Ты - мой мир (гет)

Папку? Райан не поверил своим ушам. Это он имеет в виду ту кипу, состоящую из сценариев?

— М-м, Мэтью, я думаю, ты торопишься с решениями. Да к тому же…

— Что к тому же? — Мэтью наконец протиснулся через Райана в его квартиру и осмотрелся по сторонам. Не раз он уже говорил другу не устраивать в доме полуночную атмосферу, но того, судя по всему, невозможно было переубедить. Все окна были зашторены, и светила лишь одна свисающая сверху лампочка на манер кинотеатра. На маленьком экране телевизора на паузе стоял очередной просматриваемый Райаном фильм. На полу рядом с потёртым креслом в стопке лесенкой лежали книги. Мэтью прочёл обложку первой — это оказался англо-французский словарь — и дальше их просматривать не стал. Цокнув языком, он покачал головой, и затем взгляд его остановился на друге, который по-прежнему пытался что-то скрывать от него за спиной. — Это что? — спросил он, не без усилия доставая у него из рук блокнот. «Боже мой», — подумал Райан, закрывая лицо руками. Однако на лице Мэтью в тот момент заиграла улыбка. — Это новый, да? — восторженно спросил он. — Это то, о чём я думаю, Тёрнер? Возьми и его тоже!

Райан только-только приходил в себя. Первый выходной после и без того непростой учебной недели выдался у него совсем не выходным. Уже понемногу отвыкший подолгу корпеть над книгами и словарями и практически одновременно с этим — вникать в фильмы, юноша взвалил все эти дела на себя в один день, встав пораньше и не впуская солнечный свет в свой день. И только он принялся за французский, вспомнил те азы и слова, которые успел выучить летом, включил кассету с очередным фильмом, как к нему ураганом ворвался Мэтью. К тому же, стал зазывать куда-то и просил прихватить с собой папку со всеми его сценариями.

— Зачем? — голос его был ещё немного сонным. — Куда мы со всем этим пойдём?

Никуда собираться Райан и не думал. Мэтью, между тем, уже отложил блокнот с черновиками, продолжая улыбаться.

— У тебя талант, дружище! Нельзя ведь его просто так растерять!

— Растерять? Талант? — Райан сжал кулаки. К его состоянию примешивалась теперь ещё и злоба. — Талант писать сценарии? Ещё только недавно…

— Ещё только недавно я не читал твои сценарии, — перебил его Мэтью. — Послушай, — он схватил приятеля за плечо. — Я понимаю, ты считаешь, это дурацкая затея, но многие с подобного начинали. И вообще, ведь ты, так или иначе, занимаешься своим делом, и тебя не несёт в другую стезю… — он вдруг затих и некоторое время молчал, и это было так непривычно для того знакомого Райану Мэтью, что руки юноши опустились сами собой. Никогда ещё он не видел его в таком состоянии, ведь даже когда у Мэта что-то не получалось по учёбе, он улыбался, много хохотал, в крайнем случае — курил, но никогда прежде не казался таким опечаленным. — Впрочем, — наконец, произнёс Фёрт с прежней жизнерадостной улыбкой, но создавалось ощущение, что даётся она ему с трудом, — это совсем не так нелепо, как может показаться. Перед тобой могут открыться огромные горизонты, Тёрнер. А там уже недалеко до твоей мечты.

Райан задумался. Он никак не мог взять в толк, что за затея так внезапно пришла Мэту в голову. Неужели он собирается ему помогать? Но каким образом? И причём всё же его сценарии?

— И что ты предлагаешь?

— Вот это уже другое дело! — Мэтью широко улыбнулся. — А теперь впускай в квартиру солнце и идём на улицу. Там такая хорошая погода! И да, не забудь всё тобой написанное. Думаю, то, что я прочитал, было только многообещающим началом.

Услышав такое предложение, Райан только махнул рукой и опустился обратно в кресло. Только тогда у него создалось впечатление, что он оказался дома — когда никуда не нужно выходить; когда можно полностью отдаваться любимой страсти — кино и предаваться так понравившемуся ему изучению французского. Не то чтобы Райан был домоседом — он так много времени провёл в университете без друзей и чьей-либо поддержки со стороны, что в итоге научился неплохо проводить время в одиночестве.

— Да бросай ты эти кассеты, — сердито произнёс Мэтью, выключая поставленный на паузу телевизор. — Сходим в кинотеатр, там посмотрим твои любимые шедевры. А вечером сбегаем в бар, там снова будут искать слова и способы, как признаться девушке в любви.*

— Нынче смотреть фильмы под открытым небом — дорогое удовольствие, и для этого существует отдельное здание, — парировал юноша, но на уговоры Мэтью всё же поддался и поднялся из кресла.

