Природоохранная зона (джен)

2013 год, двадцатое марта

Ночью Маше приснился сон — необычный, лишенный мыслей об Илье и даже намека на романтику.

Она оказалась возле Лесной реки. Ночь окутывала пространство насыщенно-черной пеленой, словно придавливая своей массой все звуки — лишь тихий плеск воды доносился где-то на грани слышимости.

“На самом деле я сплю дома, — вдруг сообразила Маша. — И это та же самая ночь…”

— Привет, — негромко сказала она и тут же испугалась собственного голоса, нарушившего торжество тишины. — Извини, что не пришла сегодня. День выдался…

Сбоку раздалось глухое рычание. Маша прервалась на полуслове и обернулась.

Знакомый крючковатый дуб находился на своем привычном месте, прямо у кромки воды. Но теперь каждая его массивная ветвь заканчивалась звериной головой — Маша успела рассмотреть рысь, собаку, волка и кабана. Головы широко разевали пасти, рычали и скалились.

Возле корней послышалось шипение. Она быстро опустила взгляд: это были уже не корни, а копошащиеся, переплетенные между собой змеи.

Маша шарахнулась назад, чувствуя, как заколотилось сердце. Почему Лес стал таким… страшным? Неужели он разозлился из-за одной пропущенной ночи? Она ведь и так приходит сюда каждые выходные!..

А Лес вообще знает о человеческих условностях? О днях недели? Буднях и выходных? Или для него время течет медленными древесными соками, неспешной сменой времен года, вечным циклом умирания и роста?..

Как это часто бывает во снах, мысли путались, цеплялись за мелочи, превращались в ненужные вопросы. Маша сделала еще один шаг назад, потом еще — и вдруг поняла, что падает в реку.

Инстинктивно дернулась всем телом и проснулась.

Никаких змеиных клубков и рычащих голов рядом не было. Была кружка с остатками вечернего чая, выключенный ноутбук и струящийся из окна дневной свет. На тумбочке лежала красивая синяя шаль — вчерашний подарок Ильи.

“Мне надо быть осторожнее… — растерянно подумала Маша, переводя дух. — Если Ирина Павловна права, Огоньки как-то связаны с древними жестокими богами…”

Нашарила под кроватью тапочки, встала и потянулась, разминая затекшие мышцы.

Илья тоже считал Лес опасным, но боялся совсем иного: пьяной компании, случайно забредшего наркомана. От подобного спасет газовый баллончик и хорошее знание Лесных тропинок. Но как спастись от того, что старше самого Леса?..

“А может, я просто переутомилась, — Маша решила унять разыгравшуюся фантазию. — Еще и начиталась вчера всякого… Вот и приснился кошмар”.

С нервным смешком она потянулась к дедушкиной рубашке, висящей на спинке стула. Накинула ее на манер халата — теплая фланелевая ткань мягко коснулась плеч, — и поплелась завтракать.

* * *

Про странный сон Маша вспомнила только ночью, отправившись в Лес наяву. Но здесь, на малиновой тропинке, ветви деревьев были просто ветвями, а под ноги не лезли никакие змеиные клубки — или даже обычные змеи.

Огоньки привычно вылетели ей навстречу, обдав волной теплого воздуха.

— Как вы тут? — улыбнулась Маша и тут же пожаловалась. — Мне сегодня такая чушь приснилась, вы бы знали… Переутомилась, наверное.

Почему-то жаловаться на жизнь Лесу было проще, чем жаловаться Илье. Возможно, Маша просто не боялась разочаровать Лес своими неудачами. Какой бы волшебной ни была городская природоохранная зона, вряд ли она много смыслила в человеческих проблемах, а тем более — в современных представлениях об успехе.

“Наверное, взлет шмеля с цветка для Леса куда важнее, — подумалось Маше, пока она снимала куртку и разувалась на краю полянки. — Чем любой, даже самый быстрый, взлет акций на какой-нибудь бирже”.

Достала из рюкзака шаль и одним движением накинула на плечи:

— Смотрите, что у меня есть!

Огоньки запульсировали быстрее. В этом мягком разноцветом мерцании золотые и серебряные нити узоров слегка поблескивали, а синее полотно шали сливалось с черным ночным пространством — таким же тихим, как и во сне. Вышитый серебром вьюнок повторял форму рассыпанных по поляне настоящих белых вьюнков, а золотые дубовые листья словно упали с ближайшей ветви. Шаль смотрелась здесь крайне уместно, словно была создана специально для Леса.

