Хижина дяди Тома (гет)

— Здравствуйте, профессор… Вот, я выбрался к вам… Знаю, как это выглядит со стороны — разговаривать с человеком, лежащим в могиле, но я не могу… — голос Драко прервался, и он сделал глубокий вдох, останавливая слезы. Только спустя пять минут он смог продолжить свою странную исповедь.

— Сегодня я похоронил отца… Скажите, профессор, почему жить — это так больно? Не проще ли было мне умереть еще тогда, на шестом курсе? Может быть, мама осталась бы жива… Я знаю, что вы ей дали Непреложный Обет, вы сами мне рассказали об этом, помните? Только почему вы посмели умереть? Почему не смогли бороться с Темным Лордом? Вы бы смогли, я верю… Я не виню вас в смерти мамы, нет… Но все же уверен, что, выживи вы, и она бы не ушла так рано в могилу…

Слезы, помимо его воли, все же потекли из глаз. Он зло вытер их, запрещая себе реветь. Хотя, кто мог бы тут, в самом тихом месте Британии подсмотреть за ним? Но все равно, усвоенная с детства привычка держать в узде свои чувства заставила его вести себя более сдержанно, хотя там, где никто не мог увидеть, в его душе, творилось что-то невообразимое.

Сначала мама, нежная и такая красивая. Она сгорела в считанные месяцы после победы над Темным Лордом. Панихида была скромной и тихой. Люди боялись открыто сочувствовать семье бывшего Пожирателя Смерти. Хотя показания Поттера и отменили уже вынесенный приговор, но, как говорится, осадок остался. Поэтому были только самые близкие. Там Драко впервые познакомился со своей теткой Андромедой, но он был слишком подавлен и ошарашен смертью матери, чтобы хоть как-то отреагировать на появление близких родственников.

Рядом стоял отец и держал его за плечо, не давая совершить глупость, вроде той, что сейчас позволил себе Драко. Присутствие Люциуса дало ему сил пережить тот страшный день, когда они осиротели.

Отец так и не смирился со смертью жены. Несмотря на всю показушную холодность в их отношениях, Драко знал, как сильно они любили друг друга. Когда-то, глядя на их нежную, хрупкую, такую трогательную, словно первые подснежники, любовь, он загадал, чтобы и самому влюбиться так же сильно и навсегда. Но это было до школы и до возрождения Темного Лорда. Теперь Драко думал, что любые эмоции, в том числе и любовь, — это удел слабых, а быть слабым он не хотел. . Он просто исключил для себя эту возможность — полюбить. Это не для него. Слишком хорошо он видел, что сделала любовь к матери с его отцом — кумиром, идолом, которому Драко всегда поклонялся, мечтая хоть чуть-чуть приблизится к недостижимому идеалу.

А теперь вот и отца не стало… Похоронив его в фамильном склепе рядом с мамой, юноша вдруг понял, что не может больше и минуты находиться в Малфой-Мэнор. На похоронах никого не было, хотя множество сов принесли сегодня соболезнующие письма, но Драко сжигал послания, не читая. Словно оттягивал тот момент, когда нужно будет принять то, что он в свои неполные двадцать остался круглым сиротой.

Убегая от самого себя, юный действующий лорд Малфой сбежал туда, где был всего однажды — к последнему прибежищу своего декана. Погребенный в Хогсмиде, Северус Снейп не оставался забытым и после смерти. Памятник в виде куска скалы с пытающимся вырваться из объятий холодного камня человеком, был ухожен. Была даже небольшая скамеечка, и становилось понятно, что совсем недавно — не больше, чем неделю назад, кто-то приходил навестить самого талантливого зельевара современности.

Размышления об этом отвлекли Драко от своей боли. Он преувеличенно аккуратно очистил памятник от пыли, сотворив воду, полил растущие под ним желтые иммортели и сел на скамеечку, уткнувшись лицом в ладони и едва сдерживая слезы.

* * *

По маггловской части Лондона уверенной походкой шла Гермиона Грейнджер. Она торопилась к своему работодателю, рискнувшему нанять недавнюю выпускницу юридического факультета Магической Академии Британии и, надо сказать, ни разу об этом не пожалевшем. Девушка оказалась настоящим сокровищем — собранная, уверенная, всегда знающая все магические законы и поправки к ним, умеющая уверенно и с нужной долей пыла отстаивать свои убеждения. С ее помощью мистер Слиппери выиграл уже не одно дело.

Стремление всегда быть лучшей сделало, казалось, невозможное — Гермиона за два года экстерном закончила Академию, став самой юной выпускницей за всю ее историю. Казалось, что теперь, избавленная от опасных приключений в компании с Гарри Поттером и Роном Уизли, она могла полностью погрузиться в любимое дело –— читать и учиться.

Особенно после того, как отношения с Роном зашли в тупик. Всегда агрессивно ревнивый, юноша после окончания Хогвартса словно с цепи сорвался. Он подозревал Гермиону в измене, если та задерживалась в Академии или библиотеке, устраивал безобразные скандалы. Сначала Гермиона терпела, но после того, как он начал выслеживать ее, терпение девушки лопнуло. Состоялась их последняя ссора, где Рон с побелевшими от злости глазами выкрикнул ей:

— Еще надо посмотреть, чем вы там с Поттером занимались, когда меня не было!

— Ты идиот, Уизли! — кричала ему в ответ девушка. — Ты же сам нас бросил, сбежал, как последний трус!

Пощечина, несильная, скорее оскорбительная, заставила Гермиону схватиться за палочку.

— Если ты еще раз прикоснешься ко мне, клянусь Мерлином, я тебя посажу! Я ни разу не давала тебе повод подозревать меня или усомниться в моей верности. Если ты настолько идиот и не помнишь того, что был первым моим мужчиной, то это твои проблемы! Только попробуй подойти ко мне ближе, чем на десять футов, и я прокляну тебя так, что до самого последнего своего дня будешь заикаться! Осел!

— Ах, ты, шлюха! Да я из первых уст это знаю! Мне Джинни рассказала!

— А больше ничего тебе Джинни не рассказала? Например, то, что ты — полный дурак, неотесанный чурбан и последняя сволочь! Никогда бы не подумала, что ты станешь таким, Рон Уизли! Какое счастье, что я так и не вышла за тебя замуж!

— Ты еще приползешь ко мне, сука! Ты будешь умолять меня быть с тобой! Но все, хватит! Я не собираюсь больше спать с тобой, шалава подзаборная!

— Да было бы что терять! — оскорбительно засмеялась Гермиона.

Рон качнулся было в ее сторону, но палочка девушки угрожающе ткнулась ему в лицо.

— Только попробуй, Уизел, и я сделаю тебя кастратом! — прошипела Гермиона, ненавидя Рона в тот момент так сильно, что могла бы его и убить.

Громко хлопнув дверью, девушка навсегда исчезла из жизни семьи Уизли. Ее вещи чуть позже забрал курьер. Гермиону сильно обидели слова Рона о том, что Гарри якобы что-то рассказал Джинни о них. О чем было рассказывать? О том, что она плакала ночами из-за того, что Рон ушел? Или о том, что они по нескольку дней не разговаривали, пытаясь бороться с хоркруксом-медальоном? Зачем Гарри было наговаривать на нее? Так или иначе, Гермиона ни разу не позвонила Поттеру, заставив себя вычеркнуть его из жизни.

Но эти мысли уже долгое время не тревожили девушку, полностью поглощенную карьерой. Вскоре она подошла к современному высотному зданию, где располагалась юридическая контора мистера Слиппери.

* * *

Гарри Поттер сидел на кровати и мутным взглядом смотрел через пыльное окно на сверкающую весенними красками улицу. Голова нестерпимо болела, и каждое лишнее движение грозило потерей равновесия и хрупкого перемирия в желудке, который только и ждал повода вывернуться наизнанку. Горькая желчь, подступившая к горлу, все же вынудила Гарри вскочить и быстрым шагом направиться в ванную.

После изматывающих тело протестов чересчур активного желудка, он решил заодно принять душ, чтобы хоть как-то освежиться. Наконец, Поттер кое-как выполз на свет божий, то есть, в кухню. Его мутило от любых запахов пищи, но, слава Богу, с тех пор, как Джинни, хлопнув дверью, ушла из его жизни, готовить было некому. Домового эльфа он не держал из принципа, слишком больно было вспоминать Добби. А Кричер мирно умер полгода назад, как раз перед уходом Джинни.

Да уж, семейство Уизли оказалось богатым на скандальные таланты. Взять хотя бы Рона. Боже, как же он имел мозг Гермионе! А по-другому и не скажешь! Гарри очень скучал по своей любимой подруге детства. Единственной подруге, честно говоря. Герми никогда не завидовала ему так, как Рон, она просто принимала его таким, каким он был. И любила не за всеволшебную славу и знаменитый шрам, а просто за то, что Гарри был рядом и был надежным и верным другом.

Он тяжело вздохнул и в сотый раз подумал о том, что зря так вчера напился. Гарри вообще в последнее время стал злоупотреблять, он и сам это чувствовал, но не мог остановиться — его слишком часто звали на вечеринки и тусовки, и никого не было рядом, чтобы вовремя его остановить. Джинни, напротив, приветствовала это его пагубное увлечение, надеясь, что он, хотя бы спьяну, позовет ее замуж, но Гарри, при всей своей слабости к выпивке, никогда не терял разум, ему никогда не было стыдно за себя перед людьми и, даже под градусом, он держал себя в железном кулаке. Только вот по утрам эта железная выдержка не спасала. Прямо как сейчас — он был готов сам себя убить за свою слабость и неумение вовремя остановиться.

Черт, а Герми бы его пинками спать погнала, и не допустила бы такого свинского похмелья, а, может, еще и антипохмелином напоила бы. Мысль об этом благословенном зелье на минуту вернула Гарри Поттеру радость жизни, которая тут же померкла, как только он вспомнил, что уничтожил последние запасы вчера утром в таком же вот коматозном состоянии. Ах, если бы на антипохмелин можно было подписаться так же, как на «Ежедневный Пророк»! Неужели придется тащиться за аспирином в маггловскую аптеку? Вот черт! Гарри со стоном вернулся обратно в комнату, чтобы одеться и пойти купить себе, наконец, избавление от страданий, будь это хоть сама гильотина.

Гермиона сидела в офисе мистера Слиппери и, нахмурившись, изучала бумаги, переданные ей куратором и по совместительству преподавателем магического права. Она уже больше часа вычитывала завещание и пыталась сама себя убедить, что глаза ее не обманывают. Некая миссис Лидия Дирмот оставила Гарри Поттеру и Драко Малфою замок в графстве Эссекс в равных долях. Чтобы вступить во владение замком, им обоим следовало явиться туда в один день, в один час. Если кто-то из них не появляется в означенное время, то замок переходит во владение Министерства магии, а также прилегающая территория с четырьмя магическими и двумя маггловскими деревнями. Чем дальше изучала Гермиона перечень наследуемого имущества, тем более странным казалось ей это завещание: слишком все было гладко. Помимо замка и земель на счета наследников перечислялись по пять миллионов галеонов. Если учитывать рыночную стоимость земель в том районе, то сумма получалась до неприличия огромной. Но что-то мешало Гермионе поверить в щедрость этой миссис Дирмот. В сопроводительном письме указывалось, что половина средств, предназначается Гарри Поттеру, за его победу над Вольдемортом. Драко Малфою потому, что данная особа когда-то была няней Нарциссы, а когда вышла замуж за богатого провинциального аристократа, не смогла забыть очаровательного ребенка, которого воспитывала до семи лет. Так как детей у них с мужем не было, то Нарциссу она всегда считала своим ребенком.

Было еще два письма, предназначавшиеся непосредственно для наследников, которые откроются только в тот момент, когда они оба прибудут в замок. Гермиона читала, перечитывала, пыталась разложить все по полочкам, но все равно никак не могла понять, что ей не нравилось в этом завещании. Что-то, какая-то маленькая деталь царапала ее сознание, ускользая от внимательного взгляда. Подумав, что у нее просто «замылился» глаз и надо передохнуть, прежде чем снова продолжить изучение документа, Гермиона решила сделать перерыв, и пойти на ланч в кафе. Мистер Слиппери согласился составить ей компанию и, обсуждая тонкости знаменитого бракоразводного процесса, они направились в бистро на соседней улице.

* * *

Гарри шел по улице, и весь мир казался ему сборищем сообщников, решивших его извести. Началось с того, что, итак невеселое похмельное утро, было еще больше испорчено из-за отсутствия какого-либо реанимирующего средства. Гарри был согласен даже на бутылку пива, лишь бы прекратить набат в своей голове, но все попадающиеся магазины были или закрыты, или вообще перестали существовать. В аптеке, куда он иногда наведывался, фармацевт принимал товар и попросту закрыл входную дверь, не реагируя на настойчивый стук Поттера. Ближайшая аптека, которую он знал, находилась в пяти кварталах от его дома. Как назло, Гарри взял с собой мелкие маггловские монетки годные только на покупку адского маггловского зелья, а на проезд в такси уже не оставалось. Пришлось идти пешком. Аппарировать не было сил, да и опасно: все же он находился в маггловской части города. Обозленный на весь белый свет, Гарри смотрел только под ноги, стараясь не промочить легкие спортивные туфли. Он же не знал, что придется идти чуть ли, не в другой конец района! Но пару раз он все-таки наступил в прозрачные весенние лужи с радужными разводами бензиновых пятен и теперь его туфли промокли, а ноги замерзли. Проклиная джин, его создателя, хлюпающие туфли, производителя этих туфель, свою головную боль, невоздержанность в выпивке и просто весь свет, потому, что ему сейчас так хреново, а эти аптекари совсем обнаглели, Гарри упорно шел, не поднимая глаз на прохожих и магазины. Он прошел мимо, как минимум, трех аптек, но не замечал этого. Весь мир был одной большой и мрачной кучей драконьего дерьма! Не дойдя, практически пары метров до места назначения, он неожиданно столкнулся с кем-то и только его выучка лучшего ловца спасла жертву столкновения от полета наземь в очередную лужу. От резкого толчка его замутило, а голова, казалось, взорвалась миллионом крошечных фейерверков.

* * *

Драко сидел в кабинете Малфой — Мэнор и невидящим взглядом смотрел на пляшущие блики огня в камине. Его всегда завораживал этот древний, как сама жизнь, танец маленьких огненных божков. Такой гипнотизирующий, дарящий тепло и свет, но стоило только выпустить его из-под контроля, как домашний друг превращался в озверевшее чудовище, не признающее хозяина, жаждущее только одного — жрать. Драко очень любил смотреть на огонь, предаваясь своим грезам или просто, как сейчас, не думая ни о чем. Не думать было проще всего. Просто запереться от горя. Просто не думать. Просто смотреть на вечную пляску пламени. И мечтать сгореть в нем. Чтобы не думать. Чтобы не чувствовать. Чтобы просто не быть.

Драко не заметил, как уснул в отцовском кресле, еще хранящем его запах. Ему снились хорошие, светлые сны про маму и папу. Он снова видел, как они заворачивали ему подарки, смеясь и толкаясь у камина. Они всегда сами выбирали и оформляли ему подарки, не доверяя эту работу эльфам. А он, Драко, стоит под дверью и понимает, что вот оно — счастье! В неполные шесть лет он захотел такую же семью. Чтобы и он вот так же сидел перед камином, перешучиваясь с женой и родителями, чтобы они все вместе заворачивали в шуршащую бумагу многочисленные подарки для своих детей.

Драко не замечал, как тихие слезы счастья катятся из его глаз во сне. Приглушенно всхлипывая, он продолжал видеть рождественский сон, который неуловимо начал меняться. Драко, уже большой, ему тринадцать, стоит в холле Малфой-Мэнор и ждет, когда же мама и папа спустятся поприветствовать его, вернувшегося на каникулы из школы. Вот они выходят вместе, держась за руки. Отец галантно помогает маме спуститься с лестницы, на мгновение, прижав ее руку к своим губам, и вот он уже смотрит на Драко и улыбается. Наконец сын не выдерживает и, бросив сумки и клетку с филином, кидается в распростертые объятия родителей. Через мгновение они сольются в тройном объятии, и он прижмется к теплому боку мамы и уткнется носом в бархатный камзол отца…

Руки хватают пустоту. Он оказывается один в незнакомом доме. Рядом никого нет, и только гулкие сквозняки холодными щупальцами скользят по полу, шевеля пыльные, рваные бархатные шторы и громко хлопая незакрытыми ставнями. Драко снова маленький — ему не больше трех лет. Он потеряно оглядывается и дрожащим голосом начинает звать отца. Ответом ему становится порыв ветра, разбивающий окно. Осколки стекла, со скоростью пушечного выстрела, разлетаются по комнате, уязвляя ничем не защищенное голое тельце малыша. Драко падает и заходится в громком крике ужаса и боли — все его тело покрыто красной кровью, плещущей из рассеченной кожи. Резко вскочив, Драко Малфой просыпается. Тяжело дыша, он безумным взглядом окидывает комнату. Понимая, что это просто страшный сон, он одновременно вспоминает, где был сегодня утром, и почему рядом больше нет надежного присутствия отца. Застонав, Драко падает обратно в кресло, закрывая рукой подозрительно заблестевшие глаза.

Когда Гермиона выходила из кафе, ее невежливо толкнул какой-то зазевавшийся прохожий. Она едва не упала, но чья-то крепкая рука вовремя подхватила ее, под локоть, сильно сжав. «Наверняка синяки появятся» — недовольно подумала Гермиона и впервые взглянула в лицо неловкому человеку, едва не толкнувшему ее в лужу на тротуаре. От увиденного ее глаза расширились, а рот удивленно приоткрылся.

— Гарри?! Гарри, это, правда ты? — ей очень хотелось кинуться на шею бывшему другу так же, как и раньше порывисто обнять его, уткнувшись носом в непослушные черные вихры, но воспоминание о его предательстве охладило ее пыл. Она просто и по-деловому подала ему руку для пожатия. Когда не менее ошарашенный Поттер, еще толком не понимая, что происходит, пожимал ее руку, она с удивлением разглядывала его и отметила, что он изменился не в лучшую сторону.

Мутные, налитые кровью глаза за захватанными стеклами дорогих очков. Дизайнерская, но ужасно помятая одежда, промокшие, грязные туфли. Он выглядел как бродяга элитного класса, если бы такие конечно существовали. Гермиона, очень много слышала о похождениях Гарри — он постоянно мелькал в колонках светской хроники и сплетнях бульварных газетенок. Нельзя сказать, что всегда о нем упоминалось в связи с какими-нибудь очередными годовщинами победы над Темным Лордом. Все чаще его имя мелькало в сплетнях на тему с кем он пил, с кем ушел и что же ждать от него завтра. Похоже, его маленький отпуск ото всех и вся затянулся. Вот уже два года, как он нигде не работал, а просто прожигал жизнь по барам, вечеринкам, с очередными пустоголовыми красотками. Очень занятой Гермионе, было непонятно, как можно стать настолько поверхностной личностью? А ведь на Гарри возлагал большие надежды аврорат Министерства магии и не только в Великобритании. Насколько знала Гермиона, его приглашали поработать и в Италию, и во Францию. И словно в насмешку, Гарри съездил и хорошенько покуролесил там, да так, что его больше не пускали в эти страны. Гермиона вздохнула, вспомнив прежнего Гарри — скромного и застенчивого парня, мечтающего только о том, чтобы лишний раз не светиться в очередном «шедевре» Риты Скитер.

Не успели эти мысли пронестись в голове у Гермионы, как она оказалась в медвежьих объятиях Поттера, который, похоже, все-таки узнал ее и был страшно рад видеть.

* * *

Драко взял себя в руки и нашел силы спуститься к завтраку в столовую. Домовые порхали вокруг него с полными подносами еды, но Драко съел только овсянку и тост, запивая его несладким кофе. Он словно нарочно избегал всех ярких вкусов и впечатлений, как в еде, так и в жизни. Драко словно застыл в своем горе, превратился в соляной столб, не реагируя на внешние раздражители. Ему так было проще.

Не в силах поднять глаза на пустующие места отца и матери, он продолжал сидеть на своем обычном месте, не желая садиться во главе стола, пытаясь хотя бы этим подчеркнуть свое нежелание признавать смерть родителей. Маленький бунт страдающего сердца против доводов холодного разума. Продолжая есть остывающую овсяную кашу, он вскинул взгляд на влетающую сову. От обычных почтовых, эта сова отличалась более крупными размерами и на шее у нее был тоненький ошейник с брелоком известной нотариальной конторы. Сова, плавно спланировав на спинку соседнего стула, важно протянула ему сухонькую, когтистую лапку с прикрепленным официальным извещением. Как только Драко отцепил послание, сова, глухо ухнув, вылетела из зала с полным сознанием собственного достоинства. Драко очень позабавила бы эта важничающая птица, если бы не корка льда, сковавшая его сердце, мешающая вздохнуть полной грудью.

Открыв конверт, он замер, понимая, что это за письмо. Это было извещение о назначении слушания завещания оставленного ему отцом. Там было что-то еще написано, но внезапно глаза Драко застлала прозрачная пелена, мешающая четко видеть окружающие предметы. Он резко запрокинул голову вверх, огромным усилием воли останавливая слезы. Через какое-то время, ему это удалось и он, нацепив еще один слой ледяной брони, смог спокойно дочитать письмо из нотариальной конторы мистера Слиппери.

* * *

— Гарри?! Гарри, это, правда, ты? — вопрос Гермионы, внезапно снова ворвавшейся в его жизнь, поверг Поттера в шок. Он стоял, тупо глядя на девушку, узнавая и не узнавая ее одновременно. Определенно это ее карие, почти шоколадные, глаза, такие теплые и нежные, что за них можно дьяволу душу продать, только бы они вечно смотрели на тебя. Но, как быть со всем остальным? Головная боль мешала Гарри сосредоточиться и собраться с мыслями. Он в шоке оглядывал стройную фигурку, затянутую в строгий деловой костюм. Длинная, ниже колена, юбка-карандаш скрывала большую часть стройных, изящных ног. Так и хотелось заменить это безобразие на мини. И блузку бы пооткровеннее. Гарри ужаснулся таким мыслям. Это же Гермиона! Девочка с вечно растрепанными волосами. Девочка, силой заставляющая его сидеть за уроками, не отпускающая его полетать с другими счастливчиками, не дружившими с вечной отличницей Грейнджер. Эта девочка — бывшая невеста твоего бывшего друга Рона, прошляпившего такое счастье. Эта девочка безумно его возбуждала.

«Черт побери Поттер, это не одна из твоих милашек-на-ночь! Это, твой верный друг — Гермиона Грейнджер, от которой ты, идиот, сам же отказался!» — мысленно одернув свой заинтересованный организм, Гарри сделал только одно, что представлялось ему логичным и, чтобы скрыть свое смущение, он заключил Гермиону в крепкие объятия. Совсем, как когда-то давно. Вдыхая запах ее волос, такой знакомый и в то же время чужой, он медленно проваливался в детство, вспоминая невероятные приключения Золотого Трио Гриффиндора. «Только Малфоя не хватает!» — пророчески подумал Поттер, сам не зная, насколько он прав.

Гермиона опешила от крепких объятий Гарри и, уже рискуя задохнуться, просипела:

— Пусти! Задушишь, медведь!

Гарри тут же выпустил ее и, радостно заглядывая в глаза, восторженно кричал, встряхивая бедную девушку, словно ребенок копилку:

— Гермиона! Как я рад тебя видеть! Куда ты пропала? Ты так замечательно выглядишь! Мерлинова борода! Как же я рад!

— Ты повторяя-а-а-ае-ешься-а-а… Отпусти-и-и меня-а-а! Не надо меня так трясти! Я не коврик! У-уф! — Гермиона перевела дух и смогла, наконец, взять ситуацию в свои руки. — Это просто перст судьбы, Гарри! Я как раз собиралась отправить тебе сову. Пойдем ко мне на работу, в офис мистера Слиппери. Ты мне там нужен. Я тоже рада тебя видеть. — Гермиона видела, что Гарри опешил от такой холодности, а что еще прикажете сделать? На шею ему бросится с криком: «Вернись, я все прощу!»? Гермиона внутренне вскипела, как всегда происходило, когда она вспоминала о том, как все отвернулись, предали ее после разрыва с Роном Уизли. Особенно больно было от того, что она потеряла Гарри. В душе продолжая костерить Поттера на все корки, она, тем не менее, внешне была абсолютно спокойна. Ей почему-то вспомнился Драко Малфой — тот тоже ходил по Хогвартсу с холодной, равнодушной миной. Интересно, каким он стал? Его фотографии почти не появлялись в светской хронике. После войны его семья жила тихо и спокойно, не участвуя ни в каких светских мероприятиях, особенно после смерти Нарциссы. Гермиона мысленно посочувствовала Драко, недавно потерявшего еще и отца. Как ни странно, мысли о Малфое помогли ей окончательно придти в себя и взять ситуацию под контроль. А ведь раньше, стоило ей подумать о Драко, так ее злостьмометр зашкаливал. Тем более, сегодня он явится в контору к трем часам дня, для зачитывания завещания своего отца. Планировалось, что до этого времени она успеет пригласить и Гарри, чтобы зачитать общее для двоих завещание от миссис Дирмот. Таким образом, у нее было три с половиной часа, чтобы привести Поттера в порядок и сопроводить его в нотариальную контору. А то, что тому требовалась быстрая медицинская и косметическая помощь, было так же ясно, как и то, что вода в Темзе мокрая.

— Ты куда направлялся, Гарри? Вид у тебя, конечно… Краше на фестралов смотрят, — Гермиона понимала, что говорит бестактность и даже грубость, но миндальничать с Гарри у нее не было ни времени, ни моральных сил.

* * *

Гарри смотрел на Гермиону. И не понимал, почему она вдруг превратилась в Снежную Королеву из старой маггловской сказки. Он был так искренне рад ее видеть, а она разговаривает с ним, словно с чужим человеком. Это сбивало с толку, тем более, что у него было больше поводов обижаться на нее и вести себя холодно. Пытаясь вспомнить, что же такого он успел натворить, Гарри пришел к выводу, что Гермионе наверное не нравится то, что его пылкие объятия привлекли слишком много любопытных взглядов прохожих. Ей никогда особенно не нравилось повышенное публичное внимание к ее персоне, разве только это не касалось выученных уроков — там она блистала! Тем временем, головная боль вернулась с утроенной силой, недовольная, что ее законную добычу от нее отвлекали. Приступ похмельной мигрени заставил Поттера сморщиться, и он начал инстинктивно растирать виски. Это не ускользнуло от бдительного ока Гермионы — ярой активистки за здоровье Гарри Поттера в школе.

Тут до него дошла еще одна вещь — Гермиона сказала что-то о том, что ему нужно пройти с ней в какую-то контору, к ней на работу. Неужели автографы раздавать? Если так, то это будет весьма и весьма скучно. Придется снова улыбаться, хотя он уже поднаторел в искусстве скалить зубы напоказ, но челюсть, подчас, сводило. А потом еще, наверняка, нужно будет долго и остроумно отвечать на, набившие оскомину, вопросы о последней битве. Он уже миллион раз об этом рассказывал, но люди всегда жаждали свежей крови от первого лица. Стадо баранов! Гарри снова поморщился, уже представляя, что ему предстоит: восторженные фанатки, с блестящими от возбуждения, глазами; мужики, пытающиеся лично пожать руку живому герою. Где ж они раньше-то были, когда на него три года назад велась охота? Одно слово — трусливое быдло. Гарри за два года перевидал таких пачками, в оптовых количествах.

Но ради того, чтобы снова наладить с Гермионой отношения он готов и не на такие жертвы! Только сейчас, увидев ее, он понял, насколько же он соскучился по ней! Ему всегда, с первой минуты их вынужденной разлуки, начало не хватать ее присутствия рядом. Ее здравого смысла, ее занудных, но таких важных советов. Ее милого, искреннего оптимизма. Даже в самых сложных ситуациях, она никогда не теряла присутствия духа. Гарри вспомнил, как она под круциатусом Беллатрикс смогла солгать и спасти их, а еще, двумя годами раньше, в кабинете у Амбридж. То, что Гермиона — сокровище, каких мало, он понял еще в школе, а окончательно в этом утвердился во время безобразных ссор с Джинн. Он очень скучал по ней. Сейчас, глядя на ее нервный румянец, на сердитый блеск глаз он был готов идти за ней на край света, только бы она больше не исчезала из его жизни! Если бы она была рядом с ним все эти годы, то он не скатился бы до такого свинства. Она всегда могла направить его на путь истинный, как бы пафосно это не звучало! Вот только бы избавиться от того мелкого дятла, что сидит сейчас в его черепе и сосредоточенно выносит ему мозг!

* * *

Драко прочитал немного странное послание от мистера Слиппери. Странное, потому что ему нужно было остаться еще и на второе слушание завещания. Это очень смутило его. Что значит, второе слушание? Папа что, составил два разных завещания? Сопроводительное письмо не вносило никакой ясности. Ну, что же, поживем — увидим. А пока не мешало бы завершить, наконец, этот бесконечный завтрак. Драко, безо всякого аппетита, продолжил есть совершенно остывшую овсяную кашу, похожую уже на клейстер. Застывшее сливочное масло начало оставлять на нёбе противную, скатывающуюся пленку. Сто раз он просил эльфов не класть ему в овсянку масло! Но те, видимо, считали, что кашу маслом не испортишь, продолжали это самоуправство. Зато, теперь он может законно отказаться от завтрака, доведя этим лопоухих эльфов до слез. Он так и сделал. Мелко, но душу отвел. Настроение немного приподнялось и он, уже почти с удовольствием, выпил кофе и съел белый, подсушенный тост.

Пришло время, чтобы выбрать костюм для встречи. Его отец всегда учил, что какой бы раздрай не был в душе, на одежде и манерах это не должно отразиться. Поднявшись на свой этаж, он прошел в гардеробную, примыкающую к спальне. Большая, просторная комната была уставлена высокими, старинными платяными шкафами и обувными стеллажами. Через два высоких стрельчатых окна проникало достаточно света, чтобы не пользоваться факелами днем. В простенке, между окнами, стоял большой туалетный столик с огромным зеркалом в тяжелой раме. В многочисленных ящичках столика, напоминающего из-за этого бюро, лежали украшения, достойные Малфоя. Запонки, серьги, перстни, цепи, браслеты, заколки, и булавки для галстуков… Платина, желтое, красное золото, серебро, бриллианты, рубины, изумруды, сапфиры, топазы… все сияло, блестело, звало, приковывало взгляд. Украшения на все случаи жизни от королевского приема, до скромного, повседневного использования. Все высшей пробы и чистейшей воды. Изящные, воздушные переплетения металла и камней соседствовали со старинными, массивными цепями и перстнями. Вещицы, собираемые поколениями Малфоев, лежали в совершенно незапертом столике. Просто никто чужой не смог бы ими воспользоваться. Зачарованные безделушки сами возвращались из рук, укравших их. Такие вещи можно было только дарить. Их было так много, что Драко, даже если бы менял всю эту мишуру поминутно, то для того, чтобы перемерить это все, ушли бы десятилетия. Поэтому они были рассортированы по ящичкам на все случаи жизни. В верхних: более простые (не значит более дешевые!), на каждый день. В середине: для небольших торжеств и домашних приемов. Ниже — для светских раутов и приемов на высшем уровне. Самые нижние ящички занимали как раз те самые, пресловутые, старинные изделия, теперь годные только для костюмированных балов.

Драко стоял в задумчивости перед огромным, весенним, платяным шкафом и задумчиво смотрел в его нутро. Одеваться в скорбный черный цвет он не хотел — это была бы откровенная показуха. Достаточно того, что он знал, как ему больно и как он скорбит. Остальным этого знать необязательно! Не все можно выставить напоказ. Драко выбрал темно-серый костюм в мелкий рубчик, из великолепной тонкой шерсти. Такая ткань не отяжеляла крой, в то же время не давала замерзнуть или, наоборот, перегреться. Элегантный, классический, шикарный в своей ненавязчивой простоте. Тем не менее, он не оставлял сомнений в достатке своего обладателя. Тонкая, светло-светло-голубая, хлопковая сорочка. Галстук-платок, темно-серый, почти черный, с благородным блеском дорогого шелка. Теперь туфли, узкие, матовой кожи с небольшими каблучками и потайными стельками, делающие своего хозяина еще выше, позволяя на многих смотреть сверху вниз в буквальном смысле. Булавку из черного алмаза для галстука, бриллиантовые запонки, фамильный перстень на безымянный палец правой руки и небольшую, скромную печатку с бриллиантом и голубым топазом на тот же палец левой.

Осталось найти фамильный медальон, который Драко одевал очень редко, только по особым случаям. Странно, но медальона не было на его обычном месте. Очень странно и подозрительно! Драко вызвал домовых эльфов и приказал перерыть все поместье, но медальон найти! Это был очень дорогой, старинный медальон, аккумулирующий силу хозяина, когда он носил его. Такой небольшой, но мощный заряд энергии мог дать сил в решающей схватке, не позволял своему хозяину впасть в магическую кому, когда его силы опасно истощались. Мог даже спасти от непростительного, но еще никому из Малфоев это не было суждено выяснить — если к кому и применялась Авада Кедавра, то медальона на убитом не было. Он был единственный в своем роде, передавался от отца наследнику рода в день совершеннолетия. По семейной легенде, его когда-то подарил своему верному вассалу сам Салазар Слизерин. С тех пор этот медальон прошел через века и руки сотен хозяев, и вот он попал к Драко. А теперь исчез. Эльфы проводили генеральную ревизию ценностей. На магическое золото у них был нюх, почище, чем у нюхлеров! Но Драко уже знал, что все их усилия тщетны — он чувствовал, что в замке медальона нет. Это потеря его окончательно подкосила. Он упал в кресло около туалетного столика и потеряно уставился на свое отражение.

Гермиона уже с жалостью смотрела на Гарри. Было очевидно, что его мучает головная боль. С другой стороны — пить меньше надо! А то, как вольет в себя бутылку-другую виски или джина, так уже сам черт ему не брат! Гермиона, несмотря на свои обиды, тщательно вычитывала все, что писали, о ее бывшем друге. И скрипела зубами от бессильной злости! То, что делал с собой Гарри, было медленным самоубийством. Как физическим, так и социальным. Неужели он не видит, насколько изменилось его окружение, как сильно «подешевели» его приглашения на вечеринки? На солидные приемы Гарри Поттера уже не приглашали. По крайней мере, последние три месяца. Это притом, что в столице регулярно проводились мероприятия высокого уровня, на которых раньше без Гарри не могли обойтись. Теперь его удел — это мелкие пьяные вечеринки, где главным было залить за воротник и подцепить доступную девочку. Публика, крутящаяся вокруг него стала сборищем прихлебателей и лизоблюдов, гуляющих за его счет. Конечно, состояние Гарри было настолько велико, что он смог бы пригласить на годовой вояж все население Британии, как магической, так и маггловской. Но разве дело было в этом? Гермиона не привыкла считать чужие деньги, но и ее приводили в ужас примерные сводки бульварных газетенок, публикующих, что Гарри пьет, в каких количествах, сколько тратит на это денег, и как много галеонов он выложил за очередной дебош своей тусовки. Сам он, конечно, ни разу не попадал в полицию за хулиганство, но его окружение гуляло по полной программе. Создавалось ощущение, что каждый маг, имеющий право пить крепкие спиртные напитки, горел желанием выпить с Гарри на брудершафт, желательно конечно за его счет, но это было не обязательным. У Гермионы волосы на голове начинали шевелиться, при прочтении очередной статейки про то, в какой клоаке нынче гулял Поттер. Единственные, кто выигрывал от этих дебошей были газетные писаки, «друзья» Поттера и владельцы баров и ресторанов, которые покорно терпели все безобразия «Гарри и Ко», зная, что поутру им без разговоров подпишут любой чек. Только вот, Гарри увязал все глубже и глубже, и Гермиона уже не знала, чем ему можно помочь?

Наконец, жалость к бывшему, но, все еще такому родному другу возобладала и Гермиона произнесла невербальное заклятие, коснувшись своей палочки в кармане модного приталенного пиджачка. Ей самой стало лучше, когда она увидела, как разгладилось лицо Гарри, минуту назад бывшее таким жалобным и уязвимым. Но это заклинание давало только временный эффект. Нужно было чистить его организм и влить пару укрепляющих зелий. Похвалив себя за предусмотрительность, Гермиона нащупала в другом кармане маленький, тоненький кошелек — брата той самой бисерной сумочки, с которой она прошла последний год войны с Волдемортом, та вмещала все: от палатки до нежных девичьих притираний. Этот кошелек был полным подобием, но главное: в нем лежали все современные, усовершенствованные зелья, необходимые в жизни — от костероста, до зелья от похмелья. Гермиона провела несопротивляющегося парня в глухой, темный тупичок и аппарировала с ним по давно знакомому адресу на площадь Гриммо.

* * *

Гарри смотрел на Гермиону, как жрец смотрит на богиню, ответившую на молитвы и снизошедшую с небес до него, ничтожного. Он сразу понял, что за отсутствие головной боли нужно благодарить именно ее. Он, в таком же восхищении, прошел с ней в какой-то переулок. Да, он бы пошел за ней на Северный полюс, если бы она попросила! Полет совместной аппарации застал его врасплох. Оглядевшись, он с удивлением, понял, что вернулся туда, откуда начался его, такой неприятный, день. И конечно, он сразу вспомнил про тонны пыли, катающиеся по его квартире, про груды грязной одежды, валяющиеся, где попало. Уборкой и стиркой он затруднял себя крайне редко — максимум раз в месяц, когда было уже нечего надеть, или было невозможно пройти по дому, не споткнувшись о грязную одежду. Правда в этом случае он просто шел в первый попавшийся бутик и покупал себе столько тряпья, чтобы еще пару недель не думать о стирке. Таким образом, его гардероб представлял бы впечатляющее зрелище, если бы не валялся по всей квартире, словно на распродаже секонд-хенда. Воспоминание о своей неаккуратности и полном равнодушии к уборке, заставило Гарри жарко покраснеть. Он честно предупредил Гермиону о беспорядке, ожидающем ее и все еще горя от смущения, открыл дверь.

Казалось, Гермионе было безразлично то, во что превратился дом его крестного, но, чем более равнодушной становилась Герми, тем точнее он понимал, что она думает о его быте. Единственным вопросом, отразившим ее удивление, стал:

— Гарри, а ты что, не нанял никого? Сейчас много безработных эльфов. Они работают так же, как и фамильные, только за пять сиклей в неделю — это их стандартная такса, на большую премию я не смогла их уговорить. Почему ты не возьмешь себе кого-нибудь в помощники? Кричеру, наверное, трудно одному — он уже такой старенький. Как тебе не стыдно?

— Гермиона, я… Мне было… Просто я никого не хотел. А Кричер умер полгода назад… Но мне кажется, ты права. Надо нанять кого-нибудь из этих лопоухих. Кого ты мне посоветуешь?

Гермиона достала мобильный телефон и набрала какой-то номер. Через пару секунд трубку сняли, и Гарри услышал тонкий, пищащий голосок эльфа на том конце провода. Хотя, какие могут быть провода у мобильных? Просто так было привычно думать. Тем временем, Гермиона договорилась с незнакомым эльфом, чтобы он прислал в дом на площади Гриммо, 12 пару безработных эльфов. Гарри пытался возразить, что ему и одного — выше крыши, но Гермиона, сверкнув глазами, сказала, что для того, чтобы разгрести этот бардак, в который он превратил квартиру, понадобиться, по меньшей мере, пять эльфов. Просто из безработных у нее в профсоюзе осталось только двое. А Гарри должен будет им накинуть премиальные, за уборку в этих авгиевых конюшнях. Гарри не знал, чьи это были конюшни и чем они насолили, Гермионе, но проассоциировав их со своим жильем, пришел к выводу, что там было, мягко говоря, неубрано. Он, подняв лапки вверх, полностью капитулировал, внутренне радуясь, что в его жизнь снова вернулась Гермиона. Может теперь, когда она цепко взяла бразды правления в свои нежные ручки, в его жизни что-то сдвинется к лучшему? Не успел он подумать об этом, как перед ним аппарировали два молоденьких эльфа, горящих здоровым, трудолюбивым энтузиазмом. Те, оглядев фронт работ, восхищенно пискнули и, выпроводив хозяина и своего профсоюзного начальника, споро взялись за дело, носясь по первому этажу дома так, что иногда их силуэты приобретали размытые очертания. Гарри и довольная Гермиона, поднялись на второй этаж.

Поттер решил не вести Гермиону в спальню Сириуса, где все это время жил, а провел ее в комнату Регулуса — там было относительно чисто, только пыли много, зато шмотки не валялись вперемешку с пустыми бутылками джинна и антипохмелина. Гермиона, тем не менее, его желание показать себя с лучшей стороны не оценила, войдя в комнату, сморщила тонкий, прямой носик и очищающим заклинанием уничтожила всю пыль. В воздухе запахло стерильностью, зато все тусклые поверхности засияли первозданной чистотой и яркими красками. Гарри подумал, что надо, на будущее, выучить это эффективное заклинание. Тем временем, он снова почувствовал возвращающуюся головную боль и жалобно посмотрел на подругу.

* * *

Гермиона была в шоке, когда увидела, во что превратил Гарри дом своего крестного и бывший штаб Ордена Феникса! Когда тут был штаб, конечно об уюте речи не было — тут тогда витал ощутимый казарменный дух, как и во всяком помещении, где одновременно находилось много народа. Кто-то уходил, кто-то приходил, но никому не было дела до домашнего уюта в мрачном, старинном особняке, лишь бы можно было поесть, попить и отдохнуть в безопасности. Домовитость Молли Уизли распространялась, в основном, только на кухню и жилые спальни. Но как этим, в сущности, крохотным обитаемым островкам справиться с нежилым духом старого, уставшего дома? Постоянные сквозняки дули через рассохшиеся рамы, разнося по дому запах старого, практически умирающего существа. Магические вредители вели неравный бой с маггловскими, как ни странно проигрывая моли, плесени и пыли. Потом, в те недолгие месяцы, что они скрывались в доме и их принимал растрогавшийся Кричер, дом начал оживать под чутким вниманием любящего его домовика. Исчезли все насекомые и плесень, в доме начало пахнуть чистыми вещами и вкусной едой. Сквозняки прекратились сами собой. В дом на площади Гриммо, с возвращением к жизни Кричера, вернулась душа. Теперь же особняк снова пришел в упадок из-за этого инфантильного парня, который словно добирал своей безалаберностью те годы, когда он был лишен детства и был вынужден решать взрослые проблемы. Это натолкнуло Гермиону на размышления, а не является ли нынешнее поведение Гарри своеобразным протестом обществу, лишившего его детства и толкнувшего ребенка на осознание неизбежного кровопролития? Может Гарри так пытался обратить на себя внимание, в том числе и ее, Гермионы? А все только морщились от удивления и брезгливо поджимали губы, спокойно, в общем-то, глядя на то, как национальный Герой катится в пропасть с их молчаливого согласия. Эта новая для нее мысль, едва не довела Гермиону до слез. Она как-то сразу забыла о его предательстве, о жестоких словах, переданных ей через Джинни. Но, усилием воли, она взяла над собой контроль, понимая, что ее внезапные слезы обидят Гарри, он сразу закроется от нее под маской отрицания — мол, все у меня нормально, разве не видно? Тут слезами не поможешь! Гермиона, в который раз сегодня, удивилась своему хладнокровию, воистину достойному малфоевских аплодисментов. Вот, черт! Снова о Малфое, наверное, ей просто не дает покоя сегодняшняя встреча с ним. Она уже въяве видела его брезгливо поджатые губы, презрительный взгляд ледяных серых глаз и уничижительные слова, мастерски завуалированные издевательскими комплиментами, завернутыми в два-три слоя холодной вежливости.

Она буквально заставила себя отвлечься от мысленного созерцания предстоящего унижения и вернуться к делам более насущным. Гарри уже болезненно морщился, если вовремя не очистить организм, то боль начнет усиливаться. Это было единственным побочным действием исцеляющего заклятия — его небольшая продолжительность. Гермиона направила на Гарри свою палочку и прошептала сложное заклинание направленного действия. Оно должно было за пятнадцать минут очистить желудок, кишечник, печень, почки и, соответственно, кровь пациента. Но тут тоже было несколько подводных камней — человека начинало буквально выворачивать наизнанку. Интенсивная терапия заставляла организм работать с ускоренной силой, выводя токсины и яды. Пациент потел, его тошнило, постоянно тянуло в туалет, градом лились слезы, очищая роговицу. В общем, это было весьма жестокое заклятие, к тому же после него наступала сильная слабость, но тут помогали восстанавливающее и энергетическое зелья. А здоровый аппетит, только помогал процессу обновления. Вот и сейчас Гарри, резко вскочив, убежал в ванную комнату в покоях Сириуса. Гермиона тактично сидела в спальне Регулуса, с интересом восстанавливая в памяти картинки, связанные с этой комнатой. Но, когда через двадцать пять минут, Гарри все также не подавал признаков жизни, она начала всерьез беспокоиться. Отбросив всякую скромность, она пошла в ванную, где Гарри сейчас было явно несладко. Войдя, увидела его лежащего на холодном кафельном полу, хорошо хоть одетого. Но он был без сознания. Отругав себя за самонадеянность, Гермиона, трясущимися руками открыла кошелек и призвала оттуда свою аптечку.

* * *

Гарри думал, что умирает, так ему было плохо! Он, нелестными эпитетами, ругал сквозь зубы Гермиону и ее методы лечения. После такого отказа всего организма, он явно не встанет с кровати неделю, а то и две! Как и многим мужчинам, Гарри было безумно жаль себя, несчастного! Мужчины могут вытерпеть сильную непродолжительную физическую боль, но, едва столкнувшись в самой крошечной — одной рукой тянутся за обезболивающим, чувствуя себя при смерти, а другой пытаются писать завещание. Вот и Гарри сейчас был готов на все, лишь бы эта пытка прекратилась. Его полоскало и в хвост, как говорится, и в гриву. Он уже всерьез вознамерился отдать концы, когда мучения наконец-то прекратились. Чувствуя себя вареной макарониной, Гарри, с грехом пополам, принял душ и оделся в свою старую одежду — идти за чистой ему было не под силу. Едва он, дрожащими руками, начал причесывать мокрые волосы, как его голову пронзил острый приступ головной боли. Резь в глазах, заставила его сдернуть очки и крепко зажмуриться, даже прикрыв глаза, для верности, ладонями. Резкая, пульсирующая боль не проходила, а, казалось, только нарастала, повинуясь неровным толчкам крови в жилах. Уже теряя сознание, Гарри испугался, что разобьет очки, хотя они уже лежали на полочке и никак не могли разбиться. Судорожно выдохнув, Поттер тяжело опустился на холодный пол. Перед глазами наконец-то была темная, непроницаемая пелена, глаза больше не болели.

Когда он открыл глаза, то немного испугался, так как не помнил самого момента обморока. Буквально мгновение назад, он был в ванной, а теперь лежал в кровати в комнате Сириуса. Испуг прошел, когда он увидел Гермиону у изголовья. Воспоминания об их встрече кадрами киноленты замелькали перед ним. Он улыбнулся ей и жалобным голосом сказал:

— Герм, тебе только в гестапо работать! Или палачом у Лорда могла бы подрабатывать, пока тот жив был. Кто бы мог подозревать в тебе таланты мучителя? Чего молчишь, нехорошая Девчонка-Чуть-Не-Убившая-Вечноживого-Мальчика? — Гарри казался сам себе невероятно остроумным.

— Как ты себя чувствуешь, Гарри? Прости меня, я не думала, что тебе так поплохеет… Сколько дней ты уже в загуле? Сколько!? Две недели? Ты, что, совсем? Ты себя угробить хочешь? Идиот! Да я тебя закодирую, алкоголик малолетний! Кто тебе вообще разрешение выписал на покупку крепкой выпивки? Ах, Министр! Ну, я устрою Кингсли Брустверу хороший вечерок! Благодетель, чертов! Запомни, Гарри Поттер, ты теперь под моим личным присмотром! Неделю, так и быть отдыхай, а потом я тебя погоню в тренажерный зал. Будешь скакать по полной программе! Нет, надо же быть таким безответственным! — Гермиона ругала Поттера, в шоке от его безрассудства! Вот, блин, истинный гриффиндорец! Даже тут — грудью на амбразуру! Ловец бутылок, малолетний!

Гарри же, слушая лекцию Министерства Здравоохранения, в лице Гермионы Грейнджер, разве что не жмурился от удовольствия! Только утром подумал, что эх, вернуть бы в его жизнь Миону. И вот — пожалуйста: в его доме шуруют два усердных эльфа, даже тут слышно, как скрипит натираемый ими старинный паркет. А еще она уже записала его в тренажерный зал. Сам бы он не нашел в себе силы воли на посещение железячника. Теперь придется потому, что Герми так сказала! И наконец, закончится эта чехарда вечеринок и пьянок, от которых он и взаправду уже неимоверно устал! Привычным жестом, Гарри пальцем поправил дужку очков… и не нашел их! Он начал по-тихому паниковать, не понимая, куда делся такой привычный, такой родной аксессуар? И почему тогда он так хорошо все видит? Глаза Гарри начали медленно округляться, увеличиваясь от шока.

* * *

Гермиона посмотрела на Гарри и замолчала. Она не понимала, почему тот вдруг начал хватать ртом воздух и слепо шарить вокруг себя руками. Она подскочила к нему и начала трясти его за плечи, пытаясь заглянуть ему в глаза. Полкоролевства за проблеск узнавания! Но глаза Гарри смотрели в одну точку. Зрачки как-то странно расширились, будто он очень сильно испугался. Понимая, что он сейчас потеряет сознание от непонятного ей шока, Гермиона размахнулась и со всей силы дала ему звонкую пощечину. «Всегда хотела это сделать!» — промелькнула неуместная мысль. Голова Гарри от удара дернулась, на щеке сразу проступил отпечаток пятерни Гермионы, зато его глаза, наконец-то, прояснились. Он перевел на нее непонимающий взгляд и вдруг обиженно засопел, в зеленых глазах стояли слезы. Уже ничего не понимая в этом мире, Гермиона, прижала его к себе и Гарри внезапно разрыдался. Он всхлипывал, вздрагивая в истерическом припадке, крепко прижав к себе Гермиону, плакал так горько и заразительно, уткнувшись ей в плечо, что она сама начала всхлипывать. В итоге, спустя минут десять, они сидели на одной кровати с покрасневшими глазами и носами, не в силах поднять взгляд друг на друга. Наконец одновременно столкнувшись вороватыми взглядами, они прыснули от комизма ситуации и уже секунду спустя катались от смеха. Смеха очищающего, стирающего возникшую было неловкость, объединяющего и дарящего некое чувство сопричастности друг другу.

Отсмеявшись, Гермиона, решила, тем не менее докопаться до причин такого испуга Гарри.

— Гермиона, а я тебя вижу, — непонятно к чему сказал Гарри.

— Ну и что? Я тебя тоже вижу. Что случилось-то?

— Я вижу тебя без очков! Когда я очнулся в кровати, то как-то не задумался, что я без них. А когда потянулся поправить, то обнаружил, что я вижу без них! И, заметь, вижу отлично! Я очень испугался. Сейчас мне стыдно за эту вспышку, но, в тот момент, я почувствовал себя… осиротевшим что ли? Или, как если бы я очнулся, а оказалось, что мне успели ногу или руку отрезать… Понимаешь?

— То есть как без очков? Этого не может быть! — тут Гермиона, которая привыкла решать неразрешимые задачки с детства, подумала о единственном возможном объяснении. — Гарри… А что, если твое плохое зрение было вызвано не физическими причинами, а тем, что тебе ввели зелье, разрушающее его? Это вполне возможно! Можешь вспомнить, зрение у тебя ухудшалось постепенно или резко, почти одномоментно? Это сопровождалось резкими головными болями или потерей сознания?

— Я уже точно не помню, но по-моему что-то такое со мной и происходило. Ты думаешь, меня специально отравили? А почему тогда слезы Фоукса не помогли избавиться от этой дряни у меня в крови? И почему, если это зелье, оно не было выявлено раньше?

— Слезы феникса на тот момент решали более приоритетную задачу в твоем организме — тебе грозила смерть от яда василиска, а это зелье вело себя прилично, не угрожая твоей жизни напрямую. Если бы оно вступило в реакцию или как-нибудь другим образом проявило свою агрессивность, то слезы ликвидировали бы и его. А так, оно тихо-мирно циркулировало у тебя в крови, словно обычное укрепляющее или болеутоляющее. Слезы феникса очень избирательны, — Гермиона говорила что-то еще, больше по привычке говорить. Ее слова очень сильно царапнули слух Гарри. Тут нужно было подумать более внимательно. Но Гермиона услышала звук, явно обозначавший начавшуюся революцию в желудке Поттера. Его организм, истощенный вынужденным экспресс-очищением, требовал своего, а именно хлеба, и можно без зрелищ!

Они спустились вниз, где домовики совершили невозможное — за два часа с небольшим, вычистили весь свинарник у Гарри. Превратили дом в место, где можно без опасения находиться, не боясь заработать пылевую аллергию или что-нибудь похуже. Эльфы уже привели в полный порядок кухню, где сейчас хозяйствовал один из них — кругленький и упитанный, а на плите, исходя ароматным запахом, что-то скворчало, бурлило и помешивалось.

— Гарри, разреши тебе представить твоих новых работников. Это — Лард. А Спринги сейчас видимо занимается стиркой, — Гермиона непонимающе посмотрела на Гарри, прыснувшего от смеха. Потом поняла, что его развеселили имена домовиков, и заулыбалась*. Действительно, это было забавно!

Гермиона, впрочем, быстро все объяснила, рассказав, что новое поколение домовиков, несмотря на воркотню старого, само решило последовать по стопам Добби и начать брать за свои услуги деньги. Их вдохновил подвиг Добби, ценой своей жизни спасшего кумира всех магических существ. Некий гоблин разнес весть о том, что он своими глазами видел, как несравненный Гарри Поттер собственноручно, без помощи магии, похоронил Добби со всеми возможными почестями. Именно с тех пор у Гермионы и появился «Профсоюз Истинно Свободных Эльфов». Несмотря на очередную неблагозвучную аббревиатуру, услугами профсоюза стали пользоваться многие волшебники. Они нанимали работников Гермионы на краткосрочные работы, если им было не по карману нанять домовика на длительный контракт. Юридическое образование и связи Гермионы, помогали новоявленным свободным трудягам, избежать обмана или порабощения. А так, как они ступили на новую ступень развития, то имена стали выбирать себе более сложные, на глазах эволюционируя. Отчисления в профсоюз шли на улучшение жизненных условий в общежитии эльфов и на пособия по временной нетрудоспособности. Большая часть зарплаты откладывалась в пенсионный фонд в Гринготтсе, где еще и подрастала, за счет хороших процентов. В общем, эльф, проработавший двадцать-тридцать лет, мог спокойно уходить на заслуженный отдых, не опасаясь за свой кусок хлеба.

