Жена в конце тоннеля (гет)

Через две недели после памятных событий старые друзья снова оказались вдвоем в знакомом кабинете. Повод был что ни на есть замечательный: очередная затея лорда Малфоя была успешно воплощена в жизнь. Северус бросил промокшую мантию на спинку стула и расположился в кресле поближе к камину: неделя непрерывных дождей успела достать его до печенок и благодатное тепло манило к себе с необычайной силой. С каждым днем состояние Северуса стремительно улучшалось, но обрести полную свободу движений ему пока что не удалось. Поэтому двигался он нарочито медленно и осторожно — торопиться было некуда, а затягивать процесс выздоровления, тревожа с таким трудом заращенные раны, он не собирался.

— Люциус, позволь тебя поздравить, — Северус краем глаза наблюдал за другом, который тоже поспешил снять мантию и теперь брезгливо стряхивал дождевые капли с длинных волос. — Идея насчет лондонского дома Родольфуса оказалась просто гениальной: Минерва радостно отплясывает рил, а Министерство, рассыпаясь в благодарностях перед лордом и леди Малфой, спешно организовывает в доме бывших Пожирателей экспресс-курсы для выпускников «военного времени». Газеты уже широко раструбили, что дипломы нового образца затмят своей красотой шедевры мировой живописи.

Люциус расплылся в гордой улыбке. Торжественное превращение в филиал Хогвартса особняка Лестрейнджей, который де-юре как бы перешел к Нарциссе, но де-факто был опечатан авроратом на неопределенный срок, подарило Малфоям не только помпезную реабилитацию в глазах правящих и стоящих на страже, но и некоторые мелкие радости, незамеченные доблестными аврорами при многочисленных обысках. После того, как лорд Малфой, галантно подхватив под ручки министерских дам, провел их по всему дому, рассуждая, где лучше разместить кабинеты, где спальни учеников, а где поселить уважаемых педагогов, присутствие авроров в доме стало более чем формальным. И когда леди Нарцисса со слезами на глазах попросила сопровождающих на минуточку оставить ее одну в спальне покойной сестры, дабы в печальном уединении проститься и почтить, ни у одного из них не хватило нахальства отказать ей в такой малости — сестер, как известно, не выбирают.

Северус не знал, что именно обнаружила Нарцисса в тайниках Беллатрикс, но Люциус, рассказывая об этом, светился, как глаза пеплозмея. Да и сам он неплохо поживился, изображая бурную деятельность на благо магического общества — прятать разные занимательные вещички Руди умел замечательно, но если бы он умел еще и умолчать об этом...

— Что будешь пить? — Люциус закончил приводить себя в порядок и широким жестом раскрыл дверцу старинного шкафа.

— Только не арманьяк! — поспешил ответить Северус. Этот напиток ассоциировался у него исключительно с неприятным периодом в жизни, и напоминать себе о прошлом он не собирался.

— Шато Монтроз подойдет?

Северус кивнул. По большому счету, ему было все равно, что пить — лишь бы в руках согревался бокал с густым ароматным напитком, лишь бы уютно потрескивал камин, заглушая дробный стук дождевых капель по стеклу, лишь бы в соседнем кресле сидел целый и невредимый Люциус со своими невероятными идеями и фантастическими проектами.

— А тебе не повредит? — Люциус, уже успевший взять в руки бутылку, вопросительно повернулся к нему.

— Не должно бы, — Северус отрицательно качнул головой. — Курс лечебных зелий закончен, а с общеукрепляющими натуральное красное вино конфликтовать не должно.

— Вот и славно, — Люциус закрыл дверцу шкафчика и поставил на маленький круглый столик два пузатых бокала. — А то я уже и забыл, когда мы с тобой в последний раз вот так сидели у камина, говорили...

— Да, много воды утекло, — задумчиво проговорил Северус. После всего случившегося он иногда ощущал себя стариком, прожившим невероятно долгую жизнь, и их привычные посиделки в далеком Хогвартсе казались чем-то далеким, зыбким и не совсем реальным.

— Ну и что ты решил — легализоваться и выйти из небытия, или начать совершенно новую жизнь? — пренебрегая общепринятыми правилами, с ходу поинтересовался Люциус, откупоривая бутылку.

