Призрак рыжей кошки (джен)

<Хогвартс

1943>

Ей никогда не было комфортно в Хогвартсе. Для кого-то школа второй дом, для кого-то — тюрьма. Ты отрезан от мира на девять долгих месяцев, заперт в гигантском доме со сверстниками, вынужден следовать строгим правилам, питаться по расписанию. Вся жизнь в Хогвартсе буквально расписана по минутам.

Поэтому она нарушала правила. Одно, второе, третье, затем это превратилось в особый вид спорта. Никто не знал, никто ни разу не ловил её на нарушении правил. Её считали образцовой ученицей, отличницей и пай-девочкой.

Считалось, что самые хитрые учатся на Слизерине, и распределяющая шляпа даже предлагала ей туда поступить. Но она отказалась. В подземелье у змей училось слишком много знакомых лиц.

В итоге её приютила башня Рейвенкло. Вороны были приветливыми, но мало интересовались чужими делами. Их больше привлекали знания и самосовершенствование. Это было идеально. Никто не интересовался, куда она ходит среди ночи и где пропадает вместо обедов.

Всё начиналось безобидно: портреты с подрисованными усами, перезаколдованные исчезающие ступеньки, иллюзии пауков в темных углах, чтобы пугать девочек.

Кто подумает на примерную девушку из благородной семьи? Явно всё это проделки мальчишки-хулигана.

На третьем курсе она освоила анимагию. Это было восхитительно — бросить вызов не только школьным правилам, но и законам Министерства Магии. Скрытность её повысилась в несколько раз.

Ведь кто обращает внимания на обычную кошку?

Каждый ученик тащил в школу какую-нибудь зверюгу. Чаще всего это были совы или жабы, но третьими по популярности были коты и книзлы, так что ночью по Хогвартсу бродила ушасто-хвостатая банда.

Коты шныряли везде. Домовые эльфы оставляли им мисочки с молоком в укромных углах, любая кошка быстро находила лаз на кухню и больше не забывала. Мыши, если они и были, не решались вытащить кончики носов из укромных мест.

Рыжая кошка с белыми вкраплениями на хвосте легко влилась в ночное усатое братство.

В этом году в Хогвартсе что-то изменилось. Он и раньше ей не нравился, но сейчас в воздухе будто витало что-то мерзкое. Когда она превращалась в кошку, до её носа доносился легкий запах гнили.

Источник гнили она нашла в подвалах Слизерина.

Это был мальчишка Том, на курс старше, чем она. Друг Вальбурги и Лукреции, её двоюродных сестёр.

Когда они пересекались в Большом зале во время приёма пищи, она, будучи человеком, не чувствовала от этого Тома ничего особенного. Он был красив, высокомерен, как и прочие слизеринцы, но из толпы учеников особо не выделялся. Когда же она превращалась в кошку, то чувствовала, что Тома укутывает удушливый запах гнили и разложения.

«Может это какое-то редкое темно магическое проклятье? — размышляла она про себя. — В любом случае предупредить Лукрецию и Вальбургу будет нелишне».

Однако Лукреция только отмахнулась от предупреждения своей младшей кузины. Зато Вальбурга восприняла ситуацию серьезно.

— Ты знаешь, — сказала она, — я замечаю, что Том изменился. Он будто старательно играет самого себя. Порой переигрывает, порой не знает, что делать. Да еще и общаться стал чрезвычайно грубо.

— Будто другой человек?

— И вправду, похоже, — удивленно сказала Вальбурга. — Мне решительно это не нравится. Что же случилось с Томом, который был влюблён в меня?

Так она получила единомышленницу в лице Вальбурги. Они решили последить за «Томом, который так сильно изменился» и вскоре выяснили, что тот связался с какой-то очень странной магией. Её даже нельзя было назвать «темной» или «черной», потому что они обе, как представительницы старых чистокровных семей, знали о черной магии достаточно.

