Хижина дяди Тома (гет)

Второй день Гермиону занимала лишь одна мысль — где найти ванную комнату или хотя бы душевую. Если необходимый минимум гигиены она соблюдала, то волосы уже стали свисать неопрятными прядями, а тело невыносимо чесалось. Она была готова пойти на преступление, только бы встать под обжигающие струи горячей воды.

Малфой и Гарри, похоже, озаботятся этой проблемой не раньше, чем с них начнет кусками отваливаться грязь. Если подобное равнодушие Поттера еще было понятно, то пренебрежение Драко казалось чем-то из ряда вон выходящим. Гермиона думала, что блондинчик мог плескаться в ванной часами. Но видимо, попав в трудную ситуацию, у него включился какой-то «мужской» ген, и он не особенно уделял внимания подобным мелочам.

Когда спина между лопатками зачесалась так, что по телу пробежали брезгливые мурашки, Гермиона решительно встала и вышла из комнаты. Гарри, все еще переваривающий новости о зелье, меланхолично проводил ее глазами. Драко, похоже, даже не заметил исчезновения вдруг занервничавшей девушки. Если ушла — значит, надо ей.

Гермиона в раздражении открывала все двери, попадающиеся ей по пути. Она мельком подмечала запущенные спальни, гостиные, какие-то кабинеты, будуары, но нигде не могла найти заветную комнату с простейшими удобствами. На кой черт строить столько спален и не предусмотреть к ним ванных комнат?!

Вдруг Гермиона застыла, пораженная «гениальной» догадкой. А что если неизвестный строитель, чтоб ему в гробу не чихалось, не строил отдельные ванные, а помещал их внутри спален? Ведь это вполне логично — не нестись же среди ночи в холодный коридор, чтобы сходить в туалет. А значит, если ее умозаключение верно, то и туалет, и ванная комната должны быть при каждой спальне.

Затаив дыхание, девушка открыла первую попавшуюся комнату. Это оказался дамский будуар в красно-черных тонах. Гермиона почему-то покраснела и отвела взгляд от вызывающе широкой кровати под тяжелым шелковым балдахином. В ее сознании молнией вспыхнули и погасли видения обнаженной сплетенной в страстных объятиях парочки. Помотав головой, она выбросила провокационные мысли и огляделась.

Безусловно, человек, обставляющий эту комнату, был склонен к роскоши, но тем не менее обладал тонким, чуть извращенным вкусом. Обстановка казалась довольно скромной, что с лихвой компенсировали вызывающие цвета. У левой стены стоял черный лакированный туалетный столик с тусклым, покрытым пылью зеркалом. Удобный кожаный пуф. Четких линий комод для постельного белья и одежды. Камин, выложенный черным мрамором, с изящными безделушками на каминной полке. Черный паркетный пол. Перед кроватью застланной ярко-алыми покрывалами, лежал красный ворсистый ковер с черным геометрическим рисунком. Огромное окно с широким подоконником немного не соответствовало общему роскошному интерьеру, но его скрывали плотные занавеси из расшитого шелка. Такой же тканью были оббиты стены будуара.

Гермиона даже забыла, зачем она здесь. Желание увидеть эту комнату чистой, без слоев пыли и лиан паутины пересилило исследовательский зуд, и девушка мановением палочки очистила все от многолетней грязи. И сразу же комната преобразилась. Краски засияли, в воздухе запахло свежестью.

— Люмос, — сказала Гермиона, и под потолком зажглась изящная люстра. Причудливо изогнутые рожки оплетали металлические лозы дикого винограда. Рубиново-красные гроздья подсвечивались магическими лампочками, и по комнате прыгали темно-красные зайчики. Отражаясь в полировке стола и комода, они придавали спальне жилой вид.

Вдруг громкие звуки заставили ее подпрыгнуть от неожиданности. Сердце от страха застучало так, что стало больно дышать. Мгновение спустя, девушка догадалась, что это начали бить старинные часы на каминной полке. Они показывали два часа дня. Когда переливчатый звон затих, она еще некоторое время стояла ни живая ни мертвая от перенесенного страха. Наконец, когда сердцебиение улеглось, она вспомнила, зачем сюда зашла.

Около комода она различила контуры замаскированной двери и подошла к ней. Дверной ручки не было. Девушка попробовала «Алохомору», но ничего не произошло. Стало ясно, что замок, защищающий комнату, по крайней мере, немагический. Осталось понять, как его открыть.

Исследовав дверь внимательнее, Гермиона увидела, что с одного края шелк выглядит более темным. Она неуверенно надавила на это место. Глухо щелкнул затвор, и дверь спружинила обратно, открываясь.

Возликовав в душе, она вошла в комнату. Прямо перед ней висело огромное зеркало. Оно отразило сквозь слой пыли неясный силуэт девушки.

