На далёких дорогах забытых времён (гет)

3441 г в.э.

Эмин Дуир

Они выходили из глубины леса стройными рядами, стекаясь к центру поселения, где собрались в нетерпеливом ожидании все жители. Сияющие начищенные доспехи, открытые лица, расправленные плечи и, несмотря на все пережитые тяготы и оставшиеся позади лиги, высоко вскинутые головы. И глаза, горящие предчувствием радостных встреч, удовлетворением и гордостью. Трандуиль шёл впереди войска, наравне с несколькими советниками и командирами. С непокрытой головой, сверкая серебром брони и драгоценными камнями, украшающими его одежды и оружие, он скользил по встречающим внимательным взглядом, изредка склоняя голову в ответных приветствиях.

Они шли гордо, слаженно, чётко и невозмутимо. Но...

Но как же их было мало...

Ища в ровных рядах воинов знакомые фигуры и лица, я с накатывающим отчаянием замечала, как то тут, то там среди встречающих раздаются сдавленные стоны или вздохи облегчения. А над поселением разворачивает крылья тёмная туча — тоски, боли, разочарования, печали...

Прижавшись к отцу и спрятав лицо у него на груди, мать неподвижно стояла среди тех, кто дождался минуты встречи с родными и близкими. Он приобнял её плечи, потёрся щекой о разметавшиеся под порывами ветра золотистые локоны и чуть прикрыл глаза, ведя с ней молчаливый разговор.

Ликования и восторгов не было. Да и откровенную радость мало кто выказывал — слишком дорогой ценой досталось счастье встречи и слишком многие были лишены его.

Заметив моё присутствие, отец вытянул руку и поманил к себе. Я приблизилась к ним и, переведя сбившееся от волнения дыхание, уткнулась в окованное железом плечо. Его объятие было сдержанным и холодным. Подняв голову, я встретила строгий тяжёлый взгляд, непроницаемый, как и укрывавшая его тело броня.

— Я думал, что твоё слово нерушимо и на него можно полагаться, — спокойно произнёс он, не отводя глаз.

— Разве я когда-либо нарушала его? — мне искренне не хотелось омрачать момент встречи, но я не собиралась сейчас виниться перед отцом за то, что вернулась домой без него.

— В тот день, когда ты решила остаться в Имладрисе, ты сказала, что ничего не будешь делать без моего ведома.

Мать подняла голову, взглянула на отца, но вмешиваться в разговор не стала.

— Я сказала, что любые мои решения будут тебе известны.

— В последнюю нашу встречу ты не сказала ни слова, что собираешься покинуть Имладрис.

— В последнюю нашу встречу ты слышал лишь то, что желал слышать, и я не верю, что с твоим даром читать сердца, ты ни о чём не догадывался.

— Но ты не сказала... Я разочарован, Элириэль. Очень... В тебе... Разочарован.

Его слова полоснули ледяной обидой и болью.

Да, я ничего не сказала ему... Но в его последний приезд подобный разговор был выше моих сил. Я не смогла. Не смогла его огорчить, не смогла добавить ещё бед к тем, что обрушились на его плечи. Он старательно уходил от беседы, сводя разговоры к пустякам, а мне... Мне хотелось помочь. И казалось, что так будет лучше, что я вынесу годы разлуки, как было всегда. Но раньше всегда рядом был Лаэрлинд...

А теперь всё, что мне осталось — лишь его разочарование и холодная отчуждённость?

Мать молчала, наблюдая за нами, отец тоже молчал. А я, преодолевая тяжесть сомнений, вины и обиды, произнесла:

— Значит, адар, ты тоже нарушил своё слово.

Он чуть изогнул бровь в немом вопросе.

— Перед отъездом из Имладриса ты сказал, что твоё благословение, любовь и мысли всегда будут со мной. Ты говорил, что твоё сердце всегда будет открыто для меня. А сейчас лишаешь даже своего расположения. Прости... Прости, что не оправдала твоих надежд.

