Орфей (гет)

Гарри молчал до самого конца обеда, и выпил необычно много вина. Тем не менее, рассказ Северуса и Гермионы он выслушал с интересом, и даже слабо улыбнулся, когда они описывали свое вторжение в Сент-Догмейлс.

Эльфы убрали тарелки после основного блюда и, повинуясь шепоту Гермионы, удалились, оставив троих собеседников наедине друг с другом. Во-первых, обед был достаточно сытным и десерт мог подождать полчаса, а во-вторых, они подошли к самому главному вопросу. Пока Снейпы поделились только лишь историей своего открытия. Но ничего не было сказано об их дальнейших намерениях.

Северус бросил взгляд на их гостя, который сидел сейчас, опустив плечи и откинувшись на спинку стула. Его обычная безупречная осанка была забыта, веки полуопущены и ничего не намекало на то, что этому человеку любопытно услышать об их планах. — Я полагаю, — начал Северус, подливая Гарри вина, — что ты хотел бы узнать, зачем мы рассказали такую длинную историю.

Гарри слегка выпрямил спину и устало улыбнулся. — Собственно, нет. А что такое? Это же касается моей матери, так что я считаю, что вы поступили, как того требуют приличия, рассказав мне все лично, вместо того, чтобы просто прислать законченную рукопись. Или… — он пригубил вина, и в глазах его впервые промелькнуло любопытство, — … есть еще какая-то причина?

В этот момент Гермиона почти уговорила себя забыть о проекте. Сейчас, когда она чувствовала себя совершенно счастливой, она смотрела на Гарри совершенно по-другому. Вместо того, чтобы ненавидеть его, она его жалела. Теперь ее чувства к бывшему мужу стали почти материнскими. Гермиона испытывала странное желание защитить его, особенно сейчас, когда он казался таким ранимым. Использовать его и лгать ему именно в тот момент, когда он менее всего ожидает обмана, казалось ужасным злодейством. Гермиона посмотрела на Северуса. Имеет ли она право ответить, что больше никаких причин не было, и они пригласили его только чтобы лично сообщить важную новость? Не будет ли это некрасиво по отношению к мужу? Или он одобрит ее решение? И потом — они уже зашли очень далеко, обманув доверие близких друзей. И сказанное Гарри не будет ложью. Полу-правда и ложь — это разные вещи.

И тут она поняла, что пауза затянулась. Если сейчас она ответит "нет", Гарри, каким бы усталым он не казался, ни за что ей не поверит. Пока она раздумывала, кидать ли кости, они уже выскользнули из рук. — Да, — ответила Гермиона, вздохнув от неожиданной тяжести на сердце. — Да, есть еще одна причина. Мы хотим воссоздать Visvita Potion.

— Красивое название, — рассеянно откликнулся Гарри. Потом он вскинул голову. — Вы хотите… Но зачем спрашивать меня? Почему бы просто не сварить его?

— Проблема в том, — подключился к беседе Северус, — что ингредиенты в большинстве своем редкие и некоторые из них запрещены. Так что нам необходимо специальное разрешение. Кроме того, мы не знаем, сколько должен продлиться эффект. Возможно, удастся улучшить формулу. Нам известно лишь то, что тебя оно защитило через два часа, но ты был маленьким ребенком, так что мы понятия не имеем, правильно ли указана в обнаруженном рецепте дозировка ингредиентов.

Гарри кивнул. — Понимаю. Вы не хотите, чтобы вам не давал покоя Отдел Экспериментальных Зелий. Или, хуже того… — он ухмыльнулся, — …Ауроры.

— Да, основная мысль верна, — сухо кивнул Северус. — Конечно же, мы собираемся предоставить окончательные результаты в распоряжение Ауров и сил охраны правопорядка, особенно если сумеем найти более дешевые и распространенные ингредиенты. Хотя боюсь, что в любом случае это не будет зельем для массового производства. Но для опасных миссий оно окажется полезным.