“Я тоже хочу быть уместной, — вдруг с тоской подумала Маша. — Хоть где-нибудь… ”

Может быть, Лес станет для нее таким местом?

У дальнего куста вспыхнули два изумрудных глаза — и грустные мысли сразу испарились из головы. Вместо этого Маша почувствовала страх, вспомнив рычащие головы — с огромными клыками, свисающей капелькой слюны и такими же светящимися глазами с маленьким, сжавшимся в точку зрачком.

Но вот зверек подошел ближе: стали различимы кошачья мордочка и черная лоснящаяся шерсть. Это была всего лишь Мурка, тоже решившая навестить Лес. При этом она не выглядела напуганной или удивленной летающими по поляне разноцветными сферами.

— Да ты… — с облегчением выдохнула Маша. — Настоящая ведьмина кошка!

Несколько Огоньков игриво закружились рядом с Муркой, словно мотыльки. Кошка навострила уши и внезапно бросилась в погоню, высоко подпрыгивая и ловя воздух когтистыми лапами.

Маша хихикнула. Это было до абсурдности логично: домашняя кошка охотится на клубки света. А вдруг она сейчас поймает Огонек, и тот в самом деле расползется светящимися нитями? И Маше придется долго сматывать все обратно…

Сверху — то ли с верхушек деревьев, то ли прямиком с далеких звезд — зазвучала знакомая мелодия. Электронные ноты синтезатора перемежались глухими ударами барабанов, а радиошумы вплетались в мелодию, будто зашифрованные космические послания. Поднявшийся ветер растревожил высокие ветви, а звезды замигали в унисон; казалось, вся Вселенная настроилась на одну частоту.

Маша поправила шаль на своих плечах, вышла в центр полянки и растворилась в танце.

* * *

Экран телефона тускло светился, показывая десять минут четвертого. Раскрасневшаяся от долгих танцев Маша отдыхала, лежа на поваленном дереве. Напряжение в мышцах постепенно сменялось приятной усталостью, дыхание выравнивалось, пульс приходил в норму.

Знакомый желтый Огонек плавно приблизился и опустился прямо на майку. Его свечение выхватило из темноты рисунок на ткани и шершавый древесный ствол.

— Я тут вспомнила… — задумчиво проговорила Маша. — Ирина Павловна говорила, что вас обычно видят весной. Но… Вы же не исчезнете, когда наступит лето?

Огонек не ответил, а лишь продолжал мерно покачиваться в такт дыханию.

— Не исчезайте, — снова заговорила Маша. — Я очень рада, что мы встретились.

“Интересно, а моя бабушка видела Огоньки? Или только слышала истории от сельчан?”

Теперь Маша жалела, что не расспросила бабушку подробнее, когда была возможность. Наверняка в Машином детстве та многое недоговаривала. Умалчивала жуткие деревенские страшилки, запутанные и горькие истории, которые ребенку слышать не положено.

“Эх, знала бы я раньше, что Танцующие Огоньки — не просто красивая сказка…”

Незадолго до смерти бабушка вновь заговорила про Лес. Но к тому времени уже сложно было понять, где заканчивались воспоминания и начинался болезненный бред. Особенно страшно было находить бабушку по ночам — застывшую у кухонного окна, неподвижную, как статуя, впившуюся в подоконник исхудавшими пальцами.

Этот темный силуэт на фоне подсвеченной уличными фонарями ночи стал Маше настолько привычен, что даже после похорон, встав выпить воды, она непроизвольно искала его взглядом. А потом вздрагивала — окончательно просыпаясь и осознавая реальность.

Но пока бабушка была жива, Маша находила в себе терпение подойти к ней каждую такую ночь. Обнимала дрожащие плечи, чувствуя под руками выпирающие ключицы, и мягко уговаривала:

— Пойдем спать, бабуль?

Как-то бабушка сказала в ответ:

— А ты… Ты не ходи в Лес вот так, просто так… Там эти… Как их… Светляки… Нет, не светляки — Огоньки! Они…кружатся. Прасковья говорила — пляшут. А если пляшут — ты стой, замри, не дыши…

— Не пойду, — согласилась Маша. — Давай лучше спать, а?

