Сад голубых пионов (гет)

Домой Пиона возвращается только на выходных, когда, поддавшись ажиотажу подступающих экзаменов, и думать забывает о Сириусе. Она не сразу вспоминает, зачем именно тащит с собой Ремуса, а затем неловко хихикает, сбрасывая с плеч школьную суматоху. Происходящее кажется отчего-то решительно нереальным, и Пиона совершенно по-идиотски хлопает глазами, выныривая из камина в гостиной.

Нет-нет, Пиона вовсе не ожидает увидеть смерть и разруху, потому что объясняет происходящее Люциусу в письме, однако бумага и реальность — совершенно различные вещи. К тому же объясняет Пиона несколько запоздало, уже после того, как ставит Люциуса перед фактом, и надеется лишь на то, что порт-ключ, артефакт, который она сама же и сделала, не позволит ему свернуть Сириусу шею сразу по прибытии.

И все-таки Пиона едва не прыскает со смеху, когда видит собственную дочь, использующую сбежавшего из тюрьмы преступника, точно ездовую собаку. Сириус, впрочем, ни капельки не смущается, глядит на Пиону с яркими искорками в глазах, и оттого чудится, будто они на мгновение вернулись в далекое прошлое. На месте Малены она легко представляет Гарри, а вместо Ремуса — Лили и Джеймса, и они все вместе смеются до колик, потому что Сириус и правда собака и лает он решительно по-собачьи.

Вот только реальность бьет обухом по макушке, и Пиона вздрагивает, когда Люциус обдает ее тягучим насмешливым взглядом, от которого мурашки расползаются по спине.

Все вместе они замирают в неловкой позе, и только Малена и Сириус продолжают смеяться как ни в чем не бывало. Пиона завистливо жмурится, отводит взгляд и натянуто улыбается, приказывая Добби накрыть на стол в малой гостиной. Она, впрочем, чувствует себя отчего-то предательницей ровно до того времени, пока Люциус не обходит ее кругом и предлагает руку, аккуратно касаясь губами костяшек. Пиона вкладывает пальцы в его ладонь, прохладную и сухую, и отчего-то становится легче, будто падает с плеч смертельное обвинение.

Вдвоем они остаются под самый вечер, когда Малена отправляется спать, а Ремус возвращается в школу. Сириус находит себе место в одной из пустующих комнат и по-собачьи сворачивается клубком, и Пиона протяжно вздыхает и приказывает назавтра хотя бы привести его в божеский вид.

В кабинете Пиона садится на стол — просто потому, что хочет казаться чуточку выше. Она и без того ужасно высокая и все еще ужасно худая с некрасивыми шрамами на лице, и странное желание, вспыхнувшее на мгновение, кажется глупым. И все-таки Пиона забирается на стол и вытягивается, убирает волосы за ухо, будто специально подчеркивает собственные недостатки, и клонит голову набок. Люциус читает какую-то книгу, неспешно перелистывает страницы, и взгляд его не отрывается от текста ни на мгновение, так что Пиона скрипит зубами и злобно щурится.

Она не ждет каких-нибудь обвинений, и все-таки думает, что так было бы проще. После той страшной ссоры они с Люциусом так и не мирятся окончательно, и Пионе чудится, будто теперь она делает еще хуже. И все-таки она тащит Сириуса в этот дом, предлагает ему остаться, будто в самом деле может чем-то распоряжаться, и не встречает ни единого замечания. Люциус встречает ее самоуправство ледяным спокойствием и забирает Малену, чтобы они втроем могли обсудить, что все-таки делать.

Люциус не говорит, что знал о предательстве Питера и невиновности Сириуса, утверждает, что в последнее время его и вовсе не посвящали в детали, и все-таки Пиону тошнит от его колючей усмешки. Она хочет схватить его за грудки и встряхнуть посильнее, потому что прекрасно помнит затравленный взгляд, направленный на его же предплечье. Пиона будто смотрится в зеркало, хочет прижать Люциуса к себе и врезать ему посильнее, и оттого просто спрыгивает на пол и перекатывается с носка на пятку.

За окном постепенно темнеет, и скоро настанет время и ей возвращаться, но Пиона оттягивает его, упорно игнорируя тишину. Запах пионов, доносящийся досюда едва уловимо, бьет в нос, и она втягивает его, запрокидывает голову и изучает растянувшиеся на потолке тени. Люциус упрямо молчит, однако страницы больше не шелестят, так что Пиона будто наяву может услышать размеренный стук его сердца.

Кажется, движение они начинают одновременно: Люциус откладывает в сторону книгу, а Пиона одним размашистым шагом оказывается напротив него. Они замирают в нелепой позе, и Пиона рассматривает, как платиновые волосы рассыпаются по плечам. Она встречается с Люциусом глазами, хихикает и наклоняется, оставляя на его губах призрачный поцелуй.

В следующее мгновение Люциус перехватывает ее за руку и рывком укладывает на диван, нависая сверху, и теперь волосы его щекочут щеки Пионы. Из-за платиновой завесы она видит кусок темнеющего неба в окне, а все остальное место занимает лицо Люциуса. Дыхание его оседает у Пионы на языке, и она первая подается вперед, забирая его без остатка.

— Я люблю только тебя, — выдыхает Пиона, когда Люциус отрывается от ее губ и принимается покрывать поцелуями ее щеки и лоб, — всегда любила тебя. Жить без тебя не могу.

Собственные слова кажутся ей нелепой насмешкой, но Пиона повторяет их снова и снова, будто Люциус может не услышать хотя бы единственный звук. Признание жжет горло, от поцелуев горит язык, и возбуждение набухает внизу живота. Пиона чувствует теплые пальцы Люциуса, задравшие ее мантию и оглаживающие ее бедро, а сам он вдруг наваливается, утыкается носом ей в шею и бормочет едва разборчиво, что тоже любит ее.

— Ничего страшного ведь не случится, если ты вернешься завтрашним утром? — бормочет Люциус, и Пиона путается пальцами в его волосах.

Пиона хихикает и кивает, подтверждая, что ничего страшного не случится, и Люциус легко кусает ее в ключицу. Пиона визжит и хохочет, оттягивает его за волосы и получает влажный поцелуй в кончик носа. Собственные руки ее стягивают с Люциуса проклятую мантию, и Пиона нетерпеливо поджимает пальцы, упираясь коленом в его пах.

Никто из них не утруждается перемещением в спальню, и засыпают они прямо так — на диванчике в кабинете, прижавшись друг к другу, и Пионе впервые за целый год не снятся никакие глупые сны.