Магию этого Тома решено было назвать «грязной». Для неё использовалась кровь живых существ и странные узоры на полу.

Они написали о своих подозрениях родителям, а те в ответ прислали защитные амулеты.

Она взяла за правило следить за подозрительным юношей каждую ночь и вскоре выяснила, что животных для ритуалов ловила Лукреция. Когда она ввязалась во всё это? Почему действует так покорно, не задавая вопросов?

Очередная ночь дала ответ на этот вопрос. Вальбургу грубо оглушили и потащили на очередной ритуал. Она неслышной кошкой следовала за заговорщиками, когда заметила, что следит не одна. Тщательно прячась в тенях, за ними следовала жаба.

«Еще один анимаг, как и я? Что ему здесь нужно»? — мысли заполнили голову, но она постаралась от них избавиться. В кошачьей форме невозможно было думать на возвышенные темы, поэтому она оставила размышления на утро и принялась просто наблюдать.

Жаба вела себя так, будто понимает происходящее. Она проследовала до самой спальни для девочек, а затем смотрела на Вальбургу всю ночь, не мигая.

Кошачий нос легко определял местоположение жабы. Ей не нужно было смотреть, чтобы знать где она сидит.

На всякий случай она вылила на Вальбургу нейтрализатор темных проклятий — такой часто использовали после экспериментов. Эликсир должен был помочь очистить организм, от негативных воздействий.

Жабу она выслеживала несколько дней. И нашла в качестве питомца одного из первокурсников.

Загнать жабу в один из пустых классов, было вопросом времени.

— Я знаю, что ты тоже анимаг, превратись в человека. Надо поговорить, — она всё еще была в теле кошки. Человеческая речь давалась с трудом и получалась только из-за заклинания чистой речи, которое она на себя предварительно наложила. Раскрыть свое инкогнито незнакомцу было бы опрометчиво.

Жаба выпучила свои глаза и резко дернула головой из стороны в сторону.

— Как это понимать? — к речи примешивалось шипение. — Не хочешь?

Жаб снова отрицательно помотал головой.

— Нет? В смысле хочешь, но не можешь?

Жаб изобразил кивок.

— Ты анимаг?

Снова отрицание.

«Да как так-то? Может, он заколдованный человек»? — она пристально посмотрела на жабу. В детстве ей читали сказку про то, как ведьма заколдовала маггловского принца и превратила его в лягушку и отказывалась расколдовать, пока король не поклянется женить её на прекрасном принце. Потом эта ведьма стала мудрой королевой и правила долго и счастливо.

Так что теоретически, человека можно было заколдовать в животное, но кому и зачем это понадобилось? К тому же этот жаб следил за темным ритуалом…

Догадка пришла к ней в голову внезапно. Рейвенкло учит думать головой и решать сложные задачки: заколдованный человек следит за грязными ритуалами по ночам. Он жертва. Или же он лжец, но тогда надо поймать его на лжи, на нестыковках.

— Ты можешь издавать какие-нибудь звуки?

Жаб наклонил голову и выдал короткое кваканье и долгую скрипучую трель.

— Тогда сделаем так: я буду задавать вопросы, а ты отвечать. «Да» и «Нет» будут жестами, как раньше. Если ни да, ни нет не подходит, то будешь квакать. Ясно?

Жаб кивнул.

— Ты парень? — пришел ей в голову дурацкий вопрос.

«Да».

— Ты взрослый?

«Нет».

— Ты учился в Хогвартсе?

«Да».

Она думала вычислить личность заколдованного, но ответы добавили путаницы. Из учащихся младших и средних курсов никто не пропадал. Старшие были уже взрослыми, а первокурсники не учились в Хогвартсе раньше.

— Ладно. Попробуем выяснить курс. В прошлом году ты был на третьем?

«Нет».

— Четвертом?

«Нет».

— Пятом?

«Да».

На пятом курсе? У нее мелькнула какая-то мысль, но кошке сложно было сосредоточиться. Надо было выяснить факультет.

