Путь (бывш. Амнезия) (гет)

Амнезия — заболевание с симптомами отсутствия воспоминаний или неполными воспоминаниями о произошедших событиях.

Википедия.

1 сентября 1994 года.

Открыв глаза, первые несколько минут я отрешенно рассматривал потолок. Комната постепенно наполнялась светом, судя по всему, было утро. Где-то далеко, за стеной дома начинали просыпаться и будить других животных птицы. Негромко заскулила собака, в панике шуганулись мыши от мелькнувшей на стене тени воробья, загрохотала посуда на первом этаже. А мной постепенно овладевало ощущение, что что-то не правильно. Не верно. Не так, как должно быть.

Поднялся с широкой кровати и опустил ноги на пол. Оглядел окружающее пространство ошарашенным взглядом и задал первый в бесконечном списке вопрос. «Почему я спал одетым?»

А спал я действительно полностью одетым — даже чёрные лакированные туфли не стянул. Мантия изрядно помялась. Джинсы и рубашка мстительно напоминали, что не потерпят такого к себе обращения в дальнейшем. Вообще, вся одежда имела вид изрядно потрепанный. Вон, на рукаве рубашки какое-то темное пятно... Закончив осмотр собственной бренной тушки, вновь перевел взгляд на окружающее пространство. Кровать, на которой я спал, была довольно широкой с пологом на четырех столбиках. «Где я?» Это второй вопрос. И, наконец, самая важная мысль, которая должна была посетить меня сразу! «А кто, собственно, я такой?!»

Последняя мысль вывела меня из спокойного состояния и заставила, негромко охнув, подняться с постели и выйти на середину комнаты. Может быть, хоть что-то здесь ответит на вопросы? Я просыпаюсь в одежде, шторы не задернуты, словно... Я щелкнул пальцами, пытаясь ухватить мелькнувшую мысль, но едва не подпрыгнул, услышав громкий хлопок совсем рядом.

— Чего пожелает молодой господин? — спросил меня тонкий голосок откуда-то снизу. Я опустил глаза и узрел... Домового эльфа? Мозги откликнулись целым ворохом каких-то мыслей и воспоминаний, а так же твердой убежденностью, что существо передо мной — это домовой эльф. И вроде бы, мой собственный. Выглядел домовик весьма забавно — низенький, едва достающий мне до пояса, с острым рыльцем и темными бакенбардами. Но самой главной чертой были его глаза — огромные, с ярко-оранжевой радужкой.

А не спросить бы его, что происходит? Я открыл рот, чтобы задать нужный мне вопрос и... Внезапно передумав, спросил по-другому:

— А где родители?

Эльфа, кажется, вопрос совсем не удивил. Он поднял глаза на меня и открыл рот, чтобы ответить и... замер. Даже не замер, а просто оцепенел. Его глаза, только что такие живые и напоминающие цветом спелый апельсин, потухли и, казалось, тоже оцепенели.

— Хозяева не вернулись. Глимли не знает, почему они не пришли. Сэр Гарри Поттер прибыл домой один. Совсем один. Никого не было...

Мне совсем не понравилась реакция эльфа на безобидный, казалось бы, вопрос. Хотя, невольно, слуга ответил на два моих вопроса — кто и где нахожусь. «Гарри Поттер?» — неуверенно подумал я, и дождался ответного отклика от мозга. Кажется, имя действительно мое. Хотелось бы, конечно, знать второе имя, но это пустяки, по сравнению с остальным. И дом мой, точнее комната.... А вот прибыл ли я сюда один? Вот это вопрос. Эльф, судя по всему, рад бы уверенно сказать, что я пришел не один, но ему что-то мешает. Где-то внутри меня потянулся огромный страшный зверь, имя которому беспокойство.

— М... Э... Ты можешь подать завтрак?

— Да, сэр, конечно! Молодому хозяину предстоит сегодня тяжелый день, Глимли не подведет! — вмиг оживившись, пропищал этот странное существо и с негромким хлопком исчезло.

А я, задумавшись над тем, что имел в виду домовик под словами «тяжелый день», начал оглядывать обстановку комнаты.

Сейчас, в свете солнца, которое уже успело подняться над горизонтом, я мог с уверенностью сказать, что комната мне нравится. Это было ощущение... Умиротворения, что ли? Безопасности. Твердой уверенности, что здесь я дома. Наверное, все в дело в воспоминаниях. Ведь что, в сущности, я не помню? Кто я такой, где нахожусь и что было вчера. А вот об остальном я знал больше. Например, что я волшебник, и у меня есть волшебная палочка. Оглядев пространство, я понял, что палочка у меня может, и была, но куда делась — неизвестно.

И все-таки комната. Это было довольно просторное помещение, отделанное в приятных зелёных тонах, создающее ощущение приятного лесного сумрака даже в ясном дневном свете. Предметы мебели радовали строгой изысканностью и практичностью — в этом я убедился, вспомнив кровать. Под окном стоял большой стол из темного дерева с огромным количеством ящичков, как явных, так и тайных. Пара мягких кресел и широкий диван из зелёной кожи у противоположной стены, журнальный столик из того же дерева, что и рабочий стол. Легкие изумрудные шторы, весьма неплохо закрывающие солнечный свет. А на стене, рядом с окном и столом, висели фотографии. Что-то вроде коллажа.

Я подошел ближе, чтобы рассмотреть фотографии. Каждая из них двигалась, заставляя глаза рефлекторно отвлекаться, но усилием воли я сосредоточился и стал разглядывать картинки прошлого. Центральная фотография была самой большой, и изображала, судя по всему, мою семью. В центре — два мальчика, похожих друг на друга, но разные по возрасту — одному около одиннадцати, другому лет семь. Оба смеются, старший мальчик обнимает брата за плечи. Кто из них я? В любом случае это означает, что у меня еще есть и брат. О нем нужно спросить Глимли.

За нашими спинами стоят двое взрослых — женщина и мужчина. Они обнимаются и радостно улыбаются в камеру, то и дело, подмигивая наблюдателю. Мужчина, стоящий справа, очень похож на мальчишек, наверное, отец — высокий, с растрепанными черными волосами и очками. У женщины длинные рыжие вьющиеся волосы и ярко-зелёные глаза, как у одного из мальчишек. С трудом заставив себя оторвать взгляд от них, я стал разглядывать людей, стоящих рядом с семьей. Четверо мужчин, по два человек с каждой стороны. Тот, что ближе к отцу, хохочет в камеру и подмигивает. Черные волосы, до плеч, правильные черты лица — что-то выдавало в нем истинного аристократа. Разве что радостный смех не вписывался в портрет представителя благородного рода. Другой мужчина, стоящий рядом с ним, выглядел менее оживленно — он устало улыбался и то и дело начинал зевать, словно не спал очень долгое время. В его коротких русых волосах мелькали редкие седые пряди, хотя выглядел человек ровесником остальных. Внешность его дополняли едва заметные на фотографии шрамы на лице и цепкие серые глаза.

Двое других людей невольно привлекали к себе внимание. Один, тот, что стоял ближе к матери, старался выглядеть хмурым и неприступным. Но едва заметная усмешка выдавала его со всеми внутренними органами — ему явно было приятно находиться в этой компании. Сальные черные волосы, достигающие плеч, прищуренный взгляд темных, почти черных глаз и длинный крючковатый нос. Он почти не двигался, только иногда из-за спины грозил кулаком хохочущему человеку. Слева от него стоял совсем низенький и пухлый мужчина. Копна светлых волос и голубые глаза заставляли поверить в невинность, если бы не волшебная палочка, крепко сжатая в руке и тайком направленная на соседа. Улыбался он неуверенно и смущенно, словно ожидал чего-то совсем другого.

Усилием воли я заставил себя оторвать взгляд от этой фотографии и начал разглядывать остальные. Они были не такие большие, как первая, но, несомненно, имели для меня когда-то большое значение. С любопытством отметил, что фотографий девушки нет, значит и её самой тоже. Досадное упущение. Зато было несколько фотографий огромного замка, компании веселящихся подростков (лет тринадцати), каких-то незнакомых (для моей пострадавшей памяти) людей и одна единственная меня с каким-то помелом в руках. «С метлой! С одной из самых быстрых метел!» — немедленно отозвалось давно забытое возмущение. Видимо, в прошлом я очень много спорил по этому поводу. Впрочем, на одной фотографии я все-таки остановился. В отличие от остальных, на ней были не люди, а животные. Кошка и грызун. Присмотревшись внимательнее, я понял, что слегка ошибся — черное животное было размером с диван. Да и форма морды и ушей, если приглядеться... Сделав над собой усилие, я понял, что за зверь занимал большую часть фотографии. Это была роскошная пантера, которая держала огромной тяжелой лапой белую мышь. Или не мышь. Но это определенно был грызун.

На самом деле, фотография меня озадачила. Судя по всему, это были чьи-то питомцы. И наверняка мои. Интересно, и где они сейчас? Спросить у домовика, что ли?.. Хотя, лучше пока не стоит. Стоит понаблюдать за окружающими, может, и разберусь самостоятельно. Окинув комнату придирчивым взглядом, я зацепился за небольшую черную спортивную сумку, лежащую на полу у шкафа. Уж не имеет ли эта сумка отношения к предстоящему «тяжелому» дню? Уж не переезд ли? Я поспешно отогнал от себя эту мысль, сразу признав её как глупую. Если бы я переезжал, одной спортивной сумкой не отделался, а захватил бы с собой и все фотографии.

Подойдя к сумке ближе, я открыл её, быстро изучил содержимое, и закрыл. Ничего интересного, только одежда и книги. Может быть, слишком много для такой сумки. Устав удивляться, я быстро набрал необходимые вещи из шкафа и отправился к одной из двух дверей, которая вела в ванную. Эльф верно отметил, мне предстоит весьма тяжелый день. И начинать его следовало с хорошего прохладного душа, чтобы проснуться для начала.

* * *

Через полчаса я вошел в комнату холодный, с мокрыми волосами, но счастливый. Даже забыл на время о своей странной амнезии, и сосредоточился на том, чтобы без ошибок найти столовую — меня мучил жуткий голод. Сумку я взял с собой.

Святую святых этого дома я нашел довольно быстро, просто пойдя на запах. Пахло яичницей и тостами, а на столе меня дожидался крепкий бодрящий чай и газета. Глимли без лишних слов подхватил мою сумку и переместился в неизвестном направлении. Но я этого даже и не заметил — моим вниманием овладела горячая еда.

Лишь спустя двадцать минут, утолив первый голод и подтягивая крепкий чай, я обратил внимание на газету. Почти всю первую страницу занимала фотография темного неба с черепом и змеей. Что-то внутри желудка неприятно екнуло, я торопливо отставил чашку в сторону, взял газету и погрузился в чтение статьи.

Все оказалось не так страшно, и я сам не понял, чего испугался. Нет, я, конечно, вспомнил, что означает черная метка в небе, особенно над чьим-то домом. Но в статье сообщалось о недавней стычке Пожирателей Смерти и авроров после кубка Мира по Квиддичу. Кстати, вопрос на заметку — а я на этом кубке был?

Тем временем, оторвавшись, наконец, от газеты и принявшись за остывший уже чай, я заметил краем глаза фигуру домовика. И сразу вспомнил про вопросы, которые хотел задать ему.

— Глимли?

— Да, хозяин? — сразу отозвалось это смешное недоразумение.

— А... Эмм.... Где мой брат? — вот будет смешно, если у меня есть старший брат, который живет отдельно! Полагаю, эльф сразу заподозрит, что не все в порядке. Но все оказалось прозаичнее — домовик вновь оцепенел, уставившись в одну точку. Да что, Мерлин всех прокляни, произошло?!

— Вашего брата не было. Ваш брат был с родителями. Он в безопасности вместе с хозяевами. Все в порядке, молодой хозяин, не беспокойтесь...

Не беспокоится?! Да я в панике! То, что сказал домовик, можно услышать с точностью до наоборот! Все НЕ в порядке! И родители, и брат в опасности, я это чувствую! ААА! Так, ладно, нужно успокоиться. Без паники. Я ведь ничего не знаю еще, так? Может, не все так плохо и я пытаюсь просто думать сразу о плохом.... Наверное, это из-за дурацкой статьи в газете, будь она не ладна! И темная метка вместе с ней...

Наверное, мы с эльфом были в одинаковом состоянии — оба теряющиеся в догадках и ничего не понимающие. Хотя, может быть Глимли и видел что-то. Но сказать не может при всем желании.

— А.... Куда ты отправил мою сумку?

Простой и безобидный вопрос вывел домовика из оцепенения, заставив смешно сверкнуть своими апельсиновыми глазами.

— На вокзале Кинг-Кросс, молодой хозяин! Но до поезда еще далеко, машины из министерства приедут только через три часа.

Что ж тогда... Я задумался — чем бы занять время? Лучше заняться хоть чем-нибудь, а то сойду с ума от беспокойства.

— В таком случае я пока вздремну. Разбудишь, когда они прибудут, ладно?

— Конечно, хозяин! Не беспокойтесь, хозяин!..

* * *

Признаться честно, мне очень захотелось посмотреть на свой дом с улицы. Прямо таки тянуло, словно собачку на поводке. Наверное, эта некая традиция моего прошлого «я» — смотреть в последний раз перед отъездом на долгое время на дом. Дожидаясь машину из Министерства, я просматривал то, что запомнил мой многострадальный мозг, и «вспомнил», что учусь в школе чародейства и волшебства Хогвартс уже четыре года. Точнее, в этом году будет четвертый. И весь год я не буду иметь возможности вернуться домой, исключая рождественские каникулы.

Снаружи дом выглядел более чем величественно — прочные каменные стены двухэтажного особняка невольно напоминали древнюю пословицу — «мой дом — моя крепость». Раскинувшийся вокруг особняка сад упорно зеленел, назло остальной природе, которая уже успела поблекнуть. Мой взгляд автоматически отмечал какие-то места на стене дома, и ностальгически делал замечания из прошлого — «там было хорошо посидеть поздно вечерком и смотреть на звезды», «а там можно было позагорать или сбежать от домашних заданий», «здесь можно быстро запрыгнуть на крышу», «отсюда идет тайный ход в гостиную» и тому подобные. Полюбовавшись на этот вид с десяток минут, я, наконец, отвернулся и направился к чернеющим неподалеку воротам.

Водитель из Министерства, казалось, совершенно не удивился тому, что я еду один. Хотя, сюда по моим воспоминаниям, я все время посещал вокзал вместе с родителями, дабы попрощаться уже там. Глядя на волшебника, ловко уходящего от пробок и светофоров, я выдвинул предположение, что все было договорено заранее. Но было ли это связано с исчезновением родителей и брата и странным поведением домовика? Или нет? Как назло, воспоминаний по этому поводу у меня тоже не было.

Вот так быстро и в полном молчании, работник Министерства довез меня до вокзала Кинг-кросс за целый час до отправления поезда. Судя по моим данным, к двенадцати на платформе будет тьма народу и к поезду будет просто не протолкнуться. Да и места, как назло, постоянно оказываются занятыми в самый неподходящий момент. Честно признаться, мне хотелось доехать до школы в полном одиночестве, без шумной компании, в тишине, которая способствовала размышлениям в компании своих воспоминаний. Я, конечно, понимал, что очень вероятность пробыть всю дорогу в тишине и покое очень мала. Признаюсь честно и от всего сердца — мне просто не хотелось никого видеть. На душе тихонько скреблись неизвестно откуда взявшиеся кошки.

Мне удивительно везло! Не встретив по пути никого знакомого мне (и, соответственно, знакомого со мной) человека, я беспрепятственно добрался до первого свободного купе. Закрыв за собой дверь, я уперся взглядом в небольшое зеркало и заинтересованно подался вперед. Честно, за весь день не догадался даже на рожу собственную взглянуть! Непорядок!

Из зеркала на меня оценивающе смотрел четырнадцатилетний подросток. Лохматые черные волосы, немного резкие черты лица и яркие, цвета первой травы, глаза. Не страшен как крокодил, и то хлеб. А если волосы еще сильнее взлохматить... Вот, теперь порядок!

Мое предположение насчет толпы на платформе оказалось верным. Без двадцати двенадцать поток волшебников, проходящий через барьер, стал почти непрерывным. Толпа юных волшебников и волшебниц не торопилась занимать места, и только добавляла беспорядка. Мимо моего купе проходили быстро, даже не пытаясь зайти. Интересно, с чем это связано? С тем, что я страшен и моя репутация поистине ужасна в школе? Или давняя привычка пропускать первое купе без внимания? Вот бы так и было до конца поездки! Палочку продам за такую возможность!

Кстати, о палочке. Она нашлась. Правда, не мной, а, стыдно признаться, Глимли. Навсегда запомню полные немого укора ярко-оранжевые глаза эльфа. Если бы в возможности эльфийской магии входило умение прожигать дырки взглядом, я стал бы сыром в прямом смысле этого слова. И как он меня терпит?

Моих размышлений не прервал даже гудок машиниста, зато с этим прекрасно справился один персонаж. Похоже, ученики вспомнили о поезде, и пошли занимать места в самый последний момент. Именно с этого момента началась моя пытка. Каждый, проходя мимо, норовил заглянуть в купе, убедиться, что оно занято мной, а не друзьями, и, громко хлопнув дверью, громко протопать дальше. После третьего удара дверью об косяк, я подумал, что являюсь, своего рода, самым главным идиотом поезда, который догадался сесть в первое купе.

Платформа осталась позади и дверь в очередной раз открылась. В купе заглянула рыжая шевелюра, просканировала взглядом пространство выше моей головы и буркнула что-то неприличное.

— Рон, чего ты копаешься? Пошли дальше, если занято! Это же первое купе!

— Отстань, Финиган! Кстати, с тебя два сикля!

— Что?.. Ах ты, черт! Невилл, сто...

— Прости, Симус...

— Отпусти мои брюки, придурок!!!

— Рон, не ори! Помоги подняться! Нет, Невилл, я лучше сам поднимусь... Не наступи на... Ладно, ничего страшного.

— Извини, Симус! Рон, хватит стоять!

— Да, отпустите меня, гады, вы ж меня без трусов оставите!!!

Я слушал этот полный глубоко смысла диалог с каменным выражением лица и терпеливо ждал, когда Рон догадается закрыть дверь моего купе. Но все, на что хватало его мозгов — это орать на весь вагон о своих штанах и другом нижнем белье. Невилл, пытаясь извиниться, только ухудшил ситуацию, споткнувшись и упав сверху на своего друга Симуса Финигана. «Эту кучу малу наверняка уже весь вагон увидел!» — раздраженно подумал я, начиная закипать.

Чтобы отвлечься, я начал думать об этих парнях. Мои ровесники, судя по всему, значит однокурсники. Рыжий Рон — это, скорее всего Уизли, одна из самых многочисленных куч братьев и одной сестры, которые поголовно сидели в Гриффиндоре. Попытавшись вызвать воспоминания из своего прошлого, я наткнулся на один чрезвычайно интересный факт — Уизли очень сильно меня раздражал своей преданностью известной знаменитости, Мальчику-Который-Выжил, Невиллу Лонгботтому. И у нас с ним все время происходили различные стычки. Симус Финиган... Парень ветреный, ему вообще по барабану, кажется, на все. То с Лонгботтомом общается, то в ноги к сестре Уизли бросается. С ним пикировки могут быть только одного вида — на кулаках, палочку, как средство достижения победы не воспринимает, как и слова. Я невольно потер скулу. М-да, похоже, это мне приходилось выяснять на собственном опыте.

Тем временем, Уизли, наконец, соизволил заметить меня. И тут же его лицо приобрело пунцовый оттенок, а в глазах появилось желание сказать что-нибудь гадкое. Я терпеливо смотрел на него, дожидаясь, когда его мозг получит и обработает информацию. Мерлин, и как это недоразумение вообще учиться?!

— А, Поттер! — Наконец, открыл рот рыжий. — Я не видел тебя на Чемпионате! Неужели, твои родители скупились на билеты?

Я некоторое время разглядывал веснушечное лицо напыщенного однокурсника, вызывая в памяти воспоминания об этом лете.

— Да нет, Уизли, нам хватило денег на свои билеты в Министерской ложе. А как ваша семья справилась? Я слышал, вам пришлось продать дом, чтобы купить билеты в нижнюю ложу.

Лицо Рыжика предсказуемо побагровело. Суета под дверью прекратилось — друзья Уизли прислушались к разговору.

— Ты... Ты... Ах, ты маленький...

— Рон, хватит, пойдем отсюда...

— Подожди, Невилл. Давай посмотрим.

— Уизли, забирай своих дружков, и валите дальше по коридору! Вы тут и так здесь целую толу собрали. — Донесся до меня чужой голос, протягивающий гласные и говорящий с некой ленцой. Я тут же подобрался, приготавливаясь наблюдать представление — владелец голоса и Уизли всегда умели устраивать красивые сцены.

— Малфой, не лезь не в свое дело!

— Это мое дело, Уизли. А это — дверь в мое купе.

Повисла тишина. Я усмехнулся и вскинул бровь, дожидаясь, когда Малфой появится в поле зрения. Браво, ничего не скажу. А врет, как... Я сидел здесь около часа и точно уверен, что Малфой купе не занимал. Он вообще пока в поезд не садился. А теперь, оказывается, я занял ему место.

— Симус, Рон, хватит. Пошли.

За дверью послышался топот медленно удаляющихся прочь подростков. Спустя секунду, в мое купе вошел Малфой, вместе с двумя огромными шкафами на ножках — Крэбб и Гойл, если мне не изменяет память. Оба мои ровесники, но на лице нет и тени мысли. Настоящие амбалы, послушные, молчаливые и не задающие лишних вопросов. Вот только нянчиться с ними тоже большой труд.

— Поттер... — протянул Малфой с поистине королевским величием.

— Малфой. — Не остался в долгу я.

Несколько секунд мы, молча, изучали друг друга настороженными взглядами. Он, как я понимаю, отмечал, как я изменился за лето. А я... Я просто разглядывал своего однокурсника, вызывая в своей памяти все новые и новые воспоминания. Крэбб и Гойл тоже молчали, не решаясь войти в купе. Не то меня боялись, не то пока не получили от Малфоя четкую команду «Сидеть!».

Если бы эти двое не мельтешили рядом, можно было прекратить этот чертов карнавал, и спокойно поговорить с Драко по душам. Для всех окружающих мы с ним были непримиримые соперники, которые не упустят случая сделать друг другу гадость или воспользоваться случаем. Но на самом деле, мы с Драко Малфоем были хорошие друзья. Оба чистокровные волшебники, оба учатся в одной школе, на одном курсе, оба до одури любят летать... У нас было много общих тем для разговора. Даже не смотря на то, что его семья была одной из ярых сторонников Волдеморта, а моя — Альбуса Дамблдора. Под показным высокомерием Драко прятал честность и жажду найти настоящих друзей, а не верных слуг, похожих на Крэбба и Гойла. Он часто покрывал меня в первые годы учебы, когда я отчаянно искал приключений на свой задний проход или изучал замок. Да и сам он не без греха, отличие только в том, что ему нельзя было попадаться — если бы Люциус Малфой узнал, где и с кем его сын бродил, ему бы это не понравилось. Очень не понравилось.

А теперь мой хороший друг не мог показать свои истинные чувства из-за двух амбалов, торчащих рядом. Я видел, как он сердито косится на ребят и крепко сжимает челюсть, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего.

— Крэбб, Гойл, хватит топтаться в проходе.

Услышав команду, верные псы одновременно сели на скамьи, крепко закрыв за собой дверь, и пустыми взглядами уставившись на пейзаж за окном. Малфой еле слышно тяжело вздохнул и сел напротив меня. Полагаю, ему очень хотелось поговорить нормально, без формальностей, но нельзя было терять бдительность. Мы очень давно начали играть эти роли, и сейчас не время снимать маски.

— О чем задумался, Поттер? — скучающим голосом спросил Драко.

— О заклятии Забвения, — таким же скучающим тоном ответил я.

Мне показалось, что в глазах Малфоя мелькнул какой-то странный огонек, беспокойство, искра... Но в следующую секунду оно пропало. Я пообещал подумать об этом потом, и забыл, забыл надолго.

До станции Хогсмид мы больше не разговаривали. Тем дальше мы ехали на север, тем хуже становилась погода. Небо темнело, затягивалось тучами, и очень скоро пошел настоящий ливень. Я с тоской глядел на безобразие за окном, уже заранее представляя, что до Хогвартса придется добираться вплавь. Переоделись в полной тишине, чему я был, признаюсь, очень благодарен — было больше времени подумать. Мое предсказание почти сбылось — до самодвижущихся карет мы бежали бегом, но все равно промокли как котята, упавшие в реку. Торопливо насилуя свой мозг на поиски Согревающего заклинания, я стучал зубами и всеми нехорошими словами поминал английскую погоду, северное местонахождение школы и так некстати начавшийся дождь. То ли дело во Франции... Эм... А когда я там успел побывать?

Войдя в Большой зал, я замер разглядывая пространство. Хм, да, я как-то об этом не подумал. Четыре стола, четыре факультета. А в моей голове не единого упоминания о том, где учусь я, ядрены помидоры! Придется положиться на интуицию и логику. Я вспомнил свою комнату, отделанную в зелёных тонах, вспомнил сцену в поезде и твердым шагом направился к столу Слизерина. Остается только уповать на то, что все правильно, иначе я готов провалиться под землю.

Студенты вокруг меня оживленно говорили и шевелились. После отвратительной погоды снаружи это казалось верхом тепла и уюта. Столы постепенно заполнялись учениками, и с потолка начали спускаться привидения. Меня почтил своим вниманием сам Кровавый Борон. Везет же мне на такие личности, как я посмотрю! Только не говорите мне, что я с этим жутким бароном еще и дружелюбно общаюсь?!

— Добрый вечер, мистер Поттер.

— Приветствую вас, сэр. — Я сдержанно кивнул призраку и повернулся к столу преподавателей.

Вот тут меня поджидал сюрприз. Наверное, мне стоило тщательнее поковырять свою память, чтобы не удивляться таким вещам. Перед глазами сразу встала фотография, висящая на стене моей комнаты. Трое мужчин, которых я видел там, предстали передо мной вживую. А чего я собственно удивлялся? Своей нескромной тупости?..

Я начал серьезно обдумывать свои белые пятна на воспоминаниях. Итак, если по порядку слева направо Северус Снейп, профессор Зельеварения, Сириус Блэк, профессор Защиты от Темных Искусств и Ремус Люпин, учитель по Уходу за Магическими Существами. Где-то посередине между ними сидит седовласый старец, Альбус Дамблдор, который у нашей семьи на не самом хорошем счету. Минерва МакГонагалл пока не появилась, и её кресло пустовало — ей нужно было проинструктировать толпу нового свежего мя... Поколения. Помона Стебль что-то оживленно обсуждает с Филиусом Флитвиком, рьяно жестикулируя — они там что, пари заключают?! Сибилла Трелони сидит в стороне от остальных, уже что-то торопливо пряча под стол — ну да, конечно, без хереса на пиру никак. Профессор Септима Вектор, преподавательница Нумерологии, оглядывала зал цепким взглядом. Остановившись на мне, она кивнула и тут же продолжила осмотр. Что-то я не понял — я что, ей сотню галеонов должен? Или... Или домашнюю работу на пару лет вперед...

Пока я занимался разглядыванием стола преподавателей, зал успел заполниться учениками. Я спиной почувствовал, как мимо прошла МакГонагалл с группой детворы, испуганно оглядывающей зал. Глядя на детей, жмущихся друг к другу, я тихонько улыбался, пытаясь вспомнить себя на их месте. Помню, меня Сириус за уши к табуретке тащил, пока Ремус пытался расколдовать Северуса и вернуть ему хотя бы подобие человеческого носа. Ах ты, черт, нужно не забывать их правильно называть. А то, как на втором курсе облажаюсь, опять в минус можем уйти.

В зале повисла звенящая тишина, прерываемая громом бушующей за стенами стихии. МакГонагалл поставила перед первокурсниками трехногую табуретку, которая все время ломалась под весом последнего распределяющего. Пока никто из преподавателей не заметил, кажется, что такая тенденция у табуретки появилась сразу же после моего пришествия в Хогвартс. А я что? Я ничего, я так, мимо проходил, заклинания новые проверял... Профессор положила на стул старую грязную шляпу, которая тут же приковала к себе многочисленные взгляды. Помнится, в прошлый раз она пела то-то про то, как нехорошо подпиливать табуретки... Или о том, что нам надо объединиться с Гриффиндором и отметить это событие бурной пьянкой... Или это было в позапрошлом году? А, фестрал её знает, эту шляпу. Она, небось, до сих пор дуется за меня за ту маленькую шалость, когда я запустил под неё маленькую пикси и все первогодки, распределяемые после меня, начинали забавно подпрыгивать и вертеться, чувствуя, как чьи-то маленькие ручки сноровисто вырывают клочки волос.

Когда Шляпа закончила петь, зал разразился аплодисментами. Я присоединился к ним, с удовольствием наблюдая, как три пары глаз подозрительно косятся на меня. Профессора, чего вы так напрягаетесь? Я не успел ничего подготовить, так что можете не переживать... И, Ремус, не надо так дергаться! Я пока не успел поймать того докси, которому предназначено поселиться в твоих покоях...

Распределение продолжалось своим чередом. Я преувеличено радостно хлопал всем слизеринцам, краем глаза замечая, как дружно дергаются преподаватели, внимательно наблюдающие за мной. Еще чуть-чуть, и директор оторвет свой взгляд от Золотого мальчика и обратит на меня внимание! Ух, нет, просто распределение кончилось (как и ожидалось, финальным треском рухнувшей табуретки под последним первокурсником) и директору понадобилось встать, поднять руки, в преувеличено доброжелательном жесте, и сказать: «Приступим!»

Золотая посуда наполнилась едой, и ученики в едином порыве устремились к ней взглядами и желудками. Накладывая в себе всего понемножку, я не забывал уделять немного времени Кровавому Барону, который первым начал светскую беседу.

— Всем не сказано повезло, что пир начинается так поздно. Совсем недавно нам удалось выгнать Пивза из кухни.

— И каковы потери?

— Трое эльфов лежат в глубоком обмороке, двое связаны, а остальные смогли продолжить готовку. — Спокойно ответил Барон, равнодушным взглядом провожая исчезающий с огромной скоростью кусок хорошо прожаренного мяса.

— Связаны? Они что, пытались что-то поджечь?

— Нет, они пытались помочь Пивзу уничтожить духовку. Не знаю уж, чем этому полтергейсту удалось приманить эльфов на свою сторону. Но бардак они устроили великолепный. — Призрак фыркнул. Я поднял голову, заинтересованно уставившись на собеседника.

— Можно поподробнее?

— Отчего же нет? Пивз, неизвестно как, смог устроить пожар, «случайно» уронить пару навозных бомб в кастрюли с супом, несколько десятков блевательных батончиков в картошку, несколько кровопролитных конфет в жареное мясо, обморочные орешки в пудинг... Что с вами, мистер Поттер?

— Ничего, сэр, продолжайте. — Я улыбнулся, с трудом возвращая своему лицу цвет с блевотно-зелёного к мертвецки-бледному.

— А чего продолжать. — Призрак пожал плечами, с садистским удовольствием разглядывая выражение моего лица. Жаль, не могу прибить гада! — У Пивза своеобразное чувство юмора, дальше бифштекса с кровью из конфет оно не идет. Эльфы были в панике, кого-то из этих троих заставили проверить всю еду на наличие отравы и других проказ. Вот и все. Можете не переживать, эльфам удалось приготовить еду снова.

Я хмуро покосился на свою тарелку, но, подумав, решил последовать совету призрака. Я и так целый день не ел, если не считать завтрака Глимли. Святой эльф Глимли, как хорошо, что ты работаешь не в Хогвартсе... Я бы не позволил так издеваться над своим эльфом.

— А чего он завелся-то? — Я, наконец, догадался спросить о причине, по которой Пивз решил поднять бунт.

— Пивз возжелал присутствовать на банкете. Разумеется, ему этого никто не позволил. Вот и взбесился. Давно пора его изгнать из замка, да все не выходит. Обязательно найдется тот, кто захочет заступиться за этого никчемного идиота.

Я отложил столовые приборы и повернул голову в сторону директора. Ремус, Сириус и Северус, кажется, успокоились. По-крайней мере уже не косятся на меня, как лошади на пожар, и то хлеб. Скоро начнется речь. Да и есть уже не хотелось — Кровавому Барону все же удалось испортить мне аппетит. Ничего, я на нем отыграюсь. Я смогу найти общий язык с Пивзом.

Когда опустошенные тарелки заблестели, со своего места снова поднялся Дамблдор. Он, как всегда, оставался при своем вкусе — насыщенного оттенка фиолетовая мантия, серебристые месяца по всей ткани, сиреневый колпак на голове и очки-половинки на носу. Хоть что-то не меняется в этом чокнутом мире...

— Ну вот, друзья, вижу, все напились и наелись. Теперь позвольте сделать несколько объявлений. Мистер Филч просил меня сообщить вам, что список предметов, запрещенных в стенах замка, в этом году расширен. Теперь он включает в себя визжащие йо-йо, клыкастые фрисби и неукротимые бумеранги. Полный список, таким образом, насчитывает четыреста тридцать семь пунктов. С ним можно ознакомиться в кабинете мистера Филча, если, конечно, кому-то это интересно. — Я тихо фыркнул, бросив на завхоза кровожадный взгляд. Миссис Норрис, поймав его, мелко задрожала и поспешно попыталась спрятаться у хозяина за пазухой. — Хочу напомнить, что Запретный лес для студентов закрыт. Деревня Хогсмид закрыта для студентов первого и второго курсов. Должен сообщить вам неприятную новость: межфакультетского чемпионата по квиддичу в этом году не будет.

Это известие подняло в зале целую бурю протеста и возмущений. Я лишь нахмурился и уставился в тарелку, пытаясь разобраться в своих сумбурных мыслях. Весть о том, что квиддич отменяют, вызвало во мне чувство облегчения и горечи. Я не мог никак понять, откуда идут эти совершенно противоположные эмоции, а при сильном копании в своих мыслях у меня внезапно разболелась голова. Пока я пытался унять головную боль, ученики вокруг меня кричали, возмущались и всячески старались показать директору, что им эта новость не по душе. Только стол Слизерина остался наиболее спокойным — мои сокурсники, в отличие от остальных, знали о том, что произойдет в этом году. Да и вообще, слизеринцы не любят показывать свои эмоции.

— Бесятся, как живые мыши на горячей сковородке. — Буркнул Барон, бросив презрительный взгляд на стол Гриффиндора.

— Вам и такое блюдо удавалось съесть? — невинно нейтральным тоном задал вопрос я, чтобы отвлечься.

— Мне — нет. Но вот Николасу наверняка. — Яд, звучащий в голосе нашего факультетского привидения можно было сцеживать в литровые бутылки. И что у них там летом случилось?

Шум все не утихал. Сир... Профессор Блэк поднялся со своего места и взмахнул палочкой, не раскрывая рта. Вот за что его люблю — так это за невербальные заклинания, которыми он не очень хочет делиться.

— Как я уже сказал, — продолжил свою речь Дамблдор, с настоящим удовольствием разглядывая немых студентов, — в этом году нам оказана особая честь. В Хогвартсе состоится волнующее состязание, которого не было более ста лет. С огромным удовлетворением сообщаю: у нас будет проводиться Турнир Трех Волшебников.

Директор замолчал, а ученики, не в силах произнести и слова из-за сильного заклинания профессора Блэка, смотрели на преподавательский стол — на директора с круглыми удивленными глазами, и злыми и укоряющими — на Сириуса.

Дальше многоуважаемый директор начал рассказывать о правилах и истории турнира. Я не очень сильно вслушивался — судя по всему, на этих летних каникулах я усиленно штудировал литературу, касающуюся Турнира Трех Волшебников. Жертв действительно было много, порой в третьем туре не было нужды, потому что в живых, как правило, оставался только один волшебник. А если сейчас захотели устроить, значит, обезопасят Турнир так, что ничего интересного просто не будет. Какие-нибудь простенькие задания, легкие противники... Я вздохнул, вспомнив одну увлекательную книжку, написанную как раз победителем одного из Турниров. Он очень живописно описывал, какие были задания, что он сделал, какие заклинания употребил, увлекательно рассказывал о моментах, когда смерть проводила косой буквально в миллиметре от его горла, и скорбно описывал, как погибали двое волшебников — его противников. Рассказ произвел на меня неизгладимое впечатление, поэтому я совсем не стремился оказаться в числе «счастливчиков», которым выпал шанс участвовать. Тысяча галеонов? В ячейке моей семьи гора золота куда больше. Вечная слава? Уж лучше честная слава за действительно стоящее событие, а не за победу на заданиях, которые сможет пройти и школьник. Что поделать, я — слизеринец, и ничто слизеринское мне не чуждо.

Так, разумеется, думал только я и мой факультет. Гриффиндорцы же бушевали больше всех, сразу же забыв про квиддич, кубок, который они легко выиграли в прошлом году. И в позапрошлом. И как оказались на втором месте, когда я был на первом курсе. Кажется, тогда не обошлось без меня...Я не смог додумать эту мысль — резкая головная боль сбила меня с толку. Меж тем студенты бушевали все больше и больше — заклинание Блэка как-то незаметно сошло на нет. Новость о том, что будет действовать ограничение для учеников младше семнадцати лет, никого не останавливало, особенно Уизли. Ну да, этим ведь деньги и вечная слава не помешала бы. Жаль, жаль, я считал близнецов куда более умными парнями, но и они уже нацелились на Турнир.

— ... Делегации из Шармбатона и Дурмстранга приедут в октябре и проведут у нас почти весь учебный год. Не сомневаюсь, вы будете внимательны и любезны с зарубежными гостями и единодушно поддержите нашего чемпиона после его или ее избрания... — Ну да, плохо ты знаешь своих учеников, старик. Зациклился на Невилле, ничего вокруг не видит. А насчет делегаций... Что ж, думаю, я смогу устроить им радушную встречу. Я затылком почувствовал, что моя пакостная улыбка очень не понравилась трем профессорам.

Ученики начали вставать из-за столов, бурно обсуждая новость. Наш факультет сохранял гордое молчание. Я последовал следом за группой первокурсников, которых вели старосты, чтобы не заблудится и узнать пароль. Мысленно я уже строил грандиозные планы, в которых было не место жалости.

Только когда мы спустились в подземелья, студенты факультета Слизерина начали обсуждение. Обсуждали эту новость в основном совсем малыши, курса этак второго, и семикурсники. Первые пока мало что понимали, а вот вторые серьезно обдумывали эту мысль. Может, кто-то из наших все же решится стать кандидатом, хотя я и не был в этом уверен на сто процентов. Слизерин — факультет осторожных людей, они не будут глупо кидаться на штыки, как гриффиндорцы, а спокойно обдумают ситуацию.

— Что ты задумал, Поттер? — послышался голос позади меня. В нем сквозили нотки насмешки и беспокойства одновременно. — Надеюсь, хоть кого-то из французиков оставишь в живых?

Я слегка улыбнулся и чуть повернул голову в сторону Малфоя. Ну да, да, мы играем свои роли.

— Не бойся, Малфой, я оставлю и на тебя чуток. Может быть, тебе наконец-то удастся поднять свой авторитет.

Для окружающих мы играли роль соперников. Соперников за титул принца Слизерина. На самом деле, мне этот титул и даром не нужен, но Малфою было необходимо выделяться, чтобы было о чем писать отцу. Пусть порадуется за сыночка, он ведь пока и не подозревает, что все это — тщательно спланированный спектакль, который длится уже четвертый год и, если повезет, продлится еще года три. Чтобы занять место принца, надо быть им — а у Драко пока не было этих качеств. Он постепенно учился, соревнуясь со мной за это место, завоевывая походу нужный авторитет. Я сам вызвался на первом курсе стать его оппонентом и соперником.

— Больно они мне нужны! Я могу сделать все и без нарушения правил.

— А кто говорит о нарушении правил? — невинно приподнял брови. — В правилах ведь не запрещено накладывать на гостей заклинания и подвешивать их за лодыжки на подвесном мосте или виадуке...

Коридор содрогнулся от хохота — наши вечные перепалки с Малфоем были одни из самых популярных игр, которые так любили послушать старшекурсники. Да и не только они.

В таком веселом настроении мы все добрались до гостиной. Кто-то сразу направился в сторону спален, кое-кто, в том числе я и старосты, остались в гостиной. Старосты задержали первокурсников, которым предстояло послушать полную пафоса и патриотического настроя речь профессора Снейпа, который разъяснит им основные правила факультета. А я остался, чтобы просто поговорить с ним.

В открывшийся проход влетело нечто черное, покружило несколько секунд вокруг одного места и замерло. Мантия зловеще шелестела, напоминая этим звуком шелест крыльев летучей мыши. Низкий бархатный голос произвел на первокурсников неизгладимое впечатление.

— Меня зовут Северус Снейп. Я ваш декан, и преподаю Зельеварение. Прежде чем вы разойдетесь по спальням, я расскажу вам несколько правил, которым вы должны следовать на нашем факультете. Основной вашей задачей с этого дня должно стать сохранение чести нашего факультета. Я не потерплю никаких оправданий, если из-за кого-то из вас у Слизерина начнутся неприятности. Мы должны завоевать кубок соревнований, которые проводят каждый учебный год. Уже который раз Гриффиндор забирает у нас победу. Мы не можем проиграть. Остальные факультеты настроены против нас, поэтому важно держаться близко друг к другу и, в крайнем случае, помогать — это главный принцип Слизерина. Все, что происходит внутри факультета должно оставаться там. А теперь...

— Живите счастливо, дети мои, и будьте благословлены на великие подвиги! — тщательно подражая голосу декана, провыл я, немало перепугав первокурсников, все еще находящихся под трансом от речи Снейпа.

— Мистер Поттер... — практически простонал Северус, прикрыв глаза и сосредоточенно нахмурившись. Готов поспорить — сейчас он считает до десяти, чтобы не кинуться на меня с палочкой наперевес.

— Да, профессор? — невинно спросил я.

— Можете идти спать. — Резко бросил декан перепуганным первокурсникам. Когда последний из них скрылся в коридоре, он обернулся ко мне. Маска спала, и теперь он смотрел на меня осуждающе, с трудом сдерживая улыбку. — Признайте честно, откровенно и заранее: кому в это году не повезет стать объектом Ваших проказ? Я очень надеюсь, что вы оставите гостей в покое. Международное сотрудничество очень важно...

— Ладно, ладно, ладно! — почти панически замахал руками я. Терпеть не могу политику, а он прекрасно знает об этом.

— Пообещайте.

— Профессор, вы же знаете... — Я умоляюще посмотрел на него, крепко сжав зубы, чтобы не рассмеяться, — я не могу ничего обещать... Это само как-то выходит!

— И Дин Томас в прошлом году тоже случайно оказался в больничном крыле с тремя переломами руки?

— М... Да. Случайно.

Ни у кого из нас не было сил выносить и дальше этот фарс. Уголки губ профессора зельеварения медленно поползли вверх, а я позволил себе расслабиться в кресле.

— Гарри, если твой брат попадет на факультет Слизерин, я лично придумаю такое заклинание, рядом с которым щекотка покажется тебе легким перышком.

— Я? Причем здесь я?! Да и вообще... Думаю, он пойдет по стопам родителей — он ведь такой безмозглый...— почти с нежностью ответил я.

— Ну-ну... Ладно. А теперь отправляйся спать. Завтра у тебя Зелья первым уроком. — Снейп махнул на прощанье полой своей мантии и вышел из гостиной. А я, поднимаясь с кресла, бурчал себе под нос:

— Брат, значит... Младший...

Не старайтесь меня рассердить — это довольно легко. А вот успокоить меня потом будет не просто.

Макс Фрай.

2 сентября 1994 года.

Проснулся я на удивления бодрым и счастливым. А еще и раньше остальных однокурсников, которые, видно, долго пытались побороться с храпом Крэбба — сейчас вокруг кровати парня висела заглушающее звуки заклинание. Я только покачал головой — я не только не слышал громкой возни ребят, но и даже не проснулся, когда в меня самого попало шальное заклинание. Об этом свидетельствовали ошметки моего полога. Надеюсь, эльфы смогут починить его до наступления ночи — мне совсем не улыбалось видеть перед сном противную рожу Гойла, чья кровать стояла напротив моей.

К завтраку я спустился одним из первых. Моя довольная улыбающаяся рожа повлияла на старших студентов как электрошок — кто-то давился едой, кто-то начинал захлебываться в тыквенном соке, кто-то поскальзывался на чистом месте. От этой реакции я почувствовал себя еще счастливей — словно объевшийся сметаной кот, которому наложили добавки. Эх, какая же репутация ходит обо мне в школе?!

Я сел за свой стол. Завтрак отличался от вчерашнего пира — еда была куда земнее. Каши всех сортов, печенья, молоко, чай, соки... Я оглядел ассортимент и решительно ухватился за чашку чая. Я чувствовал, что желудок требовал еды. Но есть я не хотел. При взгляде на овсянку какое-то чувство глубоко внутри начинало визжать и плеваться, в то время как желудок настойчиво просил съесть хоть что-то. Промучившись со своими «тараканами», я пошел на компромисс — подвинул к себе тарелку с печеньем и с остервенением начал его грызть. Пришедшие через двадцать минут однокурсники косились на меня, но мудро сохраняли молчание. Малфой присел за стол напротив меня, и его тут же, с двух сторон, зажали Крэбб и Гойл. Первый постоянно тряс головой и самозабвенно крутил пальцем в ухе.

— Поттер, с какой башни ты упал? — Хмуро спросил меня Драко, почти с ужасом косясь на овсяное печенье, которое исчезало из моих рук с бешеной скоростью.

— Спокойно, Малфой, лунатиком я, в отличие от некоторых, пока не стал.

Гойл, до этого сосредоточенно жующий свою порцию риса, поперхнулся, кинул на меня не слишком дружелюбный взгляд, но промолчал. Эх, где ты моя память, когда ты так нужна?..

Столы постепенно заполнялись народом. Я глянул на потолок, чтобы хоть как-то отвлечься от странных взглядов, которые бросали на меня студенты. Потолок показывал, что свинцовые тучи еще не разошлись, небо имело стальной оттенок. Вдалеке послышался одинокий «ух». Через несколько мгновений в Большой зал начали влетать совы с посылками. Я провожал каждую птицу скучающим взоров и ждал, сам не зная чего.

Когда на стол приземлилась огромная бородатая неясыть из школьных сов и посмотрела на меня, я почувствовал, как что-то внутри меня екнуло. Вообще-то у меня вполне хорошо развито шестое чувство, это уже доказано не единожды. Но я отчаянно не хочу слушать свои чувства. Я очень упрямый человек, и Гриффиндор по мне явно плачет. Протянув руку к письму и отвязав его от лапы птицы, я хмуро начал разглядывать конверт. Безликий, совершенно ни чем не выделяющийся. Только посередине одна строчка — «Гарри Поттеру. Стол Слизерина» В течение пяти минут я продолжал тупо разглядывать чернила и, когда уже студенты приготовились расходиться по урокам, решился его, наконец, открыть. Достал на всякий случай палочку, повертел в руках и прикоснулся к краю бумаги.

Никогда не забуду себе такого бездумного доверия. Только такой тупица, у которого все родственники попали на Гриффиндор, как я мог не задумываясь открыть присланный конверт, не проверив перед этим его. Мог ведь, в конце концов, попросить открыть кого-нибудь другого! Что я там вчера говорил? «Я — слизеринец, и ничто слизеринское мне не чуждо»?! настоящий слизеринец бы не стал раскрывать послание! Он бы послушался своих предчувствий. Он бы подумал...

Едва я прикоснулся палочкой края конверта, как внезапная вспышка ослепила меня и половину сидящих рядом учеников. От палочки к руке, а от руки по всему телу, я почувствовал странную волну. Когда волна достигла моего лица, я судорожно вздохнул и вцепился одеревеневшими пальцами в стол. Я чувствовал, что с моим лицом происходит что-то странное. Глазами я видел только, как у меня удлиняется нижняя часть лица. Нос внезапно начал расти в ширину, теряя при этом свою высоту. А затем... начала расти шерсть. Короткая черная шерсть, больше напоминающая щетину, но куда более мягкую и густую. Когда я поднёс руку к лицу, то уткнулся пальцами в длинные жесткие... усы...

Из моего горла вырвалось низкое рычание. Кажется, голосовые связки оказались деформированы, хотя говорить я мог, хоть и не совсем своим голосом. Пока ученики были ослеплены и не видели, что творится под их носом, я вскочил на ноги и со всей дури драпанул к выходу. Уж не знаю, что читали в моих глазах студенты, но смеяться никто не решался, зато всей компанией шарахались в сторону с траектории моего пути. Я без приключений добрался до больничного крыла. Мадам Помфри мои глаза не испугали — она звонко расхохоталась, медленно оседая на стул...

* * *

Странное нежелание моего желудка принимать пищу очень быстро прояснилось. Едва мадам Помфри прекратила смеяться и, утирая слезы, отправилась за необходимыми зельями, как меня внезапно скрутило. Желудок начал выплескивать из себя все, что съел за столом на завтраке. Печеньки, которыми я давился большую часть времени, лежали в луже блевотины, а все никак не мог остановиться. Небось, проклятие было с какой-то заковыркой, иначе я не могу объяснить поведение своего организма. Медсестре предстало не самое приятное зрелище.

Уже лежа на мягкой кровати под действием какого-то зелья, я усиленно копал свои мозги на тему того, как я оказался в данной... ситуации. И, наверное, в сотый раз ругал свою глупость и нетерпеливость. Копаться в мозгах стоило заранее, а не когда уже шприц вставлен в причинное место.

Моя память точно знала, кто прислал мне проклятый конверт. Обратного адреса не стояло, но я знал это и так. Джиневра Уизли. Единственная дочь и последний ребенок в чистокровной семье Уизли. Помнится, я навесил на всех членов семьи Уизли своеобразные ярлычки. Перси удостоился звания Зануда. Фреда и Джорджа различить даже не пытался, называл просто Близнецами. Рона я звал просто по фамилии. А вот Джинни получила ярлычок Сестра. Уж никак не милосердия.

Наш конфликт начался в прошлом году, под рождество. Помнится, на следующий день, тем, кто хотел спраздновать дома, предстояло уезжать. Уж из-за чего начался конфликт уже и не вспомнить — кажется, очередная стычка Слизерина и Гриффиндора. В коридоре на третьем этаже. Присутствовал весь третий курс и кое-кто из второго. В ходе беседы мы с Джинни перешли на личности. Она бросила мне, что стыдно сыну лучшего ловца Гриффиндора, бояться высоты и падать на землю не долетев даже до уровня колец. Я в ответ, очень разозленный, едко отметил манеру Джинни виться вокруг бедняги Золотого мальчика, словно вьюн вокруг дерева, как будто собираясь его задушить. Дальнейшие оскорбления канули в Лету, но именно эти два мне очень хорошо запомнились — это были самые сильные удары. После моих слов Сестра Уизли внезапно успокоилась и ушла. А на Рождество, которое я проводил дома, получил подарок без подписи. В черной коробке, перевязанной красной лентой. Последний цвет явно имел отношение к символике мести и агрессии, хотя на это внимание обратил не сразу. В коробке не было ничего, кроме одного листа. Когда я взял его в руки и прочитал — мне, признаюсь, стало не по себе. «Это война». Остаток дня я провел в тщетной попытке придумать ответную месть маленькой негодяйке и, одновременно, страдая от болезненных средств лечения, которые проводил Глимли, ходивший за мной как приклеенный. Зато к вечеру того же дня Джиневра получила моё послание — отлично наложенный, неслабенький сглаз, меняющий цвет волос.

Война продолжалась вплоть до конца года. Летом Уизли выиграли какой-то конкурс и укатили в Египет, что помешало Джинни присылать мне гневные проклятия и сглазы. Видно, в этом году она решила взяться за старое. Как истинный слизеринец я мог бы подумать и проигнорировать письмо, решив, что глупая месть — это для маленьких... Но я же потомственный гриффиндорец, черт меня подери! Я уже чувствовал, как уязвленная гордость требует свершить страшную месть. Желательно побыстрее.

Я пропустил зелья, но зато смог избавиться хотя бы от части проклятия. По-крайней мере, лицо приняло прежнее строение, шерсть исчезла, но длинные черные усы и поврежденные связки остались. Плюнув, я решил, что и так сойдет, и, поблагодарив мадам Помфри, пошел на следующий урок — Уход за Магическими существами. Урок оказался спаренным, и, придя на место, — двор Трансфигурации — я обнаружил толпу гриффиндорцев, уже сосредоточенно обсуждающих начало года. Увидев меня, многие замолкали и тихо исчезали из поля зрения. Черт, начинаю подозревать, что глаза у меня тоже не до конца трансформировались.

Не прошло и десяти минут, как подтянулись остальные слизеринцы. Как-то незаметно и не нарочно они обступили меня, скрывая от глаз любопытных львят. Совершенно случайно рядом со мной вновь оказался Малфой вместе со своими амбалами-телохранителями. Я показал Драко украдкой большой палец — парень явно делает успехи в манипуляциях людьми. Смог ведь заставить толпу закрыть меня. Они-то, небось, даже не подозревают, что сами не собирались так делать.

Мой друг незаметно отцепился от Крэбба и Гойла, дождался, когда они отвернутся и внимательно начал вглядываться в мое лицо. Я занервничал, ожидая вердикта. Сначала Малфой удивленно моргнул и отвел взгляд. Затем посмотрел еще раз, поджал губы... и заржал. Громко, как лошадь, крепко держась за живот и согнувшись в три погибели. У меня задергался глаз — все слизеринцы, только что с удивлением смотрящие на нас с Малфоем, дружно развернулись на сто восемьдесят градусов. Ядрены помидоры, что с моими глазами?! Что такое мог увидеть этот паршивец Малфой, из-за чего развеселился, когда как половина Хогвартса косились на меня как Снейп на шампунь?!

