Лед и Пламень (гет)

Драконий Камень — ДЖОН​

Готовясь к поездке на Драконий Камень, Джон готовился и ко всем возможным неприятностям. Он помнил о цели, вынуждавшей его ехать. Он помнил о тысячах людей, вверивших свое будущее в его руки. Он помнил о том, как зовут женщину, с которой ему предстояло встретиться. Но он забыл о том, что кроме имени, рода и истории предков у этой женщины есть лицо. Всю дорогу он воспринимал ее лишь как образ, лишь как слияние всех мифов и всей правды о Таргариенах и даже не пытался представить себе, кого встретит в конце пути.

Джона вела важная цель, а остальное казалось несущественным. И его уверенность в этом оставалась нерушимой ровно до того момента, как они с Давосом Сивортом не вошли в тронный зал.

В первый миг мужчина даже не увидел Королеву, пораженный и придавленный величием зала, вырубленного, как Джону почудилось, прямо в скале.

Потом он заметил девушку. Тоненькую, хрупкую. Совсем юную. Ошеломительно красивую.

Джон прослушал большую часть ее титулов, уловив лишь то, что эта миниатюрная красавица и есть та самая Мать Драконов и Таргариен, желающая получить трон своего отца.

Задумайся он о внешности Королевы заранее, никогда бы не смог представить ее такой. И пусть за свою жизнь Джон видел не так много Королев, да и леди тоже, ему не верилось, что перед ним реальная завоевательница.

Он быстро взял себя в руки. В конце концов, это тоже был бой, а он, Джон Сноу, не мог просто стоять и рассматривать своего соперника. Хотя ему этого хотелось. А еще одолевало смущение.

«Забавно, — подумал он. — Я бился с одичалыми, я уничтожал мертвецов, я разносил в ледяное крошево Белых Ходоков. Я рисковал своей жизнью. Даже умирал, а смущение так и не прошло».

Разговор не получился. Он как-то сразу не заладился. То ли Джон был слишком прямолинеен, то ли Дейнерис ожидала совсем иного, но они уперлись, и никто не желал отступать. Не будь в огромном зале посторонних, они вполне могли сойтись вплотную, практически столкнуться лбами.

Джон знал, что умеет воевать, умеет жить среди своих. Но в очередной раз убедился, что с женщинами общаться у него не выходит. Наверное, примени он красноречие, осыпь девушку комплиментами, преклони колено в конце концов, им бы удалось договориться, но, заставив себя сосредоточиться и не думать о внешности Дейнерис, Джон вел с ней беседу так, как привык: прямо, открыто, без скидок на возраст, пол и социальный статус.

«Северный дурень, — мысленно обругал он себя, когда короткая беседа закончилась, так и не дав какого-либо результата. — Нужно было оставаться в Винтерфелле. Накой я поперся на этот Драконий Камень?»

Драконий Камень — ДЕЙНЕРИС

​

Оставшись одна, Дейнерис позволила себе чуть-чуть расслабиться. Здесь и сейчас, за закрытыми дверями ее покоев девушку никто не мог видеть. Она даже Миссандею отослала.

Глядя на бушующее, бьющееся в берега море, Королева позволила себе совсем немного сгорбиться. Когда-то Визерис постоянно одергивал ее, заставлял выпрямляться. Потом были все новые и новые люди, сменяющие один другого незнакомцы, и Дейнерис казалось, что без прямой, будто закаменевшей спины ее посчитают слабой. Осанка стала ее защитой, ее броней.

Но, оставаясь наедине с собой, Дейнерис позволяла себе хоть немного побыть кем-то другим. И как жаль, что теперь почти нет времени на такую малость, как уединение. Не на день, но хотя бы на час. Час, в который не нужно обдумывать захваты, осады, передвижения войск и поиск союзников.

Прибыв в Вестерос, Королева была морально готова тут же начать покорять свою родину. Но все оказалось не так просто. Мало того, что Тирион изрядно тормозил ее, так даже неторопливый план Тириона теперь летел во все стороны ошметками.

Чтобы хоть на миг отвлечься от провала, Дейнерис попыталась не думать о Дорне и кораблях железнорожденных. И ее разум предательски воскресил момент появления в тронном зале Джона Сноу.

Она была готова к этой встрече, пусть и не слишком вслушивалась в речь своего десницы, когда он рассказывал ей о Джоне Сноу, ныне называвшем себя Королем Севера.

Ей казалось, что подобное совершенно ни к чему. Ведь она уже всё видела!

Как много она видела людей!..

Как много их было? Не сосчитать.

Все они были разными, но очень многие чем-то походили друг на друга.

Были в ее жизни люди, вроде Иллирио. Их речи полнились медом, но за сладостью и показным уважением скрывался обман и хитрый расчет. Ее глупый брат верил этим людям, верил их заверениям, хотя сама Дейнерис быстро научилась распознавать ложь.

Были в ее жизни люди, вроде ее собственного брата, видевшего в ней самой лишь товар на продажу. И таким был не только Визерис. Правда спустя годы Дейнерис научилась принимать оскорбительные речи и взгляды куда спокойнее, чем в детстве.

Были рядом с ней те, кто служил ей преданно и питал искреннее уважение, но Безупречные и Миссандея все еще в чем-то оставались рабами.

Были рядом с Королевой те, кто ныне служил ей, но она помнила, что на совести этих людей ей обман и предательство.

Был и тот, кого она считала другом, но... Сердце Дени разрывалось при мысли о сире Джорахе. Она любила его, верила ему, а он растоптал ее доверие.

Дейнерис любили, ненавидели. Желали и мечтали разорвать на части.

Как много людей она встретила на своем пути?

Как много мужчин она встретила на своем пути?

Был Дрого…

Ее продали ему. Но Дейнерис полюбила его. Научилась его любить. Научилась уживаться среди его народа, приняла характер этих людей и их мораль.

Ее Солнце и Звезды…

Девушка дернулась, хватанув ртом воздух, трясущимися руками распахнула окно и глухо всхлипнула.

До сих пор она корила себя за глупость, за доверчивость.

Но она училась.

И теперь была уверена, что уже никто не сможет ее удивить.

Войдя в пламя, Дейнерис переродилась. И перестала полностью верить людям. Перестала быть с ними полностью искренней, боясь, что это может вновь сделать ее слабой. Позволит кому-нибудь воспользоваться ею.

С того дня, что был, казалось, в прошлой жизни, Дейнерис не позволяла себе полностью отдаваться своим чувствам. Особенно с мужчинами.

Одни с первой же секунды желали ее. И не пытались это скрыть, окидывая ее откровенно похотливыми взглядами.

Другие испытывали лишь страх, ведь Королева вполне могла убить их одним лишь коротким приказом драконам.

Третьи преклонялись.

Четвертые ненавидели…

Вот только явившийся на Драконий Камень мужчина оказался другим...

Дейнерис ждала липкого, но такого знакомого ощущения, знакомой гадливости, порожденной пониманием, что она вновь оказалась права. Она ждала подтверждения, что и в этот раз не ошиблась в людях.

Но этого не было.

И это мгновенно выбило Королеву из седла.

Она пыталась выстроить свою речь по обдуманному сценарию, опираясь на прежний опыт, но Джон Сноу увел разговор в совершенно иное русло, сбивая Дейнерис с мысли еще больше. И раздраженная этим, она едва не потеряла над собой контроль.

Теперь, обдумывая тот разговор, девушка с удивлением осознавала, что северянину удалось ее удивить. И со стыдом признавала, что, вероятно, перегнула палку в беседе. А все из-за того, что этот странный человек не походил ни на кого другого.

Он не пресмыкался, не пытался на нее давить. И он говорил с ней так, будто за ней не стояли армии и драконы. В одно мгновение этот Джон Сноу отмахнулся от всего. Он даже от того, что она женщина, кажется, отмахнулся. Он был честен. Прям. Девушка видела, что он чем-то похож на тот край, где вырос.

Северу наплевать на мишуру и фальш. Север суров и прямолинеен. Север дик и спокоен, как сильные северные ветры.

Дейнерис знала, почему Даарио влекло к ней. Знала, что ему нравились ее статус, красота и богатство, хотя временами и пыталась себя убедить, что он на самом деле ее любит.

Вот только она его не любила…

Она знала, что испытывает к ней сир Джорах. Видела эту почти собачью преданность и восхищение. Знала, что он ревнует ее к каждому мужчине. И знала, что он не посмеет вновь открыто предлагать себя ей.

Тем более, что сама она всегда относилась к сиру Джораху, как другу, почти отцу…

Дрого…

Ее любовь, навсегда расколовшая сердце. Те осколки расплавил огонь погребального костра… но... сердце от этого не стало вновь целым.

Все эти годы Дени убеждала себя, что уже не сможет любить. Огонь выжег в ней былые чувства. Место осталось лишь для ее драконов. Ее детей.

Дотракийцы…

Грубые дикари. Но господа вольных городов ничем их не лучше…

Но, представая перед Дейнерис, кхалиси, Королевой, все эти мужчины сами решали, кто она. Кем ей надлежит быть. Какая она.

Невероятно красивая беловолосая женщина.

Диковинка.

Стеклянный сосуд с позолотой.

Мать Драконов.

Завоевательница, которой нужно больше, чем Железный Трон.

Зарвавшаяся девчонка.

Освободительница.

А Джон Сноу отмел все это, как отмел ее слова о праве на трон. Как отмел ее армию, драконов, советников. Как отмел опасность.

На какой-то миг Дейнерис показалось, что она снова пытается приручить Дрогона. Правда, на этот раз зверь перед ней был вовсе не драконом, а спокойным северным волком.

Как и лютоволка с герба своего дома, Джона Сноу не волновало, что и кто может сделать по ее, Матери Драконов, приказу. В тронном зале он стоял без свиты, без войска, без красноречивых слуг, что воспели бы его подвиги.

Волку не нужно что-либо доказывать. Любой увидит когти и зубы. Зверь не станет скалиться попусту, не станет царапать каменные плиты пола без нужды. И волк не станет выть, сообщая всему свету, где и как он сражался и побеждал.

И теперь этот волк не желал опускать перед ней голову, признавая власть, пусть на Юг волк и отправился за помощью.

Дейнерис чуть нахмурилась, осознавая, что в тронном зале, перед совершенно чужим человеком она оказалась одна. И что-либо доказывать Королю Севера придется самой. Без драконов, без армий. Без обмана, уловок. Глядя в спокойные карие глаза северянина. И он увидит ровно то, что она сама захочет ему рассказать.

Щеки девушки потеплели, хотя сквозь распахнутое окно в комнату задувал ледяной ветер. В тронном зале ее щеки тоже тронул румянец, и Дени так до конца и сама не поняла, чего в нем больше: злости или неуверенности.

— Он сбил меня с толку, — пробормотала она себе под нос и поморщилась.

Она так злилась после разговора с Джоном Сноу, после того, как Варис сообщил ужасные новости. Злость была самой простой и привычной эмоцией, позволявшей не копаться в себе.

Иначе…

Иначе бы пришлось признать, что против прямого взгляда и прямых слов Джона Сноу у нее нет ничего. Прямота требует прямоты, а она слишком давно приучила себя закрываться от других.

Разговор с Тирионом не улучшил ситуацию, пусть в тот момент Дейнерис и смогла немного совладать с собой.

— Дайте ему хоть что-то, не дав ничего ценного, — повторила она слова Тириона и вздохнула. — Это легко. Но как мне подмять под себя волка?

Сцепив пальцы в замок, девушка покинула свои покои. Стены и потолки давили на нее. Дени хотелось на свободу. Туда, где высоко в небе парили ее драконы.

Перед своими драконами она тоже была один на один. Никто не мог доказать им что-то за Дейнерис. Но девушке казалось, что с огнедышащими ящерами было куда проще, чем с одним человеком, оказавшимся не таким, как другие.

* * *

​

— Принимайтесь за работу, Джон Сноу, — решительно сказала Дени и отвернулась.

Ей стоило огромных усилий переступить через себя. Переступить через свою гордость, которую он задел, не подчинившись, не признав ее власть. Но последние события и так выбили Королеву из состояния привычной уверенности. Она чувствовала, что кровь в ее жилах бурлит, что ярость разливается под кожей. Чувствовала желание взять все в свои руки, позволить пламени затопить мозг, отбросить все сомнения и…

Дени прикрыла глаза, а потом вновь взглянула на море, чья ярость не утихала тысячелетиями, омывая Драконий Камень, но не разрушая его.

— Я не могу превратиться в своего отца, — напомнила себе Дейнерис. — Иначе… Я лишь укреплю веру народа, что я зло. Тирион прав, я не могу быть Королевой пепла. Но…

С другой стороны Узкого моря, из Эссоса, путь в Вестерос казался прямым и простым. Семь Королевств не были чужой землей, и война здесь казалась простой. Тем более, что страна уже и так разорена войнами последних лет.

— Но вот я здесь… — сама себе сказала Дени. — И все не так, как казалось.

Отправляясь завоевывать родину, Дени была уверена в себе. Уверена в придуманном Тирионом плане. И уверена, что хотя бы три союзника уже готовы биться за нее. Она не слишком доверяла им всем, даже Тириону. Что уж говорить о Варисе, Грейджоях, Сэнд или Тирелл. Но там, за Узким морем, Дейнерис хватало знания, что они ей не враги. Сейчас же…

У нее остался десница, Варис, ее армия, драконы. Она потеряла трех союзников. И ничего не получила взамен. План Тириона провалился…

Она все еще была готова слушать его. Она видела его взгляд. В отличие от многих он верил в нее. А она…

Дейнерис сглотнула.

Внезапно ей захотелось, чтобы в этом огромном мире, где у нее было так много с виду преданных людей, нашелся хоть кто-то, кому она верила бы на самом деле. Кто мог бы стать ее якорем, каким когда-то был Дрого.

Ее окружали тысячи… Она знала, что ее не предадут, за ней пойдут. И умрут за нее. Но для всех этих людей она должна быть сильной.

«Тебе не подходит трон, — сказал ей Даарио. — Ты создана для завоеваний».

Был ли он прав?

Чувствуя, как холодный ветер впивается в лицо крошечными солеными искорками, Дейнерис призналась самой себе, что здесь, уже в Вестеросе ей вновь захотелось стать той маленькой девочкой. Перепуганной девочкой. Девочкой, зависящей от безумного брата. Девочкой, мечтавшей вернуться в дом с красной дверью. Вот только ничего не вернуть и не остановить. Она не может отступить. Гордость не позволит ей остановиться. И нужно держать спину прямо, не давая другим заметить слабость…

Слабость...

Она уже когда-то оказалась слабой, когда поверила людям. А так бы хотелось, чтобы рядом был хоть кто-то, кто не обратил бы ее слабость против нее самой.

Дени вздохнула.

Мысли вновь вернули ее к Джону Сноу. Она оглянулась, радуясь, что бастард из Винтерфелла не мог заметить ее взгляда и прочесть в нем отражение ее эмоций.

Вызванное им раздражение окончательно испарилось. Дени все еще злило, что Север ее страны… ее Королевства ныне считал себя самостоятельным краем, и что Король этого края не признал ее, законную Королеву. Что там, в тронном зале, Джон Сноу выбил ее из седла, заведя речь о каких-то сказках: Белые Ходоки, зима… Злило, что на миг и перед ним она стала девочкой, мечтавшей вернуться в дом с красной дверью. Злило, что она не могла увидеть лжи в его глазах и словах. Но эта злость притупилась, стала едва ощутимой. Пламя, бурлившее в крови, ушло. Разум вновь стал чист. Будто принесенный Королем Севера холод остудил Дейнерис.

Этот мужчина сбивал ее с толку. Он казался грубым, прямолинейным, но в нем чувствовалась порода, воспитание. Он видел в ней политика, личность. А ведь мог посмеяться над тем, что она, женщина, решила воевать за корону, за Железный Трон, как делали многие. Мог бы, как Даарио, подпасть под впечатление от ее внешности или власти, но он этого не сделал. Этот странный северянин мог бы стать ее союзником в войне с Ланнистерами, но не захотел.

Он прибыл на остров с какой-то совершенно идиотской просьбой! И это тогда, когда Дени вовлечена в войну. Когда все ее мысли обращены на столицу и Юг. Он приехал сюда, рискуя собой. Зная, что она в состоянии за несколько мгновений уничтожить как его самого, так и его отряд.

— И даже осознавая это, он не признал мою власть… — напомнила она себе, чувствуя, что последние крупицы раздражения уступили место сомнениям.

Джон Сноу рискнул собой, верой в него вассалов… И все ради какого-то стекла.

Это сбивало с толку. Заинтересовывало. Селило сомнения в сердце.

Северянин мог солгать, но он говорил искренне.

Дени вспомнилось, что именно таким его и описывал Тирион.

— Он рискнул собой ради своего народа, ради Севера, — вслух подумала девушка. — Он верит в то, о чем говорил. И верит, что это стоит того, чтобы не подчиниться первому встречному.

На миг ей захотелось и самой поверить. И довериться.

Показалось, что в мире, где каждый первый мог предать, переметнуться на другую сторону, отказаться от присяги ради собственной шкуры, ударить в спину, Джон Сноу был тем, кто всегда останется при своем слове. Даже ценой своей жизни. И он не принесет клятву верности тому, кто не достоин этой клятвы.

Дейнерис вновь вздохнула.

Достойна ли она?

* * *

​

Следуя за Джоном Сноу вереницей пещер, Дени ошеломленно рассматривала пляску отраженного пламени в обсидиане.

— Я покажу вам еще кое-что, Королева, — позвал северянин и кивнул на более узкий пролом впереди.

Девушка нерешительно приняла факел из его рук и двинулась вперед, чувствуя себя маленькой девочкой, попавшей на страницы тех историй из книг, которые когда-то, на ее свадьбе с Дрого, ей преподнес сир Джорах.

Пламя плясало, отражалось и манило. Кажется, столетия назад, в прошлой жизни, Дени любовалась чем-то подобным, когда пламя свечей отражалось в чешуйках, покрывавших драконьи яйца.

Прочерченные в камне рисунки заставили Дейнерис вздрогнуть.

— Это оставили Дети Леса, — сказал Джон Сноу, и Дени ему поверила.

Она с ужасом и восхищением осознала, что эти рисунки появились здесь тысячелетия назад. И хранили историю, рядом с которой нынешние людские распри — детские игры.

— … До того как появились Таргариены, Старки или Ланнистеры. Быть может, даже раньше людей.

— Нет, — мягко возразил Джон Сноу и повел ее к дальней части пещеры. — Они были здесь вместе.

Взору Дени предстала новая картина, где она увидела изображение двух групп из человекоподобных фигурок.

— Дети и Первые Люди.

— Что они делали? Бились друг с другом? — спросила она.

Северянин молча посмотрел ей в глаза и, взяв за запястье, развернул к последней картине.

Увидев изображенных там тварей с горящими голубым светом глазами, Дени на несколько мгновений перестала дышать от накрывшего ее ужаса.

— Они сражались вместе против общего врага, — сказал Джон Сноу, его голос донесся до Дени, как сквозь годы истории. Истории, которая оказалась не сказкой из книг. Истории, которая не осталась в прошлом. Истории, которая вернулась…

— Не смотря на разногласия, не смотря на подозрения… вместе, — произнес мужчина, и, заглядывая ему в глаза, Дени ощутила, что он не врет. Снова и снова не врет, а она больше не может не верить.

— И вам не победить этого врага без моих армий и драконов? — прямо спросила Дени, ожидая услышать новый честный ответ. Она знала мужчин, знала, что они горды. Знала, что мало кто из них может признать свою слабость.

— Вряд ли у меня получится, — ответил северянин.

Дени сглотнула, глядя в глаза этому сильному и волевому человеку, так прямо и честно признавшему свою слабость, но от этого не ставшего слабым. Девушка шагнула ближе, сокращая расстояние между ними, чувствуя, как сужается круг света, в котором они оказались один на один.

— Я буду биться за вас, — прошептала Дени в порыве, пойдя на поводу у тех чувств, что сейчас переполняли ее сердце, отбросив любые планы, все до одной стратегии. — Я буду биться за Север… — осознав, что сказала, она добавила: — после вашей присяги.

— Мой народ не примет правителя с Юга, — сказал Джон Сноу, — после того, что он пережил.

Дени шагнула еще ближе, поддаваясь новому порыву.

«Так вот почему!» — поняла она.

Не в гордости дело, не в желании Севера быть независимым, не во власти, которая, похоже, даже немного тяготит этого человека. Его народ выбрал Джона Сноу, назвал своим Королем и вверил в его руки свои жизни. И здесь, на острове, он — Король своего народа. За ним стоят тысячи, за ним семьи… люди. И он думает о них, а не о себе.

Дени подступила почти вплотную, не разрывая зрительного контакта.

— Примет, если примет их Король, — произнесла она.

Она могла построить фразу иначе, но Дени сознательно использовала титул, признавая его. Ведь он и правда был Королем. Не человеком, подчинившим себе земли силой. Не лордом, которого не волнуют его люди. А Королем, который ставит чужие жизни выше своей.

Но, где-то между слов, между взглядами, она внезапно осознала и то, что сама отбросила свою гордость, открылась перед ним. Перестала закрываться щитом из титулов. И не ощутила себя униженной.

Пусть он не станет ее вассалом, как должен, но он достоин стать союзником. Тем, кто может стоять рядом, с кем можно идти в бой плечо к плечу.

Потому что они похожи.

Потому что они оба защищают своих людей.

Потому что ими движут одни цели.

Они равны.

Драконий Камень — ТИРИОН​

Сообщения прошли почти одновременно.

— Нам придется ей сказать, — пряча руки в рукава, тихо признал сей факт Варис, кивая на письма с Утеса и от Королевы шипов.

— Если мы скажем, — глухо пробормотал Тирион, — то через час Дейнерис будет в Королевской Гавани, а от Красного Замка останутся лишь камни.

Варис кивнул, но по его взгляду десница прочел, что скрыть правду они не смогут.

— Вам нужно как-то сдержать ее, — посоветовал евнух.

— Как? — ощетинился Тирион, шагая по коридорам замка. — Мы терпим неудачу за неудачей. Королева и так на грани. С ее характером сидеть на месте…

— Нужно найти способ и удержать ее от необдуманных поступков, — еще раз повторил Варис. — Если сейчас она нападет на столицу, то назад дороги уже не будет.

Тирион кивнул, понимая, что евнух прав, но осознавая и то, что ему будет сложно унять ярость Дейнерис. Это и так удавалось не всегда, а сейчас у него может не хватить влияния, чтобы остановить ее.

Сглотнув комок в горле и пожалев, что под рукой нет графина и бокала, карлик направился на встречу с Королевой.

— Возможно, сегодня столица превратиться в руины, — пробормотал он, пытаясь придумать, как смягчить новость.

* * *

​

Спеша и почти придумывая на ходу, десница шагал за Королевой по пляжу, пытаясь разговорами утихомирить Дейнерис. Но более всего сейчас она напоминала раненого, а от того безумно злого дракона. Кажется, размыкая оковы на драконах под пирамидой в Миерине, Тирион и то не боялся так сильно.

Когда Дейнерис повернулась, он даже в глаза ей посмотреть не смог в первый миг. Она говорила жестко, не пытаясь сдерживать эмоции. И по опыту Тирион знал, что уже не сможет ее остановить. Его она не послушает. Уже не послушает. Поздно.

Но когда Королева озвучила свой план, Тирион все равно задохнулся, осознав, что хорошо ее изучил. Он попробовал переубедить ее, воззвать к разуму, но девушка отмахнулась. Ярость хлестала из нее. Пока Королева еще сдерживалась, но карлик не сомневался, что не сможет остановить этот поток.

И в миг, когда Дейнерис посмотрела на Джона Сноу и задала ему вопрос, Тирион не поверил своим глазам и ушам. Он хмурился, наблюдая за этим, внезапно осознав, что между этими двумя за короткий промежуток времени что-то изменилось. И ухватился, как за соломинку. Всего несколько слов, несколько фраз, несколько минут могли не только отсрочить уничтожение столицы, но и вовсе отменить его.

Но Тирион не ожидал того эффекта, который возымели слова бастарда. Он не сказал ничего особенного, лишь суровую правду, которую Королева и так знала, и девушка остановилась, замерла, глядя на своих драконов. Из ее осанки мгновенно испарилась резкость. Вырвавшееся из очага пламя убралось за решетку и замерло среди поленьев.

«Она его послушала, — нахмурился Тирион. — Что между ними происходит?»

Но он отмахнулся от этих мыслей. Разгадать загадку можно и потом, а сейчас важно уже то, что сейчас и сегодня Королева не уничтожит тысячи жизней. Может ее ярость еще не до конца утихла, но теперь у десницы был шанс повлиять на дальнейшие действия Дейнерис.

Драконий Камень — ДЕЙНЕРИС​

Даже научившись управлять драконами, Дени не всегда могла контролировать их. Особенно в этот раз, когда Дрогон был раззадорен битвой и обозлен полученной раной.

Дракон приземлился на уступе, как раз позади стоявшего там северянина, и решительно надвинулся на него. И девушка отчетливо понимала, что не сможет остановить своего самого любимого сына. Но Джон Сноу не сбежал, не отступил, хотя над ним нависла огромная туша.

Прежде Дени не особо горевала о людях, которых ее дракон сжег, но когда мужчина пропал из поля ее зрения, она затаила дыхание, боясь, что произойдет что-то непоправимое. А потом увидела, как этот чужой и до конца непонятный человек осторожно гладит ее сына-монстра по морде.

Дейнерис судорожно втянула воздух, пораженная этим зрелищем.

Она вырастила этих драконов, знала их, как никто. И знала, что Дрогон, самый крупный и свирепый из ее детей, не подпустил бы к себе постороннего. Убил бы. Но… Он не тронул Джона Сноу, а ластился к нему, как огромная кошка.

«Почему?» — нахмурилась девушка, наблюдая за ними.

Она знала, что драконы умны. Знала, что ее они практически чувствуют, подчиняясь ее воле, мысленным командам.

«Это я не хотела, чтобы Дрогон его убил? — спросила себя Дени. — Или Дрогон сам что-то распознал в этом человеке?»

Но ведь Джон Сноу — сын Неда Старка! А драконы подчиняются только Таргариенам, в которых чувствуют кровь драконов.

«Почему?»

Спускаясь с дракона, девушка внимательно наблюдала за северянином, пытаясь уловить хоть тень страха, но видела лишь восхищение.

«Похоже…» — подумала она, но не решилась даже мысленно закончить фразу.

Похоже Дрогону этот северянин нравится. Почти так же, как ей.

Они заговорили о последних новостях, и Дени заметила, что известие о гибели людей расстроило мужчину. Она и сама была не рада теперь, когда месть была совершена.

Слова Сноу удержали ее от самоличного штурма Красного Замка, но полностью проигнорировать провал всех кампаний девушка не могла. Она выплеснула свою злость на возвращавшиеся в город войска, не столько уничтожая людей, сколько лишая столицу так необходимого ей провианта.

На Драконий Камень она возвращалась с горечью в сердце. И теперь, перед этим человеком ее тянуло оправдаться, хотя никогда и ни перед кем она так не поступала.

«Почему?» — снова спросила себя Дейнерис.

Драконий Камень — ДЖОРАХ​

Джорах знал Дени со дня ее свадьбы. Он знал ее так хорошо, что кожей чувствовал ее эмоции. Он мог уловить мельчайшие оттенки ее голоса. И мгновенно заметил реакцию девушки на слова Джона Сноу в зале с картой.

— Я не давала вам своего позволения, — судорожно промолвила она, и Джорах почувствовал, что ею владеет паника. Паника, какой он давно за ней не наблюдал. Страх, которого не было в ней, когда она отсылала его самого искать лекарство, хотя у Мормонта были все шансы не вернуться.

— Мне не нужно ваше позволение, — напомнил Дейнерис северянин. — Я сам Король.

Стоя рядом со своей Королевой, Джорах видел, как побелели костяшки на сцепленных в замок ладонях, как ее потряхивает, как кровь приливает к ее щекам. Джораху даже почудилось, что он слышит судорожный участившийся стук сердца.

Мужчина слишком хорошо знал свою Королеву, а потому с горечью перевел взгляд на того, чья жизнь за каких-то несколько недель для Дени стала важнее, чем жизнь одного из ее самых преданных воинов.

Она даже ответить не смогла, лишь покосилась на Тириона, а потом кивнула.

Драконий Камень — ТИРИОН​

Изо дня в день наблюдая, как Королева мечется по замку, не находя себе места, Тирион постепенно сделал весьма любопытные выводы. И, греясь у камина в зале с картой, не преминул намекнуть о них Дейнерис, пусть и с совершенно иного боку. Она тут же отвергла идею о том, что Джон Сноу в нее влюблен, но Тирион подметил, что девушка уж слишком явно отрицала его слова. Будто самой себе пыталась доказать обратное.

Десница Королевы прожил на свете много лет и видел самых разных людей. Наблюдал за самыми разными отношениями. И, как человек с огромным опытом, прекрасно видел, когда между двумя что-то есть. Или вот-вот будет. Здесь и сейчас он чуял, что между его Королевой и бастардом из Винтерфелла что-то может произойти.

Не знал он лишь одного: как к этому относиться.

Эти двое были необычными людьми. Не придворной леди и рыцарем, не юношей и девушкой из города.

Дейнерис предстояло занять трон!

Но, оценивая возможные последствия, Тирион с удивлением осознавал, что в какой-то степени даже одобряет выбор своей Королевы, как бы далеко все ни зашло.

Диктуя письмо бастарду в Винтерфелл, Тирион адресовал его тому Джону Сноу, которого помнил. А помнил он мальчишку, полного наивных идеалов и семейной гордости. Но на встречу приехал уже другой человек.

Джон Сноу остался таким же прямолинейным, честным и смелым, но годы обтесали его. Никуда не делась его природная наблюдательность, а присущая уже тогда толика мудрости обросла опытом от пережитых горестей.

Тирион даже прикинул на этого человека роль будущего Короля Семи Королевств и признал, что этот образ его не слишком смущает. Десница все еще был предан своей Королеве, все еще верил в нее, но не мог не признать, что чем-то эти двое похожи, только Джон мягче, спокойнее. Его крови был свойственен огонь, но, в отличие от Дейнерис, северный волк не вспыхивал, как сухой трут от малейшей искры.

«Если эти двое будут вместе, то Сноу, возможно, сможет хоть немного контролировать Дейнерис, — признался себе Тирион. — Для Семи Королевств это будет благом. Но…»

Тирион знал, чем могут обернуться истинные чувства. Знал, что любовь делает людей слабее. Он сам таким был. И деснице совсем не хотелось, чтобы Джон Сноу стал слабостью его Королевы.

У медали всегда две стороны. И у этих отношений, пусть пока они лишь в самом начале, могли быть самые разные последствия.

Это пугало.

Но Тирион решил пока не думать об этом.

По крайней мере он точно знал, что Джон Сноу их не предаст. Но если на счет северянина можно было не переживать при любом развитии событий, то Дейнерис — другое дело.

Порывы Королевы могли завести ее в ситуацию, когда…

Тирион отгонял от себя мысль о том, что его Королева может погибнуть. Все держалось на ней. Она была центром сражения по эту сторону. И ее смерть могла все оборвать…

Тирион мало думал о себе. Что-то умерло в нем за последний год. Умирало всякий раз, когда он терял кого-то дорогого.

И убийство Шаи сильно подкосило его.

Видно именно поэтому и в подземелья к драконам он отправился, мало переживая за собственную шкуру. Просто потому, что его на этом свете почти никто не держал…

"Что мертво, умереть не может", — так говорили железнорожденные.

Но Дейнерис. От ее жизни зависело очень многое. От ее идей и планов зависела целая страна. И Тириону, не раз повторявшему, что он слаб к бастардам, калекам и сломанным вещам, совсем не хотелось, чтобы и так изломанная страна окончательно погрузилась в хаос с Серсеей на троне.

«Если, конечно, зима не превратит Вестерос в снежную пустыню без единого живого жителя», — напомнил себе карлик.

Но, кроме гибели, было еще кое-что. Более очевидное.

Тирион считал себя умным, а потому знал, что пройдут годы, прежде чем страна переродится. А людская жизнь не бесконечна. Ни его собственная, ни Дейнерис. Без наследника вся война Дейнерис оказывалась дорогой в никуда.

Восточный Дозор-у-Моря — ДЕЙНЕРИС​

Она стояла на Стене и смотрела вниз. Горло жгло, на щеках стянуло кожу там, где замерзали, не успевая скатиться, слезы.

Она стояла и смотрела.

Смотрела вниз, на лес.

Она корила себя за то, что не смотрит в небо, надеясь увидеть возвращение Визериона.

Она так их любила… Своих детей… Но…

Сейчас она отдала бы все, чтобы к ней вернулся вовсе не ее дракон. А всего лишь один человек.

Дени всхлипнула.

— Нам пора, ваше величество, — в который раз повторил Мормонт.

— Еще немного, — в сотый раз прошептала девушка.

«Пожалуйста… — молила она. — Пожалуйста».

Здешний холод проникал под одежду и больно жалил тело, и Дейнерис была этому рада. Эта боль хоть немного притупляла ту, что уже запустила клыки в сердце белокурой Королевы.

«Пожалуйста, вернись…» — хотелось закричать ей, но все ее тело сковала скорбь и ужас.

Она наконец отступила, покоряясь настойчивому призыву верного Джораха. Боль отупляла.

Стену огласил сигнал. Мормонт замер, таращась вниз. Не веря, Дени вернулась к краю и взглянула вниз. От кромки леса к воротам Восточного Дозора мелко трусила черная лошадь. На ней распластался человек.

Позабыв обо всем, Дейнерис несколько секунд смотрела вниз, пока не увидела, как человек соскользнул с животного на снег, а потом бросилась бежать. Позади что-то крикнул Джорах, но девушка его не услышала. В висках набатом отдавался гул ступеней под ногами. Тело пылало — взбесившееся сердце учащенно посылало по венам полную пламени кровь.

— Жив… — выдохнула Дейнерис, с непозволительной для Королевы поспешностью преодолевая марш за маршем лестницы. — Ведь жив?..

* * *

​

Она успела вниз как раз тогда, когда мужчины перетащили Джона на южную сторону. Она увидела облегчение на лице сира Давоса, и не смогла сдержать всхлип. Слезы градом хлынули по ее щекам. И лились все то время, пока мужчины переносили северянина сначала в лодку, а потом — в каюту на корабле.

Уже там с Джона Сноу практически содрали обледеневшие одежды из шкур. Мормонт убеждал Дени уйти, но она осталась.

Она уже потеряла дракона.

Почти потеряла и этого человека.

И с открывшейся внезапной ясностью чувствовала, что не сможет отойти от него ни на миг. Особенно тогда, когда ее взору предстали шрамы на его груди.

«Принял кинжал в сердце…» — в памяти настойчиво всплыли те слова сира Давоса.

— Принял кинжал в сердце… — повторила она, на негнущихся ногах входя в каюту. — Принял кинжал в сердце…

Рана выглядела довольно свежей. Края затянулись, но шрам все еще отливал грязно-бурым цветом крови.

Пока вокруг суетились, Королева присела на край койки и протянула руку, почти касаясь судорожно вздымавшейся груди.

Чувствуя, как темнеет перед глазами, девушка вспомнила, что нужно дышать.

— Значит, это на самом деле правда? — спросила она глухо.

— О чем вы? — насторожился сир Давос, укрывая своего Короля шкурами.

— Он получил нож в сердце, — пояснила она, проведя кончиками пальцев вдоль уродливого шрама, который не оставлял сомнений, что железо проникло глубоко.

— Он не любит об этом говорить, — прошептал мужчина. — Его убили его собственные братья из Ночного Дозора, но красная жрица вернула его.

— Вернула его… — повторила за Луковым Рыцарем Дейнерис и сглотнула.

Сир Давос сказал еще что-то, но она его уже не слушала. Все ее мысли сосредоточились на лежавшем на койке северянине.

Как? Почему? Когда?

Как доверившись ему в одном, она доверила ему все? Когда и почему этот человек стал ей так дорог? Почему, глядя на него, она с ужасом ждет?

Дрого не вернулся к ней… Черная магия ведьмы погубила его.

До сих пор Дейнерис снились его пустые глаза.

И, глядя на Джона Сноу, она боялась, что он, открыв глаза, не увидит ее. Как Дрого…

Она изжила свою любовь к мужу. Помнила о нем, но уже не страдала. Заглушила ту боль.

Но сейчас боль вернулась. Другая, но похожая. Отупляющая, подминающая под себя.

«Если я потеряю и его, то уже не удержусь, — поняла девушка, осознавая, что в этот раз все куда хуже. — Эта боль убьет меня».

Восточный Дозор-у-Моря — ДЖОН​

Джон очнулся внезапно, будто вынырнул из черного забытья. За бортом плескалось море, скрипел корпус корабля. Мягкий свет проникал в каюту и подсвечивал волосы сидевшей на краю койки Дейнерис. Она выглядела изможденной, очень бледной. Глаза покраснели от слез.

Поймав его взгляд, она расплакалась.

— Мне жаль, — прошептал Джон, прекрасно понимая, что никакие слова в мире не смогут ее утешить. — Мне так жаль.

Дейнерис покачала головой, отмахиваясь от этих коротких и искренних фраз.

— Я бы хотел все вернуть и не ходить туда… — прошептал он, сжав ее ладонь.

— А я нет, — внезапно призналась Королева. — Иначе бы я не увидела. Чтобы знать, нужно видеть. Теперь я знаю.

На миг Джону почудилось, что говорила она не только об армии смерти, но он отмёл это, не зная, как интерпретировать возникшее смутное ощущение.

— Драконы — мои дети, — тихо напомнила ему Дейнерис. — Единственные, что у меня будут. Вы понимаете?

Осознание пришло просто и внезапно.

Она смотрела ему в глаза, и он видел, что чувства, которые он и сам пытался отрицать… чувства, которых не могло быть… не должно было быть… чувства, возникшие в нем и ставшие такими ясными теперь, когда он едва не потерял самого себя, таятся в ее зрачках за пеленой слез. Она сказала так мало, почти ничего… Будто продолжая давний разговор. Но ни ему, ни ей не нужны были объяснения и все то, что могло бы быть… если бы они сами были другими. И время было другим.

Их тянуло друг к другу. Вопреки всему. И прежде всего… вопреки разуму. У них не было времени на чувства. Особенно теперь, когда всех ждала суровая зима. У них не было права любить друг друга, желать друг друга… слишком много крови и обид разделяло их семьи.

Но, глядя друг другу в глаза, они могли вообще не разговаривать. Потому что и так все знали. Чувствовали друг друга. Будто с толикой доверия и сами проникли друг другу под кожу.

Джон шумно сглотнул, когда она пообещала ему, что они уничтожат Короля Ночи вместе.

В ее словах было столько боли, столько искренности, что будь у Джона силы, он бы сел и обнял девушку, чтобы утешить ее. Но он мог лишь смотреть ей в глаза и разделить ее боль. Потому что внезапно даже боль у них стала одной на двоих.

— Спасибо, Дени, — только и смог вымолвить Джон, зная, что не сможет позволить себе большего.

Они похожи, их тянет друг к другу, но он должен хотя бы попробовать остановить все. Хотя бы попытаться…

— Дени? — с горечью усмехнулась Дейнерис. — Кто же последний меня так называл? Кажется, это был мой брат. — Она сглотнула, вспомнив, как погиб Визерис, и что сегодня она потеряла дракона, которого назвала в его честь. — Не лучшее общество, уж поверьте.

— Хорошо, не Дени… — согласился Джон. — Моя Королева…

Казалось бы, он уже называл ее Королевой, но вот так… Моя Королева. Это было впервые. И Джон даже сам затаил дыхание от бури накрывших его эмоций.

— Я бы преклонил колено, но… — добавил он, страшась происходящего.

— А те, кто поклялся вам в верности? — спросила она.

— Они все тоже увидят, какая вы, — убежденно прошептал Джон.

Он еще много хотел сказать ей, но это было не нужно.

Всхлипнув, Дени сжала его ладонь, погладив кожу большим пальцем. И в этом жесте было столько, что у Джона защемило сердце.

— Надеюсь, я заслуживаю, — не слишком уверенно призналась девушка, позволяя опасть последним остаткам напускного величия, которое защищало ее от всего мира. Здесь и сейчас Дейнерис нечего и некого было бояться.

— О да… — убежденно кивнул мужчина, глядя в ее заплаканные глаза.

Она хотела убрать руку, но он удержал ее.

До этого мига они еще могли что-то отрицать.

Могли…

Но не теперь.

Дени замерла. А потом посмотрела Джону в глаза, и он знал, что она увидела ответ.

Пока истина не произнесена вслух, у них еще есть немного времени, чтобы попытаться противиться чувствам. Но это лишь время. И лишь оно отделяет их от пути, свернуть с которого уже не возможно.

— Вам нужно отдыхать… — напомнила девушка и сбежала из каюты, страшась того, что уже настигло их.

Внезапно.

Неотвратимо.

Драконий Камень — ДЕЙНЕРИС​

— Мы поплывем, — в конце концов решила Дейнерис, обдумав и план Джона, и предупреждения Джораха.

Губ северянина коснулась легкая тень улыбки. Тирион после последних событий и следовавших одна за другой неудач предпочел вообще не вмешиваться в обсуждение. И только со стороны Мормонта девушка заметила явное недовольство. Она открыто его проигнорировала, точно зная, что в других обстоятельствах старый вояка обязательно задал бы ей вопрос о доверии.

Впрочем, последние недели Дейнерис старалась не оставаться с Джорахом один на один. А уж после возвращения из-за Стены — особенно.

Не только Джорах мог похвастаться, что хорошо изучил свою госпожу. Дени знала Мормонта не хуже.

Она видела, какие чувства он к ней испытывает. Как знала и то, что Джорах больше никогда вновь не заговорит со своей Королевой о любви. С его ревностью Дейнерис давно смирилась, принимая ее как неизбежность. Как принимала его вечную тоску и молчаливое обожание.

Вот только сир Джорах, похоже, не был готов принять кое-что другое.

Дени знала его так хорошо, что при желании могла озвучить мысли, вертевшиеся в голове мужчины.

Он был рядом с ней годами, верно служил… Был изгнан за давнее предательство и, в конце концов, прощен. Со дня своего возвращения Джорах вел себя настороженно, будто каждую секунду ожидал, что Королева вновь изгонит его. Он ждал, что Дейнерис выкажет ему свое недоверие.

Вот и теперь он безусловно решил, что Дени не доверяет ему. Что она нашла себе новых советчиков, нового мужчину, пусть тот пока еще не оказался в ее постели. Явная реакция сира Джораха убедила девушку в этом. Но она не собиралась тратить время и разубеждать мужчину.

Времена их полного доверия прошли.

Но самого главного Джорах не понял.

Он так зациклился на мысли об ее обиде, о своем проступке, что упустил важное: сама Дени стала другой.

Мормонт и правда потерял ее безоговорочное доверие. И был виноват в этом сам.

Но, потеряв веру в его полную преданность, Королева перестала быть той девочкой, которую Джорах знал. Она уже не была той перепуганной девушкой, которую Мормонт увидел в день их знакомства. Дени уже не была той слабой девушкой, что полагалась на него, как на самого главного своего советника и защитника. Она перестала быть той, кого Джорах мог вести вперед, кому мог диктовать дальнейшие шаги, за кого мог решать.

Однажды потеряв ее доверие, Джорах не только был изгнан, но и дал Дени в очередной раз измениться.

За то время, что он отсутствовал, Дейнерис повзрослела, окончательно разочаровалась в людях и пришла к выводу, что полагаться нужно лишь на себя.

Дени все еще считала сира Джораха своим другом, верным стражем, но он более не был ее главным советником. И сам этого не понимал. Не понимал, что дело не в других, и не в нем.

Дело лишь в ней самой.

Зная прежнюю Королеву, Мормонт решил, что она ему не доверяет и находится под влиянием Джона Сноу, не осознавая, что ошибся. Сейчас ее цели просто совпадали с целями Короля Севера. И в Дейнерис северянин видел союзника, самостоятельно принимающего решения. А Джорах все еще видел в ней слабую девушку, которая слушается других, а не сильного правителя.

На миг Дейнерис замерла, в очередной раз поймав себя на том, что от безопасных мыслей скатилась к мыслям о Джоне Сноу.

Она покосилась на северянина, убеждаясь, что он занят беседой с другими и не может ничего заметить. Дени отвернулась к провалу, делая вид, что обдумывает нечто весьма важное, глядя на море.

В последние дни она держалась от Джона подальше, предпочитая и с северянином тоже не оставаться один на один. Но в Драконьем Логове она сама последовала за ним, когда мужчина отделился от остальных, решив прогуляться по арене.

И это было не в первый раз. Даже оставаясь от него на расстоянии, девушка все равно старалась держать Джона в поле зрения.

Собственные эмоции пугали Дени. Уж слишком сильными и внезапными они оказались.

«Все не вовремя», — в тысячный раз напомнила себе Дейнерис, но память вернула ее в Драконье Логово.

Она сама завела беседу, внезапно свернувшую на весьма личную тему. И, глядя в глаза северянина, стоя всего в шаге от него, на бесконечно длинный миг Дени почудилось, что он вновь прав, как был прав и до этого. И девушка поверила, пусть и на секунду, что ее война — не конец. Что она не двигается в пустоту. Что у нее есть будущее.

Они стояли и смотрели друг другу в глаза, и Дени позабыла о своих сомнениях. В этот короткий для других и бесконечный для них миг, девушке захотелось шагнуть ближе, рассмотреть глаза Джона близко-близко, обвести кончиками пальцев тонкие шрамы на его лице и, прижав руку к его груди, услышать сильный и уверенный стук сердца, бьющегося в унисон с ее собственным.

Но секунда — и возникшее ощущение покоя разбилось с появлением Тириона. Вернулись тревоги и сложности.

Теперь Дейнерис все время возвращалась к этому мигу между ней и Джоном, всякий раз признавая, что время не подходящее, но…

— Но другого может и не быть, — прошептала она так тихо, что никто из собравшихся ее не услышал.

На пути в Винтерфелл — ТИРИОН​

С того самого мига, как наплевав на все, Дейнерис умчалась на Стену, Тирион знал: рано или поздно это произойдет. Он чувствовал нутром, вдыхал искрящийся от напряжения воздух и… не пытался вмешаться.

Десница не знал, когда и с чего началась симпатия между его Королевой и северным бастардом, которого Тирион последний раз видел несколько лет назад, когда сам мир был иным, когда все они были иными, и когда казалось, что привычный уклад ничто не нарушит.

С тех пор все они почти постоянно боролись за жизнь. И пока были живы. Но как долго это могло продлиться?

Уж кто-кто, а Тирион знал, к чему приводит внезапная влюбленность. Он сам был ее жертвой. И знал, как опасны чувства. Любовь делала людей слабыми, уязвимыми. Любовь не приносила счастья.

— Не таким, как мы, — произнес карлик, стоя на палубе корабля и со стороны наблюдая за Джоном Сноу, стоявшим у левого борта и наблюдавшим за тем, как в спускающихся сумерках сливается с морем береговая линия.

На корабле Королевы было совсем немного людей: сама Дейнерис, Король Севера, их советники, небольшой отряд Безупречных и команда. Остальные Безупречные следовали за Дейнерис на остатках флота.

Теон Грейджой отправился спасать свою сестру, хотя Тирион был почти уверен, что слабовольному железнорожденному это не удастся, но шанс ему дал Джон Сноу, и никто не решился возражать.

В конце концов, если Грейджою это удастся, они с Ярой могут отбить у своего дяди часть флота, а в грядущей войне был важен каждый союзник.

Дотракийцы и Джорах Мормонт уже выдвинулись на север по Королевскому тракту.

Зная примерную скорость орды, Тирион мог не сомневаться, что на пути дотракийцы не встретят внезапных неприятностей. Помешать им могла только ухудшавшаяся с каждым днем погода.

Внезапная гибель Мизинца не изменила присяги Долины. Лорд Ройс, взявший на себя опеку над малолетним Робертом Арреном, оставался верным дому Старков, и по пути к дотракийцам должны были присоединиться обозы с продовольствием из Долины.

Тириона весьма волновало, кто избавился ото всех Фреев, но в нынешних обстоятельствах такое положение дел так же было на руку, ведь небольшой гарнизон войск Ланнистеров, отправленных поддерживать порядок в Близнецах и окрестностях переправы, даже при внезапной перемене Серсеи не мог остановить продвижение орды.

Пока ситуация на континенте вызывала у карлика гораздо меньше беспокойства, чем атмосфера на корабле.

И, хотя происходящее Тириону не нравилось, он не мог не признать, что взаимоотношения Дейнерис и бастарда из Винтерфелла вызывают у него не только негативные эмоции.

Десница чувствовал страх, гнетущее беспокойство. Опыт бунтовал против связи людей такого масштаба. Но вот интуиция, которой с некоторых пор Тирион доверял гораздо меньше, твердила, что из этого союза может выйти и что-то полезное.

— Если бы только они не влюбились, — вздохнул карлик.

Тирион всегда считал себя умным, а потому сразу заметил, что каким-то чудом временами Джону Сноу удавалось хоть немного, но усмирить Дейнерис, когда, как казалось, ничто не могло ее остановить от необдуманных поступков. Тирион мог отметить и то, что эти двое похожи. И каким-то удивительным образом их «мы», их партнерство в предстоящей войне и правда походило на союз.

Тирион улыбнулся, признавая, что Король Севера не зря стал лидером. Каким-то образом этот человек умудрился так построить свои отношения с Дейнерис, что первая их настоящая стычка в день знакомства стала и последней. С того момента они все больше и больше сближались, хоть и спорили время от времени. Джон не навязывал Королеве решения, а она умудрялась не закипать, когда он ей не подчинялся.

— К чему это все приведет? — сам себя спросил карлик. — Тысячелетия назад андалам не удалось поработить Север, Старки, сохранив в своих жилах кровь Первых Людей, остались Королями. Три века назад Таргариенам не удалось подмять Север, пока Север сам не признал захватчиков Королями. Двум этим семьям не суждено покориться одна другой. Но союз… почему нет? А если уж после событий восстания Роберта Старки и Таргариены могут быть за одно, то я поверю в любое чудо. Даже в счастливую любовь.

На пути в Винтерфелл — ДЕЙНЕРИС​

Дейнерис любовалась пламенем свечей. Поддевая пальцами капельки расплавленного воска, она наблюдала, как те мутнеют на коже.

Зима добралась и до столицы. Над Драконьим Камнем кружили первые хлопья снега, когда флот Дени отправлялся в дорогу.

Холод не страшил девушку, но с момента, когда она увидела армию мертвых за Стеной, ей хотелось постоянно видеть перед собой огонь. Пламя успокаивало. Оно напоминало, что огонь и так течет по жилам, и ей, рожденной от крови драконов, не страшен какой-то холод.

Дени вздрогнула, но мгновенно успокоилась, сообразив, что ее потревожил всего лишь стук в дверь.

Меньше всего она ждала, что за дверью окажется Джон.

«Или нет?» — спросила себя Дейнерис, поймав его взгляд.

Она толкнула дверь, открывая ту шире и тем самым приглашая мужчину войти. Не разрывая зрительный контакт, Джон переступил порог и закрыл дверь.

Мир мгновенно сжался до каюты на корабле, плывущем на Север. Потеряло значение место, направление и цели. Отдалились страхи. Ушли все мысли.

Дени просто смотрела Джону в глаза, видя в них отражение самой себя.

Он шагнул ближе, но она не отступила, не остановила его. Хотя могла и, наверное, должна была.

Глядя ему в глаза, девушка протянула руку и сделала то, что давно хотела. И не удивилась, когда сквозь слои кожи и ткани ощутила уверенные удары сердца. Стремительные, но ровные, как удары мощных крыльев дракона по воздуху. Джон накрыл ее тонкие светлые пальцы своей ладонью. Его кожа показалась Дейнерис даже теплее ее собственной, и у девушки на миг сбилось дыхание.

Она потянулась ему навстречу, чувствуя его каждой частицей своего тела, каждым клочком своей души, однажды разбившейся и так и не излечившейся до конца. И он поцеловал ее, осторожно прихватив пальцами подбородок.

Поцелуй вышел легким и нежным. Но он показался Дейнерис самым интимным, каким только мог быть. Соприкоснулись лишь их губы и ладони, но ее тело мгновенно отозвалось, словно она давно этого ждала. Вопреки разуму, вопреки доводам логики. Вопреки всему.

Мужчина прижал ее плотнее, и поцелуй стал глубже. Дени отозвалась, ощущая, как начинает кружиться голова и как уплывает реальность.

Им не нужно было лгать друг другу, доказывать что-либо, повелевать или подчиняться. Не нужны были слова и изощренные игры. И не нужен был контроль.

В какой-то момент Дейнерис вспомнила про одежду и с удивлением осознала, что та куда-то подевалась, хотя она не помнила, как раздевалась. Но это было и не важно. Как не имело значение время. Важен был лишь жар, бушевавший в ней. Жар, пылавший в нем.

Они упали на кровать, и Дени оказалась сверху. Она недовольно отпихнула край мехового покрывала, помешавшего ей прижаться к Джону всем телом. В его глазах, в расширенных зрачках отражалось пламя свечей.

Они сами были как пламя. Как два языка пламени, танцующих в очаге. Два языка пламени, слившихся воедино.

Огонь выжег все, осталось лишь чистое желание. Желание быть вместе здесь и сейчас. Желание любить друг друга. Желание стать единым целым. Будто так им было предначертано.

Королевская Гавань — СЕРСЕЯ​

Плотные гардины скрадывали тусклый солнечный свет, погружая покои Королевы в давящую тьму. Женщина недовольно поморщилась, услышав стук в дверь, и плотнее закуталась в черное меховое покрывало.

Серсея забыла, как холодно бывает зимой. Как холодно бывает в Красном Замке. Ни этот город, ни эти стены не были готовы к суровым морозам.

До последнего Серсея не верила словам бастарда из Винтерфелла…

Ледяной ветер вынудил женщину скукожиться в кресле еще сильнее.

— Ваше величество… — раздался знакомый голос от дверей, и на пол, разделив комнату надвое, легла длинная полоса света с темным силуэтом Квиберна в ней.

— Где он? — прошипев сквозь зубы, спросила Королева. — Где он сейчас?

Верный Квиберн на миг замер, но Серсея знала, что этому человеку не свойственен страх, как и другие человеческие чувства.

— Он побывал в Риверране, — спустившись по ступеням, ответил десница. — Он увел стоявшие там войска на Север.

— Что? — мгновенно вынырнув из полудремы, глухо выдохнула Серсея. — Как он посмел?! Это моя армия! Как он посмел увести моих людей? Предатель!

Все эти дни… Даже после того, как она проснулась в крови и осознании, что гадкая ведьма всегда была права… Все эти дни Королева верила, что Джейме вернется. Одумается и вернется. Как всегда возвращался. Всегда… Они были единым целым. Близнецами. Плотью и кровью друг друга, а он предал ее. И на этот раз окончательно.

— Предатель! — ожесточенно вымолвила Серсея. — Предатель…

— Ваше величество, но сложив с себя полномочия Королевской Гвардии, сир Джейме тут же стал наследником Утеса Кастерли. А армия Ланнистеров — это армия Утеса.

В безжалостных словах была истина, но Королеве не хотелось ее принимать.

— Он пожалеет, — прошипела она, сжимаясь в комок в кресле. — Пожалеет. Он предал семью, предал отца. Предал меня. Он не Ланнистер.

«От руки валонкара», — лягушачьим бульканьем расхохотался голос ведьмы из памяти, и Серсея даже огляделась, боясь увидеть Мегги рядом.

От руки младшего брата…

Больше двадцати лет королева верила, что этим братом был Тирион, но судьба сыграла с Серсеей злую шутку, сделав обоих ее братьев предателями, вонзившими нож ей в сердце. Обида ворочалась в теле, кровь вскипала на невидимом лезвии, и крупные капли соскальзывали на пол, собираясь в лужу. Красную кошмарную лужу. Как пятна на королевских простынях…

— Говори, — потребовала женщина, зная, что Квиберн не пришел бы просто так.

— Сообщение из Браавоса.

— Эурон уже везет мне мое новое войско? — с улыбкой спросила Серсея, чувствуя, как в тело возвращается толика сил.

Квиберн секунду помолчал, и Королева резко потребовала:

— Что в письме?!

— Железный Банк решил не оплачивать вам услуги Золотых Мечей, — ответил десница.

— Что?! — не выдержав, вскричала Серсея. — Как они посмели? Эти браавосийцы переметнулись на сторону Таргариеновской шлюхи?

— Судя по всему, банкиры просто решили не вмешиваться и не тратить деньги, — высказал свою догадку Квиберн.

— Я — Королева Семи Королевств, — напомнила женщина, чувствуя неприятный привкус во рту. Отец не раз повторял, что правителям не нужно напоминать другим свой титул, но сейчас Серсея не могла опираться на науку Тайвина Ланнистера. — Я законная правительница Вестероса. Я Ланнистер. Ланнистеры всегда платят свои долги. Неужели Железный Банк этого не осознает?

Квиберн не ответил, но Серсея и так все поняла. Она припомнила слова представителя банка, озвучившего ей, что свою историю банкиры пишут цифрами, и им нет никакого дела до чужих эмоций.

Если Эурон проболтался им об угрозе с Севера… или, что вероятнее, вездесущие банкиры сами узнали об этом, Железный Банк вполне мог отказаться вкладывать деньги, если его работники пришли к выводу, что деньги не вернутся.

Серсея расхохоталась, и этот звук безумным эхом отскочил от холодных стен.

Она выплатила Железному Банку огромную сумму, весь долг короны. И браавосийцам не было резона вкладываться еще, чтобы вернуть старые долги. В этом свете слова побывавшего у нее банкира о том, что дальнейшие сделки будут совершены лишь после доставки золота, весьма недвусмысленно намекали о сомнениях банкиров.

— Они решили, что мертвые не вернут им долги? — спросила она саму себя и поднялась. — Они решили, что в этой войне я в любом случае проиграю?

Квиберн не ответил, лишь черной тенью остался стоять у входа.

— Созови моих знаменосцев, — велела Серсея.

Мысли Королевы судорожно метались, но даже верному деснице она не могла показать свою слабость. Поэтому Королева распрямилась и скинула меховое покрывало, гордо приподняв подбородок. Даже в темноте своих покоев она должна царствовать. Этому ее учил отец. К этому она шла всю свою жизнь.

Десница скрылся, а дверной проем привычно заслонил сир Григор, давая Королеве чувство защищенности.

Через полчаса Серсея уверенно шествовала по коридорам Красного Замка, слушая, как эхом разносится стук ее каблуков и лязг доспехов верного стража. В зал позади тронного она вошла, как и подобает Королеве — величественно и неспешно. Ее одеяние все еще было черным. Его покрой Серсея выбрала сама, приказав сделать свои наряды похожими на те, что когда-то носил отец. Так она чувствовала себя сильнее. Будто сам непобедимый Тайвин Ланнистер стоял рядом, не позволяя окружающим бросить хоть тень сомнения на нее, Королеву.

— Готовьтесь к походу на Север, — без перехода велела Королева, оглядев кучку мужчин и с раздражением отметив, что среди них не было ни одного, столь же прославленного, как Джейме. Как Тарли. Сейчас она даже пожалела, что пожертвовала дядей в септе Бейлора. Ей нужны были опытные бойцы, но большая их часть или пала в переворошивших Вестерос войнах, или сейчас находилась на стороне противника.

Военачальники промолчали, но так явно заерзали на своих стульях, обмениваясь взглядами, что Королева не выдержала и рявкнула:

— В чем дело?!

— Не думаю, что это разумно, ваше величество, — пробормотал один из них.

— Наш враг на Севере, — напомнила Серсея. — Эта Таргариеновская девка и мальчишка-бастард там!

— Ваш брат покинул столицу… — пробормотал другой военачальник.

— И что с того? — ощетинилась Серсея. — Он предал корону. И он будет казнен за предательство.

— Слухи об этом уже облетели Королевскую Гавань и проникли за ее пределы, — пояснил Квиберн.

— Найди мне тех, кто разболтал об этом, — потребовала Серсея от десницы. — Их головам место на пике. А сиру Григору давно пора размяться.

Военачальники вздрогнули, но один из них все же сказал:

— Это не поможет, ваше величество.

— Почему?

— Часть войск Ланнистеров ушла вслед за вашим братом… Вассалы Тиреллов, узнав о том, что сир Джейме уехал, отступили обратно в Простор…

— Так напомните им, кто правит Семью Королевствами! — потребовала Серсея.

— У нас не хватит сил, чтобы отправить армию и на Юг, и на Север, — признался военачальник.

— Дорн затаился, — напомнил Королеве другой. — Прежде там были наши сторонники, но после того, как мы захватили Элларию Сэнд, Дорн для нас превратился во врагов с Юга… Сейчас вассалы из Дорна нас не поддержат, а пустыня надежно защищает их от любых попыток усмирить Юг. Флот же мы отправить не можем.

— На Юге Дорн и бывшие вассалы Тиреллов, затаившиеся, как змеи… — искривив губы, прошептала Серсея.

— Долина поддерживает Север. Штормовые и Речные земли в упадке.

— И что мы можем? — потребовала ответа Серсея.

— Мы должны защищать Королевскую Гавань, — высказал единое мнение один из мужчин. — Сейчас это наилучшее решение. В городе и так не спокойно, мы не можем отпускать войска за пределы Королевской Гавани, если не хотим бунта.

— Какой еще бунт? — спросила Серсея, сдерживая гнев.

— Из-за опасности, из-за возможной войны с Дейнерис Таргариен в город многие месяцы стекались люди, — пояснил Квиберн. — Сейчас в столице на каждого жителя приходится один приезжий. Но из Простора доставили не так уж много провизии. Большую ее часть сжег дракон. К тому же зима, которую пророчили северяне, пришла. Люди не уедут, а рано или поздно может произойти что угодно…

Серсея сглотнула. На миг ей показалось, что за окном все так же светит яркое летнее солнце, душный и пыльный воздух Королевской Гавани полниться смрадом. И, казавшиеся тогда незначительными слова Тириона, жестко полоснули ее, как этот внезапный холод, к которому солнечная столица не была готова:

— Когда придет зима, половина жителей вымрет, а вторая постарается свергнуть тебя.

На пути в Винтерфелл — ДЕЙНЕРИС​

Холодный ветер бросал пригоршни снега в лицо, будто пытаясь уговорить путников повернуть обратно. Дейнерис прищурилась, силясь рассмотреть дорогу, но это не помогло. Тогда девушка обернулась. С холма вереница повозок, всадников и пеших казалась бесконечной цепью, протянувшейся так далеко, насколько давала видеть метель.

Непривычные к холодам дотракийцы держались куда лучше, чем Дейнерис рассчитывала. Этот сильный народ, похоже, сломить могло лишь море, а на суше, как бы тяжело ни было, люди держались так же хорошо, как их мощные кони, приученные к суровым переходам по Травяному морю.

Поймав взгляд сира Джораха, Дени отвернулась и вжала пятки в бока своей кобылки, увеличив расстояние между собой и своим верным воином.

Девушка порадовалась, что сейчас путь лежал через заснеженные и неуютные равнины, где нельзя было с комфортом вести беседу. И где можно было спрятаться от раздражающего взгляда Мормонта.

Кажется, он так и не смирился с положением дел, хотя долгий путь по Королевскому тракту должен был остудить разум пожилого вояки.

Подтянув повыше теплый мех и глубоко вдохнув, Дени призналась себе, что окончательно перестала понимать сира Джораха. Она знала, что он никогда ее не предаст. Теперь не предаст. Знала и о его чувствах к себе, граничивших с восхищением. Но она знала и то, что ничего не должна была своему старому другу. Но, похоже, сам сир Джорах вечно забывал об этом. Как теперь.

О ее внезапных отношениях с Джоном Сноу знали все. Тирион, кажется, догадался еще до того, как оные начались. Взгляд сира Давоса выдавал, что бывший контрабандист в силу возраста, опыта и мудрости тоже догадался раньше самих Дени и северянина. От остальных же просто нельзя было скрыть свершившийся факт, хотя никаких прилюдных проявлений чувств ни Королева, ни Джон себе не позволяли.

Последнее немного озадачивало саму Дейнерис. Как-то так вышло, что за первую ночь вместе никто из них обоих так и не произнес ни единого слова. А утро началось так же, как и предыдущее. Утром они вновь стали Королем Севера и законной Королевой Семи Королевств. И это не было игрой. Ни он и ни она не пытались подавить неуместные эмоции, не старались контролировать слова и никак не показывали, что что-то изменилось.

И Дейнерис, вопреки какому-то смутному чувству обиды, была рада этому. За одну ночь она не растеряла себя, не стала всего лишь красивой девицей, которую можно развлечь цветами, прилюдным проявлением их связи или нахальством, как то делал Даарио.

Дени все еще была Королевой. И, в который раз обсуждая стратегии над картой, она не ощущала в своем новом союзнике неприятных для себя перемен.

Но, ловя его взгляд, девушка без слов осознавала, что прошлая ночь ей не приснилась. Теплый, обращенный к ней взгляд карих глаз снова и снова отвечал на ее беззвучные вопросы, и Дени чувствовала покой и уверенность.

Не было нужды в словах, бесконечных заверениях, признаниях. Слова коварны. Хитрый человек способен выплести самое красивое и самое ядовитое из кружев — кружево слов. Поэтому молчание даже радовало Дени. Она не лгала сама и не слышала лжи в ответ. Никто не давал ей пустых обещаний. Но те и не были нужны…

С каждым днем Дейнерис все больше узнавала человека, которого еще недавно едва не причислила к своим врагам. И всякий раз убеждалась, что он не пытался играть с ней в игры.

И с каждым днем Дени чувствовала себя чуть увереннее, зная, что рядом с ней не только союзники, верные воины, но и… друзья.

Не только те, кто переметнулся на ее сторону, не только те, кто прежде не имел выбора. Но и те, кто всегда видел выбор и не позволил себе переступить через свою гордость.

«Бастард из Винтерфелла, — произнесла про себя Дейнерис, глядя в спину северянина. — Не всякий высокородный лорд достоин такого же уважения».

Они почти не разговаривали, оставаясь наедине. Но порой Королева задавала Джону вопросы. Она много слышала о Севере и северных лордах от сира Джораха, но она не могла не признать, что за эти годы Мормонт явно растерял значительную часть северного нрава. Если когда-то его имел. И Джон рассказывал. Сначала скупо, но потом, мысленно вернувшись домой, подробно и уверенно.

Прижимаясь к боку мужчины, Дейнерис удивлялась, что Джон почти не говорил о себе, а ведь она знала очень мало несамовлюбленных представителей противоположного пола. В рассказах мужчины она почти воочию видела суровых северян, для которых последние годы стали годами тягот и постоянных войн. Она могла представить себе маленькую, но гордую леди Мормонт, которая в описании Джона куда больше походила на решительный народ севера, чем ее родич — сир Джорах.

Джон рассказал ей про Винтерфелл, и девушка слушала, затаив дыхание. Прикрыв глаза, она могла представить себе массивные приземистые строения и стены, вросшие в неприветливую северную землю, как корни мощного дерева. Она почти слышала шелест чардрева, хотя никогда не видела символов веры Старых Богов.

— На Севере вера в Старых Богов сильна, — бормотал Джон. — На Юге даже не осталось богорощ. В Винтерфелле одна сохранилась. Отец был верен заветам предков, пусть и женился на женщине из Речных земель, а она принесла на Север веру в Семерых.

Дени слушала про Эддарда Старка, осознавая то, что не испытывает к памяти этого человека ни капли злости. Она слушала истории о нем, о прошлом сурового волка и с удивлением осознавала, что слышит те истории, которые сам Нед Старк рассказывал своим детям.

— Он никогда не отзывался плохо о Рейгаре, — озвучила она, сообразив, что Джон не пытается как-то сгладить старые истории, убрав из них неприглядные эмоции другого рассказчика.

— Нет, — согласился Джон и, будто сам это впервые заметив, добавил: — Отец всегда был сдержан и отстранен, когда упоминал принца.

— Но ведь мой брат… — начала было Дейнерис, но запнулась.

Правда и так всегда маячила между ними. Суровая, кровавая и неприглядная правда. И не стоило в который раз напоминать, сколько крови Старков пролили Таргариены и кто сверг Таргариенов.

