Лед и Пламень (гет)

Битва за Винтерфелл​

— Мы сидим здесь и бездействуем в то время, как они нападают на крепости, на деревни! — воскликнул кто-то, и многие повернулись к говорившему. Смотрели на этого человека и Тирион, и сир Давос, и Варис. — Мы спрятались здесь, а наши земли разоряют и наших людей уничтожают.

— Мы не можем отправить войска на помощь в другие крепости, — решительно ответил ему Давос.

Здесь и сейчас он представлял перед лордами своего короля. Глянув на леди Сансу, стоявшую в паре шагов от него, Тириона, Мисандею, Серого Червя, старый контрабандист уже спокойнее добавил:

— Мы не можем сейчас уйти из Винтерфелла. Если отправить бойцов, есть огромная вероятность, что они никому не успеют помочь. Сейчас метель... — Все не сговариваясь глянули на узкие окна Большого зала, сквозь которые в чертог с воем прорывалась свирепая вьюга. — Даже северяне, привычные к зиме, не смогут добраться до ближайших крепостей. А бой здесь еще не окончен. Враг вернется.

— И сюда вернется тот, от победы над кем зависят жизни всех людей. Если мы его сокрушим, то падут и его армии, — с чувством добавил Сэм. Его руки чуть-чуть подрагивали, и он вцепился ими в свою одежду. — Мы должны быть готовы продолжить сражение. Мы должны думать лишь об этом.

— В армии Короля Ночи сотни тысяч бойцов, но сам он один, и он придет именно сюда, — поддержал Сэма и Давоса Тирион. — В этом нет сомнений. Он отступил, чтобы отправить часть своей армии дальше. Но сам он вернется к Винтерфеллу. И произойдет это очень скоро. Любой, кто сейчас отправиться в путь, наткнется на эти тысячи мертвых, сквозь ряды которых придется прорываться в деревни и крепости.

— Мы не можем сейчас разделяться, — очень тихо произнесла Санса, зная, что северяне в отсутствие Джона послушают ее.

Она могла понять чувства всех, кто собрался сейчас здесь. Все они оставили семьи и дома, пришли сюда, повинуясь клятве предков, но душой и сердцем находились дома, рядом со своими семьями.

Много лет Санса привыкала беспокоиться только о себе, но теперь она была дома, рядом со своими близкими, рядом с семьей. За годы жизни вне Винтерфелла она часто вспоминала дом, но лишь здесь наконец осознала, что вне этой крепости никогда не была по-настоящему счастлива, любима и спокойна. Свободна. Сильна.

А ведь она считала себя сильной! И была таковой. Но свою силу она черпала в горе, в гневе, в отчаянии. В страхе. В безысходности. Но лишь дома и рядом с семьей в нее хлынула та сила, которая оказалась в сотню раз мощнее. Сила, рожденная любовью и преданностью, заботой и добротой. Севером, который течет кровью в жилах.

Голодный и раненый волк будет биться с ожесточенностью и со смирением противостоять невзгодам. Но волчица, которой есть что защищать, дерется в десять раз яростнее.

— Мы здесь не для того, чтобы отстоять этот замок или землю вокруг него, — произнесла девушка. — Мы не с людьми воюем, которым зачем-то понадобился этот не самый плодородный край. Мы здесь, чтобы сохранить жизни. Жизни наших людей, ваших семей. Всех живых. Мы должны выстоять здесь, все вместе, если не хотим, чтобы все исчезло. Не будет детей, внуков и никого из наших потомков, если мы не выстоим в эту Долгую Ночь здесь. Людского рода просто не станет.

Санса замолчала, и никто не решился заговорить. Все молчали, и каждый думал о своем, глядя как чернота за окнами раз за разом проникает в Большой зал роем крупных злых снежинок…

— Дотракийцы не выдержат, — с раздражением и болью отметил сир Джорах, пытаясь сквозь метель рассмотреть то, что происходило за пределами крепости, но сквозь снежную пелену угадывались лишь мерцающие костры среди снежных барханов, которыми стали дотракийские шатры. Костры постоянно гасли, треща и шипя под напором снега. Да и ночь не вселяла в людей мужество.

— Серый Червь и остальные Безупречные собираются остаться вне крепости, — по самые глаза завернувшись в медвежью шкуру, сказал Тирион. — Серый Червь говорит, что Безупречные выносливы. Но эта зима... Даже им она не по силам. Я продрог до костей, мой друг.

Джорах не ответил, лишь поднял взгляд к темному небу.

