История должна быть рассказана (джен)

Синяя папка была пуста. Ни единого листочка — ни печатного, ни рукописного, никакого. Женя не столько удивилась — чего-то подобного она и ожидала, сколько была раздосадована. Начало рукописи она успела набрать и сохранить в компьютере, но потом бросила это дело… и вот осталась ни с чем.

Ладно, это не страшно. Главное она помнит достаточно хорошо, а детали — ну что ж, придется обойтись без них. Проблема была не в том, что рукопись пропала, а в том, что Женя не знала, как ей теперь поступить.

И даже не так. Трясясь в электричке на пути из Чемодурова в Москву, Женя снова и снова обдумывала сложившуюся ситуацию и в конце концов пришла к определенному решению. Сложность заключалась в том, что это решение, такое простое и даже привлекательное на вид, оказалось трудновыполнимым на практике. Отогревшись дома в горячей ванне, Женя завернулась в одеяло и засела за компьютер. Она проторчала там до поздней ночи, набирая абзац-другой и тут же раздраженно стирая набранное, но так и не продвинулась ни на шаг, только запуталась еще больше. Аня ходила мимо на цыпочках, ни о чем не спрашивала, только разок предложила чаю. Видно было: у человека не ладится то ли работа, то ли учебный проект, и лучше не соваться с сочувственными расспросами и советами.

Но то, чем занималась Женя, было поважнее учебы или работы. Она пыталась помочь Коле и Эле. Раз уж у нее есть странный дар устраивать пары, то надо хоть раз в жизни распорядиться им сознательно и с умом.

Вернувшись из Чемодурова и увидев опустевшую папку, Женя испытала даже своеобразное мрачное удовлетворение. Нет, Аня тут ни при чем, глупости это. Страницы исчезли, потому что Коля рассказал свою историю до конца, ему было больше нечего к ней прибавить. Пока речь шла о событиях более-менее реалистичных, страницы были отпечатаны на пишущей машинке. Печатный текст — это определенность, устойчивость. Потом вдруг из середины пропала целая стопка листов… и теперь тоже понятно почему: Коля торопился, видимо, чувствовал, что время его истекает. Это ведь, получается, сколько лет прошло, если он исчез у себя там, в начале семидесятых годов, а потом явился к Жене через тридцать лет, ничуть не постарев… Кто знает, по каким законам движется время там, в тумане, в потусторонье, где он находится сейчас? Он пишет, что боится потерять память, забыть, кто он такой. Немудрено, за столько-то лет... Последняя часть, написанная от руки скачущим рваным почерком, уже без всяких рисунков на полях, это рассказ, который сорвался в вопль отчаяния. А теперь вот и он затих, и ничего не осталось, все поглотил туман.

И как теперь ему помочь? Как соединить его с Элей, как вытащить их оттуда в нормальную жизнь? Озарение пришло к Жене прямо в электричке. Да ведь Коля сам вложил ей в руки нужное орудие! Они с Элей возникли на страницах рукописи и живут прямо в ней: она меняется, колеблется, дышит, отражая в себе все, что с ними происходит. Вот он, способ связи, способ добраться до них и как-то повлиять на происходящее.

Женя примчалась домой, окрыленная этой мыслью, и поскорее бросилась к компьютеру. Однако душевный подъем почти сразу сменился растерянностью. Красивая теория, которая казалось такой вдохновляющей в электричке, вдруг обернулась полной бессмыслицей. Что, собственно, Женя должна теперь сделать? Написать продолжение Колиной истории? Что-нибудь про то, как он там в тумане встретил Элю и они спаслись? Очевидно, да, что-то в этом духе. Только как-то слишком просто получается. Какой-то здесь должен быть подвох.

Подвох обнаружился почти сразу, как только Женя приступила к делу. Чужой текст не поддавался, не слушался, не желал плясать под ее дудку. Другой рукой это написано, там другая логика, своя правда, горькая и выстраданная, и она не стерпит стороннего вмешательства, пусть даже самого благонамеренного.

Она пыталась писать от первого лица, будто бы это Колька продолжает рассказывать про свои приключения, но ничего не получалось. Чтобы писать от его имени, надо перевоплотиться, стать другим человеком, смотреть на все его глазами. Но Женя ведь не он, и поэтому все выходит как-то глупо и фальшиво. Это не сработает.

