На далёких дорогах забытых времён (гет)

3360 г. в.э.

Эмин Дуир

Под копытами моего скакуна звонко пели древние плиты Старой дороги, тревожа эхом перестука тишину тёмных ельников. Лучи не достигшего ещё зенита солнца пробивались сквозь переплетение ветвей над головой и заливали путь впереди золотисто-зелёным светом. В надежде всё же успеть оторваться от упорно следовавшей по пятам стайки цветных бабочек, я пригнулась к шее коня и присвистнула. Резко свернув с дороги вправо, конь на полном скаку влетел в едва заметный проход между стволами старых елей, укрытый за молодой порослью.

Позади зазвучал переливчатый звонкий смех и донёсся громкий оклик:

— Эль! Погоди!

Старательно уворачиваясь от хлеставших со всех сторон упругих зелёных ветвей, я отёрла с лица налипшую паутину.

— Эль! Послушай же! Остановись! — взывал из-за спины тот же голос. — Ты же должна понимать, что нам от них всё равно не уйти!

Резко остановившись, я обернулась на голос — в груди кипело негодование, ядовитой волной поднималась злость: и на отставшего ещё на дороге спутника, и на невозможность скрыться от всевидящего ока матери. И на то, с какой радостью воспринимал мои неудачные попытки оторваться от преследования Лаэрлинд.

Придержав разгоряченного коня, он подъехал поближе со снисходительной улыбкой, отряхивая хвою и лесной мусор с одежды и белокурых волос. Вместе с ним подлетела и стайка маминых вестниц.

При их появлении не удалось сдержать злость:

— Будь твоя воля, Лаэрлинд, и желание, то скрыться от них не составило бы труда!

Он неторопливо развернул коня по направлению обратно к дороге, выбираясь из густых зарослей подлеска, и пожал плечами — всем видом своим показывая, что моё настроение совсем его не трогает:

— Элириэль, зачем тебе нужны неприятности?

— Мне они не нужны, — раздражённо бросила я.

— Нас и так уже ждёт разнос за одно появление на этой дороге. И твой отец ничуть не поблагодарит меня за то, что я позволил тебе здесь кататься.

— Ну, так поспеши рассказать ему, как ты старательно отговаривал меня от этой прогулки!

— Элириэль... — Лаэрлинд на мгновение приостановился и укоризненно покачал головой, — разве моя в том вина, что ты делаешь всё наперекор его воле? Он всего лишь пытается тебя защитить.

От его укоризненных слов и спокойного, мягкого тона моя злость начала испаряться, как под солнцем талая вода. Мне стало неловко. Чуть помолчав, я взглянула на спутника и, не скрывая проснувшейся вины, произнесла:

— Прости, мэльдир. Я не хотела тебя обидеть. И без того ты всегда прикрываешь меня от обрушивающихся неприятностей...

Он, как обычно, притворно тяжело вздохнул, вскидывая к небу взгляд:

— А ты, мэльдис, с особым старанием меня в них втягиваешь. Если бы ты хоть изредка слушала мои слова, тебя не пришлось бы ни от чего оберегать.

— Лаэрлинд! Не могу я так! — от его назидательного тона снова поднялось раздражение. — Как ты не видишь, как не желаешь понять?! Мне не дозволено почти ничего! Даже разрешив покинуть пределы поселения, мать отправляет следом своих вестниц... Отец не выпускает никуда без отряда стражи... И даже владыка пристально следит за каждым моим шагом, словно все орки Рованиона разом готовятся утащить меня!..

— Добавь ещё, что я вишу у тебя за спиной, как ненужный груз, — холодно бросил Лаэрлинд, и его обычно весёлые и ласковые глаза полыхнули синим огнём.

Враз его взгляд остудил весь мой гнев и все мысли, а раздражение исчезло, смытое подобно тонкому льду на быстрой реке.

— Прости... — только и сумела произнести я на его выпад, и с намерением помириться потянулась к его руке. — Лаэрлинд, я так не думаю. И никогда не хотела ничего подобного сказать...

