Quenta Silmarillion Thauronis (гет)

Должно быть, сидеть веками в одном помещении и ничего не делать умели только айнур. Ведь последующее триста лет Майрон именно этим и занимался. Менялись разве что позы и места для посиделок. То на кровати, то на стуле, а то и на полу. Иногда дух гармонии и порядка садился даже на стол. Из камеры он не вылезал. Уж больно не хотелось общаться с рассерженными духами собственноручно загубленных эльфов.

Но спустя три столетия бывший владыка Мордора всё-таки придумал, чем ещё себя занять. И именно это занятие стало причиной очередного появления в его тюрьме Намо Мандоса.

Конечно, Владыка Судеб прекрасно знал, что однажды это случится. Знал, и, тем не менее, оказался совершенно не готов. Как в тот раз, с Лютиэн. О, Великий Создатель! Ну, почему?! Почему все они, попадая в его Чертоги, рано или поздно начинают петь?

Чистый и прекрасный голос Майрона разносился по мрачным залам, проникая в самые укромные их уголки. К своему счастью, о том, что творилось за дверью, он просто не знал. А происходило там настоящее безобразие. Все нуждавшиеся в успокоении души эльфов разом пробудились от сна и теперь метались по Чертогам, оглашая их каменные своды откровенно напуганными голосами. Ветер, создаваемый призраками, поднял в воздух всю тысячелетнюю пыль, в которой так и вилась вездесущая моль. Оставалось лишь гадать, каким образом дух порядка умудрился породить столь откровенный хаос.

Ах, да. Беспорядок — тоже часть Порядка! Кажется, слова о помойке засидевшийся майа воспринял слишком буквально.

Подойдя к двери, Намо внимательно прислушался к доносящимся из-за неё словам и улыбнулся. Про такие песни говорят: «что вижу, о том пою». Судя по всему пленённый «Чёрный Властелин», и правда, тут засиделся.

Как-то валар долго пили,

А потом постановили

Таурона изловить

И немедленно судить.

Вот по-ихнему веленью

Был я пойман к сожаленью

И доставлен на совет,

Получив три сотни лет.

Значит три тысячелетья

Должен в Мандосе сидеть я,

В дверь закрытую глядеть,

И от скуки громко петь.

Есть в тюрьме моей кроватка,

На которой спать мне сладко,

Есть и столик, есть и стул,

Кто б вина ещё плеснул?

Я бы спел такую гадость,

Чтобы валар стало в тягость

В Валиноре проживать,

И веками пировать.

Пусть твердят, мол, я преступник,

И от света, мол, отступник,

Только больше во сто крат

Намо Мандос виноват…

Нахмурив брови на последних словах, Владыка Судеб повернул ключ и вошёл в камеру. Пение тут же оборвалось. Майрон сидел на кровати, прижавшись спиной к стене и обхватив руками лежащую на коленях большую мягкую подушку. Его бледное лицо, с коего за годы отсутствия солнца пропали все веснушки, выражало абсолютное умиротворение. Но Намо прекрасно знал, что это ненадолго.

— Сейчас же прекрати петь, — потребовал вала, в надежде утихомирить непослушного заключённого.

— Но я же айну, — в глазах Майрона вспыхнуло самое искреннее непонимание. — Айнур должны петь. Если я не буду это делать, то нарушу порядок, установленный Эру.

А ведь он действительно не понимает. Осознав данный факт, Намо тяжело вздохнул. Тем более, итог разговора был ему известен. Оставалась лишь слабая надежда, что Создатель опять поменял замысел, просто забыв уведомить об этом своего несчастного слугу. Как тогда, с Лютиэн.

Но разве можно надеяться на подобное?

— Ты не должен петь в Чертогах, — попытался объяснить их хозяин. — Я уже говорил. Обитающим тут духам нужен покой. Подумай о них.

— А они обо мне думали? — ответил майа, и в глазах его вспыхнула обида. — Да ни разу! Почему я должен обо всех думать?

