Ты - мой мир (гет)

Первое, что помнил Райан — это яркий свет. После длительной темноты он показался ему чересчур ярким. К тому же в глазах, совершенно не привыкших к нему — такому белоснежному и резкому, начало рябить, силуэты и очертания расплывались, и только спустя некоторое время Райан смог осознать, что находится в больничной палате. Тихая плавная музыка играла где-то за стеной и, уже начав полноценно осознавать, что с ним, юноша расслышал мотив Senza Una Donna. Кто-то рядом встрепенулся, заметив шевеление на постели, и, когда силуэт отнял руки от лица, Райан увидел своего друга.

— Тёрнер! — Мэтью чуть не задохнулся — столько эмоций сквозило в тоне его голоса, когда он произносил его имя. — Чёрт возьми, и вправду живой! — он поднялся, с улыбкой глядя в глаза юноши.

Голос вернулся к Райану не сразу. Он хотел было произнести что-то, но в горле была такая сухость, как если бы он дал обет молчания и только на одре смерти попытался его нарушить. Он попытался привстать, облокотившись при этом на подушку, но Мэтью не позволил ему этого, тут же подбежал, схватил за руку, не приспособленными к медицине руками нащупал у друга пульс.

— Мэтью, что… — только и смог произнести юноша из своего незаконченного вопроса, но друг жестами стал его останавливать и качать в ответ головой.

— Ничего не говори. Я сейчас позову доктора, — не успел Райан ничего понять, как Мэтью будто ветром сдуло. Но в дверях тут же появился врач в его сопровождении, и всё происходящее завертелось перед юношей фильмом в быстрой съёмке: смешались и этот застрявший в ушах мотив знакомой песни, и почти неразборчивые слова доктора. Единственное, что он смог понять — сильное переутомление.

— Отдыхает он на каникулах, как же! — теперь слух, похоже, всё же стал возвращаться к Райану. Он посмотрел на источник звука — это Мэтью, в недовольстве скрестив руки на груди, разговаривал с доктором. — Видел я кучу книжек, учебников, каких-то словарей и кучу энциклопедий, которые он читает без света! А ещё, знаете, фильмы смотрит целыми днями. Как мы с ним не увидимся, всё про новые киноленты рассказывает и возмущается, что голливудские звёзды снимаются с плохим маникюром и обгрызенными ногтями.

Чуть ли не всё время, что они знакомы, Мэтью был для Райана сущим наказанием — туда полезет, то не там сболтнёт, это не так сделает. Они могли вести длинные задушевные разговоры и гулять до поздней ночи по Лондону, обсуждая те или иные темы, но, поссорившись, долго не могли прийти к общему решению и обыкновенно переводили разговор на другую тему. Причём, Мэтью считал себя правым, а Райан всеми способами пытался доказать обратное. Вот и сейчас он собрался было сжать кулаки, встать с этой кровати — ведь он совершенно здоров! — и сказать Мэтью всё, что он о нём думает, но слова врача, обращающегося к нему, подействовали на Райана как своего рода успокоительное.

— Побольше отдыхайте, молодой человек. Лето всё-таки. У вас, конечно, молодой и здоровый организм, но губить себя даже в этом возрасте… Ведь вам всего 20! Впереди целая жизнь, успеете вы и книги все прочитать, и фильмы все пересмотреть, — он улыбнулся и повернулся к Мэтью. — А вы берите над ним контроль и не допускайте, чтобы это повторилось.

Не допускайте, чтобы это повторилось. С каким-то волнением была сказана эта фраза. Но и она мгновенно выплыла у Райана из головы, когда злость с новой силой наскочила на него. Успеет он за всю жизнь, как же! Ему уже 21 год, а он не знает кроме английского ни одного языка, не написал ни одного стоящего сценария и не поучаствовал ни в одном хотя бы примерно кинопроизводственном проекте! А уж о том, сколько книг и фильмов в его почти нескончаемых списках, он не хотел и думать.

— Ты зачем ему всё это сказал? — спросил он у Мэтью, когда они вышли на улицу. Некоторое время оба мялись у порога — Райан надевал куртку, а Мэтью ждал его. Холодный ветер сразу после тёплого помещения с непривычки оглушил юношу, и ему приходилось некоторое время справляться с дрожью. Они молчали всю дорогу, и только когда почти поравнялись с его домом, Мэтью будто занервничал и стал замедлять шаг.

