Сезон безответственности (гет)

— И не надо на меня так кричать. Уверяю, мне отсюда всё прекрасно слышно.

— Виола?

— А ты кого хотел увидеть?

— Не знаю…

— Пионерка та, рыжая, примчалась ко мне вся в панике, будто ты умирать собрался, вот я и пришла, — она провела чем-то влажным над бровью и на коже сразу же неприятно защипало. — А тут, оказывается, всего лишь ссадина на лбу да мокрые штанишки. Тоже мне, событие.

Помутнение сознания постепенно отступило. Зрение, слух и осязание пришли в норму, а следом за ними пожаловала невыносимая пульсирующая головная боль, заставляющая непроизвольно морщиться и стискивать зубы. Я указал взглядом на фельдшерский чемоданчик, раскрытый перед медсестрой.

— Есть у вас там что-нибудь для головы?

— Болит?

— Очень.

— Головокружение? Тошнота?

— Нет.

Виола коснулась моего лба тыльной стороной ладони и переключила внимание на содержимое чемоданчика, задумчиво потирая подбородок.

— Посмотрим…

И только сейчас я понял: комната вокруг — не медпункт. Подо мной обтянутый коричневым кожзаменителем диванчик, на стенах уже знакомые панели и пара больших красных вымпелов с жёлтой бахромой, в углу белый бюст Ильича и знамя, а по центру столы, сдвинутые буквой «Т». Кабинет.

«Уж не начальника ли?»

— Ага, — подала голос медсестра. — Так, переворачиваемся на живот, попу оголяем.

— Виола… а можно просто таблеточку?

— Не спорьте, пациент. Выполняйте, что велено.

Приняв максимально страдальческое выражение лица, на какое только способен, прибег к последней попытке растрогать медсестру: жалобному умоляющему взгляду. Но Виола осталась непреклонна. Лишь щёлкнула на запястьях надеваемыми перчатками, не отрывая от меня пронзительного взора. Ничего не поделаешь.

Я расстегнул ремень шорт и спустил их до колен, после чего перевернулся на живот. Виола села рядом, плотно прижавшись бедром, стянула резинку трусов, помедлила немного, протирая кожу спиртом. Я б даже сказал, что в этой ситуации есть нечто волнующее — особенно в свете странного поведения медсестры… Но фантазия моя так и не успела разыграться, потому что Виола неожиданно сильным резким движением локтя придавила меня к дивану и вкатила такой укол, что глаза на лоб полезли, а всё волшебство момента мгновенно улетучилось от громкого вскрика и возмущения:

— Вы что там такое колете?!

— Как ты и просил, для головы, — глумливо ответила медсестра. — Уж извини, анальгин-то вы у меня весь стащили. Поэтому терпи.

Филейную часть свело жутким адски болезненным спазмом, от чего я едва ли не завыл. Игла, впиваясь в окаменевшую от напряжения мышцу, ощущается так, словно задницу сверлят дрелью.

— Виола! Вы же давали клятву этого, Ипполита, тьфу… Айболита… да как же, мать его, Гиппократа!

Попытался высвободиться, но куда там — стало только невыносимее! Теперь уже свело всё бедро, да так круто, что я в исступлении заехал в подлокотник дивана сначала лбом, а потом кулаком, и уже натуральным образом заскулил. От боли из глаз полились обильные слёзы.

— Лежи спокойно, а то хуже сделаешь. Я ещё не всё ввела, тут много надо, чтоб до головы-то дошло, — продолжила издеваться медсестра.

— Да всё! Всё! Дошло! Простите, пожалуйста!

— За что? — наигранно удивилась Виола.

— За всё! Только прекратите…

Я всхлипнул и уткнулся лицом в сложенные руки.

— Зато сразу забыл про больную голову, — подначила Виола и вытащила из меня своё орудие пыток. — Можешь одеваться. И не смей впредь обманывать. Я — не Оленька, сюсюкать с тобой не стану.

— Простите, — сконфуженно повторил в ответ.

 

Виола отошла к урне, а я принялся осторожно натягивать штаны. Из позиции лёжа, когда ногу при малейшем движении простреливает болью — тот ещё челлендж. Но я справился. Аккуратно сел, скособочившись, чтоб не нагружать раненое полу… шарие.

В другом углу помещения, не просматриваемом ранее из-за сидевшей на диване медсестры, увидел здоровенный серый несгораемый шкаф. Какой-либо иной мебели, где могут храниться документы, в комнате нет. Похоже, моя затея изначально была обречена на фиаско. Вскрыть сейф я уже точно не смог бы. И, в сущности, что хотел тут найти за пять, максимум десять, минут? Куда и кому звонить, не зная ни одного номера?

Вот, если по трезвому рассудку, оказывается, так с наскока этот лагерь не взять… Да и надо ли?