Гарри слушал все эти изменения в жизни домовиков и не верил, как много он пропустил! Он уже успел съесть первое — французский луковый суп, сначала показавшийся ему отвратительным, но потом, распробовав, он смел его в три минуты. Приступая ко второму — картофельное пюре с большущей отбивной, он уже любил весь этот мир со всем его несовершенством! Как мало, оказывается, надо голодному мужчине, чтобы почувствовать себя счастливым — горячий обед, чистая квартира и приятный собеседник.

Теперь, он уже смотрел на Гермиону совсем по-другому. Голова не раскалывалась, чувствовал он себя превосходно, потребности желудка удовлетворялись, информационный голод тоже уже не грозил — Гермиона выливала на него все новые потоки новостей. Теперь он с удовольствием сидел и своими глазами, без стеклянных посредников, рассматривал раскрасневшуюся, вошедшую в раж девушку. Та, не в силах усидеть, вскакивала, ходила по кухне, взмахивала руками и была невероятно мила и непосредственна. Узнавание Гермионы-Из-Прошлого украшалось видением новой Гермионы, его взгляд буквально наслаждался ее видом, как рука, привыкшая к рогожке, упивается прикосновением к нежнейшему шелку. Вот только, что делать с теми «мозолями», привыкшими к грубой действительности? Как сделать так, чтобы не напугать этот «шелк» своей грубостью и неотесанностью? Как не оттолкнуть ее от себя?

Вот поэтому, Гарри просто сидел и тихо млел, наслаждаясь присутствием Гермионы в своей жизни. Внезапно, она замолчала на полуслове, и он едва не поперхнулся крепким, сладким чаем, когда она закричала:

— Вот черт! Если мы сейчас же не выйдем из дома, то опоздаем ко мне в контору! Выходим немедленно! Чего сидишь? Побежали! — и они побежали.

________________________

*

Спринги (springy — англ.) — пружинистый;

Лард (lard — англ.) — смалец.

Драко едва не опоздал на встречу с адвокатом. Он долго сидел в гардеробной, чувствуя себя абсолютно потерянным. Если бы не эльфы, осмелившиеся напомнить хозяину о предстоящей встрече, то ему бы пришлось извиняться перед этим холеным немолодым мужчиной, а сил для этого, Драко Малфой сейчас совершенно не находил. Явившись минута в минуту, он с холодным безразличием выслушал комплименты мистера Слиппери, равнодушно осматривая его. Мистер Слиппери полностью оправдывал свою фамилию*. Под тонким налетом хорошо продуманного делового шика таилась змея — сильная и холодная. Не зря он был лучшим юристом среди магглов и магов. Его контора принимала как тех, так и других. Его услуги стоили дорого. Но они того стоили! Если он брался за дело, то не отступал, доводя прокуроров до слез.

— Мистер Слиппери, — вдруг сказал Драко прерывая поток славословия юриста. — Вы в Хогвартсе на каком факультете учились?

— На Слизерине, — вполне ожидаемо для Драко сказал озадаченный Слиппери. Он вообще не должен был заниматься этим аристократом. Его дело он поручил мисс Грейнджер, но она опаздывала. А он был вынужден развлекать этого мальчишку. Мальчишку с вечной мерзлотой в глазах. Ему даже становилось не по себе, когда эти безразличные глаза останавливались на нем. По его соображениям юноша должен был явиться сюда в растрепанных чувствах, зареванный, подавленный, даже сломленный. А он сидит перед ним всем своим видом показывая, какое делает великое одолжение. А ведь это тело его лицемерного папаши еще толком не остыло в могиле. Да, Люциус… Кто же знал, что ты так долго продержишься? Усилием воли, Генрих Слиппери прекратил свои измышления. Мало ли, а вдруг пацан — легилимент? С таким-то учителем и отцом… Эти мысли словно стайка тропических рыбок в аквариуме пронеслись у него в голове. А Малфой хмыкнул и слегка откинулся в кресле, словно Генрих поддакнул его мыслям. Глаза же при этом остались холоднее Арктики и Антарктики вместе взятых. Было что-то пугающее в этих стылых, промерзших до дна омутах безразличия. Поймав себя на мысли, что повторяется, мистер Слиппери вежливо улыбнулся клиенту, судорожно соображая, в какой разговор вовлечь этого странного юношу, но тут к его счастью в дверь постучали. Извинившись, блестящий юрист вышел из кабинета, оставив гостя одного. Впрочем, он вернулся почти сразу, пригласив Драко в зал для совещаний. И облегченно вздохнул, когда дверь за странным клиентом закрылась.

Драко шел по коридору, выстеленному мягким ковролином, вслед секретарше Генриха. Оценивающе оглядел девушку, только из соображений ценителя искусства, а не коллекционера безделушек. Именно безделушек. Секретарша Слиппери конечно молода и природа оделила ее изящной фигуркой фарфоровой статуэтки пастушки. Прозрачная молочно-белая кожа, немного раскосые глаза придавали заурядно-хорошенькому личику экзотичность и индивидуальность. Крашенные, светлые волосы спускались ниже лопаток. Но эта девушка знала себе цену. Правда, вот беда, цену она знала совсем не ту. Слишком откровенный наряд лишал ее загадочности, мало что оставляя для воображения. Она была вся как на ладони, ее цели были понятны с первого взгляда: необременительная чистенькая работа, кавалер для женитьбы, еще один для души, пара-тройка заклятых подруг и крохотная собачка с выпученными глазенками. Весьма обычный набор для посредственной девушки, которой, кроме как смазливой мордочки, было нечего предложить. Простая стекляшка с запросами бриллианта.

Девушка, словно почувствовав ледяной взгляд направленный ей в спину, обернулась и улыбнулась уверенной белозубой улыбкой, посылая игривый взгляд, опуская смущенно трепещущие реснички. Она пыталась кокетничать, глупенькая, не понимая, что этот орешек был ей не по зубам. Драко даже не улыбнулся в ответ. Зачем поощрять ее? Он уже забыл ощущение, когда ему хотелось завоевать женщину, влюбить в себя. Не было ни одной, заставляющей его сердце биться быстрее. Драко сам знал, к чему ведет подобное безразличие, но ничего не мог с собой поделать — в его жизни не встречалась ни одной девушки, которую хотелось бы разгадать. Еще со школы, помани он пальцем и выстроилась бы очередь желающих. Кроме пожалуй одной, но воспоминание о ней отозвалось нервным подергиванием левой щеки, словно еще горел на коже жаркий след маленькой ручки. Сколько лет прошло, но он все еще не мог забыть.

Двери конференц-зала открылись и он увидел ее. Сердце пропустило удар…

* * *

Гермиона Грейнджер опаздывала на встречу с клиентом, что было недопустимым для нее. Удивительно пунктуальная, она много требовала от других, но больше всего от себя. И вот она впервые забыла о времени. Следом за ней, едва поспевая, почти бежал Гарри. Да-а… А его спортивная форма оставляла желать лучшего. Как только он умудрился с таким образом жизни вымахать в такого медведя? Ну, ничего, сегодня разберутся с завещанием сумасшедшей Лидии, а там она возьмется за Поттера. Хватит уже ему строить из себя мажора. Предвкушая осуществление планов по возвращению Поттера к нормальной жизни ей было некогда волноваться. А волноваться следовало бы! Еще бы — встреча с Малфоем! Тут не просто нервничать надо, тут надо набат бить, так страшно было Гермионе, хотя она бы ни за что не призналась себе в этом. В ее жизни было достаточно встреч и расставаний, достаточно успешных дел и хороших поступков, чтобы перестать мучиться комплексом неполноценности. Знал бы кто-нибудь, тот же Гарри, — расхохотался бы от души! Комплексы у Грейнджер! Первая ученица Хогвартса, лучшая студентка Магической Академии, сдавшая пять курсов экстерном за два года, через год получающая лицензию на ведение частной практики, самая популярная девушка на юрфаке, успешная карьеристка, неподкупная и целеустремленная, правдивая и безаппеляциозная. Список ее реально существующих достоинств мог бы вызвать комплексы у любого человека, но было в ее жизни одно страшное слово, пощечиной бившее по ее самолюбию, буквально топчущее ее чувство собственного достоинства, заставляющее ее душу униженно опускать голову… «Грязнокровка!» И ведь не поспоришь, действительно это так, если убрать ругательное значение этого мерзкого слова. Чистокровные, хоть и медленно чахли от кровосмешения, но в реальности они были магически гораздо более сильными. Эта сила была у них в крови. Бережно шлифуемая многими и многими поколениями кровная магия была выше, чище, чем спонтанная, хаотичная магия полукровок и магглорожденных. Так выдержанный многолетний коньяк отличается от суррогата — коньячного спирта. Вроде бы солнце одинаково играет в прозрачном, жидком золоте, но стоит понюхать и попробовать, сразу становится понятно — что, где.

Вот и жила Гермиона своей жизнью доказывая самой себе, что она ни чем не хуже этих заносчивых аристократов. Она могла сколько угодно думать, что все, что им досталось по праву — это звучная фамилия, но ведь она еще не все! Но в глубине души, там, куда боялась заглянуть сама Гермиона, сидела дрожащая девочка, искренне верящая во все то, что ей презрительно бросал Малфой. Этот ребенок не принимал в оплату никаких успехов и достижений, даже вывернувшись наизнанку, Гермиона не смогла бы доказать, что она — лучше Малфоя. Ее убивало, что нужно было что-то доказывать самой себе. Но этот глубинный страх, навязанный комплекс заставлял ее работать и работать над собой. Даже ее внешность не могла быть достаточным основанием для гордости. Что значит внешний, благоприобретенный лоск по сравнению с шиком чистокровных? Шиком не выпячиваемым, но сквозящим в любом движении, в каждом взгляде, повороте головы, даже в тенях, отбрасываемых длинными светлыми ресницами, даже в том, как темнеют серые глаза от ярости… Гермиона в последний момент схватила свои мысли за хвост, когда они начали сворачивать на запретную территорию — признанию Малфоя человеком. Ее неприязнь к нему — все что у нее было, чтобы не попасть в стан его поклонниц, прячущих его колдографию под подушкой. Никогда Гермиона Грейнджер не признает в Драко Малфое человека! «Как и он в тебе, глупая, как и он в тебе!» — тут же раздался голос в ее голове. Гермиона в бессилии сжала руки в кулачки. Вот так всегда! Стоило только расслабиться.

Гермиона влетела по знакомым ступенькам, почти не слыша Гарри и совсем его не слушая. Кристина Миллер, секретарь Генриха, тут же побежала докладывать о ее приходе, а сама Гермиона быстрым шагом направилась в свой офис, чтобы взять папку с документами. Гарри она, почти приказным тоном, велела ждать ее в кабинете. Сначала будет зачитываться завещание Люциуса, которое Гарри не касается. А вот после этого, она пригласит его. Гарри что-то пробормотал на счет вечеринки в офисе. Гермиона одарила его недоумевающим взглядом и не вдумываясь в его слова пошла в конференц-зал. Ее беспокоило то, что она что-то упускает. Что-то на грани сознания царапало ее разум, но она никак не могла сосредоточиться, предстоящая встреча с Малфоем выбила ее из колеи. Да еще и Гарри неожиданно внес сумятицу в стройные ряды логических рассуждений мисс Грейнджер. Гарри всегда был той самой неизвестной из-за которой рушились самые строгие уравнения Гермионы. Пытаясь сосредоточиться на предстоящем деле, а не на своем клиенте, Миона вошла и села во главе длинного стола. Едва перевела дух, как Кристина ввела Драко Малфоя. Сердце Гермионы замерло в страхе.

* * *

Драко никогда бы не признался себе, что его взволновало неожиданное появление Гермионы Грейнджер на горизонте. Он почти задохнулся от непрошенных мыслей о том, что сам себе накаркал это лохматое недоразумение. Впрочем, справедливости ради, нужно было отметить, что Грейнджер выглядела весьма привлекательно, даже для магглорожденной. Но почему же стало так грустно при воспоминании о той несуразной девчонке, у которой были вечно перепачканы чернилами пальцы? А эта ее привычка закладывать перо за ухо и потом неожиданно спохватываться, чтобы что-то записать, двухсекундная заминка и вот снова перо летит по пергаменту, а волосы становятся еще более взлохмаченными. Ту Гермиону Грейнджер он знал, она была привычна, изучена до малейшей гримаски, ее реакция была предсказуемой. Пара оскорблений — и уже горят румянцем ее щеки, глаза яростно сверкают, руки сжимаются в кулаки и только природная сдержанность не дает ей наброситься с проклятиями, выхватывая палочку. Всего пару раз он видел ее разъяренной до такой степени, что становилось страшно за свое здоровье.

А люди меняются… С такими мыслями Драко проследовал к креслу справа от Грейнджер. Мелькнула мальчишечья мыслишка, а не сесть ли напротив нее и этим заставить ее повышать голос, чтобы зачитать ему документ. Мелькнула и пропала недостойная аристократа мысль. Прежде всего не надо забывать какое дело привело его в эти стены. К тому же Драко давно вырос из своих снобистских измышлений про грязнокровок. После победы Поттера над Лордом, можно было продолжать ненавидеть все и всех или… или просто вырасти из коротких штанишек предубеждений и косности. Конечно Драко оставлял за собой право думать так, как ему угодно, но внешние приличия должны быть соблюдены. Он не может позорить память отца выходками, недостойными потомственного лорда. Нужно быть выше… Нужно просто быть выше всех этих.

Но как же хороша стала заноза-Грейнджер! Она встала из своего кресла, приветствуя клиента. Он смог более полно оценить все ее, хм, изменения. Лихорадочный румянец выдавал ее смущение, выражение лица же оставалось подчеркнуто-вежливым. Чуть дрогнувшая рука, протянутая в привычном жесте приветствия, красноречиво говорила о волнении и о том, что она вспомнила с кем имеет дело. Не решившись проигнорировать протянутую руку, Драко все же решил схулиганить: он принял дрогнувшую ладошку и медленно склонился к ней в поцелуе, почти коснувшись губами тонких пальчиков с наманикюреными ноготками, обжег дыханием, обозначив поцелуй. И поднял на нее глаза, ожидая возмущения, растерянности, смущения, но не этого холодного взгляда сузившихся глаз! Гермиона словно собралась и перестала трепетать за тот миг, что он отвел от нее взгляд, склонившись в нарочитом поцелуе руки. Бесстрастным тоном она пригласила Драко присесть. У того сердце ухнуло куда-то в промерзшую пропасть, словно именно сейчас он понял, что официально признает своего отца умершим. Признает, но смирится ли когда-нибудь?

* * *

Гермиона смотрела на лорда Малфоя, величаво плывущего к ней. Ее словно приморозило к кожаному мягкому креслу. Если он и был удивлен, увидев ее, то ничем не выдал своего узнавания — лицо бесстрастно, глаза — Ледовитый океан. Она даже не сразу поняла, как он изменился. Худощавый, немного нескладный, хрупкий мальчик превратился в высокого, стройного, утонченного, изящного аристократа. Изменились даже глаза, раньше они были двумя северными морями, спокойными, беснующимися, холодными, в зависимости от настроения, но живыми. Сейчас перед ней стоял человек с глазами изо льда. «Как у Кая. Глаза — два осколка от зеркала Снежной Королевы. Вот только, где твоя Герда, Драко?» С этими мыслями, она встала со своего места и первой протянула ему руку для приветствия, чисто машинально, не вникая в то, что перед ней Малфой. В конце концов он — просто клиент. Только почему так болезненно сжалось сердце при мысли, что он проигнорирует ее ладонь, открытую и беззащитную в извечном приветственном жесте? Но Малфой снова поразил ее: хитро блеснув глазами, он бережно взял ее руку и опалил кожу горячим дыханием видимости поцелуя. «Надо же, при всей его антарктичности, дыхание у него горячее… Значит живой. Ну, здравствуй, Кай Малфой!» Стоило ей об этом подумать, как невидимая магия момента отпустила ее и она вспомнила, зачем он здесь. Немного отстраненно предложила Драко занять кресло рядом с ней и приступила к прочтению завещания Люциуса Малфоя. Драко внимал ей, но она, порой, задумывалась, слышит ли он хотя бы одно ее слово, так он был далек и бесстрастен.

_________________

*Слиппери (англ.) — скользкий.

Драко слышал каждое слово Грейнджер и молча страдал от бесконечной пытки. Каждый произнесенный звук все дальше отодвигал хранящую тень отца, заставляя спиной чувствовать холод трескучего одиночества. Совсем один, навсегда один… Эту пустоту вряд ли заменит кто-то. Разве только его собственные дети, но это когда еще будет! Ближайшие лет семь-десять он не планировал заводить семью. Зачем, если люди любящие его, рано или поздно бросают, уходя навсегда. Мама, папа, Северус… Три человека заставлявшие поверить его, что не одинок, что в любой момент они придут на помощь… Но и они ушли, оставив его.

Он слушал уверенный голос Грейнджер, зачитывающий перечень имущества, оставленный ему отцом и буквально ненавидел ее за каждое слово. Ненавидел за сухой официальный тон. За полное безучастие. За безразличие. «Грейнджер! Ну, ты же его знала! Он же не посторонний мистер Смит, завещающий все своей черепашке! Гермиона, ну посмотри же на меня! Как ты могла стать такой бездушной куклой! Ненавижу!» — Драко скорее бы откусил себе язык, чем позволил бы этим словам вырваться на волю. Ему не нужно было жалости этой девчонки, только не жалости! Но неужели можно быть такой холодной, такой чертовой профи? Драко сам не знал, чего больше хотел, чтобы она все-таки перестала вести себя как посторонняя или все же оставалась в неведении, что значат для него эти казенные слова, облаченные в универсальную формулу стандартного завещания. Хотя все же не стандартного, уже пятнадцать минут Гермиона зачитывала перечень принадлежащего ему имущества, но еще не добралась даже до середины. Интересно, когда она устанет тараторить? Словно подслушав его мысли, Гермиона откинулась в кресле и, извинившись, нажала кнопку спикерфона, попросив у секретаря чашку зеленого чая с мятой и, кинув внимательный взгляд на Драко, еще стакан воды со льдом и лимоном. Драко замер, пораженный. Она знала, что он больше всего любил из безалкогольных напитков. Что же, видимо не только он досконально изучил врагов своих. Его словно что-то отпустило внутри: таким незатейливым способом Грейнджер все же проявила свое участие. Он вспомнил, что она всегда была слишком тактичной, чтобы надоедать своими эмоциями другим. Правда иногда эта тактичность исчезала, и девушка вела великолепные словесные баталии с ним. От ее логики и неприкрытой правды у него оставалось только одно оружие, грязное, подлое, несправедливое. «Грязнокровка!» — брошенное оскорбление было последним аргументом, заставляющим что-то захлопываться в карих глазах заучки Грейнджер. Подло, но действенно, если не хочешь выслушать о себе всю правду, да еще и в присутствии Поттера и Уизела. Драко невесело усмехнулся своим воспоминаниям. В это время пришла Кристина с подносом, на котором стояли их напитки и вазочка с миндальными пирожными — его любимыми между прочим. Секретарша кинула на Драко заинтересованный взгляд и освободив поднос, покачивая бедрами удалилась. Малфой успел поймать хмурый взгляд Грейнджер. Ей явно не нравились посылы от Кристины к нему. Впрочем, поймав изучающий взгляд Драко, она снова стала мраморно-спокойной. Такой, какой она никогда не была на его памяти.

* * *

Уже полчаса Гермиона читала завещание Люциуса и буквы, написанные каллиграфическим подчерком начали прыгать перед глазами. Сколько же барахла было теперь у Драко! Кошмар просто! И сюда не была включена «мелочевка» типа бесценных картин, магических приборов, ингредиентов лаборатории, рукописей и книг в библиотеке. Все это и многое другое было обозначено скромным словом «и прочее» в самом конце списка. Да, Люциус имел огромные капиталовложения почти во всех странах мира. Один перечень предприятий и это только легальных! занимал полторы страницы убористого текста. Гермиона про себя вздохнула и продолжила чтение.

Наконец после двух пятиминутных перерывов, в которые она жадно пила свой чай, смягчая горло, они закончили. В общем чтение завещания заняло пятьдесят минут. Бедный Гарри! Он наверное там извелся совсем, дожидаясь своей очереди. И тут только до Гермионы дошло, что она так и не рассказала Гарри о цели его пребывания в конторе. Теперь понятны стали его намеки на корпоративную вечеринку. Давно Гермиона не чувствовала себя так глупо.

На протяжении всего часа, Гермиона кожей улавливала эмоции Драко. Она никогда не была эмпатом, но от Драко волнами исходила такая боль, что ей было неуютно. Она не могла позволить себе посочувствовать Драко, у них не те отношения, чтобы он принял ее участие и правильно его истолковал. Поэтому она могла сделать только одно — попросила эту вертихвостку Кристину принести напитки. Немая благодарность, исходящая от Драко, накрыла ее теплой волной и заставила посмотреть на него по-другому. Оказывается он — тоже человек, со своей болью, со своей жизнью, со своим одиночеством и упрямой гордостью, не позволяющей ему принимать жалость. Она знала, что он встанет на дыбы, как сноровистая лошадь, стоит только показать ему, что она догадывается о его слабостях. В этом был весь Драко Малфой — одинокий, испуганный мальчик, мечущийся в стенах своей каменной гордости, как в глухо заколоченном доме с красивым фасадом благополучия и уверенности. Гермионе стало искренне жаль Драко, она знала, как он относился к своей семье — как к чему-то святому и неприкосновенному. Так пылко не защищают даже из соображений чести. Так кидаются в бой действительно за самое дорогое и бесценное. Но ведь не подступишься к нему! Ощетинится, свернется иголками наружу, как ежик, не подпустит к себе ни на дюйм, хоть и будет заходиться в рыданиях одинокий, испуганный, маленький мальчик.

Открытие, что Драко Малфой — тоже человек, пробило все барьеры Гермионы, разрушило все тщательно оберегаемые бастионы равнодушия и ее сердце, в котором всегда было место для сочувствия, сопереживания и любви, разрешило ей по-хорошему отнестись к Драко, забыв все старые обиды, но готовясь к новым.

— Мистер Малфой, примите мои искренние соболезнования по поводу смерти Вашего отца. Мне очень жаль, что он так рано ушел от нас, поверьте, — слова все же сорвались с языка, а сочувствие было гораздо большим, чем могла позволить себе Гермиона, но сделанного не воротишь.

— Спасибо, мисс Грейнджер, мне тоже жаль. Спасибо за участие, — Драко про себя чертыхнулся, не следовало второй раз благодарить, но что он мог сделать со своими чувствами, которые так отреагировали на искреннее сочувствие Гермионы Грейнджер. Бежать, бежать подальше от этих теплых шоколадных глаз, от участия, отогревающего его, а он так этого не хотел, так боялся. Только не сейчас, только не Грейнджер! Он молился, чтобы она не заметила его смущения.

— Мистер Малфой, есть еще одно завещание. Вы извините меня? Мне нужно привести второе заинтересованное лицо, — легко встав, Гермиона упорхнула из кабинета, оставив Драко в задумчивости.

* * *

Гарри сидел в кабинете Гермионы и изнывал от скуки. Он даже успел вздремнуть в ее удобном, крутящемся кресле. Всхрапнув, сам же проснулся от звука и уже не смог больше уснуть. Поднялся, походил по офису, рассматривая пока еще немногочисленные дипломы и сертификаты Гермионы. Но даже то, что было, очень впечатляло! Он всегда знал, что Герми далеко пойдет, она была создана для карьеры, для научных исследований, для написания никому не нужных, кроме узкого круга людей, диссертаций. Снова сел за ее стол и задумался. Он всегда знал, что Гермиона пробьется в жизни, а как быть с ним? Неужели он настолько разочаровался в себе самом, что махнул на себя рукой. Куда делись его стремления, его цели, его идеалы, в конце концов! Гарри почувствовал глухое раздражение на Гермиону за то, что она была настолько успешной, но больше всего он злился на себя. Как можно было так потеряться? Почему близкие ему люди бросили его, а вокруг вьются лишь прилипалы и стервятники, любящие его за его известность и видя в нем не больше, чем щедрый денежный мешок. Как получилось, что он в неполные двадцать лет стал пустышкой, бледным подобием себя в детстве, в юности? Неужели он настолько безнадежен? И только Гермиона никогда не станет к нему подлизываться, скрывая очевидную правду — он, Гарри Поттер, неудачник, прячущийся за маской развеселого благополучия. Только она не даст ему не опуститься еще ниже.

Не думая, что он делает, Гарри машинально открыл верхний ящик стола Гермионы и замер, пораженный. В столе лежала их колдография. Они втроем, Рон, Гарри и Гермиона посередине, обнимаются и весело улыбаются в камеру, потом они с Роном одновременно целуют хохочущую Гермиону в щеки. Иногда она проказливо отодвигалась и они неловко тыкались друг в друга носами, тут же начиная мстительно щекотать девушку. Она заходилась смехом и повисала на их плечах. Сам не понимая, что с ним происходит, Гарри с непередаваемым выражением смотрел на колдографию. Они были так молоды, хотя странно говорить о молодости, когда самому еще двадцать не исполнилось, но как будто целая жизнь пролегла между ними. Ими на карточке и ими настоящими. Там они были счастливы, там они смеялись, они там были вместе. Теперь все изменилось. Рон, после разрыва с Гермионой, уехал из страны к Чарли и основательно занялся выведением драконов. Вроде бы даже женился, но точно Гарри не знал. Джинни редко рассказывала ему о делах семьи, предпочитая делать слоновьи намеки на свадьбу, от которых у Гарри начиналась сильнейшая зубная боль и он сбегал в ближайший бар. Все, что знал Гарри, что Молли так и не оправилась после смерти Фреда и никуда не выходила, никого не приглашала в гости, ведя тихий домашний образ жизни. Артур был с ней рядом. После войны его семье выплатили солидную сумму компенсации, он смог уйти с работы и пропадать в своем гараже, изучая маггловские приборы. Он был по-своему счастлив, уходя с головой в хобби, закрываясь от действительности. В их доме теперь было тихо, все дети разъехались и только Джордж остался рядом, сам больше похожий на бледную тень того солнечного мальчишки, в каждом кармане которого было с десяток приколов. Они все очень изменились и никто уже не мог стать прежним — это было невозможным.

Тут дверь офиса открылась и вошла Гермиона. Ей хватило одного взгляда, чтобы понять, почему в глазах Гарри дрожат слезы. Гермиона молча подошла к нему и обняла. Он сидел в кресле и вдыхал ее аромат, успокаиваясь. Чуть не разревелся как девчонка, второй раз за день! У него размягчение мозга на почве алкоголизма, ей-Мерлин! Гермиона отстранилась от него и сказала:

— Гарри, сейчас мы с тобой пойдем в конференц-зал, там я зачитаю тебе одно завещание. Оно касается тебя и… еще одного человека. Он уже ждет нас там. Пойдем? — сказала она чуть смягчившись, глядя в непонимающие глаза Поттера.

Он, ни слова не говоря, встал и пошел за ней. Сказать, что он был удивлен, значит ничего не сказать! Решив потерпеть — сейчас все равно все станет ясным, Гарри вошел в просторный зал с длинным столом в центре. Он встретился с таким же недоумевающим взглядом, как у него. Только глаза были серые. И вот они распахнулись в узнавании. Гарри сказал:

— Здравствуй, Малфой! Не ожидал тебя здесь увидеть!

* * *

Драко смотрел на повзрослевшего Поттера и не узнавал его. Да, что же, черт побери, творится, что люди меняются так кардинально! Сначала незнакомка с голосом Гермионы Грейнджер, а теперь этот здоровенный Поттер! Два года назад он был значительно ниже и худосочнее. Конечно, иногда Драко видел Поттера в газетах, но тот обычно скалился в камеру сидя за столиком или у барной стойки. То есть так, что особенно не оценишь ширину плеч и почти двухметровый рост. Драко сразу показался себе маленьким и хрупким, по сравнению с этим монстром. Вот так всегда! Только подумаешь, что хоть в чем-то превосходишь Поттера, так он сразу оказывается на голову выше, теперь и в буквальном смысле тоже. Хотя, судя по тем же статейкам, жизнь у Поттера била ключом. Правда ключ был гаечным и бил по голове. Он никогда не думал, что Герой Всея Британии окажется, на поверку, безголовой пустышкой. Все же он успел за семь лет изучить Поттера и знал, что должно было произойти что-то весьма нехорошее, чтобы он так опустился. Тот Гарри Поттер всегда был тем, на кого могли положиться его друзья, его факультет, да весь чертов магический мир! А теперь это был просто знаменитый тусовщик, бесцельно прожигающий жизнь. Такой Поттер ему не нравился — его было не за что уважать. Хотелось взять его за плечи и хорошенько встряхнуть! За этот час с небольшим Драко испытал больше эмоций, чем за все время со смерти матери. Он был рад, что оказывается еще способен на что-то большее, чем скорбь, но это же его и напугало. Его бывшие соперники: Гермиона по успеваемости, а Гарри по популярности, не могли вызывать в нем теплые чувства, но вот ведь — вызывали. И с этим надо было срочно что-то делать!

* * *

Гермиона читала завещание миссис Дирмот, а перед ней стояли образы Гарри и Драко. Они довольно прохладно поприветствовали друг друга. Гарри принес свои соболезнования Драко. Похоже ему было искренне жаль Малфоя, рано потерявшего семью. Драко благодарно принял его слова, и было видно, что ему очень неловко, слушать своего бывшего врага, искренне говорящего теплые слова. Впервые за все время, Драко Малфой на мгновение растерялся и стало видно, как тонка на самом деле эта ледяная маска безразличия. Но вот, мгновение прошло и серые глаза, секунду назад пронизанные болью утраты, снова промерзли до дна. Гермиона подумала, что Драко находится на грани. Еще немного и он сорвется в истерику, из-за чего, следуя его логике, ему останется только повеситься — Малфоям не бывает больно! Гермиона едва не фыркнула, когда осознала эту простую для Драко истину. Какой же он еще ребенок!

Чтобы сгладить возникшую было неловкость, Гермиона предложила Гарри присесть и начала зачитывать завещание. Вот только ее голова была занята посторонними мыслями и какая-то мелочь снова и снова ускользала от ее внимания. А ведь было что-то неправильное в этих бумагах! Но, что? Этого Гермиона не могла уловить. Когда она прочитала условия вступления в наследство на лицах Гарри и Драко отразилось недоумение. Сопроводительное письмо от Лидии Дирмот не прояснило для них ситуацию. А Драко, задумавшись, сказал:

— Я никогда не слышал от мамы о ее няне миссис Дирмот, но возможно у нее была другая фамилия тогда. Надо будет спросить у… — тут Драко смешался и замолчал. — Но предложение слишком щедрое. Поттер, может это одна из твоих фанаток? — неловкость от собственного смущения Драко заменил на ехидное замечание. Гарри сразу же напрягся. Он никогда не чувствовал себя спокойно рядом с Малфоем.

— У меня они хотя бы есть, а что осталось у тебя, лордов выкормыш? — Гарри явно нарывался на скандал, его уже не заботило то, что Драко недавно потерял отца. Видимо это не было для него причиной спускать малейшую шпильку Малфоя. «Мальчишки!» — подумала, вскакивая Гермиона. Назревал скандал. Драко тоже поднялся, на его щеках горел нервный румянец, желваки ходили под кожей. Он сжал кулаки и в обход Гермионы направился в сторону Поттера. Тот тоже вскочил и они замерли друг напротив друга, а Гермиона, вскочив, встала между ними, пытаясь предотвратить драку. Да, сколько можно, в конце концов! Им уже не по четырнадцать, зачем так себя вести!

— Ну, чего, ты на меня так уставился, Малфой, боишься? — Гарри уже не понимал что говорит. Его захлестывала прежняя ярость по отношению к Малфою. Он сам понимал, что завелся на пустом месте, но не спускать же неуважение Малфою! Особенно после того, как он увидел какими взглядами тот пару раз одарил Гермиону. Его Гермиону! Ревность застилала его разум, подталкивая на безумства. Гарри Поттер давно уже ни в чем себе не отказывал. Особенно, если хотелось хорошенько подраться.

— Ой, так боюсь, что я пожалуй повешу твою физиономию в туалете, чтобы расслабляло живот, когда запор случится! — Драко не понимал, что с ним, но как только он увидел Поттера ему жутко захотелось сказать тому что-нибудь оскорбительное, словно кто-то намеренно подталкивал его к грубостям. По большому счету ему было плевать на Поттера, но не спускать же ему грубость.

Они уже было рванулись друг к другу, но стоящая между ними Гермиона, с зажатыми в руках бумагами, уперлась им в грудь, не давая сцепиться, словно двум брехливым псам.

Внезапно они почувствовали рывок принудительной аппарации и их скрутило от непривычных болезненных ощущений. Их несло сквозь пространство. Мысли путались, хотелось просто кричать от страха. Уже поневоле они вцепились друг в друга. Гермиона чувствовала сильные руки Гарри. С другой стороны ее обнимал Драко. Они словно заключили ее в кокон из своих объятий. Чтобы неведомая сила не оторвала их, молодые люди вцепились друг другу в плечи, крепко прижимая девушку к себе. Гермиона чувствовала горьковатый запах духов Драко и упрямую силу Поттера.

«Мы летим слишком долго! Это не простая аппарация!» — только и успела подумать Гермиона, как их с силой бросило на пыльный дощатый пол. Это было последнее, что она увидела, прежде чем потерять сознание.

Драко пришел в себя от мерзкого запаха пыли. Нос щипало, а глаза слезились. С детства у Драко была аллергия на пыль. От этого не спасало ничто, кроме ежедневной влажной уборки. Драко чихнул и открыл глаза, уже приготовившись вызвать эльфов и устроить им разнос по полной программе. Перед глазами плавали мутные разводы. Спустя пару секунд он понял, что принял за разводы гирлянды из паутины, щедро присыпанные бахромистой пылью. Драко резко сел за что сразу же поплатился резкой головной болью и ломотой во всем теле. Он находился в старом обшарпанном особняке. На стенах висели посеревшие от пыли гобелены. Окна почти не пропускали свет, настолько они были грязны. С потолка на тяжелых ржавых цепях свисала огромная люстра. Казалось свечи в ней зажигали в последний раз лет триста назад. С люстры пушистой бахромой свисали тенета, над которыми безнаказанно трудилось не одно поколение пауков. Эти своеобразные лианы спускались до самого пола и словно дышали, повинуясь малейшим движениям воздуха. Именно их Драко и увидел в первые секунды своего пробуждения. От люстры паучьи сети словно шатер опутывали всю комнату, причудливо вплетаясь в интерьер разрухи и полной запущенности дома. Раздался жуткий скрип и одна из цепей, удерживающих люстру, лопнула и разлетелась по комнате. Огромная, старинная люстра с жалобным стоном качнулась. Еще одна проржавевшая цепь не выдержала тяжести и с тем же скрипом лопнула. Драко решил не медлить и не рисковать своей жизнью. Позади него раздался стон и он резко обернулся. Гермиона Грейнджер пыталась открыть глаза. На ее лбу красовалась великолепная шишка с кулачок ребенка. Она поднесла руку ко лбу и поморщилась. Рядом с ней, все еще без сознания лежал Поттер. С угрожающим звуком лопнула еще одна цепь, еще две — и их погребет под тяжестью этого антиквариата. Драко осторожно поднялся на ноги. Голова кружилась, к ломоте в теле добавилась непереносимая тошнота. Еле сдерживая рвотные позывы, Драко схватил Гермиону за руки и потащил к стене, подальше от центра комнаты. Гермиона, не понимая где находится и что с ней происходит, пыталась слабо отбиваться, мешая тем самым Драко. Кое-как удержавшись на ногах, Драко, тяжело дыша, остановился передохнуть. Он прислонился к стене и прикрыл глаза. Предпоследняя цепь выбрала именно этот момент чтобы разорваться. Драко рванулся в центр комнаты за Поттером. Нельзя было дать ему погибнуть под обломками железного монстра. Почему? Драко и сам не знал. Нельзя и все! Он руководствовался сейчас прежде всего инстинктами. Кинувшись к Поттеру, Драко едва смог сдвинуть его с места. Гермиона что-то кричала из своего угла, но Драко ничего не слышал из-за бешеного стука крови в ушах. Каким-то звериным чутьем он понял, что люстра уже падает. Движения замедлились. Звуки стали протяжными и глубокими. Драко зарычал и схватил Поттера за грудки ненавидя его всеми силами души. Рванув его на себя, Драко упал и они покатились по полу. В трех дюймах от него упала бронзовая люстра, обдав его волной пыли и затхлости. Драко зашелся в надрывном кашле.

* * *

Гарри пришел в себя и с удивлением обнаружил свою голову на коленях Гермионы. Во рту был противный привкус крови — он сильно прокусил себе щеку. Ее руки дрожали и она плакала, всхлипывая. Он улыбнулся ей и вдруг понял, что война с Волдемортом продолжается. Ну, конечно! Видимо он ранен и находится в подземельях Малфой-Мэнор, а Гермиона ухаживает за ним. Вот только почему ее волосы так коротко острижены? Рядом раздался протяжный надменный голос и Гарри с удивлением узнал Малфоя. Внезапно он вспомнил все. Как он пришел к Герми в контору, как увидел Малфоя, как отчего-то вызверившись накинулся на него и в этот момент их выдернуло и закрутило в пространстве. Значит что-то случилось и они снова в ловушке. Гарри слишком часто бывал в подобных ситуациях и у него выработалось чутье на опасные приключения. Вот только, почему его ни капельки не расстроило то, что он снова вынужден рисковать жизнью? Даже наоборот, ему стало так хорошо, словно он попал домой. Пресная, обыденная жизнь, лишенная и капли риска успела ему смертельно надоесть. И почему он так долго отказывался от предложений учиться на спецкурсах авроров? Взяв себя в руки, Гарри решил сначала понять куда их занесло, каким образом и почему тут Гермиона и Малфой? Вот только бы унять карусель в голове. Едва сдерживая стон, Гарри начал было подниматься с пола. Повернув голову, он замер — в шаге от него лежала огромная люстра, раскидав тяжелые цепи и проломив пол. След в пыли вел от него прямо под люстру. Если бы он лежал сейчас на том же месте, то уже никогда не пришел в себя — его пронзила бы насквозь длинная и острая, словно копье, деталь люстры. Значит кто-то его вытащил. Впервые вслушавшись в слова Гермионы, прерываемые плачем, Гарри понял кто его спас. Вскинув голову он встретился взглядом с Малфоем.

* * *

Драко смотрел на Поттера и вновь начал узнавать в нем того мальчишку, которым тот был в школе: бесшабашным, но ответственным. Он увидел, как Поттеру хватило буквально секунды, чтобы понять кто и от чего спас его. Драко, прищурившись, изучал Поттера. Внезапно тот посмотрел ему в глаза и Малфою показалось, что зеленые глаза пронзили его душу насквозь, до самого дна. Силясь прогнать это ощущение и вернуть себе подобие душевного спокойствия, Драко презрительно скривился и отвернулся. И тут же едва не проклял себя за это: не надо было отводить взгляд и выдержать до конца. Но сделанного не воротишь. К тому же у Драко были веские причины вообще забыть о присутствии Поттера. Надо было придумать, как выбраться из западни. Больше всего на свете, после Поттера, Драко Малфой ненавидел ощущение загнанного в клетку зверя. Так он чувствовал себя лишь дважды — на шестом и седьмом курсе. Это чувство ему совершенно не нравилось. Он сказал, не обращаясь ни к кому конкретно:

— Надо выяснить куда мы попали и как будем выбираться. Что-то мне подсказывает, что все не так просто, как кажется. Я чувствую нечто знакомое в этом доме. Какой-то дух, какое-то присутствие… Не знаю, как сказать точнее.

— Надо обследовать дом, — сказала Гермиона. Она уже перестала всхлипывать, только иногда прерывистый вздох после маленькой истерики мешал ей говорить. Но надо отдать ей должное — она уже взяла себя в руки и видимо ей было отчаянно стыдно за свою несдержанность. Драко правда и сам с удовольствием впал бы в истерику, но он почему-то почувствовал себя ответственным за все, что здесь происходит. После того, как спасаешь жизнь бывшему врагу и его подруге, трудно оставаться безразличным. Хотя вот именно безразличным к ним он никогда не был. Поттера он ненавидел. Грейнджер презирал за происхождение и чуточку восхищался ее умом. Совсем чуточку. Скрывая это чувство от себя самого. Прежде всего от себя самого! Вот Уизли его бесил даже больше чем Поттер и Грейнджер вместе взятые. Он до сих пор не мог простить рыжему того, что тот лишил его дружбы с Поттером и, кроме того, был свидетелем позора Драко. У Уизела был Поттер и Грейнджер. А у него? У него не было никого. А могли бы быть, если бы не этот нищеброд! Поттер годами учебы доказал, что умеет дружить, что друзья для него — это все! Драко сам не раз убеждался, доставая друзей Гарри и получая бешеный отпор от него. Поттер мог спокойно реагировать на шутки о себе, но у него было две запретных темы — погибшая семья и друзья. И с каким удовольствием Драко проезжался и по тому и по другому! Только повзрослев и потеряв родителей и «друзей», Драко смог оценить подобную самоотверженность и преданность. И он в глубине души стал завидовать Рону Уизли, ненавидя того еще больше и больше. Не может лорд Марфой завидовать нищему! Но вот, завидовал и презирал себя за это. Отыгрываясь за это презрение на том же Поттере. Сейчас ему было стыдно за ту выходку в офисе Грейнджер. Малфои так себя не ведут. Они не пытаются унизить врага, тем самым еще больше унижая себя. Врагов Малфои либо убивают, либо «забывают» об их существовании, чтобы потом уничтожить ничего не подозревающую жертву. Драко решил не реагировать на Поттера, чтобы не провоцировать скандалы. Но это оказалось сложно — привычка ненавидеть была слишком сильной.

Они все вместе вышли из комнаты. Гермиона и Поттер рядом, Драко чуть поодаль. Его все больше беспокоило чувство присутствия чего-то родного в доме. Они все вместе исследовали первый этаж дома. Все комнаты были так же запущены и пустынны. Найти входную дверь не получилось. Окна не открывались и не разбивались. Стерев с одного дюймовый слой пыли, они не увидели ничего, кроме густого, неподвижного тумана. Поднимаясь на второй этаж, все были предельно внимательны, пробуя ногой шаткие, скрипучие ступени. В одном месте доска прогнила и Поттер, который шел первым (а кто ж еще, как не знамя Гриффиндора!), едва не упал, подвернув ногу. Зашипев от боли, он покачнулся, но Драко, шедший следом, вовремя поддержал его под локоть, помогая обрести равновесие и не упасть с лестницы спиной назад. Поттер от нежданной помощи дернулся и снова чуть не свалился.

— Поттер, если ты собираешься и дальше шарахаться от меня, то лучше сам спрыгни сейчас с лестницы. Вниз головой желательно, может тогда, если не убьешься, поумнеешь чуть-чуть, — прошипел Драко. Он не знал что больше его взбесило — рефлекторное желание помочь Поттеру или то, что тот шарахнулся от его помощи. Нелепая обида заставила его снова грубить. Гермиона, подошла сзади и молча смотрела на парней, не вмешиваясь.

— Спасибо, — пробормотал сквозь зубы Поттер и метнув в Драко убийственный взгляд, продолжил подниматься по лестнице. Драко покачал головой.

* * *

Гермиона смотрела на Гарри и Драко и силилась понять: что не так? Вроде бы все те же перепалки, что и в школе, но что-то изменилось. Решив обдумать это позже, Гермиона пыталась понять, кто и зачем втравил их в это опасное приключение.

«Совсем как раньше!» — с ноткой ностальгии подумала Гермиона. После того, что они прошли, ей казалось стыдным пугаться подобных сюрпризов. Вот если бы так сильно не болела голова, то она бы нашла отгадку гораздо быстрее. Надо передохнуть.

— Я считаю, что нам надо остановиться и передохнуть. У меня жутко болит голова, думаю как и у вас. Надо принять болеутоляющее.

— А что, у тебя под рукой есть лаборатория для приготовления зелья? — иронично осведомился Драко. Он рассердился, услышав фырканье Поттера и увидел быстрый взгляд Гермионы в свою сторону. Она вздохнула и свернула в первую попавшуюся комнату. Парни покорно пошли за ней. Гермиона беглым взглядом осматривала комнату. Большой камин в пятнах сажи, полки с книгами, массивный стол с множеством ящиков, кожаный диван напротив камина, кривоногий низенький столик, запертый книжный шкаф, бар. Вот и все, видимо это когда-то был кабинет. Тонны пыли покрывали все поверхности, мешая рассмотреть истинный цвет предметов обстановки. Драко снова начал чихать и не мог остановиться. Кое-как расслышав: «Проклятая аллергия», Гермиона решила навести тут порядок. Она достала палочку и произнесла то же заклинание, что и в комнате Регулуса в Блэк-Холле. Заклинание горячим потоком пронеслось по комнате и в воздухе запахло стерильностью. Внезапно Гермиона почувствовала себя плохо и беззвучно опустилась на пушистый разноцветный ковер. Она на секунду потеряла сознание, а когда пришла в себя, увидела рядом тихо переругивающихся Гарри и Драко.

— Надо ее похлопать по щекам, тогда она придет в себя.

— Я тебя похлопаю, Малфой! Раз пять, мордой об пол, если ты хоть притронешься к ней! Убери от нее свои грязные лапы!

— Еще бы они не были грязными — я хватался за тебя, когда спасал тебе жизнь, герой хренов!

— Я тебя об этом не просил! Не фига было хватать меня! Я бы лучше умер, чем оказался в зависимости от такого как ты!

— Я только долг тебе вернул, Потти! Думаешь мне было приятно быть должным тебе, шрамоголовый придурок! Но ты всегда можешь пойти и покончить жизнь самоубийством, все равно ты теперь никому не нужен!

— Ты мне поговори еще! Тебя не спросил кому я нужен!

— Я умру в тот же час, когда ты ко мне за советом придешь!

— Ты обещаешь?

— Не дождешься!

Они продолжали перепираться, не обращая внимания на Гермиону. Они уже вообще ничего кроме противника не видели, но девушка уловила дрожь, прошедшую по полу. Дом словно впитывал энергию агрессии, исходящую от парней. В глубине дома зарождался гул, словно эта ненависть насыщала изголодавшийся организм. Парни уже схватили друг друга за отвороты мантий, готовясь начать драку, как Гермиона поняла в чем дело!

* * *

Гарри уже приготовился с удовольствием врезать по наглой роже слизеринца, когда его остановил истошный крик Гермионы. Их с Малфоем руки зависли в воздухе. Они испуганно смотрели на визжащую девушку. Подумать только! Он настолько захотел драки, что забыл о подруге. А вдруг она умирает! Гарри перепугался и начал трясти девушку.

— Миона! Где болит? Что случилось? Тебе стало хуже?

— Отпусти ее, идиот! Ты ей или руки вывихнешь, или сотрясение мозга устроишь!

— Заткнись, Малфой!

— Ничего более умного я и не ожидал от тебя услышать! Когда ты уже…

— Заткнитесь оба! — Гермиона была вне себя от ярости. Но это возымело свое действие: они замолчали и немного обиженно уставились на нее. — Отпусти меня Гарри! Хватит меня трясти уже! Я в порядке! Вы что, не понимаете, где мы оказались? Этот дом питается нашими эмоциями! Это живой дом! Боже! Я думала, что это легенда! Как оказывается — нет. Пока вы тут развлекались перепалкой, дом ожил. Еще бы такую порцию агрессии получил!

Гермиона вскочила и позабыв обо всем начала расхаживать по кабинету. Разговаривая уже больше сама с собой.

— Я сначала не поверила сама себе, но после того, как вы едва не начали драку, я поняла. Сильные эмоции насыщают дом, обновляя его. Ненависть, по своей силе, гораздо мощнее доброты или дружбы. Она запросто может разрушить и то, и другое. Единственное, что сильнее негативных эмоций — это любовь, искренняя и беззаветная. Не хмыкай, Гарри, Дамблдор был абсолютно прав. Здесь вы — оба ненавидите друг друга настолько, что даже спустя годы готовы вцепиться в глотки. По любому поводу, не разбираясь в причинах своей ненависти, просто слепо злясь. Если бы вы начали драку, а тем более магическую дуэль, то дом бы просто высосал вас до капли. Чем сильнее эмоции, тем больше он поглощает вашу силу и душу. Вы понимаете это? Этот дом даже хуже дементора. Дементор высасывает душу и порождает страхи, но от него есть заклинание. Защититься от дома нельзя — он видит вас насквозь. Все ваши страхи и надежды, и умело манипулирует эмоциями. Гарри, надо уметь сдерживаться, закрываться — это единственное, что можно сделать, чтобы выжить. А что — Малфой? Драко сумеет сдержать свои эмоции в узде, если сильно постарается. Да, Драко Малфой, ты тоже был весьма несдержан. Вы двое — как масло и вода, как пластит и детонатор. Вы вечно конфликтуете и никогда вам не стать одним целым, — Гермиона помолчала и подойдя к дивану, села обхватив себя руками. — Боже… Когда я только почувствовала, что сейчас произойдет… Вы так орали друг на друга, что совсем ничего не слышали. А я слышала… Дом был готов уже выпить вас. На восстановление ушли бы месяцы! Потому я так и закричала, чтобы ошарашить вас и не дать наделать глупостей. Мерлин! Как же раскалывается голова!

Гермиона достала из кармана пиджака маленький кошелек и что-то прошептала в него. Через секунду у нее в руках был флакончик с зельем. По размеру эта бутылочка была больше кошелька раза в четыре. Драко заинтересованно подошел поближе. Гарри, уже видевший такое, остался спокоен.

— Чары Идеального Пространства? — спросил Драко. — А что еще там помещается? — его глаза сияли как у ребенка, увидевшего новую игрушку.

— Да, это именно эти чары. Там у меня палатка, лекарства, одежда, запасная палочка, еда, книги, ой, я даже и не помню уже всего! Давно хотела навести там ревизию, но все руки не доходили, слава Богу! Насколько я помню, с этими запасами мы проживем пару месяцев. Хочешь болеутоляющего?

— Спасибо, с удовольствием! — Драко глотнул зелье прямо из горлышка, не дожидаясь пока Гермиона призовет стаканчик. Почти сразу его лицо блаженно расслабилось. — Признаться спасение жизней очень выматывает. Ты-то еще ничего, легкая. А вот Поттер едва сам меня не убил — я чуть не надорвался, сдвигая его с места. Это не считая рухнувшей люстры! Хорошо, что здесь светильники по стенам распределены. Я бы не пережил повторения сегодняшнего, — Драко стойко игнорировал недовольное сопение Гарри и его замечания по поводу того, что спортом надо заниматься.

— Драко, спасибо тебе, что ты помог нам, — тихо и отчего-то смущаясь сказала Гермиона.

— Да в общем-то, не за что, — почти тепло улыбнулся Драко. Их игру в переглядки прервал сильный грохот.

Глава 9.

Драко резко обернулся, стараясь при этом прикрыть своим телом Гермиону от опасности. Как оказалось, тревога была ложной — это Поттер грохнулся, зацепившись ногой за какую-то папку. Что ж, он никогда не отличался ловкостью! Драко про себя хмыкнул и только сейчас понял, что эта ситуация, бесспорно экстремальная, этот дом с проржавевшими люстрами и вековой пылью, этот случайный шум и эта девушка пробудили в нем рыцарские наклонности. Он никогда раньше не замечал за собой такого. Конечно защитить даму — это очень хорошо, но он обычно это делал на публику. А здесь? Ради кого он так кинулся оберегать Грейнджер? И от кого? А если бы вместо Поттера тут было страшное чудовище, он что, тоже бы кинулся на ее защиту? Неужели гриффиндорская глупость передается воздушно-капельным путем? Рассердившись на себя за такое поведение, Драко резко сказал:

— Грейнджер, я понимаю, что тебе за столько лет надоел Поттер, но если ты хочешь прикончить его наверняка, то потрудись в следующий раз положить что-нибудь более опасное, а не раскидывайся своими папками! — выдав на одном дыхании эту тираду, Драко направился к бару. Не потому, что ему захотелось выпить, а просто чтобы не видеть расстроенное лицо Гермионы. Рассердившись из-за своей слабости, он сорвал на ней зло, но признавать себя неправым, тем более при Поттере, он не собирался.

Подойдя к бару, он немного резковато распахнул дверцы и принялся изучать содержимое. На полках под дюймовым слоем пыли стояли бутылки с разнообразными напитками. Не решаясь прикасаться к пузатым, вытянутым или фигурным бутылкам, чтобы не вызвать новый приступ аллергии, Драко угадывал в них коллекционные вина, бренди, виски и другую изысканную выпивку. В шкафчике под баром стояли разнокалиберные бокалы. Драко отчего-то сильно захотелось выпить. Он произнес то самое заклинание, которое сегодня подслушал у Грейнджер, и бар засверкал идеальной чистотой. Драко, не спрашивая ни у кого согласия составить ему компанию, просто взял три коньячных пузатых бокала и литровую бутыль арманьяка. Разлил примерно по одной пятой и повернулся к своим вынужденным соседям. Поттер все также сидел на полу, а рядом с ним на корточках присела Грейнджер и что-то показывала ему из своей папки. Их головы при этом соприкасались и волосы переплелись в красивом беспорядке. Потом Гермиона встала и задумчиво направилась к дивану, не глядя, она присела на него и снова погрузилась в бумажки. Поттер, не желая оставаться в одиночестве на полу, пересел к ней и устроился около ее ног, облокотившись спиной на диван и закрыв глаза.