Северус помедлил с ответом: этот вопрос не давал покоя ему самому. Прошлое он без сожаления вычеркнул из своей памяти сразу после того, как очнулся, но если в случае женитьбы можно было бы обойтись всего лишь небольшими коррективами, то появление взрослой дочери перечеркивало все его планы жирной красной линией.

К тому же, сейчас Северус не был готов к принятию важного решения. Их с Розмертой многолетние отношения просто перешли на новый уровень, но с Гермионой дела обстояли немного сложнее. Когда эйфория первых дней объединения семьи несколько поутихла, обнаружилось, что Гермиона все еще не может смириться с потерей прежних родителей. Это было вполне объяснимо, и Розмерта мудро не навязывала дочери ни свое общество, ни чрезмерную заботу, и легко откликалась на изобретенное Гермионой нечто среднее между «мам» и «мэм».

С «папой» же ситуация была попросту печальной. Если через несколько дней Гермиона перестала шарахаться от протянутой к ней руки Северуса, начала улыбаться его шуткам, привыкла к его неофициальному виду и постоянному присутствию в доме, то злополучное «папа» давалось ей с невероятными усилиями. Видя мучения дочери, Снейп, скрепя сердце, предложил ей выбрать какой-нибудь другой вариант для обращения. Но и тут все оказалось не так просто: нейтральное «Северус» Гермиона забраковала сразу, «профессор» отпадал по умолчанию, как и «мистер Снейп», «отец» звучало несколько высокопарно, а «господином деканом» его называла Розмерта в моменты... скажем так, лирического настроения, так что этот вариант тоже отпадал. Ах да, было еще французское «papa»... Драко, который однажды подметил заминку Гермионы и не преминул вставить и свои пять кнатов, до самого ужина проходил со свернутым в трубочку языком, волей-неволей совершенствуя навыки в невербальной магии. Но ситуации это не исправило, и Северусу до сих пор приходилось довольствоваться выдавленным через силу «папой» в необходимых случаях, и чем-то обезличенным, когда без прямого обращения можно было обойтись. Но вырвавшееся у дочери в момент отчаяния «Папа!» все же обнадеживало Северуса и не давало ему скатиться в уныние. Хотя, что греха таить, сам Северус пару раз обмолвился и по привычке назвал Гермиону «мисс Грейнджер», за что схлопотал от супруги ложку соли в кофе, а от любимой дочери — пародию на фирменный деканский взгляд.

Мордред бы побрал трижды проклятого Дамблдора, благодаря которому он стал чужим человеком для собственного ребенка...

— Я пока ничего не решил. Я бы без проблем мог жить новой жизнью, да и Розмерта тоже. Но Гермиона... — Снейп даже удивился, как легко сейчас имя дочери слетело с его губ. — Не в ее натуре прятаться, лгать друзьям и скрываться от кого-либо. Да и я этого не хочу — хватит уже, наизворачивался на двадцать поколений вперед.

— Но ты представляешь, что будет, если узнают, что ты жив? — Люциус протянул Северусу бокал с темно-рубиновым содержимым.

— Представляю, — мрачно ответил Снейп. — Мне придется окружить свой дом тройным барьером, чтобы избежать визитов бывших друзей, украсить жену и дочь кучей щитов с той же целью, пережить визиты толпы бумагомарак, и одной кусачей блондинки в частности. А еще — выдержать покаянные вопли и пламенные речи о себе любимом, содержание которых благодаря "Пророку" я знаю и так. Поэтому мы с Гермионой взяли тайм-аут. Она пока присматривается к нам, приглядывается, анализирует ситуацию...

— И надолго ли ее хватит? — насмешливо поинтересовался Люциус. — В газетах писали, что «Золотое трио» похоже на руноследа: «Головы у них три, но пламенное сердце — одно на всех», — процитировал он очередной опус «Ежедневного пророка». — Твоя дочь — типичная гриффиндорка, она не сможет долго скрывать от друзей свои отлучки и появление новой семьи. Если она хоть один праздник проведет отдельно от своих адъютантов и от Молли Уизли — по возвращении ее на пороге встретит все население «Норы» с приспособлениями для допроса с пристрастием. А возглавлять эту толпу будет будущий аврор, по совместительству будущий супруг, как утверждает всезнающая пресса. Ты уже решил, как будешь справляться с этой проблемой?