— Ну, что он сказал? — первым нарушил молчание Райан. Он уже чувствовал себя хорошо, не тревожили ни усталость, ни боль в глазах, ни сухость в горле. К тому же, он с удивлением осознавал, что выспался.

— Ты о чём?

— Брось, Мэтью, я знаю, что за мной не просто так попросили приглядывать.

Мэтью остановился и вытащил уже знакомую Райану бежевую пачку. Его любимая марка. Не слишком крепкие, но и не такие ещё, какие курят девушки. Для рабочего человека они были самое то. Вот, почему почти все в деревне, где родился Райан, предпочитали эти сигареты.

— Будешь? — Мэтью перевёл взгляд от сигареты, которую зажигал и которую с таким невозмутимым интересом рассматривал Райан, на него.

— Нет, я же говорил, что не курю.

Фёрт пожал плечами и затянулся, отворачиваясь в сторону. Начинало темнеть. Райан внезапно ощутил себя попавшим в какую-то временную петлю — он не знает, ни какое сегодня число, ни сколько времени. Ни сколько он пробыл без сознания.

— Два дня, — раздался неразборчивый голос Мэтью. Он будто прочитал его мысли. — Два дня. Я уж думал, что-то серьёзное. И врачи до последнего ничего не говорили, пока ты не очнулся.

— Так что случилось-то?

Фёрт взъерошил свои рыжие волосы и вновь пожал плечами, закидывая окурок за спину:

— Я пришёл к тебе домой спустя месяц после нашей последней встречи, а ты выглядел почти как неживой.

— Это я и сам помню.

— Больше ничего сказать не могу.

Оба снова помолчали. Молчание было напряжённым, но никто из них не знал, чем его прервать. Вроде бы Райан не чувствовал больше на друга злости, а Мэтью, в свою очередь, продолжал испытывать к нему всё те же тёплые чувства, но оба понимали, что отныне в их дружбе что-то не так. Что-то произошло. Появилась какая-то преграда, которую оба не знали, как разрушить.

— Может, переночуешь у меня? — Мэтью помялся на носках.

— Нет.

— Тогда у тебя снова будет приступ.

И снова эта тишина. Райан уже явственно ощущал, что Мэтью что-то скрывает от него, но всё никак не желает этого сказать. Либо не может решиться — ведь он не знает, насколько страшной может быть правда.

Но спрашивать ему и самому было страшно. Сердце вдруг заколотилось в его груди как сумасшедшее, а мир как будто перевернулся с ног на голову. Жизнь играла с ним какую-то злую шутку, и исход её зависел от того, решится он или не решится. И теперь уже ничто на свете не могло переубедить его в обратном. Нет, Райан не был психологом и никогда не учился на него, но бледность Мэтью, то, что он так часто отводил от друга глаза, нервно прохаживался вперёд-назад и всё не желал с ним расставаться — это всё говорило само за себя. Он сделал шаг навстречу к другу. Будь что будет. Если Мэтью ему действительно друг, он скажет ему всю правду, не утаив ничего, может, даже поддержит, скажет, что надо как-то жить дальше и не отчаиваться… Внезапно Фёрт весь засиял улыбкой и повернулся к нему.

— Слушай, а у меня идея! Сегодня суббота, и даже если ты очень этого захочешь, я отобью у тебя тягу к любым занятиям.

— Что? О чём ты? — неожиданная смена настроения настолько всполошила его, что ещё некоторое время Райан находился в ступоре, не в силах сдвинуться с места и стереть с лица отчаянно-скорбное выражение. Мэтью же, будто воспользовавшись этим, бесцеремонно схватил его за руку и потащил за собой. Город всё больше и больше темнел. Райан, уже не ощущая того, что не ведущий, как он любил, а ведомый, во все глаза смотрел на город, в котором жил уже пятый год. Смотрел не на угасающую, а только начинающую в это время жить столицу и не верил тому, что не мог когда-то просто вот так выйти погулять, чтобы полюбоваться всем этим. В это самое время большой город только начинал жить, и толпы людей скапливались там, где было больше всего огней, и где они были особенно яркими. Они с Мэтью шли рядом с набережной Темзы, наблюдая, как волны реки отражают фары машин, и всё больше и больше приближались к центру. Райан не сразу заметил, что, по мере приближения к местному пабу, шаги Мэтью всё замедляются. «Нет, Мэт, у меня совсем не подходящая одежда, да и вид, и…» — пытался отпираться юноша, но рыжеволосый друг, только весело улыбаясь, совершенно не обращая внимания на его слова, чуть ли не силком затолкнул его внутрь.

