Путь (бывш. Амнезия) (гет)

Я прошу прощения у читателей, что так задержала выход второй части. Долгое время не знала, о чем писать, то есть, половина главы была готова уже 1 января. Но вот со второй частью возникла проблема. В итоге после месяца застоя Бета взяла меня за шкирку и заставила написать все сейчас.

p.s. Перед этим мы немного погадали над книгами. Скорее всего, самые убийственные перлы найдете у неё в блогах.

p.s. С нетерпением жду комментариев)

Нефтяной ребёнок ещё с норковых пелёнок

Знает, почему он и насколько папе дорог.

Елка — Мальчик-красавчик

Проснись, встряхни наваждение!

Сквозь ночь протяни ладони,

Чтоб спрятать свечу от ветра.

Спасти.

Флер — Спасти

Пожалуй, стоит начать с самого начала. С самой первой неприятности, которая приключилась с отпрыском рода Малфоев.

Они познакомились на Рождественском балу Поттеров, когда Драко было шесть лет. Его привычно представили всем гостям, а затем заперли вместе с остальными детьми в дальней комнате.

Каково было первое впечатление от встречи с Гарри Поттером? Странное. Позже, когда мальчик лучше узнал мир и науки, он мог бы сравнить черноволосого волшебника с огромной яркой звездой, наподобие солнца, которое является центром всего вокруг. Так было и с Гарри — дети буквально тянулись к нему, эпицентром игр и шалостей почти всегда был он. Правда, как и солнце, Поттер умел притягивать и астероиды — неприятности. Но благодаря таким вот неприятностям Драко и стал тем, кто он есть.

В прошлом семейство Малфоев, ревностно оберегающее свою чистую кровь, настолько замкнулось в себе, что появилась прямая угроза угасания рода. Дети рождались слабыми, сквибами или мертвыми. Только последние несколько поколений смогли разбавить кровь так, чтобы фамилия не вымерла и постепенно начала набирать силу. Но генетика семьи была настолько уродлива и испорчена многочисленными родственными браками, что Драко родился с нестабильной магией. Какое-то время вообще считалось, что он сквиб, однако мать не дала избавиться от сына и позже магия проявила себя. Правда, она до сих остается несколько неуравновешенной — иногда слишком слабой, иногда её становится чересчур много и она начинает пробиваться из тела. К счастью, это случается нечасто. Ах да, у Драко открылся дар Виденья — он с детства мог без специальных приспособлений видеть магию и являлся первым в роду с такой способностью,

Так вот, когда шестилетний ребенок прошел к компании детишек, в центре которой бушевал ураган по имени Поттер, его магия сама откликнулась в ответ на энергию волшебника. Если у Малфоя своей магии было мало, то из Гарри она буквально вырывалась, проявляясь гиперактивностью. Драко еще даже не осознал что происходит, а ураган уже распределял роли среди остальных детей и начинал кружить всех в своем немыслимом танце. Помнится, тогда Малфой в первый раз в жизни полностью отдался неизвестной игре и смеялся наравне с другими. Нарцисса, которая решила глянуть в детскую комнату, чтобы проведать своего сына, была буквально поражена — ей не часто удавалось видеть его таким довольным и счастливым, сказывалось строгое воспитание отца.

Игры сменяли друг друга, тело Драко с упоением поглощало магию, а Гарри все продолжал крутиться во все стороны, поспевать везде и всюду, и просто фонтанировать идеями. В конце концов (рано или поздно это должно было произойти) Поттер, а вместе с ним и вцепившийся как клещ Малфой (ему еще не удавалось почувствовать столько магии в себе, и он отчаянно цеплялся за источник энергии, боясь упасть и расплескать все), отправились на поиски приключений. Для маленьких детей и выход в сад был приключением, тем более для Драко, которого контролировали денно и нощно.

Сад у Поттеров представлял собой огромный живой и дикий организм — так подумает блондин много позже. А пока, побродив по нему и увидев массу всего нового, мальчишки решили посмотреть на конюшни. Бедняга Хикс чуть не поседел, когда в его убежище ввалились двое малолетних бандитов и оказались прямо в деннике с раненым фестралом. Ну, Драко, конечно же, перепугался тогда знатно, а вот Гарри, кажется, бровью не повел. Завопил на фыркнувшего монстра и попытался двинуть кулаком по копыту. Хорошо, фестралы зверушки мирные и не так обидчивы как гиппогрифы.