— Кино в машинах всё равно почти уже никто не смотрит, — улыбнулся ему Фёрт. — А вот твоим сценариям мы место обязательно найдём. И уж поверь мне, они не пропадут зря.

* * *

Райан был под впечатлением после прогулки с Мэтью. От кого от кого, а уж от него Райан точно не ожидал, что он столько всего может знать. И каждый раз, несмотря на их многочисленные споры, он убеждался, что только ему может поведать свои самые сокровенные мысли, касающиеся кино. Погода его тоже радовала. Приятно светило солнце, так что в куртках обоим уже вскоре стало жарко. Они прошлись по узенькой небольшой улочке. Мэтью поведал ему, что хотел бы представить его одному своему знакомому из мира кино, но Райан не собирался спешить с новыми знакомствами. Он вспоминал, как страшно было ему рассказывать мистеру Руфису о том, что он сам пишет сценарии, что нуждается в критике и оценке. Тему пришлось перевести, и друг стал рассказывать ему, за что он любит кино.

— Всё это пошлости, Райан. Все эти люди, которые идут в кино только для того, чтобы похрустеть и посмотреть «какой-нибудь незатейливый фильм». «Для развлечения», — называют это они. Какого чёрта? Кино создано не для этого. Кино — это целая культура, где каждый, если он того захочет, сможет найти себе место. Влиться, так сказать. Кино — это целая атмосфера. С ней вживаешься, ей дышишь, в ней растворяешься, — Райан молча слушал его и по временам кивал. Мэтью никогда не отличался молчаливостью, но такой поток слов от него теперь мог зависеть ещё и от того, что тот совсем недавно выпил полбутылки вина. Но слушать его было действительно интересно. — Это как жизнь, Райан. Самая настоящая. Правда, длится она недолго, но всё же, как известно, рано или поздно кончается. Давай поговорим о твоём сценарии?

О работах Райана он всегда отзывался с восхищением. Юноша не мог поверить, что такие слова будут адресованы ему — однако, всё происходящее не было сном, а голова его всё ещё была трезва. Он смотрел другу через плечо и запоминал всё, о чём тот ему говорил.

— Здесь фраза слишком длинная. Зрители не любят длинных фраз. Фильм — это череда событий. Одно действие сменяет другое, а диалоги лишь способствуют этому. Вставляя их, важно не переборщить, чтобы фильм не получился мужским — как такие обычно называют, — он посмотрел на Райана и улыбнулся. — И в той же мере их должно быть достаточно, чтобы герои не прерывали друг друга на половине разговора, а действия и события не заглушали эффект разговора. И нельзя резко обрывать кого-либо из персонажей, чтобы не показывать зрителю, что ты не импонируешь ему. Зритель сам должен определить, кто ему нравится, а кто нет. Впрочем, что я тебе это говорю? Ты и без меня это прекрасно знаешь.

Райан знал. Но он внимательно относился к каждому замечанию Мэтью. Впрочем, их было совсем немного. Все выходные они провели вместе. Вместе прорабатывали героев, запутанные моменты в сюжетах, обсуждали дальнейшее развитие событий. Райану казалось, что весь его мир перевернулся с ног на голову, а герои в сценариях вдруг ожили. Меж тем огромная кипа листов кончалась, что не особо расстраивало юношу. Мэтью и в этом его поддерживал: «Я читал, что в самом начале режиссёры сами строят свою карьеру. Снимают фильмы по своим же сценариям, и всё такое. Если что вдруг, ты мог бы с этого и начать. К тому же, о твоих сценариях я уже не раз выражал своё мнение. Они великолепны, Райан». Его слова, несомненно, мотивировали юношу. Но больше всего Райану нравилось устраивать с Мэтью дискуссии. О старом кино, о первых кинотеатрах — Райан с огромным удовольствием осознавал, что не он один питает сильные и тёплые чувства к фильмам. А ведь ему не хватало человека, с которым он мог бы поделиться своими мыслями. Дни снова полетели бесконечным потоком, так что Райан еле успевал их проживать и дышать воздухом этой жизни. Ему нравилась атмосфера последнего курса. Нравилось, как при виде него начинали переглядываться однокурсники. Как на него смотрели девушки. Большую часть лета он совершенно не следил за своей внешностью, но, благодаря Мэтью, вернулся обратно в жизнь, если не сказать больше — стал частью её. Он по-прежнему учил так полюбившийся ему французский и подолгу засиживался за фильмами, но отходил от всех этих занятий, как только ощущал хоть малейшую усталость. Учёба снова стала у него на первом месте. К тому же, новые дисциплины ещё больше подогревали его интерес к режиссуре. Не раз уже он слышал рассказы об интересных парах Драматургии и сценарного дела, и уже одно название предмета радовало его — оставалось лишь с нетерпением дожидаться их.