«Короче, как завещал Омар Хайям, катись оно к…»

 

В кабинет зашёл широкий, коренастый пожилой мужчина в светло-серых брюках и клетчатой бежевой рубашке с коротким рукавом.

— Ой, простите, Виолочка, я, знаете ли, по привычке, как к себе домой: без стука, — быстро проговорил он негромким сиплым голосом.

— Ничего страшного, Анатолий Степанович, мы уже закончили, — медсестра улыбнулась и подмигнула мне.

Мужчина, почёсывая крупный мясистый нос, осмотрел меня.

«Так вот ты какой, северный олень…»

— Как мальчик, всё в порядке?

— Жить будет, — коротко ответила медсестра, застёгивая замки на чемоданчике.

— Ну слава богу, а то я уж машину побежал в порядок приводить, думал, надо в райцентр везти.

Начальник прошёл к окну, грузно уселся за рабочий стол и протёр носовым платком лысину, обрамлённую жиденькими седыми волосами. Эх, сейчас бы уже мчался куда подальше… Вот почему я такой лузер? Даже башкой об стену не смог звездануться по-человечески.

— Это уж точно лишнее, я за ним и так присмотрю. Он хоть и малахольный на вид, но шишку на лбу как-нибудь да переживёт.

— Вот и как ты тут очутился вообще? — обратился уже ко мне Анатолий Степанович. — Я ведь проверил всё, никого не было.

Он с досадой развёл руками и вопросительно уставился на меня.

— Да я… там… — указал пальцем в потолок, — там был. А потом все побежали…

— …и я побежал! — подхватила Виола, засмеявшись. — Да что вы его терзаете, пусть оклемается, в себя придёт немного. После лечения.

— Вам бы всё хиханьки да хаханьки, Виолочка. А нам бы сейчас ух как по шапке прилетело за пионера!

— Так не прилетело же — радуйтесь, Анатолий Степанович, — медсестра зашарила по карманам и направилась к двери, но на пороге остановилась со словами: — Если вдруг какое-нибудь недомогание — сразу ко мне.

Дождавшись моего кивка, Виола вышла за дверь. Однако, не успел раскрыть рот, чтобы попрощаться, как к нам тут же едва ли не вбежала Ольга Дмитриевна.

— Семён, ты как?!

Я непроизвольно скривился от её громкого возгласа, а головная боль, тут как тут, отвоевала обратно сданные недавно позиции. Хотя заметно ослабла с тех пор.

«До вас было лучше, спасибо».

— Прошу прощения, Анатолий Степанович, — спохватилась вожатая, — я просто на нервах уже.

— Да ничего, Оленька, все на нервах. Это ж надо! Нашли хулиганов?

Ольга Дмитриевна села за стол и обмахнулась панамкой.

— Нет. И ведь по пальцам можно сосчитать, кто такое мог учудить, а толку! Все при деле были, всех в других местах видели в это время.

— Что же, и твоя баламутка тоже не при чём?

— Двачевская-то? Да она ведь у вас и была тут. Семёна, — Ольга Дмитриевна кивнула на меня, — тоже она нашла, за медсестрой бегала… Ой, в общем, не знаю, — вожатая вздохнула, — за руку ведь не поймали, а без разбору наказывать — тоже не дело.

— Это да, это да, — задумчиво проговорил начальник и отёр лицо ладонями. — Вот же деньки, не одно, так другое, напасть за напастью…

Решив не ждать, пока ко мне снова привяжутся с ненужными вопросами, робко вмешался в разговор:

— Ну, я это… пойду?

— Да иди, конечно, — Анатолий Степанович махнул рукой. — Не будем же мы заставлять переделывать уборку. Тем более… — его прервал заигравший к ужину горн, — тем более пора в столовую. Так что бегом, подкреплять силы и выздоравливать!

 

Мысленно воздав хвалу небесам за вовремя случившийся ужин, прихрамывая выполз из кабинета. На углу всё ещё стоит ведро с водой, швабра у стены, в неровностях линолеума угадывается основательно подсохшая лужа. Проходя мимо, поскользнулся, но на ногах устоял — ценой нового спазма в мышцах.

«Ведро с водой. А в воде были… или не в воде… Копать-колотить!» — схватился за голову, неожиданно вспомнив о ключах — ведь в кармане их нет! А поскольку меня за них никто не привлёк, начальство до сих пор ничего не знает. Вот только кто этот неожиданный спаситель? Может, Виола?

 

В смятении ускорив шаг, вышел на улицу, панически соображая, что теперь будет.

— А вот и наш диверсант недоделанный, — донёсся с ближайшей лавки насмешливый голос.

— Отвянь, Двачевская, — пробухтел в ответ, собираясь пройти мимо.

— И это твоя благодарность?

— За что?

— Ну как же, за то самое, — она глазами указала в направлении аллеи.