«Хотя это не Старки свергли династию, — на миг подумала Дени. — Мой брат погубил тетку Джона, мой отец — его дядю и деда. Но низложили династию Баратеоны и Ланнистеры, а вовсе не Старки. У Джона больше права ненавидеть меня, чем у меня — винить его за предательство его семьи».

— Да, — согласился северянин. — Но отец всегда обходил эту тему. Он и о Лианне Старк почти не говорил. Эта тема явно причиняла ему боль, но отец… Он любил рассказывать о прошлом, но всегда избегал рассказов о твоем брате или о своей сестре.

Желая перевести тему, Дейнерис спросила о других Старках, и тогда Джон стал рассказывать ей о леди Кейтилин, какой он ее помнил. В словах мужчины была толика горечи, но Дени не могла не заметить, что Джон все равно был благодарен леди Старк, пусть та и открыто не любила бастарда мужа.

— Отец женился на ней после гибели своего старшего брата, они не любили друг друга, семьям просто нужен был союз. Но лорд Старк всегда был верен своим клятвам, своим принципам. Именно поэтому, видимо, и была так сильна обида леди Старк. Это был первый и единственный случай, когда отец предал собственное слово.

Дени отметила, что о своей матери Джон ни разу не упомянул, и спросила об этом, с удивлением узнав, что Нед Старк не говорил о ней сыну, а бродившие по Винтерфеллу слухи так и остались слухами.

Джон рассказал ей о Роббе, и она улыбалась, слушая истории о красавце-брате. Рассказал ей о Сансе, единственной, кого Джон встретил спустя столько лет из некогда могучей семьи Старков, и Дени могла себе представить как юную девушку, мечтавшую о сказке, так и ту, какой Санса стала спустя годы. Рассказал о боевой и диковатой Арье. О любителе высоты Бране. О маленьком вертлявом Риконе. Кого-то из этих людей уже не было на свете, но в рассказах Джона они представали перед Дейнерис, как настоящие. Живые. Любящие. И любимые.

Даже сейчас, на холоде, вернувшись в те рассказы, Дени могла ощутить тепло ни разу невиданного ею замка, где когда-то жила большая семья, где царил мир.

У нее самой никогда не было семьи, не было матери, отца. Даже брат Визерис не любил ее, видя в ней причину гибели их матери.

Слушая Джона, Дени чуточку завидовала ему, бастарду, у которого была семья. Всегда была.

Видя мягкую улыбку, возникавшую всякий раз, когда Джон думал о своих близких, Дени задумывалась над тем, какой бы она сама была, будь у нее другой брат. Такой брат, как Джон. И девушку все чаще посещала мысль, что ей хочется такую семью.

Человеку нужны не только соратники, преданность которых измеряется золотом, верой или страхом. Человеку нужны те, кто будет рядом всегда и вопреки всему. Кто защитит, когда это нужно, кто вразумит, когда нужно. Кто будет стоять рядом, когда другие отвернутся. И кто не предаст, потому что семью не предают.

— Как хорошо волкам, — прошептала Дени, сметая снежинки с мехового воротника. — Волки не предают друг друга. А драконы же… История моей семьи — явное доказательство того, что мне должна быть чужда идея близких отношений. Пламя и кровь…

На другом конце света, в заливе, теперь носившем название Залив Драконов, Дейнерис яростно отвергала любую мысль о том, что кто-то может даже просто стоять рядом с ее Железным Троном. Но здесь, на Севере, когда ее мечты в течение следующих недель вполне могли превратиться в ничто, приоритеты Дени резко переменилось. Она не могла не признать это.

Винтерфелл — ДЕЙНЕРИС​

Дорога была трудной, но въехав одной из первых на холм, откуда открывался вид на Винтерфелл, Дейнерис испытала прилив сил. Крепость выглядела иначе, чем девушка себе представляла, пусть многие и рассказывали Дени про резиденцию Королей Севера, одну из старейших крепостей этого края.

Винтерфелл оказался кряжистым и приземистым. Издали крепость напоминала низко пригнувшееся к земле дерево с мощными ветвями-башнями, обнесенное надежной стеной. Но при всем при этом, крепость показалась Дени куда уютнее, чем продуваемая всеми ветрами на Драконьем Камне.

Джон выпрямился в седле и чуть улыбнулся, глядя на Винтерфелл. И этот момент не укрылся от Королевы.

«Он возвращается домой…» — подумала она, вспомнив собственные эмоции, когда шла по пляжу Драконьего Камня. Тогда ее терзало множество разных и по большей части противоречивых ощущений.

Дени так хотелось вернуться домой. В Вестерос. В Семь Королевств. На Драконий Камень, где она родилась. В Королевскую Гавань, где триста лет правил ее род. И, идя по земле своей родины, Дени чувствовала себя сильнее. Вот только место ей было не знакомо. У нее не было семьи, которая бы ждала ее возвращения. Не было родных, ради которых стоило спешить домой, полной грудью вдыхая морозный воздух, ощущая, как вместе с ним в тело входят новые силы...

Путь до самой крепости занял чуть больше времени: пришлось сначала заняться драконами, чтобы те не кружили над окрестностями и не пугали и так настороженных северян; отдать приказы по размещению войск. Только после этого союзники вместе со стражей и советниками проехали через главные ворота.

Джону вспомнилось, как когда-то через эти же ворота проехал Король Роберт, принеся с собой беду. Тогда еще никто об этом не знал, хотя по напряженному взгляду отца и опущенным уголкам губ леди Кейтилин Джон еще тогда предположил, что они не слишком уж рады этому визиту. Знали ли они, что ждало семью? Кто теперь мог ответить.

Мужчина вздохнул, заметив, что во дворе, как и много лет назад, выстроились домочадцы. Тогда впереди стоял отец, а рядом с ним — Робб. Маленький Рикон топтался возле матери. Арья появилась лишь в последний момент, разрядив обстановку и рассмешив своих братьев. Сейчас людей во дворе было меньше. И почти все они никогда не знали Эддарда Старка.

Не было в толпе закутанного в серую мантию мейстера Лювина, когда-то учившего всех ребятишек читать и писать. В тот день из далекого прошлого он стоял рядом с Джоном, во втором ряду встречавших. Не было мастера над оружием сира Родрика, не было Ходора… Не было старушки Нэн. И половины семьи, которую Джон так любил, не стало.

— Как же давно это было… — произнес мужчина, скользнув взглядом по лицам людей.

Сейчас впереди стояла Санса, рядом с ней, сдержанно улыбаясь, — Арья. Позади них маячили нынешний мейстер, новые мастера… Но Джон смотрел лишь на сестер. На свою малышку Арью, которую он не видел так долго.

Дейнерис сразу заметила девушку с ярко-рыжими волосами, по описанию узнав в ней Сансу Старк. А вот стоявшая рядом с ней невысокая темноволосая девушка в первый миг показалась Дени просто личной служанкой леди и лишь секундой позже гостья Винтерфелла поняла, что девушка более сестры внешне похожа на Джона.

Момент обязывал соблюдать приличия. Отцовское воспитание требовало сдерживать чувства на людях. Но как только Джон остановил коня и спешился, Арья, вопреки всем правилам и тихому оклику Сансы, кинулась к брату.

— Джон!

Арья подпрыгнула и привычно обхватила брата за шею, крепко прижавшись к его плечу. Он обнял ее, на несколько долгих секунд прикрыв глаза и ничего не замечая вокруг.

Санса чуть нахмурилась, но больше не стала окликать Арью. Глянув на прибывшую с делегацией незнакомку, леди Винтерфелла с удивлением отметила, что та вовсе не разозлилась на непредвиденное несоблюдение этикета. Дейнерис Таргариен с непонятным Сансе выражением на лице наблюдала за встречей родных.

Сама того не зная, Санса, как и брат, тоже сравнивала этот день с тем, что произошел когда-то в этом же дворе. Леди Винтерфелла с легкой злостью вспомнила себя тогдашнюю, совсем юную. Она росла северной, но все же розой. Старшей дочерью. Драгоценным цветком Винтерфелла. Ее мир был полон иллюзий… Тогда колючка-сестра казалась Сансе самой большой неприятностью в жизни.

«Мне бы тогда те колючки», — про себя вздохнула девушка.

Розам место на Юге. На Севере же выживают лишь крепкие и стойкие к морозам цветы. Ребенком Санса этого не знала. Ей казалось, что жизнь будет такой же прекрасной, как в сказках старой Нэн. Казалось, что достаточно быть настоящей леди, и она получит желаемое: счастье, принца, жизнь в приветливой столице.

Но мир иллюзий растаял, как под лучами солнца исчезает туман...

Счастье оказалось скоротечным и лживым, принц — тираном. А приветливая столица — суровым и холодным городом, где выжить сложнее, чем на Севере.

— Ты выросла, — дрогнувшим голосом прошептал Джон, опустив сестру на землю, и добавил, кивнув на короткий меч на боку девушки: — Ты не потеряла его.

— Это ведь твой подарок, — напомнила Арья. — Как я могла потерять Иглу?

Джон широко улыбнулся, глядя сестре в глаза, и Дени на несколько секунд перестала дышать. Никогда прежде она не видела у северянина такой улыбки, мгновенно преобразившей его лицо. Это была не мягкая полуулыбка, которую Дейнерис обычно видела. Джон улыбался широко и счастливо, и сердце Дени заныло — ей захотелось, чтобы однажды он улыбнулся так и ей.

Из-за внезапного нарушения этикета была потеряна вся торжественность момента, и это расстроило Сансу, готовившуюся к приезду гостей.

Она и так чувствовала себя не слишком уверенно, пока Джон не сообщил о том, что едет домой. Как бы Санса ни старалась, ни расправляла плечи, повторяя про себя, что она леди, леди Винтерфелла, без Джона она не чувствовала себя такой же сильной, как с ним. Арья уловила это в ней, увидела неуверенность сестры, не способной влиять на вассалов дома Старк, и Санса, пусть нехотя, призналась самой себе в этом. А сейчас Санса должна была быть сильной, раз в Винтерфелл пожаловала очередная Королева.

«Хорошо, что Джон здесь», — подбодрила себя девушка, глядя на Дейнерис.

Эта Королева пока совсем не напоминала Серсею, какой ее помнила Санса. Блондинка приехала в Винтерфелл верхом, а не в громоздкой двухэтажной карете. Дейнерис не кривила губы, глядя на людей и землю под ногами. На миг Сансе показалось, что эта странная незнакомка может оказаться довольно приятной.

Представление вышло скомканным, как встреча старых друзей.

— Бран у чардрева, — догадавшись о мыслях брата, сказала Санса. — Он теперь почти все время там.

Арья улыбнулась Джону и, снова заложив руки за спину, отступила, встав рядом с сестрой.

— Джон, — окликнул брата юноша, и слуги расступились, позволяя Сэму подвезти кресло Брана к родным. — Ты дома.

Джон сглотнул, рассматривая брата. Коротко кивнул Сэму в знак приветствия.

— Бран…

Тот вырос, изменился, но в нем все еще угадывалось сходство с тем мальчиком, которого Джон помнил.

— Когда я видел тебя последний раз, ты еще не очнулся после падения, — напомнил мужчина глухо.

— Я видел тебя за Стеной, — ровным тоном произнес юноша. Его голос показался Джону безжизненным, отстраненным, но Бран улыбался, пусть эта улыбка и была лишь слабой тенью той, которую мужчина помнил. — Ты бился с братьями Ночного Дозора.

— Почему?..

— Так было нужно, — перебил Джона Бран. — Я должен был идти дальше, а ты бы меня не отпустил, вернул бы на Юг.

— Что с тобой стало там? — спросил Джон.

— Ты уже видел варгов, — не спрашивая, а утверждая сказал Бран. — Ты знаешь, что они умеют.

— Кто такие варги? — нарушил беседу Тирион, услышав незнакомое слово.

— Это люди, способные видеть мир глазами животных и птиц, — рассеянно пояснил Джон. — Эта способность есть у потомков Первых Людей.

— В какой-то степени такая способность есть и у Таргариенов, поэтому ее величество может управлять драконами, — добавил Бран, переведя взор на Дейнерис.

— Значит, ты варг?

— Я Трехглазый Ворон, — ответил юноша. — Я могу видеть то, что происходило сотни лет назад. То, что происходит за сотни миль отсюда.

— И что происходит? — усмехнулся Тирион.

— Восточный Дозор у моря разрушен, — отозвался Бран.

Джон вздрогнул:

— Как?

— Король Ночи обратил дракона и его дыханием разрушил Стену.

Дейнерис издала звук, похожий одновременно на вздох и всхлип.

— Это больше не Визерион, — будто прочитав ее мысли, пояснил Бран, глядя Дени в глаза. — Это другой дракон.

— Братья?

— Выжили только двое, — сообщил неутешительные новости Бран. — Тормунд и Берик.

Джон переглянулся с сиром Давосом.

— В основании Стены были скрыты древние заклинания Первых Людей, но когда дракон разбил Стену своим мертвым дыханием, часть этих заклинаний была разрушена, и Белые Ходоки смогли пересечь преграду.

— Где армия Короля Ночи? — напрягся Джон, полностью доверяя словам брата.

— Король Ночи повел армию к Черному Замку. Те двое из Восточного Дозора добрались туда по Стене и предупредили Эдда, — успокоил Джона Бран. — Стена пала, Ночной Дозор более не существует. Они отправили ворона в Сумеречную Башню, а сами движутся сюда. Король Ночи дойдет до Черного Замка и разрушит его и Стену за ним, чтобы пропустить на эту сторону остальную армию.

— Хорошо, — хмуро кивнул Джон. — Значит, у нас еще есть время.

Заметив недоуменные взгляды тех, кто еще не видел мертвых, Джон пояснил:

— Армия мертвых движется со скоростью пеших. Значит, у нас еще есть время на подготовку. Пусть у Короля Ночи есть дракон, но он не сможет бросить своих мертвяков и будет продвигаться на Юг только вместе с ними.

Винтерфелл — ДЖОН​

— Так куда делся Бейлиш? — спросил Джон.

Этот вопрос интересовал всех, но на Драконий Камень сестры Старк сообщили лишь о том, что лордом-защитником Долины Аррен стал лорд Ройс.

— Он был казнен за предательство, — скупо ответила Арья, видя, что Сансе сложно начать первой.

Девушка произнесла эти слова тихо и спокойно, как какую-то несущественную новость, и этот взрослый хладнокровный тон заставил многих поежиться.

— Мизинец пытался нас рассорить, — призналась Санса. — Он уже проделывал подобное с нашей теткой Лизой и матерью. Со Старками и Ланнистерами. Он возвысился на том, что манипулировал людьми.

— И не только, — отозвался Варис, посматривая то на Арью, то на Брана.

— Это он предал нашего лорда-отца, — добавила Санса. — Бран видел, что Мизинец приставил нож к горлу отца, когда тот пришел в тронный зал после смерти Короля Роберта. Это Мизинец убил тетку Лизу. Он совершил много страшных злодеяний, чтобы получить власть.

— Я рад, что вы повзрослели и теперь не ссоритесь, — ласково улыбнулся сестрам Джон.

— Отец бы не хотел, чтобы его дети воевали друг с другом, — с печалью произнесла Санса. — Нас осталось слишком мало.

— Ты права, — согласился Джон. — Мы потеряли родителей, Робба, Рикона...

— Если бы не Фреи… — прошептала Санса.

— Фреи поплатились за свое гостеприимство, — внезапно зловеще выдохнула Арья.

— И нам до сих пор неизвестно, кто от них избавился, — отстраненно признался в своем неведении Варис.

— Фреи были в списке Арьи, — глядя сквозь присутствующих, сообщил Бран, и все разом уставились на девушку, но та спокойно встретила внимание к себе.

— О чем вы? — напрягся Тирион.

— Нет большего предательства, чем убийство гостей в своем доме, — тихо сказала девушка.

— Нам уже можно начинать бояться? — усмехнулся Варис, но улыбка у Паука вышла болезненной и не слишком уверенной.

— Вас пока нет в моем списке, — пожала плечами девушка, и то, насколько спокойно она это произнесла, лучше всяких слов убедило Джона, что Арья и правда каким-то образом разделалась с Фреями. Но раз уж их маленький брат стал варгом, что-то подобное вряд ли могло удивить Джона.

* * *

​

— Джон, нам нужно будет поговорить, — предупредил Бран. — Это важно. Это касается твоей матери.

Джон вздрогнул, и Дейнерис, слышавшая юношу, заметила эту реакцию и чуть нахмурилась. Джон замер, глядя вслед брату, которого увозил из Большого зала Сэм, но, помня о совете с лордами, промолчал и вернулся за стол.

Винтерфелл — ДЕЙНЕРИС​

Джон говорил, а Дейнерис внимательно наблюдала за собравшимися в зале северянами. Девушка кожей чувствовала напряжение, царившее в зале, но она заранее была готова к подобному приему. Никто из северян не был ей рад. И они открыто это демонстрировали, посматривая на нее с враждебностью, на которую имели право. Но, лишь увидев этих людей, заглянув им в глаза, Дени осознала, что северяне — другие. Они не будут служить ей, они не признают ее. И она не запугает их драконами, пока у этого народа есть Король. Вот только она пришла не завоевывать Север. И убедить в этом лордов ей придется самой. Потому что так надо.

Поймав короткую паузу в речи Джона, Дейнерис встала, и тут же почувствовала на себе давящую силу прикованных к ней взглядов.

— Я знаю, кем вы меня считаете, — решительно сказала девушка, сцепив пальцы. — Я знаю, кем являюсь в ваших глазах. Дочь Безумного Короля. Сестра принца Рейгара. Руки моих предков в крови Старков. Иноземка, прибывшая в эту страну с собственной армией. — На несколько мгновений Дени замолчала, видя, как неслышно перешептываются лорды. — Но Семь Королевств родина не только для вас. Не только ваши предки лежат в этой земле. Для меня Вестерос — Родина. Я родилась здесь. — Она сделала новую паузу, продолжая следить за реакцией северян и не замечая своих советников, пытавшихся подавать ей какие-то знаки. — Я могла бы уехать, вернуться назад в Эссос. Но я видела то, что идет за нами всеми. Видела своими глазами и знаю, что армия ночи может уничтожить Север, а за ним и Юг. Я могла бы уехать. Но это не только ваша, но и моя земля. — Дени вновь выдержала маленькую паузу, замечая, как гул голосов постепенно стихает. — И я пришла на Север, потому что ваш Король позвал меня быть своим союзником в этой войне. И я пришла, чтобы сражаться вместе с вами, потому что я должна. Потому что это наша общая война.

В зале повисла гробовая тишина, и Дейнерис знала причину. Собираясь говорить с этими людьми, она заранее не знала, какие слова произнесет. Но знала, что должна говорить правду. Быть искренней с этими лордами.

Как-то на Драконьем Камне, убеждая ее, Тирион предложил дать северянам хоть что-то, не дав ничего ценного, но с того дня будто целая жизнь прошла. И Дени не впервой было не следовать советам Тириона. Вот и нынешнее ее решение десница не одобрил бы, если бы знал заранее.

Дени точно знала, какой будет эффект от ее слов. В политике значение играет каждая фраза. И она знала, что северяне заметят.

На переговорах с Серсеей, та почти в открытую предложила Джону титул Короля Севера. Пусть это предложение не прозвучало, но все тогда поняли ее намек.

Король Севера… Не Хранитель Севера и не просто лорд Винтерфелла, как того изначально хотела Дени. Король.

Щедрое предложение. И не важно, что Серсея вряд ли сдержала бы свое слово!

Мало кто устоял бы. Но Джон остался верен своей присяге, больше радея за своих людей, чем за титулы. И сейчас это много значило для Дейнерис.

— Вы признали Джона Сноу Королем Севера и доверили ему вести вас, потому что понимаете, что он достоин этого, — продолжила девушка в полнейшей тишине. — И я надеюсь, что в грядущей войне я смогу быть достойным союзником Северу и его Королю, раз он попросил меня сражаться вместе. С этого дня и навечно.

Дени чувствовала на себе взгляд Джона, но не повернула головы. Сейчас она делала то, что в целом делать и не должна была. То, за что ее позже отчитает Тирион. Здесь и сейчас она признала Джона Королем и тем самым признала независимость Севера. Не где-то в пещере один на один с Джоном Сноу, а при всех его вассалах.

Теперь присяга не имела значения. Дейнерис сама указала людям на то, что в нынешней войне она не захватчица, не владычица, не та, что поставила выбранного Короля на колени, а союзник.

В какой-то миг Королева заметила крохотную улыбку на губах совсем юной девушки, восседавшей в рядах суровых северных лордов.

«Леди Мормонт», — вспомнила Дени рассказы Джона.

Эта хрупкая темноволосая хозяйка Медвежьего острова совсем не походила на сира Джороха, казалась суровой и несгибаемой, как и остальные лорды Севера.

— Если мой Король принял такого союзника, то и Медвежий остров примет, — произнесла девушка, встав и кивнув Джону. — С этого дня и навечно.

Ее слова запустили цепную реакцию по залу, и вот уже многие лорды согласно кивали и хлопали по столам широченными ладонями в знак одобрения.

Винтерфелл — ДЖОН​

— Что у нас готово? — спросил Джон, когда стих гул и обстановка в Большом зале переменилась.

— Все готовятся, — принялась перечислять Санса. — Теперь мы знаем, что основной удар придется на Винтерфелл, но все на Севере выстраивают стены из дров и хвороста в нескольких сотнях ярдов от стен замков. С северной стороны Винтерфелла мы готовим полосу, шириной в сотню футов.

— Хорошо. Это сдержит мертвых, — кивнул Джон. — Но на Ходоков огонь не действует, а в ближнем бою противостоять им может только валирийская сталь и драконье стекло. Если убить Ходока, то тут же рассыпаются и поднятые им мертвые.

— Драконье стекло продолжают развозить по всему Северу, — кивнула Санса. — Большая часть идет сюда, но очень много поступает и в другие крепости, чтобы все были готовы.

— Повсеместно из этого материала готовят наконечники стрел и копий, — отчитался мейстер Волкан. — А так же лезвия кинжалов, топоров. Крошево собирают для снарядов катапульт.

Лорды закивали, подтверждая слова мейстера. Джон улыбнулся Сансе, и она улыбнулась в ответ, стараясь не думать о том, что, поддайся она провокации Мизинца, брат бы смотрел на нее иначе.

* * *

​

Джон сбежал ото всех. От Брана, умолкшего в конце рассказа, от Сэма, подтвердившего его слова. Ноги сами привели Джона в крипту, где царил вечный полумрак, едва разгоняемый светом от факелов, и куда не добиралось тепло от горячих источников. Он вдохнул знакомый спертый воздух с его отчетливыми нотками сырости, земли, тлена и воска. Эта тишина, нарушаемая лишь стуком капель, умиротворяла, напоминая о том, что история каждого человека всегда приводила к одному. Все люди смертны. И смерть придет за каждым, пусть и разными путями.

Джон остановился против статуи отца, вглядываясь в высеченные в камне черты, и в который раз не нашел сходства с оригиналом.

Уезжая на Юг на встречу с Дейнерис Таргариен, Джон не раз с усмешкой повторял себе, что он не Старк, а потому проклятие не должно на него подействовать. Но в душе готовился к худшему, на самом деле подозревая, что уже не вернется в Винтерфелл.

С того дня будто прошли годы...

— Ты столько лет хранил эту тайну, — обратился Джон к статуе. — Зачем?

«Он хотел защитить тебя, — рассказывая открывшуюся из прошлого правду, пояснил действия отца Бран. — Он обещал ей».

«Если бы наступил день, когда твой отец был бы вынужден выбрать между честью и теми, кого он любит, что бы он выбрал?» — спросил когда-то мейстер Эймон.

«Он бы поступил правильно», — вспомнил Джон свои собственные слова и сглотнул.

Шумно вздохнув, мужчина на негнущихся ногах перешел к другой статуе и медленно поднял взгляд. На него смотрела совсем юная девушка. Тоненькая. Хрупкая. Она улыбалась ему.

Его мать…

— Ты всегда была рядом, — пробормотал Джон. — Всегда была рядом со мной.

Джон никогда не мог понять, почему отец похоронил свою сестру в крипте. До нее там находили свой последний приют лишь Короли и лорды Севера, сильные мужчины семьи Старк. Джон знал, что отец любил свою сестру, но даже любовью такое решение оправдать не мог.

«Ее место здесь», — как-то сказал Эддард Старк, никому и ничего не объясняя. И теперь Джон мог с ним согласиться. Место Лианны Старк и правда было рядом со своими родичами-воителями: братом, отцом, дедом и всеми лордами и Королями до них.

Она была сильной... его мать. Своевольной, воинственной, смелой. Совсем не леди, не зря как-то отец сказал, что Арья на нее похожа. Настоящей волчицей Винтерфелла. Королевой Севера.

Кровь волков была сильна в Лианне. Ей были чужды покои и спокойные занятия, вроде вышивки.

«Она была прекрасна, — Бран улыбнулся, рассказывая о ней. — У тебя ее глаза и волосы. Ты потому и похож на Старков внешне сильнее нас, потому что ты сын Лианны. Настоящей северной волчицы».

Девушке была предначертана счастливая жизнь, ведь многие годы до этого на Севере царил мир, а дрязги рода Таргариенов не касались других семей. Все было до тех пор, пока два больших рода Семи Королевств не начали соперничать друг с другом за влияние. На стороне Ланнистеров было богатство, поэтому Старки впервые за всю историю Вестероса решились устроить браки с представителями других великий семей. До этого лорды женились на дочерях своих знаменосцев, дома сохраняли целостность, а мейстеры вписывали в книги родословий схожих внешне наследников великий родов. Но потом Старки придумали заручиться поддержкой соседей. Против Ланнистеров объединились Север, Речные земли, Долина и Штормовые земли. Нед Старк и Роберт Баратеон уехали воспитанниками в Долину. После Кейтилин Талли сосватали за Брандона Старка, а Лианну — за Роберта.

Происходящее выводило из себя прежде мирного Короля Эйриса. Это ли повлияло на него или недолгое пленение, но он начал страдать паранойей и, в конце концов, — сходить с ума.

Смести его с трона старший сын — и Королевства бы вздохнули спокойно, но такое не могло произойти. Ситуация уже вышла из-под контроля и сменой Короля остановить катящееся колесо было уже нельзя.

Бран был еще маленьким и много времени проводил или с матерью, или на стенах замка, а взгляд в прошлое не мог позволить ему видеть все. Но Джон хорошо помнил рассказы отца. Тот никогда не отзывался дурно о принце Рейгаре, рассказывая о нем, как и о любом великом рыцаре своей молодости. И из тех рассказов сейчас Джон мог выцепить кое-что важное. Однажды отец обмолвился, что Рейгар был прекрасным воином, но не был просто бездушным рыцарем с мечом.

Значило ли это, что принц все понимал? Наверняка.

Джон много раз слышал рассказы о турнире в Харренхолле, но теперь эти истории выглядели иначе. Мужчина всегда считал, что тогда случилось одно из тех событий, которые хочется предотвратить. Но на деле же...

Все, даже те, кто родился гораздо позже, знали, что Рейгар женился не по любви. У него не было сестры, чтобы продолжить традицию Таргариенов. И его женили на принцессе Дорна. Элия родила принцу дочь и вот-вот должна была родить сына, когда произошло знакомство Рейгара и Лианны.

«Это была внезапная и искренняя влюбленность, — глядя пустыми глазами на белый ствол чардрева, сказал Джону Бран. — Они просто полюбили друг друга. Вопреки всему и всем».

Полюбили и уехали из Харренхолла вместе, когда старшие Старки отправились в Риверран на свадьбу Брандона и Кейтилин.

— Лианна не сбегала…

Бран не мог проследить все те события полностью, но, зная правду, зная, кто был вовлечен в ту историю, каковы были их мотивы и где в итоге каждый оказался, Джон и сам мог додумать.

Лианна любила семью, но не желала выходить замуж за Роберта. Не смотря на то, что Баратеон был другом ее брата, уже тогда лорд Штормового Предела отличался непостоянством и разгульным образом жизни, наплодив бастардов. Именно из-за настойчивого желания брата и отца отдать ее за Роберта Лианна решилась на побег, зная, что иначе их не убедить. Она была сильной и решительной. Но вряд ли глупой. Она наверняка отправила письма родичам, предупреждая о своем решении.

Но ее письмо попало не в те руки. Не сложно было догадаться, что в Риверране первым его мог прочесть Мизинец, имевший огромное влияние на Лизу Талли и зуб на Брандона Старка. В тот момент он был тем, кому дальнейшие события сулили наибольшую выгоду. Скрыв правду и не без помощи Лизы Талли введя в заблуждение Брандона, Бейлиш мог отсрочить свадьбу Кейтилин. А то и вовсе — избавиться от соперника. И его план осуществился: страдающий паранойей Король не стал слушать тех, кого считал своими врагами, и довершил за Мизинца его месть. А требование выдать королю Роберта и Неда просто стало для Бейлиша приятным бонусом.

Рассказал ли он правду Роберту? Или, что более вероятно, лорду Аррену?

Иначе как Мизинец при правлении Роберта смог так подняться и как вообще могло случиться, что восстание стало восстанием Роберта, всего лишь оскорбленного жениха, а не Неда, у которого было больше претензий к принцу.

Мизинец всегда умел манипулировать другими…

Если Роберт узнал правду, то он просто не имел права допустить, чтобы ситуацию контролировал Нед. Роберт должен был вести бой сам и сам сделать все, чтобы истина потонула в начавшейся войне. К бунту против Короля давно готовились, ждали удобного времени. И смерть старших Старков всколыхнула Королевства, а похищение становилось отличным поводом для восстания. В такой ситуации любой выглядел бы благородным борцом, а силы половины Королевств лишь того и ждали, что их кто-то поведет в бой.

Роберт знал Неда, знал, что друг пусть и импульсивен, но честен. Знал Старка и Джон Аррен. Вряд ли бы Нед Старк довел дело до восстания, если бы знал, что причиной ему стала ложь.

Роберт сам убил Рейгара, сделав все, чтобы тот никому и ничего не сказал. Будь на его месте Нед, принц попал бы в плен и поведал правду, о которой Старк и не догадывался.

— А потом кто-то из заговорщиков каким-то образом позаботились и о Лианне…

Когда Бран рассказывал о том, как выглядела комната в Башне Радости, Сэм осторожно предположил, что Лианна могла умереть не из-за сложных родов и лихорадки, а от нанесенных ей ран. Бран, вспомнив свои видения, посчитал, что к Лианне вполне могли подослать убийц, а ребенка от смерти спасло лишь то, что его спрятали находившиеся в башне женщины.

Нед Старк успел в башню до того, как его сестра умерла. Зная свою сестру и зная ее характер, Эддард просто не мог усомниться в ее словах. Она сказала, что ребенок носит фамилию Таргариен, и Старку не нужны были иные доказательства брака, а просьба Лианны поведала Неду то, что от него пытались скрыть.

Старк вернулся домой. У него на руках был ребенок, но назвать его настоящее имя или родителей Нед не мог. Его связывала клятва. А еще осознание, что друг, в которого он верил, оказался лжецом. Эддард Старк даже не мог проверить слова Роберта, не накликав неприятности на голову своего маленького племянника.

Но, даже не зная Роберта так же хорошо, как отец, Джон легко мог представить разочарование лорда Старка. Ведь тот и сам знал, что Роберт никогда не любил Лианну, но в водовороте восстания просто не желал признавать это.

Наверняка Роберт желал Лианну. Но из всех женщин Семи Королевств она в итоге стала той, кого он не получил. Наверняка это его оскорбило, а дальше он и сам убедил себя, что был в нее влюблен. Придумал себе ложь, чтобы заполнить бреши в истории, и однажды поверил в придуманную неправду. Поверил, чтобы никто в Семи Королевствах не сомневался в причинах и итогах восстания. Поверил, чтобы держать в узде Север, Речные земли и Долину Аррен. А Джон Аррен не без влияния Лизы помог подняться Мизинцу, чтобы тот не болтал лишнего.

Олень получил корону, но, напяленная на рога, та в любой момент могла свалиться. Всего-то и нужно было раскрыть правду. Но Нед не сделал этого. Он не хотел подвергать опасности единственное, что осталось ему от сестры. Он выдал Джона за своего бастарда, все последующие годы нес печать изменника перед женой. После стольких лет дружбы с Робертом, Нед спрятался в Винтерфелле и до визита короля на Север выбирался на встречу с ним лишь раз — усмирить железнорожденных. Нед Старк все знал и просто не мог находиться рядом с тем, кто погубил тысячи жизней и один из древнейших родов лишь ради надуманной мести и попытки скрыть правду.

Роберт клялся преследовать Таргариенов и никогда бы не пощадил Джона, узнай, кто был его настоящим отцом. Нед же остался единственным, кто знал правду. Единственным, кто во всей стране знал, что Таргариены не были в чем-либо виновны.

Хоуленд Рид? Во время сражения у башни этот молодой мужчина был серьезно ранен и не мог слышать разговора между Недом и его сестрой.

«Больше никому не говори», — попросил Джон, когда Бран закончил свой рассказ.

«Но именно ты наследник Железного Трона, — напомнил брат. — Ты сын Рейгара».

«Грядет война и нашему противнику все равно, какую фамилию я ношу, — прошептал тогда Джон. — Старк, Сноу, Таргариен. Принц, вольный крестьянин Винтерфелла или раб из Эссоса. Королю Ночи все равно. Мы все можем погибнуть и, глядя на жизнь с такой вот стороны, мне плевать, кто сядет на трон. Я не хотел быть Лордом-Командующим, я не хотел быть Королем Севера. Титул — это не просто слова. Это ответственность за каждого. Сейчас я не хочу раскалывать созданные союзы. Дени может не понять. Она мечтает о Железном Троне, а северяне не захотят видеть во главе войска Таргариена. И мне самому это не нужно. Если я переживу эту зиму, то хорошо. А если нет, то какая разница, кем я был?

Мне хватит лишь осознания, что мой меч сохранит несколько жизней».

Джон вздохнул и вновь посмотрел на статую.

Винтерфелл — ДЕЙНЕРИС​

— Не стоило этого делать, — поделился своим мнением сир Джорах, когда поблизости не оказалось никого из обитателей Винтерфелла.

Тирион неопределенно хмыкнул и наполнил чашу элем.

— Когда война закончится, вы не сможете вернуть Север под власть Железного Трона, — продолжил свою мысль Мормонт.

Дейнерис задумчиво посмотрела на своего верного рыцаря и спросила:

— А будет ли что возвращать?

Сир Джорах напрягся, услышав стальные нотки в тоне девушки.

— Вы осознаете, что мы все можем проиграть в этой войне? — добавила Дени. — Вы видели то, что движется к нам. И знаете, как легко погиб Визерион.

— И все равно, — продолжил гнуть свою линию Джорах. — Джон Сноу — только бастард. А вы…

Он не договорил, но Дейнерис и сама поняла, что хотел сказать ее верный слуга.

Они знали друг друга много лет. Так долго, что девушка по взгляду могла читать мысли рыцаря.

— Да, — кивнула она, признавая, что благоволит своему союзнику. — Но и что с того?

— Мне он нравится, — признался Тирион. — Еще со времен, когда он был лишь бастардом из Винтерфелла. И знаешь что, Мормонт? Он давно перестал им быть.

— Вы мой друг и советник, сир Джорах, но вы кое о чем забываете, — хмуро сказала Дейнерис. — Вы можете мне советовать, но решения я принимаю сама. И не вам указывать мне на то, кто и чего достоин.

Сир Джорах насупился, но смолчал. И так же молча вышел прочь.

— Но в одном он все же прав, — глотнув эля и выждав паузу, пробормотал Тирион.

— Вы тоже не согласны с моим решением? — усмехнулась девушка.

— Нет, я о самом Джоне Сноу, — ответил Тирион, глядя на королеву.

— И вы против?

— Я лишь хочу, чтобы вы мыслили здраво, — осторожно намекнул Тирион. — Король Севера — хороший союзник. Но может стоило и остановиться только на союзнике?

— С тех пор, как мы пересекли Узкое море, вы, как десница, давали мне много советов, с многими из которых я согласна, но ваша стратегия… Из-за нее мы потеряли Дорн, Железные острова и Простор, — чеканя каждую фразу, напомнила Дейнерис. — И мы взяли опустевший Утес Кастерли. Я готова и дальше слушать ваши советы, но решать буду сама.

Тирион примирительно кивнул и вышел из зала вслед за Королевой. Во дворе перед Большим чертогом их встретил Варис, и по выражению лица Паука Тирион понял, что произошло что-то непоправимое.

— В чем дело?

— Ворон принес письмо из Риверрана, — спрятав руки в рукава, прошептал евнух. — От Джейме Ланнистера.

— И что пишет мой брат? — напрягся Тирион.

— Серсея обманула нас, — внимательно наблюдая за реакцией Дейнерис, сообщил Варис. — Она не собирается поддерживать нас в войне с Королем Ночи.

Тирион напрягся.

— И мой брат любезно известил, что идет на нас с армией?

— Нет, — ответил Варис, явно не до конца веря в то, что было сказано в письме. — Он известил, что забрал стоявший у Риверрана полк Ланнистеров и уговорил присоединиться к своему походу Талли. Они едут поддержать нас.

— Что ж… — прошептал Тирион, искоса глянув на Дейнерис. — Мой брат, каким бы он ни был, человек чести. Если он дал слово, то сдержит его. Правда я не ожидал, что ради этого он оставит Серсею.

— Скоро мы узнаем, так ли верен своему слову ваш брат, — с тихой злостью ответила Дени.

Винтерфелл — САНСА​

— Да, миледи, — выслушав последние указания, поклонился мейстер, но Санса даже не повернула голову, чтобы проводить удаляющегося мужчину взглядом. Все ее внимание было обращено на невысокую фигуру, замершую на стене.

«Она не похожа на Серсею», — сказал ей Бран, когда Санса пришла к нему в покои с письмом Джона, в котором он извещал, что возвращается домой.

Но девушка до последнего не верила словам брата. Даже когда увидела Дейнерис Таргариен своими глазами, даже когда не нашла в ней сходства с Серсеей, которая пугала, но все равно по-своему восхищала Сансу. Но окончательно Санса убедилась в правдивости слов Брана лишь теперь.

Был тот редкий момент, когда Дейнерис просто стояла и смотрела на поля вокруг Винтерфелла и в небо, где кружили ее драконы. От рассвета и до заката Санса наблюдала, как эта странная особа лично объезжала свои войска, подбадривая непривычных к суровой погоде дотракийцев и Безупречных, как она о чем-то спорила с Тирионом и Джоном, сидя над картой, и как взмывала в небо на спине громадного ящера. Но в суматохе дня Дейнерис все равно находила время, чтобы отрешится ото всех забот и побыть в одиночестве.

— Леди Старк, — раздался рядом знакомый голос, и Санса улыбнулась подошедшему к ней Тириону.

— Милорд.

— Вы проделали долгий путь из столицы… — заметил карлик, внимательно наблюдая за девушкой.

С момента приезда эти двое ни разу не оставались с глазу на глаз, на это просто не было времени.

— Да, это был очень долгий путь, — подтвердила Санса, стараясь не вспоминать о том, что с ней приключилось. С каждым днем делать это становилось чуть легче.

— Я рад, что вы в порядке, — искренне признался Тирион.

— Я боялась, что Джон не вернется, — призналась девушка. — Но он вернулся. С ней.

— Дейнерис Таргариен не похожа на других Таргариенов, — переведя взгляд на Королеву, сказал карлик. — И она более других не хочет быть на них похожей.

Санса не ответила, продолжая рассматривать блондинку.

Ледяной ветер подхватил выпущенные из сложной прически пряди волос Дейнерис и переплел их с густым белым мехом, украшавшим ее зимний плащ. Этот плащ преподнесла Королеве Санса, находясь в уверенности, что Дейнерис никогда его не наденет. Но та поблагодарила и тут же закуталась в мех и шерсть, признавшись, что даже для нее Север слишком холодное место.

Когда-то Серсея из чистой вежливости похвалила таланты Сансы. Но той ослепленной похвалой девочки не стало в тот миг, когда отец собственноручно убил Леди. Вместе с волчицей в тот день умерла наивность самой Сансы, но поняла девушка это значительно позже, выучив много уроков, которые ей преподнесли люди.

— Знаете, у нее тоже был тернистый путь, — признался Тирион. — Вам нужно как-нибудь послушать о ее жизни. Спросите сира Джораха. Он был рядом с ней много лет.

— Зачем? — удивилась Санса.

— У вас тут так скучно, — признался Тирион.

Винтерфелл — ДЕЙНЕРИС​

Со стены открывался вид на холмы и пересекавший их Королевский тракт. По обе стороны дороги, на сколько хватало глаз, до самого горизонта теснились шатры всех видов и размеров. Установленные между ними жаровни и разожженные на свободных пятачках костры едва разгоняли холод.

— Им тяжело здесь, — с печалью призналась девушка, обращаясь к приблизившемуся к ней сиру Давосу. — Никто из дотракийцев никогда не видел снега. Они выносливы, но это не их родина.

— Они преданны вам, ваше величество, — напомнила Миссандея.

— Говорят, холод проник далеко на Юг, — сказал сир Давос. — Говорят, даже пустыни Дорна увидели снег.

— Надеюсь, холод станет препятствием на пути Серсеи и она не отправит войско на Север, — поделилась своими надеждами Дени. — Не хочу, чтобы нас зажали с двух сторон.

— Южане непривычны к морозам, — ответил мужчина. — Я был в рядах войск Станниса Баратеона и видел, что делает холод со слабыми.

На дороге, в сопровождении небольшого отряда, появился Джон Сноу. Рядом с его конем неспешно трусил огромный белый волк. Дейнерис уже видела этого зверя мельком, но только сейчас поняла, насколько зверь огромен.

— Как называется это животное? — задала вопрос Миссандея.

— Лютоволк, — ответил сир Давос. — Лютоволки — символ дома Старков. Вы видели изображение на гербе: серый лютоволк на снежном поле.

— Серый, — напомнила советница Королевы.

— Да, — согласился сир Давос. — Но то символ Старков. А Джон — Сноу. Я слышал историю, как лютоволки появились южнее Стены.

Дейнерис взглянула на мужчину, давая знать, что ей интересно послушать.

— До того момента этих созданий по эту сторону Стены не видели тысячу лет, — вспоминая то, что рассказывали Сиворту сам Джон, братья из Ночного Дозора и другие северяне, сказал мужчина. — А потом Нед Старк с сыновьями наткнулся сначала на мертвого оленя, а после — на мертвую лютоволчицу, при которой обнаружились щенки. Их было ровно по числу детей Старков. Пятеро серых волчат и один белоснежный крошечный волчонок.

— Символично, — пробормотала Дени. — Что стало с остальными волками?

— Почти все погибли, — с сожалением признал мужчина. — Но этот волк выжил. Как и его хозяин. Из-за Призрака Джона называют Белым Волком.

— Белый Волк? — переспросила Дени.

Постояв еще немного, Дейнерис спустилась вниз, собираясь встретиться с Джоном. Со дня прибытия в Винтерфелл, Дени ни разу не оставалась с северянином один на один. Ей даже начало казаться, что он стал отстраняться от нее. Но иногда, даже во время советов, она ловила на себе его взгляд, чуть печальный и задумчивый, и чувствовала тепло в глубине карих глаз. И в такие моменты все ее сомнения исчезали, таяли. Будто живое пламя, существующее только между ними, выжигало все лишнее.

Джон не заметил ее приближения. Удивленная этим, Дени сделала знак охране и Миссандее и на некотором расстоянии последовала за северянином, желая узнать, куда же он направляется.

Мужчина пересек Главный двор, и Дени пошла за ним. Казалось, Джон бесцельно брел по Винтерфеллу, но вот он остановился перед небольшой аркой, которую охраняли два каменных волка, и медленно скрылся во тьме.

— Крипта? — сообразила Дейнерис.

Там девушка еще не была, хотя за дни пребывания в крепости изучила каждый из двориков, теперь легко ориентируясь в планировке замка.

Постояв немного на границе света и тени, они шагнула в темноту, до конца не уверенная, что хочет спускаться под землю.

Внизу оказалось холоднее, чем на поверхности. Каждый шаг эхом отдавался от темного камня стен и низкого потолка. Из ниш на Дейнерис взирали каменные изваяния Королей. Суровые мужи, некогда правившие в Винтерфелле, восседали на своих каменных тронах. На их коленях покоились мечи или лишь ржавые потеки напоминали о рассыпавшемся за давностью лет оружии. У ног северян восседали или лежали огромные лютоволки.

Вглядываясь в лица, Дени шла дальше, следуя за светом факелов и зажженных в дальней части коридора свечей.

Никогда прежде она не видела подобных мест. Даже о своих предках она лишь слышала рассказы, но не видела их гробниц. И уже не увидит — Серсея взорвала септу, где покоился прах Таргариенов.

Джон стоял напротив одной из ниш. Подойдя ближе, Дейнерис ожидала увидеть отца Джона, но перед ней предстала статуя хрупкой девушки. С потолка на статую капала вода, стекая по прекрасному лицу, как слезы.

— Это…

— Это моя… — начал было Джон, но запнулся и не сразу закончил: — Это Лианна Старк.

— Та самая? — спросила Дени, вздрогнув.

На миг девушке стало очень холодно, холоднее, чем когда ни было. Она осторожно взглянула на Джона и нахмурилась, заметив боль, сквозившую в облике мужчины.

— Ее… — начала Дейнерис, но не смогла закончить фразу. — Из-за нее началось восстание. Из-за нее и моего брата. Сир Барристан Селми говорил мне, что Рейгар умер с ее именем на губах.

Джон взглянул на Дени и тихо сказал:

— Восстание Роберта Баратеона основано на лжи.

Дени непонимающе воззрилась на мужчину.

— Рейгар Таргариен не похищал Лианну Старк.

— Но…

— Бран узнал правду из своих видений, — медленно продолжил Джон. — Правду скрыли ото всех.

Дени глубоко вздохнула, пытаясь осознать сказанное.

— Эддард Старк узнал истину, лишь добравшись до Башни Радости. Узнал правду, когда Безумный Король был уже мертв, когда был мертв принц Рейгар, Элия Мартелл, ее дети… Когда Роберт уже занял трон, а Ланнистеры бесчинствовали в Красном Замке и столице.

— Но почему он не раскрыл правду? — разозлилась Дейнерис.

— В жизни каждого человека наступает миг, когда он должен сделать сложный выбор. Выбор между долгом и теми, кого он любит. Сделать выбор и жить дальше, — горько усмехнулся Джон, и раздражение Дени отхлынуло, когда она услышала в голосе северянина боль и усталость. — Меня преследуют эти слова… Вот уже много лет преследуют.

— Кто их сказал?

— Мейстер Эймон. Мейстер Черного Замка. Эймон Таргариен.

Дени напряглась, пытаясь вспомнить этого своего родича.

— И какой выбор сделал твой отец?

— Он выбрал родных, — ответил Джон с горькой улыбкой, заставившей Дени прекратить расспросы.

Королевская Гавань — СЕРСЕЯ​

Колонны тронного зала почернели от постоянно полыхавшего пламени. Но огонь едва разгонял холод. Сидя на троне, закутанная в меха, Серсея старалась не дрожать. Казалось будто трон превратился в кусок льда, и сама Королева вот-вот превратится в кусок этого льда. Женщине хотелось встать и уйти, спрятаться в теплых покоях, но ее останавливала мысль, что так она покажет свою слабость.

«Я Королева Семи Королевств! — твердила она себе. — Я Королева! Никто не займет мой трон!»

— Ваше величество…

Серсея хмуро оглядела тех, кто собрался в тронном зале. Королева смотрела на мужчин и не таясь кривила губы. Она видела перед собой не знатных лордов, которых сама же назначила на их посты при дворе, а перепуганных псов. Мужчины дрожали, зная, что достаточно одного лишь слова Серсеи, чтобы пики на воротах украсила очередная голова, а освободившееся место занял кто-то новый.

— Ваше величество, у ворот города собираются люди, они просят впустить их, — проблеял один из мужчин, посматривая на охранявших зал гвардейцев.

— Мы не можем впустить людей в город, — тихо прошептал Квиберн, подавшись ближе к Королеве. — В городе не так много продовольствия, чтобы кормить всех желающих, ваше величество.

— Именно, — согласилась Серсея. — Ворота останутся закрытыми.

Вопрошавший сглотнул и отступил назад.

— Ночью убили офицера Золотых Плащей, ваше величество, — подал голос другой мужчина.

— Так найдите виновных и отрубите им головы! — приказала Серсея. — А головы выставьте на пиках в назидание другим.

От ее возгласа многие вздрогнули и попятились, даже стражники.

— На улицах находят все больше и больше насмерть замерзших бедняков, ваше величество, — перепугано пролепетал третий проситель. — Возможно, стоит…

— Кого волнуют бедняки? — перебила Серсея. — Пусть мерзнут. Мне нет до них дела.

— Может начаться бунт. Люди боятся того, что может явиться с Севера.

— И что могут замерзающие нищие против Королевской Гвардии? Против Золотых Плащей? — рассмеялась Королева и махнула рукой. Стражники тут же обогнули просителей и начали теснить их прочь из тронного зала.

— Пироманты делают свою работу? — спросила Королева, когда рядом с ней остались лишь десница и Гора.

— Трудятся день и ночь, ваше величество, — поклонился Квиберн.

— Вы передали им карту подземных тоннелей Королевской Гавани?

— Да, ваше величество.

— Я хочу, чтобы под каждым зданием и каждой улицей столицы были заложены запасы дикого огня, — с болезненной усмешкой сказала женщина. — Будут ли это мертвые, среброволосая стерва или мальчишка-бастард, я никому не дам отнять у меня мой трон. Никому из них я не дам войти в столицу. Я сожгу их всех. Сожгу их всех. Сожгу их всех...

Серсея сжалась на Железном Троне, пытаясь согреться.

— Джейме… — прошептала она, собираясь позвать брата, но тут же одернула себя. Джейме уехал, бросил ее, предал. Предал семью.

Королева на миг прикрыла глаза ладонью, отгораживаясь от наполненного огнем зала, холодного света, льющегося сквозь высокие окна, и падающих на каменный пол вытянутых теней. Серсея держала себя в руках, пытаясь никому не показать, что весь ее мир, вся ее уверенность давно осыпалась осколками. И некому дать ей совет, некому поддержать. А ведь она была уверена, что Джейме всегда будет рядом. Все уйдут, исчезнут, останутся лишь тенями львов на каменном полу тронного зала, но брат будет рядом.

Отведя руку, женщина посмотрела прямо перед собой. Туда, где между колонн на полу возлежали тени. Сколько их было? Много. Тени от кованых львов на окнах пролегли до самых дверей в конце зала, но они были бесполезны сейчас. А ведь когда-то в Королевской Гавани, в Красном Замке, яблоку некуда было упасть от Ланнистеров. Сейчас от великого дома остались лишь тени.

— Я жива… — напомнила себе Серсея. — Я Ланнистер.

На миг ей почудился голос отца: «Ты Ланнистер!».

— Я Ланнистер. Я не дам отобрать у меня корону. Никогда!

Она сказала это так тихо, что даже гулкие стены не повторили эхом ее слова, но в треске пламени Серсее почудился львиный рык, будто предки вторили ей.

Винтерфелл​

Дни становились короче. Все чаще Дени задумывалась над тем, что солнце и вовсе не показывается на Севере, оставив этот суровый край. Скрипучие морозы пробирали даже тех, кто постоянно находился в замке, у очагов. Дейнерис поражалась северянам, которые к менявшейся погоде относились с юмором.

— Зима пришла, — временами говорила леди Санса, и Джон отвечал ей улыбкой. Даже в такие тяжелые дни Старки находили место для оптимизма, и, хоть в словах их не было ничего особенного, остальные северяне кивали и улыбались, ходили шире, говорили громче, подбадривали друг друга шутками про южан и пили горячий эль из высоких кружек.

Сначала это обескураживало, но постепенно Дейнерис заметила, что ее войско, прежде не знавшее снега, многочисленное и свирепое, не желало уступать северянам, поэтому и в лагеря вдоль Королевского тракта просочилась эта северная удаль, приперченная естественной потребностью жить.

— Север — край не андалов, — напомнил ей как-то Тирион. — На Севере до сих пор крепка кровь Первых Людей. А это стойкий народ. Они тысячелетиями всем доказывали это.

И этот стойкий народ держался. И заставлял других держаться.

Но потом началась метель…

На третий ее день прибыли черные братья и мужчины вольного народа. Джон лично их встретил, дружески обнял Эдда и Тормунда. Они-то и рассказали последние новости, не порадовав никого из тех, кто собрался в Большом зале, чтобы послушать.

— Черный Замок разрушен, — грея руки о кружку, прокряхтел Эдд — дорога измотала всех теперь уже бывших дозорных, но Лорд-Командующий старался держаться, хотя усталость грозила вот-вот свалить мужчину с лавки. — Нас успели предупредить, так что крепость мы оставили до того, как туда добралась армия мертвых.

Тормунд молчаливо покивал и впился зубами в горячий пирог с луком и почками.

Дозору пришлось уходить в спешке. Они прихватили с собой столько еды, сколько смогли увезти на лошадях. Но привалы их были короткими, так что мужчины изрядно оголодали и соскучились по теплу.

— Мы ожидали чего-то подобного, — признался Эдд. — День ото дня в замке становилось холоднее. Даже в очагах огонь не раз потухал, хотя уж в чем в чем, а в дровах у нас отказа нет.

Предчувствуя недоброе, Эдд распорядился построить несколько быстрых обозов-санок, которые без труда смогли бы тащить по снегу лошади. В эти обозы, не глядя на ценность, грузили книги и пергаментные свитки из библиотечных подвалов замка.

— Часть книг мы сожгли, — признался Эдд Сэму. — Но что-то привезли сюда.

Тарли вздохнул, но смиренно кивнул, одобряя нелегкий выбор друга. Книги спасли жизни, а могли быть погребенными под тоннами льда и камня.

— Ходоки не спешат, — искривив тонкие губы, покачал головой Эдд, посматривая то на Джона, то на остальных, кого он знал из присутствующих.

— Король Ночи знает, что торопиться ему некуда, — согласился Джон. — Его армия наступает медленно, но верно.

— Хуже то, что погода становится тяжелее, — поделился своей мыслью сир Давос.

— Ходоки несут с собой холод, — кивнул Джон. — Еще немного — и даже теплые стены Винтерфелла не удержат здесь людей. Боюсь, что мы все можем замерзнуть до того, как сюда доберется Король Ночи. А во время вьюги даже привычному человеку сражаться тяжелее, чем любому другому. Мы можем оказаться в проигрышном положении.

— И что же делать? — озвучила терзавший всех вопрос Миссандея.

Как ни старались северяне, как ни подбадривали себя драками дотракийцы, но небо у всех над головами затянули серые тучи, становясь все темнее едва ли не с каждым часом.

— Долгая Ночь… — вздрогнув всем телом, пробормотал Варис.

Санса, Джон и Арья переглянулись, разом вспомнив сказки старой Нэн. В детстве ее трескучий голос не вселял в них ужас, а ее истории они считали лишь выдумками. Ну откуда старуха могла знать то, что творилось на этой земле за тысячи и тысячи лет до ее рождения? Но теперь те ее россказни Старки вспомнили с трепетом.

— Ваше величество, — прервал затянувшееся всеобщее молчание стражник, быстрым шагом входя в зал, — к вам посланники.

— Кто? — тут же уточнил Джон.

Пока что в Винтерфелле ждали только Джейме Ланнастера, его полк и остатки сил Талли, но тех задержала непогода. Вороны едва летали над Вестеросом, и для надежности приходилось посылать по нескольку птиц с одним письмом, чтобы то дошло до адресата.

Одно из таких писем отравилось в Сероводье, к Ридам, после того, как стало известно об истинных планах Серсеи. И летом эти болота оставались непроходимы для чужаков. Любой, кто сходил с Королевского тракта, мог не рассчитывать вернуться на безопасную насыпь дороги. Джон не о многом просил преданный Старкам дом, лишь о том, чтобы Риды не пропустили на Север армию Серсеи и послали людей к рву Кейлин, так прикрыв спину Джону и Дейнерис. Но пока все говорило о том, что Королева засела в Королевской Гавани и не собирается идти на кого-либо с войной.

— Я знаю Серсею, — сказал всем Тирион, когда днем ранее обсуждали возможные планы по обороне, и добавил: — И знаю, что думают о ней.

— И что же? — неудача с переговорами злила Дени и она не удержалась от резкости.

— Серсея хитра и она хорошо выучила уроки, которые ей дал наш отец, — протянул карлик задумчиво. — Она слушала эти уроки охотнее, чем я или Джейме. Но Серсея выросла в тени величия отца. Ее влияние было велико, когда это ей позволял Тайвин Ланнистер. Она стала Королевой Роберта, а после Королевой-Матерью и Королевой-Регентом при своих сыновьях. И всегда! Всегда тенью ей были наш отец или мой брат. И она это знает.

— И что нам это дает? — спросила Дейнерис.

— Серсея была Королевой двадцать с лишним лет, — все так же спокойно и задумчиво продолжил развивать свою мысль Тирион. — И все смотрели на нее, как на дочь могучего Тайвина, пока не стало Хранителя Запада. Что сделала моя сестра с тех пор? — Карлик обвел взглядом собравшихся, обменявшись понимающими кивками с Варисом. — Она попыталась сыграть против Тиреллов, втянув в эти дрязги третью сторону — фанатиков. И проиграла. Опозорилась на всю столицу. Но ей это сошло с рук. Ненавидимая и презираемая, она все равно оставалась достаточно влиятельной персоной, пусть и утратила былую власть. Потом она взорвала септу Бейлора, и нежный мальчик, Томмен, не выдержал этого. Но и тогда никто не восстал против Серсеи, хотя в септе, кроме воробьев, погибло много представителей знатных семей. Даже наш собственный дядя. Почему? Потому что у Серсеи оставался Джейме.

Дейнерис чуть нахмурилась, вникая в суть слов своего десницы.

— Пусть калека, пусть его продолжают называть Цареубийцей, но Джейме — Ланнистер, — тронув бороду и на миг плотно сжав губы, сказал Тирион. — Он сын Тайвина, прославленный полководец и Королевский Гвардеец. Что бы кто ни говорил, а его имя знают все и он всегда остается авторитетом. После отца, после дяди Кивана именно Джейме был главным полководцем моей сестры. На него опиралась ее власть. И его, при всех недостатках, боялись, а не Серсею. Она всегда считала, что он будет на ее стороне. Ведь все эти годы он был ее самым преданным союзником. Вместе они и правда были сильны. Но Джейме уехал. И я сомневаюсь, что этот факт удалось скрыть. А Серсея… Без авторитета брата она лишь Безумная Королева, действия которой невозможно предугадать. И сейчас все вспомнят, сколько крови на ее руках.

— И?

— Серсея знает лишь один способ править — страх и сила, — решительно произнес карлик. — Она умеет лишь запугивать, используя в качестве силы армию. Но сейчас во главе этой армии нет того, кого боялись бы. — Десница невесело улыбнулся. — Знаменосцы Тиреллов переметнулись на сторону Серсеи и помогли Джейме взять Хайгарден, но сейчас, я уверен, они вернулись в свои замки и спрятались подальше от моей сестры, не собираясь воевать на ее стороне. Это хорошо для нас. Юг не пойдет против нас. Как и Дорн. Дорнийцы тоже останутся на юге.

— Но у нее остается Запад, Штормовые и Королевские земли, — напомнил Мормонт. — И Грейджой.

— Лорды Штормовых земель много воевали за Ренли, а после за Станниса, — покачал головой сир Давос. — Обоих братьев Роберта Баратеона нет, как нет и детей Серсеи, которых кто-то еще мог считать законными наследниками Баратеонов. Войны ослабили эти земли.

— Эурон Грейджой силен в море, но не на суше, — высказал свое мнение Серый Червь. — У Утеса Кастерли он разгромил наш флот, но не вышел на берег. Он больше похож на пирата, чем на воина. Пираты не воюют. Они нападают, грабят и уходят.

— Во главе армии нет полководца, а если и есть… дух солдат сломлен, — напомнил более важное Тирион. — И на Юг опустилась зима. Даже пожелай Серсея этого, люди не отправятся воевать.

— Значит, она останется в Королевской Гавани, — извлекла суть Дейнерис. — Но встретит нас, если мы выживем и пойдем на Юг. Встретит остатками армии и флотом.

Эта мысль даже спустя дни тревожила Дени. Было тяжело осознавать, что если они все переживут эту зиму, то это не будет означать окончание войны. И пусть нынешнее положение дел мало чем отличалось от того, что Дейнерис видела до начала переговоров, сейчас ситуация не казалась столь уж безнадежной. Если Тирион прав, то Серсея не двинется с места, если, пока Дени на Севере, вокруг Королевской Гавани не сплотятся остальные земли, а это вряд ли случится.

— Жрицы, — прервав стремительные мысли Дейнерис, объявил стражник.

В зал неторопливо вошли закутанные в красное женщины. Среди них все сразу узнали Мелисандру. Джон рядом с Дени поморщился, а сир Давос откровенно напрягся, всем своим видом выдавая гнев.

Леди Мелисандра осторожно откинула за спину капюшон. На каменный пол хлопнулись застрявшие в складках одеяния комки снега.

— Ваше величество, — поклонилась женщина Дейнерис, а после — Джону: — ваше величество.

— Леди Мелисандра, вы помните, что я обещал вам, в случае возвращения в Винтерфелл? — спросил Джон, и Дейнерис вздрогнула от промелькнувшего в его тоне холода.

— Я помню, — смиренно кивнула жрица. И, вглядевшись в лица стоявших позади нее, каждый мог убедиться, что все они знают о раздоре между Королем Севера и Мелисандрой. — Именно поэтому я здесь. Тьма наступает. Как и было предсказано. — Жрица чуть улыбнулась, но даже сир Давос сейчас не узнал в этой женщине ту, кого он видел когда-то подле Станниса в дни начала его похода. Та надломленность, что появилась в Мелисандре с гибелью Станниса, никуда не делась. Жрица осунулась, как-то разом постарела. И безумный блеск пропал из ее глаз. Сейчас она более всего походила на старуху, уже знающую свою судьбу. — Будет Долгая Ночь. И мы здесь, чтобы исполнить свой долг.

Жрицы вслед за Мелисандрой повторили ее слова на валирийском.

— И каков же ваш долг? — не выдержал сир Давос. — Принести вашему Владыке Света новую жертву? Предать огню кого-то еще, в ком вы углядите королевскую кровь?

Леди Мелисандра с легкой тенью улыбки взглянула на мужчину, но улыбка вышла болезненной гримасой человека, осознающего свои грехи.

— Нет, — ответила жрица. — Мы здесь, чтобы принять свою смерть.

Тирион улыбнулся и посмотрел на Вариса, ожидая, что Паук разделит с ним его скепсис. Но евнух взирал на жриц с непроницаемым выражением на лице.

— Так вы серьезно? — поразился карлик, глянув на Мелисандру и ее спутниц.

— Мы давно этого ждали. Владыка Света продлевал наши жизни только ради этого, — ответили женщины, и в их голосах никто не усмотрел ни тени страха.

Винтерфелл — ДЖОН​

Джон вышел из Большого зала одним из последних. Никого не замечая, он прошел до самого входа в крипту, но у стороживших ее каменных волков замер. Он хотел хоть ненадолго остаться наедине со своими мыслями, но сообразил, что в тишине подземелий будет думать вовсе не о том, о чем следовало.

Потоптавшись на месте, Джон направился в богорощу.

— …даже если не хотят, — услышал он голос Сансы.

Не удержавшись, Джон улыбнулся, взглянув на огненно-рыжие волосы сестры. Сейчас сестра чувствовала себя в своей стихии, и мужчина в который раз подивился тому, как сильно переменилась девушка.

«И не переменилась вовсе, — поправил он себя. — Повзрослела».

Девочка из его воспоминаний растеряла защищавшие ее иллюзии, через многое прошла, но все равно в чем-то осталась той самой Сансой, которую он помнил. Джон не спрашивал, как она жила эти годы, зная, что сестре будет больно говорить об этом, но видел, что время оставило свой отпечаток.

Еще раз взглянув на сестру, Джон пошел дальше. Сейчас ему требовалось немного покоя, а заботы на себя возьмут другие.

То ли из-за прибывших жриц, то ли просто давая обитателям Винтерфелла передышку, но метель утихла. Снег продолжал падать, но теперь хотя бы это не мешало людям довершать последние приготовления.

В отдалении слышался мерный стук — это топоры раз за разом впивались в стволы деревьев в Волчьем лесу. Поредел лес и с северной стороны Винтерфелла. Теперь вдоль Королевского тракта из снега торчали лишь пеньки. Ланшафт менялся.

— Если бы отца не казнили, и он вернулся бы сейчас домой, то не узнал бы Север, не узнал бы Винтерфелл, — с грустью сказал сам себе Джон.

Не переменилась лишь богороща, пусть землю, пруд, кроны страж-деревьев и даже сердцедерева укрывал снег. Последний раз Джон был здесь перед отъездом на Стену, хотя в мыслях никогда не забывал о богах. Его богах. Богах его предков.

Пройдет день или два, и им всем, всем живым предстоит столкнуться с армией мертвых. И теперь на стороне этой армии есть еще и дракон, который смог разрушить Стену.

Особенно беспокоил Джона именно дракон. И именно о нем мужчине предстояло говорить со своими союзниками и вассалами на, возможно, последнем совете.

Узнав новости, постепенно крепость покидали те, кто мог лишь мешать во время битвы: старики, маленькие дети. Но ни у кого и в мыслях не было предложения отступать на юг, будто все понимали — падет Винтерфелл, падет Север. Если Север не выдержит, если армия мертвых пройдет дальше, то уже никто ее не остановит.

— Мы — щит, что охраняет царство людей, — прошептал Джон, стряхивая с ветки комок снега.

Именно так.

Не стало Стены. И Ночной Дозор более не существует. И он не дозорный. Но Север — его дом. И он не может отступить. Как не могут отступить и другие.

Джон смело признался себе в страхе. Но не перед смертью. Не она его страшила. Однажды он уже умирал. Нет. Он боялся вновь совершить ошибку и подвести других.

— Как бы поступил отец? — спросил он себя.

Джон вздохнул. Он сделал нелегкий выбор. И отступать уже поздно. Он не может подвести свой народ. Не может подвести предков.

«Ты не носишь моего имени, но в тебе моя кровь», — сказал ему отец, когда они виделись в последний раз.

Старки. Старки защищали эти земли тысячелетиями.

Но…

Как же давно Джон сам себя приучил к тому, что он не Старк, хотя всегда хотел носить эту фамилию.

Его народ доверил Джону вести их. И он не мог отступить.

А ведь, казалось бы, всего несколько лет назад он был совсем мальчишкой…

Глупым парнишкой, вступившим в Дозор, мечтавшим о славе и подвигах во благо Семи Королевств.

Все эти годы он провел в сражениях. Он бился, когтями и зубами вырывая свою жизнь и жизнь других из лап смерти. И вырвался даже после того, как холодная сталь остановила биение сердца.

— Возможно, в этот раз мне не уйти от смерти, — спокойно признался Джон. Умирать не страшно, страшно жить. Жить, боясь за других. Переживая за неверно принятые решения. Жить и ждать…

Под чардревом в кресле замер Бран. Сэм с книгой пристроился на свернутом куске меха на одном из камней у корней дерева.

— Джон, — повернув голову, бесцветным голосом поприветствовал его брат.

Сэм улыбнулся и перевернул страницу книги. В последние дни Сэм все время был при Бране, но Джону не хватало времени, чтобы поговорить с другом.

— Мне нужно поговорить с тобой, — все так же бесцветно сказал Бран, глядя на Джона.

Джон на миг перевел взгляд на Сэма, а после спросил брата:

— О чем?

— Я постараюсь помочь вам, — тихо и очень спокойно произнес Бран. — С драконом. Но вряд ли я смогу дать тебе более одного шанса, поэтому не упусти его.

— О чем ты? — нахмурился Джон.

— Я давно это понял, — отрешенно признался юноша. — Не сразу, но понял. Знаешь, как Ходор стал таким, каким мы все его помнили?

