Бастард (джен)

— Откуда вы приехали? Как попали сюда, хотелось бы мне знать!

— От любопытства кошка сдохла! — высокомерно ответила Мэри Поппинс и прошествовала мимо.

П. Трэверс «Мэрри Поппинс открывает дверь»

Свет в “закрытой” библиотеке Хогвартса не гас никогда: теплый и рассеянный, очень напоминающий дневной, он лился непонятно откуда. Наверное, с самого потолка, поскольку окон в выстроившихся анфиладой залах попросту не было. Влажность и температура воздуха, а главное, уровень колебаний магического поля здесь всегда оставались неизменны: древняя магия замка, секрет которой так и не удалось разгадать никому из ныне живущих, навсегда «законсервировала» это место.

Попадая сюда, Северус Снейп всякий раз с тоской думал, что продал бы душу маггловскому дьяволу за лабораторию с похожими характеристиками. Больной для зельеваров всего мира вопрос полной магической гомеостатичности внешних условий при варке зелья в такой комнате превращался в задачку для первокурсника: экспериментируй на здоровье.

И подобные мысли посещали не его одного.

— Зелья бы тут варить, — мечтательно протянул профессор ЗОТИ, услышав о чудесных свойствах комнаты. — А что, нельзя один из залов под лабораторию освободить? Да черт с ним с залом, хоть чуланчик какой-нибудь? Вы только вдумайтесь, профессор! Мы тут с многослойными чарами бьемся, экранирующие артефакты за бешеные деньги закупаем, придумываем, какой бы магией защитить лаборатории от самой магии, а древние умели защитную матрицу прямо на стены подвешивать.

— Спасибо за совет, мистер Локхарт, но я и без ваших указаний вдумался еще лет десять назад, — насмешливо просветил молодого человека зельевар, наблюдая за тем, как его коллега с восхищением прикасается рукой к древней каменной кладке. — Но, как доступно объяснил мне господин директор, фонды перемещению не подлежат. Именно эти чары и позволяют книгам храниться здесь столько веков. Кстати, предупреждаю сразу, выносить отсюда ничего нельзя.

— Да и черт с ним, — ни капельки не огорчился Гилдерой. — Конспектировать, главное, можно?

— Нет, так запоминайте, — Северус фыркнул, — все что в голове осядет, то и ваше.

— Шуточки у вас, профессор... А я, между прочим, серьезно, — укоризненно покосился на него молодой человек. — Нет, но все-таки... самоподдерживающиеся чары! Мечта же идиота! Как вы думаете, от чего они запитаны? Чтобы заклятие столько веков без постороннего вмешательства держалось...

Этот диалог состоялся между ними во время первого посещения Гилдероем библиотеки. Снейпу, которому поручили провести для «нашего юного коллеги» обзорную экскурсию в это хранилище знаний, даже польстил тот факт, что Локхарт не стремился как можно скорее избавиться от его общества. Что он, впрочем, списал на малые сроки их знакомства: Локхарт просто еще не распробовал снейповскую натуру.

Снейп прекрасно был осведомлен о том, что людям он не нравится. Чувство это было взаимным, поскольку люди тоже не особо нравились Снейпу. Тридцатидвухлетний зельевар, которого — вдобавок к изначально сложному характеру — шпионаж и вооруженные стычки одарили паранойей и легкой формой социопатии, приятным собеседником не был. Как правило, окружающие сразу же инстинктивно чувствовали настрой Северуса и отвечали симметрично, отчего Снейп мог считаться рекордсменом по пробуждению антипатии в первые три секунды знакомства. В особо тяжелых случаях все вопросы решал Снейпов острый язык, поддерживаемый с флангов холодностью и нетерпимостью.

Но Локхарт, в отличие от прочих, не спешил сдавать линию фронта. Казалось, он попросту пропускает язвительные и, по правде говоря, обидные комментарии мимо ушей, а если ему вдруг и посчастливится что-то услышать, то принимает за специфический снейповский юмор.

Приглашая популярного писателя в Хогвартс, Альбус, похоже, рассчитывал устроить наглядную демонстрацию того, куда именно заводит тщеславие, по крайней мере, именно так Снейп расценивал действия своего непосредственного начальника: ничем иным присутствие Локхарта просто не объяснялось. Альбус напрямую не говорил, кому эта истина адресована, но очевидно было, что всё затеяно ради Поттера. Опять.

О детской психологии Северус знал немного, но и этого хватало, чтобы понять опасения Альбуса. Забитый, не слишком уверенный в себе ребенок, в одночасье ставший любимцем толпы: как бы тут не зазнаться. А, как известно, в обучении никуда без наглядного примера.

Северусу эта идея даже показалась бы удачной, если бы Дамблдор при этом не гробил своими порывами учебный процесс. Здесь мнения Дамблдора и Снейпа кардинально расходились: последний считал глупым жертвовать образованием четырех сотен подростков ради «правильного» воспитания одного, пусть бы даже и будущего героя.

