Призрак рыжей кошки (джен)

1981

Тень появилась на пороге дома в Годриковой Впадине, а под капюшоном, где клубился туман, сверкала змеиная предвкушающая улыбка. Ее владелец чувствовал, что час триумфа близок. Власть пророчества над ним не могла длиться вечно, и когда-то она должна была закончиться… Сегодня! Волдеморт знал, что Смерть кралась рядом: ее холодные руки впивались ему в плечи, затылок холодило потустороннее дыхание. Казалось, достаточно было обернуться, и он увидел бы её… Тогда Смерть потянула бы его за руку, забирая из мира живых. Нет! Он хотел жить.

Фигура помедлила перед черной дверью с резной отделкой, выжидая. Рядом раскачивался старинный кукольный амулет — он сорвал его и бросил в грязь. Волдеморт расправил плечи. Не давая сомнениям завладеть им, он коснулся двери. Казалось, она отворилась сама. Тьма ворвалась в ярко освещенную комнату.

В этом небольшом, по-своему уютном доме обитали самые обычные молодые люди с маленьким ребёнком. Никто из соседей не мог сказать о них чего-то примечательного. Всегда приветливая рыжеволосая Лили часто прохаживалась по главной дороге, болтала с соседями. Её муж, Джеймс, напротив не был сторонником близкого общения. Его видели всего-то два или три раза — статный, молодой, серьезный. Они были красивой парой.

Стоило двери открыться, как мужчина, до этого расслабленно лежащий на коленях жены, приподнялся:

— Сириус, ты?.. — Джеймс не договорил, увидев позднего визитера.

Он вскочил с дивана, выхватывая из кармана потрепанных брюк волшебную палочку. Джеймс сразу заслонил рыжеволосую женщину, оттесняя ее к лестнице на второй этаж.

В прекрасных зеленых глазах Лили читалась мучительная дилемма. Её взгляд заметался между мужем и дверью в детскую.

— Лили! — сказал твердо он. — Хватай Галлею и беги! — Она, сжав на мгновение его руку, послушалась.

Дальше все происходило быстро. Невербальные заклинания Джеймса Поттера летели градом лучей и искр. Но все они не могли пробиться через защитную магию Тёмного Лорда. Волдеморт, гроза мира маглов и магов, никогда не отступал. Он взмахнул палочкой и послал зелёный луч убивающего проклятья. Джеймс увернулся и усилил напор. Он не думал о победе. В голове Джеймса билась одна единственная мысль: «Спасти Галлею и Лили!» — двух его самых любимых женщин на свете. Он забрасывал противника сильнейшими отчаянными заклинаниями, но магия Волдеморта была совсем иной, самой темной из известных…

— Авада Кедавра! — выкрикнул Волдеморт, но Поттер вновь сумел отскочить в сторону, и луч попал в рыжую кошку.

Но вот чего Джеймс не ожидал, так это ещё одного луча следом. Двойная Авада… Неслыханная магия. Она медленно приближалась к волшебнику, и он отстранено смотрел на неё. Чтобы схватить Галлею и использовать экстренный порт-ключ, должно было хватить сорока секунд. Прошло уже больше пяти минут. «Они должны успеть», — была последняя мысль молодого аврора, перед тем как проклятие настигло его, а карие глаза словно завесились серой дымкой.

Тем временем, Лили лихорадочно искала нужный порт-ключ. Времени не оставалось совершенно: она слышала напряженный голос мужа, грохот, взрывы и мерзкое шипение Волдеморта. Чёртов портал не желал находиться! Да как его можно потерять?! Где он? В каком ящике? Неужели Джеймс его перепрятал? Она была в отчаянье, как вдруг среди игрушек нащупала острую шпильку красной туфли. Лили чуть не расплакалась от облегчения.

Подняв Галлею на руки, Лили активировала порт-ключ, готовясь к привычному водовороту, что должен был захлестнуть их и унести в Хогвартс под защиту директора. Но привычного ощущения сжатия не последовало. Порт-ключ не сработал. Такое могло случиться один раз на миллион! Шанса на спасение больше не было.

Лили лихорадочно озиралась. Что она могла сделать? Что?! Внизу Волдеморт выкрикнул смертельное проклятие — и все затихло. Лили затрясла головой, отказываясь верить. Ее дорогой Джеймс…

Ритуал! Призвать дочери защитника — другого выбора не было. Лили слышала неторопливые, нарочито медленные шаги на лестнице, но она больше не боялась. Он не получит ее малышку!

Лили схватила древний амулет из хранилища родителей Джеймса, слова заклинания словно сами всплывал в ее памяти, но у женщины не было времени, чтобы задуматься над этим, она быстро шептала:

— Da mihi filiam Magia defendat. Servo in commutatione eius pro viribus meis. Præcipio tibi in nomine ejus mecum, Lilium Cordelia Potter!

Магия слишком быстро покидала Лили, напитывая амулет. Заклинание жадно тянуло из нее еще и еще, Лили не могла даже остановиться! Едва удерживая сознание, она полоснула дочь по лбу острым краем амулета, оставляя шрам, и обессиленная рухнула на пол.

Дверь от удара распахнулась. Но Лили смотрела лишь на Галлею в кроватке. В глазах малышки промелькнуло что-то темное, похожее на торжество. Лили осознала, что натворила, но на Волдеморта посмотрела смело. Тот насмешливо улыбался, посылая ей смертельное проклятие. Вспышка! И пустота…

Тёмный Лорд победил. Он направил палочку на ребёнка, желая поскорей поставить в проклятии точку. Волдеморт не знал жалости, уже в который раз он произнес два страшных слова, призывающих смерть. Но зелёный луч заклятия вдруг отскочил от Галлеи, попал в лежащие на полке круглые очки! Малышка весело агукала.

Волдеморт побледнел, улыбка его, как и смертельный луч, померкла. Невозможно! Нет! Волшебник растворился в воздухе.

Очки, оставшиеся на книжной полке, таинственно сверкнули. А, может, это был отблеск луны? Навряд ли, ночь стояла безлунная…

* * *

1943

Том прикрыл глаза, слушая пространный монолог Абраксаса о преимуществах чистокровных над маглорожденными. Такие речи на Слизерине не были редкостью. Все как-то забывали, что их староста, гордость всего факультета и просто идеальный мальчик Том Реддл — сам жалкий полукровка. Обладатель такого простого имени тоже предпочитал забывать об этом факте. Гонты входили в священные «двадцать восемь», и магии, что подпитывала их род, хватало с лихвой на полукровку Тома. Юноша считал, что практика и мастерство могут решить проблему чистоты крови. Поэтому в свои пятнадцать он был лучшим дуэлянтом курса, да ладно курса — всей школы. На дуэли он ходил даже не волнуясь и не испытывая привычного дуэлянтам мандража.

Абраксас продолжал разглагольствовать, а Том делал вид, что слушает, размышляя о предстоящей встрече с предполагаемым дядюшкой или отцом: Марволо Гонтом.

— Том! Том!

В гостиную Слизерина вбежали Лукреция и Вальбурга. Кузины Блэк были близкими подругами Тома. Пусть их схожая внешность обманывает кого угодно, но на деле сестры были абсолютно разными. Лукреция была легкомысленной и беззаботной. Ее никогда не беспокоили проблемы Рода. Вальбурга же была всегда собранной и серьезной, казалось ничто не может ее смутить.

— Да? — порядком уставший Том, обрадовался смене темы.

— Том, мы нашли, — полушепотом произнесла Вальбурга.

Том удивился: вечное хладнокровие сестрицы Блэк было нарушено. Это выдавали горящие карие глаза и покусанные алые губы.

— Абраксас, прошу меня простить, но леди Блэк требуют моего внимания, — Том неторопливо встал, стараясь не показывать внутреннего ликования.

Он галантно подставил руки Лукреции и Вальбурге и медленно пошёл к выходу из гостиной. Никто этому не удивился. Все на факультете знали, что сестрицы Блэк неровно дышат к могущественному полукровке. Сам же Том охотно оказывал знаки внимания многим девушкам, а Вальбурга и Лукреция удостаивались даже чуть большего внимания, чем все остальные. Чистокровные слизеринцы смотрели на это сквозь пальцы, а вот старшее поколение Блэков было недовольно. Тома многие отмечали за острый ум и находчивость, но отдавать ему дочь чистокровного семейства никто не собирался. Ходили слухи, что Вальбурга собиралась сбежать с Томом и выйти за него тайно, но реальных доказательств никто не приводил.

— Что ты нашла, дорогая Вальбурга? — голос был спокойным.

— О, Том! — встряла Лукреция. Тому казалось, что оживление сестры Блэк можно было пощупать рукой. — Как ты можешь быть так спокоен? — Лукреция говорила быстро и с восторгом. — После того, что мы нашли о том милом узоре на твоей спине!

— Вальбурга, о чем говорит твоя сестра?

Старшая Блэк недовольно поморщилась и провела по волосам, убеждаясь, что прическа по-прежнему идеальна и только после этого сказала:

— Лукреция, здесь не место и не время говорить об этом.

Том сразу все понял и уверенно повёл сестер на восьмой этаж. Выручай-комната предстала перед ними в виде огромного склада вещей, но Том мгновенно сменил её на более приятную для Лукреции и Вальбурги обстановку. Это была небольшая комната, похожая на уменьшенную гостиную Слизерина.

— Прелестно, Том! — воскликнула Лукреция. — Ты знаешь, как нас порадовать! — улыбнулась она.

Вальбурга недовольно посмотрела на кузину.

— Мы здесь по важному делу, Лукреция. Прошу заметить, что это очень серьёзно, — медленно сказала Вальбурга.

— Да-да, ой, что мы узнали, Том! — захихикала Лукреция, пытаясь заинтересовать Реддла.

Том прекрасно знал, что Лукреция обожает всеобщее внимание и тайны. Она была легкомысленной и несерьёзной. Вальбурга же, напротив, была крайне спокойной и собранной. На этом возможно сказалось отсутствие претендентов на ее руку и сердце. С этим, насколько знал Том, все было не так просто. Ходили слухи, что лорд Малфой застал Вальбургу в обществе маглорожденного студента с Хаффлпаффа. Как утверждал сам лорд Малфой, встреча было отнюдь не деловой, а Вальбурга, как и тот студент, оказывали друг другу недвусмысленные знаки внимания. Неизвестно, было ли что-то большее, но все претенденты на родство с Блэками через Вальбургу отозвали свои предложения. Это был колоссальный скандал. Но в выигрыше оказалась младшая кузина Лукреция. Все поклонники старшей сестры перешли к Лукреции. Её родители, недолго думая, просватали Лукрецию за Игнатиуса Прюэтта. То есть жизнь младшей кузины была уже устроена и предопределена. В отличие от Вальбурги. Та порвала все контакты с маглорожденными и полукровками, не считая Тома.

— Дамы, все это крайне интригующе, но может быть вы поделитесь со мной тем, что вы узнали? — прервал затянувшуюся тишину Том Реддл.

— Ты же помнишь этого мутного профессора трансфигурации, Дамблдора? Мы выяснили, что он давно точит на тебя зуб!

— Это не новость, а, впрочем, продолжай, — ни капельки не удивился Реддл.

— Ещё до первого курса тебе сделали этот узор на спине, а после, скорее всего, приложили Обливэйтом.

Том действительно не помнил, откуда взялся небольшой рисунок чуть ниже левой лопатки. Он был блеклый и незаметный, а Том и не подозревал о его существовании. Ровно до того момента, как Абраксас поинтересовался, зачем это Реддл сделал себе магловское тату. Том, поискав информацию в Запретной Секции библиотеки, ничего не нашёл и не придумал ничего лучше, чем попросить помощи у сестер Блэк с их огромной родовой библиотекой.

— Так вот! Этот «узор» блокирует часть твоей магии, — продолжила Лукреции.

— И почему вы решили, что Дамблдор в этом замешан? — поднял бровь Том, хотя сам чувствовал, что с профессором Трансфигурации все не так просто.

— Том, Том, — протянула Вальбурга. — Не будь таким наивным! Кто, кроме Дамблдора, тебя видел до приезда в Хогвартс? Никто. Да кому это ещё помимо него надо? С первого дня профессоришка относился к тебе с подозрением и неприязнью. Кто мог это сделать, кроме него?

Том промолчал.

— Можно как-то убрать этот рисунок? — спросил он наконец.

— Да. В книге мы нашли заклинание, обратное тому, что на тебя наложено. Только, Том, — Вальбурга замялась. — Это магия крови. Нужна жертва — твоя кровь.

— И что? Это не проблема. Магловские учёные считают, что в человеке около пяти литров крови. Пару капель — это ничего.

Лукреция протянула Тому выписку с заклинанием, а Том аккуратно, стараясь не переврать, зачитал слова на латыни. В один миг в комнате стало холодно, а освещение померкло. Вальбурга с легкой улыбкой протянула маленький острый нож, и Том надрезал свою ладонь, не отрываясь от чтения.

Как только заклинание кончилось, бумага выскользнула из рук Тома, а его тело поднялось в воздух. Вокруг него закрутилась темная воронка, которая затягивала мелкий мусор, бумажки и даже книги. Всё это скрыло Реддла от глаз кузин Блэк.

А потом все закончилось. Мелкие предметы попадали на пол, а с ними и Том. Лукреция и Вальбурга протянули ему руки, помогая подняться. Реддл поднялся с пола и огляделся. На его лице появилась торжествующая улыбка с каким-то змеиным очарованием.

* * *

Том вышел из кабинета трансфигурации в расстроенных чувствах. Профессор Дамблдор снова вызвал его к себе и долго философствовал о добре и зле. Он говорил об опасности темных искусств, о чистоте души и цене дружбы.

Последнее время эти обременительные встречи происходили всё чаще. На этой неделе промывка состоялась уже третий раз. Том всё больше раздражался, хоть и внешне оставался совершенно спокойным.

«Да, профессор Дамблдор!», «Я согласен, профессор Дамблдор!», «Благодарю вас, профессор, что уделили мне время!»... Фразы срывались с языка почти автоматически. Том довёл свою светскую вежливость до идеала: на Слизерине нельзя было иначе.

Однако последняя встреча затянулась. Том наколдовал «темпус»: оставалось всего двадцать минут до отбоя, а подземелья расположились аж в другом конце замка.

Тому происходящее не нравилось. Он не нарушал правила. Ладно, если и нарушал, то так, чтобы об этом никто не узнал. К чему нравственные беседы? Том ускорил шаг.

Замок был пуст, сумрачен, но отнюдь не тих. Скрипели старые двери, издалека доносился гул движущихся лестниц. Сквозняки трепали пламя заколдованных факелов, и черные тени танцевали на каменных стенах. Холод заставлял сильнее кутаться в мантию. Том спрятал руки в карманы.

Он никогда не боялся ночного Хогвартса: Том исходил замок вдоль и поперек, знал множество тайных ходов, и был сильным волшебником, сильнейшим на своём курсе. Однако этой ночью ему стало не по себе. Казалось, за каждым поворотом кто-то таился, и портреты смотрели осуждающе, словно он был врагом, чужаком, занявшим не своё место. Том все ускорял шаг, он почти бежал.

Не выдержав, он вытащил палочку и крепко зажал её в руке. Замок стал таким мрачным и зловещим, будто ополчился против своего студента.

Вот он, первый этаж. Ещё немного, и он окажется в гостиной Слизерина. Там студенты, друзья, живые люди.

Высокие окна галереи ночью стали сплошными пятнами темноты. Том, немного успокоившись, прошел мимо, посмотрев лишь краем глаза. Он остановился как вкопанный. Его отражение было невероятно бледным, растрепанным и испуганным. Том никогда не видел себя испуганным, если и испытывал страх — прятал его глубоко внутри, а на лице оставалась нужная маска.

«Что происходит, — подумал он. — Это всё Дамблдор. Что он сделал со мной? Надо успокоиться».

Том прислонился лбом к ледяному стеклу, постоял так минуту, замедляя дыхание, после чего пригладил волосы и размеренным шагом пошел дальше.

Больше никакого страха, никакой паники, только уверенность в себе.

Он не обернулся. Да и на что ему было смотреть? Может, только, на собственное отражение, так и оставшееся в темном стекле. Том из зазеркалья подпрыгивал и махал руками, но ни один звук не нарушал тишину коридора.

1943

Том

В ту роковую ночь, когда Тома поглотил страх, что-то у него внутри раскололось. Сам он остался за окном, за стенами Хогвартса, невидимый, неслышимый и неощутимый, а кто-то другой остался жить в его теле, общаться с Лукрецией и Вальбургой и учиться.

Том злился в отчаянии: этому чужаку очень неплохо удавалось играть его роль. Никто не заметил подмены, только сам Том иногда ловил на лице своего двойника зловещую торжествующую улыбочку. В такие моменты он боялся сам себя...

Через неделю двойник уехал на Хогвартс-экспрессе в Лондон.

«Что же, теперь ему, а не мне придётся жить всё лето в приюте, — насмешливо подумал Том, скрывая горечь, — я же останусь в Хогвартсе».

Но Хогвартс призрачного Тома не принял. Вечером того дня, когда уехал чужак-Том, призрак больше не смог попасть на территорию Хогвартса. Защитный купол старой школы перестал его пропускать, как он не бился, пытаясь прорваться сквозь него.

Он переночевал в Хогсмиде, в одном из пустых домов на окраине. Не то чтобы ему теперь нужно было спать, но он по привычке нашёл кровать, закрыл глаза и постарался отключить сознание. Он мог проходить сквозь стены... но не мог откинуть одеяло, поправить подушку или открыть книгу. Впрочем, когда он лежал на пыльной постели в чужом заброшенном доме или сидел на отодвинутом стуле, он ощущал текстуру обивки и твёрдость дерева. Он поднимался по лестнице, но не мог открыть дверь.

Бессилие. Ощущать его было страшно, мерзко, стыдно. Эмоции сменяли друг друга, когда вдруг пришла спасительная ярость. Бессилие подкармливало её, заставляя Тома вспомнить, кем он был по своей сути.

Том Реддл всю жизнь опирался на ярость. Она грела его зимними вечерами в приюте, она заставляла его думать, придумывать схемы, продумывать шаги. Он злился на своих родителей, оставивших его, на директора и преподавателей, не позволяющих ему оставаться на лето в Хогвартсе во время войны. Том превращал свою ярость в силу.

Но теперь он не мог сделать ничего. Он превратился в бледную тень, стал чем-то меньшим, чем даже призрак.

Когда ярость проходила, к Тому возвращалось спокойствие на грани безразличия.

Две недели каникул прошли в бесплодных попытках открыть самую тонкую книгу, поднять лист бумаги или хотя бы колыхнуть занавеску на окне. Всё было зря! Том мог чувствовать, но не мог действовать.

В один день дверь внизу хлопнула, и на пороге появился хозяин дома. Это был пожилой волшебник, толстый, низенький и лысеющий. Нос его был красным, как у заправского выпивохи, он шумно дышал и топал на лестнице.

Том решил, что пора уходить, но вспомнил ещё один неприятный момент: Хогвартс-экспресс не возвращался до начала учебного года, а трансгрессировать он, конечно же, не мог. Был выбор: либо остаться в деревне до лета, либо попытаться спуститься с горы, пройти через Запретный лес. Он решил рискнуть.

Запретный лес представлял собой унылое зрелище. Кривые елки и сосны, сумевшие пробиться через бедную каменистую почву шотландских гор, были тонкими и редкими, но удобства это не добавляло. Весь склон горы был усыпан валунами, которые из-за бесконечных дождей заросли скользкими мхами и лишайниками.

В зелени между камнями прятались пауки, мокрицы и еще десятки противных мелких насекомых. Однажды он набрел на двух змей, гревшихся на солнце, и попытался с ними поговорить, но змеи не услышали его и не подняли головы.

Издали он видел единорогов и кентавров, но ему не было никакого дела до них.

Девять дней он бродил по лесу, и когда он уже окончательно решил, что заблудился, неожиданно вышел на автомобильную дорогу.

Серая дорога тянулась налево, уходя вверх, был также путь направо, уходивший вниз, к подножию горы.

«Интересно, куда ведёт дорога влево? — гадал Том. — Не в Хогсмид же. Или там какая-то магловская деревня, так близко от Хогвартса?»

Он выбрал путь вниз и до темноты вышел к деревеньке Олд Блэр. Утром он сел на рейсовый автобус, добрался сначала в Перт, а после и в Эдинбург — столицу Шотландии.

Шел 1943-й год, и в городе также ощущался дух войны. Некоторые окна домов были плотно заколочены изнутри, а на стенах можно было встретить плакаты, предупреждающие о воздушных бомбардировках.

Том не знал, что ему делать в городе. В Эдинбурге он никогда не был и даже не собирался. Возможно, ему просто хотелось быть среди живых людей.

— Эй, парень, ты чего здесь бродишь? — вдруг раздалось ворчание откуда-то сбоку. Том обернулся и увидел старика, привалившегося к стене дома и набивающего трубку. Он уже хотел было отвернуться и уйти, когда старик прокашлялся и добавил:

— Я к тебе обращаюсь, прозрачный.

— Ко мне? — за последние недели Том так привык быть невидимым, что растерялся.

— К тебе, к тебе. Бродишь тут неприкаянный. Погиб, что ли? — старик ткнул пальцем в небо, как бы намекая на немецкую бомбежку.

— Нет, не умер, — ответил Том. — Хотя, я не уверен. А почему вы меня вообще видите, сэр? — в нём внезапно проснулась слизеринская демонстративная вежливость.

— Почему вижу, — старик, наконец, раскурил свою трубку, и из нее повалил густой дым, такой же серый, как и всё вокруг. Старик собрался с мыслями и ответил, — скажем, так, я обладаю особой силой.

— Вы имеете ввиду, что вы волшебник, сэр, — спросил Том, изобразив на лице удивление.

Но старик вдруг посмотрел на него яростно и разразился целой бранной тирадой. Он ругался минуты две, на все лады костеря волшебников и их «волшебные примочки». В итоге он выкрикнул:

— Не сравнивай меня с волшебниками, парень! Эти бестолочи размахивают своими нелепыми палками и думают, что познали глубины мира. Ха! Как бы не так! Нет, парень, я — жрец. Да не просто жрец, а главный жрец друидов!!

Старик гордо выпрямился и ткнул себя пальцем в грудь, будто слов было мало.

— Понятно, сэр, — сказал Том просто для того, чтобы заполнить паузу.

Прежде он прошел бы мимо, сочтя старика обычным сумасшедшим, но теперь случай был особый. Никто из волшебников в Хогвартсе его не видел, а этот старик смог. За одно это его можно было послушать внимательно. Впрочем, старик быстро успокоился.

— Ты сам из волшебников. Да-да, не отрицай. Я знаю, как выглядят ваши мантии, — старик окинул Тома взглядом с головы до ног. — Это возвращает нас к первому вопросу: чего ты здесь бродишь?

— Я-а… — Том не знал, что сказать.

Не пересказывать же ему всю свою жизнь здесь и сейчас.

— Пойдём, — старик кивнул на дом. — Живу там. Поговорим внутри, и ты мне всё расскажешь. Я тебя приглашаю.

Том считал себя опасным волшебником. Он был сильнейшим учеником в Хогвартсе, постоянно стремился к новым знаниям, даже к запрещенным. Он преуспел в окклюменции и легилименции — искусствах защиты и чтения мыслей.

Но сейчас этот старик говорил так, что Том даже не подумал возразить. В его словах не было магии подчинения, как в империо, но в них была какая-то сила. Эта сила повлекла Тома за собой. Он покорно вошел в дом, поднялся на второй этаж и сел на старый трехногий табурет, а напротив него, за кухонным столом, расположился старик.

После Том долго думал, почему. Почему он несколько часов пересказывал незнакомому старику всю свою жизнь? Он рассказал о детстве, полном нищеты, о квадратном пустом дворе приюта, про то, как мечтал, чтобы детей стало меньше, и как запугивал и мучил других, надеясь, что они сбегут или хотя бы станут болтать поменьше. Он рассказал про девочку Джессику, которая прикормила кролика, а Том убил его и подвесил на стропилах крыши. Он рассказал о том восхитительном чувстве, когда жизнь кролика оборвалась, и Том ощутил свою безграничную власть над другим живым существом, пусть и столь беспомощным.

Затем он поведал о встрече с Дамблдором и как понял, что он избранный, могущественный волшебник! Он описывал свою жажду знаний и стремление к вершине власти. На его факультете были другие дети, получившие деньги и силу, только потому что родились в правильной семье. Том хотел сокрушить их, подчинить себе и уже делал первые шаги в этом направлении. Он возжелал ощутить власть над теми, кто считал себя сильнейшими мира сего.

Он хотел замолчать, попытался заткнуть руками свой рот, но не смог и продолжал говорить. Он признался, что выпустил василиска из Тайной комнаты и убил Миртл Уоррен, рассказал как свалил это на другого ученика, чтобы только остаться в Хогвартсе.

Наконец, он рассказал о том, как искал своих предков, как ненавидел отца за то, что тот оказался маглом. Том признал и то, что собирался их убить, едва найдёт: слишком болезненно в него впечаталось «счастливое» детство.

Когда Том замолчал, в комнате на несколько минут повисла оглушающая тишина. Старик сидел, опустив подбородок на сцепленные руки, и задумчиво смотрел на него. Его взгляд не имел ничего общего со снисходительно-добродушным взглядом Дамблдора или со взглядами сверстников, полных испуга. Этот взгляд будто говорил: «И что мне с тобой делать»?

— Я никогда никому не рассказывал. Так почему… — Том первый нарушил молчание, но не смог договорить. Он всё ещё не пришел в себя.

— Тебя раньше никто не спрашивал, а я спросил, — старик явно выделил последнее слово голосом.

Том мрачно подумал, что с таким искусством спрашивать никакого веритасерума не нужно: все преступники сами всё выложат. А старик тем временем заговорил.

— Маленький ребёнок, — произнёс он. — Слишком умный для своих сверстников, одинокий и беспомощный, никому ненужный. Этот ребенок живёт в тебе. Он хочет силы и власти, чтобы избавиться от одиночества. Он боится войны, смерти, бедности — всего того, чего боятся обычные люди. Этот ребенок не знает, как использовать свой ум, поэтому его действия порой отвратительны. Тебе пятнадцать или шестнадцать?

Вопрос вернул его в мир бренный. До сих пор Том слушал старика и думал, будто он говорил о ком-то другом. Том не мог принять, что это всё про него.

— Шестнадцать, — ответил он. — Я не беспомощный и ничего не боюсь. Я самый могущественный волшебник в Хогвартсе! — добавил он зло, задрав подбородок вверх.

— Конечно, нет, — ласково сказал старик. — Именно поэтому отрицаешь мои слова так яростно.

Том захотел убедить старика, что он очень силён, но не успел ничего сказать. Тот заговорил сам.

— Сейчас отставим это в сторону, — заговорил тот сам. — Кто-то использовал на тебе искусство отражений. За отражениями находится другой мир, полный опасных враждебных тварей. Целое зеркало не опасно, и трещины не могут создать проход в другой мир. Для этого нужен долгий ритуал, а раскол в зеркале нужно укрепить специальными заклинаниями. Я думаю, твой профессор трансфигурации впустил в наш мир зазеркальную тварь. Ты действительно силён, раз смог выжить, пусть и в такой призрачной форме

Том никогда раньше не слышал об искусстве отражений и зазеркальных тварях, но Дамблдор регулярно вызывал его к себе и вел пустые, бесполезные беседы — подозрительно. Том ведь чувствовал. А в тот вечер он остался в отражении, но в его теле ведь кто-то находился. В него вселилась тварь?

— Ты правильно понял, — подтвердил старик. — Твоё тело занял другой. А ты скоро исчезнешь, если ничего не предпримешь. От тебя осталась только суть, а суть человека не зря заключена в физическое тело.

— Суть?

— Христиане нынче называют суть душой, — старик поморщился, будто тема была ему неприятна, — но вместе с тем, христиане утверждают, что душа есть только у человека. Суть, меж тем, есть у всего живого.

Последний год Том отчаянно пытался найти любую информацию о душах. Он интересовался вопросами бессмертия и способами создания крестражей, а потому прислушался к словам старика с жадным интересом. Он спросил про крестражи.

— Разделить суть? — переспросил старик. — Это возможно, но в результате это будешь уже не ты, а часть тебя. Так можно воскреснуть после физической смерти, но сложно.

— Я думаю, я создал один крестраж, когда убил Миртл Уоррен, — сознался Том, — но я не уверен, получилось ли.

— Скорее получилось, — обрадовал его старик. — Выгнать из тела часть сути проще, чем целую.

— Расскажите мне, как вернуть своё тело, сэр, — решился Том. Его приводил в бешенство факт, что его телом завладела какая-то потусторонняя тварь.

— Есть способ, — старик говорил задумчиво и медленно. — Но ты помнишь, что я не волшебник, а жрец друидов? Я могу принести жертву, сказать слова обряда, но я обращаюсь к самой матери природе, к этому острову, к жизни и смерти. Они могут, как помочь, так и проигнорировать просьбу

Том согласился. Он согласился бы на что угодно, лишь бы выбраться из этого убивающего беспомощностью состояния. Надо принести жертву в друидском обряде? Не вопрос. Только все условия необходимо было обговорить заранее.

1987

Галлея

— Вернон, ты не видел эту паршивку? Такое ощущение, что это мне надо покупать очки, а не ей! — воскликнула Петунья Дурсль. Ее терпение медленно, но верно подходило к концу, а время было всего лишь десять утра!

Начался день как обычно. Петунья приготовила завтрак и пошла будить свою племянницу-воспитанницу Галлею Поттер. Накануне вечером, когда Петунья готовила пирог, а Галлея ошивалась поблизости, произошел неприятный инцидент. Петунья велела племяннице принести книгу с рецептами, на что та поочерёдно приносила какие угодно книги, но только не нужную. Петунья заподозрила бы, что Галлея решила над ней поиздеваться, если бы не одно «но». Когда искомая книга была найдена. То Петунья попросила Галлею зачитать ей рецепт. Девочка с трудом разбирала простые слова и цифры, тогда-то Петунья и поняла, что здесь все не так просто.

Показав на следующий день Галлею специалистам, Петунья ужаснулась. Зрение девочки оказалось просто ужасным. Было удивительно, что проблема не выяснилась раньше. Хотя Петунья не признавалась в этом даже самой себе, предпосылки были, просто женщине было не до этого.

После внепланового визита к окулисту и несколько опустевшего кошелька настроение Петуньи стремилось к нулю. Очки тоже обещали влететь в копеечку, поскольку помимо близорукости обнаружился еще и астигматизм. Поэтому Петунья была крайне недовольна всем с самого утра.

Галлея же испытывала двоякие эмоции. С одной стороны, очки — это замечательное приобретение! Теперь она сможет беспрепятственно читать объявления, афиши и, если даст Дадли, то и книги. Но, с другой стороны, Галлея боялась. По обрывкам разговоров тети и дядя девочка поняла, что очки — вещь недешевая, и если племянница их сломает, то запретом на выход из чулана дело не ограничится. Но, собственно, Галлею никто и не спрашивал, так что девочка решила плыть по течению. Ходят же другие дети в очках, и все у них хорошо. Так почему у Галлеи что-то должно пойти не так?

Девочка и сама не могла ответить на этот вопрос, но предчувствие огромных неприятностей не оставляло ее весь день.

Очки Галлее позволили выбрать самой. Ее внимание привлекли круглые очки в черной тонкой оправе. Тетя с дядей согласились, благо очки стоили недорого. По приезде домой Галлея не переставала восхищаться тем, как четко она видит, а в голове крутилась мысль: «У меня что, сегодня День рождения?» Но праздник был недолгим. Отправившись прогуляться по саду, Галлея залезла на свою любимую яблоню. Ее ветки были толстыми и прочными, а листва густой и зеленой. Даже если Галлею кто-то искал, тут её найти не могли.

Рядом с Галлей приземлилась небольшая птичка. Подумав, девочка решила, что это, должно быть, белобровик. Галлея протянула к нему руку, но птенец перелетел на ветку подальше. Галлея наклонилась, вытягивая руку. Казалось, еще чуть-чуть и она дотронется до белобровика, но птица перелетела еще дальше, словно играя с Галлеей. Девочка тоже не отставала и аккуратно последовала за птицей. Вот Галлея почти достала его, но белобровик вспорхнул и улетел с дерева вовсе, а Галлея не удержала равновесие и упала на землю.

Падать было невысоко, и девочка даже не испугалась, но вот очки во время падения слетели с носа и упали на землю, разлетевшись блестящими на солнце осколками. Галлея вскрикнула. Ее новые, замечательные очки разбились! Дядя с тетей ее убьют! Галлея всхлипнула, поправила футболку и понуро вышла из сада. Шла она недолго и остановилась около резной скамейки, стоявшей в близлежащем парке. Тяжело опустившись на нее, Галлея задумалась. Идти домой совершенно не хотелось, и Галлея затравленным взглядом огляделась по сторонам. Ее внимание привлёк блеск в густой зеленой траве. Наклонившись, Галлея коснулась рукой очков, точно таких же, какие были у нее!

Не раздумывая больше ни минуты, Галлея надела, и ее зрение снова улучшилось.

— Галлея Поттер? — раздался тихий голос.

Галлея огляделась, но в парке она была совершенно одна.

— Кто здесь? — спросила Галлея.

Ее взгляд внимательно прошелся по деревьям и кустам, а атмосфера парка перестала быть дружелюбной и стала пугающей.

— Кто здесь? Эй! — повторила Галлея.

Ответом ей была тишина. Но благодаря вновь обретенным очкам Галлея смогла разглядеть за кустом силуэт. Маленький, он скользнул за дерево и скрылся, потом появился на ветке прямо над ней, и Галлея разглядела своего преследователя. Это был небольшой какой-то блеклый рыжий котенок.

— Кис-кис-кис? — попробовала позвать его Галлея, но котенок уже исчез.

Больше не оглядываясь, Галлея побежала по Тисовой улице к дому номер четыре. «Пусть там и Дурсли, но там безопасно!» — подумала Галлея. Дома даже не заметили ее отлучки. Тетя Петунья все так же бренчала посудой на кухне, Дадли смотрел телевизор в гостиной. Все осталось по-прежнему. Ничего не изменилось.