В среду они распрощались с Мэтью довольно рано. Некоторое время молча покурив при слабом свете луны на бледном голубом небе, они расстались, и Райан по своему обыкновению сослался на множество неотложных дел, а сам, внутренне мучаясь голосом совести из-за того, что так долго скрывает это от друга, повернул обратно к университету. Предстояло настроиться, ведь сегодня у него первая консультация, но ни одной мысли касаемо кино не приходило ему в голову. Предвкушая предстоящее, он чуть ли не на цыпочках прокрался по неосвещённым знакомым коридорам, которые были заполнены студентами в учебное время. Он вошёл в полупустую аудиторию. Непривычно было видеть её не такой заполненной, как всегда, но сегодня здесь собралась вся, так сказать, элита университета. Райан шёл между рядов, слыша тихие перешёптывания за своей спиной. Ведь говорили именно о нём, и Райан чувствовал себя немного белой вороной. Но вскоре всё стихло, потому что вошёл мистер Руфис, и от Райана не укрылось то, как у всех присутствовавших заблестели глаза. Эти консультации всем им явно нравились.

— Вы все, конечно, знаете, по какому поводу я сегодня всех вас собрал, — раздался голос любимого преподавателя Райана. Юноша по привычке сложил руки вместе и улыбнулся. — Близится конец вашей учебной деятельности, а это значит, — взгляд профессора пробегал по каждому студенту, — вы должны показать всё, чему научились. На этом теория заканчивается. Теперь ваши знания следует отразить на практике, — Райан слегка вздрогнул от этих слов, отчего-то сразу позабыв, что клуб киношников — отнюдь не обыкновенное занятие в университете. Он вмиг подумал о том, что совершенно не знает, что ему делать с предстоящей дипломной работой. — К тому же, с нами сегодня новичок, — продолжал мистер Руфис, улыбнувшись, а все взгляды тут же метнулись к юноше. — Райан Тёрнер, прошу вас!

«Что? Я? Но…» — как бы Райану сейчас хотелось произнести именно эти слова, но они вместе с появившимся из ниоткуда волнением вдруг застряли в горле. Он поднялся с места и стал спускаться, чувствуя, как его изучают взглядами со всех сторон. Он встал рядом с преподавателем, а тот, в свою очередь, хлопнул его по плечу.

— Я пригласил мистера Тёрнера в наш клуб, — улыбка не сползала с лица мистера Руфиса, — потому что оценил его талант, — Райан вполуха слушал своего любимого преподавателя, наблюдал за взглядами аудитории, направленными на него, выражающими совершенно разное, и пытался оставаться невозмутимым и беспристрастным, хотя краска, наверное, начинала заливать его лицо. — …в написании сценариев, — закончил преподаватель. Сердце юноши подпрыгнуло куда-то вверх, а в аудитории кое-где раздался смех. Мистер Руфис немного отстранился от него, не сводя с него внимательного взгляда. Приглашал выступить. Неожиданно для себя Райан довольно быстро собрался с мыслями. Лишь бы голос не задрожал в самый важный момент!

— Ну, это не совсем то, что можно было бы подумать… — начал он, вызывая новый взрыв смеха. Он прекрасно осознавал, каким глупцом выглядит перед заканчивающими режиссуру столичными молодыми людьми — он, не сумевший заговорить ни с кем из них ни разу за все эти пять лет. Райану часто думалось, что все его попытки войти в это элитное общество непременно провалятся. Что каждому из них суждено стать великим режиссёром, а его доля — лишь писать ничего не стоящие сценарии в своём блокноте.

— Ты пишешь сценарии? — раздалось откуда-то из середины, и юноша заметил знакомую белокурую девушку, с интересом смотрящую на него. Элизабет. Сердце в его груди забилось быстрее, а уверенность проникла во всё существо его. Все прежние мысли, только что тревожившие его, в одно мгновение куда-то испарились. Он смотрел на неё и отчего-то не верил, что она улыбается именно ему. Неужели, как и остальные, смеётся? Однако в её блестящих глазах виднелась лишь заинтересованность.

— Да, можно сказать и так, — ответил он. Улыбки осветили лица студентов. — Но это не совсем то. Скорее, мне в голову приходит идея — как таковая картинка, которую я затем превращаю в сценарий.

— У всех свои таланты, правда ведь? — обратился мистер Руфис ко всей собравшейся публике, вызывая тем самым новые улыбки и шумные переговоры. «Авторское кино», — услышал Райан среди шума. Но когда он вновь перевёл взгляд на белокурую девушку, он не заметил на её лице поддержки всем этим шепоткам. Напротив, она обернулась к остальным, махая им рукой, будто они не давали ей возможности послушать любимую песню. Сердце Райана ещё сильнее забилось в груди. Он так и ощущал, как у него сбивается дыхание от этого невероятного ритма. Вначале он собирался убеждать себя, что разговаривает с одним лишь мистером Руфисом, затем, взглянув на хохочущую аудиторию, решил представить, что ведёт дискуссию с Мэтью на эту же самую тему, но в итоге на секунду зажмурился, открыл глаза и увидел перед собой всё ту же миловидную девушку. Его уже не заботило, покрывался ли он до корней волос краской, и сколь сильно потели его ладони — нимало не испугавшись, он стал говорить, сопровождая свою речь жестами и не ощущая на сей раз кома в горле.