Конечно, реалии таковы, что всем им стоит готовиться к войне. Коль скоро они хотят мира. Но не один же Поттер в Хогвартсе учится! Северус был уверен, что вопрос дрессуры отдельно взятого ребенка можно было бы решить и проще, хоть заботиться об этом лично он и не собирался. Дело в том, что зельевар выступал за равноправие и руководствовался девизом «Дети — тоже люди», а поскольку людей Снейп недолюбливал в принципе, недолюбливал он и студентов. В частности, Поттера: по мнению Снейпа, было неплохо, если бы директор вместо назидательных спектаклей просто поговорил с мальчишкой начистоту. Подчинение без знания… Северус говорил об этом Альбусу: что в прошлом году, когда раз за разом спрашивал, почему оволдеморченный Квиррелл продолжает шататься по школе, а обремененный шилом в заднице Поттер — ковыряться во взрослых проблемах, что в этом, когда на место учителя был приглашен заведомо известный клоун.

Вот только клоун этот на практике в расклад не вписался, заставив Альбуса пересматривать готовые планы и срочно перебрасывать Снейпа на наблюдение за новеньким.

Промежуточный итог этих наблюдений получался неутешительным. Для директорских воспитательных идей, конечно.

Настоящим боевым магом Локхарт, конечно, не был, но на уровень аврора среднего пошиба, пожалуй, вытянул бы. Познания его в базовых дисциплинах тоже много где превышали средние показатели: защита, боевая магия, гербология, артефакторика. Ну и еще зелья. Дело было даже не в том, что молодой человек говорил, дело было в том — как. Этот нездоровый энтузиазм Снейп слишком хорошо знал по себе.

Плюс ко всему прочему, Гилдерой оказался абсолютным политическим и социальным пофигистом. Магический мир, как успел убедиться Северус, вообще имел склонность к некоей полярности общественных мнений, но Локхарт на это общественное мнение чихать хотел и во всем руководствовался исключительно личными симпатиями. Сам Северус прекрасно помнил пламенную речь коллеги здесь же, в библиотеке, во время все той же обзорной экскурсии.

— Вот это да — сказал молодой человек, окидывая взглядом уходящие вдаль стеллажи с книгами. — Ничего себе, атмосферка! Так и ждешь, что сейчас из-за ближайшей полки покажется орангутанг! [1]

— Ну и при чем здесь обезьяны? — скептически вопросил Снейп, с подозрением поглядывая отчего-то на усмехающегося коллегу.

— Не читали Пратчетта, профессор? — хмыкнул в ответ Гилдерой. — Маггловский писатель, наш с вами соотечественник, между прочим. Про орангутанга это оттуда.

— Маггловская художественная литература в круг моих интересов не входит. Как и магическая.

— А зря, — с какой-то горечью отозвался Локхарт. — Мне, наверное, никогда этого не понять, профессор.

— И чего же именно вы понять не можете ?

— Магического шовинизма, — молодой человек бросил косой взгляд на заинтересоваться разговором Снейпа — Жизни под девизом «Ничто человеческое нам не нужно». Статут, скажете? Не магия мешает нам приобщаться к жизни Большого мира. Чувство такое, будто сама мысль о невозможности колдовать хотя бы пару часов в день приводит нас в панику. Мы живем в чихе друг от друга, но в маггловском мире многие из нас выглядят инопланетянами. Не сказать бы — папуасами. А потому я не понимаю, почему столько умных людей, которых я видел и знаю, страдают какой-то фигней.

Прекрасно живущий на два мира Северус тогда не захотел развивать тему: с его точки зрения, подчеркнутая брезгливость и пренебрежение магического сообщества ко всему маггловскому было ярким проявлением типичной ксенофобии, [2] — но само отношение Локхарта к этому вопросу взял на заметку.

При всей своей любви к джинсам, футболкам и маггловской музыке Гилдерой явно увлекался древней магией, изучать которую необходимым считали в основном лишь чистокровные. Вот и сейчас, например, Снейп спустился в библиотеку не ради собственных нужд: Кровавый Барон донес ему очень интересную сплетню, что профессор ЗОТИ в последние дни прочно окопался в книгохранилище. Косвенно эти данные подтверждались отсутствием Локхарта на ужинах да и вообще где бы то ни было во внеучебное время. В сочетании с тревожащим Снейпа амулетом, не дающим заглянуть в мысли одного конкретного преподавателя, все это выглядело не то чтобы подозрительно, но весьма интересно.

— Приветствую, досточтимый сэр, — из-за ближайшего стеллажа навстречу Северусу выплыл Скриптор. — Все ли у вас благополучно?

— Здравствуйте, мастер, спасибо, все хорошо, а у вас? — профессор вежливо кивнул.

— Состояние мое в последние века не меняется, — Скриптор усмехнулся полупрозрачными губами. — По-прежнему мертв. Да и в Библиотеке все как обычно. Хотя в конце года мессир директор обещал пополнение фондов.

— Чудесно, чудесно, — согласился Снейп. Скриптор всегда действовал ему на нервы. Да и не только ему. Приведение, исполняющее в этих залах роль библиотекаря, было доброжелательно, безупречно вежливо, постоянно пополняло свой словарный запас, прекрасно ориентировалось в библиотечном фонде, но при этом веяло от него какой-то неизъяснимой жутью.

Призрак в невзрачном сюрко либо и сам не помнил своего имени, либо не желал его открывать. Поэтому называли его просто Скриптором. И с ним, как знал Северус, была связана еще одна легенда из тех, что школьникам не рассказывают, да и в Историю Хогвартса предпочитают не включать. Сам призрак говорил только то, что когда-то действительно работал здесь скриптором [3], попутно знакомясь с фондами библиотеки и составляя каталог, а после смерти остался здесь навсегда, исполняя обязанности бессмертного и всеведающего библиотекаря.