По всему было видно, что они не приняли всерьез резкие слова Драко. Тот хмыкнув, подошел к ним и первой подал арманьяк Гермионе, та не глядя взяла, но даже не отпив поставила бокал на деревянный подлокотник дивана. Поттер, почувствовав присутствие Драко рядом, открыл глаза и выжидательно уставился на него. Не говоря ни слова, Малфой отдал ему второй бокал и опустился рядом с ним на пушистый ковер. Поттер также молча принял напиток и видимо абсолютно спокойно отнесся к соседству с Драко. Он перекатывал в ладонях прозрачный бокал, согревая и прищурившись, поглядывал на солнечный ароматный напиток. Драко отпил из своего и почувствовал, как холодная рука, сжимающая сердце железной хваткой, отпускает его и стало легче дышать. Тепло от огромного тела Поттера странно успокаивало и настраивало на более благодушный лад. Он даже решил первым начать разговор:

— И долго она так будет сидеть? — спросил Драко, еще раз отпив жидкое солнце.

— Пока не поймет, что ее так настораживает. Она мне сейчас сказала, что в этих бумагах с наследством что-то не так. Я уже давно привык. Она всегда такая была. Стоило ей наткнуться на какую-нибудь загадку, как она уходила в решение с головой. А мы с Роном просто тихо сидели рядом или играли в шахматы. Ее бесполезно дергать, только разозлится и все, а ты о себе много нового узнаешь. Так что, сидим и ждем, — тут Гарри первый раз отпил из своего бокала и зажмурился от удовольствия. — Как вкусно! Такое тепло сразу пошло…

— Кстати, Поттер, а где твои очки? Не то, чтобы я по ним скучаю, но как-то непривычно видеть тебя без них…

* * *

Когда Малфой протянул ему бокал с коньяком, то Гарри хотел было наговорить ему резкостей, но вовремя вспомнил яростный монолог Гермионы. Гарри молча принял пузатый бокал и начал его согревать. Не то, чтобы он был большим знатоком подобной выпивки, ему гораздо ближе были те напитки, которые позволяли забыться быстрее. А вот коньяк не предполагал того, что его можно хлестать ведрами, он требовал более цивилизованного обращения. Нет, конечно, при желании и самый дорогой коньяк можно пить литрами, не закусывая, но Гарри почему-то было неудобно так обращаться с этим напитком, и дело было не в деньгах. Просто коньяк у него ассоциировался с неспешной задушевной беседой, уютными отблесками огня из камина и приятным собеседником. Как ни странно, но этот стереотип Гарри заполучил от дяди Вернона. Тот частенько садился у камина с Петуньей и они что-то мурлыкали, иногда тихо смеялись и попивали ароматный коньяк маленькими глоточками. Эти семейные сцены Гарри, тосковавший по настоящей семье, навсегда запомнил и принял, как идеальную картинку. В такие минуты он переставал ненавидеть дядю. Что поделаешь, если для Вернона Дурсля Гарри никогда не был его семьей, а только раздражающим фактором. Он же в этом не виноват, что не смог полюбить Поттера как родного.

Малфой присел рядом, и Гарри подавил в себе желание отодвинуться. Надо учиться не обращать на него внимание. Блондинчик молчал, иногда отпивая из своего бокала. Да уж, идиллистическая сцена. Гарри подумал, что если разжечь огонь в камине и тогда будет похоже, хотя бы внешне, на ту картинку уюта и мира, которую он себе нарисовал давным-давно. Тут Драко с ним заговорил о Гермионе. Неукротимый, ревнивый зверь внутри Поттера поднял голову и зарычал на Малфоя, осмелившегося посягнуть на его личную территорию. Гарри вдруг понял, что они еще неизвестно сколько времени будут находиться бок о бок и надо постараться избегать конфликтов. Поэтому он смог вполне спокойно ответить на вопрос Драко. И надо признаться, что стоило только начать, как стало легче воспринимать Малфоя как человека. Зверь внутри него недовольно поворчав, тем не менее, свернулся калачиком и сделал вид, что заснул. Стоило Малфою задать вопрос про очки и Гарри буквально почувствовал, как волосы на его затылке приподнялись от раздражения. Он ждал от Малфоя насмешки и ругал себя за то, что так расслабился перед этой слизеринской гадиной. Змея, она всегда змеей останется и может укусить в любой момент. Как ни странно, Драко спокойно ждал ответа не делая никаких реплик. Ему и впрямь было интересно. Гарри сначала нехотя, но постепенно чувствуя искреннее внимание и интерес разговорился и рассказал Драко всю историю про заклинание очищения и про то, как он внезапно потерял сознание в ванной. Впрочем, он опустил те подробности, где у него началась истерика. Малфой слушал очень внимательно, изредка задавая вопросы касательно этого зелья, из-за которого Поттер долгие годы был вынужден носить очки. Гарри как мог честно отвечал, он помнил, что Драко был лучшим по Зельеварению и даже Гермионе было за ним не угнаться по очкам и дело не только в профессоре Снейпе, так не любившим гриффиндорцев. После того, как Гарри закончил, Малфой тоже задумался подобно Гермионе. Поттер почувствовал себя как в музее восковых фигур — вокруг него все только и делали, что сидели недвижно, уставясь в одну точку и размышляли. Почувствовав себя лишним, Гарри взял бокал у Малфоя и долил ему коньяк из бутылки, стоящей рядом на полу. Драко как будто бы и не заметил этого жеста внимания и все также продолжал сидеть не шевелясь. Иногда он хмурился и потирал лоб, пересеченный вертикальной морщинкой между бровями. Пользуясь случаем безнаказанно рассмотреть Малфоя, Гарри исследовал его бледное, утонченное и породистое лицо. Нельзя не признать, что Малфой был эффектен. За те два года после Хогвартса он из тощего крысеныша превратился в изящного, гибкого юношу. Стройный и жилистый, все его тело словно рвалось пуститься в бег, стремительный и безудержный. Он видимо решил следовать своему отцу и отпустил длинные волосы. Сейчас они, не сдерживаемые ничем, словно шторки обрамляли его лицо. Иногда он нетерпеливо отбрасывал их на спину, но они все равно возвращались на свое место.

Решив, что он достаточно изучил внешность Малфоя, чтобы больше его не обзывать хорьком не греша против истины, Гарри подумал, что неплохо было бы развести огонь в камине. Он подошел к огромному мраморному чудовищу, которое по ошибке называли камином, и принялся искать дрова. Они оказались в ящике, замаскированном под столик. Откинув крышку, Гарри придирчиво осмотрел поленья. Они были настолько сухие, что должны были моментально вспыхнуть — только спичку поднеси. В маленьком отделении ящика-столика стояла пустая бутылочка из-под жидкости для розжига. Тут же лежал запас спичек. Странно, а ведь если это волшебный дом, то вряд ли в нем появились бы магглы, которым потребовалась помощь при розжиге дров… Гарри решил не заморачиваться и просто сложил все имеющиеся дрова в камин. Закрыв крышку, он вдруг решил развести огонь при помощи спичек — просто так захотелось. Он снова открыл ящик и отшатнулся — тот снова был полон, будто бы Гарри и не выложил только что весь запас. Решив проверить свою догадку, Гарри опять опустошил ящик, закрыл и открыл его снова. Дрова лежали как ни в чем не бывало! Обрадовавшись, Поттер принялся разжигать камин. И вот вскоре веселое пламя побежало по поленьям, даря душе надежду. В этом было что-то первобытное, когда огонь считался живым существом и не было большего горя, чем утрата этого заступника от холода и диких зверей.

Повеселев, Гарри ощутил знакомый зуд исследователя. Он обошел всю комнату, заглянул в каждый ящик огромного стола, обнаружил там нескончаемый запас пергамента и чернил. В книжном шкафу стояли раритетные книги, а на корешке одной из них не было никаких опознавательных знаков. Гарри взял ее, открыл и удивился чистым страницам, для верности пролистав их все, он так ничего и не нашел. Пожав плечами, он вдруг по наитию загадал книгу «История Хогвартса» и снова снял странную книгу с полки. Он не особо удивился, когда открыв ее увидел знакомый шрифт и картинки. Методом проб и ошибок, он выяснил, что для того, чтобы получить другую книгу, нужно было поставить ее на полку и потом снова взять. Вроде того, как сбрасываешь старую информацию, чтобы получить новую.

Почувствовав себя первооткрывателем, Гарри продолжил исследования. Правда больше никаких сюрпризов не попадалось, пока он не дошел до бара. Почесав в затылке, Поттер взял початую бутылку коньяка, поставил ее в шкафчик и закрыл дверцу. Снова открыв ее, он увидел, что бутылка снова стала полной и даже заново закупоренной! Это было весьма кстати! Теперь оставалось только найти кухню и также проверить ее на пополняемость. Если этот дом был живым, то он очень беспокоился за своих гостей. Еще бы! А как прикажете тянуть эмоции из трупа? Эта мысль не остудила хорошего настроения Гарри — и не в таких переделках бывали! — и он снова взяв бутылку направился к дивану, очень довольный собой. Будет что рассказать этим двум ботаникам, когда они очнутся! Он плюхнулся рядом с Малфоем и случайно его толкнул, но в знак примирения тут же протянул наполовину наполненный бокал. Малфой взял и машинально отпил. Чтобы что-нибудь сказать, Гарри произнес:

— А ничего так, вкусный коньяк, правда, Малфой?

— Это не коньяк. Это — арманьяк тридцатилетней выдержки, — не задумываясь ответил Малфой.

— А какая разница? — Гарри минуты две ждал ответа, но так и не дождавшись чуть пихнул блондина в бок. — Ты чего, заснул? Я спросил какая разница?

Малфой встрепенулся и открыл было рот, чтобы ответить, как тут раздался вскрик Гермионы:

— О, Боже! Ну, конечно же! Как я могла этого раньше не заметить?!

Юноши недоуменно уставились на нее, а Малфой забыл закрыть рот и из-за этого у него было довольно идиотское выражение лица. Гарри тихо рассмеялся и пальцем подтолкнул нижнюю челюсть Малфоя на место. Драко удивленно посмотрел на него и задумчиво потер подбородок, так ничего и не сказав на эту дерзость. И тут Гермиона начала говорить, а парни начали мрачнеть…

* * *

— О, Боже! Ну, конечно же! Как я могла этого раньше не заметить?! — Гермиона соскочила с дивана и начала бегать по комнате, словно заведенная. Она то хваталась за бумаги из папки, то в отчаянии смотрела на парней, то снова начинала вчитываться в ровные строчки, словно надеялась, что это просто шутка. В конце концов она взяла себя в руки и смогла продолжить.

— Когда это завещание впервые попало ко мне в руки, я сразу почувствовала, что с ним что-то не так, но никак не могла понять что. Потом, когда я встретила тебя, Гарри, и тебя, Драко, мне было не до этого. И дело было даже не в том непомерном наследстве. Мало ли на свете чудаков? Драко наследовал половину, потому что якобы миссис Дирмот не могла забыть твою мать. Гарри получал другую половину за победу над Лордом. В этом тоже нет ничего особенно странного, но я только сейчас обратила внимание на одну деталь: завещание было составлено за полгода до твоей победы. Можно было бы предположить, что это была просто надежда умирающей леди на твою победу, ее вера в тебя, но как тогда объяснить то, что завещание было составлено, словно ты УЖЕ победил? Будто бы она была в этом абсолютно уверена. Но даже если не принимать во внимание это, то как объяснить, что завещание было оглашено только сегодня? Неужели целых два года тебя и Драко не могли найти? Это точно полная чушь! Еще один момент настороживший меня — то, что это завещание получило ход сразу после смерти Люциуса Малфоя. Вам не кажется это странным? Вам оставлены два сопроводительных письма, которые вы должны вскрыть одновременно и в назначенное время. Только сейчас я заметила, что магические печати на конвертах исчезли, но я не смогла их открыть. Вот письма, вскройте их, может быть с их помощью мы поймем то, что творится вокруг и почему мы вляпались в эту переделку.

Гермиона отдала Гарри и Драко конверты из плотной желтоватой бумаги и стала ждать их реакции. Гарри не задумываясь легко вскрыл свой конверт и развернул вложенный в него листок. Драко подержал предназначенное ему письмо на весу, словно взвешивая его, поднес к носу, принюхался и только потом, пожав плечами, открыл его. То, как изменилось его лицо, от того какой шок появился на нем, заставило Гермиону заволноваться. И без того бледного лица Драко схлынула вся краска. Меловая бледность разлилась по нему, оставляя синеватые круги под глазами, руки задрожали, казалось, что он сейчас упадет в обморок. Он закрыл глаза рукой и зажмурился, с видимым усилием сдерживая подступающие слезы. Сердце Гермионы разрывалось от жалости, она было качнулась к нему, но потом передумала: Малфой не тот человек, который простит жалость к себе. Она сделает только хуже, надо дать ему время собраться с силами и тогда уже расспрашивать. Поэтому Гермиона посмотрела на Гарри. Тот выглядел немногим лучше Малфоя. Бледное лицо сильно контрастировало с черными волосами и яркими зелеными глазами. Он неверяще смотрел на свое письмо, но взор застыл в одной точке, словно он пытался справиться с тем грузом, который на него свалился. Гермиона подошла к нему и обняла за плечи, Гарри вздрогнул и невидяще посмотрел на нее. Такого ужаса она никогда не видела в его взгляде. Гермиона мягко забрала письмо из его негнущихся пальцев и начала читать. Прочитав первые строки, она судорожно выдохнула и послание выпало из ее внезапно ослабевших пальцев. Она смотрела на листок исписанный мелким бисерным почерком, но видела только размашистую роспись внизу письма:

«Желаю тебе и Малфою поскорее сдохнуть в моем доме. Всегда твой, лорд Вольдеморт»

Гермиона заметила исчезновение Малфоя только тогда, когда хлопнула дверь кабинета. Все было как в тумане, но она смогла взять себя в руки и снова взяла письмо Волдеморта. В нем, Темный Лорд всячески измывался над Гарри, просто упиваясь своей гениальностью и мстительностью. Взгляд выхватывал отдельные фразы, словно раскаленным тавро отпечатывающиеся в памяти.

«…каково тебе знать, щенок, что твоя никчемная жизнь все это время зависела от твоего врага — Малфоя?..»

«Мы вместе с ним подготовили вам ловушку. Люциус — прекрасный исполнитель, но его сын пойдет дальше…»

«Надеюсь, что вы угробите друг друга еще до вскрытия конвертов…»

«Конечно ты можешь воспользоваться советом Дамблдора и возлюбить ближнего своего в прямом значении этого слова…»

«Хотелось бы это увидеть!»

«Ну, Поттер, до скорой встречи! Пусть твоя смерть не будет легкой!»

«Желаю тебе и Малфою поскорее сдохнуть в моем доме. Всегда твой, лорд Волдеморт».

Гермиона скомкала этот образчик гнусности и выкинула его в камин. Огонь взметнулся и с радостью пожрал такую легкую добычу, на миг, окрасившись желтым.

Гарри сидел на полу, подтянув колени к груди, немного раскачивался и смотрел в одну точку. Он был в шоке, который мог закончиться чем угодно от истерики со слезами до попытки самоубийства. Гермиона обняла его и почувствовала, как он дрожит. Она звала его по имени, нашептывала какую-то чушь, гладила по спине и плечам, и вскоре Гарри стал реагировать на нее. Он перевел взгляд и вздрогнул, впервые полностью осознав произошедшее.

— Гарри, это всего лишь еще одна попытка Лорда добраться до тебя. Сколько их было за семь лет учебы? Не сосчитать… Так что, давай, возьми себя в руки и соберись! Ты же не хочешь, чтобы Малфой видел тебя в таком состоянии? Гермиона намеренно упомянула о Драко, и это принесло свои результаты. Взгляд Гарри наконец-то стал осмысленным и он прошептал:

— А что это земноводное имело в виду, говоря про прямое значение слова «возлюбить»?

— Гарри, ты прямо как маленький! — под насмешливым взглядом Гермионы, Гарри осознал то, что имел в виду Вольдеморт и густо покраснел.

* * *

Гарри было очень стыдно перед Гермионой. Опять он втянул ее в неприятности! Она сумела не потерять присутствия духа, тогда как он совершенно расклеился. Судя по реакции Малфоя, все происходящее является для него еще большим сюрпризом. Для Гарри и Гермионы хотя бы привычны заскоки старого маньяка, а вот Драко было еще хуже — он и представить не мог, что его жизнь будет в опасности. Надо найти его. Гарри окончательно пришел в себя и буквально почувствовал, как его распирает желание действовать. В тот самый момент, когда он, сверкая глазами, убеждал Гермиону пойти поискать Драко, дверь скрипнула, и в комнату вернулся Малфой. Гарри, сделал вид, что не произошло ничего необычного, мало ли — Малфой вышел в… туалет! Драко похоже был им благодарен за это показное безразличие. Конечно, он не мог не понимать, что припухшие от слез веки заметны и могут вызывать много вопросов, но его враги по несчастью молчали, молчал и он.

Как-то само собой так получилось, что они все втроем сели перед камином, глядя на огонь. Гермиона сидела посередине, между ними. Опять их трое, как в старые добрые времена! Правда, произошли некоторые изменения в составе игроков. Гарри невесело усмехнулся, но лучше все же знакомый враг, чем непонятный незнакомец. Этот неимоверно долгий, насыщенный день всех утомил, и пора было подумать об отдыхе. Гарри смотрел, как Гермиона потянулась к кошельку, что-то пытаясь в нем найти. Вот она вздохнула и умоляюще посмотрела на Гарри, он сразу понял ее молчаливую просьбу и произнес:

— Акцио, палатка! — в ладонь тут же больно ткнулась перекладина, потом еще одна. Гарри едва успевал выхватывать увеличивающиеся части палатки, но все-таки запутался в брезенте. Видимо, это выглядело потешно, потому что сначала Гермиона, а потом и Драко засмеялись над ним, погребенным под кучей непонятного железа, дерева и ткани. Они смеялись так заразительно, что Гарри сам начал улыбаться, потом он перестал сопротивляться и просто упал на пол, стуча в пол пяткой. Этот смех, еще больше сблизил их, он позволил им посмеяться над своими страхами, уменьшив их. Драко, сгибаясь от хохота, подошел к Гарри и стал выпутывать его из деталей палатки. Гарри, увидев лицо Драко, всеми силами старающегося принять серьезное выражение, просто взорвался новым взрывом смеха. Он катался по полу, показывая на Драко пальцем. В руках Малфоя откуда-то появилась подушка, и он, еле сумев замахнуться, слабо кинул ее в Гарри. Гарри, получив подушкой в лицо, притворно обиделся и перебросил ее в Драко. Тот сумел пригнуться чисто случайно — его снова скрутила судорога смеха и подушка, описав красивую параболу, мягко стукнула по голове Гермиону, взлохматив ее волосы. Та издала клич индейцев и, вооружившись прилетевшим снарядом, кинулась защищать свое право на бросок! Первому досталось Драко: он просто был ближе. Малфой, притворно-испуганно защищаясь, перехватил ее за талию, но споткнулся о какую-то палку и, все также держа Гермиону, грохнулся на Гарри. Голова Гермионы чувствительно ткнулась в живот Поттера, тот судорожно вздохнул, но не смог ничего сделать, только беззвучно смеяться. Драко и Гермиона, лежа на Гарри, тоже не могли сдвинуться. Они так и лежали кучей-малой на полу, содрогаясь в рыдающем смехе.

Старый ветхий Дом недовольно поскрипывал: никогда еще за всю свою жизнь он не слышал смеха. Но он уже начал обдумывать свою месть. Все равно эти голубчики никуда не денутся! Правда их почему-то оказалось трое, а не двое, как планировал Хозяин, но вряд ли это станет проблемой! Дом знал много способов нарушить душевное равновесие постояльцев. Он слишком долго был голоден, он нуждался в их магии и их крови. Хозяин оживил его, наделив туповатым и жестоким разумом, но больше всего Дом хотел снова стать обычным, а для этого должна была пролиться кровь…

Утро встретило их новыми проблемами. Первым проснулся Гарри и попытался найти туалет, но где его искать не имел понятия. Вспомнив, что вчера Малфой выходил из комнаты и вероятно успел все разузнать, Гарри бросился будить спящего слизеринца, подпрыгивая от нетерпения.

Малфой спросонья удивленно моргал глазами, пытаясь понять, что хочет от него Поттер.

— Ты чего? — проворчал он.

— Малфой, не тупи! Соображай скорее! — Гарри даже присел, сжав колени.

— Тише ты! Разбудишь Грейнджер!

— Тебе-то что? Давай, говори, где она?

— Кто?

— Не кто, а что! И если ты сейчас не включишь мозги, мне придется тебе продемонстрировать, чего же я так долго от тебя добиваюсь! — Гарри уже подпрыгивал от нетерпения.

Наконец, до Малфоя дошли ужимки и прыжки Поттера. Он захихикал и еле-еле смог уточнить расположение такой нужной для Гарри комнаты. Когда гриффиндорец, вприпрыжку, боком двинулся вон из кабинета, грозя всеми карами Света, Драко расхохотался и тут же замолчал, оглянувшись на спящую девушку. Но Гермиона даже не поморщилась, продолжая крепко спать.

Когда вернулся счастливый и посвежевший Поттер, Драко понял, что их настигла вторая проблема — жутко, просто ужасно хотелось есть! Молодые здоровые организмы молчали об ужине, под гнетом свалившихся переживаний, но зато теперь отрывались за все, скручивая желудок в тугой узел! Гарри предложил поискать кухню, попутно рассказав о том, как обнаружил нескончаемый запас дров, чернил и пергаментов, а также о Выручай-Книге и бездонном баре. Драко предложил написать записку Гермионе, чтобы та не волновалась, если проснется и не застанет их. Гарри как-то странно прищурил глаза и, не проронив ни слова, пошел в бюро и написал записку. Они положили ее на видное место и решительно вышли из комнаты. Драко болтал без умолку, сам себе поражаясь, но ему вдруг стало важным говорить, чтобы не повисло то неловкое молчание, что и в комнате. Гарри отвечал односложно, но через некоторое время снова смягчился и поддержал беседу с Драко.

Кухню они нашли на первом этаже. Запустение, пыль и паутина сказали им, что они вряд ли найдут здесь что-нибудь съедобное. Так и оказалось, парни с все возрастающей паникой шкафчик за шкафчиком исследовали кухню, но кроме посуды и столовых приборов ничего не нашли. Тревожно переглянувшись, они остановились в центре кухни и стали думать, где им найти еду. Тут Драко хлопнул себя по лбу, отчего на коже расцвел серый грязный развод. Гарри со смешанным чувством удовлетворения и неловкости так и не сказал Малфою о том, что тот запачкался. Он тут же обо всем забыл, когда Драко кинулся в какую-то комнатку, рядом с кухней. Это помещение оказалось кладовой.

Едва они распахнули двери, как на них пахнуло гнилыми сырами и протухшими колбасами. Их обоих скрутило от приступа рвоты. Пустые желудки могли им предложить только желчь. Утерев тыльной стороной ладони горькую слюну, Гарри оттащил Малфоя от двери — того свалил сильнейший приступ аллергии, когда он ткнулся носом в пыльные доски пола. Драко кашлял, из его глаз текли слезы, новые рвотные позывы делали его таким жалким, что Гарри поневоле вспомнил себя, после садистского заклятия Гермионы в Блэк-Холл. Он смочил невесть откуда взявшийся платок водой от Агуаменти и вытер помертвевшее лицо Малфоя, а потом напоил его водой прямо из палочки. Драко остался сидеть на полу, не в силах подняться и сделать хотя бы шаг самостоятельно. Он только благодарно кивнул и снова прикрыл глаза. Он выглядел таким измученным, что Гарри стало совестно за свое детское желание выставить Драко в дурацком свете из-за грязи на его лице, но проблема осталась нерешенной. Надо было идти искать дальше. Сотворив заклятие пузыреголовости, Гарри смело шагнул в кладовую. Стараясь не обращать внимания на мясо, кишащее личинками, Гарри искал единственное, что могло сохраниться : консервы. Потом он решил, что все же не стоит оскорблять свой взгляд копошащимися червями, и стал потихоньку уничтожать сгнившие продукты. Так образом, через полчаса он стал счастливым обладателем горки мясных консервов, коробки рыбных и целым стеллажом фруктовой консервации — там было все, от различного варенья, до экзотических компотов. Он начал вытаскивать продукты в кухню, предварительно обработав все дезинфицирующим заклятием. Драко уже пришел в себя настолько, что смог помогать ему. Они победно оглядели свою законную добычу и вполне дружески улыбнулись друг другу. Все-таки совместный труд к общей пользе объединяет гораздо лучше любой пропаганды всяких там, идеалистов!

* * *

Серый, плотный, живой туман стлался по полу. Абсолютно не завися от сквозняков, туман пробирался к комнате по пустынному коридору. Он пополз так близко, что стало слышно, как он шепчет:

— Убить… Голоден… Как же я голоден… Мясо. Свежее-свежее мясо… Рядом… а-а-а! Пока они спят я возьму себе совсем немного, они даже не почуют… Как много вкусной магии. Они такие свежие, такие молоденькие! Кровь, молоко и патока… Я хочу…

Туман бормотал что-то еще, но от ужаса, охватившего Гермиону, она больше ничего не слышала. Туман подполз к знакомой двери и попытался просочиться внутрь. Скрипнула дверь, и первые клубы серого призрачного существа вползли в комнату. Увидев, что горит огонь, туман разочарованно зашипел и заметно начал таять. Поскорее убравшись восвояси, он прошептал:

— Огонь… Откуда огонь?... Ничего, когда-нибудь огонь погаснет и тогда они будут моими… Я столько ждал… Подожду еще…

Тут Гермиона почувствовала, как что-то горячее схватилось за плечо и ее начало трясти. От страха, душа ушла в пятки и она сильно вздрогнув, проснулась. Сердце колотилось где-то в горле. Она испуганно таращила невидящие глаза, пока не услышала знакомый голос:

— Гермиона, хватит спать! Ты словно отключилась. Я тебя пять минут уговариваю проснуться! Ну, ты и соня! — Гарри наконец отпустил ее плечо, и Гермиона поняла, что не случилось ничего страшного. После того, как она смогла успокоиться настолько, чтобы говорить, на Поттера обрушился такой поток «комплиментов» о том, что она думает по поводу его способов будить спящих. Гарри, покраснев, выскочил из палатки, сочтя за благо держаться подальше от разъяренной Гермионы.

Девушка тем временем смогла взять себя в руки. Она поняла, что перегнула палку, так накричав на Гарри, но он очень сильно напугал ее. К тому же ей снилось что-то важное, а теперь, перепугавшись спросонок, она не помнит, о чем был сон. Задав себе задачу вспомнить, Гермиона успокоилась — она точно знала, что стоит только дать самой себе установку вспомнить что-то, как мозг начинает потихоньку, исподволь, вспоминать нужную информацию. И не нужно сидеть и напряженно думать, прибавляя морщины и тратя нервы из-за того, что вот прямо сейчас не можешь что-то вспомнить. Гермиона привела в порядок волосы. Кстати, душ очень бы не помешал! Гермиона с отвращением учуяла неприятный запах пота и нечищеных зубов. Сморщив носик, она сказала себе, что перевернет вверх дном весь дом, но найдет ванную комнату. А если таковой тут не окажется, она сделает ее при помощи волшебства! И неважно, что придется затратить очень много энергии. Возможность принимать ванну или душ — это то немногое, что поможет ей оставаться в хорошем расположении духа и спокойно обдумывать варианты их спасения.

Кстати, похоже, в планы Вольдеморта совершенно не входило появление третьего лишнего. Теперь были понятны его сальные шуточки по поводу отношений Гарри и Драко. Это же надо такой развращенный разум иметь! Мало ему было стравить двух непримиримых врагов, так еще по подлому подкинуть им единственный вариант спасения. Но надо знать Вольдеморта, скорее всего подобное развитие событий не привело бы ни к чему хорошему. Наверняка это просто еще один способ унизить Гарри и Драко. Ему, вероятно, было очень весело, когда он писал эти письма. Кстати, почему Малфой выбежал из комнаты и ничего не рассказал про свое письмо? Хотя, пока они осознали опасность, пока пришли в себя, пока дрались подушками и устанавливали палатку, у них просто не было времени поговорить нормально, без спешки. А потом они просто отключились в своих спальных мешках, едва пожелав друг другу спокойной ночи. Тут Гермионе внезапно пришло на ум, что если только любовь откроет двери этого дома, это значит ей придется в кого-то влюбиться… Но это же невозможно! Она же…

Ее размышления прервало появление Драко Малфоя, который, откинув полог доложил, что завтрак готов.

* * *

Гарри сидел у камина и вяло ковырялся в своей тарелке. Увиденное в кладовке совершенно не прибавило ему аппетита. Когда они с Малфоем соорудили носилки и погрузили туда продукты, Драко вспомнил о тарелках и приборах. Он чуть ли не целый сервиз взгромоздил на носилки. Было бы, что есть из такого количества посуды! Но поругаться все не получалось. Драко очень изящно избегал споров либо соглашаясь, либо делая по-своему, но молча, тихой сапой. Это так раздражало Гарри, что у него прочно испортилось настроение. А если еще и вспомнить, как на него напустилась Гермиона, похожая спросонья на самую настоящую гарпию… Гарри даже испугался, что она проклянет его сгоряча чем-нибудь неприятным, типа Летучемышинного сглаза.

Это сравнение навело Гарри на мысль о Джинни. Что же такого произошло, что милая девочка превратилась в такую мегеру? И, главное, она так топорно начала действовать, пытаясь выйти за него замуж. Джинни никогда не была настолько глупой, чтобы напрямую заявлять Гарри, что они поженятся к концу года, или она не Уизли! Как будто была уверена, что он никуда не денется! Может, она надеялась на то, что забеременеет. Но Гарри тут был очень внимателен, не доверяя в вопросах контрацепции девушке. Он заказал себе простенькое зелье, делающее его на один день бесплодным. Таким образом, удавалось контролировать ситуацию с нежелательной беременностью. Аптекарь, продавший зелье, советовал не увлекаться им долго, мол, временный эффект может стать постоянным. Зелье можно было использовать только полгода, потом делать перерыв. Но за три месяца жизнь с Джинни стала настолько безрадостной, что Гарри согласился бы потом долго лечиться от бесплодия, чем иметь семью с ней. Все же странно… Как будто кто-то сглазил Джинни.

Огонь в камине почти погас, и Гарри встал, чтобы подкинуть дров. Тут он увидел, как Драко сидит совсем рядом с Гермионой, и они что-то разглядывают, почти касаясь головами друг друга. Что-то огромное и безобразное подняло голову и зарычало, готовясь к прыжку. Кровь застучала в висках, и Гарри просто испугался, что сейчас швырнет Аваду, и на свете одним блондином станет меньше. Только этот иррациональный страх, запрет на убийство заставил его прийти в себя. Гарри никогда не любил заниматься самокопанием и доискиваться причин каких-либо своих поступков, поэтому ему не было важным откуда вдруг взялось такое кровожадное чувство. Если бы он дал себе труд подумать получше, то понял, что семена ненависти начали прорастать чересчур активно. Конечно, Малфой ему был противен всегда, но никогда еще не возникало такого четкого, до покалывания в пальцах, до едва заметного движения губ, повторяющих Третье Непростительное, желания убить, размозжить белобрысую голову о камни, видеть серые глаза закатившимися и пустыми. Если бы Гарри просто умел разбираться в своих душевных порывах, то ужаснулся бы им и задумался о странной природе, толкающей его в пропасть, но в Гриффиндоре этому не учили…

Значительно уменьшенная жажда убийства, все же еще клокотала в сердце Поттера и чтобы не натворить глупостей, он решил воспользоваться старым проверенным способом уйти от проблем — напиться виски или той фигни, которую Драко назвал «арманьяком». Он подошел к бару и взял уже знакомую пузатую бутылку. Эти двое на диване даже голов не повернули в его сторону. Почувствовав мрачную досаду, Гарри вернулся к камину, подкинул пару поленьев и отгородился ото всех каминным экраном. Благо, тот был подстать огромному камину и мог укрыть пятерых. Как-то по-молодецки крякнув, Гарри одним движением сломал сургучную печать и скрутил пробку. И начал пить прямо из горла. Совершенно не чувствуя вкуса, он просто напивался, быстро и эффективно. Осушив полбутылки, Гарри почувствовал, как начал стремительно пьянеть. Раньше такого не было, раньше он мог выпить литр виски и быть трезвым как стеклышко. «Стресс» — подумал Гарри, продолжая уничтожать арманьяк огромными глотками. Все его стереотипы по поводу благопристойного распития подобных напитков, как-то сразу испарились, стоило ему увидеть Гермиону так близко склонившуюся к Драко. Еще чуть-чуть и их щеки соприкоснутся, они смущенно вскинут друг на друга испуганные глаза, но притяжение будет все большим, а тепло чужого тела слишком манящим, чтобы стыдливо отодвинуться. Гарри представил, что может быть, вот прямо сейчас эти двое уже целуются, разрывая на себе одежду. Эти мысли горячей волной пронеслись по телу, оставляя сильнейшее чувство тошноты и отвращения. Решив просто подсмотреть, Гарри отклонился от экрана, пытаясь разглядеть сидящих на диване людей. Нарушенная алкоголем координация подвела, и Поттер с грохотом вывалился из-за своего укрытия. Быстрые шаги к нему не оставляли шансов надеяться, что его маневр остался незамеченным. Он бы из тысячи узнал шаги Гермионы. Представив, что его сейчас ждет, Гарри по-детски закрыл глаза руками. Темнота поплыла перед глазами, перемежаясь с лимонно-желтыми искрами, и он потерял сознание.

* * *

Гермиону встревожил шум падающего тела, и она решила посмотреть, что случилось. Едва обогнув журнальный столик, она увидела Гарри лежащего без сознания перед камином. Девушка встревожилась и подбежала к нему. Увидев почти пустую бутылку и, учуяв алкогольные ароматы, она все поняла. Гарри лежал перед нею беспомощным и беззащитным, но она уже не испытывала к нему никакой жалости. Напротив, она была готова его убить! Тут подошел Драко, окинул взглядом поле битвы Поттера с бутылкой и принял единственное верное решение. Присев рядом с ним, он нащупал пульс, кивнув сам себе, он заклинанием уменьшил вес Поттера и отлевитировал его в палатку. Когда он вернулся, Гермиона уже немного успокоилась и уже не сжимала руки в кулачки. Она посмотрела на Малфоя беспомощным взглядом, словно говоря: «Ну, и что прикажешь с ним делать?». Потом она увидела, как он наклоняется за бутылкой. Огненные блики странным образом отразились в его волосах. Гермиона почувствовала, что вот сейчас она вспомнит что-то важное. Еще чуть-чуть и… Длинные светлые волосы рассыпались по плечам словно дорогой шелк, словно пушистое облако… облако… туман светлых волос… Туман! И тут она вспомнила свой сон.

Гермиона почувствовала, как ей не хватает воздуха. Она стояла и смотрела на недоумевающего Малфоя, попыталась что-то сказать, но из горла не выходило ни звука, только рот открывался и закрывался, как у выброшенной на сушу рыбы. Гермиона поняла, что начинает задыхаться. Она с силой вонзила ногти в ладони, боль отрезвила ее, но на пол начала капать кровь. Драко подошел к ней и перевернул ее руки ладонями вверх. Потом, не долго думая, он плеснул на ранки арманьяк. Гермиона зашипела как кошка и попыталась отнять руки из захвата Драко, но тот просто не выпустил ее, да еще и наградил выразительным взглядом. Удерживая ее запястья одной рукой, другой он достал палочку и залечил порезы. Гермиона сердито сказала ему:

— А сразу нельзя было так сделать? Зачем ты… — договорить ей не удалось.

— Ты же хотела прийти в себя, вот я и помог, чем смог, — перебил ее блондинистый садист. Но, словно извиняясь, так тепло улыбнулся, что Гермиона сразу перестала сердиться, но виду не подала.

— Знаешь, утром, когда Гарри так испугал меня, из-за того, что я не могла проснуться, мне приснился странный сон… — Гермиона вкратце рассказала то, что ей удалось вспомнить.

— Значит, не будем рисковать и постараемся круглосуточно поддерживать огонь в камине.

— Но тогда нам никаких дров не хватит! Мы что, дом спалим, чтобы погреться?

— О! Ты же еще не знаешь, какое открытие вчера сделал Поттер! — и Драко пересказал ей события вчерашнего вечера, когда Гермиона сидела, полностью отключившись от происходящего вокруг. А для наглядности, тут же продемонстрировал девушке самовосполняющиеся запасы дров, пергамента и чернил. Выручай-Книга, как уже успел окрестить ее Гарри, привела Гермиону в полный восторг, и она почти час играла с ней, загадывая любые книги, которые ей только могли прийти на ум. За этим увлекательным занятием ей было некогда думать о том, что Драко Малфой странным образом изменился вдруг в лучшую сторону. Он перешучивался с ней, смотрел прямо в глаза, не, отводя взгляда, и казался самим воплощением дружелюбия.

Драко смотрел, как Гермиона мучает книгу и улыбался. Он делал все, чтобы казаться милым и добрым. В какой-то момент он так вошел в роль, что стал получать от нее удовольствие. Грейнджер восхищала своей искренней, детской непоседливостью. Вчера днем она была самим олицетворением профессионализма и такта. Позже, когда они попали сюда, она удивительно быстро взяла себя в руки и проявила бешеную активность, чтобы выяснить где они находятся. Затем она вдруг стала задумчивой и тихой, но все, же разобралась с тайной странного завещания. А потом был ее звонкий и чистый смех, пусть немного истеричный, но нельзя ее в этом винить: их всех тогда просто прорвало на эмоции. После того, что ей пришлось пережить, она удивительно адекватно себя вела. Насколько мог судить Драко, многие другие девушки просто умерли бы от страха еще тогда, когда их перекинуло в этот проклятый дом. Как ни крути, Грейнджер проявила себя только с лучшей стороны. Она сумела задвинуть прошлые обиды, возможно только на время, но и это был уже огромный показатель! Теперь понятно, как такие олухи, как Поттер и Уизли, смогли избежать множества опасностей и ловушек. Просто у них был такой отрезвляющий фактор, как Гермиона. Рядом с ней, собранной и деловитой, было стыдно проявить себя трусом или сволочью. Она умело избегала конфликтов и раскола, хотя критических моментов в Хогвартсе было немало. Напрасно школьные недруги Драко думали, что ему не было до них никакого дела. Он придерживался старинного принципа своей семьи: держать врагов ближе, чем друзей, хотя бы на расстоянии удара… Он изучил все привычки и слабости Поттера и его компании. И Гермиона Грейнджер была не последней в этом длинном списке «приближенных» к Малфою.

Сейчас она, спустя почти час, все еще не могла успокоиться от ценного открытия Поттера и продолжала мучить Выручай-Книгу новыми заданиями. Вот уж действительно книги ее лучшие друзья! Теперь она решила пройтись по маггловской литературе, и Драко узнал много интересных книг. Гермиона, загадывая авторов, очень кратко описывала ему содержание книги и ее героев. Некоторые из историй Драко взял на заметку, чтобы позже, когда никто не увидит, вернуться к ним. А сейчас Грейнджер решила исследовать возможности Книги по развлекательной литературе и играм. Бедная книга, наверное уже пожалела, что ее обнаружили — так жалобно начали шелестеть ее листочки. Драко хотел было отобрать у Грейнджер ее новую игрушку, мало ли, вдруг у Книги все же есть лимит использования, но тут Гермиона углубилась в изучение шарад, ребусов и анаграмм.

Пока она временно успокоилась и перестала трепать Книгу зазря, Драко смог спокойно поразмыслить о своем письме. Он, честно говоря не ожидал увидеть этот подчерк. Это было как удар под дых, жестокий и неожиданный. Это письмо перевернуло весь его мир…

Тут Драко отшатнулся от Гермионы, которая вдруг так резко соскочила с дивана и побежала к секретеру, что бедная Выручай-Книга упала на пол. Драко машинально подхватил легкий томик и удивленно посмотрел на девушку.

* * *

Гермиона ругала себя последними словами, перерывая бумаги в своей папке. Да, где же это чертово завещание! Ах, вот оно! Она осторожно, словно боялась увидеть ядовитую змею, заглянула в текст. Все еще надеясь не обнаружить там того, о чем только что подумала, она вчитывалась в строчки и наконец-то осознала, что так ее настораживало в этом странном документе. И это была не дата завещания — мало ли, какие отсрочки бывают и что может взбрести в голову старой, уставшей женщине. Это было то, за что ее сознание так упорно цеплялось, но она, занятая сначала проблемами с Гарри, а потом встречей с Малфоем, не видела такой прямой и очевидной подсказки. Подумать только! Они могли бы избежать этого ужасного плена, будь она чуточку внимательнее! Это целиком и полностью ее вина. А ведь подсказка лежала на самой поверхности, не таясь. Как же рано они все успокоились после Победы над Лордом! Как быстро потеряли бдительность и осторожность! Раньше она ни за что бы не пропустила такой явный намек на опасность. Черт возьми, как же все было просто и гениально — вполне в духе Вольдеморта, который никогда не мог простить пренебрежения к себе.

Тут она почувствовала за спиной присутствие Малфоя. Занятая самобичеванием, она совсем упустила его из вида. А не стоило бы — именно из-за Малфоя они тут. Именно его появление в их с Гарри жизни, стало той отправной точкой, после которой они оказались в страшной опасности. Вчера все выглядело вполне решаемо и не страшно, но сегодня, сейчас, когда адреналин поутих… Вроде бы есть такое мнение, что если переспать ночь с проблемой, то она станет не такой страшной и неразрешимой, но пока все было наоборот… Гермиона почувствовала подступающую панику и вдруг сама удивилась своей истеричности. Да что это с ней! Тряхнув головой, она повернулась к Драко, стараясь не делать никаких выводов. Малфой смотрел на нее странным взглядом, в котором читалась и тревога, и интерес, и некий испуг. Она протянула ему документ и сказала:

— Я нашла то, что так беспокоило меня еще с первого момента, как я увидела это завещание. Посмотри на имя дарителя. Миссис Лидия Дирмот. Ничего не напоминает?

Драко некоторое время молчал. Наконец он поднял глаза на Гермиону и сказал:

— Знаешь, мне это совсем ничего не говорит. Может это одна из тайных Пожирательниц Смерти? Я так и этак прикидывал, где бы мог бы услышать это имя, но так ничего и не вспомнил. В моем письме… — тут Драко резко осекся и отвел взгляд в сторону. — Я ничего не могу сказать. Если ты о чем-то догадалась, то давай — говори, не томи.

Гермиона отметила про себя, что он словно ругал себя за несдержанность, но сейчас это было неважно. Она испытующе смотрела на Малфоя.

— Это имя — анаграмма. Ты прочитай его наоборот, — она смотрела как Драко шевелит губами, хмурится, пытаясь понять, не издевается ли она над ним, но тут его глаза понимающе распахнулись и он неверяще посмотрел на нее.

— Лидия Дирмот — Том Риддл… Но как?.. Нет, не может быть! Это совпадение! Ты бредишь, Грейнджер!

— Вот это все — бред, по-твоему? — Гермиона обвела рукой комнату. — Ты считаешь, что я это все придумала? — ее глаза сузились и опасно засверкали. — Ты сам, в своем уме? Мы попали сюда из-за тебя! Не отпирайся! Даже не думай! Я читала письмо, адресованное Гарри! Там было четко написано, что твой отец помогал Вольдеморту обставить этот милый загородный пикничок. Интересно, каким надо быть человеком, чтобы отдать собственного сына на забаву Лорду? Ты хоть знаешь, какие гнусности писал этот ваш Темный Лорд? Он напрямую предлагал Гарри переспать с тобой, чтобы выбраться из дома!

Гермиона кричала Драко в лицо страшные вещи. Она видела, как резко он побледнел, как отшатнулся от нее, словно от удара, как в его глазах загорелся огонь ненависти и презрения. Она читала его словно открытую книгу — впервые в жизни Драко Малфой был как на ладони. Девушка продолжала обвинять его в страшных грехах, так яростно и самозабвенно, что буквально упивалась каждым словом, каждым страшным и непоправимым упреком. Какая-то часть ее, та, которая сохранила трезвый рассудок, удивленно взирала на ту ее часть, которая с упоением мелочного человека, бросала Драко несправедливые оскорбления и обвинения. Гермиона понимала, что перегибает палку, но уже не могла остановиться. Что-то словно диктовало ей те страшные вещи, которые она кричала. Словно что-то вкладывало ей в уста то, что она не собиралась говорить, (да что там!) никогда бы и не подумала о таком. Гермиона со страхом поняла, что если ее сейчас не остановить, то она наделает еще больших глупостей. Но что-то просто отпустило все тормоза, позволяя ей лететь вниз, с откоса, навстречу непоправимому, после чего у Драко просто не будет выбора, кроме как убить ее и умереть самому.

Звонкая пощечина мигом отрезвила ее, и Гермиона резко замолчала, схватившись рукой за щеку. Драко, не говоря ни слова, развернулся и, чеканя шаг, вышел из кабинета. Дверь открылась беспрекословно.

* * *

Злые слезы застилали глаза, когда он, не видя пути, шел наудачу, искренне надеясь, что упадет с какой-нибудь рассохшейся лестницы и сломает себе шею. Дверь за его спиной распахнулась, ударившись о стену, и он услышал быстрые шаги вслед. Понимая кто это, он хотел было развернуться и высказать ей все то, что сейчас вскипало гневными, злыми слезами на его глазах, но и этому было не суждено сбыться. Она просто догнала его и обняла сзади. Ее руки крепко прижали его к себе, не давая сделать и шагу. Он остановился, пораженный, возмущенный и растерявшийся от этого проявления чувств. Как она посмела после всего того, что наговорила, приблизиться к нему? По какому праву она так властно обнимает его? Из-за чего от ее горячих рук ему стало так дурно, так странно? Чужая щека прижималась к его спине между лопатками. Ее тело вздрагивало от сдерживаемых рыданий.

— Прости. Драко, прости меня. Я совсем не хотела говорить тебе эти гадости. Я не понимаю, как вообще смогла произнести это? — тут ее голос все-таки сорвался и она разрыдалась.

Чувствуя напряженной, словно натянутая струна, спиной все ее малейшие движения, Драко удивлялся, почему не испытывает ничего кроме пустоты и усталости, пришедших на смену злости и ненависти. С ними всеми творится что-то странное. Они говорят не то, что думают, ведут себя так, как никогда бы не поступили в нормальной жизни. Может они сходят с ума? Или уже сошли? А все происходящее — всего лишь коллективное помешательство. Для полной картинки сейчас не хватало только Поттера. Но, чур его, пусть спит!

Тут силы видимо начали оставлять девушку, так как она стала медленно сползать на пол, цепляясь за него ослабевшими вдруг пальцами. Он развернулся и поймал ее, присел возле нее на корточки, и тут Гермиона обвила его шею дрожащими руками и уткнулась носом ему в грудь. Драко растерялся. Мало того, что ему самому чуть не понадобилось утешение из-за злых слов этой девчонки, так теперь он вынужден ее же и успокаивать! Вконец запутавшись, он сел прямо на пол и притянул девушку к себе, давая ей возможность выплакаться. Оперевшись о стену, он смотрел в потолок, странным образом ощущая, как ее слезы очищают его самого. Словно она выплакивала боль за них двоих. Когда он поймал себя на том, что машинально гладит ее по голове, словно маленькую девочку, было поздно — Гермиона заметила его жест и подняла на него заплаканные глаза.

Конечно, сейчас она выглядела не очень привлекательно с припухшими от слез веками и покрасневшими глазами, но в этом ее несовершенстве проскакивала такая простота и искренность, что он поневоле начал ощущать, что держит в руках не абстрактную женщину, а вполне живую и страдающую. Это было очень странное чувство. Драко никак не мог его разгадать, просто ему никогда еще не приходилось ощущать подобное. Она так забавно шмыгнула носом, что он не смог сдержать улыбки. Правой рукой он отвел повлажневшие пряди волос с ее лица, и ему вдруг захотелось сделать очевидную глупость — он подул ей в лицо, освежая покрасневшую от слез кожу. Она прикрыла глаза, и он увидел ее мокрые ресницы, милые веснушки, покрасневшие губы… Ее лицо было в опасной близости от его лица. От желания поцеловать ее, ощутить солоноватую от слез кожу, заломило затылок.

Драко не смог. Он просто испугался. Испугался той ответственности и непонятных последствий из-за глупого мимолетного желания. Все было слишком непросто, чтобы усложнять их положение еще больше. Да, и где-то там сейчас храпит пьяный Поттер. Его тоже нельзя сбрасывать со счетов. Вряд ли он обрадуется внезапному потеплению их с Гермионой отношений.

Думая об этом, Драко не замечал очевидного: за эти неполные два дня, он испытал столько эмоций, противоречивых и «неправильных», сколько не испытывал за время со смерти мамы. Но скоро он осознает это и испугается еще больше.

Гарри проснулся поздним утром и попытался сообразить, какого Мерлина забыл в палатке. Некоторое время он пытался восстановить в памяти вчерашний вечер, но не мог. Странно! Такое с ним впервые! В голове у Гарри одна за одной пронеслись воспоминания о его бывших вечеринках. После них страшно раскалывалась голова, но он всегда помнил все, до последнего разлетевшегося стеклышка очередной витрины. Теперь же…

Поттер осторожно приподнял голову от подушки. Небольшое головокружение, настоящая пустыня во рту с соответствующими вкусовыми ощущениями, но не было той практически убивающей мигрени. От этого открытия сразу стало легче жить, герой Магической Британии оживился и повеселел. Ну, раз причин притворяться больным не было, стоило выползти уже из палатки и поговорить с Гермионой. У него появились весьма нехорошие подозрения и ассоциации.

Осторожно, чтобы не напугать своим внезапным появлением Малфоя и Миону, Поттер отодвинул полог и огляделся. Малфой сидел за бюро и что-то писал. Гермиону Гарри увидел около камина. Она зябко ёжилась, но не отрывалась от Выручай-Книги. Юноша нежно улыбнулся, наблюдая привычную с детства картину — Герми и книги. Наверное все темные маги мира не смогли бы унять эту ее тягу к новым знаниям.

Гарри бесшумно нырнул обратно в палатку и взял свой плед, которым его заботливо укрыла Гермиона, не Малфой же! Стараясь производить поменьше шума, вылез из палатки, кивнул вскинувшему на него глаза Малфою, и подошел к Гермионе.

Девушка переворачивала очередную страницу, когда Гарри укрыл ее еще теплым от его тела пледом. Миона благодарно посмотрела на него и сказала:

— Посидишь со мной? Мне так скучно тут в одиночестве. Почему-то вспомнились наши хогвартские посиделки, — Гермиона тепло улыбнулась Гарри, глядя, как тот присел около нее, пододвинулась и поделилась с другом пледом.

— Что читаешь?

— Да так, книгу о Темной магии… Пока ничего интересного, — и она снова углубилась в чтение.

Гарри тайком смотрел на ее профиль и млел от счастья. Казалось, что вернулись старые добрые времена. Только вместо Рона невдалеке сидел Малфой. Но их снова трое. Гарри довольно вздохнул, чем вызвал короткий взгляд от девушки в свою сторону. Она чуть заметно улыбаясь, пихнула его локтем, а Гарри слегка задел ее плечом. И они замерли в этой хрупкой иллюзии близости.

* * *

Драко посматривал на парочку у камина и удивлялся себе. Казалось бы, какое ему дело до того, что там происходит, но нет — сидел и тихо злился. Он несколько раз перечитывал написанное, понимая смысл только с третьей попытки, но тут, же терял нить размышлений, стоило только им там у камина пошевелиться.

Он попытался разобраться в себе, что же его больше всего злило. То, что они шуршат как хомяки в банке или то, что Гермиона легко простила Поттеру его вчерашнюю выходку с выпивкой? Или все же то, что Грейнджер сидела почти также близко к Поттеру, как несколько часов назад к нему, Драко? И эта дилемма не давала Малфою покоя. Но не тем, что она существовала, а тем, что он выделил именно эти раздражающие факторы. Мог ли он еще неделю назад подумать, что его будет волновать то, как близко сидит Поттер к Грейнджер? В школе, скажем, Драко было это абсолютно безразлично. Не будь он отлично осведомлен об отношениях в Золотом Трио Гриффиндора, то легко мог предположить, что Грейнджер спала со своими друзьями по очереди, а может и одновременно.

Драко тряхнул головой — мысли явно бежали не в том направлении, что он наметил себе еще рано утром. Драко лежал, глядя как светлеет в палатке и раз и навсегда расставлял для себя приоритеты. Главное — выбраться отсюда любой ценой, а все остальное — даже не вторично. Все остальное для него должно быть на десятом месте. Должно было быть, но не было!

В этот момент раздались легкие смешки и Драко раздраженно вскинул голову, намереваясь высказать этим двоим все, что он о них думает, Но замер, пораженный. Гермиона положила голову на колени Гарри и смотрела на того снизу вверх. Лицо Поттера не было видно, но Драко был уверен, что тот глупейшим образом улыбается девушке. Они что-то вполголоса обсуждали. Драко прислушался, старательно делая вид, что ему нет никакого дела до того, что происходит там, около камина.

— Гермиона, знаешь, я сегодня проснулся со странным ощущением…

— Что случилось? Ты заболел? — фирменные мадампомфристые нотки проскользнули в голосе девушки. Драко поморщился, как от зубной боли.

— Да нет, наоборот. Но это-то меня и насторожило. Помнишь в каком виде ты встретила меня у кафе? Так вот, тогда это было наилегчайшее из моих похмелий. Обычно я полдня не могу поднять голову от подушки, не то, что встать. А сегодня… — Поттер задумался, словно пытался с точностью восстановить картину своего утреннего состояния.

— Ой ты, гиппогриф пушистый! Не томи, рассказывай! — голос Грейнджер стал напряженно-раздраженным.

— Так вот, никакого похмелья сегодня не было и в помине! Если только не считать сильного сушняка, — Драко брезгливо сморщил свой аристократический нос. Но эти термины были естественны в том окружении, в котором жил Поттер, не стоило же от него ждать рассказа в стиле верлибра, в самом деле!

— Хм… Действительно странно! Сейчас найдем, — она видимо уже собиралась заказать Выручай-Книге трактат по зельям, когда Драко решил вмешаться. Он встал и подошел к ним.

Гермиона, в свойственной ей манере, уже нетерпеливо подпрыгивала на месте, как школьница. Это почему-то умилило и одновременно разозлило Драко — что-то он стал слишком много думать о Грейнджер.

— Можешь не искать. Возможно я разгадал эту странную на первый взгляд загадку, — высокомерно сказал Драко.

От его тона Поттер мгновенно ощетинился:

— С чего бы это? Считаешь себя академиком, Малфой?