— Вот Уизли — это как раз не проблема, — скривил губы Северус. — Будущий аврор сейчас купается в лучах славы и с Гермионой видится исключительно на торжественных приемах. Молодой, холостой герой войны, окруженный восторженными поклонницами... он, как мне кажется, не заметит, даже если Гермиона вообще исчезнет с лица земли. Он даже не поинтересовался, удалось ли ей вернуть память Грейнджерам. Хотя, похоже, что они такие же Грейнджеры, как и мы с тобой — Розмерте они представились теми же именами, под которыми Гермиона отправила их в Австралию. Странное совпадение, не правда ли? И откуда у законопослушной школьницы фальшивые маггловские паспорта, страховки, дипломы и прочие документы, призванные обеспечить ее родителям беспроблемную жизнь на другом континенте? И такой блестящий результат от одного-единственного модифицированного «Обливейта»: память категорически не пожелала к ним вернуться, даже после сложнейшего ритуала, основанного на магии крови...

Люциус понимающе хмыкнул:

— Если кровь не родная, ритуалы можно проводить до бесконечности — результат будет тот же. Эти люди просто вернулись к прежней жизни, и Гермионе, как абсолютно чужому для них человеку, места в ней нет.

— Вот и я так думаю, — согласился с ним Северус. — Мы с Гермионой пока не обсуждали эту тему, но я уверен, что и здесь замешано какое-нибудь очень вовремя появившееся письмо с того света, или пакет с документами, обнаружившийся на столе посреди запертой комнаты, или еще какие-нибудь фокусы Дамблдора.

— Да, старик был богат на сюрпризы, — согласился Люциус, и, видя, как помрачнел его друг, перевел разговор на другую тему:

— Ты говорил об Уизли, но ведь есть еще и третья голова руноследа — наш героический Поттер. Неужели он тоже поддался славословиям велеречивых писак и вместе с другом витает в эмпиреях?

— Лучше бы он туда улетел навсегда, — брюзгливо буркнул Северус, — мне было бы намного спокойнее. При всех своих недостатках Поттер далеко не дурак. Слава не ослепила его, что меня, признаться, очень удивило. Он прекрасно видит, что вокруг него происходит, и Гермиона говорит, что кормить его отговорками становится все труднее. Сейчас она объявила, что у нее сильно заболел один из родственников, что она уехала к нему, и некоторое время ей будет не до общения. Если придет сова от Поттера, девочка напишет, что родственнику стало лучше, но она погостит там еще немного, так как об этих членах своей семьи она раньше никогда не слышала и ей хочется познакомиться с ними поближе.

— Вот как? — приятно удивился Люциус, — ни слова лжи и в тоже время ни грамма правды. Наверное, я в ней ошибался, Гриффиндором здесь и не пахнет. Теперь главное, чтобы Поттеру не взбрело в голову послать письмо с пожеланиями скорейшего выздоровления лично мистеру Грейнджеру или как там Гермиона окрестила этого мнимого больного.

Северус хмыкнул:

— Письмо — это полбеды. Я вообще всерьез опасаюсь, что в один прекрасный день, выйдя из лаборатории, обнаружу за обеденным столом до боли знакомую личность, которой удалось выследить мою дочь с помощью какого-нибудь хитроумного способа.

— Северус, мне ли тебя учить? — поднял брови Люциус. — Фирменный «Обливейт», или, если дамы будут сильно протестовать, Непреложный Обет. И пусть голова дальше болит у него, а не у твоей дочери. Я надеюсь, у нее больше нет чрезмерно любопытствующих знакомых?

— Я тоже на это надеюсь, — вздохнул Северус. — После сдачи «тритонов» Гермиона станет встречаться со старыми знакомыми значительно реже. Насколько я помню, в магический университет кроме нее собирались только Драко, Паркинсон и еще одна хогвартская троица, правда, менее известная — Голдстейн-Корнер-Бут, но с ними она общается не настолько тесно, чтобы откровенничать о родителях. А Поттера и Уизли, как известно, ожидает школа авроров, а это довольно закрытое заведение, расположенное, к тому же, достаточно далеко от университета. Кстати, — Северус оживился, — тебя сейчас не беспокоят никакие проблемы с палочкой?