Остановился, несколько раз моргнул, с недоумением глядя на рыжую.

— Ключи, балда, — проговорила Алиса вполголоса. — Я их унесла, пока ты мультики, валяясь в луже, смотрел. Так что с тебя должок.

Я облегчённо выдохнул:

— Спасибо! И… что Виолу позвала — тоже.

Алиса отмахнулась.

— Проехали. А ты, оказывается, не такой уж лошара, котелок-то варит — хоть и медленно, — с улыбочкой заявила она.

— Это типа комплимент?

— Сам ты комплимент. Я если что-то говорю, то только чистую правду!

— Э-э… ладно. Так вам с Ульяной вообще ничего не сделали?

— Да никому не сделали, Панамка чуть ли не молнии метала, но так никого и не наказали, насколько знаю.

— Почти никого. Мне от Виолы прилетело за таблетки. Причём совершенно незаслуженно.

— Вот как? — Алиса засмеялась и встала с лавки. — Ничего не поделаешь, кто ж виноват, что ты не успел вовремя свалить. Скажи спасибо, что я по большей части только просрочку слямзила, а то всем досталось бы по пятое число.

— Спасибо, — мрачно изрёк я. — И где теперь ключи?

— Спрятала их в кладовке, можешь забрать так же через окно, — ответила Алиса, направившись в столовую.

«Уж очень легко распрощалась с ними, подозрительно…»

— Вот только…

«А, не, показалось, сейчас начнётся», — я вопросительно посмотрел на рыжую, но она, подумав несколько секунд, мотнула головой.

— Забудь.

* * *

На ужине, за неимением свободных мест, мы с Алисой сели за общий стол, где уже расположились кибернетики и, не к ночи будь помянута, библиотечная гоблиниха. Шурик кивнул нам, Сыроежкин, увидев Алису, лишь нервно почесал под правым глазом, а очкастая грымза, не поворачиваясь, пробубнила нечто маловразумительное, по интонации скорее похожее на «чтоб вы сдохли», нежели на «приятного аппетита».

Алиса, наклонившись ко мне, тихо зашептала, дыханием щекоча шею:

— Улька к ней тоже шашку закинула. Ты всё самое ржачное пропустил: надо было видеть эту перекошенную злобную харю на построении. И ещё, походу, она что-то знает…

Встревоженный, повернулся к Алисе, и мы на секунду встретились глазами. Так близко я их ещё не видел. Необычный цвет: как золото или утреннее солнце в облачной дымке, с редкими прожилками и тёмной каймой, а у самого зрачка красновато-каряя корона. Вот так, пожалуй, и выглядит всамделишный горящий взгляд.

Она смолкла и, смутившись, отвернулась к тарелке, так и не договорив, что там знает библиотекарша. Когда не пытается строить из себя невесть что, неуклюже демонстрируя свою не по годам «взрослость» — самая обыкновенная девчонка, ничуть не хуже той же Слави. К тому же очень симпатичная и даже местами милаха, насколько это слово можно применить к резковатой и грубоватой Алисе.

«А вообще, неприлично так пялиться на людей, ага…»

 

Первые минуты ели в тишине. Никто даже не пытался обсуждать последние события, словно ничего и не произошло. Но вскоре на горизонте появилась Мику со своим ужином и с сияющей улыбкой двинула к нашему столу.

— Ой, как вас много! Всем приятного аппетита! — пропела японка.

— Опять эта бесноватая, — проворчала библиотекарша, страдальчески прикрыв глаза.

— А я, представляете, так заигралась, что чуть не пропустила ужин, — Мику звонко засмеялась и заняла свободный стул рядом со мной — аккурат напротив библиотекарши. — Под вечер такое вдохновение накатило — совсем выпала из реальности…

— Послушай, ненормальная, ты хоть раз можешь просто сесть и молча заняться своей едой? — раздражённо процедила библиотекарша.

— Да я и так уже сижу, Женечка…

— Даже и не сомневаюсь, что ты на чём-то сидишь.

Мику осеклась и растерянно уставилась на оппонентку.

— Почему ты так говоришь? Что я тебе сделала?

Голос японки задрожал, и я уловил в нём знакомые нотки: она вот-вот готова снова расплакаться.

— Да потому что в печёнках ты уже со своей бесконечной трескотнёй!

Не выдержав, вмешался в разговор:

— Если тебе что-то не нравится — пересядь в другое место, никто ведь не держит.

За столом воцарилась напряжённая тишина, и взгляды всех присутствующих резко сошлись на мне. Даже Алиса, не обращавшая до этого никакого внимания на спор, прекратила есть.

— А ты вообще кто такой?

— Жень, ну не надо… — пролепетал еле слышно Электроник.

— Ты лучше ему скажи, а то раскомандовался, ком с горы!

Тут встряла уже Алиса:

— Эй, жаба кислоокая, ты не догнала с первого раза?