Легенда же была куда мрачнее: согласно ей, Скриптор — преданный ученик самой Ровены — был фанатично влюблен в недостижимое Знание, как и заповедовала основательница. Именно поэтому он задался целью составить полную перепись библиотечного фонда, уже в те времена необъятного. Двенадцать лет он провел в библиотеке, пока не понял, что та слишком огромна и он никогда не сможет прочесть и запомнить все хранящиеся в ней кодексы и свитки. И тогда, согласно все той же легенде, он обратился за помощью к своей учительнице с просьбой назначить его библиотекарем этой сокровищницы. Вечным библиотекарем, ибо привидения, в отличие от людей, способны хранить в своей памяти всё.

Самым же неудобным моментом в этой легенде было утверждение, будто мудрая Ровена оценила отчаяние своего ученика и… согласилась. А поскольку убитые заклятиями маги привидениями не становятся, она, из уважения к жертве Скриптора во имя Знания, сделала все своими руками. Что совершенно не вязалось со светлым образом основательницы, зато неплохо вязалась с древней моралью. Сам Северус, разумеется, считал эту историю своеобразной «страшилкой» для посвященных.

Но на украшенное длинным — от уха до уха — шрамом горло Скриптора все равно предпочитал не смотреть.

— Чем я могу помочь вам, досточтимый сэр? — привидение выжидательно посмотрело на профессора.

— Меня интересуют те книги, которые брал у вас наш профессор по ЗОТИ, — отозвался Северус и пояснил, — Был здесь недавно, высокий, темноволосый.

— Сэр Гил, — понимающе кивнул Скриптор. — Следуйте за мной, мастер Северус, вам повезло, мы еще не успели убрать эти книги. Сударь Нокси, не спешите.

Последние слова были обращены к домовому эльфу, который уже успел сложить несколько фолиантов в стопку и, очевидно, как раз собирался вернуть их на место.

Когда спустя примерно час Северус Снейп снова поднялся в обитаемую часть Хогвартса, попавшийся ему навстречу Аргус подумал, что даже для самого себя профессор зельеварения что-то уж слишком мрачен.

Сам же Снейп думал в этот момент о том, что живейший интерес его коллеги к прорывающим ткань пространства и времени кровным ритуалам никак нельзя назвать безобидным увлечением.

* * *

Для магов Хэлоуин — особенный праздник. Если для современных магглов это еще один повод повеселиться, нацепить на себя страшные маски и пожрать конфет на халяву, то для волшебников это День Силы.

По крайней мере для тех из них, кто празднует не привнесенный христианской религией День Всех Святых, а более древний Самайн. В эту ночь проводят все самые энергоемкие ритуалы, и, если верить слухам, даже сквибы в это время способны колдовать. Почему так происходит — неизвестно. Известно только, что в определенные дни года магический фон земли резко подскакивает, многократно возрастая, а потом снова приходит в норму. Всего таких дней в году четыре, по одному на каждое время года: Самайн осенью, Имболк зимой, Белтейн весной и Лугнасад летом.

В такие дни магию можно из воздуха горстями черпать, сотворить по-настоящему сильное волшебство, призвать мертвых или, если левая пятка попросит, какую-нибудь невиданную клыкастую хренотень с Изнанки. В общем-то, этим и объясняется традиционный совет для магов: в дни силы лучше поостеречься и колдовать с опаской, особенно с семи вечера и до двух часов ночи, когда магическое поле земли достигает своего пика. Правда, многие волшебники уже давно на этот добрый совет болт забили. А зря.

Волдеморт вон добросался, например. Многие волшебники погибали, закрыв собой собственных детей, но никому это не помогло. Почему? Потому что защиту такого уровня на человека можно поставить либо при помощи какого-нибудь сложного ритуала, во время которого придется принести в жертву человек этак пятнадцать, либо… правильно, либо в День Силы. Одна единственная жертва, принесенная на пике Самайна, а какой, черт побери, результат! И магия, которая должна была гарантировать Лорду победу обернулась тем, что его в результате и развоплотило.

Проходя мимо пока еще закрытых дверей Большого Зала, где заканчиваются последние приготовления к праздничной пирушке, я только хмыкаю про себя.

В Хогвартсе, похоже, рекомендациями не пренебрегают — устраивают студентам короткий учебный день. И вечерний праздник. Что-то не верю я, что торжество в честь Хэлоуина в школе каждый год начинается в семь по чистой случайности. Толпа подростков-магов, оставленная в Самайн без присмотра, способна наворотить по незнанию таких дел, что потом долго расхлебывать придется. Если вообще удастся расхлебать. Так что лучше уж пусть сначала на глазах у старших будут, а после пира налопавшихся студентов на приключения уже не потянет.

Остальные три праздника такой опасности, кстати, для школы не представляют. Имболк и Белтейн — «белые» дни, пиковая активность магии в которые приходится на промежуток с двух до семи утра. Ну а «черный» как и Самайн, Лугнасад — уже не хогвартская проблема. Я же сегодня, в нарушение всех традиций, на праздничный пир намерен немного опоздать: для начала я хочу еще разок посетить подземелья. Да-да, те самые, в которые студентам хода нет.