Она безжалостно стерла набранный текст и начала заново. Значит, Коля и Эля где-то там, в тумане, не могут найти друг друга. Надо придумать, как у них все получилось. Возможно, Коля встретился лицом к лицу со своими черными птицами, сразился с ними, победил… И они жили долго и счастливо и умерли в один день… Опять не то. Слишком в лоб, слишком грубо. Нельзя распоряжаться чужими жизнями вот так, по-хозяйски, будто это бездушные марионетки. Они ведь живые.

Но что тогда? Если не писать напрямую про них, то как им помочь? Вообразить саму себя героиней истории, как в детстве, ввести в повествование и всех спасти? Мысль заманчивая, такие мысли всегда заманчивы — и абсолютно бесплодны.

Нет, надо действовать тоньше. Найти обходной путь, чтобы проникнуть туда, внутрь истории, и повлиять на нее осторожно, никого не задев и ничего не разрушив ненароком. Только где найти эту лазейку, эту потайную дверь в сказку? Нет у нее волшебного клубка, как у той старушки, который привел бы к цели.

Хм. А как это она тогда сказала про клубок — дорожка далеко бежит, а все к дому привязана? Ниточка далеко тянется. Должна быть какая-то нить, которая соединяет Колю и Элю Невидимая, но прочная. Что-то еще это напоминает, что-то такое… Женя свернула пустую вордовскую страницу, на которой не осталось и следа ее творческих мук, и открыла папку с рабочими файлами. Сейчас, сейчас, как же это там было точно… Вот: «…стремятся друг к другу, как волны — к берегу, трава — к солнцу, как стремятся друг к другу звуки мелодии и строчки песни». Звездные эльфы! И они в конце концов на что-то сгодились. Точно, это должно сработать. Это железный закон: слова и ноты тяготеют друг к другу, будто они связаны невидимыми нитями. Части истории норовят слепиться в одно целое, ноты собираются в единую мелодию. То самое, что нужно.

Значит, так. Коля и Эля сочиняли сказки — вместе, вдвоем. В рукописи их две, но ведь могло быть и больше. Наверняка было больше! А раз так, пусть там будет еще одна сказка — третья. Они придумывали ее вдвоем, Коля начал, а Эля должна была сочинить развязку. Но они не успели, потому что… сказка была в той самой тетрадке, которая потом сгорела во время пожара. И Эля не успела вписать туда окончание, но все равно она в этой сказке есть — ее голос, ее дыхание, ее лицо и улыбка различимы там, между строк. И к ней тянется эта тоненькая ниточка, потому что слова сказки тянутся друг к другу. И если Коля начнет вспоминать эту их историю, одну на двоих, незавершенную, от которой, как от клубка, уходит нить, и конец этой нити в руках у Эли… Он найдет ее, непременно найдет, потому что нет ничего прочнее такой вот невидимой связи. Ее не перерезать ножницами, она даже не сгорит в пожаре, потому что это ведь просто слова, их нельзя уничтожить. А у слов есть власть над миром.

Женя снова открыла пустую страницу. Пока еще не очень понятно, что там будет… но нужен хотя бы заголовок. Вот так: «Третья сказка». Все, теперь она существует. Теперь надо только очень постараться и вспомнить, что там было. И ей постараться, и Коле.

Она снова замерла в нерешительности. Странное дело, так глубоко она погрузилась во все это, и так мало до сих пор знает о Коле. А об Эле и того меньше. О чем бы могла быть их сказка? И синяя папка пуста, подсмотреть негде. Придется вспоминать. Да вот же, Валька про него сказал: он читал какие-то книжки про моряков, а потом они искали сокровища на острове. Значит, сказка про остров. Про двоих, которые были на острове и потеряли друг друга в тумане… Так, хорошо. А Эля? Что о ней известно? Она выросла и стала врачом. Она помогает, исцеляет. Вечно ускользающая, будто не совсем из этого мира, но отзывчивая, готовая прилететь к тому, кому нужна помощь. Она вон свою вредную тетку жалела и заботилась о ней. Значит, она и в сказке будет спасать и лечить.

Ну все. Теперь шаг за шагом идти вперед, куда ведет эта тонкая ниточка.

Они называли себя Морской Волк и Рыбка. На самом деле у них были другие имена, но они оставляли их на родном берегу, когда отправлялись в плавание. Стоило им по очереди залезть в лодку у причала, как они превращались в Морского Волка и Рыбку. Лодка у них была очень красивая — синяя, с красной полосой вдоль борта.