— Потому что ты — айну, а они — дети Эру. Для чего Он дал тебе способность всё видеть? Да чтобы ты осознал всю их боль, все страдания, вызванные, в том числе, твоими действиями. Только ничего из Его затеи не вышло. Ты всегда предпочитал смотреть куда-то в другую сторону. И видел только то, что хотел.

— Я увидел всё, — возразил майа. — И понял, что их страдания прекратит лишь Дагор Дагорат. Я по-прежнему не понимаю, почему Эру его отменил. В Новой Арде Эрухини жилось бы гораздо лучше. Если это из-за жалости ко мне, то я точно её не достоин.

— Все создания Эру достойны жалости. И ты в том числе. Даже Олорин научился тебя жалеть.

— Потому что я был птицей, — опять возразил дух порядка. — А если бы я выглядел синюшным чудовищем с горящими глазами? И даже на такую жалость у Олорина ушло несколько тысяч лет. Так что у меня ещё полно времени. Думаю, за годы сидения взаперти я обязательно научусь столь сложным и трудным для понимания вещам.

Последняя фраза была сказана явно с издёвкой. Но Намо знал, что издёвка вполне оправдана. Нет, в тюрьме заключённый майа не научится ничему хорошему. Скорее даже наоборот. Выходит, и тут Создатель оказался прав?

Видя, что вала молчит, Майрон обнял подушку покрепче, набрал в грудь воздуха и снова запел:

Тра-ля-ля, сижу в темнице,

И пора бы подкрепиться.

Но тюремщики-скоты

Не несут сюда еды.

— Немедленно остановись! — вновь потребовал Намо, уже догадавшись, что Эру менять свой замысел явно не намерен.

— Но мне скучно, — майа пожал плечами. — И я хочу петь.

— Отсидишь своё, тогда и споёшь. Ты — дух порядка! В моих чертогах тоже есть порядок. Здесь нельзя петь.

Зелёные глаза Майрона радостно замерцали.

— Ну, так бы сразу и сказали. Если дело всего лишь в порядке, то я с лёгкостью его поменяю. У вас тут темно и печально. А будет, скажем, светло и весело. Выкинем эти пыльные тряпки, соберём хор из обитающих в Чертогах фэа и будем дружно петь. Вот увидите, после такого они быстро во всём раскаются.

— Любая смена порядка является искажением, — возмущённо напомнил Намо.

Но майа как будто этого не услышал. Вместо ответа он опять запел:

В тёмных каменных Чертогах

Бродит Намо, весь в тревогах.

Всё он знает наперёд,

Только смысла не поймёт.

И от этого сомненья

Запретил он даже пенье!

Знать порядок мне дано,

Петь я буду всё равно.

— Так! Хватит! — вала наконец-то не выдержал. — Вставай и иди за мной.

Удивлённо похлопав глазами, Майрон действительно поднялся с кровати и послушно вышел из камеры. Неужели Владыка Судеб разозлился? Выходит, и у его терпения всё же есть предел?

Идя по нескончаемым мрачным залам, дух порядка пытался угадать, какое наказание он получит. Судя по жуткой пылище, пение вызывало в Чертогах весьма странные последствия. Как бы не заставили делать уборку… Или ловить моль.

Но реальность превзошла все ожидания. Пройдя около десятка залов, вала и майа вышли к ещё одной двери. Той самой, что вела на улицу. И стоило ей распахнуться, как Майрон зажмурился от яркого слепящего солнечного света. А Намо ткнул пальцем прямо в открывшийся проход.

— Ступай.

Услышав этот невероятный приказ, бывший владыка Мордора опять часто заморгал, но с места не сдвинулся.

— В… В смысле? — нерешительно переспросил он.

— В смысле — проваливай.