Не удовлетворив своё любопытство и стремление к знаниям, детишки покинули конюшню и отправились еще дальше — к неглубокому пруду, в котором водились красивые золотые и радужные рыбки, а по кувшинкам прыгали фиолетовые лягушки. Шутливая потасовка привела к падению в воду, а попытка вылезти из воды самостоятельно — к новой игре в грязевые снежки...

В доме меж тем поднялась паника — как так, где дети?! Дело бодро катилось к межродовой войне, когда двух грязных и усталых малышей привел Глимли. Пока Нарцисса трепала свое ненаглядное чадо в поисках ран и царапин, Люциуса отпаивали валерьянкой — мужчина был твердо уверен, что его сын воспитан настоящим чистоплюем. Чета Поттеров же не была удивлена — за шесть лет они привыкли к выходкам шебутного сына.

После этого мир для Драко Малфоя словно перевернулся с ног на голову. В собственном доме ему было невыносимо скучно — там все было расставлено строго по линеечке, и что бы ни происходило, оно было под контролем. Единственным наиболее живым и неподконтрольным отцу существом оставался мамин любимец-книзл Леонардо — шикарный котяра с густой шерстью и длинным любопытным носом. После праздника у Поттеров Драко смог найти с котом общий язык, что не могло не радовать Нарциссу и не заставить нервничать лорда Малфоя. На взгляд взрослого волшебника, единственной хорошей вещью, которая случилась с его сыном после того Рождества, было только увеличение магического потенциала. Для самого ребенка же куда важнее было то, как открылись его глаза. Мир на самом деле оказался не таким скучным — он был ярок и глубок. Например, когда его наказали за прогулку по саду без разрешения, — заперли в комнате, — мальчик за два часа лежания на спине насчитал около десятка различных оттенков зеленого цвета на потолке. Или встав однажды на рассвете, Драко обнаружил рядом с собственным окном спящую синицу. Парк гремел от птичьих песен, и оставалось только удивляться, как он этого раньше не замечал...

После того дня Драко твердо решил, что будет держаться ближе к Гарри Поттеру, чтобы воспользоваться его силой, если понадобится — смешно, не правда ли? Тогда он все еще находился под влиянием отца и был твердо уверен, что миром правят его решения. И, разумеется, первое письмо, написанное еще кривыми буквами, имело весьма холодный и сдержанный характер. Драко даже не надеялся, что Гарри ответит ему, однако, не прошло и суток, как к ребенку спустилась серая сипуха и передала послание, в котором, словно бы, содержалась сама частичка магии. Перед глазами становились картины игр в салочки с жеребенком, попытка взлететь на крышу дома на отцовской метле, вкус маминого пирожного, стащенного прямо из духовки... Энергия лилась из букв и Драко, сам не заметил, как оказался за столом и начал строчить ответное послание, где не было ни капли сдержанности, а такая же куча эмоций...

Отец не мог не заметить перемену в нем. Мальчик, который раньше с интересом слушал советы по управлению людьми, стал неусидчивым и беспокойным, и часто зевал. Любые попытки заинтересовать его книгами или политикой венчались крахом, а увеличение правил только разжигало любопытство к запретному. Похоже, именно тогда и началось недопонимание между отцом и сыном, которое в будущем привело почти к вражде.

Мать же прекрасно видела изменения в сыне и, будучи внимательной женщиной, быстро поняла, откуда ноги растут. А еще леди Малфой была урожденная Блэк, и потому решила пойти против своего мужа. Несколько раз она сама отводила наследника к Поттерам и, пока дети играли, налаживала отношения с дальними родственниками.

Поступив на первый курс Хогвартса, мальчики не потеряли свою дружбу, а только укрепили её. На первый взгляд, они с первого же дня учебы только и делали, что ссорились и пытались подраться, вызывая в учителях возмущение и немедленное желание избавить факультет драчунов от обременительной ноши в десяток-другой баллов. Со временем вражда между двумя слизеринцами стала традиционной, и никому в голову не приходило выяснять повод очередной перепалки. Но это была только одна сторона медали. По ночам двое мальчишек, фыркая в кулак и стуча по холодным камням голыми пятками, убегали на верхние этажи и исследовали их, превращаясь из двух обычных волшебников в самых настоящих Охотников за Сокровищами. Неисчислимое количество раз их ловили, ругали, снимали баллы, но никто так и не отправил письмо Люциусу Малфою с жалобой на поведение его сына. Это были воистину веселые деньки...