— Их давно нет, — согласился с невысказанным Тирион. — Будем надеяться, что наши Король и Королева вернутся до того, как мы все тут замерзнем насмерть, ожидая врага.

— Я был бы спокоен, если бы Дейнерис взяла меня с собой.

— Отпусти ее, — посоветовал Тирион. — Ты верен ей, готов отдать за ее величество жизнь...

— Я давно служу ей, — перебил его воин. — Я всегда следовал за ней, учил, давал советы. Я был рядом, когда она все потеряла. И видел, как она завоевала полмира. Я помогал ей это сделать. Я служил ей верно.

— Ты служил… — согласился Тирион. — И ты же ее продал.

— Это в прошлом, — прошептал Джорах, но по тону мужчины Тирион уловил, что Мормонт не обманывает сам себя и понимает, что то предательство не будет забыто. — Я искупил свою вину.

— Ты служил и служишь ей, — напомнил ему карлик. — Я тоже служу Королеве. Но только ли это ей нужно? Отпусти ее.

Карлик замолчал, прищурился, глядя в пургу. Снег хлестал его по щекам, ерошил волосы, но Тирион этого не замечал. Все его мысли были обращены к воспоминаниям, к тому, что он видел во время боя, к словам брата. К прошлому. К надежде о будущем.

Внезапно раздался приглушенный вой рога. Затем еще и еще.

— А вот и смерть, идущая за каждым из нас… — глухо прошептал Тирион.

Тирион поднял взгляд к небу, надеясь хоть что-то увидеть, но метель вихрями закручивалась над Винтерфеллом, отрезая его от внешнего мира.

— Мы так и умрем в этой странной снежной мгле? — спросил себя карлик, щурясь.

Он слышал крики людей, слышал как на стены спешили подняться лучники, как внизу раздавались команды и видел, как зажигается больше и больше факелов, чтобы хоть немного разогнать мрак. Но он чувствовал, что огонь не дает тепла, лишь снег с шипением нападает на пламя, силясь погасить его. Десница глубоко вздохнул и со страхом выдохнул облачко пара, осознавая, что вокруг становится холоднее.

— Мы умрем сегодня, — понял он с удивительной ясностью. — Мы или умрем, или выстоим. Иного не дано. Но…

Он прислушался и с горечью смахнул с бороды снег — он не видел людей внизу, но слышал их отчаяние. Ощущал их страх даже сквозь эту стену снега, что лишь сильнее разрушала решимость людей.

— Первое вернее.

Тирион вздохнул. Его охватил ужас, но разум продолжал работать, подсказывая карлику, что ничего уже нельзя изменить. И бежать, похоже, тоже некуда. Он не видел врага, но холод наступал на крепость со всех сторон, давая знать, что живые не смогут покинуть Винтерфелл.

Он не знал, сколько длилось то оцепенение, что охватило его. Он просто стоял на стене, завернувшись в заледеневшую медвежью шкуру, и слушал метель. Ветер шумел, гомонили люди, слышался злой треск подожженных поленьев в корзинах, а карлик все слушал. Он не знал, прошло ли несколько минут или несколько часов. Он лишь с безумной надеждой ждал, зная, что люди вокруг него тоже ждут. Отчаянно. Безнадежно. Как могут ждать лишь те, кому некуда отступать. Выхода нет. Нет спасения. Не убежать. Врага не видно, но он уже здесь. Совсем рядом…

Внезапно что-то изменилось. Был ли это стихший ветер. Или странная ночь, поглотившая мир, на долю секунды отступила. Но что-то случилось. И это не осталось незамеченным.

А потом, медленно-медленно, стал утихать снегопад. Холод все еще жалил и огонь не желал согревать, но пугающая метель прекратилась.

Прекратилась, чтобы все в Винтерфелле увидели армию, подступившую к крепости со всех сторон.

— Семь преисподних… — прошептал Тирион, как только смог видеть чуть дальше собственного носа.

Мертвые стояли на некотором отдалении от линии, созданной из деревянных ежей, снабженных остриями из драконьего стекла, но их было так много, что остатки этой армии терялись в отползающей снежной круговерти. Мертвые светящиеся синие глаза были обращены к крепости, и от этого становилось лишь холоднее. Дотракийцы под стенами Винтерфелла молчали — даже эти бесстрашные и воинственные дикари понимали, что не смогут запугать врага своим бахвальством и криками. Безупречные построились и выставили свои копья навстречу опасности — даже если они и боялись, то ни один из них не подавал виду. Северяне выглядели сосредоточенными и хмурыми, но в их речах уже ощущалась отчаянная решимость. А вот речники и долинцы явно растерялись, хотя при первой атаке выглядели иначе.