Остаток дня прошел спокойно. Галлея не слышала странных голосов, не видела исчезающих рыжих кошек и даже не разбила очки.

Утром на следующий день, когда Галлея мыла посуду после завтрака, произошел неприятный инцидент. Напевая себе что-то под нос Галлея, даже не заметив, как спихнула на пол чашку из любимого тётушкиного чайного сервиза. Галлея в ужасе замерла и тут вновь услышала странный голос:

— Представь, как чашка собирается обратно и скажи «Репаро».

— Что? — совсем растерялась Галлея.

Голос покорно повторил. Галлее было некогда удивляться, и она выполнила требуемое. Чашка начала собираться даже до того, как Галлея сказала заветные слова, и вот на полу стояла целая и невредимая чашка из тетушкиного сервиза.

— Сильна, — восхищенно и как бы себе под нос сказал тот же голос.

— Кто ты? — спросила Галлея вновь принимаясь за посуду.

Голос словно задумался и наконец произнес:

— Твой друг.

На тот момент шестилетней Галлее этого объяснения было достаточно, и она расслабилась.

Голос оказался на удивление умным, а первоначальный страх отступил. У всех же есть друзья! Так почему у Галлеи не может быть друга, пусть даже такого странного? Казалось, что он знает практически все! Это только сначала он был неразговорчивым. Галлея потратила не один день, чтобы все-таки разговорить его. Но ей это удалось. Вначале голос, который представился, как Том, крайне неохотно и немногословно отвечал на вопросы.

— Том, а что такое это… Ну как его? Ре… Рпе?..

— «Репаро»? — предположил Том.

Галлея закивала и на всякий случай добавила:

— Ага.

— «Репаро» — это заклинание починки. Чтобы…

— Подожди! — перебила его Галлея. — Заклинание? Ты сказал «заклинание?! То есть подожди! Это как в фильмах Дадли? Там тоже было волшебство, только там его называли по-другому. Сила? Да, точно, Сила! Там еще они вещи притягивали и светящимися палочками дрались!

Том издал непонятный звук, в котором Галлея с удивлением опознала смех.

— Что смешного? — надула губки Галлея. — Я правда-правда видела! Дадли мне не давал, а я подсмотрела! Только там не было заклинаний… Кажется.

Том уже даже не пытался замаскировать свой смех и смеялся до того заразительно, что Галлея, сама не понимая над чем, тоже расхохоталась.

— Ой, — спохватилась девочка. — Тебя же услышат! Что скажет тетя, когда узнает?

— А ты еще не поняла? — спросил Том и, не дождавшись ответа, продолжил. — Меня можешь слышать только ты.

— То есть ты только мой друг? — восхитилась Галлея.

Дождавшись утвердительного ответа, Галлея улыбнулась, но тут же снова погрустнела:

— Тебе же, наверное, скучно…

Том поспешил ее заверить, что, нет, ему совершенно не скучно и он рад общению с ней, Галлеей Поттер. Вспомнив о первоначальной цели разговора, девочка снова попросила рассказать Тома о магии. Тот, немного подумав, ответил.

— Никто не знает, откуда появилась магия, но еще в древности люди знали о ней. Наверное, ты помнишь сказки про чародеев, друидов и волшебников, которые приходили в самый нужный момент и помогали? Так вот, эти волшебники существуют на самом деле. Они, в основном, колдуют волшебными палочками…

Том рассказал Галлее про Хогвартс, факультеты, знаменитых чародеев и многое другое. Галлее казалось, что она спит и, когда проснется, не услышит Тома, не вспомнит про магию. Когда пришло время ложиться спать, то к глазам Галлеи подступили слезы. Том удивился и спросил, что случилось.

— Том, пожалуйста-пожалуйста, не уходи! Я боюсь, что когда проснусь — тебя не будет… Прошу, останься…

— Я буду и завтра, и послезавтра, и после-после. Я никуда не денусь, — успокаивающе произнес Том.

И Галлея заснула, убаюканная словами Тома, который рассказывал ей сказку известного волшебного писателя Барда Бидля.

* * *

Утром Галлею разбудил не привычный вопль тетушки Петуньи, а предельно громкий и не слишком вежливый комментарий на тему того, что ее новый друг думает о маглах. За вчерашний разговор Галлея запомнила, что этим странным словом волшебники называли простых людей. Но, увидев, что Галлея проснулась, Том замолчал.

— Ты не ушел? Ты остался со мной? — тихо спросила Галлея, не веря до конца в свое счастье.

— Конечно. Куда я денусь? — удивленно поинтересовался Том.

Галлея облегченно вздохнула, а это утро показалось ей самым чудесным на свете. Выйдя из чулана, она не обиделась на Дадли, толкнувшего ее, приветливо помахала рукой тете Петунье и обрадовалась птицам, поющим за окном. Казалось, что ничто не может испортить столь прекрасное утро.

— Что это ты такая счастливая? — недовольно поджала губы тетушка.

У нее, в отличие от Галлеи, настроение было далеко не таким замечательным и беззаботным. Галлея пробормотала, что ей просто хорошо и она счастлива. Брови тети Петуньи поднялись вверх, но она промолчала. Как только тетя Петунья вышла пришел черед Галлеи удивляться:

— Том? Том, как думаешь, что это с тетей Петуньей?

— Что? О чем ты?

— А ты не заметил? — снова искренне удивилась Галлея. — Она мне совершенно ничего не сказала про внешний вид! Как думаешь, она теперь любит меня?

Том издал непонятный звук и задумался.

— Полагаю, это сделала ты. Я… Один мой друг жил в приюте. К нему там относились тоже не очень хорошо, и он научился накладывать чары отвлечения внимания. То есть если про него кто-то вспоминал, то сразу находилось сразу более важное дело, и про него снова забывали.

— Но, Том! А как же эти странные слова, вроде этого «Репаро»? Я точно ничего не говорила…

— Понимаешь… Как бы тебе объяснить? Слова, как и волшебная палочка — это в первую очередь костыли для мага. Помнишь, вчера ты мне рассказывала, как ты поднимала в воздух игрушечные кубики? Ты же не говорила тогда заклинаний и не махала палочкой, верно? — Галлея кивнула. — Заклинания и палочка всего лишь направляют магию, помогают точно сформулировать желание.

Галлея совершенно ничего не понимала. Ну, вот зачем говорить какие-то непонятные слова и махать палочкой, если это можно и так представить? Том, кажется, понял направление мыслей Галлеи и объяснил:

— Вот представим, что ты хочешь наколдовать конфетку? Чтобы наколдовать ее палочкой тебе надо всего лишь сказать заклинание, а вот чтобы наколдовать ее самой, тебе нужно представить конфетку в точности до рисунка на упаковке и по-настоящему поверить, что все получится.

Как сказал дальше Том, чары, произведенные палочкой, требуют меньше концентрации и меньше энергии, а для «сырой» магии необходимо много энергии и отличное воображение. Как оказалось, беспалочковую магию лучше всего начинать развивать еще в детстве. И многие чистокровные семьи так делают. Кто такие «чистокровные семьи», Галлея тоже не очень поняла. Том поспешил пояснить:

— Маги бывают маглорожденные. Те волшебники, чьи родители люди или несколько поколений сквибов.

— А… — начала было Галлея, но Том раздраженно сказал:

— Потом объясню. Есть чистокровные маги, или аристократы магического мира. Они поддерживают чистоту крови на протяжении многих веков, женясь и выходя замуж только за таких как они. Потом есть полукровки. Это, грубо говоря, все остальные.

— А… — снова попыталась спросить Галлея.

— Да сейчас скажу я про твоих сквибов! — разозлился Том. — Сквибы — потомки волшебников, родившиеся без дара! Так понятно?

Галлея кивнула, а Том замолчал.

Солнце начинало медленно садиться, день подходил к концу. Лучи едва пробивались сквозь плотные жалюзи кухни, и дом погрузился в полумрак. Сегодня. В целом, сегодня был на удивление приятный день. Еще утром родственники Галлеи уехали в магазин. Любая бы другая девочка на месте Галлеи обиделась, что ее не взяли, но только не она. Для нее этот день был легким и свободным. Не боясь, что их услышат, можно было говорить с Томом почти весь день. Только вот Том молчал.

— Том? Том? — позвала Галлея через полчаса тишины.

— Что?

— Ты обиделся? Ну, прости меня!

— Нет, я не обиделся. Просто… Просто… А не важно. Я не очень-то умею общаться с детьми.

Галлея испугалась:

— Но мы же друзья? Да, Том?

Ответом ей послужило задумчивое сопение и тихое: «Пожалуй, да».

* * *

Дни складывались в недели, недели в месяц, и Галлея уже не могла представить себя без Тома. Вся ее жизнь разделилась на «до» Тома и «с» Томом. Тетя с дядей стали обращать чуть больше внимания на Галлею, чем раньше и купили ей розовую пони-игрушку. Дадли стал меньше драться, а вечера стали наполнены интересными рассказами Тома о магии.

Но больше всего Галлее нравилось, что о Томе не знает никто, кроме нее. Это был маленький секрет Галлеи. Только ее. Дадли не мог отобрать или сломать Тома, как простую игрушку. Дадли не мог даже узнать о нем.

Вот и сейчас сидя на скамейке, Галлея немного глупо улыбалась, слушая рассказ Тома о его буднях в волшебной школе Хогвартс. Сама Галлея была уверена, что тридцать первого июля одна тысяча девятьсот девяносто первого года ей придет заветное письмо! То самое письмо! В желтоватом конверте с гербом Хогвартса и красной печатью посередине.

— Том! Вот скажи! Если я, как ты говоришь эта… Ну как ее? Полу… Ну, в общем, мой папа был чистокровным, значит, у меня должны быть родственники! Ведь ты говорил, что все эти… аристократы — родственники между собой. Ты представляешь! Это значит, что где-то у меня есть другие тетя и дядя, другие кузены!

Том промолчал, обдумывая что-то, но так ничего и не ответил.

К этому разговору они вернулись через несколько дней, когда Том сам же начал его:

— Галлея, помнишь, ты спрашивала про твоих ближайших родственников? Кузенов… Ну, и так далее. Я, кажется, нашел твоих родственников. Это Нарцисса и Люциус Малфои. Нарцисса твоя троюродная тетя, а Люциус — ее муж.

Глаза Галлеи загорелись. Несмотря на свои и же слова, она считала, что в лучшем случае найдется какая-нибудь престарелая тетушка лет восьмидесяти с кучей кошек, как у миссис Фигг.

— Том… — неуверенно спросила Галлея, нервно теребя край футболки. — А… А я могу их увидеть?

— Почему бы нам их не найти?

1943

Том

Действовать решили на летнее солнцестояние — двадцать первого июня. Вернее, старик заявил, что если и делать что-то, то только в эту короткую ночь, а Том вынужден был согласиться. На приготовления оставалось всего пять дней, и действовать старик начал быстро.

Откуда-то из недр своей запылённой квартирки он достал старый армейский рюкзак, набил его одеждой, травами, верёвками и какими-то колышками, после чего с осторожностью положил в рюкзак бутылку ирландского виски.

Том всё это время мог только беспомощно болтаться рядом. Его деятельная натура требовала от него каких-то дел, но он ничего не мог и злился сам на себя. А ещё больше у него внутри росла злость на Дамблдора — виновника его нынешнего положения.

Местом обряда старик выбрал ни много ни мало — Стоунхендж. Из Эдинбурга до Лондона они добрались на поезде. Вернее, старик купил себе билет в третий класс и трясся на жестких лавках рядом с рабочими, а Том витал рядом бесплотным духом. В его состоянии были свои бытовые плюсы — не нужно было тратиться на билет.

В Лондоне они задержались на сутки. Старик зашел в магазинчик возле вокзала и купил семь шаров из розового камня размером с кулак. Том поинтересовался, зачем они нужны, но старый друид только отмахнулся от него.

— Узнаешь потом, — только и сказал он.

Очередной дешевый вагон в поезде, и они прибыли в Солсбери, графство Уилтшир, но и там надолго не задержались.

В отличие от серого Эдинбурга или покрытого черной копотью Лондона Солсбери радовал глаз своими домиками из красного кирпича. Сюда даже заглядывает редкое солнце. Немцам же нет дела до маленького Солсбери, поэтому люди здесь ходят по улицам, не вглядываясь в небо каждую свободную секунду.

Старик проходит Солсбери насквозь, будто был здесь десятки раз. Сплетения улиц заканчиваются быстро, и начинаются пригороды. Том предлагал старику проехаться до места на автобусе, но понимания не нашел.

— С этого момента нам следует идти по земле своими ногами, — только и сказал старик.

Когда они вышли из Солсбери, было раннее утро. Солнце пробивалось сквозь редкие облака и согревало землю. Дорога из серого потрескавшегося бетона пролегала через невысокие холмы, поросшие редким кустарником. Не считая Тома, старик был совершенно один на многие километры вокруг. За пару часов им не попались ни человек, ни автомобиль, ни даже какая-нибудь зверушка.

Старик то и дело сходил с дороги, выискивая какие-то травы, иногда обрывая кусты, и к полудню тащил в руках внушительный букет разнообразной зелени.

Солнце, стоило ему только пересечь зенит, вовсе пропало с неба. Его заслонили тяжелые серые тучи.

От Солсбери до Стоунхенджа примерно тринадцать километров. Это расстояние можно пройти пешком за несколько часов, но они шли уже полдня, а бесконечные холмы и не думали заканчиваться.

В какой-то момент они вошли в маленькую деревушку, состоящую едва ли из десятка домов. К этому моменту погода совсем испортилась. Тучи кое-где налились чернотой, и начался противный моросящий дождь.

Когда они добрались до древних монолитов, в небе раздался гром и сверкнула молния. Дождь лился стеной, скрывая всё вокруг. Потоки воды спокойно проходили сквозь Тома, не причиняя ему никаких неудобств, а вот старик весь вымок, но упрямо шел вперёд сквозь непогоду.

Древние камни были огромными. Они возвышались над двумя людьми, заслоняя небо. Когда они со стариком вступили в центральный круг, непогода внезапно стихла. Там, снаружи, бушевала буря, а внутри было тихо и сухо.

— Здесь и заночуем, — бросил старик. Том с сомнением посмотрел на небо, раздираемое грозой, но ничего не сказал. У старика были свои странности, против которых он не хотел возражать.

Старый друид разложил в центре свои травы, которые он успел насобирать по дороге. Сейчас они выглядели ужасно: немного увядшие и мокрые они должны были хорошо пахнуть, но Том не чувствовал никаких запахов.

Старик постелил свой плащ под одним из камней и, буркнув что-то вроде «устал как собака», мгновенно уснул.

Всю ночь в небе бушевала гроза. Канавы вокруг монолитов наполнились мутной водой, так что Том со стариком оказались на своеобразном острове. С рассветом буйство природы закончилось, небо стало равномерно серым, а окружающие холмы скрыл туман. Местами он был то гуще, то жиже. Дорога совсем скрылась из вида, а вот одинокое дерево на соседнем холме то и дело показывалось на глаза. Камни Стоунхенджа так и оставались сухими.

— О-хо-хо, погода к нам удивительно благосклонна, — старик проснулся и был странно весёлым. Его глаза отражали непонятный блеск, хотя через плотные облака не пробивалось ни лучика солнца.

— Вы считаете, это хорошая погода, сэр? — Том обвел рукой окружающий пейзаж. Он посмотрел на свою руку, но едва её увидел. Настолько она стала прозрачной,

— Самая лучшая погодка, — подтвердил старик со смешком. — Граница между землей и небом стерлась, значит, будет проще стереть границу между живым и мертвым. Границы вообще самое сложное в этой жизни, хех.

Одновременно со своими словами старик начал действовать. Он достал из рюкзака палочки и колышки и начал вбивать их в землю, натягивая между ними веревку. Там, где он это делал, туман собирался, уплотнялся, и Том понял, что туман принимает форму недостающих камней.

— Как ты это делаешь? Без волшебной палочки, без единого заклинания? — не выдержал он наконец, когда старик возвел уже добрый десяток туманных камней.

— Заклинания для волшебников, — проворчал тот. — Ты не мешай, а лучше сложи из трав костёр. Они должны были высохнуть.

Том хотел возразить, что он призрак и не может брать в руки материальные предметы, но старик ушел в сторону второго круга камней, бормоча что-то под нос. Тогда Том попинал носком ботинка вялую траву, и та неожиданно сдвинулась с места.

— Да быть того не может, — воскликнул призрак. Он наклонился, схватил стебель какого-то растения рукой и поднёс его к глазам. Растение будто парило в воздухе, настолько Том был прозрачным.

Куча из растений получилась быстро, вот только Том всегда был городским жителем и знать не знал, как правильно складывают костры. Пока он перекидывал стебельки туда-сюда, старик закончил со вторым кругом камней и вернулся.

— Совсем никуда не годится, — прокомментировал он и сложил стебли шалашиком. — Вот, теперь хорошо.

Старик вытащил из рюкзака серповидный нож, бутылку виски и маленький холщовый мешочек.

— Это для дезинфекции? — спросил Том, кивая на виски. У них в приюте одна из нянечек была повернута на чистоте и убийстве злобных бактерий.

— Конечно, именно для неё, — подтвердил старик, ножом проткнул пробку и сделал глоток прямо из горлышка.

Из мешочка старик вытащил три маленьких фигурки: мышь, кролика и быка, подбросил их в руке и спрятал в карман.

— Помнишь какое-нибудь заклинание? — спросил старик у Тома, глядя на небрежно сложенный костёр.

— Инсендио, — Том назвал заклинание огня, думая, что старик собирается поджечь эту кучу травы.

— Славно, — старик щелкнул пальцами, и в траве заплясал маленький огонёк. — Значит, инсендио, — он выделил голосом последнее слово, подбросил в руке фигурку мыши, а поймал уже вполне живую мышь, жалобно пищащую от того, что её держат за хвост.

— Вообще-то это было заклинание огня, — сказал Том, когда подавил в себе удивление. — Заклинание отмены трансфигурации — финита, сэр, — вежливо добавил он.

— Без разницы, — старик одним движением серпа разрезал мышь от хвоста до глотки. — Я сделал то, что хотел. Для этого подходит любой волшебный набор звуков.

Том сделал себе заметку в памяти, расспросить о таких интересных свойствах магии позже. Сейчас, когда у старика в одной руке был острый серп, а в другой — две половинки мыши, расспросы показались неуместными.

— Молчишь? — спросил старик. — И правильно. Теперь лучше молчи, пока к тебе не обратятся.

Том кивнул.

Костер из трав горел неохотно. Вместо языков огня от него валил густой белый дым, ровным столбом упираясь в такое же серое небо.

— Услышь меня, Хороший бог, Эхард Всеотец, Экбал Кром-Эха, — негромко, но торжественно произнёс старик. — Прими первое из моих скромных подношений!

С трупика мыши капала кровь, и старик медленно очертил круг костра, затем отложил её в сторону, не в костёр, но рядом.

Том ожидал чего-то грандиозного. Может, новой грозы, молний в небе, может, разверзшейся земли, фонтана огня или чего-то подобного, но ничего подобного не произошло.

Из тумана к костру вдруг шагнул мужик. На нём была длинная коричневая рубаха с широким вырезом, так что было видно его волосатую грудь. Рубаха была подпоясана поясом с широкими бляхами, а за пояс был заправлен деревянный черпак. В одной руке мужик держал огромную шипастую дубину, которую волочил за собой по земле. Другой рукой мужик придерживал огромную клетчатую накидку, которая норовила сползти с его плеч.

— Есть чем порадовать, старик? — спросил мужик. У него был хорошо поставленный голос, немного похожий на голос директора Диппета, который мог читать длинные лекции и вступительные речи перед новичками.

Том подумал было, что старик предложит этому мужику крысу или зарежет кролика, ведь кровь была важна во всех темномагических ритуалах, о которых он читал. Но нет, старик поклонился мужику, вручил ему початую бутылку виски и очередной мешочек, который вытащил из своего рюкзака.

— Овсяная крупа и славный виски. На этой земле еще помнят, как приветствовать богов, — мужик добродушно рассмеялся. В его руках появился небольшой котелок, туда он высыпал крупу и отдал мешок обратно старику. Котелок повис прямо в воздухе над дымящим костром и тут же стал кипеть.

— Ну, какое дело ко мне? — спросил мужик, отпив виски.

Приют, в котором вырос Том, был организован англиканской церковью, поэтому он волей-неволей разбирался в библии, молитвах, боге-сыне и боге-отце. С коренными верованиями Британии он был знаком только по редким сказкам, поговоркам и дурным приметам, а потому понятия не имел, кого призвал старик. Всё, что он мог вспомнить — что есть некая богиня Дану и ее дети.

Пока Том терзался собственным невежеством, старик начал отвечать.

— Фоморы беспредельничают вновь на этой земле, — сказал он и поклонился. — Один из них забрал тело вот этого юноши, — старик кивнул в сторону Тома. — Может, он один, а может их уже много. Они избрали хитрый способ, чтобы проникнуть в этот мир полными сил.

— Нехорошо, — мужик снял с пояса деревянный черпак и помешал им своё варево. — Фоморов надо бить и бить нещадно, покуда они не вернутся на свою сторону мира. Но почему же ты позвал меня, а не Луга. Луг и воин, и герой, и фоморов побеждал славно.

Собеседники сбивались с современного английского на древнеирландский, так что иногда Том с трудом понимал, о чём идёт речь.

— Тебя, Всеотец, — старик снова поклонился, — я позвал, потому что ведаешь ты живыми и мёртвыми. А юноша этот не жив и не мертв.

— И вправду, — мужик посмотрел на Тома и спросил: — Ты чего хочешь: вернуться в мир живых или пойти в мир мёртвых.

Том не сразу понял, что обращаются к нему, но когда понял, то смог выдавить только:

— К живым, пожалуйста, сэр.

— Ах-ха-ха, — засмеялся мужик, — не робей ты так. Всё же я Добрый бог. К живым намного сложнее, ты какой-то расколотый.

Добрый бог осмотрел Тома с головы до ног. Видимо, результат ему не понравился, бог слегка нахмурился.

— Значится так. Тебе надо вернуть вторую половинку своей души и выгнать того фомора, который захватил тело.

Том понятия не имел как это сделать.

— Простите, сэр, а фоморы, о которых вы постоянно говорите, они кто? — спросил он у Доброго бога.

— Фоморы, — бог на несколько секунд задумался и продолжил медленно и задумчиво: — Это силы хаоса, это чудовища из морской бездны. Главный над ними король Индекс, который сидит в высокой башне из стекла. Живут фоморы на другой стороне мира, а на эту сторону проходить могут только теряя почти все свои силы. Выглядят они безобразно. Например, Лот, мать Индекса — женщина-великанша с огромными губами, свешивающимися на грудь. Обычно, если они и приходят сюда, то у них один глаз, одна нога и одна рука. В общем, половина тела здесь, а половина остается на той стороне.

Дым от костра на секунду скрыл фигуру бога, а Том понял, что неспешная речь захватила его настолько, что он не двигался, не моргал и не дышал. Он оцепенел, словно кролик зачарованный удавом.

— Но теперь, — продолжил бог, — фоморы, похоже, нашли способ захватывать тела людей. Кто знает, на что они теперь способны?

— Если они настолько сильные, то как я верну себе тело?! — воскликнул Том.

— Найди способ, — Добрый бог пожал плечами. — Это ж тебе надо. Теперь, насчет платы…

Том чуть было не ляпнул «Какой ещё платы», но смолчал и оглянулся на старика, надеясь хоть от него получить объяснение. Старик стоял, скрестив руки на груди, и почтительно смотрел на фигуру у костра. Почувствовав взгляд Тома старик коротко на него посмотрел и пожал плечами. Мол, решения богов непознаваемы и непредсказуемы.

— Решено, в качестве платы, послужишь защитником тому, кто призовёт, — провозгласил Добрый бог. — А теперь давайте есть!

В воздухе прямо перед собеседниками появились деревянные миски и ложки. Старик спокойно взял одну и сел к костру. Том повторил его действия и получил порцию еды из божественного котелка. Больше всего еда была похожа на густой суп с кусочками мяса, моркови, брюквы и прочих овощей. В миске у старика Том увидел копчёные ребрышки, хотя ему явно положили из того же котла. Что ел Добрый бог, Том не разглядел.

Еда оказалась удивительно вкусной. От нее по всему телу разливалось живое тепло, а мысли становились ленивыми и сонными. Том даже не задумался, что призраки не могут держать миску или есть еду. Впрочем, это была волшебная миска и волшебная еда, так что всё может быть.

Звуки доносились до Тома приглушенно, словно через толстое ватное одеяло. Старик что-то говорил богу. Тот смеялся, говорил что-то в ответ. Кажется, речь зашла о старых дубах в Гринвиче и какой-то принцессе.

Пробуждение вышло резким. Том открыл глаза и увидел над головой корягу, а выше дрожали листья тоненьких деревьев.

«Где это я? — лениво подумал Том. Он ощутил, что лежит в воде. — Это что, болото»?!

Примечания:

Тут фигурируют реальные персонажи ирландской/кельтской мифологии. Если кого заинтересовали: Дагда, Луг, Фоморы, Дану —они легко гуглятся, википедия их знает.

1987

Люциус Малфой

Дорога была серой, как небо над дождливой Англией. Она плавным поворотом уходила налево. Трибуны стояли вдоль этой дороги для скачек, занимая около сотни метров. Остальную ее часть окружали высокие деревья и низкие колючие кустарники. Мужчина лет тридцати пяти стоял на верхних трибунах, опершись о резную перегородку. Он стоял в некотором отдалении от остальных людей и выделялся как белая ворона. Он был в том возрасте, когда мальчишка уже превратился в мужчину, но не успел заматереть. Природа одарила его волосами цвета платины, маленькими руками и высоким ростом. Он, пытаясь выглядеть солидно, явился на скачки в костюме-тройке из лучшей мериносовой шерсти, застёгнутый на все пуговицы. В его руке дымила едва зажженная трубка.

Однако скачки мужчину нисколько не интересовали. Он повернулся к даме слева от него и сказал:

— Прекрасно выглядите, миссис Тэтчер. — Люциус Малфой, а это был именно он, дополнил комплимент легким поклоном.

— Благодарю, вы тоже, мистер Малфой. Этот костюм вам удивительно идет. Как раз под стать погоде в пригороде Лондона, — ответила ему светловолосая женщина, стоявшая рядом и внимательно наблюдавшая за соревнованиями.

Ее возраст был неопределённым. Ей можно было дать и шестьдесят, и сорок. Опрятная деловая одежда, слегка поджатые губы и модная стрижка служили тому причиной. Маргарет Тэтчер ничем не отличалась от присутствующих людей и одновременно странно выделялась. Она стояла с идеально прямой спиной, полная скрытого достоинства, и каждый из зрителей хоть раз обернулся, провожая ее взглядом.

— Погода сегодня прекрасна! Надеюсь, завтрашний день будет столь же чудесен, — улыбнулся уголками губ Малфой.

— Полагаете? — уточнила Маргарет Тэтчер, все так же неотрывно следя за своим фаворитом на скачках. — Для Лондона солнечная погода весьма редка и вряд ли долго продержится. Вы, случайно, не подскажите, какой номер у человека в красной рубашке? — сощурила глаза Тэтчер, силясь различить цифры.

— Седьмой, — ответил мужчина.

Малфой быстрым взглядом оглядел Тэтчер. Всё, начиная от свежей безупречной укладки и брючного костюма без единой складки до идеально ровной помады на губах выдавало, что Тэтчер тщательно готовилась к этой встрече. Даже среди магловских политиков Люциус был известен. В свое время он помогал многим получить власть. Не так, как это делали другие аристократы магического мира. Они полагались лишь на Конфундус и Обливэйт, в то время как Люциус не брезговал и магловскими способами, приправленными, само собой, магией. Именно поэтому Люциус был так влиятелен и богат.

Многим волшебникам не хватало смекалки использовать средства обоих миров, а маглы по понятным причинам, не могли этого сделать. Исключение составляла Маргарет Тэтчер. В первую их встречу осенью 1975-го года, когда молодой Люциус Малфой только пробовал себя на поприще политика, Маргарет встретила его внимательным взглядом цепких голубых глаз, а по окончанию встречи туманно поинтересовалась о месте обучения Люциуса.

Забывшись от волнения, наследник рода Малфоев беспомощно оглянулся и ответил первое название, которое пришло на ум. «Оксфордский университет». Маргарет больше не углублялась в расспросы и вскоре проводила Люциуса за дверь.

Их встречи не стали регулярными, но иногда они встречались, чтобы обсудить расклады в политических кругах Британии. Тэтчер избрали премьер-министром, а у Люциуса вскоре умер отец, Абраксас Малфой, и ему предстояло стать новым лордом Малфоем. Однажды, сидя вечером в дорогом ресторане Маргарет спросила у Люциуса, насколько плохо он пережил смерть отца, и может ли она предложить ему какую-либо помощь.

Глаза Люциуса чуть не выкатились из орбит. От Маргарет Тэтчер подвоха он ожидал меньше всего. Оказалось, что Тэтчер вела дела с его отцом, который был всего на год младше ее. Он-то и предложил ей помощь «таинственного» магического мира намного раньше Люциуса.

О том, чей Люциус сын, она догадалась еще при первой встрече пять лет назад, а ответ Малфоя об образовании лишь подтвердил ее мысли, поскольку окончить Оксфорд в двадцать один затруднительно.

Тогда общение, переросшее было в дружеское, вернулась к политическому сотрудничеству.

— Что вы думаете о победе? — оглянулась на Малфоя Тэтчер.

После того, как Тэтчер заявила восемь лет назад, что конспирация Малфоя и его знание магловской Британской политики ни на что не годятся, это стало их любимой игрой. Тэтчер спрашивала мнение Малфоя про новые реформы, внутреннюю и внешнюю политику. Правда, Люциус подозревал, что она это делала скорее для себя, чем для него. Обычно ему задавались проблемные вопросы, и он служил «свежим взглядом со стороны». Эти вопросы часто были завуалированы, как и сейчас, но Люциус прекрасно понял, о какой победе она говорит.

— Я полагаю, шансы примерно равны. Номер шесть стал фаворитом у многих людей после того, как пересмотрел наиболее радикальные тезисы и нашел новые решения старых проблем. А номер семь все еще удерживает низкий курс. Об этом до сих пор помнят.

— Вы правы. Номер семь идет по острию ножа. Слишком консервативные взгляды игрока могут понизить народную любовь к нему. Что важнее? Стать победителем или пропустить этот раунд, но удвоить количество поставок?

Иногда Люциусу казалось, что Тэтчер говорит не столько с ним, сколько сама с собой.

— Потери будут в любом случаю. Как думаете, кто победит? — спросил Малфой, кивком указывая на ипподром.

— Номер семь достаточно неплох. Отступаться от первоначальных заявлений не в его вкусе.

— О да. Я слышал, что номер семь хочет провести ряд неоднозначных преобразований.

— Сколько людей об этом знает? Достаточно, чтобы шантажировать его?

— Нет, но я рекомендую… — зрачки Малфоя расширились, а холеная ладонь крепче перехватила черную трость. — Простите, я вынужден покинуть вас.

Тэтчер заинтересовано повернула голову, еще более внимательно смотря на светловолосого мужчину.

— Не дождётесь финального круга? — удивилась Маргарет.

Но Люциус ей не ответил и чуть более торопливо, чем позволял этикет, покинул трибуны, оставляя Маргарет Тэтчер в одиночестве. Впрочем, удивление быстро исчезло с ее лица, сменяясь легким разочарованием. А вскоре и оно исчезло, уступая место вежливой маске.

* * *

Руки Люциуса Малфоя заметно подрагивали. Он мог поклясться, что видел ЕГО. Того, кого он лицезрел в своих ночных кошмарах. Темного Лорда Волдеморта. Всего на мгновение в отражение зеркала, находящегося в руках одного из джентльменов, располагающихся в верхней ложе, Люциус увидел стоящего прямо за своей спиной Темного Лорда. Видение длилось всего несколько секунд, но этого хватило, чтобы выбить лорда Малфоя из колеи.

В его голове сразу промелькнули образы малолетнего сына и жены, на которой он некогда женился по договору, но вскоре искренне полюбил. Что сделает вернувшийся Темный Лорд с предавшим его сторонником? А с его семьей?

Люциус чуть ли не пустился бегом, приближаясь к завесе деревьев, откуда можно безопасно аппарировать. Домой, к семье, убедиться, что все в порядке, и Нарциссе с Драко ничто не угрожает.

В отражении лужи Люциус снова увидел Волдеморта. Молодого, но, несомненно, его. Быстро отвернулся, чтобы вновь различить его очертания в оброненной стеклянной бутылке. Он был сразу везде.

— Что вы желаете? — хрипло спросил Люциус, нервно прикусив губу.

— Пройди чуть дальше до места аппарации.

Малфою даже в голову не могло прийти ослушаться. Страх сковал все его естество, а в голове набатом билась одна единственная мысль: «Он вернулся!»

— Люциус, — холодно со змеиными нотками сказало отражение. — Мой скользкий друг… Ты снова вышел сухим из воды. Но я не виню тебя, — Волдеморт выдержал паузу. — Девчонка Поттеров. Я бы хотел, чтобы ты присмотрел за ней. Твое положение в обществе может пошатнуться в любой момент. Девчонка будет тебе полезна.

Как Люциус ни пытался скрыть удивление, у него это выходило не очень хорошо.

— М-мой Лорд, — преданно произнес Малфой. — Но зачем это вам?

— Люциус-Люциус… Это нужно тебе, а не мне. Я хочу отплатить тем, кто верно служил мне!

— Возможно, мой Лорд хотел бы, что бы я склонил девчонку на нашу сторону? — спросил Люциус и резко замолчал, поражаясь собственной дерзости.

В лесу становилось холодно, словно приближались дементоры, а деревья приобретали пустой серый оттенок. Так холодно было в Азкабане, пусть он и провел там всего три дня. Этого времени хватило, чтобы воспоминания засели в голове и не отпускали. Но Люциус знал: дело не в дементорах или других сверхъестественных тварях. Дело в Волдеморте. Все его последователи ощущали себя так рядом с ним. У всех Пожирателей Внутреннего Круга этот страх въелся на интуитивном уровне. Темный Лорд любил и умел наказывать своих последователей.