Очки в золотой оправе лежали, позабытые, рядом со столовым прибором. Теперь Гарри снова надел их и внимательно посмотрел на Северуса и Гермиону. — Полагаю, — сказал он неожиданно трезвым и деловым голосом, — что вам понадобится некоторая финансовая поддержка?

— Если ты ее предложишь, мы не будем отказываться, — ответила Гермиона. — В формуле есть очень дорогие вещества, а нам может понадобиться довольно много для экспериментов.

— Что ж, тогда придется общипать Отдел Тайн, — пробормотал Гарри. Увидев, что оба его собеседника недоуменно насупились, он объяснил. — У них внушительный бюджет, и их финансированием занимается лично министр. Из-за засекреченности их деятельности, за эту статью расходов не приходится отчитываться. Пятидесяти тысяч галеонов вам хватит для начала?

Было нелегко заставить Северуса вытаращить глаза от удивления, но это предложение вызвало именно такую реакцию. — Думаю… да, конечно, — хрипловато ответил он.

Улыбочка на лице Гарри стала еще самодовольнее. — Но деньги вы получите на определенных условиях. Во-первых — абсолютная секретность. Думаю, тут пояснения не требуются. — Северус и Гермиона покачали головами. — Прекрасно. Во-вторых, если вы усовершенствуете формулу, вы, полагаю, не забудете запатентовать ее в Международной Конфедерации Магов. — Теперь парочка закивала. — Так вот, я требую, чтобы в патенте были указаны не только ваши имена, но и имена моих родителей. Это же справедливо, вы согласны? — Еще два кивка так и не обретших дара речи хозяев. — В третьих, мы устроим совместную пресс-конференцию. Я сообщу об открытии, а вы ответите на вопросы.

— Выборы, — с усмешкой прокомментировал Северус.

— Именно. Такова политика, и, откровенно говоря, я не вижу особого вреда в том, чтобы позаботиться об общественном мнении. В-четвертых, патент вы будете должны продать Министерству. О сумме мы сможем договориться заранее, но я хочу, чтобы это зелье готовилось под контролем Министерства и исключительно в целях государственной безопасности.

— Это... очень благоразумно, — согласилась Гермиона, с души которой упал тяжелый камень. Если зелье с самого начала окажется под жестким контролем Министерства, не будет риска, что кто-нибудь попытается с ним поэкспериментировать.

Похоже, что Северус считал точно также, потому что в ответ на последнее условие Министра он улыбнулся. — Замечательно. И — исключительно из любопытства — как мы утвердим наше соглашение? Ведь если составить…

— Нет, это исключено, — перебил его Гарри. — В тот момент, когда магический контракт подписывается, его копия появляется в архиве Министерства. Нет-нет. Это слишком рискованно. Я думаю… — он поправил очки и посмотрел сначала на Гермиону, а потом на Северуса, — … контракт на крови будет более секретным и гораздо более эффективным. Есть возражения?

— Н-нет, — сказала Гермиона. — Никаких. — Она пыталась быстро прикинуть, не нарушат ли они какое-либо из условий контракта, утаивая от Гарри часть правды. Последствия нарушения магических контрактов, особенно скрепляемых кровью, по древним обычаям, были, мягко говоря, весьма неприятными. Но ничего особо крамольного она не нашла, а быстрый обмен взглядами с Северусом подсказывал, что он пришел к тому же выводу.

На какое-то время в комнате повисло тяжелое молчание.

— Как насчет десерта? — Спросила, наконец, Гермиона. Ее предложение было встречено вздохами облегчения и дружными кивками.

* * *

Следующие дни — последние дни летних каникул — были весьма беспокойными. И Северусу и Гермионе нужно было подготовиться к началу нового учебного года, а когда они не были заняты административными делами, они снова и снова просматривали записи Лили, обсуждая и делая расчеты. Многие ингредиенты были не просто дорогими и запрещенными — их просто почти невозможно было достать. Месопотамский Триплекрест был сейчас уже вымершим видом дракона, но во времена Лили и Джеймса в Багдадском магическом зоопарке доживала свои дни последняя особь, сдохшая несколько лет назад. Сейчас ее искусно изготовленное чучело украшало Музей Арабской Магической Истории в городе Петра, и было глупо надеяться на то, что хранитель музея разрешит лишить драгоценный экспонат некоторого количества чешуи. И это была лишь одна из проблем с ингредиентами, требующих решения.