— Мы не можем выйти за стены, мы должны держать осаду, мы не можем идти в атаку, это безумие! — слышал Тирион их разрозненные речи и разделял их чувства. Даже с Безупречными и дотракийцами сейчас армия живых, оказавшаяся в окружении, была меньше, а людьми овладел страх.

Карлик покосился на мертвецов. Те стояли неподвижно, будто тот, кто вел их, выжидал.

— Ему некуда спешить, — с горечью усмехнулся Тирион. — Он ждал этого восемь тысяч лет. Он лишь порадуется, если ожидание разобщит нас. Если, конечно, он способен испытывать эмоции…

— Мы не сможем отсидеться в крепости, — услышал десница голос своего брата.

Ему ответили, но гул голосов был такой мощный, что Тирион не разобрал слов.

С каждой проходившей минутой разлад в войсках лишь усиливался. Лишь Безупречные стояли неподвижно, готовые принять первую атаку на себя. Ожидание резало больнее меча. Дрожащими руками карлик вытащил из-под плаща мех и хлебнул терпкого вина.

— Еще немного — и люди начнут бросать оружие, — сказал рядом с ним хмурый узколиций парень.

«Эдд, — вспомнил Тирион. — Его зовут Эдд. И он друг Джона».

— Нам нужен Джон, — сказал он Скорбному Эдду. — Он и Королева.

— Он будет здесь, — ответил ему дозорный, теперь уже бывший Лорд-Командующий Ночного Дозора. — Он может сомневаться, но когда близится бой, он всегда в его гуще.

Тирион вздохнул и чуть дернул уголком губ. В тоне Эдда он услышал такую уверенность и тень восхищения, что не мог не поверить.

— Я был с ним, когда одичалые штурмовали Черный Замок. Если бы не он, ничего бы не было. Пусть он не отбросил врага в одиночку, но он тот…

— За кем идут люди, — довершил за Эдда карлик, точно зная, что слова эти верны.

— Именно поэтому он будет здесь, — сказал бывший дозорный.

Со скрежетом и скрипом мертвые разом сделали шаг вперед, подступая почти вплотную к остриям из драконьего стекла. В этот же миг сначала тихо, а затем все громче завыл волк.

Все, кто собрался во внутренних дворах крепости, разом умолкли, вслушиваясь в этот яростный вой.

— Они возвращаются, — негромко, но так, что его, похоже, услышал каждый, произнес Эдд. — Призрак чует своего хозяина.

Будто подтверждая слова Скорбного Эдда, в богороще рыкнул и завопил Рейгаль, а потом, отвечая ему, с неба донесся мощный драконий рев.

«Может ли мужчина стать отважным, если он боится?» — услышал Бран свой собственный вопрос. Вопрос из прошлого ли? Из будущего ли? Он никак не мог вспомнить. Он и себя едва помнил…

«Только преодолев страх, он и станет храбрым, он и станет мужчиной», — всплыл в памяти ответ отца, но Бран никак не мог вспомнить, было ли это в прошлом или еще только должно было с ним случиться.

Что есть прошлое? Что есть будущее? А что во всем этом его настоящее? Он не помнил. Как не помнил и то, кто он на самом деле.

«Я Бран… Моего брата зовут Джон. Я должен спешить», — подумал юноша, чувствуя себя ветром, корнями деревьев, соком растений.

Тирион смотрел, как снижается дракон. За этим наблюдали все. И атмосфера в крепости и за ее стенами резко менялась. Холод не исчез, но вдруг стало легче дышать, и предопределенность будущего отступила. Будто дракон сжег все своим огненным дыханием.

Войска, еще несколько минут назад спорившие во внутренних двориках, валом повалили наружу, не боясь того, что мертвые уже наступали со всех сторон.

Вихты повисали на деревянных кольях, но их было слишком много, и вскоре мертвые уже валом валили по грудам из тел своих мертвых собратьев, бросаясь на копья Безупречных. Те встречали их и отбрасывали, кололи и кололи. Но вихтов было гораздо больше.

Белые Ходоки держались позади, рядом с Королем Ночи, и преспокойно наблюдали за тем, как мертвые волнами накатывают на защитников.

— Мы не сможем сокрушить всех мертвых, чтобы после сразиться с Иными, — понял Тирион и посмотрел на Джона и Дейнерис на спине Дрогона. — Нужно…

Даже озвучивать этот план было страшно, но карлик не видел иного пути. Мертвые не знают усталости. Если воевать лишь с вихтами, то живые положат у стен Винтерфелла и внутри него всех бойцов, но не добьются успеха. Значит, необходимо прорываться, пойдя в самую гущу, откуда, если все обернется плохо, никто уже не вернется. Безумный… кошмарный… самый опасный… но единственный возможный план.