— У меня нет официальных документов, подтверждающих мои знания, но смею тебя заверить, Потти, — Драко не смог себе отказать в этом крошечном удовольствии. Поттер едва не зарычал, — но вспомни, кто был моим деканом и лучшим другом моего отца.

При упоминании Северуса Снейпа, Гарри как-то сжался, словно от удара и даже немного побледнел. Драко заметил эту реакцию. Интересно, а с какого перепуга Поттер испытывает чувство вины перед Снейпом? Надо срочно выяснить. Если его ненависть переродилась в такое, то должно было случиться что-то очень серьезное. Возможно это поможет в их проблеме. Малфой полностью разделял маггловское утверждение, подслушанное однажды: кто владеет информацией — владеет миром. А кто ее сумеет правильно использовать, тот станет вторым Мерлином, добавлял про себя Малфой. Но он отвлекся — вон уже и Грейнджер смотрит на него во все глаза, забыв про книгу.

Драко с достоинством придвинул пуфик и сел. Он намеренно выбрал такую позу, чтобы на него смотрели снизу вверх. Это придавало уверенности в себе. Гарри и Гермиона послушно ждали его разъяснений. Действительно, Драко целое утро только и занимался, что проблемой с тем странным зельем, что Гермиона обнаружила у Поттера в крови. А подслушав разговор, он понял, что все части мозаики сошлись идеально. Малфой прокашлялся, готовясь к долгой речи и даже насмешливо вскинутые брови Поттера не испортили настроения.

— Зелье, что ты нашла в его крови, — поочередные кивки на Грейнджер и лохматое недотепистое недоразумение, — это зелье лишающее мага его силы, оставляющее крохотные капли от того, чем мог бы владеть волшебник. То есть, его намеренно отравили в детстве, чтобы лишить большей части природной магии. Кому это нужно было, думайте сами, но скорее всего это зелье было введено еще до того, как тебя отдали магглам. Кому-то позарез нужно было, чтобы ты не стал самым сильным магом столетия. Но ты и тут впереди паровоза бежишь, Поттер. Большая часть твоей силы сопротивлялась как могла, но из-за перенапряжения у тебя резко ухудшилось зрение. Скорее всего, ухудшение сопровождалось дикими болями и даже обмороками, в том числе было твое не по годам хрупкое физическое развитие. Но потом зелье и сила поделили «территорию» внутри тебя и ты не стал сквибом, но и не мог колдовать в полную силу. На тебя словно смирительную рубашку надели, вернее на твою силу. Только в момент наивысшего напряжения душевных сил, твоя магия прорывалась, но потом ты жестоко расплачивался за эти моменты свободы. Кстати, мне сейчас пришла в голову мысль, а был ли Лонгботтом таким идиотом или над ним тоже поработали? Насколько я помню Пророчество, вы оба подходили на роль мессии…

— Кто тебе сказал, Малфой? Это была закрытая тема, — перебил его Гарри, но тут же осекся под насмешливым взглядом Драко.

— Ты зря считаешь, что моего отца посадили в Азкабан только за мятеж в Министерстве. Дамблдор подключил все свои связи и как мог долго удерживал отца в тюрьме. То, что происходило на глазах у моего отца, можно было легко поместить в Мыслеслив и узнать суть разбившегося пророчества. Человеческий мозг волей-неволей запоминает все, что происходит вокруг и субъективно это фиксирует. Если бы отец смог ускользнуть от авроров, Лорд уже к вечеру знал бы содержание пророчества!

— Гарри, он прав! У магглов нет Мыслеслива, но ты должен вспомнить такую технику, как гипноз — человек, погруженный в это состояние, может даже свои реинкарнации исследовать, что уж говорить о каком-то рядовом, в общем-то, происшествии. Мыслеслив позволяет подробно изучить любое воспоминание, даже то, которое прошло, казалось бы, на грани осознания.

— Да, вы правы… Я только сейчас понял, почему так четко и ясно видел воспоминания в Мыслесливе Снейпа и в дневнике Вольдеморта на втором курсе. Я мог пересчитать все волоски на бороде Дамблдора, — Гарри похоже был уверен, что Малфой не врет им, по крайней мере пока он говорил правду и вроде бы ничего не утаивал.

— Если мы с этим разобрались, можно я продолжу? Не будем трогать Невилла, поговорим о тебе, о, Избранный! — издевательские нотки явственно пробивались сквозь нарочитый подобострастный тон.

— Разрешаю, — царственно кивнул Поттер. Драко удивленно заморгал — надо же, у Поттера прорезалось чувство юмора! Это надо отметить! Гермиона, глядя на них прыснула и разрядила обстановку. Юноши почти дружелюбно переглянулись и Драко продолжил:

— Я долго не мог понять, почему это зелье оставило тебя в живых. По идее оно должно было медленно, но верно свети тебя в могилу или сделать идиотом, не в обиду будет сказано, Поттер, — Драко примиряющее вскинул руки вверх, — но оно повело себя странным образом. Словно снова боролось с чем-то. Твое высказывание про сегодняшнее легкое похмелье натолкнуло меня вот на какую мысль. Скажи, ты в последнее время ни с кем не жил?

— А тебе какое дело? — словно порох вспыхнул Гарри.

— Он полтора года жил с Джинни Уизли под одной крышей, — ответила за Гарри Гермиона, заслужив укоряющий взгляд от него. Но девушка уже понимала к чему клонит Малфой и ей страшно не хотелось терять время в пустых препирательствах. — Они полгода назад разбежались.

— Поздравляю тебя Поттер! Не забудь поблагодарить Уизлетту за то, что она своим приворотным неделя за неделей спасала тебя от смерти!

— Что?! — на Гарри было жалко смотреть, так он смутился. — Что ты такое говоришь? Как это?!

— Гермиона, хочешь сама ему объяснить?

— Гарри, Джинни давала тебе приворотное зелье. И каждый раз та отрава, что бродила в твоей крови, вступала в конфликт с приворотным. Как ты помнишь, правильно приготовленная Амортенция — самое страшное зелье на земле. Дамблдор правильно рассуждал о любви. Так вот, приворотное искусственно пыталось увеличить твою, скажем так, благосклонность к Джинни, но отрава всячески сопротивлялась этому, нейтрализуя его силу. Именно поэтому Джинни не могла затащить тебя под венец. Именно поэтому ты так страшно пил.

— Что ты хочешь этим сказать? — Гарри побелел как простыня и уставился на девушку как кролик на удава.

— А то, что после каждого приема Амортенции, твоему организму нужна была перезагрузка, иначе ты бы свихнулся. Простейшим способом оказался алкоголь. Конечно ты бы мог с метлы упасть и не разбиться — адреналин бы выжег остатки полуразложившихся на составные части зелий, но до этого ты не додумался. И поэтому каждый вечер ты пил по литру, по два в день крепчайшей выпивки. Алкоголь, проникая через мембраны клеток, усиливает межклеточный обмен. Но продукты распада, по сути уже трех разнонаправленных зелий, приводили к тому, что, при казалось бы ясной голове накануне, ты страшно болел похмельем по утрам. Теперь тебе понятнее? — Гермиона участливо заглянула в глаза Гарри и взяла его за руку.

Этот теплый жест не ускользнул от внимания Драко Малфоя.

Второй день Гермиону занимала лишь одна мысль — где найти ванную комнату или хотя бы душевую. Если необходимый минимум гигиены она соблюдала, то волосы уже стали свисать неопрятными прядями, а тело невыносимо чесалось. Она была готова пойти на преступление, только бы встать под обжигающие струи горячей воды.

Малфой и Гарри, похоже, озаботятся этой проблемой не раньше, чем с них начнет кусками отваливаться грязь. Если подобное равнодушие Поттера еще было понятно, то пренебрежение Драко казалось чем-то из ряда вон выходящим. Гермиона думала, что блондинчик мог плескаться в ванной часами. Но видимо, попав в трудную ситуацию, у него включился какой-то «мужской» ген, и он не особенно уделял внимания подобным мелочам.

Когда спина между лопатками зачесалась так, что по телу пробежали брезгливые мурашки, Гермиона решительно встала и вышла из комнаты. Гарри, все еще переваривающий новости о зелье, меланхолично проводил ее глазами. Драко, похоже, даже не заметил исчезновения вдруг занервничавшей девушки. Если ушла — значит, надо ей.

Гермиона в раздражении открывала все двери, попадающиеся ей по пути. Она мельком подмечала запущенные спальни, гостиные, какие-то кабинеты, будуары, но нигде не могла найти заветную комнату с простейшими удобствами. На кой черт строить столько спален и не предусмотреть к ним ванных комнат?!

Вдруг Гермиона застыла, пораженная «гениальной» догадкой. А что если неизвестный строитель, чтоб ему в гробу не чихалось, не строил отдельные ванные, а помещал их внутри спален? Ведь это вполне логично — не нестись же среди ночи в холодный коридор, чтобы сходить в туалет. А значит, если ее умозаключение верно, то и туалет, и ванная комната должны быть при каждой спальне.

Затаив дыхание, девушка открыла первую попавшуюся комнату. Это оказался дамский будуар в красно-черных тонах. Гермиона почему-то покраснела и отвела взгляд от вызывающе широкой кровати под тяжелым шелковым балдахином. В ее сознании молнией вспыхнули и погасли видения обнаженной сплетенной в страстных объятиях парочки. Помотав головой, она выбросила провокационные мысли и огляделась.

Безусловно, человек, обставляющий эту комнату, был склонен к роскоши, но тем не менее обладал тонким, чуть извращенным вкусом. Обстановка казалась довольно скромной, что с лихвой компенсировали вызывающие цвета. У левой стены стоял черный лакированный туалетный столик с тусклым, покрытым пылью зеркалом. Удобный кожаный пуф. Четких линий комод для постельного белья и одежды. Камин, выложенный черным мрамором, с изящными безделушками на каминной полке. Черный паркетный пол. Перед кроватью застланной ярко-алыми покрывалами, лежал красный ворсистый ковер с черным геометрическим рисунком. Огромное окно с широким подоконником немного не соответствовало общему роскошному интерьеру, но его скрывали плотные занавеси из расшитого шелка. Такой же тканью были оббиты стены будуара.

Гермиона даже забыла, зачем она здесь. Желание увидеть эту комнату чистой, без слоев пыли и лиан паутины пересилило исследовательский зуд, и девушка мановением палочки очистила все от многолетней грязи. И сразу же комната преобразилась. Краски засияли, в воздухе запахло свежестью.

— Люмос, — сказала Гермиона, и под потолком зажглась изящная люстра. Причудливо изогнутые рожки оплетали металлические лозы дикого винограда. Рубиново-красные гроздья подсвечивались магическими лампочками, и по комнате прыгали темно-красные зайчики. Отражаясь в полировке стола и комода, они придавали спальне жилой вид.

Вдруг громкие звуки заставили ее подпрыгнуть от неожиданности. Сердце от страха застучало так, что стало больно дышать. Мгновение спустя, девушка догадалась, что это начали бить старинные часы на каминной полке. Они показывали два часа дня. Когда переливчатый звон затих, она еще некоторое время стояла ни живая ни мертвая от перенесенного страха. Наконец, когда сердцебиение улеглось, она вспомнила, зачем сюда зашла.

Около комода она различила контуры замаскированной двери и подошла к ней. Дверной ручки не было. Девушка попробовала «Алохомору», но ничего не произошло. Стало ясно, что замок, защищающий комнату, по крайней мере, немагический. Осталось понять, как его открыть.

Исследовав дверь внимательнее, Гермиона увидела, что с одного края шелк выглядит более темным. Она неуверенно надавила на это место. Глухо щелкнул затвор, и дверь спружинила обратно, открываясь.

Возликовав в душе, она вошла в комнату. Прямо перед ней висело огромное зеркало. Оно отразило сквозь слой пыли неясный силуэт девушки.

«Неужели я так нелепо выгляжу?» — Гермионе была неприятна мысль, что это нехитрое приключение пугает ее. Еще одно очищающее заклятие и «Люмос» выявили сдержано-роскошную облицовку прихожей. Пол был выложен великолепной плиткой. От места, где стояла девушка расходились две тропинки черного кафеля. Проследив за ними, она увидела две комнаты, искусно прячущиеся по обе стороны от зеркала.

Пройдя по одной из тропинок, Гермиона увидела туалетную комнату в таких же красно-черных тонах. Значит, другая дверь скрывала ванную. Девушка нетерпеливо прошла к ней.

Представшее великолепие одновременно и смутило, и обрадовало ее. Первым делом, в глаза бросалась огромная ванная, стоявшая на возвышении. К ней вели три ступеньки, выстланные ковровой дорожкой. В углу комнаты находилась открытая душевая кабинка. Потолок комнаты оказался круглым, сводчатым. Гермиона подумала, если напустить в ванную пара, то тот, оседая на холодном кафеле потолка, будет градом падать вниз. Нечто подобное она уже видела в турецких парных.

Она нетерпеливо подошла к ванне и застонала от удовольствия. Желание вымыться стало совершенно невыносимым. Девушка быстро очистила комнату. По стенам зажглись бра, имитирующие подсвечники. Магический свет трепетал, придавая окружающей обстановке интимность и долю некоего бесстыдства.

К счастью, краны работали, и ванна начала наполнятся горячей водой. Гермиона в одном из настенных шкафчиков нашла полотенца и махровые простыни, и конечно, они все были красными и черными. Усмехнувшись такой предсказуемости, девушка очистила их особым дезинфицирующим заклятием и начала раздеваться. Завернувшись в одну из простыней, она изучила оставшиеся шкафчики. Полочки были полны самых разных кремов и лосьонов. Понюхав все, что привлекло ее внимание, Гермиона отставила несколько наиболее интересных баночек. В другом отделении обнаружились пены, бальзамы и соли для ванны. Выбрав аромат белых цветов, она вылила полный колпачок средства в воду. По комнате сразу поплыл восхитительный запах.

Блаженно вздохнув, Гермиона проверила температуру воды. Переставив на полочку у ванны понравившиеся шампунь, бальзам и мыло, Гермиона выпуталась из простыни и поднялась по ступенькам в ванну. Горячая и ароматная вода лизнула ее ступни, посылая наслаждение от предвкушения. Неторопливо, шаг за шагом, она входила в воду, ощущая, как по ее телу бегут мурашки, а затылок начинает неметь от удовольствия.

Наконец она села, расслабленно откинулась на бортик и удовлетворенно закрыла глаза. Это было счастье!

* * *

Старый и ветхий дом с каждым часом все больше и больше начинал ненавидеть своих жильцов. Мало того, что они не хотели умирать, так еще и вытягивали его личную силу. Что будет, когда она совсем закончится? Безумный и ущербный разум дома не понимал, как такое приключилось? А ведь все было так хорошо! Эти мальчишки едва не поубивали друг друга. Именно их всплески силы разбудили его. Но помешала девчонка. Откуда она только взялась? Дом знал, что Хозяин, задумавший подкормить своего слугу, не предусматривал появление еще и девчонки. Она была лишней.

Дом недовольно заворчал, вспоминая огненные всполохи, когда он было подобрался к девчонке, чтобы завладеть ее разумом. Но спугнуло его и еще одно — дом как-то вдруг понял, что она тоже его чувствует. Правда, думает, что смотрит сон, но она его ВИДИТ! Это было страшно и непонятно. Кроме Хозяина никто не знал о нем.

Девчонку нужно было устранить как можно быстрее. И тогда никто не помешает ему вытянуть все соки из этих мальчишек! Таких молодых, таких сладких! На их магии он просуществует не одну сотню лет, а если она вдруг кончится, дом снова впадет в спячку, поджидая других простаков, как паук в паутине.

Он вдруг почуял, как кто-то стал тянуть его силы. Это было уже просто нахальством. Дом раздраженно окинул взглядом свои внутренности и замер. Девчонка! Она вошла в комнату Беллы Блек и исследовала ее! Его удивление пробудило спящие часы на каминной полке, и девчонка подпрыгнула от испуга. Много терпкой и дурманящей магии выплеснулось в комнате. Дом мгновенно вытянул стихийную вспышку, чувствуя себя гораздо лучше. Ее страх, отдающий крепленным вином, прояснил мысли дома. Гораздо проще будет их пугать! Это экономнее и эффективнее, чем просто вытягивать из них жизнь!

И дом продолжил следить за своей пленницей. В любом случае от нее нужно избавиться. Ее нет в сценарии, а значит, она опасна своей непредсказуемостью. Дом, поскрипывая от нетерпения, продолжил наблюдать за девушкой. В будуаре Беллы Блек начал сгущаться серый плотный туман. Огня в камине нет, а следовательно, он может безнаказанно…

* * *

Драко сидел за столом и усердно делал вид, что читает. Но его мысли были далеки от Поттера, Грейнджер и этого ужасного дома. Он вспоминал, бессознательно поглаживая пиджак там, где во внутреннем кармане лежало письмо отца.

Когда он оказался в этом доме, боль потери перестала быть такой острой. Новые сильные эмоции, конечно, не вытеснили ее полностью, но заставили померкнуть перед ворохом проблем и испытаний. Никогда в жизни Драко не попадал в подобную ловушку. Он сам не раз подстраивал каверзы и неприятности тому же Поттеру и его собачкам, но вот так запросто оказаться в паутине… Это было странно, страшно и… ново!

Впервые за многие годы, Малфой странным образом ощущал себя живым, причастным… Что греха таить, ему в детстве было немного завидно наблюдать за похождениями Поттера и Ко, но врожденное чувство осторожности и, может, даже страх, не позволяли ему влипнуть в нечто подобное.

Хотя на шестом курсе он попал так, что с лихвой возместил все свои «неприключения». До сих пор ему снилось лицо Дамблдора. Лицо человека, которого ему приказали убить… Он видел, что директор слаб, что его можно отправить на тот свет простым Круциатусом, но вот голубые глаза Альбуса Дамблдора были такими… живыми, понимающими и прощающими. Директор мысленно простил ему и свое возможное убийство и то, что в Хогвартсе сейчас орудовали Пожиратели.

Как же это страшно! До тех пор Малфой думал, что испытал уже все виды страха, но оказалось это было ничто по сравнению с тем, что требовал от него Темный Лорд. Убивать проще в мыслях, когда планируешь день за днем, прорабатывая все этапы плана, стараясь не думать, к чему приведут все эти приготовления. Или вот Потти было бы просто шикарно прикончить где-нибудь в переулке, но и это оставалось мечтой.

После того, как Малфой заглянул в глаза директору, он увидел в них отражение самого себя с перекошенным от злости и страха лицом. В тот момент в его душе родилось отвращение. Отвращение к самому себе за то, что он такой слабак — не может прикончить умирающего Дамблдора. Отвращение за то, что он просто задумал это дело. За то, что с радостью принял метку. И вдруг стало так мерзко на душе, что Драко почувствовал тошноту, подкатывающую к горлу. Если бы не профессор Снейп, он бы точно сблевал от страха и жалости к самому себе.

А потом был короткий и непонятный диалог, и директор, дернувшись от зеленого луча Авады, упал вниз с Астрономической башни. Но перед этим Драко успел зацепить взгляд Дамблдора. Холодный, пустой, как у мертвой рыбы. И тогда Малфой понял, что сломался окончательно.

Сколько раз он с криком вскакивал среди ночи, затравленно глядя в пространство огромной комнаты. Слишком огромной для него одного. Отдышавшись и придя в себя, он, бывало, не мог больше уснуть. Пить Зелье Сна-Без-Снов не позволяла дурацкая гордость. Это было как окончательно и бесповоротно расписаться в своей несостоятельности и абсолютной никчемности.

И Драко стиснув зубы продолжал жить, борясь с призраками прошлого, изо всех сил сражаясь с ними. И он начал было побеждать. Но внезапная смерть мамы снова перевернула мир.

Тут до его слуха донесся странный и отвратительный звук. Изумившись до глубины души, Драко даже не сразу почувствовал шевеление у себя в желудке. Следом раздалось хихиканье Поттера. Удивленно взглянув на его довольную рожу, Драко вдруг понял, что именно его собственный желудок только что так оконфузил хозяина.

Хотя тут не было ничего удивительного — он не ел со вчерашнего обеда. Хотя нет! Это было более чем странно! Обычно, если никто не напоминал ему, Драко мог не есть сутками. И перерыв в десять-двеннадцать часов не был для него запредельным. Однажды он не ел двое суток и еще бы спокойно продержался пару дней, если бы эльф не начал биться головой об пол, коварно придвигаясь к дивану, на котором лежал Драко. Непрерывным стуком и завываниями эльф добился своего — Хозяин прервался и приказал принести ему молоко и печенье прямо в библиотеку.

— Что, Малфой, зачитался, бедненький? Дракончик не против червячка заморить, — Поттер наверное казался себе невероятно остроумным.

— В отличие от тебя и твоего Уизела, мой червячок, как ты изволил выразиться, не настолько прожорлив, чтобы требовать еду ежечасно. Как вспомню, как вы хомякали все, до чего дотягивались, так сразу аппетит пропадал. Так что своей великолепной фигурой я наполовину обязан вам. — Драко, выдав эту тираду, снова скрылся за книгой.

Но Поттер, видимо, уже соскучился по общению, пусть и с Малфоем.

— Да ладно тебе, я пошутил.

— Да? Тогда говори какое-нибудь сигнальное слово, чтобы я понимал, когда смеяться.

— Чего?

— Чего-чего, — продолжал издеваться Малфой. — Ну, например, «грязнокровка». В этом случае я обещаю тебе самый искренний мой смех и признательность.

— Да как ты смеешь? — Поттер немедленно вскочил и решительно направился к Драко, сжимая пудовые кулаки.

Он подошел к нему, Малфой скучающе посмотрел на взъяренного Поттера и сказал:

— Потти, ты мне свет загораживаешь. Мне из-за тебя ничего не видно.

— Сейчас, поставлю тебе фонарь под глазом — сразу все увидишь и небо в алмазах, и звездочки, и птичек. Тебе даже ночью подсветки не потребуется.

— Фи, Потти, как грубо. Что за манеры? Мог бы и подучиться на досуге. Неужели никто тобой так и не занялся? — Драко сам не понимал, зачем злит Поттера, но ему доставляло истинное наслаждение и радость то, что он все еще может завести врага с пол-оборота. Это так вдохновляло!

— Мои манеры — не твоя забота, Малфой! — у Гарри заходили желваки и вздулись вены на шее.

«Выглядит… устрашающе» — не мог не признать Малфой.

— А что делать, если твоя невоспитанность из тебя так и прет? — Драко еще договаривал, как вдруг его довольно грубо встряхнули и подняли со стула за грудки.

— Что ты сказал, Малфой? Нарываешься? — казалось, Поттер был рад сорвать на нем свою злость.

Драко долгим взглядом посмотрел в глаза Поттера.

— Убери руки, — сказал он, чеканя каждое слово. — Я дважды повторять не буду.

И, о, чудо! Поттер заколебался. Всего мгновение длилось его смятение, но этого Драко хватило, чтобы резко ударить по рукам противника и высвободиться.

— В следующий раз подумай дважды, чем снова прикоснуться ко мне, — абсолютное спокойствие далось нелегко.

Сейчас каждый из них вспомнил все старые детские обиды и подставы. Постепенно остывая, они осознали нелепость своего спора. Оглядевшись, Гарри словно пришел в себя.

— Ладно, так и быть, живи, — почти дружелюбно сказал он. — Но в следующий раз подумай дважды, прежде чем ляпнуть что-то оскорбительное. Мы здесь сейчас в одной мышеловке сидим. И Волдеморту, чтоб его черти на сковородке хорошенько прожарили, только на руку будет, если мы все тут перегрыземся.

Драко, услышав от Поттера такие слова, внезапно неосознанно потянулся рукой к письму отца. Этот жест не ускользнул от внимания Гарри, но тот промолчал.

— Может, позавтракаем? — миролюбиво предложил Поттер.

Малфой прислушался к себе и понял, что едва не начавшаяся драка не умерила его аппетит, даже напротив, раздразнила еще сильнее.

— Давай, — и первым пошел к ящику, где стояли добытые Поттером консервы.

Вспомнив, как его скрутил приступ аллергии, когда гриффиндорец изучал содержимое кладовки, Драко поморщился. Все-таки плохо, что его слабость видел враг, пусть даже и бывший. Оставалось надеяться на факультетский характер Поттера, который воспретит тому воспользоваться слабостью противника.

Следом за ним поплелся Поттер, искренне недоумевающий, как так получилось, что Малфой снова последнее слово оставил за собой. Они выбрали консервированный горошек, три баночки тунца в своем соку и компот из вишни. Драко рассматривал банки и думал, что на консервах они долго не протянут.

— Слушай, а там не было крупы или макарон каких-нибудь? — спросил Малфой Поттера.

— Не знаю… — тот задумался, — когда мы нашли консервы, я уже ничего не искал. Хватило возни с тем, чтобы уничтожить всю гниль и тебя в чувство привести.

Драко почувствовал неловкость от того, что Поттер вот так запросто упомянул его слабость. Но, похоже, тот это сделал безо всякой задней мысли, просто по ходу разговора. Все еще недоверчиво посматривая на Гарри, Малфой вдруг почувствовал какое-то смутное беспокойство.

Что-то знакомое буквально взывало об опасности. Чувство не проходило, и Драко мысленно начал вспоминать этот до боли знакомый зов, звучащий словно сквозь слои ваты. Непроизвольно рука потянулась к груди, где раньше висел его медальон. Пустота, сожаление и внезапное узнавание промелькнули в голове Драко.

Он вдруг резко побледнел, повернулся к Поттеру и напряженно спросил:

— А где Грейнджер?

Гарри растерянно развел руками. Тревога Малфоя передалась и ему.

Гарри смотрел на Малфоя и думал, с чего тот вдруг так встревожился? Какое ему вообще дело до Гермионы? Это было странно… То он называет ее грязнокровкой, то начинает кудахтать от беспокойства. Прямо-таки само сострадание!

Гарри удивлялся себе: его гораздо больше волновала реакция Малфоя на отсутствие Гермионы, чем собственное беспокойство из-за ее исчезновения. В глубине души он был уверен, что она просто где-то бродит или прячется с очередной книгой. Она большая девочка и в состоянии о себе позаботится. А вот во внезапное перевоспитание Малфоя Гарри ни капли не верил. Тот что-то скрывает, поэтому и хочет отвлечь внимание от себя.

Он уже дважды замечал, как блондинчик хватался за пиджак, полагая, что его никто не видит. И кстати, содержание его письма так осталось неизвестным! А может, Волдеморт ему там инструкции выдал, как лучше избавиться от него, Гарри? Мало ли в какие игры играет этот малолетний Пожиратель?

Подозрения захлестнули Гарри, и он задумался, каким образом заполучить письмо Драко. Пока они ходили по дому и искали Гермиону, он размышлял, как заставить Малфоя снять пиджак.

— Поттер, ты чего такой кислый? — простой в общем-то вопрос застал Гарри врасплох, и тот вздрогнул.

— Ничего я не кислый, я задумчивый.

— И о чем же ты изволишь думать?

— Не твое дело.

— Судя по тому, какие заинтересованные взгляды ты кидаешь на меня, это как раз-таки мое дело.

— Ты себе льстишь, Малфой! Делать мне больше нечего, как только о тебе мечтать, — буркнул Поттер и толкнул следующую дверь.

Там оказалась женская спальня в пошлых красно-черных тонах. Гермиону он не увидел, поэтому хотел было закрыть дверь и пойти дальше.

— А ну-ка подожди! — вскрикнул Драко и оттолкнул Поттера с порога.

— Ты чего, белены объелся? Чего толкаешься? — Гарри всерьез размышлял, как бы половчее обидится и наорать на Малфоя.

-Не видишь что ли? Тоже мне — Надежда Аврората! — фыркнул блондин. — Во всех комнатах, куда мы заходили, был бардак и грязь, а тут чисто, совсем как у нас в кабинете. Дураку ясно, что Грейнджер тут была.

— За дурака ответишь, Малфой!

— Ой, да ну тебя! Такое чувство, что твоя Уизлетта вместе с приворотным пересадила тебе мозг Рона. Ты же всегда был спокойнее, Поттер. Что с тобой происходит?

«Хотел бы я знать, — подумал Гарри, понимая, что перегибает палку. — Действительно, пока мы тут сидим, мне стоит быть помягче, терпимее, что ли… Вот выберемся, потом разойдемся каждый в свою сторону. А морду я ему все равно набью. Ишь какой чистенький выискался!»

Он оборвал мысли, не позволяя им снова раззадорить себя.

— Гермиона! Ты тут? — заорал он с порога, заходя в комнату.

Малфой аж подпрыгнул от неожиданности.

— Ты чего орешь, как потерпевший? Спокойнее надо быть, Поттер.

— Тебя не спросил, — огрызнулся Гарри. — Нет ее тут. Не под кроватью же ее искать.

— Кстати, знакомый интерьер, — задумчиво протянул Драко, обводя комнату взглядом.

— Что, бываешь в борделе?

— Заткнись, идиот! Какой, к Моргане, бордель? А вот ты откуда знаешь их обстановку? Частый гость жриц любви? — спросил Драко, заглядывая за штору.

— Не надо завидовать, Малфой. По крайней мере — вслух, — с важным видом ответил Гарри.

— Чему завидовать-то? Твоему распутству? Я еще в своем уме.

— Можно подумать, ты никогда не был там.

— Ну был, и что? Я не ношу одежду с чужого плеча и не люблю женщин, бывших в частом употреблении. Да мне этого и не надо. Я не плачу за ночь, девушки сами в очередь выстраиваются в мою спальню. Так что, Потти, это твоя судьба.

— Тоже мне, чистоплюй. Можно подумать, ты весь такой наивный — просто мальчик-облако. Ну и где ты видел такую пошлятину? Я имею ввиду вот это, — Гарри обвел комнату рукой.

— Ой, и ответил бы я тебе, да ладно, промолчу.

— Ага, молчание — золото. Озолоти меня на всю жизнь, прошу тебя!

Малфой посмотрел на умоляюще хлопающего глазами Поттера и рассмеялся.

— Даже не надейся! Мне, может, нравится с тобой царапаться.

— Да? С чего бы это?

— Соскучился по нормальному отношению и разговорам. Когда вокруг одни лизоблюды, не особенно поддержишь разговор. А ты, хоть и заноза та еще, по крайней мере, адекватный. Ну-у… За редким исключением, когда не разыгрываешь идиота.

— Всегда к вашим услугам, лорд Малфой, — Гарри отвесил шутовской поклон. Малфой снова рассмеялся.

А юноша задумался, насколько же Драко надоело его окружение, если он готов признать, приятным общение с ним и Гермионой. Сегодняшнюю дату надо обвести красным в календаре и рассказывать потомкам, что в этот день Ледяной Принц Слизерина признался гриффиндорцу в своей симпатии.

— Не лопни от гордости, Потти, — Малфой оказывается достаточно верно понял задумчивость Гарри.

— Что мы все обо мне? Ты так и не рассказал про комнату.

— Эти цвета всегда использовала Белла. Когда она жила у нас в поместье, то ее спальня была именно такой.

— Хочешь сказать, что Лейстрендж бывала тут? — Гарри брезгливо оглядел будуар.

— Ну, она же Пожирательница. А тут жил Темный Лорд. Вот и сложи два и два.

— Что? — от удивления у Гарри округлились глаза. — Она что, спала с Лордом?

— Ты совсем дурак или притворяешься? — потерял терпение Драко. — Ты вспомни, сколько лет Лорду! У него, наверное, уже все отвалилось, а Белла — женщина горячая. Ее этот полудохлик вдохновлял морально. А для всего остального к ее услугам были все Пожиратели.

— Всегда знал, что у тебя дурная кровь. — Гарри сказал это и сразу же пожалел. От почти приятельских отношений не осталось и следа. Глаза Малфоя сразу заледенели, а лицо превратилось в бесстрастную маску.

— Или ты возьмешь свои слова обратно, или я… — Драко не успел договорить. Гарри его перебил:

— Ладно-ладно! Я не прав. Извини.

Малфой какое-то время смотрел на него, но потом сдержанно кивнул.

— Значит, мы остановились на том, что тут была Грейнджер. Или ты из-за интереса ко мне уже забыл о подруге?

— Не льсти себе. Ну и где она, гений?

— Я думаю, в ванной.

— А тут что, есть ванная?

— Конечно, ты же не думаешь, что Лорд не мылся? К тому же, это — явно комната тетки. А она еще та чистюля. Мама говорила, что она после Азкабана сутки провела в ванной.

— Хотел бы я тебе сказать, да промолчу.

— Умнее покажешься.

— Поговори мне. И что, если Гермиона в ванной, то каким образом ты хочешь это проверить?

— Зайду и проверю.

— Ага, сейчас! Перетопчешься. Еще чего не хватало!

— Ой, Потти, ничего нового я не увижу. Если только Грейнджер не мутантка какая-нибудь.

— Даже не мечтай. Ну и где тут эта ванная, куда ты так рвешься?

— Эх, учись, пока я живой, — Драко посмотрел на Гарри обреченным взглядом говорящего с душевнобольным. Поттер насупился.

Малфой подошел к стене и нажал на нее. Послышался легкий щелчок, и замаскированная дверь отворилась, впуская их в прихожую. Из-под одной из дверей сочился легкий пар и слышались звуки капель.

— Гермиона! Ты здесь? — громко спросил Гарри. Некоторое время они с Малфоем ждали ответа, но ничего не услышали.

— Может, она заснула? Пригрелась, и ее сморило, — спросил Драко.

— Но она бы услышала и проснулась. Гермиона! Ты чего молчишь?

Они прислушались, и вдруг услышали тихий, слабый стон. Не раздумывая дольше, молодые люди бросились в ванную.

* * *

Комната была полна подозрительно густого пара. Скорее, это был плотный, почти ощутимый туман. Драко понял — он волшебного происхождения. Юноша вспомнил рассказ Гермионы о странном сне, когда Поттер едва ее добудился. Она сказала, что сущность, приснившаяся ей, боится открытого огня. Драко становилось все труднее дышать. Сзади послышался звук упавшего тела. Не медля больше, юноша воскликнул:

— Инсендио!

Из палочки вырвалась тонкая струйка огня. Туман тонко-тонко, на грани слышимости, запищал. Вокруг Драко образовалось чистое пространство.

— Инсендио Максима! — струя огня загудела, словно из огнемета, и комната мгновенно очистилась. Раздраженный вой донесся откуда-то издалека, будто бы кто-то укачивал обожженную руку.

Драко передернуло от отвращения. Сущность, жившая в этом проклятом доме, проявила себя и пошла в наступление.

Из ванны, стоящей на возвышении, снова донеся еле слышный стон. Драко схватил махровую простыню, лежащую на ступеньках и, накрыв ею девушку, вытащил ту из воды. Голова Грейнджер безвольно качнулась, открывая беззащитную шею. С простыни капала вода. Драко моментально вымок. Он оказался в двусмысленной ситуации — не мог завернуть Гермиону в сухое полотенце, не обнажив ее.

— Поттер, Поттер, очнись! — он подошел к Гарри и толкнул его носком ботинка. — Вставай, слабак! Мне нужна твоя помощь.

Раздался стон, и Поттер медленно открыл глаза. Ошеломленно похлопав длинными ресницами, он спросил:

— Что случилось, почему я на полу?

— Некогда объяснять! Возьми сухое полотенце на скамеечке и помоги мне с Гермионой.

Гарри резко подскочил и тут же пошатнулся, схватившись за голову.

— Что, упал? Надо смотреть куда падаешь, неженка!

— Хотел бы я на тебя посмотреть в такой ситуации, — проворчал Гарри, разворачивая пушистую простынь. — Как она?

— Еще не знаю. Чтобы понять, в каком она состоянии, мне нужно, чтобы она была одета, а то ты меня сожрешь от ревности.

— Какой еще ревности? Что делать-то?

— Распахни простыню и оберни ее, а я тем временем сниму мокрую. И зажмуриться не забудь, юный энтузиаст.

С горем пополам они завернули Гермиону в сухое. Гарри взял ее одежду, и они пошли в свою комнату. В коридоре гуляли сквозняки, и девушка начала дрожать, но в сознание так и не пришла.

Положив Гермиону на диван, Драко взял из бара бутылку водки и растер ей виски, руки, грудную клетку и ноги. Поттер стоял и беспомощно наблюдал за его действиями.

— Принеси ее аптечку.

— А где она?

— Поттер, не тормози, она в том розовом кошельке. Только осторожнее призывай, а то от твоего «Акцио» все пузырьки поразбиваются.

— Хорошо.

Драко удивленно приподнял брови: надо же, он даже не заспорил. С какого это перепугу, Поттера охватило чувство вины? Странный тип! Как был непонятным в Хогвартсе, так до сих пор и темнит.

Из аптечки Драко выбрал зелья от шока и от магического истощения. Ох, непростой это туманчик! Он явно вытягивал из девушки силы! Осторожно, чтобы не захлебнулась, юноша влил ей зелья и потянулся за палочкой.

— Эннервейт.

Веки Гермионы дрогнули, и она непонимающе посмотрела Драко в глаза.

— Что случилось? — спросила она хриплым голосом. Создалось ощущение, словно она сорвала его в крике. Драко нахмурился.

— Ты потеряла сознание в ванной комнате. Помнишь что-нибудь?

Она наморщила лоб, старательно вспоминая и вдруг покраснела.

— Я была в ванной? О боже мой, какой стыд!

— Ты не о том думаешь, Грейнджер! И не переживай, лишнего мы ничего не увидели.

— Гермиона, как ты себя чувствуешь? Малфой, подвинься.

— Я тут между прочим первую медицинскую помощь оказывал, пока ты стоял столбом, — проворчал Драко, но все же уступил место Поттеру.

Тот взял девушку за руку, тревожно всматриваясь ей в глаза.

— Как ты? — повторил он.

— Нормально. Если не учитывать, что ничего не помню.

— Ничего, вспомнишь еще. Ты пока отдохни.

— Ну, а теперь, когда эта семейная сцена не зашла слишком далеко — мои нервы такого кошмара просто не вынесут — давайте разберемся что к чему. Грейнджер, оденься, высуши волосы, а то простудишься. Поттер, пойдем снова на кухню. Поищем крупы или макароны. На одних консервах мы не протянем.

— Чего это ты раскомандовался? Тоже мне, генерал!

— Гарри, успокойся, Малфой прав. Только не надо пока никуда идти. В моем кошельке есть несколько пакетов лапши быстрого приготовления. Ну, на всякий случай положила. А наш случай именно такой — всякий, — улыбнулась девушка. Видимо, ей было еще больно говорить, она судорожно сглотнула. Драко молча протянул ей наколдованную воду. — Спасибо. А вы сами не хотите искупаться? Насколько я помню, это было замечательно!

— Ага, после таких происшествий как-то не хочется, — ответил Гарри.

— Ну, Поттер, говори за себя. Я, например, с удовольствием принял бы ванну.

— И потом мы тебя также будем вылавливать? Учти, я тебя на руках тащить не буду!

— И не надо. Ты пойдешь со мной, и мы будем переговариваться. Тебе тоже, кстати, не мешает вымыться, — Драко деланно сморщил нос. — Иначе ты скоро блохами покроешься.

— Поговори мне. Ладно, пойдем. А Гермиона?

— Пока в камине горит огонь, ей ничего не грозит, — поймав недоуменный взгляд девушки, он сказал: — Я позже все объясню, за обедом. Ты пока, действительно, передохни. И выпей что-нибудь для связок, а то твоим голосом только ворон призывать — за свою примут.

* * *

Гарри сначала хотел возмутиться и никуда не ходить с Малфоем чисто из принципа. Ему очень не понравилась роль командира, которую тот разыгрывал. Но тут он подумал, что появится возможность добраться до письма Волдеморта Малфою, и согласился.

Глядя, как поднялось настроение блондинчика, набиравшего воду в ванну, Гарри самому дико захотелось искупаться, но Малфой уже назначил себя первым.

— Сиди тут, — он показал на мягкую скамеечку в прихожей перед ванной комнатой, — и разговаривай со мной. Так мы будем уверены, что с нами обоими все в порядке.

— И о чем нам с тобой разговаривать?

— Ну-у-у… Можешь мне петь приветственные песни Распределительной Шляпы, а я буду комментировать твой вокал.

— Обойдешься! Еще чего не хватало!

— Вот. Продолжай в том же духе — и все. Не останавливайся, Потти, у тебя хорошо получается.

— За Потти в глаз дам, — беззлобно ответил Гарри, наблюдая за тем, как Малфой снимает верхнюю одежду и, аккуратно разглаживая ее, кладет на скамеечку.

— А что такого? По-моему, это самое милое твое прозвище.

— Иди уже Малфой, пока я не утопил тебя!

— Все, ушел! — Рассмеявшись, блондин скользнул в ванную. — Уже можешь со мной начинать разговаривать.

— Перетопчешься! Я тебя просто буду спрашивать «Малфой, ты в порядке?» и все. С тебя хватит.

— Ну, спрашивай.

— Малфой, ты в порядке? — самым своим противным голосом спросил Гарри.

— Я отлично! Ты даже не представляешь себе, какое это удовольствие наконец-то очутиться в ванной!

Пока Малфой распинался о невероятном наслаждении, которое испытывал, купаясь, Гарри осторожно влез рукой во внутренний карман пиджака. Нащупав бумажный конверт, он потянул его наружу.

— Малфой, ты в порядке? — снова спросил он, стоило только Драко замолчать на пару секунд. Тот, видимо считая, что раззадоривает его, снова начал разливаться соловьем.

А Гарри уже читал письмо, написанное четким уверенным почерком.

«Здравствуй, сын! Если ты читаешь это письмо, значит, у меня не получилось защитить тебя, и я мертв. Не надо сентиментальных соплей, сын! Я осознанно пошел на этот шаг, сделав все, чтобы ты выжил там, где оказался с Поттером. Ты удивлен? Я бы тоже удивился подобной осведомленности. Я совершаю сознательное преступление против моего Лорда и против собственных убеждений, мешая замыслу Господина. Когда я узнал, что этот змееголовый полукровка решил убить Поттера, это понятно, и, вдобавок, моего родного сына только за то, что ты не выполнил его волю, я сделал все, чтобы помешать ему в исполнении этого плана. Ты, наверное, заметил: на третий год после возвращения из небытия Лорд был чрезвычайно недоволен нами. Именно поэтому он дал тебе невыполнимое задание, привязывая меня к себе и своей милости, от которой целиком стала зависеть наша семья, наша жизнь и наша честь.

Старый змей решил убить тебя моими руками, не ставя меня в известность. Он перестраховался на случай своего гипотетического поражения. Он всегда был мелко-злопамятен. Вот и решил убить Поттера, не дать ему жизни даже с того света. Ловушку он приготовил за полгода до своего падения. Провел черно-магический ритуал по превращению обычного маггловского дома в живое существо низшего порядка, имеющее одну только цель — жрать. То место, где вы сейчас находитесь — элементарный магический вампир. Каждый раз, когда вы с Поттером будете выходить из себя, он будет высасывать вашу магию, силу, жизнь. Драко, заклинаю тебя, постарайся держать себя в руках! Поттер был единственным, кто мог на два счета вывести тебя. Не позволяй ему этого ради вас обоих! Я понимаю, что прошу тебя о слишком многом, но вспомни, что ты — слизеринец, а мы всегда могли ставить свою жизнь выше условностей и предубеждений. Если тебе поможет выжить дружба с ним — пользуйся! Поттер — простодушный юнец, максималист и обладает глупой, но такой полезной тебе верой в то, что враг может измениться.

Мое время на исходе, и я хочу предупредить тебя о том, что Лорд планировал заключить магию вампира в сами стены дома, но я смог большую ее часть поместить в твой медальон, тот самый, который передал тебе на шестнадцатилетие. Ты уже, наверное, чувствуешь его. Призови медальон и, если сможешь, уничтожь его. Открыть двери дома сможет или искренняя чистая любовь, или уничтожение души дома. Любви у вас с Поттером явно не случится, значит, ищите способ уничтожить суть дома. Это все, что я могу сделать для тебя. Предупредить и подсказать.

После падения Лорда я и твоя мать, как причастные к тайне, оказались под отсроченным проклятием. Лорд хотел, чтобы мы ушли вслед за ним, если он потерпит поражение. Мы боролись, как могли, отодвигая своей жизнью твою смерть. Как только станет известно о моей кончине, то давным-давно налаженный механизм начнет действовать. У Лорда осталось немало последователей, не попавших в поле зрения аврората. Один из них составлял мое завещание полгода назад и, гаденько улыбаясь, справлялся о моем здоровье, слизняк! Тогда-то я и смог подменить письмо Лорда к тебе своим. Я знаю, что ты винил себя в смерти мамы, но знай, что это ложь! Ты ни в чем не виноват! Виноват только Темный Лорд и его маниакальная страсть по умерщвлению Поттера. Он знал, что вы с Поттером как порох и огонь — стоит вам оказаться рядом, как последует взрыв! Поэтому умоляю тебя — держи себя в руках!

А я ухожу к маме. Не переживай за меня. Смерть — это следующая ступень на пути к Вечности. Если бы там было так плохо, как мы думаем при жизни, то за миллионы лет существования человечества нашелся бы какой-нибудь чудак, смогший вернуться назад. А раз никто не вернулся, значит, не хотят, значит, там лучше! Хотя я бы вернулся только ради того, чтобы не оставлять тебя одного. Ты — лучшее, что случилось со мной в жизни. Ты и твоя мама. Но не торопись к нам — живи, а мы дождемся тебя там, где время не имеет значения. И не грусти, малыш!

С любовью, твой отец».

— Поттер! Ты чего там притих?

— Я-то в порядке, Малфой, слушаю как ты соловьем разливаешься, вот только из-за тебя меня в сон клонит. Ты скоро там наплещешься, Гадкий Утенок? — Гарри осторожно вернул конверт назад.

— В отличие от тебя, Потти, я — Прекрасная Лебедь.

— О! Надо же! Ты знаешь эту сказку? Откуда? И выходи, давай, Лебедь. А то растворишься!

Девушка спала, и ей снился сон. Она видела и ощущала себя частью злобного организма. Словно с высоты, смотрела на себя же спящую. Но это было не столь увлекательно, нежели то, что манило ее в комнату в красно-черных тонах.

Она больше почувствовала, чем увидела двух юношей. Они были очень знакомы, вот только память, отягощенная чужими воспоминаниями, не могла зацепиться и вытащить на свет понимание, откуда она их знала. Но отсутствие информации странным образом не беспокоило ее. Она просто наблюдала за ними обоими одновременно.

Один из них блаженно щурился, сидя в ванне, полной горячей воды. Поднимающийся пар скрывал тело молодого человека, разрешая видеть только потемневшие от влаги светлые волосы, худощавые плечи с трогательными ключицами. Вот он откинулся на бортик и немного сполз вниз, положив голову на край ванны. Лицо было таким расслабленным и довольным, что девушка невольно улыбнулась.

Но тут ее внимание привлек второй молодой человек, сидевший снаружи ванной комнаты. Она почувствовала всплеск его эмоций. Только теперь девушка поняла, что воспринимает этих юношей совсем не так, как привыкла. Она чуяла в них что-то знакомое. В их поведении. В их чувствах. И эта проекция автоматически накладывалась на выплывшие из глубин памяти образы. Но все же она не видела их глазами. Девушка осязала все, что они испытывали в тот момент, когда она смотрела на них. Это было неожиданно и странно. Но задумываться над новыми ощущениями не представлялось возможным, потому что ее буквально опьянил букет эмоций, захлестнувший темноволосого парня.

Он читал какой-то пергамент, и письмо находило живой отклик в его душе. Злость, сменившаяся недоумением, затем удивлением, а после — такой светлой и щемящей грустью, что впитывающая поток его чувств девушка на мгновение захлебнулась: настолько их было много.

Нехотя она оторвалась от него, понимая, что может причинить вред, но пряный букет его переживаний так манил. Хотелось выпить его до капли, хотелось… Противоречивые мысли заняли разум девушки, но все еще живущие в ней человечность и осторожность заставили ее отпрянуть и попытаться вернуться в свое тело…

* * *

Дом спал, и ему снилось, что он девушка…

* * *

Когда Драко, довольный и распаренный, вышел из ванной комнаты, Гарри, ни слова не говоря, занял его место, но почти сразу раздался недовольный вопль:

–— Малфой! Какого черта? Почему ты не слил воду после себя?

Этот вопрос поставил юношу в тупик. А действительно, почему? Он вошел в комнату и увидел Поттера, стоявшего в одних плавках возле ванной, раздраженно скрестившего руки на груди и притоптывавшего ногой. Судя по взгляду, которым он одарил Драко, Гарри был чрезвычайно зол.

–— Ой…, –— только и мог сказать Малфой, –— мне так неудобно… Извини, Поттер, я привык, за мной всегда убирают эльфы, вот и не задумался ни на секунду, что делаю что-то не так… Давай я уберу…

–— Да ладно, Малфой, без тебя разберусь. Но знай, что ты поросенок! Пусть и кичишься своей чистокровностью. Ты чистокровный поросенок! Страшно подумать, что из тебя может вырасти…

–— За свинью ответишь, Потти, –— рассмеялся Драко.

–— Ну точно, как придет Рождество, мы тебя зажарим и подадим с яблоками.

–— Откуда такие каннибальские наклонности, Поттер? –— в притворном ужасе воскликнул Драко, наблюдая, как Гарри запускает руку в мутную воду с остатками пены и нашаривает затычку. Потом брезгливо снимает несколько длинных светлых волос и снова недовольно бурчит:

–— Да ты еще и линяешь…

–— Можно подумать, что ты нет, –— Драко присел на обитую кожей скамеечку, вытянул ноги и скрестил руки на груди, продолжая наблюдать за попытками Поттера очистить ванну. –— Сразу видно, что у тебя была большая практика по чистке котлов у Снейпа. Ты так профессионально это делаешь!

–— Договоришься, Малфой…

–— Что бы ты понимал! Это комплимент! –— юноша, посмеиваясь про себя, смотрел, как Поттер смывает остатки моющей жидкости душем. И только потом ехидно спросил. –— А ты не пробовал воспользоваться заклинаниями? Хотя бы очищающими, раз не знаешь, как удалять воду из емкости.

При виде того, каким озадаченным и затем мрачным стало лицо Поттера, Драко рассмеялся. А Гарри сначала стоял и бессильно сжимал кулаки от ярости, а потом, глядя, как скручивает от смеха всегда спокойного блондинчика, сам не выдержал и заулыбался. Но попранная честь взывала отомстить. Гарри незаметно включил в душе холодную воду на всю мощь и коварно направил рожок на Малфоя. Тут же раздался вполне девчоночий визг, и уже Гарри согнулся от смеха.

Драко не остался в долгу и, схватив первую попавшуюся бутылку с шампунем, облил им противника. Гарри оказался с ног до головы в пене, которая тут же радостно запузырилась, издавая мелодичные звуки, похожие на звон колокольчиков. Видимо, она еще и нещадно щекотала, так как Гарри буквально взвыл и направил душ на себя. Пискнув от холодной воды, он, тем не менее, мужественно смыл с себя магические пузырьки. Затем схватил полотенце и щелкнул им Малфоя по боку. Блондин издал воинственный клич и, цапнув другое полотенце, начал скручивать жгут. Намотав один конец на кулак, он кинулся в погоню за дико хохочущим Поттером.

Они добрых десять минут носились друг за другом по комнате, благо ее размеры позволяли увернуться и отбежать. Потом, запыхавшиеся, сели на одну скамейку, заговорщицки переглянулись и снова рассмеялись.

–— Теперь из-за тебя мне придется еще раз принимать душ, –— сказал Драко, едва отдышавшись. –— Я взмыленный, как мустанг после скачек.

–— Сам виноват. Надо было раньше мне напомнить о магии.

–— Я тебе удивляюсь, Поттер, ты же волшебник. Как можно забыть об элементарном?

–— Когда поживешь с магглами одиннадцать лет в качестве бесплатной рабочей силы, такие мелочи начнешь делать на автомате.

–— Чего? Как это, в качестве рабсилы? Ты же чертов Герой почти с рождения.

–— Все дело в том, что их это абсолютно не волновало.

–— Значит все те слухи, которые ходили про тебя, –— правда?

–— Какие именно? Те, которые распускал ты со своими гадюками, –— нет.

–— Ну, то, что тебе несладко жилось с магглами, что они запирали тебя в комнате в наказание.

–— Скажу больше, Малфой, до одиннадцати лет я жил в чулане под лестницей. Только не делай такие глаза. Не надо меня жалеть… а то в нос дам!

–— Да ну тебя! Я не жалею, я в шоке! Так обращаться с символом Победы всего магического мира… Ты их не заавадил?

–— Ну, во-первых, то, что я какой-то там символ, их ни капли не волновало. Доставалось мне по любому поводу и без. А где они сейчас, я даже не знаю… Министерство вывезло их перед моим седьмым курсом. Куда –— даже не представляю… Да и не горю желанием узнать, честно говоря…

–— Еще бы… Все-таки странный ты, Поттер…

Они некоторое время молчали, впервые в жизни чувствуя себя в обществе друг друга если не уютно, то безопасно. Драко не пытался задеть Гарри, а тот не щетинился от любого слова, как это было раньше. Хрупкое перемирие, нравилось обоим, но рефлексы были все же сильнее, и каждый ждал от другого подначки или грубого отпора. Первым решился заговорить Поттер:

–— Ну, ладно… что-то мы тут засиделись, в самом деле. Там Гермиона одна, а мы развлекаемся. Иди снова прими душ, а я подожду тебя в прихожей.

–— Хорошо, как хочешь, –— не стал спорить Драко.

Он смотрел в спину Поттеру. Тот, словно чувствуя испытующий взгляд, передернул плечами, обозначив четко прорисованные мышцы. Драко в который раз удивился ставшему вдруг таким здоровенным Гарри.

–— Только вымыть ванну после себя не забудь, «чистюля», –— хмыкнул Поттер уже на пороге и выскользнул из комнаты, не дожидаясь ответной реплики.

Блондин пожал плечами и направился к ванне.

* * *

Гарри сидел в закутке перед ванной комнатой и размышлял о письме, которое написал Драко его отец. При всей своей неприязни к Люциусу он вдруг понял, насколько же сильно этот человек любил своего сына. Вынужденный следовать приказу господина, лорд Малфой все же нашел в себе силы сопротивляться ему.