Через два дня после разговора с Гарри, Гермиона получила письмо в невзрачном конверте без обратного адреса. В нем оказался ключ от анонимного сейфа в Гринготтсе. Деньги были в их распоряжении. Гарри выполнил свое обещание.

Сидя рядом с Северусом за Учительским Столом 1 сентября, Гермиона испытывала нечто, похожее на облегчение. С началом нового семестра у них будет оставаться меньше времени на проект, но оба они понимали, что это к лучшему, потому что работа над Зельем начала превращаться в навязчивую идею.

Дверь распахнулась, и в зал хлынули студенты, тут же наполнив его шумом. Многие из них были загорелыми, с выцветшими на солнце волосами и бровями, и Гермиона заметила, что большинство мальчиков подстриглись буквально пару дней назад — их выдавала белая кожа на шее под чуть отросшим пушком. Многие девочки — особенно среди пяти— и шестиклассниц — за лето превратились в девушек c замысловатыми прическами, мантиями более женственного фасона и туфлями на высоких каблуках. Это заставило Гермиону вспомнить о дочке Малфоев, и она потихоньку поинтересовалась у Северуса, не передумала ли Люцертола поступать в Хогварц, раз ее не видно среди студентов.

Северус покачал головой. — Нет, — ответил он, отвлекшись ненадолго от созерцания толпы учеников, — я попросил Хагрида провезти ее через озеро вместе с первоклассниками.

Гермиона подняла бровь. — Решил поупражнять ее в послушании?

— Нет, — улыбнулся Северус. — Просто подумал, что первое впечатление от замка лучше всего получить, увидев его с воды. И возраст тут не при чем.

— Ей это совершенно не понравится. Думаю, она просто возненавидит тебя за это.

Северус пожал плечами. — Честно говоря, меня ее отношение мало волнует.

К этому времени студенты расселись за столы своих колледжей, и шум немного утих. Многие из учеников без стеснения разглядывали Северуса и Гермиону. Об их свадьбе писали все газеты, и теперь Гермиона считала, что это к лучшему, потому что за шесть недель новость успела всем надоесть, но все-таки взглядов на их обручальные кольца было брошено немало, и некоторые из них были завистливыми. Гермиона наклонила голову, чтобы скрыть улыбку, и перехватила насмешливый взгляд Поппи Помфри, от которой ничего не могло ускользнуть.

Завистливые взгляды романтически настроенных девчонок — это одно, но когда Гермиона увидела глаза Люцертолы Малфой, когда та вошла в Большой Зал вместе с первоклассниками, по ее спине пробежал холодок. Это уже была не зависть, и даже не ревность. Это была ненависть, та самая холодная ненависть, которую Гермиона не раз видела в глазах отца и деда девочки. Но еще больше вывело Гермиону из равновесия самодовольное выражение, с которым Люцертола посмотрела на Северуса. У девчонки был какой-то план, и она была уверенна в успехе. Гермиона не услышала ни слова из песни Сортировочной Шляпы. Что затеяла эта маленькая дрянь? Может быть, она приехала в Хогварц — или, хуже того, прислана в Хогварц — с какой-нибудь тайной целью? Девчонка создавала вокруг себя такую мощную ауру решительности и неприступности, что первоклашки отступили на несколько шагов в сторону, и поглядывали на нее с испугом. Яблочко от яблони, мрачно подумала Гермиона, и тут же отругала себя за предвзятость. Она учитель, она не имеет права поддаваться предубеждениям — ни в пользу студента, ни против него.