— Люциус… Делай, как считаешь нужным. Но помни! Она — единственное, что может спасти тебя от поражения. Представь! Героиня войны против Темных сил на стороне оправданного Пожирателя Смерти.

Повисла тяжелая пауза. Малфой медлил. Сомнения не отпускали. Какую выгоду хочет извлечь из этого Темный лорд? Можно ли считать это задание хитроумным наказанием?

— Она ведь родственница твоей жены. Ее бабка была из Блэков. Разве так относятся к родственным связям в наших кругах? Пусть ее мать и была грязнокровкой.

— Да, мой лорд, — задумчиво кивнул Малфой.

Волдеморт исчез из отражения, и Люциус остался один посреди леса.

Антиаппарационные барьеры не позволяли попасть сразу в поместье. Окраина его владений встретила Малфоя привычной тишиной. Высокие, аккуратно подстриженные садовником деревья бросали на землю причудливые и, как казалось Люциусу, пугающие тени. Белые павлины, гордость Малфоев, удивленно вскинули головы и распушили пышные белые хвосты.

Мраморные колонны у входа в поместье показались, как только живая ограда парка закончилась. На них покоился резной антаблемент, изящный карниз, плавно меняющий цвет из горделиво-белого в светло-розовый. Все это было наследием, оставшимся от предков Малфоев. Колонны располагались по бокам от парадного входа, треугольный вимперг защищал дубовые двери от ветра и дождя. По мнению Нарциссы он несколько выбивался из стиля, на что Люциус отвечал: «Величайшим древним волшебникам было виднее».

С трудом отворив тяжелые двери, Люциус, напрочь забывший о магии, быстрым шагом шел к малой гостиной, где в это время обычно Нарцисса проводила время с Драко.

Мысли в голове путались. Он надеялся, что Темный лорд сгинул навсегда, но по-настоящему никогда в это не верил. Почему он появился сейчас? И с чего Темному лорду помогать? Тем более Люциусу, так открыто выступавшему против Волдеморта после окончания войны? Или правду говорят, что Темный лорд сошел с ума после каких-то экспериментов, и сейчас перед ним был настоящий Темный лорд, про которого ему рассказывал отец?

Все-таки тот Волдеморт, которого видел Люциус был другим. Прежний постарался бы запугать Малфоя, но… Новый Волдеморт определенно начинал нравиться ему. С ним можно было иметь дело, не опасаясь круциатуса в спину.

— Люциус, что случилось? — взволнованно спросила Нарцисса, поднимаясь с серебристого дивана.

Видимо, Нарцисса чувствовала что-то неладное. Пусть ее лицо оставалось полностью спокойным, но блэковские чертики прыгали в ее глазах. Такой взгляд бывал у взбешенной Беллатрисы, когда кто-то отказывал ей. Нарцисса же была более хладнокровна, но известный темперамент Блэков все же иногда показывался.

— Как ты смотришь на то, чтобы приютить у нас твою племянницу Галлею Поттер? — усмехнулся Мафлой.

1987

Галлея

Ночь медленно подкралась к Литтл-Уингингу. Высокие деревья на окраине гордо возвышались над темно-серыми дорогами, по краям которых они росли. Редкая машина проезжала здесь в это время. Да и кому могло понадобиться ехать ночью по дороге небольшого пригорода Лондона?

Литтл-Уингинг — совсем небольшой. Слухи разносятся со скоростью света. Даже без особого желания слушать и сплетничать любой человек, проживший здесь хотя бы полгода, будет знать все и обо всех, а любое, даже самое маленькое происшествие или событие становилось достоянием общественности.

В таких городках, как Литтл-Уингинг легко потерять расположение и авторитет, а после почти невозможно вернуть.

Но Галлея Поттер не задумывалась ни об общественном мнении, ни об авторитете. Ее мысли занимала огромная тайна, распирающая ее изнутри. Том предлагал разыскать ее ближайших родственников!

Побег был назначен на сегодняшнюю ночь, и сердце Галлеи нетерпеливо стучало, торопя время.

Выбраться из спящего умиротворенного дома не составило особого труда. Дурсли обычно не запирали дверь на ночь, и выход был свободен.

Стараясь никого не разбудить, Галлея тихими осторожными шагами ступала по плиточному полу. Как назло, шаги отдавались гулким эхом, а сама Галлея замирала после каждого шага, прислушиваясь.

Но все прошло успешно. Когда входная дверь с тихим скрипом открылась, Галлея расслаблено вздохнула и шепнула:

— Том! Ты видишь? У нас получилось!

— Не радуйся раньше времени, — отчего-то напряжено ответил Том. — Нам еще надо дойти до поместья Малфоев.

Даже это не уменьшило радости Галлеи.

Литтл-Уингинг она знала плохо. Основное время она проводила дома, помогая тете или работая в саду. Единственное место, где она бывала кроме дома, были некоторые магазины, без которых никак нельзя.

— Том, куда нам дальше? — спросила Галлея через несколько минут.

— Откуда я знаю? Ты здесь живешь, или кто? — прошипел Том.

— Но… Но я не знаю…

Том глубоко вздохнул, успокаиваясь. Галлея тоже замолчала, стоя посреди парка. Том был каким-то странным. То он рассказывал ей красивые сказки и истории, то злился непонятно почему. Сначала Галлея отказывалась верить, что Том настоящий. Ей казалось, что это просто странный голос в ее голове. Может быть, она сошла с ума, как в том сериале тети Петуньи?

Но ее сомнения улеглись еще вечером первого дня. Как только ночью Галлея сняла очки, собираясь лечь спать, Том сразу же исчез, оборвав разговор на середине. Недоумение Галлеи быстро рассеялось, когда в отражении ее линз появился молодой парень. Так Галлея узнала, что присутствие Тома не признак ее сумасшествия. Тот всего лишь призрак, живущий в ее очках. Том очень злился, когда Галлея снимала очки просто так.

В любой момент их ссор, Галлея могла всего лишь снять их, и Том бы исчез, но она этого никогда не делала. Ей казалось, что это жутко невежливо, и Том мог бы обидеться. Даже в свои семь лет Галлея понимала, как должно быть унизительно Тому находиться в таком зависимом положении, и старалась не акцентировать на этом внимание. Но иногда желание сделать это было очень жгучим, вот как сейчас. Она не виновата, что не знает, куда им идти, чтобы сесть на автобус до Лондона!

Еще вчера они обсудили, как им добраться до Сент-Дейвидса, где находится поместье Малфоев. Всего-то надо сесть на ночной автобус до Лондона, там купить билет и пересесть на рейсовый до искомого города. Как они не учли тот момент, что Галлея понятия не имеет, как найти автобусную остановку.

Том продолжал молчать, и Галлея наконец собралась с силами и пошла к концу парка. Что-то вело ее туда.

— Куда ты идешь? — раздраженно спросил Том.

— Ну, не стоять же нам на месте?.. Мне кажется, нам надо туда.

Остановка действительно стояла недалеко от выхода из парка. Реклама ярко блестела, призывая купить билеты на самолет в солнечную Шри-Ланку. Девушка из рекламы стояла около высокой пальмы в ярко-красном купальнике на фоне лазурно-голубого моря. Галлее казалось, что еще чуть-чуть и она почувствует на коже лёгкий южный ветерок, вдохнет впервые в жизни запах моря, смешанный с кремом от загара тети Петуньи.

— Ничего так, — пробормотал Том.

Алый двухэтажный исконно английский автобус подъехал спустя пять минут и открыл двойные двери, пропуская Галлею в салон.

— Куда это ты собралась, мелкая? — недовольно спросил водитель, поворачивая голову.

Он явно был не выспавшимся. Это подтверждали красные опухшие круги под глазами и мутный взгляд водянисто-серых, каких-то бесцветных глаз.

— Я…

— Наложи на себя маглоотталкивающие чары, я тебе их показывал.

Галлея шепнула требуемые слова на латыни. Пугающий мужчина посмотрел как-то сквозь нее и пробормотал:

— Что только не привидится…

Он отвернулся к лобовому стеклу и не произнес больше ни слова.

Галлея прошла вглубь салона. За исключением посапывающей старушки у окна, сидящего с закрытыми глазами парня, водителя и самой Галлеи с Томом, салон был пуст. Девочка прошла к концу автобуса и села на серое, не слишком удобное сиденье. Ехать предстояло около двух часов, а сна ни в одном глазу.

Том подозрительно молчал, о чем-то задумавшись или просто-напросто спал. В любом случае, Галлея решила его не отвлекать и принялась разглядывать попутчиков. Старушка сидела относительно близко, и, пользуясь тем, что женщина спит, Галлея ее внимательно разглядывала.

По мнению Галлеи, старушка была самой обычной, разве что избыток розового в одежде мог быть принят за странность. Ее розовая шляпка слегка съехала набок, открывая короткие белые кудри. На ее губах играла умиротворенная улыбка, а сама она была расслаблена. Закутана старушка была в светло-розовую, как и шляпка, шаль.

Галлея перевела взгляд на второго пассажира. Юноша спал, держа в руках открытую книгу. Выглядел он до ужаса усталым. Под глазами залегли большие темные круги, губы были неестественно бледными, а щеки впалыми. Бледную кожу оттеняли темные, почти черные волосы, и Галлее казалось, что парень похож на вампира.

«Но вампиров же не существует?» — это был один из первых вопрос, который Галлея уточнила у Тома. Тот ответил, дескать, они действительно существуют, но в Англии их не встретишь.

Вспомнив про оговорку об Англии, Галлея поежилась. Вдруг это путешествующий вампир? Спустя десять минут Галлея была почти на сто процентов уверена в этом. Но парень-вампир никак не реагировал на внутренние метания Галлеи и все так же сидел, облокотившись на окно.

— Том! — шепотом позвала Галлея, но друг не отозвался. — Том!

Тут парень резко дернулся, а Галлея подпрыгнула от неожиданности. В следующее мгновение салон автобуса наполнился душераздирающим писком. В попытке закрыть уши, избавиться от ужасного звука, Галлея слетела с сиденья и подняла помутневший взгляд на старушку. Та продолжала мирно спать. Только шляпка съехала по плечу еще больше.

Виновник шума тем временем медленно поднялся с сиденья. Он открыл глаза, и Галлея завопила. Глаза словно светились изнутри ярко-голубым светом. До носа долетел запах чего-то кошмарно неприятного. С трудом приглядевшись, Галлея нашла источник смрада. Лицо парня было покрыто гниющими струпьями, а кожа чернела на глазах.

— Том!!! — закричала Галлея, что есть сил, но ответом ей стала пугающая тишина.

Галлея попятилась, отползая в конец салона. Ноги отказывались слушаться, а сама Галлея даже не пыталась встать. Старушка удивленно вскинула голову, сонными глазами посмотрела на нее, и тут же сразу уснула, успев закутаться в шаль.

— Одаренная! — не своим голосом хрипло каркнул парень, поворачивая к Галлее голову.

Медленными шагами он направился к ней, на ходу его кожа краснела, а потом чернела, будто обугливаясь. На щеках выступили ярко-красные волдыри. Парень протянул к Галлее руку, настигая ее. С руки свисала почерневшая кожа, а что-то красное капнуло на лицо девочки. Это помогло Галлее очнуться и взять себя в руки. Удивительно резво вскочив на ноги, она скользнула под рукой преследователя и с силой толкнула его в спину.

Парень начал падать и в нескольких сантиметрах от пола он взорвался, забрызгав все вокруг кровью.

Красная липкая жидкость окатила Галлею с ног до головы, заставив ее снова завопить:

— Том! Том!!!

Голова старушки мотнулась в такт повороту автобуса. Галлея упала на пол. Ее голова влетела в соседнее сиденье, и Галлея потеряла сознание. Темнота поглотила ее, а глаза против воли закрылись. Последним, что она услышала был испуганный возглас старушки:

— Девочка?!

В нос ударил сильный запах чего-то резко пахнущего, и Галлея с трудом открыла слезящиеся глаза.

— Деточка, ты в порядке?

Галлея так и лежала на полу, но рядом с ней не было липкой крови и разлагающейся плоти того парня. Быстрым взглядом она удостоверилась, что рядом с ней тоже нет останков, а пол и сиденья были девственно чисты.

— Что это было? — хрипло спросила Галлея.

— О чем ты? — спросила старушка.

Оказывается, она склонилась над Галлеей. Розовой шляпки на ней не было, а шаль была распахнута, открывая такое же розовое платье с причудливой вышивкой на груди.

— Я… Я не знаю… — сбивчиво произнесла Галлея и предприняла попытку встать с пола. — Тот парень… — встать не получилось, ноги подкашивались, а сердце бешено стучало. — Он… Что с ним произошло? — Галлея приняла решение не пытаться подняться с пола. — Вы… Вы ведь слышали. Да? Мне не показалось?

Пальцами Галлея вцепилась в шаль старушки, потянув ее на себя.

— Деточка? О ком ты говоришь? Признаться, я уснула и никого кроме тебя в автобусе не видела. Ты так страшно закричала и упала в обморок. Где твои родители? Ты знаешь адрес?

Женщина протянула руку к Галлее, как давеча тот парень, и Галлея чуть не упала в обморок снова. Но старушка не пыталась схватить ее, а лишь ласково провела по волосам Галлеи, заправляя черную прядь за ухо.

— Я… Наверное, я уснула, — соврала Галлея, отводя глаза.

— Ни на минуту тебя нельзя оставить! — шепнул Том.

Галлея вздрогнула от удивления, услышав родной голос.

— Выйди из автобуса. Скоро здесь будут авроры.

Галлея чуть не расплакалась от облегчения.

— Вы не подскажете, где мы едем? Мне надо было недалеко, но я уснула и не знаю сколько мне еще ехать, — постаралась отвлечь старушку Галлея.

Она купилась на уловку и ответила, хотя беспокойство в ее голубых глазах не исчезло:

— Да минуты две до первой остановки на окраине Лондона.

— О! Какая удача! Мне как раз надо было туда! Спасибо-спасибо-спасибо! — сориентировалась Галлея, не давая панике захлестнуть себя.

Чтобы старушка не успела опомниться Галлея поднялась с пола и пошатываясь пошла к дверям. Блестящая рекламой остановка уже показалась на горизонте. С трудом дойдя до поручней у дверей, Галлея тяжело оперлась о них.

— Давай я тебя провожу? — растеряно спросила женщина.

Галлея постаралась выдавить из себя улыбку, осыпала ее благодарностями за помощь и, не давая той опомниться, выскочила в открывшиеся двери.

Ночной воздух ударил по легким, и Галлея без сил упала прямо на земле. Рвало ее долго, а перед глазами все стояли картины ужасного парня из автобуса. Кажется, Том что-то шептал ей, но Галлея не вслушивалась. Сердце стучало в ушах, заглушая все звуки вокруг.

Она не знала, сколько так пролежала. Просто в какой-то момент Галлея поняла: нельзя лежать так всю ночь. Ее решимости и сил хватило только на то, чтобы сесть на скамейку и прислонить затылок к холодной стене остановки.

— Что это было, Том? — шепотом спросила Галлея.

— Прости, что меня там не было. Мне надо было отлучиться и… Прости меня. Я не знаю, кто это был.

— Пообещай, что больше никогда не оставишь одну! — всхлипнула Галлея. — Мне было так страшно! Он так навис надо мной… Его рука… Эта кровь повсюду!

— Я знаю, знаю, Галлея, — тихо сказал Том. — Все хорошо. Он больше не придет.

Галлея начала плакать еще сильнее.

— Но почему та бабушка его не видела? И почему я потом его не увидела? Я же не сошла с ума?!

Последний вопрос был задан скорее самой себе, но Том поспешил ответить на все три:

— Я не знаю. Старушка была маглой, я проверил… Насчет остального, не знаю. Правда, я бы хотел тебе помочь, но…

— Ты ничего не видел? — страшась ответа, ослабшим голосом спросила Галлея.

— Ничего.

1987

Галлея

Небо начинало светлеть, забирая с собой тревоги Галлеи. Просто в какой-то момент Галлея устала переживать, ее силы кончились, и осталось только неестественное спокойствие. Том, настроившийся успокаивать Галлею ближайшие несколько часов, оборвал себя на полуслове.

Галлея поднялась со скамейки, на ходу одёргивая темно-зелёную футболку Дадли.

— Куда ты собралась? — наконец выдавил из себя Том.

Галлея пожала плечами и посмотрела в сторону востока. На горизонте появлялись золотистые проблески солнца, а небо у кромки деревьев розовело. Вместе с этим испуг исчез окончательно. Наступала привычная пора — день, в котором все так знакомо и известно. Днем не может произойти ничего страшного. По крайней мере, так считала Галлея.

— Нам же надо как-то доехать до Малфоев? Не сидеть же здесь всю ночь, — тяжело вздохнула Галлея. — Мы вышли слишком рано, да, Том? — уточнила она.

— Да. Нам надо было проехать еще три остановки.

Что-то в тоне Тома показалось Галлее обвиняющим, и она вспомнила любимую фразу тети, которую та говорила Дадли: «Лучшая защита — это нападение».

— Как будто это я виновата! Не могла я больше ехать в том автобусе, где взорвался тот парень! Ах, да! Его же не было, и это все мои глюки!

Том снова завис, обдумывая слова Галлеи или пытаясь подобрать правильный ответ. Спустя несколько секунд он сказал:

— Конечно, он был! Почему его не видели ни я, ни магла существует множество причин.

Галлея промолчала и продолжила смотреть в сторону. Ее взгляд переместился на выглядывающую из-за поворота трассу, по которой неторопливо ехал точно такой же красный, двухэтажный автобус. Галлея быстро отогнала воспоминания о парне, запихивая их в самую глубину сознания.

Автобус вновь приветственно открыл двустворчатые двери. Водитель, вопреки опасениям Галлеи, был совершенно другим. Тот, первый, был чрезмерно худым и высоким в потрёпанном, видавшем виды сером пальто. Этот же водитель был словно противоположность первому: мужичок с добродушным выражением лица и широкой улыбкой щеголял в ярко-зеленом жакете и красной рубашке под ним.

— Девочка? А чего это ты, такая маленькая, делаешь здесь одна? Бежишь от серого волка? — пошутил и тут же сам рассмеялся своей шутке.

Галлея пожала плечами:

— Мне не надо от серого волка. Мне надо совсем немного проехать.

Водитель рассмеялся.

— Только у меня нет денег… — протянула Галлея, отмахиваясь от Тома, шептавшего применить чары для отвода глаз.

Мужчина потер гладко выбритый подбородок и приветственно махнул широкой рукой:

— Да ладно! Езжай так. С такой малютки деньги брать совестно.

Галлея радостно шмыгнула в салон и замерла, внимательно вглядываясь в других пассажиров, страшась увидеть еще одного мертвенно-бледного человека со светящимися синими глазами. Но опасения Галлеи снова не подтвердились. Пассажиров было намного больше и абсолютно точно не было никого похожего ни на того парня, ни на старушку.

Единственной бледной и уставшей здесь была девушка, и Галлея было напряглась, ровно до того момента, как усталая женщина открыла глаза. Серые, обычные глаза.

Доехали они с Томом без приключений, что не могло не радовать. Галлея бы просто не пережила еще одного подобного экстрима.

Когда они доехали до нужной остановки, небо стало уже совсем светлым, а Лондон неторопливо просыпался. Прохожие, словно сонные мухи, медленно ходили по серым улицам в строгих костюмах с официальными дипломатами в руках. Здесь были и женщины в точно таких же брючных костюмах и кейсами в руках.

Галлее эта обстановка была непривычна. В Литтл-Уингинге людей было намного меньше, а женщины в основном сидели дома. Редко можно было встретить деловито спешащую куда-то даму в костюме.

Высокие дома мрачными тенями нависали над прохожими, а тяжелое дождливое небо казалось висело совсем низко. Галлея поежилась. Погода была неприятной.

— Извините! — воскликнула Галлея, подходя к одной из деловых женщин.

Та быстро обернулась и недовольно поджала алые губы, смотря на Галлею.

— Чем могу помочь? — недовольно спросила она, переводя взгляд на дорогу, где проезжали неровным потоком машины.

— Понимаете, мне надо…

— Простите, это мой автобус, — перебила Галлею женщина и быстрым шагом направилась к автобусу.

Галлея замолчала, удивленно смотря ей вслед. Казалось, никто из людей на остановке не обратил внимания на сбежавшую от Галлеи женщину и ее саму.

— Мистер, простите, не могли бы помочь мне? — спросила Галлея, заглядывая в серые глаза низенькому, коренастому, лысеющему мужчине.

— Да, конечно, мисс, — кивнул он, улыбнувшись уголками губ и проведя рукой по прилизанному остатку волос.

— Мне надо в Сент-Дейвидс. На какой автобус мне надо сесть, сэр? — быстро, опасаясь, что мужчина тоже уйдет, произнесла Галлея.

— В Сент-Дейвидс? — переспросил мужчина и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Автобус только что уехал, но не волнуйтесь, мисс, скоро подъедет еще один! — воскликнул мужчина, глядя на расстроившуюся Галлею.

— Вот угораздило же Малфоев строить поместье так далеко от Лондона, — недовольно буркнул Том из очков.

Галлея в свою очередь поблагодарила мужчину и опустилась на полупустую скамейку у остановки. Навалилась тягучая усталость и спать хотелось неимоверно. Сказывалась долгая бессонная ночь. Интересно, дядя с тетей будут ее искать? Или только порадуются, что нерадивая племянница исчезла?

Как и говорил тот мужчина, который, к слову, уже сел на один из нескольких проезжающих мимо автобусов, нужный подъехал через считанные минуты.

Поездка не принесла ничего странного и необычного. Автобус был забит почти битком. И страх отступил вовсе. Большинство пассажиров были иностранными туристами, говорившими на разных языках. Галлея с трудом разобрала громкий немецкий, гортанный французский и еще какие-то совсем уж непонятные языки.

Под эту какофонию голосов спать было невозможно. Облокотившись головой на мутное стекло окна, Галлея все-таки уснула. Сон был тревожный и отрывистый. Во сне появлялся тот взорвавшийся парень. Он смотрел на Галлею немигающим взглядом бездонных светящихся глаз. Он не пытался ее схватить или что-то с ней сделать. Он лишь смотрел на нее. Смотрел и смотрел. Эти глаза не выражали ровным счетом ничего. Пустой, бессмысленный взгляд. Он шевельнул губами, словно пытался что-то сказать. Галлея подалась вперед, силясь разобрать тихие слова.

Ей казалось, что еще чуть-чуть и она услышит, поймет…

Но сон прервался. Напротив нее сидел загорелый мужчина с забавными длинными, явно заботливо уложенными усами. Он, кажется, что-то спросил у нее, но Галлея не расслышала:

— Простите, я прослушала, повторите, что вы сказали, мистер?

— Kommt St. Davids bald? — спросил мужчина.

Лингвистических способностей Галлеи хватило только чтобы определить, что вопрос был задан на немецком.

— Простите, я не говорю по-немецки, — помотала головой Галлея.

К ним подошла женщина, качнув черными пышными кудрями. Она что-то быстро сказала усатому мужчине. Тот перевел удивленный взгляд на Галлею и так же быстро что-то ответил спутнице.

— Извини, дорогая. Мой муж очень плохо говорит по-английски, — наконец девушка перевела взгляд на Галлею. — Мой муж спрашивал далеко ли еще до Сент-Дейвидса? Он подумал, что ты местная и знаешь.

Галлея отрицательно помотала головой, а Том шепнул на ухо, что недолго.

Пара удалилась, снова оставляя Галлею одну. Мужчина спугнул ее сон, и Галлея неосознанно злилась на него. Еще немного и она разобрала бы, что хотел ей сказать парень из сна. Галлее казалось это очень важно. А на вопрос почему, она бы и сама не смогла ответить.

Тому тоже говорить не хотелось. Галлее казалось, что он ее не поймет. Нет, не посмеется над ней, но… В общем, говорить не хотелось.

— Вставай, лягушка-путешественница, — шутливо сказал на ухо Том. — Мы уже приехали.

Галлея кивнула и встала с сиденья. Ноги были ватными, и шаги удавались с трудом. Погода исправилась. Серое небо далекой сырой Англии осталось позади, а здесь словно был маленький райский уголок.

Море зелени вокруг, низенькие маленькие коттеджи, стоящие обособленными деревеньками. Город, хотя Галлее сложно было его так назвать даже мысленно, казался Галлее сказкой. Высокие деревья, находящиеся везде, гордо возвышались над землей на несколько миль вокруг. Солнце пробивалось сквозь большие листья древних деревьев, причудливо играя на стволах.

— Как здесь красиво, — шепотом сказала Галлея.

— Конечно! — не замедлил с ответом Том. — Сент-Дейвидс полностью расположен в национальном парке. У Малфоев хороший вкус, этого не отнять. Я бы пожил здесь когда-нибудь в старости… — поддался сентиментальности Том.

Но сразу же взял себя в руки.

— Так, ладно. Потом полюбуешься местной природой. Надо добраться о поместья Малфоев и что-то подсказывает, что мы чего-то не учли.

Галлея оторвалась от созерцания поблескивающей в долине реки:

— Да чего мы могли не учесть? Мы уже здесь, все хорошо.

Но Том не был настроен столь же оптимистично.

— Да нет же. Что-то не… — Том резко замолчал, не договорив. — Черт возьми.

— Что случилось? — удивленно спросила Галлея, наклоняюсь вниз, дабы сорвать поблескивающую в траве ягодку.

— Поместье! Ну, конечно! Местонахождение дома Малфоев держится в строжайшем секрете. Лишь немногим известно, что в графстве Пембрукшир, и только избранные знают, в каком городе. Но Малфои не были бы Малфоями, если бы не спрятали свое поместье еще лучше. На дом наложено специальное заклинание, что, не зная проходного слова, его не найдешь и не увидишь. Темный лорд знал слово, а я… — Том снова замолк, обрывая мысль.

— Темный лорд, Том? — спросила Галлея, закидывая в рот очередную сочную ягодку.

Вообще все ягоды здесь были очень вкусными. Сладкая малина таяла на языке, фиолетовая черника так и попадалась под пальцы сама. Таких ягод Галлея никогда не ела. Тетя иногда приносила домой покупную клубнику. Один раз даже Галлея ее попробовала. Но вкус был совершенно другой.

— Неважно, — сухо ответил Том. — Главное — понять, что нам теперь делать.

Галлея наконец отвлеклась от ягод:

— Какие есть идеи? — спросила она. — Надо найти кого-то, кто знает, где живут тетя с дядей или хотя бы знают, где можно снять комнату.

Том мысленно хмыкнул. Иногда он даже забывал, что Галлее семь лет. Несколько раз он задавался вопросом, как ребенок в таком возрасте может говорить такие разумные вещи. Хотя, вспоминая себя в том возрасте, он уже не мог быть ни в чем уверен. Может виной тому тяжелое детство? Он рос в приюте и не знал любви и заботы. И Галлея, спихнутая не желавшим ее родственникам, которые так и не смогли полюбить ее, напоминала ему о собственном детстве. Связь была колоссальной. Сам Том не мог трезво оценить, как вел себя в свои семь лет. Это было так давно, и, казалось, в другой жизни. Лучше обсудить это с кем-то из бывших сторонников Волдеморта. Например, с Малфоем.

— Можно попробовать, — согласился Том. — Я не очень хорошо знаю эту местность, но, насколько я помню, из достопримечательностей здесь есть только Собор святого Давида, не считая природы, конечно.

— Ты предлагаешь переночевать в древнем замке-соборе, как в книжках? — глаза Галлеи опасливо загорелись предвкушением.

— Нет! — остудил ее пыл Том. — Само собой, нет. Поблизости должны быть какие-то гостиницы. Туристическое же место.

Галлея грустно выдохнула. На протяжении нескольких секунд в ее голове рисовался план. Мысли неслись с невообразимой скоростью. Переночевать в старинной крепости! Что может быть интереснее? Вдруг удастся встретить призраков? Холодные каменные стены, бесконечные коридоры, высокие окна и бойницы… Это завораживало.

Но одно слово Тома в одно мгновение разрушало все это. «Нет».

— Но… Но почему? — хриплым, полным разочарования голосом спросила Галлея.

— Потому что, — буркнул Том. — Ты еще маленькая и не понимаешь. И хватит ныть, ты мне мешаешь, — отмахнулся Том от начавшей что-то говорить Галлеи.

Слова больно полоснули ей по сердцу. Тетя с дядей никогда не разрешали ей «ныть» и просить что-то сверх выше необходимого. С появлением Тома отношение родственников не изменилось, но Том никогда не говорил ей такого. Не говорил ей, что она ноет, не говорил, что она маленькая и что мешает ему. Слезы появились в уголках изумрудных глаз Галлеи.

Том… Том словно предал ее.

— Я… я тебе мешаю? — еще тише спросила Галлея.

— Да, отстань, я думаю! — не понимая, какую боль ей причиняет этими словами, ответил Том.

И Галлея замерла, обхватив себя руками. Тонкая кофточка на ней легко продувалась холодным ветром, проникающим под кожу, холодящим сердце. Галлея закрыла глаза и пожелала оказаться, где угодно, но только не здесь.

Неожиданно живот скрутило болью, а перед глазами появилась кровавая пелена. Желание Галлеи исполнилось.

1943

Том

Том лежал в воде, чувствовал прохладу вокруг себя. Ощущал травянистый запах болота. Над головой, там, где должно быть небо, виднелись только древесные кроны.

Рядом из воды поднялась змея, и Том ощутил, как накатывает ужас. Сердце ухнуло куда-то вниз, ведь змея была огромной. Хогвартский василиск мог бы потягаться с ней размером, но Том не брался сходу определить победителя.

Чудовищное пресмыкающееся взвилось в воздух, открыло пасть и бросилось на кого-то или что-то, вызвав высокую волну.

Том ушел под воду с головой, не успев закрыть глаза, и внезапно обнаружил, что может видеть под водой так же ясно, как и над водой. Вода окрашивала все вокруг в коричнево-зелёные тона, но объекты легко было различить: вот гигантская палка, огромный, больше человека, лист, над головой промелькнула тень гигантского паука…

«Стоп, — Том наконец-то чётко сформулировал мысль и начал размышлять, — всё слишком огромное».

Он вынырнул из воды и огляделся. Исполинские деревья вырастали из холмов, покрытых длинной желтоватой травой. Из травы высовывались поганки, которые смело можно было использовать в качестве зонтов. Мимо прожужжал мохнатый шар, размером с квофл для квиддича.

Он чувствовал холод воды, дуновение ветра, наконец, он чувствовал голод, а, значит, у него было тело. Том посмотрел на себя. Вода искажала отражение, но не настолько, чтобы вместо человека показывать бурую лягушку.

— Мерлинова борода! — выругался Том. Он знал ругательства и покрепче, но слова были не важны. Из его рта вырвалось низкое кваканье.

Безумный друид что-то наколдовал на пару со своим забытым божком!

Тома захватило негодование.

И зачем он поверил этим двоим? Знал же, что доверять можно только себе. Решил, что когда дойдёт до обсуждения дела и договора, успеет всё уточнить и выторговать себе условия получше. Лягушка! Чем лягушка лучше призрака?! Что он может исправить, будучи какой-то лягушкой?!

Чтоб им самим в лукотрусов переродиться! Сами небось сидят возле костра, жрут из волшебного котелка и смеются над ним.

Том вынужден был прервать мысленные ругательства, потому что из воды снова вынырнула змея. Теперь было ясно, что змея эта самая обычная, не василиск, но от этого факта опасность меньше не становилась. Том замер от страха.

«Змеи видят движение? Или тепло»? — раньше Том мало интересовался такими вопросами, а сейчас это был вопрос жизни и смерти.

У змеи была маленькая голова, тёмно-коричневый узор по всему телу, а в черных круглых глазах невозможно было разглядеть зрачок. В приоткрытой пасти мелькал раздвоенный язык, создавая впечатление, будто змея облизывается перед едой.

Некто неосторожно всколыхнул воду, и змея бросилась в ту сторону. Вода снова накрыла Тома с головой, и он решил воспользоваться шансом и уплыть подальше.

* * *

Жизнь лягушки оказалась непростой, но однообразной: прячься от хищников и добывай еду. Том решил двигаться в одну сторону, надеясь выбраться из болот, но ему не удалось. Слизняки оказались на вкус очень неплохими, быстрая реакция помогала ему ловить мух прямо на лету. Однажды, после заката, ему захотелось громко запеть, но он сдержался. Враги были повсюду: змеи, птицы, ежи, да вообще все, кто крупнее.

Ночь сменила день десяток раз, и однообразие закончилось. Том встретил на болоте людей.

Трое молодых парней собирали болотные водоросли. У каждого из них был мешок, грабли и ножницы. У одного за ухо была заложена волшебная палочка.

Том рассматривал этих людей и решился.

— Эй, придурки, — громко крикнул он. Разумеется, слов люди не поняли, но на звук обернулись.

— Ого, смотри, Энтони, волшебный жаб. Да какой большой, — отреагировал один из парней.

— Осторожно, они ядовитые!

— Ой, да бросьте, — третий парень, надел плотную рукавицу из кожи и схватил Тома. — Не настолько ядовитые, чтобы шкуру дракона прожечь. Сдадим в магазин в Косом переулке, выручим пару галеонов.

Новость про яд Тому понравилась. Значит, у него было тайное оружие против хищников, а он и не знал. Пригодится.

Тома сунули в мешок. Всё вокруг погрузилось в темноту и тишину.

«Вот как выглядит сумка с незримым расширением, если ты предмет», — проворчал про себя Том.

И тут ему в голову пришла занимательная идея: если он волшебное существо, хоть и жаба, то может применять заклинания. Конечно, беспалочковая невербальная магия — это высочайший уровень мастерства, и раньше у него получался только люмос, но попытаться стоило.

В темноте мешка один волшебный жаб коротко квакнул, и перед носом у него загорелся тусклый огонёк, будто светлячок завис в воздухе. Огонёк почти ничего не освещал и периодически гас, но жаб смотрел, не отрываясь. Так прошло минут пять, после чего всё погрузилось в темноту.