«Неужели я так нелепо выгляжу?» — Гермионе была неприятна мысль, что это нехитрое приключение пугает ее. Еще одно очищающее заклятие и «Люмос» выявили сдержано-роскошную облицовку прихожей. Пол был выложен великолепной плиткой. От места, где стояла девушка расходились две тропинки черного кафеля. Проследив за ними, она увидела две комнаты, искусно прячущиеся по обе стороны от зеркала.

Пройдя по одной из тропинок, Гермиона увидела туалетную комнату в таких же красно-черных тонах. Значит, другая дверь скрывала ванную. Девушка нетерпеливо прошла к ней.

Представшее великолепие одновременно и смутило, и обрадовало ее. Первым делом, в глаза бросалась огромная ванная, стоявшая на возвышении. К ней вели три ступеньки, выстланные ковровой дорожкой. В углу комнаты находилась открытая душевая кабинка. Потолок комнаты оказался круглым, сводчатым. Гермиона подумала, если напустить в ванную пара, то тот, оседая на холодном кафеле потолка, будет градом падать вниз. Нечто подобное она уже видела в турецких парных.

Она нетерпеливо подошла к ванне и застонала от удовольствия. Желание вымыться стало совершенно невыносимым. Девушка быстро очистила комнату. По стенам зажглись бра, имитирующие подсвечники. Магический свет трепетал, придавая окружающей обстановке интимность и долю некоего бесстыдства.

К счастью, краны работали, и ванна начала наполнятся горячей водой. Гермиона в одном из настенных шкафчиков нашла полотенца и махровые простыни, и конечно, они все были красными и черными. Усмехнувшись такой предсказуемости, девушка очистила их особым дезинфицирующим заклятием и начала раздеваться. Завернувшись в одну из простыней, она изучила оставшиеся шкафчики. Полочки были полны самых разных кремов и лосьонов. Понюхав все, что привлекло ее внимание, Гермиона отставила несколько наиболее интересных баночек. В другом отделении обнаружились пены, бальзамы и соли для ванны. Выбрав аромат белых цветов, она вылила полный колпачок средства в воду. По комнате сразу поплыл восхитительный запах.

Блаженно вздохнув, Гермиона проверила температуру воды. Переставив на полочку у ванны понравившиеся шампунь, бальзам и мыло, Гермиона выпуталась из простыни и поднялась по ступенькам в ванну. Горячая и ароматная вода лизнула ее ступни, посылая наслаждение от предвкушения. Неторопливо, шаг за шагом, она входила в воду, ощущая, как по ее телу бегут мурашки, а затылок начинает неметь от удовольствия.

Наконец она села, расслабленно откинулась на бортик и удовлетворенно закрыла глаза. Это было счастье!

* * *

Старый и ветхий дом с каждым часом все больше и больше начинал ненавидеть своих жильцов. Мало того, что они не хотели умирать, так еще и вытягивали его личную силу. Что будет, когда она совсем закончится? Безумный и ущербный разум дома не понимал, как такое приключилось? А ведь все было так хорошо! Эти мальчишки едва не поубивали друг друга. Именно их всплески силы разбудили его. Но помешала девчонка. Откуда она только взялась? Дом знал, что Хозяин, задумавший подкормить своего слугу, не предусматривал появление еще и девчонки. Она была лишней.

Дом недовольно заворчал, вспоминая огненные всполохи, когда он было подобрался к девчонке, чтобы завладеть ее разумом. Но спугнуло его и еще одно — дом как-то вдруг понял, что она тоже его чувствует. Правда, думает, что смотрит сон, но она его ВИДИТ! Это было страшно и непонятно. Кроме Хозяина никто не знал о нем.

Девчонку нужно было устранить как можно быстрее. И тогда никто не помешает ему вытянуть все соки из этих мальчишек! Таких молодых, таких сладких! На их магии он просуществует не одну сотню лет, а если она вдруг кончится, дом снова впадет в спячку, поджидая других простаков, как паук в паутине.

Он вдруг почуял, как кто-то стал тянуть его силы. Это было уже просто нахальством. Дом раздраженно окинул взглядом свои внутренности и замер. Девчонка! Она вошла в комнату Беллы Блек и исследовала ее! Его удивление пробудило спящие часы на каминной полке, и девчонка подпрыгнула от испуга. Много терпкой и дурманящей магии выплеснулось в комнате. Дом мгновенно вытянул стихийную вспышку, чувствуя себя гораздо лучше. Ее страх, отдающий крепленным вином, прояснил мысли дома. Гораздо проще будет их пугать! Это экономнее и эффективнее, чем просто вытягивать из них жизнь!