На этот раз им предстоял далекий путь — на остров, куда до сих пор не ступала нога человека. Во всяком случае, они там еще никогда не были, а раз не были, то и остров считался еще не открытым. Морской Волк объяснил Рыбке, что там спрятано старинное сокровище, и если они его найдут, то смогут купить себе настоящий корабль, с парусами и капитанским мостиком. У него даже была карта, на которой красный крестик отмечал то место, где надо искать сокровище.

Было очень жарко, и когда они добрались до острова, то совсем взмокли и выбились из сил. Поэтому сначала они решили искупаться, потом обсыхали на горячем песке, и только потом пошли на поиски сокровища. Тем временем погода стала портиться: налетел ветер, жирная иссиня-багровая туча наползла на солнце и будто придавила его, только лучи брызнули напоследок из-под ее боков и погасли. Блеснула молния, а потом хлынул дождь. Морской Волк и Рыбка не боялись дождя, но молния могла ударить прямо в высокую скалу на берегу, где они находились, и поэтому они поторопились спрятаться в пещере. Когда они спускались туда по скользкому мокрому склону, прямо у них над головой оглушительно загрохотал гром. Рыбка от неожиданности зажмурила глаза, оступилась и упала. Морской Волк бросился ей помогать, и она встала кое-как, но идти дальше не могла — она повредила ногу. Морской Волк отнес ее в пещеру на руках, и они долго сидели там, прислушиваясь к шуму грозы, которая, кажется, даже повалила несколько деревьев.

Но чем сильнее гроза, тем быстрее она проходит, и уже через несколько минут буря утихла. О поисках сокровища теперь не было и речи: Рыбка совсем не могла ступить на больную ногу. Тогда Морской Волк велел ей подождать, пока он сходит за лодкой и перегонит ее поближе к пещере. Рыбка осталась сидеть у входа, а он спустился к берегу, помахал ей рукой, улыбнулся, чтоб и она не грустила, и пошел к тому месту, где они причалили сегодня утром.

После грозы на остров опустился густой белый туман. Морской Волк не видел ничего дальше вытянутой руки и под конец шел просто на ощупь. Один раз он так сослепу чуть не шагнул с обрыва на острые прибрежные камни и после этого решил, что надо подождать — вдруг туман рассеется. Вообще-то лодка должна быть уже где-то совсем рядом, но разве ее теперь разглядишь? Поэтому он уселся и стал ждать. Туман действительно постепенно рассеялся, и Волк увидел, что он находится в том самом месте, где утром привязывал их синюю лодку с красной каймой вдоль борта.

Но лодки не было. Видимо, унесло бурей — остался только обрывок веревки. Это значило, что с острова им теперь не выбраться.

Морской Волк очень испугался. Больше всего он испугался того, что теперь надо будет сообщить эту новость Рыбке. Он еще прошелся по берегу в надежде, что лодку прибило где-нибудь неподалеку, но надежда оказалась напрасной.

Делать было нечего, и он заторопился обратно. Рыбка ведь ждет его, волнуется. Главное — чтобы она не очень испугалась, а уж там они вместе что-нибудь придумают.

Возле пещеры Рыбки не было видно. Он заглянул внутрь, позвал ее — никто не откликнулся. Ее не было ни в тенистой роще, ни на берегу прозрачного ручья. Нигде, будто она и не ступала на этот остров сегодняшним солнечным утром. Далеко уйти с больной ногой она не могла, значит, что-то случилось… Но что? Тут только Морской Волк понял, что пропажа лодки не беда, а настоящая беда — вот она.

Он бросился на поиски. Он звал Рыбку по имени, по всем ее именам, какие знал. Он обошел весь остров, заглянул во все закоулки, взобрался на самую высокую гору и долго смотрел сверху — не видать ли где-нибудь его Рыбки? Но ее не было, и вообще ни одной живой души он не обнаружил на всем острове. И не у кого было спросить, и некого было винить, кроме самого себя — за то, что оставил ее и ушел за дурацкой лодкой.

В отчаянии он вернулся снова к пещере. Там было по-прежнему пусто. Наступил вечер, стало холодать. Он достал из кармана спички в непромокаемой обертке, собрал немного хвороста и развел костер. Но тепло и свет его не радовали. Спине было холодно, а лицу горячо, и душа его словно так же разрывалась на части между горем и надеждой. И еще думалось, что он сидит перед костром, а у Рыбки нет спичек, и как она согреется этой холодной ночью?