То, что было сказано в письме о нем, Гарри не смутило –— слишком много он наслушался в свое время и более «лестных» отзывов о своей персоне. То, что думал о нем Люциус, ни капли не волновало. Он тоже был не слишком высокого мнения об отце Драко. А вот их отношения стали для него настоящим откровением.

Он нехотя провел параллели между собой и Малфоем. Смешно, конечно, сравнивать их такие разные судьбы, но родители обоих пожертвовали своими жизнями, чтобы их спасти. Это породило в душе Гарри доселе незнакомое чувство сродства с Драко. Кто бы мог подумать, что такое когда-нибудь произойдет? Они действительно слишком разные, как плюс и минус, как негативный и позитивный кадры… как две стороны одной медали.

Наверное, поэтому Гарри и открылся перед Малфоем чуть больше, с опаской ожидая от того оскорблений. Наверное, его поступок был похож на то, как повернуться к врагу спиной, одновременно наблюдая за ним, ничего не подозревающим, через зеркало. Любая неверная гримаса, любое агрессивное движение могло навсегда разрушить то, что начинало связывать их обоих. Но Драко не сделал ничего, что бы Гарри смог истолковать, как угрозу для себя.

Может, ему тоже важно начинающееся потепление в их непростых доселе отношениях? Гарри припомнил слова Малфоя, сказанные пару часов назад, что тот соскучился по нормальному, адекватному общению. Можно ли ему верить?

Этим вопросом Гарри задавался механически принимая душ, когда Драко, тоже непривычно тихий, вышел из ванной. Спустя пятнадцать минут они бок о бок шли в общую комнату. Рядом, но еще не вместе.

В кабинете на диване лежала Гермиона, укрытая до подбородка пледом. Девушка спала, повернувшись лицом к спинке дивана. Молодые люди, стараясь не шуметь, пообедали и разошлись по своим делам: Гарри взял книжку и сел в кресло неподалеку от камина, Драко снова принялся что-то строчить за бюро.

Молчание висело в комнате, изредка прерываясь шелестом переворачиваемых страниц или скрипом пера по пергаменту. Гермиона спала так тихо, что Гарри иногда присматривался к ней: дышит ли. Спокойная атмосфера расслабляла, заставляя забыть, где и почему они находятся. Впервые за долгое время ему было уютно и хорошо. Не заметив как, Гарри в конце концов уснул. Сквозь дрему он слышал, как тихо встал Малфой, чем-то пошуршал, подошел к креслу, вынул из его ослабевших пальцев книгу и укрыл пледом. Гарри уже был слишком далеко в стране снов, чтобы поблагодарить за такое внимание.

Гермиона смотрела на себя со стороны, и ей хотелось завыть от отчаяния. То, что произошло в ванной комнате, сбило ее с толку и, когда она уснула, девушка сама не поняла, как ее сознание поменялось местами с сознанием этого странного дома. Сначала она ничего не соображала, думая, что это всего лишь странный и интересный сон, но, попытка выдраться из пучины сна оказалась неудачной, Гермиона поняла, что не ощущает себя собой. И теперь она рассматривала свое тело со стороны и ощущала страшную беспомощность. Чужое сознание упрямо вынуждало ее отступить, упруго и ощутимо выталкивая из тела.

Деятельное мышление Гермионы с присущим только ему энтузиазмом сразу же взялось решать поставленную задачу, несмотря на некоторую панику. Девушка немного рассердилась на себя. Да что же это такое? Она что, теперь и испугаться как следует не может, словно она и не девчонка со всеми положенными ей слабостями и прерогативам?. Даже поистерить в свое удовольствие не получалось! Пока она совершенно нерационально сердилась на себя, ее гибкий ум нашел альтернативное решение.

Раз сознание дома сейчас завладело ее телом, то что мешает ей овладеть знаниями этого существа? Их разум может обмениваться информацией в произвольном порядке. Вот только более изощренный и развитый ум Гермионы мог защитить важные воспоминания, а вот примитивная соображалка дома была как на ладони. И Гермиона решила использовать эту ситуацию по полной. Она ненавязчиво подсунула дому воспоминания из детства, загрузив его надолго, а сама осторожно влезла в кладовую памяти странного существа.

Перед глазами замелькали картинки, начиная с того момента, когда Волдеморт наделил маггловское здание разумом. Гермиона почувствовала, как ее захлестнули щенячьи восторги дома. Он сразу безоговорочно признал своего Хозяина. Ментальный облик строения стал похожим на пса. Огромного, злобного, преданного и очень умного. Для собаки, конечно. Дом следил за всем, что происходило внутри него, ежедневно докладывая Волдеморту о разговорах, которые в нем вели остальные Пожиратели. Он, как самый настоящий вампир, постепенно вытягивал из своих обитателей силы, аккумулируя их для хозяина. А выбирать было из чего. Одна Белла с ее истериками и похотью отдавала столько, что дом едва успевал перерабатывать энергию. А еще были неуравновешенный МакНейр и взрывной Долохов.

Из всех Пожирателей, бывавших в этом доме, только двое умели закрываться от жадных щупалец вампира. Это были Фенрир Сивый и Люциус Малфой. Дом никогда не мог пробить их защиту. Если у Фенрира она была дикая, звериная, поставленная грубо, но надежно самой природой оборотня, то Малфой закрывался столь изящно, что даже Хозяин не мог проникнуть в его разум. Дом, чувствуя себя плохим исполнителем воли Хозяина, начал тихо ненавидеть Малфоя. И отыгрывался на нем, как получалось. В те редкие ночи, когда Люциус был вынужден оставаться у Темного Лорда, ему снились самые мучительные кошмары. Зато через сны аристократа, через его страхи дом узнал о существовании Драко. Именно он предложил Господину использовать сына Малфоя, когда тот задумал устроить здесь ловушку для Поттера. Хозяин так радовался и хвалил его, что дому хотелось упасть на спину, подставить брюхо под ласкающие пальцы Господина и извиваться в экстазе.

Гермиона брезгливо вынырнула из памяти дома. Ей захотелось срочно принять душ, столько грязи она ощутила на себе. Зато теперь она знала о здании все. И ей осталось только придумать, как предупредить Гарри и Драко. Девушка задумчиво смотрела, как смущенный Драко прикрыл пледом Гарри и отошел от него. Она нежно улыбнулась своим мальчишкам. Какие же они смешные!

* * *

Затекшая от лежания в неудобном положении шея заныла, и неприятное душащее ощущение вытянуло Гарри из сна. Он помнил, что ему снилось нечто приятное, доброе. Он видел себя, Гермиону и Драко. Вроде они очень мило беседовали и смеялись. Искренне и совсем по-дружески. Гарри сладко потянулся.

— М-м-м… Какой хороший сон мне снился… — томно зевнул он, найдя взглядом Малфоя.

— И что такого видела наша Спящая Красавица?

— Да, так, неважно… Но было очень… мило… Кстати, ты в который раз уже поражаешь меня своими знаниями маггловских сказок. Откуда, Малфой?

— А что особенного в знании сказок? Их читала мне мама. А ей — ее магглорожденная нянька.

— О! У твоей матери была магглокровка в няньках?

— Ну, Блеки хоть и кичились чистотой крови, но не чурались нанимать нечистокровных в слуги. У мамы и тети Андромеды была одна няня, а у Беллы — другая, из чистокровных сквибов.

— Ну, видимо, здесь скрывается причина, что Андромеда предпочла всякой чистокровной чепухе настоящую любовь.

— Не знаю… Но мама говорила, что после ее ухода из дома няньку выгнали с позором. Посчитали, что именно она своей ересью сбила тетю с пути истинного, — фыркнул Малфой. — Зато маму до четырнадцати лет никуда не выпускали. Она даже училась дома. Только перед СОВами она поступила в Хогвартс. Ну, и после того, как их с папой обручили.

— Что? Твои родители не знали друг друга до свадьбы? — Гарри стало так интересно, что он привстал с кресла, подавшись к Драко всем телом.

— Ну, да. Это обычная практика. У чистокровных брак — прежде всего выгодный контракт. Контроль над тем, чтобы капитал и магия не разошлись по недостойным семьям. Если бы отец успел, то он бы тоже обручил меня с кем-нибудь. Брак — не вздохи при луне и уси-пуси за завтраком. Это серьезный шаг, и к нему надо подходить со всей ответственностью. Нельзя же допустить, чтобы дети были рождены от недостойной матери.

— Малфой! Да ты сноб!

— Я что, открыл тебе Америку? А раньше ты думал, что я простой и наивный вьюнош? Меня учили с детства быть главой рода. Это мой путь, и я был готов по нему пойти, если бы вот только некое земноводное с комплексами неполноценности не спутало нам все карты.

— Я в шоке от тебя, — протянул Гарри, поражаясь тому, как можно вот так, со спокойной рожей, рассуждать о своем будущем. — А если ты не полюбишь свою жену?

— А что, для рождения наследника обязательно пылать к супруге трепетной страстью? Поттер, я поражаюсь твоей наивности! Для того, чтобы делать детей, не нужно любить.

— Но как? — воскликнул Гарри, ему был непонятен самый настоящий пофигизм Малфоя к своей собственной личной жизни. — Это же твоя жена! Та, с которой ты будешь просыпаться каждое утро! Твоя половинка! Мать твоего ребенка! Как можно быть таким холодным?

Драко посмотрел на Гарри, как на тяжело и безнадежно больного пациента психиатрического отделения святого Мунго.

— Ты когда-нибудь слышал о раздельных спальнях?

— А твои родители? Они что, тоже не любили друг друга? — не унимался Гарри.

— Моим родителям повезло больше: они полюбили друг друга. Но это было уже позже — в браке, когда родился я.

— Вот видишь!

— Что?

— Не обязательно оставаться равнодушной сволочью!

— Это ты к чему? — Драко уже подумывал: а не обидеться ли ему на лохматого бестактного гриффиндорца?

— А зачем надеяться на случай, когда можно сразу выбрать себе любовь всей своей жизни. И спокойно прожить с ней в браке.

Драко замолчал, раздумывая над словами Поттера. Они цепляли какой-то искренней прямотой. Но устои и правила, усвоенные с детства, не позволяли сдаться так просто.

— А если эта самая любовь пройдет? Если человек, которого ты любил еще год-два назад, станет тебе противен?

— Ну, от этого, как от Авады, не застрахован никто. Но лучше год прожить, ощущая крылья за спиной, чем всю жизнь в ожидании чуда.

— О, да ты, оказывается, поэт, Поттер?

— При чем здесь поэзия? Так должен рассуждать любой нормальный человек.

— А я, значит, ненормальный?

— Ну, в некотором смысле — да. Ты же холодный и отстраненный, как привидение. Драко, неужели ты никогда не хотел почувствовать себя обыкновенным человеком? Без выпендрежей и снобских замашек?

Малфой вздрогнул, когда Поттер впервые за все время их знакомства назвал его по имени. Это было так странно… слышать свое имя в устах закадычного врага… самого лучшего врага, чего уж греха таить? За этим маленьким потрясением, Драко едва не потерял нить разговора.

— Мы говорим о разных вещах, Поттер. Ты говоришь о неконструктивных эмоциях, а я рассказываю тебе о долге перед родом.

— Да каком, к черту, долге? Кому и что лично ты должен, Малфой? Портретам на стенах своего замка? Или праху в усыпальницах? Почему ты так просто готов отказаться от своего счастья в угоду мифическому долгу? Что мешает тебе исполнить свой долг, продлив род, но с любимой женщиной рядом? Чтобы просто быть счастливым? Вот ты говоришь: «долг, долг», а посмотри, куда этот долг чуть не завел вашу семью. Твой отец по молодости принес клятву верности Волдеморту и обрек тебя на гибель. Так какой долг он там выполнял? Перед безумным полукровкой или перед родом?

— Ты все переворачиваешь с ног на голову, Поттер, — произнес побелевшими губами Драко.

— Иногда, чтобы понять, куда идти, надо оглянуться назад и по сторонам, а не переть лбом в стену. За деревом леса не видно.

В комнате повисло молчание. Драко осмысливал сказанное Поттером и вынужден был признать: Гарри оказался не таким уж и идиотом. А Поттер думал о странной логике аристократов, которые за возможность выгодно свести наследников готовы спаривать их, как коллекционных лошадей, только ради продолжения рода. Это все равно, что продать душу Дьяволу. Только тут хуже: душой ты распоряжаешься своей собственной, и сам делаешь шаг в бездну. А тут ты продаешь своего родного ребенка, не зная точно, что с ним случится. Вытащит ли он счастливый лотерейный билет или останется несчастным на всю жизнь.

— Так, значит, ты не считаешь, что мой отец злонамеренно следовал идеалам Лорда? — вопрос Малфоя застал Гарри врасплох, и он вздрогнул.

— Мне было бы приятнее считать, что он сделал это по молодости и глупости, чем думать, что он реально хотел извести всех грязнокровок и магглов. При всей моей нелюбви к твоему отцу, ему не откажешь в здравомыслии, как той же Белле, например.

— Да уж, — поморщился Драко. — А можно я задам тебе один вопрос?

— Можно, — пожал плечами Гарри.

— Почему ты вздрагиваешь каждый раз, когда речь заходит о Снейпе?

* * *

Гарри действительно вздрогнул и непонимающе уставился на Малфоя. Он не ожидал такого подвоха. Драко испытующе рассматривал его, но было видно, что ответ Поттера ему нужен и важен не для удовлетворения праздного любопытства. Что он сам хочет понять историю их взаимоотношений с деканом, но для выводов слишком мало информации.

Гарри надолго замолчал, собираясь с мыслями. Он так погрузился в себя, что не заметил, как Малфой сходил к бару и принес по бокалу виски. Только когда холодное стекло стакана коснулось его руки, он очнулся, снова вздрогнув.

— Спасибо. Наверное, мне и правда нужно поговорить о Снейпе с кем-то… С Гермионой бесполезно. Она просто задерет нос и заявит: «Вот видишь, я же говорила, что преподаватель Хогвартса не мог бы причинить тебе зла». Как будто звание профессора придает человеку какие-то благородные черты, лишает его возможности предать… Рон даже и слушать не стал бы. Для него Снейп был всего лишь ненавистным преподавателем. Он не хотел видеть в нем кого-то иного… Джинни… Да, ну… Ты и сам все понимаешь, кем я был для нее… — Гарри отхлебнул из своего стакана и закашлялся. С тех пор, когда это проклятое зелье было выведено из его крови, алкоголь перестал быть таким приятным, как прежде. Еще немного помолчав, он продолжил:

— Я всегда был несправедлив к Снейпу. Хотя сначала на первом курсе я просто недоумевал, почему и за что взрослый и незнакомый человек может так ненавидеть меня. Мои маггловские родственники терпеть не могли меня с детства, и для меня не было таким уж шоком, что на свете есть кто-то еще, кому я неприятен. К тому же, вражда с тобой сглаживала этот диссонанс, — улыбнулся Гарри. — Позже я узнал, что в его неприязни ко мне были виноваты мой отец и крестный. Их детская вражда стала для Снейпа чем-то большим, чем просто детские неприятности, и он перенес ненависть на меня. Я не хочу осуждать взрослого и самодостаточного человека за это. То, что творилось в его душе, навсегда останется для меня загадкой без ответа. Но даже ненависть ко мне не мешала ему присматривать за мной и вытаскивать за шиворот из всех опасностей, на которые были столь щедры мои школьные годы. Оберегать так, как он себе представлял заботу и охрану. Я не могу его судить… Если бы у меня не было друзей, а ты бы травил меня также, как его травили мои отец и крестный, возможно, я тоже стал, подобно ему, замкнутым и злопамятным. Не знаю…

— Упаси Мерлин! — деланно испугался Малфой, и Гарри засмеялся. — Но почему он все это делал, если ты был так неприятен ему?

— Он любил мою маму. Он практически перед самой ее смертью пообещал ей, что будет защищать меня. И сам оказался виновником ее гибели.

— Что? Снейп виноват в смерти твоих родителей?

— Ну, виноват косвенно. Помнишь Пророчество? Именно Снейп подслушал его первую половину и донес Волдеморту. Только потом он узнал, что подвел под пророчество и подставил под удар прежде всего свою любимую женщину. Он ползал перед Волдемортом на коленях, умоляя, чтобы маме сохранили жизнь. Том пообещал, но ты же знаешь, как он держал свое слово. Он все равно убил ее, — Гарри не выдержал и снова приложился к виски. Рассказывать так ровно и отстранено было выше его сил. Глаза предательски защипало, но он нашел в себе силы продолжить:

— После этого Снейп пришел к Дамблдору, надеясь, что силы света помогут спасти мою мать, но оказалось слишком поздно: Дамблдор не смог ничего сделать.

— Но я все равно не понимаю, почему Северус так возненавидел тебя? Ты же не только сын Джеймса Поттера, но и Лили Эванс? Почему он не увидел в тебе ее?

Гарри замолчал, глядя в отблески потухающего пламени камина, но все же ответил:

— Я не знаю. Я не могу винить его в этом.

— Я в шоке от тебя! — удивился Малфой. — Неужели тебе нимб не жмет, святой Поттер?

— Да что ты понимаешь? — вскинулся было Гарри, но тут же поник. — Я понимаю его в какой-то мере… Я сам долго винил себя в смерти родителей. Особенно, когда узнал, что это за мной приходил в ту ночь Волдеморт. Если бы не я, они были бы живы…

— Если бы не ты, в живых не было бы половины населения Британии. Жертва твоих родителей не была напрасной.

— Что ты знаешь о жертвах, Малфой? Дамблдор пожертвовал собой, чтобы не дать тебе расколоть свою душу. Если бы ты убил его, ты бы стал таким же, как Волдеморт — бездушным, злобным ублюдком.

— Вот только не надо мне сейчас говорить об этом! Как будто я не понимаю! Его глаза до сих пор мне снятся в самых страшных кошмарах, Поттер! Мерлин, если бы ты знал, как это страшно: смотреть в безжизненные глаза убитого…, — Малфой замолчал, поймав насмешливо-грустный взгляд Гарри. — А, да, прости, я не подумал…

— Можешь перестать терзаться и винить себя в смерти директора, Малфой, — спустя минуту напряженного молчания сказал Гарри. — Снейп выполнял приказ Дамблдора, когда проклял его. Но как же я в тот момент ненавидел его и тебя. Я был готов убить его, но он с легкостью отражал все мои потуги. Это потом через год я узнал о приказе директора, а до этого я просто рвал душу на мелкие кусочки от желания разделаться с ним.

Тут на диване заворочалась Гермиона, приподнимаясь и потирая заспанные глаза. Гарри и Драко, как по команде, уставились на нее. Они так увлеклись разговором, что позабыли о ее существовании.

— Что вы тут обсуждаете? — скрипучим голосом поинтересовалась девушка, посмотрев на них. Гарри вздрогнул, увидев красные блики в глубине зрачков Гермионы, но списал это явление на отблески почти погасшего камина, стараясь не думать о том, что камин был позади нее и не мог бы так высветить глаза девушки.

Теперь пришла очередь Гарри думать, чем бы заняться. Гермиона все время проводила шушукаясь с Малфоем. Иногда она потягивалась, делая вид, что не видит взглядов двух парней, пожирающих глазами соблазнительные изгибы ее тела. А они оба потом не знали, как смотреть друг другу в глаза. Для обоих Гермиона стала камнем преткновения и запретной территорией одновременно. Даже Малфой уже еле сдерживался, когда девушка, казалось бы, совершенно невинным жестом касалась его руки или дотрагивалась до плеча.

Вот и теперь мисс Грейнджер строила глазки Малфою, изредка торжествующе поглядывая на Гарри. Только такое необычное поведение подруги останавливало Поттера от скандала с мордобоем. Парень пристально смотрел на девушку не понимая что с ней происходит. Конечно ревность иногда вскипала в нем, когда Гермиона так близко наклонялась к Драко, что-то шепча ему на ухо. Это было мучительно, но очень подозрительно и Поттер сдерживал рвущуюся наружу ярость.

Несмотря на то, что Малфой продолжал считать его недалеким типом, пропившем всю свою хватку за последние два года, Гарри помнил, в чьем доме они находятся и что будет, взорвись он и устрой магическую дуэль. Они оба с Малфоем вряд ли переживут ее, а лучшим исходом станет магическая кома и истощение.

Именно мысли о подлости Волдеморта, заставляли Гарри раз за разом стискивать зубы, когда до него доносился грудной смех Гермионы с воркующими нотками. Она была похожа на сучку в течке, так выставляясь перед Малфоем. Разве что на спине не валялась, призывая кобеля.

Поттер подошел к книжному шкафу, надеясь выбрать что-нибудь почитать и на время отвлечься от заигрывающей Гермионы. Но книги, стоящие на полках, были в основном о высшей магии и зельеварении. Первое вряд ли могло отвлечь его сейчас, а второе он ненавидел со школы. Несмотря на всю свою благодарность Снейпу, юноше так и не удалось заставить себя полюбить его предмет. Но тут Гарри вспомнил про Выручай-Книгу. Он нашел ее на столе под ворохом исписанных Малфоем листков.

Прихватив книжицу, он пробурчал парочке, что спустится в кухню на разведку каких-нибудь запасов круп или макарон. Он не заметил с каким разочарованным видом его проводила Гермиона, сразу потерявшая интерес к Драко.

Гарри, тем временем, для успокоения совести, спустился вниз, порылся в кладовке и даже нашел какую-то коробку. В ней оказалась кишащая мучными червями перловая крупа. Брезгливо поморщившись, Поттер уничтожил содержимое коробки. В самом дальнем углу он все-таки обнаружил еще одну коробку с макаронами. В ней живности, вроде бы, не водилось и он прихватил ее с собой. Оставив добычу в коридоре, Гарри направился в красно-черную комнату. Не то, чтобы она ему нравилась, но было лень чистить какую-нибудь другую только из-за своей неприязни к дизайну Беллы Лейстрендж.

Он упал на огромную кровать и задумался, чего бы пожелать от Выручай-Книги. Мысли от книг перескочили на извечную книголюбку Гермиону и снова на ее странное поведение. Малфоя он особо не упрекал, понимая, что перед таким напором мало кто устоял бы. От этих мыслей ему стало неуютно и он предпочел попытаться разгадать замысел Волдеморта. Он бы дорого отдал, чтобы узнать, что такого задумал Том Риддл, когда решил сделать эту последнюю ловушку. Эх, были бы какие-нибудь записи или дневники Темного Лорда! Он же уже однажды завел себе дневник в юности, так что могло остановить его от повторного эксперимента?

— Да… Вот бы почитать дневник Волдеморта… — протянул вслух Гарри.

И вдруг книжка в его руках стала меняться. Из толстой тетради в гибкой кожаной обложке, она превратилась в средних размеров книгу в плотном переплете из черной кожи с золотыми уголками. С виду такой обычный маггловский ежедневник в богатом оформлении. Строгий и шикарный. Гарри удивленно повертел книгу в руках, открыл и вскрикнул: на форзаце красивым, витиеватым почерком значилось: «Дневник Темного Лорда. Самого Великого мага современности»

— «Да, а скромности Тому не занимать!» — удивленно подумал Гарри. Но тут у двери раздался какой-то шум и юноша быстрым движением спрятал дневник под покрывало.

* * *

Драко с самого утра находился в шоковом состоянии. Внимание Гермионы Грейнджер сбило его с толку. Он с удивлением смотрел, как разливается перед ним девушка. Он насквозь видел все эти ее нарочито-невинные жесты и взгляды украдкой, бросаемые на надувшегося Поттера. Честно говоря, Драко до сих пор не понимал, почему Поттер не взорвался и не вызвал его на дуэль или просто не набил морду. Драко каждый раз морщился от этих плебейских мыслей, но как говорится: с кем поведешься…

Гермиона то щебетала восхищенно, как влюбленная дурочка, то начинала шептать, искусственно понижая голос и придавая ему томные нотки. Выглядело это настолько смешно, что Драко порой едва сдерживался, чтобы не засмеяться в голос. Такими чарами его баловали слизеринки на курсе так третьем. Все эти ужимки и разговор ни о чем с придыханием и многозначительными взглядами говорил о том, что с Грейнджер что-то случилось.

Отталкивать девушку он пока не хотел, чтобы получше разобраться с этой проблемой, хотя и рисковал нарваться на скандал с Поттером. Попытка проникнуть в воспоминания Гермионы невербальным «Легилименс» ни к чему не привела. Сознание Драко просто провалилось в разум Гермионы. Никакой защиты, никаких блоков, никаких воспоминаний и мыслей. Вообще ничего! Такого быть не могло! Либо Грейнджер искусно маскировала свои мысли, либо их попросту не было. Ощущалось нечто, вроде тумана, но ведь его не схватишь руками, не потрогаешь. Лезть слишком глубоко Драко не стал, боясь чтобы Гермиона или кто-то в ее теле не насторожился.

Мысль о помутнении разума Гермионы уже не казалась такой абсурдной и смешной, а стала очень серьезной проблемой. Провести ритуал экзорцизма в таких условиях было бы самоубийственно — Дом-вампир мгновенно опустошил бы его. Да и для Грейнджер это было бы очень опасно.

Занятый такими мыслями, Драко не обратил внимание на уход Поттера, но зато успел увидеть разочарование на лице Гермионы. Стало ясно, что весь этот спектакль девушка затеяла именно для Гарри, в надежде, что он сорвется и устроит скандал. Это только подтверждало догадки Малфоя.

Он выждал около получаса и сославшись на то, что Поттер без него вряд ли что-то найдет, ускользнул из комнаты. Перевел дух и хотел было спуститься вниз, к Поттеру, как увидел картонную коробку, стоящую в коридоре. Заглянул в нее и понял, что Гарри нашел все-таки макароны и теперь голодная смерть им точно не угрожает, как минимум полгода. Довольный уже этим, Драко отправился искать Поттера.

Он заглядывал в каждую комнату, стараясь задерживать дыхание, чтобы его снова не скрутил приступ аллергии. И даже начал заодно вычищать их от пыли. И несложно — всего одно заклинание, и практично. Они все равно собирались навести порядок в доме. Возле комнаты Беллы, Драко споткнулся и, едва не упав, чертыхнулся. Решительно открыл дверь и увидел Поттера, развалившегося на кровати тетки.

— И что ты там говорил про то, что тебе не понравился вкус Беллы? Вижу, сидишь и выглядишь вполне довольным жизнью, — сказал Драко, стараясь не замечать сердитого взгляда Поттера.

Малфой прошел к кровати и сел рядом с Гарри. Тот даже не шевельнулся, все также неприязненно рассматривая слизеринца.

— Ну и что мы будем делать с духом, захватившим тело Грейнджер? — спросил он, после того, как запечатал заклинанием комнату и повесил заглушающее заклинание.

* * *

— С чего ты взял, что она одержима духом, а не тобой? — спросил Гарри после долгого молчания.

— Поттер! Я тебя умоляю! Ты сам веришь в то, что сказал? Грейнджер, заигрывающая словно первокурсница — по меньшей мере такое невозможно! А если возможно, то значит это — не Грейнджер!

— Ну, допустим. А чего же ты тогда ей в рот смотрел?

— Я смотрел ей не в рот, как ты изволился выразится, а в голову. Если точнее, то попытался применить Лигелименцию.

— И как?

— Да никак! Пусто, как в хеллоуинской тыкве! И так же подозрительно!

— В смысле?

— Поттер, ну до тебя что, не дошло, что я сказал? В. Голове. У. Грейнджер. Пусто, — чеканя слова произнес Малфой. — А у нее не может не быть мыслей и воспоминаний по определению! Я боюсь, у нее в голове такая каша, что когда-нибудь новые знания перестанут туда помещаться!

— Это ты зря! Гермиона всегда все раскладывает по полочкам, а уж свои собственные мысли и подавно! У нее мышление, наверное, по принципу библиотеки устроено: каждое знание на своем месте, в каждом разделе — своя тематика. Плохо же ты ее знаешь.

— Ну, я вроде бы и не обязан ее знать хорошо, если ты понимаешь о чем я. Но, если ты так говоришь, доверюсь твоему знанию.

— Хм… И что ты предлагаешь?

— Ты про Грейнджер? Ну, сначала нам нужно придумать, как провести обряд экзорцизма и не навредить ни ей, ни нам. Та сущность, что живет в этом доме в один момент вытянет из нас всю магию и нам сильно повезет, если мы живы останемся. И ей тоже.

— Интересно, когда этот дух успел в нее вселиться? Мы же все время рядом были.

— Не все. Помнишь, как позавчера мы ее из ванны вытаскивали?

— Неужели? Ты уверен?

— А что это еще может быть? Только в тот момент она была вдалеке от каминного огня и без нашего присмотра. Помнишь тот туман в ванной? Ты должен был заметить, даже если и хлопнулся в обморок.

— Ну и что? — обижено засопел Поттер.

— А вот то! Когда я применил Инсендио Максима, я услышал очень тонкий, буквально на грани восприятия, писк. Эта сущность боится огня. Это нужно запомнить.

— Но Гермиона сидела рядом с тобой на диване у камина и признаков боязни я не заметил.

— Плохо смотрел. Она сидела так, чтобы я ее загораживал от пламени. Каждый раз, когда свет падал ей на лицо, она морщилась. Так что, скорее всего, эта сущность внутри нее все равно боится огня.

— И что делать? — беспомощно спросил Гарри.

— Я не знаю… Надо подумать… Может иллюзия огня?

— А что это?

— Это такая довольно-таки опасная штука, когда человеку внушается, что он горит заживо. На самом деле это ему кажется, но часто люди сходили с ума. Если разум Гермионы заблокирован этим духом, то он не пострадает.

— А если нет?

Драко развел руками.

— А откуда такие познания?

— Ты не поверишь, Темный Лорд очень любил пытать людей, но вот на запах паленой плоти у него была аллергия. Странно, правда? — зло ответил Малфой.

— А-а-а…, — Гарри долго смотрел на Драко, что-то прикидывая в уме, потом, решившись, сказал: — Смотри, что я нашел.

Юноши склонились над дневником Тома Риддла, изучая его.

А над ними витал то ли призрак, то ли очень похожее на него эфемерное существо и радость переполняла его. Гермиона очень обрадовалась, что ее друзья так быстро раскусили замысел существа, спрятавшегося сейчас в палатке — подальше от огня камина.

Гарри проснулся оттого, что кто-то навалился на него всем телом. Он дернулся, стараясь высвободиться, но кто-то надежно удерживал его. Чья-то ладонь закрывала его рот, мешая даже дышать, не то, чтобы кричать. Гарри начал паниковать. Сердце билось в груди, как у испуганного зайчонка.

— Да тише ты, — прошипел над самым ухом знакомый голос. — Ты ее разбудишь. Слушай.

Гарри замычал и мотнул головой, пытаясь сбросить ладонь Малфоя. Тот предупреждающе шикнул и осторожно убрал руку. Светлые глаза Драко в этой темноте казались черными.

— Слушай, снова заговорила, — еле слышно прошептал Драко, и Гарри прислушался.

— Мальчики, боже! Спасите меня! Эта тварь завладела моим телом. Я не могу себя контролировать. Меня совсем нет, — жалобно простонала Гермиона. И вдруг ее голос изменился, и она прошипела: — Никто не услышит тебя, девчонка! Ты полностью в моей власти! Сначала я убью твоих дружков, а потом и тебя. Хотя, может, я просто сведу вас с ума и буду питаться вашими страхами и магией вечно! Здесь время течет иначе. Пройдут столетия, а вам будет казаться, что неделя, — Гарри и Драко взволнованно переглянулись, и тут голос снова изменился: — Что тебе надо от нас, мерзкая тварь?

— Помолчи, девчонка! Ты вообще не должна была тут оказаться! Ловушка моего Хозяина была рассчитана на двоих. Ты все испортила, и поэтому умрешь последней. Я заставлю тебя наблюдать за тем, как буду пытать твоих друзей, и ты будешь сходить с ума от невозможности что-то изменить. А я очень голоден и зол. Мне нужна ваша кровь.

Но тут Гермиона повернулась на другой бок, и это сновидение оборвалось. Юноши переглянулись, и только тут до Поттера дошло, что Малфой продолжает лежать на нем. Гарри покраснел и спихнул слизеринца с себя. Драко шлепнулся на пол и непонимающе уставился на него.

— Ты чего? — прошипел он, потирая ушибленный локоть.

— Ничего. Развалился на мне, как на диване, и еще спрашивает чего!

— Ой, Поттер, я тебя умоляю! Чего это ты засмущался, как барышня в портовой таверне? Можешь не беспокоиться, ты меня абсолютно не интересуешь. Надеюсь, я тебя тоже. А то мое бедное сердце не выдержит таких перегрузок. Ты хочешь, чтобы я скончался от инфаркта?

— Идиот! — Гарри отвернулся от Малфоя и засопел от обиды. Ну как Драко удается так все переворачивать с ног на голову? Только что Поттер чувствовал негодование от того, как вольготно развалился на нем слизеринец, а теперь ему мучительно стыдно за свою реакцию. Вот же змея подколодная! Правильно их на факультет распределяют…

— Поттер, — позвал его Малфой.

— Чего тебе?

— Нам нужно поговорить. Вылезай из палатки.

Гарри запутался в спальном мешке и догнал блондинчика уже в коридоре. Он старательно отводил взгляд, надеясь, что полумрак скроет румянец.

— Чего тебе надо, Малфой? Тебе не кажется, что нам надо выспаться?

— На том свете отоспишься, герой. Нужно решить, что делать. Сейчас, пока дух Дома не контролирует себя, мы можем попытаться вернуть Грейнджер.

— Что, прямо сейчас?

— Нет, на следующей неделе! Конечно сейчас, придурок! Ты что, еще не соскучился по своей подружке?

— Не говори ерунды. И что ты предлагаешь?

— Мы сейчас вернемся в палатку. Я разрежу полог и тихонько вытащу Грейнджер наружу. А ты разожжешь камин. Пока дух Дома еще не успеет испугаться, я наложу иллюзию огня. Должно получиться.

— Ты уверен?

— Нет. Я ни в чем не уверен, но, чем дольше душа Грейнджер находится вне тела, тем сложнее ее будет туда вернуть. Это тебе не в Хогсмид сходить. Между душой и телом всегда существует прочная связь, обрывающаяся только со смертью. Даже путешествуя во сне, душа накрепко связана с телом. Тебе знакомо чувство, когда тебя внезапно будят, — кажется, что душа в пятки ушла? А в случае с Гермионой — чем дольше она живет вне себя, тем больше шансов у нее никогда не вернуться.

— Но если мы сможем вытолкнуть дух Дома из тела Гермионы, то разве он не сможет снова вернуться? Он же уже протоптал тропинку к ней и возьмет свое в любой момент, когда она будет спать, или нас не будет рядом. Мы же не можем следить за ней круглосуточно! Она первая нас прикончит от такого назойливого внимания.

— Ты прав, Поттер. Ты даже не представляешь, насколько ты прав. Нам нужна ловушка.

— А что, если использовать твой медальон? Большая часть сущности этого дома уже находится там. Ты сможешь затолкать туда остатки?

— А откуда ты знаешь про медальон? — подозрительно прищурился Драко. — Я никогда не упоминал о нем.

— Я прочитал твое письмо, — не стал юлить Гарри. — Я думал, что это от Волдеморта, и вытащил его у тебя из пиджака, пока ты принимал ванну. Знаю, что это выглядит ужасно, и я поступил очень некрасиво. Я извиняюсь, но давай ты набьешь мне морду потом, когда мы отсюда выберемся?

— Какая же ты сволочь, Поттер! — презрительно выплюнул Драко.

— А что мне еще оставалось делать? Прикажешь сразу и полностью тебе довериться? Тебе! Моему врагу? Ты же всегда спал и видел, как бы меня уесть! Откуда мне было знать, что ты не в сговоре с этой тварью?

— Ты в своем уме, Поттер? — Драко побледнел от ярости. — Ты что, до сих пор считаешь, что весь мир так и крутится вокруг тебя? Да мне до лампочки ты и твои подозрения, урод! Если ты потрудишься вспомнить, у меня отец умер на днях! Ты думаешь, я способен так мастерски лгать и притворяться? Ты что, так и не узнал меня за семь лет нашей учебы? Для меня семья всегда была превыше всего! Ты был лишь мелкой помехой, как камешек в ботинке. Причиняешь неудобство, но не смертельно. Вытряхнул и пошел дальше. Запомни, Поттер, ты для меня никто. Как только выберемся из этого дерьма, я советую тебе не попадаться мне на пути!

— Если я и хотел извиниться, Малфой, то теперь уж точно — дудки!

— Да мне на хер не сдались твои извинения!

— Малфой, остынь. Если мы сейчас подеремся, то сделаем себе только хуже. Возьми себя в руки.

— Это ты меня учишь спокойствию? Да чхать я на тебя хотел!

— Я это уже понял. Давай подумаем о деле?

— Бросить бы вас с Грейнджер, но мы пока в одной упряжке.

— Вот и замечательно. А теперь давай придумаем, как нам спасти Гермиону.

Малфой еще некоторое время прожигал его взглядом, но постепенно успокоился и снова стал безразличным и равнодушным.

* * *

Драко старался сосредоточиться и почувствовать медальон. Неожиданно это у него получилось сразу, с первой же попытки. Видимо, эмоции все же сделали благое дело: медальон узнал его и позвал к себе. Не говоря ни слова, Драко пошел вглубь коридора, в который они еще ни разу не заглядывали. Зов становился все сильнее. Старинная магическая вещь чувствовала своего хозяина и радовалась встрече. Именно радовалась. Такие артефакты, столетиями жившие в семьях, становились хранителями своих хозяев, обретая некое подобие разума.

Возле одной из комнат Драко остановился. Медальон звал так громко, что было странно, что стоящий рядом Поттер ничего не слышит. Слизеринец оглянулся на него и наткнулся на виноватый взгляд. Ничего, пускай помучается, ведь он повел себя просто возмутительно!

Драко открыл дверь в комнату и остановился на пороге. Если бы не толстый слой пыли, равномерно покрывающий все вокруг, то ему показалось бы, что он перенесся в кабинет отца в Малфой-Мэнор. Он пораженно озирался вокруг, силясь подавить волнение. Невыносимо захотелось домой. Драко судорожно вздохнул и в тот же миг согнулся от приступа кашля. Чертова аллергия! Вот уж и правда — маменькин сынок — от любого пятнышка грязи выворачивает наизнанку! Поттер отодвинул его в сторону и первым вошел в комнату. Драко сипло дышал, держась руками за горло. Ему казалось, что этот дом душит его.

Поттер пробормотал очищающее заклятие, и кабинет засиял. Драко ввалился в комнату и упал на диван. Когда он смог снова нормально дышать, то увидел, что Гарри уже деловито рассматривает содержимое ящиков письменного стола.

— Что, Поттер, снова на взлом потянуло? Привычка выше приличий?

— А кому тут от этого плохо? Сюда же больше никто никогда не вернется.

— Ты прав, никто и никогда, — с горечью сказал Драко.

— Что с тобой, Малфой? — Поттер так удивился, что перестал шарить по ящикам.

— Это был кабинет моего отца.

— Да иди ты!

— Я тебе говорю. Точная копия того, что в Малфой-Мэнор.

— Ну, тогда извини. Я ж не знал.

— Ладно, можешь продолжать, мне все равно. Может, хоть полезное что-то найдешь, пока я отдышусь.

— Хорошо, — и Поттер снова занялся ящиками. — Ой, Малфой, смотри. Что это? Это твой медальон?

Драко удивленно уставился на него. В руках Поттер держал тот самый подарок Слизерина.

— Да, это он. Но как ты нашел его?

— Ну, он в столе лежал, в нижнем ящике.

— Я не про это. Этот медальон может увидеть только член семьи. Или, если он сам решит показаться чужаку.

— В смысле, сам? Это же просто медальон.

— Это не просто медальон, как ты изволил выразиться. Это старинный и очень могущественный артефакт. Он обладает своей волей. Очень сильный. Может даже от Авады защитить. Правда, тогда он станет обычной безделушкой, потому что его сущность будет убита. Его подарил моему предку сам Салазар Слизерин.

— Забери-ка его, — Гарри отдал медальон Драко.

Тот сжал его, чувствуя, как что-то в душе встает на место. Словно лишний повод для беспокойства исчез. Будто домой вернулся, после долгого пути. Драко блаженно зажмурился и, впервые после ссоры, улыбнулся.

— Чего это ты? — подозрительно спросил Поттер.

— Тебе не понять. Я словно домой попал. Так спокойно стало.

— Не нравятся мне эти штуки, которые могут так влиять на человека. Обладает волей, говоришь? Знал я на втором курсе одну волевую книжонку. Из нее потом еще Волдеморт вылез.

— Ты про хоркрукс? Ну, это совсем другой раздел магии.

— Все равно. Так, медальон нашли. Что будем делать дальше? Ты сможешь сделать из него ловушку, не выпустив при этом то, что сидит внутри этой цацки?

— Эй-эй! Повежливее! Это никакая не цацка!

— Ага, конечно нет. Это просто член семьи, — насмешливо протянул Поттер. — Так сможешь или нет?

— Я попробую…

— Вот давай только без этих «я попробую». У нас только один шанс, и мы не можем его спустить в унитаз.

— Как образно ты заговорил, Поттер. Заслушаться можно.

— Это ты сарказмом пытаешься скрыть неуверенность в своих силах?

— О! Да ты еще и психолог! Чем дольше знаю тебя, тем больше поражаюсь!

— Смотри не переутомись. У меня есть идея.

— Слушаю тебя внимательно.

— У тебя есть чернильница-непроливайка?

— Есть. Но только дома. Но, если поискать на столе у отца…

— Да это не важно. Просто можно сделать ловушку по тому же принципу. В нее можно затолкать что угодно, а вытряхнуть будет ой, как не просто. Только осталось придумать, как заманить туда это отродье.

— Ну, это несложно. Я наведу на медальон чары, чтобы казалось, что это сгусток тьмы. Вся комната будет ярко освещена, и эта нечисть забьется в любой темный угол.

— А ведь может сработать!

— Тогда пошли?

— Пошли!

* * *

Гермиону кто-то настойчиво звал, но веки были настолько тяжелыми, что открыть глаза никак не получалось. Все тело болело, словно ее били. Или как после Круцио. На ум пришли невеселые часы, проведенные в Малфой-Мэнор на седьмом курсе.

— Грейнджер, просыпайся. Мне бы не хотелось поливать тебя водой и самому потом спать на мокром, — донесся голос Малфоя, и Гермиона от неожиданности открыла глаза. Над ней склонились Гарри и Драко. Оба напряженно рассматривали ее, Гарри кусал губы, а Малфой хмурился. Но, когда она открыла глаза, оба вздохнули с облегчением.

— Ну, слава Мерлину! Очнулась!

— Я же тебе говорил, Поттер, надо было ее сразу полить водой или по щекам похлопать.

— Я скорее бы тебе нахлопал, садист. Так и скажи, что тебе давно хочется ей отомстить за оплеуху на третьем курсе, — засмеялся Гарри, а Малфой насупился.

— Ребята, как же я рада вас видеть! — сказала Гермиона и заплакала.

Парни смутились и растерялись, а она рыдала, как в детстве. Гарри неловко похлопал ее по плечу и жалобно уставился на Малфоя.

— Учись, Поттер, пока я жив, — вздохнул тот.

Драко присел рядом и приобнял девушку. Гермиона прижалась к нему и разрыдалась еще сильнее.

— Угу, учиться, как надо девушек до слез доводить?

— Не ёрничай. Девчонкам в такие моменты надо почувствовать себя защищенными, в безопасности. Вот увидишь, скоро она успокоится.

— Ну-ну, — Гарри присел рядом, с другой стороны и положил руку на плечо Гермионе. Девушка нашла его ладонь и благодарно сжала.

Постепенно рыдания сошли на нет, и вскоре она только всхлипывала от пережитой истерики.

— Мальчики, какие же вы хорошие, — прерывисто проговорила она. — Спасибо вам! Боже! Как же мне было страшно!

— Ты что-нибудь помнишь из того, как мы выдворяли это злобное привидение?

— Это не привидение. Это скорее цепной пес этого места. Личный помощник Волдеморта.

— Грейнджер, давай лекции на потом оставим? Что ты помнишь?

— Ничего. Я все время наблюдала за вами. Видела, как вы готовитесь, но, после того, как все началось, я ничего не помню. Очнулась только сейчас. А почему так ломит все тело?

— Это дух корчился в судорогах и никак не хотел выходить из тебя. А так как у вас было одно тело на двоих, то за последствия расплачиваться придется тебе. Дух думал, что сгорает в пламени. Ты так выгибалась, что мы испугались, что позвоночник не выдержит и сломается.

— А уж сколько криков было! Я и не знал, что ты такие слова знаешь!

— Поттер, не смущай ее. Это не она кричала, а дух. Тут же постоянно обретались Пожиратели, вот он и нахватался словечек.

— Ага, талантливый попался, — засмеялся Гарри.

— А где оно сейчас?

— Вот здесь, — Драко показал большой старинный медальон на серебряной цепочке. — Мы смогли заманить его в ловушку, и теперь дом чист!

— Ты уверен, Драко? Оно точно безвредно?

— Абсолютно. Мой медальон надёжно удержит эту тварь внутри.

— Можно? — Гермиона нерешительно протянула руку, готовая, что ей в любой момент откажут.

— Конечно, — Драко улыбнулся и положил своё сокровище на ладонь девушки.

— Какой он красивый, — прошептала Гермиона, заворожено рассматривая тяжелое украшение. — Он, должно быть, очень старинный и ценный.

— Это — подарок Слизерина моему предку. — Драко почти любовался Гермионой. Когда она была вот так охвачена азартом, то её глаза сияли, и щеки румянились. Она была… красивой. Драко в последний момент спохватился и взял себя в руки. — Ты удовлетворила своё любопытство?

— Да, возьми. — Гермиона непонимающе посмотрела на парня, бывшего ещё пару мгновений назад таким приветливым и… почти милым. Она перевела взгляд на Гарри и увидела, как тот хмурится, рассматривая их с Драко. — Вы, вроде бы, нашли что-то ещё?

— Да. Дневник Тома.

— Как? Ещё один?

— Да. Только этот — уже взрослого человека. Там много интересного. Хочешь прочитать?

— Конечно! Ты ещё спрашиваешь, Гарри!

Она схватила дневник и углубилась в чтение.

— Только там нет ничего дельного. Мы его уже прочитали от корки до корки.

— Угу… Что? Да, хорошо…, — и Гермиона снова потерялась.

— Поттер, как ты смотришь на то, чтобы приготовить что-нибудь поесть? Я зверски голоден!

— А тебе не надо соблюдать диету? — спросил Гарри, поднимаясь с дивана и идя к двери.

— Зачем? — непонимающе уставился на него Драко.

— Ну, как же… аристократическую бледность блюсти. Типа, мрачный, как Байрон.

— Кто? Поттер, ты опять ругаешься по-маггловски?

— Да, что бы ты понимал в поэзии! Вернёмся домой — дам почитать, — сказал Гарри и замолчал. Неловко как-то это прозвучало. Ещё вернуться надо…

Они не спеша приготовили холостяцкий ужин, состоящий из макарон, мясной тушёнки и консервированного горошка. На десерт решили открыть вишнёвый компот. Когда оба вернулись в кабинет, гружённые подносами, то увидели, что Гермиона забралась на диван с ногами и сидела, крепко зажмурившись. Это испугало парней.

— Гермиона! Что с тобой? — Гарри наскоро поставил свою ношу на стол и поспешил к подруге. — Тебе плохо?

— Грейнджер, ты пугаешь меня, — с другой стороны от девушки сел Драко.

— Как вы могли такое не увидеть? — прошептала Гермиона, открыв, наконец, глаза.

— Да что такое-то? — хором спросили юноши, теряя терпение. Когда хотела, Гермиона могла и святого вывести из себя!

— Ну, вот же! — И она начала читать вслух.

* * *

«Когда я вернул все свои силы и прежних соратников, то первым делом я избавил Хвоста от лишних воспоминаний. Ни к чему, чтобы он помнил о том злополучном дне слишком много. Удивительно, сколько может запомнить крыса! К сожалению, я был вынужден просмотреть всю его жизнь у семейства этого магглолюбца Артура после моего сокрушительного поражения. В какой-то момент я даже пожалел Хвоста — столько лет видеть вокруг этих ущербных, но он заслужил ещё и не такое наказание за то, что так долго не искал меня. После обеда, наверное, стоит испробовать на нём моё новое изобретение»

— Ну и что? — непонимающе переспросил Гарри, читая такое же недоумение на лице Малфоя. — Что тут такого особенного, кроме того, что Том — изощрённый садист?

— Мерлин, Гарри! Ну, как ты не понимаешь! — Гермиона вскочила и начала мерить комнату шагами. — Тут же всё предельно ясно!

— Грейнджер, или нормально говори, что мы пропустили, или молчи совсем! — Даже Малфой потерял терпение.

— Драко! И ты туда же! — всплеснула руками девушка. — Уж тебе-то должно быть понятно, что, для того, чтобы оперировать с памятью человека, нужен…, — она выжидающе посмотрела на них, поощряя их продолжить.

— Нужен мыслеслив! — вскричал Малфой.

— В точку! Молодец!

— Не хочу прерывать вашу интеллектуальную беседу, но, может, вы уже нормально скажете, какого черта?!

— Гарри! Ну, всё же просто!

— Лорд выкачал из Петтигрю все воспоминания и куда-то их спрятал. Нам нужно найти тайник, и, возможно, мы продвинемся ещё на шаг к разгадке.

— Разгадке чего?

Гермиона закатила глаза и жестом предложила Драко продолжить.

— Ну, хотя бы, нашего пребывания тут. Но, в основном того, что случилось в ночь с тридцать первого на первое ноября. Ты всё ещё не понял, что мы сможем увидеть всю ночь, когда Лорд пришел убивать тебя? Хвост ведь был там, с ним.

— С чего ты взял?

— А кто стащил палочку Лорда и потом передал её ему? Только эта заслуга могла сохранить жизнь крысе, после того, как Лорд восстал.

— Ой, Малфой, говори нормальными словами, а? — поморщился Гарри. — Меня коробит, когда ты начинаешь так важно произносить всю ту чушь, что связана с Томом. «Лорд»! «Восстал»! Ты ещё честь ему отдай!

— Ты ничего так и не понял, Поттер, — Драко отвернулся. Потом встал, взял тарелку, протянул её Гермионе и взял себе другую. Девушка понимающе смотрела на него, и от этого было только хуже. Не надо на него так смотреть. Он не заслуживает её сочувствия.

Как объяснить Золотому Мальчику, что именно чувствуешь, день за днём наблюдая плоскую змеиную рожу Лорда? Как передать тот страх, пропитавший всё поместье? Страх за семью. Страх за каждое необдуманное слово, неосторожный жест или косой взгляд. Страх и понимание того, что, как раньше, уже не будет. Боль за отца, отчаянно пытающегося сохранить лицо перед сыном. И среди всего этого — чёткое чувство вины, что ты не смог, не справился, и только из-за тебя этот маньяк живёт в родовом замке и по-хозяйски заходит в любую комнату, не спрашивая разрешения. Это стало второй кожей, инстинктом выживания, который никуда не делся и после смерти Лорда.

Драко мрачно уставился в тарелку. Десять минут назад он был так голоден, что подбирал пальцами и отправлял в рот укатившиеся с тарелок горошины, а теперь совершенно ничего не хотел. Ту пустоту, разворошённую вопросами Поттера, не заполнит вся еда мира. Драко перекатил вилкой пару горошин, размял консервированное мясо, но в горле стоял комок, и поесть не удалось бы всё равно. Он встал, поставил тарелку на стол и вышел, стараясь не замечать рассерженного шипения Гермионы:

— Гарри! Ну, как можно быть таким чёрствым?

Поттер не был чёрствым. Просто он был другим. Слишком гриффиндорцем.

* * *

— Да что такого я сказал? — слабо отбивался Гарри от разъярённой Гермионы. — Я просто попытался указать ему на то, что мне не нравится в нём! И всё! Ну, правда, достали эти его постоянные реверансы Тому. Тот уже два года, как в могиле, а Малфой никак не успокоится!

— Пусть Риддл и в могиле, но и оттуда он смог вас достать! И только благодаря отцу Драко вы тут оказались на два года позже! Как ты не понимаешь!

— Да всё я понимаю! — Гарри сердито схватил свою тарелку и стал ожесточённо тыкать в горох вилкой. Горошины юрко откатывались, не даваясь, и это ещё больше злило его.

Гермиона посмотрела на него и молча вышла из комнаты.

Малфой нашёлся в спальне Беллатрикс. Он лежал на кровати, бездумно глядя в потолок, заложив руки за голову. Девушка постучала, привлекая его внимание, но он даже не взглянул на неё, тогда она прошла в комнату и присела рядом.

— Драко…

— Ничего не говори, Грейнджер.

— Но…

— Молчи.

— Хорошо.

И они замолчали. Через минут пять Гермиона решила оставить Драко одного, всё равно разговора не получится, но, стоило ей чуть шевельнуться, как Малфой заговорил.

— Почему всё так? Почему вы, гриффиндорцы, были уверены, что мы, слизеринцы, такие все сволочи? Откуда это пошло? Зачем разделять детей, настраивая их друг против друга?

— Я не знаю, Драко.

— А ты не думала, что это именно отношение окружающих сделало нас всех такими? И мы защищались, как могли. Но и тогда нас осаживали… Помнишь первый курс? Мы, слизеринцы, заслужили Кубок Школы, но его у нас отобрали. Некрасиво, унизив при всей школе. Разыграв эту идиотскую сцену с присвоением дополнительных баллов. Ты была там, Гермиона, неужели это тебе не показалось несправедливым? Ты всегда была строга и к чужим, и к своим. К своим даже строже. Так почему вся школа восторженно хлопала и кричала, когда нас посадили в лужу? А если бы всё было наоборот? Если бы эту победу отобрали у Гриффиндора?

— Но, вы бы тоже не отказались…

— Наверное… Мерлин, как же это всё глупо! Сколько лет уже школьников стравливают, как пауков в банке? И смотрят, и потешаются над зрелищем, калечащим детские души. А потом удивляются, откуда берутся Темные Лорды. Скажи, Грейнджер, вот положа руку на сердце, ты можешь назвать Дамблдора хорошим директором и администратором?

— Наверное, нет…

— Но, ты сомневаешься? Так почему ты удивляешься и обижаешься, когда я показываю свою истинную сущность? Сущность, воспитанную и вами в том числе! — Драко соскочил с кровати и встал перед девушкой, сжимая кулаки и скрипя зубами. — Если вы все так уверены, что мы подлые ничтожества, то не стоит потом… — он не договорил, вдруг накинувшись на Гермиону и повалив её на кровать.

