивая свой монолог, который вел мысленно. — Забавно, что если учитель или врач заметит синяк у ребенка, который живет с родными родителями, то репутация семьи победит его подозрения, хоть это и неправильно. А с детьми из системы сложнее. Мы обязаны сообщить о подобных вещах, о признаках насилия. Но так уж устроен человек: ему свойственно отказываться верить в плохое и придумывать оправдания, эгоистично защищая себя от ответственности за принятое решение, — мужчина снял очки, задумчиво наклонив к плечу голову и протерев линзы, вернул очки обратно на переносицу и грустно усмехнулся. — Мол, ведь этот ребенок такой активный! Он мог неудачно спрыгнуть с турника, свалиться с велосипеда или подраться с лучшим другом. В таких ситуациях и действовать страшно, и молчать — преступление. Страшно, потому что можно легко оболгать хорошего человека, который любит чужих детей как своих. Всегда мучает вопрос: «Что будет с детьми, когда их заберут из любящей семьи и опять отправят в очередной чужой дом, — доктор замолчал, затем доверительно добавил: — Поверьте, жизнь во временном центре — это не сахар даже для совсем крошек, вроде Вашего племянника. Пусть и придумали новомодное название, но уклон все-равно остался старый — приютский. Каждое возращение в подобные места забирают частичку сердца, — профессор снова замолчал, переведя дух, и устало закончил: — А бездействовать тоже страшно, потому что каждая лишняя минута для раздумья может стоит ребенку жизни.

Петуния, недовольно поджав губы, уже собиралась напомнить о своем присутствии, но доктор Грейнджер сам словно ожил, хлопнув в ладоши.

— Хотите, проведем эксперимент? — предложил он и, не давая опомниться миссис Дурсль, быстро поднялся и присел к ним на диван. — Гарри, — мягко обратился профессор к мальчику и, когда тот посмотрел на него, попросил: — Покажешь мне, пожалуйста, собачку. Где здесь «гав-гав»?

Гарри глазами прошелся по животным и верно ткнул в игрушку. Петуния, не удержавшись, завистливо хмыкнула: просто поразительно, что племянник беспрекословно слушается постороннего мужчины, а на ее просьбы в лучшем случае реагирует через раз.

— Молодец! — похвалил профессор и погладил его по волосам, чем вызвал улыбку у мальчика и привлек внимание Дадли. — Пожалуйста, покажи мне, где у собачки глазки?

Гарри потянулся к фигурке и указал на нарисованные черные точки, чем вызвал аплодисменты у доктора.

— Какой умный мальчик, — покачал головой мужчина. — Дай мне, пожалуйста, собачку.

Стоило племяннику взять фигурку, как Дадли вырвал игрушку у него из рук. Гарри состроил грустную мордашку, словно извинялся за поведение кузена. Петуния, желая поддержать малыша, потрепала племянника по щеке, пока сын был занят своей «добычей». Ей стало неудобно перед Гарри за свои слова про него. Словно она обвиняла милого и невинного щеночка в гнусном преступлении против человечества.

— Дадли, — позвал профессор Грейнджер, — покажи мне, пожалуйста, корову? Где здесь «му-му»?

Маленький Дурсль не отреагировал и затолкал отобранную фигурку наполовину в рот, активно работая челюстями и пытаясь раскусить ее. Петуния вдохнула и была вынуждена признать, что на фоне кузена он выглядел…откровенно глупо. Даже мысленно это прозвучало неправильно и несправедливо по отношению к Дадли, который по развитию вообще-то дотягивал до двухлетки, просто сейчас стеснялся незнакомца, что, как раз, было абсолютно нормально.

— Вот видите, все развиваются по-разному, — многозначительно сказал профессор Грейнджер, мерзко усмехнувшись, словно вывел мошенницу Петунию на чистую воду. — Кажется, что проблема в ребенке, а он всего лишь адаптируется к новым условиям среды, — доктор говорил дружелюбно, но последняя фраза прозвучала обидно и складывалось впечатление, что он завуалированно обозвал Дадли. — Не переживайте, Ваш Гарри — абсолютно нормальный ребенок. Я бы посоветовал Вам расширить круг общения мальчиков. К нам на выходные приезжает в гости невестка с внучкой и мы будем рады, если Вы приведете Гарри и Дадли к нам поиграть. Или мои девочки могут составить вам компанию на прогулке.

Петуния лишь возмущённо фыркнула, намекая, что не станет общаться с родственниками шарлатана, который приписывает диагнозы совершенно нормальному Дадли. Она мстительно улыбнулась, представляя, как человека, оскорбившего ее ребенка, с позором уволят. Да Петуния даже не удивится, если выяснится, что диплом Грейнджера окажется поддельным, а его покажут в криминальной хронике по новостному каналу. Поделом ему!

— Думаю, что нам уже пора, — вежливо сказала миссис Дурсль и поблагодарила: — Спасибо, что уделили время.

Они мирно попрощались, и Петуния с мальчиками прошли в приемную. Уже на выходе за столом ассистентки запиликал селектор и нечеткий голос профессора Грейнджера, прерываясь из-за помех, сообщил:

— Мэри, нужно будет отправить мой отчет в соц. службу по поводу жестокого обращение с ГариНе ошибка…

Петуния, застыв, едва не задохнулась от разочарования. Слабый голосок разума уверял, что здесь произошла ошибка, но это не остановило волну паники, в которой можно было легко захлебнуться. Новый страх, что у Дурслей из-за подобного обвинения могут забрать не только племянника, но отнять и сына, тяжело навалился и безжалостно давил, будто пытался загнать на тот свет.

Внимание Петунии привлекла больно знакомое лицо на фотографии в открытой газете, которую держала в руках ассистентка Мэри. Черно-белый Джордж Беннет со самодовольной улыбкой победителя смотрел в объектив, не догадывается, что статью про него напечатают с таким печальным заголовков:

"Известный юрист умер от сердечного приступа в гостиничном номере в Нанитоненапоминаю, что из этого города приехали компаньоны Вернона!"

Петуния почувствовала, как внутри все похолодело. Теперь ее обида на Грейнджера казалась пустячной, не заслуживавшей внимания, по сравнению с реальной бедой. Да, Джордж Беннет оказался еще той скотиной, но он не заслуживал такого раннего конца. Такой энергичный, уверенный и еще молодой человек с внешностью кинозвезды не мог так легко уйти, когда он плыл по волнам успеха. Петуния с шумом вдохнула воздух, вспоминая как дышать, и покачала головой: поразительно, что, когда подобные будничные вещи случаются с баловнями судьбы, становится еще страшнее за простых смертных. Нет, это было невозможно

Эта трагическая новость, напоминающая неожиданный выстрел из пистолета, стала финальным аккордом в песне, посвящённой одному из самых кошмарных дней в жизни Петунии Дурсль.