Джон не ответил, но Бран и не ждал этого:

— Мы были за Стеной, за нами пришел Король Ночи, а я находился в видении... Я видел Винтерфелл тех времен, когда отец был еще ребенком. И твоя мать... Тетя Лианна прискакала во двор на коне... Нам угрожала опасность, а я застрял в видении. Я смог вселиться в Ходора… Уиллиса… тогда он был еще Уиллисом… чтобы помочь нам выжить в настоящем, и так изменил одного человека. Свел его с ума в прошлом… На миг дав ему увидеть мир глазами Ходора из настоящего... — Бран говорил тихо и отрешенно, глядя на чардрево. — Я... Трехглазый Ворон говорил мне, что чернила высохли. Что все события уже произошли и повлиять можно лишь на настоящее, на историю, которая пишется прямо сейчас.

— Ты собираешься… вселиться в Короля Ночи? — понял Джон.

Бран кивнул.

— У меня еще не так много сил, мне постоянно не хватает времени, но ничего не поделаешь. — Он печально улыбнулся. — Я должен это сделать, чтобы через него подчинить дракона.

— В чем дело? — спросил Джон, заметив печаль в глазах брата.

— А ты еще не понял? — спросил юноша. — Я не могу не попытаться подчинить себе сознание Короля Ночи, чтобы вы могли победить в нынешней войне. Я знаю, что должен это сделать.

— Почему?

— Потому что прошлое уже свершилось, — ответил Бран. — Потому что я знаю, что уже сделал это.

Джон на миг нахмурился, а потом, заглянув в глаза брата, с ужасом осознал то, о чем говорил Бран.

— Иных создали Дети Леса, чтобы бороться против Первых Людей, — прошептал Бран. — Они пронзили сердце человека осколком драконьего стекла, поэтому Короля Ночи не так просто убить. Нужно разрушить камень в его груди. Огонь и драконье стекло против него бессильны. Но первый Иной был совсем не таким, каким мы знаем Иных. Совсем не таким, каким его описывала старая Нэн в своих историях. Если бы не я, Иные так и остались бы верными воинами Детям Леса. Король Ночи не сошел бы с ума, не стал бы создавать других Иных, таких же безумных, как он сам, а те не стали бы убивать своих создателей, не стали бы убивать всех людей... не случилось бы Долгой Ночи, не гибли бы тысячи людей... Не было бы нужды возводить Стену, и люди к северу от Стены были бы частью народа и не терпели бы презрительного именования одичалыми. Не было бы Белых Ходоков, готовых убивать все и вся. И нынешней войны не было бы, Джон.

Мужчина сглотнул, осознавая слова брата.

— Ничего этого не было бы, — прошептал Бран и посмотрел в глаза собеседнику.

— Бран...

— Изменить прошлое нельзя, — продолжил юноша. — Все то, что случилось, уже есть и таковым останется. Ты должен использовать этот шанс, Джон. Сэмвелл.

Сэм виновато взглянул на друга, встал, зажал книгу под мышкой и, ухватившись за спинку кресла Брана, начал толкать его прочь.

— Почему вы не рассказали ему всего? — спросил Сэм, когда они оказались на достаточно большом расстоянии, и Джон не мог их услышать.

— Ему не стоит знать, — признался Бран. — У Джона должна быть решимость и его не должны отвлекать сомнения. Изо дня в день я заглядывал в прошлое, я смотрел его десятки раз, я учился и учил, показывал, смотрел тысячью глаз и одним, готовясь к этому бою, но Король Ночи очень силен. Я сделал все, что только мог, чтобы нынешние события сложились именно так, как сейчас. Я свел все к этому мигу, пытаясь расплатиться за то, чего еще не совершил. И второго шанса не будет. Ни у кого из нас.

Винтерфелл — ТИРИОН И ДАВОС​

— Вы были контрабандистом, Давос, — обратился к собеседнику Тирион, глядя, как небо становится все темнее и темнее, хотя снег перестал посыпать Винтерфелл с обычной северной злобностью. Плащ из медвежьей шкуры не оставлял лазейки холоду, но давил на плечи карлика почти также, как предчувствие беды. — Потом стали рыцарем и верным советником Станниса. А теперь служите Джону Сноу. Почему?

Сир Давос на миг оторвал взгляд от постройки помоста из дров и хвороста. Этот приказ Сиворт отдал сам, не дожидаясь слова от Короля.

— Когда-то я выбрал служение Станнису, потому что видел в нем благородного и верного своему слову лидера, — признался мужчина, пристраивая короткопалую руку на рукоять кинжала. — Тогда я был уверен, что нет никого честнее и справедливее. И так было. Все, что я имел, я получил от него. И я верил в него… Я не виню кого-либо, но тогда, при штурме, в Черноводной, я потерял сына. — Тирион взглянул на собеседника, но тот предпочитал смотреть на будущий костер. — Я никого не винил и не виню за это. Теперь… Тогда я считал виноватой Красную Жрицу. Но не Станниса. Он был хороший, умный. Благодаря Станнису мой сын получил все то, чего не имел я. Мой сын мог стать настоящим рыцарем однажды. Но он был в чем-то схож со Станнисом. Упрям. И, как Станнис, не хотел признавать ошибки. Не видел их.

Сир Давос помолчал.

— Но Станнис перестал быть моим Королем не тогда, а в тот миг, когда предал свою дочь огню, — с горечью произнес мужчина. — Я верил в него. Я верил в то, что он — истинный Король. Но разве таков истинный Король? Принцесса Ширен была милым несчастным ребенком…

Тирион вздохнул, улавливая недосказанное.

«Мы все здесь… Все мы в чем-то или ком-то разочарованные люди, — подумал он. — Одиночки».

Десница Королевы вздохнул и взглянул на небо.

«Для меня все началось здесь, и здесь может закончится».

За эти годы многое переменилось, сам Винтерфелл успел на время сменить владельцев, в итоге вернувшись к Старкам, но сам дух этого места остался прежним. Не повлиял на него ни огонь, ни чужаки. Вернувшись сюда теперь, Тирион чувствовал себя в этой крепости так же, как и в первый раз.

А ведь и сам Тирион изменился…

Когда-то он отправился на Север лишь потому, что привык смело смотреть в глаза тем, кто его ненавидит. Он знал, что сестра его терпеть не может, что Старки его недолюбливают. И что все кругом смотрят на него одинаково. Он карлик. И Ланнистер. Ланнистер на Севере.

Тирион ехал в Винтерфелл, заранее готовясь к волнам презрения. Он знал каждую из пород людей, которую ему предстояло встретить. Знать, что будет презирать его, но не скажет и слова… Челядь, что будет посмеиваться за его спиной… Шлюх, что увидят лишь его золото… Всюду все было одинаково, разве что на Севере Ланнистеров ненавидели куда больше, чем в иных землях.

Думая о том времени, Тирион мог честно признать, что, случись ему шанс все изменить, повторил бы ту поездку. Пусть бы ему и пришлось вновь побыть в плену у Лизы Аррен.

«Из-за Старков, — решил Тирион, но тут же изменил свое мнение: — Из-за людей, которых я встретил в доме Старков».

Впервые столкнувшись с Джоном Сноу и узнав, кто он такой, Тирион решил сознательно его спровоцировать. Уж ему-то было известно, как людей задевает, если их ткнуть в самое больное место. Они отвечают. Всегда отвечают. Оскаливаются, как волчата, не осознавая, что их дразнят.

Тирион надеялся так подзадорить себя. Он знал все шутки о карликах, ведь слушал их всю свою жизнь, но ему требовалось подготовить себя к целой ночи с почти врагами.

Но Джон Сноу не оскалился. Обиделся, но не ответил.

Теперь Тирион не мог не вспоминать те несколько минут с благодарностью. В конце концов, он встречал не так много людей, кто не презирал его за то, что Тирион не мог изменить.

Дорога до Стены и время на Стене Тирион так же вспоминал с долей благодарности. Пусть случайно, но в его жизни появился почти друг. Кто-то, кто видел в нем не только карлика и Ланнистера. Таких людей всегда было мало…

С тех пор все, что Тирион делал для Старков, — на сколько это было возможно по отношению к врагам, — десница рассматривал с точки зрения того, что эта семья — семья его друга. Пусть и не осознанно, но где-то на задворках разума всегда маячил образ мальчишки в черном.

Был бы он так добр к Сансе Старк и рассмотрел бы в ней сильную личность, если бы не знакомство с одним Старком, который его не презирал? Уважал бы он память Нэда Старка, если бы тот не был отцом мальчишки? Испытывал бы Тирион уважение к Роббу Старку, как к противнику, если бы не его брат?

Эта семья была великой, древней, но могла остаться всего лишь одной семьей из многих в глазах Тириона.

«И вот теперь я снова здесь, — подумал карлик, высматривая далеко, на другой стороне огромного поля, в паре миль от крепости невысокий заслон из поваленных деревьев, тянувшийся с запада на восток насколько хватало глаз. — И завершиться для меня все тоже может здесь…»

Тирион помнил, что правление Роберта повисло на волоске в тот миг, когда Джон Аррен обнаружил происхождение Джоффри и был отравлен, чтобы скрыть это. Но сам Тирион осознал, что в Семи Королевствах что-то назревает не в столице, а уже в Винтерфелле. Он почувствовал это, узнав о падении Брандона Старка. Будто что-то кольнуло тогда Тириона, но он привычно отмахнулся от тревожной мысли. Теперь тот миг казался ему переломным.

— Переживем ли мы эту зиму? — спросил он сира Давоса.

— Кто знает? — пожал плечами Луковый Рыцарь. — Но бежать некуда. От этой зимы не убежать.

С этим Тирион не мог не согласиться.

Винтерфелл — ДЕЙНЕРИС​

— Это довольно холодная страна, — с дипломатичной улыбкой прошептала Миссандея, помогая Дейнерис сменить наряд на более теплый.

— Верно, — с нервной улыбкой отозвалась Дени и на миг замерла, пытаясь разобраться в непривычных ощущениях. То ли сшитый еще на Драконьем Камне наряд сидел плохо, то ли с ее телом произошли какие-то изменения?

Первое же и самое логичное объяснение Дейнерис отмела, как невозможное и сама же над собой с грустью посмеялась.

«Это невозможно, — подумала она с горечью. — Я хочу этого, но такого просто не может быть».

За дверью послышались громкие голоса дотракийцев, охранявших покой Королевы. Удивившись, Дени выглянула из покоев и обнаружила, что ее люди пытаются преградить дорогу огромному белому лютоволку.

— Ой, — выдохнула позади Миссандея, рассматривая зверя так близко.

— Все нормально, — предупредила Дени кровников и приблизилась к зверю, полностью уверенная, что Призрак ее не тронет.

Лютоволк долго смотрел ей в глаза, а потом потянулся и обнюхал протянутую к нему ладонь.

— Про лютоволков говорили тоже самое, что и про драконов, — прошептала Миссандея. — Говорили, что эти звери исчезли много сотен лет назад.

Дени улыбнулась и осторожно погладила густую белую шерсть на шее волка, отмечая, что тот следит за ней с почти человеческим интересом. Внезапно зверь развернулся и отправился прочь, но у лестницы остановился и повернул голову, будто приглашая девушку следовать за собой.

— Миссандея, принеси мой плащ, — велела Дейнерис.

— Ваше величество, — пробормотала советница, но принесла требуемое.

— Все будет хорошо, — убежденно сказала ей Дени и не велела дотракийцам следовать за собой. — Рядом с таким зверем мне не грозит опасность.

Во дворе Дейнерис нагнала волка и хотела было пойти рядом, но лютоволк увернулся из-под ее руки и потрусил вперед.

Через некоторое время Дени сообразила, что волк ведет ее в богорощу, и на несколько секунд замерла, раздумывая над тем, стоит ли ей входить под кроны старых дубов, елей, страж-деревьев и приближаться к чардреву.

Она видела его крону издали, но с момента прибытия в Винтерфелл не задумывалась над тем, чтобы взглянуть на дерево ближе.

Секунду посомневавшись, Дени вошла в огороженную каменными стенами богорощу. Она шла медленно, разглядывая кряжистые старые деревья, нетронутый снег и кое-где выступающие из-под снега камни.

Снегопад окончательно стих, успев замести любые следы, так что в ускользающем свете дня Дени могла отчетливо различить отпечатки крупных волчьих лап. Следуя за волком, девушка наконец увидела его — чардрево.

Массивное, разлапистое, оно возвышалось над всеми деревьями, а его ветви раздвигали себе место среди других крон. Белоснежный ствол сиял под корочкой снега, а красные, как кровь, листья едва шевелились от легкого ветерка, наполняя воздух тихим шепотом.

Как и все Таргариены до нее, Дени получила имя в свете Семерых, но, как и ее предки, не особо цеплялась за религию, спокойно вознося свои просьбы и одному из ликов Семи, и лошадиному богу дотракийцев. Но о Старых Богах она знала совсем немного.

Подойдя ближе, Дени с опаской взглянула на вырезанный на стволе лик, из закрытых глазниц которого спускались капельки застывшего красного сока. Спустя секунду ей почудилось, что она видит и второе лицо, но со вздохом сообразила, что смотрит на Джона.

Мужчина прислонился к широким ветвям, снег припорошил его одежду сделав черный плащ и темный мех не такими приметными, прикрыл снежинками волосы и осел на ресницах.

Шагнув ближе, Дени осторожно протянула руку и кончиками пальцев тронула щеку Джона. Он открыл глаза и невидяще взглянул на нее, но потом пришел в себя и чуть улыбнулся. Но улыбка вышла вымученной и ненастоящей.

«Он встревожен не меньше меня», — сообразила Дени.

Джон встряхнулся, избавляясь от налипшего снега, но так и остался стоять под деревом.

— Я никогда не видела чардрев, — призналась Дейнерис. — Живых чардеревьев.

— Здесь их осталось немного, — ответил Джон. — На Севере у каждого замка есть своя богороща с сердцедеревом, но на юге все деревья давно вырубили в угоду Семерым.

«Как странно, — положив ладонь на ствол, подумала девушка. — Дерево не такое холодное. Почти теплое…»

Она подняла голову, всматриваясь в красные листья. Те ответили ей тихим шелестом.

— Почему в вере в Старых Богов нет служителей? — спросила Дени. — У веры в Семерых есть септоны, септы, а молитвы произносят в каменных и деревянных септах.

— Потому что Старым Богам это не нужно, — ответил Джон. — Пред ликом чардрева нельзя солгать.

Он произнес это тихо-тихо, но по коже Дени пробежали мурашки. На миг она ощутила всю силу этого места, почувствовав себя почти так же, как тогда, в пещерах на Драконьем Камне. Не описать словами, но сила, прикоснувшаяся к ней, не вызывала сомнений.

Внезапно Джон притянул ее к себе и обнял. Дейнерис замерла, осознавая то, что он сделал. Но после отбросила все раздумья и обняла его в ответ.

Они стояли близко-близко. И на миг всем своим сердцем Дени ощутила ту щемящую нежность и любовь, которую испытывал к ней Джон. Он обнимал ее крепко, но бережно, ни единым жестом не делая из этих, почти братских объятий объятия возлюбленного, и в этом Дени ощущала так много всего, что не могла не улыбнуться. Ее сердце замирало от такой же нежности и потребности в нем, что девушка не нашла бы слов, способных описать ее чувства.

Безумная страсть согревает, но этот огонь недолог. Любовь же горит ровно и постоянно, даря тепло каждой косточке тела и давая ощущение покоя.

«Всю свою жизнь я куда-то бежала, — подумала Дейнерис. — Даже в чреве матери. Меня увезли на Драконий Камень, а оттуда в Эссос. Я скиталась по свету. И искала дом, в который хотела бы вернуться. Но дом ли я искала? Я просто всегда была одна. Последняя из моего рода. Что может быть ужаснее, чем быть последней?»

«Ты не одна теперь», — будто шепнул ей кто-то, и Дени поверила.

Она не одна. Все верно.

Она прижалась плотнее и вдохнула такой привычный запах кожи, шерсти, железа.

«Так спокойно», — подумала она.

Впереди их всех ждала опасность, но сейчас Дени чувствовала себя чуть увереннее, будто через эти объятия впитывая силы бороться дальше.

Только теперь Дени осознала, что в Вестерос она ехала с совсем иным настроем. Всходя на корабль, девушка знала лишь одно: она одна. Сколько бы у нее ни было друзей, советников, верных солдат и драконов, она одна. Последняя Таргариен. У нее может быть муж, может быть любовь, но не будет детей и ее род некому продолжить. Это злило ее, и на этой злости Дени сделала очень многое.

Сейчас же внезапно оказалось, что она не одинока. И ей есть за что сражаться.

Она не могла найти толковых объяснений этому ощущению, но постепенно то напряжение, которое Дейнерис в себе постоянно поддерживала, ушло.

«Если бы у меня был брат… Если бы у меня был хоть один родич, — подумала Дени. — Если бы Рейгар был жив…»

Она не желала вернуть Визериса, хотя и тосковала по нему. По тому мальчику, каким он был, пока они не повзрослели.

Она помнила, что ей рассказывали о старшем брате, и Дени чудилось, что будь он жив, он бы обнял ее вот так, как Джон, и она могла бы разделить с ним всю тяжесть своей жизни. Они бы вместе несли имя рода, держались бы друг за друга, боролись бы плечо к плечу. И никто бы их не победил.

«У меня нет брата, — с печалью подумала Дени. — Но я нашла того, кто похож на него…»

Винтерфелл​

— Вы уверены в том, что намерены делать? — спросил сир Давос, отдавая Мелисандре факел. — Помнится, вы и прежде были уверены в том, что видели в пламени. Теперь же вы собрались взойти на костер.

— Все мы знали, что именно так и завершится наш путь, — ответила жрица и улыбнулась той улыбкой, которую Луковый Рыцарь не видел у нее после гибели Станниса. — Я служу Владыке очень давно и рада, что теперь уйду к нему. И может… так я искуплю хоть часть грехов, которые сотворила. — На миг лица женщины коснулась печаль, но она тут же отмела ее. — Жизнь, сир Давос, — это тепло, а тепло — это огонь.

Она отвернулась и последовала за другими жрицами, уже ждавшими ее у сложенного из бревен помоста. Ветер яростно трепал красные одежды, снег горстями летел в лица жриц, но они улыбались, глядя на пламя, плясавшее на факеле.

Сиворт оглянулся, пробежал взглядом по лицам в толпе и заметил лишь кое-кого из замка. Стража и оставшиеся жители Зимнего городка с любопытством взирали на действия жриц, но и только.

Жрицы заговорили, вслед за Мелисандрой повторяя слова молитвы. Ветер заглушал их голоса, но Давос расслышал асшайскую речь. Потом жрицы повторили те же слова на валирийском, а после — и на общем языке Семи Королевств, одна за одной поднимаясь на помост:

— Владыка Света, озари нашу тьму. Владыка Света, озари нас своим светом, ибо ночь темна и полна ужасов…

Даже когда Мелисандра обошла костер со всех сторон, подожгла хворост и взошла на помост сама, жрицы продолжали повторять слова и призывать Владыку Света. Не остановились они и тогда, когда пламя добралось до их красных одежд…

Давос отвернулся и зашагал прочь, не желая это видеть. Он был уверен, что жрицы закричат, как кричали все те, кого они успели сжечь за свою жизнь, но они всё повторяли и повторяли свой призыв, пока не умолкли, а треск пламени и ветер не заглушили их последние слова.

* * *

​

— Почему бы нам всем не уехать южнее? Пока не поздно, — ежась от завывающего за стенами ветра, спросил лорд Ройс. — Север — не самое уютное место, но Винтерфелл — не единственная крепость.

Кто-то из лордов, собравшихся в Большом зале, забубнил что-то себе под нос, от чего по залу пролетел неразборчивый гул. Кто-то кивал, кто-то хмуро глядел перед собой. Все знали, что их ждет, и никто не горел большим желанием приближать свою смерть.

«Каждый на Севере знает сказки про Долгую Ночь, — обводя взглядом людей, подумал Джон. — Сколько раз старая Нэн повторяла нам их, когда мы были детьми? Рядом с очагом сказки про холод, который добирался до людей в их домах, всем казался лишь страшилкой. Теперь это уже не сказки, а истории, призванные сохранить в памяти людей страх. Южанам нас не понять».

— Мы не можем покинуть крепость, — сказал он, глядя на сестер, брата, встретившись взглядом с каждым северянином в зале. — В Винтерфелле всегда должен быть Старк.

Его лорды тут же притихли и разом закивали.

— Я много раз слышал эту фразу, — признался Варис с тенью улыбки, — но никогда не понимал, почему здесь так держаться за что-то подобное.

— Потому что Север помнит, — произнесла Лианна Мормонт.

— Потому что зима всегда была близко, — поддержал ее лорд Гловер.

— Потому что Винтерфелл строил Бран-Строитель, — довершил Бран. — Как и Стену. Как и Штормовой Предел. Но отсюда до Штормового Предела далеко. А стены Винтерфелла — надежная защита. Пока в Винтерфелле есть те, в ком течет кровь Старков, пока Короли Зимы сидят на своих тронах, магия Первых Людей будет защищать стены Винтерфелла от Белых Ходоков, как чары защищали Стену до ее падения.

Дейнерис вздрогнула, чувствуя, что в этот миг воздух в зале можно было бы резать ножом. Настолько он уплотнился.

— Все сказки… Все слова… Все девизы… Горячие источники, на которых был возведен Винтерфелл… — шептал рядом Тирион, и на лице карлика расцветал ужас понимания.

— Но ни одна стена сама по себе нас не спасет. Стена сильна людьми, которые ее обороняют. И поэтому нужно избавиться от ледяного дракона, — хмуро сказал Джон и посмотрел на Дени.

Ему не нужно было объяснять. Она и сама догадалась, что именно он имел ввиду.

Люди не справятся с ледяным монстром, в которого превратился Визерион. Только драконы сумеют его одолеть, а она — всадница Дрогона.

— Вы не можете сама лететь на бой, — тихо произнес Джорах, глядя на Дени. — Достаточно малости — и вы погибнете, ваше величество.

Девушка внимательно посмотрела в глаза преданному воину и едва заметно улыбнулась.

Он любил ее. Продолжал любить, пусть она и не приняла его чувств. Любил. Защищал. Пытался отсекать от нее других мужчин…

Но кого он видел в ней?

Она вспомнила времена, когда сир Джорах с нежностью называл ее «дитя». То было время начала ее пути. Ее самостоятельного пути, когда она перестала быть лишь собственностью своего брата.

После Мормонт звал ее принцессой…

Кхалиси...

И Королевой...

И Дейнерис любила его. Как отца, как преданного друга, как воина, готового отдать за нее жизнь. Как кровного родича. Она была его кхалиси, его Королевой. Той, кого он выбрал не сам, но кому решил служить по собственной воле.

Сир Джорах любил ее и хотел защитить. Но с высоты своего возраста и опыта не осознавал того, что она поняла. Джон был прав. Прав с самого начала. С той первой их встречи.

Она не может быть просто леди, просто женщиной. Красивой девчонкой на троне, которая лишь отдает приказы.

Она — Королева.

И если она хочет быть ею, то мало сотни звучных имен, мало армии, мало пламенных речей о справедливости и законности ее власти. Если она хочет быть Королевой, то она должна быть достойна зваться ею. Если она хочет признания своего народа, то она должна вести их в бой.

Легко получить любовь тех, кто всю жизнь жил в цепях и не знал свободы. Но Дени знала, что преданность их скоротечна.

Можно получить власть, доказав право чужой силой: огнем, драконами. Но это не даст преданности и любви.

«Я Королева, — сказала Дени про себя, глядя Мормонту в глаза. — А Королевы и Короли не должны прятаться за спинами своих солдат».

Она перевела взгляд на Джона. Он молчал. Он ждал ее решения.

— Мы будем сражаться, — сказала Дейнерис, глядя только на Джона. — Мы будем сражаться вместе.

Он кивнул. И северяне поддержали их одобрительным гулом.

Королевская Гавань — СЕРСЕЯ​

«Как же красиво… — думала Серсея, взирая на устроенные прямо в тронном зале жаровни с диким огнем. — Как он красив, этот огонь».

Жаровни в тронном зале установили пироманты, следуя указаниям Королевы и отрабатывая деньги, большую часть которых Серсея им наобещала. Ее мастера над монетой твердили, что в казне нет денег даже на самые важные траты, но Серсею это мало волновало. Если один лорд не справлялся с задачей поиска денег, она отправляла его к Квиберну, глубоко вниз, в подземелья Красного Замка, а на освободившееся место сажала нового человека, давая понять, что желает большего рвения.

По ночам Королеве чудились голоса всех тех, кого она заточила на одном из уровней подземелий, хотя прекрасно знала, что подопечные ее десницы не живут долго. Но зато и не болтают. А остальная знать столицы разумно отмалчивается, боясь впасть в немилость и лично проверить, что происходит в Красном Замке. Они приходили, молча жались в свете зеленого огня в тронном зале и смиренно принимали все решения Серсеи, не пытаясь их оспаривать.

Да и некому стало.

— Измельчали лорды моих Семи Королевств, — прошептала Серсея с презрением и сжала побелевшие пальцы в кулаки. — Нет среди них никого достойного.

Ей никто не ответил. Красный Замок будто вымер. Тишина окутывала его длинные коридоры, залы и заснеженные дворики. Из окон своей опочивальни Серсея могла видеть укрытый снегом город. И тот тоже казался безлюдным и тихим. Хотя Квиберн ежечасно доносил Королеве обо всем, что происходило в Королевской Гавани.

Начав переманивать пташек Вариса, сейчас Квиберн почти полностью перехватил все каналы сведений, отрезав Паука от его паутины. Это не могло не радовать. Хотя некоторые донесения Королева предпочла бы не слышать.

— Я бы хотела, чтобы вы все сгорели, — шептала Королева, выслушивая донесение об очередном мелком заговоре и давая Квиберну позволение схватить очередного лорда, заодно отдав короне деньги и земли оного.

— Я бы хотела, чтобы вы все замолчали, — шипела Серсея, слушая о том, как десятки и сотни бедняков мрут от холода в своих ветхих домах в Блошином Конце.

— Это мой замок и мои Семь Королевств, — со злостью повторяла Королева, когда Квиберн сообщал о том, что Дорн молчит, лорды Простора затаились в своих замках, а из-за постоянных снегопадов нельзя снарядить даже небольшой отряд для наведения порядков в Королевском лесу.

Каждая новость твердила, что Семь Королевств Серсеи сжались до Королевской Гавани. Только здесь еще держалась ее власть. Но и здесь нужно постоянно поддерживать страх в душах людей, чтобы они не начали бунтовать. Пока стражники еще подавляют мелкие вспышки в бедняцких кварталах, но недовольство, как хворь, распространяется по городу.

Всматриваясь в огонь, Серсея не заметила, как черной тенью приблизился Квиберн.

— Корабли на горизонте, ваше величество, — доложил десница.

Серсея улыбнулась, но тут же вспомнила доставленное из-за Узкого моря послание.

— Кораблей меньше, чем было прежде, — добавил Квиберн.

— Насколько меньше? — насторожилась Королева.

Если Эурон отправил часть своих кораблей в иное место, то не стоит ли ждать от него предательства?

— Я узнаю точно, когда железнорожденные подойдут ближе, — с поклоном ответил Квиберн.

Серсея кивнула. Квиберн пошлет своих соглядатаев, и те вызнают все. Нужно лишь подождать.

— Я хочу узнать обо всем до того, как приму визит Эурона Грейджоя, — распорядилась Королева и подтянула повыше густой черный мех накидки.

* * *

​

Эурон Грейджой вошел в тронный зал с видом победителя, и Серсея чуть презрительно искривила губы, хотя не собиралась показывать истинные эмоции этому напыщенному и самоуверенному пирату. Знал ли железнорожденный, что пташки уже принесли в стены Красного Замка все те маленькие тайны, которые хотели скрыть жители Железных островов? Под парусами «Молчаливой» ходили такие же молчаливые люди, но остальные железнорожденные были не прочь поболтать.

— Ваше величество, — с ухмылкой произнес Грейджой и отвесил шутовской поклон.

Серсея заметила свежие шрамы и ссадины на щеке и шее мужчины. А еще то, что Эурон явно чувствовал себя достаточно уверенно, не смотря на пылающие диким огнем жаровни, стражу и присутствие сира Григора рядом с троном.

— Я посылала вас за наемниками, — напомнила Королева. — Но вы вернулись без Золотых Мечей.

— Браавосийские банкиры не пожелали дать в долг Железному Трону, — не смутившись упреку, ответил Эурон. — Что я и мои люди могли сделать? Золотые Мечи — удовольствие не из дешевых. И их капитаны не поехали бы в Вестерос, не получив золото.

Об этом Серсея уже знала и до сих пор пылала яростью, чувствуя, что проходимец из Железного Банка обманул ее, наобещав помощь.

Как же!

Железный Банк Браавоса делает золото, а не помогает кому-либо занять трон. Банкирам все равно, кто будет править по другую сторону Узкого моря. Но они не станут тратить свои деньги на заведомо сомнительную сделку.

Десятилетия назад, когда на троне Семи Королевств еще сидели Таргариены, казна трещала от золота. Но пьянице Роберту хватило семнадцати лет, безалаберности Джона Аррена и хитрости Мизинца, чтобы не только распрощаться с каждым золотым драконом, но и влезть в непомерные долги.

Долги и проценты по долгам вынудили Серсею переправить за море все золото Хайгардена, надеясь, что эта выплата поможет заручиться лояльностью браавосийцев. И что вышло?

Теперь, когда долги были уплачены, Железному Банку не приходилось думать о возвращении своих денег. У них не было причин беспокоиться о судьбе Семи Королевств.

Королева старалась не думать о том, чтобы сказал бы на это отец. А ведь она пыталась следовать заветам Тайвина Ланнистера.

Серсея могла бы попробовать заманить Золотых Мечей обещанием лордства в Вестеросе, но опасалась, что так наживет себе врагов, а не сторонников. Выходцы из этого отряда были уехавшими за море вестеросскими рыцарями и потомками рыцарей, и, хотя отряд сражался на стороне тех, кто платит, они до сих пор не забыли, что основал Золотые Мечи Блэкфайер. Пересекая Узкое море, этот отряд всегда выступал против тех, кто сидел на Железном Троне. Черные драконы воевали с красными. И лишь за посулы на стороне Серсеи они не выступят. Среди них наверняка найдутся такие, что скажут, будто у них прав на трон в Красном Замке больше, чем у Серсеи. А ведь ее право на Железный Трон подкреплено лишь силой. Силой, которой с каждым днем становится все меньше.

«Будь рядом Джейме…» — подумала Королева и тут же отмахнулась от этой мысли. Брат ее предал. Бросил. Оставил одну, хотя обещал, что они всегда будут вместе.

— Где ваши остальные корабли? — потребовала ответа Королева.

— Я отправил их на Пайк, — отозвался Эурон так спокойно, что Серсея плотнее сжала челюсти, ощущая, как внутри плещется злость.

Он смел ее обманывать!

«Но я не должна изобличать его вранье, иначе он может начать действовать, — подумала Королева. — Эурон Грейджой наглый, но не глупый. Даже потеряв полсотни кораблей, его флотилия еще насчитывает несколько сотен. А на кораблях его войско. Отъявленные головорезы. Пираты».

Пташки Квиберна сообщили, что железнорожденные обсуждали исчезновение Яры Грейджой. Кто-то из моряков даже обмолвился, будто бы племянницу Эурона унес Утонувший бог, наслав на море у берегов Браавоса сильный шторм. И пропавшие корабли исчезли в ту же ночь.

Но самые невероятные сказки рассказывали о том, что случилось на самой «Молчаливой». Всей своей команде Эурон вырезал языки, и потому никто из них не мог рассказать остальным, кто же напал на них среди ночи и перебил не меньше дюжины самых отъявленных головорезов четырнадцати морей и ранил самого капитана.

Как бы то ни было, а Яра Грейджой и часть кораблей, на которых плавали прежде верные ей люди, пропали и затерялись где-то в Узком море, будто самим богом железнорожденных укрытые от ярости Эурона.

«Но и без этих кораблей Эурон может попробовать угрожать мне, — с раздражением поняла Серсея. — На его стороне флот, которого у Королевской Гавани нет. А моей армии, стоящей в городе, не достаточно, чтобы отбросить железнорожденных, вздумай они напасть. На моей стороне лишь дикий огонь…»

Последняя мысль успокоила Серсею и она довольно улыбнулась.

— Как бы то ни было, но мы заключили сделку, — сказала Королева.

— Да, — расплылся в ухмылке Эурон, ловко скрывая истинные мысли.

— Я все обдумала и решила, что брак следует заключить как можно скорее.

Узкое море — ЯРА​

Яра начала пить, как только пришла в сознание. Она открыла глаза, поморщилась от боли, когда садилась, нашарила на столе кружку и кувшин, полный эля, плеснула себе и жадно выпила. Эль был крепкий и такой густой, что его в пору было жевать, но Яра не обратила внимания. Лишь после второй кружки, когда немного улеглись спазмы в желудке, женщина заметила и привкус макового молока на губах, и зудящую боль на шее и под тщательно наложенными на запястья повязками. Тут Яра и вспомнила все, что с ней случилось, хотя всего несколько минут назад она пребывала в уверенности, что просто отсыпалась после славного боя и последовавшей за ним попойки.

Последние недели для Яры Грейджой смешались в один бесконечный кошмар. Смерти она не боялась. Что мертво, умереть не может. Но отправляться к Утонувшему богу в ошейнике — не лучшая участь для железнорожденного. Кракены Железных островов, хоть и рождаются на суше, но всю свою жизнь проводят в море. Странствуют, побеждают и умирают свободными. А уж она, дочь лорда, тем более не могла позволить себе покинуть этот мир вот так. В цепях. Уж лучше на суше, заплутав и не найдя дороги в подводное царство.

Эти мысли и поддерживали в Яре силы в плену. А еще ненависть. Жгучая ненависть к собственному брату, бросившему ее и удравшему, как самый последний сухопутный щенок. Яра надеялась, что Теон проживет достаточно долго, чтобы она сама до него добралась и отомстила.

На «Молчаливой» Яру почти все время держали в трюме. От голода, жажды и холода она часто впадала в беспамятство. Эурона забавляло бросать племянницу за борт и смотреть, как она сражается за глоток воздуха. Умереть он ей не давал. Измывался, бил, угрожал, но даже язык ей не вырезал. Все повторял, что ждет Теона и уж тогда на глазах брата избавит Яру от ненужного.

О том, что происходило в мире, Яра так же узнавала от Эурона. Ему нравилось рассказывать ей обо всем и видеть, как гаснет последняя надежда во взгляде племянницы.

Последние дни, которые женщина помнила, выдались особенно тяжелыми. В Браавосе Эурона ждала неудача, и свою злость он выместил на Яре, избив ее до полусмерти. Все остальное она помнила смутно. Ее мало интересовали попойки, которые устраивали моряки, как на кораблях, так и в порту.

И, видно, потеряв сознание однажды ночью, она пропустила что-то важное, раз ее окружали привычные корабельные звуки, но она лежала не среди ящиков и бухт веревок в трюме, а сидела в каюте и ее брюхо грел эль.

Наконец оглядевшись, Яра заметила склонившегося над столом и расстеленными на нем картами старика. Сухого, тощего, седого, но крепкого, как высушенная соленым ветром кость. Она смотрела на него и не узнавала. И, даже когда старик оторвался от карт и взглянул ей прямо в глаза, не узнала.

Теон, сообразила женщина лишь через несколько долгих мгновений. Брат.

И даже теперь не поверила, что перед ней он.

Не узнавала в нем что-либо знакомое.

Да и знала ли?

Яра помнила самоуверенного горделивого мальчишку, каким Теон приехал домой впервые спустя много лет. Ни в облике, ни во взгляде она не обнаружила в нем ничего от того брата, каким мальчик покидал Пайк.

Она помнила горящий безумием взгляд паренька, захватившего Винтерфелл и мечтавшего что-то доказать отцу, себе и каждому в этом мире. Перепуганного и потерявшегося... волчонка. Но не кракена, каким Теон должен был быть.

Она помнила сломленного, убогого старичка. Помнила белесую тень, что осталась от ее младшего брата после пыток в Дредфорде. Помнила этот опустевший взгляд, полный боли и ужаса. Помнила перекошенное полоумием лицо.

Человек у стола был ей не знаком. Он смотрел прямо. Спокойно. Открыто. От него веяло внезапной уверенностью, какой прежде Яра не замечала.

Не смотря на увечья, Теон держался гораздо прямее, чем в их последнюю встречу. Будто что-то вселило в него уверенность. Будто море и Утонувший бог подарили ему мощное попутное течение, а Штормовой бог наполнил паруса ветром.

— Ты... — произнесла Яра и замерла. День изо дня она мечтала, как выберется и собственными руками придушит братца. Это давало ей силы. Это позволяло ей выжить. Но сейчас Яра растерялась.

— Где мы? — хрипло спросила она и кое-как подсела к столу, чтобы взглянуть на карту. — Как ты вытащил меня с «Молчаливой»? Что произошло?

Она не думала, что брат отправится ее спасать. Кто угодно, но не Теон. Но вот он здесь. И они оба живы. За бортом умиротворяюще плещет вода, а на палубе перекликаются моряки.

— Почему?..

— Прости меня, — прошептал он, и Яра увидела в глазах брата признание вины, но теперь к этому примешивался только стыд. Неуверенность и потерянность ушли бесследно. — Я предал тебя. И я бросил тебя.

— Но ты за мной пришел. Почему?

— Знаешь, на Драконьем Камне я встретил Джона... Джона Сноу, — медленно произнес Теон. — В Винтерфелле мы росли вместе. Я, Робб и он. Я не любил его. Только терпел. И всячески старался подчеркнуть, что хоть и заложник, но я лорд, а он всего лишь бастард. Пусть и бастард Хранителя Севера. И все никак не мог понять, почему его так любит Робб. Почему сам Джон спокойно сносит мои слова... Мне было девять, когда меня забрали. Я потерял отца, на которого мог равняться. Но я хотел, чтобы у меня был отец. Я так старался всякому напомнить, что я Грейджой...

Брат пристально взглянул ей в глаза.

— И я очень хотел быть Старком. Я ведь жил с ними, спустя столько лет они перестали быть просто моими тюремщиками…

Яра слушала, не пытаясь перебить. В ушах начало немного шуметь из-за выпитого, но ее разум остался чист.

— Я так долго пытался понять, кто я. Но у меня было только имя. И я пытался помнить свое имя. Цеплялся за него. Даже в самые сложные секунды сохраняя в глубине сердца это знание. Даже когда отчаяние готово было поглотить меня. Даже когда безумие на время освобождало от мучений.

Голос брата был тих, а глаза оставались сухими, но Яра слышала в словах Теона такую боль, что напрочь позабыла, что мечтала придушить младшего, если бы сумела до него добраться.

— Но я все равно сомневался. Пытался понять. Найти хоть что-то, кроме имени. А понимать и искать было нечего. Я столько совершил, столько ошибок. Я железнорожденный по крови, — медленно сказал Теон. — Я ношу фамилию Грейджоев. Но я и Старк, сестра. Они тоже моя семья. На моей совести много грехов. Я не могу ничего изменить, но я могу защитить то, что мне дорого. Семью.

Яра нахмурилась, тяжело сглотнула, но потом кивнула. Она не знала, что должна была сказать, но слова брата внезапно убедили ее, что на этот раз перед ней на самом деле ее брат. Не тот сломленный человек, что говорил за нее на вече. Но тот брат, каким должен быть настоящий Грейджой.

— Где мы?

— В Узком море, — кивнув на карту, ответил Теон.

— Ты... как-то выкрал меня с «Молчаливой»?

Яре хотелось знать, чтобы убедиться, что все происходящее ей не снится. Сама за свое спасение женщина не взялась бы. Слишком уж свирепыми были люди из команды дяди, молчаливыми и яростными.

Эурон не мелочился, всегда сообщал племяннице и где они, и самые последние новости. Так она и узнала, что Железный Банк отказал выдать деньги, которые вроде как обещал Королеве Серсее.

Сотни кораблей не могли войти в порт Браавоса, поэтому туда Эурон отправился малой частью, а остальные корабли отослал к Браавосийскому побережью. Так что некому было углядеть в корабле, вошедшем в порт Браавоса несколькими днями спустя даже тень железнорожденных. Теон не стал демонстрировать гордость и дурную смелость, а сменил паруса, появившись в свободном городе под расцветкой обычного торгового судна из Бора. Среди других кораблей этот вскоре затерялся, и у команды появилась возможность побродить по городу, послушать разговоры.

Теон с корабля не сходил, но ловко воспользовался своим новым статусом, чтобы пообщаться с мелкими лавочниками и другими капитанами.

Очень быстро команда выяснила в каком из борделей беспробудно пьет Вороний Глаз. Еще пары дней хватило, чтобы выяснить, где ошивается большая часть железнорожденных и сколько человек охраняют «Молчаливую».

Утонувший бог был на стороне Теона, и спустя еще сутки начался сильный шторм, небо ливнем разверзлось над Браавосом. Теон не стал терять такой удачной возможности и напал на «Молчаливую». Он не сказал Яре, скольких лишился и скольких убил, но мелкие ссадины на руках и неглубокий шрам на подбородке говорили, что сражение не было бескровным. Так или иначе, но Яру они отбили. А пока сам Теон спасал сестру, остальные захватили стоявший ближе всего к Титану корабль, и на рассвете под прикрытием утихающего дождя из порта вышло два судна.

На захваченном корабле были железнорожденные, прежде преданные Яре. Они-то и рассказали, где именно искать остальные корабли и на каких из них есть верные Яре люди.

— Мы захватили пятнадцать кораблей, — сообщил Теон. — Это не много…

Яра и этому количеству удивилась. Меньше всего она ожидала, что брату удастся спасти хоть часть ее флота. Большую часть ее кораблей Эурон сжег.

— Пришлось спешить, чтобы Вороний Глаз не смог нас поймать.

— Где он сейчас?

— Уже должен был достичь Королевской Гавани. Он, видно, решил, что я увел захваченные корабли на восток. Решил, что я собираюсь спрятаться где-нибудь в Спорных землях или отправиться еще дальше, в Нефритовое море.

— А куда мы плывем? — спросила Яра, указав на карту. — И что это за флот?

После рассказа брата, она теперь могла оценить разложенные по карте ракушки и камешки.

— Дейнерис с Джоном уже должны быть в Винтерфелле, — сказал брат и указал на выкрашенные черным и белым камешки. — С ними весь Север, дотракийцы, Безупречные. Рыцари Долины. — Брат по очереди указал на серые, зеленые, коричневые и синие камки. — Им предстоит противостоять армии мертвых. Они надеялись договориться с Королевой Серсеей о перемирии.

— Но она их обманула, — покивала Яра.

— Да, она послала Эурона за Золотыми Мечами, но Железных Банк отказался оплатить их, — продолжил брат. — Тем не менее, сейчас в Королевской Гавани есть армия и Вороний Глаз охраняет город с моря.

Яра с сомнением тронула алые камни на нарисованной Королевской Гавани и многочисленные черно-золотые ракушки.

— Победит ли Джон на севере или проиграет, рано или поздно, но столкновения с войсками Серсеи не миновать, — развивая свою мысль, продолжил Теон.

— И что ты предлагаешь?

— Лорд Варис, когда я покидал Драконий Камень, посоветовал зайти в Пентос, — усмехнулся Теон и указал на смесь из черных и желтых ракушек, сгрудившихся между этим городом и побережьем Вестероса. — Иллирио Мопатис добавил нам кораблей. И не только их.

— О чем ты?

— Золотых Мечей можно купить золотом, а можно привлечь, соблазнив возможностью, — сказал брат. — Их капитан сказал, что когда-то Визерис Таргариен попытался нанять их для завоевания, но он отказал ему. Время было неудачное. Да и союзник не из приятных. Все же этот отряд основали Блэкфайеры, вечно воевавшие с Таргариенами.

— И что? Теперь они готовы выступить союзником Королеве Дейнерис? — удивилась Яра.

— Есть Дейнерис, Север и Восток, — перечислил Теон. — Если они выстоят, то это уже половина Семи Королевств. А если на стороне нашего альянса будет Дорн, Простор и Штормовые земли, то Королева Серсея окажется зажата в тиски.

Теон сдвинул ракушки, распределяя их от Ступеней и до самого Гневного мыса.

— Мы разделили флот, корабли идут не под парусами кракенов, — сказал Теон. — Нам предстоит быстро захватить как можно больше замков на побережье. Нам нужны Грифонье Гнездо, Воронье Гнездо, Дождливый Дом. Оттуда мы отправим сообщение лорду Тарта. Его дочь на нашей стороне, он должен ее поддержать. Свяжемся с лордами Штормовых. Среди них обязательно сыщутся те, кому выгоднее договориться с нами, чем воевать. Отправим послания и в Дорн. Мартеллы мертвы, но лорды Дорна все еще сильны. Отец Элларии Сэнд — один из самых влиятельных лордов Дорна. Его дочь гниет в темницах Красного Замка. Если не на нашей стороне, то уж на сторонУ Серсеи Дорн не встанет.

Яра еще раз осмотрела карту, оценивая расстановку сил. Что ж… если им повезет, то все сбудется. Пока Утонувший бог помогал Теону. Может и на этот раз поможет.

На пути в Винтерфелл — ДЖЕЙМЕ​

— Чему вы улыбаетесь? — спросил Бронн.

Джейме покачал головой, не желая делиться с наемником своими мыслями. Пусть Бронн давно стал его другом, хоть и всячески это отрицал, но Джейме не мог поделиться с ним всем, что сейчас было на уме. Хотя наемник, скорее всего, понял бы. Понял бы лучше, чем многие другие люди.

У костра среди солдат Джейме всегда чувствовал себя куда свободнее, чем во дворце и среди знати. Ему нравилась вот такая походная жизнь, ее простота и ясность. Здесь не было интриг, никто не улыбался, в душе лелея ненависть. Лагерь наполняли самые обычные люди, вымотанные, замерзшие, но державшиеся на удивление бодро.

Снегопад задерживал продвижение на север. Не спасало даже то, что шли они по Королевскому тракту. Но, тем не менее, люди держались на удивление стойко. Может, дело было в том, что в этот поход они отправились не по воле сменявших друг друга Королей и лордов, а по своему собственному выбору?

Бронн нагнал Джейме через несколько дней после того, как тот покинул Королевскую Гавань.

— Вы все еще должны мне замок, — напомнил он Джейме.

— Я снял с себя все полномочия, — напомнил бывший гвардеец. — Сейчас я не богаче воробья.

— Вы все еще можете вернуться, — сказал Бронн. — Ваша сестра все вам вернет.

— Я не могу, — признался тогда Джейме. — Я дал слово. И если я не могу сдержать его, то зачем мне белый плащ гвардии? И зачем мне служить Королеве, для которой я… не так уж важен?

Он долго не хотел это признавать. Даже тогда, когда злился и ненавидел Серсею. Даже когда она отвергла его, израненного, сломленного, после возвращения из плена, он злился, но никогда не позволял себе принять простую истину. Но эта истина с внезапной ясностью открылась перед ним, когда Серсея едва не отдала приказ Горе.

Пусть и не отдала, но сам факт того, что сестра угрожала ему, убил в Джейме последнюю веру в ее любовь.

Как он мог думать, что для Серсеи он так же важен, как и она для него? Как мог ошибаться все эти долгие годы?

Теперь, оглядываясь назад, Джейме видел ясно. Свои желания, свой эгоизм Серсея всегда ставила на первое место.

Она уговорила Джейме вступить в гвардию ради нее, но на тот момент еще не было известно, останется ли сестра в столице. Но она уговорила. Она убедила Джейме, и он потерял возможность быть тем, кем родился — лордом. Он прожил большую часть жизни или в келье Башни Белого Меча, или в походных шатрах. Он не стал мужем, не мог открыто воспитывать своих детей. Все что у него осталось — рыцарство. Да и оно на деле оказалось совсем не таким, каким чудилось Джейме в детстве.

Ради Серсеи, ради любви к ней Джейме лгал, убивал. Он предавал людей, которыми восхищался. Он делал все, лишь бы выполнить ее просьбы, ее желания, ее приказы…

А сестра?

Она ни чем не пожертвовала ради него.

Она грезила ролью принцессы, грезила Рейгаром. И в итоге стала Королевой, пусть и совсем другого Короля. Она купалась в роскоши, делала все, что только могла себе позволить Королева. И приказывала. Приказывала…

«Мы вместе, мы единое целое», — шептала она ему, но свои интересы всегда ставила выше.

— Я не вернусь в Королевскую Гавань, не сейчас, — ответил Джейме.

— Что ж… — пожал плечами наемник. — Значит, я поеду с вами. Ваш брат обещал мне два замка, а он пока все еще десница другой Королевы.

Так они и путешествовали.

Сначала по Королевскому тракту, а после — по Речной дороге.

Приехав в Риверран, Джейме ожидал, что туда уже долетел ворон с приказом Серсеи, но то ли птица погибла в пути, то ли Королева слишком верила в преданность брата. Вот только врать стоящим в Речных землях знаменосцам Ланнистеров и Талли Джейме не стал. Бронн не разделял этой откровенности приятеля, но помалкивал, пока Джейме честно и подробно рассказывал людям о том, что происходит. Он рассказал об угрозе на севере, рассказал о том, что Дейнерис, Джон Сноу и лорды Долины объединили силы, рассказал о планах Серсеи. И рассказал о том, что снял с себя белый плащ гвардейца.

Произнося свою речь под полное молчание, Джейме почти не верил, что кто-то решиться пойти с ним. Не по приказу, а по собственной воле. И лишь потом он вспомнил, что перед ним самые обычные люди. Не Короли и не лорды с их амбициями. Всем этим мальчикам, мужчинам и старикам нет дела до распрей между землевладельцами. Но почти у всех есть семьи и защищать их куда яснее и понятнее, чем биться и умирать ради мимолетного успеха кого-то, кто сидит на троне или за высоким столом в большом замке.

В итоге на север отправилось много. Куда больше, чем Джейме думал.

— Если будет кому и что делить, — сказал он Бронну. — Если кто-то выживет. Если Дейнерис и Джон Сноу победят. Много лет назад, когда я впервые встретился с Джоном Сноу, это был просто забавный волчонок среди волчат Старка. Бастард. Мальчишка, собиравшийся вступить в Ночной Дозор. Мне было смешно видеть всю эту Старковскую преданность, всю эту честность… Гордость...

— А что теперь?

— Это было много лет назад, — признался Джейме. — И моя правая рука еще была при мне. Я был воином. Лучшим. Прославленным. Братом Королевы. Сыном самого Тайвина Ланнистера. Я верил, что это всегда будет моим. И многое потерял… В конце концов, если тебе отсекут руку, зальют дерьмом имя, убьют твоего отца, то все, что у тебя останется, — собственная гордость и честь. Я не хочу потерять и их.

Битва за Винтерфелл​

День больше не наступал. Над Севером повисла бесконечная и непроглядная тьма. Не жалея масла и дров, в каждом уголке крепости жгли костры в кованых корзинах, всюду сияли факелы, хоть немного разгоняя бесконечную пугающую ночь.

Стоя на внешней стене Винтерфелла и глядя в северном направлении, Дени не могла не думать, что ждет их всех. Каждый день и каждый час проходил в напряженном ожидании. Но радовало уже то, что улеглась метель и отступил холод. Из-за погоды дотракийцам приходилось труднее всего, а бездействие сводило с ума даже тренированных Безупречных.

Но ни дотракийцы, ни Безупречные не видели того, что видела Дейнерис. Королеве совсем не хотелось встречаться с той армией, что шла на юг.

Девушка сглотнула и прошептала:

— Не смотри назад — пропадешь.

Отступать было некуда. Так стремясь попасть домой, Дени угодила в самый настоящий кошмар.

Рядом мелькнуло что-то черное, вынудив Дени скосить взгляд. Джон. Она привыкла видеть его в сером и коричневом — цветах Севера, но в ожидании битвы он облачился в доспехи, созданные кузнецом Джендри. Этот же парень сковал броню и для Дени. Издали казалось, что Джон и Дени закованы в черный лед, но их доспехи состояли из железа, драконьего стекла и кожи. Джендри учел, что Дени предстоит летать на драконе, а Джону не по душе панцири, сковывавшие движения, поэтому броня состояла из множества мелких сегментов, как чешуя дракона.

— Сейчас день или ночь? — спросила девушка.

— Ночь приближается, — ответил Джон и шагнул ближе. Они стали плечо к плечу. В какой-то миг мужчина протянул руку и сжал ладонь Дени, их пальцы переплелись.

Внезапно вышедший на стену сир Джорах пождал губы и скрылся из виду. Дени незаметно вздохнула. За последние дни она все чаще думала о том, что предательство ради любви может совершить Джорах. Она старалась не верить в это, но ловила себя на недобром предчувствии.

Хотя Мормонт помнил, что предал Дени однажды и что она не полностью ему доверяет, но во время планирования обороны он рассчитывал возглавить армию Дени, как ее главнокомандующий. Но Дени не препоручила ему эту работу. Она вообще не стала делать разделение между людьми Джона и своими. В итоге оборону общими силами планировал Джон вместе с лидерами дотракийцев, Серым Червем, Ройсом, знаменосцами Старков. Прибывших сутки назад Джейме Ланнистера и Эдмура Талли просто посвятили в общий план. Джорах попытался навязать свое мнение юной Лианне Мормонт, но девочка проигнорировала его.

И тогда, может по-настоящему впервые со дня их воссоединения, Джорах при остальных советниках Дени открыто высказал свое недовольство. Даже теперь девушка помнила каждую фразу и каждый взгляд.

— Моя Королева, вы совершаете ошибку! — твердил человек, которого Дени искренне любила, но любила не так, как бы он того хотел. — Вы не можете объединять армии в одну. Вы ехали сюда, как союзник, а теперь вы отдали все в руки какого-то бастарда.

Тогда, сидя за столом в обеденном зале гостевого дома, Дени внимательно смотрела на них: Мормонта, Тириона, Вариса. Смотрела и читала их мысли. И с удивительной ясностью видела, что они разделяют высказанное мнение, пусть лишь Джорах вложил в это столько эмоций.

— Вы могли выступить просто как союзница, с отдельной армией, — смягчая слова медведя, сказал Тирион. — Это бы ничего не изменило.

Варис помалкивал, лишь жался поближе к огню и прятал руки в рукава.

— После вы пожалеете об этом, Дейнерис, — произнес сир Джорах уже не так веско, гораздо мягче.

— О чем? — тогда спросила Дени, чувствуя раздражение. — О том, что нашу оборону планирует тот, кто много раз видел мертвых и много раз сражался с ними? Или о том, что нашу оборону планирует тот, кто знает эти земли, знает Север, знает сильные и слабые стороны северян? Или о том, что нашу оборону планирует тот, кого здесь уважают не за звучную фамилию, а за поступки? Зачем вы затеваете этот спор, сир Джорах?

— Затем, что вы слишком много позволяете этому человеку, — сказал мужчина и отвел взгляд, не в силах выдержать столкновение с полным недоумения и злости взглядом Королевы.

— Вы мои друзья, советники… — сказала она, пытаясь контролировать эмоции. — Ваше дело — советовать. А не принимать за меня решения. Мы готовимся к войне. К войне, сир Джорах. Возможно, никакого «после» у нас просто не будет. Ни у кого из нас. Лорд Варис?

— Армии нужен лидер, — мягко произнес Паук. — Тот, кто поведет всех и каждого. Я не согласен с решением объединения, но в нынешних обстоятельствах… — Он чуть улыбнулся и пожал округлыми плечами. — Вы хотели, чтобы я говорил вам правду, моя Королева. И я скажу вам правду. Ваше решение верно. У Джона Сноу есть авторитет и он неплохой стратег. У него сильная поддержка. Речники и долинцы здесь из-за Старков и Белого Волка. В нынешней войне нельзя рассчитывать лишь на титул. То, с чем мы будем воевать, слишком пугает… Людям будет плевать, кто раздает команды. Им нужен тот, кто не просто раздает, но и ведет их. Ведет в бой и вдохновляет настолько, чтобы перебороть страх. Но вы рискуете нажить себе соперника.

Теперь, глядя вдаль, Дени прокручивала слова каждого из советников и не чувствовала страха перед ними. Лишь силу и уверенность.

«Как странно… — подумала она, искоса глянув на профиль Джона. — Я не боюсь. Соперник? Нет. Сильный союзник. Кто-то, кто лишь делает сильнее меня».

«У дракона три головы», — говорили ей многие, и она повторяла это себе сама.

У дракона три головы. Каждый искал в этом свой смысл.

У дракона три головы…

«Это не три человека, не три дракона, это один дракон… — подумала Дени. — Не достаточно просто быть вместе и заодно. Не достаточно… Нужно быть единым целым. Быть силой друг друга. — Незаметно для Джона она прижала ладонь к животу. — Быть смыслом друг друга. Быть будущим друг друга».

Она улыбнулась, чувствуя уверенность.

Глядя вдаль она могла представить, как именно расположатся войска. Джон не стал ничего выдумывать, а лишь дал возможность всем использовать их сильные стороны. Так мелкие горные лорды заняли Волчий лес, где они безостановочно строили ловушки, собираясь всеми силами не позволить врагу зайти объединенной армии в тыл. Общими усилиями в нескольких милях от Винтерфелла сложили самый большой костер, какой только Дени видела. Две полосы из поваленных деревьев и выкорчеванного кустарника протянулись на десятки миль с запада на восток. В каждой были устроены проходы, рассчитанные на то, чтобы дать проехать разведчикам и чтобы заманить вихтов и Белых Ходоков в эту своеобразную ловушку.

— Как думаешь, сколько еще осталось? — спросила Дени. Она смотрела вдаль, но не видела ничего, кроме мглы на горизонте.

— Не знаю, — вздохнул Джон. — Может час, а может и день.

— Твой брат... Ланнистер встретился с ним? — уточнила Дени.

— Да, — кивнул северянин. — Но они встретились один на один. Я не знаю, что произошло.

Дени кивнула.

— А ты? — спросил Джон.

— Что?

— Джейме Ланнистер...

— Я не хуже других знаю, каким был мой отец, — спокойно произнесла девушка. — И сейчас... Это не так важно.

Джон улыбнулся ей и произнес:

— Если живые будут бороться друг с другом, то мы проиграем битву за жизнь раньше, чем придет армия Короля Ночи.

— Ты здесь, — сказал Тирион, обнаружив брата у входа в Большой зал. Джейме прислонился к деревянной опоре навеса и невидящим взглядом смотрел вперед.

— Это было так давно... — произнес он.

— Но мы снова здесь, — невесело усмехнулся Тирион. Немного помолчав, он добавил: — Не думал, что ты бросишь Серсею.

— Это она меня бросила, — признался Джейме. — Между мной и властью она выбрала власть.

— Ты только теперь это понял? — с издевкой удивился карлик, но Джейме не обиделся. — Она всегда выбирала то, что считала для себя важным. Прежде у нее были дети и власть. Ради детей она была готова на многое. Она перегрызла бы горло любому за них. И едва не проделала это со мной. Но теперь у нее есть только власть, и Серсея будет цепляться за нее с удвоенной силой.

— А я?

— А ты и так был при ней. Послушный брат, который никогда не предаст и никуда не денется, — жестко изрек истину Тирион.

— Знаешь, теперь я понимаю нашу тетку. Она была права.

— В чем же?

— Однажды она сказала мне, что истинным сыном нашего отца был ты, а не я. И теперь я вижу, что она была права. Ты похож на него. Пусть в тебе есть сострадание и ты гораздо мягче, но именно ты сын Тайвина Ланнистера.

— Я сказал ему тоже самое, когда видел в последний раз, — усмехнулся Тирион. — А ты стал умнее и мудрее.

— Это был долгий путь, — кивнул Джейме.

— Что тебе сказал Бран Старк? — спросил карлик. — Это ведь из-за тебя он стал калекой.

— Он... — Джейме сглотнул. Он не мог рассказать брату. Не мог передать словами. Ни то, что сказал ему Бран, ни то, о чем Бран его предупредил. До сих пор в ушах мужчины раз за разом звучала его же собственная фраза, сказанная много лет назад. — Он не винит меня. Сказал, что так должно было случится.

Тирион покосился на брата, но по мрачному виду того было ясно, что обсуждать эту тему он не намерен.

— Если мы выиграем… — задумчиво произнес карлик. — Что ты будешь делать? Серсея не сдастся.

Джейме горько усмехнулся:

— Не знаю, мой маленький брат. Не знаю.

* * *

​

— Стрела, — тихо произнес Джон, глядя вдаль.

— Я не вижу, — прошептала Дени. — Ты уверен?

Джон кивнул. И, подтверждая его слова, через несколько мгновений сквозь треск огня они услышали очень далекий звук рога.

Один сигнал.

Второй.

Третий.

Прошло чуть больше пяти секунд — и рог зазвучал гораздо ближе. И вновь три сигнала.

Дени вздрогнула.

Теперь этот звук нельзя было спутать с воем ветра.

Рог вновь зазвучал. И вновь три сигнала.

В четвертый раз рог раздался на стенах самого Винтерфелла, предупреждая всех.

— Началось… — прошептала Дени.

Ей предстояло оседлать Дрогона и подняться в небо, чтобы встретить там другого дракона. Ей нужно было спешить, хотя армия мертвых, судя по сигналам, была еще достаточно далеко.

— Дени… — не дав ей сорваться с места, Джон привлек девушку к себе и внимательно посмотрел в глаза.

Несколько секунд они просто стояли и смотрели друг на друга. Близко-близко. Будто ничего не существовало, только они одни были во всем мире.

— Будь осторожна, — прошептал он хрипло и поцеловал ее.

Они целовались так, будто боялись уже не увидеться. Будто хотели многое рассказать друг другу, но для слов уже не осталось времени.

— Я люблю тебя, — прошептал он, глядя ей в глаза.

Прижавшись лбами, они еще недолго постояли рядом, а потом разошлись, в мыслях, даже не догадываясь о том, повторяя одни и те же слова, как молитву.

«Не оставляй меня в этом мире… Не оставляй меня…»

* * *

​

Санса вздрогнула и выронила книгу.

— Это… — прошептала она, но не смогла закончить фразу.

— Да, — кивнула Арья.

Сестры переглянулись.

— Я должна… — Санса сжала руки в кулаки. Когда они с Джоном отвоевывали родной замок, она так не переживала, как переживала теперь.

— Ты уже все сделала, — напомнила Арья.

— Нет, нужно следить, чтобы в замке поддерживалась дисциплина и чтобы все были готовы к любым непредвиденным ситуациям, — наконец собравшись, сказала леди Винтерфелла. — Где Бран?

— Он у себя, — ответила Арья тихо.

Санса стремительным шагом покинула комнату, и в тот же миг выражение лица младшей сестры изменилось. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, отгораживаясь от разговора, впервые за долгое время выбившего ее из колеи.

— Арья, послушай меня, — сказал Бран, когда они остались наедине. — Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала.

— Что же?

Бран перевел взгляд с лица сестры на ее кинжал.

— Ты поймешь, когда наступит правильный момент. И ты должна будешь сделать это.

Девушка нахмурилась, но промолчала, видя глаза Брана и читая в них его уверенность.

— Так должно быть, — произнес Трехглазый Ворон.

— Бран...

— Так нужно, — произнес юноша, и на миг его губ коснулась легкая полуулыбка.

Арье почудилось, будто она видит в знакомых глазах брата что-то еще, что-то большее. Ей послышался знакомый стук капель о камень, словно она вновь очутилась в черно-белом доме. И на краткий миг показалось, что не только месть вела девушку все это время. Было что-то большее. Словно сама судьба готовила ее к этому. Или не судьба? Она, Арья Старк из Винтерфелла, должна была стать сильной и способной исполнить все без колебаний и сомнений.

— Ты уверен?

— Да, используй кинжал. Валирийская сталь сможет разорвать связь.

Джон медленно спустился со стены и внимательно взглянул в лица тем, кто ждал его во дворе. Он видел и чувствовал их страх, как чувствовал его вот уже много дней и ночей, но теперь это гнетущее ощущение можно было резать ножом. Даже огонь, пылавший повсюду, не разгонял ледяной ужас людей.

Джон тоже испытывал страх, но не мог его показать людям. От него, от его уверенности сейчас зависело все.

«Куда ты собрался? Почему ты? — шипел предательский голосок внутри. — Кто ты такой, чтобы командовать ими?»

Джон видел здесь и простых северян, и долинцев, и речников, и людей Ланнистеров, которых привел сир Джейме. Видел он сира Давоса, самого Джейме Ланнистера, леди Бриенну… Сотни лиц. И все они смотрели на него.

— Вперед! — скомандовал Джон, вскакивая в седло.

«Я здесь, потому что я Джон Сноу, — сказал он он себе, глядя на людей, своих и чужих. — Север — моя земля. Я здесь, потому что я Старк. Я должен защищать семью. Я здесь, потому что я… Потому что я Таргариен».

— Ночь пришла… — прошептал он вслух. — Моя война начинается.

Тирион смотрел, как замок неспешно покидают всадники. Он смотрел и чувствовал странный трепет, глядя, как все они следуют за едущим впереди Джоном Сноу.

— Эта ночь растянется на много дней и может стать для нас всех последней, — с горечью сказал он Миссандее, — если наша королева и Джон Сноу проиграют.

— Джон никогда не отступал, — негромко, но отчетливо сказал Сэм Тарли, подходя к ним. — Он защищал Стену и выстоял, он сражался с Белыми Ходоками лицом к лицу и выжил. Я в него верю.

— Уверенность — это хорошо, — покачал головой Тирион. — Но там не один Джон Сноу. Там тысячи людей, которые или никогда ни с кем не воевали, или знали лишь живого врага. Устоят ли они против армии мертвых? Сплотит ли Джон Сноу вокруг себя людей?

Вопрос повис в воздухе. Никто не знал и не хотел знать ответ.

Дейнерис взобралась на спину Дрогону и позволила дракону взмыть в небо. Тьма заволакивала все кругом, но замок светился факелом. Армия людей, двигаясь вперед, обозначала свое продвижение зажженными кострами. Дени, затаив дыхание, следила, как точка за точкой вспыхивают пятнышки света далеко внизу. Где-то там был Джон. Где-то там были все те, кого она знала и любила.

Джон в молчании ехал вперед. За ним следовали Эдд, Берик, сир Джорах, сир Давос, Тормунд. Тьма окутывала все кругом, лишь еще больше подогревая клокочущий страх. Чернильными линиями впереди показались требушеты. Их было много, как и снарядов рядом с ними. Люди трудились без передышки, из деревяшек, камней, веревок, соломы и даже осколков драконьего стекла при помощи смолы слепливая огромные шары. Их подожгут и будут забрасывать ими врага.

Впереди раздался звук рога. Один сигнал. Это вернулись разведчики.

— Двое, еще один, еще пятеро, — считал сир Давос. — Все!

Тут же лучник по команде Джона зажег стрелу от ближайшего костра и пустил ее в небо, давая сигнал тем, кто охранял ближнюю к замку линию стены из бревен и веток. Послышались крики и скрежет — люди рубили веревки и обрушивали созданные для разведчиков проходы, делая стену сплошной.

— Леди Санса, вам не стоит быть здесь, — сказал Тирион, увидев приближающуюся девушку.

— Я леди Винтерфелла, — напомнила она ему. — Я буду здесь.

Миссандея уважительно взглянула на рыженькую леди, занявшую место рядом с ними. Кони под седоками нервно сучили ногами, лучше людей чувствуя то, что двигалось к Винтерфеллу.

— Где ваша сестра?

— Она осталась с Браном.

Бран видел их. Видел и не боялся. Видел великанов, видел сотни тысяч мертвецов, видел Белых Ходоков на мертвых конях. И его он тоже видел.

— Берегись, — шепнул он сидевшей на драконе девушке. — Он здесь…

Дени почудился голос в порывах ветра, предупреждающий ее. Поежившись, она подняла Дрогона еще выше, стремясь оказаться вне траектории атаки требушетов. Вглядевшись в линию горизонта, она увидела пургу, идущую на них сплошной стеной.

— Они здесь, — сама себе сказала Дейнерис и шепнула Дрогону: — Дракарис.

— Сигнал, — обратил всеобщее внимание Эдд на вспышку в небе.

— Готовимся! — крикнул Джон, и его команду повторили на десятки голосов по всей линии.

Безупречные сомкнули ряды и ощетинились копьями с наконечниками из драконьего стекла. Лучники перетащили огромные связки стрел поближе, а сами вытянулись в линию, зажигая воткнутые в землю факелы и корзины с дровами.

Вьюга приблизилась, и теперь ее видели все.