«Жаба» мгновенно посерела и переменилась в лице, а Мику, еле сдерживаясь, захихикала в кулачок и хлопнула ладошкой по столу, звякнув приборами и посудой. Позади над головой прозвучал строгий голос вожатой:

— Первый отряд, вы сюда есть пришли или развлекаться?

Авторитет Ольги Дмитриевны вынужденно признала даже библиотекарша, покорно уткнувшись в тарелку. Да и Мику сразу поникла, снизив количество слов в минуту до более подобающего обстановке.

 

— Попрошу внимания, пионеры! — Ольга Дмитриевна несколько раз хлопнула в ладоши, призывая к тишине. — Сегодня на вечер у нас запланировано кино. По-хорошему, в свете последних событий стоило бы в назидание отменить его, но ребята из первого отряда очень старались, подготавливая мероприятие, и это было бы неуважительно по отношению к товарищам. Поэтому ничего отменять мы не станем…

По залу столовой прокатился одобрительный гул.

— Но! — повысила голос Ольга Дмитриевна и подняла палец. — Вместо приготовленного вам до этого сюрприза, смотреть будем про Костю Иночкина.

Эти слова сопроводил уже глас народного недовольства. На фоне загадочного сюрприза кино про Иночкина пионерские массы, очевидно, не желают. Вожатая, сделав вид, что ничего не заметила, продолжила:

— В двадцать один ноль-ноль все, как всегда, собираются на площади, и оттуда организованно отправимся к эстраде. Донесите информацию до ваших товарищей, которые, возможно, не в курсе.

* * *

После ужина возле Генды ко мне подошла Алиса.

— Что, на киношку собираешься идти?

— Как будто у меня есть выбор. Если не пойду, вожатая опять насядет со своими распорядками. Да мне и так делать нечего, не в потолок же смотреть до отбоя.

— Ясно всё с тобой, пай-мальчик, сиди тогда, дальше бойся Панамку, — надменно ответила Алиса, — а я пойду на гитаре побренчу — всяко лучше, чем в сотый раз эту дребедень смотреть.

Она сделала рукой некое брезгливое движение, должное показать её невысокое мнение о «дребедени» и, выдержав паузу, неспешным шагом отправилась через площадь в направлении своего домика. Пожав плечами, присел на скамейку, ожидая, когда начнутся сборы. Но не прошло и минуты, как Алиса вернулась и встала чуть в сторонке, разглядывая Генду. Постояв так недолго, опять подошла ко мне и тихо проронила хрипловатым голосом:

— Если вдруг захочешь… приходи.

Я, онемев, удивлённо вытаращился на рыжую, а она сделала полшажка назад и смущённо скрестила руки на груди. Видя эту удивительную картину, не смог удержаться от ехидства:

— Это ты меня на свидание приглашаешь, что ли?

— Нет! — воскликнула Алиса и тут же сжала кулачки, опустив руки по швам. — Идиот!

Проходящие мимо пионеры шарахнулись в сторону, а меня вся ситуация, наоборот, позабавила. Такая она потешная бывает, когда сердится. Алисе, наверное, стоило огромных усилий выдавить из себя приглашение.

«Может даже, это что-то вроде дружеского жеста? — пришла в голову неожиданная мысль. — А я тоже хорош: сразу давай глумиться над девчонкой».

Рыжая, фыркнув, вознамерилась уже окончательно уйти, и я подскочил с лавочки, чтобы попытаться остановить её.

— Погоди… Алис, извини, не кипятись только. Я постараюсь прийти.

— Некуда приходить! Всё, забыли, — на ходу, не оборачиваясь, огрызнулась та.

— Постой, ну я правда хотел бы…

Алиса встала и развернулась так резко, что едва не влепился прямо в неё и тут же отскочил, дабы снова ненароком не обидеть.

— Короче, делай как знаешь. Но заруби на носу, что это до первой тупой подколки с твоей стороны, иначе заранее бери с собой Виолетту, чтобы мне не бегать за ней снова.

— Да ё-моё, я же не хотел…

— Всё, пока свободен.

В глазах рыжей сплясали бесоватые искорки, и она, тряхнув хвостиками на гордо вскинутой голове, оставила меня обтекать.

«И почему постоянно ведусь на её дешёвые фокусы?»

— Ведьма, — тихонько буркнул в ответ, провожая нахалку взглядом.

Опять она сумела так всё повернуть, что я остался в дураках. Неспроста инквизиция рыжих жгла в средневековье. Если они все себя так вели, я даже их где-то понимаю.

* * *

Поскольку Алиса более ничего не сказала, решил дождаться-таки девяти вечера, когда соберётся весь отряд. Ей ведь так и так нужно сперва отметиться перед вожатой, дабы не вызвать раньше времени лишних вопросов.