* * *

В магазине волшебных животных и днём и ночью было шумно. Совы ухали, коты мяукали, лягушки и жабы пели и квакали, крысы пищали. Кто-то постоянно что-то грыз, царапал или скрёб. Хозяйка магазина — пожилая женщина в застиранной мантии неопределенного цвета расхваливала перед клиентами каждого зверя так, будто продает святой Грааль. Недостатки чудесным образом превращались в достоинства, а случайные факты подавались как нечто уникальное. Обычный серый кот с полосками на хвосте оказывался в её устах верным помощником волшебника, полукниззлом, защитником от всех бед, определителем здоровья хозяина и прочее и прочее.

Волшебных земноводных в магазинчике продавали самых разных. Их сортировали по цвету, виду и размеру и рассаживали в небольшие деревянные бочки. В одну из них попал и Том. Тёплая компания жаб встретила его неприветливо.

— Ещё, ква-адин.

— Да ещё ква-кой огромный. Всех объест.

— Заткнитес-сь, — Том умудрился это прошипеть, да так, что полоз в соседнем ведре встрепенулся.

Жабы притихли, но хватило их ненадолго. Минут через десять они снова начали ворчать.

Впрочем, торговля шла бойко, и за короткое время хозяйка умудрилась продать аж двух жаб из этой конкретной бочки.

Том решил игнорировать недовольное кваканье и прислушаться к словам хозяйки, благо та как раз рекламировала товар новому клиенту.

— Посмотрите, какие совы. Просто чудо, пёрышко к пёрышку. Возьмите вот эту восхитительную сипуху. Она и почту носит и мышей ловит, сама тихая, чистенькая аккуратная. Да за ней почти не нужно убираться.

— Ну-у, не зна-аю, — протянул звонкий мальчишеский голос. — Сова у нас есть…

— Тогда, могу я вам предложить волшебную жабу, — нашлась хозяйка. — Они сейчас в моде, разбирают их на раз. Возле глаз у них железы со специальным ядом, можно сварить столько интересных зелий! И питомец этот маленький, держите его хоть в кармане!

— Покажите жаб, — произнёс заинтересованный женский голос.

— И мне, и мне, — добавил мальчишка.

— Сюда, пожалуйста.

По деревянному полу простучали шаги, и над бочкой появилась голова одиннадцатилетнего мальчишки.

— Мама, я хочу жабу! — заявил он

— Хорошо, Элджи. Я же сказала, выбирай, кого хочешь.

— Сейчас выберу! — мальчик вытянул палец и начал считалочку. — Раз, два, три — на лягушек посмотри! Четыре, пять — начинаю колдовать. Шесть — у меня палочка есть! Семь — и не страшно мне совсем. Восемь — у звезды удачу спросим. Девять, десять — мне ответил ясный месяц!

Детский палец указывал на Тома.

— Я выбрал! Вот этот!— громко объявил мальчишка, схватил Тома и вытащил из бочки.

— Не сжимай его так, а то он лопнет, — остудила пыл его мать.

— Прекрасный выбор, — заявила хозяйка магазина. — Этот восхитительный экземпляр прибыл к нам только сегодня утром. Он спокойный и молчаливый. А ещё у него в Хогвартсе важные дела. Вы не пожалеете!

Том потряс головой, думая, что ослышался. Эта женщина заявила, будто у жабы дело в Хогвартсе, а никто и глазом не моргнул. Мальчишка разглядывал Тома, которого держал в руке, а женщина в длинном платье и шляпке с сушеными розами, очевидно, мать мальчика, смотрела на все вокруг с легкой улыбкой и усталостью во взгляде. Так смотрят взрослые на надоедливых, но любимых детей.

— Элджи, раз ты выбрал, то пойдем. Нам ещё много что надо купить, — сказала женщина.

— Я назову тебя Тревором, — шепотом сказал мальчишка Тому. — У меня почти нет друзей, только Лесли. Но Лесли девчонка, и она много болтает, так что ты будешь хранить мои секреты.

— Да щас. Больно надо, — квакнул Том.

— Мама, смотри! Тревор со мной разговаривает! Он согласился быть моим жабом! Тревор, поедешь на плече? Только не убегай. Мама за тебя пять галеонов отдала.

Том выдавил отрывистое кваканье. Лучше ехать на плече, чем в кармане. Хоть посмотреть можно, что вокруг творится.

«Цена мне пять галеонов, — невесело подумал он. — Как низко я пал. Из лучшего ученика Хогвартса до волшебной жабы за пять галеонов. Но я выживу, уничтожу ту тварь, что заняла моё тело. Стану сильнее, умнее и умелее. А потом вызову того божественного дядьку и спрошу с него по полной»!

Когда они выходили из магазина, Элджи споткнулся об рыжую кошку, крутившуюся у двери. Том видел ее совершенно отчетливо, а вот мальчишка, похоже, был невнимателен. Он начал падать, но схватился за дверную ручку и смог устоять.

— Блин, на ровном месте, — пробормотал он себе под нос и вышел на улицу.

После Том увидел кошку в окне ещё раз. Она смотрела на него надменно и чуть насмешливо, мол: «а я всё знаю, и даже немного больше, чем ты».

Мальчик оказался из семьи чистокровных волшебников, а звали его Элджи Долгопупс. В этом году ему исполнилось одиннадцать лет, и родители собирали его в Хогвартс. Том с удивлением узнал, что далеко не все чистокровные волшебники богаты. Родители Элджи, хоть и жили в старом красивом доме, полном волшебных предметов, скрупулезно считали каждый галеон. Элджи достался подержанный набор учебников, хоть его мать и старалась выбрать самые целые.

Отец парня работал в министерстве с утра до ночи, демонстрируя дома крайнюю степень занятости и повышенную нервозность. Том так и не понял, чем именно тот занимался.

Бабушка Элжди постоянно варила зелья, снадобья и бальзамы, которые должны были добавлять красоты. Пыталась варить. Почти все попытки приводили к плачевному результату. Один раз она взяла Тома и положила его в дождевую воду на несколько часов, после чего принялась варить зелье на этой основе, но что-то пошло не так. Серая крыса, на которой испытывали получившееся зелье, покрылась большими коричневыми бородавками, которые невозможно было свети никакими заклинаниями. После этого пожилая дама оставила Тома в покое.

Мать мальчика по большей части занималась хозяйством и шила одежду. С волшебством это отнимало совсем немного времени и сил. В свободное время она украшала шляпы всем, что под руку подвернется. В коллекции были как традиционные варианты с цветами и камешками, так и совсем экзотические, вроде чучела грифа.

Всё это Том выяснил за месяц жизни в доме Долгопупсов. Лето уходило быстро, и вскоре пришла пора отправляться в Хогвартс. Впереди было время, полное опасностей, тайн и неизвестной магии.

1987

Галлея

Тело Галлеи горело, а желудок, казалось, выворачивался наизнанку. Перед глазами все плыло, и мелькали неясные цветные пятна. Руки и ноги ощущались неимоверно тяжелыми и неподъемными. Горячий воздух с силой бил по легким, а мелкий песок был сразу везде. Мысль, откуда в Сент-Дейвидсе песок, проскочила где-то на периферии сознания, не привлекая внимания.

Галлея наконец с трудом открыла слезящиеся глаза и увидела бескрайнее синее небо, без единого облачка. Оно занимало все поле зрения, было началом и концом. Только бескрайнее голубое небо.

Набравшись сил, Галлея повернула голову и увидела, к своему облегчению, что-то помимо пугающего неба. Этим «чем-то» был мелкий и колючий светлый песок. Неровными волнами он шел к той точке, где сходится небо и земля. Песок, небо и больше ничего.

Галлея попробовала было испугаться, но сил на это не было. Лимит испуга и удивления был на сегодня исчерпан, и она ощущала только всеобъемлющую пустоту.

— Том? — собственный голос показался ей чужим и каким-то неправильным.

— Очнулась! — громкий возглас резанул по ушам, заставив Галлею поморщиться. — Мерлин и Моргана! Ты меня так напугала! Двойная аппарация, в твоем-то возрасте! Да я…

— Двойная что? — перебила его Галлея.

— Аппарация. Перенос себя в другое место. Аппарация до шестнадцати лет вообще не рекомендуется! — продолжал кричать Том. — А двойная!.. Мерлин тебя дери! Не делай так больше, пожалуйста! — тихо закончил он.

— Что значит двойная? — уточнила Галлея. — Я ничего не помню.

Она откинула голову, и яркая голубизна неба снова ударила по глазам.

— И почему так жарко?

— То есть «не помню»? Ты перенесла нас из Сент-Дейвидса в… Я не понял, кажется, Хогвартс, куда-то на окраину Запретного Леса. Потом ты странно так посмотрела на хижину… Да, это все-таки был Хогвартс. Так вот, ты посмотрела на хижину лесничего и снова аппарировала, — сказал Том. — Я звал тебя, пытался докричаться, но ты не обратила внимания…

Галлея замерла. Последним ее воспоминанием были обидные слова Тома, где он просил ее отстать от него. На этом цепочка событий прерывалась, и следующее, что помнила Галлея, была жаркая бескрайняя пустыня.

— И… — начала Галлея. — И как мы оказались в… пустыне?.. Я правильно поняла?

Проблема с провалом в памяти была отправлена в ящик «подумать позже» и забыта. В данный момент Галлею больше беспокоило, куда же их с Томом занесло и как отсюда выбраться.

— Понятия не имею, — ответил Том. — В теории, аппарировать можно лишь в то место, где бывал до этого, но я уверен, что и в Хогвартсе ты до этого не была. Так что мы можем быть в любой части мира.

«Обнадеживающе», — подумала Галлея. Хотелось заплакать, прижаться лбом к чему-нибудь холодному и выпить хоть полстакана воды. Но вокруг был лишь раскаленный песок и полное отсутствие источников воды. Слезы высохли сами, так и не успев выступить на глазах. Никто, кроме нее самой, не поможет ей.

Галлее безумно хотелось задать Тому глупый вопрос: «Что нам делать?», Том бы что-нибудь придумал, сказал, что все будет обязательно хорошо. Но она почему-то так и не спросила.

— Где-то здесь должна жить бедуины… Это кочевые племена жителей пустыни. Я уверен, мы их встретим. Я пойду вперед и постараюсь их найти. А ты, видишь, на горизонте виднеется гора? Иди прямо к ней и не сворачивай, — сказав это Том, исчез.

Ничего не изменилось, очки остались на месте, но отсутствие Тома было ощутимо, словно у Галлеи вырвали кусок сердца.

Поднявшись с обжигающего песка, Галлея мельком отметила, что мелкий песок успел забраться повсюду. Он запутался в черных спутанных кудрях, колол ноги в кроссовках, шариками катался под футболкой и хрустел на зубах. Кое-как отряхнувшись, Галлея сняла тонкую сиреневую кофточку и повязала ее себе на голову на манер платка.

Во время работы в саду у тети тоже бывало очень жарко. Солнце жгло, конечно, не так сильно, и в свободном доступе была вода, но… Галлея знала, что с прикрытой головой чувствуешь себя намного лучше.

Идти можно было, куда угодно. Во все стороны. Галлея присмотрелась к линии горизонта и увидела гору. Далёкую, словно мираж. Как там сказал Том?

Иди прямо и не сворачивай.

И Галлея пошла. Песок был везде одинаковый. Песчаные дюны напоминали волны на море. Нет, на море Галлея не была, но не раз его представляла. Вот и сейчас, идя в какую-то сторону, наверное, на восток, Галлея их не различала, она утешала себя. Еще чуть-чуть — и она выйдет к морю. Ведь пляж обычно песчаный? Где-то впереди, там, недалеко, должно быть прохладное синее море. Может, оно даже доходило досюда, а дюны — это его застывшие волны?

Поднявшись на очередной бархан, самый высокий, Галлея замерла и огляделась. Вокруг не было моря. Не было ничего. Только мелкий, колючий песок. Она была совсем одна на много миль. В горле встал ком.

— Том, — позвала Галлея. — Я никуда так не дойду… Никуда.

Ответом ей была тишина. Том ушел искать кого-нибудь живого или воду. Но… Она была одна. Совершенно одна. Мелькнула мысль, кто о ней вспомнит? Если она навсегда останется здесь, кто вспомнит о ней? Тетя с дядей? Дадли?

Галлея заливисто рассмеялась и села прямо там, на скользящий вниз песок. Смеялась она долго, не отдавая себе отчета. Галлея не понимала, почему ей так смешно. Вместе со смехом на глаза выступили слезы, а сама пугающая веселость ушла, уступая место глухим всхлипываниям.

Успокоившись Галлея поднялась и поняла, что гора всё так же далеко, будто она не шла, а стояла на месте. Снова захотелось рассмеяться, но Галлея сдержалась и просто шла. Было уже все равно, найдет ли ее Том, закончится ли пустыня. Единственное желание, что занимало все ее сознание — выпить воды. Хоть глоточек.

Перед глазами все плыло и мутнело. Шаги удавались с трудом, а солнце на небе наконец начало садиться. Думать к тому моменту Галлея уже не могла.

Пустыня изменилась. Песок стал другим, а вокруг начали выступать камни, напоминающие горы. Горы, море, песок… Все это смешалось в голове. Галлее казалось, что она слышит звуки морского прибоя, чьи-то мягкие шаги. Она даже не обернулась, медленно оседая на песок и закрывая глаза.

* * *

Старая Айгуль потерла глаза. Возраст был уже не тот, чтобы отходить так далеко от поселения, но именно сегодня что-то толкало старую Айгуль вглубь пустыни. Это чем-то напоминало ей детство. Еще тогда она слышала их.

Голоса Пустыни, так она их называла. Сотни шепотков сопровождали ее повсюду.

Детские, взрослые, старческие голоса… Все они сплетались в непонятный монотонный гул, и услышать, что они говорят, было невозможно. А иногда они помогали или предсказывали будущее.

Так думала сама Айгуль. Сначала ей не верил никто, все считали это глупыми фантазиями приблуды. Как бы сама Айгуль ни старалась это забыть, но ее семья, та что ее породила, была не здесь. В одну из холодных ночей в пустыне Азамат нашел ее, маленькую девочку лет четырех. Она ничего не помнила и была совсем одна, заботливо укутанная в красную шаль.

Айгуль приняли сразу. Прошлой жизни она не помнила и была вполне счастлива, если бы не голоса. Они преследовали ее повсюду, и Айгуль пробовала от них закрываться, не слушать, изгонять их из головы, пока однажды не услышала:

— Ты похожа на нее, дитя Луны, — голос был старческий и скрипучий. — Такая же видящая, как она…

— Кто? — шепотом спросила Айгуль.

Старик ей не ответил, замолкая. Спустя несколько тягостных секунд он продолжил:

— Предупреждала она нас… Что придут они и не будет нам покоя… Но кто же знал? Все мы были молоды и глупы. Тебя привлекают сокровища, дитя Луны?

Айгуль поправила куфию на волосах.

— Кто вас предупреждал?

— Она… Кассандра. Ты так похожа на нее. Те же волосы, те же глаза…

Светлые волосы Айгуль нередко становились причиной насмешек других детей. Все они были черноволосы и смуглы, в отличие от нее. Айгуль была бледна, и безжалостное солнце пустынь было милостиво к ней, не трогая гладкую белую кожу.

— Кто эта Кассандра? — спросила Айгуль, затаив дыхание, боясь, что голос старика канет в небытие, будучи забытым. — Она… Она моя мать?

— Предупреждала, да… Предупреждала, — голос затихал, растворяясь в тишине пустыни. — Знаешь ты, что будет, но не сможешь исправить, дитя Луны. Не ты.

С этими словами голос исчез, и вновь появилось бормотание сотни тысяч таких же потерянных голосов.

Больше этого голоса Айгуль не слышала. Бывали другие. Они тоже говорили о сокровищах: несметных богатствах, знаниях, неземной любви, вечной жизни. Говорили и о предсказательнице, на которую так похожа Айгуль. Порой они ей помогали, взамен прося посадить белый цветок, что прорастет среди сухой пустыни.

Цветы росли. Нестройными рядами они росли за ее шатром. Такие цветы были на каждой их стоянке. Остальные поселенцы сначала посмеивались над чокнутой Айгуль, пока слова ее не становились пророческими. Все, что она говорила, становилось правдой.

— Если скажет старая Айгуль, что выгодно продадим, значит так и будет! — говорили о ней.

Почему ее называли «старой», Айгуль не понимала. В то время ей было чуть больше двадцати, когда какой-то мальчик так назвал ее. Она не обиделась, а вскоре это подхватили и остальные.

Айгуль не трогали, и она жила обособленно. В их общине, шумной и веселой, все голоса смолкали стоило ей появится, а молодежь, вчерашние ее друзья, со страхом и ожиданием смотрели на нее. Молодая «старая» Айгуль не понимала, что делает не так. Если говорит, что снесет ветром товар, значит так и будет, если говорит, что будет песчаная буря, значит так и будет.

«Но это не зависит от моих слов»! — хотелось крикнуть старой Айгуль. Она лишь проводник голосов, что шепчут ей, не она решает. Но бедуины не понимали этого. Ее боялись, говоря, что слова старой Айгуль приносят несчастья. И забывали они, что она помогла забеременеть многим женщинам, предупреждала об опасности. Люди все равно боялись ее. Они не понимали причину силы и знаний Айгуль и опасались их.

Сейчас прошло уже много лет, как старая, теперь уже по-настоящему старая, Айгуль слышит голоса, что не лгут ей никогда. Сменилось несколько поколений, а старая Айгуль все жива. Она сама сбилась со счёта своего возраста, толком и не зная, в какой день она родилась. Перестала считать Айгуль на сто девятом году жизни. Все, кого она знала, давно умерли, а новое поколение впитало опасения к ней с молоком матерей.

Сама старая Айгуль не жаловалась. Ее собеседниками были давно погибшие короли, азартные путешественники, ученые, художники. Все они были с ней всегда, и не требовалось старой Айгуль большего. Только белых нежных цветов за шатром становилось все больше.

Она бы и имя свое забыла, если бы не иногда все же заходящие молодые женщины, приносящие ей еду, как подношения.

Старая Айгуль не различала, где же теперь ее жизнь. Она ли путешествовала на величественном корабле среди волн? Она ли рисовала портрет прекрасной Джоконды? Или, может, она искала всю жизнь сокровища в глубине океана?

Она не знала и не помнила. Да и не хотела.

Сейчас, идя по песку и чуть ли не падая, она торопилась. Очень важно было успеть. А куда успеть — неважно. Голоса никогда не обманывали ее. Пройдя мимо каменного колодца, она увидела наконец объект своих поисков. Маленькая фигурка, осевшая на песке с чем-то сиреневым на голове.

Голоса Пустыни радостно закричали, заставив старую Айгуль поморщиться. Слишком громко. Подойдя ближе Айгуль разглядела фигурку. Маленькая девочка, одетая в большую зеленую футболку с разметавшимися по песку черными волосами. Ее губы потрескались, а кожа на лице обгорела и начала облезать. Девчушка была одета совершенно неправильно. На ней не было ни удобной туники, ни куфии.

— Напои ее, старушка, — шепнул бойкий мальчишеский голос.

— Нет же! — сразу воскликнул другой, постарше. — Отнеси ее в шатер и потом пои.

К спору подключились и другие голоса, но Айгуль отмахнулась от них. Достав полупустую флягу с водой, Айгуль чуть приподняла девочку, смачивая ее приоткрытые губы и лицо влажной рукой.

Старая Айгуль чувствовала, что в девочке еще теплится жизнь, и не все потеряно. Подхватив ее на руки, Айгуль понесла черноволосую малышку к шатру.

— След темный на ней, — шепнул басовитый голос.

— И идет тьма за ней по пятам! — подтвердил мальчишка, давеча споривший о том, что сделать раньше.

— Ой, оставь ты ее лучше там, — прокряхтел старик. — Не принесет она ничего тебе хорошего.

Голоса продолжали убеждать Айгуль:

— Нет в ней тьмы еще, не видишь, что ли? Близко, но не в ней.

— Был один такой, — задумчиво ответила женщина. — Геллертом звали. И что вышло?

— Чиста она! Не видите? Не слепые же.

— Но тьма идет рядом с ней. Если даст слабину… — голос замолк, словно испугавшись.

— Но…

Айгуль устала слушать перепалку и ускорила шаг. Бросать девочку посреди пустыни она не собиралась, но слова Голосов Пустыни породили в ней сомнения и поселили опасения.

Шатер Айгуль был обставлен скромно. Пол был устелен мягкими подушками, а посередине стоял невысокий стол. Соорудив из подушек что-то вроде постели, старая Айгуль положила туда предмет споров Голосов Пустынь.

Девочка очнулась ближе к вечеру, открыв сонные зеленые глаза.

— Где я? — слабо спросила она.

Старая Айгуль вздрогнула, встретившись глазами со спасенной девочкой. Что-то в ней настораживало Айгуль.

— В шатре у меня. Нашла тебя недалеко от поселения. Кличут старой Айгуль.

— Ничего себе, — восхитился голос мальчишки. — Как ты на ее языке заговорила!

— На каком? — переспросила Айгуль, по привычке, вслух.

Девочка сразу вскинула голову.

— Да на английском! — охотливо пояснил парень.

— Дурень, — ответил ему высокий женский фальцет. — Она же с нами как-то говорит! Я вообще-то француженка!

— Не обращай внимания, дорогая, — недовольно сказала Айгуль, злясь на саму себя. — Это я так. Лучше скажи, как тебя зовут? И как ты оказалась в пустыне?

Девочка расслабилась и облокотилась на красную подушку с золотистой вышивкой по краю.

— Галлея Поттер. Как я оказалась тут… — девочка замолчала, прислушиваясь к чему-то. — Сама как-то перенеслась, — наконец закончила Галлея.

* * *

— Умница! — ответил Том, появившись в очках. — Неизвестно, кто она и чего хочет от нас. Странная она какая-то. На ту предсказательницу похожа.

Галлее хотелось спросить на какую, но она промолчала, опасаясь делать это при старой Айгуль. Старушка была одета в какой-то балахон и выглядела настолько старой, что Галлея поежилась. Айгуль была такой древней, что могла помнить еще правление Цезаря.

— Темен твой путь… — вдруг сказала Айгуль, наклоняясь к Галлее. — Найдешь ты то, что ищешь, но потеряешь себя взамен. Обретешь и забудешь. Забудешь и похоронишь. Светла ты, но путь твой опасен. Иди и не смотри по сторонам! Сомнения враг твой и друг. Идешь ты рука об руку с…

— Замолчите! — крикнула Галлея дрожа.

Старая Айгуль замолчала и отвела взгляд, а потом и вовсе вышла из шатра. Спать ночью Галлея нормально не могла. В темноте ей чудились пошаркивающие шаги Айгуль и ее хриплый голос. Галлея вздрагивала и просыпалась, но обнаруживала, что находится в шатре одна.

Ночь была холодной в противовес дню. Холод пробирал до костей, и пришлось закутаться в балахон Айгуль. От него пахло какой-то травой и чем-то сладким.

Наутро Айгуль покормила Галлею и ушла, оставив ее. Она вообще избегала Галлеи.

— И как нам вернуться в Лондон? — спросила Галлея у Тома.

— Хм… Денег у нас нет, колдовать нормально ты не можешь… Предлагаю подольше попользоваться гостеприимством старой Айгуль и научиться аппарировать.

— Но… Но ты же сам говорил, что аппа… ну, ты понял, до шестнадцати нельзя! — возразила Галлея.

— Не нельзя, а не рекомендуется. Времени у нас предостаточно. Другого выхода все равно нет.

И Том начал учить Галлея аппарировать. Сначала из одного конца комнаты в другой, потом за шатер. Но этого было ничтожно мало.

У старой Айгуль они провели почти два месяца. Галлея успела перезнакомиться со всеми другими жителями и подучить их язык. Зифа учила Галлею плести красивые косички, а Вакиль и Раис охотиться на маленьких зверей. Пожалуй, Галлея была даже счастлива.

Но Айгуль ее сторонилась. Приносила ей завтрак и на весь день куда-то уходила, а обедала Галлея с новыми друзьями. Зифа шутила, что Галлея свалилась им на голову примерно так же, как и в свое время Айгуль. Такое сравнение Галлее было неприятно.

А потом два месяца закончились, Галлея научилась аппарировать на большие расстояния. В один из вечеров, когда Зифа провожала ее в шатер, Том сказал:

— Пора.

Галлея не могла представить, как она расстанется с новыми друзьями, к которым так привыкла. Не увидит больше ни смешливой Зифы, ни драчливых Раиса и Вакиля. Они полюбили Галлею такой, какой она была. Том посоветовал сходить к Рамилю. Он вроде как отвечал здесь за Галлею, помогая ей обустроиться.

— И куда ты собралась? Оставайся. Мы уже приняли тебя, как родную! — нахмурился Рамиль.

— Простите, но мне правда надо идти, — Галлее хотелось расплакаться.

Рамиль пожал плечами, предпринял еще несколько попыток уговорить Галлею остаться и наконец согласился. В честь отъезда Галлеи сделали прощальный ужин. Зифа плакала, когда обнимала Галлею, Раис и Вакиль стояли чуть в стороне, но крепко обняли ее на прощание. Взрослые тоже выглядели подавлено, провожая Галлею.

Айгуль грустно взглянула на уходящую Галлею и сказала:

— Иди своей дорогой и не ищи нас больше. Завтра мы уйдем на другое место.

— Почему? — спросила Галлея, но Айгуль уже ушла.

Давясь слезами, Галлея аппарировала в Лондон.

Примечания:

Как думаете, куда дальше попадёт Галлея, и о чем говорила старая Айгуль?)

1943

Том

Том всегда знал, что Хогвартс огромный, но до сих пор не представлял себе насколько. Будучи жабой, ему требовалась целая ночь, чтобы добраться до какого-то места, и не всегда он успевал вернуться обратно, а потому приобрел славу «теряющегося» питомца.

Элджи очень за него беспокоился и неизменно поднимал на уши все вокруг, если не мог найти Тревора. Распределили мальчишку на Хаффлпаф, что было неудивительно. Элджи еще в поезде успел познакомиться с половиной школы, запомнить имена всех своих однокурсников и покормить печеньем сову Энтони Макгрейва — старосты Хаффлпафа. Будучи полной противоположностью Тому, Элджи мог несколько часов подряд болтать обо всем на свете, был открыт и искренне восхищался всем вокруг.

Впрочем, Том смылся от него почти сразу, однако «самого себя» в поезде не нашёл. То ли поддельный Том был уже в замке, то ли решил и вовсе не утруждать себя учёбой. Последнее в планы настоящего Тома никак не входило. Трудно себе представить, как он будет искать двойника по всей Британии или даже по всему миру, в образе жабы, в условиях войны.

На торжественном ужине вторженец был. Сидел за столом Слизерина, ковырял вилкой свиной рулет, иногда окидывал окружающих презрительным взглядом.

Настоящий Том испытал облегчение, когда его увидел. Пока вторженец в школе, за ним можно следить, можно изучать его и понять, как вернуть себе тело.

Гостиная Хаффлпафа удивила Тома своим домашним уютом и теплом. Тепло там было в буквальном смысле. За стенкой общей гостиной находилась кухня, где трижды в день домовые топили гигантские печи для приготовления еды, и жар от этих печей обогревал гостиную и спальни барсуков. Вероятно, даже в середине февраля там можно было спокойно сидеть в футболке и штанах, безо всяких свитеров и теплых подштанников.

Вход в эту гостиную находился на первом этаже, довольно далеко от гостиной Слизерина, но хоть не в башне, в другом конце замка. Так что Том заключил, что ему повезло. С Характером Элджи о Слизерине не могло быть и речи, а вот на Гриффиндор его вполне могли отправить. В таком случае Том, на своих коротких жабьих лапках, едва ли успел бы за ночь спуститься с лестницы, не то, что собрать какие-то сведения.

На второй неделе учёбы Элджи поймал Тома вечером, когда тот намеревался убежать.

— Тревор, ты почему всё время сбегаешь? — вряд ли Элджи ждал ответа от питомца, но ему внезапно ответил старшекурсник.

— Здесь жарко и сухо. Потому и сбегает. Жабы любят прохладные места.

Строго говоря, Тому было все равно, потому что он был волшебной жабой, но, надо отдать должное сообразительному парню, аргумент был прекрасным. Старшекурсник выглядел худым, но высоким. Он носил квадратные очки с толстыми стёклами и производил впечатление тихого заучки. Том не помнил его имени, вероятно, этот барсук был маглокровкой и не представлял из себя «полезное знакомство», которыми Том так дорожил раньше.

Первый месяц наблюдений, фальшивый Том вел себя как нормальный человек: учился, общался с однокурсниками, ночью спокойно спал в своей кровати. Для проникновения в гостиную Слизерина пароль был не нужен — для питомцев был устроен специальный лаз, в который мог пролезть зверь, не больше кошки.

Но месяц прошел и однажды фальшивый Том вышел из гостиной после отбоя. Вместе с ним шли Вальбурга и Лукреция. Первая — идеальная в своём образе светской леди, вторая — взбудораженная, с растрепавшейся прической и лихорадочно блестящими глазами.

— Куда мы идём, Том? — спросила Вальбурга таким тоном, будто они беседовали о погоде за чашечкой чая, а не пробирались по темным коридорам Хогвартса после отбоя, рискуя нарваться на старосту или преподавателя.

— Не зови меня так, — Том не узнал свой голос. Фальшифка растягивал гласные, добавлял шипящих, будто вот-вот превратится в змею. — Я же говорил, ненавиж-жу это имя. Оно принадлежало моему мерзкому папаше. А я — лорд. Лорд Волдеморт!

«Значит, Волдеморт, — отметил про себя Том. — Звучит. Даже мне понравилось, но это не настоящее человеческое имя».

На самом деле Том и раньше подумывал, что его имя слишком обычное; такое не годится для великого волшебника. Раньше он думал называться Марволо, по деду-волшебнику, но не был уверен, что это имя достойного предка.

«Интересно, Волдеморт нашёл Гонтов»? — сам Том собирался это сделать, но не был уверен, что чужаку интересны его намерения.

— Ты стал грубым вульгарным, Том, — произнесла Вальбурга. — Прежде ты хорошо понимал, как общаться с леди, но сейчас в тебе говорит что-то дикое и необузданное.

Красавица из рода Блек остановилась посреди коридора. Том знал этот тон — предвестник грозы. Вальбурга терпеть не могла грубости, а Волдеморт не только не ответил на вопрос, но и ругался в её присутствии.

— Куда. Мы. Идём? — Вальбурга произносила слова, делая короткие паузы, показывая, насколько она взбешена. Её задержка была очень кстати. Том успел догнать их и спрятаться возле стены в ночной темноте.

— Я хочу показать тебе один темный ритуал. Я сам его изобрёл! — из-за шипения Волдеморта, его тихий голос разносился далеко по коридорам, но не порождал эха.

— Мне? — уточнила Вальбурга. — Не «нам»?

— Лукреция уже видела, я показывал ей неделю назад.

— Хм-м. Я отказываюсь.

Реакция Вальбурги была неожиданной. Что произошло между ней и Волдемортом? Она смотрит на парня, как на того, кто разочаровал её ожидания.

— Раз у вас с Лукрецией теперь секреты от меня, идите вдвоём, а я — отправляюсь спать. — Сцепила руки в замок, повернулась, хотела уйти, но Волдеморт отправил в неё оглушающее заклинание.

Том смотрел на бесчувственное тело Вальбурги и хотел ударить Волдеморта, схватить его за шиворот и трясти, трясти, пока из того не вылетит вся дурь и монстр этот несчастный, потусторонний.

— И что теперь? — растерянно спросила Лукреция. — Что нам делать теперь?

— Подними её и неси за мной, — приказал Волдеморт. — Лучше бы она пошла добровольно, но теперь ничего не поделаешь. Попробуем так.

Они пришли в один из пустых классов, который давно не использовали. На столах и стульях лежала пыль, а центр комнаты был расчищен. Прямо на каменном полу, углём была начерчена восьмиконечная звезда, вписанная в двойной круг. Рядом с кругом спала собака, явно погруженная в магический сон, ведь обычно собаки не спят на спине, раскинув лапы во все стороны.

— Клади её в центр, — велел Волдеморт. Том, успевший прошмыгнуть в класс, затаился под одним из столов и стал смотреть на происходящее.

Лукреция не сказала ни слова против Волдеморта. Она молча, техничными движениями сняла с Вальбурги мантию, уложила её на звезду, а потом отошла и встала у стенки, ожидая дальнейших приказов.

«Он что-то сделал с Лукрецией, — понял Том. — Империус? Или что-то из потусторонней магии? Прежняя Лукреция не стала бы молча выполнять всё, что ей велят. Да она бы засыпала меня вопросами что, как, почему, да зачем. И что они собираются делать с Вальбургой?

Волдеморт поднял собаку за хвост, отрезал его коротким взмахом палочки и бросил окровавленный обрубок в Вальбургу, после чего произнёс:

— Будешь служить мне, как собака.

И всё, никаких больше ритуальных слов или заклинаний. Только тихое шипение на грани слышимости.

Под мантией Вальбурга всегда носила платья. Просто сняв школьную форму, она могла превратиться в молодую красотку. Сейчас на ней было серо-голубое платье с белым кружевом, пышной нижней юбкой и воротником-стоечкой. Отрезанный хвост шлёпнулся Вальбурге прямо на грудь, оставляя мерзкие тёмные пятна.

После слов Волдеморта звезда в ритуальном круге под Вальбургой слабо засветилась. Тот недовольно цокнул языком. Собака у его ног истекала кровью, но чудовищу в человеческом обличье было всё равно.

Волдеморт отрезал собаке переднюю лапу и бросил в Вальбургу её тоже. На этот раз он попал в правую руку.

— Подчинись мне, как своему хозяину, — велел он. Но на этот раз звезда светиться ярче не стала.

Волдеморт разозлился. Он последовательно отрезал собаке все лапы, бросал их в спящую девушку, но всё, чего он добился — небольшое увеличение свечения.

— Да что не так! — воскликнул Волдеморт и пнул ближайший стол так, что тот с грохотом упал на пол, подняв столб пыли.

Том сидел притаившись, злился, но понимание, что сделать он ничего не может, удерживало его на месте. Что может жаба, пусть даже волшебная, против двух волшебников? Ничего. Потому он гасил в себе чувства, давил их, заставляя себя смотреть внимательно, запоминая детали.