Райан никогда не признавал современных баров. Росший с музыкой Джона Леннона и ABBA, он не понимал, как его одногруппники могут каждый год менять свои музыкальные предпочтения, отслеживая новинки. Особого пристрастия он не имел и к алкоголю, ещё в деревне каждый вечер наблюдая, как местные напиваются после тяжёлой работы, а в числе их — и его отец. Наверное, именно поэтому он испытывал к развлекательным местам не просто равнодушие, но отвращение.

Однако на сей раз, казалось, всё было иначе. Рядом с ним был Мэтью. Алкоголь, сначала терпко затеплившийся в горле, вдруг разлился по телу приятной волной, принося с собой неожиданную радость и веселье. А по всему залу внезапно заиграла песня Стинга — хотя и в современном исполнении, и Райан, пускай это и было непривычно для него, такого всегда робкого, не смея противиться любимому ритму, стал подпевать и даже пританцовывать.

— А ты говорил, не вытащишь тебя никуда, — улыбался Мэтью. — Что будешь все каникулы сидеть дома в своих фильмах.

— Fou*, — улыбнулся ему в ответ Райан.

* * *

Дни августа понеслись для Райана как угорелые. Они всё больше и больше времени проводили вместе с Мэтью, за неделю, которую он ночевал у друга, юноша ощутил, что действительно отдохнул. Для него уже не было так уж непривычно посидеть в столичном баре или побродить по ночному городу, дыша свежим воздухом — к тому же, он заметил, что так быстрее и проще приходят новые мысли для сценариев. Иногда они с Мэтью также собирали небольшие весёлые компании, но Райан в каждой из таких не находил людей со схожими с его вкусами. Молодые люди могли говорить обо всём на свете, начиная новинками компьютерных игр и заканчивая планами на будущее, но поддержать тему о кино мог только Мэтью.

Ещё более странным открытием для Райана стало то, что он нравится девушкам. Будучи всегда отдалённым от неизвестного ему женского мира, он вдруг начал обращать на них внимание не только как на собеседниц, как обычно бывало при редких разговорах в университете. Он видел, как все они отличны друг от друга. Как, проходя мимо, приносят с собой знакомый запах чего-то родного — будь то ароматы первых распустившихся цветов в полях или налившихся мёдом и сладостью поздних августовских яблок. Замечал он также, какие разные у них всех мнения и суждения по одному и тому же, как казалось бы на первый взгляд, вопросу. И помимо того, что он ловил себя на мысли, что ему приятно находиться в их обществе, Райану нравилось, что они могли поддержать разговор. А сколь уникальной казалась каждая из них! Одни могли робеть и отводить глаза, другие — переливчато звонко смеяться. Одни могли много и подолгу разговаривать, сменяя тему с одной на другую, иные — в меру молчать, но при этом носить в себе целый мир историй.

Никогда прежде Райану не доводилось влюбляться. Пожалуй, только в детстве — но то детское увлечение едва ли можно назвать романом. С ним в деревне по соседству жила девочка, младше его года на три, общение с которой у него началось само собой — внешне она ему очень понравилась. Каждое утро, ещё до того, как на горизонте пестрился рассвет, Райан тихонько подбегал к её дому и оставлял на крыльце только что собранные, влажные от росы полевые цветы. Из-за этого его частенько бранил отец. Юноша приходил в поле уже с солнцем, так что на работу оставались считанные часы — к полудню солнце начинало уже нещадно печь спину. Зато как приятно было вечером вновь увидеться с ней! Наблюдать издалека, как она зачёсывает свои длинные светлые волосы в хвостик и улыбается ему так, как не улыбалась, кажется, никогда и никому на свете. Они любили лежать на сене в прохладном амбаре и сквозь решётчатую не залатанную крышу наблюдать звёзды. Райан был плох в астрономии, но рядом с ней всё сочинял истории о каких-то далёких созвездиях и вселенных, а она, должно быть, осознавая этот маленький обман, смеялась и, трепля его по волосам, восклицала: «Рейн, мой Рейн». Почему-то вечно она путала его имя с рекой. Временами Райан вспоминал те забавные дни и улыбался, потешаясь то ли своей глупости, то ли тому приятному чувству светлой грусти, что остаётся в душе каждого взрослого о днях из детства.