Площадь постепенно заполнилась пионерами, поднялся страшный гомон, как на рынке. Около девяти появилась и Ольга Дмитриевна в компании других вожатых. Пионеров, включая нас, стали сгонять сначала поотрядно в кучки, а потом строить парами. Славю определили с библиотекаршей, за ними пошли кибернетики, после — Алиса и Лена. А замкнул шествие я…

— Ой, опять я чуть не опоздала! Простите, Олечка Дмитриевна!

И Мику.

«Ну ядрёны макароны!»

— Сенечка, привет ещё раз!

— Угу.

— Мы с тобой прям целый день сегодня встречаемся с самого утра!

— Угу.

Мику заняла своё место и тут же начала ёрзать, выглядывая то в одну сторону, то в другую и в своей обычной манере акына комментируя увиденное. Не хватает только балалайки… или на чём они там играют.

 

— …вот, а ещё я же так и не поблагодарила, — вполголоса затараторила она, внезапно схватив меня за предплечье.

— Чего?

Вырванный из своих размышлений, непонимающе уставился на Мику.

— Ты же заступился в столовой, когда Женечка ругалась. Спасибо.

«Ути-пути, Жене-чка, какая ми-ми-милота. Что с ней должен сделать человек, чтобы Мику перестала добавлять к его имени этот бесячий суффикс? Надеюсь, она не расценила это как подкат с моей стороны…»

Я аккуратно высвободил руку из её цепкого хвата.

— Алиса тоже заступилась. Может, ты лучше вопьёшься в ухо ей? А ещё лучше — пойдёшь с ней парой, чтобы как следует обсудить это.

Мику засмеялась, а рыжая, услышав наш разговор, обернулась к нам и погрозила изящным кулачком.

— Я те щас вопьюсь в ухо.

— Двачевская, не вертись! — тут же урезонила её Ольга Дмитриевна.

* * *

Пионеров первого и второго отрядов, как самых рослых, посадили на дальний ряд скамеек. Как только вожатая с кибернетиками удалилась к сцене улаживать дела по технической части, я обратился к Алисе:

— Когда сбегаем?

— Я — прямо сейчас, — ответила она и ловко соскользнула назад, спрятавшись за нашими спинами, — а ты как хочешь.

— Погоди, я с тобой, — прошептал в сумрак меж зарослей, где растворилось белое пятно рубашки.

Ответа не последовало.

«Вот зараза».

Убедившись, что никто из вожатых на меня не смотрит, а Ольга Дмитриевна до сих пор стоит у сцены, направился следом за рыжей. Разумеется, проделав всё это гораздо менее грациозно и напугав вылетевшими сквозь зубы ругательствами сидящую рядом Лену — она до этого благосклонно внимала какой-то очередной болтовне Мику или, как обычно, витала в своём уютном мирке. Скорее, второе.

 

Догнать Двачевскую оказалось той ещё задачкой: она так и не посчитала нужным сказать, где мы должны встретиться после побега. Я уже почти плюнул на бессмысленную погоню, решив, что рыжая снова обвела меня вокруг пальца, чтобы от души повеселиться, глядя, как мальчик бегает за ней по всему лагерю, но впереди вдруг мелькнул силуэт. Сейчас, когда все пионеры у эстрады, это может быть только Алиса. Да продлятся бесконечно годы того умницы, кто придумал одевать всех местных в белое, иначе ни за что не углядел бы её в потёмках.

 

Цель рыжей быстро стала ясна: домик. Возле него, наконец, и догнал беглянку.

— Надо же, явился, — безразличным тоном отметила Алиса и тут же нырнула внутрь.

Через несколько секунд дверь приоткрылась.

— Ну, чего встал? Зайди, а то спалят ещё.

Я поднялся по ступенькам и робко протиснулся в комнату, освещённую настольной лампой и ночником над одной из кроватей.

Обитель рыжих, что в общем-то неудивительно, оказалась прямо-таки воплощением хаоса. По всей комнате валяется одежда, обувь и всяческое барахло: зонтик, простой резиновый мяч, колесо от велосипеда, ракетка для бадминтона — почему-то одна и без воланчика, цветные карандаши, вешалки для одежды и даже игрушечная самоходка, не иначе как спионеренная Ульянкой у кого-нибудь из мелких пацанов.

Созерцание их комнаты напомнило компьютерные игры в жанре «поиск предметов». Сюда запросто можно ходить всем лагерем и устраивать чемпионаты по скоростному подбору, например, пар носков одного цвета и размера… Только перед тем надо убрать кое-какие пикантные детали гардероба.

 

Проследив за моим немигающим взглядом, Алиса быстрым движением задвинула ком одежды под одеяло и вернулась к своему занятию: поискам чего-то. Заглянула в шкаф, потом, привстав на носочки, на него, после этого внезапно упала на четвереньки и полезла под кровать, шебурша там вещами. Выпихнула наружу локтем раскрытую сумку, потом, другой рукой, две пары кед с картонной коробкой…

— Да где же она! — донесся приглушённый возглас.