— Здравствуйте, класс... — послышался голос Люпина.

Учитель торопливо приближался к ученикам, сжимая в одной руке крепкую корзину, а другой придерживая что-то у шеи. Оглядев нашу дружную компанию, тихо стонущего Малфоя и меня, откровенно начинающего закипать, Ремус покачал головой, но ничего не сказал.

— Сегодня мы будем проходить пеплозмей. Прошу вас подойти поближе, чтобы все видели и слышали меня. Корзину не трогать.

Когда я подошел ближе, то увидел небольшую змейку, свернувшуюся на шее профессора, голова которой покоилась на его ладони. Змея имела какой-то изможденный, но довольный вид — Люпин умеет обращаться с животными. Чешуйки у рептилии умели бледно-серый цвет, а глаза — неожиданно светящиеся, как раскаленный металл, оттенок. Ученики притихли, заинтересованно разглядывая змею.

— Это пеплозмей, или огневица. Он может появиться, если оставить магический огонь долго свободно гореть. Едва появляясь из огня, змей уползает в тень, оставляя за собой пепельный след. Эти рептилии живут не больше часа, поэтому почти сразу ищут укромное место для кладки яиц. Этого представителя я поймал сорок минут назад на одной из кладок. Кто-то оставил в замке гореть Вечную свечу, огонь в которой тоже является магическим. Скоро змей рассыплется, так что позвольте мне его снять.

Люпин осторожно, стараясь не причинить созданию неудобств, снял его со своей шеи и устроил на земле. Змей никуда не торопился исчезать. Он поднял голову, оглядел нас неожиданно осмысленным взглядом, остановившись на Невилле, прошипел что-то и внезапно распался в прах. Лонгботтом побледнел. Я неожиданно вспомнил, что, кажется, на втором курсе, ему пришлось при всех пообщаться с коброй. Паника поднялась, ему порочили пост приемника Темного Лорда, обзывали темным магом... Безмозглые глупцы, начитавшиеся сказок. Интересно, что ему сказал пеплозмей?

— А это — Ремус продолжил рассказ и указал на корзину с яйцами, — та самая кладка. Будьте осторожны! От них идет очень сильный жар, и если оставить их без присмотра, может произойти пожар в считанные минуты. Яйца пеплозмеев очень дорогие, они являются компонентом для любовных зелий, а также лекарством от лихорадки. Но для того, что бы использовать их, следует их заморозить.

Я подошел к самой корзине, что бы рассмотреть её содержимое. Корзина была магическая, поэтому она не сгорела, хотя я чувствовал жар, идущий от яиц на расстоянии двух метров. Ярко-красные, пылающие, они словно манили к себе. Не только я заинтересовался корзиной — многие парни тоже полезли посмотреть. Но в их глазах явно читался практичный интерес в лице жажды денег — за один из любовных компонентов можно было срубить неплохие средства.

Самое обидное, что проклятие Сестренки Уизли действовало до вечера. Усы постепенно сошли на нет, а вот голос и глаза продолжали пугать всех встречных студентов. Даже МакГонагалл не могла спокойно на меня смотреть — то и дело вздрагивала, встретив мой взгляд, и бормотала что-то про криворуких ведьм. Полагаю, весь преподавательский состав был осведомлен о том, чьих это было рук дело. Только почему не действовали? Может, доказательств нет... В чем я был точно уверен, так это в том, что директор Дамблдор даже бровью не поведет, чтобы прекратить то безобразие, которым я собираюсь заняться в этом учебном году. Да даже если я, плюнув на политику, начну отправлять всех иностранных студентов в мир иной, Альбус Дамблдор только вздохнет, достанет лимонную дольку и продолжит наблюдать за Невиллом Лонгботтомом.

Уже сидя вечером в гостиной Слизерина, я начал продумывать месть. Какое бы проклятие наложить на рыжую бестию из львятника? Может, заставить все её волосы выпасть? Или прибавить ей пару лишних носов на мордашку? А может, просто сделать ей пару фингалов под глазами? Выбор был велик. Я наложил нужное заклинание на чистый безликий конверт, написал адрес и твердо решил отправить подарок на следующее утро через школьную сову. Конечно, о нашей вражде не знают только глухие ведьмы из глубинки, но палиться своей совой я не собирался. Это будет уже явное доказательство моей вины.

* * *

4 сентября 1994 года.

Это утро не предвещало ничего плохого, по крайней мере, до завтрака. Я вообще не собирался спускаться в Большой зал, так как предыдущим вечером мы с Малфоем, пользуясь тем, что остальные ученики Слизерина разошлись по спальням пораньше, вели разговор по душам. В это прекрасное воскресное утро я пошел на завтрак только с одной целью — пронаблюдать за своей «гранатой» пущенной в сторону Сестренки Уизли. Я бы пустил подарок по раньше, но неожиданно сильные нагрузки в учебе сбили меня с верного прицела. Я очень хотелось пронаблюдать за тем, как мне удастся вывести Уизли из себя своей маленькой пакостью. До сих пор я с содроганием вспоминал уведенную в зеркале Больничного крыла рожу, до того как мадам Помфри принялась избавлять меня от этого художества.

Итак, я сел за стол Великого факультета и, заранее предвкушая потеху, не отрывал взгляда от гриффиндорского стола. Спустя пять минут рыжая макушка с длинными волосами обнаружилась, и я разве что не облизывался. Ученики вокруг разговаривали, смеялись, в общем, поднимали гомон, но я не отвлекался на эти мелочи. Я жаждал мести. Я ждал сов.

И совы не замедлили появиться. Я едва сдерживал себя, чтобы не издать вопль ликования раньше времени. Вот, перед Уизли опустилась неброская школьная сова. Вот третьекурсница взяла в руки конверт. Её лицо исказилось, в глазах вспыхнул гнев и тоскливое понимание того, что конверт открыть все же придется, чтобы не вышло еще хуже.

Гнев в её глазах объясняется тем, что когда я подписывал заветную бумагу, я, невольно, вспоминал отражение лица в зеркале, которое уставилось на меня в Больничном крыле. Ясное дело, я был немного не в себе и чуть-чуть в бешенстве. Изначальный план подачи мести холодной был немного подправлен, и месть получилась несколько... поджаренной. Если честно, сам не берусь вспомнить то, что я написал на конверте перед отправкой.

Когда до момента истины оставались какие-то мгновенья, я внезапно услышал тихий «ох» рядом с собой и резкий тычок под ребра. Вообще-то Слизерин отличался факультетом людей сдержанных, и уже то, что сам Драко Малфой(!) внезапно перестал держать себя в руках, заставило меня оторваться от зрелища. Я обернулся в сторону друга, собираясь высказать все, что я о нем думаю, но слизеринец, уже наученный опытом, вовремя сунул мне в руки газету. Едва я увидел фотографию, как мир замер. Или только я? Пальцы крепко вцепились в страницы, глаза остекленели. Я не мог отвести взгляда от черно белой фотографии, которая была почти неподвижна, исключая редкие движения пламени. Я просто боялся отвести взгляд от картинки и прочитать в статье, что...

На фотографии был дом. Поттер-мэнор на фоне разгорающегося рассвета. Он был таким же, каким я запомнил его, когда обернулся в последний раз. Только тщательнее оглядев его, я увидел мелочи, которые не вызывали восторга. Из окон некоторых комнат вырывалось пламя. Оно постепенно утихало под воздействием каких-то чар и снова разгоралось. Стены в некоторых местах были сильно повреждены, кое-где зияли дыры. Но больше всего меня испугало не это. А череп в небе, висящий прямо над поместьем. Черная метка.

В зале стало тише — половина студентов читали газету. Газету читали преподаватели. Даже Уизли отвернулась от конверта и читала заметку из-за плеча Колина Криви. Сердце екнуло и начало биться в истерике в районе моего горла. Титаническим усилием воли я заставил себя перевести взгляд на буквы, чтобы прочитать о произошедшем. Я очень, очень боялся, что внутри дома обнаружили тела. Три тела... Ведь Черная метка предупреждала всех о том, что в определенном месте произошло убийство...

«Это ночью жителей Уэльса потрясла страшная картина, открывающаяся всем, кто поднимал глаза к небу. Неизвестные последователи Темного лорда напали на Поттер-мэнор. Никому неизвестно, были ли хозяева мэнора в доме. Пожиратели Смерти подожгли дом, пустили в небо Черную метку и покинули место преступления. Никого из семьи Поттеров не обнаружили, и их настоящие местоположение неизвестно. Известно только, что Джеймс Поттер, глава подразделения авроров, недавно взял отпуск и собирался провести время с семьей. Лили Поттер (в девичестве Эванс), колдомедик из больницы Святого Мунго, должна была выйти на работу в понедельник. Гарри Поттер, старший сын, сейчас находится в Хогвартсе. Подозрения в том, что Пожиратели Смерти не ушли с пустыми руками заключаются в том, что младшего сына, Джонатана Поттера, никто не видел с конца августа...»

Дальше помню смутно. Во внезапно повисшей тишине Большого зала я встал и спокойно вышел. Я ничего не замечал. Не видел, как провожали меня встревоженными взглядами профессора. Не увидел, как конверт в руках Уизли загорелся и взорвался, окутав рыжую девушку мутным туманом. Я не видел, как из рассеявшегося тумана Уизли выскочила пулей и, обогнав меня, бросилась к выходу, то и дело, спотыкаясь об длинный чешуйчатый хвост и закрывая лицо руками. Весь день для меня прошел как в тумане. Учителя меня не трогали, сокурсники на всех уроках были удивительно тихи, и даже Аргус Филч ни сказал, ни слова, когда я прошел мимо него по испачканному полу.

Но так продолжаться не могло долго. Я шел на ужин в окружении слизеринцев, и отстраненно копался в своей памяти, хотя все равно никак не мог вспомнить, что произошло вечером тридцать первого августа. Мы уже стояли напротив дверей в Большой зал, когда раздался громкий насмешливый голос, заставивший половину холла оглянуться на говорящего:

— А, по-моему, в этом нет ничего удивительного! Инсценировали свое исчезновение, взяли своего выкормыша и отправились к своим дружкам-Пожирателям! Что с этих Поттеров взять-то? Откупились от суда и...

Туман исчез. Малфой запоздало попытался меня остановить, ухватившись за мантию, но вместо этого рухнул на пол, держа в руках оторванный клочок ткани. Пальцы нащупали привычное теплое древко палочки, я сделал несколько шагов, заметил заветную рыжую макушку и, едва взмахнув кончиком волшебной палочки, рыкнул себе под нос:

— Вердимилиус!

Надо отдать должное Рону Уизли — парень, с виду неуклюжий и не далекий, вовремя успел поставить щит, заставив молнию рикошетом уйти в потолок, и тут же бросился в атаку:

— Протего! Экспеллиармус!

— Ступефай! — от заклинания я ловко увернулся, едва заметив чей-то возмущенный вопль за спиной.

— Рикту...

— Экспеллиармус! Минус двадцать баллов Гриффиндору и столько же Слизерину! За применение магии в коридоре!

— Минус пятнадцать баллов Гриффиндору за оскорбление!

— И еще минус пятнадцать за то, что друзья мистера Уизли не придержали своего друга от столь глупых действий!

Первой из зала вышла МакГонагалл. Вторым оказался Снейп, как раз входящий в Холл со стороны подземелий. Почти одновременно с ним рядом оказался и Блэк. Меня обезоружили как-то незаметно — только что палочка была у меня, а теперь Сириус незаметно прячет чужую палочку в карман мантии.

Гриффиндорцы заметно зависли. Их декан тоже. Северус и Сириус, подхватив меня под локти, в буквальном смысле слова потащили в укрытие, чтобы как следует обглодать мои кости. Я только хлопал глазами и смотрел на Уизли взглядом бешеного быка.

* * *

Разговор состоялся в кабинете Северуса, так он был ближе. До кабинета Сириуса, который был куда комфортнее, нужно было преодолеть самые длинные лестницы замка. Кабинет же Снейпа, хотя и был ближе, обладал таким неприятным минусом, как пронзительный сквозняк и отсутствие нормального освещения. Дамблдор читал просьбы о переносе кабинета на верхние этажи и откладывал их в специальный ящик, куда коллекционировал всякие интересные вещи.

Меня усадили на кривоногую табуретку, подозрительно похожую на ту, что каждый раз участвовала в распределении первокурсников. Сами профессора встали передо мной, в одинаковой позе ожидания — на лицах напряжение, руки скрещены на груди, верхняя часть тела немного наклонена вперед, словно учуявшие добычу борзые. Я мрачно посмотрел на них и молчал. Первым не выдержал Сириус.

— Гарри, что с Лили и Джеймсом?

Я кисло посмотрел на крестного. Самому бы узнать.

— Я не знаю.

Тут уже Снейп не выдержал. Одну бровь взлетает крылом чайки, другая опускается немного ниже.

— Как это, не знаешь? У Джеймса ведь отпуск, он должен был быть дома...

— Так, где они?

— Я понятия не имею.

— Постой... А когда ты в последний раз видел их? — Северус удачно перебил Сириуса, не давая ему задать еще один глупый вопрос. Ух, если бы я мог на твой вопрос ответить....

— М... Ну... — Вот, а теперь они оба забеспокоились. — Думаю... В последний раз я, наверное, видел их тридцать первого августа. Но я не уверен.

— Что значит, не уверен?!

Сириус никогда не отличался терпением. Вот и сейчас он в порыве беспокойства начал мерить шагами кабинет, уже не скрывая своих эмоций.

— Ли хотела отправить с тобой одну вещь, чтобы ты передал ему мне. Я всю неделю ждал, что ты принесешь её. — Задумчиво пробормотал Северус, и внезапно встрепенувшись, спросил. — Постой, ты хочешь сказать, что не помнишь чего-то?

— Если бы вы дали мне договорить...

Они очень внимательно меня слушали. Сириус то и дело начинал бродить по комнате, Северус же стоял прямо и смотрел на стену отсутствующим взглядом. А я чувствовал себя подопытным кроликом. Мне давно хотелось кому-то рассказать о моих проблемах с памятью. Другое дело, что мне просто в голову не пришло обратиться к крёстному или Снейпу.

— Ты должен был сразу же, немедленно рассказать все мне! Или Северусу! В конце концов, что тебе помешало обратиться к Люпину?! — взорвался Сириус. Надо же, я провидец.

— Да я до сих пор не уверен, что могу кому-то из вас доверять! Может, у меня воспоминания ложные?

— Что за бред??!!

— Посудите сами — насколько я понял, стереть мне память мог только человек достаточно информированный о моем окружении, чтобы уйти незамеченным. А поскольку ажиотажа по поводу проникновения в мэнор не было, можно сделать вывод, что ему это удалось. Ну и что мне думать?

В кабинете повисла тишина. Сириус в ступоре рассматривал мое лицо, словно в первый раз видел. Северус задумчиво разглядывал свой маникюр, обдумывая какую-то мысль. Эта привычка, если моя память все же настоящая, появилась у короля подземелий после того, как один не в меру смышленый друг решил проверить на Северусе бытовое заклинание наноса лака. Бедный Снейп был вынужден месяц носить перчатки, чтобы скрыть чехарду, которая появилась по всей длине кисти. Рассматривать надписи было действительно интересно. Как потом объяснил этот самый друг (когда уже смог говорить членораздельно, не заикаясь) своему юному отпрыску, на руках у профессора зелий были самые секретные сведения из отдела Тайн. При этом сам юный отпрыск терялся в догадках, о том, как у его родителя могли появиться такие секретные данные.

— Если твоя теория верна и кто-то поработал с твоей памятью... У меня есть две версии. Первая, и фактически единственная — это было продумано с какой-то целью. Очень важной. Я уже не сомневаюсь в похищении Джеймса, Лили и Джонатана. Думаю, это действия единой системы. Только вот зачем?.. Ну, а вторая... Просто смешно. Это была случайность.

Вот теперь мои брови взлетели, словно крылья чайки. Нашу общую мысль выразил крёстный:

— Ты сошел с ума.

— Я не утверждаю, что вторая версия верна! Я лишь выражаю факты, до которых ты, Бродяга, вряд ли дойдешь сам!

— Ладно, ладно, ладно! Успокойся, Крылан, мне просто в голову не пришло...

— Было бы во что приходить...

Я только молчал. Мне говорить просто нечего. Они сами пока заняты, так почему бы не...

— Даже не думай, Поттер! Мы еще не закончили.

Ну что за жизнь...

— Было бы что заканчивать... Я продолжаю утверждать, что у меня нет повода вам доверять.

Когда я закончил говорить, в кабинете повисла тишина. Я скучающим взором начал разглядывать обстановку, и, когда мой взгляд зацепил дверь, я увидел знакомое лицо. Видно, Малфой сильно забеспокоился. Ну да, учитывая с каким бешенством я кинулся на Уизли... Кстати, моя злоба даже утихла немного. Хотя, эту рыжую тварь все равно хотелось проучить. Вспомнив, почему я так взбесился (хотя сейчас мне было трудно понять, что меня заставило так разозлиться), я просил:

— Почему Уизли так уверен, что наша семья причастна к Пожирателям смерти?

Молчание. Сириус и Северус озадаченно переглянулись, но ничего не ответили. Я почувствовал, что медленно начинаю закипать.

— У меня в комнате есть фотография... Родители, Джонатан, вы... И еще один человек. Кто это?

Снова молчание. Я уже действительно начал сердиться. Удержать ядовитые нотки в голосе было свыше моих сил.

— Я помню кое-что из рассказов отца. В школьные времена, вы, дорогие мои профессора, друг друга терпеть не могли. Почему же сейчас вы ведете себя как самые лучшие и близкие друзья?

Молчание. Оба смотрят уже растерянно, мысленно пытаясь обработать полученную информацию. Они не знали, что ответить и меня это совсем взбесило. Голос мой, однако, понизился на десяток градусов.

— Если вы не может ответить даже на такие простые вопросы, то с какой стати я должен вам доверять?..

Странное ощущение внезапно овладело мной. Оно продолжалось не больше двух секунд, но за это время я успел увидеть полный ужаса взгляд Малфоя, который будто посылал мне сигналы — не делай этого, не надо... Но я, как это постоянно со мной происходит, проигнорировал сигнал об опасности. Я решил, что могу об этом подумать позже.

Потом мне было просто не до этого. Открыв глаза, я отметил несколько вещей, которые меня сильно удивили. Во-первых, ошарашенный вид профессоров. Во-вторых, я смотрел на мужчин снизу вверх. И не мудрено! Я стоял на четвереньках. Когда я попытался подняться на ноги, в глазах померкло и я внезапно отключился.

* * *

Очнулся я на какой-то мягкой поверхности. Глаза открывать совсем не хотелось я просто лежал, наслаждаясь тишиной и покоем... Пока эту тишину и покой не нарушил знакомый голос совсем рядом.

— Все верно. У него в голове словно чистое зеркало — какие-то воспоминания заблокированы, что-то утеряно, никаких барьеров, словно он не изучал окклюменцию... Мерлин знает что! Правду он говорил, в общем.

— Я как-то в этом не особо сомневался. Это ты...

— Что я? Что сразу я?! Это не я довел его до ручки!

— Ну откуда я...

— Ты ему крестный или кто?! Или дальше слов дело не доходит?

— Хорошо, я все понял, Сев. Оба виноваты.

— Во-он, как запел... Поттер, хватит притворяться. Открывай глаза.

Раскусил, гад. Я действительно открыл глаза и тут же удивленно ими захлопал. Ядрены помидоры... Раньше я как-то не замечал, чтобы в Больничном крыле было так дико светло... чисто... и бело. Белый цвет настойчиво резал глаза. Я скривился и попытался перевернуться.

Из этого ничего не вышло. Я просто не смог сходу перевернуться. Тело было какое-то... Деревянное. Я долго лежал на боку, ребра ныли и просили пощады, но я не мог никак перевернуться на спину. Это подняло целую волну паники. Когда я резко повернул голову, чтобы увидеть, в чем дело, то вообще раскрыл рот.

Если бы мои ноги были человеческими, пусть и также хорошо перебинтованными, все было бы в порядке. Но кошачье тело не приспособлено для таких манипуляций, которым я привык, к тому же, мои... лапы... кто-то коварно перевязал меж собой. Чтобы не сбежал. Все ясно, господа преподаватели. Ну, натравлю я нас вас мадам Помфри...

Густая черная шерсть... где-то я уже это видел... Крупные лапы с мощными мускулами... это я видел хуже, но тоже где-то когда-то... Добил меня хвост. Длинный, гибкий, сейчас он лениво лежал поперек... задних лап. Из горла вырвался тихий «мрярррр».

— А я, дурак, не верил...

Я повернул голову и посмотрел на Сириуса. Тот как-то виновато поглядывал на Северуса, словно в любой момент готовый наложить на себя «протего».

— Я же говорил, что он ничего не помнит. Более правдиво разыграть удивление не получилось бы даже у меня.

Я склонил голову на бок и заинтересовано посмотрел теперь на Северуса. Тот как-то дернулся под моим взглядом, но быстро пришел в себя. Буркнул:

— Поттер, глаза опусти. Я тебе не свежее мясо на тарелочке, чтобы меня так рассматривать...

Я послушно уставился на подушку. Мощные широкие лапы, с короткой плотно прилегающей иссиня-черной шерстью, покоились прямо под моим носом и я стал с увлечением их рассматривать, на время забыв даже про забинтованные задние — логика у меня стала воистину дикой. Ради интереса я слегка напрягся и выпустил когти, которые тут же продырявили белоснежные простыни и запутались в ткани. Я несколько минут безуспешно дергал лапой, пытаясь отцепить от надоедливого белья, а затем внезапно вспомнил, что могу когти просто втянуть. Подействовало. Я выпустил их во второй раз, уже более аккуратно, и с любопытством стал их рассматривать. Цветом когти напоминали светлый воск. Немного приплюснутые с боков, они аккуратно загибались с середины, и выглядели очень острыми. Развлекаясь, я еще несколько раз втянул и выпустил когти, уже просто из чистого баловства. Мой четкий слух уловил, как в горле у двух мужчин перекатываются огромные комки, словно они собирались глотать камни. С воистину детским удивлением я взглянул на них и не смог удержаться от довольной усмешки, которая повергла профессоров в еще больший ужас.

— П-пот-тер... М-м-м-инус пя... пять... пятьсо... пять...

Я прижал уши к макушке и обиженно отвернулся. Неженки. Вон, вздыхают с таким облегчением, будто я их действительно есть собрался. Кстати, а когда я в последний раз ел?..

Словно уловив мою последнюю мысль (А чего я удивляюсь? С него станется!) профессор Снейп резко выдохнул и, пытаясь вернуть себе строгий тон после недавнего заиканья, приказал:

— Немедленно вернитесь в человеческий облик!

Будь у меня не такие острые когти и другая анатомия, почесал бы затылке. Действительно, а как вернуться в человеческий облик?.. Северус медленно сел на стул и закрыл глаза. Сириус обхватил пальцами переносицу и пытался дышать носом. Мне стало даже как-то неудобно. Переживают, бедные... Интересно, сколько я им неприятностей принес с первого курса? А они за мной все присматривают и присматривают... выгораживают... терпят...

Дверь громко хлопнула и в Больничное крыло влетел стремительный вихрь, который успел дружески стукнуть Снейпа по плечу, заставив того упасть со стула, дать Блэку под дых и замереть прямо передо мной. Я моргнул, а когда открыл глаза, увидел Люпина. Ремус светился как начищенный Невиллом котел, даже не замечая, какими взглядами на него смотрят Северус и Сириус.

— Как дела, Гарри? Думаю, твои лапы уже зажили, я только что говорил с мадам Помфри. Почему ты до сих пор не превратился? Хватит валяться в кровати, Поттер, ты, между прочим, пропустил уже завтрак и мой урок! По всему Хогвартсу ходит слух, что ты сейчас лежишь при смерти, а Рон Уизли объявлен всенародным героем!..

— Рем, если ты немедленно не замолчишь, я положу тебя на кушетку рядом с Гарри! Когда, черт возьми, было это чертово полнолуние, черт вас подери?!

— Вчера, Сири, вчера! А что, по мне не заметно, что я еще месяц могу жить спокойно?!

— Мать твою, Лунатик, заткнись!

— Крылан, не трогай мою мать! Мне эту фразу уже по два раза сказали все профессора и четыре — директор...

— Как тебе это удалось?! Объясни мне, чем ты так достал Дамблдора, что он аж четыре раза сказал тебе «заткнись»?

— Ну, я рассказывал ему процесс незаконного производства лимонных долек и других сладостей в подвальных условиях ...

— Бедный Альбус... — синхронно вздохнули Снейп и Блэк, так же одновременно взмахивая палочками в сторону Ремуса и накладывая на него заклинания. Глаза у оборотня стали размером с пятьдесят пенсов. Сириус, почесав палочкой в затылке, неуверенно спросил у Крылана, виновато глядя на говорливого профессора:

— Я наложил обычное силенцио... А ты?

— А я немотный сглаз со щекоткой...

Я тихо опустил морду в подушку и, прикрыв глаза, тихо зафыркал. Пытался, точнее. Со стороны это выглядело, будто меня кто-то душит. Все тело сотрясалось от хохота, который я просто не мог выразить в этом теле! А я не знал, как перекинуться обратно в человека. Обидно же!

Несколько минут у профессоров ушло на то, чтобы расколдовать оборотня, который сидел необычно тихо. Не уж-то так часто попадает под горячую руку? Судя по всему часто, вон, даже почти и не обижается, кажется. Когда Люпин смог говорить, количество слов в секунду больше не превышало недопустимых границ. Надолго ли?..

— Так в чем проблема, Гарри?

— Он все забыл.

— Не помнит даже, как стал анимагом.

— Та-ак... Объясните потом. А сейчас... Гарри, сосредоточься на моем голосе. Ты должен смотреть мне в глаза. Успокойся. Вспомни, ты человек. Человек. Не зверь. А теперь закрой глаза...

Примерно минут десять он еще что-то бормотал, но большую часть я не запомнил. Но подействовало! Через несколько мгновений я почувствовал, как меняется... Восприятие мира, что ли?.. Может быть, и так. Потому что когда я открыл глаза, то увидел вполне нормальные краски Больничного крыла, а не нестерпимо-светлые. А главное — мои ноги больше ничего не сдерживало и я довольным «ух!» перевернулся на спину. А потом посмотрел на профессоров.

Бродяга и Крылан смотрели на Лунатика, как на чудотворца. Тот поерзал на стуле, и подозрительно посмотрел на друзей — а ну как, опять проклятия наложат!

— А теперь рассказывайте мне, как я стал анимагом! — Ух, какой у меня хриплый голос! Даже эти хваленые герои войны с Волдемортом вздрогнули.

— Ну, начать, наверное, стоит с того, что ты где-то нашел книгу... даже не где-то! Как я подозреваю, либо в библиотеке Блэков, либо в библиотеке Поттеров. Но ты её нашел и, что самое главное, никому об этом не сказал!

— Так же ты не соизволил нас предупредить о своем эксперименте. Видите ли, тебе показалось, что учиться анимаги как все нормальные люди — три года — это слишком долго. В книге же описывался простенький ритуал, который помогал стать анимагом за пару недель, — подхватил Сириус, прожигая во мне дырки. Честное слово, мне уже стыдно...

— Простенький ритуал включал в себя совсем простое зелье, компоненты которого я тебе не давал, потому что они были настолько же редки, как и ледяные фениксы. Так же в ритуале было одно совсем уже несложное заклинание, которое тринадцатилетнему мальчишке знать было не положено! — перебил его Северус. Он во мне дырки не прожигал. Он хладнокровно втыкал мне ледяные стержни в позвоночник, заставляя выпрямляться в кровати, словно на плацу. Похоже, Северусу очень давно хотелось мне сказать все, что он думал по этому поводу...

— А так же ты не додумался прочитать о некоторых отклонений от обычного превращения в животного. Тебе хватило строчки «... стать анимагом за две недели...» и « ... ваша анимагическая форма будет немного больше истиной, как по силе, так и по строению...». И заставил нас всех, между прочим, сильно поволноваться!

Если бы я мог быстро спрятаться под кровать, я бы так и сделал. И не вылезал бы неделю. Или две. А лучше до самого конца года. Я почувствовал, будто по мне проехался тяжелый каток. Но кое-что в этих упреках я заметил и попытался перевести беседу на заинтересовавшую меня тему.

— Анимагическая форма будет больше обычной? Что это значит?

Мужчины замолчали. Угу, почувствовали, что сболтнули лишнего, и этого говорить совсем не собирались. А я бы обязательно все сам вспомнил! Лет через ... дцать, когда рассосутся блоки в моей дырявой памяти. Поскольку Сириус и Северус молчали, медленно остывая, мне ответил Люпин:

— Вспомни свою анимагическую форму и уменьши... В два с половиной раза.

Я завис, представляя себе пантеру. Затем стал постепенно её уменьшать... Из получившегося результата изменил уши и строение головы... тела... И получил. М-да, понятно, почему меня не удовлетворила обычная анимагическая форма. У меня на лице, судя по всему, отразился результат размышлений. Люпин хмыкнул и кивнул:

— Да, тебе показалось, что подросток-пантера будет несколько круче, чем подросток-котенок.

Помолчали. Я переваривал информацию. Люпин расслаблено смотрел в потолок, отдыхая от тяжелой ночки, Северус и Сириус остывали от недавней бури. Северус рассматривал несуществующие уже данные из отдела Тайн.

— Хорошо. А я зарегистрирован? — нарушил молчание я.

— Представь себе, нет. Ты привел нам всем убедительные доказательства, почему ты не хотел делать этого. Сам вспомнишь, или тебе и это рассказать? — уже более спокойно ответил Крылан, отрываясь от рассматривания рук.

— Да нет, сам справлюсь. — Я ненадолго задумался, собирая все факты в кучку, и медленно проговорил, — Фактически я не являюсь анимагом, так как пантера — это не настоящая моя анимагическая форма. Так же, моя анимагическая форма не влияет на человеческий облик, как это часто бывает у настоящих анимагов. В теле пантеры я немного теряю часть своего разума и становлюсь на половину кошкой, наполовину человеком. И... Хм, что-то не то происходит с моим телом, так?

Снейп довольно ухмыльнулся, кивнул и ответил:

— Почти слово в слово. А насчет тела... Если тебя ранить в теле пантеры, и ты перевоплотишься — на человеческом облике следов не останется. Я не знаю, почему это происходит, но когда ты вновь возвращаешься в тело пантеры, твои раны возвращаются вместе со всем остальным. По логике, это нарушает естественный ход вещей и магии. Но факт остается фактом. Когда ты превратился в пантеру у меня в кабинете, вместе с телом к тебе вернулись и прежние раны... Которые были нанесены во время прошлого превращения. Возможно... В последний раз ты превращался тридцать первого августа...

Повисло тягостное молчание. Вот тебе и часть того, что происходило в тот злополучный день. Наверняка была драка, и я превратился в пантеру... Оказался ранен... Задние ног... то есть лапы.

— А какие были раны? Я не очень хорошо все понял, сознание ведь потерял...

— Порезы. Глубокие порезы на голеностопе, частично на хвосте. Похоже, это были режущие заклинания.

Я передернулся. Знаю я одно проклятие, оставляющее ужасные порезы... Снейп, похоже, понял мои мысли и поспешил успокоить:

— Нет, не сектусемпра. Если бы она, от тебя бы давно уже не осталось ни шерстинки на носки.

Люпин решил сменить тему разговора, которая явно перешла в разряд тяжелых:

— Между прочим, я бы сказал, что твоя нынешняя форма скорее леопард, чем ягуар...

— Ты о чем? — я удивленно поднял брови, слегка склонив голову набок.

Ремус оживился. Северус и Сириус бросили на меня откровенно злобный взгляд, ясно говорящий, что лучше бы я не спрашивал.

— Вряд ли тебе конечно известно, как и многим другим бездарям, что такого вида как пантера не существует в природе.

— То есть?

— Пантера — это всего лишь ягуар или леопард, с наследственными или приобретенными изменениями в генах. Это феномен, когда у животного окрас шерсти частично или полностью является темным, называется меланизмом. Обычно такие животные особенно агрессивны, нежели сородичи. Я вот часто видел обычных зверей, не относящихся к магическим, с черной окраской. Белки там, лисы... А среди наших, магических не очень часто. Например, у гиппогрифов...

— А среди оборотней таких нет? — язвительно спросил Крылан, прерывая все более распоясывающегося Люпина.

Ремус насторожился и поспешил замолчать. Мало ли, может быть на этот раз одними немотными сглазами не обойдется...

— Если вы закончили мучить несчастного ребенка, будьте добры выйти вон. — Раздался со стороны дверей голос мадам Помфри.

Перечить медику означало самому попасть на больничную койку, при чем быстро и надолго, а потому профессора молча встали, кивнули «бедному ребенку» и спешно отчалили. Ну, пусть теперь сами все рассказывают и продумывают, а то я действительно притомился...

Извините, за задержку главы — долго не знала, что написать, потом меня озарило.

Моего Поттера в виде пантеры я вижу таким: http://www.pichome.ru/ox

Alius alio plura invenire potest, nemo omnia.

Один может открыть больше другого, но никто — всего.

6 сентября 1994 год

Вырваться из больничного крыла удалось только через два дня. Мадам Помфри очень не хотела выпускать меня, не обследовав полностью. Она даже заставила меня перевоплотиться, чтобы осмотреть пантеру. Препятствовать я ей не мог — попробуй тут возразить, когда над тобой стоит разъяренная ведьма с волшебной палочкой.

Студенты отнеслись к моему выздоровлению своеобразно. Кто-то сочувствовал Рональду Уизли, кто-то открыто радовался тому, что спокойные деньки закончились, раз уж Поттер вышел из плена медсестры, кто-то всерьез забеспокоился о состоянии своего здоровья и начал запасаться различными защитными амулетами. Амулеты, кстати, продавали близнецы Уизли. Они доверительным шепотом сообщали покупателям, что в Поттера еще при рождении вселился демон, который до сих пор мстит людям. Особо нервные первокурсники падали в обморок только от одного моего силуэта где-нибудь на горизонте.

Джиневра Уизли была в крайнем бешенстве. Прямо как я, когда получил в подарок от нее пушистую морду и деформированную нижнюю челюсть. Я же презентовал сестренке Уизли толстый хвост ящерицы и чешуйчатую кожу на лице. Хвост, к сожалению, из-за разницы в весе, отцепился уже на полпути к Больничному крылу и пролежал весь день, пока профессор МакГонагалл не вмешалась в это дело.

Вот так весело проходили мои дни в Хогвартсе. Утром завтрак и почта, которую я провожал весьма настороженным взглядом. Вообще-то, было вовсе не обязательно, чтобы проклятое письмо приходило на каждый завтрак. И без того вызывает излишнее подозрение, что на одной неделе Джинни Уизли и Гарри Поттер попадают в больничное крыло с регулярностью в два-три дня. Причем, с разными проклятиями: оба мы — люди азартные, и повторяться было бы слишком низко для наших широких фантазий. Достаточно было получить проклятие через день после оппонента — и совсем не обязательно на завтрак. Северус, конечно, просто душка, особенно когда наглотается огневиски, но он оторвет голову любому, кто изобретет тенденцию прогуливать его уроки каждую среду. Нельзя сказать, что я не пытался игнорировать письма. Это грозило опасностью даже больше, чем само его содержание — Сестренка Уизли явно терпением не отличалась. В лучшем случае конверт просто взрывался в руках. Никто из моих однокурсников (и вообще за столом Слизерина) не стремился мне помочь в этом нелегком деле.

К тому же, каждый вечер я безрезультатно пытался вспомнить что-нибудь про вечер тридцать первого августа.

А потом наступил Хэллоуин.

31 октября 1994 года.

Этого дня все ученики Хогвартса ждали с нетерпением — не каждый день удается легально прогуливать последние уроки. Утро началось уже как-то иначе — даже наша война с Уизли приостановилась. Именно сегодня я решился в кои-то веки покопаться в своей памятиполучше. И особенно серьезно взялся за ситуацию с Дамблдором и Лонгботтомами. Но тщательно все обдумать мне не дали — профессора настойчиво мешали ученикам расслабиться. Такое происходило каждый год, и учителя успокаивались уже через два месяца после начала семестра (исключение делали, конечно, для пятых и седьмых курсов, к которым преподаватели имели претензии в течение всего года). Сейчас все с нетерпением ждали, когда запал взрослых угаснет.

Первым уроком у нас стояла Трансфигурация с Гриффиндором. Как и следовало ожидать, сконцентрироваться никто не мог. Львята возбужденно обсуждали ожидаемые делегации иностранных школ и усиленно мешали этим заниматься нам. К концу урока даже у Грейнджер не получилось превратить птицу в бумажный самолетик — её оригами постоянно кричало и пыталось вырваться из рук.

Зато на следующем уроке — Истории Магии, с Хаффлпаффом — я смог погрузиться в себя. Бинс совершенно не следил за классом, ему не мешал даже громкий храп. Я разложил на столе свиток, достал специально приобретенное для такого случая Прытко Пишущее Перо и, аккуратно сложив руки подальше от свитка, положил на них гудящую голову. Теперь я мог не беспокоиться за домашнее задание по этому предмету. Ядовито-зеленое перо, обладающее какими-то зачатками разума, накатает мне любое красочное сочинение так, что Бинс не найдет там ни одного собственного слова.

Итак, начнем с событий тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Прозвучало некое пророчество, которое затрагивало судьбу Темного лорда. Последний очень быстро прознал о предсказании, но, судя по всему, знал его суть не полностью. Лично мне было известно, что Волдеморт получил сведения о пророчестве от кого-то из Ближнего Круга — об этом доверительно сообщил Северус, когда я расспрашивал его об этом. Сам он явно жалел о невозможности свернуть тому шпиону шею — просто, чтобы отомстить за жизни бывших однокурсников.

Итак, узнав о неком пророчестве, лорд Волдеморт, недолго думая, решил сразу устранить угрозу. А выяснив, что угрозой может быть один из двух претендентов, решил расправиться с обоими. В особняк к Лонгботтомам Лорд отправился собственной персоной. К Поттерам же отправил отряд преданных слуг, о пардон, последователей, во главе с Беллатрисой Лейстрендж.

Я поднял голову и, моргая слезившимися глазами, обвел аудиторию. В классе царила блаженная сонная атмосфера, сквозь которую едва слышно пробивался монотонный голос профессора. Не уловив ничего интересного, я перевел взгляд на свой пергамент и, едва сдержав гневное ругательство, дунул на своё перо. Зелёное перо, до этого строчившее сущий бред из личной жизни какого-то гоблина, виновато качнулось и начало описывать восстание гоблинов. Я вздохнул и снова прилег отдохнуть на парту.

Узнав в том, что на два семейства собираются совершить покушение, Дамблдор решил оградить их. Уж не знаю, у кого старик выпытал эту информацию, но он был твердо уверен, что жертвой обязательно будет младший Поттер, и оградил наше поместье Фиделиусом, направив его на себя. Алисе и Фрэнку же дал в охрану отряд из авроров и нескольких человек из Ордена. Что ему помешало наложить заклинание Доверия и на их особняк? В маразме старика черт ногу сломит.

Волдеморт довольно быстро расправился с аврорами и орденцами. Половина первых просто сбежала, узрев перед собой самого Лорда Судеб, другая половина была слишком ошарашена происходящим. Трое членов Ордена просто не смогли ничего сделать — их было слишком мало. Темный Лорд хладнокровно убил Фрэнка, когда тот кинулся на помощь товарищам, а Алиса встретила убийцу мужа несколькими проклятиями и ловушками, заставив того несколько задержаться, но погибла, получив несколько режущих заклинаний, которые были направлены на её сына. О том, что произошло потом, никто не знает. Волдеморта просто не стало, Невилл за одну ночь оказался сиротой и стал Надеждой магического мира.

Я устало протер глаза после прекрасного сна на Истории Магии и вместе со всеми спустился в Большой зал. Отобедав, я задержал свой взгляд на серьезном гриффиндорце со шрамом, а потом перевел его на седовласого директора. Довольную ухмылку я даже не пытался сдержать — по моему мнению, Альбусу совершенно заслуженно защемили нос дверью и указали на все его ошибки. И пусть до сих пор расплачивается за них.

Дамблдор узнал о нападении буквально через десять минут. Не знаю уж, как. Может, шпионы подсказали, может, из-за того, что орденцы не вышли на связь. Но я подозреваю, что нечто в таком духе он и предчувствовал. Ведь Волдеморту было предначертано «отметить своего противника как равного себе»... На радостях Альбус снял заклинание Доверия с себя и поспешил к особняку Лонгботтомов, и... прибыл туда одновременно с Августой Лонгботтом. Старая женщина, глядя на догорающее крыло особняка, в котором располагалась детская её внука, едва не прибила Дамблдора на месте, перепутав его с Пожирателем. Когда из завала смогли достать плачущего ребенка, встал неприятный вопрос. Альбус попытался заикнуться о том, что мальчику будет лучше жить где-нибудь подальше от магического мира и от его новоявленной славы. Ему не следовало этого говорить. Августа, недолго думая, вытолкала Величайшего волшебника современности из дома. Пнув напоследок Альбуса чуть пониже спины, женщина намекнула директору, что ему больше не будут рады в её доме. Альбусу ничего не оставалось, как уступить и с позором вернуться в школу...

Чего старый лис не подозревал, так это того, что в тот день он лишился не только поддержки семейства Лонгботтомов, но и сильно подорвал доверие еще одного чистокровного рода и нескольких волшебников.

Я лениво поводил палочкой, зажигая под котлом огонь. Снейп кисло оглядывал класс, но замечания не делал — он понимал, что сейчас абсолютно все на взводе, и заставить волнующихся учеников успокоиться невозможно. Я хмуро глянул на свой рецепт и зевнул еще раз. Этим летом мы варили нечто подобное. Кажется, у меня ушло шесть попыток на то, чтобы заставить котел не взорваться на седьмой. Но я все равно не мог побить рекорда Невилла, у которого не было даже задатков таланта к зельеварению. Природа, создавая будущую надежду Магического мира, вовсю оторвалась на его любви к растениям и безжалостно уничтожила все, что касалось хоть какой-то готовки. Помнится, гриффиндорцы пытались поставить эксперимент — как обстоят дела у парня с кулинарией. Как оказалось, его чаем отравился Трэвор, не вовремя подвернувший под руку. Впрочем, Невилл, кажется, не сильно расстроился от потери жабы — даже обрадовался в тайне, радостно сверкая очами за спинами однокурсников. Интересно, а сильно урезанного урока Невиллу хватит для того, чтобы подорвать котел?..

Впрочем, этот гриффиндорец всегда вызывал у меня уважение. Бабушка его воспитала в строгости в заботе. Он как-то поделился со мной на летних каникулах, на одном из балов, которые давала моя семья, сведениями о своем воспитании. Августа сразу, едва мальчик начал понимать смысл того, что ему говорили, рассказала ему о его титуле Мальчика-Который-Выжил. И Невилл не решался расстраивать бабушку плохими оценками, исключая, конечно, зелья. Я знаю этого парня с пеленок, и никакой вражды к нему не испытываю, хотя стараюсь не показывать это среди своего факультета. Ко мне и так довольно настороженно отнеслись на первом курсе — еще бы, сыночек гриффиндорцев...

Не прошло много времени после снятия Фиделиуса, как появились Пожиратели Смерти. Отец, заподозрив неладное, предупредил маму. Забаррикадировавшись дома, они смогли продержаться против нападавших достаточно долгое время, а точнее до утра. Утром появились Сириус с Ремусом, с новостью о гибели Темного Лорда. Одновременно с ними появился обеспокоенный Северус. Втроем мужчинам удалось пробиться к друзьям и помочь им — Джеймс и Лили уже были на грани. Среди Пожирателей Смерти оказался Питер Петтигрю, который незадолго до того дня отдалился от друзей. Когда он понял, что дерется против людей, которых считал почти родными, перед ним встал выбор — помочь им и, скорее всего, погибнуть, или предать их и убить, возможно, оставшись в живых. Еще не знавший о гибели Хозяина, Питер выбрал первое и направил палочку против своих бывших соратников. Вшестером маги смогли продержаться до того момента, когда прибыл отряд авроров и арестовал Пожирателей.

Анимагическая форма Питера, крыса, еще вначале заподозрила в плане Дамблдора неладное — инстинкт грызуна вопил о том, что где-то зарыта ловушка. Поэтому, он, собственно, и бросил орден. А к Волдеморту присоединился потому, что в то время выбор был невелик — либо ты против Лорда, либо за. После той битвы он признался друзьям в своих подозрениях и оказался прощен.

Последнее собрание ордена Феникса Дамблдор посвятил речам о том, что хоть Волдеморт и мертв, не стоит забывать о безопасности, ведь он может вернуться. Он почти прямо сказал людям о том, что Темный Лорд вернется, а пока они могут спокойно жить, до тех пор. И потому лучше не распускать орден. Когда собрание уже подходило к концу и слегка захмелевшие от выпитого волшебники стали готовится к уходу, явились люди, которые составляли почти половину выжившего ордена. Чета Поттеров, Блэк, оборотень Люпин, шпион в рядах Пожирателей Снейп, Петтигрю, напрямую заявивший, что не поддерживает идеи Темного Лорда, и Августа Лонгботтом. Судя по рассказам родителей и очевидцев того знаменательного события, Дамблдор быстро понял, что пахнет жареным. Наверное, после того, как взбешенного Люпина совершенно случайно не смогли удержать три здоровых мужика, и оборотень сломал очки директора вместе с носом.

Поттеры объяснили ситуацию другим членам Ордена — рассказали о том, как из-за «ошибки» одного человека на незащищенный дом было совершенно нападение. О том, что Дамблдор не позаботился о достойной защите. И в ультимативной форме объявили, что они остаются членам ордена Феникса, но лично главе ордена больше не доверяют. Об этом ему сообщили и остальные члены маленького отряда. Таким образом, в Ордене Феникса наступил раскол. Две чистокровные семьи и несколько орденцев стояли особняком от остальных, и во главе их стоял мой отец (хотя он изо всех сил старался передать этот пост Августе Лонгботтом). На основе этого и велась охота Уизли на нас — они ведь всегда были самыми ближайшими сторонниками директора Хогвартса. Рыжие изо всех сил пытались доказать, что мы выжили только потому, что нападение было подстроено как представление. Эти слухи, а также некоторые проверки, которые совершало Министерство по чьей-то анонимной наводке, подпортили репутацию нашей семьи. В конце концов, Министерство просто перестало обращать внимания на обвинения в сторону Поттеров, поняв, что все бесполезно. Чистокровное семейство несколько раз под сывороткой правды подтверждало свою невиновность. Сомнения вызывала только поддержка Поттером двух бывших пожирателей, но и это забылось.

Кстати, именно тогда бывшим врагам — Снейпу и Мародерам — удалось наладить вполне терпимые отношения. Что ни говори, а три дня в осаде с человеком, которого ненавидишь, даже беса превратят в котенка. После того, как семья Поттеров внезапно поддержала Снейпа и помогла ему вывернуться из опасной ситуации (в то, что он шпион сначала верили с трудом), Северус совсем успокоился и перестал вспоминать неприятные моменты из школьной жизни. После войны Снейпа то и дело звали на семейные ужины, просили о разного рода мелких одолжениях и услугах, иногда даже помогали ему в чем-то (а сам Северус вначале никогда напрямую о помощи не просил)... Слово за слово, услуга за услугу, ужин за ужином, и Северус сам не заметил, как стал членом нашей большой семьи. Апофеозом этого стало признание самого зельевара в том, что он являлся анимагом. После чего получил гордое прозвище Крылан и окончательно вписался в компанию. По завещанию, которое покоится в сейфе гоблинов-хранителей капитала Поттеров, Снейп будет похоронен вместе с остальными Мародерами. Он, кстати, когда узнал о карте Мародеров, сам усовершенствовал некоторые функции карты — например, более точное и подробное местоположение лабиринта подземелий и три скрытых хода. Его имя проявляется вместе с остальными на титульном листе...

Мои мысли прервал взрыв и неприятное ощущение на затылке. Я предельно медленно обернулся и коснулся рукой к взлохмаченным мокрым волосам на голове. В классе повисла тишина. Сидящие рядом с Золотым мальчиком студенты торопливо начали отодвигаться подальше.

— Минус десять баллов с Гриффиндора, Лонгботтом, вы не способны сохранить котел в целости даже за полчаса. Все свободны.

Все тихо встали и гуськом покинули класс, а я остался ждать, пока Снейп найдет подходящий очиститель и сотрет с моей головы противную жижу. Спасибо, Невилл.

— Никакого таланта... как можно зелье, подогретое на огне... оставить совершенно холодным... и с совершенно с другим составом!.. Что он варил на моем уроке, о великий Мерлин?..

Я терпеливо ждал. Когда Северус очистил мои волосы и освободил, угрюмо бурча что-то о дурацких делегациях, я быстро выскочил за дверь, едва успев попрощаться.

* * *

Разумеется, я опоздал. Получил замечание профессора МакГонагалл, встал куда-то в конец четвертого ряда и стал ждать. Ученики вокруг меня уже начали подрагивать от холода, и кто-то завистливо косился на мою раскрасневшуюся рожу. Впрочем, через пять минут я благословил свою задержку — в небе появилась черная точка, которая быстро превратилась в огромную карету, запряженную четверкой гигантских белых крылатых коней, чьи кровожадные взгляды, которые стали видны по мере уменьшения расстояния, заставляли окружающих усомниться в их вегетарианском рационе.

Карета, кажется, останавливаться не собиралась, плотоядные лошади бежали по воздуху, будто разгоняясь на посадку. Я мысленно подсчитал возможные потери — хорошо, что я не в первом ряду. Тем временем карета с оглушительными звуковыми эффектами (как будто Бомбардой в Протего зарядили!) врезалась в землю... нет, не врезалась — отпрыгнула от нее на некоторое расстояние, и после этого уже опустилась на все четыре колеса. Лошади пробежали еще несколько метров, постепенно замедляясь, складывая и снова выбрасывая в воздух могучие крылья и бросая мимолетные взгляды в нашу сторону. Я на всякий случай проверил, близко ли палочка. Делегация иностранной школы с каждой секундой нравилась мне все больше.

Через пару мгновений дверца сего убогого средства передвижения (по моему скромному мнению, конечно) резко открылась, какой-то паренек выскочил наружу, подал руку в карету, и оттуда выступила огромная... женщина. Брови у меня поползли вверх. Я, конечно, слышал про директора Шармбатона, но никогда не думал, что ее рост действительно настолько выдающийся. За медленно вышедшей мадам Максим высыпали француженки, как цыплята за мамой-наседкой — все хрупкие, маленькие, в тоненьких плащиках явно не по погоде. Они морщили свои кукольные лица, пытались укутаться в свои ненадежные одежды и что-то бойко обсуждали. Парень возле дверцы со смирением помогал каждой из них выйти в негостеприимную английскую погоду — даже солнца не было. Я втайне злорадствовал.

Вслед за девушками из кареты вышли остальные парни. Все как один подтянутые, но тоже не особо накаченные. Скажем так, чтобы стало ясно — французы они и есть французы. Однако по сравнению с мадам Максим, остальные ученики значительно блекли. Даже девушки, часть из которых была явно в родстве с вейлами. Красоту директора Шармбатона оценили все, особенно Хагрид. Французы, ежась на холодном ветру в своих легеньких накидках, больше напоминающих целомудренные пеньюары, достаточно громко обсуждали убогость местной погоды. Дамблдор приветствовал гостей едва заметной кривой улыбкой — он тоже владел французским. Я на этом языке говорил очень плохо, значительно лучше его понимал — каникулы во Франции все же имели место.

— Мадам Максим! Я счастлив видеть вас здесь! Добро пожаловать в Хогвартс! — сказал Мистер Лимонная Долька по-английски и галантно поцеловал руку великанши. Меня передернуло. Никогда не буду политиком, даже если это будет единственным, что я должен буду делать.

— Ал’бус! — женщина смутилась и продолжила. — Мои ученики заме’зли по пути сюда, мы не могли бы подо’ждать Ду’хмст’ханг в более под’ходящем месте?

— Конечно, мадам! — Дамблдор кивнул и отпустил руку Максим. — Мистер Филч вас проводит, можете устраиваться в Большом зале.

— Еще нужно будет нако’хмить моих коней, ди’хектор. — Мило улыбнулась француженка.

— О, наш лесничий Хагрид справится с этим! — заверил ее Альбус Дамблдор. — Идите, вы простудитесь.

Не повезло французам. Если бы меня в незнакомой стране провожал до замка такой тип как Филч, я бы написал жалобу в Комитет Международного Сотрудничества. Однако шармбатонцы не успели отойти на приличное расстояние, когда забурлило озеро, и, невзирая на холод, все-таки остались посмотреть.

Все мое внимание сразу переключилось с завхоза на вылезающую из-под воды мачту. Еще несколько мгновений — и величавый могучий корабль гордо возвысился над прежде спокойной водной гладью, над которой сейчас гуляли исполинские волны, разбрасывая брызги во все стороны. Он величаво подплыл к берегу, давая зрителям рассмотреть себя со всех сторон. А смотреть действительно было на что. Несмотря на то, корабль явно был магическим, вид он имел весьма... своеобразный. Коготь на правой лапе даю, он точно пробыл под водой без магии не меньше сотни лет — древесина была набухшей, и даже с берега было видно, что большая часть её просто сгнила. Слои зелёных водорослей щедро прикрывали небольшие дыры на палубе и свисали с мачт, словно старые плащи дементоров (я так и представил — плащи, которые повесили на сушку после стирки... дементоров... да еще и зеленые... да здравствует дурь!). В общем, корабль был больше похож на огромный скелет какой-то экзотической глубоководной рыбы. Особенно это подчеркивали тусклые огни в иллюминаторах — точь-в-точь многоглазое чудовище...