— Нет, нет, совсем нет, — он замахал руками и не без трепета заметил, что своим бурным отрицанием заставил всех замолчать. Все без исключения внимательно внимали его словам. Райан кашлянул в кулак, полностью сосредотачиваясь на своих мыслях. — Дело совсем не в авторском кино, как вы могли, наверное, подумать. Сценарии — лишь способ как-то реализовать свои мысли… лично для меня. Изменить то, что уже приелось в фильмах и что повторяется в каждом третьем кино. Как-то… усовершенствовать кинокартины, что ли, — вся аудитория слушала не перебивая, и юноша улыбнулся. — Для того, чтобы сделать фильмы оригинальнее. Кинематограф ведь изначально был создан для того, чтобы живые картинки меняли жизнь людей. Чтобы с самого первого кадра захватить зрителя, чтобы он захотел окунуться в этот чудесный мир, жить в нём все эти два часа, а главное, — чтобы всем захотелось вернуться туда, — слова более не давались ему с трудом. Напротив, чем больше он говорил, тем более связной и свободной становилась его речь. Никогда прежде Райан не пребывал в таком состоянии — ему словно развязали руки в деле, которое он так давно хотел сделать. Впрочем, когда раньше ему давали хоть где-нибудь слово? На ферме речи никому были не нужны, ведь истинные мастера доказывались своими руками. И даже в школе он не помнил, чтобы когда-либо приходилось выступать ему даже перед таким небольшим количеством собравшихся молодых людей. В дискуссиях он зачастую оставался в стороне, а выражать собственное мнение его отучили ещё в детстве. Он смотрел на Элизабет и видел перед собой только её одну. Представлял, как когда-нибудь также на собственной съёмочной площадке будет рассказывать актёрам о таком непростом мастерстве как кино, и они все также, задержав дыхание, будут слушать его. — Разумеется, ничем и никак не хочу оскорбить современных режиссёров. В особенности, великих. Но вспомните красивые фильмы. Ведь в каждом моменте в них видно, что режиссёр действительно вкладывал в них свою душу. Он не просто создавал фильм для продажи — он пытался изменить мир. И это здорово. Это значит, что людям ещё не всё равно. Что они ещё готовы включать смысл в фильмы, красивые слова — в романтику, жизненные события — в драму. Я, конечно, не хочу сказать, что готов провести мировую кинореволюцию… — Райан знал, что заставит аудиторию этим высказыванием засмеяться, а потому сам улыбнулся, — но я хочу, чтобы у фильмов было будущее, чтобы они не стояли на одном месте в своём развитии.

Тишина всё ещё царила в аудитории, а потом где-то в её глубинах — вначале неуверенно и приглушённо, а потом всё резче и громче, начали зарождаться аплодисменты. Мистер Руфис подошёл к нему под общий шум и возгласы.

— Честно говоря, я изумлён, Тёрнер, — он похлопал юношу по плечу. — Ваши слова и ваша мотивация меня впечатляют.

— Спасибо, сэр, — Райан улыбнулся. — Мне очень лестно это слышать… слышать от вас.

Когда он садился на место, его посетило неизвестное ему до этого чувство. Все до единого взгляды были направлены только на него, каждый присутствовавший улыбался только ему, а некоторые незнакомые ему молодые люди даже потянулись к нему, чтобы дать «пять» с возгласами: «Так держать, Райан!» Пребывая всё в том же радостном состоянии, он практически не слушал консультацию, пусть и был уверен, что мистер Руфис рассказывает интересные вещи. А после он не без удивления заметил, что Элизабет беззаботно попрощалась с друзьями и осталась ждать его.

— Отлично выступил, Райан, — улыбнулась она. Эта улыбка буквально окрыляла его каждый раз, когда он замечал её на лице девушки. Вот и теперь он почувствовал в себе такие силы, что мог бы при желании свернуть горы или достать звезду с необъятного неба. Ночь спустилась над осенним Лондоном, и запоздалые жители прятались по домам, шурша бегающими под ногами кленовыми листьями.