— Они здесь, — в один голос прошептали Эдд и Сэм.

Ожидание тянулось и тревожило, но никто не смел даже слова сказать. Даже дотракийцы, маячившие позади Безупречных, сдерживали своих коней, хотя те нервно всхрапывали и ржали.

— Там! — закричал Тормунд, указывая на небо.

Тьму осветила синяя вспышка…

Рейгаль, кружащий над Дрогоном, нервно вскрикнул и заложил дугу, спеша уйти с линии удара, когда внезапно из тьмы вырвалась стремительная серо-синяя тень, рассекая небо синим всполохом. Дени задрожала всем телом, видя, как стремительно приближается к ней мертвый дракон…

С остановившимся сердцем Джон смотрел на то, что происходило в небе. Ни он, ни кто-либо другой не видел ничего, кроме вспышек синего света и росчерков пламени. В этом свете лишь изредка мелькали крылья драконов, но Джона больше всего интересовали всадники.

«Это ты послал ее туда!» — мысленно наорал он на себя. Но ничего изменить было уже нельзя.

— Готовьсь! — крикнул Джон, видя, как замахал факелом мальчишка-вольник далеко впереди.

Сотни стрел устремились к стене, поджигая масло, которым та была облита. В считанные секунды перед войском выросла огненная полоса, которой предстояло преградить мертвым путь и хоть на какое-то время остановить продвижение армии Короля Ночи.

— Заряжай! — отдал следующую команду Джон, постоянно посматривая в небо.

Дейнерис сжимала ладонями отростки на шее дракона, но руки сквозь перчатки заледенели так, что девушка ничего не чувствовала и могла лишь молиться всем богам, чтобы в один из разворотов Дрогона не свалиться с его спины. Она сорвала голос, выкрикивая команды, да те были уже и не нужны — два живых дракона бились против мертвого без участия всадников. Ледяной дракон был быстрее и проворнее, поэтому ему раз за разом удавалось уходить от дыхания бывших собратьев, но и Рейгаль, и Дрогон успели пару раз цапнуть Визериона когтями. И без того потрепанные крылья мертвого дракона превратились в решето, но он все еще уверенно кружил между бывшими братьями, неожиданно выныривая из темноты.

— Семеро… — прошептала Дени, чувствуя ледяное дыхание, просвистевшее совсем рядом и едва не задевшее Дрогона. Рейгаль, вынырнув из темноты, с хрустом вцепился в сустав на крыле Визериона, и драконы закружились. Мертвый вывернул голову и уже собирался было выдохнуть в морду Рейгалю ледяную струю, но в последний миг будто подавился и закричал.

Драконы расцепились, Дрогон шумно врезался в Визериона, когтями раздирая тому и без того развороченную грудную клетку, выдирая куски мертвой плоти. И вновь Визерион попытался дыхнуть в бывшего собрата, но не смог.

«Будто кто-то мешает Королю Ночи управлять им», — сообразила девушка.

Открыв пасть и издав дикий, будоражащий кровь крик-скрип, Визерион метнулся вперед, сшибаясь с Дрогоном. На долгий пугающий миг Дени очень близко увидела Короля Ночи, спокойного, уверенного, с жуткими светящимися синевой глазами. Ее окутал холод. Такой суровый, какого девушка еще в жизни не чувствовала.

— Дракарис! — закричала она, пытаясь прогнать и холод, и ужас. — Дракарис!

Дрогон выплюнул струю пламени, которая едва-едва задела крыло ледяного дракона, но тот не остановился и напал вновь, целясь в горло собрату.

— Нет! — закричала Дени.

Визерион хрипло взвыл, когда в него сбоку влетел Рейгаль, когтями и клыками круша левое крыло мертвого собрата, вырывая его и с воплем взмывая вверх и в сторону. Дрогон выдохнул прямо в морду ледяному дракону, пламя окутало его на миг и, вцепившись, побежало по шкуре, стремительно вгрызаясь в мертвую плоть. С криком заложив дугу и теряя высоту, Визерион в последний миг столкнулся с Рейгалем. Зеленый дракон закричал…

— Огонь!

Подожженные снаряды улетали за огненную черту и с грохотом врезались в армию мертвых, поджигая вихтов, кроша их камнями, протыкая осколками. Но их место тут же занимали другие, морем подкатывая все ближе и ближе.

— Их так много! — крикнул Эдд, оглянувшись к Джону.

— Прекратить огонь! — взревел Джон, не слыша Эдда и не видя ничего, кроме сцепившихся в небе драконов.

Требушеты послали еще несколько снарядов и затихли. Вся армия живых замерла. Темное небо огласил скрипучий, как снег, вой огромного темного монстра, по дуге снижающегося прямо на ряды шагающих вперед мертвых по ту сторону стены огня.

— Рейгаль… — прошептал Джон.

Пока все следили за падением мертвого дракона, северянин видел лишь мечущегося в небе Рейгаля. Тот хрипел, шипел, заваливался на одно крыло, постоянно теряя высоту. В какой-то миг, заложив дугу над Винтерфеллом, дракон дыхнул пламенем, и то зацепилось за приземистую башню крепости. Падая, дракон пронесся над армией, и, исторгнув струю огня, свалился на заледеневшую землю.

Лошадь Сансы встала на дыбы, но леди удалось ее сдержать и успокоить.

— Начинайте тушить пожар! — скомандовала она, оглянувшись к ждущих приказа мейстеру и солдатам. — Мейстер Волкан, успокойте людей. Нельзя допустить панику в крепости.

— Нет! — вскричала Дени, глядя на то, как падает Рейгаль. — Нет!

Ее сердце сжалось от дикой боли и предчувствия беды. Даже сидя на Дрогоне, даже сражаясь с мертвым драконом и его всадником, девушка не боялась так, как сейчас.

— Я не могу потерять и его, — пробормотала Дени. Слезы льдинками замерзали на ее щеках.

Рейгаль, издав крик, обрушился на землю, оказавшись у самой линии огня… Так близко к врагу. Ослабевший, раненый, беззащитный.

— Вниз, Дрогон, вниз! — закричала Дени, крепче сжимая отростки на шее дракона.

Она не может быть в небе, когда ее ребенку плохо. Она не может остаться в стороне…

Они не верили своим глазам. Никто не верил. Все стояли и смотрели на Рейгаля. Тот шипел и выл, явно испытывая боль в грудине.

— Как Рейгар… — внезапно пробормотал кто-то у Джона за спиной.

— Ходоки! — предупреждающе вскричал сир Давос.

Джон тоже их увидел. Синеватых. Спокойных. Молчаливых. Они шли сквозь армию мертвых, собираясь пересечь огненную преграду и добить мечущегося дракона. Мужчина вздрогнул. Из-за него погиб Визерион. Дени пожертвовала драконом, спасая их всех в той глупой авантюре, что предложил Тирион. Если сейчас они потеряют Рейгаля…

Он мотнул головой.

Он не может позволить Дени потерять еще одно дитя. Он не может позволить ее страдать снова. Он не сможет смотреть ей в глаза, если не предотвратит этот кошмар.

— Стой! — сир Джорах схватил Джона за рукав, когда тот решительно выхватил у солдата уздечку своего коня. — Это дракон! И сейчас он в ярости! Он порвет тебя или сожжет!

— Хоть погреюсь! — зло бросил Джон, вскакивая в седло.

Дени приземлилась посреди расступившихся Безупречных. Ее сердце рвалось туда, вперед, где метался Рейгаль, но девушка прекрасно осознавала, что не может так рисковать. Рисковать собой. Рисковать Дрогоном.

Несколько секунд спустя она уловила, что люди вокруг нее замерли, будто потрясенные чем-то. Вглядевшись, она с ужасом вскрикнула, видя темного всадника на вороном коне, скачущего прямо к дракону…

— Он ополоумел? — хмуро спросил Бронн, нарушив всеобщее молчание.

Джейме наконец очнулся от потрясения и, пытаясь отогнать собственное воспоминание о столкновении с драконом, скомандовал:

— Лучники! Вперед! Цельтесь в Иных! — И добавил уже для Бронна: — Дракон перекрывает обзор… А Ходоков слишком много на одного мальчишку.

— Говорят, этот парень уже убил двоих таких, — играя кинжалом, заметил Бронн. — И говорят, что нынче на Севере нет ни одного мечника, кто бы справился с Джоном Сноу.

— А ты?

— А зачем? — удивился наемник. — Если он выживет, а вы — нет, то именно от него я получу свой замок.

Джейме глухо ругнулся, не отрывая взгляда от идущих сквозь огонь жутких созданий.

— Лучники! Лучники! — пережив первое потрясение, заголосили сир Давос, лорд Гловер и еще десяток знаменосцев.

Живые замерли в ожидании, готовые защитить своего сюзерена, если он не справится, и проклиная его за то, что полез под брюхо к дракону.

— Мальчишка, — выплюнул Мормонт.

Санса перестала дышать и едва не соскользнула с лошади, видя, как там, далеко впереди, Джон ринулся к дракону. Бриенна заботливо придержала девушку, не позволив той свалиться на землю.

— Зачем? — выдохнула Санса, с трудом глотая обжигающий холодом воздух. — Зачем? Он ведь погибнет.

Тирион не ответил. Глядя на то, как резко переменилось настроение в рядах людей, как их начинает охватывать паника, Тирион был готов ринуться вперед и, схватив Джона, попытаться вбить хоть каплю здравого смысла в голову бесстрашного мальчишки.

Рейгаль зашипел на Джона, когда тот, соскочив с коня, стал обходить огромного зверя с правой стороны. Дракон шумно втянул воздух, глядя на человека глазами, пылающими болью. Конь Джона, не желая соседства столь опасного создания, с ржанием умчался обратно.

— Давай… уходи, — сказал Джон Рейгалю. — Ты не можешь погибнуть.

Зверь не ответил.

Джон глянул в глаза дракону и решительно встал перед его мордой, спокойно повернувшись спиной. Он знал, что должен бояться, но огромный зверь позади не пугал. Джон даже успокоился еще сильнее, чувствуя жар от громадной туши и слыша глухое ворчание зверя.

Глубоко вздохнув, Джон вытащил меч из ножен, приготовившись встретиться с Ходоками. Их было шестеро и все они, нацелив свои ледяные мечи, шли на мужчину и дракона.

Одного, самого дальнего, поразила стрела раньше, чем он пересек линию огня. Джон не знал, но это Эдмур Талли направил обсидиановый наконечник прямо в плечо иному. Белый Ходок, заскрипев, изогнулся, глядя на маленький кусочек драконьего стекла — и осыпался кусками льда.

Еще одного сразил кто-то из северян, не выдержав напряжения и послав стрелу до команды.

— Держать! — рявкнул сир Давос.

Старому контрабандисту и вояке совсем не нравилась эта ситуация. Дракон и Джон заслоняли собой остальных Ходоков, не давая лучникам шанса отыскать цель и при этом не задеть Короля Севера.

Дени сидела на спине Дрогона и с ужасом смотрела на то, как Джон принял первый удар ледяного меча и отвел его от себя, решительно ударив в ответ и в ледяные искры разнеся Иного. Трое других действовали осмотрительнее и напали все вместе, явно желая в три ледяных меча поднять Джона над землей.

— Семеро… — прошептала она, глядя на этот жуткий бой, но тут же одернула себя. — Нет.

За эти дни она хорошо узнала Джона, узнала Север. Узнала суровость этого края.

— Семеро нам здесь не помогут. Они не знают, что такое зима, а зима не признает их богами, — пробормотала девушка, не зная, как вознести молитву чужим для нее богам. — Нет. Старые Боги — боги Севера. Боги Джона. Боги его людей. Боги моих людей. Значит, и мои боги.

Джон поднимал и опускал меч, раз за разом принимая тяжелые удары ледяных лезвий. Те крошились, сыпали ледяными искрами, но не ломались.

Позади Джона, шумно дыша, бил хвостом Рейгаль. Наверное, это должно было пугать, но Джон будто впитывал тепло от драконьего тела и с каждой секундой его удары становились все яростней.

Он разнес в ледяное крошево зазевавшегося Иного и с визгом переломил клинок еще одному. Он заступил дорогу третьему, не боясь стоять прямо напротив морды дракона и чувствовать спиной зарождающийся в пасти сгусток пламени.

Джон разбил Иного и обернулся, собираясь добить почти безоружного Ходока. Тот сделал шаг к дракону, занося обломок ледяного меча…

— Нет! — крикнул Джон, бросаясь наперерез.

— Нет! — закричала Дени, видя, как Джон бросился вперед, пытаясь остановить Иного. — Нет!

Рейгаль захрипел и плюнул огнем прямо перед собой. По армии живых пронесся слаженных возглас ужаса, и люди замерли, глядя на растаявший снег перед линией огня, где больше не было Ходока.

— Король! Где Король? — не веря своим глазам, вымолвил сир Давос.

Земля перед мордой дракона чернела. Но Джона Сноу перед Рейгалем не было…

— Нет! — полный боли крик Дейнерис пронесся над полем. Ей показалось, что весь мир перевернулся, а все кругом заслонила еще более темная и непроглядная ночь.

В ужасе глядя вперед, она не видела ни людей, ни врагов, ни огонь. Лишь темно-серую, почти черную северную землю рядом с Рейгалем.

— Нет, — повторила девушка, соскальзывая с Дрогона.

Дракон поворчал, но позволил Дени спуститься. Она кинулась вперед. Казалось, армия живых замерла, пораженная произошедшим. Казалось, даже армия мертвых по ту сторону уже догоравшей линии костров остановилась. Замер даже Король Ночи, стоя на туше завалившегося на бок дракона и глядя на Рейгаля. Казалось, все мысли и все взгляды в этот миг сосредоточились на том клочке почвы, где совсем недавно стоял Джон Сноу.

Безупречные не пытались остановить свою Королеву. А она, отбросив всякую гордость, со слезами бежала вперед, чувствуя, как живое тепло ее часто бьющегося сердца медленно покидает тело.

— Нет, нет, нет, — бормотала она.

Внезапно путь ей преградил белый волк. Дени попыталась обогнуть Призрака, но тот глухо на нее зарычал и подвинулся, не позволяя пройти.

Задыхаясь, Дени вцепилась в загривок волка и глухо зарыдала. Ее ноги подкосились и она бессильно упала на колени, в грязь и снег, наплевав на свой статус, наплевав на гордость, наплевав на то, что в эту секунду ее видят обе армии.

— Джон! — выдохнула Санса и задрожала.

— Леди Санса! — вскричала Бриенна, подхватывая девушку, чтобы та не свалилась с седла. — Подрик, помоги мне.

Тирион сглотнул и протянул руку к меху с вином. Пальцы его дрожали. Варис рывком выдернул из рук карлика мех и сделал приличный глоток.

Сир Давос замер, не в силах ни отдать приказ, ни даже сдвинуться с места. Его взгляд заволокла дымка слез, и мужчина судорожно глотнул воздух. Рядом с ним шумно дышал Эдд.

В тишине, нарушаемой лишь треском огня, медленно закружились крупные снежинки, оседая на земле, плечах людей, белом мехе Призрака, парком взмывая над драконами. Дени глухо рыдала, обнимая волка за шею и пытаясь согреться. Ее била дрожь, а внутри, медленно прокручиваясь, засела ноющая боль.

Дейнерис прижала ладонь к животу. Казалось, даже ее нерожденное дитя плачет вместе с ней. Их… Их с Джоном дитя.

Снежинка опустилась и с шипением испарилась с потемневшего до черноты кусочка обсидиана. Вторая снежинка упала на лоб. Рядом шумно дыхнул Рейгаль, переставляя огромными лапищами по превратившейся в грязь земле.

Джон открыл глаза и на секунду замер, пытаясь понять, что с ним случилось. Тело подчинялось. Он чувствовал свои руки и ноги. Ожидаемой дикой боли не было, хотя он отчетливо помнил, как его рука оказалась на линии удара драконьего пламени.

В ушах звенело, и, кроме издаваемых Рейгалем звуков, Джон ничего не слышал. Медленно, ужасно медленно он поднялся на колени. А потом, подобрав и воткнув Длинный Коготь в землю, начал вставать в полный рост.

Единый вздох пронесся по армии живых, заставив Дени открыть глаза и посмотреть вперед. Увидев, как Джон медленно поднимается, как дымится его правый рукав, Дейнерис позабыла как дышать.

— Как это возможно? — прошептал Тирион. — Он… жив?

— Чтоб всех нас! — выдохнул Бронн. — С каких пор Старки стали несгораемыми?

— Это чудо! — с фанатичным блеском в глазах прошептал Берик. — Это чудо Владыки!

— Брехня, — отмахнулся Пёс. — Никому не войти в пламя и не выйти из него таким же.

— Он жив, — не слушая их обоих, прошептал Джендри.

— После такого видно придется поверить, что он на самом деле какой-то бог, — довольно фыркнул Тормунд, оглядываясь на толпу вольного народа, взиравшего на Джона с благоговейным ужасом.

Джон поднялся, глядя только перед собой. Впереди было утихающее пламя и море вихтов, готовых накатить на живых и поглотить их. Джон не оглянулся. Сейчас им владело чувство, что стоит ему обернуться, увидеть страх в глазах людей, и он не сможет сражаться. Не сможет защищать других…

Когда-то, в прошлой жизни, он выбрал путь Ночного Дозора. Это было в прошлой жизни...

Теперь он не обязан был блюсти свои обеты, данные пред ликом чардрева. Он отдал жизнь за Ночной Дозор. Ее у него отобрали... Сейчас... Сейчас он не мог принести ту же клятву. У него был дом... Семья... Корона... Но что-то тревожно сжималось в груди, и он прошептал:

— Я — меч во тьме...

Пламя погасло, и первый вихт ринулся на Джона. Удар пришелся по шее мертвяка, и меч разрубил хрупкие кости от ключицы до болтающихся на поясе ошметков шкур.

— Я — огонь, который разгоняет холод...

Джон вонзил лезвие меча в одного мертвяка и толкнул на второго, позволяя валирийской стали найти еще одну цель.

Меч в руке горел, но Джон не ощущал его жара.

— Я — свет, который приносит рассвет...

Рейгаль позади него дыхнул пламенем по левой стороне, где мертвяки разнесли нагромождение из углей и теперь рвались вперед.

— Я — рог, который будит спящих...

Меч светился. По нему пробегали красноватые всполохи, но это совсем не напоминало тот огонь, что зажег на своем мече Дандарион.

Завороженная, Дени смотрела на пляску этого пламени. И на то, как огонь отражается в броне.

Рейгаль дыхнул пламенем, и в этот миг Дени показалось, что огонь, отразившись в драконьем стекле на доспехе Джона, сложился в ощерившегося трехглавого дракона.

— Кровь от крови моей, — прошептала девушка, глядя на Джона. В один миг все, что она слышала… все, что она знала… все, что казалось ей странным… Все соединилось в единое целое. Она не знала, как и почему, но каждой частицей тела ощущала, что ей открылась правда. — Кровь от крови моей…

Никто не отдал приказ, но, зародившись в рядах, над полем взревел слаженный вопль, и люди бросились вперед.

Краем глаза Джон заметил, как навстречу вихтам подступают люди. Северяне, выходцы из Эссоса, долинцы, речники, ланнистеры, вольный народ — в едином порыве они столкнулись с обезумевшим морем мертвых.

Джону казалось, он слышит крики, но он не мог поверить собственным ушам.

— Белый Волк! — разносилось над морем живых.

— Жги! — орали всадники Долины, размахивая клинками и факелами.

— За Короля! — ревели воины Медвежьего острова. Этот крик подхватили и другие северяне, неся его, как клич в этой кромешной тьме. — За Короля! За Короля Севера!

— Я — щит, что охраняет царство людей... — прошептал Джон, поднимая меч.

Тирион не верил своим глазам. Не верил, но был вынужден признать.

— Они идут за ним, — потрясенно констатировал факт Варис.

— Он… — начал было Тирион, но не смог завершить фразу, чувствуя, что есть что-то, чего он не понимает.

Когда-то от злости он заметил Роббу Старку, что его незаконнорожденный брат обладает большим потенциалом для владыки, чем сам наследник Винтерфелла. Теперь же… Теперь же десницу посетила мысль, что те его слова были пророческими.

Воины держались на некотором расстоянии от Джона, стараясь не попасть под удар пламени дракона. Он же бился прямо в центре этого огненного пекла, словно не чувствуя страха ни перед врагом, ни перед драконом.

Взглянув во взметнувшееся пламя, на миг Джейме показалось, что он видит рядом с Джоном других воинов. Хорошо знакомых воинов в потертых латах Королевской Гвардии. Тенями те плясали рядом с Джоном Сноу, ловко разрубая на части мертвяков.

Джейме моргнул.

Нет, это всего лишь сам Джон Сноу сражался с армией мертвых…

Но секунду спустя Джейме вновь словил себя на странном ощущении, что видит кого-то еще. Кого-то в черной броне, в высоком шлеме, украшенном крыльями. Кого-то с алым драконом на груди.

— Он совсем как Рейгар… — подумал Джейме и ошеломленно замер, а после, чувствуя удивительную ясность и уверенность бросился вперед, позабыв, что потерял руку, позабыв, что прошло больше двух десятков лет с тех пор, как он был самоуверенным зеленым мальчишкой, готовым на все, лишь бы биться рядом с прославленными воинами и войти в их число. Он вернулся назад, в то время, когда был лучшим. В то время, когда еще не наделал так много глупостей…

Меч взлетал и опускался в левой руке Джейме Ланнистера так же проворно, как когда-то в правой. Он разил и разил врагов. И видел рядом своих старых друзей, которые криками и смехом подбадривали его.

— За Короля! — вскричал Джейме. Тот из прошлого, который верил в свои клятвы и хотел быть похожим на своего кумира — Эртура Дейна.

Бой никогда не был красивым зрелищем. С того самого момента, как Джон отправился в Ночной Дозор, он всякий раз убеждался в этом.

Робб… Как они с Роббом любили слушать отцовские рассказы о сражениях, о победах.

Два глупых летних мальчика, веривших в благородство рыцарей и веру в лицах простых вояк…

Не было в этом благородства. Никогда.

Все благородство выдумали менестрели. Выдумали, чтобы им верили глупые невинные юноши и трепетные юные девушки.

В детстве Джон вместе с Роббом любил разыгрывать всевозможные сражения. Ему нравилось на время стать каким-то известным рыцарем и побеждать невидимых врагов. Нравилось добиваться успехов, проходя обучение у мастера над оружием. Но жизнь показала, что война — не красивая сказка, в ней нет благородства и нет даже толики той поэзии, которая так воодушевляла Джона когда-то.

Бой — не красиво. Страшно. Миг выживания. Когда вырываешь свою жизнь из тисков смерти зубами, клыками. Волк ли он? Волк. Дракон? Да. Зверь.

Рядом зарычал Рейгаль, поливая все кругом огнем.

Волк, ведущий вперед свою стаю…

Дракон, способный сокрушать замки, города и целые королевства…

Джон выдохнул, вдохнул и с новыми силами кинулся вперед, рассекая тьму вихтов пылающим во мраке мечом.

Они сражались отважно. Они сражались в сильном душевном подъеме, но волна вихтов, накатывавших и накатывавших на армию живых не убывала.

— Нужно отступать! — проорал сир Давос, опыт и инстинкты которого подсказывали, что как бы ни сильна была сейчас сплоченность людей, силы их на исходе.

Где-то там, за пределами окутавшей все тьмы, уже давно взошло солнце. Если мертвые и могли сражаться сутки напролет, то люди — нет.

Внезапно, будто невидимый ветер прошелся по рядам мертвых. Они еще сражались, но задние ряды замерли, а после стали отступать.

Видя, как вихты медленно отодвигаются назад, Джон остановился и взглянул туда, где рядом с тушей поверженного и догорающего Визериона стоял Король Ночи. Их взгляды встретились. Джон точно знал, что происходит.

— Он вернется… — пробормотал Джон. — Вернется и снова ударит, чтобы на этот раз сокрушить нас…

Дени цеплялась за мех на загривке Призрака и не могла избавиться от ужаса, видя, как вихты медленно отступают.

Армия живых замерла, и никто не вскинул руку, никто не зашелся в радостном возгласе.

Все знали. Все чувствовали, что это не конец.

— Король Ночи лишь попробовал нас на зуб, — прошептала Дейнерис, оглядывая поле и видя среди сотен поверженных вихтов воинов всех мастей.

Люди стояли и ждали. И, лишь когда армия мертвых скрылась за пеленой снежного бурана, в наступившей тишине раздался громогласный приказ Джона:

— Отступаем!

Командиры в разных частях армии споро повторили его приказ, и люди медленно потянулись к замку.

— Ваше величество, вернемся в крепость, — окликнул Дени сир Джорах, но она даже не повернула голову в его сторону, наблюдая за Джоном. А он стоял рядом с драконом и ждал, глядя вперед.

— Мейстер Волкан, — позвала Санса, наблюдая, как в ворота крепости втекает людская толпа, — отправляйтесь.

Мейстер кивнул и поспешил внутрь, где он был гораздо нужнее раненым, чем леди Винтерфелла. Ей тоже нужно было возвращаться. Ее ждут заботы. Нужно оценить ущерб кровле, проверить, насколько паника внутри сказалась на людях и готовы ли повара налить каждому страждущему миску горячей похлебки. Но она не могла сдвинуться с места, наблюдая за братом и за Королевой.

Джон стоял рядом с драконом, а тот недовольно тряс головой рядом с ним, но довольно спокойно фыркал и выдыхал облака пара, когда Джон время от времени поглаживал шею могучего зверя.

Санса знала, что Джон уже давно не тот мальчишка, которого она сторонилась по примеру матери, но только сейчас она с гордостью осознала, что…

— Отец бы гордился им, — озвучила она свою мысль.

— Вы имеете ввиду Эддарда Старка? — задумчиво спросил Тирион.

— Конечно.

— Знаете, леди Санса, мне почему-то кажется, что… — пробормотал карлик, но потом сам себя оборвал: — Нет, этого не может быть.

— Чего? — удивилась девушка.

Тирион не ответил.

Санса вновь перевела взгляд на пустеющее поле и вгляделась в фигурку окутанной белым мехом Королевы, казавшейся крошечной рядом с драконом и лютоволком. Сансу удивило, как эта женщина кинулась к ее брату, но теперь в душе Сансы разливалось тепло от осознания, что между этими двумя все гораздо глубже, чем просто страсть.

Лишь когда армия живых полностью стекла поближе к Винтерфеллу, Джон двинулся в обратный путь.

Как же он устал…

И рука… Еще предстояло выяснить, что случилось с его рукой… Посреди боя Джон мало что чувствовал, но теперь наверняка должна была нагрянуть боль. Правда, пока его терзала лишь усталость.

— Тебя тоже потрепали, — сказал он Рейгалю, медленно шагающему рядом, умудряясь не задевать маленького человека крыльями.

В какой-то миг дракон чуть повернул голову и вывернул шею, заглядывая Джону в глаза и будто отвечая на его вопрос. Невесело усмехнувшись, Джон вновь похлопал зверя по шее, не в силах злиться на него за то, что Рейгаль и его поджарил немного.

— Спасибо, — сказал он дракону, — если бы не ты, то я бы не справился.

Рейгаль шумно выдохнул, сделал неуловимое движение и недвусмысленно выставил вперед лапу, склоняя голову. Джон удивленно посмотрел на дракона, но потом, чувствуя странную уверенность, шагнул на лапу, а с нее — на плечо дракону. Забираться к нему на спину не стал, просто устроился на плече, положив меч на колени.

Так они и шли вперед. Джон настолько устал, что не заметил потрясения на лице сира Давоса, ждавшего своего лорда у требушетов. Не заметил возгласа Джейме Ланнистера, смотревшего на него. Не заметил Тормунда, у которого в бою пострадала борода, и не услышал неудержимый смех вольника. Но он увидел людей, которые полегли в этом первом сражении.

Их было много. Очень много. И будет еще больше…

У Джона заныло сердце.

— Нужно сжечь, — громко сказал он, хотя теперь, в эту длинную ночь, вряд ли хоть кто-то мог забыть об этом.

— Джон! — позвала Дени, когда он поравнялся с ней.

Девушка стремительно обошла замершего Рейгаля и набросилась на Джона, стоило лишь ему спуститься.

— Живой, — прошептала она, обхватив его шею так, будто не верила, что он из плоти и крови. — Живой, живой, живой…

Обо всем позабыв, позабыв о месте и зрителях, она со слезами на глазах целовала его куда придется, шептала его имя и всхлипывала.

— Дени… — позвал Джон, пытаясь поймать ее взгляд.

— Кровь от крови моей, — произнесла она. — От крови дракона…

Джон глубоко вздохнул, осознав, что она догадалась. Он смотрел и искал в ее глазах злость и обиду, но Дейнерис улыбалась и плакала.

— Дени…

Он выронил меч и прижал ее к себе, позабыв, что за ними наблюдают.

— Ты… как? — прошептала она ему в шею. Ей не нужно было много слов, они уже давно понимали друг друга по взглядам и жестам. — Мой брат… Ведь так? Те твои слова в крипте… Лианна Старк?

— Да.

— Как давно ты знаешь?

— Бран сказал мне, когда мы вернулись…

— Так вот почему?..

— Дени, мы…

— Это так важно? — спросила она.

— Нет, — покачал Джон головой, чувствуя, что еще одна часть его души встала на свое законное место, а вместе с этим сердце наполнили удивительный покой и гармония. — Это не важно. Ты часть меня… Мой воздух, мой свет… Жар моего сердца…

Она улыбнулась, не в силах сдерживать счастье.

— Ох… — невольно прервал их сир Давос. — Меч… он горячий, хотя уже не светится.

Джон оторвался от Дени, нахмурился и поднял меч, который Луковый рыцарь вновь уронил на землю. От Когтя на самом деле исходило тепло, а тонкие прожилки в середине клинка тускло светились. Задумавшись, Джон стащил с правой руки изрядно покореженную жаром перчатку, ожидая увидеть там струпья опаленной кожи, но его рука была в порядке.

— Возвращаемся, — наконец сказал он и протянул Дени чудом не пострадавшую руку. — Неизвестно, сколько нам дали передышки, но нельзя терять времени.

Идя рядом с Дени, Джон обернулся к Рейгалю, пытаясь понять, что же случилось. Дракон взглянул на него умными зелеными глазами, но, естественно, не ответил.

В Большой зал постепенно стекались люди. Никто из них не обращал внимания на Брана, а юноша толком не наблюдал за людьми. Ему не требовалось следить за ними, чтобы чувствовать общее настроение, видеть выражения лиц и слышать их разговоры.

Бран отрешенно смотрел в узкое окно и касался пальцами царапин на дубовой столешнице, которые когда-то сам же и оставил, играя металлической брошью в форме рыбки.

Царапины успели потемнеть, слиться по цвету с цветом стола.

Юноша поднял взор, оглядывая зал поверх голов людей. Никто не знал, что в этот миг Бран видел этот просторный чертог иным: стены украшали полотнища с гербами Старков, Ланнастеров и Баратеонов, в массивных люстрах сияли сотни свечей, столы ломились от еды, а люди пировали в честь приезда короля. Тогда это был Роберт.

Бран его почти не помнил. Тот визит случился в другой, совершенно чужой жизни. В жизни маленького мальчика, полного мечтаний. Мальчика с неукротимым духом. Мальчика, родившегося летом и не знавшего холода. Мальчика, любившего страшные истории старой Нэн.

После за высоким столом сидел Робб…

А потом и сам Бран… И Рикон занимал место сбоку от него…

Тогда Большой зал выглядел почти таким, как сейчас — во время Войны Пяти Королей в зале не устраивали приемов и не закатывали пиры.

А потом…

Бран с печалью вспомнил темную кровь, которую пролили на северную землю. За эти годы Винтерфелл омыли кровью. Кровью Севера. За эти годы Семь Королевств умылись кровью.

— Кровь… — пробормотал юноша. — Всюду кровь. Сотни и тысячи лет эту землю питает кровь. Красными слезами плачут чардрева…

— Что? — наклонившись к нему, спросила Арья, но Бран покачал головой и вернулся к наблюдению за танцем снежинок у приоткрытого окна, краем уха слушая разговоры.

Юноше тяжело было сосредоточиться на людях, слишком он вымотался за последние часы, голова нестерпимо болела, а на лбу продолжали выступать бисеринки пота, но сейчас ему стоило немного отвлечься от тех тяжелых мыслей, что снедали его.

«Это настоящее, — напомнил он себе. — Я видел сражение. Я был там».

Это сражение далось Брану тяжелее, чем он думал. Лишь на несколько коротких мгновений ему удалось проникнуть в разум Короля Ночи и перехватить управление драконом. Это было настолько сложно, что проделать это Брану пришлось из прошлого, как он уже делал подобное с Ходором. Бран не мог завладеть разумом самого Короля Ночи, лишь того человека, что когда-то им стал. И то ему потребовались нечеловеческие усилия для подобного действия.

«Я должен был это сделать», — напомнил себе юноша.

— Этих тварей не так просто убить, — вклинился в мысли юноши голос лорда Мандерли.

Толстяк не принимал прямого участия в сражении, держался в тылу, но никто не упрекнул за это пожилого мужчину, хотя многие мелкие лорды, вроде Флинтов и Вуллов из Северных гор бились рядом со своими людьми.

— С мертвяками попроще, — признал лорд Гловер. Будто выпрашивая прощение за неверие в Джона, лорд бился наравне со всеми, от чего сейчас многие ему поддакнули.

— Обсидиан — стекло, ломкий, — покачал головой молодой лорд Сервин, — но и щепки против трухлявых тварей хватает. А вот против Белых Ходоков…

В бою этот юных лорденыш не особо отличился, но и не особо мешался под ногами, поэтому более взрослые и опытные мужи не посмеялись над его словами, а согласно покивали.

— Ходоков нужно бить обсидианом в незащищенную кожу, — заметил Серый Червь, и лорды согласно подхватили его слова одобрительными шепотками.

Все они устали, потеряли много людей и хоть не выглядели слишком воодушевленными, но обсуждали бой с удовлетворением. Это могла быть последняя война в их жизни, но сейчас никто из тех, кто собрался в Большом зале, не жалел о том, что оказался в этой части света.

— Ваш Король силен, — с сильным акцентом вымолвил высоченный дотракиец, в компании еще нескольких пристроившийся за общий стол. — Достойный кхал своего кхаласара.

Лорды его слов до конца не поняли, но уловили интонацию и дружно закивали, признавая похвалу.

Когда в зал вошел Джейме Ланнистер, а за ним лорд Талли, люди встретили их иначе, чем было на последнем совете. Тогда от них отодвигались, не желая сидеть рядом с врагом и трусом. Лишь Бронн и леди Бриенна составляли им компанию. Но сейчас от Джейме не отодвигались, не косились, а с уважением хлопали обоих мужчин по плечам. И подогретый эль разлили на всех.

Бран прикрыл глаза, слушая разговоры мужчин и треск пламени. Губ юноши коснулась тень улыбки, когда он услышал, как Ройс о чем-то беззлобно спорит с Тормундом, позабыв, что еще недавно считал рыжебородого предводителя вольников дикарем, а Лорд-Командующий ныне несуществующего Ночного Дозора что-то объясняет Гловеру и тот его слушает без тени превосходства. Или как северяне разговаривают с дотракийцами и Серым Червем, не до конца друг друга понимая, но разделяя впечатление от боя.

Потом атмосфера в доли секунды изменилась. И Брану не нужно было смотреть, чтобы знать, что происходит. Он тоже это чувствовал.

В Большой зал медленно вошел Джон. Он чуть хромал, на его лице были черные разводы сажи и пропитанной кровью земли, волосы выбились из пучка, но Джон держался прямо и шел достаточно уверенно. Рядом с ним, не таясь держа его за руку, шагала Дейнерис.

Бран улыбнулся, глядя на них. Арья, чуть выступившая вперед, тоже улыбалась.

«Они похожи, — отметил Бран. — Разве этого никто не видит?»

Люди помалкивали, пока Джон занимал место за высоким столом. Он сел ровно в центре, хотя вряд ли обратил на это внимание, а после положил на стол свой меч. Тот все еще немного светился, и от клинка распространялось живое тепло. Дейнерис преспокойно устроилась по правую руку от него, а вошедшая в зал Санса — по левую. Лорд Тирион не сел, стал у стены под окном, там же пристроился Варис. Сир Джорах вклинился на лавку рядом с Серым Червем, а сиру Давосу местечко освободил Тормунд.

Джон входил в Большой зал, толком не представляя, что скажет своим людям. Всем своим людям. А ведь они ждут от него слов. Ждут, что он воодушевит их.

Чуть прихрамывая, Джон дошел до стола и сел. Лишь после этого он обвел зал взглядом, не зная, чего ожидать. И лишь мгновение спустя сообразил, что люди смотрят на него так, будто видят впервые. Будто не узнают его. Но при этом во взглядах не было ничего, кроме… Джон даже моргнул, пытаясь осознать то, что почувствовал.

Благоговение…

Всем своим существом Джон чувствовал, что собравшиеся в зале лорды и нелорды, все те, кто вел в бой своих людей, принадлежат ему. Не были произнесены эмоциональные речи, не было преклонения колен, но все эти люди будут воевать за него. Воевать до последней капли крови. Воевать, пока живы. Потому что верят в него.

Он взглянул на Дени. Кажется, она тоже это ощущала, но, к удивлению Джона, в ее взгляде не было недовольства.

«Она тоже верит в меня», — понял он.

Северянин взглянул на сестер, на Брана. Они были рядом и были его стаей.

Его стаей. Его волчицы, что будут с ним до конца. Его маленький брат-волчонок, что вернулся к нему не смотря на невзгоды. Его Королева…

Джон крепче сжал ладонь Дени под столом и вновь обвел взглядом зал.

Север — не города и не земля. Север — это люди. Это уже доказал Король Торрхен, когда выбрал свой народ, а не землю и свой титул.

«И пусть здесь не только северяне, но это мои люди, — понял Джон, ощущая уверенность, которую не способно было поколебать осознание, что они все сопротивляются стихии, одолеть которую, вероятно, не смогут. — Это наши люди. Наша стая».

— Мы не сможем со всеми почестями проводить погибших, — зная, что эти слова не всем придутся по вкусу, произнес Джон. — Тела нужно сжечь, чтобы они не поднялись вновь, но уже против нас. Сир Давос, вы отдали распоряжение?

— Да, ваше величество, — гулко отозвался Луковый рыцарь.

К удивлению Джона никто не попытался оспорить его слово. Даже старший Ланнистер едва заметно кивнул.

— Скольких мы потеряли?

Слушая отчеты, Джон дышал через раз, на каждой озвученной цифре чуть сильнее сжимая ладонь Дени. Погибших было много. Но им предстоит потерять еще больше.

— Армия мертвых отступила, но это ненадолго. Король Ночи вернется, и действие жертвы красных жриц завершится. И, боюсь, больше мертвые не отступят. Они будут осаждать Винтерфелл до тех пор, пока не сметут его с лица земли. Против нас будет погода и создания, которым не нужен отдых или пища.

— Мы должны ослабить Короля Ночи, — в полной тишине произнес Бран, ни на кого не глядя. — Его магия — это магия Детей Леса. Необходимо уничтожить чардрево, у которого был произведен обряд. Уничтожить сердцедерево, ставшее сердцем зимы.

— Обряд? — переспросил Тирион и подался вперед, привлекая к себе внимание.

— Иные не появились из неоткуда, — все тем же спокойным голосом ответил Бран. — Их создали Дети Леса, чтобы воевать с Первыми Людьми. Но… потом первый иной вышел из-под контроля и начал убивать всех… А магия Детей Леса обратилась против них.

В зале повисло гнетущее молчание. Люди Вестероса осознавали случившееся, и в их взглядах читалось неверие. Для всех Дети Леса были удивительными созданиями, частью многочисленных легенд прошлого. Никто не мог поверить, что именно они породили иных.

— Теперь, когда Визериона нет, никто не помешает отправиться на север и отыскать то дерево, — продолжил Бран. — Джон, Дейнерис, вам нужно это сделать.

Джон нахмурился, глядя на брата, и глухо произнес:

— Бран, я не могу уехать из Винтерфелла сейчас. Я не могу оставить крепость.

— Ты должен, — ровным тоном отозвался юноша. — Это необходимо сделать, если мы хотим победить. Следует разбить сердце зимы, иначе мы никогда не сможем ее остановить.

Джон замолчал, хмуро глядя на брата. Он бы предпочел не обсуждать подобную тему при всех. Тем более, что люди не простят ему, если Джон бросит их в столь важный момент.

— Я должен защищать крепость и людей в ней, — ответил мужчина, не чувствуя тепла от камина за своей спиной. Один только холод и усталость. Гарь от собственной одежды и доспех. Дени сильнее сжала его ладонь, будто являлась его частью и разделяла его чувства. По телу Джона прокатилась легкая волна тепла. Он с благодарностью ей улыбнулся.

— Короли Зимы будут защищать нас, — произнес Бран. — Крипта выходит далеко за пределы стен, внутри этого круга пока безопасно. Какое-то время эта защита выдержит — мертвяки не сумеют разрыть мерзлую землю и добраться до рун, которые спрятаны в крипте. Магия Детей Леса на какое-то время убережет нас.

— А потом?

— К тому времени вы уже вернетесь, — ответил Бран. — А я в любом случае постараюсь предотвратить худшее.

Джон вздрогнул, в словах брата уловив то, что тот не произнес вслух.

Если понадобиться, Бран будет рисковать своим разумом.

Если понадобиться, он будет рисковать своей жизнью.

Джон отвел взгляд и оглядел лордов, собравшихся в Большом зале. Они все смотрели на него. И Джон видел по глазам, что никто не будет его отговаривать. Здесь и сейчас эти люди примут его решение.

Потому что он их Король.

Потому что он вожак этой стаи.

— Хорошо, мы отправимся на север, чтобы уничтожить сердце зимы.

Джейме устало потер глаза и прислонился к одному из деревьев в Богороще. Прежде ему никогда не хотелось найти утешение в подобном месте, он был рожден в свете Семерых. Но сейчас казалось, что постоять на земле Севера и послушать тишину деревьев — именно то, что ему необходимо.

— Ты храбро бился, — произнес рядом Тирион, и Джейме хмыкнул, услышав все, что хотел сказать ему брат.

Я рад, что ты здесь.

Я рад, что ты выжил.

Я рад, что ты принял решение.

Я рад, что ты со мной сейчас…

— Мне было что защищать, — внезапно для себя ответил однорукий воин. — Возможно… впервые за много лет у меня на самом деле появилась та цель, которая была мне нужна. Без фальши, без самообмана. И король, который достоин служения.

— Ты тоже понял? — спросил Тирион. — Ты тоже понял, кто он?

— Я чувствую это, — кивнул Джейме и сглотнул. — Я ведь служил им… Ему… Рейгару… А там… В бою… Я видел братьев, Тирион. Я видел Королевскую Гвардию… Я видел тех, кто когда-то принял меня в свои ряды. Они не мертвы… Они там, с ним. Они сражаются за него… Только слепой не увидит. Драконы, Дейнерис… Они знают.

— Сражался ты, — покачал головой Тирион. — А мертвые остались в прошлом.

Джейме криво улыбнулся.

Как мог он, воин, давно переступивший через честь и присягу, наплевавший на свою гордость и смирившийся с судьбой… воин, потерявший все и осознавший самое себя через боль и унижения… как мог он не верить в мистику, в людей, подвиги которых заполняли страницы Белой Книги?

Те великие мужи были так сильны, что вполне могли переступить через законы богов, откликнувшись долгу даже с того света. Они все, все его братья, поклявшиеся служить драконам, всегда были сильнее его. Сильнее Джейме Ланнистера, который и во плоти никогда не сможет приблизиться к ним.

«Но лишь от меня зависит, смогу ли я заслужить то звание, на которое когда-то наплевал, — со светлой грустью подумал однорукий воин. — Только я могу вернуть себе их. И только мне под силу вписать о себе хоть что-то хорошее в Белую Книгу».

— Все это может оказаться бесполезным, если мы проиграем войну, — с горечью сказал Тирион, снизу вверх глядя на брата. Карлик вытащил из-за пояса мех с вином, откупорил и с удовольствием глотнул. — Мы все можем умереть.

Джейме глянул на него и произнес:

— Смерть — окончательна, а жизнь дает массу возможностей.

Тирион улыбнулся, вспомнив, что именно он когда-то произнес эти слова. Тогда его брат рассуждал об увечьях, еще не зная, что ему самому придется смириться с судьбой калеки.

— Ты веришь мальчишке? — спросил Джейме. — Веришь, что он прав и им нужно лететь?

— Я уже не знаю, во что верить, — признался Тирион. — Есть ли хоть что-то в нашей жизни, что было правдой?

— О чем ты?

— Подумай сам, — предложил карлик и глотнул еще вина. — В этом парне… В парне, которого все и всегда звали ублюдком, слишком много дракона. Слишком много от тех, кем он быть не должен.

Джейме призадумался.

— Он сын принца Рейгара и Лианны Старк, — озвучил свою догадку, как абсолютный факт Тирион. — И Нед Старк явно знал это и скрывал. Но зачем?

— Затем, что Роберт был зациклен на Таргариенах и на девчонке, которая так и не стала его женой, — ответил на этот вопрос Джейме. — Я никогда не пытался узнать Роберта лучше, но я так долго служил ему потом, так что легко могу понять причины Старка.

Братья призадумались, каждый о своем. Тирион хлебнул еще вина и пошел прочь, а Джейме остался стоять, прислонившись к высокому страж-дереву.

Где-то совсем рядом ревели драконы: один громко и яростно, а другой глухо и протяжно. Над крепостью и над рощей медленно кружил снег, устилая все кругом. За мельтешением снега Джейме не сразу заметил двоих, остановившихся у высоченного разлапистого белого чардрева, листочки которого не мог укрыть даже снег — они сияли всполохами огня и крови.

Джейме стоял недалеко, но из-за деревьев Джон и Дени не могли его видеть. Да и не интересовало их то, что кто-то может наблюдать за ними. Они стояли под деревом и о чем-то беседовали. Ланнистер наблюдал и все больше и больше ловил себя на мысли, что этим двоим совсем не нужны слова, чтобы понимать друг друга — так много чувства было во взглядах и коротких, вспыхивавших как свет улыбках. Эти двое будто на короткий миг отрешились от бед и ужаса войны и остались наедине друг с другом.

Джейме смотрел и не мог не усмехнуться, чувствуя, как в душе поселяется болезненное чувство зависти и обиды. У него никогда не было женщины, на которую он мог смотреть вот так, как сейчас Король Севера смотрел на Королеву. Всю свою жизнь Джейме приходилось прятать чувства, любить тайно… Таить ревность, злость… У него не было семьи… И он бы никогда не смог бы назвать детей Серсеи своими. Он не мог любить своих детей.

Словам Серсеи Джейме не верил и о том ребенке, которого она носила сейчас, совершенно не думал. Сколько лет!.. Сколько лет он убеждал себя, что ему, Королевскому Гвардейцу, достаточно лишь любви сестры. И в этом была истина. У него не было ничего из того, что мог получить любой мужчина, но Джейме принял эту плату. Он сполна расплатился за то, чтобы любить королеву. А она? Был ли день, час, миг, когда она смотрела на него так, как сейчас смотрела Дейнерис Таргариен? Нет.

— В этот мир мы пришли вместе, делили одну на двоих страсть, но сердце… сердце свое мне Серсея не отдала.

Джон что-то сказал Дени, та удивленно приоткрыла рот, но потом кивнула и с улыбкой вложила свои ладони в руки Короля. На миг Джейме показалось, что он наблюдает за чем-то интимным и, в тоже самое время, величественным, будто видит церемонию бракосочетания. Не было стен септы, не было статуй богов, не было украшений и не было гостей… Но снег прекратился, а листочки чардрева вспыхнули ярче.

Улыбнувшись Джону, Дейнерис протянула его ладонь и приложила к своему животу, пристально глядя в глаза Королю Севера. Она ничего не сказала. И он промолчал. Лишь опустился на колени и бережно обнял девушку, прислонившись к ней лбом.

Заметь Джейме что-то подобное в исполнении других людей, однорукий воин назвал бы мужчину мягкотелым слюнтяем, но сейчас, наблюдая за этой парой, Ланнистер лишь с завистью и болью прикусил губу и отвернулся.

Королевская Гавань — СЕРСЕЯ​

— Больше огня! Больше огня! — выкрикнула Серсея, но ее никто не услышал.

Прежде она боялась спать одна, вечно брала к себе в постель своих служанок, приближенных леди. Прежде она делила свое ложе с Джейме… Даже Роберта она была готова терпеть.

Тогда ее пугали тени, пугали сны. Она боялась оставаться одна. Но теперь меньше всего Серсее хотелось хоть кого-то приблизить к себе настолько, чтобы оставить в темноте своей спальни. Теперь здесь не было места мужчинам. Не было места служанке, которая смогла бы подбросить дров в жаровню. Остался лишь бессменный Гора за дверью, охраняющий ее и днем, и ночью.

Прежде… Будто в какой-то иной жизни Серсея ненавидела ночь в Королевской Гавани. Эти ночи, когда на город опускалась тьма, а духота, полная зловония, отступала… Отступала совсем не надолго, всего лишь до рассвета, до того мига, когда жаркие лучи вызолачивали стены домов и раскаляли красные крыши, а вонь города устремлялась вверх, с новой силой окружая Красный Замок.

Днем Серсея была дочерью Тайвина, Королевой, матерью. Но по ночам, лежа в своей постели, она, как и все, слушала город, не засыпавший, кажется, ни на миг. Город шумел, наполняясь сливающимся в общий гул гомоном людей: их песнями, криками, драками, воплями боли и страсти. Город полнился ржанием лошадей, лаем собак, воплями кошек. Порой она могла расслышать даже плеск весел по воде и то, как ветер завывает в парусах.

Слышала она и сам Красный Замок: звон доспех стражи, голоса, крики, шум фонтанов в садах.

Море медленно, но неотвратимо замерзало… Но даже если бы оно все еще билось в берега гавани, капитаны кораблей не пожелали бы явиться сюда. Торговцы уплыли в другие места, а то и вовсе вернулись домой. Сначала Серсея решила, что торговцы трусливо предали столицу, их перекупили враги, но Квиберн шептал, что в порту корабли начали встречать не торговцы, желающие купить товар, пусть и втридорога, а железнорожденные и вооруженные банды, не собирающиеся платить.

С тех пор, как вода стала медленно, но неотвратимо замерзать, люди Эурона оставили корабли и хлынули в город. Награбленное у торговцев кончилось, а менять свои повадки железнорожденные не желали. Квиберн шептал и шептал на ухо Серсее, что моряки пьют в тавернах и не платят, а если им не наливают, то убивают всех, кого видят. А потом врываются в дома на той же улице, грабят, насилуют и убивают жителей.

Ни тогда, ни сейчас Серсею это не волновало. Ей не было дела до того, что творится в городе. Ее даже радовало немного, что с каждым днем становится все меньше и меньше голодных ртов среди бедняков. Грязь и сорняки никогда ее не волновали. Но потом люди Эурона ворвались в дом какого-то лорда…

Она никак не могла вспомнить его имя…

Лежала, лежала ночь за ночью и не могла вспомнить имя этого человека.

Он ее тоже не волновал, но он посмел заявиться во дворец и потребовать!.. Потребовать справедливости!

Серсея не стала слушать, сказала лишь слово и верный Гора вмиг избавил королеву от нахальной мошки, смевшей что-то требовать.

Но потом во дворец потоком пошли лорды и их голоса стали громче. Этих тоже мало волновала чернь, но за свою шкуру они тряслись. В их домах обосновались железнорожденные, забравшие себе все: ценное, еду, вино, жен и дочерей. Не всем из этих трусливых мужей удалось сбежать — многих железнорожденные убили за неповиновение. И теперь эти трусы пришли к ней, к Королеве, требуя урезонить Эурона!

Разве она могла это сделать?!

Сорок лет она училась у отца науке управлять страной и всегда верила, что выучила все хорошо. Как-то отец сказал ей, что она нравится ему вовсе не потому, что так умна, как ей казалось, а потому, что она дура. Серсея не поверила. Как она могла верить ему? Она всегда была умна, хитра, изворотлива. Она всегда получала то, что хотела: брата, корону, власть.

Сладость власти…

Она вечно пыталась выскользнуть из пальцев.

Всегда был кто-то, кто хотел отобрать у Серсеи власть.

Рейгар, выбравший не ее.

Джоффри, возомнивший себя настоящим королем.

Целая вереница балаганных королей, плясавших свой танец смерти на земле Семи Королевств.

Ее Семи королевств!

Тирион…

Отец…

Маргери, которую с детства учили манипулировать.

Воробьи…

Беловолосая сука из Эссоса.

Ублюдок с Севера.

Серсея сражалась за свою власть. Она вырывала с корнем сорняки, она обманывала, подкупала, предавала…

Она потеряла всех своих детей ради власти.

Она потеряла брата ради власти.

Она все отдала за Железный Трон и пустила в свою постель воняющего морем убийцу…

Лишь раз, но сделать это пришлось. Она боялась, но не показывала свой страх. Готовилась в любой миг позвать замершего за дверью сира Григора. Ее вырвало сразу же после того, как Эурон ушел, а потом она долго отмывала себя, скребла, поливалась маслами, но морская вонь будто прилипла к ней. Ею пропитались простыни, кровать. Серсея велела все сменить, но запах все равно остался. На ней, в ней…

Больше к себе Эурона Серсея не подпускала и никуда не ходила без Горы. И верила, что заключенный с Эуроном союз даст эй преимущество, даст ей новые силы.

Она все время все контролировала, Квиберн неустанно шептал ей новости, пока она сидела в тронном зале и смотрела на пляску дикого огня. Серсея была уверена, что вот теперь, в этот самый миг, пусть Королевскую Гавань и засыпало снегом, она прочно держит власть в своих руках.

И она никак не могла понять, когда все изменилось. Когда? В какой миг? В какой день?

Когда и как?

Почему?

Может быть, в ту самую ночь, когда она долго лежала без сна и все никак не могла уснуть?

Даже после того, как зима достигла столицы и окутала все кругом, город продолжал жить по ночам. Пусть не так, как прежде. Пусть его гул стал тише многократно, но она все еще ощущала дыхание Королевской Гавани. Она слышала вой собак, моменты, когда кто-то устраивал драку на улицах. И вопли страждущих, пришедших под стены Красного Замка.

Но в одну ночь всего этого не стало. Пропали собаки, стихли драки, а люди или разошлись, или умерли там, под стенами. Город замолчал, затих.

Его больше не патрулировали Золотые Плащи, ведь любой королевский рыцарь, вышедший на улицы столицы в любое время суток, мог попасть в засаду из десятка голодных, готовых умереть, но напасть. Или напороться на озверевших от безделья железнорожденных. Даже отряды не справлялись, и когда Золотых Плащей осталось совсем мало, они перестали охранять покой города, безвылазно отсиживаясь за стенами Красного Замка.

Без охраны, без контроля люди перестали бояться наказания. Теперь по улицам без боязни мог пройти лишь нищий, ведь все знали, что взять у него нечего, но и нищих не осталось — их больше не кормили в храмах, им не подавали богачи, а холодные ночи довершили остальное.

Богачи заперлись в своих домах, не готовые выйти даже ради того, чтобы пожаловаться Королеве, из страха не дожить по дороге. Верные слуги их пока охраняли, но все измерялось лишь погребами и числом мешков с зерном в амбарах.

Люди пытались бежать из города, но многие понимали, что бежать особо некуда. Не на Север же?!

Каждый день Серсея требовала от Квиберна новостей с Севера, но тому не о чем было ей рассказать — снежные вьюги отрезали возможность получать вести.

В отсутствие реальных новостей, Квиберн рассказывал Королеве то, о чем говорили люди в самой Королевской Гавани, а говорили они о том, что хоть Север далеко, но там есть справедливые Королева и Король, готовые отплатить едой и кровом. Да, на Севере опасно, а дорога туда займет много недель, способных убить путника, но лучше уж прожить последние дни в бою или за работой, чем на что-либо надеяться в столице. Говорили, что на юге теплее и нужно идти в сторону Простора. Говорили, что в Штормовых землях появились какие-то иноземцы и скоро те двинутся на столицу, чтобы захватить ее. Говорили, что Дорн не простил убийство принца Оберина и то, что возлюбленная принца гниет в темнице.

Серсея слушала. Слушала. А потом приказала запечатать ворота города так, чтобы никто не мог сбежать из него. Власть ускользала из рук, но Королева не собиралась ее терять.

— Я Королева Семи Королевств! — выкрикнула она во тьму.

«Человек, который говорит, что он король — не настоящий король!» — ответила ей тьма голосом Тайвина Ланнистера.

— Я Королева! — повторила Серсея.

«В это удобно верить, не так ли?» — ответила тьма голосом Его Воробейшества.

— Вы все глупцы!

«И при этом все равно умнее тебя», — ответила тьма голосом Тириона.

— Я никому не позволю отобрать у меня власть, — выдохнула Серсея в ночную тьму, встала и сама бросила в чашу жаровни полено. — Никто! Никто не отберет у меня власть! Я Королева Семи Королевств.

«Трех», — ответили ей всполохи на потолке голосом брата.

— Я Королева!

Замершая и замерзающая столица безмолвствовала.

Винтерфелл — БРАН​

— Это настоящее, — прошептал Бран. — Это настоящее.

Его никто не услышал, но юноша и не хотел этого. Зачем кому-то видеть, как мальчик-калека все больше и больше бледнеет, как временами на его лбу выступает испарина? Как всякий раз он все с большим трудом возвращается назад, к себе, в себя, в настоящее?

Бран вздохнул, пытаясь ощутить себя собой, даже растянул губы в улыбке, но ничего не ощутил. Как всегда. Как всегда теперь.

Словно ничего уже не имело значения.

— У меня осталось совсем мало времени, — прошептал он, невидяще глядя перед собой. — Совсем мало времени. Я должен успеть. Я должен успеть.

Когда они с Мирой покинули пещеру, Бран еще долго пытался понять, почему Трехглазый Ворон показал ему так мало. Он, Бран, должен был научиться управлять своим даром, должен был узнать истину, увидеть прошлое. Но Ворон почти не показывал ему далекого прошлого, а если пускал туда, то совсем ненадолго, не давая Брану разобраться в событиях тех времен.

Бран покинул пещеру, так толком ничему и не научившись. Он лишь видел несколько эпизодов, смысл которых становился ясен в тот миг, когда Бран перемещался и смотрел продолжение тех событий. Ворон словно защищал юношу от правды, жалел его.

— Да, — прошептал Бран. — И нет.

Ворон не хотел, чтобы Бран раньше времени узнал всю правду. Не хотел, чтобы Бран испугался до того, как станет сильнее. И, в тоже время, Ворон не вмешивался в происходящее сверх меры, позволяя Брану самому увидеть события, самому на них повлиять.

История написана, говорил ему Ворон. Чернила высохли.

Да, все так. Теперь чернила высохли.

Пытаясь разобраться, понять хоть что-нибудь связанное с семьей, с восстанием, с Белыми Ходоками, Бран вновь вернулся в пещеру, чтобы, если выйдет, поговорить с Вороном. Но тот оставался безучастен к пришедшему через видения юноше. До прихода в пещеру Брана во плоти, Ворон будто спал, а дерево поддерживало в нем силы.

Бран ничего не понял и снова пришел в прошлое, но заглянул еще глубже. И вновь увидел дремлющее в корнях тело пожилого мужчины. Тот оставался там и не шевелился даже, будто был не живым человеком, а частью самого дерева.

Удивляясь этому, Бран решил взглянуть на себя в прошлом. Понять, почему Ворон не приходил к нему раньше, почему не учил дару с самых ранних лет жизни, и увидел маленького мальчика. Маленького, неуклюжего, мечтательного.

Тот мальчик много улыбался, обожал своих старших братьев и с открытым ртом слушал истории отца. Вместе с собой маленьким Бран подсматривал за играми Джона и Робба, посмеивался над тем, как Санса пытается во всем подражать матери, а Арья недовольно морщится, потому что ей тяжело управляться с длинным платьем, подол которого вечно пачкается в дворовой грязи.

Увидев себя совсем маленького, Бран удивился, сообразив, что лазил по стенам не с пеленок, как ему казалось. Наблюдая, юноша все пытался рассказать себе о том, что нужно спешить. Он переносился к чардреву, куда приходил отец, и надеялся дозваться до него, но его голос был не громче шелеста красных листьев.

Тогда, чуть позже, вновь отправившись в свое детство, Бран попробовал вселиться в птиц и привлечь свое собственное внимание их криками. И маленький Бран заинтересовался, полез по стене вверх, чтобы увидеть воронов поближе. Но, хоть он и слушал крики воронов, Бран из будущего не мог заговорить сам с собой. Не получалось.

Теперь, думая о тех временах, Бран мог вспомнить, как ему чудились слова в криках воронов.

Юноша долго надеялся достучаться до себя, но потом понял, что время еще не пришло. Он из прошлого был еще слишком мал. Даже если бы Бран смог заговорить с собой, то лишь напугал бы.

И Бран перестал заглядывать в самые ранние годы своего детства. Тем более, что у него оставалось совсем мало времени и следовало узнать всю правду.

Тогда Бран отправился в ночь, когда Сэм встретил Белого Ходока. Сотней и сотней воронов Бран сел на раскидистое чардрево рядом с маленьким полуразрушенным домиком, где остановились на ночлег люди. Бран смотрел глазами воронов во все стороны и первым приметил появившуюся среди деревьев тень. А люди ничего не замечали… И тогда Бран стал звать их, вороны каркали, шумели, но люди не сразу услышали.

Вблизи Белых Ходок напугал Брана, и юноша замер, оцепенел от ужаса. Стихли вороны, не моргая наблюдая за короткой схваткой.

«Зачем Ходокам маленькие дети?» — удивился юноша.

Он заглянул в ту ночь, когда он вместе с Ридами, остановившись невдалеке от замка Крастера, слышал детский плач. И вновь он воронами следил за теми событиями, даже попытался предупредить человека в черном. И в ту ночь Бран видел, как Ходок забрал младенца.

Страшась того, что делает, Бран вошел в малыша, разум которого был почти таким же, как разум Ходора, и потому проникнуть в него не составляло труда. Глазами ребенка Бран смотрел на везущего его Белого Ходока, но мало что понял. А потом, скакнув вперед во времени и вновь оказавшись в этом ребенке, Бран своими глазами увидел Короля Ночи, и что-то показалось ему странным, но понять это юноша не успел, страшась остаться в крохотном теле на руках странного создания слишком надолго.

Выныривая из видений прошлого, Бран долго отдыхал и пытался понять события, их причины и всякий раз все больше опасался задерживаться в прошлом, ощущая, как его затягивает туда. Все больше и больше он переставал быть Браном и все больше и больше становился кем-то другим, глядя на мир сотнями глаз.

Бран глубже и глубже ходил в прошлое Крастера, надеясь понять, кто научил его отдавать своих сыновей Ходокам, пока не увидел еще молодого мужчину, поселившегося отдельно от других одичалых. Бран внимательно следил за ним, помня, что в какой-то миг этот человек станет отдавать своих сыновей. Но в какой миг? Когда? Когда?

В одно из видений он вдруг увидел, как к Крастеру пришел сам Король Ночи. Тот, похоже, собирался убить Крастера и его семью, и Брану стало даже жаль такого странного и не слишком приятного типа, как Крастер. Увидев Короля Ночи, люди бросились к дому, а жена Крастера даже побоялась вернуться за корзиной, в которой спал ребенок. В ужасе Бран наблюдал, как Король Ночи забрал младенца. Совсем недавно в похожем видении так Король Ночи держал его самого, Брана, притаившегося в теле последнего сына Крастера.

Зачем Король Ночи пришел именно за этим малышом, а после другие Ходоки приходили и забирали сыновей Крастера?

«Будто он знал, что в одном из этих младенцев буду я, — подумал Бран. — И именно меня он надеялся достать… Но зачем? Он знал, что я войду в сознание одного из младенцев? Но как, ведь еще недавно я и сам этого не знал…»

Вопросы копились, и Бран летел еще глубже в прошлое, к Ворону, всякий раз находя того неподвижным, словно тот чего-то ждал. Или кого-то. Видя эту неизменную картину, Бран погружался еще глубже.

И в какой-то миг он увидел человека. Живого. Сильного. Не помышляющего о том, чтобы зачем-то уходить за Стену и там оставаться.

Но тот все равно однажды стал Трехглазым Вороном…

Как?

Почему?

Что же случилось?

Бран искал ответ. И не мог его найти. Тот, кто стал Трехглазым Вороном, ведь должен был уйти. Но мужчина жил, воевал, любил и совсем не походил на того старца, которого встретил Бран.

Как же так?

Как?

Но, наблюдая, Бран чувствовал не только непонимание, но и зависть. Этот человек мог ходить и делать все, что заблагорассудится. А Бран не мог. И однажды Бран решил войти в голову этому человеку, надеясь, что так сможет разобраться, увидеть момент перемен, узнать хоть что-то новое, и едва не свел человека с ума. Тот изменился. Увидел ли он видения Брана, ощутил ли его желания, но внезапно он засобирался на Север, за Стену. И тут Бран понял... Понял, почему и как появился Ворон. Понял, почему тот ждал его за Стеной. И, похоже, в тот миг он понял все…

Не было какого-то другого Ворона. Там, в пещере, Брана ждал он сам. Было ли жестоким отбирать у живого человека его жизнь, обрекать его на вечный сон в корнях чардрева лишь ради того, чтобы однажды через это тело начать учить самого себя пользоваться даром? Да, это было жестоко, но Бран уже знал, что ждет всех людей. И знал, что должен был это сделать.

Так же как он должен был очень многое сделать в прошлом, пытаясь хоть как-то помочь людям. Те должны были понять.

Бран все лучше и лучше овладевал своим даром и раз за разом проникал в прошлое. Он спешил, очень спешил. Он искал в прошлом своего дядю Бена, еще надеясь как-то ему помочь, но опоздал… И смог лишь привести Детей Леса к умирающему человеку, чтобы те не дали Бенджену превратиться в вихта.

Через Детей Леса Бран рассказал дяде все, что успел узнать. И он предупредил его о том, что однажды Брану понадобиться помощь… Как и Джону…

Бран все лучше и лучше понимал события, случившиеся в прошлом и случавшиеся теперь. Он боялся не успеть, страшился того знания, которое ему еще только предстояло отдать Королю Ночи. Для него, мальчика-калеки, существовало лишь настоящее и прошлое, но для иных его прошлое и настоящее и было будущим.

Раз за разом погружаясь в прошлое, Бран пытался подать людям сигнал, предупредить их, но людей он мог лишь свести с ума… И тогда Бран пытался оставлять сигналы, предупредить всех о смерти, что идет за каждым. Он хотел рассказать людям, что тем следует объединиться, сплотиться и вместе встретить великую угрозу, но люди видели лишь странные рисунки и ничего не понимали.

Бран возвращался и возвращался к себе маленькому, лежащему неподвижно после падения и пытался пробудить собственный дар, представая перед самим собой птицей, чтобы не пугать. Он пытался предупредить себя об отце, о железнорожденных… С горечью и тоской звал Теона, когда тот приходил в Богорощу.

Ошибался, наблюдая за тем, как брат совершает свой первый поход за Стену, тем самым дав Ходокам знать, где искать воинов Ночного Дозора. Ошибался, наблюдая за вторым походом Джона и давая Королю Ночи знать, что тысячи и тысячи людей разбили лагерь у Сурового дома. И ошибся теперь, едва не погубив брата в третий его поход за Стену.

Теперь Бран знал, что его видения — не тайна для Короля Ночи. Проснувшись после долгого сна, тот вернулся в этот мир, уже зная все, что когда-либо видел Бран.

— Ничего уже не изменить. Все уже случилось. Я не могу бездействовать лишь потому, что опасаюсь вновь ошибиться, — прошептал юноша и поднял взгляд на белое дерево.

Он видел и другое, замерзшее, мертвое дерево там, где когда-то Дети Леса превратили человека в иного. Они отдали своему творению огромные силы, заключавшиеся в чардреве. Служи иной Детям так, как должен был, эта сила, возможно, не стала бы причиной стольких бед. Но… все сложилось совсем не так, как рассчитывали Дети Леса. А Бран… он не знал, что вмешается и сам станет частью страшной сказки старой Нэн.

Один из замков Севера​

— Сейчас день или ночь? — спросил маленький мальчик, прижимаясь к ноге матери.