Все изменилось в тот роковой вечер тридцать первого проклятого августа. Уже которое лето Драко проводил вместе с семьей своего друга, а лорд Малфой думал, что сын гостит у родственников во Франции. На них напали внезапно, без предупреждения. Хлопки аппарации, потом лучи заклинаний, вскрики, всполохи... настоящий дурдом... внезапно Драко схватил за локоть один из нападавших. Сквозь щели маски полыхали яростью глаза отца...

Драко стоял парализованный и смотрел, как сначала миссис Поттер, а затем и её муж проигрывают в схватке против пятерых. Джордана схватили практически сразу и без помех. А вот с Гарри им пришлось повозиться. Друг обернулся пантерой и дал стрекача, однако несколько метких попаданий заставили его остановиться. А Драко все стоял и смотрел, как к однокурснику подходит человек в плаще, склоняется над ним, почти полностью перекрывая обзор... тело Гарри странно выгибается, а руки и ноги начинают скрести землю... Поттер замирает, а человек отходит, машет рукой, говорит, что стер ему память...

Затем отец аппарирует вместе с ним домой и устраивает настоящую выволочку. Пара ударов тяжелой тростью по голове сбивают к черту всю концентрацию, и отец применяет легиллименцию. О Мерлин, как это было унизительно! Когда родной человек не взирая на твои попытки сопротивления пытается пробить твой блок и прочитать твои мысли, душу... Для лорда Малфоя уровень владения сыном окклюменции стал неприятным сюрпризом, но все-таки Драко не смог выдержать напора.

Он никогда не знал, что настолько разозлится на отца. После этого парень наговорил много всего, высказал все, что копилось в душе с детства. Они кричали друг на друга, пока не сорвали голоса. И Люциус не был бы правой рукой Темного лорда, если бы не взял с сына клятву молчания. Даже не клятву, а настоящий приказ Главы Рода.

В поезде он почти испугался и был готов повернуться и уйти. Если бы там не стояла троица грифов, он бы, пожалуй, так и сделал. И бросив на друга первый взгляд, почувствовал неладное.

Гарри был... ну, кажется, как всегда. Но что-то в нем стало другим. Жаль, что из-за Крэбба и Гойла, которых отец навязал ему в спутники, им не удалось поговорить. Друг был непривычно молчалив и задумчив, не пытался выкинуть какую-то шутку над ребятами, как делал это обычно. А посидев рядом с Поттером половину пути, Малфой вдруг сообразил — вокруг Гарри больше не было того фонтана энергии, который заставлял предметы вокруг плясать, а неприятности сыпаться на голову. И стало по-настоящему страшно, потому что перед глазами еще стояла картина того вечера.

Однако уже на следующий день все стало вроде бы нормальным. Гарри вновь говорил, шутил над людьми... а потом было письмо. О-о-о, Джиневра Уизли превзошла сам себя, — подумал Драко в тот момент, когда увидел краем глаза лицо... морду... в общем, голову Поттера. Толком он не успел ничего разглядеть, но потом, когда Гарри появился на уроке УзМС, Малфой посмотрел в глаза друга и... ничего там не увидел. В смысле, не увидел той пугающей пустоты и задумчивости, на которую обратил внимание, пока сидел напротив друга в купе. Он даже расхохотался от облегчения, словно пациент отделения для душевнобольных, так велико было чувство облегчения от мысли, что Поттера не заколдовали каким-нибудь заковыристым проклятием наподобие империо...