Теперь же он, видя перед собой эти милые женские лица, внезапно остро ощутил потребность в любви — не в мимолётной, а в той великой, о которой пишут книги и снимают фильмы. Они стояли с Мэтью в коридоре университета, выходящем во двор. Шла только первая неделя нового семестра, но Райан уже подумывал о том, что вскоре следует возвращаться к усердной учёбе, учению французского и просмотру фильмов. Вся библиотека с кинокассетами была в полном его распоряжении, оставался лишь один безрадостный вопрос — что же делать ему с дипломной работой? Знакомый шелестящий звук послышался рядом с ним, и юноша встрепенулся. Бежевая пачка выплыла из кармана друга, привлекая к себе всё его внимание.

— Будешь? — Мэтью легонько надавил двумя пальцами на колёсико зажигалки. Райану непривычно было пользоваться ею, ведь в деревне все всегда и всё зажигали спичками, но он кивнул, затянулся и почувствовал, как едкий дым проникает из горла во всё его существо. Некоторое время они стояли так молча и осматривали территорию своего университета, так что складывалось ощущение, будто оба думают об одном — вскоре им придётся оставить всё это, такое привычное и ставшее почти родным, и пойти каждый своей дорогой. Но затем друзья стряхнули пепел с сигарет, выбросили окурки и остановились взглядом на одном и том же. На компании приближающихся девушек.

— У нас в деревне поголовно все рабочие курят, — поделился Райан. — Раньше после трудного рабочего дня собирали самокрутки, которые были на вес золота. А в последнее время всё больше возможностей есть съездить в магазин. И почему-то выбирают именно эту марку, — он покосился на пачку, которая вновь пропала в штанах друга.

— Самые приятные и недорогие, — произнёс Мэтью. — Так что неудивительно, что о них знают даже в твоей провинции, — он тут же улыбнулся, заметив изменившееся выражение лица Райана, и весело рассмеялся. Юноша тоже было согнулся пополам, как заметил направлявшихся прямо к ним с Мэтью девушек. Прежнее состояние, казалось, мгновенно оставило его, и он почувствовал знакомую робость, которая краской появилась на его лице. Девушки шли не спеша, все такие разные и по-своему обаятельные, своим весёлым щебетанием заставляя оборачиваться встречных молодых людей. Мода на распущенные волосы началась не так давно, и юноши практически замирали, наблюдая, как развеваются на ветру изящно уложенные локоны. Девушку, шедшую впереди всех, Райан узнал сразу. Это была его одногруппница Элизабет, с которой он никогда особенно близко не общался — не считая семинаров, когда её в компании других его однокурсников подсаживали рядом, так что приходилось взаимодействовать. Она всегда казалась ему миловидной, но сегодня выглядела как-то особенно прекрасно — или это запоздалой весной пахнет в тёплом начале учебного года? Или это сигаретный дым внезапно ударил ему в голову? Заметив его, Элизабет улыбнулась. Райан выдохнул, ощущая, как сердце его чуть ли не выпрыгивает из груди от этого взгляда, пробежался рукой по волосам, пытаясь привести их в порядок, чем вызвал только звонкий смех у девушек.

— Привет, — Элизабет улыбнулась ему, а он ощущал, что не может вымолвить ни слова, как бы ни собирался с силами. — Мистер Руфис сказал, ты теперь принят в наш тайный клуб? Увидимся там, Райан, — она легонько тронула его руку, и, хотя это было всего лишь дружеским знаком, он вздрогнул всем своим существом, но то ли от застенчивости, то ли от неожиданности, так ничего и не смог вымолвить в ответ и лишь глупо улыбнулся. Элизабет с девушками засмеялись и направились прочь, звонко стуча каблучками и шелестя пёстрыми платьями выше колен. Мэтью облокотился о перила рядом с другом, восторженно глядя им вслед.

— Тайный клуб? — эхом произнёс он, но обращался к Райану. — Что она имела в виду? Уж не клуб ли кинематографистов? Здесь, видимо, какая-то ошибка.

— Да, ошибка, — глухо произнёс Райан. Дар речи возвращался к нему, но отчего-то он чувствовал себя так, точно пытался вникнуть в реальность после очередного фильма. — Она явно что-то напутала, мистер Руфис мне ничего не говорил, — он улыбнулся и перевёл взгляд на конопатое лицо друга. Когда-нибудь ему придётся поведать ему о тех разговорах, которые он вёл с преподавателем в последнее время, объяснить, что всё вышло случайно, и он совершенно не пытался втереться к нему в доверие, а уж тем более — напроситься в клуб киношников, но не сегодня. Сегодня сама весна, казалось, вернулась в его жизнь, и было тепло не только на улице, но и в сердце.

__________________________

*Дурак (фр.)