Бабушкина рука внезапно сильно вцепилась в ее запястье:

— Вон, смотри — Огонек!

Маша автоматически проследила за бабушкиным взглядом. На долю секунды ей показалось, что эти слова были чем-то большим, чем бредом угасающего сознания. Но ничего примечательного за окном не обнаружилось: горящие фонари, пустая Северная Окружная, черные силуэты деревьев.

— Бабуль, — Маша осторожно разжала бабушкины пальцы. — Давай я свет включу, чтобы нам не упасть…

— Нельзя, нельзя… — затараторила бабушка. — Эти Огоньки… Вчера лампочка в сенях — хлоп! — и нету. А печь… Печь сама топиться начала! Это они! Лесные, им наше электричество… Как кочерга по зубам…

“Печь? — с любопытством подумала Маша. — У бабушки в деревне была настоящая русская печь?”

— Бесовщина, говоришь? — спросила тем временем бабушка, хотя Маша молчала, задумавшись. — Да нет, они старше бесов-то… У Федьки генератор был… Так они его до пепла! Одни гвозди остались… А ты скажи мне, откуда там гвозди?

Маша вздохнула. Сумбурное бормотание начинало действовать на нервы. А ведь до будильника осталось всего три часа! Отличный план: не выспаться, накосячить с деньгами, получить нагоняй от начальства и солидный штраф.

— Ты глянь, — бабушка тем временем подалась вперед и прижалась лбом к холодному стеклу. — Ветки-то как руки… Тянутся, шевелятся… Нет, подожди, не шевелятся… Стучат…

В доказательство своих слов бабушка постучала костяшками пальцев по подоконнику:

— Тук-тук-тук! Слышь? Это он — Конь Водяной! Не конь… а дух! Нет, водяной — это в болоте… А в реке — Конь. Вороной, с гривой из пены! — и вдруг понизила голос, испуганно прикрыв рот ладонью. — Бают, кто его увидит — тому…

Бабушка внезапно замерла, глядя в пустоту. Некоторое время ее губы беззвучно шевелились, а потом она затянула дребезжащим голосом:

— За рекой Огоньки закружат-заведут… Какие Огоньки? Свадьба, что ль? У Иришки свадьба была… Али у Дарьи…

— Свадьба уже закончилась, бабуль, — устало сказала Маша. — Все спать пошли.

— А Конь — он не пустит, — бабушкин голос на мгновение стал низким, чужим. — Не-е-ет. Он страж. Хозяин. Кто в Лес со злом — того копытом в воду! Кто с топором лишнее нарубить — того в гриву заплетёт, да так, что назад дороги не найдёшь … И-и-гхо! Слышь? Это он… Чует, что мы про него…

И только после этой реплики Маше наконец удалось уложить бабушку в постель.

Несколько Танцующих Огоньков внезапно прервали свой полет, приблизились к Машиному лицу и запрыгали, явно пытаясь привлечь внимание.

— Что случилось? — удивилась Маша, выныривая из воспоминаний. Поспешно приняла сидячее положение и смахнула с одежды прилипшие кусочки коры.

Но Огоньки не стали — да и не могли, наверное — ничего объяснять. Вместо этого они отлетели на пару метров и вновь запрыгали в воздухе. Маша с легким вздохом поднялась и сделала шаг за ними:

— Вы меня куда-то зовете?

Будто в ответ на эти слова Огоньки замерли. Потом из всей стайки выделился крупный, ослепительно белый Огонек и плавно поплыл вперед, показывая дорогу. Маша заинтересованно последовала за ним — такого поведения у Огоньков она ещё не видела.

Вскоре она поняла, что тропа ведет к реке. Опять вспомнился зловещий сон.

— Там же… ничего страшного нет? — неуверенно спросила Маша вслух. В ответ Огонек вспыхнул белыми переливами — то ли согласился, то ли предупредил о чем-то.

Вскоре деревья расступились, открыв давно знакомую картину: темная гладь реки, старый скрюченный дуб на берегу. Лунный свет рассыпался по воде дорожкой; казалось, река позавидовала Танцующим Огонькам и решила тоже украсить себя переливами и искрами света.

Но главное — дуб оставался прежним. Просто старое скрюченные дерево, без всяких змеиных корней и рычащих голов.