Колдовать там сегодня я, разумеется, не собираюсь, собираюсь я всего лишь повнимательнее присмотреться к рунным кругам: в Хогвартсе их несколько и заточены они под разные цели. В прошлый раз я безошибочно смог опознать только тот, что годится исключительно для некромантов с их веселыми, за душу берущими обрядами. Но сегодня — спасибо Библиотеке — у меня на руках есть перерисованные из ветхого фолианта схемы оставшихся пяти видов, и я с этими схемами планирую свериться. Ну и еще, что греха таить, я хочу дождаться начала «скачка», чтобы прикинуть, сколько энергии в случае чего смогу выкачать для собственных нужд.

Совет, данный мне милейшей Хэйди, оказался очень дельным: по крайней мере, из книг по древней ритуалистике мне удалось вытащить хоть какие-то зацепки. Беда в том, что обряды, связанные с нужными мне манипуляциями, предполагали человеческие жертвы: собственной силы заклинателя там было явно недостаточно. Вот только я, хоть по природе и мизантроп, резать в ритуальном круге студентов даже во имя своего светлого будущего не готов. Вывод напрашивается один — можно попробовать провести ритуал на пике одного из Дней Силы в надежде, что скачок магии сможет заменить мне пару смертников. В теории должно сработать, но для начала нужно посмотреть на то, сколько Силы при необходимости я сумею «поднять» с рунного круга. Если дело выгорит, то на лето мне придется задержаться в школе.

Дело в том, что «белые» праздники для ритуалов, связанных с кровью, не слишком подходят, и нужный мне энергетический выход будет гораздо меньше, чем, скажем, сегодня. Это, в свою очередь, означает, что либо я пробую сейчас, либо придется ждать Лугнасада. И я, черт побери, предпочитаю подождать. Моя жизнь все еще не кажется мне настолько пустой и бессмысленной, чтобы без точных инструкций и подготовки кропать на коленке ритуал убойной мощности. Тут главное, чтобы меня это мифическое проклятие профессоров ЗОТИ не зацепило.

С этими мыслями я тяну на себя тяжелую дверь, открывающую проход в нижние подземелья. Руническая вязь на косяке, охраняющая его от любопытных учеников, на секунду вспыхивает зеленоватым светом и тут же гаснет — меня признали.

Дальше за дверью начинается тот самый дикий Хогвартс, о котором я уже успел наслушаться от коллег. На самом деле ничего особенно зловещего тут нет: все те же каменные стены, куча подземных комнат и коридоров, в которых сам черт ногу сломит. Для того, чтобы попасть в ритуальные залы, нужно изрядно тут попетлять и спуститься еще на уровень ниже. Но, перед тем, как тронуться в путь, я набрасываю на ручку двери «Нить Ариадны» — простенькое путеводное заклинание, оставляющее за носителем тонкий след магии. Не хватало мне еще заблудиться здесь и сдохнуть от голода в каком-нибудь неприметном тупичке.

Топографическим кретинизмом я никогда не страдал, поэтому лестницу на нижний этаж нашел довольно быстро (подумаешь, раза три свернул не туда). Зато успел обнаружить остатки заброшенной алхимической лаборатории с побитыми ретортами и крайне подозрительными пятнами на стенах, и статую стоящего на задних лапах оборотня с желтыми, похоже, вполне себе настоящими зубами.

Ритуальные же помещения начинаются сразу от лестницы: один общий коридор и шесть комнат, точнее, здоровенных залов, по три с каждой стороны. На всех входах окованные сталью двери такой толщины, что без магии их разве что Хагрид с места сдвинуть способен. Ну а мне грубую силу вполне заменяет волшебная палочка!

Все шесть залов обустроены одинаково: высокие потолки, поддерживаемые грубыми каменными колоннами, словно причудливым узором иссеченными руническими письменами, голые стены, отполированный до идеальной гладкости пол и, собственно, сам рунический круг, выбитый на этом полу. Простенько, но эффективно, короче говоря.

Впрочем, «круг» — это очень условное название. В некоторых комнатах были концентрические окружности, в некоторых — несколько разных кругов, а в правом дальнем от лестницы зале — улиткообразная загогулина, та самая огамическая спираль, на которую истекала слюной Хэд. У некромантов на полу, вон, вообще классическая пентаграмма, хоть сейчас сатанистов за деньги сюда пускай.

Путем недолгих и нехитрых изысканий — то есть, тупо сверившись со своими корявыми чертежами — я, кроме некрокруга и друидической спирали, сумел опознать стихийный круг, круг призыва, круг защиты и метакруг.

Собственно последний мне и нужен: как раз на нем можно провести ритуалы по прорыву пространственной или временной ткани. Вот интересно, зачем Основателям нужно было столько разных видов ритуалов? Ну, стихийная магия и некромантия — понятно, последней, говорят, даже учили когда-то, да и Салазар Слизерин, по неподтвержденным данным, ко всем его прочим талантам, был знатный некромаг. К тому же, опытный некромант способен вытащить из такого вот круга умирающего или только-только испустившего дух человека, что бывает очень полезно в хозяйстве. Маги что тогда, что сейчас, народ малочисленный. С кругом защиты тоже ясно — скорее всего, на нем оборону Хогвартса и ставили. Но круг призыва?! Это кого же они с Изнанки сюда таскали, хотелось бы мне знать? Или это так, последняя ступень защиты: если совсем туго дело пойдет, призвать на защиту замка дрянь какую-нибудь?

С метакругом тоже неясно. Хотя… вон какие пространственно-временные складки в Хогвартсе заложены. Тот же девятый этаж, например, которого с архитектурной точки зрения попросту не существует. Сколько замок снаружи и изнутри по высоте не меряй, а все равно восемь этажей получится. Да и время там, судя по Флитвиковским рассказам, течет раз в десять медленнее, чем во всем остальном здании. Правда непонятно на черта. Ну да не моего ума это дело: есть круг и отличненько!