— Сейчас ночь, маленький, — как можно мягче ответила та и улыбнулась ребенку, стараясь не показывать истинных чувств. — Тебе нужно поспать.

— Но почему она такая длинная? — удивился малыш. — Не хочу. Не хочу спать!

Мать не ответила, лишь сильнее сжала зубы, стараясь не показать младшему свою панику. Но от старшей дочери, присевшей на стул у камина, не укрылся затравленный взгляд матери.

— Все будет хорошо, — улыбнувшись брату, сказала девушка. — Но если ты хочешь, чтобы настало утро, то нужно спать. Вот поспишь — и проснешься с первыми лучами солнышка.

— Холодно, — прохныкал малыш.

Мать укутала его в одеяло и прижала к себе. Переглянулась с дочерью. Малыш продолжал хныкать, но эти тихие звуки не могли заглушить громких голосов мужчин где-то за пределами большого замка.

Жены и дети из некоторых семей уехали в более безопасную сейчас Белую Гавань, в замок Толхартов и другие более южные крепости Севера, а то и ближе к Перешейку, где их готовы были принять жители болот. Но куда больше людей осталось. Многие чувствовали, что не могут сейчас покинуть родину, пусть людям и грозила смертельная опасность.

— Мать, — позвал женщину мальчишка лет десяти, просачиваясь в жарко натопленную комнатушку.

— Тише, — шикнула она на него и плотнее прижала к себе младшего сына, надеясь, что тот уже успел уснуть и ничего не слышал. Но тот не спал, помалкивал и внимательно следил за родными темными глазками-бусинками.

— Что происходит? — спросила паренька сестра. — Что… там?

— Разведчики вернулись, — прошептал паренек. — Они видели… они видели мертвых милях в десяти от нас. Мейстер уже отправляет птицу в Винтерфелл, чтобы сообщить Королю.

— Неужели Винтерфелл пал, раз теперь эти… Иные идут на нас? — перепугалась девушка.

— Никто не знает, — покачал головой паренек. — Мейстер даже не уверен, что хотя бы один из шести воронов, которых он собирается отправить, долетит сквозь такую пургу. Но люди собираются защищать крепость.

— Большая часть наших солдат сейчас у Винтерфелла, — прошелестела мать бесцветным голосом. — Тут слишком мало мужчин, способных защищать стены.

Ее дети промолчали, маленькая семья ближе придвинулась к камину.

Они не видели, как пожилой седовласый мужчина в черной мейстерской мантии с длинной цепью окоченевшими пальцами открывал клетки с воронами и отпускал птиц в полет с посланием. Не видели они, как одна из птиц кувырнулась в налетевшем порыве ветра и с криком была унесена пургой. Но, когда где-то совсем рядом раздался сначала тихий, а потом все нарастающий волчий вой, каждый в крепости услышал эту песню…

… Сытые, мощные, бесстрашные, волки сотнями двигались из Речных земель через Перешеек, по мерзлой северной земле пересекали Курганы Первых Людей и многими стаями углублялись в густые леса. Волки помалкивали, но услышав свирепый и мощный вой, разносившийся на мили и мили окрест, они навостряли уши и против воли подчинялись призыву двигаться дальше.

Вскормленные войной, бесстрашные и огромные, волки шли на Север. Годами они очищали Речные земли, кость за костью раскатывая убитых и умерших от голода, предавая их земле, лучше любой могилы ограждая людей от сомнительного посмертия в рядах армии Короля Ночи. Теперь же что-то звало их на Север, и противиться этому зову волки не решались.

Битва за Винтерфелл​

— Мы сидим здесь и бездействуем в то время, как они нападают на крепости, на деревни! — воскликнул кто-то, и многие повернулись к говорившему. Смотрели на этого человека и Тирион, и сир Давос, и Варис. — Мы спрятались здесь, а наши земли разоряют и наших людей уничтожают.

— Мы не можем отправить войска на помощь в другие крепости, — решительно ответил ему Давос.

Здесь и сейчас он представлял перед лордами своего короля. Глянув на леди Сансу, стоявшую в паре шагов от него, Тириона, Мисандею, Серого Червя, старый контрабандист уже спокойнее добавил:

— Мы не можем сейчас уйти из Винтерфелла. Если отправить бойцов, есть огромная вероятность, что они никому не успеют помочь. Сейчас метель... — Все не сговариваясь глянули на узкие окна Большого зала, сквозь которые в чертог с воем прорывалась свирепая вьюга. — Даже северяне, привычные к зиме, не смогут добраться до ближайших крепостей. А бой здесь еще не окончен. Враг вернется.

— И сюда вернется тот, от победы над кем зависят жизни всех людей. Если мы его сокрушим, то падут и его армии, — с чувством добавил Сэм. Его руки чуть-чуть подрагивали, и он вцепился ими в свою одежду. — Мы должны быть готовы продолжить сражение. Мы должны думать лишь об этом.

— В армии Короля Ночи сотни тысяч бойцов, но сам он один, и он придет именно сюда, — поддержал Сэма и Давоса Тирион. — В этом нет сомнений. Он отступил, чтобы отправить часть своей армии дальше. Но сам он вернется к Винтерфеллу. И произойдет это очень скоро. Любой, кто сейчас отправиться в путь, наткнется на эти тысячи мертвых, сквозь ряды которых придется прорываться в деревни и крепости.

— Мы не можем сейчас разделяться, — очень тихо произнесла Санса, зная, что северяне в отсутствие Джона послушают ее.

Она могла понять чувства всех, кто собрался сейчас здесь. Все они оставили семьи и дома, пришли сюда, повинуясь клятве предков, но душой и сердцем находились дома, рядом со своими семьями.

Много лет Санса привыкала беспокоиться только о себе, но теперь она была дома, рядом со своими близкими, рядом с семьей. За годы жизни вне Винтерфелла она часто вспоминала дом, но лишь здесь наконец осознала, что вне этой крепости никогда не была по-настоящему счастлива, любима и спокойна. Свободна. Сильна.

А ведь она считала себя сильной! И была таковой. Но свою силу она черпала в горе, в гневе, в отчаянии. В страхе. В безысходности. Но лишь дома и рядом с семьей в нее хлынула та сила, которая оказалась в сотню раз мощнее. Сила, рожденная любовью и преданностью, заботой и добротой. Севером, который течет кровью в жилах.

Голодный и раненый волк будет биться с ожесточенностью и со смирением противостоять невзгодам. Но волчица, которой есть что защищать, дерется в десять раз яростнее.

— Мы здесь не для того, чтобы отстоять этот замок или землю вокруг него, — произнесла девушка. — Мы не с людьми воюем, которым зачем-то понадобился этот не самый плодородный край. Мы здесь, чтобы сохранить жизни. Жизни наших людей, ваших семей. Всех живых. Мы должны выстоять здесь, все вместе, если не хотим, чтобы все исчезло. Не будет детей, внуков и никого из наших потомков, если мы не выстоим в эту Долгую Ночь здесь. Людского рода просто не станет.

Санса замолчала, и никто не решился заговорить. Все молчали, и каждый думал о своем, глядя как чернота за окнами раз за разом проникает в Большой зал роем крупных злых снежинок…

— Дотракийцы не выдержат, — с раздражением и болью отметил сир Джорах, пытаясь сквозь метель рассмотреть то, что происходило за пределами крепости, но сквозь снежную пелену угадывались лишь мерцающие костры среди снежных барханов, которыми стали дотракийские шатры. Костры постоянно гасли, треща и шипя под напором снега. Да и ночь не вселяла в людей мужество.

— Серый Червь и остальные Безупречные собираются остаться вне крепости, — по самые глаза завернувшись в медвежью шкуру, сказал Тирион. — Серый Червь говорит, что Безупречные выносливы. Но эта зима... Даже им она не по силам. Я продрог до костей, мой друг.

Джорах не ответил, лишь поднял взгляд к темному небу.

— Их давно нет, — согласился с невысказанным Тирион. — Будем надеяться, что наши Король и Королева вернутся до того, как мы все тут замерзнем насмерть, ожидая врага.

— Я был бы спокоен, если бы Дейнерис взяла меня с собой.

— Отпусти ее, — посоветовал Тирион. — Ты верен ей, готов отдать за ее величество жизнь...

— Я давно служу ей, — перебил его воин. — Я всегда следовал за ней, учил, давал советы. Я был рядом, когда она все потеряла. И видел, как она завоевала полмира. Я помогал ей это сделать. Я служил ей верно.

— Ты служил… — согласился Тирион. — И ты же ее продал.

— Это в прошлом, — прошептал Джорах, но по тону мужчины Тирион уловил, что Мормонт не обманывает сам себя и понимает, что то предательство не будет забыто. — Я искупил свою вину.

— Ты служил и служишь ей, — напомнил ему карлик. — Я тоже служу Королеве. Но только ли это ей нужно? Отпусти ее.

Карлик замолчал, прищурился, глядя в пургу. Снег хлестал его по щекам, ерошил волосы, но Тирион этого не замечал. Все его мысли были обращены к воспоминаниям, к тому, что он видел во время боя, к словам брата. К прошлому. К надежде о будущем.

Внезапно раздался приглушенный вой рога. Затем еще и еще.

— А вот и смерть, идущая за каждым из нас… — глухо прошептал Тирион.

Тирион поднял взгляд к небу, надеясь хоть что-то увидеть, но метель вихрями закручивалась над Винтерфеллом, отрезая его от внешнего мира.

— Мы так и умрем в этой странной снежной мгле? — спросил себя карлик, щурясь.

Он слышал крики людей, слышал как на стены спешили подняться лучники, как внизу раздавались команды и видел, как зажигается больше и больше факелов, чтобы хоть немного разогнать мрак. Но он чувствовал, что огонь не дает тепла, лишь снег с шипением нападает на пламя, силясь погасить его. Десница глубоко вздохнул и со страхом выдохнул облачко пара, осознавая, что вокруг становится холоднее.

— Мы умрем сегодня, — понял он с удивительной ясностью. — Мы или умрем, или выстоим. Иного не дано. Но…

Он прислушался и с горечью смахнул с бороды снег — он не видел людей внизу, но слышал их отчаяние. Ощущал их страх даже сквозь эту стену снега, что лишь сильнее разрушала решимость людей.

— Первое вернее.

Тирион вздохнул. Его охватил ужас, но разум продолжал работать, подсказывая карлику, что ничего уже нельзя изменить. И бежать, похоже, тоже некуда. Он не видел врага, но холод наступал на крепость со всех сторон, давая знать, что живые не смогут покинуть Винтерфелл.

Он не знал, сколько длилось то оцепенение, что охватило его. Он просто стоял на стене, завернувшись в заледеневшую медвежью шкуру, и слушал метель. Ветер шумел, гомонили люди, слышался злой треск подожженных поленьев в корзинах, а карлик все слушал. Он не знал, прошло ли несколько минут или несколько часов. Он лишь с безумной надеждой ждал, зная, что люди вокруг него тоже ждут. Отчаянно. Безнадежно. Как могут ждать лишь те, кому некуда отступать. Выхода нет. Нет спасения. Не убежать. Врага не видно, но он уже здесь. Совсем рядом…

Внезапно что-то изменилось. Был ли это стихший ветер. Или странная ночь, поглотившая мир, на долю секунды отступила. Но что-то случилось. И это не осталось незамеченным.

А потом, медленно-медленно, стал утихать снегопад. Холод все еще жалил и огонь не желал согревать, но пугающая метель прекратилась.

Прекратилась, чтобы все в Винтерфелле увидели армию, подступившую к крепости со всех сторон.

— Семь преисподних… — прошептал Тирион, как только смог видеть чуть дальше собственного носа.

Мертвые стояли на некотором отдалении от линии, созданной из деревянных ежей, снабженных остриями из драконьего стекла, но их было так много, что остатки этой армии терялись в отползающей снежной круговерти. Мертвые светящиеся синие глаза были обращены к крепости, и от этого становилось лишь холоднее. Дотракийцы под стенами Винтерфелла молчали — даже эти бесстрашные и воинственные дикари понимали, что не смогут запугать врага своим бахвальством и криками. Безупречные построились и выставили свои копья навстречу опасности — даже если они и боялись, то ни один из них не подавал виду. Северяне выглядели сосредоточенными и хмурыми, но в их речах уже ощущалась отчаянная решимость. А вот речники и долинцы явно растерялись, хотя при первой атаке выглядели иначе.

— Мы не можем выйти за стены, мы должны держать осаду, мы не можем идти в атаку, это безумие! — слышал Тирион их разрозненные речи и разделял их чувства. Даже с Безупречными и дотракийцами сейчас армия живых, оказавшаяся в окружении, была меньше, а людьми овладел страх.

Карлик покосился на мертвецов. Те стояли неподвижно, будто тот, кто вел их, выжидал.

— Ему некуда спешить, — с горечью усмехнулся Тирион. — Он ждал этого восемь тысяч лет. Он лишь порадуется, если ожидание разобщит нас. Если, конечно, он способен испытывать эмоции…

— Мы не сможем отсидеться в крепости, — услышал десница голос своего брата.

Ему ответили, но гул голосов был такой мощный, что Тирион не разобрал слов.

С каждой проходившей минутой разлад в войсках лишь усиливался. Лишь Безупречные стояли неподвижно, готовые принять первую атаку на себя. Ожидание резало больнее меча. Дрожащими руками карлик вытащил из-под плаща мех и хлебнул терпкого вина.

— Еще немного — и люди начнут бросать оружие, — сказал рядом с ним хмурый узколиций парень.

«Эдд, — вспомнил Тирион. — Его зовут Эдд. И он друг Джона».

— Нам нужен Джон, — сказал он Скорбному Эдду. — Он и Королева.

— Он будет здесь, — ответил ему дозорный, теперь уже бывший Лорд-Командующий Ночного Дозора. — Он может сомневаться, но когда близится бой, он всегда в его гуще.

Тирион вздохнул и чуть дернул уголком губ. В тоне Эдда он услышал такую уверенность и тень восхищения, что не мог не поверить.

— Я был с ним, когда одичалые штурмовали Черный Замок. Если бы не он, ничего бы не было. Пусть он не отбросил врага в одиночку, но он тот…

— За кем идут люди, — довершил за Эдда карлик, точно зная, что слова эти верны.

— Именно поэтому он будет здесь, — сказал бывший дозорный.

Со скрежетом и скрипом мертвые разом сделали шаг вперед, подступая почти вплотную к остриям из драконьего стекла. В этот же миг сначала тихо, а затем все громче завыл волк.

Все, кто собрался во внутренних дворах крепости, разом умолкли, вслушиваясь в этот яростный вой.

— Они возвращаются, — негромко, но так, что его, похоже, услышал каждый, произнес Эдд. — Призрак чует своего хозяина.

Будто подтверждая слова Скорбного Эдда, в богороще рыкнул и завопил Рейгаль, а потом, отвечая ему, с неба донесся мощный драконий рев.

«Может ли мужчина стать отважным, если он боится?» — услышал Бран свой собственный вопрос. Вопрос из прошлого ли? Из будущего ли? Он никак не мог вспомнить. Он и себя едва помнил…

«Только преодолев страх, он и станет храбрым, он и станет мужчиной», — всплыл в памяти ответ отца, но Бран никак не мог вспомнить, было ли это в прошлом или еще только должно было с ним случиться.

Что есть прошлое? Что есть будущее? А что во всем этом его настоящее? Он не помнил. Как не помнил и то, кто он на самом деле.

«Я Бран… Моего брата зовут Джон. Я должен спешить», — подумал юноша, чувствуя себя ветром, корнями деревьев, соком растений.

Тирион смотрел, как снижается дракон. За этим наблюдали все. И атмосфера в крепости и за ее стенами резко менялась. Холод не исчез, но вдруг стало легче дышать, и предопределенность будущего отступила. Будто дракон сжег все своим огненным дыханием.

Войска, еще несколько минут назад спорившие во внутренних двориках, валом повалили наружу, не боясь того, что мертвые уже наступали со всех сторон.

Вихты повисали на деревянных кольях, но их было слишком много, и вскоре мертвые уже валом валили по грудам из тел своих мертвых собратьев, бросаясь на копья Безупречных. Те встречали их и отбрасывали, кололи и кололи. Но вихтов было гораздо больше.

Белые Ходоки держались позади, рядом с Королем Ночи, и преспокойно наблюдали за тем, как мертвые волнами накатывают на защитников.

— Мы не сможем сокрушить всех мертвых, чтобы после сразиться с Иными, — понял Тирион и посмотрел на Джона и Дейнерис на спине Дрогона. — Нужно…

Даже озвучивать этот план было страшно, но карлик не видел иного пути. Мертвые не знают усталости. Если воевать лишь с вихтами, то живые положат у стен Винтерфелла и внутри него всех бойцов, но не добьются успеха. Значит, необходимо прорываться, пойдя в самую гущу, откуда, если все обернется плохо, никто уже не вернется. Безумный… кошмарный… самый опасный… но единственный возможный план.

Дрогон сел у самой стены, заревел, заметив Рейгаля. Тирион вгляделся в лица Джона и Дейнерис и задохнулся от недоброго предчувствия. Что-то изменилось. Они что-то видели или что-то поняли там, в краю вечной зимы. Что-то произошло там. Что-то, от чего Джон выглядел бледным и подавленным настолько, будто там, на севере, ему вырвали сердце. Карлик не видел, но нутром чуял эту черную злость, эту обреченность… понимание чего-то. Джон взглянул на Винтерфелл и будто не увидел его, словно стены не были ему препятствием. Кого он хотел увидеть? Что… Что горечью омрачило его взгляд? На миг он взглянул на Дени и что-то ей сказал, а она кивнула и осталась сидеть на спине дракона.

«Если остаться в прошлом слишком надолго, то потеряешь себя», — услышал Бран голос из пустоты. Кто сказал ему это? Он сам? Жойен? Юноша не мог вспомнить.

«Я должен это сделать, — напомнил он себе. — Я должен успеть. Только так я смогу замкнуть цепь событий. Все уже случилось… Я должен спешить».

Страха не было. Бран уже смотрел ему в глаза.

Джон собрал вокруг себя людей, и Тирион знал, что сейчас Король озвучивает тот самый план, который пришел карлику в голову. Убеждает людей, хотя явно опечален чем-то.

— Нам некуда отступать… — прошептал себе под нос десница.

Безупречные все еще держались, но боец за бойцом они падали, разрушая свою цепочку.

— Или мы сделаем это, или никого не останется, — донесся до Тириона голос Короля.

Десница тяжело сглотнул, видя, как открываются ворота и массивный строй медленно движется вперед. Дотракийцы перестраивались, Безупречные держались из последних сил, Дейнерис слушала требовательные приказы Джона, даже не пытаясь их оспорить.

Прошло всего несколько томительных минут, а потом Безупречные расступились и начали менять строй, создавая проход достаточной ширины, чтобы через него мог пройти тот клин, в который стремительно становились дотракийцы.

Дрогон вновь взмыл в небо и с криком обогнул замок, ускользая из поля зрения Короля Ночи и становясь недоступным его ледяным копьям. Рейгаль взвыл в богороще, а потом тяжело поднялся на крыло вслед за собратом.

— Огонь не страшен Королю Ночи, его смогут сразить лишь люди, так что драконам лучше держаться подальше и от людей, и от Ходоков, — сообразил Карлик.

— Готовьсь! — скомандовали на стенах, когда командиры знаками передали приказ Короля.

Лучники, выстроившись в несколько рядов, по команде пустили стрелы в гущу вихтов, за которыми стояли Белые Ходоки. На пару секунд в армии мертвых образовалась прогалина, в которую тут же хлынули дотракийцы вперемешку с долинцами, стремясь закрепить полученный успех. Они отчаянно прорубались вперед и в стороны, создавая довольно широкий коридор, в который и хлынул поток пеших воинов.

С тревогой и надеждой Тирион смотрел на эту атаку, до крови прокусив себе губу и жалея, что не может быть там, среди войска, идущего вслед за Джоном Сноу.

Сноу?

Старк?

Таргариен?

Было ли это сейчас важно?

Нет.

Они шли за ним. С криками, с отчаянными возгласами. Люди застенья вперемешку с золотыми львами, долинцы рядом с речниками, северяне всех мастей и дикий народ эссоских степей. На стене же карлик мог лишь смотреть на это, ждать и надеяться, что они все переживут этот бой…

Джон смотрел вперед и знал, что у них у всех лишь один шанс. Шанс одолеть врага. Одолеть его до того, как падут Безупречные, и вихты ринутся в крепость, а лучники просто не смогут их сдержать. Один шанс спасти то, что осталось от мира, пусть и не все в этом мире готовы бороться за жизнь.

Он видел рядом с собой Джейме Ланнистера, которого должен был ненавидеть, видел рядом Джораха Мормонта, который редко-редко, но бередил мысли северянина, когда он думал о Дени. Видел здесь Джон Тормунда, бывшего врагом и ставшего другом. Где-то позади глухо ворчали вольники, горланили дотракийцы. Но Джон не думал обо всем этом. Он видел лишь одну цель. Его сердце… то, что осталось от его сердца, рвалось на части, но он шел вперед, взмахивая и взмахивая мечом.

Потому что отступать некуда.

Потому что порой нужно делать выбор и принимать чужой выбор.

Потому что Старк сам карает и врага, и друга.

Потому что так должно быть.

И рука не должна дрогнуть.

Джон посмотрел в глаза Королю Ночи, на миг сбился с дыхания, но потом сжал зубы и бросился вперед.

Люди падали. Вихтов было слишком много. И первый запал прошел.

— Они не выдержат, — прошептал Тирион. — Не дойдут.

До Короля Ночи было не добраться, а мертвые рвали на части стремительный клин людей, пытавшихся пробиться сквозь это черное море с горящими синевой глазами.

— Они не прорвутся.

Дейнерис, облетая крепость на той стороне, все жгла и жгла вихтов, но она не могла пустить Дрогона слишком близко к стенам, оставляя Безупречных и оставшиеся в круге войска на растерзание врагу.

Внезапно глухо и протяжно завыл Призрак. А после завыл снова, и ему ответили. Выскочив за ворота, зверь белым смазанным росчерком пронесся по узкому проходу, который еще не заполнили мертвые, отрезав Джона от крепости, и яростно смял вихтов сбоку от хозяина.

— Волки… — тихо прошептала леди Санса, и Тирион лишь сейчас заметил, что она подошла и встала рядом. — Это волки.

Теперь и другие увидели их. Из темноты леса и из низин серой волной выступили волки. Серые на белом снегу… Их рык перекрыл стоны людей, их вой взмыл в черноту неба.

— Волки! Волки! Волки! — загомонили люди. — Сюда пришли волки!

Никто еще не знал, что будет дальше. Но в тот самый миг, когда звери серой волной врезались в армию мертвых, клыками и когтями кроша ее, над Винтерфеллом взмыл отчаянный общий клич:

— Старки! Серые волки! Их ведет лютоволк! Серый лютоволк! Север! Север!

Впереди волков и правда мчался огромный серый зверь, столь мощный, что возвышался над вихтами.

— Это… — пробормотал Тирион.

— Это Нимерия, — выдохнула рядом Санса. — Это волчица Арьи. Это наша волчица!

Слезы хлынули по щекам девушки, она схватилась за каменный зубец. А люди все кричали. Лучники с новыми силами взялись за стрелы, воины внизу с отчаянием поднимали мечи, а Призрак, разорвав очередного вихта, глухо ответил сестре и требовательно завыл, от чего волки по ту сторону армии мертвых с большей яростью кинулись в атаку.

Они сошлись внезапно, прямо посреди дерущихся. Джейме взял на себя ближайшего Ходока, зашипев, когда удалось вогнать валирийский клинок в грудь ледяного воина. Бронн хмуро и молча сошелся сразу с двумя, деловито размахивая длинными обсидиановыми кинжалами. Одного он оттеснил прямо на Пса, и тот сделанным из стекла молотом раздробил Ходоку голову. Тормунд и Джорах сплотились спина к спине, отбиваясь от двух Белых ходоков секирами и кинжалами. Берик, взмахнув своим пылающим мечом, сипло булькнул, в последний миг увидев, как ледяной клинок входит в подреберье, но лишь усмехнулся и вонзил в Ходока кинжал, прежде чем вслед за ним свалиться на землю. Зарычал где-то рядом Гловер.

Но Джон не мог о них думать. Он видел лишь одного противника. Лишь одного…

Арья стиснула в руке кинжал и на миг прикрыла глаза, прогоняя все посторонние мысли. Если она поддастся сомнению, то подведет… Подведет всех...

Бран видел лед, зеленые всполохи на горизонте. В его голове билась лишь одна отчаянная мысль… Он должен помнить. Он должен помнить…

Ледяной клинок столкнулся с валирийским. Заскрипел лед, запела сталь. Громче завыли волки. Вновь столкнулись мечи, а два воина, стоявших напротив, посмотрели друг другу в глаза.

«Не отводи взгляд», — услышал Джон свои собственные слова, тихие, как воспоминания, тихие, как шорох красных листьев чардрева.

«Я хочу стать рыцарем!» — вспомнился ему голос Брана.

Мечи вновь скрестились. Удар. Удар. Блок. Удар.

«Ты должен это сделать, Джон», — прошелестел голос другого Брана, не того малышка, каким когда-то Джон оставил брата в Винтерфелле. Голос юноши, голос взрослого, голос того, кто видел больше, чем кто-либо из живущих.

«Ты должен это сделать».

Взлетел Длинный Коготь, где-то далеко от него взмыл вверх кинжал… И нить, связавшая все воедино, была разорвана.

Между Севером и Югом​

Джон глубоко вдохнул и поднял голову. Мелкие снежинки жалили лицо, но он этого почти не чувствовал. Снег шел не часто, лишь несколько раз за последние недели в небе над Севером собирались серые тучи, чтобы на несколько коротких часов укутать землю снегом. Но потом начинался новый день, и даже в воздухе не оставалось того холода, что еще совсем недавно безжалостно рвал теплые одежды ветром, проникал до самых костей и клыками впивался в сердце.

Сейчас холод отступил. Каждый день Джон видел на лицах людей улыбки. Он чувствовал надежду, видел людскую уверенность в завтрашнем дне, слышал подхваченный ветром детский смех. Но сам радоваться не мог. Холод так и не ушел из сердца Короля. Боль тупой ледяной иглой засела в нем, и вряд ли наступит день, когда он сможет позабыть о ней.

Простить себя за выбор.

Принять чужой выбор.

Перестать вспоминать глаза…

Глаза брата…

Глаза своего врага…

— Джон.

Король открыл глаза и взглянул на подошедшую Дейнерис. Она знала, что его тревожит. Она поняла все, когда они были там, далеко на севере. Джон глубоко вздохнул.

У него есть она, вспомнил он, будто в очередной раз выныривая из темного омута своего горя. У него есть сестры. Санса, Арья. У него будет ребенок… У него есть люди, которые все еще нуждаются в нем.

На миг ему почудилось, что ветви чардрева шевельнулись, закачались и зашелестели, словно соглашаясь с ним.

— Это послание от Яры и Теона Грейджоев, — протягивая ему послание со сломанной печатью, сказала Дени и придвинулась ближе, почти прислонившись к его плечу, — взгляни.

— Значит, он выжил и смог спасти сестру, — хмыкнул Джон, разглаживая бумагу.

Он быстро пробежал строки взглядом и задумался.

— Эурон сейчас на стороне Серсеи, — произнесла Дейнерис, помедлив. — Еще недавно Яра была у него в плену. Можно ли им верить? Что, если Теон Грейджой просто пытается выманить нас, заключив сделку с дядей ради сестры?

— Мы не узнаем об этом до того, как отправимся на Юг, — помолчав, ответил Джон. — Но я склонен поверить Теону на этот раз. Нужно собрать совет. Сначала малым кругом. Я хочу услышать Вариса.

Дени кивнула:

— Если послание не лжет, если в Семи Королевствах Золотые Мечи, то здесь не обошлось без Паука.

* * *

​

— Да, ваша милость, — сдержанно склонился Варис, когда все собрались. — Это я предложил Грейджою план, но я не стал говорить вам о нем, моя Королева, — евнух чуть пожевал губами, — лишь потому, что план был не так уж надежен. Я поражен, что молодым кракенам удалась эта затея.

— Значит, прямо сейчас в Штормовых землях у нас есть поддержка? — уточнил Тирион, хотя своими глазами видел послание. — Золотые Мечи, флот… и даже кое-кто из дорнийских лордов.

— Нам не хватает сведений о том, что происходит в остальных землях Королевств, — хмуро произнес Мормонт.

— Простор затаился, — выждав паузу, преспокойно ответил Варис, посматривая то на Короля и Королеву, сидевших спиной к камину за большим столом, то на Тириона и Давоса, пристроившихся по сторонам от них. Санса на обсуждение не вышла, а Арья тенью застыла у окна. Серый Червь молча пристроился на край стула, развернув тот чуть в сторону Миссандеи. — Прямо сейчас они не выберут сторону Серсеи. Они растеряны.

— Сэм, — чуть прищурившись, позвал Джон.

Тарли, вынырнув из своих мыслей, которые были не светлее, чем у Короля, поднял голову и взглянул на друга.

— Тебе нужно будет отправить послание в Рогов Холм, своей матери и сестре, — не столько указывая, сколько предлагая, сказал Джон. — Прямо сейчас ты единственный наследник наиболее сильного рода Простора. Тиреллов больше нет, значит, Лордами Простора можно считать Тарли.

На миг все замерли, прекрасно осознавая, что вот так, очень просто и буднично Джон предложил одному из домов Семи Королевств новый статус.

— Нам нужна поддержка всего Юга, — довершил Король.

— Хорошо, — кивнул Сэм. — Я отправлю ворона.

— Нам стоит отправить воронов и в другие замки, — с внезапной воодушевленностью сказал Тирион.

— И с какой же новостью? — с прищуром глянув на десницу, спросила Дейнерис.

— Думаю, нам нужно всем сообщить, что мы не только победили…

— Об этом уже разнесли весть, — напомнила Королева.

— Но и о том, что у всех есть выбор: или цепляться за Серсею… — не дал себя сбить Тирион.

— Ее реальная власть сузилась до Королевских земель и Западных земель, — просветил всех Варис. — Но и там все очень шатко. На самом деле, если те слухи, что я знаю, не лживы, то Серсея удерживает одну лишь Королевскую Гавань.

— Или примкнуть к нам, выбрав Таргариенов, — довершил Тирион и пристально посмотрел на Джона.

Дейнерис заметила этот взгляд и внезапно кивнула:

— Нам нужно дать всем знать правду. Всю правду.

— Тогда вассалы Тиреллов охотнее примут нашу сторону, — согласился Тирион. — В прошлой войне они сражались за драконов. Вряд ли сейчас они об этом забудут.

— О чем вы? — нахмурился Мормонт.

— Его величество не бастард Неда Старка, — усмехнулся Тирион.

— Он сын сестры Неда Старка, Лианны, и принца Рейгара, — сказал Сэм.

Джон промолчал, ему не нравилось, что все обсуждают эту тему. Он давно перестал цепляться за фамилии. Он был тем, кем был всегда. И ни одна фамилия в Семи Королевствах не могла этого изменить.

— Если у ее величества есть поддержка родича по крови… — хмуро проговорил Джорах.

— Законный сын, — уточнил Сэм.

— О! — выдохнул Тирион от неожиданности. Он давно принял внезапно открывшуюся правду, но теперь все обретало новые краски. Карлик покосился на Дейнерис, ожидая реакции Королевы, но та лишь победно улыбнулась, словно открывшаяся истина сделала ее лишь сильнее.

«Она и сильнее, — сообразил карлик. — Они не просто союзники. Они уже давно не просто союзники. Они… головы одного дракона».

Мормонт подавил стон. Еще недавно в нем теплилась хоть какая-то надежда. Искра, запрятанная под догоревшими поленьями. Но теперь же ледяной ветер потушил и ее. Его соперником был не кхал дотракийцев, не заморский купец, не капитан наемников, а… наследник рода Таргариенов.

— Но как?.. — задал резонный вопрос Давос, и Сэм начал рассказывать, время от времени останавливаясь и отвечая на уточняющие вопросы. Через каких-то полчаса все в зале знали правду.

— Нам нужно сообщить всем правду, — решительно сказал Тирион. — Это даст нам больше поддержки от тех, кто пережидает. Надежнее было бы, если бы… вы все же решили вопрос с наследованием… — Он замялся и посмотрел на Королеву, ожидая ее новую вспышку.

— У нас будет наследник, — спокойно ответил ему Джон, а Дейнерис улыбнулась так, что карлик мгновенно осознал смысл их слов и переглядываний.

«Хорошо, — подумал он. — Очень хорошо».

Но вслух сказал иное, не в силах сдерживать возмущение, видя, что и Миссандее хочется сказать тоже самое:

— И вы летали на драконе? В таком… положении?!

— Я Королева, — тихо напомнила ему Дени, — я не буду прятаться за спинами других и трястись от страха.

Тирион не выдержал ее грозного взгляда и чуть склонил голову.

— Нужно ответить Грейджоям, разослать письма и обдумывать план выдвижения на Юг, к Королевской Гавани, — прерывая тягостное молчание, сказал Джон.

Тирион кивнул, но в сердце на долю секунды поселилась горечь. Не из-за себя, не из-за Серсеи, которую он не любил и уже очень давно перестал даже уважать, а из-за брата. Ему придется рассказать Джейме…

— Джон, — позвала Арья, когда начали расходиться люди.

— Да? — он поднялся и подошел к спрятавшейся в тени девочке. Она была бледна и печальна. Куда-то делся ее задор и уверенность в себе. Много дней она избегала брата, а с Сансой они серьезно поссорились, когда все узнали правду о Бране.

— Ты…

— Ты все сделала верно, — перебил он Арью. — Не вини себя. Не ты решила, ты стала лишь орудием. Он сам решил и он, как истинный Старк, сам занес меч.

— Мне начало казаться, что тогда…к Безликим… в Браавос меня тоже привел он, — бесцветным голосом прошептала девочка. — Словно он заранее знал, что мне предстоит. И готовил… меня.

Джон помолчал и раскрыл объятия, позволяя сестре, как когда-то, уткнуться ему в грудь и расплакаться. Она выросла, через многое прошла, но сейчас она вновь была ребенком. Пусть на время, всего на несколько минут.

— Значит, ты мне не брат? — спросила Арья тихо. — Кузен.

— Я всегда был и останусь твоим братом, маленькая сестренка, — с нежностью прошептал Джон. — Давай найдем Сансу, нам всем стоит поговорить.

* * *

​

— Вы посмели отпустить вашего брата без моего позволения! — чеканя каждое слово, громко выговорила Дейнерис.

— Ваше величество, — выдохнул Тирион, — я...

— Вы осмелились предать меня! — рявкнула Дени, едва различая все вокруг сквозь красную пелену ярости. — Вы меня предали! Ваш брат переметнулся на сторону вашей сестры! Снова!

— Моя Королева, — произнес сир Джорах, и Дени с гневом воззрилась на того, кто при всех одним лишь тоном пытался осадить ее, будто девушка была малым ребенком. При всех! Дени едва не зарычала. Когда-то она уже требовала от Мормонта, чтобы тот при посторонних не смел одергивать ее, не смел возражать, но человек, которого она считала другом, вновь забылся. И ради кого? Такого же предателя, как он сам!

Третье предательство! Ее вновь предал кто-то, кому Дени только-только начала доверять.

— Ваше величество, — вновь позвал Тирион, надеясь хоть что-то сказать и чувствуя металлический и кислый — крови и обреченности — привкус во рту. У него уже был один суд. И там его тоже во всем винила Королева. Пусть не эта, другая, но сейчас Тирион боялся гораздо больше.

В Королевской Гавани, на суде о смерти Джоффри, карлик никак не мог поверить в происходящее. Теперь же он слышал голоса воинов, лордов и продолжающий жить своей жизнью лагерь. Здесь Тирион позволил себе расслабиться, поверить, что он среди друзей и у него всегда есть шанс достучаться до Дейнерис. До Джона. А Джон сидел и молча наблюдал. Неужели Король Севера более не его друг? Неужели кровь драконов в нем так же сильна, как в Королеве?

— И Варис! — почти выплюнула ее величество. — Я обещала сжечь его заживо за предательство! Вы все это спланировали? Да?

Она задавала вопросы, но не собиралась услышать на них ответы. А Джон сидел и молчал, и это угнетало Тириона. В столице он имел дело с сестрой, отцом, а ни одного из них он не мог по-настоящему назвать своей семьей. Он надеялся, что наконец обрел если не семью, то друзей. И никто не станет обвинять его, даже не попытавшись выслушать.

Тириону почудилось, что он уже горит. Неужели Дейнерис в порыве приговорит его к сожжению?

Джорах пыхтел, переминался с ноги на ногу, с осуждением посматривал на Джона. Тирион в какой-то степени стал ему другом и, хоть его поступок был ужасен, Мормонт не мог безучастно смотреть на происходящее, как это делал Король Севера. Неужели этот мальчишка не понимает, что с Дейнерис нужно поговорить, остудить ее?

Сир Давос хмурился, наблюдая за тем, кого он выбрал сам, чтобы следовать за ним. После знакомства в Черном Замке, Луковый Рыцарь поверил, что Джон необычный человек. Сильный, ведь только сильный способен признавать ошибки, признавать неправоту.

С тех пор сир Давос все больше и больше проникался уважением к этому совсем молодому лорду, ставшему Королем. Но сейчас мужчина не понимал действий своего лорда. Тот никак не вмешался в действия Королевы, а та бушевала и в своей ярости могла легко отдать приказ о казни. Чем для них всех это обернется? Кто-то поддержит это решение, кто-то осудит. Прямо сейчас среди войск в лагере еще остались солдаты, родившиеся в Западных землях. Их не много, но их объединенная армия точно потеряет, если Тириона казнят.

Лорды Севера не возражали, лишь переговаривались между собой. От них Тирион тоже не мог ждать поддержки, Ланнистера эти люди не поддержали бы ни когда в жизни.

— Ваше величество, позвольте... — начал вновь карлик, но яростный взгляд Дени остановил его.

«Это конец? Это и есть мой конец?» — спросил себя карлик и бросил последний взгляд на Джона.

Заметив этот взгляд, Дейнерис тоже оглянулась на Короля Севера. Он спокойно сидел и наблюдал за происходящим. Красная пелена перед глазами Дени чуть отступила, когда он посмотрел на Королеву.

Джон не вмешивался. Не оспаривал ее слов. Не давал ей прилюдных советов и не унижал ее при других.

Ты Королева, почти услышала Дени, хоть Джон и молчал. Ты Королева и я верю, что ты примешь верное решение.

Они заодно. Они — единое целое. Он поддержит ее, даже если она не права, не станет напоминать ей о том, что она женщина и чужеземка, не станет спорить при всех, но... Принимая решение, ей стоит подумать, ведь это будет и его решение тоже.

Дени на миг закрыла глаза, снова открыла и, чуть склонив голову на бок, посмотрела на Короля.

«Какое решение я должна принять?» — мысленно спросила она, зная, что он не услышит, но поймет.

Джон несколько томительных секунд смотрел на нее, а потом перевел взгляд на Тириона и очень спокойно сказал:

— Я хочу услышать объяснения.

Тирион сглотнул.

Дени не возразила, даже отступила назад, к пустому креслу рядом с Джоном.

Давос моргнул и на миг пораженно приподнял брови.

«Объяснения, — подумал карлик. — Объяснения, а не оправдания или слова покаяния. Объяснения!»

— Да, ваше величество, — хрипло выговорил он, чувствуя, что даже солдаты, стоявшие у него за спиной, чуть расслабились, — я объясню.

На пути в Королевскую Гавань​

Дейнерис нервно мерила шагами шатер, разбитый в самом центре лагеря. До Королевской Гавани оставалось совсем немного, и Дейнерис с каждой остановкой становилась все нервознее. Сидя за столом и рассматривая карту, Джон то и дело бросал на нее взгляд. Он отметил прямую спину и напряжение, сквозившее в переплетенных пальцах Дейнерис.

— Ты уверен? — спросила она и подошла вплотную. — Ты уверен?

Джон секунду смотрел в ее глаза, читая в них страх.

— Уверен, — ответил северянин и кивнул на карту. — Мы должны с ними встретиться и все обговорить. Иначе ничего не выйдет.

Джону не хотелось признаваться, что он тоже не до конца доверяет Золотым Мечам, но отступать было поздно. Они не могли оставить все, как есть. Требовалось довершить начатое. И Джон не собирался действовать без плана.

— Нам придется поверить, Дени, — сказал Джон тихо и протянул Королеве руку. Она чуть нахмурилась, но потом со вздохом сжала его пальцы и опустилась Джону на колени, позволив себе расслабиться. Она чуть сгорбилась, прикрыла глаза и прижалась лбом к виску Короля. Он бережно погладил ее по волосам и прошептал:

— Не паникуй. Ты ведь дракон.

Дени горько усмехнулась, не открывая глаз.

— Не я одна, — напомнила она ему.

Джон помолчал, покосился на Призрака, дремавшего у выхода из шатра, и признался:

— Во мне куда больше от волка.

Дени вновь хмыкнула и прижалась теснее.

Волк...

Всю свою жизнь она связывала себя с драконами. Так ее научил Визерис. А потом, когда брата не стало, Дени искала силы в собственной крови, взывала к предкам, надеялась, что те помогут. Надеялась, что другие Таргариены хотя бы в облике теней будут рядом с ней, чтобы защищать, чтобы видеть ее успехи.

Сейчас, заглядывая в прошлое, Дейнерис ловила себя на том, что время от времени ее преследовали волки. Она видела тень волка в шатре, где Мирри творила свои чары, она слышала вой волка, когда раненый Дрогон унес ее с арены. А потом она встретила родича, соединившего в себе волчью и драконью суть.

Теперь ей начинало казаться, что этот то ли дракон, то ли волк всегда был где-то рядом… Во мраке… В ее снах… Но всегда рядом.

— Я не могу просто ждать, — призналась Дени. — Не могу двигаться вместе с войсками, не зная, правду сказал Тирион или нет.

— Ты не полетишь на столицу, — с нажимом сказал мужчина и чуть сжал ладонь на талии Дени.

Она недовольно сжала челюсти и чуть отстранилась, чтобы посмотреть Джону в глаза.

— Мы не знаем, что там происходит сейчас, — выдержав ее взгляд, пояснил он. — Никто не знает. Тебе нельзя отправляться туда без подкрепления и без плана. Это не чистое поле близ Черноводной. Это укрепленный город. Там тебя вполне может поджидать засада и несколько десятков скорпионов, — добавил он, и Дени снова расслабилась, признавая правоту. — Я не собираюсь тебе указывать, но прошу не поддаваться сиюминутному желанию.

Дейнерис прикрыла глаза.

— К тому же, если сир Джейме сказал Тириону правду, то нам всем опасно входить в город, как и жителям находиться в нем. Сначала нужно встретиться с союзниками и разведать обстановку. И лишь после этого мы будем принимать решение, — добавил Король и поцеловал Дени в лоб.

Мы. Удивительное в своей простоте, но такое важное и необходимое многим слово. Мы. Ты не одна. Ты уже никогда не будешь одна. У тебя есть я, у меня есть ты. Пред ликами богов, пред невидимыми силами и перед всеми друзьями и врагами теперь мы единое целое. Сила, которая стократ больше той, что мы представляли собой по отдельности. И дело не в армиях, не в землях, не в предках. Дело в нас, ставших силой друг друга. Будущим друг друга.

Дени прижалась лбом к виску Джона и обняла теснее, вдыхая смешанные запахи мыла, кожи, железа, дыма и соли — самые лучшие запахи в мире. Так пах ее дом. Ее мужчина.

Когда-то она полюбила запахи травы, кожи, крови, лошадей и пота, смешанные с ароматами специй, меда и воска. Она приняла их и впустила в сердце, как впустила в него другого мужчину. Но Дрого покинул ее. По вине Дени, она не могла отрицать эту грустную истину, но покинул.

Позже, просыпаясь в поту и истоме на смятых простынях, Дени помнила прикосновения другого мужчины, ставшего для нее лишь тенью и мечтой. Он не мог воплотиться из ее снов, и Дейнерис подпустила к себе Даарио, вскоре осознав, что не сможет стать его Королевой. Она ведь не могла стать Королевой головорезов. И Дени сама отпустила воина.

А потом... Потом тень из ее снов предстала перед ней. Теперь, столько времени спустя, Дейнерис иногда вспоминала те свои видения, прекрасно понимая, что это не более чем попытка принять желаемое за действительное. Но ей нравилось думать, что она всегда искала и ждала именно этого человека, знала, что он есть. Тень. Живой, победивший смерть. Равный. Близкий. Волк. И дракон.

И одно Королева знала точно — она не собирается отпускать этого мужчину. Она не может рисковать и погубить его, как это было с Дрого. И не может оттолкнуть, ведь без него погибнет сама.

— Я не полечу, — со вздохом сказала Дени. — Но мы должны поскорее все выяснить.

На пути в Королевскую Гавань — ДЖЕЙМЕ​

— Вы не думали о том, что станет с вашим братом, когда раскроется наш побег? — с усмешкой уточнил Бронн. — Интересно, через сколько люди Короля и Королевы поняли, что нас и след простыл?

Маленький отряд двигался куда быстрее медленного воинства, которому приходилось приноравливаться к скорости общей массы людей. Зачастую привалы делались там, где пожелали опуститься на землю драконы, а ведь зеленый все еще не оправился и быстро выдыхался, едва ли не падая на промерзлую землю. И все равно Джейме подгонял спутников, уверенный, что над ними в любой миг может возникнуть тень от туши дракона, а от этого хищника не так-то просто увернуться.

Но погони не было. Это пугало однорукого воина не меньше, но он все же уговаривал себя, надеясь, что это знак — Тирион жив и смог все объяснить Дейнерис. Именно ее гнева Джейме опасался больше всего, не желая стать лишь кучкой пепла. Если и принимать смерть, то в бою с сильным противником. И погибнуть достойно, как воин. Но сейчас он бежал. Не как трус, но в собственной спешке ему чудилась трусость.

«Нет, — убеждал он себя. — Я не бегу от них, я лишь хочу уберечь Серсею. Если она не понимает, то я должен объяснить ей. Должен!»

— Уверен, Тирион справился, — сухо ответил Ланнистер. — Тириону не составит труда уболтать кого угодно.

— Так не стоило ли именно его послать к вашей сестре? — со смешком спросил Бронн.

— Кого угодно, но не Серсею, — поправил себя Джейме.

— Где же носит, седьмое пекло, этого напудренного евнуха? — с толикой нетерпения возмутился наемник.

Джейме и самому бы хотелось знать. Они так спешили в Королевскую Гавань, но неподалеку от нее, в опустевшей рыбацкой деревушке, Варис велел сделать остановку, а сам отправился на разведку. Джейме гнал лошадей, спешил, а вот теперь они с Бронном уже более трех суток сидели в маленькой хижине, ощущая, что преимущество над движущимся по Королевскому тракту объединенным воинством безвозвратно потеряно.

— Мы не можем просто войти в город по тайному ходу, — пояснил наемнику Джейме.

— Я знаю, — отмахнулся тот. — Я и сам не люблю лезть в гущу событий, не представляя, что меня ждет.

— Разве? — фыркнул однорукий воин и скептически заломил бровь. — А я думал, что ты самый большой авантюрист из тех, кого я знаю.

— Одно дело — сражаться с кем-то один на один и уповать лишь на свою ловкость... — Бронн выдернул пробку из фляги и хлебнул вина. — Или хитрость. Одно дело — поехать в Дорн или через всю страну, рискуя жизнью в сражении с морем мертвых. Это опасно, но лишь от меня зависит итог. — Наемник усмехнулся. — Я и есть мое оружие. И я умею биться. Но совсем другое, когда мы лезем в огромный город, рискующий в любой миг выгореть от дикого огня. От нас здесь ничего не зависит. Я не желаю взлететь на воздух от этих чашек с дерьмом.

Джейме невесело усмехнулся. Он и сам думал о том, куда идет. И тревога загоняла его в воспоминания. В тех воспоминаниях он был благородным и верным стражем Таргариенов, но совершил проступок перечеркнувший честь человека по имени Джейме Ланнистер. Как тогда, так и сейчас воин не жалел о сделанном выборе, лишь о том, каким сам был в то время.

— Стоил ли этот город спасения тогда? — спросил он себя вслух. — Клубок змей, что греются на солнце. Каждый норовит взобраться повыше и, если повезет, сесть на Железный Трон.

— Ну... сейчас это скорее кусок льда, — хохотнул наемник, глядя в окно, через которое можно было увидеть словно побелевший от снега Красный Замок. — Думаете, ваша сестра послушает, если вы придете и заявите ей, что она почти в осаде?

Джейме не ответил.

Он не знал ответа.

Он не знал его и тогда, когда Тирион пришел к нему еще в Винтерфелле, ни теперь, спустя недели пути. Но Джейме не мог не попытаться. Сколько бы он ни корил Серсею, но он все же любил ее. И жить, даже не попробовав спасти ее, он не смог бы.

— Пришло сообщение из Штормовых земель, — выдохнул Тирион, ворвавшись в комнатушку, которую отвели Джейме в Винтерфелле, и плотно прикрыв дверь. В прошлый свой визит Джейме жил в гостевом доме, спал на роскошной по северным меркам кровати и наслаждался всеми благами статуса брата Королевы. Какая ирония.

— И каковы новости? — с трудом поднимаясь и прилаживая на место перчатку, хрипло спросил однорукий воин. Стоило встать, плеснуть из глиняного кувшина немного вина и промочить горло, но Джейме смог лишь сесть поудобнее. Он не получил серьезных ран в бою, но царапины зудели, то и дело начинался жар. Да и рука, которой не было, напоминала о себе болью.

— У их величеств есть союзники на юге, — коротко ответил брат, сгребая со стола чашки и кувшин и подходя к брату. — Уже сейчас их поддержат лорды Дорна во главе с отцом Элларии Сэнд. На их стороне часть железнорожденных, которыми командуют племянники Вороньего Глаза, и прибывшие из-за моря наемники. Да и лорды Простора, если их призовет наследник Рогова Холма, встанут за Таргариенов.

— Сэмвелл Тарли? — переспросил Джейме, принимая чашу. — Он не похож на того, кто сможет крепко держать власть над вассалами отца.

— Но он Тарли. В его землях все еще правит его семья, пусть пока в родовом замке живут лишь его мать и сестра, — напомнил Тирион. — Королю и Королеве даже не нужно, чтобы Простор выставил на их стороне войска. Достаточно того, что люди этих земель вспомнят, что когда-то, десятилетия назад, они воевали на стороне Таргариенов в восстании Роберта.

— Итак, ты хорошо устроился, — горько хмыкнул Джейме, отпивая из чаши. — Север, Речные земли, Долина, Простор, Дорн, часть железнорожденных и наемники на стороне тех, у кого еще есть Безупречные и дотракийцы. И драконы! Как я мог забыть о них?

Тирион не улыбнулся, хотя видел, что Джейме попытался съязвить.

— Ты знаешь, что я не желаю вреда своей семье, — осторожно произнес он. — Не я разжег тот костер, что пылает между мной и Серсеей.

— Знаю, — кивнул Джейме. — И я благодарен, что ты решился предупредить меня.

Он отставил чашу и поудобнее приладил перчатку.

— Тирион, мне нужно уехать, — через несколько минут молчания сказал Джейме. — Я должен увидеть Серсею.

Брат взглянул на него с печалью и толикой сочувствия, а потом прошептал:

— Мой милый брат…

— Я знаю все, что ты можешь сказать мне, — перебил его воин. — Нет ничего, что я не услышал бы от других. Нет ничего, что я не успел понять сам. Но я должен, Тирион.

— Джейме…

— Не ты был с ней со дня… смерти отца, — едва выдавив последние два слова, горько напомнил старший Ланнистер. — Тебя не было рядом, когда она носила по нему траур. Не было рядом, когда она совершала все те проступки, о которых ты слышал. И ты не видел ее глаза в тот день, когда Квиберн возложил корону ей на голову.

— Нет, не видел, — согласился Тирион смиренно.

— Она изменилась после заточения, а потеряв Томмена… — Джейме сбился и сглотнул сухим горлом — он вновь переживал тот день. — В ней все умерло, братец. Она не оплакивала нашего сына. И она отдалилась от меня.

— Она никогда и не была рядом с тобой, — не сдержался и вставил Тирион.

— Корона стала для нее всем. Только власть ее волнует теперь, — прошептал Джейме. — Ради власти она сделает все. И никого не будет слушать. И никого не пожалеет.

Джейме замолчал, а Тирион чуть нахмурился.

— Она может…

— Она сделает это, — уверенно сказал Джейме.

Сейчас тот разговор вспоминался воину так четко, будто произошел всего час или два назад. И решимость Джейме была столь же сильна, как и тогда.

— Я должен остановить Серсею, — сказал он брату, уезжая под покровом ночи. — А ты удержи Короля и Королеву вне Королевской Гавани.

Он все еще помнил то чувство опустошающей обиды от слов Серсеи, которые та выплюнула ему в лицо в час их расставания. Но он слишком любил ее… Слишком давно они были вместе. Он не мог ее простить, но и не мог не остановить от ужасного злодеяния.

— А если она не послушает вас? — напомнил о себе Бронн.

— Я должен убедить ее, — вздохнул Джейме. — Иного выхода нет.

Любой ценой. Любой ценой. Грехи тяжким грузом лежали у Джейме на груди, не давая ему вздохнуть. Он должен остановить сестру любой ценой. Ради нее. Ради них. Ради любви, которую он к ней питал. Ради любви, которую, возможно, питала к нему сестра когда-то.

— Чего не сделаешь ради любви, — с горечью пробормотал Джейме себе под нос.

На пути в Королевскую Гавань — ДЖОН​

Ему давно не снилось волчьих снов. Он и забыл как это.

В палатке лишь еле тлели жаровни, погружая небольшое пространство в густую тень. Но эти тени не были помехой волку. Тот чутко следил за всем происходящим и время от времени оглядывался на занавешенный вход. Там стояли часовые. Но не они волновали зверя, а сновавшие мимо люди. Многих из них волк распознавал по запахам. Одни пахли землей, мхом и хвоей. Джон решил, что то были люди горных кланов и волчьего леса. От других остро несло морем. Гловер? Мандерли? Нет. От Мандерли исходил иной запах — рыбы, соли и прогретого солнцем камня. Люди из Винтерфелла пахли домом, родной норой, семьей. Даже после того, как Винтерфелл пережил захват и сожжение, даже после всех лет, что волк и человек вместе провели у Стены и за ней, зверь связывал это место с собой. С Джоном.

Волк навострил уши, с подозрением провожая прошедших мимо дотракийцев. От этих вкусно пахло кожей и кониной, но странные людишки зачем-то пили нечто прокисшее и умащивали волосы маслами.

Человек на широкой походной кровати напрягся, и волк привстал, внимательно за ним наблюдая. Джон взглянул глазами волка на самого себя, ощущая странную и ни с чем несравнимую привязанность. Волк знал, что Джон человек, но всегда считал его частью себя, частью стаи. Спавшая рядом с мужчиной женщина пошевелилась, потянулась и собственнически закинула на мужчину ногу. Волк чуть склонил голову, но не издал ни звука. Самка ему нравилась. Она хорошо пахла: хозяином, теплом и новой жизнью.

Скоро будет волчонок. Стая волка станет больше.

Мужчина на походной кровати застонал и с силой сжал кожу у себя на груди, где под пальцами гулко билось сердце. Волк тихо щелкнул зубами и поднялся. Приблизился, наблюдая за хозяином. Тот хмурился. Что-то терзало его. Когда человек застонал, волк глухо и протяжно завыл, чувствуя туже боль. Беловолосая женщина проснулась и приподнялась на локте. Она нахмурилась, глядя на выступившую на лбу мужчины испарину, волк вновь завыл, ощущая пустоту там, где прежде были другие волки.

Стая. Его стая.

В отдалении волчьему вою ответил рев дракона.

Прежде у волка были братья и сестры. Он чувствовал их, знал, что один из них каким-то образом связывает его с остальными волками. Тот волк был будто центром. Порой Призрак ощущал в себе хозяина брата, противился этому, но позволял другому оказываться внутри себя. Так он мог ощущать других.

Они все оказались далеко от дома, но Призрак знал, что они есть. И выл, бессильно взрывая лапами мерзлую землю, когда осознавал утрату кого-либо. Об этом рассказывал знающий брат или его хозяин.

Но это уже не важно. Волчьей стаи больше нет. Есть лишь сестра, но она сама по себе и лишь на время присоединилась к волку, решив защищать ту, что дала ей имя. Сейчас серая волчица вела свою почти исчезнувшую стаю на север, к провалам в огромной ледяной глыбе, у которой волк провел несколько лет. За льдом еще есть добыча, вроде оленей, лосей и даже зайцев.

Человек на койке сжался, и женщина настороженно его позвала, растерянно вцепившись в лапу.

Что-то произошло, и Джон перестал ощущать себя волком, вспомнил, что он человек, хотя волчье одиночество никуда не делось, как никуда не делась и боль. Джон сквозь сон прерывисто вздохнул, отчетливо слыша стук своего сердца.

А потом он увидел Винтерфелл, но как будто чуть сверху и со стороны. Он смотрел на него с крыш башенок, но отчетливо слышал шелест листьев, хотя богороща находилась далеко.

Он вновь ощущал себя не совсем собой, будто в это видение его заманил кто-то другой. Но кто?

Во дворе двое долговязых юнцов помогали третьему учиться стрелять. Джон не сразу узнал себя, Робба и Брана. Не сразу узнал сидевшего на бочонке Рикона. Он никогда раньше не смотрел на себя вот так, не вспоминал тот день. А ведь это, наверное, был последний мирный день его детства.

На галерее стоял отец. Он выглядел старше, чем Джон его помнил. И гораздо старше тех лет, которые прожил. Рядом с ним любовалась сыновьями леди Кейтилин. Ее холодные глаза то и дело обращались к темноволосому мальчику, и Джон со странной смесью боли и тоски видел в глазах женщины лед и ненависть.

Потом он увидел то, как когда-то нашел с братьями волчат. Маленький белый волчонок был мельче остальных, и казалось, что он обречен. Но уже тогда волчонок был сильнее остальных. Он первым открыл глаза, а за время, пока Джон еще жил в Винтерфелле, сделался гораздо крупнее остальных. В то время Джон, как и другие, замечал, что волки связаны со своими хозяевами, чем-то похожи на них, но лишь годы спустя поверил в это.

Разве мог он думать о том, что его волк не зря растет крупнее? Разве мог он думать, что сам же указал не только отцу, но и себе на знаки судьбы, посетившие дом Старков в тот злосчастный день?

Шестой волчонок не сидел в клубке с остальными, он отполз и спрятался, он был бел, как снег, а его глаза алели кровью. Тогда Джон не знал, что он тоже спрятался от всего мира, пусть и не по своей воле. Он был от крови Старков, но сама судьба указала, что он другой.

Но тогда Джон ничего этого не знал. Как оказалось, он на самом деле ничего не знал.

Картинка сменилась, показывая ему Робба. В видении брат выглядел иначе, чем его помнил Джон. Старше. Увереннее. Но видел Джон и то, что Робб все еще оставался мальчишкой. Даже когда вокруг него бушевал шторм войны.

Сколько раз Джон корил себя за то, что ушел на Стену? Сотню раз? Тысячу? Он не представлял, куда направляется. Не знал, что его ждет впереди. Он был таким же ребенком, как и Робб, когда оказался лицом к лицу с истиной. Вот только у Джона было время повзрослеть, были наставники, вложившие толику мудрости в его голову.

А Робб...

Боль впилась когтями в сердце Джону. Если бы он мог быть рядом с ним. Если бы он мог встать у него за спиной и дать брату опору… Если бы... Робб остался один на один с тем, что не должно ложиться на плечи вчерашнему ребенку. Принимать решения неимоверно сложно, а ошибаться — опасно.

Девочки. Они обе сменили своими мордашками видение о Роббе. Такие разные и такие родные, пусть Арья и была всегда ближе к Джону. Теперь, годы спустя он знал, что всегда любил даже заносчивую и самовлюбленную Сансу. Девочки были частью его, корнями, привязывающими к земле. Встреча с Сансой вернула Джона от того мрака, что владел его сердцем с момента воскрешения и казни предателей.

Санса своим появлением напомнила Джону о том, что он не один и в нем нуждаются. Он нужен семье и должен защищать ее. Защищать то, что осталось от дома Старк. Пусть он бастард. Пусть Бран где-то за Стеной, а Арья и Рикон, возможно, мертвы. Он должен защищать их всех. Он — старший из всех. Старший из оставшихся волков. Да, Кейтилин Старк ненавидела его и он не обязан беречь ее детей, но они не просто дети, они часть самого Джона. Они — связь с отцом, которого не вернуть, с Роббом. Они его сила.

«Мы должны защищать друг друга, заботиться друг о друге», — прошелестел в видении голос отца, но Джон его не увидел.

Защищать...

Он не сумел спасти Рикона. А после и Брана...

Картинка вновь сменилась, показав Джону высокого худого юношу, в котором он не сразу узнал Брана. Тот стоял на галерее во внутреннем дворике Винтерфелла и наблюдал за сценой внизу, будто забыв о своих сломанных ногах. На его губах играла мягкая улыбка, в которой проскальзывало удивление и недоверие. Джон взглянул вниз вместе с ним. И, хоть не слышал голосов людей, мгновенно узнал их. В девчонке, выбравшей штаны и стеганую курточку, он безошибочно узнал свою мать. У нее было чуть вытянутое лицо Старков и такие же, как у Джона, карие глаза. Она стояла рядом с Недом с смотрела на младшего брата, с насупленной физиономией сжимавшего деревянный меч в руке.

— Ты Старк из Винтерфелла! — воскликнула девочка, глядя на Бена. — Ты должен быть сильным.

На миг она подняла взгляд и будто бы посмотрела Джону в глаза. Он удивленно подался вперед.

Миг — и картинка вновь изменилась, преподнеся Джону новое видение. Слова в темноте под тихие детские всхлипы... Обещания, сказанные охрипшим от слез голосом. Клятва богам. И новое видение, где звучала горечь о клятве, которую женщина не сдержала. Джон слушал, но воспринимал слова совсем не так, как хотел. Он все еще ощущал боль за свое детство, в котором не было любви, одно лишь презрение, но в видении и этого не осталось. Чем дальше он смотрел, тем отстраненнее воспринимал события, будто и не с ним они происходили.

Разрушенный дом, боль, потерявшиеся и не нашедшие дорогу волчата. Или люди? Не понять. Погиб старший волк, ушел вслед за умершими волками. И волчат перестало что-либо связывать. Они оказались сами по себе. Им хотелось найти опору, собраться вместе. Но они были одни. Неумелые. Слепые. Хоть и сильные, живучие.

Они подросли, окрепли и собрались вокруг волка, который с самого начала был чуть в стороне. Неправильный, урод, но вокруг него сплотились оставшиеся.

«Я не Старк», — хотел сказать Джон, глядя в изменившееся лицо той, что ненавидела его. Ее лицо казалось серым и безжизненным, его уродовали страшные шрамы. Еще один шрам пересекал горло женщины. Не выдержав этого, Джон зажмурился.

«На его месте должен был лежать ты», — когда-то сказала она ему. Неужели это были ее последние слова?

Джон замер, ожидая вновь их услышать.

— Ты Старк из Винтерфелла, — услышал то ли шепот, то ли шелест листьев. — Ты Старк. И всегда был им.

Он не открыл глаза, чтобы увидеть изуродованное лицо леди Старк, но отметил, что не слышит в ее голосе презрения.

Внезапно его головы коснулись ледяные руки, а секунду спустя на голову опустился обруч. Джон не видел, но знал, что это корона. Корона Севера.

— Ты достоин, — с благодарностью прошелестел голос Кейтилин Старк.

* * *

​

— Джон!

Он проснулся и рывком сел, глядя в красные глаза Призрака. Волк шумно вздохнул.

— Что? Что с тобой? — спросила Дейнерис.

Не до конца вынырнув из своих снов, мужчина глянул на нее, не сразу узнав. Моргнул и глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться, но сон был ярок, а боль остра. Она догоняла его всякий раз, когда он закрывал глаза, тревожила, впивалась когтями. Но сегодня в груди болело чуть меньше.

«Ты Старк... Ты Старк...»

На висках все еще ощущалось ледяное прикосновение чужих рук, а голову будто охватывал разомкнутый обруч невидимой тяжелой короны.

Не ответив Дени, Джон быстро оделся, взял меч и вышел из шатра. Он не мог оставаться там, ему нужен был ветер и холод, чтобы выдуть все мысли.

Он шел довольно долго, пока не оказался на небольшой площадке между палаток, где устроили тренировочный плац. Никто не занимался, но на бочонке лежал лук. Выдернув из мишени все стрелы, Джон отошел подальше и начал стрелять. В Винтерфелле он не любил эту дисциплину, ему нравился бой на мечах, но Джон мечтал стать великим бойцом, а потому тренировался так упорно, что даже сейчас из простого лука чуть затупившиеся учебные стрелы в свете луны ложились ровнехонько одна к другой, глубоко пробивая и мешковину и доски. Слишком давно он привык сражаться за свою жизнь и сражаться не красиво, как учили, а забыв о правилах и рыцарской доблести.

Внезапно между его стрел, со свистом пролетев над плечом, вонзилась стрела, выбив из соседних щепки. Джон обернулся. На ящике позади него стояла Арья. Ее бессменные меч и кинжал блестели под лунным светом. Девушка присела в кривоватом реверансе, спрыгнула на землю и отложила лук. Не было произнесено ни единого слова, но в следующий миг Джон выхватил из ножен меч, а она — Иглу.

На пути в Королевскую Гавань — ДЕЙНЕРИС​

Дени проводила Джона взглядом, прижав ладонь к груди. Почему-то болело сердце. Она посидела, прикусив губу, а потом поднялась. Сунула ноги в сапоги, поверх ночной рубашки накинула плащ Джона и вышла, собираясь разыскать мужчину.

Она нашла его по звуку. Он стоял и четко, стрела за стрелой, всаживал их в цель. Он не медлил, почти не целился, но стрелы с шуршанием входили в доску, переплетаясь оперением.

Беззвучно возникла Арья, заставив Дейнерис вздрогнуть. Девушка взяла еще один лук и прицелилась. Королеве на долю секунды почудилось, что та собирается выстрелить в брата, но стрела пролетела выше, над его плечом.

Джон обернулся. Секунду двое смотрели друг на друга. Дени ожидала, что они рассмеются или хотя бы заговорят, но вместо этого Джон выхватил меч. Дени ожидала, что брат и сестра обменяются парой ударов, но они сошлись так яростно, словно желали убить друг друга. Дени закусила губу.

Девушка двигалась изящно и легко, выписывая тонким мечом замысловатые фигуры, Джон уверенно теснил ее по кругу, не делая скидки на разницу оружия и то, что они дрались не на учебных мечах. Дени хотелось окликнуть их, но она лишь дышала через раз и до боли стискивала края плаща пальцами, следя за схваткой.

Ночь не мешала им, оба двигались легко и уверенно, все быстрее и быстрее закручивая смертельную пляску. Дени никогда не видела, чтобы кто-то сражался так. Без правил, без рыцарской доблести, с подножками и хитростью. В какой-то миг, когда начало казаться, что девушка улучила момент и повела атаку, ее кинжал неуловимым движением оказался в руке Джона, а маленький меч очутился на земле. Замерев меж лезвием меча в дюйме от ее шеи и кинжалом, направленным в ребра, Арья расплылась в довольной усмешке и сказала:

— Я умру, но не сегодня.

Джон отвел оружие и улыбнулся в ответ. А потом они дружно рассмеялись.

На пути в Королевскую Гавань — ДЖОН

​

Вернув сестре кинжал, Джон нащупал ножны, собираясь вложить в них меч, и в этот миг ему вновь почудился Бран. Он был такой же, как во сне. Здоровый, улыбающийся. Он кивнул Джону. Ветер хлопнул штандартами, и мужчине показалось, что он услышал слова: «Я Старк. И я тоже должен был защищать свою семью».

Улыбка юноши была такой светлой, а в глазах столько уверенности, что Джону стало чуть легче. Вина не ушла, но теперь не ощущалась так остро.