В ту же ночь они болтали с сокурсником до самого рассвета. Смеялись над шутками, вспоминали выражения лиц учеников, которых поразил облик Гарри, продумывали очередной план подставы для грифов... и словно не было нападения, не было крови, пролитой на землю в нескольких метрах от Поттер-Мэнора, не было странного человека, который стирал память другу, а тот корчился на земле будто от страшной боли... Но вот сколько бы Драко не подавал собеседнику сигналов, сколько бы не намекал на то, что его сковывает приказ Главы Рода, Гарри не замечал этого. И только потом пришло понимание, что действительно не замечал, не видел... Аура магии, которая всегда кипела вокруг Поттера, была такой же как всегда, разве что... может быть, более вязкой? Словно, паук оплел ее паутиной, и та, словно муха, билась в объятиях сетей, думая, что может порвать нити... Драко не знал, как еще описать то, что увидел. Его вообще никто не понял бы, за исключением людей, обладающих даров Видения, но таких было не слишком много на острове, да и ни один из них не общался с семейством Малфоев.

Что было потом? Потом была новость в газетах. Чертовы журналисты. Судя по виду Гарри, он действительно ничего не помнил из того вечера. Половину дня ходил тихий, задумчивый, а взгляд снова стал пустым. Драко видел, как магия, до этого льнущая к людям и предметам, как дружелюбная собака, внезапно обернулась колючим ежом — люди, проходя мимо слизеринца, непроизвольно вздрагивали и старались отойти подальше или отвести взгляд. Драко тогда тоже неплохо шибануло — словно током ударило, и до стычки с Уизли он старался вообще к другу не прикасаться, мало ли что. Правда, все равно не помогло — удержать Гарри ему не удалось, только мантию порвал, да сам оказался в несколько дурацком положении. Но это еще ничего. Потом он пошел за учителями, которые утащили Поттера в кабинет Снейпа. Ух, столько злости со стороны друга Драко еще не давалось увидеть. Там было намешано все — злость, страх, недоверие и полное замешательство... а чего еще ожидать от человека, которому стерли память, а он знает об этом и может ничего сделать? Малфой тогда чуть за голову не схватился — что же ты дурень делаешь?! Не вздумай превращаться, придурок!.. Но нет, поздно. Только что перед взрослыми мужчинами стоял взъерошенный подросток, а потом хоп! — и скалит зубы черная пантера. Все тело напряженно, лапы согнуты, шерсть на загривке ежиком... и лужа крови, которая становится все больше...

После этого инцидента все вроде пришло в норму. Учебный процесс, розыгрыши близнецов Уизли и Гарри над учениками и учителями, активно общался с дурмстрангцами, а Драко... ну что Драко, он вовсю налаживал связи с нужными людьми и копил деньги. Находиться в одном доме с отцом, который не постеснялся применить легиллименцию к собственному сыну, было противно, и Малфой надеялся, что сможет избегать общения с ним как можно дольше. Для начала — не ехать на зимние каникулы домой. Лето можно провести у Гарри, если все наладится. Если нет, можно попросить помощи у матери или поселиться в Дырявом котле. В общем, Драко готовился. И, наверное, из-за того, что он так сильно был озабочен своей проблемой, пропустил и Хэллоуин, и приезд заграничных гостей. Очнуться его заставило только то событие, которое среди учеников получило название «битва льва и змея». Уже спустя неделю эта история получила настолько невероятные подробности, что блондин диву давался — и откуда в детских головах такое стремление к жестокости и коварству?..

Да-да, именно та безобразная драка и имеется в виду. В одном из коридоров в середине учебного дня и в присутствии учеников других школ произошла дуэль между Гарри и Уизли. Сам Драко не видел, что именно произошло, он в это время был в библиотеке, однако крики рыжего услышал даже он. В школе начался настоящий бардак, младшие курсы почти поголовно отправляли в Больничное крыло за успокаивающими настойками. Эта история была предметом сплетен довольно долго, но затем студенты успокоились и все забылось. Гарри вернулся из клиники Святого Мунго отдохнувшим и жутко довольным — даже, можно сказать, подозрительно довольным. Если бы не Грегори и Винсент, Драко тут же вытряс бы из друга правду.