— До последнего времени не беспокоили, — осторожно ответил Люциус и с подозрением спросил: — А почему ты интересуешься?

— Да вот, — Северус постарался скрыть ухмылку, — Гермиона недавно сказала, что Поттеру пришла в голову идея напроситься в ученики к Олливандеру — очень уж его заинтересовала технология производства волшебных палочек. Так что, если тебя что-то не устраивает — обращайся к Олливандеру сразу, иначе через несколько лет тебе, возможно, придется иметь дело с мастером Поттером. А зная его старательность и усидчивость...

— Мерлин и Моргана! — Люциус поспешно поставил бокал. — Если это действительно так, то мне придется подкупить мастера и приобрести несколько запасных палочек, чтобы при любом раскладе хватило до конца жизни. Северус, ты издеваешься? Я тебя умоляю, пожалей старого друга и скажи, что ты шутишь!

— Отнюдь, — Северус улыбался уже в открытую. — Все так и было. Но после того, как Гермиона объяснила ему, сколько лет учатся мастера волшебных палочек и какой багаж знаний для этого требуется, энтузиазм мистера Поттера слегка подувял. Так что можешь не торопиться.

— Изверг, — укоризненно заявил Люциус, демонстративно потирая расстегнутый камзол в области сердца. — Знаешь ведь, что в моем возрасте такие волнения противопоказаны. Еще и улыбаешься... Лучше скажи мне, как ты собираешься улыбаться будущему зятю? Дочь у тебя совсем взрослая, не сегодня-завтра замуж соберется, ты и от родного зятя скрываться будешь?

— Воспользуюсь твоими рекомендациями, — парировал Северус. — Фирменный «Обливейт» или Непреложный Обет. И пусть голова дальше болит не у меня, так ты, кажется, говорил?

— Послушай, Северус! — голос Малфоя вдруг стал невероятно вкрадчивым, как всегда, когда ему в голову приходила очередная безумная идея.

Северус насторожился: участие в авантюрах Люциуса обычно обходилось ему недешево. К тому же не давал покоя подмеченный во время исторического чаепития знакомый малфоевский взгляд, не суливший объектам его пристального внимания ничего хорошего.

— Послушай, Северус, — повторил Малфой для большего эффекта. — Мне пришел в голову идеальный вариант, как выгодно выдать твою дочь замуж, не раскрывая твоего инкогнито.

Северус качнул бокалом, полюбовался на заплясавшие в глубине искорки и произнес как можно нейтральнее:

— Только не говори, что ты предлагаешь мне в качестве зятя своего сына.

А вот теперь можно и на Люциуса полюбоваться...

За долгие годы дружбы Северус довольно неплохо изучил образ мыслей своего друга и теперь с удовольствием наблюдал за сменой настроения на его лице. Сначала разочарование: как же, его коварный план разгадали еще до первой атаки, затем подозрение: откуда такая догадливость? Не иначе, как сам задумывался над таким вариантом, но затем по какой-то причине отказался от него? Ну и апогей — высшая степень оскорбленности: как мог какой-то полукровка отказаться от такого блестящего зятя, как наследник чуть ли не королевского рода?

А еще его параноиком называют. Смешно...

Не давая вселенской обиде завладеть сознанием Малфоя, Северус спокойно продолжил:

— Люциус, ты же взрослый человек, должен и сам понимать. Слепому видно, что Драко с Гермионой друг друга на дух не переносят — их разделяет слишком много плохих воспоминаний. Я не представляю, что должно произойти хотя бы для того, чтобы они начали нормально общаться, а уж о чем-то большем для них, по-моему, и речи быть не может.

Люциус молчал, уставившись на каминную полку, украшенную фамильным гербом. Выражение обиды медленно сходило с его лица, но пришедшая ему на смену задумчивость обеспокоила Северуса еще больше. Зная Люциуса, теперь от него стоило ожидать не блицкрига, а затяжных партизанских действий.

«Ах, что за жребий — быть отцом взрослой дочери...»* — так, кажется, говорилось в одной из маггловских пьес. Теперь Северусу на собственной шкуре предстояло ощутить все прелести новой для него роли. И что Люциусу неймется?