Лаэрлинд отстранился, отвёл руку в сторону, не позволяя к себе прикоснуться, и, ничего не ответив на мои слова, отъехал, стараясь держаться впереди и поодаль. Я же осталась наедине с совестью.

Он был рядом всю мою жизнь. Всегда, с самого глубокого детства, я знала его. Воспоминания о Лаэрлинде — сыне Гветана, стража владыки Орофера, и Линнэн, доброй подруги моей матери, — жили даже в самых дальних уголках сердца и памяти. Он был всего-то на полсотни лет старше меня и казался лишь чуточку взрослее... Когда первые попытки познать окружающий мир стали увлекать меня всё дальше от родительского дома, отец посчитал необходимым подобрать мне сопровождающего более подходящего возраста, чем умудрённые многими веками жизни воины владыки.

С Лаэрлиндом мы поладили сразу — он мало в чём мне отказывал, терпеливо сносил мимолётные капризы, сопровождал в дальних прогулках и стеною вставал на защиту при недовольстве отца, зачастую принимая на себя мою вину. Но лишь сейчас под его устало-безразличным взглядом холодных глаз мне впервые явилось осознание того, как ему приходится нелегко — втягивая мэльдира в казавшееся забавным очередное приключение, я никогда не задумывалась о том, что он не просто мой товарищ по играм, но и страж, отвечающий за безопасность дочери главы совета.

От одной этой мысли стало нестерпимо стыдно.

— Лаэрлинд, — негромко окликнула я его, пытаясь приблизиться и ещё раз заглянуть в ставшие такими незнакомыми синие глаза.

Он обернулся и остановил коня.

— Элириэль, — спокойно прозвучал его голос, — если бы ты только знала, как я... — на мгновение он запнулся, прежде чем продолжить, — как я с нетерпением жду твоего взросления. Как я жду, когда ты поймёшь, что все эти ограничения и кажущиеся тебе чудовищными запреты направлены не против тебя или твоей свободы, а лишь на защиту. Ты злишься на отца и мать, но ты — их единственное, долгожданное дитя. И они не могут не тревожиться, дозволяя отправиться из безопасности охраняемого поселения на задуманные тобой безумства.

Признавая его полную правоту, оставалось лишь промолчать.

Редко кто из дочерей нашего народа соглашался разделить со мной приключения за пределами поселения. Меня же манили долины и ущелья Эмин Дуир, чьи каменистые склоны под сенью густых хвойных лесов, казалось, хранили множество тайн. Старая дорога, Мэн-и-Наугрим, делившая Эрин Гален на две части к югу от наших поселений, всегда неудержимо влекла меня. И, разглядывая в кабинете отца разложенные на столах карты, я подолгу любовалась чёткой и ровной линией дороги, рисуя в воображении устремлённую сквозь лес стрелу, способную вмиг соединить два мира — встающего и заходящего солнца.

Желающих выбраться к цели моих мечтаний, Мэн-и-Наугрим, никогда не находилось среди подруг-эллет, — как сказала однажды одна из них: «Это не за гиацинтами к ущелью погулять...» В моём окружении Лаэрлинд был единственным, способным поддержать подобное безрассудство — вот только я не понимала, что у него не было иного выбора. И что он, не сумев отговорить, попросту не имел права оставить меня один на один с подобным приключением. А я...

Я же сейчас беззастенчиво сорвала на нём раздражение, при этом сознательно втянув в очередной запретный поход.

Отвернувшись, Лаэрлинд снова двинулся вперёд, возвращаясь к малоприметной тропке, которая привела нас на Старую дорогу из чащи северной половины леса. Попытавшись догнать и поравняться с ним, я снова позвала:

— Лаэрлинд... — Но он лишь пренебрежительно отмахнулся в ответ.

При его жесте глухое раздражение тут же вернулось, а недавнее раскаяние исчезло без следа.

— Не стоит, мэльдир. Не стоит так со мной обращаться...