Итак, якорь брошен, трап опущен, толпа молодцев-красавцев дурмстрангцев во главе с холеным директором спускается к застывшей толпе учеников...

...Как только школьники заметили среди студентов Дурмстранга Виктора Крама, они как с цепи сорвались. Что-то приветственное кричал Финиган, прыгал на месте от восторга Криви, махали руками близнецы Патил... Дамблдору потребовалось несколько минут на то, чтобы успокоить разбушевавшихся детей, за чем очень внимательно, и не без внутреннего злорадства, следили другие директора. Когда же стало относительно тихо, до Дамблдора, наконец, добрался директор Дурмстранга. Я следил за ним задумчивым взглядом. Игорь Каркаров, в прошлом Пожиратель смерти... Вот и все, что о нем известно. Отчего же такое зудящее чувство чуть пониже спины?..

Когда с объятьями и формальностями было покончено, мы всей дружной и неорганизованной толпой ринулись в замок. Хорошо, что я опоздал — не пришлось долго мерзнуть.

* * *

В своих тревожных размышлениях о том, что я помнил и забыл, я совершенно перестал обращать внимание на окружающий мир. Мозговой штурм, учеба, домашние задания, проклятия на завтрак и прочее выбили меня из реальной жизни. Например, я совершенно не заметил, как преобразился Хогвартс. Школа буквально сияла. Каждый доспех, каждая створка, каждая железка были хорошо смазаны и протерты. Из укромных уголков и темных закутков исчезла вся паутина и грязь. Ковры перестали плеваться пылью при каждом шаге. Рамы картин, да и сами картины подверглись тщательной мойке. Пивза Призрачная Сборная Хогвартса затолкала в какой-то дальний угол — не то на чердак Восточной башни, не то в старое подземелье, служившее спальней Салазара Слизерина. Жаль.

Но, самое главное, разумеется, это Большой зал. Над каждым столом теперь висел герб факультета, а за столом преподавателей гордо пестрел герб школы. Наш серебряный змей нагло щерился на взбешенного гриффиндорского льва, в то время как рейвенкловский ворон задумчиво клевал огромную букву «H» посередине, а хаффлпафский барсук добродушно следил за всем этим бардаком. Красота. Прямо слезы умиления навернулись. Я попытался заставить змея укусить барсука, но в ответ на мое заклинание пресмыкающееся самодовольно моргнуло и отвернулось. Наверняка Блэк подстраховался.

В большом зале было необычно много народа. Отдельных столов для делегаций школ не было, поэтому им оставалось только подсаживаться к другим. После небольшой заминки, французы поплыли в сторону синего стола, а болгары дружным строем направились к нам, что вызвало целую бурю негодования от львятника. «Завидуйте молча, курятник!» — подумал я, не пряча ухмылки.

Наконец, все ученики расселись. Преподаватели и зарубежные гости нашли себе места и тоже смогли пристроиться. Оставалось только два пустых кресла, которые притягивали взгляды, но и это обещало скоро решиться.

— Добрый вечер, леди, джентльмены и привидения, а главное, наши гости, — завел свою волынку старый маразматик. Я привычно зевнул и подпер щеку рукой, вызвав несколько недоуменных взглядом от северных гостей. — С превеликим удовольствием приветствую вас в Хогвартсе! Уверен, что вы хорошо проведете у нас время. Не сомневаюсь, вы уже успели оценить удобства нашего замка!

На этих словах, одна из шармбатонских девушек, закутанная в шарф по самые глаза, демонстративно фыркнула. Я покосился на стол рейвенкловцев и, достаточно громко для наших столов прокомментировал:

— Бедняжка, перепутала рейсы. Кто же знал, что в Англии нет экватора...

Послышались едва сдерживаемые смешки. Дурмастрангцы старательно прятали глаза и преувеличенно внимательно разглядывали потолок. Наши хогвартские ученики улыбок не прятали — они-то уже привыкли к моим выходкам... Шармбатонка, услышав мою реплику, залилась краской до корней волос — это даже за шарфом было заметно, — и бросила на меня злой взгляд. Ну вот. Опять на меня девчонка взъелась. Неужели придется на Святочный бал идти с Серой дамой?..

Меж тем девушка распустила свой шарф, взмахнула светлыми волосами и посмотрела на меня... Твою мать! Это же надо было, перебежать дорогу вейле... Я заставил себя не отводить взгляда от её лица, чувствуя, как действуют чары. «Я пальма, я пальма... Выкуси-ка, фиг тебе, а не слюнявый раб...» — вертел я в голове одну мысль. Ухмылка стала немного напряженной, но я изо всех сил держал себя в руках, не поддаваясь на чары. Окклюменции меня когда-то, кажется, учили... Пять минут гляделок — и девушка, с откровенным рычанием, отводит от меня свои прекрасны серы очи... Тьфу, напасть...

Тем временем директор быстро закончил свою речь и открыл начало пира. Еда как обычно появилась на своих тарелках, вызвав волну изумления среди гостей. Ну да, это нам не привыкать есть из золотых тарелок, а этим все в новинку. Хотя, нас тоже нашли чем удивить. Некоторые блюда я знал — всплывали в памяти какие-то урывки, наверное из Франции. Но были такие, к которым я не решился даже притронуться. Вот дурмстрангцы наоборот — налегали так, что за щеками трещало. Конечно, они не ели так, как это делают некоторые гриффиндорцы — так, что по всему залу летят крошки и куски непрожеванной пищи, — а с достоинством саранчи пожирали все. Особенно спешно ушла какая-то белесая субстанция, со странным названием «сало».

Тарелки очистились и вновь наполнились вторым блюдами. На этот раз я дал себе немного воли и остался доволен. Когда пир, наконец, подошел к концу, множество пар глаз устремили взгляды на директора Хогвартса.

— Торжественный миг приблизился. Турнир Трех Волшебников вот-вот будет открыт. Перед тем как внесут ларец, я хотел бы коротко объяснить правила нынешнего Турнира. Но прежде позвольте представить тем, кто не знает, Бартемиуса Крауча, главу Департамента международного сотрудничества...

Я резко обернулся к человеку, на которого указывал Дамблдор. Я и не заметил, когда он занял свое место слева от мадам Максим. Когда-то давно, в бытность свою начальником отдела Правопорядка, он хорошо потрепал нервы Северусу и всем нам — как возможным приспешникам Темного Лорда. Позже, когда отец достаточно долго работал в Аврорате, он трепал нервы только ему — не то из мести, не то еще по какой-то причине. Факт был на лицо — любое дело, проходящее к Краучу от аврора Поттера, рассматривалось, чуть ли не всем Визенгамотом. Он имел все шансы стать министром магии, но пролетел из-за грязной истории с сыном. Кажется, сын оказался Пожирателем Смерти, которых его отец видел во всех, кроме него...

Встретив мой взгляд, Крауч некоторое время смотрел мне в глаза. Он был несколько заторможен, и узнал меня (внешность у меня больно говорящая) только спустя пару минут. В его глазах мелькнуло узнавание и Крауч едва заметно понимающе усмехнулся. Черт, Северус, тебе везет сидеть к нему ближе всего. У тебя случайно нет какого-нибудь яда? Или слабительного...

Люди вокруг вдруг захлопали. Я моргнул и огляделся. Рядом с Каркаровым восседал сам Людо Бэгмен — шулер, картежник и банкрот. Но обаятельный, почти как я, а потому популярный.

— Филч, ларец, пожалуйста.

Старый завхоз, надувшись от гордости и тяжести, внес в зал свою ношу. Богато украшенный жемчугом, сделанный из старого дерева, ларец привлекал к себе необъяснимое внимание. Ученики, особенно первый курс, чуть ли не на головы друг другу лезли, чтобы только взглянуть на старый сундук.

— Инструкции к состязаниям уже проверены мистером Краучем и мистером Бэгменом. Для каждого тура все готово. Туров — три, состязания основаны исключительно на школьной программе. — Я поморщился и скучающе зевнул. Ну, если исключительно по школьной программе... Тогда смотреть там будет точно не на что... — Чемпионам предстоит продемонстрировать владение магическими искусствами, личную отвагу и умение преодолевать опасность. В Турнире, как известно, участвуют три чемпиона, по одному от каждой школы-участницы. Их будут оценивать по тому, как они справились с очередным состязанием. Победителем станет чемпион, набравший во всех турах самое большое число баллов. Участников Турнира отбирает из школьных команд беспристрастный выборщик — Кубок огня.

Из ларца медленно вытащили небольшой по размеру кубок. Артефакт загадочно мерцал синими сполохами огня, завораживая и притягивая взгляды. Я зажмурился и помотал головой, пытаясь сбросить наваждение. Почему-то этот кубок напомнил мне о взгляде удава. Завороженный этим зрелищем кролик замрет перед хищником и забудет об опасности... Видать, это очень старый артефакт. Интересно, из какой дыры его откопали?..

— Желающие участвовать в конкурсе на звание чемпиона должны разборчиво написать имя и название школы на куске пергамента и опустить его в Кубок. На размышление дается двадцать четыре часа. Кубок будет стоять в холле до завтрашнего вечера. И завтра вечером выбросит в языках пламени имена чемпионов, которые примут участие в Турнире Трех Волшебников. Конечно, избраны будут достойные из достойнейших. Кубок будет доступен всем, кто хочет участвовать в Турнире. К участию в Турнире допускаются только те, кому исполнилось семнадцать лет. А чтобы те, кому нет семнадцати, не поддались искушению, я очерчу вокруг Кубка запретную линию. Им пересекать эту линию запрещено. И последнее: желающие участвовать в конкурсе должны помнить — для чемпиона обратного хода нет. Чемпион обязан пройти Турнир до конца. Бросив свое имя в Кубок, вы заключаете с ним магический контракт, который нарушить невозможно. Посему хорошенько взвесьте, действительно ли вы хотите участвовать в Турнире. Вот, собственно, и все. Теперь, друзья, самое время идти спать. Всем доброй ночи.

Я фыркнул и повернулся к дурмстрангцам. Ученики вокруг завозились и засобирались, готовясь отправиться по гостиным. Наши гости наверняка будут спать в замке — Дамблдор не такой же дурак, чтобы не уделить им по комнате. Ну, а раз уж они будут проводить ночь здесь, почему бы и не показать им замок? А экскурсия по школе ночью — что может быть загадочнее?..

— Эй, из Дурмстранга! — негромко окликнул я. Гости северной школы мгновенно переключили внимание на меня. Слизеринцы, братья мои по духу, скрыли свои ухмылки за постными рожами и нарочито медленно засобирались в спальни. Обожаю девиз «Все, что происходит в факультете, остается в нем»! — Через полчаса экскурсия по Хогвартсу. Слабо нарушить режим?

Хорошо, что меня не слышал Сириус... Он бы мне башку оторвал...

Северные гости бросали на меня оценивающие взгляды и уходили следом за своим директором. Клык даю, в подземелья направились. Там свободных помещений много, можно хоть пару факультетов организовать.

* * *

Разумеется на экскурсию пришли не только дурмстрангцы. Слизеринцы, как самые благородные рыцари, решили мне помочь. То есть, всю славу тихонько перетянуть на себя. Террариум, что поделаешь...

Обозрев с высоты потолка моих «подопечных», я раскрыл свой болтливый рот и начал речь...

— Приветствую вас, наши северные гости. Предупреждаю сразу — у нас замок обогревается, поэтому оставьте верхнюю одежду во-о-он той чернокожей мартышке — она посторожит... — я лениво отбил брошенное в меня Забини проклятие и продолжил. — Сейчас мы с вами топчемся где-то под Черным озером. Подземелья замка располагаются во все стороны и уходят за пределы замка. У нас есть легенды о том, что есть туннели, ведущие аж за Запретный лес, куда-то в страшное и заброшенное место. Но такой туннель никому не удалось найти, так что мне не удастся запереть вас где-нибудь. А жаль, тогда победа Хогвартса была бы гарантированной...

Половина дурмстрангцев косилась на меня ошарашено и настороженно — «Что это за зверь? Он не кусается?», а другая бросала оценивающие взгляды и довольно посмеивалась.

Я плавно спустился на пол и пошел к выходу. Экскурсия продолжалась. Я постепенно поднимался все выше и выше, по дороге теряя гостей. Ну да, я совершенно случайно забывал их предупредить об двигающихся лестницах, исчезающих ступеньках, путешественнике-В-доспехе, Пивзе, растяжке и Кровавом Бароне. Как прирожденный экскурсовод я не отвлекался на всякие мелочи.

Когда мы дошли до Астрономической башни, от моей группы осталось пять человек. Они осматривались с любопытством маленьких детей. Пронаблюдав эту умилительную картину, несколько минут, я сам оперся о перила и стал смотреть на Запретный лес. В комнате повисла блаженная тишина, только гости переговаривались между собой на своем языке в полголоса.

— А ты смешной. Тебя бы приняли в Дурмстранге. — послышался рядом со мной хриплый голос. Мне даже поворачиваться было лень.

— Я сам не захотел идти туда. У меня было слишком много друзей здесь, в Хогвартсе, еще до поступления. Да и к тому же, я пребывал в счастливом неведении, что «лучшая школа Британии» может быть на самом деле «единственной школой Британии».

Я, наконец, покосился на своего собеседника. Кривой нос, нахмуренные брови, суровые черты лица — ма-а-атушки святы, со мной заговорил сам Виктор Крам! Нотт повесится на собственном галстуке, если я скажу об этом.

Крам, меж тем, казался удивленным.

— Единственная? У нас волшебных школ несколько. Но наша слава вполне заслуженна. — Он говорил на хорошем английском, но фразы у него были рубленные, короткие.

— Вам повезло. У нас слишком занижена программа. Нет предмета «Темные искусства», есть только «Защита» от них. Древние Руны у нас как дополнительный предмет. Я уже жалею, что не пошел учиться к вам.

Мы помолчали. Свежий воздух приятно холодил голову, изрядно потяжелевшую и опухшую то последних дней и мыслей. Гремучая Ива зябко ежилась на этом ветерке где-то в стороне от Леса. Я лениво глянул на неё и заметил темный силуэт. Черт возьми, скоро полнолуние же. Эх, жаль, я хотел ведь помочь Ремусу...

— Виктор Крам. — внезапно заговорил мой собеседник, изрядно меня напугав и заставив вздрогнуть. Я повернулся к нему и увидел протянутую широкую ладонь. Усмехнулся краешком рта и пожал ему руку.

— Гарри Поттер. Рад знакомству.

Крам попытался улыбнуться в ответ (не очень хорошо получилось) и вновь стал смотреть на пейзаж за окном. Я тихонько отошел в темный уголок и достал Карту Мародеров. «Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость». Пришлось зажечь свет на кончике палочки, чтобы разглядеть приветствие Мародеров. «Хвост, Крылан, Лунатик, Бродяга и Сохатый приветствуют тебя и представляют карту Мародеров». Я с нежностью погладил старый пергамент. Эта штука не раз спасала меня от Филча и преподавателей... Я развернул карту и нашел Астрономическую башню. Спустя секунду я быстро свернул пергамент, убрал с него карту, потушил свет и вернулся к дурмстрангцам.

— Уважаемые туристы. Я с прискорбием вынужден вам сообщить, что наша экскурсия завершается. Сюда идет наш смотритель и жизнь в вашей ледяной зиме с белыми медведями покажется вам раем, если вы все немедленно не последуете за мной обратно. Всего хорошего.

С лестницы мы, разумеется, полетели кувырком — кто-то из последних ребят споткнулся и налетел на следующего, и так по цепочке дошло и до меня. Лестница была очень длинная. Филч, судя по карте, был уже на подходе к башне, и наш ускоренный спуск только упростил нашу возможность спастись. Каким-то чудом мы даже не переломали себе шеи.

Когда наш спуск закончился, и мы все, вшестером, лежали на каменном полу у подножья лестницы, со стороны коридора послышались шаркающие шаги и тихие звуки радостного урчания. Я выругался сквозь зубы, вскочил на ноги, двумя руками ухватил за шкирки двоих гостей, быстро запихнул их под лестницу, дал пинка Краму в том же направлении и присоединился к иностранцам. Двоих оставшихся гостей ждать долго не стали — на четвереньках, торопясь и спотыкаясь, подбежали к нам. Мы затихли.

— Что там, миссис Норрис? Ты нашла этих жалких нарушителей правил?

Кошка первой подошла к лестнице и начала медленно обходить её. Увидев нас, она остановилась и долго смотрела. Конкретно так смотрела, похоже, мне в глаза. Пантера в моей голове мрачно облизывалась и предвещала скорый поздний ужин из свежего кошачьего рагу.

Но кошка внезапно дернула хвостом и торопливо засеменила прочь. Филч, что-то недовольно бурча, последовал за ней. Мы еще некоторое время просидели под лестницей, а затем потянулись в сторону подземелий. Стараясь смеяться потише, мы прошли через весь замок, рассказывая друг другу школьные истории и страшилки. Честное слово, мне больше не хотелось подвешивать этих ребят за лодыжки на виадуке!

В последнее время я повадился навещать Люпина. За чаем мы могли обсуждать что угодно — от каких-то воспоминаний, до нынешних сплетен. Почему именно Рем? Наверное, потому что ни Северус и Сириус особым терпением не отличались. А вот оборотень помог мне разобраться в себе.

Хм, наверное, стоит объяснить поведение Ремуса в Больничном крыле. Он на самом деле не всегда такой. Раз в месяц, в полнолуние, когда он превращается в волка, ему... немного сносит крышу. Ненадолго, примерно на сутки, но и этого хватает, чтобы насладиться непередаваемыми ощущениями общения с жизнерадостным психом. Сириус в образе пса примерно такой же.

В одно из таких чаепитий речь зашла о моих выкрутасах в кабинете Северуса и подозрениях о том, кто и зачем стер мне память.

— Ты понимаешь, я слегка погорячился... даже не слегка, хорошо, признаюсь... Просто, я устал все в себе держать, а кому довериться — не знаю. Вот и решил проверить Сириуса и Сева на предмет доверия. Ну, разумеется, разозлился, когда они ответить не смогли...

— Это понятно, почему не смогли. Понимаешь, это как-то непривычно — видеть тебя, и знать, что ты про нас не помнишь. Они растерялись, как первокурсницы перед гигантским кальмаром, подумали, наверное, что ты их разыгрываешь... — вздохнул с ухмылкой Рем, поглаживая загривок большого черного кота, лежащего у него на коленях.

— М-да... Это мне в голову не приходило... Ну, может ты тогда ответишь на мои вопросы? — как-то шутливо спросил я, при этом с чего-то внутренне напрягаясь. Да здравствует паранойя!

— Ну, хорошо, давай, задавай свои вопросы.

Я отставил чашку и задумался, пытаясь вспомнить, чего бы мне хотелось узнать. Вечно ведь так — когда пытаешься найти нужный вопрос — он в голову уже не приходит. Равномерное покачивание черного пушистого хвоста гипнотизировало, и я даже отвлекся от своих дум. Кот на коленях оборотня смотрел на меня равнодушно и пронзительно, как и все кошки мира. Но сколько животное ни смотрело на меня, я сам не мог никак уловить цвет его глаз. То мне мешали отблески из окна, то неудачный поворот головы самого кота, но, даже глядя прямо в глаза зверя, я не видел цвета его радужки — только черный кругляш зрачка. Однако своей цели я внезапно достиг — вспомнил, что меня волновало.

— Фотография. Дома, у меня в комнате, висела фотография. Я... Джонатан, мама, папа, вы втроем и еще один мужчина... Невысокий такой, со светлыми волосами...

Ремус внезапно перестал гладить черное чудовище. Он замер, глядя в окно, в какую-то неведомую даль, погруженный в собственные мысли. В повисшем молчании я успел выпить чай до половины, а кот — выпустить немаленькие коготки и начать неторопливо, со вкусом, теребить штаны на коленях Люпина. Я только диву давался, как он может оставаться невозмутимым, когда такая зверушка крошит твою кожу и штаны в тряпки?

Внезапно, словно очнувшись, Ремус взял со стола чайник и подлил мне в чашку кипятка. Другой рукой он начал интенсивно чесать кота за ушами, из-за чего тот сразу убрал когти и громко заурчал.

— Знаешь... Лучше ты сам, наверное, вспомнишь. Если я тебе сейчас все расскажу, то это просто заменит твои воспоминания, а этого лучше избежать.

— Ну... может быть. Но если ты начнешь рассказывать, возможно, я тоже начну вспоминать, не так ли? — с хитрым прищуром спросил я.

Оборотень коротко рассмеялся немного лающим смехом и покачал головой.

— Не-е-ет, Гарри, нечего тебе делать в Гриффиндоре. Ладно, я начну рассказывать, когда ты сам начнешь вспоминать. Идет?

Я безразлично пожал плечами. Видно действительно самому придется вспоминать...

— Хм... а если я скажу... что... Пит ведь крыса? — неожиданно даже для себя выпалил я и тут же удивленно захлопал глазами. По-моему, это уже когда-то спрашивал...

Люпин улыбнулся и дал мне легкого щелбана.

— Вот видишь, сам вспомнил... Даже вспомнил, как ты его называл, когда был маленьким!

Я залился краской.

— Ну, а как я должен был называть Пит... Питера? Ой...

— Давай, давай, вспоминай. Мне же меньше языком трепать.

— Ты же любишь поговорить!

— Но и моему языку нужен отдых! Вспоминай, давай!

Я надулся и начал послушно вспоминать. И рассказывать.

— Пит... Я всегда называл его так... потому что он отказывался от кликаться на дядю Питера... В отличие от некоторых! — я бросил на «дядю Лемуса» обиженный взгляд из-под челки и продолжил, — и... мы с ним часто играли. В прятки там... Я еще удивлялся, как ему удается так хорошо прятаться, что я никак не мог его поймать! И... я решил провести расследование...

Люпин захохотал. Кот на его коленях обиженно мяукнул и попытался хвостом попасть ему в рот. Ремус начал отплевываться от черной шерсти, не в силах прекратить смех.

— Расследование... ой, не могу... Так вот как у тебя это называлось...рас....расследование... Кто бы мог подумать...

Я обиделся. Меня оскорбили в моих лучших детских чувствах!

— Бегал все за нами... Пытался выпросить секрет «ловкого Пита»... и гадости нам делал, если мы не отвечали... Пока Джеймс по дури рогами потолок едва не пробил, все не отставал. А потом засел в тихом углу и стал думать. Мы уже... испугались, что ты нам какую-нибудь Великую Пакость придумал, а ты, оказывается, думал! И правильно придумал. Сириуса обозвал... вшивой дворняжкой... Меня — морщерогим кизляком... А Джеймса... великий Мерлин, зачем ты напомнил... сивкой-буркой... То есть, назвать то ты хотел его так, но получилась-то сивая булка!..

Я не выдержал и захохотал вместе с Ремусом. Да... А что тогда с Северусом? Я задал этот вопрос Люпину, чем поверг его в истерику. Но ответ я получил.

— Сев... Сева... Ты его назвал... мохнатой... мохнатой тварюшкой...

Я со стоном сполз со стула. Ядрены помидоры... мохнатой тварюшкой... крылана... а оборотня — морщерогим кизляком... Детское воображение творит чудеса. Видно, я был ребенком с очень большой фантазией. Хотя, почему «был»? Я со всхлипом вернулся на свое место и, хихикая, начал пить чай, чтобы успокоиться. Люпин пытался сделать также. Мы помолчали, успокаиваясь.

— Между прочим, — внезапно заговорил Ремус, в очередной раз наполняя наши кружки, — из всех нас дядей ты называл только Северуса.

— Почему? — полюбопытствовал я, рассматривая свой чай.

— Кхм... Ну подумай. Однажды ты назвал Северуса, в его же присутствии «Севом». Он такого нахальства и наглости простить не смог. Ну и...

Ремус не договорил, пожал плечами и уставился на меня из-за чашки хитрыми глазищами. Ясно, опять самому вспоминать придется...

— Я назвал его Севом... и он очень рассердился... и дал мне подзатыльник.

— Да, так и было. А дальше? — закивал Рем.

— Э... А дальше... рассердилась мама... — я заулыбался от этого воспоминания.

Впервые с начала этой дурацкой истории с амнезией я вспомнил маму такой... живой. Не светлой тенью, которая окутывает тебя теплом и светом, а именно настоящую маму, которая гонялась за Северусом по всему дому, и пыталась проклясть его, пока отец, лежа на диване, бился в истерике вместе с остальными Мародерами. Мама потом провела со мной воспитательную беседу — с волшебной палочкой в одной руке и папиным ремнем в другой. Разумеется, никто меня в тот вечер бить не собирался, но отцовский ремень в связке с маминой волшебной палочкой творил чудеса и удваивал мою концентрацию. С того вечера я называл Северуса «Севом» только тогда, когда его не было в радиусе километра от дома.

— И это притом, что всех остальных я дядями почти не называл... — пробормотал я. — Тебя я пытался сначала называть Ремусом, но им было слишком длинным для меня. Я пробовал назвать тебя Мус, но тут уж вы почему-то ржали. А потом...

— А потом ты упорно выговаривал букву «Р», обращаясь ко мне. — Люпин улыбнулся воспоминаниям. — А то все Лем, Лем...

Я хихикнул, припоминая, что проблемы с «Р» были еще и при имени Сириуса. Его имя мне тоже показалось слишком длинным, и я его укорачивал. В результате получалось «Сили».

Я бросил взгляд на Ремуса. Он вновь смотрел вдаль, не обращая внимания на недовольство кота, который вновь начал теребить когтями ткань штанов. Я несколько минут любовался его отсутствующей физиономией, а затем озвучил то, что только что пришло в голову.

— Он умер, да?

Рем медленно кивнул, не отрывая взгляда от окна. Он полностью погрузился в какие-то свои воспоминания. Грустные, должно быть.

— С этой чертовой меткой ему был заказан путь в аврорат. Питу нужна была работа. Не знаю, каким ветром занесло его в Отдел Тайн... Мы все видели, что это ему нравится. Действительно нравится, а не просто занимает время. У него каждый раз чуть ли не глаза блестели, когда он рассказывал об этом. Нет, никаких тайн он нам не выкладывал, но при этом так вдохновенно рассказывал об изучениях того или иного предмета... А потом один из их экспериментов вышел из-под контроля. Питер вместе со своей напарницей Элианной Лавгуд погибли из-за взрыва...

Да, теперь в моей голове начала медленно, неуверенно выстраиваться цепочка воспоминаний. Питер погиб, когда мне было десять, то есть, четыре года назад. Я очень сильно переживал из-за его смерти. Помню, через несколько месяцев после этого я случайно наткнулся на боггарта... это было ужасно. В десять лет я больше всего боялся, что погибнут все мои родные — родители, брат, Северус, Сириус и Ремус. К тому же, боггарт напоследок показал мне восставший труп Пита, который требовал моей крови... Отец был в бешенстве из-за того, что в доме прописался боггарт, даже заклинания перепутал и вместо риддикулуса использовал инсендио. Нам пришлось покинуть летнюю резиденцию и переехать в мэнор — меня сильно мучили кошмары из-за нахождения в том же доме. Для того, что бы убрать последствия этой встречи меня сначала хотели положить в Мунго, но тут помог Северус. Я не знаю, какой у меня сейчас боггарт, потому что воспоминания об экзамене в прошлом году были несколько мутноваты.

Я потряс головой, возвращая себя в реальность. Совсем нюни распустил...

— Лавгуд... По-моему, я где-то её видел... Точно! Третьекурсница с Рейвенкло, все время ходит с Уизли...

Рем улыбнулся весело и устало. Видимо, воспоминания о смерти друга все еще сильно давили на него.

— Ты так внимательно следишь за младшекурсницами... Мне стоит забить тревогу?

Я пару секунд недоуменно смотрел на оборотня, а затем, поняв, о чем он говорит, возмутился. Я раскрывал и закрывал рот, не находя нужных слов, чтобы передать всю силу моего возмущения. За кого он меня принимает?! Этот озабоченный оборотень! Этот... блохастый волчара!

Глядя на мою, не сомневаюсь, ужасно смешную рожу, Ремус вновь расхохотался, и грустная атмосфера за нашим столом тут же разрядилась. Черный кот вновь громко замурлыкал, а я почувствовал, что готов выпить еще чашечку чая. Одну, только одну...

— Кстати, а ты знаешь, как нас называли твои родители? Дядечки-нянечки. Северус долго бесился и упирался, а потом смерился — понял, наконец, что отнекиваться от того, что происходило без малого пять лет бессмысленно. Когда тебе было два годика, ты устроил Джеймсу сотрясение мозга.

— Как? — Я изумленно заморгал.

— Погремушкой.

Вновь взрыв хохота, сквозь который Люпин продолжал рассказывать об этом эпичном происшествии.

— Ты был ужасным ребенком с детства. Беспокойный, вечно что-то творящий... Джеймс в тот раз остался с тобой один на один — у Лил был срочный вызов, а мы... опоздали. Когда мы пришли в гости, половина дома была перевернута с ног на голову, и среди всего этого бардака очаровательный малыш с черной челкой самозабвенно бил погремушкой по бесхозной макушке, лежащей в кучке мусора. Оказалось, что Джеймс твердо вознамерился тебя не выпускать, но вот разжать хватку, когда потерял сознание так и не смог. Когда мы вызвали Лили, она нам сначала не поверила. А потом пришла домой и... в общем, досталось всем.

Я покачал головой в четной попытке смахнуть слезы. Узнавать о себе такое на ничего не помнящую голову — это нечто.

— Помню, когда мы показали тебе в первый раз карту Мародеров, у тебя так сияли глаза... Джеймс собирался подарить её тебе на Рождество, однако уже в середине сентября обнаружилось, что карта каким-то волшебным образом испарилась из сейфа в его кабинете, вместе с мантией неведимкой, Феликсом Фелицисом, проклятой книгой Морганы и солидным мешком золота. — Я хмыкнул, представив себе такую картину. Да-а, я по мелочам не разменивался. Меж тем Рем продолжил, — Разумеется, тебе пришлось вернуть все, кроме карты. Вместо неё ты отдал неплохо сделанную подделку, которая показывала только титульный лист. Джеймс пытался забрать у тебя карту трижды, пока не махнул рукой. Зато на Рождество он отдал тебе мантию-невидимку, и после этого у всех преподавателей одновременно заболели головы. Куда-то постоянно пропадали ингредиенты из запасов Северуса, красивые, и к счастью, бесполезные растения из теплиц Помоны, вредноскопы Сириуса... Дальше — больше. Трижды срывался урок Трансфигурации из-за того, что Минерву находили в невменяемом состоянии в компании с миссис Норрис. Какой-то шутник забросил в кабинет директора пикси, который наводил так огромный беспорядок. В гостиной Гриффиндора нашли дохлого ужика, который привел львятник в крайнюю степень ужаса и паники... Ты случаем не знаешь, кто это мог быть?

Я невинно помотал головой и, для пущего эффекта, похлопал ресницами.

— Не-а, не помню. То есть, не знаю, кто это мог быть, Лунатик.

Рем рассмеялся и, протянув руку, насколько мог, потрепал меня по голове, слегка придавив кота на коленях. Тот поморщился, но пасти не открыл.

— Не переводи стрелки. В наше время мы до такого даже не додумывались. Наша фантазия, по сравнению с твоей, вообще рядом не стояла.

Кот — или пантера? — внутри меня горделиво вскинул нос. Да, такой вот я! Единственный в своем экземпляре. Такие как я рождаются раз в сто лет! Нет, даже в тысячелетие! Я один такой на весь белый свет и не намерен терпеть конкурентов. Всех изведу. Мрям.

А еще я любопытен. Да, горд чрезмерно, но любопытство перевешивает.

— Я уже у тебя два часа сижу, и все жду, когда ты, наконец, представишь этого страшного зверя, что нагло устроился на твоих ногах. Не устал притворяться рассеянным?

Рем удивленно захлопал глазами и посмотрел на кота, которого автоматически продолжал гладить. Вид у моего «дядечки-нянечки» был весьма забавный. Профессор УЗМС, кажется, сам забыл о зверушке, что было за гранью моего понимания. Или доверия.

— Хм... Это?.. Знаешь, а я ведь действительно забыл о нем. Значит, не врут древние легенды...

А еще у меня в заднице растет огромный кактус, который знакомые мне люди любовно кличут «Шилом».

— Ну?.. Ты будешь рассказывать или нет? Что за легенды? Что за кот? Откуда он у тебя? И почему мне пришлось напоминать о его существовании тебе? Ты, насколько я помню, амнезией не страдаешь. Даже наоборот — если ты два часа к ряду не заговорил о каком-то звере — значит ты болен...

— Ну, ну, не преувеличивай... Хотя, да, такая мечтательность мне не свойственна... — Рем, встретив мой разъяренный взгляд, сдался и, усмехнувшись краешком губ, начал говорить. — Это существо, своего рода... призрак. Не удивляйся, сейчас он вполне материален, ты можешь его даже погладить, если он сам не будет против. Однако его вид — вид кота, как сейчас, — это одна из форм. Этот зверь может явиться к людям в любом виде — собаки, змеи, крысы... Однажды он явился даже в виде льва, а в другой раз — дракона. Его отличительно чертой является черный окрас. Я никогда прежде не встречал этот вид, только читал о них в древних легендах...

Я скептически посмотрел на кота, который ответил мне совершенно пофигистическим взором. Цвет его глаз я вновь не смог уловить, что, признаюсь, немного пугало.

— Я думаю, ты и сам слышал об этом призраке. — Я недоуменно поднял бровь. Вроде бы, ничего подобного я не слышал — ни после амнезии, ни до неё. — Черная собака. Никого не напоминает?

Черная собака. Грим. Сириус любит пошутить по этому поводу, ведь его анимагическая форма очень похожа на грима.

— Думаешь, что грим — это форма этого кота?

— Нет, я думаю, что очень часто грима путают именно с этим призраком. Я, конечно, не видел собачью форму этого существа, но по описанию в сказках, грим — это... «огромная лохматая черная собака с ярко-пылающими красными глазами. Его рост не уступает росту быка, а клыки размером с локоть. И каждый, кто увидит его, встретит взглядом своим смерть». — Процитировал Рем историю. Я почувствовал, как по спине промаршировал строй мурашек, и постарался побыстрее отогнать от себя это ощущение. Видно, мама в детстве рассказывала мне сильно урезанную сказку. — Если привести другие примеры... Черная кошка. Самая распространенная легенда в Англии. Спутник ведьм, которых жгли на кострах вместе с хозяйками. Хотя, изначально это была не такая история. В более старых преданиях рассказывается о ней жалостливее. Хозяин не смог взять черную кошку с собой и оставил её в старом доме, переехав в новый. Через месяц его новый дом сгорел, и хозяин погиб. А черная кошка отправилась на его поиски и до сих пор бродит по миру, разыскивая человека... Если привести еще один пример, то черные, или, если быть точным, серые крысы принесли чуму, то есть страх и смерть. Таких историй много...

— Гм, давай пока остановимся на этих. — Я слабо улыбнулся, чувствуя, как к лицу приливает кровь. Спрашивается, чего я испугался? Сам не знаю. Наверное, это умение Ремуса говорить о страшных вещах самым страшным голосом. Сказочник. — Ну, тогда все равно я больше склоняюсь к тому, что перед нами — грим. Страх и смерть — это его спутники.

— Нет, ты не прав. По легендам...

— А у нас пред глазами как раз ожившая легенда.

Люпин нахмурил брови и смешно выпятил губу — точь-в-точь обиженное дите, у которого отняли интересную игрушку. Ему лишь бы поспорить на какую-нибудь тему. А я не сильно горю желанием обсуждать эту зверушку.

— И все же мне кажется, что этот призрак не похож на грима. Грим приносит смерть. По тем книгам, что читал я, наш призрак приносит лишь... мелкие неприятности.

— Типа открытого канализационного люка?

— Хм, нет. Скорее, подвешенный на старой веревке рояль, под которым ты обязательно пройдешь.

Кот же, тем временем, насладившись сполна нашими голосами, поднялся на лапы и спрыгнул с ног оборотня. Вальяжной походкой, с высоко задранным хвостом, добрался до двери, бросил на нас неожиданно серьезный осмысленный взгляд рубиновых глаз и скрылся за дверью. Мы молча провожали взглядами эту сцену, сами не зная, отчего так стучит в груди сердце и гудит в голове кровь. Повисшую тишину после ухода живой легенды никто не решился нарушить. Рем начал бессмысленно переставлять чашки, а я занялся подсчетом чаинок в своей опустевшей кружке.

— Знаешь, — внезапно прервал блаженную тишину Ремус, — этот кот появился незадолго до тебя, когда я собирался уходить к Хагриду. Он просто сел мне на колени и не давал встать, пока ты не пришел. А потом... я про него забыл. Это, как раз, ответ на твой предыдущий вопрос. В легендах упоминается, что те, кто видел призрака, быстро забывают о нем. Он просто мутнеет в воспоминаниях до новой встречи. Еще немного и мы тоже забудем об этом происшествии.

Честно говоря, мне самому потребовалось некоторое время, чтобы осознать, о чем идет речь.

* * *

Большой зал полон народу как никогда. Точнее, как вчера. Гости из других школ предпочли не менять привычек, и расселись так же, как раньше. Дурмстрангцы, после памятной ночной экскурсии, смотрели на меня с уважением и некоторым опасением — мало ли, я опять их на слабо возьму, и продеться голышом по замку бегать? Я на такие взгляды делал морду кирпичом и задирал нос к небу. Я был немного напряжен из-за того, что два дня назад отправил Джиневре маленькую посылочку, а ответа до сих пор не получил. Как бы ей не приспичило отправить мне сову во время этого ужина...

— Слушай, а что за зверь этот Поттер? — внезапно расслышал я среди общего шума. Голос раздавался с нашего стола. Я обыскал наш факультет цепкий взглядом и наткнулся на одного из дурмстрангцев, обращавшегося к Забини. Я закатил глаза к потолку. О да, нашли к кому обратиться. Блейз сейчас такую легенду состряпает, что меня чуть ли не в боги запишут. Или в дьяволы.

— О... Поттер?.. Поттер — это наша школьная легенда! Шило в заднице всего педагогического состава! Хранитель и наследник Великих Мародеров!..

К Забини склонились любопытные уши других северных гостей и слизеринцев заодно. А последние-то чего? Как будто не знают, что Блейз может обо мне рассказать. Хотя, у него неплохо подвешен язык, и каждая его речь совершенно не похожа на другие. Я тоже навострил уши, ибо жуть, как хотелось потешить свое самолюбие.

— А если конкретнее? — задал вопрос все тот же нетерпеливый дурмстранговец, прервав «великую» речь Забини.

— О, это очень интересный вопрос! Так вот, дорогие наши гости! Знайте, что все, что происходит в школе — это дел рук Поттера. — Дурмстрангцы явно зависли и недоверчиво посмотрели на чернокожего ученика, собираясь уже, видно, заняться своими делами. Но не тут-то было! Вы плохо знаете Блейза — он не любит, когда его слушатели отвлекаются. — Если в школе случилось цунами, пожар, ураган, выброс радиации, взорвалась ядерная бомба, лопнули все канализационные трубы, перестали двигаться лестницы, произошло землетрясение, протухла еда на кухне, утонули все русалки в озере, вышел из себя директор, деканы и смотритель Филч в придачу, если на вашу голову вдруг свалилась навозная бомба... — театральная пауза, заставившая всех слушателей затаить дыхание, и затем продолжение, сказанное тоном, которым обычно объявляют победителей Оскара, — это сделал Поттер. Даже если вы твердо, абсолютно, монолитно, алмазно уверены в том, что Поттера нет в замке в радиусе полушария, или планеты, или даже мира, но в школе что-то произошло — это Поттер. Точно вам говорю! Два года назад, когда в связи с... некоторыми событиями Поттер на два месяца попал в больничное крыло в таком состоянии, когда он точно ничего не мог сделать, вся школа вздохнула было спокойно. Кто-то успел даже заскучать, представляете?! А затем «БАХ!» — страшные глаза, резкая пауза, активная жестикуляция руками, -... и отменили на целую неделю занятия — учителя... были, мягко говоря... в неадеквате... Так что знайте, дорогие гости, наш Поттер — это больше, чем просто ученик. Это человечище! С которым нельзя иметь плохих отношений! С ним нельзя ссориться! И никогда... слышите?.. Никогда не берите у него ничего из рук!

Блейз замолчал, в ожидании аплодисментов. Дурмстрангцы, находясь под впечатлением от столь пышной речи, пытались прийти в себя. Слизеринцы, быстро заскучавшие, и вовсе не обратили внимания на конец речи сокурсника. Но я оценил речь Блейза по достоинству.

В тишине, что окутала наш участок стола, мои жалкие хлопки звучали грохотом хлопушек. Когда гости и сам Блейз обернулись к тому, кто столь высоко оценил искусство хорошо подвешенного языка, то побледнели. Забини картинно схватился за сердце и начал медленно оседать под стол. Северные гости, не вставая со скамей, попытались отползти от меня подальше, охваченные внезапно первобытным ужасом перед неизвестным. Я плотоядно облизал губы, чем привел чернокожего сокурсника с крайнюю степень паники, и...

— Кубок огня вот-вот примет решение, — на весь зал прогремел голос Дамблдора. Я печально вздохнул и отвернулся от слизеринца.

В принципе, мне совершенно нечего было тут делать. Я пришел сюда только для того, чтобы поужинать. Как упоминалось ранее, я совершенно не горел желанием смотреть на эту жалкую пародию на Турнир Трех Волшебников. Так какая разница, кого выберет кубок? Задания там все равно скучные, организаторы наверняка не продумают, как устроить зрителей, чтобы те видели, что происходит с чемпионами, а жюри будет активно голосовать за своих студентов.

Впрочем, я не зря посмотрел на фейерверк в исполнении Кубка Огня. От Дурмстранга был выбран Виктор Крам, а от Шармботона та самая девица, чей гнев я уже успел навлечь на себя — Флер Делакур. Наш же чемпион меня удивил. Это какой же намечается Турнир, что одним из его участников кубок выбирает хаффлпаффца?!..

* * *

Наш с Рональдом конфликт достиг своего пика на пятый день после Хэллоуина. Встречаясь в коридорах, мы обязательно останавливались, что перекинуться парой резких фраз. И не подумайте про меня плохо! В больше половины случаев я бы вообще мимо прошел, не заметив рыжика, но он сам начинал перепалку. От неминуемой драки нас каждый раз спасало появление преподавателя или звон колокола. Остальные ученика как-то спокойно относились к нашим «беседам», зачастую проходя мимо, а иногда и останавливаясь, чтобы послушать. Вчера этот... гриффиндорец оскорбил Ремуса. Только появление Малфоя спасло Рональда от потасовки — я бы даже палочкой не стал пользоваться. Слишком много чести.

Итак, на пятый день после Хэллоуина, я решил, что с меня хватит. На прошлой перемене Рональд довольно грязно выразил свои мысли о моей матери, вызвав недовольный ропот даже среди своих гриффиндорских дружков. Не знаю уж, было ли там, чем думать. Столкновение произошло на четвертом этаже. Признаться честно, так быстро найти соперника я не ожидал.

Коридор был не слишком широк, но человека четыре, стоя рядом друг с другом, здесь могли бы находиться. Освещением были факелы, но и без них в помещении было достаточно светло — справа от меня, на расстоянии метров пяти, был проход на балкон. Вместе со светом с балкона отчетливо тянуло сквозняком и холодом — Филч еще не скоро закроет этот проход от учеников. Пол покрывала пара потрепанных старых и пыльных ковров, которые давно было пора вычистить. Доспехи у стены лениво шевелились с хорошо слышимым скрипом — наверняка Пивз пошалил.

В коридоре, на свою беду, обитались несколько школьников, сбившихся в группы. Среди них я краем глаза увидел и дурмстрангцев, и шармбатонцев, но меня это не остановило. Позже я, конечно, очень серьезно об этом задумаюсь, но сейчас я видел своей целью рыжую макушку, мелькнувшую у противоположного конца коридора.

— Эй, Уизли! За свои слова ответить не хочешь? — крикнул я и сразу запустил вслед за словами заклинание оцепенения.

И снова браво, Рональд! Я начинаю тихо подозревать, что меня очень ловко водят за нос. Отбив пущенное в меня разоружающее проклятие, посылаю недругу несколько заклинаний, не давая ему времени на передышку. Краем глаза я заметил, как ученики единым порывом исчезли с места дуэли, боясь попасть под шальной луч. Впрочем, далеко они уходить не стали — стояли тесной толпой за спиной Уизли, да и сзади меня шевелились люди. Ха, ну смотрите. Красивую игру не обещаю, честную — тоже. Парочка обезоруживающих, щекоточных, плюс некоторые "полетные" заклинания — в принципе, я не собирался пускать в ход более серьезные меры. Не то чтобы опасался наезда со стороны декана и всех остальных — даже присутствие иностранцев не остановит меня от столь шикарного времяпрепровождения. Просто эта дуэль грозилась стать единственной на четвертом курсе, и я старался выжать из нее максимум, раскатав Рона под минимум. Однако гипотетическая тупость Уизли куда-то неожиданно делась, и я дрался с отчаянно разбрасывающим заклятия человеком, которого даже не мог зажать в угол. Тем лучше, он не даст мне скучать.

Еще несколько долгих минут. Некоторые заклинания — и мои, и Уизли, — попадали в стены коридора. Жители портретов в ужасе разбежались еще в начале дуэли, и теперь разноцветные лучи лишь выбивали куски картинных рамок, пыль и крошки, которыми пол между нами был уже усеян. Пыль, однако, не оседала, а висела над местом битвы полупрозрачным туманом, мешая правильно прицелиться.

Я увернулся от еще одного заклинания щекотки и без перехода пустил заклятие слепоты. Напряжение ощутимо возросло — мы перешли с вполне безобидных заклинаний на уровень выше. Такие принесут куда больший вред. Рональд перекатом ушел от цветного луча и, едва вскочив на ноги, запустил в меня три конфундуса, веером. Ох, ты еще и так умеешь. От двух я смог уклониться, прижавшись к стене, но последнее проклятие поймал щитом, едва успев его поставить... Пошел в жопу! Как тебе это понравится — немотный сглаз, щекотка и слепота, секундой позже, в прыжке — петрификус?! Перевернуться, отбить таранталлегру в стену — громкий хлопок, меня осыпало осколками камня, несколько прошлись по лбу, оставляя царапины. Я выругался и взмахнул палочкой наугад. Мне это начало надоедать. Чтобы я — и так долго дрался с Роном?! Позор на мою седую умную голову, теряю форму. На нос что-то закапало. Черт, похоже лоб рассекло будь здоров. Ну вот, теперь я тоже со шрамом. Надо будет в фан-клуб Лонгботтома записаться, дублером.

Он меня бесил. Нет, определенно. Я уже хотел плюнуть на магию, перекинуться в анимага и перегрызть ему... ну что-нибудь. Да только на это нужна была концентрация, а на это не было времени — ни вздохнуть, ни... Протего!

...Когда мы успели перейти на такие проклятия, как Бомбарда и Сектусемпра? Кстати Бомбарда Уизли заставила меня ненадолго капитулировать — заклинание раскололо несколько камней на полу, фонтан пыли и осколков я успел "сдуть" в сторону противника, а сам тихонечко отошел назад. Стратегическое отступление, нефиг ржать.

Сколько времени прошло с начала дуэли? Мне казалось, никак не меньше часа. Я краем глаза заметил, что несколько дурмстрангцев держат щит. На лицах напряжение, и недоумение — откуда у учеников Хогвартса такие заклинания в арсенале?

Я, уходя в сторону от очередного проклятия, неловко взмахнул палочкой и выругался. Сектусемпра полетела несколько выше, чем я хотел. Одновременно со мной и соперник пустил какое-то заклинание, но я не успел увидеть какое, а кричать мы перестали уже в самом начале — шепотом это было гораздо удобнее и внезапнее. Сейчас только преподавателей не хватало. Особенно некоторых из них. Неизвестное заклятие просвистело над моим левым ухом и со звоном ударилось о щит дурмстрангца — я успел услышать, что тот даже что-то прошипел.

Внезапно я заметил краем глаза некую тень... Спустя секунду до мозга дошло, что это была черная шерсть. «Странно, куда бежит Сириус?..» — подумал я, мгновенно переключаясь на драку. Взмах, шепот, розовый луч, мантия Уизли загорается, но тот сбрасывает ее. Шустренький гад. А наоборот? Эх, замораживающее не прошло. Жаль. Развязка была близка, поскольку напряжение почти достигло своего пика. Как я удерживался от непростительных? Наверное, из чистого эгоизма. Надо же мне было еще три года после этого с кем-то воевать? С одной девчонкой скучно.

Я не увидел цвет луча проклятия, потому что обзор мне внезапно загородила фигура. Вспыхнули ярко-рыжие длинные волосы. А я, нескромно выругавшись вслух, рванул вперед со всей своей пантерской скоростью и реакцией. Эта дуэль касается только меня и её брата, и потом, Джиневре нечего здесь делать! Я не потреплю вмешательства в свою борьбу!

Сестренка Уизли стояла ко мне лицом и не видела, летящего заклинания. Я, неловко повернувшись, толкнул её плечом. А в следующее мгновенье я почувствовал, как что-то врывается в мое тело.

Время остановилось. Вокруг перестали летать проклятия, а школьники замерли. Я прижал руки к животу, не выпустив палочку, и с изумлением опустил взгляд. Боли не было, наверное, адреналин в крови заглушил чувства.

Я перестал бояться крови в семь лет. Однажды вечером, когда я, маясь от безделья, перепиливал ножку кресла, прямо в гостиную аппарировали авроры. Вбежавшая мама помогла уложить папу на диван и выгнала остальных прочь, не заметив меня. У отца были серьезные повреждения на груди и животе, кровь хлестала фонтаном на ковер. Во время операции какой-то неугомонный последователь Темного Лорда сумел заклинанием повалить дом, прямо на отряд отца. Глядя как мама ловко перебинтовывает, зашивает и зубами отрезает нитку я впервые почувствовал, что кровь мне совершенно не страшна. В конце концов, это всего лишь красная жидкость...

По пальцам потекло что-то тепло и вязкое, а когда я отнял правую руку, то с удивлением увидел окровавленные пальцы. Другой рукой я ощущал что-то вроде дыры там, где должно было находиться солнечное сплетение. Подняв голову, я увидел полное ужаса лицо Уизли, глядящего на меня. Толпа за Роном ахнула, позади меня молчали, пока на пол не полилась кровь.

Наверное, я железный. Или просто не умею проигрывать.

Подняв руку с палочкой, я направил её на противника.

— Cutorporidus*. — Тихо сказал я, перед тем как подогнулись колени. Вообще это мало было похоже на шепот, скорее на мысль. Едва моя макушка коснулась пола, как коридор пронзил громкий, полный непередаваемого ужаса и боли крик.

* * *

Джиневра Уизли стояла рядом с какой-то девушкой из Шармбатона, когда внезапно раздался знакомый громкий голос и перед глазами девушки мелькнул луч заклятия. Она не успела сделать и шагу, как шармбатонская девушка подхватила её под руку и они вместе быстро вбежали через проем на балкон. Здесь уже было достаточно студентов, и все смотрели в коридор, словно там показывали какое-то забавное представление. Окруженная людьми, Джинни не сразу смогла пробиться обратно к дверному проему, а когда попала туда, то замерла в замешательстве.

У лестницы, ведущей в сторону кабинета ЗоТИ, стоял Гарри Поттер и пускал заклинания в её брата. Рон в долгу не оставался, ловко укорачивался от проклятий и, что удивительно, не допускал ни капли своей обычной несдержанности. Джинни почувствовала, как её захватывает возмущение. Эти двое уже явно перешли границу, раз начали дуэль в коридоре Хогвартса! Да еще и при гостях из других школ! Её нужно срочно вправить мозги брату. Да и Поттеру точно достанется — девушка еще не забыла прошлого подарка, из-за которого ей пришлось остаться на ночь в Больничном крыле.

Не задумываясь о последствиях, Джинни выскочила в коридор и сразу развернулась лицом к Поттеру. До слизеринца нужно было сделать всего пять шагов. Рону, чтобы дойти до неё, потребовалось бы три шага. Джинни не успела сделать ни одного.

Силуэт Поттера, который Джиневра видела совсем близко, внезапно смазался в одну большую черную кляксу, а в следующий миг девушка почувствовала толчок, словно её оттеснили с пути. Девушка проглотила готовое сорваться с губ возмущение, чтобы не прикусить язык. Упав пятой точкой на пол, Джинни на несколько секунд закрыла глаза от резкой боли. В коридоре внезапно повисла глубокая тишина, и девушка открыла глаза, чтобы понять, что происходит и повертела головой, оглядывая пространство.

Рядом с ней стоял Поттер, крепко прижимая ладони к животу. Затем он отвел одну руку в сторону, и Джинни едва сдержала крик — пальцы парня были красными. Чувствуя, как к горлу подступает комок ужаса, девушка широко раскрытыми глазами смотрела, как четверокурсник направляет палочку в сторону её брата и глухо произносит заклятие, о котором девушка еще ни разу не слышала. Когда от кончика палочки вырвался светлый луч, Поттер, как на старой колдографии, начал падать на спину. Руки безвольно обвисли, и Джинни вблизи увидела страшную рану, из которой толчками вырывалась кровь, пачкая безупречно белую рубашку. Эта картина — ярко-алые пятна, расползающиеся на белой шелковой ткани — резко отпечаталась в памяти и в течении многих ночей будет ей сниться. А потом ватную подушку тишины прорезал громкий крик Рона. Брат кричал с таким ужасом и болью, что Джинни почувствовала, как по спине поползли мурашки. Повернув к нему голову, девушка увидела, как с рук брата медленно, ровным пластом, слезает кожа, обнажая красное мясо.