— Почему мы здесь? — спросила Маша, немного успокаиваясь.

Огонек лишь слегка покачался в воздухе и медленно запульсировал.

Как и во сне, вокруг была глубокая ночь. Где-то рядом шелестел камыш — сухими прошлогодними стеблями. Редкие всплески воды напоминали Маше, что в реке круглосуточно идет своя, мало заметная стороннему наблюдателю жизнь. Может, выдры охотятся за рыбой? Или мимо проплывает тот самый огромный сом?

Внезапно раздался громкий всплеск, заставив ее вздрогнуть.

“Неужели это действительно сом? — перепугалась Маша, торопливо пятясь подальше от воды. — И он сейчас попытается выпрыгнуть и меня сожрать? Блин, и зачем Огонек сюда привел…”

Путаные размышления прервал новый всплеск.

С водой творилось что-то неладное. Рядом с берегом появился небольшой водоворот; темные струи речной воды закручивались в воронку — но не вниз, как положено нормальным водоворотам, а почему-то вверх. Вскоре фигура усложнилась: начали проглядывать очертания коня.

По здравому размышлению, после появления Танцующих Огоньков Машу больше ничего не должно было удивлять. Но сейчас ее тело отреагировало раньше сознания — она сделала резкий шаг назад, споткнулась о корень и упала на спину, больно ударившись локтями.

Из реки на берег, раздувая ноздри и стуча копытом, вышел вороной конь.

Маша попыталась отползти подальше, не обращая внимания на усиливающаяся боль в локтях, но двигалась слишком медленно. Разумнее было бы подняться и бежать, но ноги стали ватными. Почти на автомате она вскинула перед собой руку — то ли защищаясь, то ли призывая к спокойствию.

Неожиданно Конь и в самом деле замер. Может, не видел в ней угрозы? Или изначально не планировал подходить близко?

— Т-ты кто?.. — заикаясь, пробормотала Маша. Ничего более толкового в голову не пришло. — Т-ты же Черный Конь, да? В-в смысле… хозяин этого м-места?

Конь вновь ударил копытом, и Маша нервно сглотнула.

— …Я просто г-гуляю тут и совсем не мусорю, если что… Я живу неподалеку. Я — М-маша.

Ища какой-то поддержки, она оглянулась — но белый Огонек висел без движения. Только теперь он сиял в несколько раз сильнее, освещая берег реки словно прожектор.

Внезапно и совершенно неуместно в памяти всплыли бабушкины слова: “Говорят, кто в жизни настоящего коня не видал, тот и счастья настоящего не ведал”.

“Наверное, теперь я буду очень счастлива, — с какой-то мысленной истерикой подумала Маша. — Если выживу, конечно…”

Конь снова сделал шаг вперед, и Маша торопливо отползла еще на полметра, неожиданно уткнувшись спиной в собственный рюкзак. Помедлила немного, а потом дрожащими пальцами растегнула молнию и пошарила внутри: жесткий корпус термоса, обертки от бутербродов… А вот, гладкая, вощеная поверхность.

— В-возьми... п-пожалуйста... — голос Маши дрожал, пока она протягивала Коню красное магазинное яблоко. — И с-спасибо, ч-что разрешаешь м-мне т-тут г-гулять…

Конь склонил голову, и в его глазах мелькнуло любопытство. Он сделал пару шагов вперед — сердце Маши почти остановилось от испуга — и аккуратно, одними губами, взял с рук предложенное яблоко.

Поразительным образом его дыхание было теплым, а губы — влажными и мягкими, словно у обычного коня.

— …П-представляешь, оно из М-марокко… — вдруг выпалила Маша, сама не понимая, зачем делится этой ерундой. Видимо, перепуганный мозг цеплялся за любую возможность наладить контакт. — Х-хотя м-мне Илья рассказывал, у нас и в об-бласти яб-блоки хорошо растут… Но п-почему-то везти аж из М-марокко выгоднее…

Конь фыркнул: то ли согласился, что подобная логистика — жуткая глупость, то ли не оценил информацию. Потом развернулся и пошел обратно к реке.

Маша даже почти не удивилась, когда Конь не провалился под воду, а поскакал прямо по течению, едва касаясь копытами водной глади. От его копыт разлетались хрустальные брызги — совсем не похожие на стеклянные гранёные капли потолочной лампы в Машиной квартире.