Судя по моим часам, пиковое время начало набирать обороты еще минут сорок назад. Блин, ночью бы сюда заглянуть, после пира, но у меня по расписанию дежурство, да еще и в паре с Макгонагал. У этой «на минутку в туалет» не отпросишься.

Я опускаюсь на колени рядом с границей круга, тщательно следя за тем, чтобы не заступить за черту. В такую ночь в центр окружности, туда, где, будто бы намекая, чернеет жертвенный алтарь, меня разве что Imperio загонит. Да и в обычные-то дни таких шуток с Магией шутить не стоит: вступил в круг — будь добр провести ритуал. В противном случае, конечно, небеса не разверзнутся над безответственным волшебником, но лучше вхолостую туда-сюда не бродить.

Чтобы почувствовать движение магии над кругом, даже не нужно никаких распознающих заклинаний — достаточно просто открыть сознание и позволить силе течь через себя. Так что я снимаю с шеи амулет и протягиваю руку над кругом.

Вот черт! Ощущение в первые секунды словами передать невозможно — чувствую себя кофейной чашечкой, которую пытаются наполнить из Ниагарского водопада! Задыхаясь и кашляя — воздух из легких попросту вышибло — я опираюсь свободной ладонью о каменный пол, чтобы не шлепнуться лицом прямо в круг. Но это обычная реакция на повышенный магический фон, паниковать еще рано. Магия пытается пополнить мой собственный резерв, но ее много, катастрофически много для меня одного. Поэтому я концентрируюсь на том, чтобы пропустить ее через себя дальше, в воздух, в пол, в каменные колонны-накопители, на которых потихоньку начинают наливаться синим пламенем руны. Все, пора завязывать, понятно уже, что в ночь Лугнасада я смогу вытащить отсюда достаточно для двух, а то и трех ритуалов.

Я отдергиваю руку от круга и тот, лишившись проводника, начинает медленно угасать. А у меня возникает проблема совсем другого толка: силы-то я подниму отсюда сколько надо, но как бы так сделать, чтобы меня на тряпочки не порвало в процессе, вот в чем вопрос. В канонической версии обряда весь основной удар приходится на жертв, которым уже так и так терять нечего, а мне придется как-то принимать силу самостоятельно, и не факт, что я выдержу. Точнее, это факт — я не выдержу, если ничего не придумаю. Я ведь даже в круг не вошел, просто прикоснулся, а пробрало меня до печенок. Я набрасываю на шею шнурок амулета и, похлопав себя по карманам джинсов, достаю завалявшийся там пятипенсовик, который тут же трансфигурирую в зеркальце, чтобы убедиться, что моя физиономия сходу меня не выдаст случайному прохожему. И ведь не напрасно беспокоюсь: общий мой вид можно охарактеризовать одним единственным словом — “нечисть”. И дело не в том даже, что рожа бледная и волосы в разные стороны торчат, дело в том, что глаза горят, как у вампира из маггловского ужастика: переполненное магией тело как может, сбрасывает излишки энергии, попутно преобразуя ее в свечение. Выглядит жутковато, если честно, в таком виде по коридорам школы точно слоняться не стоит.

— Expecto Patronum, — лис появляется мгновенно и выглядит чертовски материальным. — Давай-ка, друг, прогуляемся тут немного.

Пока я иду по коридорам нижнего яруса, мой защитник покорно трусит рядом, бесшумно перебирая лапами. Заклятие Патронуса хорошо тем, что при всей своей безвредности оно дьявольски энергоемкое — минут через пять неспешной прогулки глаза приходят в норму.

А еще через секунду я слышу доносящиеся из бокового прохода торопливые шаги.

— Локхарт? Что вы здесь делаете?

Корявая Моргана! Вот это я вляпался!

— Дышу прелым воздухом, так сказать, а заодно ищу очередного боггарта для третьекурсников, — я пожимаю плечами с самым что ни на есть невинным видом. Наглость, как известно, второе счастье, а инкриминировать мне все равно ничего нельзя. — А вы?

— Вообще-то, это вас не касается, — сухо отзывается профессор Снейп, который на “личные” вопросы принципиально предпочитает не отвечать.

— Ну, вас же тоже не касается, что я тут делаю, но я же ответил.

— У меня тут еще одна кладовая с ингредиентами, — неохотно признается зельевар. — Из тех, которые в обитаемой части замка лучше не хранить.

В коридоре повисает тишина: я мило улыбаюсь, Снейп хмурится.

«Искать приведение, питающееся человеческим страхом в необитаемых подземельях? Во время пира? Да неужели?» — явственно читается во взгляде зельевара.

«Неодолимый исследовательский зуд, открывшийся прямо посреди праздника? Секретная кладовая? При том, что у вас рог двурога и тот в кабинете хранится? Серьезно?» — читается в моем.

Ситуация патовая. Оба мы врем, но припирать друг друга к стенке не выгодно ни мне, ни ему.

Если он начнет уличать меня в интересе к рунным кругам Хогвартса, ему придется признать, что он за мной шпионит. Если я попытаюсь обвинить его в шпионаже, мне придется признать, что я ковырялся в ритуальных залах. Хоть никаких обрядов я там не проводил и ничего плохого не сделал, такое любопытство само по себе подозрительно.