Дрогон сел у самой стены, заревел, заметив Рейгаля. Тирион вгляделся в лица Джона и Дейнерис и задохнулся от недоброго предчувствия. Что-то изменилось. Они что-то видели или что-то поняли там, в краю вечной зимы. Что-то произошло там. Что-то, от чего Джон выглядел бледным и подавленным настолько, будто там, на севере, ему вырвали сердце. Карлик не видел, но нутром чуял эту черную злость, эту обреченность… понимание чего-то. Джон взглянул на Винтерфелл и будто не увидел его, словно стены не были ему препятствием. Кого он хотел увидеть? Что… Что горечью омрачило его взгляд? На миг он взглянул на Дени и что-то ей сказал, а она кивнула и осталась сидеть на спине дракона.

«Если остаться в прошлом слишком надолго, то потеряешь себя», — услышал Бран голос из пустоты. Кто сказал ему это? Он сам? Жойен? Юноша не мог вспомнить.

«Я должен это сделать, — напомнил он себе. — Я должен успеть. Только так я смогу замкнуть цепь событий. Все уже случилось… Я должен спешить».

Страха не было. Бран уже смотрел ему в глаза.

Джон собрал вокруг себя людей, и Тирион знал, что сейчас Король озвучивает тот самый план, который пришел карлику в голову. Убеждает людей, хотя явно опечален чем-то.

— Нам некуда отступать… — прошептал себе под нос десница.

Безупречные все еще держались, но боец за бойцом они падали, разрушая свою цепочку.

— Или мы сделаем это, или никого не останется, — донесся до Тириона голос Короля.

Десница тяжело сглотнул, видя, как открываются ворота и массивный строй медленно движется вперед. Дотракийцы перестраивались, Безупречные держались из последних сил, Дейнерис слушала требовательные приказы Джона, даже не пытаясь их оспорить.

Прошло всего несколько томительных минут, а потом Безупречные расступились и начали менять строй, создавая проход достаточной ширины, чтобы через него мог пройти тот клин, в который стремительно становились дотракийцы.

Дрогон вновь взмыл в небо и с криком обогнул замок, ускользая из поля зрения Короля Ночи и становясь недоступным его ледяным копьям. Рейгаль взвыл в богороще, а потом тяжело поднялся на крыло вслед за собратом.

— Огонь не страшен Королю Ночи, его смогут сразить лишь люди, так что драконам лучше держаться подальше и от людей, и от Ходоков, — сообразил Карлик.

— Готовьсь! — скомандовали на стенах, когда командиры знаками передали приказ Короля.

Лучники, выстроившись в несколько рядов, по команде пустили стрелы в гущу вихтов, за которыми стояли Белые Ходоки. На пару секунд в армии мертвых образовалась прогалина, в которую тут же хлынули дотракийцы вперемешку с долинцами, стремясь закрепить полученный успех. Они отчаянно прорубались вперед и в стороны, создавая довольно широкий коридор, в который и хлынул поток пеших воинов.

С тревогой и надеждой Тирион смотрел на эту атаку, до крови прокусив себе губу и жалея, что не может быть там, среди войска, идущего вслед за Джоном Сноу.

Сноу?

Старк?

Таргариен?

Было ли это сейчас важно?

Нет.

Они шли за ним. С криками, с отчаянными возгласами. Люди застенья вперемешку с золотыми львами, долинцы рядом с речниками, северяне всех мастей и дикий народ эссоских степей. На стене же карлик мог лишь смотреть на это, ждать и надеяться, что они все переживут этот бой…

Джон смотрел вперед и знал, что у них у всех лишь один шанс. Шанс одолеть врага. Одолеть его до того, как падут Безупречные, и вихты ринутся в крепость, а лучники просто не смогут их сдержать. Один шанс спасти то, что осталось от мира, пусть и не все в этом мире готовы бороться за жизнь.

Он видел рядом с собой Джейме Ланнистера, которого должен был ненавидеть, видел рядом Джораха Мормонта, который редко-редко, но бередил мысли северянина, когда он думал о Дени. Видел здесь Джон Тормунда, бывшего врагом и ставшего другом. Где-то позади глухо ворчали вольники, горланили дотракийцы. Но Джон не думал обо всем этом. Он видел лишь одну цель. Его сердце… то, что осталось от его сердца, рвалось на части, но он шел вперед, взмахивая и взмахивая мечом.