Едва он успел об этом подумать, как услышал хруст камушков у себя за спиной. Морской Волк там и подпрыгнул на месте — кто-то идет к нему, это наверняка Рыбка! Ведь на всем острове нет никого, кроме них!

Но это была не она. Из темноты вышел к огню кто-то незнакомый, высокий, лица не рассмотреть — будто бы оно подернуто тем самым белым туманом, который окутал остров после грозы. Вышел и остановился, ни слова не говоря.

— Кто ты такой? — спросил Морской Волк, которого вдруг пробрала дрожь, несмотря на близость огня.

— Я? — незнакомец словно удивился. — Я-то, положим, Хозяин. А вот ты кто такой?

— Я Морской Волк, — гордо сказал Морской Волк, расправив плечи. — А ты хозяин чего? И как тебя зовут?

— Хозяин этого острова. Так меня и зови.

— А откуда ты взялся? — Морской Волк все пытался рассмотреть его получше, но тщетно. — Я весь остров обошел, а тебя не видел.

— Я не взялся. Я тут живу. А ты, конечно, не видел. Меня никто не видит, пока я сам не захочу показаться. Что ты делаешь на моем острове?

— Я… то есть мы искали сокровище.

Хозяин нахмурился, и туман, скрывавший его, словно обратился в темную тучу.

— Это мой остров. И все сокровища на нем мои.

— Ну мы же не по-настоящему искали. Мы понарошку. Да и не нужны мне никакие сокровища… Я свое собственное потерял. Помоги мне его отыскать! Если ты Хозяин, ты все должен знать про свой остров.

— Я все знаю. А что ты потерял? — заинтересовался Хозяин, и даже туман как будто немного рассеялся и сквозь него проглянули любопытные глаза.

— Рыбку. То есть это ее так зовут. Мы вместе приплыли на лодке, а потом была гроза, и лодка потерялась… а потом и сама Рыбка исчезла. Она сидела тут, возле входа в пещеру, а потом я вернулся — ее уже нет. И вообще нигде нет, уж я искал, искал.

Хозяин снова нахмурился и долго молчал, и все кругом потемнело.

— Вон оно что, — сказал он наконец. — Значит, она на той стороне острова.

— Да на какой же на той? — воскликнул Морской Волк в отчаянии. — Я весь остров обошел по кругу!

— Нет-нет, — Хозяин поднял руку, жилистую и тяжелую, делая знак, чтобы его не перебивали. — Она на той стороне, куда отсюда не добраться. Для меня самого туда хода нет. Туда может пробраться ящерица или муравей. Но ни ты, ни я туда не попадем.

— А как же тогда Рыбка попала?

— Потому что она Рыбка. Потому что вы придумали ей такое имя. Я же говорю, есть лазейки на ту сторону. Рыбка может туда проскользнуть, может ненароком залететь бабочка или пчела. А Морскому Волку никак не протиснуться.

— Ага. Но это значит, она и обратно может вернуться, да?

— Нет. Обратно уже не вернется. Оттуда обратно дороги нет.

— Но можно же как-то ее оттуда забрать?

— Нет. Теперь уже никак. Она останется там навсегда. Считай, ты с ней попрощался. Но ты не печалься. Ей там будет хорошо, она не будет страдать ни от холода, ни от жары. И она станет теперь Хозяйкой острова — только там, на той стороне. И все будет ей подвластно, и все будут ей служить.

— Как это — станет Хозяйкой?

— Вот так и станет. Как становятся хозяевами? Или ты думаешь, я всегда жил на этом острове и сделался его хозяином по своей воле? Я и сам просто не смог отсюда выбраться. А теперь уже и не хочу. Моего мира давно нет, а что мне делать в вашем? Все мои корни здесь, мне не нужна другая жизнь. Так же будет и с ней.

Морской Волк сел на песок и от отчаяния вцепился в волосы обеими руками. Хозяин молчал, и так в молчании они просидели до самого утра.