— Ну и как успехи? — ровным голосом интересуется Снейп, и я понимаю, что он тоже решил не переть напролом, предпочитая занять выжидательную позицию.

— Да никак, — я хмыкаю. — Нет тут боггартов, похоже. Или сыщик из меня никудышный. А ваши, профессор?

— Приемлемо, — сухо отзывается он. — На сегодня я закончил.

— Тогда пойдемте не пир? — я киваю в сторону выхода в обжитую часть подземелий.

— Пожалуй, — соглашается он.

Я первым иду к выходу, спиной чувствуя напряженный, оценивающий взгляд зельевара. Что мне теперь остается? Только мысленно материться. Нет, подозрения в том, что Снейпу поручено приглядывать за мной, у меня и раньше были. Но, похоже, я серьезно недооценил масштабы катастрофы — сегодняшний случай ясно дал мне понять, что профессор не просто за мной присматривает, он за мной полноценно следит.

И если простой интерес шпиона такой квалификации просто нежелателен и опасен, то прямые подозрения в чем бы то ни было…

Если коротко, то мне хана. Против сосредоточившего на мне пристальное внимание Снейпа мне не продержаться и недели. Единственное, что я могу сделать, чтобы отсрочить неизбежное, — хотя бы на несколько месяцев свернуть изыскания и молиться всем кельтским богам, надеясь на их помощь. С учетом того, что я атеист, шансов на их благосклонность у меня, впрочем, не много.

На чем, черт побери, я так конкретно прокололся, вот что меня интересует?

Из мрачных раздумий меня вырывают странные душераздирающие звуки, доносящиеся откуда-то из глубины коридоров. Впечатление такое, будто в одном из подземных залов кто-то распиливает стеклянный шкаф.

— Это еще что за фигня? — я оборачиваюсь к идущему следом за мной Снейпу.

— Понятия не имею, — отзывается он, морщась. Ну да, звук и правда зубодробительный. — Когда я сюда спускался, было тихо.

Мы, не сговариваясь, идем на источник шума, который по мере нашего приближения становится все более и более противным, хотя противнее, казалось, уже и некуда.

Ничего себе! Да у привидений Хогвартса сегодня, кажется, какая-то своя тусовка! Хотя не уверен, что в замке наберется пара сотен неупокоенных духов. Сдается мне, тут действовали по общему принципу всех подобных праздников: приди сам и притащи с собой десять друзей, которые с хозяином вообще не знакомы, но не прочь выпить на халяву.

Заодно обнаруживается и источник звуков — призрачный оркестр, вместо инструментов вооруженный пилами.

— Вот это веселье, — наклоняясь к Снейпу, говорю я. — Куда там праздничному пиру до этой отвязной вечеринки! Подборка музыки у них, правда слабовата.

— И шведский стол на любителя, — профессор кивает в сторону разложенных на убранном черной скатертью столе закусок. Пахнет в воздухе действительно так, словно мертвые гости продолжают потихоньку подгнивать, не отрываясь от танцев.

Впрочем танцуют тут не все: прямо в центре зала какие-то бесплотные молодцы устроили хоккейный матч собственными головами.

— Добрый вечер, господа! — из толпы привидений прямо к нам чинно приближается Почти Безголовый Ник, укутанный в траурный плащ. — Добро пожаловать на праздник по случаю пятисотой годовщины мой смерти. Какая приятная неожиданность.

— Ну, мы вот с профессором Снейпом узнали, что у вас юбилей и не могли не заскочить, — быстро сориентировавшись в ситуации, говорю я. — Поздравляем!

— Мой коллега имел в виду, соболезнуем, — тоже вписывается в расклад зельевар. — Крайне печальная и знаменательная дата.

— Скорбим вместе с вами, — поддерживаю я.

— О, благодарю, — чинно кивает гриффиндорский признак. — Прошу вас, проходите, досточтимые сэры. Это большая честь для меня.

— К сожалению, мы буквально на минутку, — короткий взгляд в сторону Снейпа подтверждает, что и ему перспектива задержаться в этом унылом морозильнике не нравится. — Наши обязанности не позволяют, знаете ли, надолго оставлять учеников. Даже ради такой приятной компании, так что…

Развить свою мысль я не успеваю, поскольку, еще раз оглянувшись на зельевара в поисках поддержки, замечаю на его лице на редкость ошарашенное выражение, так ему несвойственное.

Оказывается, на этом празднике смерти, кроме нас, все-таки есть живые люди. Живые дети, если точнее. Аккуратно обходя привидений, к нам приближается неразлучная троица: Поттер, Уизли и Грейнджер. Вид у них такой, что сразу становится ясно: они пытаются сделать то же, что и мы со Снейпом — слинять по-тихому.

Но что, черт возьми, так поразило зельевара? Ну да, прогуляли школьники праздничный пир, но правилами-то это не запрещено. До отбоя еще далеко, а как веселиться — это личное дело каждого.

Только через пару секунд до меня доходит: Мерлин и Моргана, мы же все еще в нижних подземельях!

— Ой! — испуганно выдыхает заметивший нас Уизли, резко бледнея.

— Здравствуйте, — здоровается Поттер, у которого, видно, нервы покрепче, чем у его рыжего приятеля.

— Добрый вечер, профессор Снейп, профессор Локхарт, — вторит ему не менее вежливая Грейнджер.