Теперь девушки начали кричать, голосить. «Быстрее, позовите мадам Помфри!», «Мерлин, какой кошмар!» и так далее, кто во что горазд. Дурмстрангцы быстро оценили ситауцию, кто-то рванулся к Поттеру, кто-то к Уизли, — среди гостей оказался анимаг, и соловей почти со скоростью звука исчез в окне, камнем падая к нижним этажам, где находилась учительская. Джиневра сидела на полу между истекающими кровью студентами и чувствовала, что сходит с ума.

______________________________

* Cutorporidus — заклятие, сочиненное бетой. Чуть позже будет нормальное оеписание. Снимает кожу.

Глава 5.

Хогвартс бурлил. Даже нет, не так. ХОГВАРТС БУРЛИЛ!

В срочном порядке в больницу Святого Мунго были отправлены два пациента с тяжелейшими травмами — один с неизвестным проклятием, другой с острой потерей крови и открытой раной. В Больничном крыле оказалось больше десяти человек, из которых лишь половина была женского пола. Среди девушек с острым нервным расстройством была Джинни Уизли, которая ближе всех видела травмы дуэлянтов. В конце концов, она смогла уснуть только под воздействием зелья Сна-без-сновидений. Впрочем, очень скоро её перевели вслед за дуэлянтами в больницу — потрясение было слишком сильным. Мадам Помфри пришлось прилично проредить свой лекарственный запас — как для зрителей злополучной дуэли, так и для некоторых преподавателей, оказавшихся в месте действия слишком поздно, что бы что-то предпринять.

Сириус Блэк, чей кабинет, как известно, был ближе всех, оказался в том злополучном кабинете в тот момент, когда его крестник потерял сознание, а его противник начал кричать от боли. Вскоре к Рону присоединились впечатлительные девушки, которые визжали от ужаса и никак не могли успокоиться — за исключением Джинни, которая молча осматривала коридор. Нужно отдать преподавателю должное — он почти не растерялся, а отправил наиболее вменяемых учеников к мадам Помфри с предупреждением и помощью.

Впоследствии самого Сириуса Блэка пришлось отпаивать успокоительными средствами. Мужчина был бел как мел и на вопросы друзей не отвечал. Не отличавшийся терпением Снейп воспользовался легиллеменцией, чтобы узнать о произошедшем и... его тоже пришлось отпаивать. Ремус, остававшийся самым вменяемым из компании присматривающих за неусидчивым Поттером, отправился в больницу Святого Мунго, чтобы «держать руку на пульсе».

Уроки были сорваны. Весть о страшной дуэли в коридоре школы разнеслась по всем курсам и факультетам. Мадам Максим была в шоке и ужасе и поносила Альбуса Дамблдора на трех языках. Каркаров, по слухам, напился и пошел поплавать в озере. Его удержали собственные ученики, которые, во главе с Крамом, успокоили директора и уговорили его отдохнуть. Что послужило причиной радости бывшего Пожирателя оставалось загадкой — то ли гордость за собственную школу, в которой такого бы просто не допустили, то ли весть о том, что два отпрыска влиятельных в ордене Феникса семей оказались в больнице Святого Мунго...

* * *

Когда я очнулся и открыл глаза, то мог только порадоваться, что меня никто не трогал. Потому что как только меня признали достаточно здоровым для посещений, я подвергся последовательному разбору моих поступков и моего мозга от трех человек. Первым был Блэк — он орал, плевался, то и дело переходил на собачий рык, и бегал по палате, что отличало его от Люпина. Оборотень ходил не столько по палате, сколько по потолку и стенам, предельно спокойным и тихим монологом описывая все, что он думал, думает, и еще когда-либо подумает обо мне. Взбешенный Блэк заставил меня немного вжаться в кровать от напора. Взвинченный оборотень заставил меня накрыться одеялом до носа. А вот ледяное спокойствие Снейпа заставило меня со стоном и скулением забраться под кровать. Что удивительно — мне это удалось. Правда, пришлось превратиться в некое подобие котенка-пантеры — тело нашло компромисс. За то когда Снейп меня все же выудил из-под моего убежища, и я превратился обратно в человека, моя рана открылась, и посетителей настоятельно выгнали из палаты.

Если бы я знал, что за этим последует, я бы попросил всех троих остаться. И пусть бы орали, упрекали, или молчали. Но за ними я мог бы спрятаться. Но когда в мою палату вошла сильно разозленная Молли Уизли...

Я всерьез подумал о том, что мне жалко Рональда и всех его братьев. Если такая энергичная мать будет так же ругать их за шалости... Я еще удивляюсь, почему Фред и Джордж до сих пор живы? Или это она просто на меня, как причину всех несчастий, взвилась?

Обдумывая это под трели шикарного голоса миссис Уизли, я внезапно вспомнил, что моя мама в чем-то с ней похожа. Только она предпочитала не кричать, а негромко так рычать. Мы с папой и Джорданом порой просто на стены были готовы лезть, если слышали её вкрадчивый голос. Это воспоминание отдалось в моем мозге резкой болью, и я непроизвольно застонал.

— ... и не надейтесь, что это так просто сойдет вам с рук!.. — Молли испуганно умолкла. Появившаяся словно из воздуха медсестра преувеличенно радостно сообщила, что время посещений окончено, и ловко выпроводила ошеломленную женщину из палаты, напоследок мне подмигнув. Я заподозрил, что персонал больницы просто сговорился в том, чтобы миссис Уизли выплеснула свою злость на мне, а не на них. Кстати, надо будет побеспокоиться о состоянии моего «доброго» врага...

* * *

После операции над моими внутренностями, я пролежал сутки без сознания. Когда очнулся, ко мне пришли посетители. Следующую неделю я проводил на грани между явью и бредом — бунтовалась мои анимагические формы. Рана то и дело открывалась, колдомедики ругались и штопали меня, а потом все начиналось сначала... Еще более ужасным было то, что мне не разрешалось есть нормальную пищу. Конечно, операция, проводимая магами, проходила существенно быстрее и качественнее, но это не избавляло пациента от необходимости потреблять пищу. Все, что давали мне эти гадкие врачи — мясной сок и... мясной сок.

Но я был бы не Поттером, если бы даже в таком состоянии не нашел приключений на свой хвост. Однажды я, под видом пантеры, выбрался из палаты и начал бегать по больнице. Медсестрам стоит отдать должное — даже на каблуках они отставали от меня ненамного. Если изначально моей целью было простое исследование этажа и небольшая разминка лап, то потом я стал просто носиться по всем этажам, заставляя смеяться детей и отчаянно ругаться раскрасневшихся медсестер. При моем появлении все колдомедики мужского полы старались убраться с пути и долго смотрели в след, однако не пытаясь помочь сотрудницам.

Как ни странно, поймала меня маленькая девочка. Она сидела на скамеечке в коридоре пятого этажа (моя палата находилась здесь же, но я не поленился намотать три круга по всем ярусам) и болтала ногами. Увидев выбегающего из-за угла «большого котика», за которым бежало штук двадцать женщин и девушек в форме медсестер, девочка встала посреди коридора попыталась «поймать» меня в объятья. Я резко затормозил, увидев эту малолетнюю преграду, и угодил подбородком ей в макушку. А потом замер и заурчал, когда девочка начала гладить меня, восторженно бормоча. Мур, давай, за ухом еще, и щеки, да, ой как пррриятно... Персонал больницы был в шоке, а меня оторвали от нее только через час. Оказывается, на ней лежала какая-то отвратительная порча, из-за которой девочка медленно умирала. Колдомедики не знали, что с ней делать и изо всех сил пытались найти способ её вылечить. Сама же пациентка, то ли подслушав, то ли предчувствуя что-то плохое, замкнулась в себе и перестала со всеми разговаривать. Меня и увели от неё потому, что организм требовал возвращения в человеческую форму, а девочке явно не стоило видеть, как открывается моя рана.

* * *

В другой раз под видом пантеры я не стал бегать по лечебнице. Но в палате было скучно, у «кисы» чесались когти, и она чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы немножко пройтись. И я прошелся. Задался целью исследовать этаж и просмотреть десяток палат — авось найду ту девочку, она хотя бы меня пожалеет. Однако девочку я не нашел, зато нашел кое-что другое. Ладно, кое-кого другого...

Началось это с того, что я, не глядя, задом прошел в палату. Почему задом — потому что спешно пытался найти хоть что-то, что бы спрятало меня от колдомедика, который как раз показался на том конце коридора. Дверь в палату оказалась открыта, и я просто ввалился туда. Просидев под дверью с минуту, и прислушиваясь к звукам за ней, я не сразу обратил внимание на учащенное дыхание и негромкое попискивание, отдаленно напоминающее призывы о помощи. А когда услышал и обернулся...

Рональд Уизли, собственной незабвенной персоной, лежал на кровати и огромными глазами смотрел на меня. Рот у него то и дело раскрывался и закрывался в безмолвном вопле. Когда я еще и обернулся к нему, слегка обнажив клыки, (никаких крамольных мыслей — я раскрыл пасть, чтобы лучше почувствовать запахи в комнате!) он, кажется, вообще чуть в обморок не упал. Я его не виню. Когда такая большая киска с оскаленной пастью заглядывает в твою палату, вольно или невольно задаешься вопросом — а не кусается ли она?..

В общем, вид Рона меня повеселил. Я ухмыльнулся еще шире, а мой однокурсник побелел еще больше. С видом хозяина я прошелся по палате, с интересом заглядывая во все уголки и шкафы (это была одноместная палата, как у меня), стараясь не подходить к кровати Уизли ближе чем на метр. Он и так был испуган дальше некуда. Довольно быстро я устал и заскучал — ничего принципиально нового в этой палате не обнаружилась, так как она мало отличалась от моей собственной. Мой взгляд наткнулся на кресло рядом с кроватью, на котором лежало что-то темное. Движимый одним хулиганским порывом, я потянул это темное с кресла и уронил на пол, чтобы разглядеть поближе. Вязаный свитер. С большой буквой «Р». Ну, был ваш, стал мой. Я оттащил свитер в угол, расправил поудобнее и... улегся на него с самым независимым видом.

Рональд довольно быстро справился со своими эмоциями. В течение еще минут пятнадцати он подозрительно косился в мою сторону, но быстро увлекся чем-то другим и про меня временно забыл. Я увидел то, что заметил не сразу — Рон читал книгу. Книгу! Не каталог «Все для Квиддича», ни любимую «Историю Квиддича»! Это была довольно большая книга с серой обложкой и без надписей. Я жопой почувствовал, что здесь и не пахнет бладжерами.

В течение еще нескольких дней все проходило по почти одинаковому расписанию — я приходил в палату Рона (когда меня оставляли в покое), ложился в «своем» углу, на «своем» свитере, и лежал там. Уизли читал, и обращал на неожиданного гостя все меньше внимания. А я сделал удивительное открытие! Меня-таки водили за нос! Точнее, того меня, что до амнезии учился и хулиганил в Хогвартсе.

Познакомились мы еще до Хогвартса. Семья Уизли когда-то давно приходила на приемы, которые устраивали папа с мамой. Последний раз они приходили, когда мне было лет семь. Рональд как-то сразу задрал нос и, едва мы оказались одни, стал задавать глупые вопросы и вставлять свои грубые комментарии. Я, не отличавшийся и в те времена особым терпением, дал рыжику в нос. Он ударил в глаз. Дальше драка не пошла — на нас обратили внимание взрослые.

В следующий раз я встретил Рональда только Хогвартс-экспрессе. Мы встретились в узком коридоре, и как-то сразу почувствовали острую неприязнь друг к другу. Вернее, я-то точно её почувствовал. Я «вежливо» попросил Уизли убраться с моего пути. Он не менее вежливо послал меня к моей далекой прабабушке. Все вновь закончилось потасовкой. Однако когда мы стояли в Большом зале, ожидая своей очереди, чтобы надеть Шляпу, я выглядел не в пример лучше рыжика — Малфой помог мне привести в порядок одежду, а вот Рональд так и пошел к шляпе с рассеченной губой, синим глазом и помятой грязной одежде.

Дальнейшие наши отношения проходили в таком же порядке. Встречаясь в школе, мы перебрасывались сначала словами, затем искрами из палочек. После обычно нашу перепалку замечал кто-нибудь из старших (или преподаватели, или старосты) и с нас снимали баллы. В какой-то момент, я даже и сам не успел заметить в какой, наши перебранки стали начинаться не с моих слов, а с действий рыжика.

За три года у меня успел в голове сложиться образ высокомерного и грубого мальчишки, лентяя и явного неудачника. И этот образ стойко держался эти три года и пару месяцев. Амнезия показала, что я сам довольно глуп и невнимателен.

Рон отнюдь не был глупцом. Он поставил себе какую-то определенную цель и твердо к ней шел. Я не заметил какой-то особой любви к книгам, но вот интерес к определенной тематике был. И это был отнюдь не квиддич. Однажды я, движимый Шилом, подобрался поближе к давнему недругу и заглянул ему в книгу. Это была медицинская энциклопедия. Он успел немного привыкнуть к моей компании, поэтому Рональд не стал вжиматься в угол, увидев мою морду так близко. Провел рассеяно по моим ушам и вновь погрузился в книгу. Я устроился в «своем» углу и стал думать. Наблюдал за его поведением и его характером. С медсестрами он вел себя сдержанно и дружелюбно, в то время как тот Уизли, которого образ которого сложился у меня в голове с первого курса, вел бы себя глупо — стал бы бахвалиться, краснеть и говорить глупости.

Почему он не попал в Слизерин?

По той же причине, по которой я не попал в Гриффиндор. Не хотел.

* * *

В коридоре раздался какой-то шум. Я лежал на темном свитере Уизли неподвижно, плотно сжав зубы и крепко прижимая голову к лапам. Меня начали донимать боли в животе теперь еще и в образе пантеры. Это было плохо. Или хорошо — значит, пантера становится ближе к моему анимагическому облику. Хотя в данный момент меня это беспокоило в последнюю очередь — было слишком больно и неприятно.

В палату заглянула знакомая мне женщина. Немолодая, строгая, с длинными черными волосами и очками в железной оправе. Она оглядела комнату цепким взглядом и мгновенно заметила меня. Упс. Финита ля комедия.

— Ах, вот вы где! Вас ищут уже по всей клинике! Немедленно вернитесь в свою палату, мистер Поттер!

Я, с деланной ленцой, поднялся, подтянулся, и неторопливо пошел к выходу. Но уже стоя перед самым порогом, не удержался, и, глянув напоследок через плечо, показал ошарашенному Рональду зубастую ухмылку. И вышел.

* * *

Когда мы, наконец, вернулись в школу (спустя две недели после того инцидента), близился первый тур. Первым делом меня вызвали к директору, где я, покаянно опустив голову и рассматривая узор ковра (красные фениксы вперемешку с лимонными дольками), слушал глубокомысленное и укоризненное молчание Дамблдора. Говорил за него его феникс Фоукс, который бросал на меня не очень довольные взгляды и время от времени пронзительно вскрикивал. В конце концов меня отпустили, пожурив напоследок и попросив больше не нападать на студентов. Можно подумать, я это каждый день делаю...

Школа была рада моему появлению! Я понял это, едва войдя в Большой зал. Кто-то из студентов, может быть, и не был счастлив, но родная школа поприветствовала меня приятным теплом где-то в районе живота. Дурмстрангцы и шармбатонцы смотрели на меня еще более настороженно и испуганно, но слизеринцы, с привычной сдержанностью, мне обрадовались. Малфою, кажется, только Крэбб с Гойлом мешали сплясать от радости. Я тоже был рад видеть все эти глупые рожи и белобрысого друга.

Однако следующий день показал, что кое-кто не испытывал благоговения при виде моей бесценной туши. Во время завтрака на меня спикировала злая сипуха. Она бросила свою письмо мне в пюре, попыталась выклевать глаз, стащила здоровенный кусок бекона с тарелки Нотта и улетела. В общем, вам ясны причины, по которой это письмо я открывал очень осторожно — на вытянутых руках и приготовившись сразу отбросить бумагу, если что-то случилось. Отбросить я не успел, хотя ничего и не случилось. Просто спустя мгновенье, как я раскрыл конверт, точно напротив моего глаза оказался длинный железный шип. Пару миллиметров ближе — клиника Святого Мунго получила бы своего пациента обратно. От кого пришло письмо было и так понятно — знакомый изящный почерк с завитушкой на букве «р». Джиневра. Хм, наверное, у неё была не очень приятная неделя, после той дуэли...

— Друг, послушай что я тебе скажу... — негромко сказал мне Драко, когда мы выходили из Большого зала — меня еще немного колотило, — не делай так больше.

— Постараюсь, — очень.

* * *

В тот же день я решил не откладывать в долгий ящик своё любопытство. Поэтому перед ужином я поймал Рональда и, не слушая его грязных ругательств и оскорблений (прямо как в старые добрые времена, аж прослезиться хочется...), я толкнул его в пустой класс и зашел следом. Закрыл дверь, на всякий случай наложил заглушающее заклинание и обернулся к рыжику. Ругаться тот перестал, но выглядел растрепанным и недовольным, словно большой воробей.

— Успокойся, туземец, я с миром, — пафосно изрек я.

И я увидел.... Просто волшебное превращение. Всего секунду назад передо мной стоял злобный болотный хмырь, готовый порвать меня на тряпки из благих побуждений, а сейчас... серьезный мрачный парень, глядящий на меня с любопытством хирурга-новичка.

— Слушай, Уизли, какой Мерлина ты ведешь себя как идиот? Ты же не дурак... Ну, или не совсем... — я не знал как оформить в удобоваримую тираду свои мысли и домыслы, поэтому вышло не совсем красиво, зато понятно.

— Спасибо за лестный отзыв, о, великий отпрыск древнейшего и благороднейшего рода Поттер!.. — Рональд отвесил шутовской поклон в духе сэра Николаса, и продолжил неожиданно серьезным и немного угрожающим голосом, — послушай что я тебе скажу.Не лезь не в свое дело.

Рыжик спокойно обошел меня, снял заглушку, открыл дверь и вышел. Я постоял немного в раздумьи, а затем решил махнуть рукой. Действительно это ведь не мое дело. Но на душе как-то полегче стало — нет больше недомолвок и мистики. Теперь я прекрасно знаю, что Рон так же играет на публику, как и... в сущности, бОльшая часть людей. Закрывая дверь класса, я подумал, что теперь мир стал намного интереснее и загадочнее. Странно. Я уже давно отвык от этого. Кто бы мог подумать, что ощущение вселенской тайны вернет мне никто иной, как Рональд Уизли.

* * *

Спустя пару дней, на выходные, я вновь пересекся с Крамом. До этого мы не могли нормально пообщаться, так как вся дурмстрангская группа ходила на уроки вместе с седьмым курсом, на завтраке все были, как правило, сонные, на обеде парни не замечали ничего кроме еды, а на ужин приходили изредка — наверное, занимались на своем корабле.

Виктор стоял возле фонтана во дворе с метлой на плече и, когда я подошел к нему со спины, меня не заметил.

— Кого-то ждешь?

Крам еле заметно вздрогнул и резко развернулся, выбросив воздух кулак, в районе моего уха. Я едва успел отскочить в сторону.

— С ума сошел?!

Виктор слегка смутился, и спрятал руку в карман.

— Прости. Я думал... не важно.

Повисло немного нервное молчание. Я еще приходил в себя от испуга, а Крам рассматривал каменные плиты под ногами.

— Слушай, а у вас есть квиддичное поле? — внезапно спросил он.

— Да. Хочешь похвастаться своими знаменитыми умениями?

— Хм, ну это тоже было бы неплохо. Я вряд ли найду себе достойного соперника.

— Ну, не скажи! Спорим на... желание, что я поймаю снитч быстрее тебя?

Он смерил меня недоверчивым взглядом, усмехнулся и кивнул.

— Давай. Я, так уж и быть, соскребу твои останки с квиддичного поля, когда поймаю снитч.

— Посмотрим кто кого! Подожди только, у меня метлы нет... Малфой!

Ну прямо удивительно, как мой друг умудряется оказываться в нужное время в нужном месте? Драко вопросительно глянул на меня из-под бровей, стоя вместе со своими неизменными телохранителями в тени вишни и присматривая за зелено-серебряными первокурсниками.

— Одолжишь метлу?

Реакция Драко была... несколько странной. Он словно подавился воздухом и быстро направился ко мне.

— Ты уверен? Может, тебе лучше сразу к мадам Помфри обратиться? — Забота о моей персоне так и прет...

— Ты дашь мне метлу?

Несколько секунд друг смотрел мне в глаза, а затем медленно кивнул.

— Я иду с тобой. — Ну кто бы сомневался.

Впятером мы направились в сторону стадиона. Метлы учеников находились в тех же помещениях, где и школьные. Никому еще в голову не пришло украсть или взять себе чужую метлу без разрешения хозяина. По крайней мере, на моей памяти. Хотя ходили какие-то подозрительные слухи про Пивза и о том, как он стал полтергейстом...

Взяв снитч из учебного сундука, мы с Крамом вышли на середину поля. Драко встал между нами, Крэбб и Гойл, с палочками наготове, рядом с кольцами. Мой друг еще раз внимательно посмотрел мне в глаза и отпустил снитч, который сразу исчез из вида.

— Дадим ему улететь. — Немного хриплым голосом предложил Малфой. Мы кивнули.

Я крепко сжал коленями Малфоевский Нимбус-2001. У Крама метла была незнакомой мне марки, но точно не Молния, на которой он летал на Чемпионате. Когда он показывал метлу, я успел только различить какую-то непонятную надпись «Sapsan».

Драко дунул в наколдованный свисток и мы сорвались с места. Радость полета мгновенно наполнила меня до отказа. Почему я раньше не садился на метлу? Почему, от одной мысли о квиддиче у меня начинала болеть голова? Мерлин его знает, потому что едва я оказался в воздухе, как меня наполнил невообразимый восторг и адреналин. Хотелось закричать во всю мощь легких и, хохоча, пролететь над самой головой бледного друга, который следил за мной слишком напряженно.

Однако пришлось опомниться. Пока я летал вокруг стадиона, Крам успел подняться выше уровня колец. Он неторопливо летал от одного конца поля к другому, внимательно оглядываясь в поисках золотого мячика. Я заставил себя сконцентрироваться и тоже начал искать золотую искру.

Десять минут прошли в бесплодных попытках найти маленький шарик. Он словно сквозь землю провалился, а не взлетел. Хотя, чего я хочу? Это ведь учебный снитч. Он быстрее и шустрее того, что выпускают на матче. В нем больше магии, и он остается таким же быстрым на протяжении шести часов, пока его опять не накачивают магией. Тот же снитч, что выпускают на игре, имеет куда меньший запас магии, но зато был более маневренней...

Перед глазами мелькнуло что-то желтое и я рефлекторно рванул вперед. Снитч летел дразнящее близко, всего в паре метров, но рука у меня была короче. Шарик не петлял и летел пока что по прямой, но я знал, что это ненадолго. Спустя несколько секунд я краем глаза заметил Крама, который летел немного выше. Когда до столба среднего кольца оставалось всего ничего, снитч резко свернул в сторону и вниз. Я с трудом избежал столкновения с шестом, резко развернул метлу и бросился за снитчем, который заметно ускорился. Откуда-то сверху послышалась незнакомая ругань — Виктор предполагал, что мяч уйдет вверх. Я позволил себе на секунду отвлечься, чтобы посмотреть далеко ли соперник, а снитч за это время успел вновь поменять траекторию и теперь пикировал вниз. Расстояние небольшое, всего четыре метра, из такого пике легко выйти, но снитч не менял направления движения до победного конца — я даже на какое-то мгновение подумал, что мячик потерял магию и лежит в траве, но тот вновь задорно блеснул золотым перед моими глазами и резко полетел вверх. Я рванул метлу на себя и устремился следом.

Ветер шумел в ушах, Крам летел где-то рядом, и все было хорошо, пока земля была в десяти метрах. Но потом начались проблемы. Хотя я, кажется, совсем не могу без них...

Вместо того чтобы лететь вертикально вверх моя метла взбрыкнула и попыталась меня сбросить. Ей это почти удалось, но я только крепче прижался к гладкому древку и метнулся вправо. Виктор крикнул что-то, кажется, нецензурное и нырнул вниз, чтобы избежать столкновения со мной. Спустя секунду он опять крикнул что-то, потому что снитч, который по всем законам магии должен был нырнуть вниз, развернулся вправо.

Десять минут мы летали с Крамом и снитчем наперегонки. Снитч лидировал, а я пытался удержаться на метле, которая внезапно решила, что разбиться в щепки о трибуны на полной скорости — самый романтический конец. Я был с ней в корне не согласен.

Настал момент, когда снитч вновь вошел в пике. Метла внезапно совершенно перестала меня слушаться — она тоже нырнула в пике, но напрочь отказывалась куда-либо сворачивать. Крам прокричал мне что-то, но я не слышал. Я протянул руку, чтобы поймать снитч, который летел почти рядом и совершенно перестал следить за метлой. Что-то начал орать Малфой, к нему побежали Крэбб и Гойл, с трибун послышался странный шум...

Когда моя рука сомкнулась на золотом мячике, метла резко рванула вперед. Послышался какой-то хруст и меня поглотила тьма...

* * *

Наверное, это действительно свинство — попадать в Больничное крыло спустя несколько дней после выписки из клиники Мунго. С этим я согласен. А вот с тем, что я кретин, дебил, умственно отсталый придурок, не умеющий думать собственной деревянной башкой, в которой давно нет мозгов, потому что их съели страшные жуки-короеды, я не согласен.

Но у меня сломана челюсть и я не могу возразить.

Спрашиваете, кто на меня так сердит? Мой лучший друг, Драко Малфой. Самое обидное — Крэбб время от времени ему поддакивает, а Гойл помогает искать нужные слова. Крам ждет своей очереди немного позади, но от его взгляда тоже лучше не становится. Мадам Помфри успела уже скрыться, но я уже успел выслушать и её мнение.

Причина столь бурной реакции моего друга заключается в том, что я не помнил о том, что случилось в конце второго курса. Тогда я тоже очень неудачно приземлился в погоне за снитчем. С тех пор мне противопоказано садиться на любую метлу. Кто-то наложил на меня вредное, но очень сильное проклятье, из-за которого любая метла в моих руках просто начинает беситься. Чтобы снять проклятие, нужно знать, кем оно наложено. Именно этим и занимались мы с родителями летом, после второго курса. Мастеров, способных так подгадить, было немного, но найти их было куда труднее.

В общем, в теении получаса я имел возможность выслушать весь запас ругательств, в том числе и русских — Виктор специально для меня после каждого сравнения переводил фразы на английский. Я мог только слушать и кивать. Потому что не имел возможности даже спрятать голову под подушку. В конце концов вышла мадам Помфри и выпроводила докучливых посетителей вон, громко хлопнув дверью перед носом моего декана, который явно собирался добавить к вышеназванным сравнениям еще парочку. Я утешался мыслью, что когда колдомедик меня отпустит, все мои дядечки-нянечки успеют остынуть и выбрать для меня какое-нибудь другое наказание. С этой мыслью я и заснул...

* * *

Вот и настал день первого тура! Солнышко светит, птички щебечут, чемпионы бледнеют с каждой минутой все больше... Красота!

Толпа зрителей направлялась в сторону площадки, где должно было проходить действо. Слизеринцы, как обычно, шли тесной группкой, негромко обсуждая шансы и делая ставки. Почти все решили поставить на Крама — хоть и темная лошадка, но учится он в Дурмстранге, а значит не один козырь в рукаве имеет. В нашего хаффлпаффского парня мало кто верил, но были и такие. А вот на шармбатонку смотрели с некоторым презрением. За то время, что она была в нашей школе, никаких особых талантов за ней не наблюдалось. Исключая, конечно, красоту и чары вейлы. Девчонки госпожу Делакур на дух не переносили, и причины на это у них, разумеется, были — стоило только привести себя в порядок, быть готовой игнорировать заинтересованные взгляды и внутренне ликовать от внимания противоположного пола, как тут же мимо по коридору проходит "шармбатонская курица" и все парни пускают слюни, а на тебя не обращают внимания.

В загоне заканчивались какие-то приготовления. Вся площадка представляла собой нечто вроде каменной пустыни — высокие и низкие валуны неровной формы, как в горах выше двух тысяч метров.

Посреди арены был выложен каменный «очаг», над которым в данный момент колдовали... плохо различимые среди седых скал фигуры в серых мантиях. Бэгмен тяжело пыхтя и отдуваясь, ввалился на собственное место комментатора. Повозился немного, наложил заклинание соноруса, и над стадионом разнесся его преувеличенно бодрый и задорный голос.

— Уважаемые зрители! Студенты и преподаватели! Гости и судьи! Я объявляю восемьдесят третий Турнир Трех Волшебников открытым! — трибуны ободрительно зашумели, кто-то даже запустил фейерверк, — Бэгмен широко улыбнулся и продолжил. — Участники должны были подготовиться к первому испытанию, и сегодня они покажут, на что способны! Итак... — зрители затихли, правильно истолковав его тон. — Цель наших чемпионов — завладеть вот этим! — Судья левитировал над полигоном блестящее золотом яйцеподобное нечто. — В нем находится ключ ко второму заданию. За этот этап будет присуждена оценка по среднему баллу среди судей, максимально возможный — десять. И первым, кто должен будет пройти испытание будет... Се-е-едрик Диггори-и-и! — яйцо медленно опустилось вниз, и теперь я заметил, что там лежат другие — вполне обычные.

Наши, хогвартские ученики, дружно взревели, приветствуя чемпиона. Эх, патриотизм, есть патриотизм... Диггори, вперееед!!

Прозвучал свисток и хаффлпафовец вышел на площадку, бледный как Кровавый Барон. И бледность его была вызвана явно не волнением. Только после того как появился первый участник, в загон ввели... его первое испытание... дракона...

Так, и какова задача, еще раз... Просто забрать яйцо? Одно яйцо? Черт, я только собирался взять свои слава назад, по поводу легкости заданий... В прежние времена вместо этого чемпиону пришлось бы победить дракона и заставить его склонить голову, чтобы иметь возможность срезать у него маленькие чешуйки под глазами — самые ценные компоненты в любом зелье, да и просто прекрасный трофей. Здесь же яйцо можно добыть любым другим способом, не побеждая рептилию. Даже если акцио не подействует, дракона можно усыпить, ослепить, обмануть, отвлечь... Эх, куда катится магический мир и старые традиции?..

Сейчас перед хаффлпаффцем была озлобленная самка шведского тупорылого дракона. На самом деле эти драконы не настолько злобны и ужасны, какими их описывали древние волшебники. Они (драконы) всегда старались прятаться в диких и наиболее пустынных местах, подальше от людей. А все жертвы, которые приписывали этим драконам, чаще всего гибли просто от своей глупости.

Наконец, шум на трибунах стал тише. Множество глаз сейчас наблюдали за простым хогвартским парнем, который в уме, наверное, уже успел проклясть и Турнир, и Дамблдора, и Министра, и весь магический мир заодно. Несколько минут Диггори разглядывал дракониху, выглядывая из-за большой каменной скалы, куда загнала его первая же струя пламени. С трибун я видел, что губы парня шевелились, а палочка в дрожащих руках выделывала какие-то не очень уверенные пасы. Видимо, заклинание не удалось, поскольку ничего не произошло, а хаффлпаффец довольно громко выругался. На звук его голоса отреагировала дракониха и пустила длинную струю синего пламени, которая разбилась о каменную преграду и щедро осыпала землю огненными искрами. Девчонки (со всех факультетов!) дружно вскочили и тревожно запричитали, а затем облегченно выдохнули, когда невредимый Диггори выскочил из убежища, чтобы спрятаться за другим камнем.

Я наблюдал его метания со все возрастающей скукой. Драко рядом со мной кривился и плевался, что-то бурча себе под нос.

— Неужели ты поставил на хаффлпафф, мой скользкий друг?

— Будь проклят длинный язык Забини, будь проклят я, что слушал его речи... — пробормотал в ответ Драко, сильно дергая себя за светлые волосы.

— Ну, может что-то еще изменится...

— Напомни мне об этом раньше, чем выйдет Крам, договорились?

Я хмыкнул и продолжил смотреть на метания обезьянки от одной каменной скалы к другой.

Кажется, Диггори впадал в отчаяние. Он предпринял еще несколько попыток выполнить какие-то заклинания, но, похоже, они не действовали. А время тикало...

Внезапно из-за скалы, совершенно с другой стороны от той, где сидел хаффлпаффец, выскочила собака и бесстрашно бросилась в сторону дракона. Зрителям потребовалось какое-то время, чтобы осознать, что собака была ненастоящая, и некоторые энтузиасты уже хотели выбежать в загон, чтобы поймать бедное животное. Животное, меж тем, завладело вниманием драконихи и начало её дразнить. Рептилия раздраженно щелкала длинным хвостом, чихала пламенем, но не отходила от гнезда. Похоже, это заставило Диггори плюнуть на все, так как он сам внезапно выскочил из-за скалы и, перебегая от одной каменной преграды к другой, уверенно двигался к гнезду. Несколько шагов, на носочках...

— Еще немного!!! Давайте, мистер Диггори!

Вот кто его за язык тянул-то, а?! Парня, уже протянувшего руку, чтобы схватить золотой бок яйца, окружило пламя. Девчонки, уже не скрывая эмоций, дружно завизжали, переорав даже сонорус Бэгмена. Преподаватели вскочили со своих мест, драконологи забегали и засуетились вокруг барьера, десятка два работников питомника направили палочки на шведского тупорылого, но долго это не продлилось.

Когда стена огня спала, зрителям предстала картина вполне живого и здорового Диггори, правда немного закопченного, но с яйцом в руках. Зрители дружно заорали (теперь уже не только девчонки) — кто от облегчения, кто от радости, а кто от разочарования. Парня увели (читай — унесли) в палатку колдомедика. Похоже, оценки судей ему увидеть не удастся...

Дамблдор поставил девять. Интересно, похоже, он учел, что Бэгмен практически сорвал испытание нашему чемпиону — не возопи тот на весь полигон, возможно дракониха и не заметила бы пропажи. Остальные жюри не были столь лояльны — Максим поставила шесть, Крауч — семь, Бэгмен — семь, Каркаров — четыре. Не сомневаюсь, десять он поставит только Виктору.

— Что ж, оценку судей мы увели. Пришло время для второго участника Турнира, ми-и-исс... Флер Делаку-у-ур!

Вейла выглядела не столь испуганно, как Диггори. У меня были некоторые мысли по этому поводу, и я не преминул их выразить:

— Похоже, птичка знала заранее, что будет на первом испытании.

— Значит, Крам тоже знает?

— Скорее всего. У директоров своя логика. Наверное, только мы такие правильные и честные — выпустили своего чемпиона без знаний о драконах.

— Тогда наши шансы совсем малы. Несколько баллов Диггори сняли как раз из-за времени — он слишком долго трепыхался.

Пока мы переговаривались, в загон ввели другого дракона. Зеленый, покрытый гладкой чешуей, он извивался в магическом ошейнике и то и дело громыхал мощными задними ногами. Увидев яйца с очередным золотым призом, сверкнул глазами.

— Валлийский зеленый дракон, — отозвался на мои мысли Драко, внимательно рассматривая «зверушку».

Я нервно заржал. На меня покосились, но ничего не сказали. Да они издеваются! Еще бы голубого карлика вывели! У них кончились драконы?! Ни одного опасного! Ни хвостороги, ни огненного шара, ни ядозуба, даже обычного скального дракона нет! Никакой экзотики...

Тем временем прозвучал свисток, обозначающий начало испытания. Флер начала медленно продвигаться вперед, прячась за валунами. Она действовала и соображала куда быстрее Седрика — значит, действительно знала о предстоящем задании. Наконец, девушка остановилась за одной скалой и замерла, приготавливаясь. В следующий миг все зрители (ну, и я в том числе) дружно охнули. Делакур выскочила на открытое место, прямо перед мордой драконихи. Та от такой наглости даже замерла на долгие семь-восемь секунд. Наверное, этого Флер и требовалось, так как она начала действовать сейчас же.

Девушка скинула легкую мантию, оставшись в одной майке и юбке, и начала... танцевать?! Валлийская "зелень" тоже малость оторопев, недоуменно склонила голову перед девушкой. Моя первая мысль — обед с кружевной оторочкой.

Сбросив оцепенение, я понял, что происходит, хотел уже засмеяться и крикнуть этой дурочке, что магия вейл вряд ли подействует на самку дракона, и что ей лучше сейчас же спрятаться, но...

... но теплые огоньки мелькавшие перед глазами, так приятно кружили голову...

... но светлые снежинки так легко танцевали в воздухе...

... но голова вдруг так закружилась, легко и плавно, словно я не стоял на твердом полу, а летел... летел вниз... навстречу облакам и звездам... навстречу двум ярким рубинам, что глядели на меня прищуренными глазами ворона...

— Поттер! — негромко громыхнул чей-то голос у меня под ухом.

Я почувствовал толчок в бок и резко подскочил. Крэбб улыбнулся и похлопал меня по плечу, едва его не вывихнув.

— Не смотри на неё, а то опять уснешь.

Винсент отвернулся и начал осторожно будить сидящего рядом Нотта. Сзади то же самое делал Грегори с Пэнси Паркинсон. Я помотал головой и тут же за неё ухватился. Головокружение никуда не делось, но приятным быть перестало. Стараясь не смотреть в сторону загона, я начал расталкивать Драко, который, устроив голову на руках, пускал слюни на свою мантию. Когда я его встряхнул, он лишь недовольно что-то пробормотал и попытался заехать мне кулаком в глаз. Тоже мне аристократ. Я увернулся, обиделся, и решил применить подлый прием.

— Вставай Драко, твой отец здесь...

— Что?! Где?! Рад видеть тебя, о... — Малфой вскочил на ноги и ошарашенно стал оглядываться, моргая от яркого света.

Обнаружив, что отца рядом нет, он обернулся ко мне за разъяснениями.

— Делакур усыпила... всех. И дракона, и судей, и зрителей... И тебя, и меня, и отца твоего... — глубокомысленно изрек я.

— Заткнись, я понял.

Я решился посмотреть, что твориться в загоне и обомлел. Шармбатонка обошла дракона и подошла к гнезду с яйцами. Дракониха не возражала — она спала, повернув голову к гнезду и тесно прижавшись шеей к когтистым лапам, негромко рыча и выдыхая маленькие колечки дыма.

Большая часть зрителей уже успела очнуться, как и жюри. Все затаили дыхание, зорко следя за действиями девушки. Она уже определенно могла получить гораздо больше баллов, чем Диггори, хотя бы потому, что управилась куда быстрее. Да и ран не получила...

Словно откликаясь на мою мысль, дракониха недовольно шевельнула крылом, открыла на мгновение глаза, и... чихнула струей кинжального пламени. Флер, уже схватившая яйцо, вскрикнула от неожиданности и боли — пламя задело её юбку и да быстро загорелась. Шармбатонка отвлеклась, чтобы сбить веселые красно-голубые язычки с чернеющего шелка, а дракониха, услышав посторонние звуки, очнулась окончательно и выпустила еще один всполох огня, уже более прицельно. К счастью, драконологи уже выбежали на площадку и закрыли чемпионку мощным щитом.

Зрители, еще не совсем отошедшие от сна, неуверенно зааплодировали. Вскоре овации стали громче и увереннее, и Флер Делакур гордо покинула загон под громкий свист и рукоплескания.

— Во ведьма... Во дает... — слышались восторженные слова тех, кто до первого испытания поносил шармбатонку последними словами. Впрочем, девушки остались при своем мнении. Дай им волю — обязательно бы пустили в дракониху заклинание щекотки и посмотрели бы, что будет.

— Мда. У Диггори нет шансов, — уныло сказал Драко, чей несчастный вид заставил бы и мантикору расплакаться.

— Путь оптимистом, друг. Ты же поставил на Диггори не тысячу галеонов? — Драко смотрел на меня взглядом голодного вурдалака, и мой собственный оптимизм начал медленно испаряться. — Драко, ты что, хочешь сказать, что?.. Драко, ты... ты идиот.

— Поттер... прошу тебя... умолкни...

Я понял и обернулся к загону, чтобы увидеть решение жюри. Дамблдор — девять. Максим — десять. Крауч — восемь. Бэгмен — семь. Каркаров...

— Жмотина. — буркнул я, уныло рассматривая пятерку в воздухе.

— Итак, остался последний чемпион! Теперь с драконом должен будет справиться Ви-и-иктор Кра-ам!

Бурные овации и свист. Тяжело определить, за кого болели больше — за Диггори или за Виктора. За хаффлпаффца стоял весь Хогвартс. За Крама — маленькая группа из Дурмстранга и любители Квиддича, которых в Хогвартсе... четыре факультета за вычетом магглорожденных. Да и те за редким исключением.

Когда в загон ввели последнего дракона, я остро пожалел о своих предыдущих мыслях о экзотике. Из всех претендентов на кубок Турнира, только Виктору так не повезло. Китайский огненный шар — даже я знал, как он выглядит. Самой опасной считается венгерская хвосторога, но огненный шар уступает ей не намного. Только на число жертв — Шар исторически предпочитал китайцев, а хвосторога не брезговала и индусами.

Трибуны погрузились в тишину. Виктор не стал подходить к драконихе, как Флер (еще бы он танцевал), а запустил свое заклинание сразу, как только вышел из-за скалы и увидел рептилию. Заклинание угодило ей прямо в глаз. Наверно, это было больно, так как дракониха взревела и начала мотать головой, пытаясь сбросить слепоту. Пользуясь тем, что ящерица отвлеклась, Виктор подбежал к ней довольно близко. Услышав человеческие шаги, дракониха перестала реветь и вертеть головой, а замерла, опустив шипастую голову к земле. Крам тоже остановился. Около минуты оба были неподвижны. Затем ловец века вновь начал двигаться, но медленнее и осторожнее, обходя камни, практически на цыпочках и стараясь не выдавать себя. Хвостатое продолжало неподвижно сидеть, вслушиваясь в окружающую её тишину. Когда Виктор пнул какой-то камешек, рептилия отреагировала мгновенно — выпустила шар огня и замерла вновь, пытаясь понять, где находится её жертва. Крам пошел осторожнее. Пару раз он специально подбирал небольшие камушки и бросал их в стороне от себя, чтобы отвлечь дракониху. За десять минут он подобрался к боку рептилии, до чешуи оставалась пара-тройка метров. С меня успело сойти семь потов, а с дурмстрангца небось все сто. Дракониха отошла от гнезда с яйцами и сидела теперь повернувшись к ним в полоборота, на расстоянии нескольких шагов.

Где-то Крам допустил ошибку. Возможно, недооценил противника, может, переоценил свои возможности, а может просто забыл об опасности. В тот момент, когда Виктор поднялся на ноги с золотым яйцом на вытянутой руке, дракониха развернулась и сделала молниеносный рывок вперед. Она не зарычала и не стала плеваться огнем, в общем, по мелочам не разменивалась. Просто...

Хрум.

— ГРРРААААААААААААААААААААААААА!!!..

... сомкнула челюсти на яйце, вместе с левой рукой Виктора.

Я с дрожью вспоминают тот момент. Все зрители как один вскочили с мест и закричали. Шок, ужас, непередаваемое чувство паники... Но громче всех и страшнее кричал сам Виктор. Услышав вопль, дракониха резко дернула головой и Крама просто отбросило от неё. Ослепленную, плюющуюся огнем во все стороны рептилию драконологи связали и увели, но дурмстрангцу эту уже вряд ли могло помочь. В палатку колдоведьмы его уносили группой. Я кое-как затесался в толпу и оказался рядом с остальными дурмстрангцами, потеряв где-то по пути увязавшегося за мной Малфоя.

Мадам Помфри колдовала над окровавленной рукой. Бесконечные бинты были рубиново-красного цвета, казалось, даже пол был этого тошнотворного оттенка. Когда кровь смогли остановить, и прочистили рану, стало ясно, что квиддич для Виктора закрыт навсегда. Потом будут и истерики, и шок всего магического спорта, и обвинения Каркарова... Но все было видно уже сейчас, и что будет дальше, понимали все.

Кисть восстановлению не подлежала. Восстанавливать было попросту нечего.

Еще раз извиняюсь за паузу) Читайте. По моему мнение, название главы полностью отображает её суть х) Но в голову ничего не приходит, эта глава — переходная. Приятного прочтения)

О продолжении Испытания и речи быть не могло. И пусть Чемпионы с драконами кончились, главное заключалось в том, что Турнир Трех Волшебников в очередной раз обзавелся кровавой славой. Тут уж даже вечные придурки Дред с Форджем поутихли. Все время, пока готовилось испытание они только и говорили, что им скоро семнадцать стукнет, и вообще, не справедливо их, главных красавчиков и умняшек Хогвартса оставлять в рядах зрителей. Сейчас же, похоже, близнецы всерьез задумались о том, что им будет затруднительно продолжать свои шалости без какой-нибудь части тела. Ну, вот, головы, допустим.

— Ты как? — нарушил я молчание.

Виктор молчал. Это происходило уже не в палатке первой помощи, а в Больничном крыле Хогвартса, спустя трое суток после третьего испытания. До этого дня мадам Помфри никого в отдельную палату не пускала. Хотя многие пытались коварно просочиться. Я, например.

— Нормально, кажется, — буркнул Крам.

Мы вновь замолчали. Я изо всех сил боролся с собой, но не смотреть на обрубок руки Виктора было слишком тяжело. Перемотанная белыми бинтами, она приковывала к себе внимание. Кое-как пересилив себя, я уткнул взгляд на свои руки, сложенные на коленях. Пальцы мне показались чересчур хрупкими.

— Сколько у меня баллов? — наконец заговорил дурмстранговец.

Я заметно расслабился и расправил плечи. Что-то, а говорить я люблю куда больше, чем молчать. Но до Забини мне как пешком до Канады.

— 15 баллов.

— Bilyat! — выругался Виктор, я лишь слегка приподнял брови. — Я надеялся на большее... На следующем испытании форы у меня не будет.

— Слушай, а зачем ты вообще пошел на этот Турнир? Ты и так достаточно популярен, да и деньги, я полагаю, тебе не нужны...

— Кхм... Насчет денег тут ты прав. Семья Крамов довольно известна у меня на Родине как артефакторы, и это дело приносит не плохой доход. Но дело не в этом. Видишь ли, Турнир для меня был последней возможностью не оказаться выгнанным из Дурмстранга с позором.

Я ошалел.

— Что?! Ну, ты даешь... Чем же ты так провинился-то? Меня вот уже четвертый год терпят, хотя я не последняя моль в этом замке...

— За успеваемость, — нехотя проговорил Виктор. — Из-за квиддичных тренировок я вынужден был пропускать занятия. Просто чудо, что я смог набрать проходной балл на шестом курсе. А в начале этого года, последнего, меня пообещали исключить, если не возьмусь за ум.

Я присвистнул. М-да... Не знал, что у мировой звезды квиддича проблемы с успеваемостью. Если об этом узнала наша знаменитая Рита Скиттер, она бы просто в обморок от счастья грохнулась. Ну, разумеется, после написания статьи.

— Ну, я, в общем-то, тоже успеваемостью не отличаюсь...

— Но ты же в школе не гонял лафу целый год!

— С чего ты взял?

Виктор не нашел что ответить на это. Я и сам не знаю, с чего меня вырвалась эта фраза. Амнезия крепко держала мои воспоминания под контролем. И честно говоря, меня это начинало раздражать сильнее, чем я мог предположить раньше.

— Значит, наша школа действительно более сильная, чем ваша, — на лице Крама появилась неуверенная улыбка, а я вздохнул с облегчением.

— Кстати, можно называть тебя как-нибудь сокращенно?

— А чем тебе мое имя не нравится?!

— Длинное больно.

— Ну ладно... Только никаких Виков!

— Что, девушки-фанаты заколебали?

— Ты не представляешь как...

— В таком случае... Тор, подойдет?

Крам на несколько минут задумался, а затем улыбнулся.

— Забавно...

— Что?

— Тор — это мне нравится. Ты знаешь, что существовал когда-то скандинавский бог, с таким именем? Бог молнии и грома, если мне память не изменяет.

— Тогда тебе точно подходит, — фыркнул я и, выдержав паузу, задал вопрос, который мучил не только меня, но и многих людей за пределами Больничного крыла. — Ты будешь участвовать дальше?

— Разумеется, куда я денусь... — Виктор поморщился и прикрыл глаза. — Вот если бы я остался без ног, тогда можно было снять с дистанции. А теперь придется играть до конца. Когда набирали группу для кубка, я сунулся туда только ради того, чтобы меня не выгнали. Даже подумать не мог, что эта чертова деревяшка выберет меня!..

Неожиданная исповедь Крама выбила меня из колеи, но я внимательно его слушал. Мда, если кто-нибудь из фанатов узнает об этом, его ждет сильное разочарование. Вместо лучшего ловца года, идеального парня-мечты всех девушек Европы, на месте чемпиона Дурмстранга оказался самый обычный парень со своими проблемами и неприятностями. И этот парень недавно попал в самую большую передрягу, какую только мог. Карьера игрока в квиддич — коту под хвост. Учеба в лучшей школе Европы с уклоном в изучение Темных искусств тоже не блещет успехами. Здоровье собственного тела безвозвратно утеряно. Есть, от чего впасть в отчаяние. Тем более, когда у тебя впереди еще два Испытания, не уступающих по сложности предыдущему.

— Эй, Гарри, о чем задумался?

Я мотнул головой, отгоняя депрессивные мысли и внезапно уцепился за брошенную фразу Виктора.

— Деревяшки? Ты о чем?

— О кубке, разумеется, — друг внимательно посмотрел мне в глаза и осторожно помахал правой рукой перед моим лицом. — Что с тобой?

— Да со мной ничего! — я отмахнулся от руки, как от назойливой мухи. — Это с тобой что-то! Кубок Огня — это каменная чаша, я помню, как она выглядит до сих пор — целые сутки на неё, как дурак, пялился, вместе с остальными слизеринцами...

— Какая каменная чаша? — переспросил Крам, почесывая бинтовую повязку. — Я точно помню, что бросал пергамент с именем в деревянное блюдо! Еще удивился тогда этой странной магии — огонь в деревянной посуде, которая не загорается и даже не коптится...

Мы замолчали, с недоуменным удивлением разглядывая друг друга. Это что же получается... Я видел каменную чашу, а Виктор — деревянную тарелку. Но видели мы, кажется, одно и тоже... Магия самого кубка? Или какой-то дурацкий розыгрыш?..

— Все, молодые люди, время посещений окончено! Мистеру Краму нужно еще принять зелья...

— В гробу я видел эти зелья... — пробормотал себе под нос Виктор, заботливо поправляя наволочку подушки, из-под которой выглядывала бутылка сливочного пива. Я был бы гадом, если бы не принес другу хоть какое-то утешение. Хоть и безалкогольное.

Пожав напоследок руку Виктору и сочувствующе ему кивнув, я покинул Больничное крыло... чтобы тут же столкнуться нос к носу с деканом, лучшим другом и толпой обеспокоенных фанатов ловца сборной Болгарии по квиддичу. Ух, повеселимся...

— Ну, как он? — тихо, словно боясь, что его расслышит сам Крам, спросил меня Малфой, судя по всему, единогласно выбранный лицом всех обеспокоенных.

Я молчал. Целую минуту пытался привести в порядок нервы, чтобы не заржать раньше времени и не выдать себя каким-нибудь мускулом. Я начал говорить негромким скорбным голосом:

— В депрессии. Умирает. Мадам Помфри ничем не может помочь. Яд уже проник в кровь и скоро достигнет сердца. Он уже достиг мозга — Виктор бредит и читает стихи на болгарском. Колдомедики ничем не могут ему помочь...

На фанатов было больно смотреть. Казалось, они сейчас прямо здесь лягут на пол и умрут, истекая соплями и слезами. Причем больше соплями. Господи, во что только люди не поверят... Голос еще чуть-чуть тише и больше скорби.

— Когда я уходил, Виктор хотел выпрыгнуть из окна, но медики его удержали. Ему отказали ноги. Больно смотреть, как он захлебывается слюной и не может дышать...

Мне кажется, или Северус бьются головой об стену, в четной попытке скрыть откровенный смех, готовый вот-вот вырваться?..

— Врачи сказали, что вторую руку придется ампутировать. Иначе она сама отвалится — яд заставил ткани омертветь. Виктор почти не дышит, харкает кровью и не может есть. Мне только что пришлось кормить его с ложечки — у мадам Помфри не хватает рук, чтобы успевать залечивать и закрывать нарывы. Боюсь, мы уже не увидим Крама среди живых, дорогие друзья...

Боже, только бы не расхохотаться... только бы не взвыть в голос и не начать кататься по полу от рож этих фанатичных придурков, идол которых «умирает» в Больничном крыле... какие же они идиоты... они даже не слышат, что я им говорю. У них умирает герой. И им все равно, что обычный парень, по имени Виктор, недавно лишился руки и что он терпеть не может кашу. И им точно плевать на то, что китайский огненный шар — абсолютно не ядовитый дракон — единственный в своем роде.

Я прошел мимо застывших учеников, потянул за мантию Драко и Северуса. Уж они-то точно пришли сюда не за Тором, а за мной.

— Гарри... ты очень жестокий человек. Ничего смешнее в жизни не видел... а твое откровенное вранье, в которое не поверит ни один вменяемый человек... — Драко картинно схватился за грудь, изображая пораженного горем студента-медика, которому не выдали зачетку.

— Драко, сердце с другой стороны, — негромко напомнил Северус.

Малфой торопливо поменял положение рук и прислушался.

— Мда, а я же испугался, что стал инфери.