Потому что отступать некуда.

Потому что порой нужно делать выбор и принимать чужой выбор.

Потому что Старк сам карает и врага, и друга.

Потому что так должно быть.

И рука не должна дрогнуть.

Джон посмотрел в глаза Королю Ночи, на миг сбился с дыхания, но потом сжал зубы и бросился вперед.

Люди падали. Вихтов было слишком много. И первый запал прошел.

— Они не выдержат, — прошептал Тирион. — Не дойдут.

До Короля Ночи было не добраться, а мертвые рвали на части стремительный клин людей, пытавшихся пробиться сквозь это черное море с горящими синевой глазами.

— Они не прорвутся.

Дейнерис, облетая крепость на той стороне, все жгла и жгла вихтов, но она не могла пустить Дрогона слишком близко к стенам, оставляя Безупречных и оставшиеся в круге войска на растерзание врагу.

Внезапно глухо и протяжно завыл Призрак. А после завыл снова, и ему ответили. Выскочив за ворота, зверь белым смазанным росчерком пронесся по узкому проходу, который еще не заполнили мертвые, отрезав Джона от крепости, и яростно смял вихтов сбоку от хозяина.

— Волки… — тихо прошептала леди Санса, и Тирион лишь сейчас заметил, что она подошла и встала рядом. — Это волки.

Теперь и другие увидели их. Из темноты леса и из низин серой волной выступили волки. Серые на белом снегу… Их рык перекрыл стоны людей, их вой взмыл в черноту неба.

— Волки! Волки! Волки! — загомонили люди. — Сюда пришли волки!

Никто еще не знал, что будет дальше. Но в тот самый миг, когда звери серой волной врезались в армию мертвых, клыками и когтями кроша ее, над Винтерфеллом взмыл отчаянный общий клич:

— Старки! Серые волки! Их ведет лютоволк! Серый лютоволк! Север! Север!

Впереди волков и правда мчался огромный серый зверь, столь мощный, что возвышался над вихтами.

— Это… — пробормотал Тирион.

— Это Нимерия, — выдохнула рядом Санса. — Это волчица Арьи. Это наша волчица!

Слезы хлынули по щекам девушки, она схватилась за каменный зубец. А люди все кричали. Лучники с новыми силами взялись за стрелы, воины внизу с отчаянием поднимали мечи, а Призрак, разорвав очередного вихта, глухо ответил сестре и требовательно завыл, от чего волки по ту сторону армии мертвых с большей яростью кинулись в атаку.

Они сошлись внезапно, прямо посреди дерущихся. Джейме взял на себя ближайшего Ходока, зашипев, когда удалось вогнать валирийский клинок в грудь ледяного воина. Бронн хмуро и молча сошелся сразу с двумя, деловито размахивая длинными обсидиановыми кинжалами. Одного он оттеснил прямо на Пса, и тот сделанным из стекла молотом раздробил Ходоку голову. Тормунд и Джорах сплотились спина к спине, отбиваясь от двух Белых ходоков секирами и кинжалами. Берик, взмахнув своим пылающим мечом, сипло булькнул, в последний миг увидев, как ледяной клинок входит в подреберье, но лишь усмехнулся и вонзил в Ходока кинжал, прежде чем вслед за ним свалиться на землю. Зарычал где-то рядом Гловер.

Но Джон не мог о них думать. Он видел лишь одного противника. Лишь одного…

Арья стиснула в руке кинжал и на миг прикрыла глаза, прогоняя все посторонние мысли. Если она поддастся сомнению, то подведет… Подведет всех...

Бран видел лед, зеленые всполохи на горизонте. В его голове билась лишь одна отчаянная мысль… Он должен помнить. Он должен помнить…

Ледяной клинок столкнулся с валирийским. Заскрипел лед, запела сталь. Громче завыли волки. Вновь столкнулись мечи, а два воина, стоявших напротив, посмотрели друг другу в глаза.

«Не отводи взгляд», — услышал Джон свои собственные слова, тихие, как воспоминания, тихие, как шорох красных листьев чардрева.

«Я хочу стать рыцарем!» — вспомнился ему голос Брана.

Мечи вновь скрестились. Удар. Удар. Блок. Удар.

«Ты должен это сделать, Джон», — прошелестел голос другого Брана, не того малышка, каким когда-то Джон оставил брата в Винтерфелле. Голос юноши, голос взрослого, голос того, кто видел больше, чем кто-либо из живущих.

«Ты должен это сделать».

Взлетел Длинный Коготь, где-то далеко от него взмыл вверх кинжал… И нить, связавшая все воедино, была разорвана.