На пути в Королевскую Гавань — ДЕЙНЕРИС​

Дени улыбнулась, заметив улыбку Джона. Она не представляла, что заставило его перестать хмуриться, но была рада, что это случилось. Ребенок внутри нее, будто почувствовав настроение Дейнерис, легонько толкнулся, привлекая к себе внимание, и она улыбнулась шире, положила ладони на округлившийся живот. Но тут же нахмурилась, закуталась плотнее, ощущая острое желание уберечь свое дитя от любой опасности.

Еще год назад Дейнерис жила с уверенностью, что у нее не будет детей. Ведьма забрала у нее и мужа, и будущее. Ночами девушка не спала, проливая горячие слезы и глуша свои стоны подушкой. Никто и никогда не должен был видеть Королеву слабой, но самой себе Дени лгать не могла.

Даже стоя в продуваемом ветрами зале с картой на Драконьем Камне и слушая рев волн, даже думая о том, как завоюет страну, прежде бывшую домом ее семьи, Дейнерис не могла отделаться от горьких слез, но плакала так, чтобы ее никто не видел.

Разве мог ее десница понять, какую боль причиняет ей, заговаривая о наследовании? Нет. Но и рассказать ему об этом Дейнерис не могла. Не нашла бы слов. Не было слов ни в общем языке, ни в валирийском, ни в дотракийском, чтобы выразить то горе, что терзало ее душу. Слова бесполезны, когда боль режет изнутри, рвет когтями, кусок за куском пожирая силы, когда отчаяние срывается с губ криком, стоном, мольбой, когда опускаются плечи и не остается ничего. Ничего… Лишь пустота.

И остается лишь одно — не оборачиваться. Там позади пустота. Тьма. И если увидеть ее, то уже не вернешься.

И Дени не поддавалась, собирала силы и волю в кулак. Она сражалась, она оставалась сильной, она не щадила себя. И не собиралась отступать от задуманного.

Но в снах прошлое настигало ее. И там она не могла от него укрыться.

В снах она видела предков, которых никогда не знала, видела Дрого, чья смерть была на ее руках…

Он был сильный, ее Солнце и Звезды, как черный с алым дракон, когда-то приснившийся ей. Тот дракон дал ей силы и ярость пережить первое время в кхаласаре. И Дрогон стал ее силой, символом того, что она справится со всем.

Ей снился брат, которого она не знала, но о котором ей рассказывал Визерис и сир Барристан. Его именем она назвала дракона, чье яйцо приносило ей покой и счастье.

Видела она и Визериса. Он часто навещал ее в видениях, кривил свой прекрасный рот и издевался над ней. Его кожа все еще дымилась там, где расплавленное золото коснулось ее. Она обнимала золотистое яйцо в тот день, когда потеряла все. И золотистого дракона Дейнерис назвала именем брата, помня и о той боли, что он принес ей, и о той боли, что ей пришлось пережить. С Визерисом связывала она свое отчаяние, все свои страхи.

Но чаще всего она видела ведьму, тусклым голосом шептавшую ей с горькой усмешкой:

— Когда солнце встанет на западе и опустится на востоке. Когда высохнут моря и ветер унесет горы, как листья. Когда чрево твое вновь зачнет и ты родишь живое дитя…

И тьма кошмара с издевкой твердила:

— Никогда… Никогда… Никогда…

Никогда...

Сколько раз она вспоминала это пророчество, сколько раз искала в нем хоть тень лазейки, но ничего не находила. Не может солнце встать на западе, не могут упасть горы. Значит, и ей не суждено родить ребенка. Ее прокляли. Ее лишили всего. У нее отобрали дитя, о котором Дейнерис мечтала, и лишили самой надежды иметь детей. Ее лишили мужа. Ей остались только драконы, она сама и силы делать хоть что-то. И Дени жила. Черпала силы в своей боли, в своей ярости, в своем отчаянии, в тоске и одиночестве. Она стала матерью людям, но они не могли быть ее детьми. Она стала матерью драконам, но они оставались лишь драконами. Она жила, играла роли, улыбалась. Казнила и миловала. И пыталась не думать о том, что будет с ней самой. Что останется после нее.

«Ничего, ничего, ничего, — шептала ей тьма из ночи в ночь. — Твои предки жили и умирали. Твоя семья правила огромной страной и пала. И что осталось от великого дома? Ничего! А ты последняя и таковой останешься. Пеплом! Пеплом осыплешься, когда угаснет пламя в твоей крови!»

В Вестеросе Дени рано или поздно собиралась остановить свой выбор на одном из лордов, чтобы через брак закрепиться в Королевствах и усилить свои позиции. Но она оставляла этот ход на самый крайний случай, ведь совсем не хотела даже толику власти выпускать из своих рук.

Но с Джоном все с самого начала пошло не так. С ним невозможно было играть в придворные игры, а его откровенность вынуждала так же говорить откровенно. А открываясь перед ним, давая увидеть себя без маски Королевы, Дейнерис раз за разом ловила себя на том, что им не нужны слова, чтобы вести беседу. Она читала его взгляд и видела, что он тоже все понимает. Понимает и дает ей шанс отступить, передумать. И она тоже давала ему шанс, честно сказав, что у нее не может быть детей. Любой лорд возьмет в жены Королеву, имеющую армию и драконов, но какому мужчине нужна она, бесплодная, в качестве жены? Она тоже дала ему шанс остановиться. Ведь то, что происходило между ними, не имело ни малейшего отношения ни к Семи Королевствам, ни к людям, что их населяют. В безмолвных диалогах были лишь два человека, не способных солгать друг другу.

Джон знал правду, но все равно пришел к ней. И в тот миг, когда Дейнерис открыла дверь, она знала, что на ее пороге не Король, желающий через нее получить ценного союзника, и не лорд, готовый ради выгоды пожертвовать своим будущим, но мужчина, принявший ее такой, какой она была.

Дени улыбнулась.

Джон переступил через ее страхи и ее проклятие, как до этого отмел ее маски и сотню имен.

— А вы уверены, что ее словам стоит верить? — спросил он ее о проклятии. В тот миг, глядя в теплые карие глаза, Дени на миг ощутила, что злые слова ведьмы не властны над ней.

Она бережно погладила живот, глядя на разговаривающего с Арьей Джона.

— Ты — маленький дракон. Ты родишься сильным, и однажды будешь править этой страной.

Ей почудился сильный темноволосый юноша с мечом в руке. У него были ее глаза, но чертами лица он скорее напоминал Джона, взявшего многое от Старков. Она улыбнулась этому видению.

— Я буду защищать тебя, а твой отец подарит тебе твой первый меч и научит держать его в руке. У тебя будет все, что ты захочешь, малыш. Только, молю, родись. И я подарю тебе землю предков. Мы подарим, — поправила она себя и задумалась.

Она вспомнила то, как они стояли с Джоном под чардревом. В тот миг ей это казалось правильным, и, глядя друг другу в глаза, они с Джоном произнесли слова старого северного обычая, скрепившего их пред ликом Старых Богов. И она не лгала тогда.

Чуть позже, после победы, Дени сообразила, что северяне знают. Она не представляла, как это произошло, но, кажется, каждый на Севере знал, что пред ликами богов Дейнерис вышла замуж за Джона. У них не было свидетелей и родни, как того требовал обряд, но, похоже, северян это мало волновало. Они просто знали, что это произошло, и окончательно изменили к Дейнерис отношение, ведь пред ликами Старых Богов нельзя солгать, они все равно увидят правду.

Прежде она была сильным и важным союзником Севера в войне. Все признавали ее заслуги и отвагу ее людей, но сама Дени оставалась для них чужой. Пожелай она, чтобы Север покорился ей и лорды подчинялись ей, а не Джону, она бы получила мятежный регион. Север не признал бы ее без Джона. Именно за ним шел этот народ, как северяне, так и вольные. И через него они признали ее.

Дени обдумала это, пытаясь ощутить гнев, но его не было. Лишь уверенность.

Теперь Север смотрел на нее не как на захватчицу или союзника, а как на спутницу Короля Севера. Через Джона Дейнерис вдруг стала Королевой Севера. И в таком статусе ее признавали. Но это не вызывало негодования.

Речные земли и Долина выступили союзниками в войне, но они были союзниками Северу, а не ей, Дейнерис. Теперь же, когда война с мертвыми закончилась, стало ясно, что присяга — лишь однажды преклоненное колено, а люди этих земель и без присяги признали власть над собой... Джона. Прямо сейчас, пока армия двигалась на юг, Джон был неназванным Королем Трех Королевств. Никто не произносил подобного титула, но все знали истину.

И вновь Дени не испытала горечи. Не она была единоличной Королевой, сплотившей эти три региона, но Джон ни разу не завел речь о своем превосходстве над ней, не вспомнил, что по закону его право на Вестерос выше. Нет, здесь и сейчас они были вместе, как единое целое.

— Ни речники, ни долинцы не пойдут за мной, если я захочу штурмовать столицу, — без тени расстройства признала Дейнерис. — Они много воевали и много страдали. И для них я все еще остаюсь чужой.

Когда-то ее верный медведь напомнил Дейнерис, что лорды Вестероса не пойдут за ней. Ей следовало завоевать их, подчинить. Оленна Тирелл примкнула к ней не из-за любви к Таргариенам, не из-за того, что верила в новую Королеву. Роза желала мести. Мести же хотели дорнийцы. Сильного союзника — железнорожденные. И никто из них не пошел бы за Дени, если бы ее цели не совпадали с их целями.

— Я не Визерис, — прошептала девушка. — Я могу признать истину, какой бы горькой она не казалась. Это моя страна, но для этих людей я — чужестранка. Дочь Безумного Короля. Я могу пытаться завоевать эту страну, но это ли мне нужно?

Мормонт до сих пор недовольно ворчал, говоря, что Дейнерис упускает власть из своих рук. А вот Тирион понял то, что не было сказано, и за это Дени была благодарна деснице.

Часть лордов Простора откликнулись на призыв Тарли, но толстяк Сэм — друг Джона. Это для него Тарли писал письма вассалам своего дома. Часть лордов примкнула к альянсу, но опять же из-за Джона, когда до них донесли вести, что Три Королевства объединились и победили страшного врага на севере. Для них Дени — Королева, казнившая Рендилла Тарли.

Дорн все еще желал мести, и его лордам было все равно, кто держит карающий меч.

Железнорожденные привезли в Вестерос наемников. Но брат и сестра Грейджой в своем письме обращались и к Джону, и к Дейнерис.

И вновь Дени задумалась и не ощутила обиды.

— Я не одна. И у меня есть спина, за которой я могу спрятаться. У меня есть те, кого я могу защищать. У меня есть будущее, будет дом и будет ребенок. И будет страна, Королевой которой я стану. И уже сейчас у меня есть Король, разделивший со мной власть.

Эти мысли не вызывали негодования. Кровь не закипала в жилах от желания избавиться от соперника на трон. Не возникало ненависти из-за того, что в какой-то миг ее будто потеснили.

«Нет, не потеснили, — поправила себя Дейнерис. — Я сама позволила этому произойти. И рада, что это случилось».

Она смотрела, как подходит Джон, отметив, что в последние недели он неизменно носит только черное.

— Ты же замерзнешь, — сказал он с беспокойством, заметив, что под плащом Дейнерис лишь в мягких брюках из шерсти и рубашке.

— Дракон не может простудиться, — улыбнулась ему Дейнерис.

Джон лишь хмуро фыркнул. И даже Призрак, неизвестно как оказавшийся рядом, издал звук, похожий на смешок. Джон бережно подхватил Дени под попку и приподнял так, чтобы ее ноги не касались земли. Она ойкнула и уперлась ладонями ему в плечи.

— Тебе стоило оставаться в палатке, — почти проворчал он. — Даже здесь еще очень холодно.

После победы зима не отступила мгновенно, но стала мягче и люди не страдали от лютых морозов, продвигаясь на юг.

— Возвращаемся, — сказал Джон и понес Дени через лагерь к их палатке.

Прежде она бы запротестовала. Хотя только слепой и глухой мог не знать, что два правителя делят один шатер, вне его Дени и Джон оставались Королевой и Королем. Но сейчас Дени совсем не хотелось об этом думать, а хотелось улыбаться.

— Как пожелает мой Король, — ответила она так тихо, что только Джон мог ее услышать. Джон поднял на нее взгляд и широко улыбнулся, от чего ее сердце затрепетало, как сотня бабочек, и продолжил путь.

Внезапно малыш решил напомнить о себе и ощутимо толкнулся. Джон снова улыбнулся, явно ощутив этот удар то ли крошечной пяткой, то ли кулачком. Дени широко улыбнулась в ответ, чувствуя себя совершенно счастливой.

— Это будет сын, — внезапно сказал Джон.

— Что? — переспросила Дени. — Сын?

— Да.

— Откуда ты знаешь?

— Я не знаю, но Призрак знает. Он уверен, что родится волчонок.

Дени улыбнулась еще шире и, чуть изогнувшись, с благодарностью запустила пальцы в густой белый мех идущего рядом волка, ни на миг не усомнившись, что Джон сказал правду.

Винтерфелл — САНСА​

— Отец! Отец! — зашептала Санса, вцепляясь в его рукав. Тот почему-то оказался холодным, как камень. — Это Джоффри! Он первый напал на Арью! Она говорит правду!

Девушка всхлипнула и зажмурилась, боясь смотреть на Королеву Серсею. Сердце голубкой билось в груди. Хотелось убежать, спрятаться, обнять за шею любимую волчицу и забыть все, как страшный сон.

— Лгунья! Лгунья! Лгунья! — заплясало вокруг нее эхо. Санса слышала яростные возгласы сестры, раздосадованное, почти змеиное шипение принца.

— Но как же? — промямлила девушка и удивленно осмотрелась. — Я не хотела... Я не хотела, чтобы это случилось.

— Хорошей леди не пристало лгать! — строго напомнила сгустившаяся вокруг тьма голосом септы Мордейн.

— Я!.. — хотела было оправдаться Санса, но не смогла сказать ни слова, увидев перед собой пику с насаженной на нее головой септы. Глаза женщины выклевали птицы, щеки высохли и ввалились, а серый прежде платок, покрывавший ее голову, полностью пропитался кровью. Санса не могла знать, но была уверена, что ткань пропиталась не только кровью септы, но и кровью других северян, которых жестоко убили в тот кошмарный день.

— Я… — выдавила девушка, отступая. — Я не виновата. Я… я не хотела лгать.

Сансе хотелось заплакать, но она не могла выдавить ни слезинки. Лишь глухие стоны, похожие на волчий скулеж, вырывались из горла. Упав на колени в обступившей ее тьме, девушка сжалась, закрыла голову руками и зашептала: — Папочка! Папа!

За ней, заслоняя от мрака, возникла серебристо-серая тень волка, неуловимо похожая на Леди.

— Ах, моя голубка… — прошептала тьма голосом златовласой Королевы, и Санса ощутила, как тает, исчезает тень волка за ее спиной. А вместе с ней тает и она сама.

Первая слезинка с шелестом упала на подол ее платья. Серо-голубого. Того самого, с розами по вороту. Она сшила его сама и самой себе в нем казалась прекрасной принцессой. Считала себя взрослой. Задирала нос и не терпела отцовской ласки.

— Глупая! Глупая! Глупая северная дура! — вскричала девушка, ударив себя по щеке и не ощутив боли. — Дурочка!

Тут только Санса вспомнила, что она не та маленькая глупенькая девочка, которая уехала из Винтерфелла. Отца нет… И ей не отговорить его, не убедить вернуться домой. И Леди нет. И септы. И она уже никогда не увидит мать.

Из темноты, протягивая к ней руки, выступила Кейтилин Старк. Разрыдавшись, девушка бросилась к ней, стремясь обнять, вдохнуть теплый аромат волос матери, услышать стук любимого сердца, но горделивая фигура растаяла, стоило Сансе коснуться ее. И руки самой девушки истончились, стали полупрозрачными.

— Санса? — окликнул ее Робб, появившись чуть правее, и девушка бросилась к нему, но и он растаял.

Рикон возник перед ней не тем юношей, которого Санса вместе с Джоном схоронила в крипте, а малышом, едва прожившим шесть мирных счастливых лет, но и он исчез, когда девушка попыталась коснуться его.

Бран улыбнулся ей из тьмы и молча погладил по полупрозрачной щеке.

— В этом мире нет справедливости, — произнесла тьма сладким, как мед, голосом Мизинца. — Мы сами вершим ее.

Санса зарыдала, ощущая, как ее собственное тело растворяется во мгле. И услышала душераздирающий вой, будто дикий зверь пытался выскрести из себя боль. Волк взвыл громче… И Санса проснулась.

Слезы струились по ее щекам, на лбу выступила испарина, а по шее за ворот ночной сорочки скользнула капля пота. Девушка стиснула одеяло, уткнулась в него лицом и глубоко задышала, пытаясь перевести дух.

— Это лишь сон, — напомнила она себе. — Только сон. Только сон.

Один из кошмаров, что снились ей все последние годы.

Встав с постели, девушка плеснула в таз воды из кувшина и ополоснула лицо, стремясь вместе с потом смыть свой страх и проникшую в сны боль.

— Я знаю этого волка, — внезапно сообразив, прошептала девушка. — Это Призрак. Но…

Ей не снились волчьи сны. Арья рассказывала о них Сансе, но девушка не верила ей. Теперь же на долю секунды ей показалось, что не только кошмар настиг ее этой ночью, но и отголосок чужой боли.

Она прислушалась к собственным ощущениям и поняла, что где-то там, на самой грани между сном и явью осознала присутствие брата и сестры. И почувствовала, что этой ночью они тоже видели во сне тех, кого уже никогда не вернуть обратно.

Забравшись под одеяло, Санса обняла себя за плечи и не смогла сдержать печальную улыбку.

— Я не одна, — уверенно напомнила она себе. — Я на самом деле дома. Я дома. И у меня есть семья.

Тень тоски, проникшая в реальность, ушла. Сансе показалось, что не одеяло покрывает ее плечи, а объятия брата и сестры согревают ее.

— Они живы, просто очень далеко, — напомнила она себе. — Они поехали на юг, но они — не отец, не мама, не Робб. Джон так же силен, как его волк. С ним ничего не случится. А Арья… Пусть лучше другие боятся за себя, чем я буду бояться за сестру. Эта девчонка выживет и вернется.

Санса вздохнула и вытерла последнюю слезинку. Боль и страх ушли, растаяли от той уверенности, что поселилась в сердце девушки.

Она встала, подошла к окну и распахнула его, желая полной грудью вдохнуть морозный воздух. Все последние недели Санса жила страхом за своих родных, решивших двинуться на юг, но этой ночью что-то изменилось, что-то волчье проснулось в ней.

— Я дочь Севера, — прошептала девушка. — Я волк. Не нарисованный волчонок на гербе, не слово на бумаге. Я волчица Севера.

Ее заставляли забыть об этом, жить, опустив голову. Пресмыкаться перед львами. Прятаться. Смириться со смертью родных. И она забыла, кто она.

Домой, в отвоеванный Винтерфелл, вернулась Санса, но не дочь семьи Старк, не наследница Королей Зимы, не сестра Короля Севера, а девушка, пытавшаяся вспомнить, кто она такая.

— Волчица никогда не покидала этот дом, — прошептала девушка, наслаждаясь холодом. — Ее душа всегда жила здесь, во мне, в этой земле, в этих стенах. Я была и буду волчицей Севера.

Она улыбнулась вновь и сжала подоконник, с удивительной ясностью чувствуя себя цельной. Живой. Собой.

Небо уже окрасилось первыми красками рассвета, пройдет еще час и дворы Винтерфелла оживут. Оживет Зимний городок у стен крепости. И начнется новый день для леди Винтерфелла.

Ей предстоит вновь выслушать мейстера, который каждое утро докладывал ей о перемене погоды. Мейстер Волкан озаботился этим всего через пару дней после того, как страшный северный враг был побежден. В те дни казалось, что то ли от костров, что горели днями и ночами, то ли по какой-то иной причине, но зима разом отступила. Чуть позже стало ясно, что морозы не отпустят Семь Королевств из своих лап так быстро. Поэтому мейстеры по всему Северу стали обмениваться своими наблюдениями и наблюдениями своих предшественников. И пока их вердикт вселял в Сансу радость — зима обещала задержаться еще на несколько месяцев, но быть мягкой.

Это означало, что утром Санса продолжит рассылать по замкам Севера те немногие излишки, что у них остались, не переживая за то, как ей прокормить гарнизон Винтерфелла и всех его обитателей. Это означало, что люди не будут страдать от долгих морозных ночей в ожидании весны. Это означало, что вскоре вернется тепло, и северяне смогут вздохнуть свободно.

— Если Джон победит, — напомнила себе девушка, но не ощутила ни капли страха.

Собираясь на юг, Джон позвал с собой свои знамена, но взял не всех людей, способных сражаться за него. Часть он оставил защищать Север. Когда он принял такое решение, Санса опасалась, что лорды оспорят его решение. Но никто не выказал ни слова недовольства.

И теперь, действуя согласно обговоренному плану, Санса списывалась со всеми замками Севера и по мере сил помогала где каменщиками, где плотниками, а где просто рабочими руками.

Опасности с моря Санса не боялась — пройдут еще многие недели, прежде чем корабли смогут причалить как к западному, так и к восточному побережью Севера, а вот внутри королевства оставленные Джоном отряды оказались необходимы. Бывшие черные братья во главе с хмурым длиннолицым Эддом, полного имени которого Санса так и не запомнила, с удивительным упорством объезжали селенья и мелкие крепости, избавляя жителей от всевозможного мелкого сброда, решившего, что опустевший Север — отличное место для поживы. Взяв с него пример, и другие замки собрали отряды, чтобы прочесывать окрестности.

За Перешейком о помощи просили Речные земли, более других пострадавшие от всех последних войн, но там дела, как узнавала Санса через письма, взял на себя сам Джон, вынудив долинцев затянуть пояса и помочь соседям зерном.

Санса не могла не улыбаться, думая о том, что сейчас ее семья правит большей половиной Вестероса.

— И если нам повезет, то очень скоро наша семья будет править той страной, которую Серсея считала своей, — с довольной усмешкой прошептала девушка, едва не оскалившись, как истинная волчица. — Мы отомстим за нашу семью. Отомстим за себя, — добавила Санса, представляя, как ненавистная мучительница сжимается на троне при виде замершего напротив нее дракона. — Тебе не сломить нас снова. И тебе не выстоять против моего брата и моей… — она запнулась, обдумывая подходящее слово, а потом усмехнулась, осознав, что уже довольно давно включила Дейнерис в состав своей семьи, — тебе не выстоять против волков и драконов. А я поступлю так, как ты сама учила меня. Я останусь здесь и просто дождусь твоего поражения.

Королевская Гавань — ДЖЕЙМЕ​

Варис появился на исходе дня, проникнув в дом так тихо, что даже уши воинов, привыкших вскакивать на любой шорох, не уловили ни звука.

— Пора, — прошептал евнух, глянув на Джейме и Бронна в тусклом свете, проникавшем сквозь узкое окошко.

Однорукий воин глянул на наемника, ответил на деловитую усмешку кивком и поднялся. Из дома троица вышла таясь так, будто в опустевшей деревушке их хоть кто-то мог увидеть и услышать. Варис велел не зажигать огня, а когда они прошли по устью Черноводной и оказались у какой-то пещеры, добавил, что им стоит плотнее завернуться в плащи, чтобы не производить шума лязгом доспех. Джейме поморщился, а вот Бронн многозначительно вздернул брови, указывая на изрядно потрепанный красно-золотой нагрудник с львом Ланнистеров. Сам наемник даже на столь важное дело отправился в кольчуге и нескольких слоях вареной кожи.

В пещере Варис вытащил из-за валунов масляную лампу, но огонь позволил зажечь не сразу, а лишь когда все трое свернули за угол и оказались в полнейшем мраке.

— Я помню, как исследовал подземелья под Красным Замком и городом, — произнес Джейме, пока Бронн высекал искру. Тусклый желтый свет выхватил длинное темное одеяние Вариса, напомнившее воину одежды мейстеров, воробьев и нищих Блошиного Конца. Капюшон скрывал лысину евнуха, отбрасывал густую тень на верхнюю часть лица. На миг Джейме почудилось, что кожа Вариса даже в этом желтоватом свете бледнее обычного. Он подступил ближе и ощутил аромат пудры, но сквозь нее пробивалось что-то еще, сладковатое и мерзкое, как запах могильных цветов.

— Многие коридоры перекрыты, а кое-где завалены камнями, — предупредил Варис, поднимая лампу повыше. — Нам придется идти достаточно долго, чтобы попасть в Красный Замок.

— Но это возможно? — уточнил Джейме.

— Да, я уже побывал там, — прошептал евнух. На его лице мелькнуло такое скорбное выражение, что Джейме захотелось его расспросить, но Паук сделал знак молчать и повел их вперед.

На третьем или четвертом коридоре Джейме понял, что никогда не найдет дорогу обратно, если евнуху вздумается бросить их в пещерах. Света едва хватало для того, чтобы не спотыкаться о камни под ногами. Звуки расходились во все стороны, запутывая и запугивая. С неровного потолка то капало, то лилось потоком, вынуждая жаться к стенам и ступать осторожно.

Чем дальше, тем больше Джейме злился на себя, вновь ощущая свое увечье. Во мраке лабиринта коридоров недавние сражения казались сном. Страшным сном. Но сном, где Джейме был на своем месте, вновь ощущал себя тем, кем всегда хотел быть. Здесь же…

«Что я скажу Серсее и как смогу убедить ее? — подумал однорукий воин. — Я должен это сделать. Но как? Это не поле боя… Дипломатия никогда не была моей сильной стороной».

Троица двигалась очень медленно, но наконец Джейме увидел первый рукотворный коридор, перегороженный решеткой. Варис быстро справился с замком, беззвучно орудуя увесистой связкой ключей. Дальше решетки появлялись чаще, выводя то в другие коридоры, то в небольшие залы.

Чем дальше они шли, тем чаще стал мелькать трехглавый Таргариеновский дракон, выложенный на полу красной и черной плиткой. Когда однорукий воин проходил мимо очередного такого дракона, вода, скопившаяся между расколотых плиток, блеснула в свете лампы, и Джейме почудилось, что глаза зверя наблюдают за ним.

«Я знаю тебя, Цареубийца, — обратился к нему голос из тьмы, таившейся вне круга света. — Ты скоро придешь ко мне».

Джейме сглотнул. Он знал этот голос, эти властные стальные нотки. Сколько бы ни прошло лет, он никогда не забудет голос Рейгара Таргариена.

В паре коридоров Варис задвигал заслонки с трех сторон лампы, оставляя ровно столько света, чтобы два его спутника могли видеть округлые плечи идущего вперед евнуха. Здесь, глубоко под Королевской Гаванью, походка Вариса изменилась. Он больше не семенил, как бывало при дворе.

— Я бы мог провести вас улицами, — через какое-то время сказал Паук, открывая лампу вновь, — это было бы гораздо быстрее, но в столице теперь совсем не безопасно. Боюсь, милорд, даже ваше имя и желание предстать перед вашей сестрой не убережет от смерти.

Варис сказал это с такой скорбью, что у Джейме мурашки пробежали по спине. Ему захотелось выбраться из затхлых подземелий и своими глазами взглянуть на город.

С тех пор, как Джейме двинулся по Королевскому тракту в сторону Риверрана много недель назад, он не представлял, что же происходит в Королевской Гавани. В Винтерфелле Тирион рассказывал ему лишь то, что знали и другие — ворота Королевской Гавани закрыты, стража никого не пускает как внутрь, так и наружу, а воды залива сковал лед, взяв в плен корабли Эурона Грейджоя.

Но за последние недели погода сильно изменилась. Лед растрескался. В самом воздухе суровость зимы, пришедшей с севера, ощущалась все слабее и слабее. Но сколько Джейме ни вглядывался в корабли, а так и не увидел на них людей. Подобное могло означать лишь одно, но воин старался не представлять столицу, ставшую в последние месяцы обиталищем железнорожденных под предводительством Эурона.

За следующей решеткой Варис затушил фонарь, но возмутиться Джейме не успел, заметив впереди легкое зеленоватое свечение. Боясь дышать, он вслед за евнухом прошел до поворота коридора, выругавшись сквозь зубы при виде наполненных диким огнем бочонков. Субстанция совсем немного, но просачивалась на земляной пол, собираясь в небольшие лужицы.

— Мать твою! — выразил свое отношение Бронн. — Да тут десятки этих бочек!

— Сотни, — с прискорбием пояснил Варис. — Вы их еще увидите.

Он не соврал. Чем дальше он вел Джейме и Бронна, тем чаще им стали попадаться ниши, закутки и целые коридоры, заставленные бочками. Всякий раз Джейме замирал и переставал дышать на несколько секунд. И с каждым разом его отсутствующая рука болела все больше.

Он не мог знать, что находится над ними, какие именно улицы и здания Серсея решила взорвать, но он осознавал: это не важно. Дикого огня так много, что его хватит, чтобы выжечь город дотла, превратив его в погребальный костер. Погребальный костер для тысяч, сотен тысяч людей.

— Пироманты все еще трудятся, милорд, — добавил Варис, и Джейме на миг страстно захотелось вернуть те времена, когда он кривился, слыша сладость в речах этого человека. Тогда еще был жив Роберт. И все казалось проще. Но Серсея решилась избавиться от мужа, подтолкнув страну и себя к краю пропасти.

Коридоры начали чередоваться с лестницами, ведя то вверх, то снова вниз, затхлость и сырость сменялись сквозняками, шевелившими мелкую пыль под ногами.

— Крысы... — внезапно сказал Бронн.

— Здесь нет крыс, — отмахнулся Джейме.

— Вот именно, — кивнул наемник. — Здесь нет даже крыс. Тогда что же творится наверху?

Джейме содрогнулся всем телом, глянул на Вариса, но тот отвел взгляд.

— Лорд Варис?

— Что вы хотите услышать, милорд? — обернувшись, с толикой злости во взгляде уточнил евнух. — Что из того, что вы уже успели представить, я должен вам рассказать?

Длинные каменные лестницы вели наверх. Варис пропустил Джейме и Бронна вперед и сказал:

— Поднимайтесь. Вы уже под Красным Замком.

— А вы?

— Если ваша сестра увидит меня, то пожелает в тот же миг отделить мою голову от плеч, — с иронией улыбнулся евнух. — Все мы однажды умрем, но прямо сейчас я не хочу умирать столь глупой смертью, если могу сделать хоть что-то еще.

Проводив Вариса взглядом, Джейме кивнул Бронну и начал подъем.

Они прислушивались, преодолев каждый следующий марш, но так и не дождались появления стражников или хотя бы слуг, а ведь в прежние времена в Красном Замке незамеченной могла прошмыгнуть куда-либо разве что кошка.

— Замок будто вымер, — прошипел Бронн, вслушиваясь в гулкое эхо их собственных шагов.

Джейме сжал челюсти и двинулся дальше, собираясь разыскать Серсею до того, как найдут его самого. Вдруг где-то вдали раздался смех и крики, а потом длинный протяжный стон, завершившийся звуком, который Джейме не перепутал бы ни с каким другим.

— Топор, — подтвердил догадку воина Бронн, тоже услышавший отчетливый хруст и чавканье острого лезвия о плоть.

Джейме вслед за Бронном прокрался вперед, стискивая кулаки при виде выбитых дверей и следов крови, еды и разлитого вина на полу — в одном из просторных залов нижних этажей замка пировали железнорожденные. Выглянув из-за угла и оценив обстановку, Ланнистер заставил себя спрятаться, хотя больше всего ему хотелось ворваться внутрь. Вот только он уже не тот бесстрашный воин, что прежде. И рука у него всего одна. Маловато против трех десятков пьяных, но сильных моряков.

— Пираты, — презрительно сплюнул Бронн, тоже оценив безумное пиршество. — Как ваша сестра допустила подобное?

Джейме не знал ответа. Лишь ощущал пустоту в груди.

— Идем, нужно найти Серсею, — прошептал он и двинулся прочь, стараясь игнорировать пьяный ор.

Они поднимались дальше, уже почти не таясь. Складывалось впечатление, что даже стража попряталась, не желая сталкиваться с кракенами.

— Где вы собрались ее искать? — уточнил Бронн, следуя за Джейме по заснеженным дворикам.

— Сначала я пойду в ее покои, — решил Джейме вдыхая морозный воздух — после сладковатого смрада, витавшего внутри, снаружи дышалось куда свободнее.

— Королева ждет вас в тронном зале, милорд, — раздался внезапный спокойный голос, и из-за колонны выступил Квиберн. Через миг к нему присоединилась дюжина гвардейцев в красной ланнистерской броне.

Бронн выругался и вытащил меч. Но тут из укрытий показались еще гвардейцы, давая понять, что в этой схватке даже самому везучему наемнику Семи Королевств не выстоять в одиночку.

— Вы выследили нас? — понял Джейме.

— Вам не следовало доверять Пауку, — пояснил Квиберн. — Прежде у него были уши в каждом уголке страны, но теперь он лишился своей паутины и мало что видит.

Гвардейцы придвинулись, пара из них шагнула к Джейме.

— Сдайте оружие, милорд, — миролюбиво сказал Квиберн. — Королева не желает, чтобы те, кому она не доверяет, появлялись в ее присутствии с мечами наперевес.

Джейме толкали в спину, хотя он и так был не против идти побыстрее. Бронна разоружили и куда-то увели. С самого Джейме стащили броню. Кое-кто из гвардейцев попытался и руку забрать, за что огреб этой самой рукой, а Джейме получил пару увесистых ударов рукоятью меча в живот, но на руку больше никто не покушался.

Стоило дверям в тронный зал открыться, и Ланнистер позабыл про унижение и избиение от своих же людей. Он замер, не решаясь войти в зал, и его толкнули. Джейме едва не потерял равновесие, вызвав прилив смеха у гвардейцев, но смеялись они тихо, чуть трусливо. С трудом передвигая ноги, Джейме пошел вперед, стараясь не смотреть на жаровни между колоннами. В тех плясало зеленое пламя, отбрасывая блики на пол и металлические зубья установленных Джоффри корон вокруг колонн. В воздухе висел отчетливый смрад паленого волоса и чего-то еще, похуже. Джейме инстинктивно передернуло.

Трон в конце зала казался очень далеким, а тонкая темная фигура на нем — маленькой.

Сглотнув, воин сделал несколько шагов вперед, всматриваясь в лицо Серсеи. Она похудела. Глаза ввалились, под ними залегли глубокие тени. Темное одеяние с воротником из черного меха не скрывает, что под ним кожа да кости. Но глаза сестры блестели, а пальцы крепко стискивали подлокотники, давая знать, что дух золотой львицы не сгорел в диком огне, он все так же при ней.

— Серсея… — начал было Джейме, но Королева подалась вперед, презрительно поджала губы и обратилась к Квиберну:

— Вы были правы. У нас в замке появилась крыса.

— Я рад служить вам, ваше величество, — поклонился бывший мейстер и сделал знак гвардейцам.

Джейме лишь проводил их взглядом. Два десятка солдат выстроились вдоль стен и дверей. Будь у Джейме вторая рука и не стой сбоку от Серсеи Клиган…

«Что ты сделала с собой? — мысленно спросил Джейме, разглядывая Серсею. — Что?»

Он надеялся поговорить с сестрой с глазу на глаз, убедить ее. Но они в тронном зале. И Серсея вряд ли согласиться отослать всех и выслушать брата.

— Серсея…

— Предатель, — выдохнула она и сильнее сжала подлокотники. — Перевертыш.

— Я не предавал тебя, — попытался возразить Джейме. — Я лишь сделал то, что должен был! Я защищал и тебя тоже!

— Защищал? — переспросила она и расхохоталась. — От кого? От этих… мертвецов. — Она презрительно искривила губы и подалась вперед. — Ты предал меня и сбежал на север. Променял меня на эту белобрысую стерву и северного олуха, сочинившего для нас сказочку об угрозе! Ты должен был быть рядом со мной. Защищать меня здесь. А ты меня бросил!

Джейме с трудом выдохнул, не веря своим ушам.

— Ты сама видела… Ты видела ту тварь, а их были сотни тысяч, Серсея!

— Но ты вернулся, — напомнила ему Королева. — И ты все еще жив. И они тоже живы. Так значит угроза не была такой уж огромной?

Джейме не нашел, что ответить.

В сражении ему изрезали ржавыми топорами руки до плеч, промяли нагрудник так, что на груди расцвело три черных гематомы, в щиколотку воткнулся кривой зазубренный нож. Но Джейме не мог просто упасть и остаться лежать на поле боя. Он встал, доковылял до большого чертога и сидел там, точно зная, что выйдет и на следующие сражение, позабыв о боли и утекающей из тела вместе с кровью жизни. Потому что там и тогда только борьба со смертью имела значение. И весь ужас тех темных ночей будет преследовать воина до конца, отмерено ли ему еще несколько минут, или много десятков лет.

— Мы едва победили, — хрипло сказал он. — Тебя там не было, ты не представляешь…

— Мы? — переспросила Серсея, перебив его. — Мы?

По ее взгляду Квиберн велел гвардейцам выйти. Лишь пара осталась внутри у дверей. Остальные выстроились снаружи.

— Я говорил лишь об объединенной армии живых, которая выстояла против самой страшной угрозы, которую кто-либо когда-либо видел, — сказал Джейме. — Если бы Джон Сноу не объединил всех против этой угрозы, если бы Дейнерис Таргариен не поддержала его в этой войне, то сейчас бы армия мертвых подходила к Королевской Гавани, Серсея!

Она лишь рассмеялась и откинулась назад. Блики дикого огня падали на ее лицо. Кожа отливала могильной бледностью, волосы искрились зеленью. В отражении короны плясало дикое и опасное пламя.

— И зачем же ты вернулся, братец? — спросила Королева. — Почему ты не остался рядом со своими новыми хозяевами?

— Сюда идет армия, — сказал он ей. — На севере полегло много, но у Дейнерис и Джона все еще достаточно людей, чтобы прийти под стены столицы и потребовать Железный Трон.

— Трон мой! — завопила Серсея, вцепившись в лезвия в подлокотниках и расцарапывая себе ладони до крови. — Никто не смеет требовать то, что принадлежит мне по праву!

— Серсея, — сказал Джейме, шагнув вперед, но Гора предупреждающе заскрипел латами. — Серсея, послушай. Ты сидишь на этом троне не по праву рождения. У тебя нет сильных лордов, способных поддержать тебя!

— И что? — с презрительной усмешкой спросила Королева. — У этой девки с драконами тоже нет поддержки. Она иноземка! И привела в страну дикарей и евнухов. Ее тоже никто не поддержит. А я уже сижу на троне!

— У тебя есть лишь трон, — с горечью сказал Джейме. — Ты не правишь страной. В Дорне тебя ненавидят за Оберина, Элларию и Змеек. Мы разграбили Простор, и там уже нет ни Тиреллов, ни Рендила Тарли, а те лорды, что затаились, поддержат не тебя, а того, кто сильнее. У Севера есть Король и прямо сейчас ни один лорд Севера не предаст его, даже если ты посулишь половину страны… которой у тебя нет. Речные земли разграблены, но измотанные лорды этих земель поддержат не тебя, а Джона Сноу и вместе с ним Дейнерис. Даже Долина, не вступившая в Войну Пяти Королей, сейчас предана им. А не тебе. В Королевства прибыли наемники. И вскоре они объединятся, но не с твоей армией.

— У меня есть Эурон, — отмахнулась Серсея. — Он уже один раз разбил драконью шлюху на море. Он сделает это еще раз. И разгромит любую армию на суше. Они измотаны, им надо брать столицу штурмом. Они не смогут это сделать!

— Они запрут тебя в городе и отрежут от всего, Серсея, — напомнил Джейме. — Даже Королевской Гавани не выдержать осаду. Тебе нужно бежать.

— Вот оно! — рассмеялась женщина. — Ты пришел сказать мне, что я должна сбежать. Сбежать, когда я наконец получила то, о чем мечтала? Сбежать, страшась Таргариеновской девчонки и ее верного бастарда?

На миг Джейме показалось, что он слышит скрип ногтей по металлу. Сколько раз он слышал его во сне и просыпался в холодном поту, а потом не мог вновь уснуть? Сколько раз чудились ему выкрики людей, которых Безумный Король сжигал прямо в тронном зале? Сколько раз в снах его преследовал безумный взгляд и довольный хохот?

Воин сглотнул.

— Он не бастард, — прошептал Джейме чуть слышно.

— Что? — раздраженно нахмурилась Серсея.

— Он не бастард, — повторил Джейме громче. — Он сын Рейгара. Законный. Даже угроза смерти не заставила Неда Старка раскрыть истину. Он воспитывал не своего бастарда, а сына сестры и принца. Мальчишка — прямой наследник трона. Трона, на котором сидишь ты.

— Что? — все еще не веря, спросила Серсея. — Что за глупость?

— Это правда, — с печалью глядя на Серсею, кивнул однорукий воин. — Он на самом деле Таргариен. Я видел, как дракон подпустил его к себе и дал на себя сесть.

— Ну и пусть! — подумав секунду, отмахнулась женщина. — Пусть передерутся! Не верю, что эта девка отдаст трон своему… племяннику или кто он ей? Нужно лишь подождать, когда они сцепятся, а Север откажется от Таргариена в качестве своего Короля!

— Серсея, северяне знают, — ответил Джейме. — И это уже не важно. Они идут за ним, а не за именем. Он объединил вокруг себя и Дейнерис как минимум три Королевства из Семи, а она добавила к этому армию и двух драконов. Они друг за друга и не станут делить то, что их по праву.

— У них нет прав! Роберт сверг династию Таргариенов!

— Серсея…

— Замолчи! — заорала она. — Прочь! Прочь с глаз моих! Уведите! Бросьте в камеру! Закуйте в цепи этого предателя!

Джейме опешил от реакции сестры, шагнул ближе, но на его пути вырос Гора и оттолкнул Ланнистера, вышибив из него дух.

— Серсея, послушай… — захрипел Джейме, не замечая, как гвардейцы выкручивают ему руки. — Ты должна уехать. Сдайся, ты не удержишь трон… Спасайся! Я умоляю тебя!

На пути в Королевскую Гавань — ТИРИОН​

Десяток свечей разгонял мрак внутри небольшого походного шатра. Край полога был отдернут, но Тирион все равно потер слезящиеся глаза и потянулся к чаше. И секунду спустя с раздражением обнаружил, что та пуста.

Он встал, чтобы взять кувшин с вином и усмехнулся, заметив знакомую тень, возникшую у входа.

— Доброй ночи, Мормонт, — дружелюбно поприветствовал карлик. — Вина?

Сир Джорах вошел и замер, разглядывая небольшое обиталище Тириона. Тот тоже осмотрелся и с усмешкой спросил:

— Ты хотел увидеть мою камеру? Что ж… Я побывал в небесной камере Гнезда. Премерзкое, надо сказать, местечко. Был гостем в подземелье Красного Замка. Нет, подожди, — карлик отставил кувшин на край небольшого столика и на миг задумался. — Я был не гостем. А приговоренным собственным отцом и сестрой. И вот теперь я, наконец, сижу под замком за настоящее преступление, которое совершил. И знаешь что? Мне нравится. — Тирион полной чашей повел из стороны в сторону, указывая на скудную обстановку. — Я живу в той же палатке, что и после отбытия из Винтерфелла. Мне лишь запрещено покидать мое обиталище во время остановок, а стража снаружи зорко следит, чтобы я не сбежал. Но куда и зачем мне бежать? Там холодно, а здесь у меня есть койка, чтобы поспать, вино, чтобы утолить жажду, и книги, чтобы насытить мой разум. Вот эти, — он указал на несколько потрепанных томов перед собой, — из Черного Замка. Мне их милостиво разрешили прихватить в дорогу. Весьма занимательное чтение, мой друг. Если бы мейстеры Цитадели хотя бы пару десятилетий назад обратили бы свое внимание на записи, хранящиеся в замках на Стене, то жители всех Семи Королевств, возможно, не относились к Иным, как к сказкам. Тут есть весьма подробные истории, которым нельзя не верить… Но ты здесь не ради книг, — карлик усмехнулся, заметив, как воин сжал кулаки. — Удивительно, что ты заглянул лишь сейчас.

— Вы знали, что предаете ее, но все равно сделали это, — тихо проговорил сир Джорах. — Почему?

— Мы похожи с тобой, Мормонт, — отпив вина, сказал Тирион. — И мы оба служим Королеве.

— Мы не похожи, — покачал головой сир Джорах.

— Разве? — с издевкой уточнил карлик.

— Я примкнул к Королеве, когда за ее спиной еще не было ни армий, ни драконов… — напомнил сир Джорах. — И когда она еще не была Королевой.

— Ты примкнул к последним Таргариенам, когда у них не было ничего, но они все равно казались угрозой Роберту, — напомнил истину Тирион, предпочитавший во всем быть точным. — И был готов служить любому, даже Пауку, лишь бы вернуть свое. А потом она стала сильнее, и ты переменил свое мнение.

— Нед Старк выгнал меня с моей земли.

— Ты продавал людей в рабство, — все так же жестко напомнил Тирион. — И в итоге ты оказался по ту сторону Узкого моря, имея при себе лишь свою жизнь и свой меч. И ты предложил их тому, кто мог бы тем или иным способом вернуть тебе прежнее положение. Вот только ты выбрал ложь...

На это сиру Джораху нечего было ответить.

— Мы похожи, Мормонт. Я тоже оказался по ту сторону Узкого моря, имея при себе две вещи: мою никчемную жизнь и мой разум, — отодвинув книгу и поставив чашу перед собой, сказал Тирион. — Помнишь наш разговор? Тот, самый первый. Я говорил, что хочу лишь золота и славы, а вперед меня ведет ненависть. Ланнистеры всегда платят долги, и в Вестеросе у меня остался один долг, оплатить который мне предстояло. Лишь это меня волновало тогда. Даже смерти я не боялся.

Мормонт прищурился, явно сомневаясь в искренности карлика.

— Я смог предложить свою жизнь и свой ум той, что могла оценить их по достоинству. Наша Королева сохранила мне жизнь и попросила у меня совета. В этом мы похожи, Мормонт. Мы оба потеряли почти все. Нам обоим пришлось начать заново.

— И что с того? Вы так и не ответили на вопрос.

— Мы похожи, — кивнув, продолжил карлик. — Но между нами есть огромная разница, которую ты не понимаешь. Ты служил Варису и в его лице нашему доброму любителю вина Королю Роберту, желая вернуть то, что уже никогда не будет твоим. Человек не может вернуть свою честь за деньги или росчерком пера. Ты ведь понял это, когда прибыл в Винтерфелл, а та юная леди… Леди Мормонт не пожелала отдать под твое начало войска Медвежьего острова. Ты пожелал женщину, которая никогда не могла быть твоей. Ты знаешь это. Ты пожелал денег и навредил той, что доверилась тебе. Тебе не было жалко ее, Мормонт? — Тирион прищурился, глядя на окаменевшее и ничего не выражавшее лицо воина. — Ты лгал девочке, оказавшейся среди чужого ей народа, посреди бескрайних степей. У нее не было даже родни, чтобы защитить ее. — Заметив, как раздулись ноздри сира Джораха, карлик довольно усмехнулся и отпил вина. — И теперь ты спрашиваешь меня о причинах моего поступка?

— Вы тоже ее предали.

— В стенах Красного Замка, к которому мы приближаемся, я совершил то, после чего уже ничто не восстановит мою честь. И я знаю это. Я ведь убил своего отца.

— Королева могла дать вам во владения Западные земли после победы, — напомнил сир Джорах.

— В стенах Красного Замка я убил женщину, которую любил, — не слушая его, сказал Тирион. — И в доме Иллирио Мопатиса вскоре после этого я оказался бесчестным человеком, который не желал жить. Но Королева сделала меня своим советником, а после и десницей. И я вернулся к тому, что я люблю. И я уже получил то, что мне больше всего нравится делать.

— Править, — догадался воин.

Тирион улыбнулся и отпил вина.

— Вести игру, — поправил он. — Я маленький человек и мне не так уж много нужно. Лишь знать, что у меня есть дело, где я могу применить свой ум, свои знания. Для этого мне не надо быть лордом. И не нужна прекраснейшая из женщин. Я могу быть просто карликом с кружкой в руке. У меня уже есть все, что я бы хотел иметь. И я могу отдать все, что имею, ради тех, кто мне дорог и важен. И в этом мы отличаемся. И это дала мне она, наша Королева. И в этом я всегда был честен с ней. Так почему я предал ее? Помнишь, ты спросил меня, во что я верю? Верю ли во что-нибудь?

Сир Джорах кивнул.

— Я потерял веру, когда пересек Узкое море. И я не обрел ее, как только встретил Дейнерис Таргариен, — задумчиво ответил Тирион. — Но потом я увидел, как она села на дракона и поднялась в небо. В тот миг меня не волновало, что мы окружены. Я просто увидел невероятное зрелище. Девушку, совершившую то, что казалось мне невозможным. И я позволил себе поверить в нее, поверить в то, что она может изменить этот мир, сделать его лучше. И я не хочу, чтобы ее идеи, ее планы рухнули в один миг. А это может произойти, если она поддастся эмоциям. Я хочу, чтобы она выжила. И я хочу, чтобы у нее был шанс построить то будущее, которое она хочет.

— Мы все этого хотим, — отозвался воин.

— А думал ли ты, Мормонт, чего она хочет? Ты любишь ее, служишь ей. Ты отдашь за нее жизнь. Ты веришь в нее. Но так ли ты верен ее идеям? — спросил Тирион и с прищуром посмотрел на воина. — Признайся, если Джон погибнет, то ты не станешь горевать о нем.

— И что с того? — недовольно обронил сир Джорах.

— Она его любит. И он важен для нее. А он любит ее. И ради нее рискнет всем. Любовь — самое опасное, что есть в этом мире. И сейчас и у Дейнерис, и у Джона есть лишь одна слабость, которая может перевернуть все, убить любую надежду. И это они сами, — пригубив вина, продолжил Тирион. — Каждый человек, мой друг, должен делать выбор. И я не хочу, чтобы они были вынуждены выбирать или друг друга, или общее благо. И, боюсь, любовь вынудит их рисковать жизнью ради друг друга. А я хочу, чтобы они жили. И правили.

— Возможно, ваша игра на этом закончится, — напомнил сир Джорах.

— Что ж… — карлик отсалютовал ему чашей. — Я буду рад, если это того стоило. Я не особо верю в успех, но если мой брат сумеет убедить Серсею сдать город, то жалеть будет не о чем. Тысячи и сотни тысяч людей не погибнут в пламени. И наши Король с Королевой не будут корить себя за их гибель. И не ринутся в город сломя голову, рискуя жизнями. Возможно, даже мой непутевый брат выживет. Если на этом моя игра завершится, то я буду рад. Потому что я предал… — он усмехнулся над последним словом, — Дейнерис не ради золота, не ради славы и не из ненависти, а лишь из-за любви.

На пути в Королевскую Гавань — ТИРИОН​

Тирион с самого начала знал, что для него нет и не будет возвращения к прежним отношениям с Королевой. Даже то, что она, в конце концов, приняла его объяснения, не могло вернуть ранее существовавшее между ними доверие.

— А разве оно было, доверие? — сам себя спросил карлик.

Он знал Дейнерис не достаточно долго, но нутром чуял, что она мало кому доверяет. Доверяет настолько, чтобы в чужом присутствии быть не только Королевой, но и просто Дейнерис. Доверяет настолько, чтобы подпустить к себе вплотную. В свою жизнь, в свои мысли.

Мало кому есть туда доступ.

Еще недавно Тирион был уверен, что эта особа никого не пустит в сердце, в душу, никому не станет доверять безгранично и полностью.

В Миерине у Тириона было достаточно времени, чтобы немного изучить ту, кому он взялся служить. И за все время он лишь пару раз видел Дейнерис такой, какой никому ее видеть не полагалось. Даже служанкам, даже Миссандее. Видел измотанную печальную девушку, взявшую на себя непосильный груз. Девушку, не позволявшую другим видеть ее слабости, видеть страх во взгляде, усталость и горечь от одиночества в опущенных плечах.

Она делила ложе с наемником, подпускала его так близко, как сама того желала, но ни на миг не забывала все то, через что ей пришлось пройти. Она проводила бессчетные советы и делилась своими мыслями с Тирионом, но не позволяла ему видеть больше, чем сама желала показать.

Тирион не знал свою Королеву до Миерина, не знал ее до предательства и до обретения драконов, но интуитивно чувствовал, что у этой рано повзрослевшей девушки непростая судьба. Непростой путь. Непростая жизнь, научившая ее никому не доверять.

Из чужих рассказов Тирион знал лишь факты, но не то, что было за ними скрыто. Но он сам через многое прошел. Пусть ему и не приходилось скитаться по городам, ища приюта у богачей. Но он был карликом. Он всегда был карликом…

Он рано узнал, что такое ненависть. Научился различать все ее сорта. Куда больше времени ушло на то, чтобы отрастить на душе броню, способную защитить и от взглядов, и от колких слов.

Но у Тириона, в отличие от Дейнерис, всегда был брат, который любил его. Брат, который мог бы защитить его, который не предал бы его. И не продал за армию. И еще у карлика всегда было золото и имя Ланнистеров, защищавшие там, где Тирион не мог рассчитывать на помощь брата.

Но у Дейнерис ничего этого не было. Ни богатств, ни родичей, готовых бороться на ее стороне до конца…

Имя… Девиз рода… Это только слова. Они придадут сил, но не уберегут от всего.

Не уберегут от предательства, от ножа в спину и от одиночества тоже не спасут.

Огонь не может убить дракона, но уроки, подаренные людьми, способны обжечь даже Неопалимую Дейнерис Таргариен.

Почти неделю Тирион не видел Королеву — она ехала в голове колонны, в то время как карлику отвели место в самом ее хвосте, в окружении дотракийцев. На просьбы об аудиенции все отвечали карлику отказом. Даже Джон игнорировал старого знакомого, пусть и отнесся куда лояльнее Дейнерис.

— Если бы не он, Королева могла приговорить меня к смерти там же, посреди лагеря, не пытаясь разобраться, — напомнил себе бывший десница. — Я должен быть благодарен. Я ведь обманул того, кто предпочитает никогда не врать, и ту, которая уже пострадала от чужого обмана.

— Милорд?

Тирион оглянулся и обнаружил, что так увлекся размышлениями, которым предавался все эти дни, что не заметил, как в шатер вошел Подрик.

Лишь бывший оруженосец навещал его в последнее время, принося с собой порцию новостей.

— Что происходит, Подрик? — спросил Тирион.

Три последних дня лагерь никуда не двигался, растянувшись сотнями шатров вдоль одного из притоков Черноводной, несущего свои воды из Божьего Ока прямиком к морю.

— Сегодня должны прибыть делегаты от Золотых Мечей, еще от дорнийцев и лордов Простора, — сообщил юноша.

— Все разом? — удивился карлик и нахмурился.

— Да, — кивнул оруженосец. — Вам позволили присутствовать, милорд.

Тирион встрепенулся, одновременно обрадованный и настороженный новостью.

Еще в Винтерфелле Тирион советовал обставить эту встречу иначе. Настаивал, что с каждым из новых союзников стоит встретиться по отдельности. Неудавшийся союз Змеек, Королевы шипов и Дейнерис должен был вынудить вассалов Мартеллов и Тиреллов вести себя настороженно в отношении предложения, исходившего от тех, кто теперь фактически правил северной половиной страны. Игра против Серсеи была выгодна лордам юга, ведь они не были такими уж дураками и видели реальное положение дел. Но Тирион предпочел бы действовать аккуратнее. Тем более, что мало кому из вестеросских лордов понравится присутствие капитанов отряда, предводители которого в прошлом желали захватить власть в Семи Королевствах.

«Но меня никто не стал слушать, — мысленно проворчал карлик, шагая через лагерь вслед за Подриком и ощущая неусыпное внимание охраны. — Теперь я не вправе советовать Королеве. По крайней мере, до тех пор, пока она вновь мне это не позволит».

Тирион бы и встречу организовал не в лагере, а на нейтральной территории, чтобы показать уважение ко всем собравшимся сторонам , но советоваться с ним, естественно, никто не посчитал нужным.

Для переговоров подготовили широкий луг на берегу. Многочисленные корзины с пылающими поленьями разогнали холод, огонь и солнце подсушили очистившуюся от снега землю.

Тирион осмотрелся и нахмурился, сообразив, как именно Королева решила встречать всех участников переговоров.

— Скажи мне, Подрик, а созывался ли совет, чтобы обсудить стратегию?

Оруженосец лишь пожал плечами, давая понять, что если Дейнерис и Джон с кем-то и обсуждали свои планы, то не собирали для этого всех своих сторонников.

— Что же будет? — спросил себя Тирион. — Корона или смерть?

— Смерть? — переспросил юноша.

— В Волантисе, Подрик, чеканят монету с короной на одной стороне и с черепом на другой. Одна монета, две стороны. И я не хочу подбрасывать ее, чтобы узнать, как пройдет эта встреча.

Простор много поколений враждовал с Дорном, а после всех страданий, что пережил юг, собирать лордов этих двух Королевств на одних переговорах опасно. Как бы лорды не повздорили и не отказались присягнуть кому-то из Таргариенов. А приводить на эту же встречу наемников — лишь подначивать псов. В Вестеросе и так слишком много тех, кого местные назовут отребьем Эссоса.

— Золотые Мечи, кем бы их предки ни были, только наемники, а наемникам нельзя доверять, — пробормотал Тирион, подходя к отведенному ему месту.

В Заливе Дейнерис полагалась не только на верных Безупречных, но и на отряды наемников, но тогда их вел Даарио, больше золота желавший саму Королеву. Сейчас же дело придется иметь с Бездомным Гарри, и одним богам известно, что на самом деле заставило его привести отряд по эту сторону Узкого моря.

Тирион пожалел, что сейчас не может находится рядом с Дейнерис и хотя бы слушать все то, что говорится внутри того большого шатра, в котором сейчас обитала Королева. Там на широком столе неизменно расстелена карта. Там Джон, там сир Давос. Там Серый Червь. И даже Мормонту туда дозволено входить.

Тирион почесал нос и взобрался на стул в третьем ряду. Удивительно, что его вообще допустили на переговоры. И определили в число тех, кто на этой встрече представлял союзников Короля и Королевы.

Вскоре по эту сторону луга собрались все сторонники Короля и Королевы, но для них самих места отвели не в первом ряду, а спиной к изгибу реки, что Тирион оценил, как удачный ход. Когда соберутся все участники переговоров, то по одну сторону от Короля и Королевы окажутся их союзники, а по другую — возможные будущие союзники. А значит, ни лорды Простора, ни дорнийцы, ни наемники не окажутся в этих переговорах изначально в статусе противника. Если случится чудо, и прибывшие примкнут к Дейнерис и Джону, то в конце переговоров южане и наемники будут такими же союзниками Короля и Королевы, как северяне, речники, долинцы, вольники, дотракийцы и Безупречные, среди которых сейчас и сидел Тирион.

Оставив карлика, Подрик вернулся к леди Бриенне, устроившейся во втором ряду. В первом Тирион разглядел всех крупных лордов трех Королевств, хотя теперь их осталось очень мало. Был здесь даже болезненный и вялый Робин Аррен, подле которого с хмурым видом восседал лорд Ройс.

Подрик рассказал Тириону о том, что пару раз юный Робин устраивал чудачества во время путешествия, хандрил, ныл и жаловался, но большую часть пути юноша провел в массивной карете, оберегаемый слугами от любых напастей. Лорд Ройс этого не одобрял, но только так удалось доставить лорда Долины едва ли не к воротам Королевской Гавани. На советы юношу не звали и тогда, когда туда же пускали еще Тириона, так что вряд ли за последние дни что-то изменилось. Долину на этих переговорах представляет скорее Ройс, чем сам грандлорд.

Левее всех и потому ближе к пока пустующим креслам Короля и Королевы разместился сир Давос. Он все еще не привык к своему высокому статусу, но старался не показывать виду. Рядом с ним восседала Арья Старк, представлявшая на этом сборе свою сестру, леди Винтерфелла. Подле нее развалился в широком кресле, сделанном специально для него, Виман Мандерли, рядом с ним восседал Гловер, а следующее место, уважая особые заслуги Медвежьего острова в северных событиях, отвели Лианне Мормонт. Ее дальнему родичу место нашлось лишь во втором ряду, что явно не устраивало сира Джораха и изрядно позабавило Тириона.

Первыми на переговоры прибыли Грейджои. Обоих карлик едва узнал. Леди Яра похудела, осунулась. Над виском у нее отсутствовал клок волос, на шее виднелись старые, уже побледневшие рубцы. В ее взгляде поубавилось самоуверенности, но она все еще оставалась кракеном и бойцом, что Тирион не мог не отметить.

А вот ее брат будто ожил. Он шел прямо, расправив плечи. И смотрел решительно, но без гордыни. Здесь и сейчас перед собравшимися был уверенный в себе капитан и железнорожденный.

«Добывший нам половину юга как минимум», — про себя отметил Тирион.

Карлику виделось в этом не только желание отомстить дяде за поруганную честь. Не только желание заслужить уважение союзников. Но и попытка вернуть себе доверие и уважение старых друзей и тех, кто был для Теона семьей.

«Доверие приобретается верной службой», — напомнил себе простую истину Тирион.

Грейджоям было отведено место среди союзников Короля и Королевы, хотя многие посматривали на них с сомнением.

Следующими были наемники.

«Лживые призраки, — думал Тирион, пока капитан и его помощники занимали места напротив. — Призраки забытых войн, проигранных замыслов, подавленных мятежей. Братство падших, опозоренных, лишенных наследства».

После прибыли дорнийцы. Тирион многих узнал, особенно отметив, что первым шагал лорд Хармен Уллер, лорд Адова Холма. Эллария Сэнд приходилась ему побочной дочерью. И то, что этот лорд возглавлял делегацию, о многом говорило Тириону.

«Он желает или вернуть своего бастарда, или отомстить за нее, за свою внучку, дочь Оберина, убитую железнорожденными. Отомстить за Змеек. Дорн пришел мстить за поруганную честь и за пролитую кровь. Человека можно подкупить золотом, но только кровь и сталь делают его верным».

Последними были лорды Простора.

— Тарли ездил к ним загодя, — промолвил сидевший впереди Тириона Тормунд.

Эти лорды выглядели самыми настороженными, но во взглядах сидевших напротив мужчин Тирион видел не только настороженность. Кое-кто из наемников улыбался, но за этими улыбками карлик чуял остроту заготовленных ножей.

«Сверху золото, но под ним жгучая сталь».

Последними появились Король и Королева. Союзники, уже прежде видевшие лютоволка, не подали и виду, а вот новоприбывшие ерзали и глядели с опаской, как огромный зверь медленно входит на свободную площадку и огибает корзины с горящими паленьями. Тириону почудилось, что за последние недели Призрак еще немного подрос, в холке сравнявшись с коренастыми лошадками горцев.

— Хоть и привык, а все чудится, что зверюга эта мне голову откусит за любое недоброе слово, — прошелестел кто-то позади карлика, но он не узнал голос.

Следом за волком к высоким креслам прошли Джон и Дейнерис. Он был облачен в черную кожу и черную шерсть. Его плечи покрывал тяжелый плащ с темным воротником. Но во всем этом чувствовалась простота. Будто на переговоры пришел не тот, кого люди называли Королем, а брат Ночного Дозора. Тирион даже знаков отличия не разглядел. Лишь белая голова лютоволка на рукояти меча выделялась на фоне черной кожи и стали.

Дейнерис закуталась в серый плащ с серебристо-белым воротником, но под плащом проглядывало темно-красное одеяние с черной отделкой.

Лишь после того, как оба устроились в своих креслах, вперед выступила Миссандея, собираясь привычно провозгласить титулы. С некоторых пор титулов у Королевы поубавилось, а после победы над Белыми Ходоками добавились новые.

«Дейнерис стала мудрее и не величает себя истинной Королевой того, что еще ей не принадлежит, — подумал карлик. — И здесь никто никого не оскорбит, называя себя Королем или Королевой Семи Королевств».

Лютоволк немного постоял перед собравшимися, а после улегся у ног Джона и Дейнерис, укутав их сапоги своим белоснежным мехом. Мордой волк обратился к новоприбывшим, молча наблюдая за ними.

«Они договорились! — сообразил Тирион, когда Король и Королева завели разговор с лордами Дорна, как самыми явными и заранее готовыми к союзу участниками переговоров. — Они выработали единую на двоих стратегию и действуют согласно ей, не давая друг другу отклоняться от задуманного».

Как Тирион и думал, Дорн желал мести. Их не интересовало, кто станет их союзником на пути к поставленной цели. А Простор — покоя и мира. И те, и другие находились здесь, потому как чувствовали в Джоне и Дейнерис более сильных союзников, чем Серсея. Но Королева озвучила и то, что желает видеть юг Вестероса не только союзником, но и вассалом.

— Вассалы после победы? — переспросил лорд Франклин Фаулер, лорд Поднебесного, Хранитель Принцева перевала. — Не слишком ли много вы хотите? И кому мы должны присягнуть? Иноземной Королеве или Королю Севера, Речных земель и Долины?

Как и многие дорнийцы, лорд Франклин не чурался бастардов и не считал их дурным семенем, а потому не напомнил всем о том, что Джона все считали Сноу.

— Королеве Дейнерис стоит выбрать в мужья одного из нас, — вступил в переговоры Гарри Стрикленд. — Отряд Золотых Мечей основал Блэкфайер, черный дракон. Таргариену не по статусу родниться с какими-то волками.

Белый лютоволк приподнялся и беззвучно зарычал, давая знать, что не только у дракона есть клыки и когти.

— Когда-то мой брат устроил пир для вашего отряда, желая, чтобы вы бились за него, — напомнила Бездомному Гарри Дейнерис. — Вы ели за его счет, но не встали под его знамена. Теперь же вы здесь и еще желаете указать, что мне следует делать?

— Ваш брат, — произнес Гарри и прижал ладонь к сердцу, — был всего лишь мальчишка. У него ничего не было. Золотые Мечи уже приходили в Вестерос вслед за тем, у кого не было ничего, кроме меча и амбиций.

— Но вот вы здесь, — прошептал Тирион.

— Но вы здесь, — негромко, но так, чтобы его все услышали, сказал Джон, бесстрастно сверля Гарри взглядом.

«Он сам похож на своего волка, — подумал вдруг Тирион. — Немногословный, но опасный, как дикий зверь. Он изменился еще сильнее за последнее время. В нем ничего не осталось от бастарда».

— Теперь иные времена, — пожал плечами наемник и отвел взгляд.

— Мне не нужен муж-наемник, будь он хоть трижды Блэкфайер, — отвечая ему, сказала Дейнерис. — Муж у меня есть. И у него прав на трон Семи Королевств больше, чем у Серсеи Ланнистер. Больше, чем было у ее детей, и больше, чем у Роберта Баратеона до них.

Джон с прищуром глянул на Дейнерис, но та этого взгляда не заметила и продолжила:

— Лорды Севера, Речных земель и Долины назвали его своим Королем под именем бастарда, но он не бастард, а сын Рейгара Таргариена от Лианны Старк, рожденный в законном браке и получивший имя Эйгон Таргариен.

«Ход драконом, — про себя подумал Тирион, представив, что перед ним сейчас доска, а он разыгрывает партию в кайвассу. — Удачный… удачный ход. Она выиграет эту партию, выдвинув вперед своего дракона».

Дорнийцы зашептались, лорды Простора переглянулись, а наемники разом притихли. Тирион мог лишь догадываться, что творится в их головах в этот момент, но он давно привык рассуждать с позиции своего противника и просчитывать последствия своих ходов. Не поверить Дейнерис ни лорды, ни наемники не могут, ведь она не просто подтвердила происхождение Джона, но и дала знать, что признает его первородство и статус наследника Железного Трона, а только глухой еще не слышал про амбиции Дейнерис Таргариен на трон.

«Пропустив Джона вперед себя и признав его, Дейнерис ничего не теряет, — согласился с этим выбором Тирион. Он хотел видеть Дейнерис на троне, и она сама делала все, чтобы там оказаться. — Королеве нужен сильный Король. И два Таргариена лучше одного. Наемники уже почуяли успех. Да и остальные уже поняли, что всех ожидает».

Джон с прищуром осмотрел тех, кто вот-вот был готов примкнуть к союзу, а Дейнерис чуть улыбнулась, чувствуя себя победительницей.