Вальбурга вся была покрыта обрезками собаки. Её руки перепачкались в крови, её платье стало тёмным и прилипло к полу, потеряв воздушность, а прическа растрепалась и волосы разметались по камню. Она напоминала невинную жертву сумасшедшего маньяка. А рядом злился Волдеморт.

— Придётся попробовать последнее средство, — пробормотал он себе под нос.

Он поднял собаку, которая теперь напоминала кусок мяса, а не весёлого друга человека, приблизился к Вальбурге, вступил в круг. Собаке он отрезал голову, зажал её в руке, а тело отшвырнул в сторону. Теперь кровь капала прямо Вальбурге на лицо.

— Все твои мысли будут принадлежать мне, — то ли прошептал, то ли прошипел Волдеморт. — Служить будешь верно-верно, как маленькая собачка…

Неясно на что он надеялся, но этого не произошло. После этих слов ровным счётом ничего не изменилось. Когда Том это понял, он мысленно восторжествовал. Любой провал потустороннего чудовища грел душу.

— Да чтоб меня кошки сожрали в подворотне! Что у неё за защита такая?! Или, может, она молится древним богам? Проклятая девка, столько времени, столько сил и всё впустую. Что мне с ней теперь делать?

— Может убить её, господин? — донесся приглушенный голос от стены. Это заговорила Лукреция.

— Дура ты, — Волдеморт сплюнул на пол. — Её нельзя убивать. Пропадёт, и Блеки весь замок по камешку разнесут, найдут меня, а я пока к этому не готов. Я и четверти своих прежних сил не восстановил.

Волдеморт взмахнул волшебной палочкой, из неё вылетел серый луч и ударил в стену, раскрошив камень.

— Приберись здесь, — приказал он Лукреции. — Вальбурге сотрем воспоминания и вернем в спальню, будто и не было ничего.

Лукреция молча принялась накладывать очищающие заклинания.

Том проследил за ними сначала до гостиной Слизерина, а потом прошмыгнул и в женскую спальню. Глядя на чистое безмятежное лицо Вальбурги сложно было представить её безмолвное участие в кровавом ритуале.

Около полуночи её сон из волшебного забытья превратился в обычный отдых. Она спала, а Том смотрел. Вот она перевернулась на бок, прижала рукой свои длинные волосы, недовольно дёрнула головой, высвобождая их, фыркнула не просыпаясь и поморщилась, наверное, увидела что-то во сне. Том смотрел на неё и не мог придумать, как защитить. Ему уже хотелось уничтожить Волдеморта не столько потому, что он забрал его тело, а потому, что он залил кровью это прекрасное лицо, пытался подчинить Вальбургу себе.

Вальбурга была бурей, идеальным явлением природы. Она колдовала, словно родилась с палочкой в руке. Разве можно подчинить бурю? Ни за что.

Том раньше был бы счастлив завладеть Вальбургой, но быстро понял, что её не удержать против воли.

Около трёх часов утра, когда ночь особенно холодна и темна, в женскую спальню проскользнул кто-то ещё. Кошка.

Она запрыгнула на кровать Вальбурги, пробралась от ног к подушке и уставилась на лицо. Обычная рыжая кошка, с мохнатыми треугольными ушами, мягкими лапами и вкраплениями белой шерсти на хвосте.

Тому захотелось протереть глаза, но он не смел шевельнуться. В который раз за этот вечер происходило что-то непонятное.

В зубах кошки появился маленький флакончик. Она зажала его передними лапами, зубами вытащила пробку и аккуратно положила на покрывало. Открытый флакончик кошка взяла в зубы и вылила на голову Вальбурге.

Жидкость была похожа на молоко единорога — молочно-белый цвет и слабое серебристое мерцание. Жидкость попала Вальбурге на лоб, растеклась по лицу и волосам, а потом пропала, будто её и не было никогда.

«Все пытаются залить чем-то прекрасную леди Блек», — недовольно подумал Том.

Кошка тем временем куда-то дела флакон с пробкой, лизнула Вальбургу в лоб и улеглась рядом с ее головой, помахивая хвостом.

«Не проглотила же она его, — заинтересовался Том. — И вообще, что это за кошка такая? Книззл? Анимаг»?

Всё это время Том не двигаясь сидел среди учебников на прикроватной тумбочке Вальбурги. Будучи человеком, ему было бы сложно просидеть на одном месте несколько часов подряд, но для жабы это оказалось легко. Кошка ушла перед рассветом, будто растворилась в серых сумерках.

Под утро, когда девушки стали просыпаться, Том спрятался под одну из кроватей, а днём смылся из подземелий Слизерина.

1987

Галлея

Лондон встретил Галлею низко нависшими тучами и мелким дождем. За два месяца жизни в пустыне Галлея совсем отвыкла от всего того, что было привычно туманному Лондону. Здесь не было ни теплого солнца, ни бескрайних просторов. От всего этого Галлея отвыкла и всё казалось непривычным и странным.

— У нас получилось, Том! — воскликнула Галлея, не заботясь о конспирации. — Мы смогли! Мы в Лондоне.

Идущие мимо прохожие косо смотрели на Галлею, но, впрочем, ничего не говорили, продолжая спешить по своим делам.

— Где мы сейчас? — понизив голос, спросила Галлея.

— Ты была удивительна точна, Галлея. Мы с тобой находимся около входа в магическую часть Британии — Дырявого Котла. То еще местечко, на самом деле.

Галлея была уверена, что будь Том в материальном состоянии, то он бы презрительно поджал губы и почти незаметно сморщил тонкий нос. Галлея стала подмечать многие его особенности и привычки. Том нередко появлялся в отражении ее очков. Сначала неуловимыми очертаниями, потом рваными линиями контуров и наконец оформившейся фигурой человека. Он был юношей лет шестнадцати, способным потягаться аристократичностью внешности с кем угодно.

Галлее было интересно втайне, разумеется, наблюдать за ним. Когда Том задумывался, он водил пальцами по верхней губе, когда злился — прикусывал нижнюю губу. Галлея иногда не могла оторвать от него взгляд, и отвлекалась, только когда Том удивлённо смотрел на нее и спрашивал: «В чем дело».

Но сейчас Том был совершенно невидим, и его присутствие ощущалось только голосом в голове.

— Теперь заходи в бар, да, это вот та дверь, поздоровайся с Томом и попроси проводить тебя на Косую Аллея. Проход на нее скрыт за стеной. Тебе надо бы коснуться кирпичей в определенной последовательности палочкой. Но у тебя ее нет, поэтому придется просить Тома тебе помочь. Глупости ведь! — Том был недоволен. — Зачем все так усложнять? Этот задрипанный бар и так видят только волшебники!

Галлея кивнула и пошла к неприметной двери. Она была сколочена из грубых досок. Что ее очень удивило. Конец двадцатого века на дворе, а вход в магический центр Британии сделан из рассохшихся досок, изъеденных непонятными жуками и потрескавшихся от времени. Галлея максимально аккуратно толкнула дверь. Со скрипом она отворилась, открывая взгляду темное помещение, пахнущее сыростью и спиртным. Под ногами тоже были прогнившие он влажности доски, которые еще и жалостливо визжали при каждом шаге. Посетители уже привыкли к этому и не обратили никого внимания на вошедшую Галлею. Только ведьма, сидящая за дальним столиком, перевернула желтоватую страницу толстенной книги в черной обложке. Книга была явно волшебная.

— Который из них Том? — шепотом, неслышимым из-за постукивания кружек о стол, ударов ложек о миски и чашки, спросила Галлея.

Ответить Том не успел. К Галлее подошел мужчина, одетый в старомодный жилет, которые носили лет пятьдесят назад, и бежевую, а может и белую, в полутьме не разберёшь, рубашку под ним.

— Чем могу помочь такой маленькой юной леди? — спросил он, почесывая седую бородку.

— А вы Том? — невпопад спросила Галлея.

— Маленькая леди знает Тома? — усмехнулся мужчина. — Да, Том — это я.

— Понимаете, мне очень надо на Косую Аллею, а палочки у меня пока нет, ну, вы понимаете, — Галлея развела руки в сторону, как бы показывая: вот она маленькая я.

Мужчина пристально оглядел Галлею, уделив внимание своеобразной одежде.

«Как-то я не подумала переодеться во что-то более привычное англичанам», — подумала она, правильно поняв молчаливое изумление бармена. На Галлее красовалась галабея и белая туника. Ну, хоть куфию додумалась снять.

— Шустрая ты… — протянул мужчина, продолжая скользить взглядом по одежде Галлеи. — Ну, ладно. Чего уж. Пойдем, маленькая леди.

Мужчина поманил ее рукой и пошел к еще одной двери, такой же старой.

— Дамблдору настучит, — сквозь зубы прошипел Том. — Точно тебе говорю.

Но шрам был надежно прикрыт специально для этого отращённой вьющейся челкой, и Галлея не беспокоилась.

Том довел Галлею до кирпичной стены, постучал по чуть отличающимся от остальных красноватым кирпичам.

— Ну, вот и все. Иди, маленькая леди.

— Пождите! — воскликнула Галлея.

Она быстро полезла в сумку, связанную из грубой шерсти Зифой, и достала оттуда небольшой сверток с конфетами.

— Вот! Это вам. Спасибо за помощь! — Галлея протянула его Тому.

Мужчина удивленно поднял кустистые брови и принял подарок.

— Спасибо, маленькая леди. Надо будет еще в Косую — заходи. Я всегда проведу.

Том наконец ушел, а Галлея прошла на Косую Аллею под восхищенный шепот своего Тома:

— Слизеринка!

Косая Аллея заставила Галлею остановиться. Не такой она себе ее представляла. Улица волшебников была похожа на те милые улочки из сказок Дадли. Прямая дорога, выложенная круглыми камнями, по сторонам которой построены невысокие дома. Они тоже выглядели как со страниц «Изумрудного Города»: окна с резными наличниками, богато украшенные карнизы, черепичные красные крыши. Галлее хотелось захлопать в ладоши и завизжать от восторга. Глаза разбегались в стороны, стараясь увидеть все, что только можно. Небольшие витрины и веранды были почти у каждого дома, и Галлея разглядывала теперь их. Вот магазин «Все для метел», вот «Волшебный зверинец», а вот… Галлее не требовалось читать название или спрашивать у Тома, что это.

Огромное здание, сделанное из белого камня. Оно казалось Галлея каким-то «воздушным» и одновременно массивным. Но как еще мог выглядеть банк Гринготтс — оплот власти гоблинов? Во все времена гоблины славились своим мастерством в изготовлении оружия, артефактов и архитектуре. Сейчас их былая известность позабылась и помнили о ней лишь чистокровные. По крайней мере, так сказал Том.

Галлея поднялась по гладким каменным ступеням к дверям из темного дерева. Они были открыты, а на входе стояли два охранника-человека. Они смерили Галлею удивленными взглядами, но не остановили.

Заранее Том с Галлеей договорились, что сейф Поттеров они оставят для лучших времен, а пока Дамблдор может следить за ними, и такая активность ему явно не понравится. Выбор пал на сейф Тома. Неизвестно, смог ли фомор получить к нему доступ, но Реддл надеялся, что нет.

— Я бы хотела… — начала Галлея, но ее перебил Том.

— Стой! Попроси поговорить с поверенным сейфа номер 417.

— …Поговорить с поверенным сейфа номер 417, — поправилась Галлея.

Гоблин склонил к ней голову, отчего его очки съехали ему на нос.

— Бодрод! — скрипучим голосом произнес гоблином и сделал пас рукой с длинными когтями.

Галлея отпрянула назад, гадая, что за заклинание применил гоблин, но вышедший из одной из многочисленных дверей другой гоблин развеял ее сомнения. «Бодрод» — вовсе не было заклинанием.

— Волшебница хочет переговорить с поверенным сейфа 417.

Бодрод повторил действия всех встреченных Галлеей сегодня людей — пробежался по ней глазами. На его губах заиграла кривоватая улыбочка, а черные глазки-бусинки сузились.

— Волшебница желает переговорить с Бодродом?

Галлея кивнула.

— Пусть волшебница следует за Бодродом. Он проводит ее в комнату, где они смогут переговорить.

— Он говорит о себе в третьем лице? — шевельнула губами Галлея, стараясь, чтобы гоблины ее не услышали.

— Да, — кажется, Тома забавляло происходящее. — Бодрод занятный гоблин. Не купись на внешнюю придурковатость. Он гений.

— Бодрод открывает дверь волшебнице и предлагает ей войти.

Непривычная к такой манере общения, Галлея все же зашла с небольшой заминкой. Комната была небольшой, но холодной. От стен веяло прохладой, заставляя Галлею кутаться в галабею.

«У магов же нет обогревателей», — подумала Галлея. Гоблина, кажется, мучила такая же проблема. Он щелкнул крючковатый пальцами и камин, притаившийся в стене за креслом, вспыхнул.

— Бодрод разогрел комнату и готов слушать волшебницу. Бодрод указывает ей на стул, в надежде, что волшебница на него сядет.

Галлея смутилась и покраснела, принимая предложение поверенного Тома.

— Бодрод в недоумение ожидает слов достопочтимой волшебницы, что искала его, — напомнил о себе гоблин, садясь напротив Галлеи в черное кожаное кресло.

— Как вам, возможно, известно, — начал Том, а Галлея за ним повторила. — В тело хозяина сейфа 417 вселилась некая потусторонняя сущность, — Том, а следом и Галлея сделали паузу.

— Может быть, Бодроду это известно, а возможно и нет.

— Я склоняюсь к тому, что вы об этом знали. Любая проверка покажет, что владелец тела Тома Реддла самозванец, — продолжал Том.

Бодрод заинтересованно сверкнул черненькими глазками и подался вперед. Пальцы он сложил в молитвенном жесте под подбородком и загнутые когти касались его подбородка.

— Бодрод ждет продолжения, гадая, каким образом волшебница узнала об этом.

— Я, — сказал Том, игнорируя вопрос Бодрода, — являюсь родственницей Тома Реддла, но не указана в бумагах…

— С кем говорит Бодрод? Он видит, как шевелятся губы волшебницы, но слова льются из рта — не ее. Так с кем на самом деле говорит Бодрод?

Галлея испугано икнула. Их с Томом маскировка провалилась, и поверенный догадался.

— Могу ли я рассчитывать на конфиденциальность и то, что об этом разговоре никто не узнает? — не слушая протестующих воплей Томов, спросила Галлея.

— Волшебнице удалось вызвать неподдельный интерес Бодрода, и он согласен обеспечить полную конфиденциальность. Никто не узнает от Бодрода ни слова об этом разговоре. «Достаточно ли волшебнице слова?» — вопрошает Бодрод.

— Поклянитесь.

Гоблин произнес слова клятвы.

— Меня зовут Галлея Поттер…

* * *

Беловолосый мальчик лет семи-восьми провожал глазами исчезающий в камине плащ своего крестного. На детском личике отразилась сосредоточенность. Белые брови съехались к переносице, а пухлые розовые губы беззвучно шевелились.

Вот мама, Нарцисса Малфой, отошла от камина и скрылась в спальне. Для Драко это был Шанс с большой буквы. За семь с половиной, это важно, лет он не разу не был на Косой Аллее. Нет, он не шутит! Мать, конечно, брала его с собой в ателье, но только раз. Он не успел ничего толком рассмотреть. Все, что он видел — недовольно лицо мадам Малкин и раздраженное мамы, когда он, Драко, уронил какой-то стенд с платьями. Ему-то всего лишь хотелось погладить маленькую рыжую кошку, сидевшую под ними. Но мать и мадам Малкин решили, что он сделал это специально. А Нарцисса еще и дома отругала.

Больше Драко с собой не брали. Сейчас, когда камин остался без присмотра, Драко решился. По-воровски оглядевшись по сторонам и убедившись, что ни отца, ни матери не видно, он схватил в маленькую ладошку горсточку пороха и встав в камин сказал:

— Косая Аллея!

Его словно сплющило со всех сторон одновременно, но в следующее мгновение он уже стоял посреди камина на Косой Аллее. Выйдя из какой-то грязной комнатки, где стоял этот камин, Драко увидел Косую Аллею, ту самую, о которой говорили Теодор и Трейси.

Ему, как чистокровному, не пристало улыбаться, так беззастенчиво пялиться по сторонам и разглядывать улицу, но… Но сейчас поблизости не было отца и матери, которые могли за это отругать. Драко дал волю эмоциям.

Он не имел какой-то цели, куда ему идти. Хотелось просто прогуляться по этой сказочной улице. Пройдя несколько минут, почти каждый шаг останавливаясь, чтобы рассмотреть витрины магазинов, Драко увидел кафе с верандой. Там сидели несколько человек, поедающие разноцветные шарики мороженого из хрустальных вазочек. Ноги понесли его туда сами, и вот Драко стоит перед продавцом, Фортескью, и делает заказ, больше разглядывая вкусы, чем ценники. Впрочем, деньги у него были, он же Малфой, Мордред побери.

Арбузное мороженое было очень вкусным, а красноватые кусочки таяли на языке. От нечего делать Драко стал пялиться на проходящих мимо людей, пытаясь угадать, куда они идут. Мимо прошла ведьма в традиционной остроконечной шляпе с широкими полями. Мальчик предположил, что она пошла в Гринготтс. К слову, о Гринготтсе. Со столика Драко он отлично просматривался. Не такой роскошный, как Малфой-мэнор, но ему понравился.

Тут из него вышла странно одетая черноволосая девочка. Драко предположил бы, что это мантия, но так этот балахон назвать язык не поворачивался. Девочка прошла мимо Фортескью и Драко отчетливо услышал:

— Он же дал клятву! Не кричи на меня.

Заинтересованный и порядком заскучавший Драко вскочил с места и пошел за девочкой. Но та слишком торопилась, и он ее потерял. В погоне за посетительницей Гринготтса, Драко понял, что заблудился. Они ушли куда-то в сторону от основной улицы, и здесь начинались какие-то трущобы. Дома перестали казаться сказочными и приобрели угрожающе темный вид. Они словно давили на Драко, а белая костяная и явно человеческая рука на витрине какого-то магазина знатно напугала его.

— Ей, малыш? — прокаркала высокая как жердь женщина.

Ее длинный крючковатый нос с кучей бородавок сморщился, когда она оскалилась. Наверное, она хотела улыбнуться, но у нее это не получилось. На Драко отразился страх, и он, не раздумывая, побежал.

Женщина залихватски свистнула и перед Драко выросли двое мужчин. Они тоже недвусмысленно скалились, протягивая руки вперед. Драко хотел закричать, но страх сдавил грудную клетку, а из груди вырвался только сиплый хрип. Еще один мужчина, пошатываясь, подошел слева, окружая Драко со всех сторон.

— Зря, пацанчик, ты отошел от мамки.

Брюнет, стоящий напротив протянул руку и крепко схватил Драко за воротник рубашки. Это вывело его из оцепенения:

— Помогите!!! На помощь!!! — крик гулко разносился по пустынной улице, эхом отражаясь от серых мрачных стен зданий.

Где-то сбоку мелькнула смазанная тень, а в следующую секунду нападающих отбросило в сторону. Странно одетая девочка, Драко с трудом ее узнал, кинулась на оставшуюся стоять женщину, оскал который наконец исчез с лица. Девочка с разбегу запрыгнула на нее и уронила собственным весом. Удар пришелся куда-то в печень, и ведьма, хрипло булькнув, умолкла.

Трое мужчин очухались и метнулись к девчонке. Ногой она ударила одного в пах, когда у одного из них сверкнул нож.

— Не стой! Помоги! — крикнула девчонка, и Драко прыгнул на мужчину сзади.

Как они расправились с последним, Драко не помнил. Тут девочка за его спиной вскрикнула. Малфой обернулся, чтобы успеть увидеть торчащий из ее ноги нож. В последний момент он все-таки сумел подхватить ее на руку, а потом облегченно воскликнул:

— Крестный!

Примечания:

Мы с соавтором немножко уснули, и только вчера вспомнили, что не выкладывали проду почти две недели. Поэтому, спешим представить новую главу))

Как думаете, что будет дальше, и на чем Галлея сговорились в Бодродом?

1987

Драко

Взлохмаченный Драко был весь измазан грязью, потом и чем-то липким. Стоя посреди старой улочки, он испытывал ужас. Сейчас сюда нагрянут авроры — а они точно не будут разбираться, кто прав, кто виноват. Отец говорил, что им лишь бы поймать и засадить чистокровных аристократов за решетку, и ему, Драко, ни в коем случае не следует попадать в двусмысленные ситуации. Что такое «двусмысленные ситуации» Драко, конечно, тогда не знал, но общий смысл уловил. Драко уже представлял холодную и сырую камеру Азкабана, огромный зал Суда Визенгамота, плачущую мать и бледного отца. Впору было разреветься от стоящей в воображении картины. Лёгкий хлопок вывел Драко из оцепенения, и он медленно обернулся. Ему казалось, что боковым зрением он видит красные развевающиеся мантии отряда авроров быстрого реагирования.

— Драко! — резкий вопль заставил Драко подпрыгнуть.

Не веря своему счастью, Малфой-младший полувопросительно сказал:

— Крестный?..

Северус Снейп не изменял своей обычной чёрной строгой мантии и стоял посреди улицы, отлично вписываясь в атмосферу улицы Лютного переулка. Волнение во всем его облике выдавала лишь чуть более яркая, чем обычно, морщинка между кустистых темных бровей. Цепкий взгляд быстро прошёлся по лежащим без сознания двум мужчинам, женщине, девочке и наконец вернулся обратно к Драко. Не говоря ни слова, Северус крепко схватил Драко за воротник рубашки, а другой рукой поднял на руки легенькую черноволосую девочку.

— Крес… — начал Драко, но был перебит болезненным водоворотом аппарации.

Они очутились посреди темной, плохо освещенной комнаты, в которой Драко узнал гостиную дома Северуса в Паучьем Тупике. Впрочем, Снейп не обращал особого внимания на понурившего голову Драко, полностью уделив внимание девочке. Он бережно положил её на старый скрипучий диван, придержав ей голову. Избавив её от части странной одежды, Северус придирчивым взглядом окинул девочку, оценивая степень повреждений. Кивнул своим же мыслям и удалился куда-то. Вернулся зельевар через несколько минут, балансируя в руках семь склянок с разными жидкостями. Водрузив свою ношу прямо на пол, Снейп ногой придвинул потертый трехногий табурет и сказал:

— Я слушаю вас, мистер Малфой.

Драко сглотнул. Крестный — это не отец с матерью, где последняя охладит пыл мужчины. Не даром декана Слизерина и профессора зельеварения в одном лице боялись представители всех факультетов.

— Я… — Драко замолчал. — Прости, крестный.

Снейп не обернулся, продолжая сидеть спиной к Малфою и что-то втирать в кожу девочки.

— За что, мистер Малфой? — Драко был готов поклясться, что крестный приподнял бровь.

Драко замялся, нервно теребя в руках выбившийся из брюк край некогда белоснежной рубашки. Он не придумал ничего лучше, как начать разглядывать ничем не примечательную комнату. Вот на стене красуется большое окно, плотно завешанное черными, не пропускающими света шторами в пол. Старый, весь в трещинах и царапинах стол посреди комнаты, давно нетопленый камин с отсыревшими дровами, желтоватые обои на холодным стенах… Драко вздрогнул. Если крестный живёт здесь, то многое в его поведение становилось если не логичным, то хотя бы понятным.

— Я жду, мистер Малфой, — не отвлекаясь от работы.

Закончив с втиранием в кожу мазей, Снейп встал с табурета, отчего тот пошатнулся, и скинул с себя черную мантию и сюртук, оставаясь в одной рубашке с закатанными рукавами. Взял со стола флакон с оранжевым зельем и наклонился к девочке. Жестом Снейп подозвал Драко к себе и коротко велел:

— Приподнимите ей голову и держите.

Драко кивнул и трясущимися руками коснулся спутанных чёрных волос. Северус в свою очередь поднёс ко полуприкрытому рту флакон и налил несколько капель на язык. Плавными движениями Снейп начал массировать тонкую смуглую шейку, пока девочка не сглотнула. Драко бережно положил голову на потрепанную красную подушку и с надеждой посмотрел на Снейпа.

— Просто… Вы ведь не скажите маме и отцу? — прошептал Драко.

— Зависит от того, что вы хотите мне сказать. Советую сделать это сейчас, иначе вы рискуете испытать всю степень моего неудовольствия.

— Я видел, как вы ушли через камин, а мама забыла его закрыть. Я хотел всего лишь погулять по Косой аллее… И там была эта девчонка, я хотел проследить за ней, заблудился и на меня напали те люди. Потом появилась она и всех раскидала магией, — сбивчиво закончил Драко и рискнул поднять взгляд и посмотреть в глаза крестного.

Чёрные ониксовые глаза не выражали ничего определённого.

— Подведём итог, мистер Малфой. Вы сбежали из дома, заставили волноваться своих родителей, следили за человеком, ушли в Лютный переулок, где вас чуть не убили, и теперь вы просите не говорить об этом вашим родителям?

«Умеет же крестный выворачивает все в самом неприглядном свете», — обиженно подумал Драко.

— Правда, я не хотел, крестный…

— О том, чего вы хотели или не хотели, вы будете говорить с отцом, а пока ответьте, кто эта девочка?

— Я не знаю. Она вышла из Гринготтса, одетая в эти одежды, и, проходя мимо меня, она с кем-то говорила.

Под конец Снейп уже не слушал и неотрывно смотрел на спасительницу Драко. Морщинка между бровями стала ещё заметнее, и медленно, даже не дыша, как казалось Драко, Северус отвёл прядь чёлки со лба, открывая красную полоску шрама в виде молнии.

— Мордред и Моргана, — выругался Снейп. — Поттер.

* * *

Галлея

Когда Галлея открыла глаза, то картинка затянулась привычной мутной пеленой. Пошарив около себя рукой и не обнаружив очки, а заодно и Тома, Галлея неприятно удивилась. Резким движением приподнявшись с… Кажется, дивана, Поттер не ощутила привычной боли, а тело чувствовалось удивительно лёгким.

— Очнулись, мисс Поттер, — это был не вопрос, констатация факта.

Надо было насторожиться ещё тогда, когда незнакомец назвал её по имени.

— Простите? Я ничего не помню. Как я здесь оказалась? Кто вы?

— Неужели, мисс Поттер? — голос был полон сочащегося яда. — А чем вы думали, когда покидали дом родственников? Явно не своей пустой головой!

Галлея напряглась и подобралась. Из дома тёти Петуньи и дяди Вернона она сбежала три?.. Нет, больше, почти четыре месяца назад. Что от неё хочет этот мужчина, которого даже невозможно разглядеть?

— Мои очки… Где они?

— Очки? При вас не было очков!

Не было очков. Галлею охватила паника, вызванная несколько отсутствием возможности нормально видеть, сколько тишиной в ответ на мысленный крик: «Том!!!»

— Как я их потеряла? — шёпотом, стараясь не плакать, спросила Галлея.

— Вы не помните? — подозрительно спросил незнакомец.

«Том! Где ты?! Пожалуйста!» — растерянно кричало сознание Галлеи.

Мужчина, в свою очередь, посчитал тишину безмолвным согласием и, тяжело вздохнув, ответил:

— Вы спасли моего крестника Драко Малфоя в Лютном переулке.

— Малфоя?! Вы сказали — Малфоя? — Галлея уцепилась за знакомую фамилию изо всех сил желая, чтобы слух не подвёл ее.

Пусть она и не помнила, как спасла Малфоя, но это ведь и неважно. Подозрительность мужчины волнами окутывала Галлею, а недоверие росло с каждым произнесенным ею словом.

— На что бы вы не рассчитывали за спасение Малфоя-младшего, вам придётся с этим подождать.

— Простите? — Галлея запуталась окончательно.

Мужчина снова шумно вдохнул, а по скрипнувшему табурету и размытому движению слева Галлея определила, что собеседник поднялся. Когда он приблизился к ней, Галлея смогла разглядеть подробности его внешности. Нет, мужчина все еще напоминал большое черное пятно, но сощурив глаза, Галлея всмотрелась в лицо. Оно было каким-то бледным и даже желтоватым, некстати вспомнились сказки про вампиров. Нос отбрасывал большую причудливую тень на лицо, делая его еще более смазанным и нечетким.

Мужчина вдруг резко наклонился к ней, а в нос ударил запах мяты и шалфея. Он приподнял ее лицо за подбородок и заставил смотреть себе прямо в глаза. Теперь она видела его достаточно четко, чтобы разглядеть, но вместо этого, Галлея поймала себя на том, что не может отвести взгляд от темных глаз, где радужка слилась со зрачком и разглядеть границу было попросту невозможно. Перед глазами замелькал калейдоскоп последних событий. Тут Галлея услышала крик прямо в ухо:

— Не смотри!!!

Галлея дернулась, но когда рука ее не отпустила, то просто закрыла глаза.

— Что вы делаете?! — крикнула Галлея.

Хватка на ее подбородке ослабла, а вскоре и вовсе исчезла.

— Что вы от меня хотите?! — вошла в раж Галлея. — Это вы привели меня к себе домой! Это вы чего-то хотите от меня! А у меня даже нет очков! Я ничего не вижу!

Когда Галлея открыла глаза, то увидела мужчину, зависшего в оцепенении. Он встряхнул кистями рук и медленно произнес:

— Мне кажется, мы не так начали наше знакомство. Меня зовут Северус Снейп.

Фамилия показалась Галлее смутно знакомой.

— Галлея Поттер.

«Снейп… Северус Снейп… Снейп…» — пыталась вспомнить Галлея. Где же она могла его слышать? Том говорил…

— Это вы! — воскликнула Галлея.

»…он был одним из слуг Волдеморта. И главное — какая же он двуличная скотина! Сначала предал старика, потом змеюку, ну каков, а? Всегда говорил: предатель единожды — всегда предатель!» — в памяти всплыло гневное бормотание Тома.

— Ну конечно я — это я, — огрызнулся Снейп. — Что вы там говорили про очки, мисс Поттер?

— Я потеряла свои очки и без них совсем ничего не вижу. Откуда вы меня забрали? Они должны быть где-то там.

Снейп шумно выдохнул.

— Ждите здесь, — недовольным тоном сказал зельевар, а после раздался характерный хлопок.

Как будто Галлея могла куда-то уйти.

— Том? — неуверенно позвала девочка. — Я же слышала твой голос! Ты где-то здесь?

Отражения в стекле она его никак не увидит, даже в очках иногда не замечала его, а теперь уж…

— Тихо, Снейп сейчас вернется. Он же зельевар, не может же быть он слепым, как курица, и проворонить очки. Хотя с этим типом ни в чем нельзя быть уверенным, — настроение у Тома было поганое. — Угораздило же именно ему забрать малыша Малфоя. Вот су…

— Чем он тебе так не нравится? — перебила его Галлея. — Он же предал не тебя, а того, который вместо тебя был. А директора ты и сам не любишь.

— Да какая разница? Он был и остается двуличной скоти… — договорить Том снова не успел.

Тихий хлопок заставил Галлея подпрыгнуть. В следующую секунду на глаза Поттер надели очки. Мир сразу обрел привычные четкие очертания, и Галлея смогла разглядеть лицо столь нелюбимого Томом Снейпа. Было в нем что-то отталкивающее. Мужчина походил на готического заколдованного и преданными всеми принца из сказки. Принца из тех сказок, где появляется прекрасная дева, непременно растопившая ледяное сердце. Галлея помотала головой.

— А теперь, когда зрение вам больше не подводит, мисс Поттер, я бы хотел узнать, как вы вообще оказались в Лютном переулке.

Галлея сглотнула. Лгать было нельзя, иначе почти наверняка можно запутаться. Но и правду говорить не стоит: придется слишком многое объяснять, например, про Тома. А если Снейп и правда верен старику Дамблдору, то все это закончится изъятием очков и Обливейтом в спину. Об этом заклинание рассказал ей Том не так уж и давно, но так подробно, что кровь до сих пор стыла в жилах.

— Тетя очень сильно разозлилась на меня, когда я разбила тарелку, но я правда не специально! А потом… Я захотела, чтобы она склеилась, и все получилось. Дядя с тетей раскричались, и мне стало очень страшно. Захотелось оказаться, где угодно, но только не там! Тут… Мне стало так плохо, и я проснулась в большой пустыне. Там был такой горячий песок, повсюду! Потом я встретила там каких-то людей и прожила там… Не знаю сколько… Каждый день я старалась представить любое другое место кроме ужасной пустыни, — Галлея перевела дыхание. — И у меня получилось, представляете?! И… и вот.

Галлея нервно облизнула губы.

— Молодец, — похвалил Том. — Остального ему знать без надобности, и главное — ни слово лжи, он же легилимент, чтоб его дементор засосал. Тарелку-то ты на самом деле, только давно и не в этом контексте.

Снейп в свою очередь недовольно смотрел на Галлея, явно что-то высчитывая в уме.

— Вы знаете, кто такой Волдеморт.

— Злой волшебник? Я что-то слышала о нем…

Это имя Галлея вытянула с трудом после почти недели неудачных попыток. Том говорил о нем нехотя, словно тщательно что-то фильтруя. Этот чародей был кем-то вроде террориста, только из магического мира.

— Где слышали? — зацепился за слово Снейп.

— Точно не помню… — Галлея действительно не помнила, где состоялся их с Томом разговор.

Неизвестно, чем бы закончился этот допрос, если бы не полыхнувшее зеленью пламя давно нетопленого камина. Из огня выступила высокая фигура беловолосого мужчины, закутанного в явно дорогой плащ.

— Северус, друг мой, — протянул только что прибывший. — Драко сказал мне, что тебя посетила одна интересная гостья.

— А, Люциус, — выражение лица Снейпа стало еще более мрачным. — Не думал. Что тебя это заинтересует.

— Что ты, Северус, меня интересует все, что касается кузины моей жены.

Мужчина обогнул сидящего на трехногом табурете Снейпа и присел на корточки возле полулежащей на диване Галлее.

— Я Люциус Малфой, — представился он, неотрывно следя за реакцией Галлеи.

— Давай, Галлея. Это твой шанс, — шепнул на ухо Том.

— Большая честь с вами познакомиться, — Галлея запнулась, подбирая обращение. — Кузен.

Малфой, кажется, был удивлен, а Снейп все пытался поймать взгляд Галлеи, который та не отрывала от расширившихся зрачков льдистых глаз Люциуса. Мужчина поудобнее перехватил трость с загнутым набалдашником.