— У меня был источник вдохновения, — улыбнулся он ей. У него не было любовного опыта общения с девушками, но слова, казалось, лились сами собой, а в душе он ликовал. Он провожал Элизабет до дома, и всю дорогу они говорили о кино и много смеялись, а Райан чувствовал, как ему с ней легко и приятно общаться. Он подмечал в ней детали, которые прежде не замечал в других девушках. Она не была болтушкой, но и не представлялась ему закрепощённой тихоней. Она совершенно не была избалована вниманием со стороны молодых людей, но прекрасно осознавала, что симпатична. При этом он не верил, что она могла бы пользоваться этим — она была слишком проста для столичной девушки, и когда разговор их внезапно коснулся его прошлого, Райан принялся рассказывать ей о своей жизни на ферме. Его прежняя жизнь изумила её до глубины души. Она слушала внимательно, широко распахнув глаза, и непростая работа деревенских жителей, выезды на лошадях в местный магазин, приготовление запасов на непростой зимний период — всё было внове для неё, обо всём ей интересно было узнать от него. Они остановились на пороге её дома, и он вдруг ощутил, что это и есть тот самый переломный момент, о котором так много говорят в фильмах. О котором так много пишут в книгах. Признавал ли он когда-нибудь себя романтиком? Вероятно, в глубине души его сидело осознание этого, но оно было столь затаённым и неявным, что он до последнего отказывался верить в то, что действительно способен общаться с противоположным полом. Она приблизилась вплотную к нему, смешивая все на свете запахи — от родных деревенских цветов до дорогих медовых духов из большого города и коротко коснулась губами его губ. Но этого мгновения ему было вполне достаточно, чтобы окончательно убедиться в том, что она ему нравится.

— Не удивлюсь, что ты ещё и Beatles слушаешь, — засмеялась она, проводя кончиками пальцев по его гладко выбритой щеке.

— Разумеется, — негромко произнёс он, уже не понимая толком, чем очарован больше — прошедшей лекцией, ею или этим тёплым вечером. Она снова весело усмехнулась, быстро вбежала на крыльцо дома, точно девушка из романтического мюзикла, и улыбнулась ему:

— Сладких снов, Райан Тёрнер.

* * *

Неделя подходила к концу, и ощущение пятницы уже приятно витало в воздухе. Однако для Райана временные границы стёрлись уже давно. В последние дни с ним произошло столько всего приятного, что для него сейчас не было никакой разницы — выходные ли, будние дни. Они виделись с Мэтью лишь на занятиях, переглядывались, улыбаясь друг другу, а затем юношу погружала учёба и свои дела. И Элизабет. Вероятно, Мэтью уже догадался об отношениях между ними. Райан теперь не мог забыть её, даже если бы захотел. И порой он изумлялся, сколько всего произошло с ними всего за одну неделю. Никогда, даже при прогулках по вечернему Лондону, не приходило ему в голову покататься на огромном колесе обозрения. Элизабет же очень удивилась, когда узнала об этом, и тут же потащила его в мерцающий вечерними огнями парк. А после они с удовольствием ели вдвоём большой пучок сахарной ваты, со смехом находя друг у друга на лице розовые пушистые крошки. И если изредка Райан задавался вопросом, когда он сумел узнать её так, точно знает всю свою жизнь, ещё больше он изумлялся, когда она смогла так хорошо выучить всего его. Проводя время вместе, они точно заранее знали, что каждый скажет или подумает, и, как только их догадки оправдывались, принимались ещё веселее смеяться. В другой раз она играла ему на гитаре, и голос её так очаровал его, что, заслушавшись, он совершенно забыл о времени и обо всём на свете. Это было впервые, когда его привлекли не сами слова одной из любимых его песен, но её исполнение.

«Скажешь, что я лишь мечтатель, — улыбалась она, перебирая пальцами струны, а светлые локоны её качались из стороны в сторону в такт песне. — Но я не одна такая»2

— Теперь ты, — она улыбнулась, протягивая ему гитару. Он подсел ближе, попробовал струны руками — так осторожно, точно это была фарфоровая ваза, что девушка не смогла не засмеяться, но всё же отложил её в сторону, качая головой.

— Я не умею петь, — усмехнулся он. — И даже если бы и мог, моё пение ни в коем случае несравнимо с твоим. Она наклонила голову, глядя на него из-под спадающей на глаза чёлки шелковистых волос. Он уже не впервые замечал за ней подобное, но пока не знал, как трактовать.

— Зови меня Лиззи, я ведь говорила тебе.

— Лиззи звучит слишком просто и суховато. А ты…

— А я? — она вдруг резко поддалась к нему, и не успел он сообщить ей, что она необыкновенная, как она накрыла его губы своими в безмолвном горячем поцелуе, и Райану оставалось лишь одно, что, впрочем, не он один, но и все люди на земле делают при поцелуях — закрыть глаза и отдаться посетившему его чувству.