Горькие слова разбились о броню его холодности. На короткий миг мне показалось, что он обнимет меня, как в детстве, а в прозрачных глазах вспыхнут тёплые огоньки прощения и одобрения... Но он лишь качнул головой и произнёс:

— Мы поговорим об этом позже, Элириэль. Сейчас тебя хотел видеть владыка. Пойдём, я провожу тебя, — добавил он, отстраняясь и протягивая согнутую в локте руку.

Я коснулась ладонью металла на его руке и церемонно проследовала за ним к дому владыки, по-прежнему пытаясь отыскать среди вернувшихся воинов знакомые лица...

Трандуиль, в одиночестве сидевший за массивным столом в кабинете владыки, мгновенно вскинул голову на звук чуть скрипнувшей двери и поднялся, приветствуя нас. Он был всё ещё в сияющих доспехах, лишь сбросил расшитый парадный плащ, посверкивающий драгоценной вышивкой в одном из кресел у входной двери. Светлые волосы, удерживаемые узким серебристым венцом, ровными прядями обрамляли его спокойное лицо. Но взгляд ярких глаз стал другим — отстранённо-безразличным и усталым, словно погружённым в себя, хотя по-прежнему цепким и проницательным. И не было в нём прежней теплоты и понимания. Война изменила всех, бросив тень на сердца и лица...

Отец остался стоять у порога, лёгким движением руки проводив меня перед собой.

— Долгожданное возвращение тебя и воинов в родные земли, эрниль Трандуиль, рождает в сердцах народа радость и надежды, — я склонила голову в официальном приветствии.

— Владыка Трандуиль, — негромко поправил отец из-за спины.

Я в изумлении обернулась и наткнулась на невозмутимого отца, качнувшего головой в сторону сына Орофера. Внезапное осознание смысла сказанного легло тяжестью на сердце и взбудоражило мысли.

— Прости... владыка, — пролепетала я, не находя слов и вновь склоняя голову, чтобы скрыть выражение лица. — Ты хотел видеть меня?

— Мне нужно сказать тебе несколько слов, Элириэль. Присядь, — раздался его звучный голос, и я опустилась в кресло у стола. Отец остался стоять у двери, проигнорировав приглашающий жест Трандуиля.

На несколько мгновений в кабинете повисла неловкая тишина — я настороженно молчала, лихорадочно пытаясь угадать причину столь внезапного разговора и осмыслить нежданные новости, отец сверлил меня от двери внимательным взглядом, а Трандуиль нарочито медленно обошёл вокруг стола и присел напротив, словно собираясь с мыслями для предстоящего разговора.

— Я слушаю тебя, владыка, — слова прозвучали натянуто и неестественно, разрушая тишину, но это заставило Орофериона принять какое-то решение.

Вытянув руку, он положил что-то на край стола между нами и, чуть шевельнув тонкими пальцами, подтолкнул в мою сторону сверкнувший серебром предмет. Я опустила взгляд, оставив попытки прочесть что-либо на его бесстрастном лице, и застыла на месте, наблюдая, как чернеют капли гранатов в тусклом потемневшем серебре витой фибулы, лежащей на столе.

— Я обещал передать тебе это украшение, Элириэль, — негромкие слова падали, словно камни обвала, прочно отпечатываясь в мыслях, но не рождая отзвуков в замершей душе. — Мне жаль... — он на мгновение запнулся, но тут же продолжил прежним спокойным голосом: — Мне очень жаль, Элириэль. Я ничем не смог помочь Лаэрлинду. Твой друг спас мне жизнь. Но я не смог отплатить ему тем же...

Он замолчал, настороженно наблюдая за мной. Я сидела, опустив голову и не в силах оторвать взгляд от стола, пока его тёплые пальцы не коснулись моей руки, придвинув ближе серебряный кубок с вином. Ярко-красным, как сверкающие на столе гранаты...

Накрыв ладонью фибулу, я поднялась из кресла, изо всех сил стараясь сдержать дрожь, и отодвинула предложенный кубок.