— Галлея Поттер, — закончила девочка.

— Откуда столь юная особа знает о своих корнях? — спросил Люциус, а в глубине глаз застыло ожидание, граничащее с ликованием.

— Слово там, слово здесь, пара общих знакомых… — наугад протянула Галлея.

Малфой резко отпрянул. Галлея попала в точку, оправдала ожидание Люцуиса.

— Что думаете об отправке в Малфой-мэнор. Уверен, ваши нынешние опекуны не будут против, кстати, кто это?

— Сестра моей мамы и ее муж, — ответила Галлея, стараясь не ляпнуть «магглы».

Легкая улыбка, до этого играющая на губах Малфоя померкла, взгляд снова стал серьезным. Люциус задумался, губы беззвучно задвигались, словно что-то высчитывая.

— Сестра матери? — переспросил Люциус. — Маггла?

— Простите? — изобразила любопытство Галлея.

— Ты ничего не знаешь о магии? — дождавшись кивка Галлеи, Малфой продолжил. — Кажется пора тебе об этом рассказать…

Примечания:

Новая глава) Мы очень извиняется за долгое отсутствие, но лето, дачи без интернета, немножко лени...

Пока писали мы, наверное, как и многие до нас, запутались в родословной Блэков и Галлеи, в частности. Где пишут, что мать Джеймса Поттера звали Юфимия, и кто она и откуда — неизвестно. А где писали, что его мать Дорея Блэк. По аналогии и с отцом. Одни утверждают, что его зовут Карлус, другие — Флимонт.

Мы разбирались, разбирались и запутались ещё больше, поэтому решили сделать следующее:

Мать Джеймса звали Юфимия Поттер, в девичестве Блэк. Поскольку Джеймс был поздним ребёнком, то получается, что он на поколение старше того же Сириуса, Нарциссы, Андромеда и Беллатрисы. Соответственно, Галлея будет им кузиной (четвероюродной, или около того).

1988

Галлея

Галлея сидела на широком подоконнике. Сколько тетя Цисси — именно так просила себя называть леди Нарцисса Малфой — не объясняла Галлее, как неприлично сидеть на подоконнике, девочку не пронимало. Она послушно кивала, а на следующий день снова болтала ногами, сидя у окна с красивым видом на сад с белыми павлинами. Вообще, Галлее казалось, что подоконники в Малфой-мэноре были созданы для того, чтобы на них сидеть: широкие, не из холодного как стены камня, а из светлого дерева, со сглаженными углами — по непонятной причине они манили Галлею.

Сад, за которым любила наблюдать Галлея, был восхитителен. Он представлял из себя невысокий лабиринт из фигурно выстриженных вечнозеленых кустов. В центре лабиринта бил высокий фонтан, приковывающий к себе внимание. Лазурные струи воды стекали по золотой чаше, располагающейся в окружении двенадцати ангелов. Те держали в руках разнообразные музыкальные инструменты. Галлее казалось, что она может услышать легкую мелодию, которую наигрывали золотистые ангелы.

Прогнав наваждение, Галлея подогнула под себя ноги, сбрасывая туфли на пол и возвращаясь к книге в руке. Библиотека Малфоев имела впечатляющие размеры. Единственная библиотека, где до этого была Галлея — школьная. Она не могла даже сравниться с малфоевской. Столько книг за раз Галлея не видела никогда. Множество полок и шкафчиков поднимались к далекому потолку. Всюду были витые лестницы, ведущие к полкам, но даже с их помощью Галлея не могла достать интересующие ее тома. Из-за своего маленького роста Галлея постоянно просила кого-то ей помочь, а потом наловчилась сама применению манящих чар, но это, конечно, был секрет от всех, кроме Тома. Когда дядя Люциус впервые увидел колдующую без палочки Галлею, то выпал в осадок. Ох, как ругался он и дядя Северус, который гостил в Малфой-мэноре. Покричали на нее тогда знатно, а заодно и запугали. За время разговора Галлея услышала по меньшей мере шесть историй о том, что случается с колдующими без слов детьми. Правда, Галлея считала, что как минимум пять из них были выдуманы на ходу. Но от греха подальше Галлея колдовала, только когда ее никто не видел.

— Мисс Поттер! — раздался недалеко от Галлеи писклявый голос, сопровождаемый характерным хлопком. — Хозяйка Нарцисса просила вас еще раз примерить платье.

Дочитать увлекательный, но в большинстве своем непонятный трактат по трансфигурации за авторством Альберта Верити, Галлее не удалось. Она честно пыталась разобрать хотя бы половину текста уже четвертый день. Том лишь посмеивался над Галлеей и ее упорством, и это совершенно не помогало.

В первое время пребывания в Малфой-мэноре, Галлею до ужаса пугал весь этот официоз. Одетые в белоснежные безупречные наволочки эльфы да даже само поместье, словно сошедшее с картинок учебника по истории — все это пугало Галлею. Как и сами хозяева.

Аппарировав почти год назад от Снейпа под руку с мистером Малфоем, Галлея даже представить не могла насколько изменится ее жизнь. Увидев леди Малфой, Галлея в неверии замерла. Кузина выглядела идеально — в прямом смысле этого слова. Прямая осанка и шлейфом струящееся с плеч черно-белое платье без единой складочки, безупречная завивка, кажущаяся естественной, гладкое лицо без единого изъяна на коже… Галлея не могла оторвать от нее взгляда. Тетушке Петунье со всем ее стремлением к перфекционизму было далеко до Нарциссы Малфой. Рядом с ней Галлея ощущала себя маленькой и несовершенной. Внешне женщина выглядела холодной, неприступной, и когда, не говоря ни слова, Нарцисса обняла Галлею, то девочке показалось, что это сон.

Леди Малфой была очень добра к ней и приняла Галлею, как дочь, которой у нее никогда не было. Мужчины: Северус Снейп и Люциус Малфой — весьма двояко относились к ней, но в основном были вежливо холодны. Периодически Галлея ловила на себе взгляд обсидиановых глаз Северуса. Том его до сих пор недолюбливал:

— Ну чего ты на него уставилась, как на мороженое на витрине? — как-то раз сказал Том, когда поймал Галлею на том, что та неотрывно следит за мастером зелий.

Галлея не разделяла чувств Тома к мужчине и продолжала свою шпионскую деятельность, стараясь разузнать о нем все, что можно. В ход шли и книги с родословными и подслушивание разговоров Снейпа и Малфоя-старшего, попытки расспросить тетю Цисси о нелюдимом и удивительно скрытном человеке. Несмотря на все усилия информация, которую узнала Галлея была крайне мала, но это только подстегнуло азарт Поттер.

Неожиданная помощь пришла со стороны Драко. До этого дети почти не общались, и вид Малфоя в дверях комнаты заставил Галлею удивится.

— Я слышал, — начал Малфой-младший, — как ты расспрашивала маму о крестном и как ты ловишь каждое его слово, — самодовольно закончил он.

— И что? Ты тоже слушаешь, что он говорит, — ответила девочка.

— Ну, а вообще, я видел это, — Малфой достал из кармана маленькую книжечку-блокнот, открывая его на развороте «Северус Снейп».

Галлея так долго и кропотливо выводила его имя, украшая всякими завитушками, что сейчас ей стало стыдно. Драко тоже покраснел и протянул блокнот ей обратно.

— Я увидел это чисто случайно, — оправдываясь, произнес Драко. — Он лежал на столе у тебя в комнате. Я хотел…

Что хотел Драко, Галлея не слушала, смотря на проклятый блокнот с розами на обложке. Она читала свои собственные слова, выведенные нечетким почерком. Уже тогда Малфои наняли ей учителя, обучающего ее «вещам, которые должны знать все аристократы» — как выразился Люциус, в том числе и чистописанию.

«Северус Снейп. Полукровка из Принцев, скорее всего отсеченный от своей семьи. Живет один в районе простецов. Окончил Слизерин и профессор в Хогвартсе по зельеварению. Варит дяде Люциусу сложные зелья, мастер зелий».

Причину, почему Галлея хотела знать все о Северусе Снейп установить ни она сама, ни Том не могли. Он вообще называл это «детским развлечением».

— И? — наконец спросила Галлея, когда Малфой замолчал.

— Я… Я бы хотел помочь тебе, — предложил Драко. — Крестный на самом деле очень скрытный, и я понял, что сам о нем почти ничего не знаю… Откуда ты узнала, что он полукровка?..

Так Малфой-младший присоединился к Галлее, а со временем они и вовсе подружились.

Ничего конкретного Галлея не могла сказать и о дяде Люциусе. При Галлее он был весьма холоден и не говорил на действительно важные темы. Причину его поведения Галлея не знала да и не хотела. Тайна Снейпа должна быть намного интереснее!

Спустя месяц новой жизни, Люциус и Нарцисса, оглядев Галлею внимательным взглядом, объявили, что она вполне готова к светским мероприятиям. Звучало это интересно, но вскоре девочку постигло небольшое разочарование. На вечере взрослые пили дорогой алкоголь, разговаривали на непонятные темы и ели разные деликатесы. Дети же находились в отдельном уголке. В этом «уголке» с уютным диванчиком около камина Галлея познакомилась с чистокровными друзьями Драко. Те приняли ее не слишком радушно.

Дафна Гринграсс сморщила чуть вздернутый носик, а Панси Паркинсон скривила губы. Одиннадцатилетний Теренс Хиггс отодвинулся от Галлеи, теснясь к соседу, Перегрину Дерреку. Драко ничего не заметил и представил Галлею, как ни бывало.

Стоило Малфою-младшему отойти от диванчика, как курносая девочка, выглядящая на год или на два старше, Галлеи произнесла:

— Тебе здесь не место, полукровка, — ее слова были наполнены таким ядом, что Галлея отшатнулась.

— Я не… — попыталась ответить Галлея, но была перебита.

Младшие с любопытством смотрели на старших, ловя каждое слово.

— Если ты считаешь, что то, что ты Поттер дает тебе право находится среди нас. То ты не права. Вы никогда не входили в священные двадцать восемь, но хранили чистую кровь. То что Джеймс Поттер женился на грязнокровке делает вход в высший свет для тебя закрытым!

— Ну что ты, Касси, — встрял Перегрин. — Мы ничего не имеем против Галлеи, — твердо сказал самый старший из присутствующих.

Касси стрельнула глазами на Галлею, но больше ничего не сказала, а потом старшие и вовсе ушли.

— Поттер! — заговорила Гринграсс. — Тебе не место среди нас. Малфои взяли тебя под покровительство по совершенно непонятной причине.

— Тебе не место среди нас, полукровка, — докончила за нее Панси.

Поэтому Галлея не слишком любила такие мероприятия. При Драко девицы-будущие сокурсницы не говорили ничего обидного, но стоило им остаться наедине. Перегрин и прочие старшие редко проводили время с ними, так что Паркинсон и Гринграсс никто не мешал.

— Элси, — сказала Галлея, обращаясь к эльфийке. — Передай леди Малфой, что я сейчас приду.

Элси исчезла, а Галлея спрыгнула с подоконника, со вздохом отложила так и недочитанную книгу и ушла в Малую гостиную. Нарцисса и две портнихи уже ждали Галлею, и, подхватив ее под ручки, повели за ширму мерить шелковое платье.

Платье смотрелось на Галлее чудесно. В меру пышное, длиной доходящее до середины голени оно смотрелось изумительно. Это была итоговая примерка, и стоя перед зеркалом две привередливые портнихи наконец остались довольны результатом. Стоило им двоим покинуть комнату, как Нарцисса приглашающе похлопала по месту напротив себя за кофейным столиком.

— Галлея, дорогая, — улыбнулась леди Малфой. — Все бумаги наконец улажены, и мы с Люциусом считаемся твоими опекунами. Конечно, это была чистой воды формальность и…

— Конечно, — хмыкнул Том. — Дамблдор был готов зубами вгрызться в земли, лишь бы не отдавать тебя под опеку Малфоям. Старый маразматик!

— …Скоро твой первый День рождение в нашей семье.

Действительно. Тридцать первое августа 1988-го года подкралось неожиданно. Прошлое свое день рождение Галлея провела в пустыне, где ее поздравила Зифа, преподнеся в подарок маленький браслет и ничего большего. Дурсли и вовсе предпочитали забывать о празднике, полностью погруженные в сборы Дадли в школу.

— Как бы ты хотела отметить этот день? — спросила Нарцисса.

Галлея задумалась. Опыта-то у нее немного.

— На ваше усмотрение, тетя Цисси.

Женщина улыбнулась и притянула к себе Галлею:

— Ты уверена, дорогая?

Галлея смутилась еще больше. Нарцисса, правильно расценив молчание, задумчиво кинула.

— Чудесно, милая. Тебя, должно быть, ждет Драко.

Галлея кивнула, и, сделав книксен, вышла из комнаты. На нее тут же в буквальном смысле налетел Драко Малфой. Он уже был одет к празднику, но светлые волосы пока лежали в беспорядке.

— Ты не представляешь, что я узнал, Галлея! — воскликнул Драко, ничуть не смутившись. — Крестный был, — Драко перешел на драматичный шепот, — пожирателем!

— Ты уверен? — замерла Галлея.

— Конечно! Я видел его метку на левом предплечье, он говорил о ней с отцом! Ты представляешь! Темный Лорд принял его в свои ряды, несмотря на то, что он полукровка!

— Вот как, — Галлея почувствовала, как на глазах появляются слезы. — Ты говоришь о том самом Темном Лорде, который убил моих родителей?!

Драко виновато закусил губу, а когда Галлея резво сорвалась с места в ближайшую уборную, крикнул вслед:

— Прости. Я не…

Что он «не», Галлея не услышала, захлебываясь рыданиями.

— Галлея, послушай меня внимательно, — на удивление спокойным голосом сказал Том. — Драко еще совсем мелкий и глупый. Он не понимает, о чем можно говорить, а о чем нельзя. Дело в том, что, Малфои варятся в этом дерь… — Том замолчал на мгновение, — в этих плохих вещах молодой Волдеморт был неплохим, но чрезмерно амбициозным человеком, — Том снова умолк, подбирая слова. — Его идеи, в целом, были правильные и разумные, но в какой-то момент ему, как бы сказать, — было видно, что слова Тому даются с трудом. — Ему снесло крышу. Произошло какое-то событие и идеи, по началу рациональные постепенно стали превращаться в развращенные. Суть оставалась та же, но менялись методы, а потом и сама идея исчезла, скрывшись за громкими лозунгами.

Галлея, затаив дыхание, слушала. Том говорил, погрузившись в себя и не обращая ни на что внимания.

— Люди тогда не знали за что они борются, почему они борются. Слова разнились с действиями и Пожиратели, тогда еще носившие несколько другое название, не могли переметнуться на другую сторону. Их не принимали, тыкая пальцами в метки, делая их изгоями. Темный лорд обещал им былое могущество и возврат к власти, восстановление политического веса. Люди запутались и боролись за пустоту, уже не имея права выбора. Отец Люциуса был близким знакомым молодого Волдеморта и стал его ближайшим сторонником, выведя в будущем на эту дорожку и сына. Волдеморт не сразу стал плохим. Он был отличным оратором, когда он говорил, люди верили ему и слушали, открыв рты. Люциус слишком поздно понял, к чему ведет Волдеморт… Поверь, Галлея, не все Пожиратели плохие люди, просто у них нет выбора. Я их нисколько не оправдываю, они всегда могут стать суицидниками в очередь за Авадой к собственному хозяину. А Драко еще мелкий и не понимает всего.

Галлея сидела, слушая слова Тома, напрочь забыв про слезы.

— А теперь иди, тебя ждут, — оборвал себя Том.

Галлея кивнула и вскочила с пола, стараясь расправить слегка помявшееся платье.

В Главную Залу уже начинали прибывать гости. Представительный, как и всегда, Люциус Малфой стоял ближе всех ко входу, встречая гостей. Галлее всегда казалось, что праздничные мантии волшебников нелепые. Они непонятным балахоном свисали с плеч, делая фигуру человека, носившего ее, визуально толще. Хвала Мерлину, женщину могли носить платья на подобные мероприятия, и Нарцисса стояла в своем коктейльном платье цвета морской волны. В нем она казалась тонкой, совсем прозрачной. Белые волосы, так несвойственные Блэкам, делали леди Малфой похожей на ледяную королеву. Рядом с хозяевами стоял Драко, наконец уложивший свои волосы и виновато стреляющий в Галлею глазами. Галлея почти ощутила облегчение Нарциссы, волнами раскатившееся по комнате, когда она вошла. Видимо Драко успел поведать матери о конфликте.

В Залу вошли Гринграссы, как всегда помешанное на красоте и моде семейство придирчиво оглядело помещение. Взгляд Виктории Гринграсс дотошно прошелся по кованым золотым подсвечникам с магическим на них огоньком и воздушным белым шторам, совсем не задерживающим дневной свет. Как сказал, женщины Гринграссов из поколения в поколение помешаны на красоте, вбивая своим дочерям, что это самое важное. По словам Тома выходило, что мозгов им это совершенно не прибавляет.

Дафна, одетая в слишком взрослое для себя платье, бросила такой же, как мать на комнату, взгляд на Галлею. Девочка поспешила к гостям сделать привычный реверанс в знак приветствия.

— Галлея, рада тебя видеть, — совсем неискренне ответила Дафна.

Вскоре подтянулись остальные гости, а Галлея уже начала подумывать, как бы ускользнуть в сад. К счастью.

— Опять вся эта скукота, — раздался сбоку голос Драко. — Прости. Я не подумал…

— Ладно, — кивнула Галлея.

Тишина стала угнетать и взгляд Галлея метался по Залу. В углу черной тенью стояла фигура Северуса Снейпа. Он так же медленно скользил глазами по залу, встретив встретив взгляд Галлеи, мужчина с минуту смотрел на нее. Черные глаза скользили куда-то глубоко в душу и отводить глаза в сторону совершенно не хотелось.

— …лея, да Галлея! — вывел ее из транса голос Малфоя.

— А? Что?

— Я тебя раза три позвал, а ты уставилась на крестного и все! Кстати, он сейчас уходит.

И действительно. Снейп летучей мышью скользил между гостями проходя к задней двери. За ним устремилась одна из молодых аристократок, ее фамилию Галлея не помнила.

— Пошли за ним! — шепнула Галлея, утягивая Малфоя за собой.

Если Северус шел быстрым, размашистым шагом, за которым никто не поспевал, то девушка шла намного медленней, так что Драко и Галлея «сели ей на хвост». Миновав восточный коридор, девушка свернула к лестнице. Шаги по плитке из кварцита, из которого была сделана лестница, громким эхом разносились по всем этажам. Друзьям пришлось остановиться, ожидая пока эхо шагов Северуса и девушки смолкнет, и только потом подниматься самим по лестнице на цыпочках. Выходило, что пара удалилась на третий этаж поместья.

— Куда он ее ведет? — спросил шепотом Драко. — Там же жилые комнаты…

Идя вслед за Северусом по коридор, Галлея и Драко вышли к двери в спальню профессора зелий. Дверь была закрыта не полностью, и оставалась возможность посмотреть в маленькую щелочку.

— О Мерлин! — воскликнул Драко, заставив Галлею на него шикнуть. — Они что, раздеваются? И целуются?! Я не хочу на это смотреть!

Галлея согласно кивнула и уже собиралась выполнить первоначальный план и сбежать в сад, как вдруг услышала голоса.

— Что значит «нет»? — кричала девушка. — Все твои недвусмысленные намеки и…

— Ничего не было и не будет, Фелисити. Заметь, это ты приперлась ко мне в комнату и накинулась с поцелуями, — ехидно заметил Северус.

— Я не понимаю! Ты… ты сам виноват! Это все твоя грязнокровная подружка Эванс? — визжала Фелисити. — Или ты того? Не можешь больше?!

— У кого, о чем болит, тот о том и говорит.

— Да она сдохла! И поделом ей!!! Я видела как ты смотришь на ее дочку, прямо-таки пожираешь глазами! Но она сдохла, сдохла, сдохла!!!

Послышался удар и треск.

— Треснул стол, — определил Драко.

Раздался удивленный вскрик, а затем вкрадчивый голос Северуса:

— Фелисити, я не бью женщин, но для тебя я сделаю исключение, если ты сейчас же не уберешься.

Тут Драко дернул Галлею за портьеру, потому что в следующую секунду дверь распахнулась окончательно и из комнаты вылетела взбешенная Фелисити.

Уже вечером, сидя в малой гостиной Драко спорил:

— Слушай, Поттер, а девичья фамилия твоей матери не Эванс?

— Мама… Да! Но Снейп… О Мерлин!

— А что, если он твой отец? — добил Галлею Драко.

Примечания:

Мы честно извиняемся за столь долгое отсутствие, не специально, оно само. Хотели выложить главу еще в конце августа, но завертелось, закрутилось, а потом и вовсе начался учебный год. Не будем обещать, что выложим следующую главу быстрее, но мы постараемся.

Про кого хотите главу дальше?)

1988

Джек

Джек придирчивым взглядом оглядел своих немногочисленных попутчиков в вагоне метро. Да и откуда тут взяться огромной толпе? Стрелки часов уже доходили до часа ночи, и рейс должен был быть последним перед закрытием. В ушах привычно задувало, и из-под дверей тянуло противным, пробирающим до костей холодком. Джек поежился и плотнее закутался в тонкий джемпер.

Ехать оставалось от силы минут десять, не больше, до дома еще минут пятнадцать, всего полчаса до светлой комнаты со ждущим дома Брайаном*, огромным черным ретривером. Друзья посмеивались над именем собаки, недоумевая, как можно назвать животное именем любимого солиста.

— Вот разонравится тебе эти твои рок группы, а имя собаки останется, и ведь не переименуешь, — сказала Линдси, когда Джек только привел домой грязного и мокрого пса.

Но Джек был непреклонен, искренне изумляясь, как может разонравиться такая нестареющая классика, как рок. Одним из первых он покупал диски, отстаивая неимоверно длинные очереди, и мог гордиться автографами всех участников группы.

Мысли о бывшей девушке и Брайане помогли отвлечься от иррационального страха, но сейчас он возвращался. Оглядывая задремавшую девушку напротив себя, Джек снова замер, чувствуя, как мысли уплывают куда-то далеко. Пожалуй, она была даже похожа на Линдси. Такие же светлые волосы, несколько веснушек на щеках. Наверное, когда она улыбается, на щечках должны появляться маленькие ямочки. Но нет, это точно была не Линдси. Та бы никогда не стала спать в ночном метро. Она в принципе мало спала. Ей хватало трех часов сна, чтобы снова быть бодрой и заражать этим окружающих.

А ее улыбка?.. Она никогда не сходила с ее губ. Линдси всегда говорила, что она у нее кошмарная, «не голливудская», но Джеку она казалось самой прекрасной на свете. Она так и оставалась на ее губах до самого конца. Когда ее вытащили из-под горящей машины она уже не дышала. Врачи сказали, что смерть была мгновенной, и она даже не успела ничего понять, поэтому и продолжала улыбаться. Того говнюка, что сбил ее посадили в тюрьму, но от этого Джеку было не легче.

Веки девушки дрогнули, и глаза открылись, полностью разрушая сходство с Линдси. Джек отвернулся, не желая смущать ее. Мужчина, сидящий в другом конце вагона, в свою очередь осматривал Джека. Взгляд маленьких бусинок-глаз пробирал до холода. Увидев, что Джек смотрит на него, мужчина поймал его взгляд и едва заметно ухмыльнулся. Джек вздрогнул. Что-то было не так. Определённо не так. Девушка так же растерянно смотрела по сторонам. За окнами мелькали серые стены тоннеля, и в вагоне стояла тишина. Джек нахмурился. Тишина, оглушительная тишина, которая просто не может быть в метро во время движения.

На лице девушки отразилось понимание, а потом ужас. Не зная зачем, Джек вскочил и бросился к двери, в надежде найти стоп-кран. Поезд ехал, и не думая останавливаться на перроне. Желтыми зигзагами мелькнули вывески, и снова непроницаемая серая стена.

— Что происходит?! — голос девушки был чрезмерно высоким, визгливым и неприятно бил по ушам.

Джек кинул быстрый взгляд на мужчину в конце вагона. Тот улыбался. Кривая улыбка обнажала чернеющие гнилые зубы, а лицо, покрытое морщинами, сморщивалось на глазах. Быстрым шагом Джек преодолел расстояние до него и чуть было не упал, но вовремя ухватился за поручень. Мужчина с противным смешком оглядел Джека.

Вагон, тем временем, ощутимо разгонялся, и Джека затошнило.

— Что, мать твою, это значит?! — крикнул Джек.

Мужчина поднялся с места. Казалось, скорость ему ни по чем, и он стоял ровно, не прикладывая ни единого усилия, хотя с его-то телосложением все должно было бы быть наоборот. Невысокого роста, пухленький мужчина, мог бы сойти даже за милого, если бы не лицо: жестокое. Он неспешно подошел к Джеку, и тут вагон снова тряхнуло. Юноша, не удержавшись, повалился на пол, к ногам мужчины. Девушка сзади вскочила и вжалась в противоположную стенку вагона. Джек не мог ее винить. Мужчина сделал короткий шаг и встал на руку Джеку. Тот вскрикнул и постарался перекатиться, но попытка оказалась неудачной.

— Куда собрался? — тихо, практически шепотом сказал мужчина.

Тишину вагона прорезал визг девушки, граничащий с ультразвуком. Она дёргала ручку двери ведущую в другой вагон, а та не поддавалась. Мужчина поморщился и, не переставая стоять на кисти Джека, достал из кармана нож-бабочку. Пока он раскрывал ее, Джек, резко дернувшись, сумел вырвать руку и отползти в конец вагона.

— Поверни ручку, а не дёргай, дура! — рявкнул Джек, неотрывно наблюдая за действиями мужчины.

Его черные волосы прямо на глазах становились седыми и истонченными, а лицо выглядело, как лицо древнего старца. Сосуды на глазах лопнули, а пальцы скрючились. Нарочито медленно он раскрывал бабочку. Свет мигнул.

Джек бросился к двери и оттолкнул ревущую девушку в сторону, чуть не упав следом. Повернув ручку в нужную сторону. Дверь медленно отворилась, и Джек бросился в сцепку вагонов, утягивая за собой девушку. Та, словно марионетка, потянулась за ним, и Джек захлопнул дверь. И вовремя. В стену, где секунду назад была девушка, прилетел остро заточенный нож-бабочка. Не дожидаясь, когда мужчина откроет дверь, Джек забежал в следующий вагон.

— Дай сюда кофту, — попросил Джек.

— Что? — взгляд у девушки был слегка расфокусированный и какой-то отрешенный.

— Дура! — выругался Джек. — Нас убьют сейчас нахрен, если ты не дашь свою гребаную кофту! — крик подействовал на девушку, и она словно очнувшись быстро стянула с себя кофту.

Джек выхватил ее из рук девушки и быстро привязал ручку к поручню. В этот же момент в дверь начал ломиться тот гниющий мужчина, и девушка задрожала.

— Так, спокойно, — скомандовал Джек, завязывая последний узел, стараясь успокоить скорее себя, чем девушку. — А теперь пошли. Быстро.

Просить ее дважды не пришлось, и она первая побежала к двери в следующий вагон.

— Я Марта, — дрожащим голосом сказала девушка, пока Джек поворачивал ручку.

— Джек.

Дверь в другом конце вагона вздрогнула и приоткрылась, показывая лицо их преследователя.

— По-моему, ему явно нехорошо, — протянула Марта.

Джек быстро обернулся. В отличие от Марты он смотрел вовсе не на мужчину, а на грозящую вот-вот порваться кофту.

— Пошли.

Джек толкнул дверь и вошел в следующий вагон. Снова привязав ручку двери к поручню, на этот раз уже своим джемпером, Джек потянулся к следующему.

— Знаешь, а мне уже не страшно, — сказала Марта.

«Зато мне-то как страшно, — подумал Джек. — Вагонов ведь не бесконечное число», — но вслух сказал совсем другое:

— Снимай футболку.

— Что?! — возмутилась Марта.

— Живо! — рявкнул Джек, уже слыша шаги.

Сам он уже трясся от холода в одних брюках. Марта вздрогнула, но послушалась, оставаясь в одном кружевном лифчике. В любой другой ситуации Джек бы не упустил возможности поподробнее разглядеть Марту, но только не сейчас. Все его мысли были заняты бесконечным количеством одинаковых дверей и вагонов. Это напоминало кроличьи бега по кругу.

Бегом пройдя в другой вагон, Джек зажал себе рот рукой, чтобы не закричать от бессилия. Вагон был последний. Марта проследила за его взглядом и заплакала. Даже нет ничего привязать дверь.

Послышались шаги. Джек и Марта отползли в самый конец и прижались к стене. Холод пробирал до костей. Оглушающая тишина давила на уши. Тем громче звучали шаги.

Дверь распахнулась, открывая взору то, что когда-то было мужчиной. Кожа его иссохла, лохмотьями свисала с костей, а в воздухе стоял удушливый запах гниения. Глаза мужчины словно были готовы лопнуть от напряжения.

— Набегались? — гаркнул мужчина и замахнулся, чтобы метнуть нож.

Тут свет мигнул и погас. Страха не осталось. Появилось только убийственное спокойствие. Но увидев маленький желтый отблеск на лезвии, прежде чем все погрузилось в кромешную темноту, летящем прямо на Марту, Джек потянул ее на себя.

Они сидели на полу, прижавшись к друг другу в полной темноте и слыша лишь собственное дыхание. Джек не видел, как к ним подошел мужчина, лишь почувствовал.

Удар пришелся в висок, и Джек медленно осел на пол. Последняя мысль была не о Линдси, Марте или родителях. В памяти всплыл Брайан. Ретривер терпеть не мог, когда Джек оставлял его одного дома. Не ел ни у кого кроме него, даже у соседки, заходящей покормить его. Если Джек уезжал надолго. Наверное, Брайан сидел сейчас перед дверью и терпеливо ждал хозяина, а не дождавшись протяжно завоет, будя соседей.

Поезд остановился.

* * *

— Да проснись же ты! — с истерическими нотками кричал кто-то прямо над ухом.

Голова раскалывалась, а глаза слезились. Открыв их, Джек различил смутный силуэт Марты. Находились они уже, слава Богу, не в вагоне, а на перроне и, к счастью, не одни. Рядом с ними стоял охранник.

— Отлично, вы очнулись, — кивнул он. — А теперь идите отсюда, пока я не вызвал полицию, и занимайтесь этим где-нибудь в другом месте.

Охранник отошел, неодобрительно косясь на Марту и лежащего Джека.

Джек поднялся с пола и подхватил лежащий на полу мятый джемпер. Марта уже была одета в свою футболку.

— О чем это он? — недоуменно спросил Джек.

— Действительно! Что может подумать охранник, увидев в запертом вагоне двух молодых полуобнаженных людей. Пошли.

Марта быстрым шагом пошла к лестнице, ведущей наверх. Стоило им выйти из метро, как Марта вдруг схватила за воротник.

— Что это за хрень сейчас была?! — прошипела она сквозь зубы.

— Могу спросить то же самое у тебя! Какого черта?

— Я не знаю, — растерянно сказала Марта, отпуская его. — Когда выключился свет, я думала он убьет нас, но потом свет снова зажегся, и дверь в вагон пытались открыть. Я думала, это его дружки, но это оказались просто другие пассажиры. Мы доехали до ближайшей станции, меня под ручки с тобой вывели из вагона, я выплатила штраф…

— А джемпер откуда? Мой же был практически в самом первом вагоне.

Марта задумалась, а по ее лицу проскользнула едва уловимая тень.

— Но ведь и других людей в метро не было, пока мы бежали. Пока ты был без сознания, я думала, что сошла с ума. Спрашиваю про того шизика у охранника, а он крутит у виска головой, мол, совсем обкурилась девка. Но если ты тоже все это помнишь…

Джек вздохнул. Лучше бы они просто обкурились и это были глюки. Тогда все бы было по крайней мере понятно и прозаично. Но телепортация вещей, исчезающие и появляющиеся пассажиры, тот гниющий мужчина, неестественная тишина, все этого не могло быть на самом деле. Но оно же ведь было? Было?

— Мне страшно, и я устала. Это была не моя остановка и до дома мне еще очень далеко… Можно я переночую у тебя?

Джек кивнул. До его дома было недалеко. На улице стало намного спокойнее, а то, что произошло в метро, казалось страшным глупым сном. Мимо сновали пешеходы, ярко горели фонари и вывески, проезжали машины. Немного пошатываясь, Джек подошел к небольшому киоску и, кинув смятые купюры на прилавок, взял бутылку ледяного лимонада. Тот приятно холодил горло. Выпив первую бутылку почти залпом. Джек, порывшись в кармане, достал еще одну купюру и взяв две бутылки вернулся к Марте, которая замерла с неестественно прямой спиной, сидя на скамейке у автобусной остановки.

— Держи, — протянул бутылку Джек.

Марта кивнула и приложилась к горлышку, жадно выпивая половину.

— Спасибо. Посидим немного? — Марта похлопала по месту ядом с собой. — Это кошмар.

Она покачала головой. Джек молча допил вторую бутылку. Они просидели так около получаса, пока Джек наконец не встал.

— Идем.

До дома Джека можно было дойти за пятнадцать минут, но тогда пришлось бы идти по темным переулкам, а этого сейчас не хотелось ни ему, ни Марте. Все время пока они шли, никто из них не проронил не слова. Казалось, все эмоции просто выключились, уступая место глухой усталости.

Уже идя под окнами своего дома Джек, сказал Марте:

— Ты только не бойся, у меня живет ретривер, Брайан, но он добрый и не кусается.

Марта кивнула и поднялась по лестнице на четвертый этаж вслед за Джеком. Небольшая квартирка встретила его оглушительным лаем Брайана. Тот кинулся к хозяину, облизывая Джека и сбивая с ног.

— Я тоже рад тебя видеть, мальчик.

Джек почесал его за ухом и прошел в квартиру. Это была типичная студенческая квартира с маленькой кухонькой и одной комнатой, совмещающий в себе и гостиную, и спальню.

— Проходи, — Джек посторонился. — Хочешь чай? Я сам-то точно теперь не усну.