— Факультет Хаффлпафф?

«Нет».

— Гриффиндор?

«Нет».

— Слизерин? — заколдованный не мог быть с её факультета.

«Да».

— Бывший пятикурсник со Слизерина, — повторила она для себя. — Моргана всемогущая, ты и есть Том?!

«Да».

* * *

Оливер Сакс жил в Хогсмиде со старыми родителями. Волшебником он был очень слабым. В детстве его даже считали сквибом, однако письмо из Хогвартса пришло ему вовремя. Желания учиться у него не было. Оливер с раннего детства знал, что унаследует магазинчик родителей и будет продавать сладости школьникам. Ему нравились сладости.

Кое-как он закончил обязательные пять лет, сдал СОВ и приступил к работе.

С детства Оливер почти ничего не боялся: спокойно относился к Запретному лесу под боком, к самым разным волшебным животным и растениям. Он знал, что если соблюдать Правила, с ним ничего не случится, поэтому он никогда не грубил подозрительным личностям, не совался в Запретный лес дальше опушки и не переедал сладостей.

К двадцати пяти годам из Оливера получился очаровательный толстячок, улыбчивый и хорошо разбирающийся в сладостях.

Поэтому, когда Оливер пришел в себя посреди ночного осеннего леса, он потерял дар речи.

Осенний ветер пронизывал до костей его тонкую пижаму, в которой он лёг спать. Колпак где-то потерялся, а носки были мокрыми и грязными. Вокруг куда ни глянь были только черные силуэты деревьев, тянущие свои цепкие ветки-руки к Оливеру.

Со всех сторон ухали совы, шуршали осенние листья и скрипели ветки. Вдруг рядом раздался протяжный стон.

Оливер инстинктивно отпрыгнул в сторону, не удержался и упал на землю, разбив себе колени. Рядом что-то прошуршало, а у Оливера по спине поползли мурашки ужаса, вдобавок к тем, которые уже были там из-за холода.

«Кто здесь. Покажитесь»! — хотел было выкрикнуть Оливер, но смог выдавить из себя только сдавленное сипение.

Вдобавок к непонятным звукам добавились странные ощущения. Оливер провел рукой по волосам и вытащил парочку крупных муравьев, но это оказалось бесполезно. По его рукам и ногам уже ползли другие. Их маленькие лапки цепляли замерзшую кожу, вспарывая верхний слой эпидермиса.

Оливер начал давить муравьев и стряхивать их на землю, но добился только того, что они стали быстрее бегать. Медленно переставляя ноги, он побрёл в сторону, надеясь убраться от муравейника подальше. Мелкие ветки и камни, будто специально, тыкались ему в ноги, производя ужасный шум.

Некоторое время он брёл вперёд, сбрасывая муравьев, совершенно не озабоченный направлением — всё равно куда, лишь бы подальше отсюда. Колени ныли, зубы стучали друг об друга, а всё тело чесалось от мерзких насекомых.

— Что ж, а вот и наш сегодняшний гость, — произнес кто-то громким и довольным голосом. Оливер вздрогнул и обернулся.

Он оказался на ровной маленькой полянке с пожухлой травой. Его окружали четверо волшебников в одинаковых черных мантиях и с белыми масками на лицах. В темноте Оливеру на миг показалось, что его окружили чудовища из детских страшилок.

— Корвус, сегодня твоя очередь, — сказал тот же голос. — Самое лучшее время сегодня. Старая луна умерла, а новая ещё не родилась. Тьма черна и глубока как никогда…

Говорил человек, который стоял от Оливера дальше всех. Трое остальных синхронно вскинули палочки, и в воздухе повисла вязь мерцающих зеленых символов. Они давали какой-никакой свет, и Оливер вдруг с ужасом понял, что его носки не просто мокрые, а пропитаны кровью и покрыты бурыми ошмётками.