Когда Сортировочная Шляпа распределила Люцертолу в Равенкло, Гермиона обменялась взглядами с профессором Валерианом Вектор, своим бывшим преподавателем Арифмомантики, а теперь деканом Равенкло. Он незаметно покачал головой и пожал плечами. Значит, тоже заметил. В любом случае, это просто замечательно, что девочка не попала в Слизерин. Конечно, между Слизерином и остальными колледжами не было той открытой вражды, что в ее время. Конфликты вне школы угасли, и студентам не нужно было с юных лет выбирать, к какому лагерю присоединяться. В наступившие мирные времена родители не спешили внушать детям, ради их же безопасности, представления о черно-белом мире. Враждебность сменилась нормальным соперничеством. Но поступление в Слизерин такой ученицы, как Люцертола, несущая за плечами, хочет она того, или нет, тяжелое бремя причастности ее семьи к преступлениям Темного Лорда, взбудоражило бы спокойствие повседневной жизни Хогварца. То, что девочку определили в Равенкло, в факультет, славящийся своим безразличием к политике, уменьшало угрозу. Для Равенкловцев даже две развязанные Волдемортом войны были всего лишь досадными конфликтами, и мало кто из выпускников этого колледжа принимал активное участие в борьбе. (То, что профессор Вектор был среди этих немногих, вызвало волну протеста, когда его кандидатуру предложили на пост главы колледжа). Студенты Равенкло теряли баллы за запрещенные эксперименты, попытки похищения книг из библиотеки и ночные вылазки в теплицы, но чрезвычайно редко за проказы, драки или за поцелуйчики в укромных уголках. Соперничество внутри их колледжа тоже было несколько иным, чем конфликты среди Слизеринцев.

В тихой, жестко ориентированной на учебу, атмосфере Равенкло будет гораздо легче призвать девочку к порядку. Но все же Гермиона не завидовала коллеге.

После их с Люцертолой похода по магазинам, Гермиона решила, что перед Северусом лучше отчитаться о выполненном поручении без подробностей. Он и без того не ждал ничего хорошего от девочки, не стоило давать ему дополнительного повода невзлюбить ее. Но сейчас, увидев на лице Люцертолы такую неприкрытую ненависть, Гермиона изменила свое мнение. Пожалуй, о том полдне нужно было поговорить подробнее. Но сейчас вряд ли стоит вспоминать про тот случай. Если учителя будут жаловаться на проблемы с девочкой, тогда она и добавит к общему разговору свои личные наблюдения.

Мысли Северуса были во многом схожи с мыслями его жены. Выражение лица Люцертолы не ускользнуло от его внимания, и у него не было сомнений насчет того, кому оно адресовано. Такая буря отрицательных эмоции в тот момент, когда девочка только перешагнула порог школы — это заставляло Северуса беспокоиться, потому что она не успела еще своими глазами увидеть или услышать нечто, вызвавшее такую неприязнь. Нет, эти эмоции ей внушили заранее. Скорее всего, против школы и конкретно против Гермионы ее настроил отец. А в таком случае ее пребывание в школе может вызвать крупные неприятности.

Он хотел на время выбросить все это из головы и сосредоточиться на приветственной речи — даже после десяти лет пребывания на посту директора, первое в году обращение к студентам давалось ему с трудом — но мысли упорно крутились вокруг того, что Малфои могли наговорить дочери, чтобы заставить ее буквально пылать от ненависти. Может, Драко с детства внушал дочери ненависть к магглорожденным? Учитывая то, что он знал о парне — нет, о мужчине, поправил он себя — это вполне вероятно. Но Гермиона была не единственным магглорожденным преподавателем. Если уж Люцертоле привили расистские убеждения, она будет также относиться и к другим работникам школы. Вопрос в том, как справиться в этой проблемой.