Покопавшись недолго, вынырнула обратно и, смахнув с раскрасневшегося лица выбившуюся прядь волос, расстроенно произнесла:

— Не могу найти… — и тут же звонко хлопнула себя ладонью по лбу. — Балда!

Подскочила на ноги, отстранила меня от прохода и, бросив на ходу: «Я скоро!» — выбежала из домика, плотно закрыв за собой дверь.

 

Я прошёл в комнату, попутно рассматривая достопримечательности. На глаза попалась лежащая в сумке тетрадка, точнее — торчащий из неё край фотографии. Рыться в чужих вещах, конечно, нехорошо, но непреодолимое любопытство и желание разузнать что-нибудь об Алисе в конце концов взяли верх.

Вынув чёрно-белый потрёпанный снимок с неровными краями, поднёс его ближе к ночнику, чтобы лучше разглядеть: видный плечистый широко улыбающийся молодой парень, лет восемнадцати-двадцати, в форменных штанах, высоких ботинках, майке-тельняшке и лихо заломленном набок берете с кокардой. Надо полагать, десантник. На пожелтевшем обороте подпись карандашом от руки: «Люблю».

Неудивительно, что Алиса свысока поглядывает на мальчиков в лагере и называет, в частности, меня дрыщом. Спору нет, её эталон мужественности гораздо более… мужественный, чем мы все тут вместе взятые.

 

Как только затолкал фото на прежнее место, дверь резко распахнулась и на пороге возникла Алиса, держа на лямке за спиной гитару в чёрном чехле.

— Пошли, если ещё не передумал.

— Далеко?

— Узнаешь.

Алиса исчезла в проёме, и я последовал за ней.

Настроение стало совсем ни к чёрту. Усталость и неприятная необъяснимая тягость снова вытолкнули меня в пучину апатии.

 

«Как встретишь Новый год, так его и проведёшь» — в моём случае не год, а всего лишь день, но он, по ощущениям, продлился никак не меньше года. Начался отвратительно и так же через то самое место прошёл. Весь до остатка.

На ватных ногах безвольно поплёлся следом за рыжей. Она повела меня по дорожке в противоположную от площади сторону. Так мы миновали все жилые домики на её улице и пришли к проходу в ограде, увенчанному решётчатой арочкой, похожей на ту, что имеется у больших ворот лагеря. Алиса открыла щеколду и потянула на себя ручку двери. Та, громко заскрипев, нехотя повернулась на петлях.

От калитки двинулись налево по тропе, плавно отходящей от забора.

— Что там? — указал на заброшенную дорожку, уходящую вглубь леса.

— Ничего интересного, руины.

— А по-моему, интересно… — задумчиво пробубнил я, обращаясь, скорее, к самому себе.

— Была там пару раз — тоска зелёная. Всяких заброшек и в городе хватает, чтоб ещё здесь по ним шляться.

 

В лицо пахнуло прохладной сыростью, и мы вышли к болотистой заводи. Лагерь отсюда не виден, зато на противоположном берегу на фоне неба довольно близко различимы столбы железнодорожного пути. Справа поодаль приютилась покосившаяся постройка, окрещённая мною про себя лодочной станцией — из-за коротенького деревянного пирса.

На улице уже почти совсем стемнело, единственным источником света стала лишь полная луна.

— Тут холодно. И комары. Хочу костёр, — требовательно заявила Алиса, сняв с плеча гитару.

— Как будто это я нас сюда притащил.

* * *

Спустя минут десять, безапелляционно выгнанный в лес за хворостом и дровами, я вернулся с немногочисленными находками, какие смог отыскать в непосредственной близости. А ещё спустя пять минут, на радость рыжей, у наших ног начал разгораться скромный огонёк.

Алиса вынула из чехла гитару. Изрядно потрёпанную, всю в потёртостях и царапинах; крепление верхней витой струны в подставке неродное — кустарно сооружённое из подручных материалов. Да и сама деревяшка подставки надтреснута с одной стороны.

— Поиграю пока, а ты следи за костром, чтобы я не замёрзла.

Подбросил в огонь смолистую толстую ветку и несколько гнилушек — из останков лодочной станции, под ветхим навесом которой мы и уселись.

— Ваша светлость довольна?

Алиса важно кивнула.

— Вполне.

И стала перебирать струны, наигрывая нечто отвлечённое — для разминки.

— Ты, кстати, так и не досказала, о чём знает библиотекарша.

— Да нечего особо досказывать, она после построения с выскочкой о чём-то шепталась, и они обе странно пялились на нас с Улей… опять ты за своё, опять со всякой ерундой ко мне лезешь! — зло выпалила она.