Все вопросы, которые хотел задать продавец сладостей, застряли у него в горле. Он вдруг увидел, что руки его покрыты белыми жесткими чешуйками, словно у змеи, а сердце стучит быстро-быстро. И почему-то не в груди, а где-то в горле.

Волшебники продолжали колдовать. Осенние листья на поляне превратились в гранитные плиты. Одна из колдующих, очевидно, девушка, начала петь на незнакомом языке. Её голос разносился над поляной, словно вой баньши. Оливер уловил несколько знакомых слов в ее песне: приди, великий и жертва.

Одна из фигур шагнула совсем близко. В неверном свете блеснул длинный нож.

Больше Оливер ничего не успел услышать или увидеть. Зеленые символы ринулись к нему и ударили, словно хулиганы закидывали его камнями. Он закрыл лицо и голову руками, чтобы защитить от этих ударов глаза.

Вот один символ ударил его по спине, причинив адскую боль. Оливер выгнулся, подставляя ударам живот, запрокинул голову и ощутил, как его уши текут сквозь пальцы. Звуки стали приглушенными и невыразительными. Символы ударили его под колени, и он упал на четвереньки. Над его глазами стремительно выросли рога, разорвав кожу и разметав волосы. Всё его тело стало одним куском ноющего мяса. Болело всё.

В тот миг, когда Оливер отчаялся избавиться от этой боли, в его голове прозвучал голос.

— Привет, малыш, — сказал голос дружелюбно. Оливер обычно говорил так с маленькими детьми, предлагая тем попробовать новый вид конфет. — Хочешь, поменяемся? Я могу потерпеть это боль вместо тебя, хочешь?

— Да! Да, — закричал Оливер. Вот он, его спаситель в минуту отчаяния.

Оливер ощутил, что его наполняет что-то холодное и мокрое. Из его груди торчала рукоятка ножа. А потом Оливер умер.

Всё это видела кошка, которая сидела неподвижным силуэтом на ветке дерева неподалёку.

Корвус Лестрейндж стоял возле того, что недавно было Оливером-из-Хогсмида. Сейчас это существо ничем не напоминало человека: вывернутый позвоночник, короткие ноги без коленей, три руки с длинными пальцами, рога и уши-трубочки. Из-под седой шевелюры сверкали два глаза — один большой, словно у эльфа, голубой, а второй мелкий, полностью черный, будто у паука какого-то.

— Наконец-то получилось. Наконец-то, — прошептал Волдеморт, и медленно пошел в сторону фигуры. — Счастлив видеть тебя здесь, Муйр, — громко добавил он.

Уродливое существо повернуло голову и оскалилось. Должно быть, это означало радость.

Вокруг медленно гасли зеленые символы, песня Лукреции стихла. В тот момент, когда погас последний символ, уродец Муйр, захрипел и зарычал. Из его всё ещё оскаленного рта полезла черно-зелёная жижа. Он упал на землю.

С его костей стала медленно облезать плоть. Крупные куски отслаивались и гулко шлепались на трасфигурированную гранитную плиту. Что-то растекалось зловонной лужей. Через пять минут от уродца остались только кости, сверкавшие чистой белизной, но и они разрушились в пыль, которую разметал ветер.

Третьего участника ритуала вырвало в кусты. Кошка знала, что его звали Абраксас Малфой. Волдеморт всё больше и больше подчинял себе факультет Слизерин.

— Ещё одна неудача, — сказал Волдеморт. — Мы испробовали уже десяток способов и условий, и каждый раз, каждый — неудача. Но я добьюсь успеха. Рано или поздно этот мир будет моим.

Они медленно побрели прочь. Нужно было вернуться в Хогвартс до восхода солнца.

Кошка выждала немного и тоже направилась в замок. Нужно было действовать: спасать своих сестер, братьев, кузенов. Приближались рождественские каникулы, и ей срочно надо было домой. Папа Сигнус должен был знать, что происходит в самой безопасной школе Британии.