На пути в Королевскую Гавань — ДЖОН​

Карта, расстеленная на столе, вызывала у Джона странный, почти противоестественный приступ отвращения. Широкая, чуть потрескавшаяся оленья шкура с местами облупившейся краской. Резные деревянные фигурки прижимали ее края, прикрывали частью выцветшую зелень равнин и голубую гладь морей.

Смотреть на юг изображенной на карте огромной страны было странно и непривычно. Никогда прежде не тянуло Джона окинуть Семь Королевств взглядом, найти названия городов, хотя еще в детстве мейстер Лювин заставил его выучить каждый замок, каждый холм и каждую реку от Стены и до Летнего моря. Каждый девиз и каждый род.

Много ли их осталось, тех, кто еще готов с гордостью выкрикнуть древние слова семьи? Войны унесли пеплом много имен. Войны перекроили, измяли, перекрутили в жерновах сотни, сотни тысяч людей. Вся огромная страна стала чем-то похожа на эту карту, нарисованную на оленьей коже. От былого великолепия только и остались что названия и очертания. И ради чего?

Джон чуть скривился и обратил взор на фигурки львов, закрывавших собой нарисованную Королевскую Гавань.

Прежде все помыслы Джона были обращены к Северу. Лишь этот край волновал его. Лишь названия замков Севера вызывали отклик. Тот край он знал, о нем радел.

Но вот он здесь. И нужно решать, как именно взять столицу. Отступать нельзя.

Рядом переговаривались собравшиеся на совет люди. Много их здесь было. Он даже Тириона Ланнистера допустил. И дорнийцев, и наемников, хотя ни тем и ни другим не верил.

Северян в шатре собралось много, но были здесь не все.

Отправляясь на юг, Джон не удивился, когда очень многие знаменосцы пожелали следовать за ним. Все они уже знали, что он Старк лишь по матери, что в его жилах течет драконья кровь, но северные бои сплотили людей, наново перековали, отныне и навечно связали их со Старками и Таргариенами крепче, чем старые клятвы. Если прежде в Джоне еще хоть кто-то сомневался, то теперь северяне были преданы ему до последней капли крови.

Зная об этом, Джон выбрал среди северных лордов тех, чьи земли более других пострадали от войн, и повелел им остаться. И велел всем оставить дома каждого третьего сильного мужчину, а не только стариков и детей. Мейстеры говорили, что зима продлится еще несколько месяцев, но после придет весна. Армия Дейнерис почти опустошила кладовые северян и долинцев. В замках, городах и деревнях должны быть те, кто сможет засеять поля и отстроить дома, иначе ушедшим войскам некуда будет вернуться.

Решение Джона приняли без споров и недовольства, а Санса в письмах сообщала о ходе восстановления то одного, то другого замка.

Эдд вместе с верными ему бывшими дозорными создал черные отряды, которые здесь, в лагере, уже успели прозвать черной стражей Короля. В эти отряды шли не только бывшие дозорные, но и мужчины из разных крепостей, которых отпускали на время. Отряды ездили по всему Северу и следили за порядком, пресекая разгром и нападения на деревни.

Подобные отряды стали создаваться и в Речных землях, а за порядком был вынужден следить сир Давос, читая все письма, отправлявшиеся Джону по пути его следования к Королевской Гавани — вороны летели в замки, расположенные вблизи Королевского тракта, а оттуда переправлялись с гонцами в постоянно перемещавшийся лагерь.

Джон и Дейнерис могли останавливаться и в замках, но с самого начала, не сговариваясь, предпочли остаться среди своего войска, в походных условиях. Это каждому из них казалось правильным.

Джон окинул взглядом Речные земли, Долину Аррен. Повсюду были расставлены фигурки волков, драконов и верных домов. Их было гораздо больше, чем львов рядом с Утесом Кастерли и столицей, но вот число кораблей в Черноводном заливе беспокоило.

Совещание длилось все утро и большую часть дня. Лорды и капитаны спорили над картой, как торговки над уловом. Обсуждались сильные и слабые стороны. Оборона города. Возможности тех или иных войск. Выдвигались планы по захвату и осаде. До хрипоты отстаивалось чье-либо право первым войти в столицу.

Джон не вмешивался. Он сидел, немного отстранившись, так что тень падала на его лицо, и слушал каждого, не пытаясь перебивать.

Он выслушал их всех и был рад, что Дейнерис так же решила понаблюдать и послушать. Это тоже было частью плана, но того, который принимался не на советах, а в короткие передышки, когда Король и Королева оставались один на один.

Вот и теперь Джон глянул на Дени, точно зная, что она верно истолкует его невысказанные слова.

— Нужно скорее брать город, — настаивал капитан наемников. — Иного пути нет. Иначе ваша власть не будет законной.

— Один человек как-то сказал мне, что власть находится там, куда ее помещает вера человека, — довольно тихо, но так, что все его услышали, сказал Тирион. Джон внимательно наблюдал за карликом все то время, что велись споры над картой. Он не удивился, когда маленький человек вмешался. Джон даже надеялся, что подобное случится. Он не мог вернуть Тириону прежнее доверие Королевы, но мог дать бывшему деснице шанс, ведь план братьев Ланнистеров еще не провалился. — Королева и Король у нас здесь.

— Железный Трон стоит в Красном Замке, — напомнил кто-то из дорнийцев, — именно его Эйгон Таргариен сделал символом власти.

— Королю не нужен железный стул, — внезапно заметила Дейнерис, — не в железе и не в замках истинная власть.

Джон не удержался от короткой улыбки, заметив перемену во внешнем облике Тириона после этих слов. Карлик будто мгновенно подрос, даже узкие плечи стали шире.

— Мы здесь не за тем, чтобы освободить трон, — с нажимом, чтобы понял и осознал каждый, сказал Джон, подавшись вперед. — Мы здесь, чтобы спасти людей в этом городе и чтобы прекратить войну. Мы не будем посылать людей на штурм стен. Мы не окропим камни Красного Замка кровью лишь затем, чтобы прорваться внутрь.

Джон не повысил голос, лишь обвел собравшихся взглядом, давая понять, что решение окончательное и спорить с ним бесполезно.

Тирион прав, реальная власть уже давно сосредоточена не в столице. Королева, что сидит на кровавом Железном Троне, не в силах удержать даже Утес Кастерли, Ланниспорт и Западные земли.

Там все еще считают лордами Ланнистеров, но некоторые их знаменосцы отсылают воронов и гонцов, пытаясь примкнуть к противникам львицы. Гонцы же говорят о разрухе и волнениях в Западных землях. Войны опустошили эти земли, пусть и не так, как Речные. Сначала Тайвин и Джейме, а после Киван и Серсея призвали почти всех мужчин, способных держать оружие. Серсея может верить, что ее войска способны удержать ее задницу на холодной стали трона и ее власть над страной, но львы тают, как тает снег.

Львов не осталось даже в их родном доме. Джейме Ланнистер увел часть войск в Речные земли, а оставшихся солдат — штурмовать Хайгарден. Мужчины Западных земель сейчас или за стенами Королевской Гавани, или в паре дней пути от столицы, в рядах армии Короля и Королевы.

Возможно, если бы Дейнерис в порыве гнева казнила Тириона, львы убежали бы домой. Но они здесь и пока остаются верны. И Джону жаль потерять этих людей.

«Они просто горожане и крестьяне, — напомнил себе Джон. — Их облачили в сталь и красную кожу, но под доспехами самые обычные люди, мечтающие вернуться домой, весной засеять поля или беззаботно пройтись по знакомой улочке».

Они такие же его люди, как северяне и вольный народ. Просто люди. Живые люди. Пусть наемники забыли об этом, пусть для них люди — мясо в железе, но Джон об этом забывать не должен. Иначе они с Дени все потеряют.

— Мы не можем надеяться на то, что Джейме Ланнистер откроет нам ворота и впустит в город, — недовольно озвучил общую мысль кто-то из лордов Простора. — Цареубийце нет веры. У него нет чести!

Джон не дрогнул. Он и сам знал, что план, придуманный Тирионом и его братом, вряд ли удастся осуществить. И знал, почему Ланнистеры не решились заранее предупредить его или Дейнерис о своей задумке. Вряд ли сам Тирион верил в удачу. Все понимали, что у Джейме Ланнистера ничтожный шанс убедить сестру.

— Если драконы проломят ворота, то нам не придется ждать под стенами, — посматривая на Дейнерис, сказал Бездомный Гарри.

— Вы не можете позволить Королеве пойти у них на поводу и осуществить это, — заявил сир Джорах, когда собравшиеся расходились. — Меня она не послушает, но вы можете заставить ее не лететь на столицу. Это слишком рискованно.

Никакого плана так и не было принято. Джон дал каждому высказаться, но отчетливо видел, что почти все они даже не пытались охватить картину предстоящего целиком. Слова Мормонта вынудили его оторваться от раздумий и взглянуть на мужчину.

— Я могу попросить ее величество не рисковать, — пристально глядя сиру Джораху в глаза, ответил Джон. Дейнерис вышла из шатра вслед за лордами и капитанами, но он все равно понизил голос. — Но я не могу ей запретить. Дракона нельзя заставить.

Мормонт как-то странно на него глянул, а Тирион, слышавший это, криво усмехнулся.

— Наемникам нельзя верить, — с недовольством заметил сир Давос.

— Наемникам нельзя верить, — согласился Джон, вернувшись к карте.

— Наемники, которых я нашел для Станниса, бросили нас среди снегов и увели не только своих, но и наших лошадей, — вздохнул Луковый Рыцарь, подхватив вырезанный из дерева меч на подставке. — Не удержало их ни золото, ни заключенный контракт.

— Их купил Иллирио Мопатис, а ему стоит доверять еще меньше, чем наемникам, — вздохнула Дейнерис вернувшись и опустившись в кресло подле Джона.

Он улыбнулся, заметив, как она безотчетно под плащом прижала руку к животу. Зимняя одежда пока маскировала небольшую выпуклость, но все чаще и чаще Дени прижимала к ней ладонь и на какое-то время будто погружалась в себя. В такие мгновения Джон забывал о том, где он находится и чем занят. Ему хотелось просто любоваться женщиной, лучившейся тихим счастьем.

Заметив его взгляд, Дейнерис улыбнулась. И было в этой улыбке тепло. И любовь. И обещание.

«Не сейчас, — одернул себя мужчина и чуть поморщился. — Не здесь».

— Если предложить Золотым Мечам земли, они не предадут, — высказал идею сир Джорах.

Джон заметил пристальный и полный боли взгляд Мормонта, обращенный на Дени, но воин быстро отвернулся.

— Они и так считают, что получат земли, — не согласился сир Давос. — Наемники взяли побережье и острова. — Он стал ловко выставлять фигурки-мечи на карте. — Остров Эстермонт. Замки Мыса Гнева. Воронье Гнездо. Грифонье Гнездо. Часть стоит на Ступенях. Они уже захватили все побережье Штормовых земель и, если бы не присоединились к нам, то попытались бы захватить Штормовой Предел.

— Они примкнули к нам, потому что это единственный шанс удержаться в Семи Королевствах, — сказал Джон.

Ни разу Золотым Мечам не удалось в одиночку удержаться в Вестеросе, и все понимали, что не мнимая преданность Таргариенам привела наемников на переговоры, а лишь возможность вернуться на землю предков.

— Они пытаются показать, что являются силой, с которой надо считаться, — напомнил Тирион.

— Это лишь видимость, — сказала Дени. — У них меньше людей. И нет поддержки.

— Им можно пообещать вернуть земли предков, — предложил сир Джорах.

— И заполучить десятки недовольных семей, которых мы лишим дома? — хмуро уточнила Дейнерис, с гневом взглянув на своего верного воина. — Мы не будем лишать домов семьи, которым они принадлежали веками.

— Можно предложить заключение брака, — чуть подумав, озвучил более удобное решение сир Давос. — Так лорды Штормовых земель смогут остаться в своих домах и получить прощение, а наемники — обосноваться в Вестеросе.

Джон кивнул, но добавил:

— Это в том случае, если в последний момент Золотые Мечи не переметнутся.

— Наемники — неверное племя, — вздохнул Тирион.

— Не хуже многих дозорных, — усмехнулся Джон, и карлик отсалютовал ему невидимой кружкой.

— Как вообще можно планировать захват столицы без порции вина? — спросил бывший десница, с неудовольствием обводя шатер взглядом.

— Вы его и не планируете, — напомнила ему Дейнерис, но холодности в тоне Королевы было недостаточно, чтобы остудить запал Тириона.

Внезапно в шатер беззвучно вошел невысокий неприметный юноша. Джон пристально вгляделся в его лицо, а после спросил:

— Что ты узнала?

Дейнерис вопросительно приподняла брови и взглянула на Джона.

— Не похоже, что наемники что-то замышляют, — ответил юноша и неуловимым движением избавился от маски, под которой открылось лицо Арьи. Одежда тут же стала ей чуть великовата, изменилась поза. — Как ты меня узнал? А если бы я была наемным убийцей?

— На тебя не отреагировал Призрак, — ответил Джон и кивнул на лежавшего между его креслом и креслом Дейнерис волка. — И ты не стремилась скрываться.

Арья усмехнулась и положила руку на свой меч, так и украшавший ее бедро даже в этой одежде.

— Люди видят только то, что хотят увидеть, — сказала она.

Сир Давос, отойдя от внезапного представления, вновь взглянул на карту.

— Значит, можно рассчитывать на верность наемников, но как...

Прежде всего нужно что-то придумать с кораблями Эурона, — так же взглянув на карту, решил Джон. — Серсея зазвала железнорожденных в столицу. Они там и сидят. На кораблях осталась только охрана.

— Кракены не воины, а пираты, — согласился сир Давос. — Их нельзя выпустить обратно в море, где у них есть преимущество.

— Позовите сюда Теона и Яру Грейджоев, — велел Джон, и Луковый Рыцарь, кивнув, отправился лично выполнить приказ.

— Хорошо, можно удержать железнорожденных внутри, но как нам самим попасть в город? — спросил сир Джорах.

— Я знаю, что Грязные ворота приказали укреплять сразу после битвы на Черноводной, — вздохнул Тирион. — А те ходы, которые мне когда-то показал Варис и которыми я смог войти в Красный Замок, Серсея заложила.

— В один и тот же замок нередко ведет множество дорог, — отстраненно пробормотала Арья и взглянула на Джона.

Когда-то он сам сказал ей эти слова, не предполагая, что однажды он будет стоять с армией практически под стенами города, в который в казалось бы мирное время уехали его отец и сестры.

Джон прищурился, читая решимость во взгляде сестры. Она всегда была такой. И он не в силах будет ей запретить. Волков тоже нельзя сажать на цепь, как и драконов. Волки — не псы.

— Однажды я смогла выбраться из столицы в обход городских ворот, — сказала сестра. — Возможно, я и в этот раз смогу пробраться внутрь.

Джон чуть подумал, а после кивнул.

— Вы позволите ей сделать это? — спросил сир Давос, когда Арья ушла. — Она ведь девушка.

— Она Старк из Винтерфелла, — поправил Джон.

На пути в Королевскую Гавань — АРЬЯ​

Арья медленно провела ладонью по гриве белой в мелкие серые яблоки лошадки. На этом животном девушка вернулась в Винтерфелл и на этом покинула родной дом, отправляясь на юг с братом.

Следовало отказаться от своих привычек, желаний. Позабыть обо всем до того дня, пока девочка не избавится ото всех врагов. Только это правильно, только это поможет выжить. Исполнить задуманное.

Люди видят лишь то, что хотят увидеть. Они не могут увидеть того, кто не хочет быть замеченным. Не могут услышать того, кто ступает мягко, как кошка. Они не заметят того, кто спокоен, как вода. Того, кто не бел и не черен, а сер, как тень.

В большом лагере даже внимательные наемники не заметили возникшего в их рядах мальчишку. Из Эссоса Золотые Мечи прибыли на кораблях железнорожденных и нанятых магистром Иллирио торговых судах. А в пентошийском порте к ним присоединились искатели удачи. Вольный отряд и до этого момента представлял собой сборище из не только вестеросцев и их потомков, но и из исконных жителей Вольных городов, островов Летнего моря и всевозможных других мест.

Среди этого сброда светловолосый юноша с невыразительным лицом, браавосийским акцентом и биографией такой же пестрой, как его наряд, растворился легко, почти бесследно.

Мальчишка Пек по лагерю наемников не ходил, а бегал, ловко уворачиваясь от постоянно сновавших туда-сюда людей. Так по лагерю передвигались почти все оруженосцы, умудряясь и приказ услышать, и огрызнуться в ответ кому-то равному по положению, и пересказать последнюю шутку или сплетню.

Именно ради сплетен и возник в лагере Пек. Для рыцарей, составлявших меньшую часть отряда, паренек был лишь одним из многих, кто вроде как служит кому-то из наемников, но готов мимоходом, за пару монет, выполнить и негосподское поручение.

В первый день Пек поднес одному из помощников Гарри Стрикленда мех с вином по утру, а уже к вечеру этот наемник и думать забыл, что у него прежде не было такого оруженосца.

Следующие пару дней внезапный оруженосец занимался чисткой брони и беготней. Спрашивать ни о чем не требовалось — люди сами обсуждали как явное, так и тайное, не обращая внимания на занятого делом мальчишку.

Почти так же просто было в Близнецах.

Несколько раз Пек выслушал чужие планы по устранению Короля, но те, кто подобное предлагал, тут же отказывались от задуманного.

Теперь необходимость в роли отпала, и Арья бережно уложила лицо в сумку. Она могла бы вновь сменить облик, но ей хотелось войти в город Арьей Старк. Характер вновь вылез на поверхность, заглушая голос разума.

Лошадь девушка выбирала так же, не головой, а сердцем, выбрав не более сильное и молодое животное, а кобылку, напомнившую ей ту, серо-белую, добытую во время странствий с Псом.

Как давно это было! Будто много десятков лет назад, много жизней назад.

Когда-то она бежала из столицы. Спасалась от охоты. Но тогда она была запуганным ребенком, а теперь стала сильной и уверенной в себе девушкой. Тогда она не могла отомстить за отца, но теперь сможет. Когда-то ей потребовалось несколько часов, чтобы собрать свои вещи в дорогу. Теперь же на это ушли считанные минуты. Да и не нужно ей ничего, кроме меча, кинжала, удобной одежды и запаса воды и еды.

И подходящей компании.

Арья обернулась, разглядывая лица спутников.

С ней отправился совсем небольшой отряд. Кого-то Арья выбрала сама, кто-то вызвался ее сопровождать, и в итоге компания подобралась странноватая, разношерстная.

Впереди всех, сразу за девушкой, уверенно держа поводья ехала Бриенна Тарт. Ее доспехи тускло поблескивали, солнечный луч отражался в рубинах на рукояти меча.

— Я пойду с вами, — заявила эта женщина сразу после того, как Арья обсудила план с Джоном.

Тогда Арья на секунду замерла, обдумывая внезапное желание рослой блондинки.

— Зачем вам туда? — спросила девушка и посмотрела внимательно, желая в глазах и мимике обнаружить истинные причины.

— Когда-то я дала клятву вашей матери, — призналась леди Бриенна, с высоты своего роста глядя на хрупкую тоненькую девушку.

— Я в состоянии защитить себя, — напомнила Арья. — А вам следовало остаться в Винтерфелле, с моей сестрой. Она более меня нуждается в защите.

— Мне это известно, но, уезжая из Винтерфелла, я дала обещание выполнить поручение леди Сансы.

— И какое же? — усмехнулась Арья. — Убить Серсею?

Санса вполне могла поручить это дело столь отважной защитнице, как Бриенне. И Арья не смогла бы обвинить сестру в жестокости, не стала бы бросать той в лицо обвинение в попытке осуществить месть чужими руками.

«Только Серсея должна умереть так же, как умер отец. Его подло обвинили в измене, предали... Оболгали. И он погиб позорной смертью предателя. Не Серсея отдала приказ, но она не остановила его. Я хочу ей столь же позорной, жалкой смерти».

— Нет, леди Санса, как и ваша мать, обещала не давать мне поручений, которые будут для меня невыполнимы. Она пожелала, чтобы я исполнила то, что сама хочу. А я хочу служить тем, в кого я верю. Правителям, которые этого достойны. И хочу быть таким рыцарем, какими были славные воины прошлого. Я хочу рискнуть и помочь вам прорваться в город, — пламенно произнесла Бриенна.

Арья прочла во взгляде и другое желание, но не стала говорить о нем вслух. В конце концов, леди Бриенна не упомянула о том, что ею движет лишь слава.

«Каждого вперед ведет что-то свое», — усмехнулась Арья, переводя взгляд на чуть неуклюжего молодого человека, ехавшего следом за Тартской девой.

Подрику не было места в этом отряде, но он упрямо последовал за своей миледи, утверждая, что рыцарю, даже такому, кто не считает себя рыцарем, не стоит разъезжать без оруженосца. И, похоже, страх за невыполненные обязанности у парня был сильнее, чем страх перед тем местом, куда они направлялись.

Арья сразу всех предупредила, какая опасность ожидает отряд. В конце концов, у каждого человека должен быть выбор.

Отряду предстояло обогнать неспешное воинство и добраться до столицы на несколько дней раньше. План был готов, и Арья собиралась строго ему следовать.

— Как ты собираешься попасть в город? — уточнил Джендри, догоняя девушку.

— Ты всю жизнь прожил в Королевской Гавани и ни разу не выходил из города не через ворота? — удивилась она.

— Я слышал о потайных ходах, но это похоже на сказку, — махнул рукой парень.

Арья невозмутимо на него воззрилась, в который раз поймав себя на мысли, что с момента расставания она и Джендри прошли очень разные пути.

В кузнеце все еще оставалось слишком много мальчишеского. Он прошел через бойню на Севере, но все еще оставался чуть наивным парнишкой.

«Он на год младше Джона, но почему я чувствую себя гораздо старше Джендри?» — спросила себя девушка.

— Всегда есть больше одного пути. Просто нужно искать, — наставительно произнесла Арья. — Под столицей десятки миль потайных ходов. Их довольно много под всеми крупными старыми городами.

— А если все эти проходы перекрыли? — предположил кузнец.

— Их слишком много, — фыркнула девушка. — И вряд ли кому-то известен каждый. Варису — возможно. Но не Серсее. Она способна на многое, но львица не всесильна. У Паука были годы на то, чтобы изучить тайны Королевской Гавани.

Джендри промолчал и искоса глянул на девушку. Она заметила этот взгляд, но проигнорировала. Как игнорировала и прежде.

Когда Джендри въехал в ворота Винтерфелла в составе сопровождавшего Джона головного отряда, Арья почти ничего не испытала. А ведь она помнила о Джендри!

Помнила все то время, что скиталась с Псом. Помнила, когда плыла через Узкое море. И даже в Браавосе какое-то время помнила. Но после тот недолгий путь, за время которого девушка сроднилась с кузнецом и поваренком, поблек.

В то время, теперь казавшееся далеким, Арье остро хотелось привязать себя хоть к кому-нибудь. Хотелось, чтобы рядом был брат, друг... Хоть кто-нибудь. А потом погиб Робб, мама... Даже тетка, которую Арья не знала. И она решила не привязываться ни к кому. Если ей уготовано быть одной, то пусть так и будет. Она и Пса оставила, не дав ему даже последней милости быстрой смерти, проверяя свою свободу от привязанностей.

В Браавосе ее силу воли проверяли еще несколько раз, и вновь человек, к которому Арья хоть что-то испытывала, погиб. Тогда она решила, что уж теперь-то ни за что и ни к кому не привяжется. Зачем? Бессмысленно. А люди умирают. Уходят к богу смерти. Не сегодня, так завтра.

Арья многих проводила в последний путь и знала, что смерть может быть как наказанием, так и великой милостью. Но жизнь конечна. Всегда. Для каждого. И важно, как закончится эта жизнь.

Арье не хотелось тратить свое время впустую. Она поклялась больше не думать о том, что отвлекает от главной цели, а целью ее стала месть.

Месть вела ее, давала силы, придавала смысл существованию. И Арья спокойно следовала намеченным планом, не получая радости от содеянного, но чувствуя толику удовлетворения. И холода…

Сердце покрывалось тонкой коркой льда, оберегавшего от лишних эмоций.

Спокойная и тихая. Уверенная.

Арья не смотрела назад, не думала о том, что происходит вокруг, пока не услышала о Джоне.

Лед раскололся мгновенно, сердце затрепетало.

Джон!

Брат!

Семья!

Арья почти поверила, что перестала зависеть от горьких воспоминаний, перестала думать о семье. Почти поверила, что лицо отца, матери, братьев и сестры стерлось из памяти. Почти поверила, что стала похожа на Йорена. Поверила, что не откажется от мести и доведет ее до конца.

Но, когда встал выбор, развернула лошадь и поспешила домой.

Дом.

Семья.

К Винтерфеллу она приближалась со слезами на глазах, растеряв свое спокойствие.

Как же давно она покинула родные стены? Неужели только несколько лет назад?

Неужели этот замок снился ей из ночи в ночь, когда она замерзала, голодала и боялась, что не доживет до следующей ночи?

Неужели здесь когда-то она была счастлива и защищена от всего мира?

Арья улыбнулась, вспомнив тот день, когда вновь прошла сквозь ворота.

Больше не было отца, матери, старшего брата. И даже малыша Рикона. И Джон, как оказалось, уехал. Но в Винтерфелле Арью встретила сестра. Вредная Санса.

Сестра.

Любимая сестричка.

Когда-то самодовольная, вредная и наивная белоручка.

Арье пришлось подождать и понаблюдать и за Сансой, и за Бейлишем, но, удивительное дело, девушка ни разу не засомневалась в сестре. Наблюдала, подозревала, совсем чуть-чуть опасалась, но не боялась ее.

«Санса — твоя сестра», — сказал когда-то отец.

Да, сестра.

Арья видела сомнения сестры, видела страхи, знала, что не помогает Сансе преодолеть их, но после с удовольствием отметила, что Санса повзрослела, перестала быть романтичной дурочкой. И, когда перед ней встал выбор, предпочла семью, а не постороннего человека.

— Ты помнишь Леди? — после спросила та, кого теперь Арья могла без издевки называть леди Винтерфелла.

— Конечно, — кивнула Арья.

— Я вспоминаю ее постоянно, — призналась Санса. — Думаю о том, чтобы с нами всеми было, если бы я рассказала правду. Если бы… защитила тебя. Если бы знала, что Джоффри…

— Этого уже не исправишь, — ответила ей тогда Арья.

— Знаю, — согласилась Санса. — Мне не хотелось вновь ошибиться.

— На этот раз ты поступила верно, — кивнула Арья. — Отец гордился бы тобой.

— Как я могла ненавидеть Джона? — спросила Санса. — Как я могла?

— Мы были детьми, — напомнила Арья. — Глупыми волчатами, никогда не покидавшими родную нору.

— Джон сказал так же, — усмехнулась Санса. — Робба нет, отца нет… Остался лишь Джон. И он все мне простил. Даже слова не сказал. Принял, обнял…

Арья удивилась, увидев слезы.

— Он наш брат, — напомнила она.

— Брат, — согласилась Санса. — Знаешь… Я не вспоминала о нем в столице. Не думала, когда убежала и жила в Гнезде. Но потом, когда Мизинец обманул меня и продал Болтонам, когда Рамси сказал, что Джон жив, что он Лорд-Командующий… Я бы не сбежала, знаешь? Я бы не стала бороться. Но в тот момент, когда я узнала, что он жив, что он так близко. Что он просто есть. Мне хотелось вырваться и понестись к нему птицей. Казалось, что все беды отступят, если я найду его. Не представляешь, какое облегчение я испытала, когда увидела его. А он мне слова не сказал, только обнял и прижал к себе так, будто мы не были врагами.

— Вы не были врагами, — покачала головой Арья. — Ты сама себе это придумала. А Джон на тебя не обижался. Он всегда был мудрее.

— Да, — кивнула Санса.

— Да, — повторила Арья, отстранившись от воспоминаний о том давнем разговоре.

Джон был ее другом, самым любимым братом. Тем, кому она не боялась рассказывать о своих страхах. К кому шла, если случались сомнения. Он был тем, кто всегда принимал ее такой, какой Арья была. Позволял ей быть такой, какой она хотела быть.

Они прощались на краю лагеря, стоя у Арьиной лошади. Во взгляде Джона девушка видела беспокойство, но брат не собирался менять свое решение, не собирался ее останавливать.

— Я справлюсь, — заверила Арья. — Я смогу.

— Знаю, — согласился Джон. — Ты ведь упорная. Ты всегда шла напролом.

Арья усмехнулась.

— Я помню один день. Тогда шел снег… В Винтерфелле было тихо-тихо. Я вернулся во двор, чтобы подобрать лук, который бросил Бран. И увидел там тебя.

Арья сглотнула, слушая брата, а он говорил о том, как наблюдал за ней. Говорил о том, как позвал отца. Он не знал, как много значил для девушки тот тихий зимний день. Как много значило для нее то, что отец увидел и признал ее выбор. А выходило, что все это случилось благодаря Джону.

— Он всегда знал, что правила можно обойти, — подумала девушка вслух. — Он всегда знал, что каждому необходимо право самому выбрать свой путь.

— Что? — переспросил Джендри.

— Ничего, — отмахнулась Арья. — Мы попадем в город и сделаем то, что задумано. Я это сделаю. Потому что это мой выбор.

Королевская Гавань — АРЬЯ​

— Мы здесь не пройдем, — убежденно выплюнул Арье в лицо Сандор, наблюдая за тем, как девушка безуспешно пытается вскрыть замок.

Стальная решетка из толстых прутьев перегораживала коридор. Строители потрудились на славу, и даже Псу не удалось справиться с преградой. Джендри предлагал разбить хитроумный замок, но Арья не позволила, напомнив всем, что коридор просматривался лишь на пару дюжин шагов вперед. Если впереди притаились стражники с арбалетами, то маленький отряд не успеет отступить по узкому коридору, где плечо к плечу могли пройти лишь два человека.

— Мы не должны шуметь, — сказала Арья. — Необходимо все сделать до того, как кто-то нас заметит.

— Поди-ка ты в пекло, — без всегдашней злобности устало предложил Пес, отошел на несколько шагов и, сев на пол, вытащил мех.

Арья продолжила ковырять замок, прекрасно понимая чувства здоровенного воина, прошедшего через все испытания — даже оказавшегося на пороге смерти! — и выжившего, но вынужденного сидеть в сыром каменном коридоре, не зная, как скоро отряд снова увидит небо над головой.

Они медленно двигались вперед уже много часов, всякий раз долго валандаясь с каждой решеткой или ища обходной путь по запутанным подземным коридорам.

Пес все чаще и чаще прикладывался к винному меху, булькая остатками вина. Арья прекрасно осознавала, что пройдет еще час или два, а после хромой и обожженный воин примется ежеминутно посылать окружающих по излюбленному маршруту.

— Ты-то зачем поперлась? — спросил Сандор, впервые за долгое время обратившись к Бриенне. Эти двое соблюдали некое подобие перемирия, хотя Арья подметила, что Псу неприятно думать о том, что его когда-то едва не убила женщина. Сильная, в доспехах, но баба. — Сидела бы возле рыжей сестрицы вот этой. — Клиган подбородком указал на Арью.

Леди Бриенна с достоинством взглянула на Пса и промолчала.

— Думаешь вылизать пятки Джейме Ланнистеру? Ты ведь туда из-за него идешь. Не думаешь, что этот красавчик переметнулся на сторону своей сестрицы?

— Мне нет дела до сира Джейме, — сухо ответила Бриенна, но чутким натренированным ухом Арья уловила беспокойство и неуверенность в голосе воительницы. — Я хочу выполнить свой долг, как рыцаря. Так, как я его понимаю.

— Рыцари не проникают в крепости тайно, — фыркнул Пес. — Они до последнего трясутся над своей честью.

— Барристан Селми проник в стан врага и спас короля, — пробормотал Подрик. — И он был одним из лучших воинов и рыцарей.

— Настоящих рыцарей не осталось, — качнул головой Клиган. — Нет их.

— Зачем ты вообще пошел? — выдавил Джендри. Арья видела, что парню не по себе. Низкий каменный потолок давил на него, из-за холода и сырости по лбу и щекам струился ледяной пот. — Ты же твердишь, что никому не служишь. Но ты сидишь тут, с нами, а мы вызвались осуществить план Короля.

— В пекло Королей, — в сердцах выплюнул Сандор. — В пекло их Королев. В пекло драконов. И тебя тоже в пекло. Я здесь не потому, что кому-то служу. Я просто должен выполнить свое обещание и отправить в пекло своего брата.

Арья надавила на найденный выступ и довольно улыбнулась, когда замок наконец отчетливо щелкнул.

— Наконец-то, — проворчал Пес, поднимаясь с пола.

Они прошли до конца коридора, свернули и очутились в небольшом зале с нишами, заполненными бочонками дикого огня.

— Вот дерьмо, — глухо выдавил Пес, отступая назад.

Подрик мигом потушил факел, но тусклого света самого дикого огня хватало, чтобы воображение дорисовало масштаб взрыва, если тот случится.

— Вперед, — скомандовала Арья и первой поспешила на другую сторону зала. Ей не требовался свет. Если бы в том возникла необходимость, Арья смогла бы дойти по подземельям до самого Красного Замка в темноте, пусть это и заняло бы гораздо больше времени.

Хоть когда-то Арья шла другой дорогой, была гораздо моложе и вздрагивала даже от собственной тени, девушка легко улавливала разницу, произошедшую в катакомбах Королевской Гавани. Когда-то здесь было теплее, скреблись и попискивали крысы. Теперь сколько девушка ни вслушивалась, она не различала даже приглушенного шуршания лапок и хвостов по камню, не ощущала запах тлена и разложения, будто крысы исчезли из подземелий не вчера и не месяц назад. А причиной их исчезновения стал вовсе не холод...

Внезапно среди шелеста шагов, тихого лязга и скрипа Арья уловила едва различимый всплеск далеко впереди и замерла, подняв руку в предостерегающем жесте. Тьма давно перестала быть для девушки преградой. Благодаря долгим тренировкам о том, что к ним приближается кто-то маленький и невооруженный, Арья узнала до того, как тот появился из-за поворота. Не смотря на холод снаружи, мальчик был одет в какое-то рванье и сандалии.

Мальчик уверенно приблизился, глядя только на Арью. Круглое личико с острыми чертами казалось строгим, сосредоточенным, совсем не детским. Мальчик остановился в нескольких шагах от Арьи и с молчаливой неторопливостью вгляделся в спутников девушки.

— Пташка Вариса, — прошептал откуда-то сзади Подрик, пытаясь говорить тише. Арья поморщилась, но не обернулась, чтобы приструнить оруженосца. Вместо этого она молча уставилась на мальчика. Тот, не смущенный подобным вниманием, перевел взгляд на девушку.

— Ты кто? — спросила она. — Почему ты здесь один?

Арья сунула руку в сумку и вытащила длинную полоску вяленой конины. Мальчик взял угощение, но не вцепился в него зубами, хотя в его взгляде появилось нетерпение, а посмотрел на Арью.

— Ты отведешь нас наружу? — спросила девушка. — Нам нужно попасть в город. И в замок.

Мальчик моргнул, а потом развернулся и побежал прочь.

— Эй! — басовито гаркнул Пес.

Мальчик отбежал на десяток шагов, а потом обернулся и помахал рукой, предлагая следовать за собой.

— А он не обманет? — настороженно спросила Бриенна, придержав Арью за локоть. — Кому он служит? Что, если заведет в ловушку?

— Мы можем или идти за ним, или пытаться прорваться в столицу без него, зная, что о нашем прибытии в любом случае знают, — пожала плечами Арья.

«Не сегодня, — привычно повторила про себя девушка. — Я умру, но не сегодня».

Она пропустила своих спутников вперед, намереваясь поближе рассмотреть бочки с диким огнем, прежде чем продолжить путь. Вдруг все ее инстинкты зашлись в беззвучном вопле, а волосы на затылке встали дыбом. Арья обернулась и краем глаза уловила мелькнувшую в темноте тень. Быструю, беззвучную и большую. Она шумно вдохнула, ощутив едва различимый аромат пудры, масла и ржавчины.

Будь на ее месте кто-то другой, он бы уже метался во тьме с мечом, желая раскромсать невидимого наблюдателя. Но Арья лишь немного постояла на месте, размышляя над увиденным.

Ей не почудилось. За ними следили, но не пытались навредить.

Постояв еще немного, девушка развернулась к молчаливой тьме спиной и решительно последовала за отрядом.

Королевская Гавань — ВАРИС​

Варис постоял в темноте, а после бесшумно направился прочь, используя неприметные проходы и коридоры, о которых никто не подозревал. Евнух ступал во тьме так же уверенно, как и на свету. Время от времени он использовал ключи, чтобы попасть в нужную часть лабиринта под городом.

В одном из коридоров его поджидала закутанная в драные тряпки девочка-карлица.

— Да, моя милая, — пробормотал Варис, наклонившись так, чтобы девочка смогла шепнуть ему на ухо добытые сведения.

— Превосходно, — улыбнулся евнух, выслушав карлицу. — Превосходно. Ступай.

Девочка-карлица мигом уковыляла прочь, а Варис устремился вперед.

Короткий путь привел Паука на стену, откуда он легко попал в круглую смотровую башенку. Варис передвигался осторожно, и немногочисленные стражники, несшие вахту на стенах города, не заметили его. Припав к одному из узких окошек, Паук вгляделся в воды Черноводного залива. Лед сошел и неспокойное море недовольно билось о скалы внизу.

— Час волка, — прошептал евнух. — Самое темное время.

Небо темнело в вышине, будто кто-то опрокинул над миром чернильницу. Море чуть серебрилось, искрясь пенными волнами. То тут, то там мигали светлячки — лампы на кораблях. Варис точно знал их число и то, что лишь на каждом пятом Эурон оставил людей для охраны.

— Море этой ночью шумит так, будто сам Утонувший бог помогает им, — с удовольствием пробормотал евнух и неслышно покинул башенку.

Стражники не обратили внимания на проплывшую совсем рядом тень. Как не заметили и едва различимый в шуме моря размеренный плеск — обмотанные тряпками весла раз за разом вгрызались в морскую пучину под напором верных Яре железнорожденных...

Королевская Гавань — ТЕОН​

Теон замер на берегу, слушая плеск волн о скалы. Он то и дело оборачивался, опасаясь, что стража со стен Королевской Гавани разглядит десятки шлюпок, устремившихся к кораблям, но пока не наблюдал паники.

Моряки по широкой дуге обогнули городские стены, сделав все, чтобы никто в столице не узнал о затее раньше времени. Яре не нравилось, что они вынуждены действовать ночью, как воры, но Теон настоял на том, чтобы они следовали плану. И теперь Грейджою оставалось надеяться лишь на сестру и ее железнорожденных. Этой ночью и Утонувший, и Штормовой боги оказались на стороне младших кракенов, дав им шанс обмануть Эурона.

Много дней назад Грейджои отправили людей следить за заливом и кораблями, но и после этого Теон опасался неудачи. Права Яра, порой Теону отказывала уверенность.

— Но не этой ночью, — мотнул головой кракен. — Не этой ночью. Не в час волка.

Если боги останутся благосклонны, к рассвету Яра захватит много кораблей. Если Утонувший будет щедр, наследница островов сможет увести добычу подальше, ослабив флот их с Теоном дяди.

Грейджой надеялся, что сестре удастся перебить всю охрану, но в подобный успех он почти не верил. Лишь молил всех богов, чтобы этой ночью сестре сопутствовала удача, чтобы время оказалось на ее стороне.

Теон оглядел оставшиеся на берегу шлюпки и усмехнулся:

— Утром Король Железных островов узнает, что его время подошло к концу.

Королевская Гавань — ДЖЕЙМЕ​

Джейме снился кошмар. Раз за разом он видел то перекошенное от боли, опухшее от слез лицо Королевы Рейлы, то радостно хохочущего Эйриса, то суровый взгляд Эртура Дэйна, то залитые кровью плиты в тронном зале. Чем дальше, тем больше становилось крови. Лица мелькали, Джейме одышливо хрипел, пронзая сердца людей. Пот заливал глаза, Джейме пытался стереть его, и оказывалось, что по его лицу стекают струйки крови.

Мелькавшие перед взором лица стали то и дело перемежаться лицом Серсеи. Она то хмурилась, то злилась, то довольно улыбалась. Ее зеленые глаза сверкали, и этот свет постепенно становился ярче, маревом застилая все кругом, пока даже кровь во сне Джейме не стала ярко-зеленой, как разлитый дикий огонь.

Цареубийца дернулся, захрипел и проснулся. Пот катился у него по вискам, нестерпимо чесалось в груди и болело там, куда пришлись увесистые удары стражников.

Джейме пошевелился, пытаясь принять более удобную позу, но избитое тело отвечало дергающей болью на каждое движение. До того, как воин забылся тяжелой дремой, ему казалось, что обрубок правой руки повис плетью, но теперь стало ясно, что стража не переломала Ланнистеру кости.

Металлическая перчатка валялась на гнилой соломе подле Джейме, и он едва не рассмеялся, увидев ее. Никому не понадобилась его позолоченная сталь. Но Джейме остановил себя, сообразив, что скулу подергивает болью, а на губах запеклась кровавая корка — за попытку огрызнуться воину врезали его же рукой.

Джейме вздохнул и еще немного подвинулся. Его камера была гораздо меньше той, в которой держали когда-то Тириона. Брат мог перемещаться по своему узилищу, мог спать на жестком тюфяке, набитом соломой. Джейме же достались условия немногим лучше, чем во время пленения у Робба Старка.

Шею Джейме охватывал тяжелый металлический ошейник, цепь от которого тянулась к толстой железной скобе, глубоко вбитой в камень.

Цареубийца медленно огляделся, подмечая и размер камеры, и грязную солому, и крошечное окошко, сквозь которое не проникал свет, и еще одну скобу, вбитую в стену напротив. К этой скобе был прикован сосед Джейме по камере, но в нем он не сразу узнал Бронна.

Самоуверенный жизнелюбивый наемник напоминал хорошо отбитый кусок мяса. Даже в тусклом свете из коридора, проникавшем в камеру через зарешеченное окошко, Джейме видел, как кровавая юшка медленно вытекает изо рта наемника и капает на грязную мокрую одежду.

Джейме хотел было позвать мужчину, но отвлекся на странные звуки, которые он до этого не замечал. Эхо едва доносило до воина отголоски чужой медленной песни.

Пела женщина. Сбивалась, умолкала на полуслове, раз за разом пропевала одну и туже фразу. Голос показался Джейме знакомым, но он никак не мог его узнать. Как и песню.

Вскоре Джейме стало казаться, что он слушает не пение, а плач. Слышит всхлипы и стоны. Слышит чужую боль. Чует удушающую сладость тлена.

— Что это? — спросил он, уверенный, что не узнает ответа.

— Дорнийская колыбельная, — отозвался Бронн, не поднимая головы.

Скрипнули засовы, толстая дверь беззвучно отворилась. Джейме с трудом повернул голову, разглядывая вошедшего, но не узнавая его. Над Джейме склонился округлый лысый человек и ловко отомкнул металлический ошейник.

— Вам пора, милорд, — пробормотал человек, и воин вспомнил его имена. Варис. Паук. Мастер над шептунами.

— Зачем вы здесь? — схватив евнуха за ворот неопрятного мешковатого одеяния, потребовал ответа Джейме.

— Вам пора, — повторил Варис, высвобождаясь из руки Цареубийцы.

Он подошел к Бронну, разомкнул его оковы, а после неслышно исчез.

Королевская Гавань — ВАРИС​

Выходя из камеры, Джейме Ланнистер не видел слившегося с тьмой Паука. А тот затаился, приготовившись поймать в свои сети более подходящую добычу. Когда шаги мужчин стихли, а в одной из темных камер вновь затрепетал женский голос, переполненный болью, Варис вытащил связку ключей и направился ко входу в потайные ходы. Ему еще очень многое предстояло сделать до рассвета, вплетая в чужую игру несколько своих ходов.

— В этом городе нет мира, нет закона, нет веры... В час страха люди ищут себе спасителя, — пробормотал он неторопливо и улыбнулся.​

Королевская Гавань — СЕРСЕЯ

​

Суровые зимние дни отступали, становилось все теплее, но по ночам Серсея почти не могла спать, ощущая, как лед проникает под кожу, сжимает в холодных тисках сердце. Этой ночью она вновь не спала и рассвет встретила, укрывшись несколькими шкурами. Ни жаркий камин, ни жаровни не разгоняли холод настолько, чтобы Королева смогла согреться.

Небо над городом окрасилось во все оттенки сиреневого, когда вдруг глухо возвестил о себе большой колокол на башне Красного Замка, а через несколько секунд ему ответили и остальные колокола, наполнив воздух тревожным многоголосием звона.

— Что происходит? — вскричала Серсея, вскакивая и подбегая к окну. — В чем дело?

Ей никто не ответил, даже служанки не могли попасть в спальню Королевы, если путь им преграждал Гора. Да и были ли служанки? Еду Королеве приносили безликие тени, а постель не меняли вот уже несколько дней.

— Квиберн! Квиберна ко мне!

Десница явился через несколько минут. Все это время Серсея мерила комнату быстрыми шагами, не замечая того, что ледяной пол жалит ее босые ступни.

— В чем дело? — потребовала ответа Королева. — Что происходит?

— Ваше величество, — пробормотал бывший мейстер и приблизился к Серсее.

Колокола начали трезвонить без перерыва, Королева прижала ладони к ушам и почти зарычала.

— Что происходит?

— Из залива пропала значительная часть кораблей лорда Эурона, — ответил Квиберн, — а те галеи, что стояли в гавани… и даже шлюпки… на рассвете охватил огонь.

— Что?!

— Ваше величество, — пробормотал десница, подбирая туфли Серсеи и опускаясь на колени, чтобы лично обуть женщину.

— Как вы допустили? У нас из-под носа увели почти весь флот! Почему это не обнаружилось сразу?

— Ночью была гроза, мало кто мог что-либо заметить в такую погоду.

— Вы заверили меня, что переманили на свою сторону пташек Вариса, но умудрились прозевать подобное, — зло прошипела Серсея. — И вы называете себя десницей? У вас из-под носа увели корабли!

Позволив одеть вторую туфлю, острым носком туфли Серсея мстительно пнула Квиберна в бок, вымещая на нем всю свою злость. Внезапно Гора, до этого стоявший неподвижно, переступил с ноги на ногу и чуть подался вперед. Серсея сжалась, но мигом преодолела страх и ледяным тоном велела:

— Ступайте и разузнайте, кто это сделал. Я хочу знать. И хочу, чтобы это был первый и последний раз, когда вы меня подвели.

— Да, ваше величество, — пробормотал Квиберн, кланяясь Королеве.

Колокола продолжали тревожно звонить, но совсем скоро к этому звону стал примешиваться гул, от которого Серсея отвыкла за последние месяцы. Дернувшись, как от удара, она вскочила и бросилась к занавешенным окнам. Быстро запуталась в слоях материи и бессильно застонала. Потом собралась, прорвалась на балкон и глянула вниз.

Улицы Королевской Гавани медленно, но неотвратимо заполнялись людьми. Люди гомонили, жались друг к другу и спешили прочь от холма Эйгона, на котором возвышался Красный Замок.

— Квиберн! — заорала Серсея. — Квиберн.

— Ваше величество, в столице паника, — сообщил десница, появляясь в покоях Королевы.

— Что происходит?

— Я не знаю, ваше величество, — сконфуженно ответил бывший мейстер.

— Где ваши пташки? Почему я обо всем узнаю последней? Что в следующий раз? Вы сообщите мне, что враг у ворот, но вы его прозевали?

Квиберн не ответил, просто молча удалился. Серсея топнула ногой, подошла к столу и до краев наполнила высокий бокал. Она попыталась пить, но звон разрывал уши. Хотелось его хоть чем-нибудь заглушить. Зарычав, Королева швырнула бокал в стену. Стекло тонкой работы разлетелось на тысячи мельчайших осколков, а вино брызнуло на стену и пол, как кровь из раны.​

— Слуги! — заорала Серсея.

Она не заметила, как вошла одна-единственная тень, со страхом посматривая на высившегося у стены Гору. Не запомнила, как служанка помогла облачиться в черный бархат и соболиные меха. Не ощутила, когда чужие холодные руки опустили на голову ободок короны. Все мысли Серсеи занимал лишь трон в тронном зале. Ей хотелось вбежать туда и сесть на холодное неудобное сидение.

По коридорам Серсея почти бежала, наплевав на собственный статус. Гора шумно шагал следом, готовый в любой миг защитить Королеву от опасности. Но опасности не было. Никто не заступил Королеве дорогу, никто не замер, желая склонить голову перед владычицей. Коридоры Красного Замка пустовали, словно и стража, и слуги попрятались.

— Трусливые мыши, — прошипела себе под нос Серсея. — Сорняки, годные лишь на то, чтобы вырвать вас с корнем.

Она толкнула незапертые двери тронного зала и влетела внутрь, но тут же остановилась, неверяще глядя на того, кто посмел занять ее место.

— Что вы здесь забыли, лорд Эурон? — ледяным тоном уточнила Королева, глядя на умостившегося на троне кракена.

— Пытаюсь понять, так ли удобен этот трон, раз все желают на нем посидеть, — рассмеялся железнорожденный, не заметив того, что Серсея не пожелала называть его в соответствии с нынешним титулом, и отсалютовал Королеве кружкой.

— Это мой трон, — все тем же тоном напомнила Серсея, подступая ближе. — Я Королева Семи Королевств.

— Я так не думаю, — ухмыльнулся Эурон, хлопнув себя по ноге плоской стороной длинного топора. — Прямо сейчас в городе заправляют мои люди. И в гавани стоят мои корабли. Если я захочу, — а я захочу! — то уже к вечеру жители коронуют меня своим Королем, а тебе, дорогая женушка, останется лишь ублажать меня в постели. Если я этого захочу. — Эурон без прежнего подхалимства взглянул на Серсею. — Или заставлю тебя просто подливать мне вино.

— Уверен, что у тебя хватит сил захватить мой город и отобрать мой трон? — стараясь ничем не выдать свою панику, усмехнулась Серсея. — Корабли? Как давно ты смотрел в море? От твоих кораблей мало что осталось.

Эурон изменился в лице. Улыбка сползла с его губ. Он оскалился и рванул к Серсее, нацелив на нее топор, но Гора заступил ему дорогу и как пушинку откинул железнорожденного в сторону.

— Выметайся! — довольно проорала Серсея. — Если хочешь, чтобы после я не велела отрубить тебе голову, то иди и защищай мой трон.

Эурон сплюнул кровавый сгусток на пол, оскалился, но не стал делать новой попытки напасть. Сощурившись, он выбежал из тронного зала.

Серсея перевела дух и взглянула на Железный Трон. Бледный утренний свет проникал сквозь высокие окна и в этом свете трон казался чуть алым, цвета кирпичей Красного Замка. Едва переставляя ноги, Королева приблизилась к трону и опустилась на него, намертво вцепившись в подлокотники.

— Я Королева, — прошептала она, глядя перед собой. — Я Королева.

Сражение в Королевской Гавани​

Они услышали звон колоколов еще до того, как впереди из сумрачной рассветной пелены выступила протыкавшая небо громада Красного Замка на холме Эйгона, город у его подножия и высокие неприступные стены. Разведчики и солдаты устремились вперед, огибая остановившихся на гребне холма Джона и Дейнерис. Чуть позади за ними замерли сир Давос, Миссандея, сир Джорах. Остановились на почтительном расстоянии и другие. Лишь Призрак обогнул Короля и Королеву и встал перед ними, так же глядя вперед, а Тормунд просто проигнорировал какие-либо правила, поравнявшись с Джоном.

— Снег будет, — предрек он, глядя, как солнце, так и не успев подняться, скрылось за пеленой туч.

— Ты привел Север в Королевскую Гавань? — с усмешкой спросила Дейнерис, взглянув на Джона, и он ответил ей едва заметной улыбкой.

Войска медленно подкатывались к городу, и Тирион наблюдал за этим со странной смесью торжества и боли. Когда-то он сам защищал эти стены, хотя люди за ними способны как полюбить, так и возненавидеть тебя в одночасье.

Его отца эти люди ненавидели и боялись больше двадцати лет, так и не простив ему тот ужас, что творили его солдаты, взяв Королевскую Гавань.

— История — колесо, — прошептал он, немного расстроившись от того, что некому услышать его слова — все кругом были заняты, а сам Тирион, хоть и сидел на коне, но находился далеко позади, в середине колонны. — Все события повторяются. И вот этот город будет вновь захвачен. И к этому вновь будет причастен Ланнистер.

Карлик до последнего надеялся, что Джейме сможет убедить сестру и город будет сдан без боя. Надеялся, что у сестры достанет мужества принять свой проигрыш. Но... по-настоящему он в это никогда не верил. Знал, что Серсея не отступит, с того самого мига, когда она отмахнулась от заключенного мира. Но разве карлик мог отказать брату? Разве мог он? Джейме так много сделал для него. И как много ему прощал. Карлику не хотелось окончательно разбивать сердце старшего брата.

Тирион с горечью усмехнулся.

Как бы то ни было, карлик всегда любил свою семью. Он оставался эгоистом, маленьким самовлюбленным человечком, многие годы упивавшимся своими обидами на отца, на сестру, но он любил свою семью, любил свою фамилию и не желал, чтобы львы исчезли.

Он всячески отговаривал Дейнерис штурмовать столицу не только из тех соображений, что не желал ей судьбы ненавидимой всеми Королевы. Не только потому, что не желал создавать из нее второго Тайвина. Он делал это и затем, что ему на самом деле этого очень хотелось. Хотелось, чтобы она напала на город, стала Королевой пепла, разбила Серсею и напугала жителей. Тогда бы он, Тирион, стал бы в глазах многих тем, кого бы любили и считали миротворцем. Он бы мог стать десницей при Безумной Королеве. Пусть иногда, пусть лишь в его воспаленном разуме, но он представлял это. И видел себя. Не просто правой рукой, но истинным правителем, любимцем народа. Умным, сильным. Настоящим Королем.

И Тирион останавливал себя, ловил за хвост эти безумные мысли. Усмехался от осознания, как бы был удивлен отец, осознавая, что его сын-карлик похож на него больше, чем любимец Джейме.

Он останавливал себя и заставлял не желать столь злой участи целому городу, который он ненавидел. Заставлял одуматься и не потакать порывам Дейнерис, ведь она тоже была дочерью своей семьи, как и Тирион — сыном своей, а порой Королеву захлестывали эмоции. И сам не потакал своим порывам.

А ведь ревновал! Ревновал Дейнерис к власти, к драконам. И ревновал ускользающие из рук позиции к Джону.

Когда-то любовь погубила его отца. Любовь сделала из самого Тириона тряпку. Любовь многое разрушила. Уж Тирион-то знал об этом. Но он бы никогда не признался, что любовь к власти способна разрушить куда больше, чем любовь к женщине.

Тирион любил Шаю, но себя во власти, в центре великой игры у подножия трона любил больше. И потерял… Потерял все.

Он умолчал об этом в разговоре с Мормонтом, поклялся себе, что никогда не расскажет об этом даже самому близкому другу, даже Подрику или Бронну, которые видели бывшего десницу в худшие моменты его жизни. Никто и никогда не должен узнать, что очень многое Тирион сделал не только из любви к брату, не только из любви к семье, но и из-за своей любви к власти. Чтобы иметь хотя бы шанс сохранить свою семью, он подавил в себе жажду власти, жажду мщения, желание распорядиться ситуацией наилучшим образом. Он сделал все, чтобы доказать и себе, и памяти отца, что он его сын. Сын, которого тот ненавидел, но сын, который переступил через собственные амбиции и Ланнистерскую любовь к власти, чтобы только дать шанс на выживание этой самой семье.

— Собирайте всех! — рявкнул Эурон, глядя на догорающие у причалов лодки. — Всех до одного! Я хочу, чтобы все увидели, как я разыщу и вырежу языки своим племянникам, где бы они ни спрятались.

Колокола на башнях внезапно утихли, а после затрезвонили вновь, но иначе, возвещая об осаде. Эурон поднял голову, прислушался и с рычанием осклабился.

— Всех! Всех! — заорал он, удобнее перехватывая древко топора. — Пора нам всем размяться.

Он шагнул вниз с причала и большими шагами направился в город. С яростью взмахнув топором, железнорожденный ударил им одного из безумно метавшихся по улочкам горожанина и облизнулся при виде брызнувшей во все стороны крови.

— Этот город наш, наша добыча! — проорал он. — И мы никому его не отдадим.

Подрик выглянул из укрытия и спросил:

— Долго еще?

— Нет, — высунув кончик языка и уверенно орудуя какими-то железками, в которых оруженосец ничего не понимал, ответил Джендри. — Уже почти.

— Они точно не сработают? — уточнил Подрик, переживая из-за того, что на него легла ответственность за поставленную Королем задачу.

Когда небольшой отряд оказался внутри города, молчаливый мальчик вывел их на поверхность, где Подрика, Джендри и остальных оставили леди Арья, леди Бриенна и Пес. Кусая губы, оруженосец смотрел, как уходят люди, способные отдать приказ. Теперь ему предстояло полагаться лишь на себя и внутри все тряслось от страха.

— Мы обошли ворота и стены, — напомнил Джендри. — И сломали все скорпионы, какие только нашли. Уж поверь, я точно знаю, что никому не удастся выпустить из них копье по дракону.

Подрик кивнул и оглянулся на Красный Замок. Сейчас к нему было не пробраться. Колокола зазвонили почти на рассвете, но со скорпионами вышла заминка, и маленький отряд не мог проверить замок тоже.

— Ваше величество, — прошептал Квиберн, подступая к трону. Сидевшая на нем Серсея все время ерзала, сжимала подлокотники, и кое-где в ее одежде виднелись прорехи, а на расплавленные лезвия и рукояти брусничными ягодами капала кровь. Но Королева этого не замечала. — Ваше величество.

— Что за новость вы принесли на этот раз? — с отвращением спросила Серсея.

Как она не замечала прежде? Этот человек, что вел себя, как верный страж, как надежный друг, тоже враг ей. Вокруг остались лишь враги. Где же Джейме? Только ему она может доверять. Только ему!

— К Королевской Гавани приближается армия, — сказал Квиберн. — В небе видели двух драконов.

Серсея секунду помолчала, а после оскалилась и вцепилась крепче в подлокотники, разрезая себе ладони.

— Они пришли забрать у меня мой трон. Трон, ради которого я сделала все. Пожертвовала своими детьми. Всем. Но они его не получат. Я уничтожу их всех. Всех до одного. Они хотят город? Пусть забирают. Я уничтожу и белобрысую суку, и ее мальчишку, и вместе с ними их армию! Квиберн!

— Да, ваше величество, — пробормотал десница.

— Когда армия прорвется в город, я хочу, чтобы вы дождались подходящего момента, а после... вы знаете, что делать, — довольная собой, улыбнулась Серсея.

— Да, ваше величество, — отозвался Квиберн и чуть поклонился.

— Пора, — глядя вперед, решил Джон и посмотрел в глаза Дейнерис. — Будь осторожна.

Она кивнула и решительно развернула коня. Безупречные, увидев этот маневр, тут же стали расступаться. Закрыв глаза и прислушавшись к себе, Дени мысленно позвала Дрогона, точно зная, что ее сын услышит и спустится вниз.

Каждую секунду помня об осторожности, Дени уверенно ступила на лапу приземлившегося зверя, а после шагнула на сустав крыла. Разместившись на спине Дрогона, Дейнерис позволила ему взлететь и в несколько мощных ударов крыльями перенести Королеву почти вплотную к стенам города. Глянув на Драконьи ворота, откуда за ней с ужасом наблюдали стражники, Дейнерис обернулась и вгляделась в гряду холма, где уже не было Джона.

Внезапно щеки Королевы коснулось что-то легкое и холодное. Она подняла голову, рассматривая крупные снежные хлопья, летевшие с неба, и улыбнулась. Дрогон, уловив ее настроение, грозно зарычал, возвещая о прибытии Королевы.

— К оружию! — закричал глава стражи. — Всех на Драконьи ворота!

Ему хотелось, чтобы голос звучал решительно и басовито, но на последнем слове тот сорвался, взлетел петушиным криком. Глава Золотых Плащей вздрогнул от гула, царившего в городе, и от рева драконов, от которого кровь стыла в жилах.

— Седьмое пекло, — проблеял он, увидев оранжевые языки пламени, взлетевшие над домами.

— Всех на ворота! — повторил он приказ и трясущейся рукой вытер пот со лба.

Под ноги неторопливо сыпался снег, дыхание вырывалось паром, на миг окутывая лицо теплом. Глава стражи осмотрелся, сообразив, что его вояки не хотят выполнять приказ.

— Именем Королевы! — рявкнул он. — Выполнять! Защищать ворота!

Ему хотелось все бросить, снять и броню, и плащ, не согревавший в холода, и слиться с мечущейся толпой. Он стал главой стражи не за какие-то заслуги. Просто одного его начальника увели в Красный Замок, и больше его не видели, другому снес голову железнорожденный, а нынешний глава просто оказался самым опытным из оставшихся. Когда-то он выбрал эту службу за простоту и возможность легко разжиться деньгами. И тогда он не думал, что придется на самом деле с кем-то воевать.

— К воротам! — прокричал глава Золотых Плащей еще раз и сам стал спускаться с холма Эйгона, ударом оголовья расчищая себе дорогу в толпе.

— Они здесь, — выдохнул Джендри и огляделся. — Надо действовать.

— Выждем, — попытался остановить его Подрик.

— Я гляну, — дернул плечом кузнец.

В итоге они вместе выбрались из своего укрытия и стали осматривать стену и город с высоты, оценивая происходящее. Маленький отряд, каким они проникли в столицу, разделился, и теперь кузнецу и оруженосцу не на кого было рассчитывать, кроме самих себя.

— Дракон отвлек стражу, — сказал Подрик. — Получилось. Эти ворота больше никто не охраняет, все солдаты спешат к тем, у которых сидят драконы. Скорее. Нужно открыть ворота.

Сидя на спине дракона, Дейнерис то и дело нервно вздрагивала, слыша гул и крики из-за стен города. Там что-то происходило, а она не могла оказаться внутри и хоть как-то помочь. Она оглянулась, ища взглядом Джона. Этот план они придумали вместе, и ей хотелось знать, что он уверен в нем так же, как и прежде. Только это могло удержать Королеву от желания взмыть на драконе вверх и пролететь над городом, собственными глазами наблюдая происходящее.

Желая выплеснуть свой страх и нервозность, Дени чуть пригнулась и заставила Дрогона плюнуть огнем в ворота. Это уж точно привлечет всех сюда, оставив остальную часть города незащищенной.

Сэм подъехал ближе к Джону и заметил обеспокоенное выражение на лице друга.

— Все получится, — заверит Тарли. — Это хороший план.

Джон взглянул на Сэма и заставил себя улыбнуться.

— Ты только не рискуй особо, — чуть подумав, попросил несостоявшийся мейстер и ныне один из лордов Простора. — Ты Король. Тебе нужно править, а не воевать.

— Ты столько книг прочел, Сэм, — усмехнулся Джон, — а одного в книгах не вычитал. Короли не правят, а служат своим людям.

Сэм Тарли с хитрецой улыбнулся и кивнул, повторив:

— Но тебе не обязательно рисковать. Прежде... Прежде у нас не было тех, ради кого стоит жить. Но теперь все иначе. У тебя есть Королева... Мы вместе прошли через Долгую Ночь...

— Сэм, — произнес Джон так, что лишь друг его услышал, — я не собираюсь умирать. Я... но я лучше столкнусь с еще одной армией Белых Ходоков, чем подведу Дени.

Тарли на секунду замер, а потом понимающе кивнул. Джон же посмотрел на Дейнерис и, встретившись с ней взглядами, чуть улыбнулся, подбадривая.

Ступени казались бесконечными. Джейме поднимался со всхлипами и стонами, хотя прежде обозвал бы себя слюнтяем за подобную слабость. Но голова кружилась, бок то и дело обжигало болью, а ноги норовили подломиться. Чтобы не впасть в забытье, однорукий воин пытался сосредоточиться на чувстве жажды или голода, но их не было. Джейме осталась только боль.

Какое-то время он тащил на себе Бронна, но потом где-то оставил и никак не мог вспомнить, в какой момент это произошло.

Колокола на башнях замка гулко отдавались здесь, внизу, наполняя голову лишь одной повторяющейся мыслью, превратившейся в безумие, вынуждавшее Джейме идти вперед: Серсея, Серсея, Серсея.

Расталкивая стражу и гвардейцев, Эурон прошагал вниз по улице, остановившись у ворот. Люди шарахнулись назад, когда дракон дыхнул пламенем поверх ворот, и от жара тут же обуглились деревянные смотровые площадки, а огонь впился в камни.

— Мы не выстоим против дракона! — завопил кто-то, сея панику.

— Скорпионы! Где скорпионы?

Эурон, не отводя глаз, смотрел на огонь. Он переложил топор из одной руки в другую и довольно осклабился. Воображение уже нарисовало ему тепло драконьей крови, заливающей кракена с головы до ног.

— Я переплыл четырнадцать морей, бывал там, где никто не был, видел то, чего другие не видели, а сегодня я убью дракона!

Джейме знал, где искать Серсею. Он даже смог улыбнуться, когда в брошенном без охраны тронном зале на Железном Троне увидел сестру. Она казалась тоненькой и прекрасной на фоне зала и замершего подле нее единственного стража.

— Серсея... — прошептал воин, держась за створку.

Но она не услышала, не взглянула на него. Королева сидела прямо, глядя перед собой затуманенным взором.

— Серсея, — снова позвал Джейме, кое-как ковыляя по залу.

Еще недавно Ланнистер чувствовал себя пусть побитым молью, но живым, теперь же его тело казалось чужим, немощным телом старика, которого прохожие запинали до смерти.

Он медленно шел вперед, то хватаясь за колонны, то падая. Гора не шевелился. Как и Серсея. Когда Джейме одолел половину зала, то смог разглядеть, что Серсея выглядит изможденной. Черты лица заострились, глаза ввалились, а под ними и на скулах залегли темные тени. Женщина казалась бледной тенью самой себя.

— Серсея...

— Ты пришел, — прошептала она и растянула губы в улыбке. — Мой брат. Мой возлюбленный. Отец моих детей.

«Ты никогда не любила меня, — хотелось воскликнуть ему, — ты не считала своих детей и моими тоже. В чем же истина, Сесрея?»

— Моя тень, моя вторая половина, — продолжила говорить Серсея. — Ты клялся, что будешь любить меня вечно. Ты — мой, а я — твоя. Помнишь?

Он помнил. Помнил слишком хорошо. И память разрывала сердце на части. На миг в груди сдавило так сильно, что боль в руке и боку показалась Джейме щекоткой.

— Я люблю тебя, — сказал он сестре. — Я всегда любил лишь тебя.

— Нет, — отозвалась женщина. — Я не верю. Ты давно стал чужим для меня. Ты переменился.

— Я буду любить тебя так, как прежде, Серсея, — заверил Джейме, — только пойдем со мной. Уйдем отсюда.

— Куда и зачем? — удивилась она.

— Куда-нибудь, — отозвался брат, осознавая, что говорит с полубезумной улыбкой. — В безопасное место.

— Ты хочешь отобрать у меня трон! — внезапно заявила Сесрея, когда воин шагнул чуть ближе.

— Нет, вовсе нет, — попытался заверить Джейме.

— Хочешь, — покачала головой Королева.

— Я хочу лишь защитить тебя. Ты моя сестра. Я люблю тебя. Я не хочу, чтобы ты гибла здесь.

— Я Королева! — выкрикнула женщина, глядя на брата. — Эурон сбросит этих захватчиков в море. Я победила в игре престолов, а они все умрут!

— В этой игре нельзя выиграть, — с горечью качнул головой Джейме.

Серсея расхохоталась и с презрением посмотрела на брата. Она хотела что-то сказать, но тут сквозь боковые двери в зал вошли трое. На миг Джейме решил, что ему мерещится, но это были они — Арья Старк, Сандор Клиган и Бриенна Тарт. При виде однорукого воина леди Бриенна вскрикнула, качнулась вперед, но не посмела приблизиться.

Серсея вскрикнула и сжала подлокотники.

— Ты привел их сюда! Это ты! Предатель! — заверещала она.

— Серсея, прошу тебя, — стараясь не думать о зрителях, сказал Джейме, подступая ближе к сестре. — Прошу тебя.