Владыка Судеб с интересом наблюдал, как менялось выражение лица его пленника. Разные чувства, от простого недоверия до откровенного испуга, быстро сменяли друг друга, придавая майа совершенно забавный вид. Слова Намо прозвучали слишком серьёзно, чтобы считать их обычной шуткой.

— Как… Как это «проваливай»? — с трудом произнёс Майрон, всё-таки придя к выводу, что вала и впрямь его отпускает.

— А вот так, — Владыка Судеб даже не дрогнул. — Или ты думал, что я буду терпеть твои выходки целых три тысячи лет? В моих Чертогах нельзя петь! Они существуют совсем не для этого. И я никому не позволю тревожить обитающие там души. Ни Лютиэн, ни тебе. Даже если мне придётся нарушить приговор остальных валар.

— Но вы не можете просто так меня выгнать! Я же преступник! Что вы скажете Манвэ и остальным?

— Здесь ты менее опасен, чем в моей обители. К тому же триста лет ты уже отсидел. Никто не говорил, по какому летосчислению их считать. А с Манвэ я легко разберусь. Сострою умную физиономию и скажу: «Такова воля Эру»! Благо, не в первый раз.

С трудом осознавая происходящее, Майрон помотал головой.

— Ну уж нет! Так нельзя. Это же неправда. Освободив меня, вы не только нарушите волю Создателя, но ещё и спишете собственное преступление на Него.

Однако Намо лишь закатил свои глаза к далёким небесам, будто умоляя Эру дать глупому майа хотя бы каплю мозгов.

— Да с чего ты взял, что я нарушаю Его волю? Думаешь, Эру желает, чтобы айнур держали его представление о Порядке в тюрьме? Отныне ты свободен. А теперь уходи.

Тем не менее, дух порядка упорно продолжал стоять.

— И не подумаю! — убеждённо заявил он. — То, что вы делаете, неправильно!

— Хорошо. Тогда поступим так.

Подняв свою руку, вала быстро сконцентрировал в ней силу Судьбы, а затем ударил ей пленника. Не успев даже вскрикнуть, Майрон вылетел на улицу, чудом избежав падения в большую лужу, оставшуюся от недавнего дождя. Вход в Чертоги с грохотом закрылся.

Подскочив с земли, дух порядка бросился к старой массивной двери и принялся в неё колотить.

— Сейчас же откройте! Вы не имеете права так со мной поступать!

Но ответа не последовало. Вот уж, воистину, удар Судьбы. Просидев у двери около часа, майа отряхнул с испачканной одежды пыль и уныло побрёл прочь.

Близилась ночь, а никому ненужный Майрон продолжал идти. Куда и зачем он шёл, дух порядка просто не знал. Но ноги несли его сами к тем прекрасным местам, где он обитал ещё на заре мира. Вот и сады Йаванны. Как же было приятно поспать в их высокой не скошенной траве. Неужели, такое когда-то было? А рядом кузни Аулэ. В небольших, но многочисленных окошках царила тьма. Наверное, все кузнецы давно разошлись по домам.

Но где же его дом? Майа внимательно огляделся. Местность заметно изменилась. И от маленького уютного домика, выходящего окнами на бескрайние сады, не осталось и следа. Должно быть, он стоял вон в тех кустах…

Ощутив какое-то непонятное болезненное чувство в груди, Майрон пошагал дальше. Солнце уже скрылось, и на небе горели звёзды. Стоило поискать место для ночлега. А надежда у освободившегося преступника была только одна. Большой и просторный дом на холме, где обитали его прежние хозяева.

Добравшись до обители Аулэ, дух гармонии и порядка долго стоял перед очередной закрытой дверью. В окнах горел свет, обещая тепло и уют. Но как ему поступить? Постучать? Или лучше уйти? А если прогонят? Слегка дрожащая рука неоднократно поднималась к двери, и каждый раз опускалась.

— Сейчас же стучи! — так и кричал в голове его вредный внутренний голос.