И всё, что происходило с ним в эти дни, казалось юноше нереальным. И отныне, даже когда другие девушки были рядом, ему никто был не нужен кроме неё. Кроме её поцелуев, объятий, духов и особого запаха, остававшегося на его одежде даже при их разлуке. А разлука с ней казалась ему с каждым днём всё более томящей. И в тот момент, когда ему следовало настроиться на занятия с новым преподавателем, она была здесь, совсем рядом с ним — улыбалась, держала его за руку и, когда все отворачивались от них, прижималась к его груди.

— Привет! — Мэтью остановился напротив них, спешно пожал руку другу, а затем, бросив быстрый взгляд на Элизабет, шепнул ему: — Сегодня в Найтсбридж в 4. Возьми свои сценарии. И будь хоть в чём-то, напоминающем смокинг, Тёрнер! — он легонько хлопнул его по плечу и удалился «на камчатку». Райан проследил за ним взглядом, но тот только подмигнул на прощание. Юноша крепко задумался и пропустил и то, как преподаватель появился в аудитории, и то, как он представился, как начал вести пару… Вечер пятницы он планировал провести с Элизабет, как, впрочем, и все выходные, но с Мэтью они не прогуливались очень давно, и юноша незамедлительно, здесь же, на занятии, шёпотом объяснился с ней.

Найтсбридж считался одним из самых дорогих районов Лондона, и пускай он находился недалеко от его университета, у Райана было предостаточно времени, чтобы забежать домой и приодеться. И его заинтересовало не столько то, что Мэтью назначил встречу именно там — они не раз уже любовались высотными зданиями и дорогими застеклёнными ресторанами в них издалека, но то, что ему следует взять с собой сценарии. Он представлял себе, как будет бежать в костюме с вылетающими из рук листами, когда услышал чей-то незнакомый голос, донёсшийся до него так внезапно из внешнего мира, тогда как подобное он хранил только у себя во внутреннем:

— Мы должны научиться делать такие ролики, чтобы зрителю было интересно.

Райан вздрогнул и впервые за всё время пары поднял глаза. У доски в аудитории стоял молодой человек, старше юноши лет на 6. Было заметно, что он, как только отучился, сразу же пошёл в педагоги. Но хотя опыта у него было не так много, речь его была слаженной, сам он казался приятным, а голос его, уверенный и крепкий, не дрожал, а звонко разносился по всей аудитории, так что затихали даже те, кто так отчаянно любил разговаривать на занятиях.

— Что он сказал до этого? — шепнул Райан Элизабет.

— Что нет смысла учить нас драматургии, ведь Шекспира и Мольера мы ещё в школе прошли, — улыбнулась она.

— Мы с вами пришли учиться не операторскому искусству и не звукомонтажу, а режиссуре, — продолжал молодой профессор. — Самому настоящему организационно-авторскому мастерству.

— Организационно-авторскому мастерству, — вполголоса эхом повторил за ним Райан, и сердце его учащённо забилось при этих словах. Он стал размышлять над тем, какие интересные занятия его будут ждать с этим преподавателем весь учебный год, и запоздало вспомнил о том, что ему не следует задерживаться, ведь Мэтью назначил встречу, к которой просил особенно подготовиться.

Ближе к зиме, как полагается, улицы темнеют быстрее, и всю столичную красоту видно уже в ранее время. Вот и сейчас Райан, едва успев собрать все сценарии в папку, надеть совсем немного потрёпанный отцовский пиджак и завязать галстук, выбежал уже в ночной Лондон, прошёлся по горящим огнями улицам и на остановке напротив универмага Харродса заметил Мэта, махающего ему рукой.

— Я чертовски голоден, но здесь возьму только чай, — улыбался он, когда они расположились в кофейне на открытом воздухе. — Давай, показывай, что там у тебя новенького.

Юноша, всё ещё недоумевая по поводу такой внезапной встречи, удивился этой ещё более неожиданной просьбе, но покорно протянул папку со сценариями другу, которые тот стал рассматривать с явным удовольствием. Что-то нашло на Райана, когда он увидел этот ярко выраженный интерес Мэтью, его глаза, как-то по-особенному блестевшие в этот вечер. Сам он тоже был в парадном костюме, а из правого нагрудного кармана торчал уголочек белого платка. Отчего-то юноше показалось, что, даже при всём старании, он никогда не сможет влиться в столичные круга. А вот Мэт вливался в них — в особенности в этом костюме — идеально.

— Ты знаешь, я ведь тебе не первому показываю сценарий, — неожиданно даже для самого себя признался Райан. Мэтью поднял на друга глаза, какое-то время, видимо, раздумывая над его словами.

— Да? — он изумлённо вскинул брови. — И кому же посчастливилось прочитать эти творения быстрее меня, Тёрнер?

Райан слегка замялся. К этому разговору он шёл долго, и как-то всё то ли к слову не приходилось, то ли он сам не знал, с чего начать. Однако теперь он решил, что раз уж начал говорить, следует продолжать.