Марта улыбнулась, и Джек отметил, что ямочки на щеках и правда присутствуют. Они втроем: Джек, Марта и Брайан с трудом убрались на кухне.

— Ммм… — протянула Марта. — А что ты так поздно делал в метро?

— Я в сети быстрого питания работаю, только закончилась смена. А ты?

Сам Джек походил сейчас на ленивого отогревшегося кота, лениво отвечающего на расспросы.

— Я от родителей ехала, мы… Мы поссорились, и я психанула. Собрала вещи и уехала. Я как представлю, что бы с ними было, если бы я… Если бы он…

— Тихо, все хорошо. Все в порядке.

— Так я еще и вещи оставила в метро, вот дура, да?

Марта прижалась к Джеку и всхлипывала в джемпер. Спать они так и не ушли, задремали сидя на кухне. Проснувшись, Джек сразу насторожился. В соседней комнате истошно лаял Брайан и скреб дверь. Хотя, Джек точно помнил. Что оставлял ее вчера открытой. Марта тоже проснулась и испуганно смотрела куда-то за спину Джеку.

— Что?.. — спросил Джек, оборачиваясь.

За окном была ночь, без единого огонька, а в стекло смотрел еще один гниющий полутруп. Джек, не стесняясь Марты, завопил.

— Джек, — тихо спросила Марта. — Ты ведь закрыл дверь?

— Д… — хотел было ответить Джек, но замолчал.

Он этого не помнил наверняка.

Раздался щелчок позади Марты, и входная дверь открылась.

Оттуда вышла маленькая девочка лет семи. Марта вскочила из-за стола переворачивая стул. Брайан завыл.

Девочка не произнесла ни слова. Она обогнула валяющийся стул.

— Что тебе надо? — спросил Джек.

Марта прижалась к нему. Джек лихорадочно соображал, как задержать девочку, чтобы они смогли уйти. На пол полетел перевернутый стул, чуть было не придавив посетительницу. Прыгать из окна было высоко.

— Вы.

Она сделала еще шаг и потянула руку к Джеку. Тот, не раздумывая больше ни секунды, схватил кухонный нож и воткнул его в девочку. Глаза той удивленно расширились, а потом Марта завопила. Девочка медленно вытащила нож из живота. А Джеку показалось, что она даже ничего не почувствовала.

— Зря ты так.

Голос маленькой девочки выглядел сюрреалистично на фоне всего остального: заляпанного кровью голубого платьица, измазанных в крови рук Джека, полуразгромленной кухни. В следующую секунду девочка вдруг широко распахнула глаза и протянула:

— За что вы так со мной?

Марта как-то странно пискнула и бросилась к ней, а сердце Джека пропустило удар. Как в замедленной съемке, Джек увидел тонкую девчачью руку, достающую нож из живота. А потом Марта закричала. Громко и протяжно, а на Джека брызнула ее кровь.

Девочка бросила Марту на пол, а сама подошла к пятящемуся назад Джеку.

— Это ты виноват, что она кричит.

Крик Марты сливался с воем Брайана в соседней комнате.

— Если бы вы не сопротивлялись все было бы почти безболезненно. А теперь скажи спасибо Альбусу Дамблдору.

Мир Джека сплющился, схлопнулся, и кухня опустела.

Брайан выбежал из спальни и оглядел кухню. Увидев разбитые чашки, сломанный стул и перевернутый стол, заляпанные кровью стены, Брайан сел и завыл.

За окном начинался рассвет.

1988

Петунья

Две женщины сидели за столом в опрятной гостиной, их силуэты были видны сквозь неплотно задернутые желтые занавески. У женщины помладше в руках была фарфоровая чашечка с кофе. Она чуть наклонила ее к себе, в задумчивости разглядывая содержимое. Красные наманикюренные ноготочки медленно отбивали такт какой-то мелодии, доносившейся с улицы. Женщина была спокойна и задумчива. Ее глаза смотрели куда-то вдаль, и складывалось ощущение, что она и вовсе не слушает, о чем ей говорит хозяйка дома.

Вторая же женщина была ее полной противоположностью. Кофе был решительно отставлен в сторону нетронутым. Весь вид женщины показывал ее уверенность в собственной правоте, только глаза выдавали ее настоящее состояние. Они безостановочно перемещались с собеседницы на дверь, а оттуда на часы. Она говорила совершенно ни о чем:

— …И тогда Даддикинс сломал себе руку!..

Этот разговор не был интересен ни Петунье Дурсль, ни Дженет Фитцжеральд, работнице служб опеки. Дженет пришла в дом №4 час назад, а разговор все так же обходил стороной тему визита, а именно племянницу миссис Дурсль — Галлею Поттер. Следов пребывания второго ребенка в доме Дженет не обнаружила. На стенах и полках стояли фотографии сына Петуньи, периодически проскальзывало ее лицо и изредка — мужа. Это перекидывание дежурными, ничего не значащими фразами и рассказами миссис Дурсль о сыне грозило затянуться еще на час.

— Миссис Дурсль, я здесь, чтобы поговорить не о Дадли, — мягко напомнила Дженет. — Я пришла узнать о том, что случилось с вашей племянницей Галлеей Поттер. Я посещала вас пятнадцать месяцев назад, когда вы сообщили о том, что пропала ваша племянница.

Побег Галлеи оставил на душе неприятное чувство вины. Да, Петунья не слишком любила

племянницу, но Галлея всегда могла найти у них кров над головой и обед. Вернон ни разу не поднимал на нее руку, а сама Петунья всегда следила, чтобы Дадли не слишком часто задирал ее.

Петунья, в отличие от родителей, видела свою сестру насквозь. Она не была, как те мультяшные злодеи, противной с детства. Петунья до сих пор помнила, как мама, рожавшая дома, истошно кричала. Маленькая Петунья спряталась за шкаф и обнимала большого плюшевого мишку. Папа ходил по дому бледный и испуганный, а Петунье было интересно, из-за чего же такие страдания. Петунье было уже четыре, и она знала, что ее маленькая сестричка сейчас живет в животике у мамы. Когда родилась Лили, Петунья удивилась. Мама часто говорила старшей дочери о том, как хорошо будет жить им вчетвером, и, что Петунья обязательно полюбит малышку Лили. Держа на руках маленький сверток, Петунья вглядывалась в маленькое и какое-то сморщенное лицо сестры с пронзительно зелеными глазами. Она была такой маленькой, что, казалось, любое неосторожное движение может причинить ей вред. Петунье так хотелось защитить ее от всего, что она даже не знала, как назвать то чувство, охватившее ее.

Родители уделяли все свободное время Лили, а за Петуньей присматривала, приехавшая помочь, Альберта Эванс, сестра мамы. Лили отнимала совершенно все время родителей, и Петунья сначала обижалась на нее, но каждый раз, когда это происходило, она вспоминала маленький сверток у себя на руках, и обида исчезала. Петунья до сих пор вспоминала те ночи, когда малышке Лили не спалось. Обычно при этом вместе с ней не спал весь дом. Родители ходили хмурые и недовольные, а времени на Петунью не оставалось вовсе.

Поход в первый класс прошел как-то скомкано. Лили угораздило подцепить какую-то болезнь аккурат в конце августа. Родители не могли оставить Лили одну, и Петунья пошла на первое сентября в одиночестве. Желая впечатлить родителей, Петунья старалась хорошо учится и вскоре в ее тетрадках красовались красные печатки «Отлично». Но тут у Лили начали резаться зубки, и успеваемость Петуньи вновь отошла на второй план.

Когда Лили достаточно выросла, чтобы начать ходить, то стала постоянным спутником Петуньи. Она бегала за ней везде. Петунья старалась отвадить ее, но вскоре свыклась, и даже нашла в этом выгоду. Лили стала незаменимым собеседником. В силу возраста Лили не понимала, о чем говорит Петунья и не могла никому рассказать. Старшая жаловалась ей на задирающего ее в школе Джейсона, Мэгги, назвавшую Петунью дурой, и многое другое.

Лили росла и искренне привязывалась к сестре. Она оставалась все такой же капризной и не терпящей возражений, но при Петунье она сдерживала себя как могла. Петунья же в свою очередь защищала ее от соседских детей, снимала с деревьев и мазала коленки. А потом появился Северус Снейп, сын алкоголика Тобиаса из-за реки. Родители не разрешали девочкам, даже двенадцатилетней Петунье, туда ходить.

Петунья и две одноклассницы решили сходить в тот день искупаться на речку, и, загорая на песке, Петунья увидела на противоположном берегу за кустами Лили и Северуса. Скандал тогда был жуткий, благо на стороне Петуньи находились и подруги. Лили же бросилась защищать Снейпа. Тот, уходя, зло бросил:

— Чтоб ты провалилась!

В этот момент часть песка вдруг ссыпалась в воду, затягивая Петунью вместе с собой. Она тогда не придала этому значения, но помнила до сих пор тот долгий нехороший взгляд, который бросил на нее Снейп. Весь следующий месяц Лили обижалась на Петунью и тайно встречалась со Снейпом. А Петунья по вечерам плакала в подушку от бессилия. Снейп забирал у Петуньи ее Лили.

Петунья зовет Лили в парк, а Снейп в лес, и Эванс-младшая идет с ним. Петунья предлагает прогуляться по магазинам, а Снейп говорит, что сегодня ночь, когда из-под земли в лесу вылезают Ночнушки, волшебные светящиеся насекомые. Бред, конечно, но Лили верила и шла со Снейпом. «Северус говорит…», «Северус делает…», «Северус показал…», «Северус сказал…» У Лили теперь был Северус, и Петунья стала ей не нужна.

Странная пустота ощущалась в груди. Раньше Лили делала все, чтобы Петунья обратила на нее внимание, теперь же…

А Снейп, видимо, не мог забыть о том, как давным-давно Петунья отругала Лили за общение с ним. Вроде бы безобидные розыгрыши не должны были задевать взрослую Петунью, а едким подколкам следовало пролетать мимо ушей, но они больно били в самое сердце. Лили сначала пыталась помирить Снейпа и сестру, потом поддерживала нейтралитет, а потом и вовсе стала помогать Северусу. Петунья ощущала себя преданной.

— Меня зовут профессор МакГонагалл, я декан факультета Гриффиндор школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, — эта фраза разрушала весь мир Петуньи.

Да. У Лили были разные странности, в виде летающих вещей, но родители и Петунья делали вид, что ничего не происходит. Крик Лили поразил Петунью:

— Я знала! Я знала, что Северус говорил правду!

Петунья ощутила ужасно сильный прилив обиды. Лили никогда не говорила ей об этом. Ее маленькая сестренка Лили, которая бегала хвостиком и выпрашивала поиграть, скрыла от нее существование целого мира магии.

Ужасно смущаясь, четырнадцатилетняя Петунья написала письмо этому Дамблдору, но ответ принес ей только разочарование. Спустя годы Петунья понимала, какой она была дурой. В Хогвартс принимали в одиннадцать, в то время как ей было почти пятнадцать.

Окончательно с Лили Петунья рассорилась из-за этого же письма. Петунья положила в ящик стола, но, придя домой вечером следующего дня, она обнаружила, сидящих на полу со злополучным ответом Снейпа и Лили. На немеющих ногах она дошла до сидящих на полу детей. Наверное, ее лицо было настолько страшным в этот момент, что Лили побледнела, а лицо у нее стало ужасно виноватым.

— …Твоя сестра-маггла действительно думала, что такую, как она могут взять в Хогвартс?!.. -говорил сидящий спиной к двери и Петунье Снейп.

— Северус, — испуганно сказала Лили, во все глаза смотря на сестру.

— Насколько надо быть… — продолжал Снейп.

— Северус! — Лили уже кричала.

— «Мисс Эванс, к сожалению, для обучения в Хогватрсе надо обладать магическим потенциалом. Магглов в Хогвартсе не обучают». Вот умора, да?

— Северус, замолчи! — в глазах у Лили стояли слезы.

— Да что случилось?.. — спросил Снейп и замолчал, обернувшись.

Петунья, стараясь сохранить остатки достоинства, ледяным голосом сказала:

— Благодарю, за характеристику моих умственным способностей. Лили, не знала, что ты страдаешь клептоманией. От Снейпа я, понятное дело, большего и не ожидала. Наверняка, его папаша так же начинал, да?

Снейп вскочил с пола и встал около Петуньи, его рука отвелась куда-то в сторону, как для удара. Его лицо было красным и злым.

— Что ты сделаешь, ударишь меня?

— Петунья, пожалуйста! — плакала Лили, но, тем не менее, не принимала участия не на одной из сторон.

Первая растерянность Снейпа прошла, и он перешел в наступление. Петунья отрешенно заметила, что краснеет Снейп-младший некрасиво, покрываясь неравномерными пятнами.

— И это я слышу от магглы, которая готова на все, чтобы превзойти сестру. Даже написать письмо директору волшебной школы с унизительной просьбой принять ее туда. Только знаешь, Эванс, ты никогда не будешь лучше Лили. Можешь хоть сдохнуть от напряжения, но ты всегда будешь второй!

Петунья вспыхнула, как спичка:

— Ты презираешь меня за то, что я нормальная? А как же наши родители, Лили? Они тоже эти магглы. Что, мы — второсортные люди?

Петунье очень хотелось, чтобы Лили наконец выбрала за кого она, хотелось, чтобы она выгнала Снейпа, сказала, что это была его идея найти письма, сказала, что любит ее. Но Лили молчала, переводя умоляющий взгляд со Снейпа на Петунью. Сама же Петунья подумала, что именно неучастие когда-нибудь погубит Лили и Снейпа. Она еще не знала, насколько права.

— Можно быть и волшебником, и магглом, главное достойным человеком. А ты Петунья такая? Завидуешь сестре?..

— А ты достойный человек, Снейп? Воровство стало теперь в порядке вещей? Ходишь тут, вынюхиваешь все своим длинным носом…

Она выгнала из обоих из комнаты, не вышла попрощаться с Лили, когда она уезжала и не проводила ее. Стоило им пересечься, как младшая сестра смотрела глазами побитой собаки. Но потом она уехала и за весь год не написала ни одного письма Петунье. Родителям — да, но не ей. Когда Лили приехала следующим летом, то Петунья поняла, что потеряла сестру окончательно. Встреченная ей на перроне девочка была не похожа на прежнюю Лили Эванс. Она изменилась не только внешне, хотя и здесь произошло множество перемен: она стала выше, рыжие волосы теперь доходили до талии, на нужных местах появились соответствующие округлости.

Петунья пыталась с ней поговорить, но Лили больше не интересовали старые общие знакомые, о Хогвартсе не знала Петунья. Лили закрылась и стала совсем чужой. Она вроде бы много говорила о школе, но после вечера, проведенного с ней, Петунья поняла, что не знает о нынешней жизни Лили ровным счетом ничего.

Родители выполняли все просьбы Лили и не просили ее ничего делать, объясняя это тем, что Лили скоро опять уедет в Хогвартс, где будет совсем одна. Петунья лишь грустно вздыхала.

Годы шли, Петунья так же переругивалась с Лили и Снейпом, но после пятого курса Петунья больше не видела их вместе. На резонный вопрос «Почему?», Лили ответила:

— Он перешел черту. То, что он сказал, не прощают.

Вытянув из Лили историю о Мародёрах, подштанниках и «грязнокровке», Петунье стало по-настоящему жаль Снейпа. Пусть он был мелким противным засранцем, но Петунья даже сумела привязаться к нему. Лили была жуткой собственницей. Ей нужен был человек полностью, все его время, внимание. Так было с родителями, так было с Петуньей, Снейпом, ее школьными подругами детства. Скорее всего, у Снейпа появились друзья, помимо Лили, либо у Лили появились парни получше Снейпа.

Петунья решилась дойти до дома Снейпа, поговорить с ним. За те восемь лет, что Северус дружил с Лили, Петунья знала его, как облупленного. Пусть их отношения и никогда не были близкими. Возможно, Снейп до сих пор воспринимал Петунью, как угрозу, врага, но сама Эванс видела в нем надоедливого, не слишком близкого родственника. Идя по Тупику Прядильщиков, Петунья вспоминала, как мама запрещала дочерям ходить на ту сторону реки. Запретный плод сладок, верно? Дом Снейпов Петунья нашла легко, бывало, что она заходила туда за Лили.

Дом выглядел совсем сиротливым. Серый, скучный, обветшалый и какой-то неухоженный. Петунья постучала, но ей никто не ответил. Она толкнула незапертую дверь. Внутри было еще хуже, чем снаружи. Стойкий запах дешевого пойла и сигарет, в воздухе витала какая-то безнадежность. Огромные клоки пыли валялись на полу, старый деревянный пол скрипел под ногами. На кресле, заляпанном пятнами, сидел мужчина. Он был из тех, о которых говорят «с пивным животиком», но лицо у него было какое-то недоброе. Маленькие, заплывшие глаза, искусанные губы и неаккуратная борода.

— Здравствуйте, — преодолевая отвращение, сказала Петунья. — Я ищу Северуса. Вы не знаете, где он?

Тобиас Снейп поднял на нее свои поросячьи глаза, и Петунья покрылась гусиной кожей. О чем она думала, идя в дом в алкоголика. Она медленно попятилась к выходу.

— Ты ведь Петунья? Сестра Лили Эванс? — голос у него был хриплый и некрасивый.

Петунья быстро кивнула.

— Предупрежда-ал я Северуса… что она птица другого полета, не сможет он ее содержать. Так же как и я не смог Эйлин… Но кто же меня послушает, да, Петунья? — с каждым словом речь его становилась все невнятнее. — Бросила его твоя рыжая сестричка-бестия…

Петунья через силу разбирала слова, прикладывая при этом большие усилия. Тут Тобиас завалился куда-то набок, и Петунья, забыв осторожность, кинулась к нему.

— Мистер Снейп, вы в порядке?

Мужчина смотрел пустыми глазами в пустоту, и Петунья запаниковала. Ее рука потянулась к его шее, но жилка не билась. Петунья выбежала из дома и побежала к телефонному автомату. Набрав три заветные девятки, Петунья дрожащим голосом сказала адрес и причину вызова.

Закончив звонок, Петунья кинулась обратно к дому. На этот раз Тобиас был не один. Над ним волшебной палочкой водил Северус.

— Эванс? Что ты здесь делаешь?

— Я искала тебя, и твоему отцу стало плохо. Я вызвала неотложку…

— Дура! Я волшебник. Что он говорил? Я сейчас наложу Энервейт и все будет хорошо.

— Северус… У него нет пульса, — Петунья говорила дрожащим голосом. — Он… Он говорил, что предупреждал тебя о Лили, и у вас бы было так же, как у него с Эйлин. Что ты бы не удержал ее.

— Ты лжешь!

— Нет, Северус, постой…

— Чтоб ты сама вышла замуж за какого-нибудь моржа, дура! Тогда будешь рассуждать о том, кто кого удержит! Вечно ты лезешь не в свое дело. Как ты меня достала!

Северус плакал. А Петунья, развернувшись, вышла.

Больше она Снейпа не видела, а через шесть лет погибла и Лили с мужем, подбросив им на порог маленькую черноволосую девочку с зелеными глазами. Петунья так перепугалась. На дворе стоял ноябрь и было уже достаточно холодно. Петунья устала бегать, собирая бумаги и оформляя документы. В больнице от пневмонии девочку лечили уже со страховкой, вставшей в копеечку.

Каждый раз глядя на племянницу, Петунья думала о сестре. О том, когда все перешло за черту того, что нельзя исправить. Когда она стала ненавидеть ее настолько, что поселила дочь сестры в чулан. Он был достаточно большим, Петунья его обустроила, но это был и всегда будет чулан. Вспоминая о нем, Петунье хотелось плакать. Вернуться назад и все исправить. Но она не могла. Она боялась поменять отношение к ней. Боялась предательства, как и от Лили. Проще говорить, что Галлея сама виновата. Проще… Вернись сейчас малышка Галлея, Петунья постаралась бы все исправить, стать настоящей семьей. Но сейчас уже поздно.

Дженет задумчиво посмотрела на Петунью в ожидание ответа.

— Галлею забрали ее родственники по линии отца…

Они действительно приходили в дом к Дурслям. Повзрослевший Снейп, нос которого наконец-то начал гармонично сочетаться со всем остальным, и явно богатый блондин, при виде которого Петунья испытала какое-то благоговение и трепет. Говорил в основном блондин, представившийся Люциусом Малфоем.

— Галлея — кузина моей жены. Мы решили взять ее на свое попечение, миссис Дурсль. Вам требуется подписать всего пару документов, и все будет улажено.

Уговорив себя поставить подпись, Петунья проводила гостей за дверь и разрыдалась. Она плакала долго и некрасиво. Ненавидя себя за то, как она относилась к Галлее, проклиная свою глупость и понимая, что ничего никогда не исправит. Случится то, чего Петунья так боялась и от чего хотела уберечь племянницу.

— Галлея, прости меня, — шепнула в темноту Петунья.

Мир магии поглотит Галлею, так же, как и ее мать, и это не кончится ничем хорошим.

<Хогвартс

1943>

Ей никогда не было комфортно в Хогвартсе. Для кого-то школа второй дом, для кого-то — тюрьма. Ты отрезан от мира на девять долгих месяцев, заперт в гигантском доме со сверстниками, вынужден следовать строгим правилам, питаться по расписанию. Вся жизнь в Хогвартсе буквально расписана по минутам.

Поэтому она нарушала правила. Одно, второе, третье, затем это превратилось в особый вид спорта. Никто не знал, никто ни разу не ловил её на нарушении правил. Её считали образцовой ученицей, отличницей и пай-девочкой.

Считалось, что самые хитрые учатся на Слизерине, и распределяющая шляпа даже предлагала ей туда поступить. Но она отказалась. В подземелье у змей училось слишком много знакомых лиц.

В итоге её приютила башня Рейвенкло. Вороны были приветливыми, но мало интересовались чужими делами. Их больше привлекали знания и самосовершенствование. Это было идеально. Никто не интересовался, куда она ходит среди ночи и где пропадает вместо обедов.

Всё начиналось безобидно: портреты с подрисованными усами, перезаколдованные исчезающие ступеньки, иллюзии пауков в темных углах, чтобы пугать девочек.

Кто подумает на примерную девушку из благородной семьи? Явно всё это проделки мальчишки-хулигана.

На третьем курсе она освоила анимагию. Это было восхитительно — бросить вызов не только школьным правилам, но и законам Министерства Магии. Скрытность её повысилась в несколько раз.

Ведь кто обращает внимания на обычную кошку?

Каждый ученик тащил в школу какую-нибудь зверюгу. Чаще всего это были совы или жабы, но третьими по популярности были коты и книзлы, так что ночью по Хогвартсу бродила ушасто-хвостатая банда.

Коты шныряли везде. Домовые эльфы оставляли им мисочки с молоком в укромных углах, любая кошка быстро находила лаз на кухню и больше не забывала. Мыши, если они и были, не решались вытащить кончики носов из укромных мест.

Рыжая кошка с белыми вкраплениями на хвосте легко влилась в ночное усатое братство.

В этом году в Хогвартсе что-то изменилось. Он и раньше ей не нравился, но сейчас в воздухе будто витало что-то мерзкое. Когда она превращалась в кошку, до её носа доносился легкий запах гнили.

Источник гнили она нашла в подвалах Слизерина.

Это был мальчишка Том, на курс старше, чем она. Друг Вальбурги и Лукреции, её двоюродных сестёр.

Когда они пересекались в Большом зале во время приёма пищи, она, будучи человеком, не чувствовала от этого Тома ничего особенного. Он был красив, высокомерен, как и прочие слизеринцы, но из толпы учеников особо не выделялся. Когда же она превращалась в кошку, то чувствовала, что Тома укутывает удушливый запах гнили и разложения.

«Может это какое-то редкое темно магическое проклятье? — размышляла она про себя. — В любом случае предупредить Лукрецию и Вальбургу будет нелишне».

Однако Лукреция только отмахнулась от предупреждения своей младшей кузины. Зато Вальбурга восприняла ситуацию серьезно.

— Ты знаешь, — сказала она, — я замечаю, что Том изменился. Он будто старательно играет самого себя. Порой переигрывает, порой не знает, что делать. Да еще и общаться стал чрезвычайно грубо.

— Будто другой человек?

— И вправду, похоже, — удивленно сказала Вальбурга. — Мне решительно это не нравится. Что же случилось с Томом, который был влюблён в меня?

Так она получила единомышленницу в лице Вальбурги. Они решили последить за «Томом, который так сильно изменился» и вскоре выяснили, что тот связался с какой-то очень странной магией. Её даже нельзя было назвать «темной» или «черной», потому что они обе, как представительницы старых чистокровных семей, знали о черной магии достаточно.

Магию этого Тома решено было назвать «грязной». Для неё использовалась кровь живых существ и странные узоры на полу.

Они написали о своих подозрениях родителям, а те в ответ прислали защитные амулеты.

Она взяла за правило следить за подозрительным юношей каждую ночь и вскоре выяснила, что животных для ритуалов ловила Лукреция. Когда она ввязалась во всё это? Почему действует так покорно, не задавая вопросов?

Очередная ночь дала ответ на этот вопрос. Вальбургу грубо оглушили и потащили на очередной ритуал. Она неслышной кошкой следовала за заговорщиками, когда заметила, что следит не одна. Тщательно прячась в тенях, за ними следовала жаба.

«Еще один анимаг, как и я? Что ему здесь нужно»? — мысли заполнили голову, но она постаралась от них избавиться. В кошачьей форме невозможно было думать на возвышенные темы, поэтому она оставила размышления на утро и принялась просто наблюдать.

Жаба вела себя так, будто понимает происходящее. Она проследовала до самой спальни для девочек, а затем смотрела на Вальбургу всю ночь, не мигая.

Кошачий нос легко определял местоположение жабы. Ей не нужно было смотреть, чтобы знать где она сидит.

На всякий случай она вылила на Вальбургу нейтрализатор темных проклятий — такой часто использовали после экспериментов. Эликсир должен был помочь очистить организм, от негативных воздействий.

Жабу она выслеживала несколько дней. И нашла в качестве питомца одного из первокурсников.

Загнать жабу в один из пустых классов, было вопросом времени.

— Я знаю, что ты тоже анимаг, превратись в человека. Надо поговорить, — она всё еще была в теле кошки. Человеческая речь давалась с трудом и получалась только из-за заклинания чистой речи, которое она на себя предварительно наложила. Раскрыть свое инкогнито незнакомцу было бы опрометчиво.

Жаба выпучила свои глаза и резко дернула головой из стороны в сторону.

— Как это понимать? — к речи примешивалось шипение. — Не хочешь?

Жаб снова отрицательно помотал головой.

— Нет? В смысле хочешь, но не можешь?

Жаб изобразил кивок.

— Ты анимаг?

Снова отрицание.

«Да как так-то? Может, он заколдованный человек»? — она пристально посмотрела на жабу. В детстве ей читали сказку про то, как ведьма заколдовала маггловского принца и превратила его в лягушку и отказывалась расколдовать, пока король не поклянется женить её на прекрасном принце. Потом эта ведьма стала мудрой королевой и правила долго и счастливо.

Так что теоретически, человека можно было заколдовать в животное, но кому и зачем это понадобилось? К тому же этот жаб следил за темным ритуалом…

Догадка пришла к ней в голову внезапно. Рейвенкло учит думать головой и решать сложные задачки: заколдованный человек следит за грязными ритуалами по ночам. Он жертва. Или же он лжец, но тогда надо поймать его на лжи, на нестыковках.

— Ты можешь издавать какие-нибудь звуки?

Жаб наклонил голову и выдал короткое кваканье и долгую скрипучую трель.

— Тогда сделаем так: я буду задавать вопросы, а ты отвечать. «Да» и «Нет» будут жестами, как раньше. Если ни да, ни нет не подходит, то будешь квакать. Ясно?

Жаб кивнул.

— Ты парень? — пришел ей в голову дурацкий вопрос.

«Да».

— Ты взрослый?

«Нет».

— Ты учился в Хогвартсе?

«Да».

Она думала вычислить личность заколдованного, но ответы добавили путаницы. Из учащихся младших и средних курсов никто не пропадал. Старшие были уже взрослыми, а первокурсники не учились в Хогвартсе раньше.

— Ладно. Попробуем выяснить курс. В прошлом году ты был на третьем?

«Нет».

— Четвертом?

«Нет».

— Пятом?

«Да».

На пятом курсе? У нее мелькнула какая-то мысль, но кошке сложно было сосредоточиться. Надо было выяснить факультет.

— Факультет Хаффлпафф?

«Нет».

— Гриффиндор?

«Нет».

— Слизерин? — заколдованный не мог быть с её факультета.

«Да».

— Бывший пятикурсник со Слизерина, — повторила она для себя. — Моргана всемогущая, ты и есть Том?!

«Да».

* * *

Оливер Сакс жил в Хогсмиде со старыми родителями. Волшебником он был очень слабым. В детстве его даже считали сквибом, однако письмо из Хогвартса пришло ему вовремя. Желания учиться у него не было. Оливер с раннего детства знал, что унаследует магазинчик родителей и будет продавать сладости школьникам. Ему нравились сладости.

Кое-как он закончил обязательные пять лет, сдал СОВ и приступил к работе.

С детства Оливер почти ничего не боялся: спокойно относился к Запретному лесу под боком, к самым разным волшебным животным и растениям. Он знал, что если соблюдать Правила, с ним ничего не случится, поэтому он никогда не грубил подозрительным личностям, не совался в Запретный лес дальше опушки и не переедал сладостей.

К двадцати пяти годам из Оливера получился очаровательный толстячок, улыбчивый и хорошо разбирающийся в сладостях.

Поэтому, когда Оливер пришел в себя посреди ночного осеннего леса, он потерял дар речи.

Осенний ветер пронизывал до костей его тонкую пижаму, в которой он лёг спать. Колпак где-то потерялся, а носки были мокрыми и грязными. Вокруг куда ни глянь были только черные силуэты деревьев, тянущие свои цепкие ветки-руки к Оливеру.

Со всех сторон ухали совы, шуршали осенние листья и скрипели ветки. Вдруг рядом раздался протяжный стон.

Оливер инстинктивно отпрыгнул в сторону, не удержался и упал на землю, разбив себе колени. Рядом что-то прошуршало, а у Оливера по спине поползли мурашки ужаса, вдобавок к тем, которые уже были там из-за холода.

«Кто здесь. Покажитесь»! — хотел было выкрикнуть Оливер, но смог выдавить из себя только сдавленное сипение.

Вдобавок к непонятным звукам добавились странные ощущения. Оливер провел рукой по волосам и вытащил парочку крупных муравьев, но это оказалось бесполезно. По его рукам и ногам уже ползли другие. Их маленькие лапки цепляли замерзшую кожу, вспарывая верхний слой эпидермиса.

Оливер начал давить муравьев и стряхивать их на землю, но добился только того, что они стали быстрее бегать. Медленно переставляя ноги, он побрёл в сторону, надеясь убраться от муравейника подальше. Мелкие ветки и камни, будто специально, тыкались ему в ноги, производя ужасный шум.

Некоторое время он брёл вперёд, сбрасывая муравьев, совершенно не озабоченный направлением — всё равно куда, лишь бы подальше отсюда. Колени ныли, зубы стучали друг об друга, а всё тело чесалось от мерзких насекомых.

— Что ж, а вот и наш сегодняшний гость, — произнес кто-то громким и довольным голосом. Оливер вздрогнул и обернулся.

Он оказался на ровной маленькой полянке с пожухлой травой. Его окружали четверо волшебников в одинаковых черных мантиях и с белыми масками на лицах. В темноте Оливеру на миг показалось, что его окружили чудовища из детских страшилок.

— Корвус, сегодня твоя очередь, — сказал тот же голос. — Самое лучшее время сегодня. Старая луна умерла, а новая ещё не родилась. Тьма черна и глубока как никогда…

Говорил человек, который стоял от Оливера дальше всех. Трое остальных синхронно вскинули палочки, и в воздухе повисла вязь мерцающих зеленых символов. Они давали какой-никакой свет, и Оливер вдруг с ужасом понял, что его носки не просто мокрые, а пропитаны кровью и покрыты бурыми ошмётками.

Все вопросы, которые хотел задать продавец сладостей, застряли у него в горле. Он вдруг увидел, что руки его покрыты белыми жесткими чешуйками, словно у змеи, а сердце стучит быстро-быстро. И почему-то не в груди, а где-то в горле.

Волшебники продолжали колдовать. Осенние листья на поляне превратились в гранитные плиты. Одна из колдующих, очевидно, девушка, начала петь на незнакомом языке. Её голос разносился над поляной, словно вой баньши. Оливер уловил несколько знакомых слов в ее песне: приди, великий и жертва.

Одна из фигур шагнула совсем близко. В неверном свете блеснул длинный нож.

Больше Оливер ничего не успел услышать или увидеть. Зеленые символы ринулись к нему и ударили, словно хулиганы закидывали его камнями. Он закрыл лицо и голову руками, чтобы защитить от этих ударов глаза.

Вот один символ ударил его по спине, причинив адскую боль. Оливер выгнулся, подставляя ударам живот, запрокинул голову и ощутил, как его уши текут сквозь пальцы. Звуки стали приглушенными и невыразительными. Символы ударили его под колени, и он упал на четвереньки. Над его глазами стремительно выросли рога, разорвав кожу и разметав волосы. Всё его тело стало одним куском ноющего мяса. Болело всё.

В тот миг, когда Оливер отчаялся избавиться от этой боли, в его голове прозвучал голос.

— Привет, малыш, — сказал голос дружелюбно. Оливер обычно говорил так с маленькими детьми, предлагая тем попробовать новый вид конфет. — Хочешь, поменяемся? Я могу потерпеть это боль вместо тебя, хочешь?

— Да! Да, — закричал Оливер. Вот он, его спаситель в минуту отчаяния.

Оливер ощутил, что его наполняет что-то холодное и мокрое. Из его груди торчала рукоятка ножа. А потом Оливер умер.

Всё это видела кошка, которая сидела неподвижным силуэтом на ветке дерева неподалёку.

Корвус Лестрейндж стоял возле того, что недавно было Оливером-из-Хогсмида. Сейчас это существо ничем не напоминало человека: вывернутый позвоночник, короткие ноги без коленей, три руки с длинными пальцами, рога и уши-трубочки. Из-под седой шевелюры сверкали два глаза — один большой, словно у эльфа, голубой, а второй мелкий, полностью черный, будто у паука какого-то.