— Теперь ты просишь. О чем? Чтобы я отдала свой трон? Он мой! А ты поклялся защищать меня. Если так, то убей девчонку Старк! Убей! Убей! Убей!

— Я дал слово Кейтилин Старк, что никогда не подниму оружия против ее дочерей, — вымолвил воин, не глядя ни на Арью Старк, ни на Бриенну. — Даже если бы оно у меня было...

Ланнистер тяжело вздохнул, глядя на сестру и чувствуя себя так, будто очутился в прошлом. Тогда тоже под стенами города стояли войска, а правитель с Железного трона требовал от Джейме повиновения.

— Ваше время на троне закончено, — сообщила Серсее девчонка Старк.

— Убей ее! — с презрением воскликнула Серсея. — Сир Григор, избавьте меня от них!

Неповоротливая туша сдвинулась с места и направилась прямо к стоявшей чуть впереди Бриенне. Что-то дернулось у Джейме в груди, он захрипел и кинулся наперерез, не чувствуя боли.

— Сир Джейме! — Услышал однорукий воин за миг до того, как рука в латной перчатке смяла его бок и отшвырнула в сторону, как котенка.

На несколько секунд Джейме потерял сознание, а очнувшись, увидел, как Пес и Бриенна на пару дерутся с Горой. Старший Клиган двигался медленнее, но рубил так мощно, что этим двоим приходилось прикладывать все усилия, чтобы не оказаться разрубленными пополам.

Арья Старк с интересом наблюдала за поединком и не пыталась воспользоваться шансом. У девчонки было много причин желать Серсее смерти, но она не спешила. Приподнявшись на локте, Джейме позвал:

— Серсея... Прошу тебя. Оставь все.

— Это мой трон, — прошипела Королева. — Мои Семь Королевств. Мой город.

— Эурон не победит, — сказал воин.

Удары трех мечей становились все яростнее. Бриенна и Пес кружили по тронному залу, пытаясь достать закованное в броню детище Квиберна.

— А мне и не надо, чтобы он победил, — расхохоталась Серсея. — Мне он не нужен, как и его железнорожденные. Пусть лишь убьет захватчиков! Узурпаторов! А потом… Я всех уничтожу! Превращу в пепел! И беловолосую стерву, и мальчишку! Они получат пламя! Дикое пламя!

— Что? — переспросил Джейме, чувствуя, что у него темнеет перед глазами.

— Я отдала приказ Квиберну! Я сожгу их! Сожгу их всех!

У Джейме зазвенело в ушах, к горлу подступила горечь. Он взревел раненым зверем и попытался подняться. Рука в железной перчатке повисла плетью, нога подломилась, плеснув болью по венам.

То, что снилось воину четверть века, то, чего он боялся, вновь настигло его. И от кого?!

— Серсея! Нет! — простонал Джейме, пытаясь ползти вперед. — Нет!

В какой-то миг воин заметил взгляд Арьи Старк и прочел в нем ответ, который ему не хотелось знать. Он должен быть первым. Сделать это сам. Он полз, стонал и полз, а Серсея сидела на троне, смотрела на бой и улыбалась. Внезапно звон стих, прерванный громким вскриком и падением, и Джейме услышал свое неровное прерывистое дыхание. Он оглянулся и увидел лежащего на полу Пса, из плеча которого выдергивал меч Гора.

— Ну же! — гаркнул Пес. — Руби!

Казалось, он рявкнул это брату, но тут Бриенна Тарт с хрипом обрушила удар валирийского меча на шею Горы, отделяя голову от тела. Джейме не видел, как упала на пол неповоротливая туша, лишь услышал грохот. Он вновь пополз, пытаясь добраться до сестры раньше, чем неторопливо приближающаяся Арья Старк.

— Серсея, — прошептал однорукий воин, поднимаясь по ступенькам. — Серсея.

Жаль, что у него нет меча. Он бы смог хоть что-то сделать.

Звон по плитам прозвучал музыкой. Глянув вниз, Джейме обнаружил у подножия свой короткий валирийский меч. Обернувшись, он разглядел Бронна.

— Уж не знаю, почему у некоторых есть привязанность к мечам… — буркнул он, не пытаясь стереть с лица кровавую корку.

Джейме с хрипом наклонился, подбирая меч, и с трудом поднялся на возвышение.

— Джейме? — удивилась Серсея, не веря тому, что видит оружие в его руке. — Ты не можешь!

Он молчал, глядя на нее, а сестра сжалась на троне, перепугано глядя на него.

— Мы единое целое! — вскричала она, вскакивая и пытаясь оказаться как можно дальше от брата. — Мы пришли в этот мир вместе!

— И уйдем из него вместе, — глухо довершил Джейме, ощущая, как к губам подступает кровавая пена.

Дернувшись так, будто его самого пронзило острое лезвие, однорукий воин сделал стремительный выпад. Серсея недоверчиво уставилась на свое черное платье, украшенное мехом, распоротое на груди валирийской сталью, а после упала. А вслед за ней упал и он.

— Нет! — вскричала Бриенна.

У нее звенело в ушах, многочисленные порезы кровоточили, а один глаз залило так, что она едва видела. Неведомая сила заставила воительницу обернуться. Обернуться в тот самый момент, когда Джейме Ланнастер кулем упал на пол.

— Нет! — простонала она, бросив свой меч и спеша к нему. — Нет! Сир Джейме!

Она упала рядом с ним на колени, перевернула и вгляделась в лицо. Он был бледен, на губах пузырилась розовая пена.

— Сир Джейме!

— Мне не… не дано было… выбирать себе братьев по… по оружию, — прохрипел воин едва слышно, и кровь масляной пленкой обволокла его подбородок. — И я не стал… не стал хорошим гвардейцем. Верни… верни Королевской Гвардии ее… славу.

— Джейме, — позвала Бриенна, когда он умолк, но он не ответил. — Джейме…

— Вот и все, — хрипло прошипел Пес, глядя в потолок тронного зала. — Я отправил его в пекло.

— Да, — согласилась Арья, наблюдая за тем, как под Клиганом растекается кровавое пятно.

— Добей, — взмолился он, дернув когда-то сломанной и вновь перебитой ногой. — Прошу.

Арья шагнула к нему, без сочувствия глядя сверху, перевела взгляд на Бриенну, качавшуюся из стороны в сторону и прижимавшую к себе мертвого Джейме Ланнистера, а после с шелестом вытащила из ножен Иглу. Пес не отрываясь наблюдал за ней, а когда увидел меч, то выдохнул и спокойно улыбнулся…

Пламя в считанные секунды превратило деревянные конструкции на воротах в почерневшие головешки-зубья, устремленные вверх. Ворота обуглились, но держались. Дейнерис хотелось проломить их, но она ежесекундно останавливала себя, помня, что от ее действий, возможно, зависят жизни тысяч людей. Пока армия отвлекает войска внутри, доверенные люди должны открыть остальные ворота, чтобы у людей появилась возможность покинуть город, спасаясь от битвы.

Королеве не нравилась мысль, что для жителей столицы и она, и Джон сейчас представали захватчиками, но как еще они могли уберечь людей от дикого огня?

— Порой приходится делать ужасающие вещи во благо других, — прошептала Дейнерис, наблюдая за тем, как Безупречные подступают к воротам с тараном.

При иных обстоятельствах со стен армию поливали бы смолой и градом стрел, но дыхание драконов разогнало защитников и раскалило светло-серый камень. Таран с глухим стуком врезался в ворота, порождая гул по ту сторону. Похоже, защитники не разбежались, они готовились встретить врага.

Еще пару раз облив стену огнем, Дени заставила Дрогона отступить. В этом сражении дракон был опасен не только для чужих, но и для своих. Кусая губы, Королева нашла взглядом Джона. Он был там, внизу, среди других воинов. Сердце Дейнерис пропустило удар, но Королева отогнала недоброе предчувствие. Она осмотрела толпу и увидела рядом с Джоном сира Джораха. На миг Дени испытала стыд за то, что слишком часто забывала о своем верном добром медведе. Он прошел с ней через все испытания. Он не был безоговорочно верен, но он поддерживал Дейнерис тогда, когда она в этом нуждалась.

— Я сдержу слово, — решила Королева. — Я исполню то, что собиралась. Я делала все для своих людей. И он мой человек. Я смогу отплатить ему за доброту.

Таран продавил ворота, а вместе с ними и несколько каменных блоков по бокам. Даже сквозь пыль и падающий снег Джон разглядел по ту сторону провала небольшую горстку золотых плащей, ланнистерских гвардейцев и значительно больше — железнорожденных.

— Когда-то Торос из Мира был первым, кто ворвался в провал, — заметил Джорах Мормонт, пока оба воинства выжидали. — Я испытывал зависть к его подвигу. Тогда я думал о том, что должен был занять его место. Тогда бы мое имя сохранилось в памяти других.

«Торос не помнил о своем... люди назвали это подвигом, — подумал Джон. — Есть ли подвиг в том, что кто-то первым бросается в бой? В этом ли подвиг? Это только безумие и кровь на клинке…»

— Сейчас у многих есть шанс оставить свое имя в истории... — пробормотал сир Джорах. — Если умереть, то умереть героем!

В его голосе не было веселья и бравады, он ждал так же, как и другие. Но стоило защитникам города ринуться наружу, Джорах Мормонт был первым, кто встретил их.

— Жизнь важнее, — прошептал Джон, высвобождая свой меч из ножен, и мысленно добавил: «Жизни людей, жизни близких, жизни тех, кто доверяет тебе и кого ты поклялся защищать. Это, а не геройское махание мечом».

Среди Золотых Плащей в первые же секунды началась паника, и железнорожденные, рассвирепев, взялись за топоры, расчищая себе дорогу наружу. Гвардейцы посторонились, но нескольких парней потоком серого просоленного воинства вынесло наружу. Со стороны они казались алыми каплями крови на серой, чуть припорошенной снегом земле.

Тормунд сгорбился, наклонился, как медведь, и те немногочисленные вольники, что пошли с армией в столицу, вслед за ним обнажили оружие.

Джон ждал. Он не собирался сломя голову прорываться вперед. По плану им предстояло выманить защитников наружу, не дать заманить себя в лабиринт узких улочек.

Безупречные частью встали стеной, не давая кому-либо подобраться к драконам, а частью окружили Джона.

Кое-кто предлагал уничтожать врагов драконьим пламенем, но Король и Королева договорились не делать этого. В душе оба стремились к другому миру, к другой жизни. А этого не будет, если люди не станут им доверять. Здесь и сейчас на Джона и Дени смотрел Юг, которому еще предстояло доказать, что Король и Королева достойны доверия. А этого не случится, если они не будут сражаться честно.

Дени нервозно смотрела по сторонам. Дрогон под ней шумно вздыхал, чувствуя горячий аромат крови. Королева наклонилась к шее дракона и приказала ему отступить еще больше, а после и вовсе дала возможность взлететь. Ей не хотелось оставлять поле боя у ворот, но ее волновали жители, ей хотелось знать, что происходит за стенами.

Тень дракона скользила над Королевской Гаванью, снег с шипением исчезал на чешуйках дракона. Подняв Дрогона повыше, Дени смогла разглядеть, как сквозь остальные шесть ворот города ручейками бегут люди.

«Они двигаются слишком медленно, — подумала Дейнерис. — Колокола и бой не напугали их?»

Эурон с ревом всадил топор в грудь первого попавшегося вояки, не интересуясь, убил ли он своего или чужого. Но люди Вороньего Глаза давно научились не попадаться своему лорду и Королю на пути, если он разгорячен сражением. Эурон выдернул топор и ринулся вперед, предвкушая услышать новый смачный хруст плоти и костей, предвкушая брызги крови на своем лице и песню чужого стона.

Путь ему пересек высокий лысеющий рыцарь с испещренным морщинами лицом. На броне рыцаря красовался вставший на дыбы медведь. Эурон довольно усмехнулся, собираясь снести голову одному из непокорных медведей Медвежьего острова. Рыцарь оказался проворнее, он не выдержал мощи удара топором, но не дал разрубить себя пополам, принял тяжелое лезвие на клинок и с усилием толкнул кракена назад. Эурон расхохотался, лишь самую малость отступив назад — море было его домом и он не боялся качки на земле. Новый удар вынудил рыцаря самого отшатнуться назад. Перехватив древко дальше от лезвия, Эурон взмахнул топором, как косой.

Джорах с шипением отшатнулся. Мощный поток воздуха взъерошил ему волосы. Вороний Глаз захохотал и ринулся вперед, занося оружие для удара. Мормонт дернулся, поднимая свой меч обеими руками, чтобы принять удар. Лезвие тренькнуло и переломилось, острие топора со скрежетом съехало по обломку к рукояти. Мормонт с беззвучным стоном упал, его левую руку от кисти и до плеча пронзила острая боль. Перед глазами все померкло. Джорах слышал лишь лязг оружия рядом, далекий звон колоколов и свист топора.

Джорах вскинул голову, попытался встать, чтобы если и принять смерть, то стоя. Рядом с ним мелькнула черная тень, и на миг все иные звуки исчезли за чистейшим звоном, похожим на хоровое пение в радужном свете септы. Мормонт здоровой рукой отер пот, грязь, снег и кровь со своего лица и увидел безумную пляску топора против длинного меча. Зачарованный, Джорах несколько мгновений просто лежал на земле, наблюдая за тем, как уверенно отражает более мощные атаки человек, которого Джорах Мормонт не желал называть своим Королем. Человек, который не дал убить Джораха лежачим...

Стоило подумать, как одолеть противника, вроде Эурона, но Джон предпочел довериться инстинктам. Он много раз сражался с противниками, которые ничего не знали о чести, и сам научился не думать о ней. Красота и благородство для песен и рассказов, для воображения юных мальчиков, еще не получивших свой первый настоящий меч. Джон много раз сражался с теми, кто шел на него не с мечом, и не боялся ни огромного топора в руках Эурона Грейджоя, ни его залитого кровью лица, ни злорадного оскала. Джон бился против вольного народа, против Теннов, которые хотели сожрать его плоть. Он бился против Болтонов, которые бы с удовольствием освежевали его и скормили псам. Он сражался с мертвыми, зная, что может стать одним из них. И сейчас он не собирался страшиться пирата, привыкшего нападать на безоружных и убивать людей, как скот.

Вдруг совсем рядом с ним, уверенно держа меч двумя руками, возник Теон. Джон не ожидал увидеть его. По плану им с Ярой предстояло увести флот к Драконьему Камню, не дав сбежать людям Вороньего Глаза и любому, кто пожелает удрать из столицы морем.

— О! Мой дорогой племянник! — обрадовался Эурон и на миг остановился. — А я искал тебя. Хотел добыть себе череп дракона, но для родни я сделаю уступку. Я убью тебя первым.

Теон не вздрогнул, хотя оскал дяди чем-то напомнила ему улыбку Рамси.

«Ты не Вонючка и никогда им не будешь. Ты сын моря и земли, Железных островов и Винтерфелла. Ты Теон Грейджой», — напомнил он себе.

— Я отправлю тебя к Утонувшему богу! — усмехнулся Эурон, поднимая свой топор.

— Нет, дядя. Не выйдет. Сегодня ты этого не сделаешь. И никто из твоих людей не найдет дороги к морю. Не пировать тебе в подводных чертогах с предками, — произнес Теон спокойно и крепче сжал рукоять меча.

Схватка возобновилась. Теперь Эурон отбивал удары сразу двух противников, а Джон успевал избавляться от железнорожденных, надумавших ударить им с Теоном в спину.

Нанося удары, Теон с болью думал о том, что когда-то дал обещание Роббу. Он хотел сражаться рядом с ним, защищать своего названного брата. Но вместо этого он предал Старка. Эту вину Теону никогда не искупить, он сам не сможет себя простить. Но сейчас, сражаясь рядом с тем, кто его злил когда-то, кто с усмешкой смотрел ему в глаза, не обижаясь на шутки, кто тоже был ему братом, пусть даже кракен не желал это признавать в юности, Теон ощущал не страх, следовавший за ним долгое время после игр Рамси, но покой и уверенность. Теон улыбнулся и с новыми силами ринулся вперед, перехватывая инициативу. В его руках был меч, но Теон забыл об этом, как забывал обо всем, наблюдая в детстве за страшной и завораживающей пляской с топорами.

Джон отступил, оставил этот бой Теону. Походя молодой кракен выдернул топорик из тела поверженного и, хоть держать и меч, и топор искалеченными руками было тяжело, без сомнений продолжил бой. Эурон более не хохотал, но сверкал яростной усмешкой. И эта усмешка осталась на его губах, когда Теон, извернувшись, нанес решающий удар.

Вороний Глаз с непониманием провел ладонью по шее и груди, ощущая струящуюся между пальцами кровь. Вновь усмехнувшись, Эурон попытался поднять топор, но упал назад, уронив свое ужасное оружие на землю.

Теон замер, глядя на тело дяди и не видя ничего другого. Рядом сражались люди. Заморские наемники яростно скрещивали свои мечи и кинжалы с топорами. Кололи копьями Безупречные. Дотракийцы с улюлюканьем рубились с моряками.

Теон сглотнул и посмотрел на свои руки. Они не стали прежними, но тело искалеченного кракена помнило уроки учителя. Человека, подарившего ему эту победу. Человека, чей взгляд снился Теону в кошмарах. Человека, чье имя всегда будет вызывать боль.

— Спасибо, сир Родрик… — хрипло прошептал Грейджой. — Простите меня…

Дейнерис закусила губу и вынудила Дрогона еще раз пролететь над городом, чтобы Королева могла лучше разглядеть улицы. Ее нервы звенели, как струны. Внутри все замирало от недоброго предчувствия.

Послав дракона вниз, Дени опустилась на высокую стену, окружавшую Красный Замок. Если на улицах еще оставались люди, то они бросились врассыпную, услышав рев Дрогона. Поток пламени, пущенный поверх и лишь немного задевший пару крыш и башенок, еще больше напугал людей.

— Они простят мне это, — убеждала себя Дейнерис. — Они простят мне, если я смогу защитить людей.

Смолкли колокола. Слышались лишь крики людей, треск огня, звон лопнувшего стекла и отголоски боя у стен города.

Внезапно в эти звуки примешался немелодичный звон струны и свист. Дени инстинктивно прижалась к Дрогону и мотнула головой, пытаясь понять, что произошло. Но в следующий миг дракон дернулся и взвыл. Качнулся вперед, распластывая крылья по стенам и крышам домов.

— Нет! — вскричала Дени, увидев металлический стержень, торчащий всего на фут ниже ее ноги. — Нет!

Королева огляделась, пытаясь понять, откуда выстрелили, но Дрогон оказался быстрее. Ярость взяла верх, и дракон с шумом перепрыгнул на соседние дома, сминая их крыши, а после с рыком выхватил откуда-то из переулка человека в красной броне Ланнистеров и перекусил пополам. Скорпион Дрогон смял движением хвоста, а после тяжело осел на крышах, вновь раскинув крылья.

— Нет! — всхлипнула Дени.

Она мгновенно пожалела, что рискнула и спустилась посреди города.

Рев дракона пронесся над городом, и Джон вздрогнул. Рейгаль издали ответил на этот крик боли. Сердце Джона пропустило несколько ударов, все внутри сжалось от недоброго предчувствия. Оглянувшись на ряды пока не вступивших в бой Безупречных, Джон ринулся в провал разрушенных ворот. Ему приходилось прорываться, сражаться с гвардейцами и железнорожденными. Безупречные и многие другие следовали за ним, но у Короля никак не получалось продвигаться быстрее. Драгоценные секунды утекали сквозь пальцы.

Неслышно ступая, Варис шагал в темноте. Сейчас не было необходимости таиться, но это прочно вошло в ряд привычек евнуха. И никому Паук не собирался назвать их все. Даже теперь.

Он шел по подземельям, где ходил сотни раз. Евнух мог назвать множество тайн, похороненных здесь, вдали от солнечного света. Эти тайны были произнесены шепотом, и каждую из них Варис использовал в своих целях. Он много ошибался, много винил себя за эти ошибки и много раз убеждал себя, что все совершил во благо. Так ли все было? Или, может, этим стенам стоит поведать еще одну тайну? Тайное признание уставшего игрока.

Свернув несколько раз, Варис наконец заметил того, кого искал. На миг застыв, Паук последовал за человеком в черном одеянии. Он наблюдал за ним все последнее время и уже знал, куда бывший мейстер отправится в случае чего.

Этот человек пугал Вариса, возвращая мастера над шептунами в те дни, когда судьба отвернулась от юного циркача. Этот человек был столь же безумен в своей вере, как и красный колдун из кошмаров Вариса. И хоть Квиберн не отличался набожностью, он тоже был в чем-то верующим. Верующим безумцем, готовым на многое ради своего. Варис видел глаза этого человека и видел то создание, которое бывший мейстер создал. Видел и понял, что этот с виду тихий человек способен на безумнейшие поступки, лишь бы после понаблюдать за произошедшим.

Следуя за Квиберном, Варис дошел до широкого коридора с низким потолком, где стояло не меньше дюжины бочек с диким огнем. Пока Квиберн доставал из сумки свечи и огниво, Варис быстро припомнил расположение этого коридора подземных проходов относительно города и то, как был распределен дикий огонь в других коридорах. На лбу Паука выступила испарина от понимания, что взрыв бочек здесь приведет к разрушению не меньше половины Королевской Гавани. И хоть пташки предупредили людей, но не все сумеют спастись. Погибнут десятки тысяч людей!

Неслышно ступая, Варис вышел из тени, привлекая внимание мейстера.

— Не думал, что встречу вас вот так, — вежливым тоном заметил Квиберн. — Похоже, пташки растеряли хватку. Или вновь сменили покровителя?

Варис лишь улыбнулся.

— Вас не волнует их предательство?

— Нет, — ответил евнух. — Разве кто-то станет волноваться из-за птиц в своем саду? Они невинны. Они лишь поют свои песни.

Квиберн усмехнулся и наклонился, чтобы установить свечу на одной из бочек. Он неторопливо ударил огнивом над другой свечой и уже от нее зажег свечу на бочке.

— Зачем вам это? — спросил Варис, наблюдая за десницей Серсеи. — Разве вам не жаль невинных? Тысячи, сотни тысяч людей.

— Тяжелые времена порой требуют жестких решений, — ответил Квиберн с тенью грусти в глазах. — Война и зима. Всех и так ждет голод. Эти тысячи... сотни тысяч и так умрут. Так не лучше ли им умереть без мучений, дав другим возможность выжить?

— Вот как вы мыслите? — пробормотал Паук, наблюдая за мужчиной. — И вам никого не жаль.

— Мир переродится. Он излечится от ран. Не всем найдется в нем место.

Варис недоверчиво поджал губы.

— И вам не место в этом мире, — с грустью заметил Квиберн, шагнув вперед.

Варис с отвращением вздернул подбородок и спросил с улыбкой:

— Вы мне угрожаете?

Квиберн улыбнулся в ответ. Варис прищурился, собираясь ответить, но легкий шорох позади отвлек его внимание. Евнух не почувствовал удара и едва ощутил боль, но мгновенно понял, что произошло.

— Вы умрете здесь, в этой чужой для вас стране, дорогой Паук, — прошептал бывший мейстер, чуть склонив голову и глядя на Вариса почему-то сверху.

Евнух беззвучно вздохнул, не в силах даже закричать от боли. Его будто парализовало. Сердце билось неровно, боль нарастала. Варис моргнул и увидел, как удаляется прочь высокая фигура в темных одеяниях. Разум Паука помутился, и ему почудилось, что одежды человека не черные, а темно-красные, а сам Варис — вновь тоненький мальчуган, выброшенный в канаву после ритуала, как ненужная сломанная кукла.

Тогда он мог умереть в той канаве, мог умереть от холода и голода, мог погибнуть сотни раз, пока пытался выжить, торгуя собой и воруя. Он поклялся, что выживет. Поклялся, что будет служить таким же людям, каким был сам. Не лордам, не королям, а самым простым людям.

Он совершил много ошибок. И немало раз разочаровался в своих планах. Он сделал много, чтобы избавить Семь Королевств от Эйриса Таргариена, но при этом уберечь свою жизнь. И очень скоро пожалел об этом.

Когда-то бесплотный голос сказал, что Кровь и пламя выжгут Семь Королевств. Тогда ему это казалось дурным предзнаменованием. Предсказанной катастрофой. Но добрый Король Роберт не стал спасением. При нем за каких-то полтора десятилетия казна опустела, а корона задолжала Тиреллам и Ланнистерам. Наблюдая за этим, Варис с болью понял, что поспособствовал тому, что не стало благом для людей. Исправлению своей ошибки евнух посвятил все свои силы. Зачем-то, но Вестеросу необходимо было пламя Таргариенов. И события на Севере дали Пауку ответ.

Евнух вздохнул и попытался хотя бы приподняться, но тело не слушалось его. Варис просто лежал на земляном полу подземного коридора и наблюдал за тем, как тает короткая свеча.

— Дени! — окликнул Джон, прорубаясь сквозь редкую толпу противников. По бокам от него орудовали пиками Безупречные, с вскриками махал мечом Джорах Мормонт.

Дракон под Дейнерис то вскидывался, то с криком падал вперед, все больше и больше сминая крыши и стены. Дени едва держалась на спине у Дрогона, в любую секунду рискуя свалиться. Она с тревогой глянула вниз, на Джона, и стала что-то выкрикивать, но он не услышал ее. Дракон дернулся еще немного вперед, и его крылья повисли над улицей.

— Это опасно! — крикнул Джону Мормонт, когда дракон сильно завалился вперед, головой и шеей смяв часть стены в доме напротив. — Это Дрогон! Он самый опасный из них! Даже Королева не может совладать с ним!

Джон предпочел его не услышать. Здесь и сейчас из-за дракона могла пострадать Дени.

Безупречные, предугадывая желание Джона, обогнули его, расправляясь с оставшимися впереди противниками. Многие гвардейцы предпочли спрятаться в переулках, а не лезть под брюхо дракону. Теперь противник сомкнул ряды позади небольшого отряда, стремясь перебить Безупречных и добраться до Короля.

Дрогон закричал и дыхнул огнем перед собой.

— Назад! — рявкнул Джорах и похолодел, когда Джон побежал вперед, проскочив перед еще одной струей пламени.

Дрогон затряс головой и глянул на Джона, возникшего возле его лапы. Дракон даже открыл пасть, собираясь обдать Короля пламенем, но Джон проигнорировал угрозу и вцепился в толстое древко огромного болта.

— Джон! Осторожнее! — крикнула Дени, с трудом удерживаясь на спине зверя. Она была бледна, на скуле кровоточила царапина, броня защитила Дени от осколков камня, дерева и черепицы, но Королева с ног до головы была усыпана пылью и мелкими камешками.

Джон дернул древко, наконец освобождая бок дракона от зазубренного наконечника. Дрогон взвыл, встряхнулся, махнул крыльями и почти завалился на бок. Дени вскрикнула и покатилась со спины дракона вниз. На несколько секунд мир будто остановился для Джона, сердце в ужасе сжалось. Он отбросил древко в сторону и ринулся вперед, пытаясь поймать Дейнерис. Она хватанула руками, на миг зацепилась за чешуйки, но Дрогон завалился еще больше, и ей пришлось разжать пальцы, чтобы избежать опасности быть раздавленной огромной тушей. Застонав, Дени соскользнула вниз по дорожке горячей драконьей крови.

— Дени! — вскрикнул Джон, когда девушка, прикрывая руками живот, ударилась о стену дома и кулем свалилась на Джона. — Дени?!

Дрогон замотал головой, закричал и взвился вверх.

— Дени! -позвал Джон всматриваясь в лицо Дейнерис.

Он прижал ее к себе, пытаясь услышать биение ее сердца, но броня мешала, и Джон кинжалом вспорол ремешки на плечах и боках Королевы.

— Что с ней? — падая рядом, зло проорал Джорах.

Джон не обратил на Мормонта внимания. Отбросив кинжал, Джон склонился над Дени, глядя на ее белое, как снег лицо, и страшась худшего. Но под его ладонью слабо билось сердце и дыхание ощущалось на холодной щеке.

— Она жива, — прошептал Король. — Она жива, но без сознания.

— Нужно унести ее отсюда, — сказал Джорах, посматривая то на Королеву, то на Дрогона.

Дракон метался в небе, то судорожно взмахивая крыльями, то падая вниз. Кровь шлейфом струилась из его раны. Закричав, Дрогон приземлился на крышу тронного зала, с шипением круша черепицу, а после взвился вверх, на миг повиснув на одной из семи башен замка.

Внезапно улицу с обеих сторон окружили гвардейцы и Золотые Плащи. Осмелев и чуя легкую возможность победить врага, они ринулись вперед. Джон хмуро огляделся, бережно опустил Дени на мостовую и вытащил из ножен меч. Безупречных осталось не больше дюжины, Мормонт был с ног до головы залит кровью, его левая рука висела плетью. Джон глубоко вздохнул, собираясь с силами. Он не желал умирать так просто.

Внезапно над ними мелькнула тень и совсем близко раздался рев дракона. Джон задрал голову, не веря, что Дрогон вернулся.

— Рейгаль... — прошептал Король, увидев огромную зеленую тушу, и сглотнул, ощущая мощный прилив сил. Не слишком веря, Джон мысленно потянулся к дракону. Рейгаль на миг замер в воздухе, но потом выравнялся и стал уверенно спускаться вниз. Замерев, все смотрели на дракона, пока тот шумно опускался на и без того разрушенные дома. Гвардейцы испуганно отступили. Мормонт недоверчиво охнул, когда Рейгаль осторожно наклонился над слишком тесной для него улицей и опустил крыло перед Джоном.

— Уноси ее отсюда! — крикнул сир Джорах Джону, придя в себя. — Уноси!

Джон на секунду замер, но потом, сунув меч в ножны, подхватил Дейнерис на руки и уверенно ступил на сустав крыла дракона. Рейгаль мягко подтянул крыло, поднимая Короля и его драгоценную ношу вверх.

Сидеть на спине дракона было непривычно, но Джон не думал об этом. Его беспокоило лишь состояние Дейнерис. Сейчас она казалась столь хрупкой, что Джон боялся сжать ее слишком сильно.

Вдруг где-то в отдалении прогремел взрыв. Джон поднял голову и увидел зеленые вспышки за холмом Висеньи. Секундой позже новый взрыв сотряс небо и землю. Дома заскрипели, как растревоженный бурей лес.

Гвардейцы внизу отреагировали мгновенно, ринувшись на Безупречных в надежде воспользоваться паникой.

— Дикий огонь! — крикнул Джон, не до конца веря в происходящее.

Взрывы участились. Теперь они следовали один за другим. Щекой Джон ощутил невероятный жар, накатывавший волнами.

— Улетайте! — заорал Джорах. — Быстрее!

Джон сжал челюсти, на миг засомневался, но волна взрывов, не прекращаясь, накатывала. Он не успевал спуститься за оставшимися внизу людьми. Гвардейцы кинулись к воротам Красного Замка, напуганные стонами земли под ногами. Мостовая пошла трещинами, дома под Рейгалем просели. Дракон зарычал, взмахнул крыльями и взлетел, унося Джона и Дени вверх. Секунду спустя взрывы докатились и до той улицы, где остался Джорах Мормонт. Цепляясь за шипы на спине дракона, Джон прижал к себе Дейнерис, боясь уронить ее или самому свалиться. Он первый раз летел на драконе, но ничего не чувствовал. Жар лизнул брюхо Рейгаля, но брызги дикого огня не долетели до дракона. Поднявшись высоко-высоко над городом, Джон смотрел на полыхающую Королевскую Гавань и сердце его горело вместе со столицей Семи Королевств.

Весна с привкусом пепла — ДЕЙНЕРИС​

Сжав ладони в кулаки, Дейнерис обвела взглядом бескрайний лагерь, раскинувшийся на правом берегу Черноводной. С холма, на котором она стояла, открывался вид на город...

Королева сглотнула.

С холма отлично просматривалось то, что осталось от Королевской Гавани. Часть внешних стен рухнула, две трети построек или была разрушена взрывами и обвалом грунта, или сгорела в пожарах. Прежде огромный город на берегу лишь несколько дней назад перестал гореть, хотя его до сих пор заволакивала пелена черного дыма.

Обломки стен, черепица, разлетаясь во все стороны от взрывов, крушили незатронутые кварталы. Досталось даже стенам вокруг Красного Замка и самому замку. Но, будто в издёвку над всеми, даже с выбитыми волной стеклами и пострадавшими строениями, Красный Замок уцелел лучше других построек в городе. Даже лучше Драконьего Логова и построек на склонах холма Рейнис, где в подземных тоннелях не были спрятаны бочки с диким огнем.

Глядя на Красный Замок, Дейнерис раз за разом ловила себя на том, что ее потряхивает от гнева. Если бы она могла, она бы своими руками убила Серсею за разрушение города. Но Серсея Ланнистер была мертва. Как и Джейме Ланнистер. Как и оба брата Клиганы.

Об этом сообщила Арья.

Два дня никто не знал, выжила ли девушка, но потом она заявилась в лагерь вместе с Бриенной Тарт и едва живым наемником Бронном. Они обходили замок, расправляясь с немногочисленными железнорожденными Эурона, когда начались взрывы, и не пострадали. Но потом они потратили очень много времени, разыскивая безопасный выход за пределы города.

Об этом Дени узнала позже, очнувшись на третий день после событий в столице. Ей снилось испуганное лицо Джона, освещенного зелеными сполохами, голос Мормонта. Придя в себя, Дени не спросила верную Миссандею о произошедшем. Она будто и так знала, что случилась трагедия.

— Если бы мы не пришли, этого бы не произошло, — прошептала Дейнерис, бережно обняв живот руками. — Если бы…

Её не могло утешить то, что в трагедии все, даже жители столицы, в одночасье оставшиеся без крова, винили Серсею Ланнистер. Горечь вины черной тенью нависла над Дейнерис.

Еще три дня Королева не вставала с походной кровати, то и дело погружаясь в беспокойное забытье. Просыпаясь, она корила себя за слабость, за бессилие, но ничего не могла с этим поделать. Миссандея находилась с ней почти постоянно, рассказывая обо всем, что происходило за пределами шатра. Джон почти не появлялся днем, но ночью Дени ощущала его рядом, хотя порой начинала гадать, не был ли он еще одной тенью. Дела требовали постоянного внимания, и Джон позволял себе лишь несколько часов сна подле Дени, а все остальное время Королеву согревал и стерег Призрак.

Волк вскакивал на кровать, укладывался рядом, накрывал ее своим пушистым хвостом и жарко дышал в макушку. Сквозь дрему Дейнерис иногда начинало казаться, что волк не только греет ее, но и утешает, лечит зияющую дыру в душе.

Дыру, появившуюся там из-за вины. Дыру, которую прожгла злость на себя.

Столько лет Королева убеждала себя, что оглядываться нельзя, нельзя сомневаться, нельзя жить прошлым, но здесь и сейчас все те ошибки, что она когда-то совершила, настигли ее.

Дейнерис почти до крови закусила губу и на миг прикрыла глаза, пытаясь унять охвативший ее озноб.

— Ваше величество, возможно… вам стоит прилечь? — спросила Миссандея, подступив ближе. — Вы бледны.

Дейнерис покачала головой и заставила себя посмотреть на то, что осталось от столицы. Она не собиралась дать шанс слабости вновь завладеть собой. И так провела в полудреме гораздо дольше, чем могла себе позволить!

Долгих семь дней Королева не видела ничего, кроме убранства своего шатра, Джона, Призрака и Миссандеи. После ей пришлось преодолевать слабость, чтобы не только встать, но и пройтись по лагерю, опираясь на руку верной советницы. От удара о стену Дени повредила руку и плечо, но в остальном чувствовала себя неплохо. То и дело она прижимала ладони к животу, опасаясь за ребенка, но и с ним так же все было хорошо.

За неделю лагерь на берегу превратился в безумное поселение. Большая часть людей обосновалась в Королевском лесу, где постоянно рубили деревья для времянок. Переменившаяся погода взбодрила людей, так что, гуляя по стихийным улочкам, Дени не чувствовала злобы и отчаяния. Дело нашлось для каждого. Даже жители столицы, едва избежав гибели, стоически переносили тяготы.

Рыбаки целыми днями пропадали в море, чтобы к вечеру каждый мог получить миску густой рыбной похлебки. В глубине леса дети и подростки ловили силками кроликов и птиц, а взрослые выслеживали кабанов. Запасами делились южане. Арья Старк показала проход, которым выбралась из замка, и отряды под присмотром Безупречных добывали из хранилищ под Красным Замком зерно и другую снедь.

Время шло, люди все меньше посматривали в сторону продолжавшего тлеть города, который пока нельзя было обследовать, а Дейнерис все чаще ловила себя на мысли, что видит перед собой не внезапный лагерь, а тот самый, деревянный город Эйгона, который тот возвел на берегу Черноводного залива триста с лишним лет назад.

Из рассказов Миссандеи Дени узнала, что за зиму в столице погибло много людей. Холод и голод выкосили половину бедняцких кварталов. От дикого огня удалось спасти большую часть жителей, но не всех. Погибли некоторые Безупречные, которых Дени знала в лицо. В сражении у стен полегло много дотракийцев, но бывших защитников Королевской Гавани и железнорожденных осталось еще меньше. Тех, кто сдался, заковали в цепи. Их судьбу еще предстояло решить.

Погиб Джорах Мормонт, которому Дени так и не успела отплатить за преданность.

Обыскивая замок, один из отрядов обнаружил лабораторию, где бывший мейстер Квиберн проводил свои опыты. Бледнея и зеленея, люди говорили про ужасный запах и то, что они там увидели. Самого ученого обнаружили в одном из коридоров замка с множеством ножевых ранений.

В темницах под замком нашлась Эллария Сэнд, но даже родной отец не признал ее сразу, когда люди привели женщину в лагерь. Дорнийка взирала на всех затянутыми пленкой слепыми глазами, ее волосы побелели. Она раскачивалась, будто баюкая младенца, и напевала что-то севшим голосом. Дейнерис хотела повидать ее, но Миссандея отговорила Королеву.

Тирион Ланнистер, когда ему сказали, что его брат своими руками убил сестру, впервые за то время, что Дени его знала, не нашел слов. Королева видела, как он смотрел на тела своих родственников, когда тех вынесли из замка. Карлик после долго сидел рядом с телом Джейме Ланнистера, твердил: «Дурак, какой же ты дурак!», и слезы градом катились по его щекам.

Не смотря ни на что, многие говорили о победе, о возрождении рода прежних Королей. Дени не нравилось слышать это, и она спасалась от лордов и советников, гуляя по лагерю в компании Миссандеи и Призрака.

О какой победе могла идти речь? О каком возрождении? У победы был привкус пепла. У самой весны, которой дышало все вокруг, был привкус пепла.

— Где?.. — прошептала Дейнерис, смахнув слезу.

— В городе, — поняв вопрос, ответила советница. — Его величество вместе со всеми отправился осмотреть развалины…

Миссандея не договорила, но Дейнерис и сама поняла, что хотела сказать наатийка. Никто не верил, что кто-то мог выжить во взрывах и пожарах. Дикий огонь никого не пощадил. Две недели полыхала столица, две недели все горело. Будет чудом, если поисковые отряды хотя бы тела найдут. Но скорее… и город, и погибшие жители города давно стали единым серым пеплом на земле...

Дени прикрыла глаза и постаралась унять эмоции. Будто почувствовав ее боль, отозвался Дрогон, огласив окрестности протяжным криком.

Когда Дейнерис очнулась, Миссандея рассказала ей, что раненый дракон улетел в неизвестном направлении, и никто его не видел все то время, что Королева была без сознания. И даже многие дни спустя дракон не появлялся. Дени тревожилась за Дрогона, но старалась не думать, что он умер из-за полученной раны. Лишь две недели спустя дракон соизволил возникнуть на горизонте, принеся облегчение не только Дени, но и Джону. Дрогон был слаб, его рану закрывала корка подсохшей крови, и он еще долго не давал Королеве приблизиться, не то что взобраться на себя.

— Пойдем, — решила ее величество, обратившись к советнице, — я хочу… увидеть замок.

* * *

— Красный… — прошептала Дейнерис, спускаясь с лошади.

Когда-то давно, еще ребенком, слушая рассказы Визериса, ее величество представляла, как однажды войдет в тронный зал Красного замка, ощутив прилив сил и радость. Гордость. Связь с предками. Но сейчас вид замка ничего не задевал в душе.

— Этот замок построил Мейгор, — прошептала Дени, всходя по ступеням. — Эти стены возведены из красного кирпича. И триста лет эти стены впитывали кровь… Кровь рабочих, что возводили их. Кровь защитников… Кровь захватчиков… Кровь тех, кого пытали и убивали в здешних казематах…

Дейнерис закусила губу и медленно вошла в тронный зал. Его крыша оказалась полуразрушена, пол и трон устилали обломки, снег и пепел. Сквозь снег кое-где проступали кровавые лужи, растекшиеся по плитам. Даже на троне, к которому Дени подошла ближе, виднелись следы крови.

С отвращением сглотнув, Королева отступила.

Позади раздалось сопение и шум. Дени оглянулась и увидела Джона. Он вошел и остановился на середине зала, пустыми глазами разглядывая Железный Трон. Позади него, недовольно перебирая лапами, лез в зал Рейгаль.

Со вздохом вновь посмотрев на трон, Дени попятилась. Она не желала владеть им. Не желала оставаться в тронном зале замка, залитого кровью. Не желала быть Королевой, принявшей такое наследие.

— Мой дед погиб в этом зале… — произнес Джон тихо, когда Дени остановилась в шаге от него. — Его убили здесь… по приказу… моего второго деда.

«И моего отца», — добавила про себя Дейнерис с болью.

— Мой дядя погиб здесь, — продолжил Джон. — Мой отец...тот, кого я считал отцом погиб из-за этого трона… Я не знал настоящего отца, потому что он погиб… из-за этого трона. Моя мать... Мой брат… твой брат… тысячи умерли из-за этого трона.

— Он не нужен мне, — с болью прошептала Дени.

— Как и мне, — с горечью ответил Джон.

— Наши семьи враждовали, умирали… Люди гибли… Я не хочу… Я… — Дени сглотнула. — Столько лет я верила… я старалась быть достойной величия предков. Но в чем их величие? В чем величие тех, кто был до нас? Джон?

— Мы не можем изменить прошлое, — покачал головой он и взглянул на Дейнерис, — но мы в силах построить свое будущее.

Джон потянул Дени в сторону, на галерею. Рейгаль неторопливо пробрался вперед, принюхиваясь к уродливой конструкции из мечей. Сжав ладонь Дени, Джон негромко повторил слово, которому она его научила. Глядя, как дракон поливает трон пламенем, Дейнерис не ощутила боли и разочарования. Лишь понимание, что Джон поступил верно. Под напором огня, трон корежился, плакал и оседал на постамент, растекаясь огромной железной кляксой.

«Один Эйгон создал его, а другой разрушил, — подумала Дейнерис. — Все верно. Так и должно быть».

— Мы можем создать свое будущее, — прошептала она, глядя на раскаленный металл.

Дневной свет пробивался сквозь высокие стрельчатые окна, рассыпаясь по залу светлыми бликами, от чего бледно-серый камень стен и пола казался еще светлее. Изящные витые колонны поддерживали расписной потолок. Завлекая солнце и радость в Большой зал, свод лишь недавно окрасили в синий, от чего создавалось впечатление, что над головой распростерлось небо. По этому небу неслись быстрокрылые птицы из тех, что обитали в здешних краях. В центре сияло солнце. И даже звезды виднелись то тут, то там. А в самом центре, догоняя друг друга, кружили три дракона: темно-золотой, зеленый и черно-красный.

На одной из стен резчики умело высекли леса и поля, по которым мчались всевозможные звери, а за ними, настигая дичь, — огромные лютоволки. Были на стенах и Иные, и великие воины прошлого, и те, кто погиб в последнюю войну. Были на стенах и могучие чардрева, и свернувшиеся клубками драконы — зал был достаточно велик, чтобы уместить многое из истории Семи Королевств. Картины эти высекли в память и назидание потомкам, надеясь, что спустя годы, когда сменятся поколения, люди не забудут прошлого, как это случилось с их предшественниками.

— Лианна! — раздался в тишине недовольный мальчишеский голос. — Я все расскажу отцу!

— Папа не будет ругать меня, — фыркнула тоненькая светловолосая девочка с карими глазами, облаченная в платье цвета голубых северных роз. Мальчик рядом с ней, худенький и чуть нескладный в свои одиннадцать, с темными кудряшками, притопнул ногой и воззрился на сестру. Не замечая его недовольства, восьмилетняя девчушка терпеливо ковыряла резьбу на стене, привалившись боком к молчаливо наблюдавшему за всем происходящим белому волку. Волк был так велик, что порой малышка забиралась ему на спину и с восторгом смотрела вокруг, представляя себя великаншей.

— Тогда я расскажу маме! — пригрозил мальчик.

Лианна лишь фыркнула. Оба знали, что родители не обругают их даже в том случае, если они напару разрушат Большой зал.

— И чем вы тут заняты, ваши высочества? — внезапно раздался совсем рядом насмешливый голос.

Дети пискнули и одинаково обернулись. Лианна обиженно пихнула в бок волка-предателя, никак не отреагировавшего на приближение нежеланного свидетеля ребяческой проделки.

— Сир Подрик, — обреченно простонал мальчик.

— Разве вам не жаль портить такую красоту, моя принцесса? — спросил молодой мужчина с улыбкой.

Лианна на миг прикусила язык, но потом покаянно склонила голову. Молодого рыцаря оба не боялись, но уважали, зная, что прежде тот служил оруженосцем у знаменитой женщины-рыцаря, ставшей не просто первой женщиной в Королевской Гвардии, но и первой женщиной, возглавившей этот старинный орден.

Поговаривали, что у сира Подрика есть все шансы однажды войти в гвардию, но ему все еще не доставало умений, хотя молодой человек давно прославился честностью и преданностью, что леди Бриенна почитала важнее навыков боя.

— Она думает, что в стене спрятаны сокровища, — сообщил Подрику мальчик.

— Рей! — обиженно простонала Лианна.

— Это только камень, — усмехнулся сир Подрик. — Самый обычный.

Девочка тут же забыла об обиде на брата и разочарованно вздохнула.

— А почему у родителей два десницы? — спросила малышка, тыкая в резное изображение. На нем в своем каменном воплощении стояли люди, среди которых были оба десницы родителей. — Раньше ведь был один десница.

— Ты глупая? — беззлобно усмехнулся Рейгар, но так, что малявка даже не обиделась. Она на него вообще не умела злиться. А если и случались размолвки, то дети быстро о них забывали, не находя причин, чтобы враждовать по-настоящему. — Смотри. — Юный принц вытянул вперед руку, а затем другую. — У человека две руки. Одной рукой не удержать что-то большое.

Лианна посмотрела на брата, а потом понятливо кивнула.

— А почему раньше было не так?

— Раньше все было не так, — ответил принц убежденно, хотя слова эти ему не принадлежали. Но как же здорово их повторять, ощущая себя взрослым!

— Пойдемте, — позвал сир Подрик, усмехнувшись.

— А папа уже вернулся? — деловито уточнил мальчик, выбираясь из-за ряда широких лавок, тянувшихся вдоль стен в три ряда с каждой стороны.

Эти лавки вырезали из железоствола. В дни королевского совета на них опускались приехавшие лорды. Рейгар и Лианна лишь раз видели зал заполненным и надолго запомнили это зрелище. Их родители сидели в креслах на возвышении в конце этого длинного зала. Кресла были резные и массивные, но их сделали из того же дерева, что и лавки.

— Его величество только прибыл, — усмехнулся Подрик.

— Ура! — воскликнула Лианна.

Рей повел себя сдержанней, как старший, но глаза его, такие же фиалковые, как у матери, блеснули восторгом.

Малышня обогнала молодого мужчину, спеша покинуть Большой зал и встретиться с родителем. Молчаливый белый волк степенно шествовал за ними. Подрик с улыбкой покачал головой.

Если Король отправлялся куда-то морем, верный Призрак оставался в замке, почти не отлучаясь от юных принца и принцессы. В такие дни наследники не нуждались в дополнительной защите — волк просто не подпускал к своим волчатам кого-то чужого. В остальное же время волк уверенно трусил по замку и за его пределами за хозяином или пропадал на целые недели, гуляя по лесам, но неизменно возвращался, если Король собирался отлучиться.

Кто-то однажды сказал, а после многие подхватили, говоря, что пока Белый Волк хранит покой в замке Королей, покой царит и далеко за его пределами. И никто не задавался вопросом, о ком идет речь. Все и так знали, что Король и его лютоволк — единое целое.

Широкими коридорами малышня выбралась в огромный внутренний двор и радостно загалдела, наблюдая, как останавливаются кони и спешиваются всадники.

— Отец! — не выдержала Лианна и кинулась вперед, точно зная, что отец подхватит и прижмет к себе. Она счастливо зажмурилась, прижимаясь щекой к мягкому меху, покрывавшему плечи Короля. Девочка не видела его лица, но знала, что тот широко, пусть и устало улыбнулся. От ее отца-Короля привычно пахло кожей, железом и солью — он только сошел с корабля в гавани и проделал короткую дорогу домой верхом.

— Рей, — произнес отец и ласково потрепал сына по волосам, продолжая удерживать дочь на весу.

Он сильный, их отец. У него на боку всегда меч, он облачен в черную кожу и черную шерсть. На лице старые, едва заметные шрамы, а кожа чуть обветрена. Он молчалив и задумчив, но смотрит так, будто видит насквозь.

— Признавайтесь, что вы опять без меня учудили? — с наигранной суровостью привычно спросил Король и улыбнулся, когда сын радостно зажмурился и прижался к его боку.

Это лишь игра, но зато их собственная Игра. Он будет спрашивать, а они — признаваться. Отец хорошо знает своих детей, поэтому они или расскажут сами, или сознаются сразу после того, как отец с улыбкой задаст правильные вопросы. И пока они будут подниматься вверх галереями, Король узнает все новости замка от своих болтливых деток и в отчетах советников не будет нужды.

— А где ты был, отец? — заглядывая Королю в лицо, с любопытством спросил Рей, хотя и так знал ответ.

Ему тоже хотелось на руки, но казалось нелепым вести себя, как ребенок, как вертлявая Лианна. Но когда отец наклонился и подставил сыну плечо, мальчик уверенно вцепился в ткань и кожу пальцами, чувствуя себя драконом, поднявшимся в небо.

Лианна вечно твердила, что она волчица. Она могла часами лежать на Призраке, дергать его за загривок и шептать в ухо терпеливого зверя свои маленькие секреты. Лианна давно просила отца о лютоволчонке, и отец обещал ей, что она получит первого же щенка, лишившегося матери. Лианна порой ныла, что никогда не дождётся своего зверя, но отец заверял, что если кровь Первых Людей и Старков в ней сильна, то рано или поздно у принцессы появится своя волчица.

Рейгар долго думал и решил, что ему личный волк не нужен. Пусть он больше сестры похож на отца внешне, но ему больше нравились огромные ящеры, зовущиеся драконами. У Рея даже было яйцо, подаренное на первый год жизни, но пока оно оставалось просто яйцом, хотя мальчик знал от матери, что в подходящее время из этого яйца вылупится золотистый дракон, для которого Рей станет всадником.

— Я вернулся из Красной Гавани, — ответил Король, и его дети переглянулись.

Пусть они были еще слишком юны, но знали, что прежде этот южный город являлся столицей государства. Но после войны и свержения захватчиков, когда большой город на трех холмах у моря был разрушен, Король и Королева не пожелали оставаться в столице и возвращать городу былую славу или переделывать его на свой лад. Какое-то время родители жили и правили страной с Драконьего Камня, где Рей появился на свет, а после перебрались на Север.

Светло-серый замок Королей построили там, где теперь лежала земля, называемая Королевской, хотя ещё одиннадцать лет назад совсем рядом находилась граница Севера, за которой простиралось бескрайнее Застенье. Север за эти годы сильно изменился. В этой части страны стало теплее, и люди радовались добрым денькам.

На Королевских землях зимы теперь длились по пять месяцев и бывали так суровы, что камины приходилось топить круглые сутки и даже тёплая вода, бежавшая внутри стен замка, до конца не разгоняла холод, в то время как от Винтерфелла и до самой Красной Гавани снег укрывал землю едва на три месяца и морозы не были так уж суровы. Но Рей все равно любил дом. Пусть город, начавший строится на некотором расстоянии от замка, пока не имел названия и среди людей назывался Драконьей Гаванью, пусть сюда пока ехали лишь торговцы из Браавоса, а многое приходилось доставлять через южные города, но мальчику нравился светло-серый замок с красными черепичными крышами и красными же дверями. Башенки поднимались всего на четыре или пять этажей, зато башенок и строений было много — целый лабиринт. Замок походил на большое чардрево — широкое, кряжистое, уверенно пустившее корни в эту суровую землю.

Рей видел древнее дерево в Винтерфелле, помнил густой прелый аромат земли у его корней и мечтал, что однажды и их чардеревья, растущие в парке, станут такими же древними и таинственными.

Мама хотела большой парк внизу, на склоне горы. Там посадили привезенные деревья, но за пару лет откуда-то взялись ели, страж-деревья и множество мелких ростков чардеревьев. Уничтожить их Королева не позволила, и теперь вместо аккуратного парка вокруг замка грозила вырасти своя собственная богороща со множеством юных чардрев, на которых уже никогда не будет ликов.

Для драконов построили укрытие на вершине горы прямо над замком и проложили вверх каменную лестницу.

Королевские земли разделили на две части — более южную и куда более лесистую получили суровые северяне, возглавляемые мощным рыжебородым Тормундом. Он был лордом теперь, но к званию этому привыкать не желал. На советы раз в год он прибывал первым, но ночевал не в покоях замка, а в лесу, твердя, что добрыми тёплыми ночами лучше всего спится под открытым небом. Этот человек с широченной улыбкой сжимал отца Рея в медвежьих объятиях и позволял Лианне забираться себе на загривок. В речах Тормунд был несдержан, но Рею он нравился. Как и многие северные лорды, которые открыто гордились, что Король и Королева поселились на севере. Знал Рей и то, что Большой зал построили по обычаям Севера. Здесь лорды не обязаны были все время стоять, как это было принято на юге. Да и сам замок, как и новый город возводили по местным традициям, основательно и просто. Хотя кое-что позаимствовали и из архитектуры Белой Гавани. Там Рей тоже однажды был, но помнил город плохо. А другую часть земель решено было оставить нетронутой и наводнить живностью, чтобы драконы могли свободно летать и охотиться, не беспокоя человеческие поселения.

— Ваше величество, — раздался позади приглушенный голос и скрип кожи — к Королю и его детям приблизились стражники. Все знали, что защищать Короля не нужно, он так и не перестал быть воином, не распустил себя и всегда находил время для тренировок, но титул обязывал его терпеть охрану. И Рей очень гордился тем, что его отец настоящий воин. Как в сказках: суровый и сильный.

— А почему ты постоянно тренируешься? — как-то спросил Рейгар отца. — Я слышал, что тебя зовут лучшим мечником Семи Королевств. Так зачем это нужно?

Тогда его отец улыбнулся и спросил:

— А разве это плохо?

— Тебя ведь кто-нибудь может победить, — вздохнул Рей в ответ.

— Я тренируюсь затем, чтобы никто не смог, — улыбнулся тогда Король и потрепал сына по темным волосам.

Сам Рей пока бодался с такими же как он мальчишками. Деревянные мечи обматывали тряпками, чтобы смягчить удары, но вот укутать мальчиков в сотню одёжек Король не позволял. Рей много падал, и щит казался тяжелым, но отец над ним никогда не смеялся. Даже сам его учил. Заниматься с отцом Рею нравилось больше всего, тот превращал все в игру, объяснял просто и доходчиво и не ругал, если не выходило с первого раза.

Лианна тоже хотела учиться и рыдала очень громко, когда мастер над оружием отказал ей. Тогда Лианна нажаловалась отцу, и тот с усмешкой предложил дочери немного подождать, хотя бы пару лет, а если у неё ещё останется решимость, то он позовёт тетю Арью пожить у них подольше и показать девочке наиболее подходящий для неё стиль боя.

Лианна пищала и считала дни до своего десятилетия. А Рей просто хотел увидеть тетю. Та бывала у них редко, неустанно разъезжая по стране. Юный принц слышал, что тетю Арью иногда называли безликой и Речной Волчицей. Она могла появиться внезапно и наказать того, кто задумал недоброе. После войны и испытаний, которые пережила страна, Арья Старк была в числе тех, кто взялся за наведение порядка, отлавливая бандитов, решивших воспользоваться смутным временем. Бандитов теперь не отправляли в Ночной Дозор, как много лет назад. Их судили и заставляли помогать с восстановлением пострадавших во время войны крепостей и домов. Появляясь в гостях у брата, Арья всегда находила время и на несколько дней уходила в Зачарованный лес. Говорили, что там живет волчица тети Арьи, Нимерия.

— А ты знаешь, что пришло послание от?.. — внезапно спросила Лианна, пытаясь из-под локтя отца вцепиться в шерсть волка, но потом запнулась, силясь, видимо, вспомнить имя.

Рей поджал губы и недовольно заныл — девчонка была совсем мелкой, но умудрялась раньше брата узнавать все новости и сплетни. Может дядя Сэм, лорд Тарли, прав, и у Лианны есть дар варга, передавшийся ей от Старков?

— Нет, — усмехнулся отец. — Я ещё об этом не знаю. От кого?

Лианна задумалась, а потом туманно выдала:

— Я его помню. Высокий такой дядька… в броне.

Рейгар фыркнул.

Они пересекли двор по галерее и вошли в высокие красные двери, за которое не было ходу гвардейцам. За этими дверями начинались личные покои королевской семьи. Даже слуги сюда допускались не все, что особенно радовало ребятню. В каком бы настроении не были родители, входя в красные двери с вырезанным на них массивным древом со спящими на земле в тени ветвей волком и драконом, здесь из владык целой страны они превращались в самих себя. Здесь мама порой горбилась, а отец подолгу выстаивал на балконе, глядя на север. Но такое случалось нечасто. Здесь можно было дурачиться и счастливо жмуриться, повисая на отце, валяться под боком у Призрака и не терпеть насмешливых взглядов стражи. И только здесь родители обнимались и держались за руки.

— Ваша мать уже вернулась? — спросил Король, раздумывая над тем, прочитать ли письма или отложить на потом.

В совет Королевы и Короля сейчас входило не меньше дюжины людей, и как у человека две руки, у короны было два десницы. Один из них сейчас и предстал перед Джоном.

— Сир Давос! — пискнула Лианна и широко улыбнулась. Король покосился на неё и лишь головой покачал, а Лианна и Луковый рыцарь обменялись взглядами заговорщиков. Король и Королева знали, что их дети игнорируют этикет, но малышне нравилось как бы все скрывать. Это было частью Игры и Большая Тайна. Не будь рядом отца, Лианна бы с нежностью звала Давоса Сиворта дедом, а тот бы часто моргал и по-мужски крепился, пытаясь отогнать слезы.

Второго десницу малышня не скрываясь звала тетей Деей.

— Что пишет лорд Штормового предела? — спросил Король.

— В паре фраз излагает своё острое нежелание тащиться через Перешеек, — усмехнулся десница.

— Дейнерис будет недовольна, — покачал головой Джон. — Где Тирион?

— Все еще в Солнечном Копье. Заверяет, что лично отбирает лимоны, чтобы их доставили леди Старк.

Джон покачал головой.

Его сестра теперь была Хранителем Севера. В этом нелёгком деле ей помогала Арья, и сестры напару крепко держали почти треть нынешнего Вестероса. Пока ни одна из них не вышла замуж, и многие пытались заручиться благосклонностью Короля, но Джон не собирался менять свое решение и навязывать сестрам брак. Но Тирион, похоже, пытался взять и Сансу, и Джона измором.

— И снова жалуется, что на Драконьем Камне слишком много ступенек, а его ноги слишком коротки... — добавил Давос. — Что у него нет дракона. И что корабли Грейджоев слишком тесны для карлика. Что у нас здесь холодно, а в Дорне тепло и очень много вина.

Джон усмехнулся. Ничто не меняется. Особенно Тирион. Он ужасно не любит, когда над ним потешаются другие, хотя и не показывает этого, но сам над собой иронизировал чаще, используя слова для собственной выгоды.

Вот и теперь в такой, только ему позволительной манере Хранитель Запада сообщал, что не прибудет на сбор королевского совета на север, но будет рад видеть кого-то из монархов на юге.

Управлять страной, вытянувшейся от самого дальнего севера и до самого дальнего юга из одной точки не представлялось возможным, поэтому у Королевы и Короля появилось несколько резиденций по всей стране, откуда они могли не только ближе взглянуть на свои владения, но и заниматься делами, всегда и во всем полагаясь прежде всего друг на друга.

Не только Камень остался замком королевской династии. Опустевший без Тиреллов Хайгарден нередко принимал кого-то из правителей, когда те решали встретиться с вассалами на юге. А так же Дредфорт.

Но ни один из этих замков не был для Короля и Королевы домом. Как не были они домом для драконов.

Может строить новый замок, да еще и так далеко на севере, было неразумно. Жители едва-едва начали оправляться после многочисленных войн. Этому способствовал приход скорой весны и корабли из Эссоса, доставившие купленное на золото Залива зерно и скот. Но Джон не мог не беспокоиться за страну, ответственность за которую грузом легла на его плечи. Он слишком хорошо помнил, что ощущал, думая о теплом юге, когда служил на Стене. И не хотел забывать.

Да и что скрывать, как бы он не мечтал о тепле, на юге ему не нравилось. За последние десять лет в Дорне стало жарче, чем прежде, зной нередко выжигал даже юг Простора. Зато на севере потеплело. Там, где прежде стояла Стена и простирались земли Дара и Нового Дара, протянулись озера. Прежде серые северные равнины теперь зеленели летом так, что во рту становилось горько от аромата трав и цветов. И на этих равнинах паслись стада овец, со спины дракона похожие на огромные белые и черные заплатки на зеленом одеяле.

Когда Джон после очень скромной коронации, где и Король, и Королева первый и последний раз примерили свои короны, позвал Дейнерис на север, он ожидал чего угодно, но не того, что она сразу же согласится. Но оказалось, что и самой Королеве нравилось там. Да и драконам теперь было место, где развернуться.

В будущем планировалось построить еще один замок, но уже на правом берегу Черноводной. Там и сейчас рос новый город, но размерами он сильно уступал разрушенной Королевской Гавани, завалы которой постепенно разбирали. Уже сейчас от города остался лишь пустой замок и немногочисленные постройки на одном из холмов.

— Да, ваше величество, Джендри… — начал было Подрик, но замялся, увидев страдальческий взгляд Короля.

— А дядя Тормунд говорит, что если кто-то любит тетю Сансу, то ему надо просто украсть ее, — с детской непосредственностью поделилась Лианна. — Тогда она согласится выйти за него.

Джон поперхнулся воздухом и мысленно пообещал, что выдернет рыжему вольнику его бороду при следующей встрече.

— Он считает, что только так мужчина может завоевать женщину.

— Это обычаи вольного народа, Лия! — возмутился Рейгар. — А дядя Джендри даже не крови Первых Людей, чтобы делать это.

— Зато романтично! — выдохнула девочка. — Но я бы не позволила себя украсть.

— Никто тебя не украдет, — зашипел на сестру Рей. — Ты же не какая-то девица! Ты принцесса!

— Зато я сама могу украсть, — с довольной ухмылкой заявила девочка, заставив своего отца поперхнуться воздухом во второй раз и обменяться с Давосом и Подриком многозначительными взглядами.

— Лия, но женщины не крадут мужчин! — снова возмутился принц.

— Значит, я могу быть первой, — с еще большим воодушевлением отозвалась малышка.

Джон фыркнул и специальным голосом злого отца уточнил:

— И кого ты собираешься украсть, моя Белая Волчица?

— Не знаю, — пожала плечами малышка, доверчиво глядя отцу в глаза.

Давос тихо хмыкнул себе в бороду и подмигнул Джону. Тот лишь обреченно прикрыл глаза на миг.

А чего он ждал? У такого, как он, и такой, как Дени, просто не могла родиться какая-то другая дочь. Слишком много в них обоих было свободы. Слишком много волчьего и драконьего. Вот и родилась дикарка.

Как-то Санса, понаблюдав за детьми, заявила, что Рейгар взял лучшее от обеих семей, а Лианна — худшее. Но Арья на это лишь фыркнула. Джон же просто крепче прижал к себе светловолосую девочку, в которой было так много от свободы и своеволия, так много солнца и света, так много от того жара двух сердец, что ее породили.

— Тебе не придется никого красть, — сказал он дочери. — Ты вырастешь и сама выберешь себе мужа. Если он будет сопротивляться, так и быть, ты можешь его украсть, — последнюю фразу Джон выговорил со смирением терпеливого родителя, но тут же расплылся в усмешке. Лия рассмеялась, а юный принц недовольно закатил глаза.

Джон не опасался, что в его детях однажды вспыхнет ненависть друг к другу и они поведут борьбу за трон. Он знал, что этого не будет. Потому что этих малышей растили волки и драконы, объединившиеся в одну стаю.

Джон наблюдал за своими детьми и уже заранее знал, какими они станут еще через десять лет. И видел взрослую дочь, готовую перегрызть горло любому, кто попытается навредить ее брату. Они будут спорить, но никогда не повздорят серьезно. И никогда не забудут, что они — дети одной семьи. Одна стая. Головы одного дракона.

Теплый ветерок шевельнул локон, бросив его на лицо Дейнерис. Она недовольно поморщилась и отвела прядь. Открыв глаза Королева со вздохом села и глянула на встрепенувшегося Рейгаля.

— Джон вернулся? — спросила она, глядя на дракона, хотя и так знала ответ.

Поднявшись, Дени с высоты осмотрела гавань. У причала покачивалось несколько кораблей, паруса одного из которых радовали глаз знакомым изображением.

— Вернулся, — улыбнулась себе Королева, но не стала спешить вниз, в замок. Вместо этого она опустилась обратно на плоские камни и попыталась угадать, чем сейчас занят ее муж.

Он улетел месяц назад, но не вернулся, а остался на юге на какое-то время. Рейгаля Джон отпустил домой, но не призвал обратно, хотя научился проделывать этот трюк удивительно быстро. Дейнерис немного злило, если супруг выбирал долгий путь для возвращения, но она никогда его не упрекала и никогда не волновалась — Джон всегда возвращался. Порой накатывала ревность, и воображение подкидывало красочные образы, но потом Дени заглядывала в любимые карие глаза и не видела ничего, кроме желания, не ставшего меньше за все эти года.

Улыбнувшись, Дейнерис зажмурилась и вытянулась на камне. Сейчас ее муж должен идти по коридорам замка, обвешанный детьми, как обезьянками. Дени журила детей за это, но они лишь щурились, как котята на солнышке, и счастливо висли на отце вновь. Лианна наверняка разболтала все последние новости, а если не она, то Рей. Они бесстрашны и беспечны ее дети. Летние, но крепкие, полной грудью вбирающие в себя жизнь, как воздух. Им незнаком голод, страх и одиночество. У них всегда были и будут родители, которые не станут растить из них пешек для своей игры, но и бездельничать не позволят. У них всегда будут верные защитники. Любящие тетки. Бесхитростные и честные старшие, вроде косматого и неотесанного, но обаятельного Тормунда, так и не освоившего грамоту, или Сэма Тарли, в своем возрасте считавшегося самым образованным человеком в стране.

Солнышко грело макушку, и Дейнерис улыбалась. Завтра или послезавтра дела, возможно, позовут ее на другой край страны, но сегодня она здесь. В этом замке, так похожем на ее мечту. Они с Джоном выбрали не самое уютное место для жизни, но отсюда удобно наблюдать за севером. Стены больше нет, но правители должны быть щитом для своего народа. Они не способны оградить от всех бед, но должны стараться.

— Дени, — окликнул Джон, поднимаясь по широким каменным ступеням от замка к большой площадке на склоне горы. Дейнерис улыбнулась его нетерпению. Он пришел один. Нашел ее, как находил всегда. Королева поднялась и зашагала вниз, спеша обнять мужа. Когда его руки сомкнулись вокруг нее и когда он прерывисто вздохнул, Дени счастливо улыбнулась.

«Я дома, — подумала она. — Это мой дом».

КОНЕЦ​

22.11.17 — 20.12.18