Намёк на угрозу Лаэрлинд безошибочно уловил, остановился и обернулся, насмешливо вскинув бровь. Его губы сложились в ироничную улыбку:

— И что же, мэльдис, мне грозит?

— Я скажу отцу, что ты не старался отговорить меня от этой поездки! — выпалила первое, что пришло в голову.

На подобное заявление он лишь беззаботно рассмеялся:

— Эль, уж поверь, в этот момент более счастливого эллона не найдётся в наших лесах! Говори что пожелаешь, я слишком устал от твоих выходок и буду только благодарен, если ты избавишь меня от необходимости разговора с твоим отцом.

Я опешила. Лаэрлинд снова усмехнулся и продолжил:

— Ты считаешь себя столь взрослой, что позволяешь себе спорить с отцом и матерью, избаловавшими тебя вседозволенностью. Ты уверовала, что в мире всё должно происходить лишь по одной твоей воле и мановению руки. Ты никогда не считаешься с желаниями или чувствами других. Ты не ценишь жизнь — ни свою, ни чужую. Для тебя все опасности — вымысел, а запреты — просто игра. Так давай же, давай, — ну, скорее, — расскажи отцу о нерадивом страже, не справившимся с обязанностями! К тому же, тебе для этого даже не придётся лгать! Расскажи всё... И я с радостью и спокойным сердцем уеду к пограничным отрядам — подальше от тебя!

Окатив меня прожигающим взглядом, он сокрушённо покачал головой и отвернулся, подгоняя коня. Мне оставалось лишь смотреть ему вслед, впервые осознавая его правоту. Во многом — но не во всём... С обвинениями в безрассудстве — он прав, но в другом... Никогда чья-то жизнь не была мне разменной монетой для оплаты сиюминутных прихотей. И... и меньше всего хотелось бы потерять дружбу и расположение единственного спутника, отправившегося со мною сюда.

Догнав Лаэрлинда, даже не повернувшего головы при моём приближении, я поравнялась с ним и настойчиво ухватила за руку.

— Лаэрлинд, — очередная попытка заговорить с ним была не намного успешнее предыдущих. — Послушай...

— Тихо, — он вдруг предупреждающе вскинул вверх вторую руку — не пытаясь высвободиться от меня, но и не оглядываясь. — Молчи, Эль.

Напряжение в его голосе не оставляло места неповиновению. Чуть прищурившись, сжав губы и сосредоточенно хмурясь, Лаэрлинд вслушивался в какой-то отдалённый звук — я же расслышала его лишь сейчас.

— Быстро, к тропе, — скомандовал он. — Только тихо.

Со всей возможной скоростью и осторожностью мы устремились к зарослям на северной стороне дороги, торопясь достигнуть тайной тропинки, ведущей к подножию наших гор. Приближающийся топот чьей-то тяжёлой поступи и металлический лязг стали слышны более отчётливо.

— А если это всего лишь путники? Или торговцы? — поинтересовалась я. — Может быть лучше их поприветствовать? Или поговорить? Зачем сразу прятаться?

Лаэрлинд, почти втолкнувший меня перед собой под прикрытие зарослей, не обратил на посыпавшиеся вопросы ни малейшего внимания. Он спешился и знаком отправил своего коня вглубь леса, а сам неподвижно застыл под прикрытием дерева, сдёрнув с плеча лук.

— Эль, сделай одолжение, замолчи. А если ты сейчас не послушаешься, я заткну тебе рот, — прошипел он, продолжая следить за дорогой и не удостоив ни единым взглядом меня.

От обиды я растерялась и смолкла. Потом тоже спешилась, по примеру Лаэрлинда отослала коня, приблизилась к мэльдиру и встала за его спиной. Стоило только подойти — и Лаэрлинд стремительно обернулся. На его лице проступил неподдельный ужас, и побелевшими губами он прошептал:

— Ты с ума сошла? Что ты делаешь?! Немедленно уходи отсюда, иначе...

Не договорив, он отпрянул, прячась от проходящих по дороге путников и крепко прижимая меня к дереву за своей спиной. Со стороны дороги донёсся громкий хриплый смех, и с нашим укрытием поравнялся небольшой отряд. Я привстала на цыпочки и выглянула из-за плеча Лаэрлинда.