— Итак, господа, зачем я вам понадобился? — спросил я, когда мы зашли в пустой класс, подальше от чужих глаз и любопытных ушей.

— Есть новости о твоих родителях, Гарри.

Я тут же напрягся. От благодушного настроения не осталось и следа. Прошло уже почти три месяца с появления моей непонятной амнезии, и никаких вестей о семье не было. Кроме заметки в газете тем утром.

— Был зафиксирован всплеск магической энергии палочки Джеймса в Лидсе. Через некоторое время — то же самое от палочки Лили, но уже в ста пятидесяти милях к югу. В той местности уже работают авроры. Нашли какие-то следы, но никого нет. Я подумал, что тебе нужно это знать.

Я осторожно присел на край парты.

— До этого пытались обнаружить след, но он потерялся в заброшенном особняке Прюэттов. Мы подозреваем, что Пожиратели зашевелились неспроста. В стране участились случаи пропажи людей — как магглов, так и магов. Очень похоже на первые годы прошлой войны, когда Лорд только начинал свою деятельность.

— И... что теперь мы будем делать?

— Будем ждать.(1)

Ненавижу эту фразу.

Драко же на нее отреагировал флегматичным пожатием плеч, мол "что еще остается?" и ободряюще ударил меня кулаком по плечу. Он вообще в последнее время совсем забыл о конспирации — лыбится без причины, как укуренный гриффиндорец, треплет мою мантию на виду всей школы, ругается в гостиной Слизерина с Пэнси из-за фасона нижней юбки прабабки Паркинсон, урожденной Малфой, чей портрет во весь рост висит у кабинета Чар. Я был слегка обеспокоен таким легкомысленным состоянием друга, но воспитательную беседу решил отложить на более подходящее время.

— Северус, а как поживает Дорея? — подмигнул мне Малфой.

Мне показалось или щеки Крылана приобрели немного красный оттенок?

— Э-э-э.... А почему я должен об этом... э-э... знать? Ну, хорошо вроде...

— А кто такая Дорея? — вкрадчиво спросил я. Ох, чувствую, ответ мне очень понравится.

— Никто!

— Дорея Найтхаус — невеста Северуса.

— Драко!

— Что Драко?

— Она не МОЯ невеста! То есть...

— Ну, была не твоя, станет твоей...

— Я не собираюсь ни на ком жениться!

— Ну, кажется Дорея другого мнения...

— Меня это не волнует!

— Да-а-а?!

— Да!

— Что, правда что ли?!

— Да!!

— На свадьбу пригласишь?

— Да!!!.. Что?!.. НЕТ!!!

— Первое слово дороже второго. Обустройством свадьбы будет заниматься моя мама — она всегда мечтала выдать тебя наконец под белы рученьки какой-нибудь умной дамы, чтобы ты ей глаза сильно не мозолил... Ну а маме будет помогать миссис Поттер, да Гарри? Ох, как они оторвутся на этом мероприятии... Лавины нарциссов и лилий... моря виски и ликера... бескрайние равнины канапэ...

— Метеоритные дожди из мяса невесомой цапли... косяки пирожных с начинкой из трех вкусов... а еще шикарный громадный торт из крема и сливок...

— Высотой в два этажа...

— Трехъярусный...

— На первом фигурки колбочек и бесконечных котлов...

— На втором горочки ингредиентов...

— А на третьем две фигурки в полный рост...

— Огромная летучая мышь из изюма...

— И змея из винограда киш-миша...

— Заткнулись оба!

— А еще хлопушки доктора Феерверкуса во всех салатницах...

— Прекратите! Не будет никакой свадьбы!..

— Почему?!

— Почему?!

— Гарри оставил дома кольцо, которая должна была передать мне Лили!

Молчание.

— И ты считаешь это достойным поводом не предложить даме своего сердца данный орган и свою руку?

— Северус я думал о тебе лучше, а ты...

— Ничтожество...

— Убожество...

— Слизняк...

— Идиот не видящий своего счастья...

— Кретин, который заставляет женщину плакать...

— Жалкая пародия на человека...

— Джентельмена...

— ... и достойного мага...

— Господа, а не кажется ли вам, что вы увлеклись?..

Мы переглянулись. Я мысленно прокрутил нашу с другом речь и пришел к выводу, что да. Мы еще не все сказали.

— Остается только добавить...

— ... что ты еще и трус...

— ...не желающий смотреть правде в глаза...

— ... и боящийся принять реальность.

— Вы закончили?

— Да.

— Нет.

— Что еще?!

— Я только хотел добавить, что тебе бы совсем не помешала женская рука...

— Еще хоть слово, господа, и до конца своей учебы в Хогварстве вы будете вынуждены проводить вечера в обнимку с зубной щеткой и ванной комнатой.

* * *

Фанаты моего розыгрыша не поняли, и лично мне не простили. Когда Тор вышел из Больничного крыла — вполне себе здоровый и довольный — фанаты уже разве что по нему панихиду не спели. Их останавливало пока то, что мертвого тела великого героя они не видели, правда, в безвременной кончине уже не сомневались. Через десять минут после того, как Крам вышел из лазарета, я встретил взъерошенного Малфоя, который, судорожно дыша и кашляя, прохрипел мне только одно:

— Беги.

Я поверил помятому виду и его испуганному взгляду, и побежал. Дело было на втором этаже, и я поспешил в сторону библиотеки — ученики, кроме рейвенкловцев, здесь редкие гости. Однако едва я вырулил из последнего поворота, как столкнулся нос к носу с Пэнси Паркинсон — она была в группе преследователей, и ко всему прочему, слышала мои скорбные речи. Несколько секунд она молча и с удивлением меня рассматривала, затем до мозга девушки дошло, кого она видит, и с грозным воем «Поттер!» это мопсоподобное создание рвануло в мою сторону.

Я развернулся и помчался в мужской туалет — не идеальное, но все-таки укрытие, к тому же находящееся на этом этаже. Но и тут меня ждало разочарование — я не успел добежать до туалета всего десятка метров, когда из него вышел... Джастин Стоун — один из самых ярых квиддичных фанатов (естественно, Тор был его кумиром). Семикурсник сориентировался быстрее Пэнси — он тут же крикнул кому-то «он здесь!» и припустил в мою сторону, с явным намерением начистить ро... подправить лицо.

Добравшись до передвижной лестницы, я прыгнул на первую попавшуюся ступеньку, которая в составе пролета тут же начала неторопливо поворачиваться и перелетать к площадке пятого этажа. Я оглянулся и всерьез забеспокоился за свою тушку — по мою душу собралось уже с десяток человек, совершенно разных курсов и факультетов. Мелькнула парочка синих гербов даже. И эта толпа уже нашла тот путь, который привел бы их ко мне...

К моему большому сожалению, это был выходной день, а потому гнаться за мной ученикам не могло помешать никакое расписание. На меня объявили облаву и спрятаться я нигде не мог. Гнали, как дикого зверя, с самих подземелий к башне Предсказаний. Я, не будь дураком, побежал к восьмому этажу, пока туда не добрались мои преследователи. Вспомнив, что Сириус говорил о какой-то комнате, которая способна выручить в любой ситуации как раз где-то рядом, я изо всех сил начал думать о безопасном убежище, куда можно забраться и переждать бурю. Появилась дверь, в которую я тут же торопливо юркнул и затаился.

Комната имела вид старого захламленного класса. Устроившись на какой-то пыльной парте, я достал карту Мародеров, чтобы отследить перемещения моих преследователей. Ага... Только что большая группа точек забежала на восьмой этаж. Вот точки постояли на одном месте, и начали расходиться в разные стороны. Ага, решили обыскать этаж, чтобы меня найти. Ну, ищите, ищите! А я тут пока посижу, поскучаю... Кстати, а как там Драко? Успел убежать? Ох, друг, да ты предатель! Устроился в кабинете учителя УзМС, вместе с Ремусом сидят, небось, чаек пьют, драконов обсуждают... А мне тут, как дураку, в пыльном классе на пустой желудок сидеть? Впрочем, я не против — главное, что бы фанатики ушли. А потом... хоть потоп!

* * *

Потопа не случилось, однако выбраться из Выручай-комнаты я смог только после отбоя — до последней минуты кто-то еще крутился рядом с тем местом, где, предположительно, могло находиться мое убежище.

Когда я выбрался в коридор — растрепанный, злой и голодный, — наткнулся на патрулирующего коридоры Северуса. Ну что ж, все когда-нибудь происходит в первый раз — даже назначение отработки, первые за четыре года.

* * *

Ноябрь закончился как-то незаметно — казалось, только недавно было первое испытание, а уже начало декабря. Ученики, едва успевшие привыкнуть к строгому распорядку дня после разгульных летних каникул, встрепенулись и зашевелились, в ожидании скорых зимних каникул. Особенно это стало заметно после выступления нашего «обожаемого» директора однажды на ужине.

— Прежде, чем вы все разойдетесь по спальням, я хотел бы сделать объявление! Как вы все знаете, скоро наступит Рождество, а за ними — зимние каникулы, которых вы все заждались. Однако в этом году, из-за проведения Турнира Трех волшебников, было внесено одно изменение. Вечером, в первый день каникул, в школе будет проводиться Святочный бал, куда разрешен допуск старшим курсам, начиная с четвертого. Детали узнаете позже, от своих деканов. Всем спасибо за внимание, и спокойной ночи!..

* * *

За неделю до Святочного бала в Хогвартсе творилось сущее безобразие. Все, абсолютно все обитатели огромного замка сходили с ума. Каждый по-разному, но с одинаковым усердием. Кто отличился больше — Дамблдор или Сириус — было сложно сказать, ибо оба делали все возможное, чтобы у окружающих появлялось все больше поводов для веселья.

Победитель Гриндевальда, войдя во вкус, начал вводить в мероприятие все больше и больше разных условностей. Если изначально было прописано, что нужна парадная одежда, то за неделю до празднества планы внезапно сменились и теперь все участники бала должны были прийти в маскарадных костюмах. Мужская часть населения схватилась за голову, а женская восторженно запищала от счастья (да-да, даже МакГонагалл!). Присутствие учителей на балу раньше просто подразумевалось. Теперь же ни у кого не было достойного повода чтобы отказаться — даже у Филча с его радикулитом и артритом. Однако кое-что полезное он ввел — не иначе, с подачи Сириуса — возможность пригласить на бал человека со стороны.

Благодаря последнему введению, у Сириуса развязались руки. Однако мозгов не прибавилось. Поскольку поклонниц у моего крестного было более чем в достатке, приглашения на бал ему сыпались гурьбой. Будучи слишком хорошо воспитаным и чересчур быстро подающимся женским чарам, он пообещал пойти на бал как минимум с дюжиной человек. Всего за один вечер.

С ума сходили и девчонки, точнее вся женская часть школы — от декана львов до миссис Норрис. Казалось, что они целыми сутками готовы обсуждать наряды, аксессуары и своих кавалеров. Наверняка, даже во сне они перечисляли все свои рюшечки и бантики. По коридорам они передвигались медленно, зато всей массой. Пытаться пройти сквозь такую толпу — бесполезное занятие, стройные ряды девушек едва ли не сметали со своего пути всех и вся. По этой причине мужская часть замка перешла на подпольный режим передвижения — тайные ходы перестали быть таковыми.

Стоит так же отметить, что за неделю до празднества парни начинали чувствовать смутное беспокойство и вяло искать себе партнершу. Разумеется, из-за передвижения девчонок грозной и неумолимой волной, сделать это было не так то просто. Даже бесстрашные львята трусливо прятались в ниши, стоило появиться хоть одной девчонке. Ибо все знали — по одиночке они не ходят, и свита где-нибудь неподалеку.

За три дня до бала в голову директора ударила очередная блестящая мысль — а что, если распылить в коридорах школы слабенькую Амортенцию?.. Основатели, наверное, перевернулись в гробу, узнав об ужасе что творился в их замке...

До того как Северус и Ремус смогли дать Сириусу противоядие, он пригласил на бал еще десять семикурсниц, пять шестикурсниц, двух пятикурсниц и Дракучую Иву. На следующий день он схватился за голову, как от бодуна и поклялся не выходить из кабинета вплоть до начала бала. Впрочем, долго не продержался, как всегда.

Энтузиазм «девочек» заметно возрос. От паров Амортенции у них что-то помутилось (или повредилось?) в голове. Львицы окружали тесной группкой маленького барсучонка и начинали с ним в открытую заигрывать. Вороны, по одиночке или группами, ловили в свои сети (в буквальном смысле слова!) львов-семикурсников и щекотали их до согласия пойти с ними на бал. Королевские кобры, совершенно не скрываясь, шантажировали воронов всем, что о них знали. Знали они, видимо, немало, так как своего добивались. Ну, а больше всех выделились барсучихи. Они окружали величественных василисков и, часто моргая и хлопая влажными ресницами, робко приглашали их на бал. Умильное личико вкупе с огромными влажными глазами могло разжалобить любого.

Поэтому мужская часть населения испугалась еще больше и пошла еще дальше, хотя дальше вроде бы некуда — начали проделывать с стенах замка собственные ходы. Как замок еще не развалился от столь наглого вторжения в собственные защитные чары — уму не постижимо. Однако кто-то все же отваживался выползать из убежищ — смутное беспокойство превратилось в стойкую панику.

За сутки до бала Дамблдор впал в депрессию и взмахом палочки раскрасил всех призраков в розовый цвет. Неизвестно, задумывалось это изначально, или нет, но люди, сквозь которых пролетали привидения, окрашивались в розовые сердечки.

Сириус, всего на пять минут забыв о своей клятве, вышел в коридор: амортенция не развеялась, по замку летают розовые сердечки... Больше Сириуса никто не видел вплоть до Рождества.

В связи с тем, что до бала оставалось всего ничего, мужской части замка пришлось выйти из своих укрытий и отправиться на поиски еще свободных девушек. Половина замка разочаровано вздохнула, утратив Блэка, и, будучи в депрессии, цеплялась за первого попавшегося студента. В итоге все благополучно (или не очень) обзавелись парами, и в день бала не оказалось ни одной одинокой души.

А когда погасло солнце, началось безумие второго порядка.

Пришла зима, всё это как всегда,

Но может неспроста, да может неспроста

Сегодня первый белый день -

Давай начнем всё с чистого листа!

Назови мне своё имя, я хочу узнать тебя снова,

Всё по кругу, но всё будет иначе, я даю тебе слово.

Назови мне своё имя, я хочу узнать тебя снова,

Всё по кругу, но всё будет иначе, я даю тебе слово.

Lumen — Назови мне своё имя.

Я стоял в холле рядом с главной лестницей и зевал в кулак от скуки. Моя спутница должна была вот-вот спуститься, но, как и все добропорядочные, хорошо воспитанные леди, опаздывала. А может и не опаздывала, а уже стояла где-то тут.

Я окинул коридор быстрым взглядом и разочарованно вздохнул. Ни одного костюма, который хотя бы близко подходил под данное мне описание, еще не было. И кому пришла в голову мысль подождать её здесь? Ах, да, извиняюсь, это был я. Не хотел «светиться». Еще разгадают меня раньше времени.

Но вот толпа наряженных молодых людей, которые, как и я, ожидали своих спутниц, зашевелилась и осторожно расползлась в стороны от главной лестницы. Я отлип от стены и протиснулся вперед, с хорошо замаскированным нетерпением разглядывая маски девушек. Так, не то... не то... точно не то, я к баньши в кавалеры не нанимался... хм, может быть... эээ, нет... ох ты ж, ядрена мандрагора!..

Вот узнаю, точно она. С платьем был знаком только по словесному описанию (других бордовых шлейфов я не наблюдал), но вот точно знаю, что под маской знакомое лицо. Она тоже заметила меня. Мы замерли друг перед другом, оценивающе разглядывая костюмы. Ничего так, гораздо лучше, чем я ожидал... даже очень хорошо. Я улыбнулся и склонился перед ней в глубоком поклоне:

— Позвольте пригласить вас на бал, миледи.

* * *

Двери в Большой зал начали величественно и неторопливо открываться, дав собравшимся в холле ученикам время на то, чтобы полюбоваться на преображение помещения. И смотреть было на что!

В первую очередь, из зала исчезли столы факультетов и преподавателей, освободив место в центре. Вместо них по периметру площадки для танцев расположились небольшие столики — с четырьмя-шестью стульями. Да, именно — вместо деревянных скамей (от которых, честно скажем, у многих учеников давно были натерты мозоли на мягком месте!) столы окружали плетеные светлые стулья со спинками. На каждом столе красовалась небольшая изящная ваза с веточками желтых орхидей. Посуды пока видно не было, но ей, судя по всему, предстояло появиться не раньше, чем закончится первый танец.

Отдельное внимание стоит уделить столу, который явно был подготовлен для старшего поколения. Он был гораздо длиннее других, чтобы поместить за собой всех преподавателей, организаторов Турнира и Чемпионов, а белая скатерть была украшена тонкой вязью рун и рисунков — работа не человеческих рук. Разве могли люди так детально и тонко сплести узор, чтобы даже издалека он привлекал внимание и менялся при более близком рассмотрении? Нет, определенно нет. Но удивляться нечему, если, судя по слухам, эта скатерть — подарок от Дурмстранга. Над пустыми блюдами порхали ледяные феи, разгоняя полумрак, создавая некий особый фон, словно это место было отделено от остального зала какой-то ширмой.

А теперь собственно, о самом зале. Стены и пол были отделаны под ледяной замок — для этого даже огонь в каминах и факелах слегка притушили, но в меру, так, чтобы яркие всполохи, отражающиеся от ледяных сосулек и статуй, танцевали, словно живые существа. Потолок не стали подвергать метаморфозам, это было ни к чему — сильный ветер разогнал тучи, и звезды сияли как никогда ярко. Легкие белые снежинки плавно кружились над головами, не успевая коснуться пола и исчезая от любого прикосновения. От всего этого великолепия дух захватило даже у заносчивых французов, хотя те пытались придать себе напыщенный вид и начать бурчать про излишне «холодную» тематику.

Первыми в зал, согласно традиции, вошли Чемпионы. Впереди всех, искоса разглядывая окружающих и слегка поджимая губы, шла Флер Делакур — она набрала больше всех очков. Не смотря на её отношение к Хогвартсу и интерьеру в частности, стоило отметить, что сама вейла вписывалась в обстановку идеально. Распущенные светлые волосы волнами закрывали спину, легкий макияж спокойного тона только подчеркивал привлекательные черты француженки, а платье... ох, Мерлин!.. длинное, нежного кремового оттенка, оно гармонировало со всем и одновременно привлекало внимание. Флер Делакур выглядела, словно Снежная королева — ни больше, ни меньше!

А вот её спутник казался рядом с ней уродливым горбуном из все той же сказки. Коренастый, немного сутулый парень с каштановыми волосами смотрел на свою спутницу сквозь прорези полумаски, как на неземное божество, разве что слюни не пускал, хотя до этого было не так уж и далеко. Но стоит отдать ему должное — костюм у него был вполне приличный. Черный фрак, с такого же цвета бабочкой, белая рубашка, белый платок, выглядывающий из кармашка. Если не считать того, что в маггловской Англии подобный костюм давно вышел из моды, все было идеально. Ну, а кто будет обращать внимания на едва слышимые смешки магглорожденных?

Второй шла пара Седрика Диггори. На фоне первой (в особенности чемпионки Шармбатона) они несколько терялись и блекли, зато чемпион Хогвартса подошел к выбору костюма куда более ответственно, чтобы не стать посмешищем и одновременно выглядеть согласно официальному кодексу. На нем была белая рубашка с длинными рукавами, черные брюки, а поверх этого — черная строгая мантия, без каких либо нашивок. Его спутница выглядела, как экзотический восточный цветок посреди зарослей сорняка. Как и Флер, она привлекала к себе внимание и заставляла любоваться, не отводя взгляда. Длинное шелковое платье светло-розового цвета идеально гармонировало с чуть смуглой кожей и подчеркивало её оттенок. Черные волосы были собраны высокую прическу с косичками и розовым, в тон платью, цветком карликового пиона.

Виктор Крам, чье присутствие на балу было окружено слухами и догадками, шел следом за парой хогвартского чемпиона. Если изначально не знать о том, что произошло на первом испытании, можно было и не заметить его травмы. Впрочем, несуществующая конечность меньше всего интересовала зрителей, ибо парадный костюм Чемпиона удивил всех. Все, без исключения ученики северной школы, были в своей «школьной» форме, разве что более приукрашенной к балу, и Крам не был исключением. Под руку с Виктором шла незнакомая девушка из Дурмстранга, имеющая, однако, немалую славу на родине. Ничем особенным она среди остальных девушек не выделялась — ибо на Балу вся женская часть приоделась столь прекрасно и разнообразно, что глаз просто уставал от такого колорита. Но она была единственной, чье платье было траурного черного цвета. Русые волосы были незамысловато заплетены в длинную косу с серебряной брошью в виде стрекозы

Следом в зал начали входить и другие ученики. Согласно правилам, которые ввел «самый-добрый-волшебник-в-Англии», все были в масках, за исключением Чемпионов — те могли надеть маски после первого танца. Когда все заняли свои места, Дамблдор поднялся со своего места, произнес обычный бред сумасшедшего старика, и объявил о начале бала. Зазвучал вальс, и Чемпионы отправились на подвиг, то есть, обозначать начало сего маскарада. Вскоре к ним присоединились другие пары, но когда закончился первый танец, найти чемпионов оказалась невозможно — они спрятались за другими личинами и вместе с партнерами растворились в толпе. Ну что, попытаемся найти здесь знакомых?

Вот, например, одна из пар. Только что заиграла музыка, и они тут же начали танцевать, невольно став первыми. Сейчас вокруг собираются другие пары, и зал кружится в вальсе, но нашу пару потерять нелегко. Оба танцуют прекрасно, костюмы и полумаски идеально подобраны друг к другу. Парень с русыми волосами и голубыми глазами, которые хитро сияют сквозь прорези жемчужно-белой материи с золотыми вкраплениями и бусинами, вальсирует легко и непринужденно, держа партнершу на том расстоянии, который допускает этикет. Она великодушно позволяет ему вести, скучающим взглядом таких же голубых глаз то и дело поглядывает на другие пары. Длинные волнистые светлые волосы девушки свободно падают на спину, то и дело взлетая в такт музыке и задевая других людей[1]. Да, кстати, что-то пар становится все больше и больше. Оставим их, есть более интересные экземпляры.

Вот, смотрите, здесь уже совсем другие люди. По правилам бала, которые ввел Дамблдор, сюда нужно прийти со своей партнершей, но никто не запрещал менять оных, ведь так? Вот этой лазейкой в правилах и воспользовался вон тот жгучий брюнет в темно-зеленой полумаске. Серебряная вязь тянется по её краям, собирается вокруг глаз и словно кричит о том, что под ней прячется какой-то явный слизеринец. Вот закончился вальс, и парень, галантно целуя руку даме на прощанье, испаряется в направлении следующей группы скучающих дам. Девушки, глядя в подкупающе честные карие глаза, совсем не против потанцевать с «молодым лордом», как его уже здесь прозвали. Вот очередная блондинка поддается чарам и принимает приглашение. Под звуки другого вальса двое исчезает в толпе.

Хм, а чье знакомое платье там мелькает? Подходим поближе и видим явно влюбленную пару, которая иногда не попадает в такт музыке, зато танцует от всей души. Светло-розовый наряд и смуглый цвет кожи не оставляют сомнений. Только Диггори скинул длинную неудобную мантию и остался в белой рубашке. Ну что ж, удачи, ребята.

Оп, а тут у нас что? Что за бардак, почему я не знаю? А, тут столкнулись две пары... хм, в этой светловолосой фурии сложно не узнать некую Снежную королеву из Франции. А вот другая пара остается неизвестной. Ну-ка, ну-ка... У парня — светлые волосы, связанные в хвост, непроницаемо-черные глаза и никакого уважения к взрослой даме из Шармбатона. Отмахнувшись от взбешенной ведьмы как от мухи, парень берет свою партнершу под руку, и они отходят к одному из столиков. Брюнетка с темными глазами идет рядом с партнером и недовольно качает головой, дескать — «ну и что ты устроил?», но молчит, ждет, когда будут наложены чары Квиетуса и можно будет глотнуть сока, чтобы освежить горло. И тут случается весьма интересный разговор.

— Ну и зачем ты это устроил?

— Не кипятись, милая...

— Какая я тебе «милая»?!

— Ну, ну, успокойся, не стоит так нервничать! Все, все, беру свои слова назад, ты никакая не милая!

— Что-о?!

— А-а, боги, как же с вами сложно... хорошо, ты просто красавица!

— Просто?!

— Гр-р, приношу свои извинения, леди, вы — красавица. Великолепная, изумительная, великодушная... м, нет, последнее это я переборщил...

— Ну, ладно, не надо уж... какая я тебе леди? Так...

— А вот этого не надо! Леди — она и есть леди, не отвертишься. Подумаешь, что титула нет... будет.

— Это что, предложение? — фырканье.

— Ну, не стоит заходить так далеко... но...

— Так, лучше закроем тему. Ты еще не прощен.

— Комплиментов мало?

— Нет. Извинений не принесено.

— Ох, хорошо. Я же говорю, ты — самая настоящая леди.

— А ты — скользкий подхалим. Ты ушел от ответа. Зачем. Ты. Это. Сделал?

— Ну, хорошо, хорошо. Просто... Бесит меня эта француженка. Такой ответ тебя устроит?

— Не совсем. Ты же наследник рода, фактический лорд, а ведешь себя...

— Я не просил хоронить моего отца.

— Ох, прости... я не подумала...

Молчание.

— Ладно, скажу честно. Мне просто хотелось сбить спесь с этой французской курицы. Она на всё и на всех смотрит так, будто все мы — всего лишь её слуги и недостойны даже попадаться ей на глаза. А как она к школе относится? Будто не в замок попала, а как минимум в грязную темницу!

— Успокойся, хорошо? Если честно, меня она тоже бесит...

— А как же женская солидарность? — хитрый прищур из-под полумаски.

— Как раз из-за женской солидарности. Знаешь сколько девушек из-за этой мымры слез проливают? Вы же, парни, такие жалкие существа, что как только попадаетесь на её чары, как тут же забываете обо всем!

— Ну-ну, успокойся. Думаешь, я не заметил твоих чар?

— Хорошо, признаю. Да, я её заколдовала. А ты специально столкнулся с ней.

— И в итоге её прекрасное платье расползется через двадцать минут.

Молчание.

— Мы с тобой ужасные люди, да?

— Ага. Потанцуем?..

Вот пара снимает чары и ускользает на площадку для танцев. Спустя некоторое время французская Чемпионка торопливо выбегает из зала, придерживая на себе платье, а за ней, словно собачка на привязи, бежит её партнер уже, кстати, без полумаски, и видно что это — Роджер Дэвис. Бедняга.

Вот мимо нас проскальзывает еще одна пара. Полумаски на обоих словно сделаны из металла — они серо-стального цвета и острой формы. Пара прекрасно вальсирует, но, кажется, музыка молодых людей занимает в последнюю очередь — они умудряются оживленно дискутировать, не обращая внимания ни на что. О чем они там говорят?..

— ... Но если соединить его с бадьяном произойдет реакция Треттчера, связи распадутся, и произойдет взрыв с большим выделением ядовитого газа!..

— Этого не будет, если реакция будет проходить с использованием трисколетного кроусывта. А если туда же добавить немного ткани короля змей...

— Где ты василиска найдешь, позволь спросить? Вместо этой шкуры гораздо лучше подошел бы...

Э-э, не-е, к этим лучше не подходить. Красная форма одного из танцующих однозначно указывает на его принадлежность к Дурмстрангу. К тому же, если приглядеться, можно отметить, что он обнимает партнершу за талию чисто формально, скорее прижимая к телу руку. Так, не будем смущать молодых людей. Хотя они вряд ли что-то заметили...

Все это конечно хорошо, но спустя несколько танцев, бокалов, тарелок, незаконченных потасовок несколько пар покинули Большой Зал. Некоторые просто расползались по укромным уголкам, некоторые торжественно прощались у лестниц, а через несколько минут встречались в одной гостиной, совершенно не подозревая об этом, некоторые выходили из замка и сидели во внутреннем дворе, обнимаясь и наблюдая за звездами. В общем, у каждой пары были свои планы на эту ночь, и если бы не патрулирующие коридоры преподаватели, часы факультетов не пострадали бы.

Но вот вновь знакомая нам пара — блондин с черными глазами и его темноволосая спутница, которые заколдовали Снежную королеву. Они стоят друг напротив друга, но в отличие от многих других (давайте не будем показывать пальцем!) не целуются и не пытаются обняться. Неожиданно парень делает шаг назад и склоняется перед своей спутницей в глубоком поклоне.

— Я, Гарольд Джеймс Поттер, приношу свои искренние извинения Джиневре Молли Уизли за инцидент, произошедший менее года назад и за последующее свое поведение. Надеюсь на прощение, миледи.

Несколько человек, стоящих неподалеку и, кажется, занятых своими собственными делами, тут же удивленно оглядываются на них. Ну да, кто мог ожидать... точнее, чего еще стоило ожидать?..

POV Гарри Поттера.

Я стоял возле старого доспеха и напряженно ждал. Либо она придет, либо нет. Стыдно признаться, но я боялся. Сам правда, понять не могу, чего — то ли того, что она не придет, то ли того, что все-таки согласится прийти. Оба варианта были страшны по своим причинам.

— Ну и зачем ты меня звал?

Я невольно вздрогнул и обернулся. Накрутил себя, как трусливый хаффлпаффовец! Ну! Давай! Ох, тряпка! Разжал зубы! Открыл рот!

— Джиневра Уизли, ты не согласишься пойти со мной на бал?..

* * *

Я вспомнил тот день и внутренне поморщился. Второй раз за месяц так унижаюсь перед этой гриффиндоркой. Хотя цель оправдывает средства, в данном случае точно. Стоя согнутым в глубоком поклоне, как перед гиппогрифом, я внезапно почувствовал дискомфорт и некоторый... страх. Словно действительно стоял перед гордым зверем и подставлял шею его огромному острому... крепкому... клюву... Джинни с клювом. Так, не ржать.

Я покосился на Джиневру. Ну чего она молчит? Сейчас как достанет палочку, да как выдаст режущее проклятье... и полетит голова по закоулочкам...

— Я принимаю ваши извинения, Гарольд Джеймс Поттер, и приношу в ответ свои за поведение во время того инцидента и последующих... тоже.

С плеч словно валун свалился. Нет, ну, правда. Подстраивать друг другу различные ловушки, конечно, весело, но сильно отвлекает от других дел. К тому же... все уже давно зашло в тупик. Да и инцидент с Роном, когда я подставился под проклятье вместо неё, не стоит забывать. За ней теперь долг жизни — если сильно сосредоточиться, то можно обнаружить тонкую нить магии, связывающую нас крепче цепей. Дементор знает, что может случиться, если Джиневра отправит мне очередной конверт с проклятьем — магия может решить, что это попытка нападения, и тогда удар придется по нам обоим. Нет, мне такого счастья не надо.

Я разогнулся и встретился взглядом с девушкой. Честное слово, словно впервые в жизни её увидел! Неужели обычные слова из кодекса по этикету на самом деле — способ снятие каких-то чар? Вполне может быть, магии ведь все равно, какой смысл ты вкладываешь в слова, главное — намерение...

— Извинения приняты. Что ж... в таком случае... Вы не против начать все с начала?

Девушка некоторое время молчала, обдумывая ответ. Наконец, её взгляд немного смягчился, и она с легкой улыбкой произнесла:

— Почту за честь.

— В таком случае, предлагаю вновь присоединиться к танцующим и... ах, да! Ты великолепна и прекрасна в этом платье!..

* * *

Бал благополучно затянулся до трех часов. Кабы МакГонагалл была упорней — все разбежались бы еще в двенадцать, точно Золушки. Но, то ли сама заместитель директора не хотела быстрого окончания банкета, то ли так много выпила кон... кхм!.. тыквенного сока, что забыла обо всем, и ничто не мешало подросткам веселиться. В конце концов, оба поколения веселящихся благополучно забыли друг о друге — семикурсники, нимало не смущаясь, достали виски, в толпе дурмстрангцев мелькнула бутылочка с прозрачной жидкостью, а преподаватели, установив себе круглый стол, вообще перестали обращать внимание на детей.

Расходиться по спальням ученики стали уже просто по необходимости — кто-то умудрился уснуть за столом, у кого-то глаза только начинали закрываться, кто-то просто устал от громкой музыки. В большом зале остались самые упорные и учителя (впрочем, они тоже посидели неплохо).

Я шел в гостиную, едва передвигая ноги от усталости и одновременно ощущая необыкновенную легкость. В чем причина легкости утверждать не берусь. Возможно, дело в выпивке, которую настойчиво всучивал мне Пьюси, или в предвкушении скорых каникул и радости от того, что вся эта кутерьма с балом кончилась, или в легком прощальном касании губ Джинни о мою щеку... мда...

В гостиной была, что называется, картина маслом. Кто-то (большая часть мужской составляющей Слизерина) не смог дойти до собственной спальни, а кто-то этот путь только пытался преодолеть, впрочем, без особого успеха. Кто-то уснул на диване у одного из каминов, кого-то Морфей поймал на лестнице, ведущей в спальню, кого-то в коридоре напротив двери в ванную комнату. Малфой лежал на спине, закинув ноги на спинку дивана, и вдумчиво рассматривал потолок. После пятиминутного гипноза он соизволил заметить меня, тут же огорошив заявлением:

— Поттер, кажется, я влюбился...

От отпрыска чистокровной семьи магов можно было ожидать чего-то явно другого. Зато от подростка... хм, интересно, в кого?

— В кого?

Взгляд Драко на миг прекратил быть затуманенным и попытался телепатически передать весь идиотизм моего вопроса.

— В невесту, конечно же.

Тут завис я.

— В чью?

Малфой, наконец, перестал быть сомнамбулой и посмотрел на меня уже осмысленно.

— В мою, разумеется.

Я промычал что-то неразборчиво, косясь на друга с некоторым опасением. Помнится, года два назад у него было несколько другое мнение.

— В Паркинсон?

— А у меня что, есть еще невесты? — в его голосе явственно послышались саркастичные нотки. Ну, слава Богу, очнулся.

— Гм, два года назад на этом самом диване ты клялся...

— А! Забудь! То есть, заткнись! И забудь... блин... — Драко с удивлением оглядел себя — все еще в парадной мантии, правда уже хорошо помятой, следами пыли и четкого отпечатка ноги сбоку и с маской, надетой задом наперед на шею. — Э... стоп... не понял...

Я присел на диван — друг любезно отодвинул ноги.

— Сдается мне, тебя опоили.

— Да нет вроде, когда бы успели... Я же принципиально с рук Пэнси ничего не беру... А это еще откуда? — он недоуменно повертел в руках ткань с отпечатком ноги.

— Тебе виднее. А с чего вдруг такие выводы-то?

— Мерлин знает что... Какой гриндилоу это сделал?.. Что? А, да я так... Протанцевал с ней весь бал, все время рядом был... точно супружеская пара на рождественском балу в Министерстве, блин... И вдруг подумал, что не так уж она и плоха... и красивая... и меня столько времени терпела...

— На втором курсе у тебя было другое мнение: жуткая ехидная уродина, которая тебя бедного обижает и всячески мешает тебе жить.

— Ага, прямо как ты с Уизли.

А вот это был удар ниже пояса. Я закашлялся от неожиданности и смутился. Да уж, два сапога пара... Драко хитро глянул на меня и фыркнул. Напряженность ситуации развеялась моментально — когда она вообще успела появиться?..

— Ладно, все с тобой ясно, жертва любовной магии. Ты идешь в спальню?

— Да.

— Тогда кинь мне оттуда шарик, хоть полежу, подумаю в спокойной обстановке...

— Вот еще, буду я тебе твои шарики таскать... сам заберешь.

— Угу, конечно. Иди давай.

И я пошел. В спальне еще никого не было — Крэбб с Гойлом остались вместе с семикурсниками, Нотт лежал на ковре перед камином, любовно обнимая зелененький плед, а Забини заснул в коридоре, закинув ногу на вешалку. Забрав с тумбочки Драко стеклянный шар, внутри которого играла огнями иллюзия несуществующего города, и, подкинув его в руке, махнул палочкой, предельно сосредоточившись, спьяну, конечно, плохо получилось, но заклятье для лентяев — заставить вещь вернуться к владельцу. Правда, чем больше расстояние, тем хуже для вещи — но за стеклянный шар я не беспокоился — он был под чарами неразбиваемости и переживал этот способ транспортировки не раз. Подождав пару минут и услышав из гостиной возмущенный вопль — кому-то шар видимо попал по голове, — я со спокойной совестью подошел к своей кровати.

Парадная мантия и маска — в тумбочку, подальше от моих глаз. Оставшись в белой рубашке и брюках, я повалился на постель и вздохнул с облегчением. Невольно перед глазами замелькали картинки — жутко красная Делакур, выбегающая из зала, озорные огоньки в черных глазах под бархатной темной маской с маленькими бриллиантами, которые сияли едва ли не меньше, чем глаза, бесшабашный крестный, кружащий в танце какую-то незнакомку, деликатный Ремус, поддерживающий за руку Нимфадору Тонкс, гордый Северус, торжественно танцующий вальс вместе с черноволосой аристократкой — видимо, той самой Дореей Найтхаус, а затем опять черные глаза и легкое прикосновение губ...

— Хозяин, я выполнил ваше задание.

Прежде чем распахнуть глаза, я едва не навернулся с кровати. Хорошо, падать недалеко. Я прозрел и недовольно посмотрел в ту сторону, откуда донесся голос. Кто там прервал мою дремоту? Мне только начал сниться какой-то хороший сон...Однако, пришлось забыть о сне.

— Хозяин, как вы и просили, Глимли выполнил задание и принес послание. Простите за задержку — я только что узнал все необходимое. Позвольте доложить?

Мой эльф, точно заправский военный, стоял навытяжку и смотрел на меня с ожиданием. Помнится, сегодня с моих плеч свалился большой камень? Только что с моего горба упал Эверест, не меньше.

— Глимли, ты не представляешь, какое облегчение видеть тебя... Рассказывай.

— Я нашел хозяина Джеймса и хозяйку Лили и смог проследить, где их держат и кто охраняет...

____________

[1] прим. беты — И выкидывая их в окна

____________

Если у вас есть какие-то мысли по поводу персоны, которая пряталась под зеленой маской и которого успели прозвать "молодым лордом", не стесняйтесь писать в комментариях!) Отзывы приветствуются.

Вредный автор Йа.

Что я могу изменить в направлении полета,

В кривизне траекторий, в безумных зрачках пилота,

В странном стечении судеб, в четном количестве линий,

Что я могу добавить к облаку серой пыли?

Fleur — Взрывная волна

Я быстро бежал по коридорам родных подземелий, едва успевая вписываться в повороты и перепрыгивая через ступени и пороги. Если бы у меня были крылья — я бы не постеснялся и их использовать, чтобы вырваться из-под земли и быстрее добраться до Мародеров, которые сейчас веселились в Большом зале. Только бы донести до них весть, только бы не поскользнуться и не переломать себе кости, навернувшись с какой-нибудь неудачной ступеньки! Неизвестно, сколько времени у нас есть! Может, их уже перевозят?! Может, я уже опаздываю, а они... где-то там, в темном сыром подземелье... или их мучают.... Пытают...

Нет! Быстрее! Еще быстрее! Сгинь в Тайную комнату, Монтегю! Идите прочь, Кровавый барон, мне не до Вас! Разойдитесь, козявки, не мешайте мне!..

Флешбек.

Когда я уже поднимал сумку и был готов выйти на улицу, мне в голову внезапно стукнула идея. Даже если не получится, почему бы не попробовать? И нервничать буду меньше...

— Глимли!

Появился эльф и вопросительно уставился на меня.

— Чем Глимли мог бы помочь молодому хозяину? Предупреждаю сразу — виски и прочие алкогольные напитки в школу отправлять не буду, лишних денег не дам — у вас в сейфе и так их уже непозволительно мало, никакой техники и в руки не возьму, журналы из вашего тайника...

— Э-э, Глимли, стой, погоди! Я не о том! — помимо воли я почувствовал, как краснеют уши. Кхем, о каких журналах он там говорил?.. — Слушай, ты не мог бы... попытаться... найти родителей и Джонатана?

Несколько мгновений эльф очень внимательно на меня смотрел, а затем выдал:

— Я бы, наверное смог, хозяин... Но мне нужен прямой приказ наследника лорда — тогда ни один барьер не станет для меня преградой. Только прямой приказ.

— Хорошо. Тогда... слушай мой приказ. — Я сглотнул и сосредоточился, стараясь правильно построить фразу. Мне не часто приходилось это делать — все же, отношения с домовиком, если мои ощущения верны, лично у меня сложились вполне доверительные — я не столько приказывал, сколько просил Глимли об услуге. Нас обоих это устраивало, а старших эльфов, которые могли бы предъявить претензии моему, не было — все погибли в восьмидесятом. — Ты должен отыскать моих родителей и брата, где бы они не находились, узнать где их держат и кто, и вернуться ко мне, где бы я не находился, и рассказать, что узнал.

— Слушаюсь, молодой хозяин.

С негромким хлопком Глимли исчез, а я, развернувшись к выходу, пошел на улицу. Я не знал, сколько продлятся поиски, но очень надеялся, что ему не придется искать очень долго. Теперь я мог только ждать. И молиться, чтобы все они были еще живы.

Конец флешбека.

В большой зал я ворвался словно герой эпохальной битвы — пыльный, грязный, с наливающимся синевой следом на скуле и с безумными глазами. Дверь с грохотом ударилась о стену — у меня было очень большое ускорение в виде пинка Эйвери, который мужественно прикрыл меня же своей грудью от кулаков Малькома. Разумеется, внимание присутствующих в зале было мне обеспеченно. В повисшей тишине был хорошо слышен скрип дерева — Северус поднялся со своего места, оценив мой внешний вид — это кто тут у нас его любимого змееныша обижает? Сириус тоже встал, но по иной причине — у его крестника был вполне отчетливый оттиск губной помады на воротнике рубашки (клянусь, без понятия откуда!). Ремус заинтересовано перегнулся через стол — столь фигурного отпечатка чей-то лапы на моей рубашке, не мог не заинтересовать профессора УзМС.

— Гарри, что случилось? — спросил он тоном терпеливого психотерапевта.

— Я знаю, где держат моих родителей!

* * *

От спокойствия не осталось и следа. Меня утащили в пустой класс и попытались вытрясти всю горькую правду, но я тут же позвал Глимли и передал его в руки правосудия. Сам уселся на парту и внимательно прислушивался к допросу. Незаметно в кабинет, прижимаясь к стеночке и подбираясь к профессорам боком, прошел Дамблдор. Меня все игнорировали.

Глимли, стоя на парте перед Мародерами, терпеливо отвечал на их вопросы, умудряясь вертеться во все стороны и дать ответ всем. Я перестал вскоре перестал прислушивался к их разговору — меня клонило в сон, только переживания еще держали мое тело в более менее вертикальном состоянии. Пользуясь тем, что на меня совершенно не обращают внимания, я прилег на парту и с облегчением вздохнул. М-да, танцы это тяжело, особенно если танцевать часа три...

— Поттер!.. Ай! Гарри, проснись!

— А-ась? Что? — я широко зевнул и посмотрел на Северуса осоловевшим взглядом.

— Мы немедленно отправляемся в Элшим. А ты сейчас же отправляешься спать. Если все пройдет как надо, завтра они будут уже здесь.

— Что? А, да... То есть, нет! А я?!

— А ты идешь в спальню четверокурсников и...

— Нет! Я хочу с вами!

— Гарри, пойми, — рядом внезапно возник Ремус, — ты ничем не сможешь нам помочь. Нам нужны сильные бодрые люди, у которых гораздо больше боевого опыта, чем у тебя. С нами будет и так достаточно народу, так что успокойся и отправляйся спать. Пожалуйста, не надо заставлять на всех беспокоиться за тебя, когда нам нужно думать совершенно о другом.

Ну, честное слово, будто ребенка непослушного уговаривают!

— Да я... но я... я тоже умею управляться с палочкой! Чем больше народу, тем больше боеспособность и тем хуже для тех псов, которые держат в плену мою семью! Не надо за меня беспокоиться — я вполне сам способен о себе позаботиться! И последние полгода у меня вполне хорошо это получалось! И... я могу помочь в своей анимагической форме!

Северус и Ремус переглянулись как-то уж очень пакостно, а Сириус подошел ближе ко мне и с ухмылкой сказал:

— Ну-ка, превратись.

Эти переглядывания мне совсем не понравились, но я подчинился. Сосредоточился, представил себя пантерой, создал в голове свою анимагическую форму, позволил инстинктам взять вверх...

Как и ожидалось, я стал смотреть на профессоров снизу вверх. Но... пожалуй, слишком снизу... я стал меньше?!

Сириус лающе рассмеялся и взмахом палочки наколдовал зеркало. Я в него посмотрел и увидел...

Кота.

Черного кота. Обыкновенного черного кота с мутно-зелеными глазами, черными усами и маленькими черными коготками.

— Мррряу?!!

Хохотали взрослые волшебники от души. С чувством, с толком, с расстановкой. Дамблдор тоже присоединился к общему веселью. Я бы даже сказал, что их смех чем-то напоминал истерику. Интересно, много ли алкоголя и загадочного русского напитка под названием «vodka» было на столе преподавателей? Похоже, никто, кроме меня, особо не был против того, чтобы директор узнавал мои тайны. Я вертелся перед зеркалом и пытался воззвать к пантере, к тому существу, в которое я смог превратится несколько месяцев назад. Ничего не выходило!

Я вернулся в человеческую форму — что удивительно, в это раз все прошло гораздо легче, чем в прошлый раз, в Больничном крыле, — и повернулся к мужчинам за разъяснениями. Хвала Патронусу, они стали успокаиваться.

— Видишь ли, Гарри, мы провели некоторые исследования на счет твоих анимагических форм. У тебя все завязано на настроении. Если бы ты учился анимагии так, как делают это все нормальные люди — кивок в сторону «нормальных» Бродяги и Крылана, — то все было бы в порядке, ты бы превращался в черного... милого... пушистого... кха-ха... котенка. И ты можешь превращаться в него, но только в состоянии полного спокойствия. А пантера... это скорее боевая форма — если ты очень сильно нервничаешь или находишься в бешенстве, то становишься леопардом. На твоем месте, я бы не стал сильно полагаться на эту форму. Если посреди боя ты внезапно превратишься в киску...

Но это не меняет того, что я тоже боевой маг! Я умею сражаться! Я учувствовал в дуэлях! Я смог отправить в Мунго Уизли!..

Я бросил случайный взгляд на окно и подавился своими мыслями. Черный силуэт был едва различим в свете волшебного огня, но я был точно уверен, что видел там кота. Его темно-красные, как угли глаза насмешливо смотрели на меня, вызывая ощущение, будто все мои мысли перед ним как на... лапе.

«Кто я такой по сравнению с этими людьми? Четырнадцатилетний мальчишка, умеющий устраивать окружающим меня людям пакости и дурацкие розыгрыши, чей список личных умений включает в себя не больше трех атакующий заклинаний и одного щита, а также умеющий находить приключений на свою задницу больше, чем положено нормальному человеку. Дуэль — это не настоящий бой. В бою маг не будет пользоваться какими-то придуманными тобой правилами этикета. Он будет безжалостен и жесток. Рон Уизли — не показатель. Я отправил туда не только его, но и себя, глупо подставившись под проклятье. Так чего же я возмущаюсь? Тому, что взрослые дяди не хотят брать меня на серьезный бой? Тому, что за меня беспокоятся, словно за маленького ребенка? А разве на это нет причин?»

Я промолчал, кивнул на слова Рема и пошел в гостиную Слизерина.

О чем я думал?

Мои ли это были мысли?

* * *

Однако уснуть быстро у меня так и не получилось. Я лежал в темноте, пялился вверх и думал...думал...думал... Слышал, как добрались до своих спальных мест мои однокурсники. Слышал, как подрался Нотт с Гойлом из-за носка, найденного под кроватью Забини. Слышал, как начал храпеть Крэбб, а за ним потихоньку и все остальные...

Я не мог уснуть довольно долго. А когда уснул, увидел сон. Сон, о котором я буду вспоминать очень долго. Его было просто невозможно забыть.

Глаза.

Странные, совершенно необычные глаза. Они завораживали, едва взглянув в них, невозможно было оторваться. Нереальное зрелище, нечто настолько необычное, что оно могло свести с ума любого неподготовленного маггла. Это было... словно огромная воронка, черная дыра, бесконечный омут...

Говорят, что вечно можно смотреть на несколько вещей. Как течет вода и...

Как горит огонь.

Если бы я стал описывать их словами, я бы сказал, что его глаза были зеленого цвета. Цвета молодой листвы. Но слов недостаточно, чтобы описать то, что увидел я там, в этих странных глазах.

В них играли отсветы жаркого пламени. И сквозь эту зелень можно было разглядеть желтые и красные язычки, оранжевый ореол света, искры, которые лениво порхают вокруг костра, настоящий жар догорающих поленьев у самой кожи, треск дерева, шипение углей, попавших на мокрые ветки, зарождение нового огня...

ОН не был зол, иначе я бы сгорел прямо на месте. Я знал, что вижу это только в ЕГО глазах, но собственной кожей ощущал жар. Страшно? Нет. Завораживающе.

— Чего ты там копаешься, Файр[1]? — словно сквозь вату услышал я чей-то голос. Но я все равно не мог повернуться, вздохнуть, моргнуть...

— Ты меня заинтересовал, человек. Мы еще встретимся, Арлен [2].

Взор заслонила раскрытая ладонь.

Темнота.

Я распахнул глаза и тут же взвыл от боли, схватившись за лицо. Несколько неуклюжих движений — и я скатился с кровати на пол. Вой сменился стоном, а я все сидел, прижимая ладони к глазам. Комната наполнилась звуками внезапно проснувшихся мальчишек — кто-то громко ругался, кто-то тяжело лупил подушку, кто-то, гулко ступая по полу, подбежал ко мне.

— Эй, Поттер, с тобой все нормально?

— Не видишь, у него что-то с лицом? Поттер, убери руки, дай посмотреть...

— Он вас не слышит, идиоты!

Горит... все горит... ощущение нестерпимого жара... глаза как будто расплавлены... лицо... кожа воспалена... Боже, как больно... уберите, уберите этот огонь!..

— Черт подери, он сейчас просто расчешет глаза! Помогите мне!

— Держи ему ноги!

— Крэбб, навались!..

— Держите!..

Мои руки убраны от лица, но оно продолжает гореть. И в памяти... те огненные зеленые глаза... воды, воды, дайте мне воды!! загасите его! не дайте сгореть!!!..

— ... мать, что с ним такое?! Позовите мадам Помфри!..

— Я за Снейпом!...

— Стой, идиот, Снейпа нет в школе!.. Ч-черт...

— Быстрее! Малфой, держи руки, не дай ему опять прикоснуться к лицу!

— Да знаю я! Гойл, помоги!

Несколько минут борьбы, но я почти не сопротивляюсь. Я таращу широко раскрытые глаза и не вижу. Ничего. Ни-че-го не вижу. Только пламя. Огонь, чьи веселые искры разлетаются на ветру, словно светлячки... и зрачки — черные, страшные, бездонные...

— Что слу... Ох, Мерлин! Петрификус Тоталус! Отпустите его!

Нечто прохладное прикоснулось к коже. А затем на глазах появилось что-то холодное и противное, но для воспаленных глаз оно казалось настоящим блаженством... вода... огонь тухнет... и дикие зеленые зрачки отпускают меня...

— Так, вы двое — помогите донести его до Больничное крыла, магию сейчас лучше не применять... а остальные спать! По кроватям, живо! Иначе будете ночевать вместе с ним!

* * *

Очнулся я, как водится, в Больничном крыле. [3] Ха-ха-ха. Блин, да мне что, медом намазано попадать в такие ситуации?!

Так, стоп. Успокаиваемся. Думаем.

Как, дементор всех раздери, я оказался здесь?!

Нет, неправильный вопрос.

Что случилось вчера?

Вчера было... был бал. Это я помню. Маскарад. Делакур. Малфой. Потом... эльф. Точно! Глимли! Моя трансформация... А дальше? Я пошел спать. И-и...

Сон.

Глаза.

Огонь.

Я торопливо пощупал свое лицо и тут же запаниковал, почувствовав повязку, скрывающую глаза и половину головы. А еще... странное, какое-то заторможенное состояние, словно я...

— Я вижу, вы очнулись, мистер Поттер. Эффект обезболивающего зелья, похоже, еще не прошел. Давайте я вам помогу, — тонкие пальцы мадам Помфри осторожно прикоснулись к моей голове и начали разматывать бинт. — Как только повязка будет снята не торопитесь открывать глаза, если не хотите ослепнуть, — предупредила он меня, а затем резко сняла последний кусок марли.

На мгновенье глаза под веками обожгло, но это ощущение тут же прошло. Вместо этого мир перед глазами окрасился в однородный красно-оранжевый цвет. Я поморщился от этого обилия света и тут же спохватился — как, уже день?! Я ведь только недавно спать ложился!.. В своей спальне?..

— Все в порядке, можете открыть глаза. К счастью, радужка не пострадала, у вас не останется даже шрамов.

Я открыл глаза и провел рукой по лицу. Фух, все действительно в порядке. Ни жара, ни шрамов от ожога. Все просто замечательно! Но, что же вчера?..

— Мистер Поттер, — я перевел взгляд на колдоведьму и нахмурился, — я впервые видел её настолько напряженной, — если я не ошибусь, этой ночью вы вспомнили события этого лета... Не перебивайте! Так вот, слушайте меня внимательно, мистер Поттер, и запоминайте. Кто бы вам ни встретился, это весьма могущественные люди. Им плевать на судьбы невинных. Они любят играть, и очень часто их пешками оказываются простые маги. И почти всегда для магов это кончается очень плохо. Если вы заинтересовали их...