Прошло три дня. Морской Волк питался ягодами и кореньями и все бродил и бродил по острову. Однажды он увидел на берегу ведро и весло от своей лодки, но самой лодки нигде не было, да он о ней больше и не думал. Обе находки он, впрочем, отнес в свою пещеру — вдруг пригодятся, когда они вдвоем поплывут прочь от этого острова… Он никак не мог поверить, что Рыбку ему никогда не найти, но надежда иссякала с каждым часом.

Хозяин не мешал ему. Он показался только на исходе третьего дня.

— Сегодня будет Черная Ночь, — сказал он. — Спрячься хорошенько где-нибудь, ну хотя бы в той пещере, зажмурь глаза и не открывай их до самого утра.

— Это почему? — спросил Морской Волк. — Я не боюсь темноты.

— Это не простая ночь. Это Черная Ночь.

— Разве не всякая ночь черная?

— Нет, конечно нет. Ночь — это луна и звезды, это облака, ночные птицы и бабочки. Даже если твой глаз не может их различить, все равно они есть. А в Черной Ночи нет ничего, кроме черноты. И она опасна для всего живого. Если не спрячешься от нее, если она тебя заденет хотя бы краем, то пропадешь. Забудешь обо всем, окаменеешь, а потом обратишься в песок. Вот этот песок, который у нас под ногами, он ведь не всегда был песком. И сегодня будет именно такая Черная Ночь. Поэтому я пришел тебя предупредить.

Морской Волк пожал плечами и ничего не сказал. Когда стемнело, он ушел в пещеру, лег на камни и закрыл глаза, как ему было велено. Но на самом деле прятаться он не хотел. Он хотел лишь дождаться, пока Черная Ночь полностью накроет собой остров, чтобы встать и выйти ей навстречу. Если Рыбки больше нет, если ее никак не вернуть, то зачем жить ему? Это ведь он привез ее на остров, он оставил ее одну… Если б не он, ничего бы не было, она бы сейчас безмятежно спала там, на родном берегу. Эта мысль уколола его, словно острая булавка, и он открыл глаза даже раньше, чем планировал.

Но Черная Ночь уже пришла — кругом была густая непроницаемая тьма, будто он утонул в банке с чернилами. А ведь это он еще не вышел из пещеры. Снаружи, должно быть, еще чернее, и вот там-то он потеряет память и обратится в бессловесный камень, а затем — в равнодушный песок… И Морской Волк двинулся к выходу, навстречу своей смерти.

Он нащупал проем, через который выбирался наружу, но не успел сделать последний решающий шаг — что-то тяжелое, пахнущее пылью и травяным соком, вдруг обрушилось на него и прижало к камням, мешая двигаться. Он успел было подумать, что это, наверно, и есть то самое оцепенение, но тут сильно заболело ушибленное плечо и стало понятно, что он все еще жив.

— Что ты делаешь, глупец? — проскрипел у него над ухом знакомый голос. — Я же сказал тебе, что это опасно!

— Отпусти! — Морской Волк, сообразив, что произошло, рванулся изо всех сил. — Какое тебе дело?! Я хочу окаменеть, чтобы меня больше не было!

Отчаяние придало ему сил, и он сумел вырваться из цепких рук Хозяина, но не успел сделать и нескольких шагов, когда тот снова настиг его и остановил. Так они боролись некоторое время, а потом вдруг в отверстиях между камнями вспыхнули звезды — и Морской Волк понял, что Черная Ночь ушла, осталась ночь самая обыкновенная. Ему не удалось осуществить задуманное… а все из-за Хозяина! Морской Волк вскочил на ноги и хотел закричать ему в лицо что-то злое и обидное, но вдруг понял, что Хозяин лежит на земле не шевелясь, словно… словно окаменел. Не давая Морскому Волку выйти из пещеры на верную погибель, он сам, должно быть, ненароком высунулся наружу и попал под мертвящую темноту Черной Ночи.

Луна показалась из-за туч, и стало совсем светло. Морской Волк заглянул в лицо Хозяина — только теперь он смог его разглядеть. Хозяин вдруг вздохнул и приоткрыл глаза. И этот вздох будто бы пронесся по всему острову, и остров вздрогнул от боли. Что-то зашевелилось среди камней — ящерица, затем еще одна… они подбежали совсем близко и застыли, словно статуэтки. Что-то мелькнуло в воздухе — бабочки, целый рой бабочек… а вон и птицы! Спешат к своему повелителю, чтобы попрощаться. А может, помочь? Может, есть какое-то средство? Ведь он не просто человек, он Хозяин…

— Чем тебе помочь? — спросил Морской Волк, наклоняясь над ним. — Должно же быть средство! Скажи, чем тебе помочь?