— Да зачем я им нужен? — тихо прошептал майа, обуреваемый всевозможными сомнениями. — Они и так хорошо живут. Нет, это не для меня.

Уже собираясь уйти, бывший владыка Мордора повернулся к двери спиной, но именно тогда сзади раздался щелчок. Дверь отворилась.

— Кто здесь? — прогремел немного сердитый голос Верховного Кузнеца, видно, почувствовавшего близкое присутствие чужеродной стихии. — Эй, ты! Оглох что ли?

Майрон обернулся не сразу. И дрожь в его руках заметно усилилась. Но когда бледное лицо освобождённого преступника всё же предстало перед Аулэ, вала буквально застыл. Сердце Майрона успело стукнуть раз двадцать, прежде чем хозяин дома пришёл в движение. Будто утратив способность видеть в темноте, Верховный Кузнец зачем-то достал светильник и поднёс к своему гостю. Да, перед ним стоял его майа. Такой же рыжий и зеленоглазый, как и много лет назад. Но что он тут делает?

— Владыка… — дух порядка попытался что-то сказать. — Я… Я…

— Майрон!

И внезапно незваный гость оказался стиснут в крепких объятиях, после чего насильно затащен в дом. По щелчку Аулэ дверь захлопнулась, а светильник погас, погружая широкую прихожую в таинственный полумрак.

— Майрон, — ещё раз повторил Кузнец. — Ты… Ты сбежал, да?! Так! Спокойно! Главное, не волнуйся. Я знаю, где тебя спрятать. Есть одно место, куда даже Манвэ ни в жисть не полезет. Только скажи, тебя кто-нибудь видел? Погони не было? Намо наверняка уже знает…

— Я… Я вовсе не сбегал… — столь крепкие объятия едва позволяли майа дышать. — Меня отпустили…

— Отпустили?! — ахнул Аулэ. — Но почему?

— Не знаю. Я всего лишь хотел спеть, — от переполнявших его чувств Майрон тихонько всхлипнул. — И меня прогнали. Теперь я вообще никому не нужен…

— Как это "никому не нужен"? — голос Верховного Кузнеца загремел с удвоенной силой. — Как это "не нужен"?! Ты нужен мне! Эй, жена! Глянь, кто к нам пришёл! Это же мой Майрон!

В тёмную прихожую выглянула высокая женщина в зелёном одеянии, прекрасная, как и все валиэ. Только, увидев, гостя, она застыла так же, как до этого её супруг.

— Нужно срочно накрыть на стол, — потребовал Аулэ, выводя женщину из оцепенения. — И приготовить кровать.

Но Йаванна подошла к мужу и с силой вырвала Майрона из рук Кузнеца.

— Ах ты, подлец! — воскликнула она, ухватив обалдевшего духа порядка за плечи и, как следует, его тряхнув. — Вернулся, значит? Изгадил всю природу и вернулся? А другие за тобой исправлять должны? Где мой Айвэндиль?! Я жду его триста лет!

— Эй… — понимая, что сопротивляться бессмысленно, майа покорно позволил трясти себя и дальше. — Я, правда, ни в чём не виноват… Просто так получилось… Я не хотел…

— Не хотел он! Пока не вернётся Айвэндиль, будешь спать в каморке! — грозно пообещала Йаванна. — А потом я выслушаю его отчёт, и если он мне не понравится…

— Ладно-ладно, — быстро затараторил Аулэ, отбирая Майрона у своей жены. — Вернётся твой Айвэндиль. Обязательно вернётся. А теперь накрывай на стол. Наш гость наверняка проголодался.

— Ишь, проголодался… — проворчала хозяйка дома, всё также косясь на майа самым недовольным взглядом. — Ты мне ещё новый сорт винограда вывести должен! А то эти проклятые эльфы только и твердят: «Майрон Лимпэ лучше! Майрон Лимпэ лучше!» И какой идиот взял тебя работать в кузницу? Копал бы грядки и жил, как нормальный айну!