— Но, м-мадам Помфри... — я нервно сглотнул, внезапно вспомнив последние слова из сна, — он... он сказал, что я ему интересен... и он хочет вновь встретится со мной.

Колдоведьма побледнела. Ей-ей, я думал, она сейчас схватится за какое-нибудь снадобье и выпьет его залпом, или схватится за сердце. Но она лишь ласково улыбнулась мне и внезапно прижала к своей груди. Я так удивился, что даже не стал сопротивляться.

— Ох, Гарри... мне так жаль... Я не могу сказать тебе больше. Если тобой заинтересовался тот, кто я думаю — а твои ожоги прямо указывают на то, что я не ошиблась, — у тебя еще есть шанс. ОН отличается от остальных и вполне возможно, что из чувства противоречия ОН будет помогать тебе и не даст погибнуть... или закончить в палате Святого Мунго для душевнобольных.

— Но кто ОН?

— Прости, Гарри, я не могу сказать тебе этого... но если бы от этого только моя жизнь... Кхм, итак, мистер Поттер, я полагаю, что теперь вы в порядке и можете отправляться в спальню. И пожалуйста, ограничьте свое разрушительное воздействие на окружающих.

Колдоведьма поднялась со стула, намереваясь уйти, а я внезапно понял, что за мысль сверлила меня последние пять минут. Я приподнялся с кровати, еще раз, на всякий случай, оглядел Больничное крыло и обратился к не успевшей уйти ведьме.

— Мадам Помфри, а есть новости о моих родителях?

Женщина остановилась у самой двери в свой кабинет и обернулась ко мне. На её лице вновь было выражение строгости, словно этого небольшого проблеска слабости не было и в помине. Только на мгновенье, всего на секунду, я увидел ту Помфри, которая искренне переживала за мою судьбу после встречи с загадочным НИМ.

— В Элшире возникли какие-то сложности, и туда отправился отряд от директора, чтобы помочь. Этой ночью будет полнолуние и профессору Люпину пришлось вернуться. Не переживайте, очень скоро вы вновь сможете встретиться со своими родными.

Мадам Помфри ушла. Я некоторое время посидел на кровати в некоторой прострации. Вчера я еще не успел толком обдумать эту мысль, но мне действительно хотелось этим утром встретиться с семьей. Меня словно обманули — дали попробовать конфетку и тут же её отняли.

Мои грустные мысли прогнал визит моего лучшего друга. Он не замедлил поздравить меня с очередной неприятностью и пообещать отомстить за прерванный сон. Нет, ну каков наглец!

— На твоем месте, Драко, я бы благодарил своего друга!

— За что это?! — блондин подозрительно прищурился, уже предчувствуя какой-то розыгрыш.

— Если бы не я, твоя жизнь была скучной и неинтересной! Ты бы спокойно смотрел по ночам сны, дневал в библиотеке и был бы лучшим учеником на всем курсе! Ты бы никогда не встретился с гиппогрифом с глазу на глаз, никогда бы не почувствовал привкус крови от выбитого зуба, никогда бы не смог полюбить тихие спокойные деньки в Больничном крыле, никогда бы не узнал что такое драка на кулаках против шестерых старшекурсников, никогда бы...

— Да-да, я понял! Может, тогда бы моя жизнь действительно была прекрасной...

— Ну-ну, не стоит расстраиваться, друг мой! Сейчас я сделаю твою жизнь еще более прекрасной! Пойдешь на встречу с оборотнем?..

* * *

Мы крались по коридорам школы, словно какие-то преступники, хотя вокруг нас никого не было. Все дело было в Пивзе — этот мерзкий полтергейст сегодня летал по школе с полным мешком навозных бомб. Ходят слухи, что библиотека уже пострадала.

О тайне Люпина, его мохнатой проблеме, знала вся школа, но вопреки опасениям Рема, никто не ополчился на него. Первокурсников так даже проверяли — никто не говорил им правды о преподавателе, давали догадаться самим, а потом смотрели реакцию. Если юный маг не собирался кидаться к совятне с жалобой на «недостойный уровень преподавателя», его считали пригодным к общению. К сожалению, бывали и исключения. Но с такими разбирались уже сами однокурсники. На мой взгляд, прекрасная проверка на вшивость среди чистокровных.

А меня тем времени тревожила некая мысль. Она то и дело мелькала совсем рядом, но я никак не мог поймать её за хвост и обдумать. Эта мысль преследовала меня уже около двух месяцев, но сегодня я чувствовал, что подобрался совсем близко. Может, из-за вчерашних событий? Но к чему, к кому? Что так не дает мне покоя?

Сон? Ну, я увидел его только вчера, так что это не то. Хотя в нем тоже хватало странностей. Кто такой, этот Файр? Почему его так боялась мадам Помфри? И кто все-таки на меня напал? Были ли это действительно Пожиратели смерти? Или здесь замешана совсем другая группа? Но почему череп со змеей на домом? Черт, одни непонятки. Да еще этот Арлен дурацкий...

Анимагическая форма? Нет, о ней я тоже узнал только вчера. Но как все-таки обидно! То кот, то пантера... Каким местом, мантикора всех разорви, я думал, когда изучал анимагию? Думал, что один я такой умный-разумный? А вот фигу мне, разбирайся теперь. Возможно, стоит поэкспериментировать на досуге, может и удастся как-нибудь обмануть магию и вернуть прежнюю форму. Или, по крайней мере, вызвать нужное эмоциональное состояние для превращения...

Что-то носится, мелькает перед глазами... что еще произошло вчера? Что-то, что уже два месяца мелькает... мелькает... глаза, шерсть, черный цвет везде, странные видения, события...

— Поттер, Малфой! Быстрее, сюда!

Откуда ни возьмись, перед нами появился Эйвери, указывающий рукой куда-то в сторону окна. Его выражение лица было несколько обеспокоенным и испуганным, а у меня где-то в районе ложечки, что-то испуганно екнуло.

Мы выглянули в окно. Нашим глазам предстала вполне обычная картина — снежные сугробы, темный массив леса вдалеке, каменная избушка Хагрида рядом с ним, и квиддичное поле, которое обычно пустует зимой — никому не хотелось плыть в сугробе от самого замка до раздевалок.

Однако в этот раз на стадионе кто-то все же был. Я изо всех сил напряг зрение и нахмурился, силясь разглядеть хоть что-нибудь. Несколько фигурок на метлах, ничего больше. Чего Эйвери так всполошился? Я собрался было, отвернуться от окна и пойти дальше, к Ремусу, как заметил краем глаза, как полыхнули на солнце рыжие волосы. Я вздрогнул и вновь вгляделся в фигурки. Мне показалось, что я увидел зеленый шарф на шее у одного из летящих, и все встало на свои места.

Одна фигурка, с рыжими волосами, металась между другими учениками, не то пытаясь вырваться из окружения, не то отобрать у них что-то. Все студенты находились на высоте преподавательских трибун, и я вновь почувствовал плохое предчувствие. Что-то не так. Что-то опять мелькнуло в голове. Что-то связанное с правилами. Почему всполошился Эйвери? Он ведь старшекурсник, ему не престало так пугаться и беспокоится. Не за девчонку же он боится, у неё, кажется, красный шарф на шее...

А если не за неё, значит за слизеринцев... курсом никак не старше второго, если мне не изменяют глаза...

... правила, правила... я должен что-то вспомнить, что-то важное... я регулярно нарушаю правила, прекрасно зная их... ну же...

Порыв сильного ветра метнул пригоршню снега нам в лицо и меня внезапно озарило.

Ветер.

Зимой, перед штормовым предупреждением[4] ни в коем случае летать нельзя.

— Штормовое предупреждение... — побелевшими губами пробормотал Драко, с ужасом глядя на летунов, — вчера перед балом говорили же...

Словно услышав его слова, гриффиндорка прекратила метаться. Слизеринцы тоже замерли, кроме одного — он, подняв руку с зажатым в руке предметом, поднялся еще выше. Мы не могли услышать, что кричала девушка, но, кажется, она поняла, что происходит. [5] Ветер усиливался, теперь он не казался таким игривым и спокойным. Его порывы зловеще свистели, проносясь между башнями, страшно завывали, пролетая над самыми крышами, и поднимали в воздух целые сугробы. На небо торопливо наплыли свинцовые тучи, солнце скрылось, и мир словно стал серо-белым — цвет неба и снега. С каждой минутой стало все сложнее рассмотреть, что творится на территории замка, и я с замиранием сердца смотрел, как маленькие дети в зеленых шарфах начали опускаться к земле... кроме одного, который завис в воздухе выше трибун, и рыжеволосой гриффиндорки, которая поднималась к нему. Несколько напряженных минут, которые длились словно вечность — Эйвери и Малфой рядом со мной дышали почти так же прерывисто и напряженно, — и они начинают опускаться. Младшекурсник стал спускаться первым, а девушка осталась висеть в воздухе на том же уровне, оглядываясь, словно заметила что-то.

Мир замер, сверкнула вспышка, а события понеслись вскачь, почти секунда в секунду.

Черный ворон, зловеще каркнув, пролетел прямо перед нашим окном.

Метла гриффиндорки метнулась в сторону с огромной скоростью.

Детей, которые не успели приземлиться, внезапно раскидало в стороны.

Белая муть окончательно перекрыла обзор.

Громко и протяжно завыл ветер.

И грянул гром.

* * *

— Всем ученикам немедленно собраться в Большом зале. Никому не покидать стен школы. Объявлено штормовое предупреждение.

Мы втроем уже давно сидели за своим факультетским столом и напряженно ждали новостей. Эйвери крутился, словно на иголках, вглядываясь в каждого проходящего мимо младшекурсника. Все преподаватели уже находились на своих местах, кроме, конечно, Северуса и Сириуса — они пока что не вернулись в задания. Зато Ремус выглядел напряженным — полнолуние сказывалось, хотя усовершенствованное Крыланом волчелычное зелье снимали абсолютно все эффекты после и перед ночью «X» и давало оборотню полный контроль над своим телом во время трансформации.

Учеников становилось все больше и больше. Мне кажется, собралась уже вся школа, хотя за нашим столом определенно много пустых мест... особенно среди первокурсников...

Сердце учащенно забилось. Я оглянулся на гриффиндорский стол и торопливо оглядел его взглядом. Раз, второй, третий...

Рыжих голов — раз, два-три...

Где четвертая?!

— ...я повторяю не первый раз, что правила придуманы не просто так, а чтобы обеспечить безопасность учеников! И то, что некоторые ученики решили, будто они умнее взрослых, недопустимо! Каждому из вас еще в начале учебы твердилось: «зимой в штормовое предупреждение выходить на улицу нельзя». Вчера, перед балом, было сказано о надвигающемся шторме. И теперь... мы имеем в списке пропавших пять человек. Френк Лоуренс, Максимилиан Эйвери, Джордж Крэбб, Антонио Кастро, Джиневра Уизли. Пока не закончится шторм, мы не сможем начать поиски. Просьба к нашим гостям — помогите нашим старшекурсникам и преподавателям. Это все.

_______________

[1] Файр — английское имя, означающее «огонь».

[2] Арлен — кельтское имя, означающее «заложник»

[3] «Очнулся я, как водится, в Больничном крыле»

Он еще не видит, понял по запаху — лекарства, все такое...

[4]«Зимой, перед штормовым предупреждением»

У автора есть теория насчет местоположения Хога. Возможно, вы тоже можете предположить что-то?

[5] Yasuharu Takanashi — Utsusemi

В этот момент заиграла эта песня.

У автора появилось щемящее чувство, что сейчас будет все плохо. Этакая, печальная картина в которой все идет словно в замедленной съемке... ветер уносит метлу все дальше, она не может справиться с управлением и её уносит в сторону Запретного леса...

На свою беду, она поделилась этой мыслью с бетой.

« — Такое ощущение, что сейчас Джинни унесет далеко-далеко, и её никогда не найдут...

— ... и её насадит на какую-нибудь елку»

«Убить Бету». Смотрите во всех кинотеатрах мира с 30 июля...

Доброго времени суток, дорогие читатели!

Как обещано, глава вышла несколько быстрее, чем предыдуще. Это объясняется тем, что она была написана довольно давно и послужила первым толчком к тому, чтобы послать канон и фанон в другие миры.

Над этой главой, тогда еще совсем оторванной от основного повествования, мы с бетой отрывались как могли. И только недавно я вновь перечитала написанное. Блин, скажем так. Я буду убеждать себя, что во всем виновато лишь широко распахнутое окно и сильный сквозняк. А у беты слабы нервы. Но все же, читать советую осторожно, желательно не в темноте и иметь под рукой что-нибудь мягкое и пушистое (желательно не когтистое — мало ли). Слабонервным бросьба закрыть главу и пропустить её.

Приятного чтения, друзья мои.

P.s. ах да. Автор обижен. Комментариев почти не видно.

Замерзают в улыбке губы

Видишь до смерти извелась

Видишь движущиеся трупы

Коченеть продолжают кружась

В небе знаков для нас нет больше

Облака примерзли ко льду

Все маршруты ведут замерзших

В вечный холод и пустоту

Флер — Пустота

Темный, страшный, загадочный. Запретный лес, который манит студентов своими тайнами. Раз или два в год находятся смельчаки, которые обязательно пойдут туда. Но никто из них никогда не бывал в нем самом по-настоящему. Максимум, куда школьники заходили — это середина подлеска. Несмотря на все ужасы, в подлеске не страшно, и даже, можно сказать, вполне безопасно. Но смельчаки, посещавшие Запретный лес, не перестают хвастаться этим сомнительным подвигом.

Я... да, я никогда не задумывался об этом ранее, даже до потери памяти. О том, что настоящий лес начинается через пять километров вглубь, я узнал от кентавров, два года назад. И это изрядно выбило меня из колеи. Еще бы, я ведь посетил это место еще на первом курсе, а теперь оказывается, что я был всего лишь в подлеске?! Но предупреждению кентавров внял и больше в лес не заходил. Не то, чтобы боялся... Просто это событие изрядно кольнуло мое самолюбие.

Шторм закончился около получаса назад. Старшекурсники вместе с преподавателями начали поиски и, судя по всему, кого-то все же нашли. Наверняка тех, которым повезло уже спуститься, когда налетел ветер. Но Джинни была наверху, и я отчетливо видел, что её метлу понесло в сторону Запретного леса...

Только бы выжила...

Я тряхнул головой, избавляясь от ненужных мыслей. Да, мне было страшно. Потому что мое предчувствие твердило мне, что сегодня будет не самая приятная ночь в моей жизни. Этот страх, а также беспокойство и злость, дали мне силы на то, чтобы обернуть пантерой. Я бежал быстро, не сворачивая с намеченного курса. Было приятно чувствовать каждую работающую мышцу, каждую натянутую связку. На какой-то момент я даже забыл о том, зачем, собственно, поперся в этот странный лес, так не похожий на джунгли.

Я выскочил на небольшую снежную полянку и изо всех сил уперся четырьмя лапами в скользкий снег, пытаясь остановиться. Причина моей остановки изучающее смотрела на меня всеми восемью глазами. Но едва я остановился, как что-то крупное, придавило меня к земле. С глухим рычанием я вскинулся всем телом, сбрасывая нападающего. Дав акромантулу ускорение в виде сильного удара лапой, я завертелся вокруг себя, оглядывая пространство злобным настороженным взглядом. Защелкали челюсти, заскребли по хрустящему снегу мохнатые лапки. Но самый крупный паук, который и заставил меня остановиться, продолжал молча меня разглядывать и не давал знака к нападению.

Я начал нервничать из-за того, что не мог оставить всех пауков в поле зрения. Хриплое дыхание, которое вырывалось из моей груди вместе с белесым паром, казалось мне слишком громким, но разгоряченный организм требовал кислорода. Я еще раз грозно рыкнул на акромантулов и повернулся к их вожаку. Да-да, я понял, что без твоего вмешательства, чертова сороконожка, меня не отпустят. И не надейся, что я забыл про то, как ты пытался меня убить на втором курсе!

— Человек-зверь, остановись. — Внезапно прервал затянувшееся молчание хриплый голос. Моя пантерская ипостась удивленно посмотрела на акромантула и недовольно дернула хвостом. Ага щаз! А каку на совочке?!

— Тебе действительно нужно туда? Ведь ты, возможно, не сможешь вернуться. Оттуда никто не возвращается таким же, каким был.

Я слегка расслабил напряженные лапы и посмотрел в самую большую пару глаз паука, показывая, как внимательно его слушаю. Не каждый день с тобой говорит сам великий Царь акромантулов! Грех такой случай упускать. Тем более что он, кажется, пытается меня предостеречь...

— Ты можешь пройти туда, человек-зверь. Но стоит ли оно этого? — Этот паук был до ужаса настойчив. Я гордо вскинул подбородок и опустил его. Да, жизнь одной несносной девчонки-гриффиндорки, которая оказалось в одном из самых опасных мест Британии, того стоит.

Акромантул еще несколько секунд смотрел на меня. От такого пристального внимания по моей коже промаршировало стадо мурашек, но я не отвел взгляда.

— Хорошо. Ты можешь идти. Запомни мое имя, человек-зверь. Я — Арагог, и я пропускаю тебя в Лес. Прощай.

Огромная мохнатая туша сдвинулась в сторону. Вновь зашуршали лапки, но когда я огляделся по сторонам, никого не увидел. Снежная полянка на границе подлеска и Запретного леса была абсолютно пуста.

Я посмотрел на темный зев прохода и нервно сглотнул. За теми деревьями начиналась самая настоящая Тьма. И я невольно задался вопросом — а оно мне надо?..

Чувствуя, что вот-вот буду готов передумать и с позором вернуться в Хогвартс, я побежал вперед, не давая себе ни секунды на раздумья. Краем глаза я успел заметить длинный черный силуэт, мелькнувший где-то на периферии моего зрения. Странно, Сириус ведь должен искать в Хогвартсе... Эй, стоп! Кто сказал, что только у Сири черная шерсть?! Надеюсь, мне не встретится кто-то вроде медведя... или похуже... плохой знак...

В чем разница между подлеском и Запретным лесом? Что я вам скажу сразу, это светом. Да-да, банальным светом. В подлеске я мог различить хоть что-то дальше своего носа (до ближайшего дерева, разумеется). Но когда я попал в Лес, то понял, что просто не могу остановиться. Если бы я замер хоть на секунду то... не знаю, что было бы. Но окружающая меня полная тьма, в которой не было видно даже деревьев, вызывала дрожь и пробуждала панический страх. Бежать, бежать, не останавливаться. Не видишь глазами — почуй носом, услышь ушами, они даны тебе как раз для этого.

«Ни шагу назад. Дядя Арагог примет тебя с распростертыми объятьями и никогда тебя сюда больше не пустит. Шевелись, скотина, если уж тебе страшно, то каково маленькой девочке?! Лучше подумать о чем-то другом. Например, о Сириусе, который узнает о твоем «маленьком» путешествии туда, куда не совался даже он.... Нет, лучше подумать об окружающей тебя тьме. Она такая темная, загадочная... Зато она не кусается и используется палочку в воспитательных мерах...» — думал я, пытаясь отвлечь себя.

Ну, раз уж я так занят, почему бы мне не подумать о другом? О том, что мешало мне жить последние два месяца. Итак...

Черный. Перед каждым более менее важным событием, которое могло закончится для меня койкой в Больничном крыле, я видел черного зверя. Но каждый раз забывал об этом, а если и замечал, то все время находил отговорки. Помнится, несколько месяцев назад в кабинете Ремуса я увидел одного редкого зверя черного окраса. Призрака. Который может обернуться любым животным.

Во время дуэли с Рональдом, аккурат перед тем, как между нами оказалась его сестра, я определенно видел черную собаку. Но это было рядом с кабинетом Сириуса, и я не придал этому значению ни тогда, ни после, когда крестного вызвали к нам. Он точно не видел нашу дуэль, и его не было тогда не лестнице. Призрак? Пожалуй. Да и последствия потом были...

Во время моего дурацкого выпендрежа со снитчем, когда я играл против Тора. Тогда у меня не было времени смотреть по сторонам, но определенно, что-то мелькнуло. Перед тем как я врезался в трибуны... Столько времени прошло, и не вспомнить... а может, я это только придумываю, и на самом деле никакой логики в этом нашествии черных зверей нет? Хотя я все равно потом оказался в Больничном крыле...

Но... вчера, вчера что-то определенно было. Когда мы разговаривали, в окне... Да, точно, это было весьма странно — на карнизе кабинета, который находится на третьем этаже, сидел кот. Он туда мог только прилететь, только крыльев у него, кажется, не было. И то, что произошло... мысли, которые определенно были не моими. Словно, их подсунули мне, игнорируя всякие защитные барьеры окклюменции. Хоть моя защита и не идеальна, но обычный волшебник, пусть и отличный легиллимент, не способен незаметно обойти ментальные щиты. Клянусь своими когтями, это высший уровень магии разума!

И сейчас, когда я проходил барьер... что-то большое и черное, похожее на медведя. Это определенно не совпадение. Это сигнал опасности. Но от него нет толку, я все равно уже здесь, в Запретном лесу, и отступать поздно. Где-то там Джинни, возможно раненая, лежит на холодной земле в снегу, в месте, куда боятся заходить даже кентавры. Так что отставить сомнения. Можно потом поделится своими наблюдениями с дядями.

Я бегу уже не знаю сколько. Может, минут десять, а может, уже час? Время превратилось в резину, оно то тянется бесконечно, то несется вскачь. Еще появилось ощущение, что бегу кругами — деревья абсолютно одинаковые, никаких оврагов и заметных валунов по дороге не встречаются. Ощущение, будто меня заманивают в ловушку, затягивают в трясину, расчищают дорогу, чтобы потом замкнуть стены вокруг. Уже не холодно, нет. Телу нет никакого дела до температуры окружающей среды. Но лапы уже напоминают об усталости.

Черт, и где эта несносная девчонка? Мне её тут всю ночь искать?

Ну, это громко сказано — искать. Я понятия не имел, куда меня ведет Лес. Поисковое заклинание на сработало, да и наколдовал я его исключительно для очистки совести. Запаха Уизли я тоже не ощущал. Пару раз старался повернуть наугад, но между деревьями сгущалась тьма, превращаясь в туман и заросли терновника, и я вынужден был отступать снова и снова. Подбадривая себя, что, дескать, "не очень-то и хотелось", я прятал в себе страх и бежал дальше. По тропинке, которую расстилала мне чаща. Возможно, Лес играл со мной. Но я не мог тягаться с ним, и делал как мне велели, убеждая себя, что это мой выбор.

Чертовы гриффиндорцы, одни только неприятности от них. Храбрые львы, мать ва...

Что-то подвернулось под лапы, отозвавшись в них болью, мир перевернулся с лап на голову, а затем последовал сильный удар черепушкой обо что-то твердое. Полагаю дерево. Здесь нет ничего кроме этих тупых чертовых черных и ненужных деревьев! Чтоб вас всех...

Мой мысленный поток брани прервал глухой стон. Я резко открыл глаза — во время бега я держал их закрытыми. Темнота была все такой же непробиваемой. Но теперь я различал что-то темное, лежащее на белой земле. Это безобразие даже снегом не назовешь, так, снежный половичок... Неужели Лес все-таки расстарался?

Я подошел ближе к объекту моего позорного падения. Ну, да, так и есть. Ярко-рыжие, похожие на пламя, волосы, бледная кожа, ало-золотой шарф... Я осторожно ткнулся мордой в лицо девушки, и напряженно ждал. Джинни открыла глаза, опять застонала и слабо попыталась оттолкнуть мою морду. Кажется, жива.

Я превратился в человека и присел рядом с девочкой. Кожа у неё была бледной и холодной, что навело меня на мысль об обморожении. Только вот этого мне и не хватало!

— Фоверус! Ферула! — девочка тут же почувствовала тепло. Несколько кривых повязок покрыли её руки, парочка пластырей появилась на лице. Я с облегчением вздохнул — обошлось без переломов. Просто ей было слишком холодно.

Все это, конечно прекрасно, но я и сам начал чувствовать холод. К тому же, передо мной встала одна проблема...

Как я доставлю гриффиндорку в Хогвартс?

Я буквально слышал громкий смех Малфоя, который наверняка так бы и отреагировал, если бы увидел меня сейчас. Да что там, надо мной с большим удовольствием весь педагогический состав бы посмеялся, не будь он занят поисками...

Или это смеялся Лес.

Побродив пять минут между деревьями (зрение мое немного привыкло к темноте, и она показалось мне не такой уж и непроглядной), я нашел выход. Несколько разрезающих заклятий — и передо мной лежат две пышные еловые ветки. Немного похимичить с трансфигурацией — и вместо ветвей уже небольшие сани. С хорошо слышимым в темном лесу скрежетом зубов снял свою мантию с меховой подкладкой. Заставил себя превратить теплый предмет одежды в крепкие ремни, которые используют на Аляске на ездовых собаках.

Я постарался аккуратно уложить Джинн в сани и укутал её плотнее в её мантию. Беглый осмотр места падения девчонки показал, что метлы поблизости нет. Ну, тогда можно считать её утерянной — искать по всему этому лесу палку с прутьями я не собирался. В лучшем случае, она просто застряла где-то наверху. В худшем же её ждала погибель от ветвей Гремучей ивы.

Холод пробирал до костей, и я поспешил превратиться в зверя. Беспокойство не дало мне превратиться в маленького котенка и я поблагодарил Бога, что в этот раз все получилось. У пантеры, конечно, мех не так уж приспособлен к зимним температурам, но это было лучше, чем ничего. Влез кое-как в ремни, в последний раз осмотрел Джиневру и, следуя по совему запаху, направился обратно. Я не мог бежать так же быстро, как на пути сюда. Приходилось довольствоваться легкой рысью, чтобы гриффиндорка не выпала случайно из саней.

Пока все шло хорошо. И Лес пока не чинил препятствий на пути. Деревья, прежде плотно стоявшие по краям моего следа, растворились во мраке, дав мне свободу выбора, но я не собирался оставлять относительно разведанную дорогу. Ничего ужасного не было. Кентавры меня что, дурили? И Арагог, получается, тоже? Никаких теней, никаких чудовищ... да темнота, но к этому можно привыкнуть. Света нет совсем — невидимые стволы смыкались где-то над головой, наверняка в несколько слоев. Я предполагал, что попадаю в ловушку, ан нет — все идет также хорошо. Запах ведет обратно, деревья на месте, никаких оврагов не попадается. Только вот холод...

Холодно... Шаг, шаг, шаг... не останавливаться... шаг, шаг, шаг... не думать о холоде... шаг, шаг, шаг, шаг... черт, как же все-таки холодно... шаг-шаг... лапы болят... шаг, шаг, шаг... чертова гриффиндорка... шаг, шаг, шаг... чертовы идиоты-младшекурсники из Слизерина... шаг.... Не останавливаться! Шагать!..

Я не знаю, сколько уже прошло времени. Рысь быстро сменилась широким шагом, а затем и обычным. Сейчас я еле плелся. Дыхание перехватывало, и я чувствовал, как в легкие заползает какая-то противная слизкая хмарь, чувствовал усталость, сон, холод, эти чертовы ремни, которые больно натирали чувствительную кожу под шерстью...

Шаг, шаг... холод... черт, как болят лапы... шаг... тепло... шаг... шаг... шаг... нельзя... шаг... нужно быстро... шаг... шаг... идти... шаг... шаг... дай... шаг... шаг... куда?.. шаг... шаг... а, черт его знает... шаг... шаг... нельзя останавливаться... шаг... шаг.. это главное...

Шаг... шаг... еле уворачиваюсь от ствола ели.... Шаг... сбивается ритм... Дыхание тяжелое, но это ладно... шаг... шаг... шаг... шаг... холодно... шаг... шаг... зачем я пошел сюда?... а, черт его знает... шаг... шаг... шаг... шаг... холодно, как холодно... шаг... шаг... больно... шаг... шаг... тяжело... холодно... шаг... шаг... шаг... шаг... холодно... шаг... шаг... во рту привкус железа... шаг... шаг... ничего не видно... шаг... шаг... шаг... черт, холодно... шаг... шаг... холодно... лапы болят... шаг... шаг... нужно лечь... шаг... шаг... шаг... шаг... шаг... нельзя! Нужно идти... шаг... шаг... тепло... шаг... шаг... зачем я иду?.. шаг... шаг... шаг... в Хогвартсе сейчас тепло... шаг... шаг... там разжигают камины... шаг... шаг... шаг... студенты едят... шаг... шаг... черт, я хочу есть... шаг... шаг... дай... может, ну эту ношу?.. шаг... шаг... нет, нельзя, её нужно доставить тоже... шаг... шаг... тепло... шаг... дай... шаг... шаг...

Я спотыкаюсь и тут же сбрасываю оцепенение. Шаг... шаг... нельзя... тепло... шаг... спать нельзя... дай.... тепло... шаг... шаг... шаг... холодно... шаг... шаг... черт, когда... шаг... тепло... шаг... мы доберемся... шаг... шаг... дай... до этого... шаг... шаг.. тепло... дай... чертового... шаг... шаг.. дай... Хогвартса?.. шаг... тепло... дай... шаг... шаг... шаг... сколько... шаг... я уже иду... шаг... холодно, черт... шаг... шаг... тепло... шаг... шаг... все болит... шаг... тепло... и холодно... шаг... тепло... дай... шаг... шаг... холодно мне... шаг... дай... тепло...

Стоп! Я замер и прислушался. Темнота вновь стала непроглядной. Или это я закрыл глаза? Нет, наверное... Может, показалось?..

— Дай... Тепло...

Я подскочил на месте и завертелся, чудом не запутываясь в ремнях. «Кто здесь?!» Рычание больше походило на жалкие всхлипы брошенного котенка.

— Тепло... тепло... дай... тепло... тепло... отдай...

Что-то приближалось. Голоса становились все ближе, и я чувствовал нарастающую панику. В голову ударил адреналин, в ушах застучал пульс.

— Тепло...

— Дай... Отдай...

— Тепло... Тепло...

— Отдай... тепло...

— Поделись...

— Тепло...

Я чувствовал, что схожу с ума. Эти голоса... Они ведь в голове?.. правда, в голове? Ведь правда?!

Ударил когтистой лапой по другой лапе и почувствовал боль. Нет, не сон...

— Дай...

— Поделись...

— Тепло... тепло... Тепло!!!

Кто-то схватил меня за хвост. Холодное и склизкое. С пальцами! Я заорал побежал. Мне было страшно. И я слышал.... я слышал эти голоса, этот шелест, эту неповторимую жажду...

— Тепло... тепло... дай тепло...

— Дааай.... поделись.... поделись с нами....

— Тепло... тепло....

Они словно бежали рядом. Голоса то приближались, то отдалялись, но неизменно шелестели у меня в ушах, словно.... Словно их обладатели были прямо надо мной...

— Дай... Поделииииись... Теплооооо...

Я мчал куда-то вперед. Грудь разрывалась от недостатка кислорода, но остановиться и отдышаться было выше моих сил. Холод пробирал до костей и ласково шептал, что он все равно заберет меня. Ремни больно впились в кожу, но я ничего не замечал, не чувствовал. Только всепоглощающий ужас... Панический страх... Я даже не смотрел куда бегу. Только бежать, подальше от этого вкрадчивого шепота. Я забыл о запахе, о следе, который вел меня в безопасный Хогвартс. Я забыл о Джиневре и санках, которые послушно летели за мной через все овраги, внезапно появлявшися на моем пути. Я забыл обо всем.

— Дай... поделись...

Лапы с силой оттолкнулись от земли и тяжело ударились о другой край оврага. Из-под лап летел снег и земля. Я уворачивался от стволов деревьев в последние мгновения, совершенно не обращая внимания на траекторию своего пути. Пару раз я отчетливо слышал, как сани ударялись о деревья, но был не в силах оглянуться.

— Тепла... дай...

Шелест заметно стал тише, но я не сбавил шага. Я даже не заметил этого. Какая-то ветка попыталась преградить мне путь но я смел её одним рывком, не чувствуя боли в лапах и на рассеченной груди. Главное, чтобы убежать. Главное, чтобы не догнали...

— Тепло... — уже почти на грани слышимости простонал ветер и стих.

Я не торопился снижать скорость, и постепенно приходил в себя. На одно из маленьких полянок я остановился для того, чтобы осмотреть свою поклажу. Честно говоря, я даже заподозрил, что успел потерять гриффиндорку в погоне от страха. К моему величайшему удивлению и восторгу Уизли никуда не делась. Смутно вспомнил, что, кажется, привязывал её все теми же ремнями до того, как отправиться...

Внезапно я услышал треск. Знакомый, но при этом и нет... Я двинулся с места и осторожно пошел на звук. Да, это что-то знакомое... Я медленно продвигался вперед, слушая этот странный звук. Впереди забрезжил свет. Я ускорил шаг. Люди? Может, я в этой дурацкой гонке не заметил, как пересек границу? Здесь кажется, действительно светлее, чем там... Еще пара шагов и к свету я побежал, окрыленный надеждой... Сердце захлебнулось радостью и нежностью. Люди... Люди...

Пантера взвыла в ужасе едва ли не больше, чем я, когда слышал тот шепот. Обычная кошка, которая являлась моей настоящей анимагической формой, отнеслась бы к увиденному с опаской, но и некоторым спокойствием. Но дикая пантера... О да... Животный страх определенно был рядом с теми же ощущениями, что и панический страх бега.

Огонь. Сучья трещали, огонь ярко полыхал на стволах деревьев. Я остановился в ужасе и, не контролируя себя, побежал в обратную сторону. А огонь... Словно живой... Треск не удалялся. Гул горящего огня словно приближался, и я уже чувствовал его жар на кончике хвоста. О том, что за мной еще летят сани с девочкой, я забыл. Я был поглощен целиком и полностью страхом пантеры. Первобытным ужасом перед огнем.

А потом... Огонь продолжал трещать рядом со мной, а я... услышал шелест. Я затормозил всеми четырьмя лапами и заметался, не зная, куда деваться. С одной стороны — гул огня, треск сучьев. С другой же — страшный шепот, требующий чего-то от меня. И с каждым произнесенным словом, так же, как и при беге, я чувствовал, как лишаюсь чего-то... важного...

— Телпо...

— Поделись ссс нами!..

— Тепло... Дай... ДАЙ!!!

Я почувствовал, как что-то накрывает меня. Я забился, замахал когтями, зарычал так громко, как только мог.... Но как я не бился, оно не отпускало. Оно мокрым плащом закрывало доступ кислороду, всему теплу, которое только было вокруг меня до этого. Очень скоро я стал молить только об одном... Одном единственном глотке воздуха. Лапы соскальзывали, зубы щелкали в тщетной попытке найти чье-нибудь тело или просто вцепиться хоть во что-то... Глаза не видели ничего. Ах да, они давно ничего не видят...

Легкие судорожно сжимались в поисках... В поисках чего?.. Я давно уже не дышу... Лапы?.. У меня нет когтей, чтобы цепляться за что-то... У меня нет зубов, которые бы могли разрывать плоть... Я давно не вижу, мне не нужны глаза... Я не чувствую тепла, но оно когда-то было, ведь так?..

Я внезапно почувствовал свободу. Никакие материи больше не сдерживали меня. Я медленно огляделся и...

Побежал прочь. Просто дальше в темноту, уже не заботясь о направлении. Просто отсюда. Идти. Огонь? А был ли он? Главное, не возвращаться туда. Не останавливаться. Шагать!..

Туман, пришедший на смену огню и безумному шепоту, наполнял не только окружающее пространство, он наполнял мои легкие как тягучее приторное молоко... Шерсть моя встала дыбом, когда я заметил, что с несуществующего неба к земле тянутся темные клубы дыма и обволакивают нижние слои белой ваты. Черные клубни начали медленно закручиваться вокруг меня и Джиневры, расширяясь кверху, как воронка. В белесом тумане то тут, то там стали появляться темные нити. Это не было похоже на прояснения, это было нечто другое. И это самое нечто пересекало туман вдоль и поперек, начиная виться вокруг нас.

Паника? Нет, я уже устал бояться. Только безысходная обреченность. Говорили мне кентавры, предупреждал меня Арагог... Но куда уж там великому Гарри Поттеру слушаться других? Мистер Поттер парень уже взрослый, полгода вспомнить не может, как свое лето провел, а тут всего лишь пробежать по лесу... И плевать, что этот лес — страшен, опасен и не изведан, а еще получил название Запретный.

В замешательстве я остановился. Воронка вокруг нас все увеличивалась. Темные нити в тумане прикасались к моей шкуре, я ощущал, как они в буквальном смысле обжигают меня. Возмущенного рычания так и не было слышно, поскольку туман впитывал звуки как хорошая пуховая подушка. Ниточки кружились в безмолвном танце, я напряженно наблюдал за ними. Блеснуло. Я мгновенно повернул голову к источнику света. Блеснуло еще. В другом месте. Блестели именно темные прослойки тумана. От внезапной догадки сердце екнуло и спешно переехало в пятки. Я коснулся лапой ближайшего пунктира — шерсть была срезана как невидимым Секо. Поняв, что еще несколько секунд промедления — и прощайте мистер Поттер, я рванулся вперед, грудью на блестящую спираль.

Сразу в нескольких местах вспыхнула боль как от ожогов, но я не обратил на это внимания. Хотелось жить. Твою мать, как хотелось быть живым!!!!

Стена тумана исчезла. Отбежав подальше, я затравлено оглянулся.

Крови на шерсти не было. Да и вообще ран не было. (Видимо, я успел до самого интересного). Но тумана позади — тоже. Вокруг места, где я только что находился, закручивалась блестящая Тьмой нить, сжимаясь с каждым завитком. Жалкий кустик, обнимаемый нитью, почернел и осыпался пылью. Через мгновение меня достиг зловонный запах гнили. От шока меня аж парализовало. И это я... мог ... сгнить?! Заживо?! Мать твою! Монолог прервала спираль — она стала угрожающе увеличиваться в размерах, а нить расширяться. «Ну, нет, тварь, не сегодня!» — сказал я себе и ломанулся прямо в бурелом — по крайней мере, придется много перепахать, пока доберется до меня.

Заросли оказались вполне проходимыми. Я несся, забыв о боли в лапах и груди, постоянно налетая на какие-то препятствия, с трудом ориентируясь в пространстве. Да если быть честным с самим собой, нифига я не ориентировался. Просто бежал — меня подстегивала мысль о темной спирали, возле которой все осыпалось гниющим пеплом, и о жутком обволакивающем тумане, который вполне мог заставить меня ходить по кругу. Внезапно, я услышал чьи-то торопливые шаги. Даже бег. Горло пересохло, я затормозил всеми четырьмя лапами и увидел впереди силуэт. Высокий стройный силуэт с продолговатой тенью.

Когда же это кончится... Я же, в сущности, неплохой парень... Чего я только не подумал. Тень не шевелилась. Только слева от нее наблюдалось какое-то движение. Что-то периодически подрагивало, словно... словно хвост.

Загнав буйную фантазию в угол, я сглотнул. Сражаться с чем-то материальным было гораздо лучше бесплотных голосов. По крайней мере, была теоретическая вероятность убить это неведомое существо.

Однако «существо» не спешило идти на контакт. Просто сидело и дергало хвостом. Я сделал осторожный шаг влево. Тень сделала то же самое, но вправо. «Обходит по кругу, — подумал я. — Хочет зайти со спины. Черт, а ведь получится...»

Еще шаг. Тень повторяет. Продолговатый силуэт за незнакомцем тоже двинулся. Но как предмет. Еще шаг. Два шага. Тень все в точности повторяет. В голову стали лезть... чудовищные мысли. Липкий страх сковал горло и парализовал конечности. Из всех мыслей, из всего словарного запаса остались всего два слова — это невозможно...

Шаг вперед — и я увидел, наконец, кто эта тварь, которая заставляет меня сходить с ума. Право, лучше бы я убежал.

Передо мной стояло... зеркало? Нет, не зеркало... Передо мной стоял... я. Я, запряженный в сани, в которых отсюда было видно рыжие волосы Джиневры. Воздух застрял на полпути к легким. Нет. Это бред. Это не может быть правдой. Стоящий напротив меня "Я" был в ужасном состоянии. Он был подран, на предплечье зияла большая рана, заполненная копошащимися личинками. Взгляд у другого «меня» был пронизывающий, оценивающий, нервный... Я отступил. Отражение наоборот ступило вперед. Послышался рык. Но рык настолько низкий, что будь я на пару лет младше — заложило бы уши. Только теперь я заметил — другая Джинни уже покрылась трупной зеленью, а сани были словно изгрызены, обглоданы неведомыми тварями. Меня чуть не стошнило. А потом прошило как иглой — а кто из нас... настоящий....

Тишина давила на уши. Короткий взгляд в сторону себя — вроде нормальный. Тихое дыхание седьмой Уизли еще было слышно, но уже не так отчетливо, как раньше. Жива. Слава Мерлину, жива.

Двойник не спешил подходить. Но когда я сделал шаг в сторону, он внезапно закричал... так кричат матери-кошки, когда на котят нападают собаки и рвут детей на их глазах. Яростно, безумно. Я поспешно сбросил с себя упряжь, готовясь к худшему. И оно произошло. Он прыгнул на меня. Я, взвыв от страха, увернулся.

Иррациональность происходящего подводила меня к грани. К грани, за которой не было даже сумасшествия, там понятия "разум" не существовало вообще. Меня поглотил дикий, неуправляемый, животный страх. Драться с самим собой... Наяву... Зная, что это можешь быть именно ты через несколько дней... часов... минут?!

«А если я убью его сейчас, меня потом убьет... другой?!» — захлебываясь в ужасе, подумал я.

А потом думать стало некогда. Противник вцепился неожиданно острыми когтями в мою шкуру. Нечеловеческий вой — и я остервенело начал вырываться. Когти врага оставляли вполне реальные борозды, быстро наполняющиеся кровью. Не дожидаясь удачного момента, я прямо так вцепился в его подставленную шею. Мне в ноздри ударила трупная вонь. Я не смог выдержать этого и выпустил его. Еще два сильных удара, и я прижат к земле, борясь с паникой и с этим... существом. «Как я могу убить его, если он уже мертв?!!!»

Волна безумия захлестнула меня, я на кошачий манер начал отдирать его от себя задними лапами и что-то выть, то ли от ужаса, то ли от отвращения... Кровь врага оказалась черной, вонючей, отвратительно блестящей, как ртуть, неосторожно разлитая на землю в количестве трех литров. Два удара наотмашь, и противник лежит на боку в луже этой самой крови, упираясь развороченным плечом в колючий куст. Шерсть моя встала дыбом, когда я понял, что тот все еще готов сражаться.

Я готов был молиться. Богу, Мерлину, черту — кому угодно, только чтобы это кончилось, чтобы все это оказалось простым кошмарным сном! Двойник летящим прыжком оказался возле меня и снова атаковал. Мне снова стало плохо от вони, которая противным звоном отдавалась в моем сознании. Острые когти — и я снова оказался под ним, под этим живым трупом. Мне на морду упало несколько личинок из общей копошащейся массы на его плече — на мгновение я увидел, что те пожрали и мясо, и кости, и уже подбираются к суставу. В приступе паники я выполз из-под животного и отправил его в нокаут. Снова. Но на этот раз ему не повезло. На пути его головы оказался сук. Я резко отвернулся, но все равно успел увидеть, как сухое дерево входит в глазницу, будто в масло погружается нож — и услышал противный «чмак».

Но эта тварь все еще была жива. Она дергалась, пыталась отодрать то ли сук от куста, то ли голову от сука. Неудивительно, убить инфернала можно было только заклинанием, но я не собирался перевоплощаться — я схватил в зубы упряжь от саней (слава Мерлину, это была МОЯ Джинни!) и бросился бежать, оставляя позади этот кошмар, этот ужас, заставивший меня почти сойти с ума. Я готовился в любой момент услышать погоню, и бежал все быстрее, и быстрее... пока не споткнулся и не полетел кувырком...

* * *

Не знаю, сколько я лежал... Просто внезапно понял, что мне холодно. Только раны горели жаром, и я отстраненно подумал, что могу простудиться. Хотя, какая разница? Я не смогу отсюда выбраться. Все это было глупой затеей. Храбрый слизеринец, ха-ха! Скорее самовлюбленный идиот, решивший, что знает все лучше всех... Арагог, что же ты меня не остановил? Связал бы паутиной, отдал бы утром Хагриду... Ну а Джиневра... Куда не крутись, видно судьба у неё такая. Не хочет Лес отпускать нас. Или её?

Я подскочил от этой мысли. А если так? Если оставить её... Я смогу выбраться? Он кончится?! Этот чертов жуткий кошмар, который продолжается хрен знает сколько времени... Все закончится? Я выберусь?!

Я медленно сделал шаг назад, выпутываясь из ремней. Еще шаг. Я пялился в темноту леса и медленно, словно в трансе, выпутывался из ремней. Да-да, я освобожусь. Ведь не может быть иначе! Лес заберет только её. Я вообще не должен был тут быть! Так что... Все обойдется, да...

Я не вижу себя со стороны, но прекрасно знаю, что от меня за милю должно нести пряным запахом безумия... Все так же пятясь я повернул голову к саням.

Оно улыбалась.

Спокойно и умиротворенно, словно сидела перед камином в гостиной своего факультета. Рыжие волосы красиво обрамляли её бледную кожу, напоминая о яркой осенней листве. Шальная мысль — «мертва?» Я уже свободен?!

Резкий треск сучьев, глухой удар о землю. Еще один. Затем шелест чего-то... ткани?.. о стволы деревьев. И смех. Девичий звонкий смех, словно какая-то третьекурсница проходила рядом. В мой измученный мозг внезапно пришла мысль, что нельзя дожидаться, когда неведомая девочка выйдет ко мне. Если это случится, может произойти что-то страшное. Не знаю уж, страшнее того, что пришлось пережить до этого или нет... Зачем, откуда, как здесь появилась какая девочка? Здесь — в глубине Запретного леса! Откуда — и так ясно, Хогвартс рядом. Но как?! Если только... если только это не очередной призрак, наваждение, ловушка, монстр!

Дыхание участилось. Смех приближался. Я понял, что совсем не хочу смотреть, кто ЭТО.

Но поздно.

Она стояла за деревом. Слева от меня.

— Ты здесь, ты уходишь...

Это не справедливо, я потерялась ...

Твой бог, твой страх ...

Стоило ли это...

Заплаченной цены?*... — пропел тоненький голосок.

А меня бросило в холод от этого детского смеха. Так и не закончив того что начал, не выпутавшись из веревок, которые крепились к саням, я рванул с места. Лапы ныли от боли и усталости, но я не мог остановиться. Только не это. Только бы не догнала. Этот смех... Он так похож на мрак, что окутывал меня вначале... Я не хочу... Нужно бежать... бежать как можно дальше... Быстрее...

* * *

Я стал замедлять шаг только через... а черт его знает... время здесь измеряется не в часах и минутах, а в степени ужаса и паники, в скорости и силе ударов сердца. Может быть, я успокоился уже через пару минут, а может пробежал пару сотен кругов по лесу, совершенно не обращая внимания на направление. Все это бессмысленно. Пора признаться себе, что с этими погонями, драками я потерял направление и след. Понятия не имею, где замок. Превратиться в человека и узнать направление с помощью магии? В минус тридцать? В одном свитере?..

Я окончательно остановился. Сани мягко толкнули меня в задние лапы, заставив покачнуться. Да, я очень устал. Я не знаю, сколько времени я провел в этом дурацком лесу. Я чувствовал каждую царапину на теле. Я сдался.

Если идти вперед, можно вновь попасть в какую-нибудь переделку.

Но также и прошлый опыт наглядно показал, что если стоять на месте, страх сам меня найдет.

Я устал.

Темнота вокруг меня была не такой насыщенной. Сквозь этот сумрак я мог видеть сани, деревья впереди, сзади, вокруг... Но это ничего не давало. Мгла льнула к самому краю полянки, словно собака. Если её разозлить, она вновь поглотит меня. И вновь придет ужас...

Я посмотрел на свою поклажу и, ненадолго задумавшись, запрыгнул в сани. Нагло устроившись на ногах Джиневры, я наслаждался теплом, которое давала её мантия. Лапы ныли от долгого бега, а подушечки слегка кровоточили. Ничего и с этим справимся... когда-нибудь...

...Теплая ладошка коснулась моего уха. Я резко раскрыл глаза, ожидая уже все что угодно — от шелестящей тьмы, до серебряных нитей секо. Однако увидел только внимательный взгляд светло-карих глаз. Девочка вновь повела ладошкой по моему уху, и я едва не замурлыкал, только физиология помешала. Да, я кот! И я, как всякий кот, требую свою долю ласки, любви и смазки!

Мы долго смотрели друг другу в глаза. Моргали, когда глаза начинали слезиться и рассматривали черты лица и морды. И молчали...

Наверное, я немного задремал. Нить времени вновь потерялась. Мое внимание привлекло странное, неземное сияние. Я поднял голову и посмотрел в ту сторону, уже настолько морально и физически истощенный, что был готов остаться лежать на санях даже если бы на меня прыгнула мантикора. «Держаться нету больше сил!» — как говорил мой друг Тор пару раз забавным гнусавым голосом. Друг мой Тор, увижу ли я тебя еще раз? А Драко? Он же заскучает без меня, станет самовлюбленным чистокровным снобом... и Панси будет воспринимать как игрушку...

Он стоял там. Неподвижный, безучастный. Всполохи чего-то синего, отдаленно вызывающего ассоциации с огнем, играли рядом с ним, вокруг него, задевая кору деревьев и не оставляя на ней следов. Шкура была не жемчужно белой, как рассказывал Ремус, а скорее мертвенно серой, поглощающей все остальные цвета. Черные глаза смотрели прямо на меня, и в них играли отблески синих искр, завораживающих своим танцем. Его рог, или точнее, то что от него осталось, было полностью объято странным «не пламенем». Ужас и холод, который сопровождал меня по лесу.

Он догнал меня.

Единорог стоял среди деревьев на расстоянии пяти метров от нас с опущенной головой. От него шли такие волны опасности, что мои внутренности сжались в комок. Это было спокойное, без эмоций, желание убить, уничтожить, растоптать в землю прах. Ни ярости, ни гнева, ни ненависти. Оно не просило тепла, как те тени, что сейчас окружали эту поляну и (я шкурой ощущал) с жадностью смотрели на нас. Ему было все равно, кто мы и что здесь забыли. Мы проникли на территорию, на которой живет он, мы встретились ему на пути и не успели уйти.

И именно этот ужас заставил меня все же подняться на лапы и слабой, неторопливой рысцой, побежать прочь.

Туда, где послышался знакомый звук.

Я замер на несколько минут, напряженно вслушиваясь в эту жуткую тишину, которая давила на уши. Нервы сдали первыми. Я зарычал, на этот раз вложив в голос всю помесь своего страха, усталости и отчаяния.

И вновь замер.

И услышал.

Далекий, гулкий вой, такой знакомый, такой родной. Взревев от радости, как кот, я рванул в ту сторону, откуда слышался зов Ремуса. Сердце стучало как бешеное, я боялся, боялся что это опять какая-то ловушка, но был не в силах остановиться... Скорее всего, если бы это действительно была ловушка, я бы просто свихнулся. Просто бы потерял рассудок в этом лесу и остался бы здесь навсегда, в обличье дикой кошки, которой была совершенно непривычна эта обстановка...

Но это была не ловушка. Несколько долгих минут, наши гулкие переклички, которые с каждым шагом можно было различить все лучше... Я и не заметил, как выскочил из леса и оказался в таком родном светлом подлеске, где снег был по грудь, а под ним росли цветы и жили вполне нормальные существа... Что-то налетело на меня и крепко сжало в могучих мохнатых объятиях... Рем...

* Песня Akira Yamaoka — One More Soul To Call

И-и-и еще раз напомню про комментарии. И да, следующая глава выйдет фестрал знает когда. Я постараюсь уложиться до конца августа. Сентябрь — зло.

Нет средства согреться,

Если вдруг остановилось сердце,

Нет средства от смерти

На свете...

Нет средства вернуться

Если не получится проснуться

Нет средства от смерти

Не похожий на ветер...

Би-2 — Из-за меня.

Хотел я того или нет, но эта встреча состоялась и, боюсь, она оставила глубокий след во мне. Возможно, ненадолго, возможно, навсегда. Даже когда сплю, я чувствую его — холод. Ужас ушел, но лед остался и я не знаю, когда он исчезнет. До сих пор он не оставил меня.

Быть может, это было предрешено богами. До определенного момента я мог позволить себе расслабиться и сделать вид, будто ничего не происходит. Но сейчас я отчетливо понимаю, что на самом деле глубоко увяз в болоте, которое не собирается высыхать ближайшие несколько лет.

Все эти черные звери были предупреждениями. Я не внял, закрылся, отшутился. Теперь следует относиться к ним куда более жестко и внимательнее. Мне дали второй шанс, когда я услышал отдаленное эхо воя оборотня, но дадут ли еще один? Лучше не рисковать, потому что иначе могут пострадать дорогие мне люди, не только я. Мне словно сказали: «Тик-так, Поттер, тик-так. Долго еще будешь играть?»

Легко рассуждать, когда ты прикован к кровати и не можешь прийти в себя. Над тобой склоняются худые, изможденные люди, но с такими родными лицами. На них следы усталости и беспокойства, их голоса доносятся до сознания, словно сквозь толстый слой ваты. Мама берет меня за руку и слегка сжимает, с тревогой вглядываясь в глаза. Что ж ты делаешь? Тебе лежать надо, отдохнуть, вон, какие тени под глазами, сами только сбежали из плена...