Девушка пискнула от испуга и попыталась отстраниться от Малфоя, но он продолжал её целовать. Грубо, жёстко, властно захватывая её губы. Гермиона извивалась под ним, в её глазах плескалась паника. Она толкала его, била, но ничего не могла поделать. Он был сильнее и тяжелее её.

Рука Драко скользнула к её груди и грубо смяла нежную плоть. И тогда Гермиона закричала. Он вопила прямо в его целующий, кусающий рот, и слёзы текли из её глаз. А руки Малфоя уже по-хозяйски задирали на ней юбку, сминая ягодицы и бёдра. Он коленом раздвинул её ноги, и Гермиона почувствовала его возбуждение. Одновременно с этим кончились и силы. Девушка обмякла, совершенно прекратив сопротивляться. Только слёзы продолжали бежать по лицу. Она зажмурилась. Губы Малфоя ни на миг не отпускали её, и вдруг он остановился.

Он отстранился, тяжело дыша, с ужасом глядя на то, что натворил.

Драко смотрел на Гермиону из облюбованного им угла в бывшем кабинете отца. Она сидела рядом с Поттером и снова что-то читала. Одну ногу она подогнула под себя, другой тихонько качала в такт мыслям. Поттер тоже держал в руках книжку, но больше для отвода глаз. Он не сводил взгляда с Гермионы, и то, как он рассматривал ее, заставляло Малфоя недовольно ерзать по креслу. Но поделать ничего было нельзя. Он сам виноват во всем.

После того случая в спальне Беллы, Гермиона старалась не оставаться наедине с Драко, всячески избегая сталкиваться с ним хотя бы взглядами. Поттер сначала хмурился и пытался выяснить, какая кошка между ними пробежала, но девушка молчала. Молчал и Драко. Ему нечем было гордиться. Она делала вид, что ничего не произошло, но при этом Драко чувствовал, что отныне и навсегда он умер для нее.

Она разговаривала с ним, отвечала, когда он задавал вопрос, но никогда не делала попыток завести беседу первой. Он переступил черту, и она его не простит. Это было неожиданно больно. Гермиона с легкостью простила ему прежние нелестные прозвища, она была само понимание и внимание, когда они едва не перегрызли с Поттером друг другу глотки, она делала все, чтобы помирить их, чтобы не допустить междуусобицы. А теперь вздрагивала, если Драко оказывался рядом. И он решил не беспокоить ее больше.

Для себя он решил, что ни за что не станет цеплять Поттера, что не станет надоедать им своим обществом больше, чем требуется, но не мог долго находиться вдалеке от нее. Даже Поттер со своими глупостями перестал так раздражать. Благодаря Гарри он мог быть рядом с ними и смотреть на нее...

Чувство вины настолько завладело Драко, что он был готов тысячу раз извиниться, если бы была хоть малейшая надежда, что она его простит. Какого черта он тогда накинулся на нее?

Из-за нелепой детской обиды, или потому что она сидела перед ним такая виноватая и понимающая? От этого у него просто сорвало крышу. Он был недостоин, чтобы его понимали и прощали. И он доказал себе и ей это самым подлым образом. Слава Мерлину, у него хватило ума вовремя остановиться, не усугубив все еще больше.

Гермиона оторвалась от книги и задумчиво посмотрела в огонь, машинально накручивая короткую прядь на палец и не видя того, какими глазами на нее сморят два молодых человека.

* * *

Гарри смотрел на Гермиону и поражался тому, какой удивительной она была, когда читала. Ее глаза загорались каким-то особенным светом, отражающим те поразительные события, разворачивающиеся перед ее внутренним взором. Она так отчаянно сопереживала написанному, что казалось, будто герои книжек вот-вот сойдут со страниц книг и начнут жить своей собственной жизнью, которую она в них вдохнула.

Она всегда была такой... вдохновляющей. Никогда не унывала, всегда видела в людях нечто большее, чем они из себя представляли. И была готова понять и простить многое. Она находила оправдание даже Снейпу, когда против него был так настроен Гарри. Если бы она захотела, то нашла бы смягчающие обстоятельства и для Тома Риддла и убедила бы всех вокруг, что самый злобный волшебник столетия — просто закомплексованный мальчишка, которого недолюбили, который был никому не нужен и от этого ожесточился.

Поттер нахмурился, не понимая, куда может его завести такая мысль. Он не обладал великодушием Гермионы и не собирался оправдывать убийцу своих родителей. Еще дойдет до того, что начнет жалеть Волдеморта! Вот смеху-то будет!

Тут Гарри перехватил виноватый взгляд Малфоя и задумался о том, что же произошло, из-за чего Малфой казался побитой собачонкой, а Гермиона выглядела неприступной королевой. Нельзя сказать, чтобы его это не устраивало, но что же такого натворил Драко, если даже Гермиона отвернулась от него?

Он не однажды спрашивал девушку об этом, но она отводила глаза и молчала. Или придумывала какие-то отговорки, чтобы не отвечать. И одновременно Гарри чувствовал, что внутри нее затаилась какая-то боль, и это его бесило. Мало того, что этот слизеринский гад обидел ее, так она продолжала переживать по этому поводу, старательно надевая маску равнодушия. Но Гарри знал, что под это маской скрывается самая настоящая боль. Такая же, когда их бросил Рон в том лесу. Тогда она тоже улыбалась днем, а ночью тихо плакала в подушку, а Гарри был готов найти Уизли и надавать ему самых увесистых тумаков за эти ее слезы.

Но при чем тут Малфой? Этот вопрос мучил Гарри и заставлял злиться на все и всех. Знакомое темное чудовище мрачно рычало и выпускало когти, пробуя на прочность его волю и то, что он раньше называл добротой. Теперь... теперь доброты в нем не осталось. Все было выжжено. Сначала войной, потом жизнью с Джинни и постоянными загулами. А вот теперь его просто разрывало от знания, что Гермиона снова страдает и, что значительно хуже, страдает по Малфою.

Из-за этой неразберихи они уже две недели сидели каждый по своим углам и даже не пытались искать Мыслеслив Тома.

* * *

Гермиона стала за собой замечать, что когда она смотрит на огонь, ей становится спокойнее. Раньше пламя просто завораживало ее, отпуская на волю все фантазии или заставляя не думать ни о чем. Теперь она чувствовала в огне надежного заступника от темных сил. Ей было так спокойно и хорошо, когда неподалеку пылал камин.

Она нашла в себе силы оторваться от языков пламени и вернуться к чтению. Вот уже две недели она строчка за строчкой вычитывала дневник Тома Риддла и пока не могла похвастаться успехами. Ничего, что указывало бы на тайник или лабораторию в доме. Он просто писал, что ставил опыты, превращая людей в дрожащих от ужаса существ, теряющих всякий здравый смысл, живущих только самым сильным инстинктом — инстинктом самосохранения. Они предавали все и всех, только бы не испытывать новых пыток, придуманных больным, но гениальным разумом Волдеморта.

Том Риддл был гением, к сожалению не умеющим ничего, кроме как ненавидеть. Ей иногда было жалко этого человека, потерявшего даже подобие человечности. Каким чистым и мощным был бы этот разум, если бы его не затуманили самые низменные пороки! Интересно, что бы сказал Гарри, если бы смог подслушать ее мысли? Гермиона усмехнулась и случайной поймала взгляд Драко.

Она отвела глаза и сочла за лучшее снова уткнуться в книгу, хотя не видела ни строчки. Во всем, что произошло, она винила себя. Конечно, Драко тоже был виноват, что не смог удержать себя в рамках, но когда Гермиона представила, что началось бы, узнай об этом Гарри... Она поняла, что не смогла бы сдержать друга и тот сделал бы какую-нибудь глупость. Они и так были в состоянии холодной войны, а тут, если она подольет масла в огонь...

Гермиона всегда тяготилась тем, что в компании мальчиков была самой слабой. Она старалась недостаток физической силы заменить успехами в магии, чтобы мальчишки, однажды оглянувшись, не увидели, что на самом деле представляет из себя их подруга. Просто угловатая, занудная зубрилка. Поэтому она старалась быть нужной всем. Пусть ворчала и грозилась, но все равно давала списывать Гарри и Рону. Если они отвернутся от нее... она останется одна.

Потом, когда их детская дружба прошла немало испытаний, Гермиона перестала бояться и наконец-то поверила в то, что она не только ходячий справочник, но и верный друг, которого ценят. Она вздохнула свободнее.

А на четвертом курсе пришло осознание, что она не просто друг, но друг женского пола. Она видела, какими глазами смотрели на нее мальчишки, когда Виктор Крам пригласил ее, до этого просто серую мышку, на Рождественский бал. Она вдруг стала центром внимания. Предметом зависти девчонок и недоуменного прозрения мальчишек. И тогда она испугалась еще больше.

Что будет, если Рон и Гарри начнут ссориться из-за нее? Она снова рискует потерять все, что у нее было — друзей. И Гермиона всеми силами старалась как можно дольше оставаться той же серой мышкой, чтобы не провоцировать Гарри и Рона. А потом поняла, что Рон влюбился в нее, а Гарри — в Джинни. И она смирилась, хотя в душе не понимала, что такого есть в Джинни, чего нет в ней? Не то чтобы она мечтала стать девушкой Гарри, но все равно было немного обидно. Это было глупо и нерационально, но Гермиона смирила в себе ту гордыню, что могла еще себе позволить, и осталась с Роном, ведь это означало, что они все равно будут все вместе, пусть и в другом качестве.

Так что Гермиона прекрасно представляла, что могло бы начаться, расскажи она Гарри про происшествие в комнате Беллатрикс. Пусть лучше Драко держится подальше от нее, чем они станут каждый сам по себе.

Не в силах больше смотреть на тех двоих у камина, Драко встал и как можно тише покинул комнату. И по всему ему это удалось на славу — его уход остался незамеченным. Это странным образом обижало, словно не именно этого он добивался.

Драко шел по поскрипывающим доскам старого дома и старался выбросить все случившееся из головы. Ну, в самом деле, сколько можно? Если бы ему дали шанс объяснить и извиниться, он бы сделал что мог, но не переставая стучаться в закрытую дверь… Где же его гордость, в конце концов? Драко подумал, что еще пару месяцев назад счел бы сумасшедшим любого, кто сказал бы ему о том, что он будет желать прощения грязнокровки Грейнджер.

Он усмехнулся. Мерзкое ругательство потеряло всякую прелесть. Ведь он больше не думал так о ней. Этот термин, брезгливо разделяющий «правильных» и «неправильных» волшебников лишился всякого смысла. Когда не веришь в то, что произносишь, есть ли смысл в ярлыках?

Не первый раз он пытался разобраться в своих чувствах и понять, какое же место занимает в его душе Грейнджер. То, что она прочно поселилась там, не подлежало сомнению. Драко не стал бы лгать себе самому. Всему миру — сколько угодно, но не себе. Прятаться за иллюзиями — слабость. А Драко Малфой поклялся себе не иметь слабостей.

Каким образом из этого списка исчезли чувства к девушке, что так серьезно и вдумчиво пыталась дотянуться через дневник Лорда до спасения их троих, осталось тайной даже для него. Просто в один момент он понял, что эмоции, испытываемые им к Гермионе, не делают его слабее. Возможно, несчастнее… хотя нет! Видеть ее, пусть даже зная, что она никогда не будет рядом, что те мосты, что намечались между вами ты сам и сжег, поддавшись эмоциям… конечно, это было больно. Но знать, что на свете есть она — это счастье. И пусть счастье с привкусом обреченности, но оно делало его сильнее. Горько-сладкая сила. И только теперь Драко начал понимать, почему его отец настолько дорожил своим браком и семьей.

Люциус любил его не потому, что Драко — наследник и ревнитель традиций рода. Так любят тех, в ком видят продолжение себя и любимой женщины, в чьем движении угадывают знакомые жесты, ищут и находят милые черты. Нарцисса была сердцем их маленькой семьи. Она, такая хрупкая и слабая, полностью оправдывающая свое цветочно-весеннее имя, была надежным и верным другом отца. Начиная что-то: новую финансовую кампанию или очередную устрашающую вылазку с Лордом, Люциус знал, что она ждет его, что она волнуется. Ходит по кабинету и кусает губы, пока усталость не возьмет свое и она не уснет в его кресле, под защитой аромата мужа. И Люциус знал, что его душа только тогда будет на месте, когда он возьмет спящую жену на руки и отнесет ее в спальню. Нарцисса, проснувшись, что-то пробормочет, уткнувшись в его шею, и спокойно вздохнет, не расспрашивая ни о чем. Муж вернулся. И это главное.

Теперь Драко знал, что любовь не делает человека слабее. Когда тебе есть к кому возвращаться, пусть даже мыслями, — ты не слаб, ты самый сильный человек на свете, потому что счастлив. Тысячу раз был прав Дамблдор, произнося так часто набившую оскомину, приевшуюся и этим обесцененную фразу, — «Любовь — самая страшная сила в мире и ее нельзя недооценивать». Теперь Драко знал это. Он сам пришел к пониманию этой истины.

Слова, крутившиеся на языке и просившиеся на волю, он вряд ли когда-нибудь рискнет сказать. Он боится даже думать о том, что может когда-то представится случай и он скажет эти три простых, отрывистых, но таких невероятно сильных слова. Даже странно, что это не магическое заклинание. Во власти этих слов было возвысить человека до уровня Бога или же низвергнуть его на дно Преисподней. От этих слов вырастали крылья. Отрицание их могло убить… Самая Великая Сила. Сила, могущая возвысить ничтожного и низвергнуть величайшего. Сила, которой никогда не владел Темный Лорд. И Драко было его жаль.

Он не разбирал дороги, шагая вслед своим мыслям, и когда остановился в раздумье, понял, что попал в ранее не виденный коридор.

«Да сколько в этом доме может быть двойных секретов?» — досадливо подумал Драко, представляя, сколько теперь уйдет времени, чтобы вернуться. — «Хотя кто меня там ждет?» — Он успел додумать эту мысль, как внезапная догадка озарила его.

* * *

В животе у Поттера уютно забурчало и Гермиона разулыбалась.

— Ты проголодался? — спросила она, выглянув из-за книжки.

— Немного, — ответил сонный Гарри. — Сейчас встану и что-нибудь нам принесу. Леди, вас устроят эклеры с кремом и клубника со сливками?

— Нет, меня это не устроит, — засмеялась девушка. — Но я вполне могу сама приготовить нам пару бутербродов с лососем.

— Под бутербродами ты подразумеваешь…

— Естественно макароны с консервами. Где же тут взяться хлебу?

— Да уж… Обо всем подумал Том, но только не о том, что мы тут помрем с голоду, — проворчал Гарри. — Наверное, он думал, что мы с Малфоем прибьем друг друга еще на пороге, вот и не подрассчитал. Кстати, где он?

— Лорд?

— Да ну его! Не к ночи будет помянут. Малфой, разумеется. Опять переживать пошел, наверное.

— С чего бы это? — настороженное спросила Гермиона.

— Ну как же. У него же отец не так давно умер, вот и переживает. — Гарри внимательно посмотрел на Гермиону и успел увидеть мгновенное облегчение, тут же сменившееся маской какого-то участливого безразличия. — Драко так страдает, что даже лишний раз не перечитывает письмо Люциуса, только наглаживает его сквозь пиджак. Ну, так что ты там про ужин говорила?

— Какое письмо от Люциуса? — помертвевшим голосом спросила Гермиона.

— Ну как какое! Ты разве не помнишь? Мы, когда прибыли сюда, получили от тебя же по конверту. Мне от Тома. А Люциус его письмо смог подменить своим. Поэтому Драко тогда вернулся в растрепанных чувствах. Ты что, правда не помнишь?

— Я все прекрасно помню, — отчеканила Гермиона. — Я отлично помню, как отдала два идентичных конверта, подписанных Лидией Дирмот для тебя и Драко. Но я, сохрани вас Мерлин, не понимаю, почему мне о том, что второе письмо было от Люциуса, становится известно только сейчас?!

— Гермиона, ты чего? — Гарри попятился от боевой подруги, которой сейчас сам черт был не брат. — Ну, забыли, подумаешь…

— Забыли?! Я тут уже наизусть, задом наперед могу пересказывать эту чертову книжонку, а вы забыли?

— Только не бей меня, я тебя боюсь, — попробовал перевести все в шутку Гарри, но Гермиона была не в силах оценить его старания. Ей хотелось стукнуть его чем-то тяжелым по пустой вихрастой голове. И она стукнула.

Дневник Тома Риддла, описав красивую параболу приземлился окованным золотом уголком прямиком на макушку Поттера. Тот ойкнул от неожиданности, а дневник, прощально взмахнув листочками, лопнул в переплете и несколько десятков страничек закружились по комнате.

— Ну вот, такую ценную книжку испортила, — протянул Гарри, не спуская настороженного взгляда с разъяренной девушки. — Я так и не понял, как она была одновременно всеми книгами планеты. Да и записи Тома теперь рассыпались.

— Вот и займись их починкой.

— А ты куда?

— К Малфою. Если не выну из него душу, верну почти целым.

— Удачи тебе, — хмыкнул Гарри, собирая мелкоисписанные наблюдения Тома. — Вернее ему удачи. Вот и поужинали, называется.

Спустя какое-то время, Гарри со вздохом отправился на кухню.

* * *

Гермиона неслась по пустынным коридорам уже ставшего привычным дома. В другой момент ее бы первую позабавил тот факт, что человек привыкает даже к такому, но сейчас мысли были заняты тем, как бы так половчее не убить Малфоя.

Все же, каковы спасители! Взвалили все на ее плечи, а сами молчат, что имеют, возможно, прямое указание к спасению. Гарри было простительно что-то не заметить, Малфоя можно было понять — он, ослепленный своим горем, мог не увидеть очевидного. Но почему, гиппогриф их покусай, они, видя, как она ломается с записями этого ископаемого садиста эпохи палеолита, ни словом не упомянули о письме?! Люциус, по воле хозяина помогавший устроить эту ловушку, мог знать о способе выбраться из нее! Возможно, указание, если оно существует, зашифровано или как-то еще спрятано, на случай, если кто-то кроме Драко откроет конверт. Почему парни не подумали об этом?

Задаваясь этими риторическими вопросами, Гермиона все больше распалялась. Она не знала, где сейчас находится Малфой, но ради его же блага, ему не следовало появляться в ближайшие пятнадцать минут.

Только успев подумать об этом, Гермиона со всего маху налетела на Драко. Только его руки, вовремя поддержавшие ее, не дали ей упасть. Малфой не издал ни звука, хотя она совершенно точно и, разумеется, абсолютно случайно врезала ему локтем в живот. Пусть спасибо скажет, что только в живот!

— Письмо! — Гермиона требовательно протянула руку изумленному Малфою. — Письмо от твоего отца тебе, — уточнила она. — Дай мне его немедленно.

Драко послушно достал из внутреннего кармана пиджака уже потертый и порядком измятый конверт. Правда, само письмо он читал всего однажды — в тот день, когда они все оказались в западне. Перечитывать его было слишком больно, но он держал письмо, написанное отцом, ближе к себе. И думал, что так оно вернее охранит его.

Гермиона уже внимательно читала аккуратные строки и Драко видел, что она едва сдерживает себя, чтобы не спешить. По мере прочтения, ее лицо становилось мягче, она даже однажды бросила на Драко мимолетный взгляд, но снова вернулась к письму.

И вдруг — Драко точно это видел — она за что-то зацепилась в тексте и дважды перечитала заинтересовавший ее отрывок. Она потрясенно посмотрела на Драко и, застонав, спустилась по стеночке на пол.

— Господи, как вы не могли заметить такое! — еле проговорила она. — Насколько же надо быть невнимательными, чтобы пропустить черным по белому написанное указание! Мы могли бы быть свободны еще пару недель назад!

— О чем ты? — Драко осторожно присел рядом.

— Вот, прочитай сам. — Гермиона подчеркнула ногтем так зацепивший ее кусок текста.

«…Мое время на исходе, и я хочу предупредить тебя о том, что Лорд планировал заключить магию вампира в сами стены дома, но я смог большую ее часть поместить в твой медальон, тот самый, который передал тебе на шестнадцатилетие. Ты уже, наверное, чувствуешь его. Призови медальон и, если сможешь, уничтожь его. Открыть двери дома сможет или искренняя чистая любовь, или уничтожение души дома. Любви у вас с Поттером явно не случится, значит, ищите способ уничтожить суть дома. Это все, что я могу сделать для тебя. Предупредить и подсказать…»

— Как! Ну, как вы могли такое не заметить?

— Я читал это письмо, когда, сама знаешь в каком был состоянии. Поттер читал его всего раз, сразу после того, как мы отбили тебя в ванной у Дома. А дальше мы думали, как тебя вернуть, поэтому ему тоже простительно забыть о словах, прочитанных украдкой в дикой спешке — ведь я был через стенку и в любой момент мог выйти и застукать его.

— Я понимаю, что вы могли не обратить внимания на прямое указание к нашему спасению, хотя нет, не понимаю… Почему, видя, что я буквально сплю с этой книжонкой, вы не догадались мне хотя бы заикнуться про письмо Люциуса?

— Я немного был занят самоуничижением, если ты помнишь. А Поттер… Поттер или слишком деликатен, или просто забыл о письме. О своем-то он тоже не вспоминал.

— Еще бы. Знал бы ты, чего там понаписал Темный Лорд…

— Так расскажи?

— Нет уж, я краснею, даже вспоминая отрывки этих скабрезностей, а уж произнести их вслух… Уволь.

Они ненадолго замолчали, думая каждый о своем.

— Гермиона?

— М-да? — вынырнула девушка из своих мыслей.

— Прости меня, пожалуйста. Я так виноват перед тобой. Понимаю, что я вел себя просто отвратительно… Такое трудно простить, но если ты когда-нибудь сможешь хотя бы подумать обо мне без содрогания — дай знать. Этим ты сбросишь с моей души огромный груз. Хотя сам себя я никогда не смогу простить, ведь… — Драко чуть было не сказал те самые слова, но Гермиона прервала его, закончив речь, чуть было не превратившуюся в неуместное признание:

— Я прощаю тебя, Драко. Я не снимаю с тебя всей вины, но и свою долю в произошедшем не отрицаю. Мы оба виноваты в этом. А значит, и ты прости меня.

— Я всегда восхищался твоими умозаключениями! — в знак признательности Драко поднес руку Гермионы к губам и легко прикоснулся вежливым поцелуем. И без того смущенная девушка вспыхнула как факел.

Она посмотрела в глаза Драко и вдруг со всей своей женской проницательностью поняла, что за чувства освещают глаза Малфоя. В его глазах она прочитала то, что видела всего несколько раз, но успела запомнить. Обожание Виктора, восхищение Рона и преданность Гарри — все это она сейчас читала, словно открытую книгу, в глазах Драко. Так на нее смотрел только один человек… Вспомнив о нем, Гермиона вздрогнула и отняла свою ладонь у Драко.

— Нам нужно идти, — подчеркнуто дружеским тоном произнесла девушка. — Гарри, наверное, нас уже потерял.

— А что ты ответишь, если я скажу тебе, что нашел все-таки лабораторию Лорда? И определенно увидел в ней чашу Мыслеслива и светящийся серебристым шкафчик.

— Что?! Драко! Ты великолепен! — взвизгнула Гермиона и повисла у Малфоя на шее. Она чувствовала на своей талии его руки, но радость слишком затмевала все вокруг, в том числе и осторожность.

Ни один не увидел, как из коридора на них смотрел потрясенный Гарри Поттер.

Маленькая перепуганная крыса бежала подальше от развалин небольшого, некогда уютного домика. Там, откуда раздавались надрывные крики и плач маленького мальчика. Мальчика, которого станут боготворить в магическом мире. Возможно, именно эта мысль пришла крохотную крысиную головенку и Питер Петтигрю остановился. В темноте было видно, как шевелится его крохотный носик, а маленькие глаза-бусинки отражают свет начинающегося пожара. Вздохнув совсем по-человечески, Питер осторожно повернул обратно.

Дорогу ему преградила набирающая силу стена огня. Побегав взад-вперед и так и не найдя возможности нырнуть в горящий дом, Питер встал на задние лапки и принял свой обычный человеческий облик.

Пухлый невысокий человечек с испуганными глазами и тоненькой щеточкой ухоженных усиков поднял волшебную палочку и залил водой пламя. Он шел через развалины, пугливо таращась на кажущиеся живыми тени и гасил огонь там, где проглядывались оранжевые жадные языки.

Лестница на второй этаж чудом уцелела при взрыве. Осторожно пробуя ногой ступеньки, Питер взобрался наверх и присел в страхе, глядя на картину разрушения. Там, где стоял Темный Лорд, осталась кучка черной золы, еще курящаяся смрадным дымком.

Угол, где была кроватка маленького Гарри был нетронут взрывом. Сохранились даже обои с летающими снитчами. А перед кроваткой, лицом вниз, лежала Лили Поттер. Питер заскулил от страха и осторожно подошел к девушке. Перевернул ее на спину и заплакал.

Он сел рядом и прижал к себе безвольное, еще теплое тело молодой женщины, милой хохотушки, умницы, гордости всего факультета, прекрасной матери и жены… самой любимой женщины в мире. Питер гладил ее лицо и плакал. Он прикасался к ее волосам и молил увидеть малейшие признаки жизни в ее остановившихся глазах. Но это было безнадежно — Авада Кедавра не дает своим жертвам второго шанса. Вдохнув запах ее волос, такой особенный, такой приятный, не смешавшийся даже с запахами гари, Питер задрожал. Он поцеловал ее уже остывающие мягкие губы и положил Лили на пол.

Питер выпрямился и посмотрел в кроватку. Там заливался слезами причина всех его бед. Именно Гарри был виноват в том, что Лили мертва. Именно из-за него Джеймс лежал сломанной куклой у подножия лестницы. Мысли о том, что это не Гарри, а он, Питер, предал своих друзей, даже не пришла в голову маленькому предателю. Торжествующе улыбаясь, открывая слишком крупные и выступающие резцы, Питер достал свою палочку. То, чего не смог сделать Лорд, сделает он — маленький и храбрый герой. Представив, каких почестей удостоится от преданных последователей Лорда, Питер остановился на секунду, предвкушая триумф, упиваясь им.

Он уже занес руку, с языка были готовы слететь слова Непростительного заклинания, отдавая на языке кисловатым привкусом, как где-то внизу раздался знакомый грохот мотоцикла. Питер пискнул в страхе и выронил палочку. Сириус был здесь! Как? Когда он успел узнать о происшествии?

Мгновенно обратившись в крысу, Питер схватил палочку и шмыгнул в щель в полу дома. Внезапно перед ним оказалась пустота, где-то умопомрачительно далеко внизу слышались звуки ночной жизни, но как добраться до такой сладкой свободы? Побегав пару раз по краешку разрушенной стены, Питер зажмурился и прыгнул. Страх встречи с Сириусом пересилил боязнь высоты.

Летел он недолго и, удачно приземлившись в куст гортензии, Питер, кувыркнувшись в воздухе, скатился на землю. Палочка выпала из его рта и откатилась к корням куста. Шмыгнув следом, Питер заскулил — это была не его палочка! Это была палочка Лорда! Если бы в облике крысы Питер мог зарыдать, он сделал бы это. Как он мог так перепутать?! Его палочка осталось там, наверху! Теперь на него начнется охота! Заметавшись в ужасе, Питер принял решение вернуться наверх и выкрасть свою палочку. Наспех зарыв палочку Лорда в гортензии, маленький крысеныш снова побежал к дому, чувствуя, как щетинки на его шкурке встают дыбом от ужаса.

Он тихой тенью проскользнул с первого этажа на второй. Питер слышал, как рычит от горя Сириус. Осторожно выглянув из-за балясины перилл, он увидел, как Блек качает на руках мертвого Джеймса. Сириус прижимал к себе его черную вихрастую голову и выл, словно был сейчас в своем обличье пса. Когда его губы пробежали поцелуями по бледной коже Джеймса, Питера передернуло. Чертов педик! Он всегда подозревал, что дружба Сириуса и Джеймса была слишком крепкой и нежной. Поделом им обоим! Лили не знала, наверное, в какой вертеп попала, сейчас его любимая рыжая девочка свободна ото всех!

Свою палочку он нашел сразу и едва успел уменьшить ее заклинанием и сунуть за щеку, как этот чертов мальчишка снова начал орать. Тут же по лестнице взбежал Сириус. Питер от страха потерял всякую способность соображать и просто шмыгнул под кровать Гарри. Там он обнаружил большую сумку со всякими подгузниками и игрушками и тихо заполз в один из многочисленных кармашков.

В сумке пахло молоком и тальком, Питер сам не понял, как его сморил нервный сон. Он проснулся, когда что-то заворчало, словно океанский прибой. Спросонья Питер перепугался, пытаясь сообразить, каким образом оказался у моря, от страха он едва не выпрыгнул из своего убежища, но вовремя спохватился. Через секунду он понял, что принял за шум прибоя чье-то громкое сморкание.

— Как же так, Сириус? Как же так? — раздался громоподобный голос Хагрида.

— Я не знаю, Хагрид. Я просто приехал к ним как обычно, чтобы выпить пару пива с Джеймсом и поиграть с Гарри, отпраздновать Хеллоуин. Но не почувствовал привычных чар. Я рванул что было сил, но вместо иллюзии увидел развалины их дома. Потом услышал, как плачет Гарри и поднялся наверх. Произошедшее ты видел сам, — голос Сириуса был бесцветным и пустым. Смерть Джеймса подкосила бравого Аврора Блека. — А как ты узнал об этом?

— Меня, значит, Дамблдор отправил. Сказал вернуть Джеймсу его любимую мантию, ну, ту самую, ты понял, да?

— Ясно, — невесело усмехнулся Сириус. — А раньше он ее не мог отдать? Может быть тогда… — договорить он не смог, шумно сглотнув.

Тут снова подал голос мальчишка и мужчины переключили внимание не него.

— Нужно отвезти мальчика в надежное место. Хагрид, бери мой мотоцикл и дуй к Дамблдору.

— А ты куда?

— А я хочу кое-что проверить… Все, бывай.

По полу зацокали собачьи когти и Питер понял, что Сириус убежал. Он вздохнул спокойнее. Обмануть Хагрида, ни разу не видевшего его анимагическую форму, будет не в пример проще, чем Сириуса.

— Так, а кто тут у нас такой маленький, — засюсюкал великан. — Кто тут у нас такой милый? Кто тут у нас штанишки намочил? Ась? Сейчас дядя Хагрид поменяет маленькому Гарри штанишки и повезет к доброму дяде Дамблдору.

Хагрид нагнулся, ища среди разбросанных детских вещичек что-нибудь подходящее для смены описанных пижамных брючек, и увидел под кроватью сумку. Питер едва не заорал от страха, когда огромная лапа полу-великана цапнула сумку и вытащила наружу. Перепуганный крыс забился поглубже в кармашек и затаился, готовясь, если что, подороже продать свою жизнь.

Тем временем Хагрид наскоро и неумело сменил плачущему Гарри подгузник, завернул его в одеяльце, прихватил сумку с вещами и Питером и осторожно, стараясь не упасть в полуразрушенном доме, спустился вниз.

Когда Питер набрался храбрости, чтобы выглянуть из своего крохотного убежища, он едва не получил сердечный приступ: под ним расстилалась Годрикова Лощина с высоты птичьего полета. Снова забившись в карман, Питер стал ждать удобного момента, чтобы сбежать.

Он снова успел задремать под рокочущий звук мотоцикла, когда почувствовал, что они пошли на снижение. Хагрид правил к какому-то домику в глубине леса. Лишь только когда завыл волкулак, Питер понял, что они находятся в Запретном лесу. С чего бы это директору встречать своего помощника в таком местечке? Питер, перестав хоть что-то соображать, дрожал от страха. Дамблдора его вид не обманет. Старый директор наверняка все про всех знает.

Хагрид внес мальчика на руках в теплоту хорошо натопленной хижины и положил его на стол. Сумку с перепуганным Питером он поставил рядом. Через просвечивающую ткань тот смутно мог видеть, что происходит в комнате. Слева пылал камин, прямо перед ним виднелась голая пяточка Гарри, а справа от беленой стены отделилась высокая тень и подошла к столу.

— Значит все произошло, как и было предначертано, — отозвалась смутная тень голосом Дамблдора и Питер забыл, как дышать. — Что же, глупо спорить с судьбой.

— Ах, директор, как там все было ужасно, — начал всхлипывать Хагрид. — Джеймс, значит, бедняжка, лежит в гостиной у лестницы, а Лили-лапочка в детской, раскинувшись, словно птичка какая сбитая… — и Хагрид издал трубный звук, в котором Питер распознал рыдания.

— Отдохни-ка, Хагрид. Иди, сядь к камину, налей вина и приди в себя. А я пока посмотрю, что у нас с Гарри.

Рыдания отдалились, немного поутихли, а вскоре и сменились булькающими звуками выпиваемого прямо из горла вина. Однако Питеру было рановато расслабляться. Он чувствовал, как директор что-то ищет в сумке и перестал дышать от страха. Дамблдор сильно встряхнул сумку, отчего Питер едва не выпал из своего кармана, но открывшийся клапан теперь позволял видеть директора и мальчишку, мирно спящего. Стараясь смотреть сквозь полуприкрытые веки, чтобы отблеск каминного огня, не дай Мерлин, не бросился в глаза директору, Питер видел все, что тот делал с мальчиком.

Альбус Дамблдор что-то бормотал, разглядывая покрасневший вспухший шрам Гарри, и качал головой, в такт своим мыслям. Питер видел, что в глазах старого мага не было и намека на жалость или сочувствие к ребенку, только что потерявшему родителей.

— Все именно так, как и запланировано, — вдруг выдал директор.

— Что вы сказали, сэр? — пьяным голосом проговорил Хагрид от камина.

— Ничего, спи уже, — нетерпеливо пробормотал Альбус и тихонько послал в Хагрида какое-то невербальное заклятие. Спустя пару секунд раздался богатырский храп. — Ну, вот, теперь можно не волноваться, что он что-то расскажет, хотя поработать с его памятью не помешает, но это позже.

Питер от страха мало что понимал из того, что делал директор, но он увидел, как тот что-то спаивает мальчику. Гарри плакал и сплевывал невкусную жидкость, но директор был неумолим. Вскоре внушительный фиал опустел и Гарри затих.

Незнакомое заклятие, произнесенное на непонятном языке, заставило тельце малыша светиться. Питер видел, как жидкость, выпитая мальчиком, начала ярко переливаться, высвечивая каждую косточку, каждый орган. Питер в ужасе смотрел, как зелье проникает из желудка Гарри, разливается через кровеносные сосуды во все клеточки тела, заставляя ребенка светиться все ярче и ярче. Видимо это стало приносить неудобства, так как мальчик начал плакать. Вскоре его крики стали невыносимыми даже для Питера Петтигрю, но директор продолжал стоять и смотреть на извивающегося ребенка. Гарри уже задыхался от боли, захлебываясь в слезах и крике.

Питер видел, как странное зелье достигло мозга, начав пылать сквозь хрупкие косточки черепа, когда зелье стало выгорать в глазных яблоках, Гарри потерял сознание и затих. Вместе с ним затихло и пульсирующее свечение. Через минуту Гарри снова стал обычным ребенком, только зверски измученным.

Директор сел в кресло у стола и задумчиво рассматривал тяжело дышащего мальчика. Он хмурился или начинал улыбаться, следуя ходу своих мыслей. Питер старался не смотреть на него, чтобы тот не почувствовал его взгляда, а потому волей-неволей, чтобы снова не задремать, глядел на Гарри. С ним вроде бы все было уже нормально, даже покрасневший и припухший шрам не казался таким болезненным. Вспомнив, как через этот шрам били лучи света из головки мальчика, Питер содрогнулся. Светящаяся молния с крохотными лучиками по форме шрама… И крики ни за что ни про что мучимого ребенка. Этому видению было суждено преследовать Питера всю жизнь, пока Темный Лорд не вырезал это воспоминание из его памяти.

— Значит и этот перенес зелье, — внезапно раздался голос Дамблдора и Питер вздрогнул. — Как странно. Второй претендент перенес его хуже, но тоже выжил. Если бы я не сделал купирование магии, то Тому пришлось бы несладко. Жаль, что я не успел купировать магию Гарри раньше. Том успел добраться до него, за что и поплатился, глупец. Демон задери этого труса Петтигрю! Как он не вовремя сдал своих друзей Тому! — Питер похолодел в сумке. За сегодняшнюю ночь он постарел лет на десять, не меньше. — Еще бы пару лет и Том, возможно, набрался бы ума и склонился бы передо мной, но нет, гордый мальчишка захотел всего и сразу, не слушая моих советов! Теперь придется кроить замысел заново, вплетая в него новых участников. — Дамблдор встал и начал прохаживаться, не замечая, что говорит вслух. — Какую ошибку я допустил с Томом? Я отправил его в детский дом, а нужно было держать поблизости, но Гиндевальд в то время так следил за мной, я не мог позволить ему проникнуть в мои замыслы. Ах, мой бедный самонадеянный друг! Ты всегда хотел взять власть своими руками, не понимая, того, что когда тебе ее несут на тарелочке и умоляют принять, только бы спастись от нового террориста, — это гораздо лучше.

Дамблдор тихо рассмеялся, но этот смех был гораздо страшнее любых проявлений темперамента неуравновешенного Тома Риддла. Питер беззвучно заскулил. Он не хотел этого слышать, он не должен был этого слушать! Теперь ему точно не жить!

— Ну что ж, значит, мой план просто откладывается на короткий срок. Но вырастить замену Тому нужно уже сейчас. Гарри я отправлю к его родне, а из Невилла начну готовить нового героя, — тут директор замолчал и задумался.

В комнате раздавался только громогласный храп Хагрида и дикое биение крысиного сердечка.

* * *

— Хватит! — закричал Гарри, выныривая из огромного Мыслеслива. Он упал на пол, тяжело дыша. Гермиона подхватила его с одной стороны, а Малфой — с другой. Она гладила его спутанные и взмокшие волосы, Гарри тихо плакал, а Драко думал, что после того, что они увидели, это совсем не стыдно. Узнать, что вся твоя жизнь — продуманный кем-то сценарий, что если бы не некто, возомнивший себя богом, твоя судьба могла бы стать совершенно иной. Подумав о том, что тогда и его родители могли бы быть сейчас живы, если бы… Всегда это проклятое «если бы»! Драко сглотнул, чтобы не расплакаться, как и Гарри сейчас.

Гермиона сжала его ладонь, он благодарно ответил на эту поддержку пожатием. Они долго сидели вот так, втроем, словно одно целое, чувствуя, как страх и горе постепенно отступают. Оставалось лишь одно общее на троих чувство, чувство, в котором они не смели себе признаться. Чувство, которое было сильнее всех магических ритуалов и заклятий в мире. Чувство, могущее победить все и даже смерть.

— Гарри, ты должен это увидеть! — Гермиона настойчиво трясла Поттера за плечо.

— Отстань от меня, — буркнул тот, вырываясь. — Я не хочу ничего знать, кроме того, что в этом гребанном доме выпивка никогда не кончается, — Гарри демонстративно отхлебнул виски из горла. — И не хер морщиться, Малфой. Тоже мне нашелся, аристократ, твою мать!

— Поттер, ты хоть соображаешь что говоришь? — Драко брезгливо сморщил нос. Видеть, во что превратился Поттера за последнюю неделю и молчать, не хватало терпения.

После воспоминаний Петтигрю, Гарри выбежал из комнаты и пропадал целый день. Они с Гермионой его не трогали, понимая, что ему нужно время, чтобы побыть наедине с самим собой, но когда он не вернулся вечером, они вдвоем пошли его искать — мало ли каких еще ловушек мог наставить Темный Лорд?

Гарри нашли в ванной комнате Беллатрикс. Он сидел полностью одетый в ванне с уже остывшей водой и дрожал. Гермиона охнула и побежала за сухой одеждой. Драко начал вытаскивать уже синеющего Поттера из воды. Тот вяло отбрыкивался. Драко раздел его, бросив мокрые тряпки в угол, завернул в полотенце и отлевитировал в гостиную.

Там он опустил стучащего зубами Поттера на ковер около камина. Гермиона, краснея и отворачиваясь, подала ему чистую одежду для Гарри. Малфой, смеясь про себя, продолжил изображать гриффиндорскую няньку. Поттер, постепенно согревшись, уснул, а Драко сидел рядом с ним, тихо переговариваясь с Гермионой. Потом ее тоже сморил сон, и он остался один.

Тишину нарушал только треск поленьев в камине. Комната была погружена во мрак. Небольшой круг света от камина создавал иллюзию того, что они втроем одни во всей вселенной. Все осталось далеко позади. Прошлое и будущее скрывались в непроглядном мраке, как и весь дом. Только у огня было немножко настоящего — настоящего, которое они делили на троих.

Неотрывно глядя в огонь, Драко думал о том, как сильно изменились их жизни, но не чувствовал тоски по ушедшему. Ему нравилось быть тут с этими людьми. Они стали важной частью его жизни. Да, впрочем, всегда и были, только он не признавал этого. Как странно все же жизнь расставила все по своим местам! Мог ли он когда-нибудь подумать, что станет смеяться шуткам Поттера и благодарить Грейнджер за утренний кофе? Разве мог?

Привычная жизнь мирно текла где-то там. Люди, маги и магглы, продолжали жить своей обычной жизнью, не подозревая о том, что происходило в этом доме. По меркам всего мира их приключение было ничтожно малым, но по меркам их троих, происходило нечто исторически важное.

Драко сам не заметил, как заснул. Проснулся он от легкого непонятного звука. Потянувшись, Драко бросил взгляд на спальное место Поттера — там было пусто. Непонимающе оглядевшись, он заметил только его мелькнувший силуэт и закрывшуюся за ним дверь. Пожав плечами — мало ли за чем Поттер пошел в такую рань, Драко хотел было поспать, но тут его взгляд наткнулся на открытую дверцу бара. Подойдя поближе, он увидел, что там не хватало одной бутылки.

«Понятно, — подумал Драко. — Пошел заливать горе»

Они с Гермионой два дня пытались не обращать на это внимание — нормальному мужику нужно хоть раз спустить пар, но когда загул продолжился на третий, а там и на четвертый день, попытались поговорить с Гарри. Тот только отмахнулся и послал их подальше.

Оставив гриффиндорцев выяснять отношения, Драко ушел дальше проводить ревизию воспоминаний в лаборатории Волдеморта. Он работал весь день, сортируя и просматривая скляночки с мыслями, воспоминаниями, свитки с записями, коробочки с ингредиентами и прочим рабочим материалом Темного Лорда.

Он нашел это воспоминание как раз тогда, когда Гермиона, уставшая бороться с запоем Поттера, пришла ему помочь. Она сидела на высоком табурете рядом и молчала. Драко чувствовал ее печаль, но не спешил расспрашивать — ему было уютно чувствовать ее присутствие рядом и Поттер, пусть и в разговоре, был здесь неуместен. Вылив содержимое безымянного пузырька в мыслеслив, Драко погрузился в чьи-то воспоминания.

* * *

Гермиона видела, что ее друг тонет, она пыталась помочь ему, но он только отталкивал ее, не желая, ни разговаривать, ни бросать пить. Казалось, все привычки, приобретенные им за время после окончания школы, вернулись. Он грубил, пил, замыкался. Он перестал быть тем Гарри Поттером, которого она знала. Гарри уходил на целый день и запирался в комнате Беллы. Гермиона слышала под дверью, как он разговаривает сам с собою. Оттуда он выходил только для того, чтобы поесть и снова закрывался ото всех и вся. Она отчаялась уже привести его в чувство.

Для нее было странно и невозможно видеть, как он опускается. Этот небритый угрюмый незнакомец не мог быть ее Гарри! Она пыталась поговорить с ним, раскрыть его, но он бросал невнятные намеки на Малфоя и уходил, оставляя ее в недоумении — при чем тут Драко? Но еще хуже было, когда он молчал, глядя сквозь нее застывшим взглядом, и она не понимала, слышит ли он ее или просто пережидает время, чтобы уйти.

Она чувствовала страшную усталость. Ей хотелось уже взять его за грудки и хорошенько встряхнуть, надавать пощечин и высказать все, что она о нем думает. Чтобы немного прийти в себя, она спускалась к Драко.

С Малфоем стало почти уютно. Теперь, когда они помирились, когда она могла найти логическое объяснение его редким приступам плохого настроения, им стало легче общаться. Гермиона отдыхала рядом с Драко, зная, что, не смотря ни на что, он останется джентльменом, как бы это ни было странно. Гермиона иногда сама поражалась своим выводам. Кто бы мог подумать, что Драко станет иным? А может он и был таким? Может тот, самозабвенно унижающий всех Хорек, был только маской настоящего Драко Малфоя? Если думать об этом, то можно было сойти с ума. И Гермиона старалась не задаваться лишними вопросами. Ей и так хватало материала для размышлений.

Но не видеть перемен, произошедших с этими двумя, она не могла. В каком сне ей мог привидеться Гарри, мрачно зыркающий в ее сторону и не посылавший ее только потому, что хоть какие-то тормоза у него еще работали. В каком параллельном измерении жил тот Малфой, приветливо здоровавшийся и хваливший ее немудреную стряпню? Кто были эти незнакомцы, казалось поменявшиеся местами?

От раздумий ее отвлек громкий возглас Малфоя, отшатнувшегося от мыслеслива.

— Ты можешь делать все, что угодно, хоть за уши его тащи, но он должен это увидеть!

Гермиона недоверчиво посмотрела на взволнованного Малфоя и сама склонилась к мыслесливу.

* * *

Поттер в невменяемом состоянии валялся на кровати в комнате Беллы. Драко удивлялся, почему он выбрал именно эту комнату, ведь в доме они привели в порядок как минимум шесть спален. Гермиона, присев на край кровати, продолжала трясти его за плечо, но он только мычал, не желая поворачиваться.

— С ним надо по-другому. Отойди, чтобы не зацепило, — Драко достал палочку, прицелился и послал короткое невербальное заклятие в Поттера.

Сначала ничего не происходило, Поттер лежал неподвижно, потом вдруг замер, съежившись, и резко соскочив, убежал в туалет. Драко спокойно присел в кресло, пока из туалета доносились очень неприятные звуки — желудок Поттера сейчас выворачивался наизнанку, извергая все, что было в нем. Гермиона побледнела и села в кресло напротив. Они так сидели молча, пока Гарри тошнило.

Спустя добрых пятнадцать минут из туалета показался всклокоченный, опухший и злой Поттер. Он был бледен, едва стоял на ногах, но был абсолютно трезв. Оглядев притихшую Гермиону и Малфоя, разглядывающего свои ногти, он молча направился к кровати и снова упал на нее. Нашарил рукой бутылку под подушкой, скрутил крышку и глотнул.

— Я бы не советовал тебе сейчас пить, Поттер, — спокойно произнес Малфой, будто говоря о погоде. — Сейчас опять побежишь.

— Мне плевать! Я лучше сдохну, чем буду на вас смотреть!

— Позволь узнать, с чего такие жертвы?

— Да пошел ты, — прокричал Поттер уже на пути в туалет. — Вертел я вас всех.

— Спокойно, Драко, — Гермиона схватила его за локоть, когда он уже было сорвался вбить Поттеру его слова обратно в глотку. — Он этого и добивается.

— Как ты можешь это терпеть? Я всего пять минут рядом с ним, а уже готов его заавадить!

— Он не всегда был таким, Драко, — тихо проговорила Гермиона и в ее глазах блеснули слезы.

Малфой скрипнул зубами, встал, подошел к кровати, взял бутылку, которая уже успела снова наполниться, примерился к ее весу и вдруг со всей силы метнул ее в камин. Бутылка звякнула и разлетелась вдребезги. Виски оставило мокрое резко пахнущее алкоголем пятно.

— Так я и знал, — прошипел Драко и выбежал из комнаты.

Гермиона непонимающе пошла за ним. Она ускорила шаг, услышав, как в гостиной бьется стекло. Драко стоял у камина и методично разбивал бутылку за бутылкой. Гермиона, прислонясь к косяку, наблюдала за ним. Вскоре бар опустел раз и навсегда.

— Ты все правильно сделал, Драко, — проговорила Гермиона. — Я сама об этом уже думала, но мне не хватало решимости.

— Уж решительности тебе не занимать, Грейнджер, — весело блестя глазами, сказал Драко. — Ты всегда была очень смелой.

— Спасибо, Драко, — смутилась девушка.

— А может быть и мне поблагодарить тебя за что-нибудь, Драко, — издевательски произнес Поттер, с особым пренебрежением выделив имя Малфоя. — А чего, давай и я тебе спасибо скажу! А то, чего я все один, да один! У вас там свои секреты, всё шушукаетесь по углам, по коридорам. А я все узнаю последним. Ну, и когда торжественная дата?

— Поттер, ты бредишь? Или это остаточное явление белой горячки? — сморщил нос Малфой. — Не переживай, она тебе больше не грозит.

Драко видел, как взгляд Поттера метнулся к открытому и пустому бару, как сузились его глаза и сжались кулаки.

— Что, у малыша отобрали игрушку? — протянул Драко. — Так вот, всё, хватит! — сказал он уже совсем другим тоном. — Игры закончились, Поттер! Пора взрослеть и отвечать за свои поступки, как взрослый!

— Да что ты можешь об этом знать?!

— Действительно, что? — успокоившись вдруг, сказал Малфой. — Что я могу знать об угрозе, нависшей над моей семьей? Что я могу знать о приказе убивать? Кто я такой, чтобы ставить себя на одну доску с тобой, Великий и Ужасный Гарри Поттер?

— Я не просил этого всего! — завелся Поттер.

— А я? Я просил что ли? Мне оно было нужно? Не я начал эту войну, Поттер, так почему ты делаешь меня ответственным за нее? Разве я лично виноват в том, что Темный Лорд пошел именно к твоей семье, а не к Лонгботтому? Разве я выдал это дебильное пророчество? Разве это я убил твою мать и отца? Так какого дьявола ты вешаешь на меня всех собак?

— А не ты так стремился стать Пожирателем, как твой папочка? Разве не ты устраивал все те подлости для меня и моих друзей?

— Не вали с больной голову на здоровую, Поттер! Не путай детскую неприязнь с жестокостью жизни! Да, ты мне не нравился, да я делал все, чтобы тебя достать, но разве ты стоял в стороне, весь в белом и нимбом над головой? Ты тоже в долгу не оставался! Ты дрался со мной, я дрался с тобой. Это обычное детское соперничество!

— Ты еще скажи, что я тебя поблагодарить должен за то, что ты был таким душкой!

— Я не был душкой, как ты выразился, я никогда не стремился им быть по отношению к тебе! Я мстил за унижение, за отвергнутую тобой дружбу и никогда больше не претендовал на нее, но посмотри, оглянись, где теперь твои друзья? Где Уизли, что так цеплялся за твою мантию? Где все ваши хваленые гриффиндорцы? Почему рядом с тобой твой враг и отвергнутый тобой же друг? Кто теперь рядом с тобой расхлебывает эту кашу? Кто? Так в чем ты хочешь нас упрекнуть? В том, что мы остались с тобой? В том, что всеми силами пытаемся забыть прошлое и начать жить с нуля? Так почему же ты так цепляешься за то, что было? Почему не хочешь дать себе и нам еще один шанс? Неужели так трудно повзрослеть, наконец?

Выговорившись, Малфой сорвался с места и выбежал из комнаты, оттолкнув Поттера с пути. Гарри проводил его долгим задумчивым взглядом. Потом подошел к Гермионе и обнял ее.

— Прости меня, я идиот.

— Скажи того, чего я не знаю, Гарри, — с облегчением засмеялась девушка.

(небечено!)

— Я должен извиниться перед тобой, Малфой, — Гарри стоял на пороге копии кабинета Люциуса.

Драко спокойно сидел за столом, положив одну руку на столешницу, а другую на подлокотник кресла. Вид у него был расслабленный и барский. Не хватало только уютного бархатного халата и толстой ароматной сигары для завершения образа праздного богача.

— Можешь объяснить мне, что с тобой творится?

— А я думал, что извинений хватит.

— Ты неверно думал. В следующий раз, когда у тебя снова сорвет крышу, я должен хотя бы приблизительно понимать твои мотивы.

— Это все сложно.

— А кто говорил, что будет легко? Садись, — царственный жест и снисходительный тон Малфоя немного встряхнули Гарри, разбудив в нем того непокорного парня, кем он был когда-то в школе.

Он только сейчас понял, что продолжает топтаться на пороге. Почему-то захотелось из вредности послать все к черту и убежать, но в одном Малфой был прав— пора уже было повзрослеть. И Гарри сел в кресло напротив стола. И тут же понял, что ошибся с местом — теперь все выглядело так, словно он на собеседовании у Малфоя, но не пересаживаться же на диван под ехидным взглядом слизеринца?

— Так в чем твоя проблема?

— Ты заговорил, как психолог на приеме, — попытался пошутить Гарри, но Малфой, не имеющий понятия, о чем он говорит, шутку не оценил.

— Я долго думал о том, что ты мне сказал и понял, что ты во многом прав. Я пытался жить как раньше, цеплялся за свою ненависть к тебе, за заслуги прошлого, за друзей, которые на поверку оказались ненадежными.

— Кроме Грейнджер, — перебил его Малфой.

— Да, кроме нее. Она всегда была моим мерилом честности и справедливости. Когда я потерял ее, я словно потерял и свои жизненные ориентиры.

— Почему же вы перестали общаться?

— После того, как она рассталась с Роном, я некоторое время не беспокоил ее, давая время отойти и может быть передумать. Ведь все было так здорово: я с Джинни, она с Роном. Мы были самой настоящей семьей. Я хотел, чтобы мы были семьей. Но время шло, а они не мирились. Джинни в этот период потеряла всякую осторожность и буквально тащила меня под венец. Она начинала безумно злиться, когда я заговаривал о Гермионе. Однажды я позвонил ей по номеру, что она мне оставила. Я хотел посоветоваться с ней по поводу Джинни и ее постоянных требований, но мне ответил мужской голос. Он сказал мне, что Гермиона больше не хочет иметь со мной ничего общего.

— Это неправда, — в дверях стояла Гермиона и, не таясь, слушала их разговор. — У меня не было никого очень долгое время. А мой телефон остался у Рона. Я так и не смогла вернуться за ним — настолько противно было его видеть. А Рон не спешил мне возвращать мобильный, и я плюнула и купила новый.