— Мистеру Руфису.

Мэтью открыл рот от удивления и заёрзал на стуле. Энергия продолжала плескать из него неудержимыми волнами, в то время как Райан оставался предельно спокойным и довольно серьёзным. Он долго не находил, что сказать. Он и сам чувствовал, как эмоции переполняют его. Впрочем, ещё не всё было ясно, а взгляд Райана только настораживал. И Мэтью решился:

— И… Как? — спросил он с заминкой.

Райан покачал головой.

— Безрезультатно. Сказал, что это только для писателя годится. А недавно — помнишь тот наш с тобой разговор? — мистер Руфис, по-видимому, услышал его, и мы полвечера с ним спорили на эту тему. Но он… — Райан неуверенно облизнул сухие губы, сомневаясь, стоит ли говорить или нет, но затем кивнул головой своим мыслям: — Он пригласил меня в тайный клуб кинематографистов.

Мэтью некоторое время молчал, и Райан не знал, что и думать. Он уже собрался было объяснить другу, отчего так долго скрывал от него это — ведь решение мистера Руфиса он узнал ещё в конце прошлого учебного года! — но Фёрт неожиданно весь просиял, и ни одного оттенка прежней серьёзности более не было на лице его:

— Вот это да! — казалось, он сейчас потеряет голову от восхищения. — То есть, конечно, жаль, что он не оценил сценарий, но он назначил консультации — это уже кое-что да значит, правда ведь? Туда, мы оба знаем, попадают самые успешные студенты.

Самые успешные студенты. Любой на месте Райана посчитал бы это комплиментом и счастливо улыбнулся, но юноша никогда не считал свои труды успешными. Всё время ему было мало того, чем он занимался, а когда он брался за несколько дел одновременно, не желая упускать ни одно из них, выходило из рук вон плохо. Наверное, именно поэтому слова Мэта скорее разочаровали его, и он нахмурился, накрывая голову руками и опуская лицо в стол. Всё время юноша только отмахивался от похвал друга, хотя никто ещё не читал его труды с таким воодушевлением, и уж тем более никто не обрабатывал их вместе с ним.

— А знаешь что, это не повод киснуть, — услышал он над собой голос Фёрта, а после тот с силой потянул его за собой. — Есть ещё столько людей, которые могут оценить твои труды! Есть весь мир, Райан который тебя ждёт! — он говорил быстро, но красиво, перебегая с одной темы на другую — но всё что-то о карьере и славе, о талантах и труде.

— Какой выход ты нашёл? Что? Зачем? — только и успевал вставлять вопросы Райан. Мэтью, судя по всему, это только забавляло.

— Что значит какой? К твоей будущей карьере! Я знаю человека, который может помочь тебе с твоей карьерой. С карьерой режиссёра. Осуществить твою мечту, Тёрнер!

— Мою… Стой, подожди. Кто этот твой знакомый?

Мэттью широко улыбнулся, но ничего не сказал, потому что в тот самый момент швейцар открыл перед обоими юношами дверь, а Райан ахнул от изумления. Если ещё снаружи это высотное здание казалось ему очаровательным, то описать, каким оно показалось ему внутри, он бы не смог никогда, несмотря на всю свою способность к текстам. И пока он любовался позолоченными стенами и мраморным полом, убранством, состоящим из кожаных диванов и кушеток, ковров и картин — будто оказался в чьём-то богатом доме! — Мэтью что-то разъяснял двум охранникам. В итоге, оба кивнули и повели их за собой, вверх по лестнице — сначала по одной лестнице, затем по другой, ещё выше, по длинным коридорам. Вскоре они оказались в банкетном зале, в котором играла приглушённая музыка, и разговаривали несколько мужчин в костюмах и женщин в длинных узких платьях до полу, держа в руках бокалы шампанского. Роскошь этого места, атмосфера того самого XIX века, которой зачитывался Райан в ранней своей юности, а теперь сравнивал увиденное с самым настоящим балом — всё это, вместе взятое, показалось обычному провинциалу поистине необычайным. Они с Мэтью подошли ближе, и друг первым начал здороваться — так элегантно и при этом невозмутимо, будто знал здесь каждого присутствующего. И если вначале Райан, видя не на всех лицах улыбку, изумлялся, как можно быть несчастным, живя среди такого великолепия, то теперь, заприметив, какие взгляды бросают на него и его костюм, тогда как Мэта повсюду добродушно принимают, подумал: «Как отвратительно! Я их стесняю, я кажусь им смешным!» Ему так и виделись на каждом напомаженном лице немые вопросы: «Что он делает здесь? Нравится ему или он лишь льстит себя надеждой понравиться?» Он обернулся к другу, чтобы получить хоть какую-либо поддержку, но тот был совсем уже далеко, общаясь с очередной леди, и юноше всё меньше нравилось происходящее с ним, пускай некоторое время назад он и восхищался этим местом. Его, почти совсем озлобленного, остановил за локоть друг. На лице Мэтью не было прежней улыбки — напротив, он казался теперь встревоженным. Тон его голоса, однако, был невозмутимым и не выражал ничего из того, что отражалось на лице.