В принципе, впоследствии все полугодие проходило как обычно. Гарри вновь попал в Больничное крыло буквально через несколько дней после выписки из клиники, — поиграл с Виктором Крамом в ловлю снитча. Ну, мячик он, разумеется, поймал, а то, что в землю его вбила метла — это же мелочи. Испытывая некоторые финансовые трудности, Драко сделал ставку на тотализаторе на Диггори. В дальнейшем он стал подозревать у себя наличие трудностей с мышлением — ну зачем, зачем он поставил именно на хаффлпаффца?! Конечно, это эгоистично, но Малфой почувствовал некоторое облегчение, когда узнал о результатах голосования. И тут же устыдился — как-никак, радоваться из-за травмы Крама было стыдно. Потом был Святочный бал, на котором Гарри откровенно поразил всех выбором своей партнерши... Да и чего греха таить, Драко тоже был удивлен. Ситуация враждующих слизеринца и гриффиндорки была столь же привычна, как и традиция соперничества между ним самим и Поттером. И хвала Мерлину, что обе эти вражды больше не будут предметом сплетен в Хогвартсе. Хватит, надоело, натерпелись они уже по самое не хочу.

В ту же ночь что-то произошло с Гарри. Он выбежал из спальни, как ужаленный в попу еж. Уже через полчаса собралась группа сильных магов во главе со Снейпом и Блэком направилась на поиски мистера и миссис Поттер, а Драко вздохнул с облегчением — кажется, все начало налаживаться. Однако Гарри не был бы Гарри, если бы жизнь была прекрасна и чудесна. Ночью он поднял всю мужскую спальню четвертого курса, ну, может и еще пару спален по соседству, криком. Пока пытались разобраться, пока пытались помочь, пока пришла мадам Помфри... Драко держал руки друга и чувствовал, как его самого начинает колотить озноб, а страх сковывает мысли. Перед глазами вновь стояла картина, где над Поттером склонился незнакомый Пожиратель... Гарри отправили в Больничное крыло, а Драко вновь почувствовал привкус скорых проблем. Так всегда было перед какой-то грандиозной пакостью, которую «мистер проблема» собирался сделать. Магия скапливалась в одном месте и начинала буянить, а Малфой, привыкший видеть разноцветные всполохи, но не в таком количестве, только вздыхал и затыкал нос, чтобы не запачкать кровью воротник рубашки.

Потом... шторм. После сообщения в Большом зале всех разогнали по гостиным, и никто не заметил, куда исчез Гарри. Только когда отправились спать, обнаружили пропажу. А Драко, прикоснувшись к серебряной сосульке на шее, почувствовал невообразимый Холод. Именно так, с большой буквы. Вместе с однокурсниками перевернул вверх дном гостиную и спальню и поднял тревогу. Старшекурсники отправились сообщать преподавателям о пропаже Поттера, а весь Слизерин сидел в общей гостиной и впервые в жизни вместе переживал за судьбу одного ученика. Малышей посадили поближе к огню, остальные кутались в одеяла. Пили горячий шоколад и ждали, ждали, ждали... Это была очень долгая ночь...

Поттера нашли. Профессор Люпин, благодаря полнолунию, рыскал по территории школы в облике волка, он и нашел учеников — Гарри, оказывается, отправился спасать Джинни Уизли. Драко тогда радовался как эльф, получивший задание испечь именинный торт в честь наследника, и разве что не бросался всех обнимать от облегчения. Когда парень смотрел на Запретный лес, единственное, что он видел — черное засасывающее пятно, которое притягивало взгляд, но при этом вызывало отвращение. Поэтому Драко никогда не ходил вместе с Гарри гулять по лесу. Только один взгляд на высокие деревья пугал его больше, чем все стражи Азкабана вместе взятые.

Драко почти с боем прорвался к другу в Больничное крыло. И едва встретив взгляд Гарри, чуть не убежал назад. Там вновь была пустота, лед, холодная стена камня. А сама магия... о, великий Мерлин... складывалось ощущение, что из леса друг вынес с собой частичку той темноты, которая пугала Малфоя. Черная, вязкая магия, — она цеплялась за предметы и стены, стекала вниз и словно пыталась поглотить чужую энергию. Драко тогда сам себя не помнил. Шутил и смеялся, как последний пьяница, а едва вышел — уполз в заброшенные подземелья, приходить в себя. Его долго трясло, он задыхался, и еще ему было невообразимо стыдно... стыдно, что другу пришлось в одиночку встретиться с ужасной тьмой Запретного Леса.

* * *

Пять месяцев проползли мимо меня как отлично обученные солдаты.