И поначалу не поверила своим глазам. Это казалось невозможным — не скрываясь, среди ясного дня, по нашему лесу шагали четыре орка, лязгая металлом и громко топоча. Я в изумлении смотрела на высоких нескладных чудищ, рассказы и предостережения о которых слышали едва ли не с рождения все дети в наших лесах.

Лаэрлинд, кажется, перестал даже дышать, слившись с лесом в одно целое. Неожиданно один из орков остановился и, принюхиваясь, повернул голову в нашу сторону. Его большие, чёрные, казавшиеся зеркальными глаза подслеповато сощурились, и он скользнул каким-то полупустым взглядом по кустам и подлеску, скрывавшему нас. Опираясь, я осторожно опустила руку Лаэрлинду на плечо. Он раздражённо сбросил мою ладонь и резко оттолкнул себе за спину. Шаг назад — и под моей ногой громко хрустнула неприметная сухая ветка, притаившаяся в густой траве у самого ствола.

Лаэрлинд в ужасе обернулся.

— Беги, — прошептал он, всё ещё отчаянно надеясь остаться незамеченным. — Эль, беги немедленно! Ты слышишь меня? — скомандовал он уже в полный голос, видя, как один из орков сошёл с дороги и двинулся к нам. — Беги!!!

Выскочив из-за прикрытия ствола дерева, он встал лицом к лицу против четвёрки орков и громко выкрикнул в их сторону несколько слов на непонятном мне языке. Потом вскинул лук, долю мгновения целясь, и выпустил одну за одной две стрелы. Отбежал несколько шагов от нашего убежища и, встав у соседнего дерева, бросил на меня быстрый взгляд. И лишь устало прикрыл полыхавшие синим огнём глаза, ни слова не говоря при виде того, как я в страхе сползла спиной по стволу к земле, зажимая руками рот.

Где-то совсем рядом затрещали заросли под напором массивного тела — орк шёл напролом. Лаэрлинд успел сделать ещё один выстрел, уложив третьего из четвёрки врагов, когда вынырнувший сбоку последний противник сбил его с ног ударом окованной металлом перчатки. Рухнув в высокую траву, Лаэрлинд выронил лук, ставший бесполезным в рукопашной схватке. Правой рукой он попытался вытащить висящий у пояса кинжал, но не успел — рука его замерла на полпути, впечатанная в землю тяжёлым сапогом. Он вскинул левую, отталкивая орка от себя, но тот уже с силой сомкнул пальцы на его горле. Судорожно дёргаясь, извиваясь на земле всем телом, мэльдир пытался освободиться от цепкого захвата, но орк явно был более опытным бойцом и, рыча, только крепче сжимал пальцы, выплёвывая сквозь хриплый смех слова, из которых для меня понятным был лишь общий смысл.

Повернув ко мне искажённое от боли и яростной борьбы лицо, Лаэрлинд прохрипел:

— Беги... беги же, Эль...

Его умоляющий взгляд говорил много более с трудом давшихся слов. Подхватившись с земли, я побежала. Но не подальше в лес, а прямиком к нему — и, словно во сне, под ударами ног кровь заливала его лицо.

Я закричала и схватила выроненный Лаэрлиндом лук, вслепую нашарила одну из стрел, рассыпавшихся во время борьбы, натянула тетиву и выстрелила — почти в упор, в морду обернувшегося ко мне орка. Промахнуться было невозможно — и стрела нашла свою цель.

Удивлённо-недоуменный рык орка превратился в хриплый вопль боли, ослабевшие руки отпустили горло замершего на земле Лаэрлинда. Сделав несколько неуверенных шагов, массивное тело рухнуло у моих ног, противно хрупнув вошедшей глубже стрелой и оставляя тягучий чёрный след на земле и зелёной траве.