— Уже уходишь?

— Да, Мэт, я ухожу! И ничерта не понимаю, что мы сегодня здесь забыли.

— Я лишь хотел помочь тебе, — пожал плечами юноша. — А ты не удосужился даже приодеться, несмотря на мои уговоры.

Райан осмотрел свой тёмно-коричневый пиджак, по материи своей несколько напоминающий твидовый, но нисколько при этом не потёртый, несмотря на то, что был отцовским. Правда, рукава совсем немного свисают, но при недолжном рассмотрении этого и не заметно. А бледно-красноватый галстук его с вкрапинками, пусть был не из современной моды, но сочетался вместе со всем костюмом идеально. И теперь услышать подобное от друга было для него сродни оскорблению.

— Но ведь…

Он не успел договорить, потому что в тот самый момент в дальнем конце зала заприметил направляющегося к ним мужчину лет сорока не узнать которого мог бы разве что заядлый нелюбитель фильмов.

— Не оборачивайся, — мигом прошептал он Мэтью, продолжая пятиться к двери спи ной.

— Да, Тёрнер, я по-прежнему обращаюсь к тебе, а не разговариваю со стеной, — настроение Мэтью и не думало меняться. — Как после этого прикажешь выводить тебя в люди?

— Я не просил выводить меня в люди, — юноша продолжал неотрывно наблюдать за приближающейся к ним фигурой. Зрение не могло ему начать изменять в одночасье — он видел перед собой одного из великих продюсеров Англии!

— Зато я попросил тебя всего об одном небольшом одолжении, — устало покачал головой. — Сейчас к нам подойдёт один из самых известных людей в Великобритании, и что мне прикажешь сказать ему?

— О Боже! — Райан закрыл лицо руками, отворачиваясь от друга. И почему на ум всегда приходит эта фраза, даже если знаешь, что нельзя произносить имя Господа всуе? Ноги юноши, уже начинающие подкашиваться от волнения, сами понесли его прочь из зала. По коридору его провожали охранники, а следом бегом догонял Мэтью.

— У тебя совершенно нет желания разговаривать с людьми, чёртов параноик? Или ты настолько интроверт, что не заботишься о своём будущем?

— Моё будущее не должно тебя волновать. Ибо твоё меня нисколько не волнует.

— Не волнует?.. — Мэтью на мгновение остановился, качая головой. Райан тоже остановился, с неохотой поворачиваясь к нему:

— Не волнует. Нисколько. Ты вечно жалуешься, что выбрал не свою профессию, при этом ничего не делая, чтобы хоть как-то совершенствоваться.

Воцарилась непроницаемая тишина. Были слышны лишь негромкая мелодия из песни Фрэнка Синатры, доносящая из зала сверху, да случайные смешки. Оба юноши молчали, даже не переглядываясь, а затем Райан снова стал спешно спускаться по лестнице в сопровождении тех же самых охранников.

— Тёрнер, ты ведёшь себя как ребёнок, боящийся идти к стоматологу!

Не слушая окликов Фёрта позади, Райан накинул на себя оставленное в гардеробе пальто и, быстрым шагом свернул с Найтсбридж в маленькие улочки прямо к знакомым районам. По дороге он клял себя, клял своё недопустимое поведение с другом — когда ещё бывало такое, что чувства, нахлынув, одним махом сметали из его разума всё? Лет 5 назад, когда он сильно поссорился с родителями и сбежал с фермы учиться в Лондон. Но по приходу домой, он обнаружил, что вся злость в нём остыла вместе с горьким, только что проснувшимся раскаянием. Он взглянул на лежавшую на столе кипу сценариев. Все они были несколько раз им отрепетированы и перечитаны — так дотошно, до единого слова и слога, что порой казалось, будто он собирается уже снимать по ним фильмы. А Мэтью всегда помогал ему в этом. Что-то больно кольнуло юноше в сердце. Райан взял один листок. Сколько уже раз он признавал их негодными и сколько раз друг говорил ему обратное! «Может, зря, может…» Он рассерженно взглянул на гору листов и наконец решился. Сценарии летели из-под его рук один за другим. Точнее, то, что от них оставалось. Маленькие ли то были клочки или большие куски — юноша разбирать не стал. Он сгрёб их все в одну кучу и вынес в мусорное ведро.

_____________________________

*Имеется в виду песня F.R.David — Words don’t come easy

**John Lennon — Imagine