— Благодарю, владыка Трандуиль, — губы казались чужими, но голос прозвучал ровно. — Могу я уйти?

— Да, — глухо отозвался он.

Я повернулась и пошла к двери, до боли сжав в кулаке серебристую фибулу, несколько десятилетий бессменно украшавшую левое плечо золотоволосого стража с синими смеющимися глазами.

Отец посторонился у входа, пропуская меня, а затем негромко окликнул:

— Эль...

Но сил говорить с ним не было.

Казалось, что мои шаги разносятся по полутёмному коридору гулким эхом. Взгляд бесцельно скользнул по знакомым с детства гобеленам и резным узорам у потолка. Навстречу мне спешили стражи, сопровождая к новому владыке двух целительниц; а я, взглянув в их лица, невольно задумалась, сколько же ещё раз предстоит сегодня Трандуилю повторить только что сказанные слова. И глубокая отрешённость его взора теперь уже не казалась чем-то необычным.

Отец нагнал меня у источника во дворе, окликнул и взял за руку, поворачивая к себе. Я остановилась, обернулась, подняла взгляд и увидела в его глазах сочувствие. Но меньше всего мне сейчас хотелось вести разговоры.

— Прости, адар, мы поговорим позже, — осторожно высвободив локоть, я отступила на пару шагов и покачала головой. — Прости... позже, — повернувшись, я почти бегом бросилась вверх по дороге, к конюшне, где находился единственный сейчас желанный друг, Хелег.

"Ничего... ничего не скажем..." — в висках стучал лишь голос матери, склоняющейся над Аэглэном. Ты ведь знала всё уже тогда, нана. Знала и молчала. Всё это время...

Мягкое покрывало ночи ласково укутало лес, скрыв внизу, под обрывом каменистого склона, мигающие огоньки неспящего посёлка. Горестный Плач здесь почти не был слышен, заглушаемый журчанием воды. В ветвях надо мной распевал для своей избранницы песню невидимый соловей, а в глубоком чёрном омуте истока Зачарованной бурлили далёкие звёзды. Говорят, что если выпить воды из этого источника, то можно крепко уснуть и утратить часть памяти...

Протянув руку, я коснулась густого серебра, в котором плавало отражение Итиль, и зачерпнула пригоршню холодной воды. Запах хвои, листьев, земли, мха, мёда и ещё чего-то. Неуловимого и незнакомого. Забвения... Молчавшее всё это время сердце внезапно трепыхнулось, левую руку ожгло болью — задумавшись и отрешившись от всего, я слишком крепко стиснула в пальцах украшение. Серебристый металл хрустнул, рассыпаясь на осколки, острыми холодными льдинками разрезавшими руку, а освободившиеся от его плена камни скользнули в ладонь. Да, красные... как кровь...

Выплеснув назад набранную воду, я встала и чуть наклонила руку, вспоминая, как много лет назад так же держала на ладони эту фибулу и, глотая отчаяние, уговаривала принять нежданный подарок. Я не хочу это забывать. Я ничего не хочу забывать. Я буду помнить всё...

Капельки крови медленно капали с ладони, исчезая в неведомой глубине бездонного омута, а я смотрела на них и знала, что теперь уж точно никогда не забуду.

Даргиль, Ненарион, Мельтаур... друзья детства, я всегда буду вас помнить.

И я не забуду вас, воины золотого леса... Насмешник Эртан, упрямец Халларен, мудрый Ардиль... Вы все, кто так и не вернулся к своим домам, будете жить в моём сердце...

Я не забуду, Гланмир, как ты целовал жену у площади, уходя к восточному посёлку. И не стереть из памяти твоих песен, Хэнэлин, когда ты откладывал меч и брал в руки арфу...

Я буду помнить тебя, Лассэлин, а единственным утешением для твоей сестры станет возвращение домой Аглариона...

И никогда, я никогда не хочу забывать тебя, мэльдир...

Сжав руку с остатками украшения, я повернулась, собираясь вернуться домой. И наткнулась взглядом на тёмную фигуру, застывшую под раскидистым деревом у южной части поляны.