— Добрый, добрый, — я все еще не сумел изобрести ни одного правдоподобного объяснения этому гриффиндорскому феномену. Снейп же в ответ на приветствие только кивает. — Тоже зашли поздравить сэра Николаса?

— Да, сэр, — девочка кивает. — Но мы уже уходим.

— А мы вас проводим, — мрачно роняет зельевар. В его устах эта фраза почему-то звучит очень угрожающе.

— Уже уходите, правда? — Ник огорченно вздыхает. — Что ж, я надеюсь, Вам понравился праздник.

— Очень! — торопливым хором заверяют его детишки, которые, похоже, не так уже уверены в своем желании уходить. Но отсидеться им тут точно не светит — это понимают, кажется, все. Так что мы впятером, попрощавшись, выходим из «бальной залы»: Поттер, Уизли и Грейнджер впереди, мы со Снейпом, как профессиональные конвоиры, в замыкающих.

— Ну почему все время вы? — устало спрашивает профессор, когда мы отходим на приличное расстояние. Все трое «преступников» предпочитают промолчать, поскольку вопрос Снейпа явно риторический.

— Сэр, я смотрела в правилах, там ничего не сказано о том, что студентам запрещается… — наконец, не выдерживает гнетущей тишины девочка, чувствуя какую-то подлянку.

— Грейнджер, сделайте милость, помолчите хотя бы сейчас, — обрывает ее Снейп. — Достаточно и того, что на уроках вы рта не закрываете.

— Посещать вечеринку призраков вам действительно не запрещено, — поясняю я.

— Зато студентам в этой части подземелий точно не место, — негромко добавляет зельевар. Но от снятия баллов воздерживается: верный признак того, что дело и правда серьезное. — Как вы туда попали?

— Через дверь, сэр, — теперь прорезается голос и у Поттера. — Почти Безголовый Ник рассказал нам, куда идти, и мы пришли.

— Мы же не знали, что туда ходить нельзя, — присоединяется Уизли.

— Вы, Уизли, мне скажите еще, что если бы вы знали, вы бы туда не полезли, — Снейп язвительно хмыкает. — Вы трое все время ищете приключений на свои головы.

— Да не это важно сейчас, — негромко говорю я. — Лучше скажите, господа и дама, вы ничего необычного, когда на праздник шли, не заметили? Например, что с дверью что-то не так?

— Ну, в том коридоре проход секретный был, — Уизли угрюмо косится на Снейпа.

— Невидимая дверь, — уточняет Грейнджер.

— Да нет, сэр, — одновременно с ними уверенно говорит Поттер.

В наступившей вслед за этим тишине дети озадаченно переглядываются.

— Гарри, но ведь… — девочка осекается, взглянув на красноречиво округлившего глаза героя магической Британии.

— Так, — я хмурюсь, — если я правильно понимаю вашу пантомиму, Поттер, вы хотите обсудить все без нас? Вопрос, между прочим, серьезный, поверьте мне на слово.

— Поттер, может, довольно уже самодеятельности, наконец? — раздраженно интересуется зельевар. — Мне напомнить, к чему привело ваше желание во всем разбираться своими силами в прошлом году?

— Мы спасли камень, сэр! — пацан заливается гневным румянцем, но упрямо смотрит на профессора снизу вверх. Эх, не пялился бы ему в глаза, герой. Особенно если хочешь свои мысли оставить при себе.

О каком камне речь, я не знаю, но вот Снейп, похоже, в теме.

— Три дня в больничном крыле с магическим истощением у вас, Поттер, — холодно отзывается он. — Черепно-мозговая травма у Уизли и нервный срыв у Грейнджер. Я уже умолчу о том, что вы все могли и шею свернуть. Не скажу, что это стало бы такой уж потерей, но все же. И это при полной школе профессоров! Мне даже любопытно, нужна ли вам голова хоть иногда для размышлений или же только для поглощения пищи?

— Мы ходили к профессору Макгонагал, а она нас во вранье обвинила! — рыжий возмущенно сопит, до глубины души, кажется, оскорбленный гнусными снейповскими инсинуациями.

— Даже так? — взгляд зельевара становится задумчивым. Умение этого человека моментально переключаться с показательного гнева на арктическое спокойствие не перестает меня изумлять.

— Ну тогда давайте исходить из того, что мы готовы отнестись к вам серьезно, — вклиниваюсь я в образовавшуюся паузу.

Недоверчивые взгляды всех троих студентов в этот момент обращены на размышляющего о чем-то одному ему ведомом Снейпа.

— Ну, сэр, — наконец, неуверенно начинает Поттер, — все дело в том, что не было никакой невидимой двери. Она была обыкновенная.

— Но, Гарри, дверь была невидимой! — восклицает Грейнджер. — Я видела только голую стену, а когда ты к ней прикоснулся…

— Вот-вот, — вторит ей Уизли. — Когда ты коснулся стены, появилась дверь. Я думал, это чары какие-то и что Ник тебе рассказал, где проход!

— Ничего он мне не рассказывал! — будущий победитель Волдеморта хмурится. — Просто сказал, что в коридоре, который начинается сразу за кабинетом Снейпа…ой, простите, сэр. За кабинетом профессора Снейпа нужно свернуть в самую дальнюю дверь по левой стороне, я и… что это?!

— Где? — тут же резко спрашивает зельевар, уже набравший в грудь воздуха, чтобы, очевидно, прочесть Поттеру лекцию о важности субординации.