— Ладно-ладно, не заводись.

Алиса заиграла громче, демонстрируя, что не настроена на болтовню.

* * *

Рыжая играла, а я следил за костром. И в какой-то момент поймал себя на том, что уже несколько минут как завороженный разглядываю её лицо, внимая каждому движению, эмоции. Даже музыка ушла на второй план. А с другой стороны, не оставляет ощущение, что этот вечер совершенно неправильный: будто мы оба попали сюда независимо друг от друга, как случайные попутчики в автобусе, и теперь старательно занимаемся каждый своим делом, коротая время до прибытия на свою остановку.

В некотором смысле так и есть: мы до сих пор чужие люди, несмотря на целых два с половиной дня, проведённых, по странному стечению обстоятельств, практически бок о бок — с перерывами на сон. А чего ещё ждать от компании социопатки и нелюдимого фрика?

 

— Что? У меня что-то на лице?

Алиса бросила играть, заметив мой неотрывный взгляд, и потёрла ладонью щёку.

— Нет, с лицом у тебя всё прекрасно.

— Ты так странно смотришь…

— Извини, — я отвёл глаза и занялся костром. — Мне казалось, может, мы… ну, не знаю, поболтаем о чём-нибудь.

— О чём ты хочешь поболтать? — отстранённо осведомилась Алиса, возвращаясь к гитаре.

— Не знаю… расскажи что-нибудь.

— Что-нибудь? Анекдот могу рассказать: колобок повесился.

Я невольно улыбнулся, вспомнив эту древнюю хохму, знакомую каждому человеку едва ли не с яслей.

— Баян.

— Чего?

— Бородатая шутка то есть.

— Валяй не бородатую, — кривляясь, передразнила рыжая.

— Вообще, я думал, ты о себе что-нибудь расскажешь.

— У меня есть идея получше, — натянуто бодро ответила Алиса, хлопнув ладонью по деке. — Сегодня кое-кто похвалялся знанием аккордов, — она встала и протянула мне гитару. — Покажи, на что способен.

— Блин…

 

Сосредоточенно глядя на гриф, попытался вспомнить хоть что-нибудь.

— Да я к гитаре уже лет дес… года… два не прикасался.

— Ничего не знаю, — рыжая скрестила руки и отошла. — Давай, не мажься, Сенька.

Мысленно отругав себя за не в меру длинный язык, утвердил пальцы на ладах и… всё. Все знания, которые, казалось, выжжены в памяти после старательной зубрёжки, как вымело. Вот всегда так в ответственный момент. Я вздохнул и ещё раз попытался вспомнить хотя бы эти три несчастных аккорда.

— Короче, смотри.

Алиса не вытерпела и забрала гитару. Села справа на корточки, чтобы было хорошо видно гриф, и начала показывать аккорды, комментируя, как лучше ставить пальцы. С её помощью я быстро восстановил в голове, что учил когда-то.

— Только давай уж не «Кузнечика», а что-нибудь… такое.

Алиса завела незамысловатую мелодию, потом показала последовательность аккордов и как её играть.

— Твоя очередь. Не бойся, это проще простого.

Но одно дело теория, и совсем другое — реализация её на практике. Особенно когда пальцы отвыкли или вовсе ни разу не касались струн — как эти. Впрочем, будь сейчас тут я настоящий, это мало чем помогло бы.

 

Алиса недовольно поморщилась, услышав мои жалкие потуги. Хватило её ровно на пять секунд.

— Я же показывала, каким местом ты смотрел? Ведь всё элементарно играется…

Она снова забрала гитару и настойчиво повторила урок, а её безалаберный ученик не менее настойчиво сызнова налажал.

* * *

Спустя ещё два цикла нарастающих упрёков и насмешек, чередующихся с демонстрацией мне правильной игры, Алиса, похоже, совсем разочаровалась, а я начал злиться и растерял крохотные остатки настроя.

 

— Нет, это убожество какое-то, — она со вздохом приложила ладонь ко лбу. — Ты совершенно бездарен. Даже ребёнок уже сыграл бы как надо!

— Не пойму, чего ты от меня хочешь? Чего добиваешься? Ну не умею я играть.

— Это я уже заметила, не глухая. Зато как хвастался-то с утра. Впечатление хотел произвести? — Алиса пустила ехидную усмешку и смерила меня надменным взглядом.

Я стерпел.

 

Вот зачем ей это, для чего она меня сюда приволокла? Прекрасно ведь знает, что невозможно сходу взять и сыграть что-то — значит, намеренно всучила мне чёртову гитару? Чтоб в очередной раз обстебать унылого дрыща и самоутвердиться на его фоне? Кайф, наверное, с этого ловит.