— Не надо, — шепнул Хозяин еле слышно. — Не спасай меня. Так тому и быть.

— Да почему? Говори скорее, что нужно сделать!

— Ничего не надо делать. Я тебя обманул… Я не сказал тебе всей правды. Есть способ вернуть твою Рыбку. Только для этого мне надо умереть. Если я умру, она вернется с той стороны и станет новой Хозяйкой острова. А теперь уйди и дай мне с ним попрощаться.

Но Морской Волк никуда не ушел, а остался сидеть с ним рядом.

Раздался легкий щелчок, и свет в комнате погас. Погас и экран компьютера, унося в темноту недописанную сказку.

Женя ахнула и выругалась сквозь зубы. Это словно помогло: свет моргнул и снова загорелся, и компьютер обиженно загудел, перезагружаясь. Вот черт! Всего на несколько секунд отключилось электричество, но этого было достаточно, чтобы свести на нет все ее усилия. Вот уж воистину Черная Ночь… Ну нет, так просто она не сдастся. Сохранить файл она не успела, но придуманное еще свежо в памяти. Все можно восстановить. Прямо сейчас, не сходя с места. Или лучше написать от руки? Хотя нет, если уж злобные происки темных сил могут отрубить в доме электричество, то и рукописные страницы сдует внезапным сквозняком или зальет водой от соседей сверху… Или они просто растворятся у Жени в руках. Но это ее не остановит. Дудки, ну уж нет! Если началось сопротивление, значит, она на верном пути. Значит, ее сказка попадает в цель, значит, Коля где-то там мысленно идет по ее следам навстречу Эле, у которой в руках другой конец этой нити.

А раз так, надо продолжать. Сейчас компьютер загрузится… Может, все-таки что-то осталось, вроде должно сработать автосохранение.

Под нетерпеливым Жениным взглядом компьютер тормозил как будто еще больше, чем обычно. Так всегда бывает. Надо отвлечься и не обращать на него внимание, тогда он зашевелится побыстрее. Женя отвернулась от экрана, и взгляд ее упал на синюю папку, лежавшую сбоку на груде книг.

Из-под уголка папки торчал краешек бумажного листочка. Женя медленно вдохнула поглубже. Закрыла глаза, открыла. Все осталось на своих местах. Стол, книги, синяя папка — абсолютно пустая еще час назад, когда разочарованная Женя убедилась, что рукопись пропала с концами и бесследно. А теперь там снова что-то есть.

Она осторожно, очень осторожно, едва дыша, откинула крышку папки. Под ней лежал двойной тетрадный листок — пожелтевший, с обтрепанными краями, исписанный мелким, совершенно ювелирным почерком, как писали во времена Жениных родителей — перьевой ручкой, тонкая волосяная линия, нажим, волосяная… Буква прилепляется к букве, слова тянутся друг к другу. Боясь поверить себе, Женя жадно пробежалась глазами по тексту — и засмеялась с облегчением. Да, это оно!

…Раздался дробный топот резвых лапок, и вслед за ящерицами к умирающему Хозяину прибежал вдруг большой рыжий заяц. Морской Волк никогда не видел на острове зайцев. И никогда не встречал таких огромных бабочек, которые кружились в воздухе и садились на камни вокруг него. А потом чья-то тень возникла из темноты, и в тишине отчетливо прозвучал ясный голос:

— Я знаю, как сделать лекарство. Нужно согреть воды на костре, я приготовлю травяной отвар.

Это был голос Рыбки… и это была сама Рыбка, живая и невредимая, совершенно такая, какой Морской Волк видел ее в последний раз три дня назад! Или не совсем такая? Что-то в ней изменилось, но он не сразу понял, слишком был рад ее появлению. А Рыбка велела ему быстро принести воды из ручья и развести костер, и он поспешил выполнить все указания, он бы и на край света теперь отправился, и прыгнул бы в воду с самой высокой скалы — все что угодно! Правда, страшно было оставлять ее даже на одну минуту, поэтому он очень торопился и чуть не расплескал всю воду, за которой бегал к ручью.