— Вы, что, не слышите? — полуудивленно, полуиспуганно спрашивает мальчишка, после чего с явственным ужасом задирает голову вверх, уставившись на потолок коридора, ведущего из подземелий в центральный холл замка.

Грейнджер с Уизли и мы со Снейпом тоже поднимаем головы. Не знаю, кто как, а я поневоле прислушиваюсь. И ничерта не слышу. То ли сцена по Поттеру плачет, и он нас тут развести решил, то ли… додумать мысль мне не удается.

— Скорее! — пацан бросается к выходу со скоростью гепарда, пнутного под зад. За ним, не сговариваюсь, срываются и его приятели.

— Решил дать деру? — деловито спрашиваю я у Снейпа.

— Бессмысленно, — на бледном лице зельевара отражается лихорадочная работа мысли. — Все равно завтра на уроках встретимся. Хотя, это же Поттер…

— Ну дверь-то он как-то увидел.

Мы тоже бросаемся в холл и дальше, по широкой лестнице, ведущей на второй этаж, по которой очертя голову скачет Поттер со своей компанией.

Если мальчишка решил пошутить, лучше бы ему убиться сейчас самостоятельно. Во избежание долгих мучений.

— Оно собирается кого-то убить! — Поттер, похоже, менять свое мнение не собирается, да и скорость сбрасывать тоже. Так что нагнать беглых студентов нам удается только в районе третьего этажа. Где все мы дружно тормозим, потому что…

«ТАЙНАЯ КОМНАТА СНОВА ОТКРЫТА ТРЕПЕЩИТЕ, ВРАГИ НАСЛЕДНИКА!»

— Ну, твою-то мать… — позорно забыв о том, что среди нас дети, выдыхаю я.

— А что это там висит? Под надписью? — голос Уизли отчетливо подрагивает.

— Поттер, Уизли, Грейнджер, ни шагу дальше, — Снейп выглядит не столько удивленным или испуганным, сколько сосредоточенным.

Поскольку меня профессор в черный список не внес, я подхожу к стене и тому, что на ней висит, прицепленное на держатель для факела.

— Миссис Норис, — констатирую и так очевидное я, аккуратно щупая всклокоченный кошачий бок. Если кошки способны на проявление человеческих эмоций, то я бы сказал, что пялящаяся куда-то в пространство Миссис Норис в ужасе. И похожа на некрасивое, но чертовски правдоподобное чучело: бок твердый и на ощупь напоминает обтянутый шкурой булыжник.

— Мертва? — коротко спрашивает присоединившийся ко мне профессор.

— Не факт. Поза для трупного окоченения странновата, — я достаю палочку и бегло сканирую животное, — Никаких следов заклятий, да и выглядит целой. Тут либо Авадой кто-то погладил, либо зелье, но это уже по вашей части. А с надписью что?

— Кровь, — все так же отрывисто констатирует Снейп. — Свежая. И мне очень интересно, чья.

— Ну уж точно не ее, — я киваю на Миссис Норрис. — Из кошки столько при всем желании не выжмешь. Ай, блин!

В попытке рассмотреть кровавую надпись поближе, я делаю шаг вперед и неудачно поскальзываюсь. В ботинке мгновенно становится сыро.

— Тут вода на полу.

— Я заметил, — с частью обычного своего сарказма отзывается Снейп. — И эта вода очень удобно смыла все следы преступления.

— Сэр, что это? Она умерла? — оглянувшись, я обнаруживаю, что перепуганные мордочки гриффиндорцев маячат уже совсем близко.

— Поттер, я кому сказал, не подходить? — раздраженно рявкает зельевар.

— Что это, мы еще разберемся, — по опыту жизни с Фели и Эдом я знаю, что в любой пугающей ситуации уверенный тон действует лучше всего. — С миссис Норрис не всё ясно, но думаю, она жива.

Да точно жива. Я эту даму еще успел застать в Хогвартсе, правда, уже жутко старой и почти не слезающей у Филча с рук. Но факт остается фактом — сдохнет она только году эдак в две тысячи пятом.

С лестницы до нас уже доносится многоголосый гул расходящихся по факультетским спальням студентов, и, похоже, часть из них идет в нашу сторону, а менять что-то в существующем раскладе уже поздно.

Снейп, похоже, приходит к тем же самым выводам.

— Локхарт, вы остаетесь здесь. Я за директором. Эти трое тоже пусть подождут, к ним еще будут вопросы.

1. Терри Пратчетт (он же Сэр Теренс Дэвид Джон Пратчетт) — рыцарь-бакалавр, офицер ордена Британской империи и просто очень талантливый писатель, творивший в жанре сатирического Фэнтези. Это если кто-то вдруг не знает. Ну а Гил ссылается на его цикл “Плоский мир”, где в библиотеке магического Незримого Университета всем заправлял Библиотекарь — человек, в результате сильного магического всплеска превратившийся в орангутана, что не вынудило его, впрочем, забросить свои должностные обязанности.

2. Ксенофобия — страх или ненависть к кому-либо или чему-либо чужому; восприятие чужого как опасного и враждебного. Возведённая в ранг мировоззрения, может стать причиной вражды по принципу национального, религиозного или социального деления людей. Короче как раз про чистокровных магов.

3. Скриптор — он же переписчик. Нетрудно догадаться, что занимались такие копированием книг. В средние века чаще всего такие типы обретались в скрипториях — специально отведенных для этих целей помещениях при монастырях.