Пока Дамблдор гостил в Хогварце, они с Северусом долго обсуждали разные проблемы школы, и решили, что некоторое время нужно просто наблюдать за Люцертолой Малфой, не давая персоналу никаких специальных рекомендаций или указаний. Все прекрасно знают, что из себя представляют Малфои, и у учителей, скорее всего, уже будет некоторое предубеждение против девочки, так что не стоит давать им лишний повод или намек на то, что они имеют право на предвзятое отношение к студентке. Наоборот — нужно внимательно наблюдать за поведением персонала — если они будут несправедливы к Люцертоле, она вряд ли решиться пожаловаться. Или страх или гордость помешают ей это сделать. Хотя Снейп очень сомневался, что юная мисс Малфой окажется трусихой.

Когда ее распределили в Равенкло, Снейп вздохнул с облегчением. Слава Мерлину, что не в Слизерин. И к тому же, Валериан Вектор — очень благоразумный человек. Короткого разговора с ним будет достаточно, чтобы быть уверенным, что с его стороны проблем не будет.

Северус раздумывал, стоит ли делиться своими опасениями с Гермионой, когда последний студент был распределен, и Минерва унесла стул и Шляпу. Заставив себя отложить на потом мысли о Люцертоле Малфой, Северус поднялся и начал речь.

* * *

Несмотря на все усилия Альбуса Дамблдора, за все 46 своего пребывания директором он не смог добиться серьезного отношения к маггловедению. Он снова и снова пытался убедить Министерство Магии и Попечительский Совет, что выбравшие карьеру Аурора должны в обязательном порядке изучать этот предмет, так как им часто придется иметь дело с магглами, но его аргументы просто игнорировались. Во времена войн с Волдемортом ему даже весьма недвусмысленно угрожали смещением с должности, в случае, если он не прекратит досаждать "глупыми просьбами".

После поражения Волдеморта, Артур Уизли стал Министром Магии. Его интерес к магглам был общеизвестен — можно сказать, печально известен — и Дамблдор, который первые три года новой эры оставался директором Хогварца, надеялся, что презираемый предмет наконец получит заслуженное признание. Но он не учел того, что двенадцать мест в Попечительском Совете остались в руках все тех же представителей древнейших чистокровных семейств. За исключением Малфоя, никто из них не присоединился к Упивающимся Смертью, но не секрет, что многие (если не все) из них симпатизировали взглядам Темного Лорда. Они воспринимали назначение Артура Уизли как личное оскорбление, как плевок в лицо. Воспоминания о том, как он вел себя с Малфоем (которого попечители боялись, и которым в то же время восхищались, не говоря уж о том, что он принадлежал к одному с ними кругу высшей аристократии), превратили сомнения Совета в упорное решительное сопротивление. Они вежливо отвергали каждое предложение, рекомендацию или совет, если они исходили от окружения ненавистного Министра. А требование обращать больше внимания на изучение маггловедения было отклонено с особым удовольствием.

Ситуация изменилась только когда Артура Уизли сменил Гарри Поттер. Будучи послом в Париже и Вашингтоне, он приобрел важные дипломатические навыки, и решение наболевшей проблемы заняло у него десять минут. Он просто уведомил попечителей, что ни взятки, ни связи, ни уговоры не помогут их детям получить работу в Министерстве без хорошего балла по маггловедению. Те, стиснув зубы, но понимая, что на этот раз отвертеться не смогут, приняли соответствующие меры. Правда, они постарались как можно сильнее затянуть процесс. Кроме того, они прекрасно знали, что учитель маггловедения, Конрад Дарвин, имеет слабость к приглашениям погостить в фамильном поместье, а так же к небольшим "подаркам". В целом, все складывалось не так уж плохо.

Бедный Конрад Дарвин, чьи познания о магглах были в основном теоретическими (если не считать практики в Манчестере, которую он проходил, учась в университете, но рассказывать об этом Конрад очень не любил) был вполне доволен жизнью. Семь часов в неделю и символические домашние задания — просто рай. И вот внезапно эта беззаботная спокойная жизнь закончилась, и когда после двух лет работы на износ (14 часов в неделю плюс проверка домашних заданий) директор Снейп предложил ему годичный отпуск, профессор Дарвин был даже рад.