Стена льда не отпускает. Я хочу вырваться, но не получается. Словно отсроченное проклятье наложили — в лесу все было в порядке, а как оказался в замке, сразу отрубило. Все вижу, все понимаю, но закован в цепи холода и... да, страх все еще остался. Воспоминания о пережитом в лесу несут с собой волну неконтролируемых эмоций, и я изо всех сил стараюсь засунуть эти воспоминания глубже в память, что бы случайно не вытащить. Забыть это не получится, к сожалению.

Но есть и кое-что хорошее в этом оцепенении. Я стал вспоминать. Один сон рывком вернул большую часть воспоминаний, но оставил после себя море вопросов и белые пятна.

Сначала пришел глухой звук. Переливчатый: то замолкающий, то вновь начинающий течь. Несколько мгновений спустя я уже смог различить, что это голоса. Разные голоса. Но они доносились до меня словно сквозь толщу воды.

— Мистер Поттер, а это правда, что вы работали с оборотнями?

— Драко, я же просил! Ну, к чему все эти мистеры, а?.. Мы ж знакомы... не помню, сколько лет!

— Ну, нет, мистер Поттер! — звучит знакомый смех — «Драко?» — Я так не могу — воспитание и этикет в крови. И все же, это правда?

— Да, правда, правда... Хотя это и тяжело. Нужно быть матерым анимагом и безоговорочно доверять оборотню. Они хорошие ...люди, в большинстве своем, просто им не повезло. Мы, порой, обращаемся к ним за помощью в обход документов и прочей бюрократии и скидываемся всем отрядом на вознаграждение. Правда, ребят, готовых помочь Аврорату, становится все меньше...

Медленно проступила картинка. Тоже слегка мутная, словно я вижу это из-под воды, но вполне различимая.

Мы движемся вперед. Я слегка отстаю и вижу затылки Драко и высокого черноволосого мужчины. «Отец?».

— Гарри, ты чего такой тихий? — пришли ощущения — чья-то нежная рука треплет меня по волосам.

— Все в полном порядке, просто устал, — помимо воли отвечаю я.

Перед глазами появляется женское лицо. «Мама?»

— Ну, конечно, уж родной матери-то не ври!

— Когда это я врал?!

— Три часа назад, когда сказал, что ни разу в жизни не стрелял в тире, — новый голос другой стороны — «Джордан?».

— Э-э, а это разве была ложь?

— Ну, на моей памяти...

— Молчи!

— Не затыкай рот своему брату! Джордан, милый, что там на твоей памяти?..

Идущие впереди остановились и обернулись к нам. Драко — точно, он, — вовремя вмешался и помог выйти из затруднительного положения.

— Наверное, Джордан имел в виду школьное развлечением, мэм. Стрельба из палочки по движущимся мишеням.

— Стрельба? — отец удивленно вскидывает бровь.

— Ступефаями, преимущественно.

«По бегущим первокурсникам из Гриффиндора и близнецам Уизли»

— И во что же вы стреляете? — все еще с нотками подозрения спрашивает мама.

— Мы стреляем... по трансфигурированным тарелкам. Хорошая практика перед занятиями, мэм.

— Ну, ну. Хорошо, я сделаю вид, что поверила, — мама снова лохматит прическу сначала мне, а потом, внезапно, и Драко. Друг смущен, но довольно улыбается — ему не часто перепадает подобное отношение от собственной матери.

Затем — звуки множественной трансгрессии. И выкрики заклинаний, и лучи, и люди в темных плащах и белых масках...

Я прихожу в себя, открываю глаза и понимаю, что холод все еще со мной. Из окна прямо в глаза бьет нахальное зимнее солнце — вроде и не слишком ярко, но неудобно до жути. Приходится жмуриться и смотреть на красно-оранжевый фон обратной стороны век. Сил совсем нет, я словно попал в глубокое озеро, наполненное льдом. Поднять руку? Повернуть голову? Двинуть пальцем на ноге? Помилуйте и попросите чего полегче.

Когда солнце, наконец, спряталось за рамой, ко мне начали приходить гости.

Первым, что не удивительно, пришел Драко. Однако будучи под влиянием недавнего сна я несколько по-другому посмотрел на него. В моей дырявой голове крылась какая-то информация, но добраться до неё у меня не было возможности. Был ли это сон воспоминанием из тридцать первого августа? Если да, то почему Драко ни словом, ни делом не показал свою осведомленность? Знал ли он о нападении? Почему не предупредил? Почему не рассказал в поезде? Хотя стоп, рано пороть горячку.

— Привет лунатикам! — белобрысый друг садится на стул у моей кровати и слегка морщится, потирая правую руку. — Вечно ты влипаешь во всякие переделки! Вот скажи, на кой черт ты туда поперся в одиночку? Хотя, можешь не отвечать, и так все ясно... — понимающая улыбка, в стиле Альбуса Дамблдора, хитрый взгляд из полуопущенных век, только лимонных долек не хватает.

Я с трудом поворачиваю голову в сторону Драко и краем глаза замечаю примостившуюся на соседней кровати женщину. Она лежит на спине, прикрыв глаза, и умиротворенно улыбается, не обращая внимания на меня и моего посетителя. И хотя рыжие волосы приведены в порядок, кожа очищена от грязи и все царапины обработаны и частично зажили, создается ощущение, что женщина провела много времени в каком-то подземелье или плену. Хотя одно другому не мешает. Может, все дело в усталых морщинках, расположившихся на лбу и вокруг губ? Или в этом защитном жесте — сложенных на груди руках?

Если м... мама здесь и совершенно не против того, чтобы Драко меня навещал, значит, все гораздо сложнее. Может, ему тоже стерли память?

Да вряд ли.

— Кстати, если тебя это заинтересует, а это не может не привлечь твоё внимание, то сообщаю , что Гарри Поттер стал еще более знаменит. Зайти в Запретный лес, почти в его сердце, и выбраться оттуда невредимым!.. Ну, относительно, разумеется. Тебя, если честно, уже записали в смертники — выбрался-то ты живой, но мало ли, что ты там подцепил?.. — Драко вещал не переставая. Разнервничался так, что ли? Ему даже собеседник был не нужен.

...или все-таки стерли память? Если подумать логично и сложить цепочку событий... возьмем за факт, что сон был из тридцать первого августа. Я, Драко, мама, папа и Джордан отправились... ну, похоже что в парк аттракционов — что-то там было про тир... Так, потом нападение. Оставим, здесь вообще сплошное белое пятно, но факт, что я превратился в пантеру и меня хорошенько задели парочкой секо... Стоп! Но когда я вышел из леса и превратился, у меня были раны! Агрр, как сложно со всему этими анимагическими формами, чтоб их дементор задрал! Так, вернемся к рассуждениям. Отца, мать и Джордана захватили в плен, меня оставили, предварительно стерев память. Зачем? С какого перепугу? Чтобы потянуть время, пока весь мир заметит пропажу? А Темная метка над домом? Черт, вообще ерунда получается...

— ...Барсуки и Грифы уверены, что ты уже мертв, а в Больничном крыле уже проводят вскрытие! Вороны грешат на какую-то заразу из этого Мерлином забытого леса, но тут уже все расходятся во мнениях. Кто-то уверен, что у тебя драконья сыпь, кто-то считает, что ты заражен чумой, сибирской язвой... Кто-то говорил, помнится, о кристализе... что-то бубнили про сифилис... Все наши уверены, что я пришел сюда, чтобы попрощаться с твоим бренным телом и забрать завещание! Жаль, что ты не ответишь мне, друг, кому ты собрался отдавать свою мантию-невидимку...

З-задуш-шу! Убью, твар-ри! Будь у меня хоть капля сил, зарычал бы и попробовал бы стукнуть Малфоя. Ишь, чего удумали! На мою мантию-невидимку позарились! Козлы...

— Ну, мне пора, мой лучший, но очень проблемный друг! Я обещаю, что когда ты вернешься, легенда о тебе, Бессмертном, будет воспета во всех гостиных! Тебе обязательно дадут какую-нибудь кликуху! Не только же Невиллу быть Парнем-Который-Выжил!..

Светловолосый ураган, наконец, испарился, а я остался пыхтеть и рычать на своей кровати. Разумеется, про себя.

Мама поднялась с постели и села на освобожденный стул. Выражение ее лица было трудно определить — там были намешаны следы боли и усталости, облегчения и тревоги, радости и печали. Так и хотелось приподняться на руках, поймать мамину теплую ладонь, прижаться к ней, обнять плечи, только бы стереть с лица эти тяжелые эмоции. Но холод крепко держал меня в своих объятьях — даже улыбнуться матери я не мог. Только смотреть на неё и безрезультатно биться о ледяной барьер.

— Здравствуй, сынок... давно мы с тобой не виделись, — мама берет мою руку в ладони и крепко сжимает, словно надеясь отогнать моё оцепенение. — Я не буду ругать тебя, за то что ты пошел в этот грешный лес, я уже всё знаю... Но все же, это было очень, очень глупо! Ты мог навсегда остаться там, мой маленький чертенок... — мама дует на стылую кожу и слегка растирает её — я чувствую, как кисть слегка теплеет, но холод прогоняет это прочь... — Мы с твоим отцом думали, что вернемся в Хогвартс к своему сыну и сможем его обнять... а ты встречаешь нас в Больничном крыле, — она грустно улыбается и прячет мою руку под одеяло, но я не хочу, чтобы она бросала меня. — Если бы ты только знал, как мы боялись за тебя, за Джордана... не за себя, а за вас... еще бы чуть-чуть и мы бы сдались, сошли бы с ума от страха за своих сыновей... надеюсь, ты слышишь меня, Гарри. Мы с мадам Помфри не знаем, как вытащить тебя из этого состояния. Впервые встречаю нечто подобное. Если бы это была магическая кома, я бы не так боялась... Но мы не знаем, когда ты очнешься, все ли в порядке с тобой... осознаешься ли, что происходит вокруг... и хочешь ли вернуться. Возвращайся, сынок, пожалуйста. Нам без тебя очень-очень плохо...

Мама встает и отходит от моей кровати. Я не хочу, чтобы она уходила, но силы, которые я направляю в руку, чтобы та ухватилась за мамину мантию, пропадают впустую. Я хочу проснуться! Я хочу быть живым! Не хочу чувствовать холод и беспричинный страх! Хочу убрать ледяную стену, вновь почувствовать силу, магическую силу в себе...

Что, что там произошло, в лесу? Почему меня не отпускает это оцепенение? Что в конце концов происходит?! Где отец? Джордан? Что на самом деле я подхватил из Леса? Что за... чудовище... я видел перед тем как услышать вой Ремуса? Что я увидел в лесу?.. Что за тени, которые преследовали меня и просили тепла?.. Инфери?.. Третьекурсница?.. Единорог...

* * *

Через какое-то время — не знаю, сколько я так лежу, но мама ушла, кажется, уже давно, — стул рядом с моей кроватью занимает новый посетитель. С трудом фокусирую зрение на его лице и понимаю, что рядом со мной сидит Тор. Ну, привет, приятель. Жаль, не могу пожать тебе руку...

— Не знаю уж, слышишь ли ты меня, Гарри... — парень тяжело вздыхает и устало потирает лицо рукой. Выглядит он и вправду неважно — темные тени под глазами, сгорбленная фигура, уголки губ опущены вниз, брови насуплены. — То, что ты сделал — это... удивительно. Мало встретишь настолько храбрых... или сумасшедших... людей. Все наши были глубоко потрясены, когда узнали, что представляет собой ваш Запретный лес. Ты заслужил уважение... хотя большинство думает, что ты уже мертв, — старшекурсник усмехается и качает головой. — Это было бы, конечно, логично, но мне кажется, что ты жив и отлично все понимаешь. Мы всю ночь бегали по территории школы, разыскивая тех детей, которых разбросал ветер. Директора в шоке, Игорь Леонидович по всю ругает вашего Дамблдора, Максим грозит, что уведет своих цыплят подальше от Хогвартса и подаст жалобу в международный трибунал. Ничего, разумеется, не добьется, да и подавать жалобу не будет, но уже весь магический мир на ушах. Может быть, у вас даже директора заменят. Ученые из всех стран все порываются прибыть к вам, чтобы осмотреть лес, но Англия закрыта для входа на территорию иностранных магов. Да и сбежать с острова теперь никто не сможет, иначе этот Турнир точно закроется без единого победителя.

Я впитывал информацию точно губка. Это было куда интересней, чем сбивчивое мяуканье Драко. Не знал я, что когда-нибудь стану международным героем. Да моя слава побольше Лонгботтома будет! Сейчас, небось, всплывают многочисленные опасные истории, которые были захоронены в памяти министерских чиновников с помощью большого количества золота. И про василиска в девяносто втором не забудут. И про тролля девяносто первом. Ой, да и про нашу дуэль с Уизли в этом году вспомнят. Да еще и возвращение моих родителей из мира мертвых. М-да, старушка Англия давненько не переживала таких катаклизмов...

— В общем, Гарри, хватит прохлаждаться. Тебя уже многие заждались. Говорят, что за сутки в школе стало слишком скучно, — Тор улыбается, наверняка вспоминая речь Забини на Хэллоуин. — Послезавтра Рождество, и будет очень грустно, если ты встретишь его такой вот... куклой. Ладно, чего-то задержался я у тебя. Выздоравливай.

Тор тоже меня покидает. Очень хочется пробиться эту стену. Я хочу жить, если честно. И праздновать не за ледяным ужасом, а за обеденным столом рядом с елкой и подарками. Я ведь еще даже не отправил подарки нужным людям! Да и... приготовить их... не успел...

Слышится звук открываемой двери. Чтобы перевернуть голову на другую щеку требуется целая тонна сил, поэтому я предпочту смотреть в эту сторону.

— Приветствую, молодой человек, — знакомый приятный баритон, который я слышал еще во сне, — простите, что прервал вашу беседу. Я не ожидал, что у моего сына сейчас будут гости. Он, хоть и весьма популярен в школе, не обладает большим кругом приятных знакомых.

— О, ничего страшного, я уже собирался уходить, мистер Поттер.

— Джеймс Поттер, заместитель главы отделения аврората. А вы?..

— Виктор Крам, очень приятно.

Секунд десять в помещении звенит потрясенная тишина. Ах да, папа проиграл на чемпионате сотню галеонов... кхм, но мама выиграла три. Загадочная женская интуиция.

— Тот самый Виктор Крам, играющий на позиции ловца в сборной Болгарии? — ну вот, началось...

— Да, это я.

— Тот самый Виктор Крам, который поймал снитч сразу после того как ирландцы забили гол дважды подряд?..

— Э...

— Тот самый Виктор Крам, из-за которого большая часть чиновников английского министерства лишилась внушительной части своих капиталов?..

— ...

— Автограф можно?

— Ась?.. А да, конечно, blia-a, vachu mat...

— Prostite, chto vi skazali?

— Эээ, ничего вот автограф, рад знакомству, до свидания...

Вновь слышится скрип дверей и шаги.

— Так, что тут происходит? Джеймс, немедленно убери руку от палочки и поговори, наконец, с сыном! Простите, молодой человек, поведение моего мужа — на него иногда находит. Я — Лилиан Поттер.

— В-виктор Крам, приятно познакомится...

— Приятно... Не стоит опасаться моего мужа — он хоть и квиддичный фанат, но был одним из первых, кто бросился на защиту болгарской части лагеря в тот вечер.

— Э-э-э, весьма польщен... я, пожалуй, пойду... еще раз приятно было со всеми познакомится... До свидания...

— Я провожу вас.

В помещении стало заметно тише. Кто-то тяжело опустился на многострадальный стул. Я уперся взглядом в родную фигуру отца, которого не видел — надо же! — целых полгода...

— Ну, здравствуй, сынок...

Когда-то мне говорили, что я очень похож на своего отца. Это до сих пор так, но я успел уже заработать себе репутацию гораздо более страшного шалопая . Я бы мог сказать, что смотрюсь в зеркало, если бы стоял напротив отца лицом к лицу, но не скажу. Это ведь странное зеркало — оно отражает меня таким, каким я стану хорошо, если через десять лет. И то, на какой-нибудь нервной работе. В черных волосах отца пряталась седина, хотя ему было всего тридцать четыре года, но работа в аврорате не знает возрастных ограничений. Все вот говорят, что Аластор Грюм стар и потому отправлен на пенсию. На самом деле, особенно среди волшебников, Грозный Глаз является довольно молодым — ему пятьдесят. Это, в сравнении со стариком Дамблдором, вечной Муфалдой Мелрик, дряхлой Батильдой Бэгшот и древней, как египетские пирамиды, Мэрчбенкс, просто ерунда. А на пенсии он сидит потому, что здоровье ни к черту, и ему дважды подсыпали в собственную флягу слабительного. У отца очень усталые глаза, тревожные складки у рта и большое количество незаживающих ссадин на лице. Под рубашкой наверняка все тело перебинтовано, но двигается он уверенно, хотя и медленно — ясно, не сидится ему на месте, не может спокойно дождаться выздоровления. И это еще мне говорят, что я маленький неусидчивых блох...

— Нам уже рассказали, каким образом смогли обнаружить место нашего заключения. Скажу честно, Гарри, от тебя подобного не ожидал. Как-то уже привык, что ты у нас безалаберный и несерьезный балбес... но это было приятным открытием — ты не впал в панику, догадался отправить на наши поиски эльфа, а ведь для эльфийской магии почти нет ничего невозможного. Ты совершенно спокойно учился эти полгода, зная, что мы где-то далеко и не позволил никому догадаться, что дело неладно. — Честное слово, если бы не этот противный холод и оцепенение, я бы уже покрылся румянцем с ног до головы от такой похвалы. Конечно, не все сказанное — правда... или точнее не совсем правда... но отец еще не закончил. — Однако в свете вчерашнего происшествия, вынужден признать, что ты идиот. Вот скажи мне, с какой радости ты пошел туда один?! Почему никому не сказал, куда направляешься? С какого перепугу ты вообще туда побежал?! В школе достаточно взрослых, которым было бы проще пройти этот лес со своим багажом знаний и умений! Но нет! Ты ушел туда один! Не предупредив никого! Ты даже Глимли ничего не сказал! А если бы ты навсегда остался там?! Если бы не вышел? Мало нам одного пропавшего сына, так мы чуть второго не потеряли, по его же собственной глупости! Одним словом, балбес.

Стоп! Стоп, что он сказал?! Одного пропавшего сына? Джордан?! Где он?! Разве он не с родителями?? Разве его не держали вместе с ними?! Его не смогли спасти? Его похитили другие люди? Его убили? Что с моим братом?!

Черт бы побрал холод! Я хочу вскочить с кровати, обнять оцта и начать трясти его — где мой брат? Что с ним?!

Но оцепенение держит покрепче всяких цепей. Моих сил хватает только на то, чтобы протянуть руку к папе и уцепиться за его локоть. Он, кажется, только что заметил, что смотрю на него, а потом поймал мою конечность и крепко ее сжал, правильно истолковав мой взгляд.

— Мы найдем его, Гарри. Обязательно найдем. Когда нас схватили, то держали в разных местах. Они надеялись, что я сдамся под пытками, но когда этого не произошло, стали угрожать твоей матери и Джордану... я... я чуть не сдался... я был готов выложить все, только чтобы они не трогали их!..

Я почувствовал, как на мою руку упала слезинка. Скупая мужская слеза. Отцовская рука сильно сжимала мою ладонь, но я бы не стал её выдирать, даже если бы имел на это силы. Иногда надо просто молча побыть рядом с человеком.

Вновь скрипнула дверь, и в палату проскользнул высокий человек. Я перевел взгляд на него и узнал Северуса — с забинтованной головой, шикарным пластырем на всю щеку и рукой в гипсе он выглядел непривычно.

Отец поднялся навстречу гостю. На его лице уже не было и следа недавних переживаний. Мужчины шагнули друг к другу и... крепко обнялись, словно два потерянных брата, которые вновь нашли друг друга. Не будь я заморожен, у меня наверняка бы глаза на лоб полезли.

— Ну, Сохатый, напугал ты нас... — произнес Сев несколько позже, — мы уже не знали, куда бежать и что делать — никакой информации не было, только однажды всплеск твоей магии, да и то, ничего не смогли обнаружить.

— Мы предприняли попытку к бегству... но как видишь, у нас ничего не получилось, — отец криво улыбается, слегка пожимая плечами. Похоже, попытка обернулась хорошими неприятностями.

Крылан приподнял брови, видно, ожидая продолжения, но папа только покачал головой и мотнул головой куда-то за стены Больничного крыла. Понятно, хотят обсудить детали без моего навязчивого внимания.

— А ты зачем заходил-то?

— Известно зачем — идиота этого проведать, — оба, отец и декан, совершенно одинаково ухмыляются, глядя на мою застывшую физиономию. — И передать ужасающие новости. К сожалению, Минерва оказалась первой, когда всех этих мелких паразитов, которые летали перед штормом, и... в общем, она сняла с каждого провинившегося по сотне баллов...

Папа присвистнул. Да уж, даже в его времена Мародерам не удавалось настолько обчистить весы собственного факультета. Мне, честно говоря, было уже все равно — в связи с последними новостями голова забита другим, да и усталость давала о себе знать, странно, что мадам Помфри до сих пор не явилась. Но все-таки, если наш факультет лишился 600 очков за один день... ядрены помидоры... нам этот минус никогда не отработать! [1]

— Так что, пользуясь случаем, — декан прокашлялся, выпрямился и сразу принял какой-то «строгий» вид, — за совершенно не соответствующий характеру факультета змей храбрый поступок плюс... двести баллов Слизерину.

Отлично, из минуса вышли... из большей части минуса... черт...

— Что ж, я, наверное, пойду, надо еще контрольные проверить...

— А твои контрольные не подождут? Нужно поговорить.

— В таком случае спустимся ко мне. Выздоравливай, Гарри.

— Приходи в себя, сынок, — легкое пожимание безвольной руки, и отец выходит из помещения вслед за Северусом.

Я зажмурился изо всех сил и сжал зубы. Мышцы легонько покалывало, холод змеей уютно устроился у меня на груди. Почему это все навалилось на меня? Почему так неожиданно? Чем я обратил на себя внимание этой дуры-Судьбы? Или дело в чем-то другом?..

Вновь скрипит дверь. Да вы сговорились что ли? Даже смотреть туда не буду. Устал. Ммм, но кто там может быть? Ремус? Сириус? Мама? Драко?..

— Ну, чего застыла-то? Проходи, он уже не кусается.

Уизли?! В каком смысле уже?!!

В поле моего зрения появляется Рональд... и Джиневра. Ме-ерлин, за что мне это наказание?..

— З-здравствуй, Гарри. Я... я хотела поблагодарить тебя...

— Ну, чего ты, как маленькая девочка мямлишь?

— Потому что ты тут! И вообще, а вдруг он не слышит...

— Все он прекрасно слышит — зрачки под веками двигаются. Ему просто лень смотреть на тебя, так что давай уже к делу, пока мадам Помфри не вернулась. Ох, Джинни, как с тобой сложно... Я признаю Долг Жизни, полученный Джиневрой Уизли от Гарольда Поттера, как свой личный Долг и Долг моей семьи.

У-ух, просто королевский подарок... только на кой он мне?!

Но поздно — золотистая ленточка змеей обвивается вокруг моей руки и руки Рональда. Мало мне было одной должницы, так теперь еще ползамка за меня готовы жизнь отдать...

— Ох, а что это тут происходит?

О, Ремус, как я рад тебе!..

— Палочку чуть ниже и правее, иначе клятва будет нестабильной.

Чтоб тебя Хогвартс-экспресс переехал, морщерогий кизляк!

* * *

Снова томительное ожидание чего-то. Не уснуть, не забыться, только ждать. Я бы мог сойти от этого с ума — слишком уж у меня неусидчивый характер, — однако этой ночью я пережил нечто более страшное, и простое лежание уже не так бесит.

Медленно наползает ночь. Солнце скрылось за горизонтом, осветив напоследок все помещение кроваво-красным цветом. Мадам Пофри еще раз осмотрела меня, наложила парочку диагностирующих чар, не обнаружила никаких изменений и ушла, покачивая головой. Для врачей неизвестная причина болезни хуже головной боли.

ОН пришел, когда луна перестала светить в окно.

Сначала по палате пролетел легкий сквозняк — взметнув легкие занавески, ветерок заставил тревожно задребезжать пробирки с лекарствами и закружился вокруг высокой фигуры, замершей у дальнего от меня окна. Не слышно, словно не касаясь ногами пола, ОН подошел к моей кровати и встал напротив моего лица. Я только начал поднимать взгляд, что посмотреть на этого посетителя, как вспомнил давешний сон... и огонь.

ОН удовлетворенно хмыкнул.

— Ты очень быстро учишься. Пожалуй, с тебя достаточно. Ты все прекрасно понял.

По позвоночнику словно потек жидкий огонь, я выгнулся всем телом от боли, а Посетитель исчез.

Когда огонь ушел, я понял, что он забрал с собой оцепенение и страх.

Но в глубине души отпечаток холода все еще остался...

________________________________________________

[1] «нам этот минус никогда не отработать!»

Из чистой вредной противоречивости сделаю так, чтобы очки факультета могли уйти в минус.

________________________________________________

Если комментариев будет мало, я обижусь и перестану писать =р [Автор]

Я стоял перед зеркалом и мрачно смотрел на свое отражение. Парень, который внимательно разглядывал мое лицо, был мне мало знаком. Прическа как всегда представляла из себя воронье гнездо, разве что волосы короче, чем я привык — мама уже успела ухватиться за ножницы, пока я лежал в больничном крыле и не мог ей помешать. Я внимательнее всмотрелся в отражение, а затем с остервенением стал стирать с волос какую-то белую пакость. Пакость выводится не желала, и я плюнул, решив оставить так как есть — все равно почти не видно. Попытался слегка расправить брови, чтобы они не нависали над глазами сводами крыш — но быстро плюнул на это дело. Дело было даже не в бровях, а в самом выражении, которое застыло на лице и в глазах. Даже улыбка выходила какая-то мрачная, кривая — Тыквоголовый Джек и тот приятнее улыбается. Глаза... да, вот глаза это вообще кошмар. Откуда это загнанный, злой взгляд? Такое ощущение, будто что-то внутри черепной коробки меня интересует больше, чем реальный мир. А щеки? С чего вдруг такая впалость и угловатость? Питался вроде бы нормально... хотя есть, конечно, пара догадок, почему у меня такое «высушенное» лицо...

Я поправил ворот мантии и, бросив последний мрачный взгляд на зеркало, вышел из своей комнаты.

* * *

Мое возращение из «холода» стало чем-то вроде чуда для всего Хогвартса. Насколько я понял, ребята уже готовились ко всему — к закрытию школы, к похоронам, отставки «великого» Дамблдора (для некоторых приравниваемое к концу света). Ученики сначала почтительно прижимались к стене, едва завидев меня, а затем, узнав в лицо, кидались, чтобы растащить на сувениры. Не думал, что когда-нибудь настолько возненавижу прикосновения.

Тем менее, мое внутреннее состояние оставалось почти таким же — мне было все равно. Я почти не видел лиц, не узнавал голосов, только шел вперед, стараясь меньше думать. Любая ассоциация неизменно приводила к воспоминанию о Лесе. Люди быстро оставляли меня в покое, когда у них не получалось поймать мой взгляд. К вечеру того же дня меня, вместе с родителями, камином отправили обратно в Мэнор — встретить Рождество в кругу семьи, «восстановиться и забыть о произошедшем», по выражению непривычно суетливого Дамблдора.

К поискам Джордана отца не допустили, несмотря на его возражения. Джеймсу Поттеру было бы гораздо легче, если бы его чем-то заняли, а не оставили дожидаться результата. Отец страдал, но мужественно пытался развеселить нас с мамой. Получалось не всегда, но каким-то образом мы дожили до Рождества.

— —

Дома мама развела бурную деятельность. Оправдываясь тем, что она слишком долго сидела на месте, миссис Поттер выгнала меня с отцом и едва не отправила следом домовиков — хорошо, вовремя опомнилась и отобрала одежду у упавших в обморок эльфов.

Мы же с папой от нечего делать стали заниматься украшением сада, хотя настроение у обоих было далеко не праздничное. Молча строили снеговиков и прочих ледяных чудовищ, изредка перебрасываясь словами. Не знаю, чей снежок был первым, однако вскоре молчаливая работа превратилась в столь же молчаливое противостояние. Пострадало несколько снеговиков и домовых эльфов — из тех, кто не принимал участия в баталии. С гордостью отмечу, что мой Глимли был самым ловким среди всех — когда мама загнала нас всех домой, на нем оказалось меньше всего снега. Причем этот... хитрый домовик утверждал, что почти не применял магию. Ну, каков наглец!..

Однако эта встряска оказалась на пользу. Мама смогла спокойно, без свидетелей выплакаться (она на самом деле терпеть не может, когда кто-то видит её слабости), отец и я нашли отдушину для скопившейся энергии и занятие, которое заставило нас прийти в чувство. Мне это оказалось наиболее полезно — от реального холода я напрочь забыл о ледяной стене внутри.

Вечером расселись в гостиной с кружками горячего шоколада в руках и огромным теплым пледом прямо на ковре перед камином. Слушали треск пламени, тихонько пересказывали какие-то детские воспоминания, рассказывали друг другу старые дряхлые секреты из тех, что безобидны и смешны, особенно во взрослых глазах. Наполовину украшенная, зато с полным набором подарков елка таинственно мерцала в углу, но мы не смотрели в её сторону. В этот вечер мы были как никогда близки. Как это ни печально, нас объединили общие переживания и опасения. Но глядя в пламя и чувствуя прикосновения родных, совсем не хотелось думать о страхе.

* * *

Утром Рождества я спустился в гостиную почти в полдень — весь прошлый вечер мы сидели почти до утра и разошлись только когда появился недовольный Глимли — дескать, дров не хватит столько камин поддерживать.

Мама с папой до сих пор отсыпались — или делали вид, что спят. Мы все были несколько подавлены, и словно боялись лишний раз заглянуть в глаза друг другу, опасаясь прочесть там ответы на незаданные вопросы. Домовики, как всегда в этот день, заканчивали последние приготовления и расходились по своим делам — сегодня у них был законный выходной. Спускаясь по лестнице я на мгновенье представил, что остался в доме совсем один... и испугался. Нет, все, хватит. Куда уж больше пугаться?

К елке я шел как на расстрел — настроение было совсем не праздничное. Некстати вспоминалась сцена другого Рождества — как мы с Джорданом спускаемся на перилах лестницы на перегонки. Как, отталкивая друг друга, бежали к подаркам, как тянули в разные стороны одну коробку, толком даже не прочитав имени адресата, как грызли лакричные палочки и кидались друг в друга шоколадными лягушками... Усилием воли я заставил себя вернуться к настоящему и начал распаковывать подарки.

Так... продолговатая коробка от Драко... надо же, набор татуировщика — с чего это вдруг?.. От Тора какая-то странная деревянная игрушка... он случайно не перепутал меня с кем-нибудь?.. оп-па, игрушка раскрывается, а там... еще одна, такая же, но меньше.

Хм.

Под ней — еще одна.

Потом еще.

Еще... гипогрифы задери этого русского!!! Она когда-нибудь кончится?!

Вау, хм, а че, прикольно...

Хм-м... а если приглядеться — у них даже рожицы немного разные...

Интересно, а как открыть эту?.. ногтем, ногтем... Черт подери, я ноготь сломал!.. зубами её, зубами!.. Что это был за звук? А... у!.. мхой жуб!!

— Дорогой, что это? — ух ты, а я и не заметил, как рядом появилась мама. Она с интересом рассматривала полчище игрушек всех размеров вокруг меня. Последняя, не превышающая длину ногтя, была зажата в зубах, и я её выплюнул, внезапно смутившись. Я что, правда покраснел?! Не думал, что в ближайшее время так смогу...

— Да вотх... друх прихлал...

— Этот, болгарин который? Виктор Крам? Интересная вещица. Ну-ка, что там... «Бесконечная Матрешка. Советую не открывать дальше двадцатой — чокнешься». Интересное пожелание.

Я пригляделся к маленькой цифре на боку моей «матрешки». Двадцать девятая. Отложил в сторону, поискал глазами двадцать восьмую — плюнул и завернул в обертку. Найдется. Решил присмотреться к остальным подаркам. Огромная пахнущая мятой игрушка мыши и когтеточка — ну, конечно, очень смешно, крестный. Ах да, тут полный комплект — шикарный кошачий домик с полочками, гамаком и кошачьим туалетом. Размер явно не для пантеры. Надеются, что ко мне вернется изначальная анимагическая форма? Хе. От Рема — прочные наручи из чешуи валлийского зеленого дракона со скрытым чехлом для палочки. Удобно, практично и весьма в духе оборотня — чтобы палочка всегда была под рукой и на тебе всегда была защита. Когда-то Ремус Люпин был любимым учеником Грозного Глаза... как и Сириус, и отец: на гамаке — руна щита, на каждой полочке в тайном кармашке по метательному ножу. Кстати, что там от родителей? Что-то не вижу... А это что?

Я обратил внимание на горку подарков почти под самой елкой. Подлез к самому стволу, вчитался в этикетку. В другую, в третью...

«Джордану от любящих родителей», «Джерру от крестного», «Джордану Поттеру от дяди Ремуса»... И еще около десятка коробок с подписями, где значилось имя брата. Только что появившееся настроение праздника исчезло, уступив место боли. Я, разумеется, тоже приготовил брату подарок, но не думал, что его тоже выставят под елкой...

Я выбрался из-под дерева и мрачно стал собирать Бесконечную Матрешку обратно, про себя злорадствуя. Надеюсь, Тору понравится Шляпа Безумного. Сумасшедший любитель чая из Алисы в Стране чудес был не так уж и сказочен, да и не настолько безобиден.

Отвлекло меня от монотонного занятия деликатное покашливание. Рядом с мамой уже стоял папа в узорчатом шарфе у которого странно шевелились кисточки.

— Дорогой, ты не хотел бы взглянуть на наш подарок?

Я бросил последний взгляд на коробки и кивнул. Не смотря на то, что я довольно общительная личность, которая зачастую остается в центре внимания, у меня было не так уж и много друзей. Драко, Тор, может, еще пара человек из Рейвенкло. Не то чтобы меня это сильно волновало, но...

Родители вели меня на улицу, во внутренний двор. Я был заинтригован. Что же мне такого подарили? Не мотоцикл же, мама скорее меня женит до совершеннолетия, чем позволит сесть за транспортное средство...

...

Это был гиппогриф. Серебристо-серые перышки на голове и передней части туловища чудно смешивались с мышино-серым лошадиным крупом. Стальной крепкий клюв был похож на некое орудие убийства — столь же прекрасное, сколь смертоносное. Глаза — почти черные, с серебристыми крапинками, смотрели на меня внимательно, но без особой настороженности — сразу видно, молодой, не из диких, к людям привык с рождения. Передние лапы — орлиные, — лениво скребли камни, оставляя глубокие борозды от грозных когтей, а задние, лошадиные,беспокойно переминали траву*. Я своими глазами видел, как дерутся гиппогрифы и знал, насколько они опасны. Но именно это создание не могло не вызвать чувство восхищения и благоговения — столько в нем было силы и изящества.

Я сделал еще несколько шагов вперед и поклонился, не отрывая взгляда от черного зрачка зверя. Гиппогриф рассматривал меня с интересом и, как мне показалось, некоторым одобрением. Около минуты он изучал мои глаза, лицо, фигуру, и только потом склонил голову в ответном, не менее глубоком поклоне. Я улыбнулся (не обнажая зубы) и, выпрямившись, уже без опаски подошел к изумительному зверю. Еще не было произнесено ни одного слова, моя ладонь только коснулась легких перьев на загривке, а я уже знал, что этот красавец будет служить мне верой до самой смерти, а я никогда не смогу предать его. Наверное, именно об этом говорил Ремус, когда рассказывал о неких ментальных связях, которые связывают хозяина и его питомца покрепче стальных канатов. Еще никогда я не ощущал такого чувства защиты, поддержки и доверия, которые открылись мне при прикосновении к гиппогрифу.

И холод отступил.

— Как его зовут? — я повернулся к родителям, не отводя руки с шеи зверя. Мне казалось, что если я отпущу его, он исчезнет, как дым. Смешно, наверное, но я вообще был в последнее время мало вменяем.

— Его прежнее имя не имеет значения. Теперь ты его Хозяин, и он будет откликаться только на то имя, которые ты ему дашь, — мне показалось, что в слове «хозяин» отец сделал какое-то особое ударение, но решил обдумать эту мысль позже.

Я повернулся обратно к гиппогрифу и встал прямо перед его головой, руками поглаживая перья на шее.

— Я назову тебя... Лион. Ты не против?

Зверь закрыл глаза на несколько секунд, а затем кивнул и толкнул меня клювом в плечо. Да, надо будет одеваться во что-то более прочное, это так, на будущее. Я улыбнулся и, повинуясь намеку Лиона, подбежал к родителям и поочередно их крепко обнял. Это был воистину королевский подарок, покруче всяких мотоциклов и гоночных метел — куда они мне? А вот надежный друг, который никогда не предаст — это то, что доктор прописал. Хм, да, вижу, доктор тут явно где-то прописался — мое самочувствие бодренько подскочило вверх.

— Спасибо вам большое, — я улыбнулся так, как не улыбался с момента возвращения из Леса, — а теперь поспешите открыть мой подарок, не то обижусь!

Взрослые безропотно удалились, а я, убрав излишне довольную улыбку с лица, вновь подошел к Лиону и повел его в сторону старых конюшен. Пришло время вспомнить уроки третьего курса по УзМС...

* * *

Вечером пришло письмо от Северуса — поиски продвигались, но очень медленно, и все заняты делами. В общем-то, было даже хорошо, что никаких гостей не было. Не было нужды притворяться, слушать соболезнования, терпеть бестактные вопросы и улыбаться.

Я сидел в куче соломы и размышлял. Лион уютно устроился под боком (хотя, на самом деле мы устроились с точностью до наоборот), лениво очищая клюв и когти от крови и ошметков мяса — я сытно накормил своего зверя и успел немного выгулять, пока не стемнело.

Начать стоит все же с Джордана. Кто его держит и где — неизвестно. Быть может, это Волдеморт, а может, нет, но этим людям необходима некая информация, которую знал отец. Скорее всего, относится она к старым разработкам Отдела Тайн и какому-то из исследований, которым занимался Питер Петтигрю. Эта информация настолько засекречена, что министерские люди, работающие на «темных», абсолютно ничего не знают о ней. Отец, как ближайший друг Питера, как-то об этом узнал — от самого ли невыразимца или другим способом, не важно. Факт остается фактом — ради этой информации не постеснялись выкрасть отца вместе с семьей и несколько месяцев пытать.

Почему я оказался за бортом этой кутерьмы? И кто... что это за человек, у которого огненные глаза, Файер? Мог ли он, вместе с неведомым Арленом, помешать нападавшим забрать меня?

Мог. Но зачем, почему? С какой стати я им сдался?

Никакой информации из меня выкачать не пытались. Воспользоваться как приманкой, вроде бы, тоже. Но что тогда? Если проанализировать поведение того, огненного... о чем же он говорил?.. Я его заинтересовал. Чем? Кроме вполне приличного состояния, которое достанется мне от родителей, у меня ничего и нет. Значит что-то во мне... Что там еще было? «Быстро учишься. С тебя хватит. Ты все понял»...

Не может ли быть... а впрочем... у меня чувство, будто из меня пытаются сделать что-то. Слепить какую-то свою фигуру. «Учат», направляют, снимают оцепенение... но, быть может, это все просто выдумки? Так стоп, я забываю об одном. После того, как мне приснился сон о нападении, мадам Помфри говорила...

В голове щелкает, и я вспоминаю. Школьная медсестра предупреждала меня о неведомых людях, чья власть, кажется, очень велика! И сама колдоведьма их весьма боится... или точнее, боится что они могут навредить кому-то другому... и еще она говорила... наверное, о Файере — он, вроде бы, отличается от остальных и убережет меня от судьбы мертвеца или сумасшедшего. Это, конечно, хорошо, но такое вмешательство в мою жизнь мне не очень-то нравится. Хотя, возможно, в данном случае не стоит возмущаться?..

Что же там еще... Джиневра. Рональд. Уизли. Все. Чтоб они провалились под землю... Ладно, тут уже ничего не поделаешь. Но со всеми ними нужно вести себя осторожнее, или вообще дел не иметь, а то опять в какой-нибудь долг вляпаемся. С моей-то удачей... Так, хватит о рыжих.

Драко. Друг мой, слизеринец... что за странное поведение? Черт бы побрал эту дурацкую амнезию, я совершенно не помню, что случилось во время нападения! Только предположение, но... похоже на то, что Драко не скрывается больше от отца. А значит что? Что отец узнал. А как?.. Ну кроме того, что существует сотни вариантов того, как лорд Малфой узнал о поведении сына в школе, не стоит отметать того варианта, что в нападении на нас Люциус участвовал. И увидел там... мда... Стоит поговорить с Драко, причем как можно быстрее. Он не говорил со мной о битве, возможно, не смог из-за какой-нибудь клятвы. Ну, это мы всегда умели обходить... эх, как бы я не был таким слепым кротом, то мог бы с самого начала года заметить знаки, которые мне подавал Драко! Он же хотел, чтобы я сам спросил... а я... дурр-рак...

Так, ладно, подумаем о другом. Черные звери... Призрак, если точнее. Ну, тут думать нечего. Почему-то он преследует меня. То ли сам творит неприятности, то ли пытается предупредить меня о них. Что странно, перед тем как попасть в Больничное крыло с ожогом, Призрака не было. Да и после Запретного леса... Связь? Между Призраком и Файером? По-крайней мере, есть подозрения.

Я покачал головой, которая гудела от огромного числа мыслей, и погладил Лиона по теплому богу. Гиппогриф ободряюще потерся о мою руку клювом — он чувствовал, что хозяин чем-то подавлен. Я же ощущал, что зверь хочет помочь, и он был бы только рад хоть как-то облегчить груз моих проблем. Великий Мерлин, как я все-таки счастлив, что родители подарили мне гиппогрифа...

Но хватит рассиживаться — время уже позднее, да и задница уже замерзла. Я поднялся на ноги и повел Лиона в его денник. Эльф Хикс, едва заметив меня, мрачно кивнул и отправился по своим делам. Среди всех домовых, это конюх был наиболее... наименее... в общем, ему было все равно на любые ранги. Он одинаково грубо говорил как с «хозяевами», так и с другими эльфами. Ну, разве что лошади и другие четвероногие вызывали у него что-то вроде одобрения: я несколько раз своими глазами видел, как от его шепота успокаивались лошади. Заперев Лиона в деннике, я поплелся домой. Завтра нужно многое сделать — написать Драко, порыться в библиотеке, а самое главное — отдохнуть от этого чертовски сложного полугодия...

____________

* — суровые русские зимы — приходят только в январе ))

_____________Хроника материалов_________

— Чем занимается Отдел тайн?

— Херней всякой...

________________________________________________

Что? Как?! Че, правда что ли?..

В общем, получается, первая часть окончена. Была проделана большая работа... или не слишком большая... в общем, спасибо всем читателям, которые меня не покинули) После долгих раздумий, я решила все же не переправлять весь текст первой части, потому что 1) его очень много, и 2) бета уговорила меня на эксперимент, вроде как сравнить как изменился мой стиль за эти шестнадцать месяцев. Ужас.

Итак, первая часть закончена, скоро выйдет вторая. Выкладываться она будет в этом же фике, мне так будет удобнее. Название фика я сменю, но не пугайтесь, пожалуйста)

P. s. Анимагическая форма Малфоя — кот.

P. s. s. А отзывы?..

P. s. s. s. И простите, что глава такая маленькая ^^.

P. s. s. s. s. Не находите ли вы, что бета наглеет?! хД

Я прошу прощения у читателей, что так задержала выход второй части. Долгое время не знала, о чем писать, то есть, половина главы была готова уже 1 января. Но вот со второй частью возникла проблема. В итоге после месяца застоя Бета взяла меня за шкирку и заставила написать все сейчас.

p.s. Перед этим мы немного погадали над книгами. Скорее всего, самые убийственные перлы найдете у неё в блогах.

p.s. С нетерпением жду комментариев)

Нефтяной ребёнок ещё с норковых пелёнок

Знает, почему он и насколько папе дорог.

Елка — Мальчик-красавчик

Проснись, встряхни наваждение!

Сквозь ночь протяни ладони,

Чтоб спрятать свечу от ветра.

Спасти.

Флер — Спасти

Пожалуй, стоит начать с самого начала. С самой первой неприятности, которая приключилась с отпрыском рода Малфоев.

Они познакомились на Рождественском балу Поттеров, когда Драко было шесть лет. Его привычно представили всем гостям, а затем заперли вместе с остальными детьми в дальней комнате.

Каково было первое впечатление от встречи с Гарри Поттером? Странное. Позже, когда мальчик лучше узнал мир и науки, он мог бы сравнить черноволосого волшебника с огромной яркой звездой, наподобие солнца, которое является центром всего вокруг. Так было и с Гарри — дети буквально тянулись к нему, эпицентром игр и шалостей почти всегда был он. Правда, как и солнце, Поттер умел притягивать и астероиды — неприятности. Но благодаря таким вот неприятностям Драко и стал тем, кто он есть.

В прошлом семейство Малфоев, ревностно оберегающее свою чистую кровь, настолько замкнулось в себе, что появилась прямая угроза угасания рода. Дети рождались слабыми, сквибами или мертвыми. Только последние несколько поколений смогли разбавить кровь так, чтобы фамилия не вымерла и постепенно начала набирать силу. Но генетика семьи была настолько уродлива и испорчена многочисленными родственными браками, что Драко родился с нестабильной магией. Какое-то время вообще считалось, что он сквиб, однако мать не дала избавиться от сына и позже магия проявила себя. Правда, она до сих остается несколько неуравновешенной — иногда слишком слабой, иногда её становится чересчур много и она начинает пробиваться из тела. К счастью, это случается нечасто. Ах да, у Драко открылся дар Виденья — он с детства мог без специальных приспособлений видеть магию и являлся первым в роду с такой способностью,

Так вот, когда шестилетний ребенок прошел к компании детишек, в центре которой бушевал ураган по имени Поттер, его магия сама откликнулась в ответ на энергию волшебника. Если у Малфоя своей магии было мало, то из Гарри она буквально вырывалась, проявляясь гиперактивностью. Драко еще даже не осознал что происходит, а ураган уже распределял роли среди остальных детей и начинал кружить всех в своем немыслимом танце. Помнится, тогда Малфой в первый раз в жизни полностью отдался неизвестной игре и смеялся наравне с другими. Нарцисса, которая решила глянуть в детскую комнату, чтобы проведать своего сына, была буквально поражена — ей не часто удавалось видеть его таким довольным и счастливым, сказывалось строгое воспитание отца.

Игры сменяли друг друга, тело Драко с упоением поглощало магию, а Гарри все продолжал крутиться во все стороны, поспевать везде и всюду, и просто фонтанировать идеями. В конце концов (рано или поздно это должно было произойти) Поттер, а вместе с ним и вцепившийся как клещ Малфой (ему еще не удавалось почувствовать столько магии в себе, и он отчаянно цеплялся за источник энергии, боясь упасть и расплескать все), отправились на поиски приключений. Для маленьких детей и выход в сад был приключением, тем более для Драко, которого контролировали денно и нощно.

Сад у Поттеров представлял собой огромный живой и дикий организм — так подумает блондин много позже. А пока, побродив по нему и увидев массу всего нового, мальчишки решили посмотреть на конюшни. Бедняга Хикс чуть не поседел, когда в его убежище ввалились двое малолетних бандитов и оказались прямо в деннике с раненым фестралом. Ну, Драко, конечно же, перепугался тогда знатно, а вот Гарри, кажется, бровью не повел. Завопил на фыркнувшего монстра и попытался двинуть кулаком по копыту. Хорошо, фестралы зверушки мирные и не так обидчивы как гиппогрифы.

Не удовлетворив своё любопытство и стремление к знаниям, детишки покинули конюшню и отправились еще дальше — к неглубокому пруду, в котором водились красивые золотые и радужные рыбки, а по кувшинкам прыгали фиолетовые лягушки. Шутливая потасовка привела к падению в воду, а попытка вылезти из воды самостоятельно — к новой игре в грязевые снежки...

В доме меж тем поднялась паника — как так, где дети?! Дело бодро катилось к межродовой войне, когда двух грязных и усталых малышей привел Глимли. Пока Нарцисса трепала свое ненаглядное чадо в поисках ран и царапин, Люциуса отпаивали валерьянкой — мужчина был твердо уверен, что его сын воспитан настоящим чистоплюем. Чета Поттеров же не была удивлена — за шесть лет они привыкли к выходкам шебутного сына.

После этого мир для Драко Малфоя словно перевернулся с ног на голову. В собственном доме ему было невыносимо скучно — там все было расставлено строго по линеечке, и что бы ни происходило, оно было под контролем. Единственным наиболее живым и неподконтрольным отцу существом оставался мамин любимец-книзл Леонардо — шикарный котяра с густой шерстью и длинным любопытным носом. После праздника у Поттеров Драко смог найти с котом общий язык, что не могло не радовать Нарциссу и не заставить нервничать лорда Малфоя. На взгляд взрослого волшебника, единственной хорошей вещью, которая случилась с его сыном после того Рождества, было только увеличение магического потенциала. Для самого ребенка же куда важнее было то, как открылись его глаза. Мир на самом деле оказался не таким скучным — он был ярок и глубок. Например, когда его наказали за прогулку по саду без разрешения, — заперли в комнате, — мальчик за два часа лежания на спине насчитал около десятка различных оттенков зеленого цвета на потолке. Или встав однажды на рассвете, Драко обнаружил рядом с собственным окном спящую синицу. Парк гремел от птичьих песен, и оставалось только удивляться, как он этого раньше не замечал...

После того дня Драко твердо решил, что будет держаться ближе к Гарри Поттеру, чтобы воспользоваться его силой, если понадобится — смешно, не правда ли? Тогда он все еще находился под влиянием отца и был твердо уверен, что миром правят его решения. И, разумеется, первое письмо, написанное еще кривыми буквами, имело весьма холодный и сдержанный характер. Драко даже не надеялся, что Гарри ответит ему, однако, не прошло и суток, как к ребенку спустилась серая сипуха и передала послание, в котором, словно бы, содержалась сама частичка магии. Перед глазами становились картины игр в салочки с жеребенком, попытка взлететь на крышу дома на отцовской метле, вкус маминого пирожного, стащенного прямо из духовки... Энергия лилась из букв и Драко, сам не заметил, как оказался за столом и начал строчить ответное послание, где не было ни капли сдержанности, а такая же куча эмоций...

Отец не мог не заметить перемену в нем. Мальчик, который раньше с интересом слушал советы по управлению людьми, стал неусидчивым и беспокойным, и часто зевал. Любые попытки заинтересовать его книгами или политикой венчались крахом, а увеличение правил только разжигало любопытство к запретному. Похоже, именно тогда и началось недопонимание между отцом и сыном, которое в будущем привело почти к вражде.

Мать же прекрасно видела изменения в сыне и, будучи внимательной женщиной, быстро поняла, откуда ноги растут. А еще леди Малфой была урожденная Блэк, и потому решила пойти против своего мужа. Несколько раз она сама отводила наследника к Поттерам и, пока дети играли, налаживала отношения с дальними родственниками.

Поступив на первый курс Хогвартса, мальчики не потеряли свою дружбу, а только укрепили её. На первый взгляд, они с первого же дня учебы только и делали, что ссорились и пытались подраться, вызывая в учителях возмущение и немедленное желание избавить факультет драчунов от обременительной ноши в десяток-другой баллов. Со временем вражда между двумя слизеринцами стала традиционной, и никому в голову не приходило выяснять повод очередной перепалки. Но это была только одна сторона медали. По ночам двое мальчишек, фыркая в кулак и стуча по холодным камням голыми пятками, убегали на верхние этажи и исследовали их, превращаясь из двух обычных волшебников в самых настоящих Охотников за Сокровищами. Неисчислимое количество раз их ловили, ругали, снимали баллы, но никто так и не отправил письмо Люциусу Малфою с жалобой на поведение его сына. Это были воистину веселые деньки...

Все изменилось в тот роковой вечер тридцать первого проклятого августа. Уже которое лето Драко проводил вместе с семьей своего друга, а лорд Малфой думал, что сын гостит у родственников во Франции. На них напали внезапно, без предупреждения. Хлопки аппарации, потом лучи заклинаний, вскрики, всполохи... настоящий дурдом... внезапно Драко схватил за локоть один из нападавших. Сквозь щели маски полыхали яростью глаза отца...

Драко стоял парализованный и смотрел, как сначала миссис Поттер, а затем и её муж проигрывают в схватке против пятерых. Джордана схватили практически сразу и без помех. А вот с Гарри им пришлось повозиться. Друг обернулся пантерой и дал стрекача, однако несколько метких попаданий заставили его остановиться. А Драко все стоял и смотрел, как к однокурснику подходит человек в плаще, склоняется над ним, почти полностью перекрывая обзор... тело Гарри странно выгибается, а руки и ноги начинают скрести землю... Поттер замирает, а человек отходит, машет рукой, говорит, что стер ему память...

Затем отец аппарирует вместе с ним домой и устраивает настоящую выволочку. Пара ударов тяжелой тростью по голове сбивают к черту всю концентрацию, и отец применяет легиллименцию. О Мерлин, как это было унизительно! Когда родной человек не взирая на твои попытки сопротивления пытается пробить твой блок и прочитать твои мысли, душу... Для лорда Малфоя уровень владения сыном окклюменции стал неприятным сюрпризом, но все-таки Драко не смог выдержать напора.