И дом продолжил следить за своей пленницей. В любом случае от нее нужно избавиться. Ее нет в сценарии, а значит, она опасна своей непредсказуемостью. Дом, поскрипывая от нетерпения, продолжил наблюдать за девушкой. В будуаре Беллы Блек начал сгущаться серый плотный туман. Огня в камине нет, а следовательно, он может безнаказанно…

* * *

Драко сидел за столом и усердно делал вид, что читает. Но его мысли были далеки от Поттера, Грейнджер и этого ужасного дома. Он вспоминал, бессознательно поглаживая пиджак там, где во внутреннем кармане лежало письмо отца.

Когда он оказался в этом доме, боль потери перестала быть такой острой. Новые сильные эмоции, конечно, не вытеснили ее полностью, но заставили померкнуть перед ворохом проблем и испытаний. Никогда в жизни Драко не попадал в подобную ловушку. Он сам не раз подстраивал каверзы и неприятности тому же Поттеру и его собачкам, но вот так запросто оказаться в паутине… Это было странно, страшно и… ново!

Впервые за многие годы, Малфой странным образом ощущал себя живым, причастным… Что греха таить, ему в детстве было немного завидно наблюдать за похождениями Поттера и Ко, но врожденное чувство осторожности и, может, даже страх, не позволяли ему влипнуть в нечто подобное.

Хотя на шестом курсе он попал так, что с лихвой возместил все свои «неприключения». До сих пор ему снилось лицо Дамблдора. Лицо человека, которого ему приказали убить… Он видел, что директор слаб, что его можно отправить на тот свет простым Круциатусом, но вот голубые глаза Альбуса Дамблдора были такими… живыми, понимающими и прощающими. Директор мысленно простил ему и свое возможное убийство и то, что в Хогвартсе сейчас орудовали Пожиратели.

Как же это страшно! До тех пор Малфой думал, что испытал уже все виды страха, но оказалось это было ничто по сравнению с тем, что требовал от него Темный Лорд. Убивать проще в мыслях, когда планируешь день за днем, прорабатывая все этапы плана, стараясь не думать, к чему приведут все эти приготовления. Или вот Потти было бы просто шикарно прикончить где-нибудь в переулке, но и это оставалось мечтой.

После того, как Малфой заглянул в глаза директору, он увидел в них отражение самого себя с перекошенным от злости и страха лицом. В тот момент в его душе родилось отвращение. Отвращение к самому себе за то, что он такой слабак — не может прикончить умирающего Дамблдора. Отвращение за то, что он просто задумал это дело. За то, что с радостью принял метку. И вдруг стало так мерзко на душе, что Драко почувствовал тошноту, подкатывающую к горлу. Если бы не профессор Снейп, он бы точно сблевал от страха и жалости к самому себе.

А потом был короткий и непонятный диалог, и директор, дернувшись от зеленого луча Авады, упал вниз с Астрономической башни. Но перед этим Драко успел зацепить взгляд Дамблдора. Холодный, пустой, как у мертвой рыбы. И тогда Малфой понял, что сломался окончательно.

Сколько раз он с криком вскакивал среди ночи, затравленно глядя в пространство огромной комнаты. Слишком огромной для него одного. Отдышавшись и придя в себя, он, бывало, не мог больше уснуть. Пить Зелье Сна-Без-Снов не позволяла дурацкая гордость. Это было как окончательно и бесповоротно расписаться в своей несостоятельности и абсолютной никчемности.

И Драко стиснув зубы продолжал жить, борясь с призраками прошлого, изо всех сил сражаясь с ними. И он начал было побеждать. Но внезапная смерть мамы снова перевернула мир.

Тут до его слуха донесся странный и отвратительный звук. Изумившись до глубины души, Драко даже не сразу почувствовал шевеление у себя в желудке. Следом раздалось хихиканье Поттера. Удивленно взглянув на его довольную рожу, Драко вдруг понял, что именно его собственный желудок только что так оконфузил хозяина.

Хотя тут не было ничего удивительного — он не ел со вчерашнего обеда. Хотя нет! Это было более чем странно! Обычно, если никто не напоминал ему, Драко мог не есть сутками. И перерыв в десять-двеннадцать часов не был для него запредельным. Однажды он не ел двое суток и еще бы спокойно продержался пару дней, если бы эльф не начал биться головой об пол, коварно придвигаясь к дивану, на котором лежал Драко. Непрерывным стуком и завываниями эльф добился своего — Хозяин прервался и приказал принести ему молоко и печенье прямо в библиотеку.

— Что, Малфой, зачитался, бедненький? Дракончик не против червячка заморить, — Поттер наверное казался себе невероятно остроумным.

— В отличие от тебя и твоего Уизела, мой червячок, как ты изволил выразиться, не настолько прожорлив, чтобы требовать еду ежечасно. Как вспомню, как вы хомякали все, до чего дотягивались, так сразу аппетит пропадал. Так что своей великолепной фигурой я наполовину обязан вам. — Драко, выдав эту тираду, снова скрылся за книгой.

