Сад голубых пионов (гет)

— Какого Мерлина ты здесь делаешь? — шипит раздраженно Пиона, сталкиваясь нос к носу с источником последних проблем.

Она не испытывает ни капельки удивления или страха, хватает Сириуса за руку, едва заслышав шорох из соседнего коридора, и вместе с ним скрывается потайными ходами. Она знает этот замок как свои же пять пальцев и потому шагает уверенно, шипит каждый раз, когда Сириус пытается что-то сказать, и тянет его подальше от чужих глаз.

Только оказавшись в Воющей хижине, о которой Блэк сам же ей и рассказывал, Пиона замечает, как громко колотится в груди ее сердце.

— Ты в своем уме шляться по замку ночами, когда на тебя и так открыта охота?! — рычит Пиона, тыкая Сириуса пальцем в грудь. — Так не терпится вернуться в тюрьму?!

Сириус дергается, отшатывается от ее напора, и ладонь его выскальзывает из пальцев Пионы. Тепло чужого тела исчезает, и Пиона скашивает глаза вниз, на мгновение замирая. В голове ее происходит странное осознание — что она все это время держала за руку Сириуса Блэка, сбежавшего из тюрьмы, — а затем возвращается колючий гнев.

Пиона на самом деле не может сказать, на что именно она злится — на все еще беззаботного Сириуса, разгуливающего по школе как ни в чем не бывало, на всех остальных или же на себя. В висках ее стучит и пульсирует, и оттого мысли сбиваются в кучу, не позволяя и капле здравого смысла пробиться сквозь поток всепоглощающей ярости.

— Это все дракклова крыса, Пиона! — вторит ей Сириус, кажется, такой же взбешенный. — Я почти поймал эту крысу, но из-за тебя придется начинать все сначала.

Он хватает Пиону за плечи и встряхивает, и оттого голова у нее кружится, а мысли еще сильнее сбиваются в кучу, концентрируясь в точке между бровей. Пиона хочет сбросить его ладони, ведет плечами и машет руками, но Сириус держит так крепко, что, кажется, останутся синяки.

— Какая к Мордреду крыса, Сириус! — почти визжит Пиона, пытаясь перекричать безумный грохот сердца в груди. — Преподаватели патрулируют замок, а весь Хогвартс полон дементоров! Если тебя поймают, одним заключением ты не отделаешься!

Сердце колотится в ушах так громко, что Пиона едва слышит собственные слова, и оттого старается кричать еще громче. Они, должно быть, шумят на всю округу, так что скоро здесь будет не протолкнуться от колдовства, вот только никто из них не может остановиться. Сириус сжимает плечи Пионы, и она цепляется за его руки и сжимает запястья, на мгновение отмечая, насколько тонкими они стали.

Это немного приводит в себя — Пионе будто отвешивают пощечину. Теперь она видит, насколько плохо выглядит Сириус, отмечает темные провалы у него под глазами и тонкую серую кожу у него на лице. Пальцы его впиваются в плечи Пионы сухими древесными прутьями, на полопавшихся белых губах проступают капельки крови, а от испарины волосы прилипают ко лбу.

Глаза Сириуса яркие и безумные, и Пиона смотрит в них неотрывно, пытаясь отыскать там его прежнее отражение, но видит одну лишь себя — всклокоченную и едва не рыдающую. Слезы и впрямь выступают у нее на глазах, и Пиона опускает голову, запоздало боясь, как бы Сириус не испугался ее странного вида.

— Какая к Мордреду крыса, Сириус, — повторяет Пиона, выдыхая из легких весь воздух, — раз уж сбежал из тюрьмы, надо было уехать куда-нибудь далеко, где тебя никто не найдет. Где никто не станет тебя искать.

Пиона не сразу замечает, что ладони Сириуса расслабляются, и теперь он гладит ее по плечу большим пальцем, будто пытается успокоить. Пиона не уверена, кому из них следует успокоиться, и оттого смешок вырывается из ее горла сам по себе. Она клонит голову набок, но лица не поднимает, продолжает разглядывать старую потертую мантию явно с чужого плеча и такие же ботинки, у одного из которых, кажется, вот-вот собирается лопнуть подошва.

Пиона тихо смеется, потому что этот Сириус ни капельки не напоминает ей прежнего, и он тоже хихикает, проводя пальцем от ключицы до уха так естественно, что она вздрагивает от одной лишь щекотки.

— Тебе очень идут короткие волосы, — Сириус склоняется ниже, и теперь Пиона чувствует его дыхание на собственном лбу.

Сердце ее все еще оглушительно колотится в горле, так что едва возможно дышать, а злость поднимает голову и высовывает тонкий раздвоенный язык. Пиона неотрывно пялится на чью-то потертую мантию, едва прикрывающую Сириусу щиколотки, и почему-то в голове ее ни единой мысли о его виновности в чьем-то убийстве. Пиона видит перед собой старого-доброго Сириуса, ее секси-шмекси звезду, и образ его накладывается на потрепанного бродягу с безумным взглядом.

— Я приведу сюда Ремуса, — Пиона отталкивается от Сириуса ладонями и снова тыкает его указательным пальцем, — не вздумай двигаться с места. Будет нечестно, если ты объяснишь происходящее только мне.

Пиона не успевает окончательно оттолкнуться и развернуться на пятках, когда Сириус задвигает ее себе за спину. Сквозь грохот сердца она слышит скрип старой двери и рокот прогнивших половиц, и ужас накатывает на нее густой липкой волной. Океан шумит у нее в ушах, подбрасывает на волнах и накрывает с головой, и чей-то болезненный хохот, должно быть, ее собственный, отдается гулом в ушах.

Ремус глядит на них так, будто готов наброситься в этот же самый момент, и Пиона ловит себя на мысли, что воссоединение старых друзей должно быть совсем не таким. Сама она не желает слышать никаких объяснений, предпочитает и дальше плыть по течению, однако выбора ни капли не остается.

Пиона не замечает, когда оказывается посреди старой комнатки и приказывает обоим успокоиться и говорить внятно, и почти пропускает мимо ушей обмен любезностями. И Ремус, и Сириус кажутся ей по-детски колючими, и оттого она собирает эти колючки и бережно складывает на ладони. Прошлое стучит ей в виски образом мертвой Лили, раскинувшей руки точно в объятиях, и Пиона сглатывает подступающую тошноту.

В конце концов, не позволив обоим перейти на звериный язык, Пиона отправляет Сириуса в собственный дом и запоздало хихикает, представляя, как удивится Люциус такому внезапному гостю.