Гермиона, занявшая его место среди учебного года, относилась к своим обязанностям очень серьезно. Но все же 14 часов в неделю, три фута пергамента в неделю от каждого ученика и подготовка к занятиям оставляли ей довольно много свободного времени. Сначала она никак не могла смириться с подобным бездельем, но потом начала находить в своем положении выгоды. Невысокое по сравнению с другими учителями жалование не огорчало ее, никто из коллег и не думал обращаться с ней как с низшей по положению в школе, а свободное время она проводила, гуляя по маггловскому Лондону и навещая старых друзей.

Яркий осенний полдень одного из последних дней октября, сотканный из пронзительно голубого, золотого и густо-красного, застал ее сидящей в кабинете ректора Академии Ауроров за то ли поздним чаем, то ли ранним обедом. Хмури пригласил ее послушать интересный доклад по Боевым Проклятиям Высокого Уровня, который читал приглашенный иностранный специалист. Специалист отправился домой сразу после ланча, а Гермиона с удовольствием осталась поболтать.

— Как там, кстати, поживает Сириус? — Поинтересовался Хмури, наливая им по очередной чашке чая и щедро добавляя в свою чашку Огневиски из легендарной фляжки. — Все еще путается с девчонкой Вилкокс?

— Вроде бы нет, — ухмыльнулась Гермиона. — Не рассказывай Северусу, но он, кажется, положил глаз на мисс Филмор — видел может быть, она новый помощник библиотекаря.

— Ну, я бы сказал, что это к лучшему. Может и забавно крутиться вокруг студенток, но… — он пожал плечами. — Ему всегда чертовски везло, но у всех рано и поздно случаются проколы. Представляешь, сколько проблем было бы у Северуса, если бы дошло до скандала? А… какая она? Я про библиотекаршу.

Гермиона откусила бисквит с миндалем. — Другая. Совсем не из тех, какие обычно привлекают Сириуса. Она умная, симпатичная и милая. Но Агриппина Вилкокс гораздо сексуальнее.

— Хммм, — Хмури покачал головой и плеснул в чай еще виски. Потом, нахмурившись, посмотрел на Гермиону. — Как тебе кажется, это у него серьезно? Сколько ей лет?

— Двадцать пять или двадцать шесть — я точно не знаю.

— Так много?

— Ну спасибо тебе, дорогой!

Раздраженно отмахнувшись, Хмури чуть не смахнул со стола свою чашку. — Не глупи, детка. Ты же прекрасно поняла, о чем я. Она лет на десять лет старше обычного для него возраста.

— Это да. А как у тебя дела на личном фронте, Аластор? Похвастаешься новой подружкой? — Несмотря на деревянную ногу и изуродованное лицо, Хмури пользовался неизменным успехом у женщин. Гермиона частенько обсуждала секрет его привлекательности с МакГонагалл, мадам Помфри и мадам Хуч, но секрета так и не открыли, ограничившись хихиканьем и фантастическими гипотезами.

— Ну… — Хмури бросил на нее нерешительный взгляд и промолчал. Потом он произнес "Э-э-э-", "Хм-м-м" и еще несколько столь же информативных фраз, пока, подбадриваемый улыбкой Гермионы, не выдавил из себя. — Сама, что ли, не догадываешься?

Гермиона не сразу поняла, что он имеет в виду, но когда до нее наконец дошло, ее челюсть чуть не выбила чашку из рук. — Ма-мама? — Спросила она, сопротивляясь желанию зажмуриться.

— Если бы ты чаще навещала маму, — заявил Хмури, — ты бы узнала обо всем гораздо раньше. Сама во всем виновата.

Теперь она все же зажмурилась, разрываясь между желаниями расхохотаться и вскочить и убежать. — Аластор… — голос дрожал, и ей пришлось замолчать и сделать глубокий вдох. — Аластор, не могли бы мы сменить тему?

— Запросто, крошка, — ответил он. — Как тебе угодно. — И вылил в чашку остатки содержимого своей фляги.