Нет, лично для Северуса Драко был бы гораздо предпочтительнее в роли зятя, чем, например, тот же Уизли, хотя, если честно, ни один, ни другой не вызывали у него ни малейшего доверия. Но Северуса не устраивали мотивы, написанные у Люциуса на лбу, как бы он ни старался их скрыть. Невестка-героиня войны — вот что интересовало Малфоя в первую очередь. В шаткое послевоенное время это была для него первая и самая большая выгода, как говорил один известный персонаж*. Невестка, как единственная наследница одного, а в будущем, возможно, и двух неплохо продвигающихся бизнес-проектов — вот и вторая выгода. Здоровые внуки, полученные в результате притока в семью свежей крови, — вот и третья выгода. Наверняка у Люциуса имелась в запасе и четвертая и пятая, и шестая, раз уж по прошествии двух недель он не отказался от такой дикой на первый взгляд идеи, но Северус не собирался ему потакать: Гермиона — взрослый, самостоятельный человек, и даже если она когда-нибудь решит связать свою судьбу с Драко, что, мягко говоря, маловероятно, то это должно произойти только при ее искреннем желании, но никак не в результате малфоевских интриг.

— Как продвигается ваше с Нарциссой начинание? — выпавший из задумчивости Люциус вдруг переключился на другую животрепещущую тему. — Кстати, должен высказать тебе свое негодование по этому поводу!

Он терпеливо дождался удивленно поднятой брови Северуса и только тогда соизволил обвиняюще заявить:

— Ты испортил мне жену!

— Я? — Теперь уже Северус удивился непритворно. — В каком смысле «испортил»?

— В самом прямом! — Люциус гневно засопел. — Когда я вчера заглянул в маленькую гостиную, чтобы поприветствовать твою очаровательную супругу, которая заглянула в гости к Нарциссе, как ты думаешь, что я там услышал?

— Неужели они обсуждали твою скромную персону в моих любимых выражениях? — Северус знал, о чем шла речь, потому что сам накануне советовался по этим вопросам с Розмертой. Но подразнить Люциуса было так заманчиво...

— Если бы, — вздохнул Люциус. — Они обсуждали цветы и розовое масло.

— И в чем состоит преступление?

— Северус, не притворяйся, будто ты не в курсе! — вспыхнул Люциус. — Если женщины обсуждают цветы и розовое масло, то эти предметы должны измеряться в букетах и флаконах, в крайнем случае, в саженцах и унциях, но никак не в акрах и не в феркинах, и уж тем более, не в галлонах.*

Северусу стало смешно: незыблемое право Люциуса единолично властвовать над своими землями, похоже, слегка пошатнулось. Если совместный проект Северуса и Нарциссы под кодовым названием «Роза Грасса» станет успешно развиваться, то любимым виноградникам Люциуса придется серьезно потесниться.

— И это еще не все! — Люциус, похоже, разошелся не на шутку. — В устах моей супруги прозвучало слово «инвестиция»! — Он произнес это слово с суеверным ужасом. — Неужели ты позволяешь Розмерте заниматься такими неженскими вещами?

— В инвестициях, кстати, моя супруга разбирается гораздо лучше меня, — ничуть не смущаясь, пояснил Северус. На протяжении многих лет он видел, как умело ведет Розмерта свой маленький бизнес в Англии и с какой виртуозностью управляет оставшимися от родителей ресторанами во Франции. Поэтому своими познаниями в деловых сферах он был обязан скорее Розмерте, чем Люциусу, который в любое объяснение старался напустить побольше тумана, словно опасаясь, что Северус каким-то загадочным образом обзаведется полями по соседству и переманит к себе всех его торговых партнеров.

— И ты об этом так спокойно говоришь? — Малфой, похоже, был потрясен не на шутку. Признать, что супруга разбирается в чем-то лучше него, для Люциуса означало признать свою мужскую и человеческую несостоятельность. Нет, конечно же, это не касалось вопросов моды, косметики или медицины — исконно женских вотчин, но признать за супругой право свободно ориентироваться в счетах и посевах было для него просто за пределами возможностей, что уж говорить об инвестициях...