— Я не очень понял, о чем вы, но видимо ответ напрашивается сам собой — вас обоих провели Уизли, делая все, чтобы оттолкнуть друг от друга.

— Теперь многое становится понятным, — произнес Гарри. — А я-то удивлялся, почему ты так на меня уставилась, когда мы встретились! И тому, почему мои письма оставались без ответа. Вероятно, они отправлялись в камин сразу, как только оставались без присмотра. Джинни постоянно говорила мне, что отправит их сама. А я верил ей… Я начал думать, что ты перечеркнула всю свою прошлую жизнь и меня в том числе.

— Какие же глупости тебе иногда приходят в голову, Гарри! — засмеялась Гермиона. — Как ты мог в такое поверить?

— Ну, с вашей вынужденной разлукой мы разобрались, я думаю. Так почему ты стал таким, Поттер? Когда я читал о твоих похождениях, я думал, что Скитер вернулась и снова пишет небылицы, но не могли же пять разных изданий печатать одно и тоже? Даже твой любимый «Придира» и тот ужасался твоим похождениям. Как ты смог докатиться до такого? Ты же никогда не был хулиганом, уж я-то знаю. Почему ты так упорно разрушал себя, свою жизнь, свое настоящее?

— Потому что до ужаса боялся того, что для меня уже все в прошлом. Я не видел ничего впереди. Моя долбанная слава плыла впереди меня. Люди, знакомясь со мной, думали, что все уже про меня знают. Что я чуть ли не друг их семейства, раз так тогда отличился. Хотя, если подумать, я всегда был только марионеткой в руках Дамблдора. Я всегда делал то, что от меня ожидали. И я ни разу не подвел этих надежд. Меня использовали и выкинули, предпочитая видеть тот светлый образ Героя, при жизни вознеся меня на пьедестал. Но ведь это не был настоящий я. Кому из моих поклонников было интересно знать, как часто за ночь я просыпаюсь от кошмара летящей в лицо Авады. Кто из них думал обо мне хоть одну лишнюю минуту, выпроводив со званых ужинов? Кто из них знал меня по-настоящему? Кому я был нужен?

Голос Гарри сорвался на крик. Гермиона присела на подлокотник его кресла и успокаивающе приобняла за плечи. Гарри уткнулся носом в ее теплый бок и едва сдерживался от желания не то разбить что-то, не то разрыдаться в истерике.

— Ясно, — протянул Драко. — Значит, таким поведением ты всем доказывал то, что они совсем не знают тебя. То, что ты не таков, каким им хочется, чтобы ты был. Отлично тебя понимаю, Поттер. Все мы здесь в какой-то степени жертвы возложенных на нас иллюзий и стереотипов. Я — слизеринец, а значит коварный, бездушный предатель. Ты — герой с пеленок, с тебя и спрос, как с Геракла. И никому не было важно, что ты сам хочешь. Никто не интересовался твоей жизнью, твоим детством, твоими мечтами. Тебя планомерно готовили на заклание. Ведь даже в сказках герои могут умереть, а что говорить про жизнь?

Признаюсь, я сам долгое время был в плену таких иллюзий, пока однажды не получил приказ. Я никогда не забуду взгляда Дамблдора, когда он говорил мне о другом выборе, когда, стоя между жизнью и смертью, предлагал спасение. Я успел поверить ему. На краткий миг, я задумался, а как бы сложилась моя судьба, если бы я был на другой стороне? Но спустя миг Авада Снейпа расставила все по своим местам. Это навсегда перечеркнуло для меня возможность начать все сначала.

На тебе навсегда осталось клеймо Героя, на мне — Метка Пожирателя. И чтобы мы ни пытались доказать миру, он уже все про нас знал.

— Ну, а кто же тогда я? — спросила Гермиона, стараясь разорвать повисшую в воздухе гнетущую тишину.

— А ты, Грейнджер, ты — наш буфер, наша нейтральная зона. Только ты, с твоим чувством справедливости и достоинства, смогла примирить, казалось бы, кровных врагов. Ты не дала нам убить друг друга, ты показала нам обоим, что такое терпимость и уважение к другому мнению. Ты стала нашей с Поттером общей светлой стороной. Ты — та, кто объединила нас.

«И та, кто поневоле нас разъединяет» — подумал про себя Гарри.

* * *

После тяжелого и неприятного для всех разговора, они сидели в гостиной и пили кофе, приготовленный Гермионой. Ее всевмещательный кошелек удивлял всех до сих пор. Вчера оттуда появился чистый комплект мужской одежды, а сегодня — баночка растворимого кофе. И хоть Малфой и морщился, прихлебывая «жуткую дрянь», Гермиона видела, что он соскучился по запаху и вкусу кофе.

Теперь, когда мосты налажены, когда старые проблемы, кажется, разрешились, им предстояло рассказать Гарри о той стороне его жизни, которую он справедливо полагал загубленной и несчастливой. С одной стороны, Гермионе хотелось, как можно скорее открыть ему глаза на новые обстоятельства, но с другой она понимала, что это будет крушением многих стереотипов для него. Выдержит ли он очередную правду или снова сорвется в глухую тоску? Она не знала, но твердо была уверена в одном: в жизни Гарри было слишком много лжи, чтобы продолжать скрывать от него правду.

— Гарри, мы бы хотели тебе кое-что рассказать, — Гермиона отставила свою чашку и посмотрела на него.

Гарри сразу напрягся и похолодел. Он подозрительно посмотрел на нее и Малфоя, и им стало понятно, что он снова начал отстраняться от них. Какое-то нечитаемое выражение появилось в его взгляде. Гермионе захотелось встряхнуть его, может даже ударить, чтобы он перестал так смотреть на нее! Ну, сколько можно?

Стоило ей или Драко приблизиться к нему хоть на дюйм, попытаться отогреть его, как он снова ускользал, закрывался от них. С этим нужно было что-то срочно делать. Надо разобраться, почему он так себя ведет, в чем причина его холодности?

— Малфой нашел еще одно воспоминание. Правда, мы так и не смогли понять, кем оно было запечатлено, но ты должен его увидеть.

Гермиона успела разглядеть тень облегчения на его лице, сменившееся более добродушной гримасой. Так в чем же дело, Гарри? Что тебя так тревожит?

— И когда я смогу это увидеть? — почти весело спросил Гарри.

— Да хоть сейчас, — ответил Малфой, допивший свой кофе. — Здесь посмотрим или пойдем вниз?

— Давайте в лаборатории, — после секундного колебания, решил Гарри.

Они спустились вниз. Гермиона снова удивилась, какой порядок навел Малфой в заброшенном и замусоренном помещении. Все уже отсмотренные им пробирки с воспоминаниями, стояли в строгом порядке, на столе лежал журнал, куда Драко скрупулезно вносил данные о том или ином воспоминании. С каждым днем неизвестных пробирок становилось меньше, а записей в журнале — все больше.

Драко, действуя размеренно и неторопливо, словно священнослужитель, достал компактный мыслеслив, нужную пробирку и вылил ее содержимое в чашу. Закрутились серебристые вихри, и Гарри склонился над чашей.

Гермиона и Драко присели рядом, во все глаза наблюдая за Поттером, уже перенесшимся в чужое воспоминание.

небечено

Маленький котенок сидел в густых кустах начинающей облетать гортензии. Целый день вокруг творилось что-то странное, и котенок интуитивно решил переждать этот день, не высовываясь. Вокруг ходили возбужденные люди, летали сдуревшие совы и ему не хотелось становиться их обедом. А еще была странная и неподвижная кошка, не сводившая глаз с дома, в кустах которого и прятался наш наблюдатель. От этой кошки не пахло кошкой, а пахло ожиданием и человеком. Котенок не шевелился, боясь привлечь ее внимание…

…— Я пришел, чтобы отдать Гарри его дяде и тете. Это единственные родственники, которые у него остались.

— Но это ведь не те… Это не могут быть те люди, которые живут в этом доме? — вскричала профессор МакГонагалл, вскакивая на ноги и указывая на № 4. — Дамблдор… вы не можете. Я наблюдала за ними весь день. Невозможно найти людей, которые были бы меньше похожи на нас. И еще этот их сын!.. Я видела, как он пинал мать ногами, требуя конфет, всю дорогу, пока они шли по улице. Чтобы Гарри Поттер жил с ними!

— Здесь ему будет лучше всего, — отрезал Дамблдор. — Его дядя и тетя смогут объяснить ему все позднее, когда он немного подрастет. Я написал им письмо.

— Письмо? — слабым голосом переспросила профессор МакГонагалл, снова опускаясь на ограду. — Вы что, Дамблдор, думаете, что это можно объяснить в письме? Эти люди никогда не поймут его! Он будет знаменитым — легендой — я не удивлюсь, если в будущем сегодняшний день назовут Днем Гарри Поттера — о нем напишут книги — его имя будет знать каждый ребенок!

— Совершенно верно, — Дамблдор серьезно поглядел поверх очков. — И этого достаточно, чтобы вскружить голову любому. Стать знаменитым раньше, чем научишься ходить и говорить! Знаменитым из-за чего-то, чего сам не можешь вспомнить! Разве вы не понимаете, насколько ему же самому будет лучше, если он вырастет в стороне от подобной шумихи и узнает правду тогда, когда будет в состоянии сам во всем разобраться?

Профессор МакГонагалл хотела было что-то возразить, но передумала. Помолчав, она сказала:

— Да-да, конечно, вы правы, Дамблдор. Но как мальчик попадет сюда?

Она подозрительно оглядела его мантию, как будто угадывая под ней очертания детского тела.

— Его привезет Хагрид.

— Вы думаете, это — разумно — доверять Хагриду такие важные вещи?

— Я бы доверил Хагриду свою жизнь, — сказал Дамблдор.

— Я не говорю, что у него нет сердца, — неохотно объяснила профессор МакГонагалл, — но вы не можете закрывать глаза на то, что он очень неосторожен. Он всегда стремился… А это еще что такое?

Низкий рокочущий звук нарушил тишину улицы. Пока Дамблдор и профессор МакГонагалл озирались по сторонам, ожидая увидеть свет фар, звук становился все громче и громче; вскоре он стал настоящим ревом, тогда они посмотрели вверх — и тут прямо с неба на дорогу свалился огромный мотоцикл.

Мотоцикл был огромен, но казался крошечным по сравнению со своим седоком. Седок этот был примерно раза в два выше и, по крайней мере, в пять раз толще обычного человека. Он выглядел как-то заведомо больше допустимого и казался диким — длинные лохмы кустистых черных волос и косматая борода почти полностью закрывали лицо, ладони были размером с крышку мусорного бака, а ноги в кожаных сапогах напоминали дельфинят-переростков. В громадных мускулистых руках он держал нечто, завернутое в одеяло.

— Хагрид, — с облегчением выдохнул Дамблдор. — Наконец-то. А где ты взял мотоцикл?

— Одолжил, профессор Дамблдор, сэр, — ответил гигант, осторожно слезая с мотоцикла. — Юный Сириус Блэк дал его мне, сэр.

— По дороге никаких проблем?

— Нет, сэр. Дом почти полностью разрушен, но мальца удалось вытащить до того, как магглы стали сновать туда-сюда. Полный порядок! Он уснул над Бристолем.

Дамблдор и профессор МакГонагалл склонились над свертком. Внутри, еле видимый, крепко спал младенец. Под копной угольно-черных волос, на лбу, был заметен шрам необычной формы, напоминавший зигзаг молнии.

— Это сюда… — прошептала профессор МакГонагалл.

— Да, — отозвался Дамблдор. — Этот шрам останется у него на всю жизнь.

— А нельзя что-нибудь с этим сделать, Дамблдор?

— Даже если бы и было можно, я бы не стал. Шрамы могут оказаться полезными. У меня, например, есть шрам над левым коленом, так он в виде схемы лондонской подземки. Что ж, давай его сюда, Хагрид, надо завершить дело.

Дамблдор взял Гарри на руки и повернулся к дому Дурслей.

— А можно… Можно попрощаться с ним, сэр? — попросил Хагрид. Он склонил большую лохматую голову над Гарри и поцеловал его очень, должно быть, колючим, пахнущим виски, поцелуем. Потом, неожиданно, Хагрид завыл как раненный пес.

— Шшшш! — зашипела профессор МакГонагалл. — Разбудишь магглов!

— И-и-извиняюсь, — зарыдал Хагрид, вынимая гигантский перепачканный носовой платок и пряча в нем свою физиономию. — Я не могу-у-у! Лили с Джеймсом померли… Малыша Гарри отправляют к магглам…

— Конечно, конечно, это очень грустно, но только возьми себя в руки, Хагрид, не то нас заметят, — зашептала профессор МакГонагалл, ободряюще похлопывая Хагрида по руке, в то время как Дамблдор перешагнул через низенькую садовую ограду и направился к входной двери. Он аккуратно положил Гарри на порог, вытащил из кармана мантии письмо, просунул его между одеялами и вернулся к своим спутникам. Целую минуту они молча глядели на крошечный сверток; плечи Хагрида сотрясались от рыданий, профессор МакГонагалл отчаянно моргала, а мерцающий свет, обычно струившийся из глаз Дамблдора, казалось, потух.

— Что ж, дело сделано, — наконец сказал Дамблдор. — Оставаться больше незачем. Лучше пойдем и присоединимся к празднику.

— Ага, — у Хагрида был сильно заплаканный голос. — Мне еще надо оттащить Сириусу колымагу. До свидания, профессор МакГонагалл — профессор Дамблдор, сэр.

Утирая ручьи слез кожаным рукавом, Хагрид перебросил ногу через сидение и пинком завел двигатель; с ревом мотоцикл взвился в воздух и скрылся в ночи.

— Надеюсь, скоро увидимся, профессор МакГонагалл, — поклонился Дамблдор. Профессор МакГонагалл в ответ высморкалась в платочек.

Дамблдор развернулся и пошел прочь по улице. На углу он остановился и вытащил серебряную Гасилку. Он щелкнул всего один раз, и двенадцать световых шаров мгновенно вкатились в колбы уличных фонарей, так что Тисовая улица засияла оранжевым светом, и он смог увидеть полосатую кошку, скользнувшую за угол на другом конце улицы. На пороге дома № 4 еле-еле виднелся маленький сверток.

— Удачи тебе, Гарри, — пробормотал Дамблдор, развернулся на каблуках — мантия просвистела в воздухе — и исчез.

Легкий ветерок пошевелил аккуратно подстриженные кустики Тисовой улицы, молчаливой и опрятной под чернильными небесами. В любом другом месте, но только не здесь можно было ожидать загадочных и удивительных событий. Гарри Поттер повернулся в одеяле, но не проснулся.*

Казалось эта улица исчерпала все возможные невероятные чудеса за все свое существование, но нет — раздался хлопок и к дому № 4 подошел высокий мужчина, закутанный в черный плащ. Незнакомец нервно огляделся, сжимая в руках волшебную палочку. Он подошел к мальчику, завернутому в тонкое серебристое одеяльце, и потрогал воспаленный лобик ребенка.

— Гиппогриф их раздери! — хриплым голосом выругался мужчина и скинул с себя мантию, обернув ею ребенка. — Ноябрь на улице, а они оставляют ребенка на пороге ночью!

Прошипев еще пару невнятных ругательств, мужчина тем временем продолжал изучать мальчика. Гарри спал, словно убитый. Это насторожило мужчину. Он поднялся по ступенькам, вздохнул и решительно вдавил кнопочку звонка.

В доме, погруженном в звенящую ночную тишину, этот звон показался оглушительным. Но мужчина продолжал давить на звонок, пока в окнах спальни на втором этаже не зажглись окна и не послышались приглушенные ругательства жильцов.

— Что случилось? Пожар что ли? — дверь распахнула худощавая молодая женщина. Ее светлые волосы были накручены на мягкие бигуди. Не смотря на свой недовольный тон, она выглядела скорее комично, чем внушительно. — Ты? — пораженный возглас слетел с ее губ, и она отступила в прихожую.

Полоска неяркого желтоватого света озарила бледное осунувшееся лицо мужчины. Он не стал мешкать и вошел в дом.

— Северус? — пролепетала Петунья Дурсль, стягивая на груди тонкую фланелевую ночную рубашку. — Что случилось? — Что-то с Лили и этим Поттером? Чей это ребенок?

Женщина продолжала задавать вопросы, перенимая ребенка у Снейпа и направляясь в гостиную.

— Дорогая, кто там? — раздался сверху недовольный мужской бас.

— Спи, Вернон. Это ко мне.

— Опять твои ненормальные родственнички? И тут покоя нет! Думал, переедем, так вздохнем спокойнее, — продолжал бурчать мужчина.

— Не кричи, разбудишь Дадли, — громким шепотом прошипела Петунья. — Сделай что-нибудь, — обратилась она к Северусу.

Он перевел взгляд с ребенка и посмотрел куда-то вверх. Скрип кровати под грузным телом Дурсля прекратился и вскоре раздался раскатистый храп.

— Он крепко проспит до утра и ничего не вспомнит, — бесцветным голосом произнес Снейп и упал в мягкое низкое кресло в гостиной.

— Так, что же случилось? — переспросила Петунья, убаюкивая ребенка.

Инстинктивно она потянулась губами к лобику мальчика и вскрикнула:

— Северус! Да он же весь горит!

Петунья сунула ребенка в руки оцепеневшему Снейпу и куда-то умчалась. Спустя минуту она вернулась, неся внушительных размеров аптечку.

— Не нужно твоих лекарств, Тунья, — впервые отреагировал Снейп. — они сейчас только навредят ему.

— Да что случилось! Ты меня пугаешь! — Петунья встряхнула его за плечи.

— Он убил их, — прошептал Северус. — Он убил их. Лили, Поттер… Даже Темный Лорд. Он убил их всех!

Его голос сорвался на крик, и Петунья обеспокоенно перевела взгляд на ребенка: не проснулся бы. Но Гарри продолжал находиться в некоем подобии сна-обморока. И только спустя несколько секунд до нее дошло, что именно сказал ночной гость.

Петунья охнула и схватилась за щеки, не заметив, как сама себя оцарапала. Она осела в соседнее кресло и замерла.

— Он все подстроил так, чтобы Темный Лорд направился к Поттерам. Когда я донес о Пророчестве безумной Трелони, Темный Лорд решил действовать. Он понял, что Дамблдор ищет способ устранить свою зарвавшуюся игрушку и обезумел от страха и ярости. Его адепты искали подходящие под Пророчество семьи, но я уже понял, кто именно подойдет. Это была ловушка не только для Тома. Это была ловушка и для меня. Я бросился к Дамблдору, я валялся у него в ногах, умоляя спасти семью Лили, и он пообещал мне. Но он солгал. Он солгал мне, Петунья! — голос Снейпа снова сорвался на крик.

Петунья вздрогнула, впервые осознав до конца, какое горе пришло в ее семью. Женщина вскочила и, подхватив Гарри, прижала его к себе. На нее было страшно смотреть. Сейчас она олицетворяла собой великий материнский инстинкт. Ей хотелось одного — забрать свою семью, убежать на край света и там, в безопасности оплакивать потерю.

Снейп словно этого и ждал. Лихорадочная, болезненная энергия вскипела в нем. Он вскочил и принялся мерить комнату шагами. Петунья встревожено смотрела на него, продолжая прижимать бессознательного мальчика к себе.

— Он ловко провел всех, — продолжил говорить Снейп. — Он натравил Лорда на Лили, подсунув ему еще и мальчишку Лонгботтомов, но Лорд, конечно же, выбрал Поттеров. Еще бы! Сильнейший древний род, не подчинившийся ему! Наследник огромного состояния, женившийся на грязнокровке! Кто еще мог быть такой отличной мишенью? Только они! Он одним махом убил двух зайцев: отделался от Поттера, который стал задавать слишком много вопросов по поводу гибели своих родителей и заманил в ловушку Лорда, сыграв на его мании тотального контроля.

— Но зачем Дамблдору это нужно? — спросила бледная до зелени Петунья. Казалось, она сейчас упадет в обморок. — Ты же мне писал, что Том — его ставленник, а значит, он должен был продолжать пестовать его.

— Тут не все так просто, — Снейп остановился перевести дух. Он поморщился словно от боли и невольно потянулся рукой к сердцу. — Том не просто его ставленник. Я еще не знаю, в чем дело, но смерть Тома не входила в планы Дамблдора. Что-то было такое важное в Томе, что он скрывал ото всех. Я пробовал поработать с памятью Лорда, но наткнулся на такие замки, что не смог бы пробиться, не выдав себя ему. Но я выясню! — он решительно ударил кулаком по раскрытой ладони, словно ставя печать под этой клятвой. — Я останусь рядом с ним. Он уже звал меня к себе.

— Он не заподозрит, что ты тут? — Петунья помимо воли огляделась. Стены уже такого родного нового дома вдруг показались ей враждебными и ненадежными.

— Нет. Они все уверены, что я оплакиваю… — тут Снейп замолчал, но с усилием сглотнув невидимый комок, продолжил: — Я вне подозрений ближайшие несколько часов. Потом я должен буду разыграть перед ним истерику и добиться его расположения. Я поклянусь, что буду вечно служить ему, — Снейп скривился так, словно ему на язык попало нечто склизкое и противное. — Я узнаю, для чего он подставил Лили под удар, зачем ему нужно было отсрочить смерть Тома, и какое зелье он влил в Гарри, из-за которого тот чуть не умер.

— Что?! — Петунья вскочила и стала тревожно вглядываться в спокойное безучастное личико Гарри. — Что этот старый козел сделал с моим племянником?!

— Самое главное — он выжил, — усадил ее обратно Северус. — А подробности я узнаю. Гарри уже вне опасности, но я попробую провести кое-какие опыты с его кровью. Но сейчас не об этом, Тунья. Мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы защитить сына Лили.

Мужчина забрал у Петуньи ребенка и посмотрел на него странным взглядом, полным боли.

— Ты знаешь, — сказал он, наконец, — у него ее глаза. Они такие же зеленые и яркие, как и у Лили. Конечно, он многим напоминает Поттера, этого преступно беспечного болвана, но все равно он — ее сын!

Снейп прижал ребенка к себе и вдохнул аромат детского тела.

— Вот увидишь, Тунья, этот ребенок еще заставит Лили гордиться им!

— Что ты хотел сказать, говоря о том, что он может быть в опасности? Разве его не защищает сейчас весь ваш мир?

— Ты смеешься? Дамблдор просто подбросил ребенка тебе на крыльцо! И это в ноябре! Ночью! В тонком одеяльце! Я боюсь, он бы не пережил эту ночь. Он слишком ослаблен зельем. Может на это и рассчитывал Дамблдор? Не знаю. Все мои мысли сейчас перепутались и сбились в невнятный клубок.

— Что же нам делать?

— Мы должны сделать так, чтобы Гарри Поттер никогда не узнал о существовании мира магов. Это нужно для его же безопасности.

— Но как? Он же наверняка будет сильным магом с такими-то родителями! От смеха маленькой Лили у нас в доме все тарелки летали с полок, а когда она плакала, то прокисало кипяченое молоко. И ты считаешь, что мальчик с такой наследственностью не поймет, что он особенный?

— Ты должна сделать так, чтобы Гарри не думал ни о чем подобном, чтобы у него не было времени и желания даже задуматься о чем-то постороннем, чтобы сама мысль о хорошем и волшебном не зарождалась у него. Ты должна, нет, ты обязана сделать так, чтобы он вырос, не смея надеяться на нечто большее, чем твоя семья.

— Что?! Северус, ты в своем уме? Это мой племянник! Сын моей младшей сестренки! Я не смогу…

— Ты должна. С Верноном проблем не будет — он и так ненавидит твою семью. Дадли будет брать пример с отца. Ты же должна раз и навсегда уничтожить свою любовь и жалость к ребенку.

— Но пока он еще маленький…

— Нет! Ему уже год, он может запомнить тебя ласковой и нежной. Но у него не должно возникать об этом и тени воспоминаний!

— Я не смогу, — молодая женщина заплакала, протянув руки к ребенку.

— Нет, — Северус отступил на шаг и руки Петуньи безвольно упали на колени. — Поклянись мне, что ты выполнишь наш уговор.

— Я не смогу, — продолжала плакать Петунья. Слезы текли по ее худому лицу, но у нее не было сил вытереть их. — Ты должен мне помочь, Северус. Ты же волшебник. Лили говорила мне, что ты один из лучших, кого она знала. Пожалуйста, сделай что-нибудь со мной, чтобы я смогла забыть о том, как любила свою сестричку и как люблю ее сына. Я согласна на все!

Она расплакалась, спрятав лицо в ладонях. Ее хрупкие плечи сотрясали бурные рыдания. Снейп подошел к ней и погладил по плечу. Она уткнувшись в него, продолжала плакать. Ее бигуди распустились, и волосы растрепались неаккуратными локонами. Северус продолжал гладить ее по плечу, пытаясь успокоить, придать сил, которых сам не чувствовал в себе. В его взгляде в тот момент было такое страдание, что магия мутными потоками закрутилась вокруг.

— Возьми ребенка, посмотри на него. Скоро ты забудешь все, что испытывала к нему, — мертвым голосом проговорил Снейп.

Петунья схватила маленький кулек и прижала Гарри к себе.

— Прости, малыш, — прорыдала она. — Прости, маленький, но так нужно. Только так мы сможем уберечь тебя.

В этот момент Гарри потянулся и открыл глазки. Он спокойно осмотрел нервозных взрослых и улыбнулся. Снейп снова потянулся к сердцу, когда взгляд зеленых глаз обратился к нему.

— Дядя! — пролепетал Гарри и протянул к нему ручки.

Он не понимал, почему мужчина, от которого так и веяло чем-то знакомым, как от мамы и папы, стоит словно истукан. Гарри поморщился. Кожа, располосованная красным пульсирующим шрамом, натянулась и засочилась кровью. Гарри вздрогнул и заплакал в голос. Петунья беспомощно посмотрела на Снейпа, боясь предложить обработать рану мальчика зеленкой — вдруг это тоже будет вредно для него?

— Ну, что ты стоишь?! — не выдержала она. — Сделай что-нибудь! Ему больно!

Снейп вздрогнул, словно очнулся от колдовского сна и склонился к ребенку. Он что-то прошептал и Гарри стал успокаиваться.

— Не хочешь взять его на руки перед тем, как попрощаться?

— Нет. Если я это сделаю, то уже не смогу ни выпить зелье Забвения, ни дать его тебе. Завтра утром у тебя будет фиал с зельем. Я буду присылать его тебе раз в полгода — этого достаточно, чтобы ты не вспоминала о чувствах к Гарри и Лили. Мне пора. У тебя есть эта ночь, чтобы попрощаться с ним.

Он развернулся, не обращая внимания, что его мантия осталась у Петуньи в руках, и вышел. На пороге он вздохнул, прислонился затылком к косяку и позволил горю охватить себя на бесконечно долгую минуту. Потом тряхнул головой и сказал:

— Уж лучше всю жизнь пить это дерьмовое зелье, чем снова позволить себе так страдать.

Мужчина направился к неосвещенной части улицы, нечаянно шугнув бездомного котенка, сидевшего на карнизе дома № 4. Когда из темноты донесся громкий сухой хлопок, будущий мистер Лапка, почесал за ухом. Маленький книззл, неизвестно как оказавшийся на маггловской улице, вскоре станет любимцем странной дамы Арабеллы Фигг, поселившейся по соседству с Дурслями на следующий же день.

________________

* — Прямое заимствование из текста Роулинг "ГП и ФК" — Глава первая. "Мальчик, который уцелел".

— Нет, не может этого быть! — Гарри отшатнулся от мыслеслива.

Не удержав равновесия, он упал на пол, дико вращая глазами, не узнавая никого вокруг, и только твердил, что не верит ничему. Сердце защемило, в глазах потемнело и Гарри потерял сознание.

Он пришел в себя, не понимая, почему вокруг так темно и почему он лежит на диване. Рядом ощущалось чье-то тепло. Мягкая ладошка коснулась его лба, проверяя, есть ли жар. Гермиона. Гарри улыбнулся и повернулся на бок, чтобы ее увидеть. Ничего так больше не хотелось, чем заглянуть в ее карие глаза и понять, что все хорошо, что ему просто приснился очередной кошмар.

— Как ты, Гарри? — Гермиона смотрела так тревожно, что он разом осознал — нет, не кошмар ему привиделся. Все было так на самом деле. Снейп и тетя Петунья. И Дамблдор с МакГоннагал и Хагридом. Все было на самом деле.

— Я вас оставлю, хорошо? — Драко поднялся с пуфика и вышел, бросив на Поттера нечитаемый взгляд.

— Значит, — голос Гарри оказался хриплым, в горле было так сухо, словно он кричал несколько часов подряд. Он прокашлялся. — Значит все правда? — Наивно был задавать этот вопрос, словно начни Гермиона отрицать очевидное — и оно окажется неправдой, сном.

— К сожалению, Гарри. Мне жаль.

— Господи, — простонал он, садясь на диван. — Насколько другой могла быть моя жизнь!

Гарри спрятал лицо в ладонях, уткнул локти в колени. Так и сидел, покачиваясь и стараясь не думать ни о чем, пока рядом не присела Гермиона и не обняла его. От нее шло такое тепло, такое участие. Гарри впитывал его все без остатка, силясь заполнить ту холодную пустоту, что царила сейчас в его душе.

— Почему я? Ну почему все дерьмо мира случается именно со мной?

— Что толку сейчас об этом спрашивать. Прошлого не изменить. Но можно изменить свое будущее. Лучше все-таки знать, чем быть в неведении, правда?

— Не знаю. Как ты думаешь, сможем мы выбраться отсюда? — вдруг сменил тему Гарри.

— Я уверена в этом. Драко просматривает множество воспоминаний, ища хоть намек на то, как можно было бы выбраться. Я пытаюсь понять, что имел в виду Люциус в своем письме.

— То есть, только я дурака валяю? Сейчас же пойду к Малфою и буду помогать ему. Может вместе у нас получится быстрее?

— На тебя слишком много свалилось в последнее время. Мы понимаем, что тебе непросто пришлось.

— Ох, Гермиона, будто вам проще было. Мало того, что мы оказались вырваны из своей привычной жизни, так вы еще были вынуждены нянчится с моими тараканами. Прости меня, ладно?

— И ты тоже, Гарри, извини меня за резкость. Я не всегда была терпима к тебе. Да и вы тоже намучились со мной, пока я была одержима этим духом Дома. Мы все тут доставили друг другу немало неприятностей. Но преодолевая это все, все ловушки, все конфликты, мы сдружились, стали взрослее, правда?

— Ты права. Ты всегда права. Иногда это угнетает, — улыбнулся ей Гарри. — Ты самая лучшая, Гермиона.

— Я обыкновенная.

— Неправда! Ты самая лучшая! Я так люблю тебя! — Гарри сжал ее в объятиях, не замечая, как напряглась Гермиона.

Они не сразу услышали нарастающий гул, исходивший из самого сердца их дома-тюрьмы. Гарри удивленно поднял голову, когда стены и пол начали ощутимо трястись. В баре жалобно зазвенели бокалы. Огонь в камине замигал, почти потухнув, и вдруг загудел, взметнувшись так яростно и сильно, что его языки жарко облизали решетку и полку.

Гарри и Гермиона удивленно и испуганно переглянулись.

* * *

— Что происходит? — Драко вбежал в комнату. — Это что, землетрясение?

— Мы не знаем, — ответила за двоих Гермиона. — Мы просто разговаривали, как вдруг все загудело и задрожало.

— У меня в подвале такое было! Упал один стеллаж со свитками и все котлы! Хорошо, хоть, пробирки с воспоминаниями были на столе и ничего не разбилось!

— Тебе нужна помощь с наведением порядка? — спросил его Поттер.

— Да не помешала бы, — удивленно ответил Драко.

Так и не выяснив причины странного гула, они все втроем спустились в лабораторию. Гермиона занялась сортировкой рассыпанных повсюду свитков и, конечно, зачиталась первым же из них. Гарри и Драко весело переглянулись, принимаясь за работу.

Малфой занялся сортировкой рассыпавшихся карточек с кратким описанием тех или иных воспоминаний, сверяясь по ходу с журналом. Поттер, собрав разбросанные котлы, направился к столу с зельями и приборами.

Драко искоса посматривал на Поттера, размышляя, чего еще ждать от их непредсказуемого героя? Но Поттер был спокоен и даже весел. Он что-то насвистывал себе под нос, разбирая различные приборы. Выбрасывал те, что разбились или пришли в негодность и вытирал пыль с тех, что еще могли послужить.

Интересно, что же так на него вдруг повлияло? Драко думал, что после просмотра новых фактов из своей жизни, Поттер снова впадет в депрессию, отдалившись от них с Гермионой. Но Гарри был спокоен, как никогда. Он словно сбросил груз с плеч, невыносимо давивший на него. Даже его осанка изменилась. Он стал каким-то уверенным и спокойным. Малфой пожал плечами и вернулся к своей работе.

— Малфой? — позвал его Поттер минут через пять.

— Чего?

— А что ты сделаешь, когда мы выберемся отсюда? Вот сразу, первым делом?

— Напьюсь вдрызг, — не прекращая работать, сказал Драко первое, что пришло ему в голову.

— А что тебе мешало сделать это здесь? — удивился Гарри.

— Не хотелось терять контроль.

— Так мы итак его потеряли, едва оказавшись тут.

— Вот потому и не хотелось еще меньше контролировать ситуацию, — Малфой прищурился, разглядывая на свет содержимое очередной пробирки. — Мало ли что могло случиться в любую минуту? Да и еще может. Взять хотя бы это странное землетрясение, — он встряхнул следующую пробирку и, посмотрев сквозь нее на лампу, поставил в миниатюрную подставку. — А ты что сделаешь первым делом?

— Поеду на могилу Снейпа.

Драко так удивился, что оглянулся на Поттера.

— Зачем?

— Я очень многого не понимал. Правильно он называл меня неблагодарным идиотом. Я таким и был. Я часто до этого навещал его в Хогсмиде, но скорее затем, чтобы удостовериться, что я еще жив. Теперь все изменилось.

— А может это ты изменился? Ты будто повзрослел за этот день.

— Давно было пора, тебе не кажется? — Гарри улыбнулся и подмигнул ему. Драко снова удивился — еще днем раньше, Поттер бы огрызнулся, а теперь шутит сам над собой. Может и правда изменился?

— А что потом? После того, как пройдет первый шок? Что будешь делать? — с любопытством спросил Драко.

— Разыщу тетю Петунью. Знаешь, Малфой, я раньше, в детстве, все никак не мог понять, за что она меня так ненавидит? Я лежал ночами в своем чулане и размышлял, что такого я сделал, в чем провинился? Пытался как-то угодить, заслужить хотя бы один добрый взгляд. Ведь я же видел, что она может любить — Дадли у нее с рук до пяти лет не слазил. Но все было напрасно. Я был только помехой в ее жизни, досадным недоразумением. Я так плакал ночами, когда меня наказывали за проделки Дадли, даже не пытаясь разобраться. Я всегда был во всем виноват. В конце концов, я уверился в том, что я — дефектный, что меня не за что любить. И я стал себя ненавидеть. Ну, в самом деле, что же я за такое существо, что вызывает у своих единственных родных только недовольство и презрение. Теперь все по-другому. Мне многое стало понятно. Все это время, пока я был в Хогвартсе, я не понимал, что во мне нашли Гермиона и Рон. Мне все время казалось, что они вот-вот одумаются и увидят, какое я ничтожество. И только ты, Малфой, вписывался в мое представление о самом себе, — Гарри снова улыбнулся, поразив Драко этой улыбкой — чуть грустной, чуть насмешливой и очень по-доброму хорошей. — Только ты и не давал мне поверить, что я попал в сказку. Ну и Волдеморт, конечно.

— Мерлин, какой же ты болван, Поттер! — покачал головой Драко и у него, помимо воли вырвался вопрос: — Ну почему ты тогда оттолкнул меня? Я смог бы многому тебя научить, в том числе и тому, как и за что любить самого себя. В этом я уже тогда был профессором со стажем.

— Ты сам знаешь, почему, — дружески подмигнул ему Поттер. — Ты был еще тем засранцем.

— А я с тех пор не изменился, — самодовольно ответил Малфой так, будто бы ему только что сделали самый приятный и изысканный комплимент.

— Зато я еще как изменился!

Они лукаво переглянулись и засмеялись во весь голос. Гермиона отвлеклась от изучения древнего и оказавшегося очень интересным свитка, посмотрела на веселящихся парней, покачала головой и снова вернулась к чтению, слово за словом разбирая витиеватую латынь.

Не отбечено и почти не вычитано. Хотелось поскорее вас порадовать продой))))

* * *

Драко заканчивал разбирать воспоминания, сортировать и описывать их, когда в самом дальнем конце тумбы, в письменном столе, нашел плотно закрытую коробку. Судя по звуку там были заперты какие-то фиалы с воспоминаниями или же с опасными зельями. Драко решил разобрать коробку после того, как закончит основную работу.

Наконец, все зелья, воспоминания, книги и свитки были разложены по полочкам и тщательно описаны после того странного землетрясения. Драко посмотрел на Гермиону и Поттера, что-то разбиравших в старинном манускрипте по Темной магии, и решил заняться загадочной коробкой с позвякивающим нутром. Но, несмотря на все усилия Драко, чертова коробка оставалась неприступной. Малфой начал терять терпение, когда из угла, где обосновались гриффиндорцы, послышался легкий смешок и Гарри спросил его:

— Чего ты так сопишь там Малфой? Может тебе помочь?

— Посопеть? — усмехнулся Драко. — Спасибо, но с этим я и сам прекрасно справляюсь.

— Что же тогда?

— Если интересно, сам подойди и посмотри.

— И что же тут у тебя? — Поттер немедленно навис у него над плечом, всматриваясь в предмет так расстроивший Драко.

— Шкатулка с сюрпризом.

— И в чем сюрприз?

— Открой и поймешь, — Драко собирался в свое удовольствие посмеяться над тем, как Поттер будет пытаться вскрыть коробку.

— Ладно, — Гарри взял шкатулку и легко открыл ее, словно та никогда и не была заперта. — И что теперь? Где сюрприз?

В коробке в два ряда стояла дюжина совершенно одинаковых фиалов черного цвета.

— А вот и он! — протянул Драко, поочередно глядя на содержимое шкатулки и на Поттера.

— Дурацкие у тебя шуточки, Малфой, — подозрительно прищурился Поттер.

— Ты не поверишь, но я уже час пытался открыть эту коробку, а ты просто взял и она сама — хоп! — и открылась!

— А ты пробовал просто откинуть крышку? — ехидно спросил Гарри.

— Не язви, Поттер, я же не идиот. Естественно, я сперва попробовал ее открыть руками, а потом уже взялся за палочку.

— Что тут у вас? — Гермиона подошла к ним, уловив нечто поинтереснее техник черномагических заклинаний.

— Вот, сама посмотри, — парни подвинулись, освобождая место у стола.

И все трое начали рассматривать ряды фиалов, немного похожих на нечто среднее между осколками оникса и миниатюрной копией готического собора.

— Что это может быть? — спросила Гермиона и взяла в руки ближайший к ней флакон. — Ну, не откроем, не узнаем, — она потянула за пробку и тут же отдернула руку, порезавшись. — Вот черт!

Малфой моментально выхватил платок из кармана и перебинтовал ей палец.

— Смотрите! — вдруг воскликнул Гарри, показывая на фиал.

Пробка, до этого казавшаяся одним целым с флаконом, подалась и потихоньку выползала из фиала, словно ее что-то выталкивало изнутри. Наконец, она выпала и с тяжелым стуком ударилась о столешницу. Все замерли, боясь дышать — мало ли что там! Но все было спокойно. Драко осторожно заглянул внутрь флакона.

— Там чьи-то воспоминания, — тут же сказал он. — Гарри, принеси мыслеслив.

— Сейчас!

Когда тонкая серебристая струйка невесомо потекла в мыслеслив, Драко первый попытался просмотреть воспоминания, но почти тут же вынырнул обратно.

— Ну что? Что там такое? Воспоминания Тома о том, как он впервые посмотрел порнушку?

— Гарри! — одновременно вскрикнули Драко и Гермиона, смеясь.

— А что такого? — улыбаясь, оправдывался Гарри. — Всякое может быть.

— Ладно, пошутили-посмеялись. Давайте будем серьезнее.

— Куда уж больше, — проворчал Поттер. — Так что там?

— Ничего.

— То есть?

— Просто обрывки, никак не связанных событий. Такое чувство, что кто-то разорвал картинку и перемешал все обрывки.

— Ну-ка, дай я, — Гарри отодвинул Драко и сам убедился в его правоте. — Странно, — сказал он минуту спустя, — будто перемешали несколько паззлов.

— Чего, чего? — удивился Малфой.

— Паззлы — это такая картонная мозаика. Так развлекаются маггловские дети.

— Зачем? — недоумевал Драко.

— Тебе не понять.

— Мальчики, не ссорьтесь, — вмешалась Гермиона.

— А кто ссорится? — удивились «мальчики».

— Твои слова о мозаике навели меня на мысль, — сказала Гермиона.

Она размотала платок и взялась за следующий фиал. Едва только кровь, еще сочившаяся из ранки, коснулась темного стекла, как пробка стала выкручиваться из флакона самостоятельно.

— Плата кровью, — задумчиво произнесла Гермиона и внимательно посмотрела на Гарри.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — догадался тот.

— Я ничего не понимаю. Может, и меня посвятите в свои секреты? — спросил Драко. Ему было неприятно чего-то не понимать.

Пока Гермиона трогала оставшиеся фиалы, Гарри, как мог кратко рассказал о пещере Тома Риддла и о том, как ее открывал Дамблдор в тут самую ночь, когда ему было суждено погибнуть от рук Снейпа.

Наконец, все фиалы оказались открытыми, и парни заинтересованно уставились на задумчивую Гермиону.

— Что теперь?

— А вот что! — Гермиона схватила сразу два фиала и вылила их в мыслеслив.

— Что ты делаешь? — вскрикнули Гарри и Драко, пытаясь схватить девушку за руки.

— Как мы теперь разделим воспоминания?

— Этого и не нужно. Посмотрите сами, — предложила Гермиона, и Драко опустил лицо в чашу мыслеслива.

— Ну что? — жадно спросила Гарри.

— Мне кажется Гермиона права, — ответил Драко. — Все стало как будто яснее, но все еще непонятно к чему это все.

— Тогда продолжаем эксперимент! — оживленно воскликнул Гарри, и они втроем быстро опустошили все фиалы.

— А давайте все вместе посмотрим? — предложил Драко, глядя, как успокаиваются всполохи света в чаше.

Они встали вокруг стола, взялись за руки и одновременно окунули лица в серебристую взвесь чужих воспоминаний.

* * *

Молодая беременная женщина тяжело шла по окраинным улицам Лондона. Мимо проносились кэбы, сновали бедно одетые прохожие, малолетняя шпана бегала стайками, ища, у кого бы срезать кошелек, отощавшие кошки и собаки рыскали между торговыми рядами, добывая себе пропитание. Все вокруг жили в предощущении чего-то хорошего, нового, что мог принести с собой наступающий год, но мальчишки-газетчики, выкрикивающие заголовки своих газет, несли неутешительные вести — в Америке вот-вот был готов разразиться экономический кризис. Первая мировая война закончилась восемь лет назад, но ее последствия все еще не давали людям прочно встать на ноги. Тем не менее, как всегда в праздники, горожане гнали от себя плохие мысли, предпочитая надеяться на лучшее.

Люди не обращали внимания на молодую женщину, они будто бы не замечали ее, но, тем не менее, ни один из толпы не толкнул ее. Девушки словно не было, вокруг нее образовалось небольшое пространство пустоты.

Но кое-кто внимательно следил за нею. Он видел, что женщина, которой оставалось совсем немного до того момента, как она возьмет на руки свое дитя, тяжелой походкой шла домой. Ее лицо, откровенно некрасивое, светилось внутренним счастьем и покоем. Она одной рукой поглаживала свой огромный живот, словно ведя диалог с ребенком, а в другой руке держала корзину, в которой лежали хлеб, молоко, несколько луковок и немного копченого мяса. Ее волосы выбились из-под старенького, но чистого чепчика и мокрыми от пота прядками облепили лоб и щеки, но она не спешила убрать их. Ей было гораздо интереснее прислушиваться к шевелению жизни в своем чреве. Поношенное пальто было безнадежно мало ей, и ее живот прикрывала от декабрьского морозца старая шаль. Но все эти мелочи, словно ее не касались, она жила в своем собственном счастливом мирке.

Вот она подошла к крыльцу крохотного бедного домишки, тяжело переваливаясь, поднялась по крутым выщербленным ступенькам и вскоре скрылась за дверью.

Человек, следивший за ней, осторожно обошел домик и заглянул в окно, прекрасно сознавая, что под мантией-невидимкой его никому не видно. Он смотрел, как молодая хозяйка ставила чайник, пила чай и продолжала гладить свой безобразно огромный живот. Она была очень бедна, но в тоже время несоизмеримо богаче всех. Она ждала любимого ребенка от любимого человека.

Вскоре наступил вечер, и окна дома озарились неярким светом керосиновой лампы. Человек видел, как женщина, немного почитав книжку, отправилась спать.

Альбус Дамблдор поежился под мантией-невидимкой, но продолжал стоять под окнами и ждать своего часа. Его охватывал то дикий восторг, то тихий ужас от того, что он в шаге от воплощения в жизнь своей мечты, мечты, в которой он не смог признаться даже Геллерту.

Наконец, все вокруг погрузилось во мрак, изредка взлаивала чья-нибудь собака, да где-то очень далеко раздавался свисток полисмена. Рабочий пригород Лондона крепко спал, готовясь к новому дню, новым проблемам и тяжелой изматывающей работе.

Вот тогда-то маг поднялся по ступенькам домика и прошептал заклинание-отмычку, отпирающее не только маггловские замки, но и почти любые магические. Дверь была всего лишь закрыта на задвижку. Тихонько потянув ее на себя, Дамблдор вошел внутрь.

Он уже успел изучить обстановку и расположение комнат, так что совсем не удивился бедности и отчаянному положению молодой матери. Стянув с себя мантию-невидимку, Дамблдор осторожно свернул ее и положил во внутренний карман свободного лилового маггловского пиджака.

Мутное зеркало, мимо которого он прошел, отразило высокого стройного мужчину, лет примерно сорока, с щегольской каштановой бородкой и усами, его длинные темные волосы аккуратными прядями падали на воротник белоснежной рубашки. Альбус замер на секунду перед своим отражением, словно окончательно решаясь на шаг, после которого пути назад не будет, но озорно подмигнув себе и блеснув яркими голубыми глазами, он вошел с крохотную комнатку, служившую Меропе Гонт спальней.

Глядя на спящую девушку, чье тяжкое чрево отчетливо виднелось под толстым ватным одеялом, Дамблдор достал свою палочку и прошептал сонное заклинание. Теперь он мог хоть весь дом поставить с ног на голову, Меропа бы и ухом не повела.

Подойдя к ее кровати, Альбус жадно всматривался в ее лицо, он отвел несколько прядок с ее лба и откинул одеяло. Задрал длинную ночную рубашку женщины и возложил руки на ее живот. Спустя мгновение его лицо озарила счастливая улыбка.

— Ты истинный наследник Слизерина! — прошептал он. — Для полного обряда мне не хватало только тебя! Последний из потомков Салазара! Кто бы мог подумать, что маггловская кровь сделает тебя таким сильным!

Он говорил что-то еще, постепенно понижая голос до неразборчивого шипения, продолжая прислушиваться к шевелению ребенка. Наконец, решив, что узнал достаточно, Альбус достал из кармана два небольших флакона. Из одного выпил сам, содержимое другого споил спящей Меропе. Срывающимся голосом он прокричал длинное заковыристое заклинание и вдруг жидкость, выпитая Меропой начала светиться.

Меропа, погруженная в колдовской сон горела молча и неподвижно, не в силах проснуться. Зелье, выпитое Альбусом тоже начало свое действие, его скрутил приступ жесточайшей боли, схожей разве что с агонией. Он упал на колени, не в силах удержаться на ногах, в одночасье ставших чужими. Слезящимися глазами, Альбус смотрел, как сквозь туго натянутую кожу живота Меропы, просвечивает ребенок. Младенец, еще не узнавший рождения, корчился и кричал, пуповина светящейся змеей обвила его крохотное тельце, опутывая, словно загнанного зверька.

Когда свечение достигло пика, Альбус из последних сил проговорил еще одно заклинание и только тогда потерял сознание.

Он пришел в себя спустя очень долгое время. На улице во всю разгорался новый день, сновали лавочники, лаяли собаки, смеялись, играя в снежки, дети. Все было как обычно. Вот только для него, Альбуса Дамблдора наступила новая эра!

Кое-как встав на дрожащие ноги, Альбус проверил пульс Меропы. Жива, слава Мерлину! Она выжила после такого! Положив руки на живот женщины, Альбус так же удостоверился, что ее ребенок тоже жив. Ребенок, перевернувший всю его жизнь, маленький человечек, открывший ему путь к бессмертию!

После трагической, случайной и нелепой смерти Арианны, Альбус стал замечать за собой дикий, неистощимый страх перед смертью. Он не мог даже представить, что однажды наступит такой день, когда его ум, его мысли, его сущность перестанут быть. Путешествие с билетом в один конец и неизвестной станцией прибытия пугало его неимоверно. Ему понадобилось двадцать с лишним лет, чтобы найти рецепт вечной жизни.

Конечно, в случае неудачи всегда оставался метод, изобретенный Николасом Фламелем, но пить эликсир молодости каждый день, быть зависимым от него, словно наркоман, Альбуса не устраивало. Как не устраивало его создание хоркруксов, разбивающих душу на осколки. Он придумал свой собственный метод, на изобретение которого, на опыты и наблюдения ушло почти пятнадцать лет.

И вот он нашел того, кто сможет стать идеальным кандидатом, носителем, чей род, чья кровь будут оберегать вложенное в него сокровище. Ребенок, живущий под сердцем Меропы Гонт станет великим, в его детях будет жить его кровь и сила, продлевающая жизнь Альбусу Дамблдору, которому самим небом уготовано стать величайшим из великих!

Альбус постоял над кроватью Меропы, созерцая сотворенное им, потом одернул на ней рубашку, накрыл одеялом. Помедлив еще минуту, он произнес заклятие, отменяющее колдовской сон, чтобы вскоре Меропа проснулась, как ни в чем не бывало.

Спускаясь по ступенькам, Альбус вдруг ясно осознал, что страх, давлеющий над ним последние двадцать лет, исчез! Он снова мог улыбаться и радоваться солнцу, мог строить планы, не боясь, что случайная болезнь или старость вырвут его из жизни, бросив в костлявые объятья смерти. Счастливо вздохнув, Альбус накинул на себя мантию, одолженную у Поттеров, и спокойно аппарировал.

Спустя час у Меропы начнутся схватки, которыми она промучается долгих двое суток. Монахини, вызванные соседями, заглянувшими на крики молодой женщины, все время крестились и молились за заблудшую душу несчастной одинокой матери. Доктор, осмотревший обессиленную женщину, сказал, что у него сложилось такое ощущение, что ребенок всеми силами противится рождению. Монахини стали креститься и молиться еще истовее.

31 декабря 1926 года, в момент, когда раздались первые удары полуночного колокола, Меропа Гонт произвела на свет крепкого мальчика, опутанного с ног до головы пуповиной. Едва взглянув на ребенка и прошептав его имя, она умерла, и счастливая улыбка погасла на ее лице.

Мальчик, названный Томом Риддлом, действительно стал великим, но всю жизнь его преследовал страх смерти, толкавший мага на безумные поступки.

В тайной лаборатории Тома Риддла царило молчание. Гарри, Драко и Гермиона, безмолвно глядя друг на друга, переваривали увиденное. Три человека, связанные общей судьбой, общим несчастьем и воспоминаниями, не могли поверить в то, что открылось им. Двуличие мира, где все для них было привычным и понятным глубоко потрясло молодых людей. Они догадывались, что Дамблдор не был тем добрым и волшебным дедушкой, которым казался. Они знали, что в борьбе с Волдемортом он наломал немало дров и искалечил немало судеб, но такое!

— Никогда бы не подумал, что скажу это, — нарушил первым молчание Гарри, — но мне становится жаль Волдеморта.

— Гарри, но он сам выбрал свою судьбу, — нерешительно проговорила Гермиона.

— Нет, его заставили ее выбрать. На самом деле за него решили все.

— Знаешь, Поттер, — задумчиво сказал Драко, — я с тобой не согласен.

— Ты?! — удивленно вытаращился на него Гарри.

— Я. Кто сказал, что условия, в которых ты рожден, должны предопределять то, кем ты станешь. Ты сам тому лучшее доказательство. Ты рано стал сиротой, тебя подвергли тому же ритуалу, что и Темного Лорда, твое детство не назовешь безоблачным, а уж если посмотреть, сколько раз твоя жизнь подвергалась опасности! Но ведь ты сумел выжить и не удариться в крайности. Ты не корчил из себя супергероя, но ты и не стал озлобившимся ничтожеством. Даже твои загулы сейчас воспринимаются, как насмешка над судьбой, которую тебе все прочили.

— Ну, я не знаю… — растерялся Гарри.

— Тебе мало? Хорошо. Рассмотрим мою ситуацию. Ты сам знаешь, в какой среде я вырос, что было поставлено на карту в моей семье. Но, тем не менее, я смог преодолеть влияние среды и хоть и поздно, но я увидел путь, по которому теперь хотел бы пойти. Я ошибался, но признал свои ошибки и готов двигаться дальше. Я все еще тебя не убедил? Тогда посмотри на свою лучшую подругу. Как из девочки-зануды из обычной маггловской семьи, преодолевая множество предрассудков и ярлыков, — тут Драко покаянно улыбнулся, глядя Гермионе прямо в глаза, словно извинившись за то, что большинство ярлыков прилепил именно он, — она стала самой блестящей волшебницей нашего времени? Как она смогла сохранить чистоту сердца и хорошее отношение к миру и людям, невзирая на тот ад, через который прошла рука об руку с тобой? И ты еще сомневаешься?

— Я не говорю, что Том Риддл был душкой, пока вдруг не решил стать плохим, — сказал Гарри, ревниво перехватив восхищенный взгляд Малфоя, направленный на Гермиону, — я хочу сказать, что его целенаправленно подталкивали к этому пути, и никого не было рядом с ним, чтобы помочь, поправить, одернуть. Мне очень повезло, что у меня были друзья и ты, Малфой.