Он никогда не знал, что настолько разозлится на отца. После этого парень наговорил много всего, высказал все, что копилось в душе с детства. Они кричали друг на друга, пока не сорвали голоса. И Люциус не был бы правой рукой Темного лорда, если бы не взял с сына клятву молчания. Даже не клятву, а настоящий приказ Главы Рода.

В поезде он почти испугался и был готов повернуться и уйти. Если бы там не стояла троица грифов, он бы, пожалуй, так и сделал. И бросив на друга первый взгляд, почувствовал неладное.

Гарри был... ну, кажется, как всегда. Но что-то в нем стало другим. Жаль, что из-за Крэбба и Гойла, которых отец навязал ему в спутники, им не удалось поговорить. Друг был непривычно молчалив и задумчив, не пытался выкинуть какую-то шутку над ребятами, как делал это обычно. А посидев рядом с Поттером половину пути, Малфой вдруг сообразил — вокруг Гарри больше не было того фонтана энергии, который заставлял предметы вокруг плясать, а неприятности сыпаться на голову. И стало по-настоящему страшно, потому что перед глазами еще стояла картина того вечера.

Однако уже на следующий день все стало вроде бы нормальным. Гарри вновь говорил, шутил над людьми... а потом было письмо. О-о-о, Джиневра Уизли превзошла сам себя, — подумал Драко в тот момент, когда увидел краем глаза лицо... морду... в общем, голову Поттера. Толком он не успел ничего разглядеть, но потом, когда Гарри появился на уроке УзМС, Малфой посмотрел в глаза друга и... ничего там не увидел. В смысле, не увидел той пугающей пустоты и задумчивости, на которую обратил внимание, пока сидел напротив друга в купе. Он даже расхохотался от облегчения, словно пациент отделения для душевнобольных, так велико было чувство облегчения от мысли, что Поттера не заколдовали каким-нибудь заковыристым проклятием наподобие империо...

В ту же ночь они болтали с сокурсником до самого рассвета. Смеялись над шутками, вспоминали выражения лиц учеников, которых поразил облик Гарри, продумывали очередной план подставы для грифов... и словно не было нападения, не было крови, пролитой на землю в нескольких метрах от Поттер-Мэнора, не было странного человека, который стирал память другу, а тот корчился на земле будто от страшной боли... Но вот сколько бы Драко не подавал собеседнику сигналов, сколько бы не намекал на то, что его сковывает приказ Главы Рода, Гарри не замечал этого. И только потом пришло понимание, что действительно не замечал, не видел... Аура магии, которая всегда кипела вокруг Поттера, была такой же как всегда, разве что... может быть, более вязкой? Словно, паук оплел ее паутиной, и та, словно муха, билась в объятиях сетей, думая, что может порвать нити... Драко не знал, как еще описать то, что увидел. Его вообще никто не понял бы, за исключением людей, обладающих даров Видения, но таких было не слишком много на острове, да и ни один из них не общался с семейством Малфоев.

Что было потом? Потом была новость в газетах. Чертовы журналисты. Судя по виду Гарри, он действительно ничего не помнил из того вечера. Половину дня ходил тихий, задумчивый, а взгляд снова стал пустым. Драко видел, как магия, до этого льнущая к людям и предметам, как дружелюбная собака, внезапно обернулась колючим ежом — люди, проходя мимо слизеринца, непроизвольно вздрагивали и старались отойти подальше или отвести взгляд. Драко тогда тоже неплохо шибануло — словно током ударило, и до стычки с Уизли он старался вообще к другу не прикасаться, мало ли что. Правда, все равно не помогло — удержать Гарри ему не удалось, только мантию порвал, да сам оказался в несколько дурацком положении. Но это еще ничего. Потом он пошел за учителями, которые утащили Поттера в кабинет Снейпа. Ух, столько злости со стороны друга Драко еще не давалось увидеть. Там было намешано все — злость, страх, недоверие и полное замешательство... а чего еще ожидать от человека, которому стерли память, а он знает об этом и может ничего сделать? Малфой тогда чуть за голову не схватился — что же ты дурень делаешь?! Не вздумай превращаться, придурок!.. Но нет, поздно. Только что перед взрослыми мужчинами стоял взъерошенный подросток, а потом хоп! — и скалит зубы черная пантера. Все тело напряженно, лапы согнуты, шерсть на загривке ежиком... и лужа крови, которая становится все больше...

После этого инцидента все вроде пришло в норму. Учебный процесс, розыгрыши близнецов Уизли и Гарри над учениками и учителями, активно общался с дурмстрангцами, а Драко... ну что Драко, он вовсю налаживал связи с нужными людьми и копил деньги. Находиться в одном доме с отцом, который не постеснялся применить легиллименцию к собственному сыну, было противно, и Малфой надеялся, что сможет избегать общения с ним как можно дольше. Для начала — не ехать на зимние каникулы домой. Лето можно провести у Гарри, если все наладится. Если нет, можно попросить помощи у матери или поселиться в Дырявом котле. В общем, Драко готовился. И, наверное, из-за того, что он так сильно был озабочен своей проблемой, пропустил и Хэллоуин, и приезд заграничных гостей. Очнуться его заставило только то событие, которое среди учеников получило название «битва льва и змея». Уже спустя неделю эта история получила настолько невероятные подробности, что блондин диву давался — и откуда в детских головах такое стремление к жестокости и коварству?..

Да-да, именно та безобразная драка и имеется в виду. В одном из коридоров в середине учебного дня и в присутствии учеников других школ произошла дуэль между Гарри и Уизли. Сам Драко не видел, что именно произошло, он в это время был в библиотеке, однако крики рыжего услышал даже он. В школе начался настоящий бардак, младшие курсы почти поголовно отправляли в Больничное крыло за успокаивающими настойками. Эта история была предметом сплетен довольно долго, но затем студенты успокоились и все забылось. Гарри вернулся из клиники Святого Мунго отдохнувшим и жутко довольным — даже, можно сказать, подозрительно довольным. Если бы не Грегори и Винсент, Драко тут же вытряс бы из друга правду.

В принципе, впоследствии все полугодие проходило как обычно. Гарри вновь попал в Больничное крыло буквально через несколько дней после выписки из клиники, — поиграл с Виктором Крамом в ловлю снитча. Ну, мячик он, разумеется, поймал, а то, что в землю его вбила метла — это же мелочи. Испытывая некоторые финансовые трудности, Драко сделал ставку на тотализаторе на Диггори. В дальнейшем он стал подозревать у себя наличие трудностей с мышлением — ну зачем, зачем он поставил именно на хаффлпаффца?! Конечно, это эгоистично, но Малфой почувствовал некоторое облегчение, когда узнал о результатах голосования. И тут же устыдился — как-никак, радоваться из-за травмы Крама было стыдно. Потом был Святочный бал, на котором Гарри откровенно поразил всех выбором своей партнерши... Да и чего греха таить, Драко тоже был удивлен. Ситуация враждующих слизеринца и гриффиндорки была столь же привычна, как и традиция соперничества между ним самим и Поттером. И хвала Мерлину, что обе эти вражды больше не будут предметом сплетен в Хогвартсе. Хватит, надоело, натерпелись они уже по самое не хочу.

В ту же ночь что-то произошло с Гарри. Он выбежал из спальни, как ужаленный в попу еж. Уже через полчаса собралась группа сильных магов во главе со Снейпом и Блэком направилась на поиски мистера и миссис Поттер, а Драко вздохнул с облегчением — кажется, все начало налаживаться. Однако Гарри не был бы Гарри, если бы жизнь была прекрасна и чудесна. Ночью он поднял всю мужскую спальню четвертого курса, ну, может и еще пару спален по соседству, криком. Пока пытались разобраться, пока пытались помочь, пока пришла мадам Помфри... Драко держал руки друга и чувствовал, как его самого начинает колотить озноб, а страх сковывает мысли. Перед глазами вновь стояла картина, где над Поттером склонился незнакомый Пожиратель... Гарри отправили в Больничное крыло, а Драко вновь почувствовал привкус скорых проблем. Так всегда было перед какой-то грандиозной пакостью, которую «мистер проблема» собирался сделать. Магия скапливалась в одном месте и начинала буянить, а Малфой, привыкший видеть разноцветные всполохи, но не в таком количестве, только вздыхал и затыкал нос, чтобы не запачкать кровью воротник рубашки.

Потом... шторм. После сообщения в Большом зале всех разогнали по гостиным, и никто не заметил, куда исчез Гарри. Только когда отправились спать, обнаружили пропажу. А Драко, прикоснувшись к серебряной сосульке на шее, почувствовал невообразимый Холод. Именно так, с большой буквы. Вместе с однокурсниками перевернул вверх дном гостиную и спальню и поднял тревогу. Старшекурсники отправились сообщать преподавателям о пропаже Поттера, а весь Слизерин сидел в общей гостиной и впервые в жизни вместе переживал за судьбу одного ученика. Малышей посадили поближе к огню, остальные кутались в одеяла. Пили горячий шоколад и ждали, ждали, ждали... Это была очень долгая ночь...

Поттера нашли. Профессор Люпин, благодаря полнолунию, рыскал по территории школы в облике волка, он и нашел учеников — Гарри, оказывается, отправился спасать Джинни Уизли. Драко тогда радовался как эльф, получивший задание испечь именинный торт в честь наследника, и разве что не бросался всех обнимать от облегчения. Когда парень смотрел на Запретный лес, единственное, что он видел — черное засасывающее пятно, которое притягивало взгляд, но при этом вызывало отвращение. Поэтому Драко никогда не ходил вместе с Гарри гулять по лесу. Только один взгляд на высокие деревья пугал его больше, чем все стражи Азкабана вместе взятые.

Драко почти с боем прорвался к другу в Больничное крыло. И едва встретив взгляд Гарри, чуть не убежал назад. Там вновь была пустота, лед, холодная стена камня. А сама магия... о, великий Мерлин... складывалось ощущение, что из леса друг вынес с собой частичку той темноты, которая пугала Малфоя. Черная, вязкая магия, — она цеплялась за предметы и стены, стекала вниз и словно пыталась поглотить чужую энергию. Драко тогда сам себя не помнил. Шутил и смеялся, как последний пьяница, а едва вышел — уполз в заброшенные подземелья, приходить в себя. Его долго трясло, он задыхался, и еще ему было невообразимо стыдно... стыдно, что другу пришлось в одиночку встретиться с ужасной тьмой Запретного Леса.

* * *

Пять месяцев проползли мимо меня как отлично обученные солдаты.

После разговора с Драко я почти все каникулы провел рядом с Лионом. Привыкал к нему, давал время чтобы привыкнуть ко мне, летал, гулял по территории мэнора. Хотя мы с гиппогрифом познакомились совсем недавно, было ощущение, что жили бок обок уже очень долго. Меня это немного тревожило, но не настолько, чтобы тут же кидаться с паническими воплями к родителями или Глимли. Стоит отметить, что в те пять месяцев меня вообще мало что волновало. Несколько раз прогуливался вместе с отцом в дальней части сада, беседуя с ним о совершенно несерьезных вещах. Не смотря на то, что родителей спасли, порой мне казалось, что он в это не верит. Иногда я ловил отца на том, что он недоверчиво ощупывал кору деревьев или прислонялся лбом к каменной стене дома. Тема плена не то что бы была под запретом, но не обсуждалась.

В Хогвартс я вернулся вовремя и в первое мгновенье думал, что попал в другой мир. Забудем о том, что замок больше не казался мне нерушимой безопасной крепостью (твою мать, когда этот замок окружает ТАКОЙ лес, начинаешь бояться даже выходить за пределы его стен!).

Люди. Черт, нет. УЧЕНИКИ.

Черт подери, это именно те люди, которые прожили со мной рядом последние три с половиной года?!

Ладно, забудем про восхищенные взгляды первокурсников — они не успели привыкнуть к моей обычной манере поведения.

Но второй курс? Третий? С чего это вдруг такие напряженные взгляды со всех сторон и робкие попытки мне угодить? То дверь откроют, то лягушку шоколадную подарят (да еще и с карточкой!), то блюдо подадут, стоит мне только на него посмотреть. Девчонки — это вообще кошмар — начали присылать анонимные письма. Восхищенные. Признательные. Любовные.

Дьявол, я точно в Хогвартс-экспресс сел?

Ладно, мои однокурсники были все такими же. Кхм. Ах да, забудем про признательный поцелуй в щеку от Джинни в Большом зале за завтраком. Да, да, забудем, я сказал! Так вот. Слизерин дружно начистил мне рожу (ничего серьезного — больше всего старались девчонки, парни только изображали посильную помощь), Хаффлпафф уважительно кивнул, Рейвенкло, кажется, вообще ничего не заметил, а Гриффиндор...

Бррр...

Забудем, да. О чем я? О старшекурсниках. Везде. И всюду. Мне кивали. Улыбались. Обнимали. Трясли руку. Трепали шевелюру. Носили на руках (да, черт подери, я не шучу).

В первую неделю в Хогвартсе у меня были все шансы выбраться из своей депрессии и к черту взорвать замок. Но я этого не сделал — сосущая тьма оказалась сильнее.

Через две недели народу надоело выражать свое уважение мне. Какое-то время все было хорошо. Очень хорошо. Никто не трогал меня. Но то, что никого не трогал я, кажется, всех насторожило.

Английские ученики стали посматривать на меня с тревогой и опасением. Французы — с подозрением и затаенным страхом. Болгарам и русским было, в общем-то по барабану (наверное, действовала поговорка про мужика и гром), но и они косились на меня с азартом и ожиданием. В общем, школа тревожилась и испуганно смотрела на Поттера. Но тот молчал. Народ пугался, но он продолжал молчать. Неизвестно, к чему бы это все привело, если бы не наступило четырнадцатое февраля.

Этот день вполне мог ознаменоваться выходом Поттера из себя. Количество валентинок, подписанных «Гарри Поттером», превышало все прошлогодние пределы в десятки раз. По-моему, открытки мне не прислали только МакГонагалл (давняя вражда, да-да) и миссис Норрис. Не все валентинки были безопасны — кажется, парочка из них все-таки была с Амортенцией, но такие посылки сразу же отправлялись Снейпу, а тот, определяя качество продукции, зорко оглядывал зал, вычисляя очередную жертву неожиданного опроса по зельеварению.

Да, кстати. Северусу пришлось вернуться в школу после каникул, но поиски продолжались. Пока без результатов, хотя удалось найти какой-то след, но он был настолько противоречивым и запутанным, что разобраться быстро не представало возможным.

Следующим ярким событием стало второе Испытание Турнира. В результате нелепого несчастного случая Людо Бэгмен оказался в воде во время прохождения испытания. Все бы ничего, но обозленные из-за кипятка гриндилоу напали на первую же беззащитную жертву — орущую и визжащую тушу мяса, которая и не думала доставать палочку. Когда Бэгмена все-таки вытащили из воды, он уже не орал, а его сизые внутренности, торчащие наружу, вызвали неаппетитную реакцию среди зрителей. В панике — пока отгоняли гриндилоу, пока вытаскивали судью, пока разбирались с истерикой на трибунах, — забыли о том, что надо следить за временем. В результате, о Чемпионах вспомнили, когда все трое давно высохли и успели обсудить между собой детали испытания. Заодно поделились мнениями. Нелестными, в большинстве своем. Возникла небольшая заминка, когда обнаружился прокол с таймером, а затем решили поставить всем равную оценку. Крам рвал на себе футболку и порывался нырнуть обратно к гриндилоу, но его утащили, гремя какой стеклянной бутылью.

Смерть Людо Бэгмена вызвала в магическом мире бурю противоречивых эмоций. Кто-то искренне огорчился из-за гибели легендарного игрока в квиддич, кто-то ругал организацию Турнира, некоторые что-то орали о невыплаченных долгах. Министерство не придумало ничего лучше, чем отправить в Хогвартс генерального Инспектора, который обязан был проследить за дальнейшим ходом Турнира, мерами безопасности в школе и всячески контролировать зарвавшегося директора (который, в общем-то, был виноват меньше всех).

Вопрос о мерах безопасности в Хогвартсе назрел уже давно — с тех пор как в школу поступил Гарри Поттер. А инцидент в Запретном лесу, который из-за недостатка достоверной информации за каникулы оброс впечатляющими подробностями, не мог не привлечь внимание Попечительского совета.

Сама главная проблема школы чародейства и волшебства, то бишь я, терялась в догадках — какая сволочь додумалась послать в Хогвартс Долорес Амбридж?

Как сказали бы классики, «это была ненависть с первого взгляда». Лед и пламень. Кока-кола и Ментос. Америка и Россия. За четыре месяца я не совершил ни одного неправомерного поступка, но неприязнь к Жабе от этого не уменьшалась. У неё не было шанса наказать меня, но она всегда находила любую мелочь, за которую можно вычесть баллы или сделать замечание. Через три недели генерального инспектора лишили возможности снимать баллы, зато разрешили издавать загадочные декреты об образовании.

Я молчал. Хогвартс опасливо таился. Амбридж выпустила пять абсолютно бредовых декретов, которые, с подачи дурмстрангцев, никто не стал принимать во внимание. Инспектор упорно «кхекала», школа упрямо бойкотировала, а Поттер спал и видел золотые воды Ганга. Жаба попыталась отменить выходные походы в Хогсмит. Местные и иностранные студенты дружно проигнорировали очередной запрет и всю ночь отмечали в гостиных приход весны. Я же смотрел в сторону горизонта и ждал сов с новостями.

Март цвел и пах. Вся живность на территории школы начала оживать и шевелиться. Проснулся лес, зловеще скрипнула Ива и школа вновь с опаской покосилась в сторону волшебных зарослей — мало ли, пакость какая вылезет. Очередной Поттер, например.

В апреле Малфой попытался вытащить меня из депрессии. Как оказалось, преждевременно. Прилюдно послал его в задний проход мантикоры. Он не остался в долгу, отправил разгребать фекалии жителей Леса. В отместку я... ну, в общем, увлеклись мы немного. Зато быстро помирились, пока вместе дружно отскребали вековую пыль с кубков наших предков. С удовольствием посмеялись над воспоминаниями о рожах слизеринцев. И когда друг напоследок ободряюще стукнул меня кулаком по спине, я почти не вздрогнул.

На пасхальные каникулы Снейп опять сорвался на поиски моего брата, утянув за собой также и Бродягу с Лунатиком. С выходных вернулись только Люпин и Крылан, а Блэк, послав всех к Мордреду, оставил вместо себя преподавать многообещающего старшекурсника Ричарда Энджела. Амбридж попыталась что-то вякнуть, но была сметена напором учительского состава.

Затишье закончилось в середине мая, когда окровавленные маги внесли с Больничное крыло маленького едва дышащего мальчика.

Это был Джордан.

Комментарии, комментарии, комментарии ^^

Свинцовые тучи оккупировали небо, не оставляя солнцу ни одного шанса осветить Уэльс. Вот-вот должен был пойти дождь, вдалеке уже что-то громыхало, но воздух радовал только концентрацией озона и удушливой влагой. Ветер с силой гнул деревья, срывая с ветвей недавно появившиеся листочки. Все живое, что еще могло шевелиться и имело мозги, постаралось исчезнуть как можно быстрее, предчувствуя скорый катаклизм. В лесу Уэльса остались только магические вороны, чья гипертрофированная интуиция предвещала скорый пир из падали. Птицы сами не знали, чего ждали, но ведомые матушкой-природой, оставались сидеть на ветвях деревьев, и время от времени мрачно друг на дружку каркали, да с надеждой поглядывали на землю.

Стоит отметить, что сам этот лес пользовался дурной славой. Нет, разумеется, он и близко не стоял с Запретным лесом, зато здесь часто пропадали магглы, и сходили с ума компасы. Люди старались обходить лесополосу стороной, порой и сами не зная отчего, но чувствуя некую опасность.

Именно поэтому о небольшом деревянном домике в глуши никто не знал. Это было уже ветхое двухэтажное здание, в котором нашли для себя приют многочисленные грызуны и насекомые, а также те, кто любил на них охотиться. Пауки оплели все углы, жуки-короеды изгрызли уже, кажется, все, что могли. Даже о цвете стен нельзя было сказать ничего, кроме того, что они темные. Но в эту грозу все живое попыталось спрятаться в самые глубокие норы.

Только одни существа, обитающие в этом доме, не боялись грозы и не пытались сбежать. Люди в темных грязных одеждах, которые, кроме одного, почти все время проводили на первом этаже. Другой — самый маленький, — был заперт в пыльной пустой комнате, занимающей почти весь второй этаж. Он, может, и мечтал сбежать куда подальше, но не мог, да и давно уже не приходил в сознание.

В какой-то момент казалось, что в лесу все замерло – вороны, деревья, травы, кустарники… А затем сквозь чащу начали проступать темные силуэты, окружающие заброшенный дом и медленно приближающиеся к нему. В тоже мгновенье вороны сорвались с деревьев, громко каркая, словно насмехаясь над обителями дома, которые еще не знали о засаде. Как будто в досаде на глупых птиц, с неба обрушился долгожданный ливень.

Люди продолжали идти к жилищу, словно не замечая дождя. Вот один из них поднял руку, подавая сигнал, и остальные замерли…

Вспышки молний озарили дом, ослепив на мгновенье – тех, кто был внутри, и тех, кто находился снаружи, — и скрыли лучи заклинаний, полетевших с нескольких сторон в сторону здания. Рокот грома заглушил треск дерева и грохот отлетевшей двери. Всего несколько мгновений потребовалось обитателям дома, чтобы прийти в себя, а затем закипело сражение.

Попытка взять укрепление наскоком провалилась – защитники заранее позаботились об обороне. Теперь молнии били практически без остановки, а гром стал постоянным их спутником. Грязь под ногами скользила и мешала нападавшим, ровно, как и льющий как из ведра дождь, но их было куда больше, чем противников. Практически отовсюду летели зеленые лучи вперемешку с красными, воздух искрил от напряжения, концентрации магии и озона. И все было почти безобидно, пока кто-то из нападавших людей не крикнул в отчаянии «Inferno Flamare».

Дом словно резко расширился, а затем сжался, из окон и дверей полился яркий оранжевый свет, и послышались крики боли и ужаса. Люди в мантиях с красной оторочкой прекратили обстрел и кинулись внутрь, уже не скрываясь и не пытаясь защититься. Они выносили из здания всех, кто мог еще шевелиться и торопливо оказывали им первую помощь, чтобы тут же связать магическими путами. Несколько человек спешно обегали комнаты, стараясь не попасть под адское пламя, и искали кого-то. А этот кто-то, внезапно очнувшись от долгого сна, лежал на кровати, крепко сжав руками голову и скрючившись в три погибели.

Внезапно один маг, который в отличие от своих товарищей не имел на мантии красных полосок, обернулся собакой и рванул в дом. Запоздало закричал командир, мелькнуло несколько заклинаний, но поздно – зверь уже был внутри, а секунду спустя адское пламя перекрыло главный вход и начало жадно лизать внешнюю обшивку здания. Попытка потушить огонь водой не принесла результатов – наоборот, кажется, пожар начал разгораться еще больше. Главный отдал несколько распоряжений, а затем вместе со своими товарищами стал с беспомощной яростью наблюдать за зданием. Отражения язычков пламени плясали в стеклах его круглых очков.

В это самое время черный пес, едва избежав возможности лишиться собственного хвоста, взбежал по лестнице на второй этаж. Единственная дверь была заперта, но огонь и дым уже вовсю подбирались к коридору. Издав несколько скулящих звуков, собака попыталась прорыть вход в комнату когтями, но, когда ей это не удалось, превратилась в человека. Волшебник плотно запахнулся в плащ, взял разбег и выбил плечом дверь. Не теряя время на боль в вывихнутой руке, человек бросился к фигурке на кровати. Легонько потряс за плечо, а когда ответа не последовало, скинул с себя мантию, окутал ею мальчика, подхватил его на руки и огляделся. Оказалось, дело – дрянь. Огонь вовсю пожирал пол в коридоре и подбирался в единственную целую комнату. Был только один выход – окно.

Когда со второго этажа горящего здания вылетела фигура человека, с язычками огня на штанах, люди были уже готовы. Несколько заклинаний – и вместо того, чтобы расшибиться, волшебник мягко приземляется на землю. Ему быстро оказывают помощь, безжалостно срезая заклинанием части штанов – адский огонь уже не остановить. Люди быстро подхватывают маленькую фигурку из рук волшебника, берут его самого под руки и исчезают.

Только магический купол смог остановить Адское пламя, чтобы оно не перекинулось на лес. Но еще долго горел заброшенный особняк, уничтожая вместе с собой и отпугивающие чары, и защитные руны, и последние следы обитаемости. Вороны злобно закаркали и бросились вон из леса, обиженные на всех на свете за напрасные надежды…

* * *

Еще на подходе или, точнее сказать, на подлете к Больничному крылу я услышал громкие голоса. Это было удивительно – все знали, что в самом помещении и возле него было запрещено шуметь под страхом смертной казни. Вместо того, чтобы ворваться в комнату, распахнув дверь пинком, я замер на пороге и тихонечко приоткрыл створку. Наверное, это все мое любопытство – кто это смеет так громко орать в «святая святых» мадам Помфри?

На ближней к двери кровати, облокотившись на подушки, одетый в полосатую пижаму, лежал Сириус. Одеяло он скинул на другую кровать, оставляя на обзор перебинтованные ноги. Из видимых травм можно было только различить сильно укороченную прическу и небольшой ожог на щеке. Крестный довольно скалился и выглядел не слишком огорченным, в то время как человек, стоявший перед его кроватью, прикладывал все силы, чтобы окна в Больничном крыле взорвались от его ора.

— Блэк, ты конченый придурок! – наконец, разобрал я. – При всем моем уважении к тебе и твоим боевым Verdienste [1], ты безбашенный кретин, der Dummkopf [2], сующий свой нос и хвост куда не следует! Ну зачем ты полез в самое пекло?! Clumsy Affe [3], мы могли бы сделать все сами и без лишних травм! Из-за тебя пришлось экстренно покидать дом, потому что в любой момент мог рухнуть потолок! От твоих прыжков штукатурка сыпалась!..

Голос у мужика, как я говорил, был мощный. А еще он характерно наседал на букву «р». Отсюда мне не было видно его лица, но почему-то представлялось породистое и с усами. Я скользнул в помещение, осторожно прикрыв за собой дверь. Человек в форме аврора – черная мантия с алой оторочкой, — меня не заметил. Все его внимание было уделено Сириусу, который, кажется, даже получал удовольствие от этой выволочки. Я оглядел комнату, скользя покроватям внимательным взглядом – где там Джордан? – и сделал неосторожный шаг вперед. Под ногой хрустнула склянка.

Уделить внимание тому, что у самого порога в изобилии разбросано битое стекло, я не успел. Аврор обратил-таки на меня свое царственное внимание и, ничуть не уменьшив громкость, рявкнул:

— Имя, звание!

На меня будто ушат воды вылили, я так растерялся, что с ходу вспомнил немецкий язык, которому меня в свое время пытался научить отец, вытянулся в струнку, чуть не щелкнул каблуками и вякнул на одном дыхании:

— Harold Potter! Schuler Von Hogwarts![4]

Мужик заулыбался, как будто не брызгал только что слюной на крестного. У него действительно было довольно особенное лицо с тонким длинным носом и высокими скулами. Глаза серого цвета смотрели на меня сквозь небольшие круглые очки в золотой оправе. Недлинные волосы были зачесаны назад, напоминая ястреба. С довольным видом он выдал:

— Ja, gut, gut! Молодец парень! Неужели тот самый Поттер, гроза авроров и личный дьявол господина Сохатого? Наслышан, наслышан!

Я чуть было не осел на пол. Сам от себя такого не ожидал. Так, а что еще за личный дьявол?..

— А вы?..

— Хо, прошу прощения, что не представился! Герр Херцлов, к вашим услугам. Весь аврорат наслышан о вас. Помню, как лет десять назад твой отец чуть ли не каждый день приходил на работу словно с боксерского ринга – с фингалами, порезами и синяками. Потом на весь отдел жаловался на чересчур сильного малыша. Но гордился, да…

Я разве что не зашаркал ножкой, улыбался как дурак. Распустил перья, ага.

— Помню, еще спорили, кем станешь, когда вырастешь, — неожиданно серьезно продолжил он, и я только заметил, что глаза у него были бесстрастными и словно бы никогда не улыбались, — отличным аврором или преступником?..

Несколько секунд мы играли в гляделки, а затем он вновь улыбнулся, хлопнул Сириуса по забинтованной ноге так, что крестный воздухом подавился и вцепился в пострадавшую конечность двумя руками, и вышел из Больничного крыла с громоподобным «Auf Wiedersehen!».

— Суровый мужик, — вынес вердикт я.

— Не то слово! – Сириус уже пришел в себя и вновь довольно улыбался. – Он приехал из Германии, чтобы сражаться с темными силами и поступил в школу Аврората вместе с нами. Думал, уедет сразу после войны. Ха! Уже тринадцать лет находит различные отговорки чтобы остаться – то у него рука сломана, то сердце не на месте, то родня не ждет, вот-вот рухнет мир и опять начнется война. Знаем мы, эту войну…

Я изобразил вежливую улыбку и еще раз оглядел палату, выискивая черную макушку. Крестный быстро понял в чем дело.

— Ты к Джордану? Он в отдельной палате, спит. Вторая дверь налево. Мадам Помфри ты сейчас вряд ли найдешь…

Я кивнул и поспешно направился указанную Сириусом сторону. Выйти в коридорчик, свернуть налево, пропустить первую дверь… Я прикоснулся к ручке двери и остановился.

Что я там увижу? Свою точную уменьшенную копию? Незнакомого мальчишку? Родного брата?.. Крепко зажмурился и резко выдохнул сквозь зубы. Все, хватит! Соберись, тряпка!

Рывком открыл дверь, вошел, подошел к единственной кровати. Взгляд елозил по полу, стенам ножкам мебели, одеялу, но упорно не желал смотреть в сторону пациента. Вновь разозлившись на себя за детское поведение, я рывком поднял голову и взглянул на брата.

Он тихонько посапывал во сне, откинувшись на подушки. Черные, уже порядком отросшие волосы разметались по белой ткани, подчеркивая синюшную бледность. Он видел что-то хорошее, это было видно по слабой улыбке на губах, если не обращать внимания на серьезную складку между бровей. Руки лежали поверх одеяла так, как их уложили. Сразу стало ясно, что с тех пор он не приходил в себя, и даже не пытался поменять позу, по себе знаю – долго лежать вот так, на спине, невозможно.

Был ли он похож на меня? Несомненно. Но куда больше он был похож на маму. Немного вытянутое лицо, чуть вздернутый нос, правильные черты – все это от нее. Волосы, разве что, черные и спутанные, словно в них мантикора покопалась.

Я облегченно вздохнул и медленно опустился на стул рядом с кроватью. Все то время, с тех пор как я узнал, что Джордана нашли и привезли в Хогвартс, меня не покидало странное и гнетущее ощущение неясной опасности. И только сейчас, увидев Джордана воочию, я позволил себе поверить, что все будет хорошо. Обязательно будет.

Двери палаты широко распахнулись, и в комнату вошла мама. От ее шагов шло гулкое эхо, в открытый проем двери влетел порыв ветра, взметнувший волосы присутствующих и слегка приподнявший края одеял, ее взгляд не отрывался от лица Джордана. Когда она подошла к брату, я задохнулся от той волны, которая захлестнула меня, и… все пропало. Унялся ветер, перестало гулять эхо, затих тихий гул в ушах. Я впервые видел стихийную магию. Волшебство, творимое только одной силой, силой материнской заботы и беспокойства. Теперь я понял, почему в школе никто не смел называть ее грязнокровкой в лицо[5]. Мать присела на край кровати и прикоснулась ладонью к щеке Джордана, кажется, так и не заметив меня.

Следом, почти незаметно на фоне творившегося только что стихийного бедствия, вошел отец и остановился рядом со мной. Я впился глазами в его лицо, выискивая что-то в знакомых чертах. Усталость, облегчение, тревога и нежность, вот что я увидел. Так что же меня так мучило? Что за поганое предчувствие?..

— Мы уезжаем завтра домой. Все вместе, — наконец, нарушил молчание отец, впрочем, довольно тихим голосом.

— А экзамены? – так же негромко спросил я.

— Отменены из-за турнира.

Я помрачнел – совсем забыл про это. А ведь хочется еще посмотреть на последний тур, как там выступят чемпионы?

— Я бы хотел посмотреть на третье испытание, — со вздохом озвучил я свои мысли.

— Оно будет через неделю. Может быть, сможем посмотреть все вместе.

Я пожевал губы, пытаясь вспомнить еще какие-нибудь аргументы. Не вспомнил. И даже придумать не смог. Сказал, как есть:

— Если честно, то я хотел бы остаться. И так все рождество дома сидел.

Папа посмотрел на меня очень внимательно, нахмурился, но кивнул.

* * *

В связи с тем что первые два испытания Турнира Трех волшебников прошли, мягко говоря, не самым лучшим образом, контроль над третьим заданием осуществлялся Международной Комиссией, которая была спешно создана уже после первого провального выступления.

Изначально на третьем испытании собирались устроить огромный лабиринт с ловушками и опасными существами – успели даже попортить наш любимый квиддичный стадион, доведя спортивных фанатов до полуобморочного состояния. Однако Комиссия все же решила нарушить древнюю традицию последнего испытания и перенесла его на отдаленную от людей территорию. В итоге мы узнали, что суть прохождения последнего задания – взять Кубок Трех волшебников и пережить сутки на тропическом острове полным всякой разнообразной флоры и фауны.

Тор плакал и просил исключить его из Турнира. Что думали остальные Чемпионы утверждать не берусь, но с момента озвучивания столь приятной вести Флер Делакур ходила непривычно мрачная и молчаливая. Ее все чаще можно было заметить в библиотеке, но подходить к француженке уже никто не решался после того как она, вспылив, одним выбросом стихийной магии отправила Рождера Дэвиса чистить женские туалеты собственным галстуком. Седрик Диггори и вовсе окопался в Запретной секции, не выходя оттуда, похоже, даже ночью.

Наблюдение за прохождением последнего испытания должно было осуществляться сложнейшей системой, включающей в себя опытных мастеров ментальной магии, и артефактов, созданных специально к этому событию. В каждой гостиной и Большом зале поставили по огромному стеклянному экрану, пропитанному каким-то зельем. Он был разделен на три равные части, по каждой из которых показывали отдельного Чемпиона. Наблюдение должно было идти с начала испытания и до его завершения, без перерерывов на обед и ночь. Просмотр в Большом зале планировалось сделать на вторые сутки, после начала, чтобы студенты могли спокойно поесть и при этом не потерять из виду любимых героев. Честно говоря, за этот год Чемпионы действительно стали кем-то вроде любимейших героев сериала, с которыми и расставаться жалко, и надоели уже больше тыквы.

Согласно правилам, которые давным-давно прописаны для Третьего Испытания, фору получал Чемпион, набравший больше всего баллов. Благодаря новой задумке Министерства, эта деталь утратила свою актуальность и все баллы, набранные Флер на первом задании оказались у мантикоры под хвостом. Я это к тому, что впервые увидел вейлу в ярости, и честно признаюсь – не самое приятное зрелище.

Чемпионы должны были стартовать одновременно с трех разных точек на одинаковом расстоянии друг от друга и Кубка. Сам же приз находился где-то в центре, помещенный на каменный пьедестал в окружении защитного барьера, который должен был спасть при первом же приближении человека к нему – это нам показали первым делом на большом экране за полчаса до старта. В эти полчаса Чемпионов должны были доставить до места назначения, проинструктировать, выдать необходимое снаряжение, а нас успели ввести в курс дела, заодно напомнив предыдущие Испытания и шансы Чемпионов на победу. Как ни странно, Тор шел почти нос к носу с Диггори.

Все шло более чем трагично. Спустя пятнадцать минут после сигнала о начале испытания Флер Делакур укусило насекомое, которое она с отвратительным треском размозжила каблуком сапога. Спустя какое-то время ей навстречу вылетел целый рой отвратительных на вид тварей, родственников той, что француженка успела уничтожить. И их было едва ли не сотня, этих маленьких уродливых существ, с тремя парами длинных цепких лапок, одной жестких больших крыльев, закованных в толстый слой хитиновой брони. Плюс ко всем бедам, они имели нехилые жвала, которые с большим аппетитом вгрызались в кожу. Все это в увеличенном масштабе можно было увидеть на одном из экранов. На том же, где показывали француженку было почти невозможно ничего различить – насекомые облепили девушку с ног до головы, скрывая от глаз. Уж не знаю, как она отбивалась от них, ей это явно не помогало – крик боли, громкий и отчаянный послышался уже через минуту после нападения. Зрители всполошились, кто-то вскочил с мест, зашевелился отряд безопасности, но…

Яркая вспышка на месте Чемпионки мгновенно привлекла всеобщее внимание. Девушка… нет, вейла показала свои настоящие способности – ее окружал настоящий кокон огня, которые безжалостно сжигал насекомых и растения вокруг. Сама Флер стояла неподвижно, расправив плечи и вскинув голову. Только спустя дюжину секунд до меня дошло, что это поза не победителя, а упрямой борьбы с какой-то очень тяжелой ношей – так неестественно были отведены назад плечи и напряжена шея.

По рядам зрителей пронесся вдох облегчения, послышались одобрительные хлопки, которые были самой Флер Делакур до задницы. Она горела еще минут десять, пока с тихим стоном не опустилась на землю. Тогда огонь потух, обнаружив плачевное состояние чемпионки – почему-то это было не сразу заметно, наверное, ореол силы не позволял заметить такие детали. Специальный костюм, сшитый к Испытанию, был закопчен и местами вовсе отсутствовал. Волосы, недавно еще светлые и длинные, укоротились до неровной темной копны, заканчивающейся у плеч. Сильно потемневшее лицо причудливо изменило свои черты – они стали как-то неправильно острее и четче. И только моргнув и посмотрев на девушку целиком, я понял, что вижу перед собой настоящую форму вейлы. Никакой светловолосой эльфийки, одним взглядом замораживающей землю под ногами. Зверь, озлобленный и потому очень опасный, которому теперь уже нечего терять. Теперь нет смысла прикрываться обликом беспомощного существа. Французский Чемпион поднялась с земли и бесстрашно углубилась в тропики.

Пожалуй, именно нападение на Делакур было самым заметным событием первого часа испытания. Я так полагаю, что девушка настолько привыкла выставлять себя полнейшей дурой, что даже попав на самое опасное задание не соизволила изменить давней привычке – тем более, что за Чемпионами собирались следить больше суток, до тех пор пока не будет найден Кубок. Ну и, разумеется, утратила всякую осторожность, результат на лицо. Ведь не могла же она просто за красивые глазки быть выбрана Кубком Огня, верно?

Диггори и Тор были куда как более осторожны, на рожон не лезли, про осторожность не забывали. Хотя я теперь начал опасаться, как бы они с Делакур не повстречались. Они ее-то вряд ли теперь узнают, а кто кого вырубит это еще вопрос…

Когда над островом начало смеркаться, Диггори вляпался-таки в передрягу. В прямом смысле этого слова. С таким громким неприятным звуком. В свежие, так скажем, продукты жизнедеятельности местной фауны. Настолько свежие, что их хозяин даже не успел отойти на десяток метров.

В принципе, хаффлпаффец сделал все правильно. Пульнул заклятием по шороху, ушел перекатом за камень, вновь направил туда палочку… но вот застывать в шоке после этого не следовало. Ну, подумаешь, белый медведь. В тропиках. С восемью паучьими конечностями вместо четырех нормальных лап. С жвалами вместо нижней челюсти.

Ну, хорошо, я бы на его месте вообще наложил кучу и прямо там же и остался лежать.

Это была фееричная битва. Плюс ко всему, у паукодведя наличествовал яд, а вместе с мехом — хитиновые пластинки. Диггори забросал его взрывными проклятиями, укоротив количество ног до стандартного минимума, а затем, выхватив из-за пояса странного вида кинжал, бросился едва ли не в пасть монстру, чтобы вбить его туда по рукоять. Разумеется, одно из жвал оказалось в плече у старшекурсника, но к тому времени тварь уже сдохла. Парень с трудом выполз из-под огромной туши, помогая себе одной рукой, в другой он крепко сжимал кинжал, пока в том же плече торчало оторванное жвало. Зрелище, скажу вам, то еще. Плюс у него все лицо было измазано в грязи, одежда порвана, волосы растрепаны – словом, уже не какой-то конфетный красавец, мечта всех хогвартских студенток, а суровый воин, выбирающийся из вражеского окопа…

Все было очень мило, пока Диггори не дополз до того же камня, где, едва успев перевязать раны, трагично потерял сознание.

Ооо, что тут началось. Женские вопли наполнили гостиную таким непередаваемым шумом, что я едва не оглох. Сполз, сжимая голову руками на пол, в компанию к Драко, у которого хлестала носом кровь. Он вообще смотрел на женское безумие глазами самого несчастного страдальца в мире.

В общем, получилось так, что больше всего повезло только Тору. Хотя было ли там везение? Скорее дело в том, что Крам, прекрасно понимая свое состояние по сравнению с другими Чемпионами, был осторожнее в десятки раз, почти до паранойи. Он мог по четырежды проверять одну и ту же ветку или кочку, пока не убеждался, что оно не в состоянии шевелиться, издавать звуки, дышать и вообще предпринимать какие либо действия. А уж про птицу, внезапно закричавшую в паре метрах от него, и говорить нечего – инсендио быстро прекратило ее жизнь.

Но все же Виктору не могло везти постоянно. Как бы он ни был осторожен и внимателен, оказались на этом адском острове монстры с почти человеческим интеллектом. И такой же наглой и настырной хитростью. Честно говоря, я почти готов назвать это существо настоящим гением среди своих сородичей. Только не ясно, то ли этот монстр единственный в своем роде уникум, то ли есть целый вид таких вот чудес природы. На этом острове нам на глаза попался один, больше я такого не видел.

Все началось с того, что Виктор привычно проверил корявую палку, метра в два длинной, которая перегородила ему путь. Наложил пару заклинаний, провел острием ножа по коре. Реакции ноль. Тор не стал дальше сомневаться и попытался перепрыгнуть преграду. Не получилось.

Двухметровая деревяшка оказалась хвостом шестиметровой твари, которая в высоту могла соперничать с Хагридом. Могучее змеиной тело с чешуей, длинные лапы с загнутыми когтями в количестве четырех штук, крокодилья голова с рядами острых зубов, торчащих в приветливом оскале. Четыре глаза, два из которых могли двигаться независимо от других, сверкали жизнерадостным желтым цветом. Хвост, недавно казавшийся палкой, обернулся вполне себе гибкой частью тела, покрытой маленькими шипами, остроту которых Виктор тут же испытал на себе, получив удар под колени.

Потеряв равновесие, Тор рухнул на землю в паре метров правее от места взлета. Встал он с трудом, тряс головой и сипло кашлял – наверное, оглушило, и земля попала в рот, не самое приятное ощущение. Химера, а иначе это было не назвать, терпеливо дожидалась, пока человек придет в себя, медленно, как-то даже лениво, передвигая свое длинное тело между деревьями. Зрители явственно напряглись, зашуршали страницами учебников и библиотечных книг в попытке найти имя неведомой зверушки и ее особенности. Похоже, никто особо не преуспел.

Виктор затеял с тварью игру в гляделки. Рептилия щерилась в издевающемся оскале, не забывая при этом посматривать себе за спину. Она показала свой ум, когда в ответ на заклинание огня живо метнулась в сторону и вверх, уходя от взрывного проклятия. Еще пара неудачных попыток превратить монстра в фарш подтвердили опасения – химера предугадывала любые действия за несколько секунд, но сама при том не нападала. Складывалось ощущение, то она лишь играла с Тором, позволяя ему совершать любые действия и не отвечая на них ничем.

Спустя несколько минут стала ясна причина столь наглого поведения зверя – у Тора внезапно подломились ноги. Тварь прекратила стоить из себя невесть что и рванулась вперед. Широко раскрытая пасть едва не поглотила болгарца целиком, но тот пустил перед собой заклинание огня. Химера увернулась и пролетела мимо жертвы. Виктор начал вести беспорядочней огонь, посылая лучи по пляшущей траектории. Он не поднимался с земли, а химера в это время танцевала вокруг, не смея приблизиться, и только уворачиваясь от атак. Виктору, твари и зрителям было ясно, что долго так продолжаться не сможет.

К сожалению, первую ошибку совершил все же Тор. Пущенное слишком высоко заклинание не могло никоим образом задеть монстра, и химера подобралась слишком близко. Резкий бросок головы вперед, — мимо, Тор успевает кувырком уйти в сторону, — и случайный взмах лапы чудовища едва не протыкает его насквозь. Все обошлось, но футболка Чемпиона окрашена кровью, а монстр идет на новый прорыв… чтобы наткнуться на заклинание слепоты.

Вероятнее всего, причиной внезапно отказа ног стали шипы на хвосте, на которые Виктора насадили в первые мгновения. Но яд, похоже, был хотя и замедленного, но короткого действия, Тору удалось подняться и, хромая, уйти подальше от обезумевшего зверя, который в порыве ярости и страха начал мотаться из стороны в сторону, врезаясь в стволы деревьев. Уйдя на максимально возможное расстояние, Виктор остановился для отдыха и перевязки.

Таким образом, немногим позже отбоя, когда все Чемпионы нашли себе места для безопасного ночлега (Диггори условно тоже это сделал, заночевав рядом с тушей паукодведя), в гостиной объявили перерыв. Малышей с шумом погнали спать, на четвертый курс покосились с некоторой опаской и решили оставить как есть – хотя до «взрослых» старшекурсников мы пока не дотягивали, но и младшими уже считаться не могли, тем более такие опасные люди как мы с Драко. Шестикурсники в серьез собрались следить за шоу всю ночь, так как им не был страшен экзамен в скором времени, седьмой и пятый курс почти тут же расползлись по спальням, в поисках тишины и уединения в обнимку с «любимым» предметом.

— Каковы твои шансы, Драко?

Блондин уныло покосился на экран, где показывали бессознательного Диггори и вздохнул.

— О моих шансах говорить нечего. Но вот если это «чудо» хаффлпаффское все же выиграет Турнир я буду плясать. В большем зале. На столе.

Я с сомнением покосился на друга и ляпнул, совершенно не подумав:

— Тебе не удастся так напиться.

Никогда не говорите Малфоям, что они чего-то не могут. Тем более, этому Малфою.

Наутро выяснилось, что все самое интересное только начинается. Неведомыми тропинками, а скорее, волею каких-нибудь очередных тварей, умеющих затуманивать разум людей, дорожки двух Чемпионов, которые в принципе не могли встретиться, так как выходили на разных концах острова, пересеклись. Да еще как!

Флер на утро вновь ставшая белокурой красавицей, шла по лесу не особо таясь, но и не вылезая на рожон. Мелких тварей она сжигала, крупных – обходила по большому кругу, и все шло хорошо, пока из-за деревьев не вышла девушка в красном.

Ну, то есть, это сначала всем показалось, что она была в красном. Потом оказалось, что вся ее одежда была заляпана кровью, а сама девушка, ненормально высокая и жутко худая, оказалась вовсе не человеком, а вендиго.

Вот это, скажу я вам, встреча монстров.

Вероятно, вендиго была очень голодной, раз решила пренебречь традиционным способ охоты с заманиваем и запугиванием добычи. Она просто бросилась на Чемпионку, без лишних сантиментов и игр, целясь длинными жуткими зубами той в руку. Но француженка была не лыком шита – во мгновение ока она снова была окружена коконом огня, который тут же опалил монстра и заставил его отступить. Но и сама Делакур, похоже, немного поехала крышей – вместо того чтобы бежать, как это сделал бы любой вменяемый человек, знающий что за тварь стоит перед тобой, она начала с рычанием бросаться в сторону чудовища. Взволновано зашумели зрители, а затем испуганно взвизгнули девушки, когда особенно удачным планом была показана… пасть французской Чемпионки, иначе не скажешь! Сильно выдвинутая вперед челюсть, длинная прорезь рта, и… длинные, тонкие как иглы зубы – такими можно было бы и лошадиную ногу порвать, без особых усилий. Неуловимо быстро сменился облик бывшей красавицы – темная копна приобрела странный вид словно бы встопорщенных перьев, а когти на руках внушали здоровое опасение. Хотя ее соперница, пожалуй, пугала все же больше. Как бы то ни было, вейлы причислены к разумным расам, в отличие от ненасытных вендиго.

Девушка в красном отступила на несколько шагов, не иначе как от неожиданности, а затем резко бросилась вперед, с четким намерением оторвать жертве ноги, чтобы та далеко не убежала. К тому моменту кокон огня вокруг француженки распался, оставив ее защищаться своими силами. Делакур ловким прыжком, почти взлетев над соперницей, ушла от удара, но даже обернуться к ней лицом не успела, когда та резко ухватила за ногу и дернула на себя. С пронзительным птичьим криком Флер повалилась на землю и забилась в жутких когтях. Вендиго тем временем погрузила в человеческую плоть свои зубы и, хотя звука слышно не было, у меня в ушах раздался хруст ломаемой кости. Еще один крик оповестил лес, и уж на него-то и вышел Дурмстрангский чемпион.

Ничего не могу сказать, Тор молодец, он отлично справился, хотя первые мгновения никто не верил, что он сможет что-то сделать. Но он доказал, что его школа не зря заслужила славу самой сильной в Темных искусствах и боевой магии. Вендиго, еще не знавшая об опасности, подкравшейся со спины, даже не успела увернуться от удара темным проклятьем. Это существенно замедлило её скорость, но до Крама она все же дотянуться смогла, оставив на лице длинную царапину. Следующий взмах палочки, еще и еще – монстр окутан тончайшей сетью магии, которая сжимается от каждого движения.

Однако тварь не хотела сдаваться. Несмотря на жуткие раны, которые оставляло на ее теле проклятая сеть, вендиго рвалась из стороны в стороны и брыкалась. Все бы ничего, но Тор с каждым движением противника крепче кулаки и едва заметно вздрагивал. Лоб покрылся испариной, рука, держащая палочку, начала легонько трястись, выдавая таким образом сколько усилий требуется болгарцу на поддержание заклинания. Может быть, мне показалось, но и сама нападающая понимала, сколько стоит человеку попытка удержать ее взаперти.

Пока все следили за борьбой заклинания и твари, никто не обращал внимания на Флер. В принципе, оно и ясно, я тоже успел забыть про нее, легкомысленно списав со счетов. Но все же она успела показать себя довольно опасной ведьмой, и какая-то травма вряд ли могла серьезно лишить ее сил, тем более, что палочка все еще была при ней. Наскоро приведя в порядок рану на ноге, она отправила в сторону вендиго желтый луч, который заставил монстра под сетью буквально взорваться изнутри. Не самое аппетитное зрелище, но лучше уж так, иначе еще пара минут и я бы не поставил на жизнь Чемпионов и сикля.

Виктор, едва отпала необходимость поддерживать заклинание, рухнул на колени, прижимая искалеченную руку к ране на боку. Во время борьбы вновь открылась рана на ребрах, и, судя по всему, свело судорогой ужаленную ногу.

Около минуты оба Чемпиона приходили в себя, а затем развели бурную деятельность. Флер оказалась более сведущей в магической медицине, чем Крам, она должным образом обработала его и свои травмы. Тема целесообразности таких действий по отношении к сопернику по Турниру даже не поднималась. Им обоим было ясно, что шансы добраться до Кубка живыми и более-менее дееспособными крайне малы. Но они, кажется, даже не огорчились – крепко пожали руки и… устроились возле костра, ждать окончания Испытания, таким образом, выйдя из борьбы.

С трудом пришедший в себя после действия яда Диггори отправился на поиски кубка, еще не зная, что он – единственный Чемпион, который действительно собирается выиграть. И выиграл, пройдя до каменного пьедестала, так и не встретив больше никаких монстров. Полагаю, паукомедведь был настолько ужасен и опасен, что успел схомячить большую часть монстров послабее. Тут и там, на пути Диггори можно было заметить крупные белые коконы, подвешенные на деревьях, а некоторые просто лежали на земле, правда, уже пустые. Оно и понятно, такой туше нужно было очень много мяса.

До окончания суток, которые, по заданию, следовало провести на острове, оставалось еще два часа. Седрик проводил это время с пользой, уменьшая разбушевавшуюся внезапно флору. Яркие оранжевые цветы, до этого мирно радовавшие глаз на трех экранах, оказались теми еще кровожадными тварями. Наверняка они были тихими до этого, так как переваривали особо неудачливую дичь. В мясистых бутонах крылись немаленькие железы с противным липким соком, а края листьев и лепестков оказались неожиданно острыми. Крам и Делакур, заключившие соглашение, без особых проблем отбивались от растений, прикрывая друг другу спины. Диггори повезло меньше, единственное, что прикрывало ему спину, было большой каменюкой. Не уверен, но кажется яд в жале паукомедведя начал понемногу действовать на мозг хаффлпаффца – только этим я могу объяснить его неожиданные атаки в пустоту.

Но, наконец, сутки закончились, и было объявлено об окончании Турнира и победе Хогвартса в нем.

Драко был абсолютно счастлив. Настолько, что даже не сразу сообразил, что означает его победа. А как понял – схватился за голову. Но тут уже ничего не поделаешь – уговор есть уговор. Получаешь деньги и идешь танцевать перед всем честным народом. Я не сильно требовал этого, но вот свидетели спора… половина нашего курса… смотрели на Малфоя с интересом сумасшедших колдомедиков.

___

[1]Verdienste — заслуги;

[2]der Dummkopf — дурак, идиот;

[3]Clumsy Affe — неуклюжая обезьяна;

[4]Harold Potter! Schuler Von Hogwarts! — Гарольд Поттер! Ученик Хогвартса!

[5]О том, как Северус, в порыве чувств, назвал Лили грязнокровкой, Гарри не знает. Не та это тема, чтобы обсуждать ее с четырнадцатилетним обалдуем.