Я метнулась к мэльдиру, с трудом переводя дыхание и едва совладав с приступом тошноты от зловония орка. Лаэрлинд лежал без движения и, склонившись, я увидела изуродованное ударами лицо — он был бледен, губы посинели, тонкие струйки крови сочились из носа и рассечённого лба, пятнали гладкую кожу алыми росчерками и скапывали на истоптанную траву.

Замирая и трясясь от ужаса, я приложила руку к его груди и едва не разрыдалась от облегчения — под ладонью бились лёгкие удары сердца.

— Лаэрлинд, — голос дрогнул, срываясь, — прошу тебя, мэльдир, открой глаза. Умоляю, очнись.

Он не шелохнулся, не открыл глаз, и никак не ответил на мой жалкий зов. Я хотела было поднять его и привести в чувство — с конями были полные фляги воды, — но, едва коснувшись его затылка, тут же отдернула руку — пальцы мгновенно окрасились алым, мягкие пряди его волос слиплись от горячей крови.

Страх причинить ему ещё больший вред малейшим движением заставил отступиться. Мысли смешались. И накрыло бессилием перед неумолимой случайностью, способной в считанные минуты унести его жизнь. Я не знала, что делать дальше. Я потерялась...

И тогда слёзы, и без того подступавшие к горлу колючим комом, прорвались и жгучими ручейками неудержимо потекли по щекам. Вскинув голову, я закричала:

— Nana! Adar!

Лес удержал мой панический крик под мягким зелёным пологом крон, отозвавшись лёгким шелестом ближайших вековечных гигантов. Раскачиваясь над лежащим без движения Лаэрлиндом, я была способна лишь непрерывно твердить:

— Мама, мама, отец, помогите... помогите же нам...

Закрывая руками лицо, чтобы не видеть посеревшего Лаэрлинда, я закусила ладонь и зарыдала в голос — захлёбываясь, давясь слезами, окончательно осознав всё, случившееся только что. Горячие потоки слёз текли сквозь перепачканные пальцы, растворяли чужую кровь и капали на траву.

— Элириэль, прекрати, — раздался вдруг рядом слабый голос. — Замолчи, пока твои крики не собрали ненужных гостей.

С трудом опустила я трясущиеся руки и сквозь застившую глаза пелену попыталась разглядеть Лаэрлинда:

— Мэльдир, умоляю, прости меня! Прости... Клянусь, я клянусь, что никогда больше не ослушаюсь тебя!

Он слабо шевельнул в подобии улыбки разбитыми губами и, скривившись от боли, с трудом приподнял раздавленную орком руку, рассматривая пальцы. Шевельнув ними, он снова скривился, недовольно дёрнув уголком губ, и попросил:

— Помоги мне встать и найди наших коней.

Он заговорил, но тревога никак не отпускала. Я вытерла слёзы и протянула к его щеке руку, всматриваясь в бледное, окровавленное лицо.

— Лаэрлинд, ты простишь меня?

Находя опору в левой, здоровой руке он попытался самостоятельно приподняться. Я подхватила его за плечи, помогая сесть. Подтянув непослушное тело, он привалился спиной к стволу ближайшего дерева и откинул назад голову, унимая капающую из носа кровь. Правая его рука безжизненно висела вдоль тела.

— Эль, не стой надо мной, — бросил он устало, — веди коней. Нам надо уходить отсюда. Кто знает, сколько их может быть там.

Свистом подзывая коней, я поднялась на ноги.

— Лаэрлинд, — едва сдерживая готовые снова политься слёзы и сжимая трясущиеся пальцы в кулаки, я видела только его, — ты так и не ответил мне.

Он молча прикрыл глаза, стискивая пальцами тонкие крылья носа.

Мой конь, отвечая на призыв, вышел из зарослей за моей спиной. Второй скакун не заставил себя долго ждать и, появившись следом, подошёл к хозяину. Лаэрлинд протянул к нему руку и, ухватившись за гриву, попытался встать. Я подбежала к нему, желая подставить плечо, поддержать, помочь устоять на подгибающихся ногах.

Но он отмахнулся:

— Не надо. Я лучше сам. Собери пока стрелы и наше оружие.