— Я? — Драко удивленно уставился на Поттера.

— Ты. Только ежедневно видя перед собой столь несимпатичный образец, я все больше укреплялся в своем нежелании быть похожим на тебя, — задорно улыбнулся Гарри потрясенному Малфою.

— Ну, спасибо тебе!

— Всегда пожалуйста! — Гарри показал ему язык, и троица рассмеялась, разрядив напряжение и потрясение, вызванное новыми открывшимися им фактами.

* * *

Гарри не мог не замечать тех чувств, что так старательно скрывал ото всех Малфой. Вернее тот думал, что скрывает их, но для Гарри Поттера, обуреваемого весьма похожими эмоциями, все было ясно, как день. И вот уже долгое время он не мог разобраться в своем к этому отношении.

Сначала уродливый монстр внутри него поднимал голову каждый раз, как только ему казалось, что Малфой посягает на его территорию, но после всего, что им довелось пережить в этом странном и пугающем доме, ненавидеть становилось все сложнее. И вот теперь ревнивый монстр задумчиво почесывался, не зная, как реагировать на внезапную симпатию к бывшему врагу. Гарри ревновал скорее по привычке, чем реально желал свернуть Малфою его тощую шею.

Тут Гарри снова поморщился, как бывало не раз, когда он по многолетней привычке мысленно приписывал Драко нелестные эпитеты. До чего же было неприятно ловить такие недостойные мыслишки, и еще более неприятным было то, что какая-то частичка его все равно довольно ухмылялась. Малфой превратился из врага в почти что друга. Он стал проверенным боевым товарищем, а это, как показала жизнь, иногда важнее дружбы. А если так, то не стоило копить обиды и недопонимания, а просто поговорить с Малфоем начистоту, как мужчина с мужчиной.

* * *

Драко сидел в кабинете, так напоминающим ему о доме. Перед ним была автобиография известного зельевара Средневековья, непонятно как уцелевшая от инквизиторских костров. Истории о том смутном времени всеобщего страха и ненависти к магии и всему, что было с ней связано, были очень интересными, но Драко не видел ни строчки. Он сидел, охватив голову руками, и напряженно размышлял о том, как сильно усложнилась его жизнь в последнее время. И тут, словно в ответ на немые вопросы, в дверь без стука вошел Поттер.

— Привет, — напряженно сказал он, пряча глаза.

— Виделись же уже, — удивился Драко, прекрасно понимая, что последует за этим неожиданным визитом.

— Ну да, — растерянно пробормотал Поттер и отошел к книжному шкафу.

Драко ухмыльнулся, глядя на такой неожиданный интерес к чтению. Он следил, как напряженно застыли плечи Поттера, как скованы его движения, но не хотел облегчать ему задачу. Он сам боялся и хотел этого разговора.

Наконец, решившись, Поттер повернулся к нему и внимательно посмотрел в глаза.

— Нам надо поговорить.

— Ты прав. Давно пора.

— Ты даже не спросишь о чем?

— Я знаю о чем. Вернее о ком.

— Я ее люблю.

— Я тоже.

— Я знаю.

— Что теперь?

— Я не хочу облегчать тебе задачу, Малфой, и отходить в сторону. У меня на нее больше прав, чем у тебя.

— Тебе не кажется, что это не нам решать?

— Но мы обязаны разобраться между собой, чтобы не было обид и недоразумений.

— Я признателен тебе за это.

— Значит, без обид?

— Конечно. И что, мы не станем многословно выяснять отношения, что-то доказывать друг другу?

— Зачем? Мы же мужики, Малфой, нам не нужно рассусоливать то, что уже выяснили.

— Спасибо тебе, Гарри.

— За что это?

— За то, что впервые за все время нашего знакомства ты признал меня равным.

— Я не знал, что тебе требуется мое одобрение.

— Ты прекрасно понял, о чем я. Я не нуждаюсь ни в чьем одобрении со смерти отца, но приятно думать, что ты больше не видишь во мне врага.

— Я вижу в тебе соперника, но не врага, тут ты прав. И я рад, что мы все выяснили между нами.

В комнате повисла тишина, но она не была гнетущей или настороженной. Два равных человека стояли друг против друга. Им было нечего скрывать. Еще не друзья, но определенно больше не враги.

И вдруг в этой полной тишине раздался торопливый топот. К кабинету стремительно приближалась Гермиона, не подозревая о том, что там произошло.

— Ребята! — закричала она, врываясь в комнату. — Вы представить себе не можете, что я нашла!

* * *

Гермиона маялась от ничегонеделанья. Работа в лаборатории подошла к концу, Гарри и Драко разбрелись по разным концам дома. Она чувствовала, что-то происходит между этими двумя и не хотела им мешать. Но тут оказалось, что без них ни одно занятие не имело смысла. За долгие дни вынужденного заточения, она привыкла все время быть с кем-то из них, а еще лучше втроем, чтобы не будить лишних подозрений и не сомневаться самой.

Теперь же, оказавшись предоставленной сама себе, ей стало одиноко и безрадостно. Гермиона бесцельно бродила по дому и от нечего делать, приводила в порядок комнаты. Она потеряла счет тому, сколько раз произносила очищающее заклятие, подслушанное когда-то у домовых эльфов.

Вскоре второй и третий этажи были настолько чисты, что можно было бы принимать высоких гостей. Когда она нашла шаткую лесенку на чердак, было уже довольно поздно. Время в Доме Риддла текло по своим законам. Они ни разу не видели рассвета или заката: в окна сквозь густой туман пробивался ровный, будто бы искусственный свет. Поэтому они ориентировались по наручным часикам Гермионы.

Чувствуя приятную усталость, вытеснившую из головы ненужные мысли, Гермиона откинула крышку люка и осторожно поднялась на чердак. Вокруг царил хаос достойный Выручай-Комнаты, куда ученики на протяжении сотен лет прятали запрещенные или сломанные вещи.

Стараясь глубоко не дышать, Гермиона произнесла очищающее заклятие и осмотрелась. Все пространство вокруг занимали книги. Стеллажи, шкафы, полки были забиты самыми разными книжками, а те, что не поместились, были просто сложены стопками на полу. Гермионе показалось, что она попала в мечту своего детства.

Она бродила между стеллажей, протискиваясь в узких проходах, касалась корешков книг, вдыхала их запах. Иногда Гермиона брала какую-нибудь книгу наугад и, пролистав несколько страниц, ставила на место. Она чувствовала себя так, словно всю жизнь просидела на диете и вдруг попала в кондитерскую лавку. Ей хотелось всего и сразу, но она никак не могла решить, что же попробовать в первую очередь!

Петляя в лабиринте из книг, она вдруг вышла на относительно свободную площадку, где стоял старинный секретер. Присев в удобное кресло, Гермиона перевела дух. Она погладила резную крышку и улыбнулась своим мыслям. Потянув за ручку, девушка приоткрыла секретер и заглянула внутрь.

Взяв в руки самый верхний листок и пробежав по нему глазами, Гермиона почувствовала, что ее сердце замерло. Том Риддл был темным магом, но он был одним из самых великих магов современности, чтобы ни говорил Дамблдор.

Самая первая строчка, венчающая полстраницы убористого текста, гласила: «Заклинание, позволяющее задать любые вопросы мирозданию и получить правдивый и точный ответ. Изобретено 1 мая 1998 года». Заклятие, созданное Томом Риддлом накануне Битвы за Хогвартс.

— Что будем делать? — спросил Драко. — Вдруг это тоже ловушка, вроде той, которая заманила нас сюда?

— Я не думаю, Драко, — задумчиво ответила Гермиона. — Волдеморт планировал, что вы с Гарри убьете друг друга сразу, или Дом высосет вас досуха. Скорее всего, он не думал, что вы выживете, да еще и начнете наводить порядок, разбирать завалы в лаборатории, и уж точно не рассчитывал, что доберетесь до его кабинета.

— Хорош кабинетик, — огляделся Гарри. — Книг больше, чем в хогвартской библиотеке!

— Разве это плохо — тянуться к знаниям? — вспылила Гермиона. — Моя любовь к книгам еще ни разу не подвела ни меня, ни вас!

— Все, все! — Гарри дурашливо поднял руки. — Сдаюсь на милость победителя!

— Так что мы будем делать с этим? — Драко указал на свиток, придавленный высохшей чернильницей для того, чтобы тот не сворачивался.

— Я думаю, стоит рискнуть, — ответила Гермиона. — Кто начнет?

— Я считаю, что нужно сделать это всем одновременно. Если мы окажемся в новой ловушке, так хоть будем там снова вместе.

— Думаю, Поттер прав. Нужно сотворить круг Силы и в нем произнести заклинание, тогда мы будем относительно в безопасности, если, конечно, это не заклятие на мгновенное отрывание головы тому, кто прочтет его.

— А что, есть и такие?

— Мерлин, Поттер, ты как ребенок! — закатил глаза Драко, за что сразу же получил чувствительный толчок локтем в бок.

— Тогда приступим.

* * *

Они стояли в кругу Силы и, держась за руки, медленно и напевно зачитывали сложное и длинной заклятие. Хотя Драко и был сосредоточен на правильном произношении формулы, в голове, все же, проскочила мысль о том, что для ловушки это заклятие звучит слишком красиво.

К финальной фразе он начал чувствовать волнение. Какой вопрос задать Вселенной? Что для него важнее всего? Как он поймет, что ему отвечают, ведь размеры мира слишком велики и грандиозны, чтобы понять его ответ. Что, если мирозданию нет до них никакого дела? Что, если ответ на единственный мучавший его вопрос будет отрицательным?

Драко зажмурился от страха всего на мгновение. У кого бы не перехватило дыхание перед величием того, что может произойти? Когда он открыл глаза, то не увидел вокруг ничего. Только черная пустота без верха и низа, без каких-либо ориентиров. Сердце Драко бешено забилось от предощущения чего-то непоправимого. Ни Поттера, ни Гермионы рядом не было! Он оказался один в пустоте и безвременье!

И тогда он закричал. Отчаяние и боль последних месяцев нахлынули на него и затопили в так долго сдерживаемых эмоциях. Он рыдал и смеялся, как безумный, и впервые ему было все равно. Кто его здесь увидит? Кто укажет ему на то, что его поведение недостойно потомка древнего волшебного рода? Здесь это не имело значения.

Мама, — прошептал Драко, чуть успокоившись. Первое и единственное слово, живущее в каждом существе с начала времен. — Мама, — прошептал он и закрыл глаза, чувствуя, как растворяется, как перестает существовать боль, окутывающая его столько лет плотной непроницаемой пеленой. Только одно чувство смогло пробиться сквозь этот кокон. У этого чувства был горько-мятный запах полыни и леса. Чувство, которое так и останется безответным. Теперь он это ясно понимал.

Теплая рука легко коснулась его плеча. Драко резко открыл глаза и вздрогнул. Перед ним стояла Нарцисса.

Глаза его матери светились лаской и любовью. Она казалась юной девушкой — такой он ее не помнил. На ее голове, словно прекраснейшая из корон, был венок из полевых цветов. Ее тонкий стан обнимало нежное белое платье, такое легкое, что, казалось, ветер может сорвать его и унести, подобно облакам. Она была похожа на божество древних — лесную прекрасную нимфу.

— Мама…

— Ты позвал меня, и я пришла. Здравствуй, любимый мой мальчик! — Нарцисса порывисто обняла сына, прижимая его к себе, вдыхая его запах, так непохожий на тот ранний, младенческий аромат. Сейчас ее сын стал мужчиной, но все равно, не было ничего прекраснее его запаха!

— Значит, я умер?

— Нет, родной, — Нарцисса отстранилась и весело посмотрела ему в глаза. — Твое время придет еще очень не скоро. Когда-нибудь ты придешь к нам, но это будет через много-много лет.

— Нам? Папа с тобой?

— Конечно со мной, глупый! Настоящую любовь не в силах разлучить даже боги!

— А где он? Я так много хочу ему сказать!

— Позови его, и он сможет прийти.

— Папа! — выкрикнул Драко. Чувство счастья и ожидание невероятного чуда затопили его.

Он не понял, когда появился Люциус, но все было так, словно отец никуда и не уходил, а был всегда рядом, держа за руку свою юную жену.

Драко бросился на шею отцу, чувствуя, как сильные руки крепко обнимают его. Это было даже лучше, чем в воспоминаниях в детстве! Драко чувствовал обнимающие его руки и тепло тел своих родителей, и его сердце заходилось от счастья! Он, не скрываясь и не стесняясь, плакал, цепляясь за них. Все, что годами лежало под спудом внешних приличий и никому не нужной холодности, сейчас било чистыми, светлыми ключами родника, вырвавшегося из-под наслоений грязи и песка. Когда он смог немного отстраниться от родителей, Драко увидел, что и они не сдерживали слез.

— Простите меня, мое поведение недостойно потомка Малфоев, — неизвестно откуда взявшееся смущение чуть было не испортило все, но Люциус снова сгреб в охапку Драко и с силой прижал к себе.

— Кому нужны эти глупые запреты! Живи и радуйся каждой мелочи, сынок! Все это чепуха! Только оказавшись по эту сторону жизни, я понял, как смешны и нелепы эти дурацкие запреты! Только проявляя свои чувства, счастье и боль, любовь и злость, мы понимаем, что живы! Так что, забудь все, чему я тебя учил. Забудь и сделай свою жизнь прекрасной!

— Я постараюсь, отец, — теперь, когда первое потрясение прошло, Драко чувствовал неловкость. Он не знал, как вести себя с этими потрясающе открытыми людьми, в которых превратились его родители. Даже в минуты наибольшей близости, Люциус и Нарцисса продолжали следовать негласным нормам этикета, выработанными и привитыми предками своим потомкам в глубокой древности.

— Ты произнес заклятие Истины, сынок, и по правилам этого мира мы должны ответить на любой твой вопрос.

— Мне кажется, он знает ответ на тот единственный вопрос, который волнует его, — мягко сказала Нарцисса, внимательно разглядывая Драко.

— Да, я уже все понял, — на секунду огорчился тот, но подарок, сделанный ему Вселенной, оказался слишком велик, чтобы горевать по этому поводу. — У меня есть просьба к Истине, которую мы призвали. Мы можем провести этот день вместе? Я хочу запомнить этот миг навсегда!

— Все, что хочешь, родной мой, — звонко засмеялась Нарцисса, и пустота вокруг стала стремительно меняться.

Начал проявляться абрис улицы, выступали из небытия магазинчики и лавочки Косой аллеи, как призраки, стали появляться люди, постепенно приобретая объем и плотность. Еще мгновение — и безвременье пустоты сменилось оживленным кипением жизни. Люди улыбались и здоровались друг с другом. Воздух дрожал и искрился от опьяняюще счастливого смеха детей. Мир вокруг дышал такой любовью и радостью, что, казалось, эмоции сейчас взорвутся и прольются на всех фонтаном света и веселья. Драко стоял и не мог пошевелиться, оглушенный этим миром, живущим только по одному закону — Любви.

Нарцисса взяла его за руку, Люциус подхватил под другую, и они повели сына по улице, наперебой обещая ему все, что он ни пожелает. И уже через несколько шагов обитатели этого мира могли услышать счастливый смех Драко Малфоя, но ни у кого это не вызвало ни малейшего удивления.

* * *

Гарри вздрогнул, очутившись в кабинете директора Хогвартса. Он пораженно оглядел посвистывающие и сверкающие тонкие серебряные приборы, трудолюбиво что-то измеряющие еще со времён Дамблдора.

Портреты на стенах посапывали, делая вид, что им ни до чего нет дела. Мол, мы и так видели слишком много, чтобы удивляться чему-то еще. Гарри приблизился к столу и зачем-то заглянул под него. Естественно, там никого не оказалось.

— Вы что-то потеряли, мистер Поттер? — раздался за спиной знакомый до боли голос.

Гарри подскочил и ударился головой о столешницу. Потирая затылок, он выпрямился. Перед ним стоял профессор Снейп и ехидно смотрел на него. Только было в нем что-то такое… незнакомое, непонятное. Так мог бы выглядеть Снейп, относись он по-доброму к своей вечной мозоли и занозе в интересном месте — Гарри Поттеру.

Глаза Снейпа источали ровный дружелюбный интерес. Он внимательно следил за Гарри, как мог бы следить за непоседливым племянником любящий и отчаянно балующий его дядюшка. Гарри замер, подумав, что попал в какой-то странный и нелепый кошмар. Ну не может Снейп смотреть на него ТАК! У Снейпа просто нет таких мышц, приподнимающих уголки губ в несколько ехидной, но приятной улыбке — они просто атрофировались за ненадобностью!

— П-профессор, — запнулся Гарри.

— Поттер, ты так и будешь пялиться на меня, как баран на новые ворота? Или уже отомрешь?

— П-п-п…

— Привет? Я правильно угадал?

— Н-нет.

— Приведение?

— А?

— Я продолжаю угадывать. Давай, Гарри, соберись, иначе мы так будем еще долго беседовать. Чтобы ты пришел в себя, предлагаю совершить прогулку. Сейчас у нас тут начало августа, школьники прибудут только к первому сентября, и мы можем спокойно прогуляться по территории школы, не вызывая ничьего нездорового любопытства. На этой стороне все еще существуют люди, охочие до сплетен, — Снейп скривился, словно от уксуса, и на мгновение снова стал похожим на себя прежнего. Это дало Гарри сил собраться с мыслями. — Твой любимчик Криви точно не дал бы нам поговорить спокойно. Вся его комната завешена твоими фотографиями.

— Как это?

— Прогрессируешь, Поттер, уже почти не заикаешься. Да ты дыши, дыши. Люди сохраняют в своей памяти все, чем дорожили в той пред-жизни.

— Пред-жизни?

— Эх, Гарри, Гарри, то место, где вы живете узниками плоти, тут называют пред-жизнью или предтечей жизни. По-настоящему человек начинает жить, только сбросив оковы плоти. Настоящая жизнь начинается только тут!

— А почему тут все так похоже на наш Хогвартс?

— Минус пять баллов с Гриффиндора! Шучу, шучу! — засмеялся профессор Снейп. — Я уже сказал, что человек привносит с собой кучу всего, что ему было дорого там. Для очень многих таким местом стала бывшая школа.

— То есть, вы тут все призраки?

— О, мой Мерлин! — закатил глаза Снейп, — ну, как же до тебя долго доходит! Все здесь настоящее, все созданное с помощью любви и воспоминаний людей. Но только тут фантазия обретает плоть! Смотри, — он сделал приглашающий жест рукой, и Гарри подошел к окну.

Сверху ему была видна опушка Запретного леса, на которой пасся прекрасный белоснежный единорог. Гарри увидел, как к нему подошел кентавр и потрепал его по шелковистой холке. Вопреки всему, единорог не убежал, а продолжал подставлять шею под ласковые пальцы кентавра, иногда тычась ему в плечо влажным бархатистым носом. Кентавр смеялся и легонько отталкивал его морду.

— Ну, прямо-таки рай с единорогами, — проворчал Гарри.

— Это еще не рай, — вздохнул Снейп. — Здесь мы должны много работать над собой, чтобы достичь совершенства.

— Профессор, это все замечательно: единороги, там, мир, дружба, жвачка, но как-то слишком уж слащаво. Никогда не поверю, что вы, простите, сможете общаться со мной в таком тоне. Вы же презираете и ненавидите меня, вы что, забыли? Умерли и воспылали ко мне отцовской любовью? — Гарри хотел еще много выкрикнуть в лицо этому человеку, так мучившему его в свое время, но наткнувшись на грустный и виноватый взгляд профессора, осекся. — Извините.

— Ты прав Гарри. Ты тысячу раз прав. Я, действительно, был очень жесток к тебе. Мерлин знает, чего мне это стоило! Ты уже видел воспоминания о том, как я пришел к Петунье?

— Да, и многое мне показалось странным, хотя, все же, это многое и объясняло. Почему? — этот вопрос вырвался у Гарри помимо воли. В нем была вся горечь, все недоумение маленького ребенка, непонимающего, почему его ненавидят самые родные люди. В этом вопросе сконцентрировалась вся боль его жизни.

— Почему я и твоя тетя были жестоки к тебе? Почему Темный Лорд пришел в твой дом? Почему все случилось так, как случилось? Ты уже догадываешься об ответе. Давай пройдемся к озеру? Скоро будет закат, а я так люблю смотреть на Хогвартс на закате дня.

Гарри ошеломленно поплелся за деканом Слизерина. Они спустились по каменным лестницам старинного замка, прошли несколько коридоров с обескураженными портретами.

— Теперь им на сто лет хватит поводов для сплетен, — хмыкнул профессор. — Какой шум будет тут в начале сентября — боюсь представить!

— Я думаю, вы это переживете, — угрюмо буркнул Гарри, не обращая внимания на недоуменный взгляд профессора Снейпа, брошенный через плечо.

Ему сейчас было наплевать, как выглядит его поведение со стороны. Именно сейчас Гарри Поттер впервые ощутил всю горечь и разочарование своей жизни. Впервые он задал себе вопрос, а что было бы, если…

Если бы мама и папа остались живы…

Если бы тетя и дядя были чуть добрее…

Если бы не существовало в мире Волдеморта…

Если бы он жил ужасающе скучной, но такой прекрасной жизнью…

Что было бы, если?..

Жалость к себе нахлынула на Гарри, и он вдруг с отвращением подумал, что слишком уж распустился. Это чувство отодвинуло прочь всю эту унижающую и эгоистичную чепуху. Что было — то было! Это была его жизнь! И она все еще принадлежала ему! И только от него самого теперь зависело, как прожить ее. Топить свою боль в вине и самоуничижении? Нет уж, довольно! Хватит быть ведомой марионеткой! Пусть ему будет больно и противно, но он будет хохотать судьбе в лицо, не принимая больше ее пощечин и ударов!

Жажда деятельности и боевой настрой подняли его над всем этим мусором, что он так тщетно пытался разгрести, но только барахтался, как лягушонок в молоке, постепенно опуская лапки. Что ж, мы еще посмотрим, у кого больше сил! Он докажет самому себе, что достоин только лучшего.

При мысли о лучшей доле, Гарри улыбнулся. Ассоциации неизменно подводили его к мыслям о Гермионе. Он вдруг представил, какие крепкие и здоровенькие, а главное, занудно-умненькие родятся у них детки! Создавать свою семью, дарить ей то, что так и не смог растратить, вот что должно стать смыслом его жизни! В этих видениях, внезапно представших перед ним, он увидел свою жизнь, свое предназначение.

Перед его мысленным взором мелькали картинки того, как вся его большая семья собирается за праздничным столом, как гомонят и смеются дети. Как он помогает жене накрывать на стол, как целует ее украдкой, зажав в укромном уголке, пока не видят гости и дети, как жена смеется и шутливо бьет его по расшалившимся рукам. В этих мечтах даже мелькало улыбающееся лицо Малфоя, приглашенного к столу со всей его семьей. Гарри тихонько засмеялся, представив, как они будут перешучиваться, вспоминая былые приключения, как дети будут слушать их, открыв рот.

В какой момент видение, где Гермиона — его жена, сменилось другим, где за столом собрались не две, а три семьи, он не знал. Но вдруг четко осознал, что счастье, нарисованное в его воображении, он разделит с другой женщиной. Он еще не видел ее лица, так же, как не видел лиц супругов Драко и Гермионы, но Гарри понял, что им троим суждено остаться только друзьями, и то, что он принимал за страсть, выльется в крепкие узы, связывающие крепче родственных. Они будут только друзьями. Но разве это плохо? Это же просто великолепно!

Уродливый монстр в глубине души Гарри захрипел, заскреб когтями, пытаясь вызвать ненависть к Малфою и ревность к Гермионе, и испустил дух, не найдя привычной подпитки в виде обиды и злобы. Внезапно Гарри почувствовал, что ему стало легче дышать, словно обручи, сдавливающие его грудь всю жизнь, исчезли, и он, не веря себе, смог сделать полный глубокий вдох, чувствуя, как по жилам побежала радость предощущения неведомого ожидание счастья внезапно показалось слаще, чем оно само!

Все это время, пока в нем шла внутренняя борьба, Гарри не обращал ни на что внимания, сосредоточившись только на себе. Он не видел, как легкий налет опаски сменился радостью и гордостью на лице Северуса Снейпа. Так мог бы радоваться отец, увидевший первые шаги своего маленького сына. Так выглядит любой человек, которому не безразлична судьба близких.

Постепенно вынырнув из таких греющих душу мыслей, Гарри увидел, что они стоят у пологого бережка озера. В воде наперегонки носились подводные жители, и немногочисленные болельщики подбадривали своих претендентов на победу. Обычно такое спокойное и умиротворенное, сегодня озеро кипело от криков, бульков, плеска и радостного гортанного смеха. Ощущение нереальности происходящего захватило Гарри. Все было слишком хорошо в этом идеальном мире. Но только тут могли существовать добрые и понимающие глаза профессора Снейпа.

— Расскажите мне все, — потребовал Гарри, чувствуя себя не в своей тарелке.

Они опустились на мягкий, прогретый солнцем песок и некоторое время молча наблюдали за кипучей жизнью озера. Хогвартс за их спинами излучал спокойствие и уверенность тысячелетнего существа, живого, медлительного, но все понимающего.

— Все началось с того, когда умерла сестраАльбуса Дамблдора. Ее смерть стала шоком для него, и постепенно этот шок вылился в ужаснейший страх — страх перед неизвестностью, перед смертью. Никто из умерших не возвращался и не рассказывал об этом мире, — Северус обвел рукой, словно приглашая еще раз насладиться видами окружающей его действительности.

— Ты сам дважды попадал в преддверие этого мира. Второй раз ты даже запомнил его, — продолжил профессор. — Ты видел промежуточный мир, который многие из вернувшихся описывают по-разному. Скажи, что это было для тебя?

— Вокзал Кингс-Кросс.

— Как интересно. Граница между миром магов и магглов… Ты должен понять, Гарри: люди, которым суждено вернуться, видят только эту прихожую нашего настоящего мира. Для каждого она выглядит по-своему. Возможно, когда Альбус экспериментировал с людьми, он увидел нечто неприглядное, что только укрепило его страх перед смертью.

— Он ставил эксперименты на людях?

— А что тебя удивляет? Ты сам был в роли его подопытного. О многом я догадывался, но подробности узнал только здесь. Альбус намеренно вводил людей в состояние, близкое к смерти, и с помощью Окклюменции видел происходящее их глазами. Многие из его подопытных были те еще фрукты, и, соответственно, перевалочный пункт не вызывал у них каких-то радостных эмоций. В мир, где мы находимся сейчас, допускаются только прошедшие свой путь до конца.

— А что происходит с теми, кто не достиг такого духовного совершенства?

— Они снова рождаются на земле, маленькие, испуганные, ничего не помнящие, но имеющие шанс начать все сначала и возвысить себя.

— То есть, тут есть и магглы, и маги?

— Тут есть все, Гарри, — улыбнулся Северус. — Мы все тут немножко люди, немножко маги и совсем капельку — боги.

— Я польщен, — пробормотал Гарри. — И что же было дальше?

— А дальше Альбус все сильнее запутывался в паутине своего страха. Он искал выходы, но их не было, а те, что были — не подходили ему.

— А как же его слова, тогда, на первом курсе? Он сказал, что смерть — это просто еще одно приключение для высокоразвитого разума.

— Сказать так — не значит перестать бояться. — Ты уже видел то, что он сотворил над Меропой?

— Да. Это было похоже на то, что он сделал и со мной.

— По замыслу Дамблдора, пока был жив Том Риддл, пока рождались и росли его дети, внуки и правнуки, их сила не дала бы Альбусу умереть. Кровь старинного рода, рода первых волшебников была бы ему в этом порукой. Но Альбус был слишком небрежен. Посредством ритуала он вложил в Тома не только часть своей силы, но и почти весь свой страх перед смертью. Он думал, что избавился от него, но всего лишь наделил им другое существо, связанное с ним узами более прочными, чем все существующие. Только потом Альбус понял, какую ошибку совершил.

— Он попытался исправить ее с тобой, но у него не получилось, — раздался голос позади. Гарри обернулся и замер. — Он только крепче связал нас всех. Тебя, Невилла, себя и меня.

За его спиной стоял Том Риддл. Гарри сидел и смотрел на него, не в силах понять, чудится ему это или нет. Рядом с Томом стояла Меропа, исполненная такой любовью и счастьем, что ее некрасивое личико становилось ослепительно-прекрасным. Молодая женщина с нежностью смотрела на Тома, и Гарри показалось, что она едва сдерживается, чтобы не заключить его в объятия. Поймав ответный взгляд, брошенный Томом на мать, Гарри окончательно убедился, что спит или сошел с ума. Никогда Том Риддл не умел смотреть с любовью ни на кого, существующего в мире. Ясно, что это было бредом.

— Гарри, разреши тебе представить нашего преподавателя, — хмыкнул Снейп, прекрасно понимая, что сейчас творится в душе Гарри.

— От Темных сил?

— Здесь нет Темных сил, Гарри, — ответил Том. — Я преподаю маггловедение.

— С ума сойти! Я спятил и лежу сейчас в Мунго! Если в этот мир пускают волдемортов, то я лучше сразу в ад!

Гарри увидел, как на мгновение омрачилось красивое лицо Тома, как Меропа взяла его за руку, передавая всю свою любовь и поддержку. Том взглянул на мать и улыбнулся. Гарри видел в воспоминаниях, да и в Тайной Комнате, как улыбается Волдеморт, но никогда не видел тепла, которое сейчас излучали его глаза. Зажмурившись, Гарри помотал головой, пытаясь разогнать видения, но все осталось, как было.

— Мне кто-нибудь объяснит, что тут происходит? — он бы очень хотел, чтобы это прозвучало, как приказ, но голос дрогнул, и интонация получилась испуганно-просительной.

— Давай по порядку? Но сначала я хочу извиниться. За все. Только тут я понял, насколько ценна жизнь, и как бесконечно мала смерть. Смерть длится мгновение, а жизнь вечна.

— Боже, я чувствую себя участником театра абсурда. Давай не будем торопиться с братскими объятиями и слезами прощения. Я просто хочу понять, по какой причине моя жизнь была похожа на кусок драконьего дерьма? Остальное — потом. Мы остановились на том, что Дамблдор связал нас общим заклятием. Только при чем тут Невилл?

— Он тоже подходил для заклятия. Чистокровный волшебник, необычайной силы.

— Невилл?

— Его, как и тебя, опоили Сдерживающим зельем. Тебя это зелье лишило доброй толики силы и наградило плохим зрением, а Невилла сделало почти сквиббом, причем, очень неуклюжим.

— Ну, профессор Снейп это подтвердит, — впервые улыбнулся Гарри. — У Невилла могла взорваться даже вода, правда, профессор?

— Теперь мы понимаем, что это проявляла себя его сжатая и почти умершая сила. А тогда он доставлял мне немало хлопот.

— Так значит, мы все оказались связаны этим дурацким страхом Дамблдора перед смертью. Но ни я, ни Невилл никогда не боялись умереть. Мы были готовы на все, лишь бы выжили наши друзья.

— Весь страх, весь кошмар перед смертью достался мне, — Гарри увидел, как помрачнел Том, словно отгоняя неприятное назойливое воспоминание. — И я тоже начал искать выход. Я решил, что создание хоркруксов даст мне желанное спокойствие, но я ошибался. В каждом новом кусочке моей расколовшейся души оставался этот страх. Более того, он усиливался обратно пропорционально количеству хоркруксов.

— Не понял.

— Первый раз я расколол свою душу напополам, вложив воспоминание о себе молодом в дневник. В том дневнике была половина моей души. Далее я откалывал все новые кусочки, каждый из которых был меньше предыдущего, но и та часть, что существовала в моем теле, становилась все меньше и меньше. В итоге, от того, что составляет личность и целостность человеческой души, у меня осталась 1/64 часть. Можешь представить себе, как это мало? Но когда я опомнился, было уже поздно. Соединить осколки души очень проблематично.

— Но теоретически такое возможно?

— Возможно, но с гораздо большими энергозатратами, чем для раскола души. Ты замечал, что совершение Темных заклятий требует гораздо меньшей силы самого мага — эта сила частично компенсируется объектом, на которого направлено заклятие, частично из окружающих и совсем чуть-чуть — от себя. Творение Светлой магии требует жертвы, прежде всего, от тебя самого. Именно поэтому путь Зла так прост и приятен, а Добра — тернист и полон самоотречения. Чтобы собрать мою душу в том мире, мне потребовалось бы энергия всех магов планеты без исключения.

— Как же так получилось, что ты сейчас здесь, целый и невредимый, без спецэффектов с красными глазами и прочей злобной чепухой?

— Когда я заново открыл заклятие Истины, благодаря которому мы здесь беседуем, я задал один-единственный вопрос: как мне снова стать человеком. Понимаешь, Гарри, есть определенные законы гармонии, существующие во всех известных нам мирах. Разделив свою душу на семь частей, я начал чувствовать, как опустевшую и покалеченную мной же душу хлынуло все Зло мира. Оно переполняло меня все больше и больше. Я перестал быть собой, я стал куклой, ведомой абсолютным, беспринципным, не имеющим никакого представления о морали существом. Я стал носителем паразита, умеющего только пожирать доброе и устранять непонятное. Именно таким существом я появился на твоем пороге много лет назад. Именно таким существом я воскрес. Технически я не был мертв. Та сущность, которую я впустил в мир, была бессмертной. Именно ее ты видел тогда на вокзале Кингс-Кросс.

Когда я задал вопрос Вселенной, я уже знал ответ. Чтобы убить существо, порожденное мной и Дамблдором, я был должен убить его в тебе, чтобы ты потом смог уничтожить его вместе со мной.

Ты этого не знаешь, но через несколько дней, после того, как меня нашел Хвост, ко мне пришел Дамблдор. Он мог запросто вышибить из меня дух, заставив скитаться еще очень долгие годы, но он просто вырубил Петтигрю и рассказал мне обо всем, что сделал много лет назад.

Я был беспомощен в своем облике. Существо внутри меня бесновалось и хотело выгрызть глотку старику, но истинный я ловил каждое его слово. К тому моменту я уже осознал, кем являюсь и кто мой истинный господин, и я жаждал избавиться от него любыми средствами. Уже тогда я знал, что мой час наступит, и готовился к нему.

Дамблдор поделился со мной своими воспоминаниями о моей матери, и я впервые понял женщину, давшую мне жизнь.

Том ласково посмотрел на Меропу и погладил ее по щеке.

— Я понял, что она не бросала меня, что все могло бы быть по-другому, если бы не вмешательство Дамблдора. Это знание поселилось во мне, постепенно подтачивая силы и власть надо мной того существа, заменившего мне душу. Порабощенный, но уже начинающий прозревать, я стал искать выход из ловушки, в которую загнал себя сам.

Тогда нам не удалось поговорить с Дамблдором, но я понял, чего он хотел. И он понял, чем это ему грозит. В нас еще оставался тот страх, толкнувший на преступления, но этот страх становился несущественным перед тем, чем он мог обернуться.

С моего молчаливого согласия ты уничтожал хоркруксы. Каждый раз я чувствовал эту боль, когда умирала еще одна частичка моей души. Монстр, завладевший моим телом и разумом, не чувствовал этого, ведь у него никогда не было ни единой частички света внутри. А душа — это, прежде всего, свет, который мы всю жизнь зачем-то ограждаем разными фильтрами и препятствиями. Я чувствовал, как постепенно, хоркрукс за хоркруксом гаснет мой светоч, и мне становилось жутко, что скоро я совсем исчезну, не останется ничего хорошего, чтобы помнило обо мне. Вся моя жизнь была направлена на разрушение, и только оказавшись один на один с чудовищем внутри меня, я понял это. Я видел, как от моего имени творилось Зло. Я видел, как оно стало нарицательным для самых страшных преступлений. И я испугался этого. Я понял, ЧТО я выпустил в наш неподготовленный мир.

Когда мы встретились в Битве при Хогвартсе, я убил ту часть Зла, что засела в тебе, после нашей первой встречи. Потом дал тебе возможность убить себя.

В тот момент, когда я оказался по ту сторону жизни, я вдруг понял, что не исчез. Осколки моей души погибали в том мире, но собирались и нежно восстанавливались в этом стараниями моей матери.

Том снова сжал руку Меропы и уже не отпускал ее. Меропа погладила его по темным волнистым волосам и улыбнулась, как улыбаются самому дорогому.

— Энергия, которой не хватило бы в том мире, была в избытке в этом. Я смог не только освободиться от страха, снедавшего меня всю жизнь, но и избавиться от паразита, захватившего меня. Я смог войти в новый мир очищенным и обновленным. Любовь, которая так страшила меня там, спасла меня здесь. Я стал тем, кем мне было предназначено судьбой.

— А что же, если Дамблдор так раскаялся, что разрешил себя убить, то почему во мне и Невилле оставалась та гадость, которую Гермиона обнаружила чисто случайно?

— Что ж, может ли нам всем служить оправданием то, что мы не воспринимали всерьез возможность того, что вы оба переживете Битву? — раздался еще один голос позади их компании.

— Вечер встреч продолжается, — процедил Гарри и, не оборачиваясь, бросил: — Желать всего хорошего вам язык не поворачивается, директор.

— Я не прошу, чтобы ты простил меня, Гарри, — ответил Дамблдор, — я сам себя никогда не прощу за то малодушие и горе, что причинил вам всем. Я ждал тебя здесь, чтобы сказать это. Мой срок в этом мире заканчивается. Я начну новую жизнь, буду отрабатывать все зло, что сотворил. И никакие мои прежние заслуги не оправдывают меня. Мне жаль.

— Лучше исчезните, директор, иначе я за себя не отвечаю. Я не такой благородный, как вы думаете, у меня нет сил видеть вас.

— Когда-нибудь ты найдешь в себе эти силы. Ты сможешь понять и простить меня. Я надеюсь на это. Прощайте.

За спиной раздался шорох мантии, и ощущение чуждого присутствия покинуло Гарри. Он сидел с закрытыми глазами и едва сдерживался, чтобы не завыть от боли. Он не сразу ощутил прикосновение теплой ладони к своей щеке, а когда понял это, то резко распахнул глаза и отшатнулся.

— Здравствуй, милый, — на него смотрела, нежно улыбаясь, его мама.

Ее глаза были полны тревоги и печали за своего ребенка, но в тоже время она очень радовалась, что может видеть его, может обнять. Гарри уже не мог сдерживать тот поток чувств, что переполняли его, он бросился в объятия матери и разрыдался, как не плакал никогда в детстве.

Видеть ее лицо, чувствовать ее запах, утыкаться носом в ее колени и ощущать ее руки, перебирающие его волосы, слышать ее тихий голос, нежно повторяющий, что все будет хорошо — это стало неисчерпаемым источником такого необъятного счастья, что один только отблеск этого воспоминания мог вызвать Патронуса такой силы, которая уничтожит всех дементоров на свете!

Когда он немного успокоился, то увидел, что остальные его собеседники тактично удалились, оставив их наедине.

— Мама, — Гарри произносил это слово и не мог до конца проглотить комок, мешающий дышать. Какое волшебное, какое необыкновенное это слово — «мама»! Какое счастье, что можно произнести его и быть услышанным!

Тут он увидел, как недалеко, всего в десятке шагов от него, стоят и дружелюбно беседуют его отец, Сириус, Ремус и Северус.

— Неужели то, что я вижу — правда? Мародеры и Снейп стоят рядом, смеются и не пытаются друг друга убить или, хотя бы, поддеть?

— О, еще как пытаются, но, в основном, это касается квиддича или покера. Оказавшись здесь, люди меняются.

— Что-то слишком сильно они меняются, — проворчал Гарри, все еще не в силах переварить увиденное. — Прямо-таки, утопия какая-то.

— Каждый из нас создает свой рай, сынок, — сказала Лили, а у Гарри снова защипало в глазах от этого проникновенного «сынок». — Но все мы стараемся сделать его общим. А если больше нечего делить, то зачем враждовать?

— Неужели он тебя разлюбил? — с ехидцей спросил Гарри.

— Нет, Северус по-прежнему любит меня, — тихо ответила Лили, — но он слишком много повидал и слишком много потерял, чтобы разрушать себя ревностью.

— Как вам это удается? — спросил Гарри, вспомнив про свои чувства к Гермионе.

— Привет, крестничек! — завопил Сириус, увидев, что Гарри уже просто беседует с Лили.

Он подбежал к нему и крепко обнял, да так, что у Гарри дыхание перехватило! Тут же подоспели Ремус, отец и Северус. Гарри, словно кубок по квиддичу, передавался из рук в руки, пока не оказался в крепких объятиях отца. Ему даже стало неловко — настолько он стал выше. Отец, не очень высокий, худощавый человек казался меньше него раза в полтора, но в его руках таилась удивительная сила, а глаза светились любовью и радостью встречи.

«Это все не взаправду!» — подумалось Гарри. — «Не бывает такого полного и идеального счастья!»

Когда восторги немного поутихли, а отец и Сириус перестали тянуть его каждый в свою сторону, Гарри замер в кругу любящих его людей и зажмурился от счастья.

«Плевать, бывает так или нет, но если я сейчас так безгранично счастлив, то какого черта я еще задаюсь вопросами!»

— Профессор Снейп, — вдруг вспомнил он. — Скажите, теперь, когда вы больше не присылаете тете Петунье зелье, она сможет принять меня?

— Я уверен, что она это сделает. Мое зелье вмешивалось в ее эмоции, заставляя переступать через себя, идти против ее природы. Именно поэтому она так гипертрофированно баловала твоего кузена. Она чувствовала, что в ней существуют две равные части любви, но зелье запрещало ей изливать ее на тебя, вот поэтому все плюшки доставались Дадли, — усмехнулся профессор.

— То есть, на самом деле моя родня, по крайней мере, тетя, любят меня?

— Конечно! Ты сам в этом убедишься, когда найдешь ее.

— А зачем вы это сделали с ней и с собой?

— Альбус не должен был догадаться, что я знаю о его экспериментах, иначе бы ни ты, ни я, ни Невилл не были бы живы. Это слишком Темная часть магии, чтобы Альбус мог допустить хотя бы малейшие слухи.

— Но все равно, почему? Как хорошее отношение ко мне могло заставить его насторожиться?

— Я слишком переживал за тебя и слишком был виноват перед тобой, чтобы пренебречь любой мелочью. Это из-за меня Том убил Лили.

— Понятно, что ничего не понятно. Ну, ладно, это лирика.

— Солнце уже садится, — грустно проговорила Лили. — Тебе пора, дорогой.

У Гарри перехватило горло. Столько еще не рассказано, о многом еще не расспрошено! Как же уйти? Как оставить тут все то, что олицетворяет собой для него счастье? Как?

— Не хочу уходить, — Гарри было все равно, что это прозвучало так по-детски. Он хотел быть ребенком. Он хотел стать тем, кем не был никогда. Узнать, наконец, что же это такое — сказки на ночь и поцелуи перед сном. Что такое завтрак, приготовленный мамой, и квиддич с отцом на десерт.

Лили залилась слезами и порывисто обняла его. Когда они смогли оторваться друг от друга, уже совсем стемнело, но Гарри смог различить вдалеке фигуры Тома и Меропы. Рядом с ним стоял Фред и отчаянно махал ему рукой. Другие жители потерянного мира стояли и прощались с ним. Кого-то он узнал сразу, кого-то — спустя некоторое время, кто-то был совсем незнаком, но все они стояли и прощались с ним, как прощаются на долгие годы. Чувство неизбежной разлуки и нескорой встречи заставило Гарри судорожно вздохнуть и еще крепче прижать к себе маму. Какая же она мальнькая в его руках!

Мужчины, окружавшие его, начали прощаться, крепко пожимая руку и обнимая так, что хрустели кости. Ничто не может длиться вечно, и мир, где жили по ту сторону смерти, начал таять. В самый последний момент Гарри смог различить высокого белобородого человека на крыльце Хогвартса.

— Я прощаю вас, профессор! — вдруг закричал Гарри, повинуясь внутреннему порыву. — Я прощаю вас, старый интриган!

С этим криком он выскользнул из небытия и сел, ошарашено оглядываясь кругом. Дыхание перехватывало так, будто он пробежал много миль без остановки. Наконец, он смог различить и осознать, где он, и кто перед ним.

* * *

Для Гермионы это заклятие стало страшнейшим испытанием, как для всякого человека, получившего вдруг возможность сделать что-то великое, загадать какое-то желание, но только одно. Как можно выбрать, когда так много тем волнует тебя! Какой вопрос задать из тысяч, готовых слететь с языка? Но она взяла себя в руки и не стала спрашивать глупости вроде того, что появилось первым — курица или яйцо. Гермиона задала Вселенной только один вопрос, и ответ поверг ее в такое изумление, что она почти сразу выпала обратно, в библиотеку на чердаке.

Рядом с ней, почти друг на друге лежали в отключке Драко и Гарри. По их умильно улыбающимся физиономиям можно было бы только догадываться о том, какие вопросы они задают Вселенной. Покачав головой — «Мальчишки, что с них взять!» — Гермиона с трудом оттащила Драко из-под Гарри и положила их рядышком. Сдвинуть Поттера у нее не получилось.

«Вырос же, кабан!» — с долей неодобрения, но и с толикой восхищения подумала Гермиона. Она поняла, что ей снова придется их дожидаться. Побродив между стеллажами, она выбрала себе книжку, и удобно устроившись между парнями, приступила к чтению.

Прочитав добрую половину книги и так увлекшись ею, она не сразу сообразила, что одна из ее таких удобных подушек вдруг зашевелилась. Это пришел в себя Драко. Гермиона посмотрела на его лицо и сразу же забыла о книге.

Глаза Драко были подернуты пеленой блаженства, а улыбка была такой счастливой и открытой, что Гермионе захотелось протереть глаза — уж не приснилось ли ей это? В этот момент он был таким красивым, что у нее перехватило дыхание. Она видела, как постепенно взгляд Драко принимал все более осмысленное выражение, как он медленно, но верно возвращался из мира грез. Наконец, он увидел Гермиону и узнал ее.

— Привет, — мягко проговорил он.

— Привет, — машинально ответила она, пытаясь понять, что за новые нотки слышатся ей в его голосе.

— Я так счастлив, Гермиона! Я видел отца и маму! Они такие красивые, такие молодые и счастливые! И главное — они вместе! Они показали мне…

Слова потоком лились из Драко. Он был так счастлив, что, казалось, вокруг него распространяется какое-то сияние. Его глаза были полны нежности, а улыбка — намерения поделиться всем миром своей радостью. Гермиона поневоле залюбовалась им. Впервые из куска холодного мрамора Драко стал источником света. К нему нынешнему сама собой потянулась душа, как озябшие на морозе люди тянутся к огню, чтобы согреться. Гермиона не могла понять причин такого перевоплощения, но оно пришлось ей по душе!

Поняв, что Драко смог разрешить все свои проблемы, раздирающие его долгое время, Гермиона успокоилась за друга.

— Знаешь, Гермиона, — сказал вдруг после непродолжительного молчания Драко. — Я всегда боялся показывать свои чувства, считал, что это недостойно мужчины, старался во всем подражать отцу… Но я был не прав. Я прошу тебя выслушать меня и не перебивать. Я люблю тебя, Гермиона, — он резко поднял руку, пресекая ее возражения, — я не закончил. Я полюбил тебя давно, наверное, еще в школе. Меня восхищала твоя сила, твоя настойчивость и упорство. Меня восхищал твой ум и преданность, но по-настоящему я узнал тебя только тут, и понял, что чувствую к тебе то, чего ни к кому больше не испытывал. Ты показала себя, как надежный друг. Я понял, что искали и находили в тебе эти балбесы — Поттер и Уизли. Я понял, как ошибались все, приписывая вам несуществующие романы. Я увидел в тебе самого доброго и искреннего человека, неспособного никому причинить боли, готового всегда подставить плечо, поддержать. Ты — воплощение идеальной женщины для меня, но я люблю тебя не только поэтому. Я знаю, что твое сердце никогда не будет моим, но я хочу, чтобы ты знала, что мое всегда будет принадлежать тебе.

Драко бережно взял ее ручку и легонько прикоснулся к ней целомудренным поцелуем.

— Я хочу, чтобы ты знала, что у тебя есть, по меньшей мере, один преданный тебе рыцарь. Я никогда не буду претендовать на твою благосклонность. Я знаю, что ты не станешь моей. Но я хочу, чтобы ты знала о моих чувствах к тебе.

— Драко, я не знаю, что сказать…

— Не надо ничего говорить, — с ноткой грусти проговорил Драко. — Мне достаточно знать, что в этом мире есть ты. Мне достаточно того, что я способен на такие чувства. И все это благодаря тебе.

Они замолчали, думая каждый о своем, но оба поняли, насколько легче стало им обоим. Любовь не обязательно должна быть взаимной. Она просто должна быть.

* * *

— Значит, вместо того, чтобы узнать, как отсюда выбраться, вы решали свои личные проблемы? — голос Гермионы звенел на высоких нотах, но парни откуда-то чувствовали, что грозы не будет, и смирно сидели на полу, скрестив по-турецки ноги и тайно перемигиваясь друг с другом.

— Опять всю работу я выполняю одна, балбесы! — Гермиона перестала ходить из угла в угол и села рядом с ними. — Собирайте вещички, мальчики. Мы отправляемся домой!

— Что? — хором воскликнули оба, и Гермиона засмеялась от их недоуменных взглядов.

— Оказалось, что ключ был у нас под носом. Помните, в письме Люциус прямо говорит, что любовь может открыть двери Дома? Так вот, Гарри открыл эту дверь. Вернее, вышиб ее напрочь.

— Это как? — Гарри удивленно вытаращился на Гермиону.

— Когда ты признался мне в любви, то ослабленный защитный механизм Дома просто развалился. Помните небольшое землетрясение?

— Я так и знал, что это был Поттер виноват, — довольно протянул Драко.

— То есть, все это время мы могли уже быть дома?

— Да.

— А знаете, — проговорил Гарри, — я ни капли не жалею, что мы сюда попали, и что выберемся не так скоро. Мне многое открылось тут, многое было просто подарено. Я уверен, что мы все станем счастливее, когда покинем это место. Кстати, Гермиона, ты нам так и не сказала, кто наш счастливый соперник. То, что это не Малфой — я уже давно понял.

— Эй, эй! Ты что, сомневаешься в моих чарах вейлы? — шутливо «поиграл» бровями Драко.

— В чарах вейлы я не сомневаюсь, а вот в твоих — очень даже! Тоже мне вейла! — засмеялся Гарри.

Некоторое время они хохотали, подталкивая друг друга. Никогда прежде ни один из них не чувствовал такого единения с другим человеком. Никогда прежде они не были в таком ладу с собой.

— Эй, Поттер, передай соль!

— Неужели ты забыл заклятие Левитации, Малфой?

— Да ну тебя, сам возьму!

— Когда там у тебя приготовится твое фирменное жаркое? И вообще, почему мы готовим сами? Где твои хваленые эльфы?

— А я им выходной дал. Так забавно было видеть их вытянувшиеся рожицы!

— Все-таки, садист ты Малфой! Ни себе, ни людям! Ай! У меня крем подгорает!

— У-у-у-у! Тоже мне, мастер кулинарии!

— Но тетя Петунья сказала, что это самый простой рецепт торта!

— А чего ж ты сам не попросил ее испечь торт?

— Они с дядей и Дадли в Испании. Греются на солнышке. Знаешь, Малфой, оказывается, так здорово жить семьей! Дядя сначала был против, говорил, что никогда ноги его не будет в доме волшебника, но тетя его убедила — у нее есть какие-то там приемы. Дадли, так тот сходу вписался в интерьер, не будь он магглом, я решил бы, что он из наших! А как мило тетя переругивается с домовиками на кухне! Это надо слышать! Каждый из них считает кухню своей вотчиной и не хочет терпеть соседство конкурента! Но зато у меня теперь на крыше чудесный зимний сад! Мы с тетей наворожили стеклянный сворачивающийся купол, и у меня теперь даже зимой будут розы!

— Все, все, сдаюсь! — перебил его Драко. — Ты как вкусно рассказываешь, что я возьму и к тебе съеду!

— А что, давай! Комната Кричера свободна! — за это предложение Гарри получил от Драко по лбу деревянной лопаткой. На несколько коротких мгновений завязалась нешуточная драка с использованием предметов кухонной утвари.

— Эй, вы что творите, монстры! — раздался сзади грозный голос Гермионы.

Парни, завязанные в этот момент в сложный узел из переплетения рук, ног и поварешек, оглянувшись на нее, не удержались и грохнулись на пол.

— Ну, что? Он пришел? Ты познакомишь нас, наконец, со своим таинственным женихом?

— Или, может быть, пока не поздно, выберешь Поттера? У него знаешь, какая тетя боевая! И тоже против эльфийского рабства, правда, по другим причинам.

— Нет, лучше бери себе Малфоя, а то он мне уже надоел!

— Ребята, я вас сама сейчас тресну! А ну, вставайте! Развалились тут, а у вас жаркое подгорает!

— Ой, мамочки! — оба мгновенно взлетели на ноги, и каждый бросился к своей кастрюльке.

— Чего же вы не были такие активные в Доме? Цены бы вам не было! Может быть, я, так и быть, завела бы себе гарем!

— Гарем? Как интересно, — раздался такой знакомый голос от дверей кухни. — И кто там будет главный?

— Конечно ты, дорогой, — улыбнулась Гермиона, глядя, как вытянулись от изумления лица ее друзей.

— Ну, ты даешь, Гермиона! — завопил Гарри и, оттолкнув Драко, бросился обнимать вошедшего. — Сколько лет, старик! Сколько зим! Как я рад тебя видеть!

— Да уж, это действительно сюрприз! — протянул Малфой, занимая очередь поприветствовать гостя.

Он смотрел, как счастливо улыбается Гермиона, глядя на восторженные прыжки Гарри. Он видел, как искренне обнимает Поттер ее жениха, как тот радостно приветствует его.

Подтянутый, серьезный, с теплым и ласковым взглядом, он как нельзя лучше подходил их Гермионе. Кто бы знал, что после освобождения от сдерживающего магию зелья, Невилл Лонгботтом станет таким привлекательным! Если он и раньше подходил Гермионе, когда был несуразным и неловким, то теперь он стал для нее идеальной парой. Человек, который так смотрел на их с Гарри Гермиону, заслуживал доверия и дружбы. Крепко пожав Невиллу руку, Драко притянул его к себе и крепко обнял. Какие могут быть церемонии между друзьями?

А жаркое все-таки пригорело.