После разговора с Драко я почти все каникулы провел рядом с Лионом. Привыкал к нему, давал время чтобы привыкнуть ко мне, летал, гулял по территории мэнора. Хотя мы с гиппогрифом познакомились совсем недавно, было ощущение, что жили бок обок уже очень долго. Меня это немного тревожило, но не настолько, чтобы тут же кидаться с паническими воплями к родителями или Глимли. Стоит отметить, что в те пять месяцев меня вообще мало что волновало. Несколько раз прогуливался вместе с отцом в дальней части сада, беседуя с ним о совершенно несерьезных вещах. Не смотря на то, что родителей спасли, порой мне казалось, что он в это не верит. Иногда я ловил отца на том, что он недоверчиво ощупывал кору деревьев или прислонялся лбом к каменной стене дома. Тема плена не то что бы была под запретом, но не обсуждалась.

В Хогвартс я вернулся вовремя и в первое мгновенье думал, что попал в другой мир. Забудем о том, что замок больше не казался мне нерушимой безопасной крепостью (твою мать, когда этот замок окружает ТАКОЙ лес, начинаешь бояться даже выходить за пределы его стен!).

Люди. Черт, нет. УЧЕНИКИ.

Черт подери, это именно те люди, которые прожили со мной рядом последние три с половиной года?!

Ладно, забудем про восхищенные взгляды первокурсников — они не успели привыкнуть к моей обычной манере поведения.

Но второй курс? Третий? С чего это вдруг такие напряженные взгляды со всех сторон и робкие попытки мне угодить? То дверь откроют, то лягушку шоколадную подарят (да еще и с карточкой!), то блюдо подадут, стоит мне только на него посмотреть. Девчонки — это вообще кошмар — начали присылать анонимные письма. Восхищенные. Признательные. Любовные.

Дьявол, я точно в Хогвартс-экспресс сел?

Ладно, мои однокурсники были все такими же. Кхм. Ах да, забудем про признательный поцелуй в щеку от Джинни в Большом зале за завтраком. Да, да, забудем, я сказал! Так вот. Слизерин дружно начистил мне рожу (ничего серьезного — больше всего старались девчонки, парни только изображали посильную помощь), Хаффлпафф уважительно кивнул, Рейвенкло, кажется, вообще ничего не заметил, а Гриффиндор...

Бррр...

Забудем, да. О чем я? О старшекурсниках. Везде. И всюду. Мне кивали. Улыбались. Обнимали. Трясли руку. Трепали шевелюру. Носили на руках (да, черт подери, я не шучу).

В первую неделю в Хогвартсе у меня были все шансы выбраться из своей депрессии и к черту взорвать замок. Но я этого не сделал — сосущая тьма оказалась сильнее.

Через две недели народу надоело выражать свое уважение мне. Какое-то время все было хорошо. Очень хорошо. Никто не трогал меня. Но то, что никого не трогал я, кажется, всех насторожило.

Английские ученики стали посматривать на меня с тревогой и опасением. Французы — с подозрением и затаенным страхом. Болгарам и русским было, в общем-то по барабану (наверное, действовала поговорка про мужика и гром), но и они косились на меня с азартом и ожиданием. В общем, школа тревожилась и испуганно смотрела на Поттера. Но тот молчал. Народ пугался, но он продолжал молчать. Неизвестно, к чему бы это все привело, если бы не наступило четырнадцатое февраля.

Этот день вполне мог ознаменоваться выходом Поттера из себя. Количество валентинок, подписанных «Гарри Поттером», превышало все прошлогодние пределы в десятки раз. По-моему, открытки мне не прислали только МакГонагалл (давняя вражда, да-да) и миссис Норрис. Не все валентинки были безопасны — кажется, парочка из них все-таки была с Амортенцией, но такие посылки сразу же отправлялись Снейпу, а тот, определяя качество продукции, зорко оглядывал зал, вычисляя очередную жертву неожиданного опроса по зельеварению.

Да, кстати. Северусу пришлось вернуться в школу после каникул, но поиски продолжались. Пока без результатов, хотя удалось найти какой-то след, но он был настолько противоречивым и запутанным, что разобраться быстро не представало возможным.

