Сад голубых пионов (гет)

На вокзале Кингс-Кросс шумно и душно, будто в этом году в школу отправляется раза в два больше студентов. Пиона обводит их всех цепким придирчивым взглядом, будто выискивает в толпе нечто определенное, однако найти так и не может. Дернувшая за юбку Малена привлекает ее внимание, и Пиона присаживается перед ней на корточки, улыбается и треплет по волосам.

— Это всего на год, малышка, — успокаивает она скорее себя и мельком глядит на хмурого Люциуса, — к тому же я, в отличие от мальчишек, могу приходит домой, когда захочу.

Малена тоже хмурится недовольно, ужасно походит на отца, и Пиона хихикает, мимолетно сравнивая их лица. Драко и Гарри уже сидят в поезде, потому что с Пионой им прощаться не надо, и оттого Люциус тоже пропускает долгие церемонии. В последнее время он кажется Пионе ужасно задумчивым, на лбу у него залегает глубокая складка, однако спрашивать она не решается. Они вообще мало разговаривают после той страшной ссоры, потому что Пионе все еще стыдно, а еще потому, что кажется, будто все снова готово разрушиться. Тошнота подступает к горлу, и Пиона позорно сбегает, поспешно принимая предложение Дамблдора.

Очередное письмо от него приходит в самом конце летних каникул, сваливается, точно снег на голову и становится внезапным спасением. Это всего на год, уверяет себя Пиона, потому что потом по словам Дамблдора место преподавателя Защиты от темных искусств согласился занять Аластор Муди. Тем более, думает она, предвидя сомнения, Дамблдор берет ее не преподавателем, а помощником, которому нужно только помогать с организацией уроков и замещать в случае необходимости. Пионе смешно от формулировок, потому что замещать определенно потребуется, и она в этот же вечер высчитывает полнолуния на весь оставшийся год.

Теперь же она стоит на вокзале, пытается убедить Малену, что все будет хорошо, и думает, что ничерта в их семье не в порядке.

С Люциусом она прощается будто поспешно, сбегает в первый вагон и машет ему из окна, обещая отправить сову сразу, когда доберется. На поезде она решает ехать потому, что так можно одновременно отсрочить болезненное расставание и превратить его в ритуал из старого детства. Пиона на мгновение представляет, что вот-вот в купе зайдет маленький Люциус, сядет напротив и прикажет молчать, пока сам не начнет болтать совершенно без остановки, и хихикает. Себя она тоже воображает маленькой первокурсницей, которой едва предстоит узнать все о магическом мире, и пальцы сами собой тянутся к шраму.

Пиона фыркает, приподнимает воротник платья и трансфигурирует его в мантию. Поезд трогается медленно, издает протяжный гудок и неспешно отъезжает прочь от платформы, и оттого чудится, будто Пиона в самом деле возвращается в детство.

Когда дверь в ее купе открывается, проходит уже добрая половина пути. Пиона дремлет, повернув голову в сторону проплывающих мимо полей, так что незваного гостя она замечает сперва в отражении. Липкая сонливость сходит медленно, поезд раскачивается и подпрыгивает на рельсах, и оттого чудится, будто реальность смешивается с воображением. Пиона вздыхает, перемещаясь в старшие классы, видит сбежавшего от шумной компании Ремуса и приглашающе машет рукой.

— Мое купе заняли младшекурсники, — он даже придумывает оправдание, неловко мнется, но дверь за собой закрывает, — могу я здесь почитать?

Пиона снова приглашающе машет рукой, а затем окончательно просыпается. Перед ней и вправду Ремус Люпин собственной волчьей персоной, и Пиона растягивает губы в ухмылке. Она знает, что Дамблдор предупреждал его о ее персоне, знает, что Аластор рекомендовал ее на этот дурацкий пост, однако все равно предвкушает неприветливое недовольство. Она не общается с Ремусом со смерти Лили и Джеймса, однако он все равно кажется ей тем же самым мальчишкой, так и не нашедшим себе места в огромном мире.

— Привет, — Пиона здоровается запоздало, сперва рассматривает исполосованное шрамами лицо и еще позже вспоминает о повисшем вопросе, — располагайся, та половина твоя.

Пиона жадно всматривается в лицо Ремуса и с ужасом думает, что неужели сама выглядит такой же чудовищно старой. Нет, вспоминает Пиона, она же старше Ремуса на пять лет, так что должна выглядеть еще старше, и кривит губы в недовольной гримасе. Ремус же, кажется, воспринимает ее на свой счет, замирает в проходе, и взгляд его разом становится жестче.

Пожалуй, Пиона готовится услышать претензии в свою сторону, однако Ремус молча садится, открывает книгу и в самом деле читает, так что ей не остается ничего, кроме как дальше дремать.

В следующий раз ее будит проезжающая мимо тележка со сладостями, и Пиона с удивлением понимает, что с прихода Ремуса прошло всего ничего. Солнце едва клонится к горизонту, рассыпая по лесам сизые туманные сумерки, и отражается в оконном стекле, распадаясь на маленьких рыжих солнечных зайчиков. Одни из таких падает Ремусу прямо за ухом, однако тот как будто не замечает, продолжает молча читать. Пиона же глядит на его книгу и фыркает, замечая ту же самую иллюстрацию.

Ремус делает вид, что читает, а Пиона делает вид, будто спит, и так они едут, пока солнце окончательно не скрывается за горизонтом.

— Я слышала, Сириус сбежал из тюрьмы, — нарушает тишину Пиона просто потому, что в ушах начинает звенеть, — а ты как поживаешь?

Где-то недалеко хлопает дверь купе, будто ухает сердце, и Пиона понимает, что зашла не с той стороны. Ремус вскидывает на нее полный усталости взгляд, и в глазах его сверкает обида.

Новость о Сириусе будоражит общественность уже почти месяц, а Пиона старательно делает вид, что ее это ни капли не интересует. Она ловит взглядом несколько черных теней за окном, вздрагивает, когда свет со щелчком гаснет, и выскакивает в коридор.

— Мадам Малфой, — Ремус обходит ее, встает впереди и оборачивается через плечо, а Пиона едва не закатывает глаза к самому потолку, — держитесь позади меня, это может быть опасно.

В голосе Ремуса едкая тоска и обида, а впереди — чернильная, вязкая темнота. Пиона слышит удары собственного сердца о ребра, ведет носом, будто принюхивается, и выставляет впереди себя волшебную палочку.

— Дементоры не должны нападать на людей, — тянет она, замечая, как внутри живота свивается плотным клубком отчаянное бессилие.

— Чудовища должны сидеть в своих клетках, — зло бросает Ремус, больше не оборачиваясь, — и все-таки мы с вами здесь, мадам Малфой.

Улыбаться совершенно не хочется, однако Пиона тянет уголки губ вверх, прислушивается к шорохам, и снова делает вид, теперь — что не обращает внимания на колкий выпад. Затылок Ремуса кажется ей смутно знакомым, совсем капельку напоминающим о прошлой жизни, и Пиона снова закатывает глаза.

Темнота слева от нее сгущается, тянет могильным холодом, и в то же мгновение, когда распахивается дверь купе, мрак озаряет ярким свечением серебристая вспышка.