Северус обреченно вздохнул и попытался вразумить упрямого друга:

— Люциус, если уж ты одобрил наше с Нарциссой начинание, то должен понимать, что без точных расчетов и вложений капитала это начинание обречено на провал. И слово «инвестиция» в устах Нарциссы в этом случае — это гарантия того, что твоя супруга тщательно взвешивает все «за» и «против», чтобы ни в коем случае, не потерять, а, наоборот, приумножить. От Нарциссы сейчас зависит очень многое. Если я возьму на себя техническую часть этого проекта и не стану привлекать ее к сложному процессу изготовления эфирного масла, то выращивание уникального сырья будет зависеть только от нее — это связано с фамильной магией Блеков, а в их дебри я влезать как сам не стану, так и тебе не советую.

Кстати, Розмерта, — Северус спрятал улыбку, — один из трех главных инвесторов нашего маленького предприятия, и если ты хорошенько подумаешь, то можешь стать четвертым. Но советую с этим поторопиться, ибо наши дамы прекрасно понимают, что прибыль выгоднее делить на три части, чем на четыре.

Волшебное слово, казалось, не произвело на Люциуса ни малейшего впечатления.

— И какая же ожидается прибыль? — скептически посмотрев на друга, спросил он. Северус наклонился к его уху и озвучил несколько завышенную, но вполне реальную цифру, которая при условии небольшого финансового вливания со стороны четвертого инвестора вполне могла воплотиться в жизнь и даже превзойти себя.

— Неплохо, — благосклонно проронил Люциус, — пожалуй, мне все-таки стоит ознакомиться с уставными документами вашего предприятия, сметами и прочим — я не могу допустить, чтобы моя супруга осталась без поддержки со стороны опытного в таких делах человека. Да и финансово поддержать очередной каприз любимой жены — это святая обязанность каждого уважающего себя мужчины, не так ли, друг мой?

— Несомненно, — кивнул Северус и вопросительно поднял бокал. — За успех?

— За успех! — Люциус присоединился к тосту. — За капризы любимых женщин, приносящие нам радость... и прибыль.

Северус фыркнул: что бы в мире ни происходило, Люциус остается верен себе.

— Ты счастлив? — немного помолчав, спросил Малфой.

Северус не знал, что ему ответить: врать не хотелось, но и говорить вслух о том, что согревало его изнутри вот уже две недели, он опасался. Слишком много пришлось пережить его семье, и спугнуть неосторожным словом появившуюся в их доме надежду на счастье он бы себе никогда не позволил.

Но вместо него ответило отражение в стеклянной створке книжного шкафа: исчезла упрямая морщина на лбу, исчезли складки в уголках рта, но самое главное — из черных глаз ушел мертвящий потусторонний холод, наполнив взгляд непривычным умиротворением.

— А ты как думаешь? — ответил вопросом на вопрос Северус. Друзья вспомнили памятный разговор двадцатилетней давности и обменялись улыбками.

— Ты так упирался, так тянул время, — поддел его Люциус. — А по коридору тебя вообще чуть ли не пинками гнать пришлось.

— Да уж, — сознался Снейп. — Это был самый страшный путь в моей жизни. Мне кажется, даже Лорд не внушал мне такого ужаса, как неизвестная женщина, ждущая меня на другом конце этого бесконечного темного коридора, похожего на подземный тоннель.

— Бесконечным его пытался сделать именно ты, — не успокаивался Люциус. — Несчастные несколько метров мы с тобой шли чуть ли не полчаса.

— Если бы я знал, что, или, вернее, кто меня ждет в конце этого тоннеля...

— То преодолел бы его бегом, ползком и спотыкаясь, — закончил его мысль Люциус. — Мне кажется, у входа в гостиную стоит повесить мемориальную табличку: "Этот коридор привел к счастью величайшего мизантропа магической Англии С.Т.Снейпа".

— Пафосно, как впрочем, все у тебя, но суть происходящего отражена верно, — согласился Снейп. — Хотя табличку, пожалуй, вешать не стоит. И лишний раз упоминать об этой истории — тоже.

— Ты прав, — согласился Малфой. — И знаешь почему?

— Потому что ты мой друг или тебе не хочется водить по дому толпы экскурсантов? — предположил Снейп.

— Нет, — серьезно ответил Малфой. — Все намного проще. Потому что в эту историю никто и никогда не поверит.

__________________________________________________________________

* Слова Фамусова из комедии А. Грибоедова «Горе от ума»:

Масло раньше также измеряли в феркинах. Феркин масла был равен 56 английским фунтам (25,4 кг).