Следующим ярким событием стало второе Испытание Турнира. В результате нелепого несчастного случая Людо Бэгмен оказался в воде во время прохождения испытания. Все бы ничего, но обозленные из-за кипятка гриндилоу напали на первую же беззащитную жертву — орущую и визжащую тушу мяса, которая и не думала доставать палочку. Когда Бэгмена все-таки вытащили из воды, он уже не орал, а его сизые внутренности, торчащие наружу, вызвали неаппетитную реакцию среди зрителей. В панике — пока отгоняли гриндилоу, пока вытаскивали судью, пока разбирались с истерикой на трибунах, — забыли о том, что надо следить за временем. В результате, о Чемпионах вспомнили, когда все трое давно высохли и успели обсудить между собой детали испытания. Заодно поделились мнениями. Нелестными, в большинстве своем. Возникла небольшая заминка, когда обнаружился прокол с таймером, а затем решили поставить всем равную оценку. Крам рвал на себе футболку и порывался нырнуть обратно к гриндилоу, но его утащили, гремя какой стеклянной бутылью.

Смерть Людо Бэгмена вызвала в магическом мире бурю противоречивых эмоций. Кто-то искренне огорчился из-за гибели легендарного игрока в квиддич, кто-то ругал организацию Турнира, некоторые что-то орали о невыплаченных долгах. Министерство не придумало ничего лучше, чем отправить в Хогвартс генерального Инспектора, который обязан был проследить за дальнейшим ходом Турнира, мерами безопасности в школе и всячески контролировать зарвавшегося директора (который, в общем-то, был виноват меньше всех).

Вопрос о мерах безопасности в Хогвартсе назрел уже давно — с тех пор как в школу поступил Гарри Поттер. А инцидент в Запретном лесу, который из-за недостатка достоверной информации за каникулы оброс впечатляющими подробностями, не мог не привлечь внимание Попечительского совета.

Сама главная проблема школы чародейства и волшебства, то бишь я, терялась в догадках — какая сволочь додумалась послать в Хогвартс Долорес Амбридж?

Как сказали бы классики, «это была ненависть с первого взгляда». Лед и пламень. Кока-кола и Ментос. Америка и Россия. За четыре месяца я не совершил ни одного неправомерного поступка, но неприязнь к Жабе от этого не уменьшалась. У неё не было шанса наказать меня, но она всегда находила любую мелочь, за которую можно вычесть баллы или сделать замечание. Через три недели генерального инспектора лишили возможности снимать баллы, зато разрешили издавать загадочные декреты об образовании.

Я молчал. Хогвартс опасливо таился. Амбридж выпустила пять абсолютно бредовых декретов, которые, с подачи дурмстрангцев, никто не стал принимать во внимание. Инспектор упорно «кхекала», школа упрямо бойкотировала, а Поттер спал и видел золотые воды Ганга. Жаба попыталась отменить выходные походы в Хогсмит. Местные и иностранные студенты дружно проигнорировали очередной запрет и всю ночь отмечали в гостиных приход весны. Я же смотрел в сторону горизонта и ждал сов с новостями.

Март цвел и пах. Вся живность на территории школы начала оживать и шевелиться. Проснулся лес, зловеще скрипнула Ива и школа вновь с опаской покосилась в сторону волшебных зарослей — мало ли, пакость какая вылезет. Очередной Поттер, например.

В апреле Малфой попытался вытащить меня из депрессии. Как оказалось, преждевременно. Прилюдно послал его в задний проход мантикоры. Он не остался в долгу, отправил разгребать фекалии жителей Леса. В отместку я... ну, в общем, увлеклись мы немного. Зато быстро помирились, пока вместе дружно отскребали вековую пыль с кубков наших предков. С удовольствием посмеялись над воспоминаниями о рожах слизеринцев. И когда друг напоследок ободряюще стукнул меня кулаком по спине, я почти не вздрогнул.

На пасхальные каникулы Снейп опять сорвался на поиски моего брата, утянув за собой также и Бродягу с Лунатиком. С выходных вернулись только Люпин и Крылан, а Блэк, послав всех к Мордреду, оставил вместо себя преподавать многообещающего старшекурсника Ричарда Энджела. Амбридж попыталась что-то вякнуть, но была сметена напором учительского состава.

Затишье закончилось в середине мая, когда окровавленные маги внесли с Больничное крыло маленького едва дышащего мальчика.

Это был Джордан.

Комментарии, комментарии, комментарии ^^