Но Поттер, видимо, уже соскучился по общению, пусть и с Малфоем.

— Да ладно тебе, я пошутил.

— Да? Тогда говори какое-нибудь сигнальное слово, чтобы я понимал, когда смеяться.

— Чего?

— Чего-чего, — продолжал издеваться Малфой. — Ну, например, «грязнокровка». В этом случае я обещаю тебе самый искренний мой смех и признательность.

— Да как ты смеешь? — Поттер немедленно вскочил и решительно направился к Драко, сжимая пудовые кулаки.

Он подошел к нему, Малфой скучающе посмотрел на взъяренного Поттера и сказал:

— Потти, ты мне свет загораживаешь. Мне из-за тебя ничего не видно.

— Сейчас, поставлю тебе фонарь под глазом — сразу все увидишь и небо в алмазах, и звездочки, и птичек. Тебе даже ночью подсветки не потребуется.

— Фи, Потти, как грубо. Что за манеры? Мог бы и подучиться на досуге. Неужели никто тобой так и не занялся? — Драко сам не понимал, зачем злит Поттера, но ему доставляло истинное наслаждение и радость то, что он все еще может завести врага с пол-оборота. Это так вдохновляло!

— Мои манеры — не твоя забота, Малфой! — у Гарри заходили желваки и вздулись вены на шее.

«Выглядит… устрашающе» — не мог не признать Малфой.

— А что делать, если твоя невоспитанность из тебя так и прет? — Драко еще договаривал, как вдруг его довольно грубо встряхнули и подняли со стула за грудки.

— Что ты сказал, Малфой? Нарываешься? — казалось, Поттер был рад сорвать на нем свою злость.

Драко долгим взглядом посмотрел в глаза Поттера.

— Убери руки, — сказал он, чеканя каждое слово. — Я дважды повторять не буду.

И, о, чудо! Поттер заколебался. Всего мгновение длилось его смятение, но этого Драко хватило, чтобы резко ударить по рукам противника и высвободиться.

— В следующий раз подумай дважды, чем снова прикоснуться ко мне, — абсолютное спокойствие далось нелегко.

Сейчас каждый из них вспомнил все старые детские обиды и подставы. Постепенно остывая, они осознали нелепость своего спора. Оглядевшись, Гарри словно пришел в себя.

— Ладно, так и быть, живи, — почти дружелюбно сказал он. — Но в следующий раз подумай дважды, прежде чем ляпнуть что-то оскорбительное. Мы здесь сейчас в одной мышеловке сидим. И Волдеморту, чтоб его черти на сковородке хорошенько прожарили, только на руку будет, если мы все тут перегрыземся.

Драко, услышав от Поттера такие слова, внезапно неосознанно потянулся рукой к письму отца. Этот жест не ускользнул от внимания Гарри, но тот промолчал.

— Может, позавтракаем? — миролюбиво предложил Поттер.

Малфой прислушался к себе и понял, что едва не начавшаяся драка не умерила его аппетит, даже напротив, раздразнила еще сильнее.

— Давай, — и первым пошел к ящику, где стояли добытые Поттером консервы.

Вспомнив, как его скрутил приступ аллергии, когда гриффиндорец изучал содержимое кладовки, Драко поморщился. Все-таки плохо, что его слабость видел враг, пусть даже и бывший. Оставалось надеяться на факультетский характер Поттера, который воспретит тому воспользоваться слабостью противника.

Следом за ним поплелся Поттер, искренне недоумевающий, как так получилось, что Малфой снова последнее слово оставил за собой. Они выбрали консервированный горошек, три баночки тунца в своем соку и компот из вишни. Драко рассматривал банки и думал, что на консервах они долго не протянут.

— Слушай, а там не было крупы или макарон каких-нибудь? — спросил Малфой Поттера.

— Не знаю… — тот задумался, — когда мы нашли консервы, я уже ничего не искал. Хватило возни с тем, чтобы уничтожить всю гниль и тебя в чувство привести.

Драко почувствовал неловкость от того, что Поттер вот так запросто упомянул его слабость. Но, похоже, тот это сделал безо всякой задней мысли, просто по ходу разговора. Все еще недоверчиво посматривая на Гарри, Малфой вдруг почувствовал какое-то смутное беспокойство.

Что-то знакомое буквально взывало об опасности. Чувство не проходило, и Драко мысленно начал вспоминать этот до боли знакомый зов, звучащий словно сквозь слои ваты. Непроизвольно рука потянулась к груди, где раньше висел его медальон. Пустота, сожаление и внезапное узнавание промелькнули в голове Драко.

Он вдруг резко побледнел, повернулся к Поттеру и напряженно спросил:

— А где Грейнджер?

Гарри растерянно развел руками. Тревога Малфоя передалась и ему.