Разговаривать не хочет, сама тоже не проявляет ко мне никакого интереса и, понятное дело, не имеет никаких видов на меня. Её кавалеру я в подмётки не гожусь. Наивный чукотский юноша, вообразил себе что-то… Не надо было вообще соглашаться, знал ведь — с первого дня знал, что с Двачевской связываться себе дороже…

 

— Так что, попробуешь ещё разок или закончим на том, что умения твои никудышны?

После этих слов чаша моего терпения переполнилась. Подскочив, размашистым пинком разметал костёр.

— Осточертели твои заскоки! Если ты своими выходками за все дни хотела меня выбесить — радуйся, у тебя это наконец-то получилось! Указала конченому неудачнику его место, молодец, не забудь подружкам рассказать — вместе поржёте!

— Ты что, я не…

— Тебе, видите ли, слова не скажи, а сама как ведёшь себя с людьми? Я тебе не мальчик, чтобы вот так: захотела — позвала, захотела — послала! Иди со сверстниками этой хернёй страдай, а меня оставь в покое! Усекла?!

Я порывистым движением протянул гитару Алисе. Та отшатнулась и, зажмурившись на секунду, вжала голову, но, помедлив, инструмент всё же взяла и растерянно посмотрела на меня. А я молча побрёл прочь.

— Се… Семён, подожди! — Алиса, опомнившись, догнала меня и схватила за плечо, попытавшись остановить. — Да подожди, ну!

— Отъебись.

Я сбросил её руку и едва ли не бегом отправился в лагерь. Больше Алиса меня уже не преследовала.

* * *

И когда это успело случиться? Ведь ещё вчера терпеть её не мог, а сегодня… сегодня уже приревновал к фотографии. Я со злостью пнул воздух, зацепив носком щебень. По домикам слева тихо застучали мелкие камешки. Даже разозлиться не на кого. Разве что на себя, за то, что опять, по своему обыкновению, влип по уши.

 

В окне двери за шторами виден свет. Уже прибыла по мою душу — сейчас опять начнётся скандал с раздачей заданий на весь завтрашний день.

«Тоже мне, нашли, блядь, пионэра!»

Хоть собирай манатки и пешком чеши по трассе, мо́чи нет уже терпеть этот цирк. Я решительно толкнул дверь, готовый с остервенением отбивать любые наезды и попытки прочесть мне нотации. Хватит с меня этих ролевых игр, подурачились и будет…

— Нагулялся?

Ольга улыбнулась и встала с матраца свободной кровати. Её необычайное спокойствие и добродушный нрав сходу остудили пыл и выветрили всю решимость к сражению.

— Да, — бросил я и прошёл к своей койке. — Теперь хочу спать.

— Сначала расскажи, где шатался.

— Нигде я не шатался…

Ольга потянула носом, принюхиваясь.

— Это костром пахнет? Даже не спрашиваю, откуда у вас спички, но, надеюсь, вы хоть лес не подпалили?

— Ничего мы не подпалили, костёр жгли на берегу.

Вожатая тут же «подсекла рыбку»:

— Всё-таки, с Алисой был?

— Да, был!

Ольга снова села на кровать и, сложив руки на коленях, внимательно посмотрела.

— Чем же вы занимались?

— Ничем особенным.

— А конкретнее?

— Можете быть спокойны, на целомудренность ваших пионерок никто не покушался. Это поискать ещё надо такого отчаянного, кто попытается с этим к Двачевской…

— Не хами, Семён, — строго перебила вожатая. — Ты тоже мой пионер. Заметь, я не ругаю тебя за бегство с культмассового мероприятия — хотя следовало бы — просто хочу знать, чем занимались мои подопечные. Ни больше ни меньше.

— Извините.

— Почему ты такой смурной, повздорили с Алисой?

Я промолчал и улёгся лицом к стене, давая понять, что мне этот разговор уже надоел и хочу остаться один. Но либо Ольга не из понятливых, либо ей внезапно попала под хвост воспитательская вожжа, однако оставить в покое она меня не пожелала.

— Если так, не обращай внимания. Алиса не настолько плоха, как кажется, просто дай ей время. И не принимай близко к сердцу её причуды.

— Зачем вы постоянно выгораживаете Алису? Сами же знаете, какой у неё характер и как она может довести.

— Знаю. Но вместе с тем уверена, что она заслуживает лучшей… доли. Заслуживает, как мало кто иной, но сама может не справиться — ей нужна помощь, хоть она пока не понимает этого.

— Тогда вам лучше поискать помощников среди тех, кто жизни не чает без латексных костюмов и острых ощущений. А я — пас.

— Помощника она и сама в состоянии найти, моя задача лишь вовремя поддержать.

Сетка кровати заскрипела, и по комнате прошелестели тихие шаги Ольги. Погас свет.

— Спокойной ночи.

— И вам.

Дверь, на секунду впустив лёгкий сквозняк в комнату, стукнула, закрывшись за вожатой.