С трудом усевшись верхом, он забрал у меня свой лук и колчан с остатками стрел. Огляделся по сторонам, проверяя возможные потери, и покачнулся, всем телом навалившись на шею коня. С явным усилием выпрямился.

Обратная дорога к дому представлялась до ужаса бесконечной и почти непреодолимой...

— Эль, не стой как истукан. Садись уже, поехали, — он достал флягу и отпил глоток воды.

Пару лиг мы продвигались через лес в полной тишине. Лаэрлинд покачивался, временами теряя равновесие и цепляясь пальцами за гриву, но удерживался верхом, прикрыв глаза и полностью доверившись коню. Я не смела с ним заговорить, ощущая жгучую вину и едва сдерживая слёзы при виде его разбитого, распухшего, покрытого коркой запёкшейся крови лица.

Когда впереди раздались звуки, отличные от шороха листьев, мерной поступи наших коней и пересвиста птиц, Лаэрлинд насторожился и прислушался. Слабая улыбка тронула его растрескавшиеся губы, едва не заставив меня закричать от радости и облегчения.

— Это твой отец, Эль, — произнёс он, покачнувшись и почти соскользнув со спины коня.

Лишь за деревьями показались наши воины, я стрелой помчалась им навстречу.

— Отец, — мой голос сорвался на крик, — отец! Помоги! Лаэрлинд ранен!

Лицо отца было непроницаемо.

Подъехавший сзади Лаэрлинд остановился коня и тяжело, с трудом, спешился. Подошёл к нам с отцом, опустился на одно колено и виновато склонил голову.

— Прости, лорд Сигильтаур, — хрипло произнёс он. — Я подверг опасности твою дочь и не смог обеспечить ей должную защиту. Я признаю свою вину и готов понести наказание.

Его слова, полные отчаяния, вины и сожаления, взметнули в моей душе бурю. Я бросилась отцу на грудь и закричала:

— Отец! Он не виноват! Это моя вина! Моя! Только моя! Не будь Лаэрлинда, и меня бы уже не было с вами... Наказывай меня! Меня, а не его. Я готова понести любое наказание, только помоги ему. Помоги, умоляю тебя!

И отец, и Лаэрлинд с одинаковым удивлением воззрились на меня и текущие по моему лицу слёзы.

— Тише, Элириэль, — спокойно произнёс отец, отодвигая меня в сторону.

Склонившись к Лаэрлинду и подняв его на ноги, он внимательно вгляделся в его лицо. Что-то прошептал, провёл рукой, осторожно касаясь кончиками пальцев разбитого лба, виска и высокой скулы. Лаэрлинд с благодарностью склонил голову, а отец повернулся ко мне.

— Элириэль, сейчас ты поможешь Лаэрлинду добраться домой и снова вернёшься сюда с теми, кого выберет владыка Орофер.

Я ожидала чего угодно, но этот приказ вызвал недоумение.

— Ты поняла меня?

Мне удалось лишь молча кивнуть в ответ.

— Но, отец...

Он властным жестом отмёл любые слова и возражения.

— Ты просишь наказания для себя и признаёшь вину, Элириэль? Что ж, тогда я рад, если ты действительно её осознала. Ты будешь наказана. Отныне тебе не разрешается покидать границы нашей долины, — он снова взглядом и жестом пресёк любые возражения, закончив беспрекословным тоном, — иначе, чем в моём сопровождении.

— А... а Лаэрлинд?.. — голос прозвучал жалко и потеряно.

— Лаэрлинд, если согласится, должен будет научить тебя обращаться с оружием.

Не скрывая удивления, мэльдир взглянул на моего отца и несколько мгновений спустя почтительно склонил голову.

— Смотри, Лаэрлинд, это может стать гораздо худшим наказанием, чем любая кара, нарисованная твоим воображением, — в голосе отца прозвенела скрытая ирония.

— Я согласен, — твёрдо произнёс Лаэрлинд, вскинув голову и глядя в глаза моему отцу.