Рыбка принесла в подоле платья какие-то травы, и птицы тащили в клювах зеленые веточки, а с крыльев бабочек осыпалась серебристая пыльца, и все это Рыбка отправила в ведро с водой, чтобы приготовить лекарство для Хозяина. Когда вода закипела, она окунула туда палец, и Морской Волк вскрикнул от неожиданности — разве можно совать руку в кипяток? Но Рыбка не обожглась, и тогда он тоже осторожно дотронулся до бурлящей воды — она была чуть теплой.

Потом они смачивали в лекарстве большие листья какого-то растения и прикладывали их к Хозяину в тех местах, где он уже успел окаменеть. Сначала ничего не происходило, а потом он пошевелился, снова открыл глаза и взглянул прямо на них, а потом сел, и вид у него был совершенно здоровый, как и три дня назад. Только туман, скрывавший раньше его лицо, больше не вернулся, и теперь они могли смотреть на него сколько захотят. А на него хотелось смотреть не отрываясь.

И уже на рассвете Рыбка рассказала, что с ней произошло. С тех пор как Морской Волк улыбнулся и помахал ей, уходя в туман, она долго сидела на том же самом месте и ждала его. Потом туман рассеялся, а Морской Волк так и не пришел. Ей захотелось пить, и она решила как-нибудь доползти до ручья, но вдруг поняла, что нога ее больше не болит. Рыбка перестала мерзнуть, а вода в ручье была такой вкусной, что она ни о чем уже больше не думала и не печалилась. Она забыла, что кого-то ждала возле пещеры, и только удивлялась, зачем она просидела там столько времени. Остров словно улыбался ей, и она решила, что останется тут жить навсегда. Там очень хорошо, рассказывала Рыбка. Там ласковые травы сами стелются под ноги, а ягоды дают целебный сок. Там камни мягкие, словно бархатные зеленые подушки, а ручьи со сладкой прохладной водой не сбегают по склонам гор, а взбираются на них. Там живут озорные рыжие зайцы ростом с собаку и бабочки размером с птицу, а сами птицы — маленькие и пестрые, словно бабочки. Там пчелы не жалятся, а только дают душистый мед, который искрится на солнце, и сами они проносятся по воздуху, как стремительные золотые искры. Туда никогда не приходит Черная Ночь, о ней там знают только по рассказам тех, кто побывал на этой стороне острова. Но там известны лекарства от всех болезней, и даже тех, кто ранен Черной Ночью, могут вылечить. Ей открылись все эти секреты, и еще много других секретов.

Так она прожила там три года.

— Постой, — перебил ее Морской Волк, — но как же это может быть? Прошло всего три дня. Мне они тоже казались долгими, потому что я все думал, где ты сейчас и что с тобой. Но все-таки это были три дня и три ночи.

— Нет, — сказала Рыбка, — это были три года. Я считала дни и делала зарубки на дощечке. Посмотри на меня, и ты сам поймешь.

И тогда он пригляделся к ней внимательнее при свете утреннего солнца и понял, что Рыбка говорит правду. Она стала старше — на три года, а может, даже больше.

Она вернулась на эту сторону, почувствовав, что острову больно. Тогда она вспомнила сначала свое настоящее имя, потом — Морского Волка, и поспешила к нему. Хозяин умирал, и путь обратно был для нее снова открыт — чтобы она смогла занять его место. Но она не хотела занимать его место. Она хотела вылечить его, а потом уплыть домой с Морским Волком.

Хозяин помог им сделать новую лодку. Они спросили, не хочет ли он тоже уплыть с острова, но он отказался. На этом острове ему было хорошо, намного лучше, чем где-либо еще.

А Морскому Волку и Рыбке хорошо было вдвоем.

Женя откинулась на спинку стула и еще раз перечитала последние строчки. Это, получается, Элин почерк. Ну конечно, такой аккуратный, типично девчачий, не Колины каракули… Господи, о чем она думает!

Сработало. Значит, все-таки сработало! Невероятно… Невероятно, но факт. У ее сказки есть теперь окончание, придуманное Элей. Части истории соединились, связь восстановлена. Значит, они нашли друг друга.

Но значит ли это, что они выбрались оттуда, из мутного холодного тумана? Или продолжают блуждать там, только теперь вдвоем? Ладно, надо собраться с мыслями. Но главное — у нее получилось! У нее действительно получилось то, что она задумала.

Странное это было ощущение — одновременно радостное и пугающее. И от этого как будто немного щекотало в затылке и кончиках пальцев.