Отец не стал скрываться.

Он медленно приблизился, коснулся моей сжатой в кулак руки и с сожалением покачал головой, не говоря ни слова. За его спиной тихо вздохнул лес, где-то далеко заухал филин, а у расщелины ниже по течению реки взвыли волки. Мир по-прежнему шептался, дышал и жил. Но он был другим...

А может быть, это я выросла...

* * *

Крупный зелёный кузнечик неожиданно прыгнул на страницу раскрытой книги, заставив сидящую под нагретым от солнца валуном деву вздрогнуть и оторваться от чтения.

Окинув беглым взглядом широко распахнутых глаз раскинувшееся перед ней плоскогорье, покрытое мягким ковром колышущейся под ветром серебристо-зелёной травы, она перевела дыхание и собралась вернуться к книге.

Но внезапно её чуткий слух уловил знакомые шаги, и она растерянно моргнула, возвращаясь к реальности.

— Мэллерин⁽¹⁾, — негромко позвала остановившаяся около осыпи валунов эльфийка в поношенной дорожной одежде, рассматривая краешек синего платья, выглядывающий из-за камня.

— Я здесь, нана, — дева поднялась в полный рост, выходя к поджидающей у тропинки эльфийке, и крепко сжала в руках книгу в переплёте зелёной кожи, заложив страницу пальцем и пытаясь укрыть её в складках юбки от внимания матери.

— Мэллерин, дорогая, мы ведь собирались уезжать. Разве ты забыла?

— Прости, нана, я думала, что наш отъезд завтра...

Эльфийка покачала головой и насмешливо приподняла тонкую бровь.

— Позволь узнать, что же так поглотило твоё внимание, что ты утратила счёт дням? — протянув руку, она выжидающе замолчала.

Мэллерин тоже молчала, устремив взгляд на узкий серебряный браслет, усыпанный осколками тёмно-красных камней, плотно охватывающий тонкое запястье матери. Наконец, решившись, она вложила в протянутую ладонь книгу, попытавшись незаметно убрать из неё палец. Эльфийка лишь улыбнулась, перехватывая нужную страницу. И в тот же миг ей пришлось приложить явные усилия, чтобы удержать на лице прежнее невозмутимое выражение — чуть дёрнулся уголок губ, прищурились яркие зелёные глаза.

Пробежав глазами страницу и совладав с эмоциями, она вернула книгу дочери.

— Это Саэльдир дал тебе?

— Да, нана, — произнесла дева, смущённо наблюдая за матерью и отводя от лица длинный локон треплемых ветром золотистых волос.

— Мэллерин, дорогая, — голос старшей эльфийки звучал привычно-спокойно и чуть насмешливо. Очевидно, она вполне совладала с неожиданным открытием в руках дочери. — Ты можешь сейчас переодеться и поехать с нами, как собиралась. А можешь остаться здесь и дождаться нашего с отцом возвращения, закончив так захватившее тебя чтение. Мы не будем настаивать. Решать тебе, девочка моя...

— Я поеду с вами, — выпалила Мэллерин, перебивая мать, и снова смущённо замолчала.

— Тогда верни Саэльдиру книгу, и поспешим. Мы с отцом будем ждать тебя у подъездного моста.

Повернувшись, эльфийка пошла в сторону большого дома, утопающего в зелени под охраной ажурной сторожевой башни.

— Ты в любой из визитов сюда всегда сможешь до конца удовлетворить свой интерес, — с лёгкой улыбкой бросила она через плечо, ощущая настойчивый взгляд дочери. — Поспеши, дорогая, к ночи мы хотим перейти брод.

Мэллерин стояла, прижав к себе книгу в зелёном переплёте, и растерянно провожала мать взглядом ярких глаз. Синих, как пронизанное солнцем море...

1) Мэллерин — (синд.) от корня "mel" (дорогой, милый, любимый) и "rin" (воспоминание)

Вернуться к тексту