Я успела ощутить и распознать незаметный момент обмена их мыслей, и отец кивнул:

— Езжай, покажись лекарю. Элириэль, жду тебя здесь, прошу возвратиться как можно быстрей, — его холодный, сухой, официальный тон неприятно царапнул слух, вновь заставив ощутить всю тяжесть вины.

Кивнув, я вскочила на коня и, стараясь приноровить его бег к скорости Лаэрлинда, явно державшегося лучше, чем до встречи с моим отцом, поспешила домой, раздираемая противоречивыми мыслями, желаниями и волнениями.

Дома меня ждали.

Очень непривычно было видеть мать в походной одежде вместо летящего светлого наряда, без её маленьких вестниц. Я ждала укоров, упрёков и строгих наставлений с её стороны, но вместо этого получила лишь молчаливый кивок, когда она направила своего коня вслед за отрядом стражей, высланным владыкой Орофером к моему отцу.

Мы вновь вернулись к Старой дороге, по обе стороны которой всё также шелестел густой подлесок, сладко пахло хвоей и перекликались в вышине птицы. Лишь на дороге, подсвеченной закатными лучами, да в истоптанных зарослях, не скрывающих следов борьбы, изломанными куклами валялись уродливые тела наших извечных врагов.

Воины, прибывшие с нами, разделились — небольшой отряд отправился по дороге к востоку, ещё один — к западу. Остальная стража, мой отец, мать, Линнэн и сын владыки остались у места стычки. Воины обыскали окрестности, стащив в кучу тела убитых орков и их оружие. Стоя рядом с отцом, я вопросительно взглянула на него:

— Откуда они здесь взялись? Да ещё и днём...

Отец ответил лишь холодным взглядом:

— Ты всё ещё считаешь бессмысленными накладываемые нами запреты?

Я промолчала, сникнув. Отец отошёл в сторону, а Трандуиль тихо положил мне на плечо руку.

— Это один из отрядов, которые давно посылает враг к Хитаэглир, чтобы отомстить наугрим за помощь Эрегиону, — негромко произнёс эрниль. — Они расселяются на склонах гор, и, боюсь, скоро Мэн-и-Наугрим будет заброшен путниками. Не всегда день, полный солнечного света, является защитой от них. Днём они слабеют и хуже видят. Но от этого не становятся менее опасным врагом для юных и неопытных воинов. Вам удивительно повезло остаться в живых после сегодняшнего, — добавил он после небольшой паузы, отходя к моему отцу.

Чёрный зловонный дым поднимался над погребальным костром, поглощавшим останки врагов. Мне казалось, что липкая копоть, покрывшая деревья, траву, одежду и изуродовавшая когда-то яркую зелень, обрамлявшую Старую дорогу, больше никогда не исчезнет, навеки отметив мою глупость. Я смотрела на догорающие останки, безотчётно сжимая кулаки и неосознанно пытаясь стереть с рук разносимый по лесу пепел. Когда погасли последние угли, отец, всё время напряжённо стоявший вблизи огня слегка шевеля губами, отвернулся от выжженного пятна и устало отошёл в сторону. Его место заняли моя мать, Трандуиль и Линнэн.

Соединив руки, они запели. Их голоса, поначалу едва слышные, постепенно набирали силу, разливаясь полноводной рекой над притихшим лесом. Повинуясь их напеву, измятые и изломанные во время стычки зелёные ветви медленно выпрямлялись, устремляясь к солнцу, побеги и листья, чуть заметно подрагивая, стряхивали чёрный пепел, а свежая трава прорастала сквозь уродливые следы и смыкалась над обезображенной землёй...

...Спустя некоторое время я молча проследовала за отрядом к дому, оставив позади ставшую навеки памятной просеку, где ничто более, кроме отпечатавшегося в глубинах моей души, не могло поведать о случившемся...

_______________________________

Примечания:

мэльдир — (синд.) друг мужского пола

мэльдис — (синд.) подруга

имена:

Лаэрлинд — "музыка лета"

Линнэн — "поющая вода"

Гветан — "доблестный муж"