— Наконец-то получилось. Наконец-то, — прошептал Волдеморт, и медленно пошел в сторону фигуры. — Счастлив видеть тебя здесь, Муйр, — громко добавил он.

Уродливое существо повернуло голову и оскалилось. Должно быть, это означало радость.

Вокруг медленно гасли зеленые символы, песня Лукреции стихла. В тот момент, когда погас последний символ, уродец Муйр, захрипел и зарычал. Из его всё ещё оскаленного рта полезла черно-зелёная жижа. Он упал на землю.

С его костей стала медленно облезать плоть. Крупные куски отслаивались и гулко шлепались на трасфигурированную гранитную плиту. Что-то растекалось зловонной лужей. Через пять минут от уродца остались только кости, сверкавшие чистой белизной, но и они разрушились в пыль, которую разметал ветер.

Третьего участника ритуала вырвало в кусты. Кошка знала, что его звали Абраксас Малфой. Волдеморт всё больше и больше подчинял себе факультет Слизерин.

— Ещё одна неудача, — сказал Волдеморт. — Мы испробовали уже десяток способов и условий, и каждый раз, каждый — неудача. Но я добьюсь успеха. Рано или поздно этот мир будет моим.

Они медленно побрели прочь. Нужно было вернуться в Хогвартс до восхода солнца.

Кошка выждала немного и тоже направилась в замок. Нужно было действовать: спасать своих сестер, братьев, кузенов. Приближались рождественские каникулы, и ей срочно надо было домой. Папа Сигнус должен был знать, что происходит в самой безопасной школе Британии.

1988

Галлея

Солнечные лучи пробивались сквозь маленькую щель в тяжелых шторах. Тонкая полоса света шла наискось через всю комнату, расчерчивая кровать на две половинки. Черноволосая девочка повернулась на другой бок, чуть сползла с объемной подушки и подставила лицо солнцу. Впрочем, она тут же открыла заспанные глаза, приподнялась на подушках. Лучи света слепили и мешали спать.

Галлея перевела мутный ото сна взгляд на виновников своего пробуждения. Темно-бордовые шторы, обычно создающие приятный полумрак даже днем, на глазах разъезжались. Еще в первые дни свое пребывания в Малфой-мэноре Галлея поняла, что поместье словно живет собственной жизнью, не зависящей от владельцев. Картины меняли свои цвета и медленно передвигались по стенам, лестницы становились вдруг необычайно крутыми. Драко объяснил, что это свойство всех старых домов или замков. Многие истории о лордах и королях, живущих в старых замках и видящих приведений, не так уж и далеки от правды. В Хогвартсе, по словам того же Драко, обитают привидения давно умерших волшебников. Малфой-младший сомневался, что в замках вроде Морицбурга водятся настоящие приведения. Скорее всего там происходило тоже, что и в Малфой-мэноре. Магглы легко могли принять сами собой раздвигающиеся шторы за проделки приведений.

Внутренняя жизнь старого поместья Галлее не мешала, а иногда даже помогала, тем не менее, успокоиться Галлея не могла. Под чутким руководством Нарциссы и Люциуса Малфоев, Галлея изучила основы многих магических предметов, даже тех, которые не преподавались в Хогвартсе, но к разгадке тайны старых замков Галлея не приблизилась ни на шаг. Наоборот эта магия опровергала все правила и законы! Вообще законов в магических учебниках было странно мало. В трансфигурации — закон Гампа, в Зельеварение — выведенная Райаном Берком таблица простейших реакций, которую, впрочем, многие профессиональные зельевары оспаривали.

И еще один закон магии, изложенный одним из древних Блэков, в простонародье звучащий: «если что-то где-то прибыло, значит что-то где-то убыло». Эта аксиома плотно переплетается с законами Гампа о трансфигурации, который основывался на верности постулата Блэка.

Сама Галлея не понимала, как работает закон Блэка. Вот, к примеру, при Акцио вещь приманивается, и со временем вещь будет портиться от слишком частого магического воздействия, «изнашиваться», тут все понятно.

Но что «убывает» при использовании Левиосы? В этом помогла разобраться Нарцисса Малфой. При использовании Левоисы ничего нигде «не убывает». Лишь забирается часть магии волшебника из его магического ядра. Поэтому и бывают магические истощения: чародей не справляется с выплатой «долга». Магия внутри ядра со временем восстанавливается, но это достаточно долгий и болезненный процесс.

При трансфигурации все это работает немного иначе. Если превратить птицу в монетку, то золото, из которого состоит монета возьмется из ближайших к ней источников. Это будут маленькие частички из разных мест, на общем фоне незаметные.

— Тем не менее, — пыталась объяснить Галлее Нарцисса. — Трансфигурация предметов в деньги хоть и возможно, но запрещена и преследуется законом. И это не чистая формальность, а сроки за такое жульничество вовсе не смешные. И потом, это будет уже не монета в галлеон. Это все равно будет птица, стремящаяся вернуться в изначальную форму. Птица будет выглядеть, как монетка, но когда-нибудь она вернётся в прежний вид. Правда, неизвестно, будет ли живое существо что-то помнить о пребывание в виде золотого галлеона.

— Почему неизвестно? — удивилась Галлея. — Что мешает, к примеру, превратить человека в ту же монетку?

— С превращениями человека в кого-либо все сложнее. Мы, маги, считаем, что человека, неважно одаренного или нет, отличает от животных способность мыслить. Если пчела добывает мед, потому что мед добывали сотни ее предков-пчел, не думая о процессе, делая это по наитию, то человек будет строить дом осмысленно. Сначала он представит, как здание будет выглядеть, потом подумает, что для этого понадобится, а потом составить примерный план работы. План будет меняться в зависимости от многих обстоятельств, а человек после строительства сможет пойти и посадить, например, клумбу с цветами. Пчелы же не могут сменить свою, скажем так, деятельность. При обратной трансфигурации монетки в птицу, птица вскоре забудет об этом инциденте. Память животных, в отличии от человеческой кратковремена. Например, ты знаешь, что котов можно приучить к чему-то, даже книзлов, только посредством дрессировки. Повторения одного и того же из раза в раз.

— Но вы так и не ответили на вопрос! — вспомнила Галлея. — Это и так понятно, но как пчела и память птицы связаны с превращением человека?

— Первый на счету Британии Темный лорд Грин-де-Вальд проводил с людьми эксперименты, обращая их в предметы. Да все в ту же монетку. При обратной трансфигурации память человека вела себя так же, как и память животного. Человек просто забывал об этом. Либо потрясения оказывались настолько сильными, что испытуемый сходил с ума. Но результаты опытов признали недействительными, а Грин-де-Вальда в скором времени арестовали.

— Конечно! Разве мы будем следовать законам, выведенным убийцей и преступником? Нет, мы и дальше будем жить в невежестве, отрицая очевидное, — высказался профессор Снейп, читающий на кресле газету. Его глаза не двигались по строчкам. — Мерлиновы британские снобы!

— Потом. Напомни мне один из законов Гампа о массе.

— Чем больше различия в массе между объектом превращения и конечным результатом, тем больше надо магической силы, — заученно произнесла Галлея.

— Отлично! — кивнула Нарцисса. — Сравни объемы монетки и человека. Я ответила на твой вопрос?

На этом разговор закончился, а Галлея направилась к Розовой комнате, где должен был пройти урок по этике.

О магии замков на время пришлось забыть, но сейчас, лежа в кровати и смотря на разъехавшиеся шторы, Галлея снова думала о ней. Магия замков ничего ниоткуда не берет. Шторы просто шевелятся, дверцы шкафов хлопаются сами собой. Это был один из вопросов, на которые не было ответов ни в одной книге библиотек мэнора. В голову Галлее закралось подозрение: маги настолько привыкли к творящемуся вокруг волшебству, что и не задумываются о природе его создания.

— О чем задумалась, соня? — спросил Том из очков, лежащих на прикроватной тумбочке.

— Да так, — неопределенно пожала плечами Галлея.

Присутствие Тома начинало тяготить ее. Раньше, когда она жила у Дурслей, Галлея мечтала о таком друге, постоянно находящимся рядом. Теперь же невозможность поговорить с кем-то с глазу на глаз весьма напрягала. Нет, всегда можно попросить Тома ненадолго уйти. Но, во-первых, ему сложно находиться долго вне очков, а, во-вторых, просить Тома уйти казалось Галлее невежливым.

— Сегодня прибывает старый пер… В общем, Дамблдор. Тебе надо подготовиться, — напомнил Том.

Малфои наконец уладили вопросы по удочерению Галлеи, но в самый последний момент Глава Визенгамота, магического суда, изъявил желание лично встретиться с Галлей в поместье Малфоев. Том известию удивлен не был. Он с самого начала не верил, что все пройдет гладко и ожидал чего-то такого от директора школы Хогвартс.

Сама же Галлея очень сильно нервничала из-за визита Дамблдора. Если что-то пойдет не так и ее поместят в другую семью, то свыкнуться с этим будет очень сложно. Прожив с семьей Малфоев почти полтора года, Галлея не смогла бы их поменять на кого-то другого, выкинуть из жизни, как ненужную вещь, это казалось совершенно невозможным. Нарцисса была превосходным человеком и относилась к Галлее, как к родной дочери.

На самый крайний случай, Галлея и Драко решили раскрыть свой главный козырь — Снейп родной отец Галлеи. Правда, с самим Северусом на эту тему поговорить пока не выдалась возможность, и Том лишь посмеивался над предположениями друзей. Странный разговор со Снейпом было решено затеять сегодня — тянуть с этим больше нельзя.

Быстро одевшись в домашнее платье и причесавшись, Галлея выскочила в коридор.

— Мерлин, Поттер! Ты меня когда-нибудь снесешь! — воскликнул Драко, проходящий мимо ее комнаты.

Кто-то, а Малфой-младший всегда выглядел, как с обложки журнала. Галлея была уверена, что даже если поднять Драко в три часа ночи из постели он будет выглядеть так же. Галлея затруднялась подобрать слово, описывающее внешний вид Малфоя. Может — «величественно»? Его светлые волосы всегда аккуратно зачесаны назад, а одежда безупречна. Да у него даже синяков под глазами не бывает! Если дети всю ночь не спали, будь то из-за ритуала, который необходимо провести именно сейчас, или просто ночных игр — синяки под глазами Галлее обеспечены. Драко Малфой же выглядел, как и всегда.

— Извини, — пробормотала Галлея.

— Поттер! Я тебе удивляюсь, — театрально взмахнул руками Драко. — Дамблдор прибудет через три часа, а ты ходишь непонятно где! Как же наши многообещающие планы? Где-то через час-полтора мама заберет тебя готовиться к встрече, а как же наш разговор со Снейпом?

Галлея округлила глаза и уже была готова броситься благодарить непонятную магию замка.

— Ты предлагаешь пойти к твоему крестному в таком виде?

Галлея окинула себя придирчивым взглядом. Паклей свисающие волосы, мятое платье и босые ноги, отличный вид для серьезных разговор. Драко думал примерно так же, а лицо его напоминало лицо святого мученика.

— Поттер, — протянул в своей привычной манере Драко. — Ты меня поражаешь. Ты волшебница или кто?

— А палочку я, по-твоему, из воздуха должна достать? Как фокусник кролика? — огрызнулась Галлея.

Драко подмигнул и с присущей ему манерностью достал из складок мантии палочку.

— Моргана и Мордред! Где ты ее достал? — спросила Галлея, непроизвольно делая шаг вперед.

— Надо знать места, — загадочно сказал Драко, но следующей же фразой разрушил ореол таинственности. — У папы есть несколько палочек, ты же знаешь. Пропажи одной он и не заметит, если быстро вернуть. Все, давай, колдуй заклинания, которым там тебя мама учила, и пошли!

Нарцисса на время уроков выдавала свою вторую палочку, но после окончания практических занятий неизменно забирала ее.

Галлея аккуратно, словно та была из хрусталя, забрала палочку. Она была на несколько дюймов короче, но тяжелее. Это было непривычно. Примерившись, Галлея затаила дыхание и сделала взмах, шепча заклинание. Из палочки вылетел маленький, едва заметный золотистый лучик, подлетевший к волосам.

Творимая магия до сих пор вызывала в Галлее детский восторг. До последнего не верилось, что вот произносишь непонятную скороговорку на латыни (Нарцисса, конечно же, учила Галлею основам латыни, но успехи были не слишком внушительными), и в унисон словам появляются прически, сама собой моется посуда, завязываются шнурки и убирается пыль.

— Я все, — сказала она и потянула Драко к лестнице.

Третий этаж импонировал Галлее. Нарцисса, когда только стала леди Малфой, обустраивала каждый этаж в своем стиле. Второй этаж, где жили Драко и Галлея, был выполнен в стиле Барокко. Золотые оправы зеркал, многочисленных картин, фрески с ангелами на стенах и резном потолке. Галлея была удивлена, когда увидела ангелов, казалось бы, разве маги могут быть верующими? Сама Галлея была плохо подкована в вопросах веры, но даже со своими минимальными знаниями смогла разобрать религиозный сюжет.

На резонный вопрос Нарцисса ответила:

— А почему маги, собственно, не могут верить в Бога?

— Ну… — протянула Галлея и нашла единственный аргумент. — Магглы часто говорят что-то вроде «Господи!», «Боже мой», ну и так далее, а вот маги любят упоминать Мерлина…

— «Не поминай имени Господа Бога твоего всуе», — процитировала Нарцисса. — Мы, маги, порой забываем о наших корнях. Мерлин не был святым или Богом. Мерлин просто сильный чародей, который ассоциируется с первым магом. На самом деле до него были и другие колдуны, но они не столь известны. Кем дана нам магическая сила? От кого мы произошли? — Нарцисса печально улыбнулась. — Ответы на эти вопросы мы не знаем, и тут наше положение равно маггловскому. Многие маги религиозны, но об этом не принято говорить.

На первом этаже заботливая рука Нарциссы возвела витые колонны. Были завезены картины итальянских художников эпохи Ренессанса и венецианские зеркала. Стены украшали светлые, немного тусклые гобелены и барочная роспись. Все это пахло такими немыслимыми деньгами, что Галлее порой было страшно задеть какую-нибудь вазу из XIX века. Галлею не отпускало чувство, будто она постоянно находится в музее. Именно поэтому третий этаж по праву был самым любимым у Галлеи. Этот этаж был как бы «для своих».

На третьем этаже царила асимметрия. Огромное количество на первый взгляд хаотичных линий, складывающихся в природные узоры. Железная и чугунная отделка повсюду. Этаж, тем не менее, казался каким-то более простым. Возможно, это происходило из-за преобладания мягких и теплых цветов. Такую обстановку Галлее хотелось назвать домашней.

— Ты все помнишь? — спросил Драко уже перед самой дверью декана Слизерина.

— Да. Начинаем, — шепотом ответила Галлея.

Драко постучал и, дождавшись положительного, но не слишком довольного ответа, вошел. Галлея осталась ждать снаружи. По их плану Драко должен был разведать обстановку. Если настроение Снейпа совсем уж плохое, то все отменяется.

В кабинете раздался глухой удар, своеобразный сигнал Галлее.

Галлея чуть приоткрыла дверь:

— Здравствуйте, дядя Северус! — Галлея старалась принять спокойный и умиротворённый вид.

Судя по скептическому взгляду Северуса, ей это не удалось. Галлея бросила быстрый взгляд на тяжеленный том, упавший с рабочего стола декана. Драко чуть виновато косился на него.

— Я сегодня так востребован… — протянул Северус. — Да, Драко? Давайте, заговорщики, что у вас там?

Весь план летел гриндилоу под хвост.

— Ни о чем… — попытался защититься Драко, но виноватое выражение лица выдавало его.

— Дядя Северус, — собралась с духом Галлея. — А вы правда мой отец?

Северус замер. Его брови были все так же нахмурены, а взгляд черных ониксовых глаз остановился на испуганной Галлеи. Наконец Снейп вышел из ступора и закашлялся.

— Вы хоть поняли, что вы сказали? — каким-то осипшим голосом спросил Северус.

Драко за спиной Снейпа побледнел и делал страшные глаза Галлее. Сама же Поттер хотела провалиться сквозь пол. Обычно и так не слишком приветливый взгляд Северуса сейчас стал каким-то отрешенным и пустым.

— У вас. Совсем. Поехала. Крыша, — медленно утвердительно произнес Северус.

Он тяжело оперся о стол и глубоко вздохнул.

— Почему «совсем»? — глупо спросил Драко, уцепившись за слово.

Галлея нервно хихикнула и тут же зажала рот рукой. Не хватало еще, чтобы Северус подумал, что смеются над. Снейп бросил свой фирменный взгляд на Драко, и тот съежился.

А потом Северус засмеялся. Тут уже поплохело Галлее. Драко, бочком придвинувшийся к ней прошептал на ухо:

— Кажется, мы его довели.

— Галлея, — уже спокойно сказал Северус. — Я совершенно точно, стопроцентно, не твой отец. Твоим отцом, как не прискорбно, был Джеймс Поттер. А теперь идите отсюда, быстро.

Уже выйдя за дверь кабинета Галлея и Драко расслышали тихое бормотание Северуса:

— Мерлиновы подштанники, я отец Поттер, что же я должен был сделать, раз мне привиделся такой кошмар?

Галлея вышла из кабинета в растерянности. Этот нелепый разговор был запасным вариантом Малфоям. Сейчас же все будет зависеть только от нее. Сама Галлея не очень-то верила в свою теорию, что Снейп — ее отец, но в душе теплился крохотный кусочек надежды, сменившийся сейчас вязким, утягивающим в темные глубины, разочарованием.

— Поттер, ты как? — в голосе Драко сквозила неподдельная тревога.

— Все, хорошо, просто… просто…

Плакать, тем не менее, совсем не хотелось.

— Галлея, — тихо позвал Том. — Ты же сама думала, что это все глупости… Тихо, ну чего ты? — неловко начал успокаивать Том.

— Мне пора, прости, Драко. Тетя Цисси, наверное, меня уже обыскалась, — Галлея выдавила из себя улыбку и, не оборачиваясь, пошла прочь.

Нарцисса Галлею еще не искала. В розовой комнате она находилась в компании Люциуса и внимательно слушала его. Сквозь приоткрытую дверь Галлея видела лицо кузины: сдвинутые к переносице темные тонкие брови, плотно сжатые губы. Обычно Нарцисса была весьма скупа на эмоции, и ее внутреннее состояние выдавали лишь некоторые незначительные детали. Сейчас же Нарцисса нервничала и при том очень сильно.

Галлея сделала поступок, недостойный леди, и встала за дверью, прислушиваясь.

— …не понимаю, при чем здесь мы? Почему смерти магглов должны нас касаться? — бушевал Люциус.

— Их способ убийства явно магический, скорее всего, с помощью иллюзий или чего-то еще. На кого в первую очередь подумает Министерство? — возразила Нарцисса.

Ответ «на бывших Пожирателей» повис в воздухе.

Галлея уже хотела постучать, как Люциус медленно сказал:

— Я удивлён, что об этом не узнали раньше.

— О чем ты?

— Я навел справки о похожих жертвах. Пропавших, исчезнувших без вести. Мои люди смогли выяснить, почему именно этот случай всплыл наружу. Обычно жертвами становились те, кого никто не хватится. Одинокие, без семьи. Маги, магглы, сквибы. Он них никто и не вспомнит.

Нарцисса пошатнулась и села в одно из бежевых кресел с высокой спинкой.

— И сколько же это продолжается? — голос леди Малфой дрожал.

— Нам с Северусом, — ответил Люциус, — удалось проследить цепочку вплоть до пятидесятых. Возможно, все это началось в сороковые. Но война как маггловская, так и наша стерла все следы. Сотни людей тогда пропадали просто так.

— Это все продолжается уже больше сорока лет?

— Примерно.

— Но почему об этом узнали только сейчас?! Сорок лет! Сорок лет исчезновений людей, и никто об этом ничего не знал?!

Нарцисса встала с кресла и принялась мерить шагами комнату.

— Я же тебе объяснил, — устало и немного раздражённо ответил Малфой. — Магглы, может, и замечали, но принимали это за проделки своих же преступников. К примеру, один из последних случаев, о котором нам удалось найти, — Люциус задумался, припоминая имя. — Джек Мартелл, маггл. Мои люди побывали в его квартире и выяснили, что он пропал две недели назад! А об этом никто и не знал. Все следы уже стерлись, но… — Люциус замолчал.

— Что «но»? Вы ведь что-то нашли? Поэтому Северус ходит такой пришибленный?

Нарцисса остановилась около окна и повернулась спиной к двери и Галлее.

— Северус же у нас эмпат, и ему там, мягко говоря, поплохело. Да и мне тоже. Знаешь… вся кухня перевернута, столы, стулья, кровь, какая-то черная слизь… И как будто дементоры там побывали. Все пропитано страхом, даже нет, не страхом, ужасом, какой-то безнадежностью. Знаешь, что самое страшное? Собака, большой пес, ретривер. Он… Все две недели просидел там один. Выполз тощий, голодный… Он так к нам ластился, — Люциус тяжело вздохнул. — Соскучился по людям, но его глаза! В них стоял такой ужас!

— Видимо, все совсем плохо, если даже ты проникся, — ехидно вставила Нарцисса.

Похоже, первоначальные потрясения немного отпустили ее.

— Северус попробовал его отлегилиментить и… Он так и не сказал, что там было, но побледнел и…

— Он проник в сознание животного? Ему совсем мозги отшибло?! — воскликнула Нарцисса.

Люциус откинулся в кресле.

— Ты же знаешь, что если ему что-то взбредет в голову, то пытаться остановить его — самоубийство. Все равно сделает так, как считает нужным, — Люциус усмехнулся. — Он сказал, что там нет ничего важного для нас и ушел.

— Ты ведь понимаешь, на что может повлиять обвинение нас в этом? — спросила Нарцисса, вернувшись к первоначальной цели разговора.

В этот момент Галлея поняла, что ничего важного больше не услышит и постучалась.

— Да, старик… — Люциус оборвал себя. — Войдите.

— А, Галлея! — обратила на нее внимание Нарцисса.

От прежней тревоги и нервозности не осталось и следа. Нарцисса выглядела, как всегда.

— Директор Дамблдор скоро прибудет, а Драко сказал, что вы меня искали…

— Люциус, спасибо за разговор, но мы с Галлеей пойдем.

Люциус нехотя кивнул и кинул какой-то странный взгляд на Галлею.

— Ну как, наслушалась? — ехидно спросил Том.

Галлея поморщилась.

— Да ладно тебе. Я не удержался и сам отправился посмотреть вместе с Малфоем и Снейпом.

Но поговорить с Томом больше не удалось. Нарцисса увлекла Галлею за собой в Рубиновую гостиную, где на пару с мисс Блэквуд принялась придавать Галлее приличный внешний вид.

Последние наставления были произнесены, и Галлея прошла к камину в Большой зале. Дамблдор должен был появиться с минуты на минуты, но его все не было, и напряжение нарастало. Галлея, сама того не замечая, теребила длинные рукава платья, очередного шедевра швеи леди Малфой.

Наконец, когда ждать стало совсем невыносимо, камин полыхнул зеленым светом, и оттуда вышел седобородый старик.

О Дамблдоре Галлея слышала очень часто и от разных людей. Но она сама его не видела ни разу. Дамблдор был высок, даже слишком. Он был почти в два раза выше Галлеи, и на целую голову Нарцисса уступала ему в росте. Борода была длинной и белоснежной, заплетенной в сложные косички. Лицо было, вопреки предположениям Галлеи, не очень старым. Его, конечно, расчерчивали морщины, но они были совсем незаметны, а пронзительные голубые глаза блестели молодостью.

Дамблдор был одет, как и говорил Том, в весьма экстравагантные одежды. Длинная мантия-хламида, чем-то похожая на галабею бедуинов, была разноцветной. Она прямо-таки пестрила всеми цветами радуги: красным, оранжевым, зеленым, желтым, да каких только цветов там не было. На голове седые волосы прикрывала сиреневая тюбетейка.

— Мистер Малфой, миссис Малфой, — приветственно кивнул Дамблдор, напрочь игнорируя титулы. — Юная Галлея, — гость внимательно посмотрел на Галлею. — Я присяду? — спросил директор, указывая на кресло и, не дожидаясь ответа, сел. — Не могли бы вы нас оставить?

Нарцисса бросила быстрый тревожный взгляд на Галлею, но вышла вслед за мужем.

Дамблдор кивком указал Галлее на кресло напротив. Его глаза неодобрительно сверкнули, когда Галлея, следую урокам этикета, аккуратно села, привычно расправив складки платья.

— Итак, наконец-то мы встретились, Галлея.

— Итак, наконец-то мы встретились, Галлея, — произнес Альбус Дамблдор, подаваясь вперед.

Поблескивающие за очками-половинками глаза внимательно следили за Галлеей.

— Господин директор, — вежливо, стараясь вернуть потерянное самообладание, ответила Галлея.

В голову лезли всякие непрошенные мысли. Зачем директор выгнал Малфоев? Неужели он знает про Тома? О, если Дамблдор знает про Тома — это конец. Сама Галлея не знала почему, но плохое предчувствие не покидало ее. Вряд ли директор обрадуется такому помощнику, как Том.

Когда начались судебные разбирательства касательно опеки над Галлеей, Том навестил Дамблдора, последний, конечно, не подозревал о визите, и благодаря этому Том узнал интересные подробности: директор был вовсе не рад переезду девочки и знал, что Дурсли не очень-то любили Галлею.

— Последний раз я видел тебя, когда ты была еще совсем маленькой, — издалека начал Дамблдор, заставив Галлею насторожиться. — Но в последнее время твое имя стало часто появляться на слуху, верно?

Галлея все еще была напряжена, и кивок вышел несколько скованным.

— Мир магии и волшебства… Это ведь поистине чудесно! Девочка моя, ты ведь была в Косом переулке?

«А то ты не знаешь!» — подумала Галлея, но поостереглась произносить вслух.

— Да! Косой переулок — волшебное место! Как в сказках… Все выглядит таким… Будто игрушечным! — на ходу импровизировала Галлея. — Такие витиеватые домики, похожие на имбирные пряники, узкие улочки… Да более волшебное место представить себе сложно!

Дамблдор улыбнулся, кажется, даже вполне искренне.

— Тогда тебе обязательно понравится Хогвартс, девочка моя. Старинный замок с говорящими портретами и гобеленами на стенах. Честно говоря, даже я не знаю всех тайн Хогвартса, хотя уже полвека работаю там.

— Но ведь это может быть опасно! — возмутилась Галлея. — Вдруг там прячутся эти… — Галлея прикусила язык, мысленно дав себе подзатыльник.

Тетя Цисси и Северус не одобряли подобных заминок, полагая, что Галлея уже достаточно взрослая, чтобы выражаться целостными предложениями. В определенной мере это даже льстило ей.

— А как же дух авантюризма? — полюбопытствовал Дамблдор.

— Но ведь, если в Хогвартсе есть места, в которых не бывали даже вы, то как можно быть уверенными, что с учениками, нашедшими это место, ничего не случится?

Гость всерьез задумался над ответом. Почесав подбородок, Дамблдор ответил:

— Я уверен, что Основатели не стали бы помещать в школу вещи, опасные для детей.

— Но нельзя же быть уверенным в этом, основываясь на старых сказках?

Дамблдор уже пожалел, что завел разговор о школе, но отступать было поздно.

— Я вижу, ты уже достаточно взрослая и разумная девочка, ведь так? — спросил директор и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Давай тогда поговорим на более серьезные темы. Например, о твоих родителях.

— Люциусе и Нарциссе? — уточнила Галлея.

По глазам директора пробежала серая тень неодобрения.

— Я говорю о твоих родных родителях. Любовь твоей матери к тебе была настолько сильна, что ее жертву приняла сама магия, защитив тебя. Любовь матери к ребенку самая сильная в мире. Наши матери часто готовы простить нам все, что угодно. Принять нас любыми… Любовь — самая неисследованная вещь в нашем мире. Кому-то она кажется простой и прозаичной, — в чем сложность, полюбить? На самом же деле, любовь часто не терпит попыток ее обосновать… Это как хрупкое, мимолетное видение счастья. Твои родители были счастливы со своей недолгой любви и хотели, чтобы ты всегда помнила об этом.

— Вы их знали?

— Конечно, знал! Практически все молодые волшебники Англии учились в Хогвартсе. С Джеймсом и Лили мы продолжали поддерживать общение даже после их выпуска. Твои родители сражались против Волдеморта и состояли в Ордене Феникса. По-настоящему смелые люди, и какая печальная судьба… Столько всего сделали для магического мира! А сколько бы еще всего могли сделать?

Дамблдор внимательно смотрел прямо на Галлею, прямо в глаза. Голубые глаза заглядывали прямо в душу, как и у…

«Отвернись!» — прозвучала в голове резкая мысль, принадлежащая явно не Галлее.

— Твои родители пожертвовали всем ради твоего будущего, девочка моя… Думаешь, они хотели бы этого?

— Чего «этого»? — словно находясь в какой-то дреме спросила Галлея.

Галлея не могла оторваться от голубых глаз директора. Все мысли вылетели из головы, и остался только его мягкий голос.

— Пожиратели Смерти, приспешники темного мага Волдеморта, пришли в ваш дом глубокой ночью и напали на вашу беззащитную семью…

«— Конечно! Я видел его метку на левом предплечье, он говорил о ней с отцом! Ты представляешь! Темный Лорд принял его в свои ряды, несмотря на то, что он полукровка!

— Вот как, — Галлея почувствовала, как на глазах появляются слезы. — Ты говоришь о том самом Темном Лорде, который убил моих родителей?!» — вспомнились слова Драко.

Одно дело просто знать, принимать как факт, то что Северус и Малфой сражались на стороне врага родителей, а другое дело слушать об этом.

«Отвернись!!!» — вопль в голове заставил Галлею вздрогнуть. Но послушаться приказа не хотелось. Да и зачем?

— Пожиратели творили такие бесчинства, Галлея. Они буквально утопили в крови всю Англию. Страх царил повсюду, люди боялись выходить из домов, — словно читая мысли Галлеи, говорил Дамблдор. — Ты знаешь, кто такие Люциус и Нарцисса? Кого они поддерживали в той войне?

«Твою мать, отвернись!!!»

— Ах, бедные Долгопупсы!.. Люди Волдеморта запытали их до потери рассудка! Ужасная судьба… А их ребенок?.. Бедный Невилл вынужден приходить к своей родителям в Мунго, а те его даже не узнают…

Боковым зрением Галлея заметила за креслом что-то оранжевое. В следующее мгновение рыжая кошка с белыми крапинками на гладкой шерсти бросилась на колени Галлеи. Белые подушечки пальцев мягко мазнули по коленям, а потом кошка выпустила когти, заставив Галлею вскрикнуть и посмотреть на рыжее создание.

Директор выглядел странно разочарованным, а у Галлея вдруг будто прояснилось в голове.

— Но как же второй шанс? — спросила Галлея, поглаживая кошку, так вовремя пришедшую на помощь. — Говорят, Темный лорд раньше был другим. Его идеи были не такими уж и плохими, а потом, получив метки, его последователи не могли уйти от него.

— Второго шанса достойны все, и я счастлив, что ты выросла такой великодушной, — произнес Дамблдор.

Однако вид его был далеко не счастливым. В глазах мелькали искры недовольства, а губы превратились в тонкую линию. Кошка на коленях довольно заурчала и подставила Галлее под пальцы левое ушко.

— Но что есть второй шанс, Галлея? Добро, что мы совершаем, всегда возвращается порой самым неожиданным образом. Оступившимся раз не зазорно протянуть руку помощи, но, когда человек постоянно совершает одни и те же злодеяния, он скорее откусит руку помощи, чем примет ее. Некоторые люди полагают, что идея второго шанса — не что иное, как выставление на показ слабости… — Дамблдор отхлебнул уже слегка остывший чай. — Ты уверена, что Люциус Малфой не примкнет к Волдеморту вновь?

— Но… — протянула Галлея и замолчала. Как же ей не хватало Тома. Он бы обязательно придумал, что сказать старику.

— Все люди достойны второго шанса, — повторил Дамблдор. — Но поможет ли он им? Не воспримут ли его как должное? Лили желала тебе лучшего, а в итоге ты живешь у сторонников Волдеморта, — укоризненно сказал он.

Галлея всхлипнула. Для нее Лили была всего лишь образом. Галлея не помнила ее глаз, волос, внешности, запаха — ничего. Ее можно было увидеть на колдографиях, но это все не то. Все это было ненастоящим. Галлея понятия не имела, какого бы мнения о ней была мама. Как бы она отнеслась к тому, что сейчас Галлея называет Нарциссу мамой. Пусть не вслух, но все же.

Послушав больше сотни рассказов о родителях, Галлея поняла, что их образ все равно медленно ускользает от нее. Представив родителей, Галлея видела рыжеволосую часто улыбающуюся Нарциссу с ее идеальным вкусом и внешней холодностью. На месте Джеймса она видела более молодого Люциуса Малфоя. Образы Поттеров и Малфоев смешались, границы смешались.

— Я не помню их, — давясь рыданиями, сказала Галлея.

— Ты была слишком мала, девочка моя…

Перед глазами появилась Лили, разочарованно смотрящая на Галлею, но в следующий же момент ее черты вдруг стали изменяться, плавно переходя в Нарциссины.

— Что мне делать? — прошептала Галлея. — Я…

— У твоих родителей было много друзей, — мягким голосом сказал Дамблдор. — Множество достойных людей могут стать твоей семьей. Те же Уизли…

Кошка зашипела.

* * *

Тем временем, Северус Снейп и старшая чета Малфоев сидели в рубиновой комнате через две двери от той, где заперлись Дамблдор с Галлеей. Нарцисса, немного нервничая, то и дело посматривала на большие часы на стене. Стрелки неумолимо двигались, а с момента прихода Дамблдора прошло еще только пятнадцать минут. Они казались целой вечностью

Малфой-старший сидел в высоком кожаном кресле и смотрел на бренди в руке. Драко же, на которого сегодня совершенно не обращали внимания родители, прижался к замочной скважине в двери чуть дальше по коридору.

— Люциус, у тебя нет выхода, — произнес Северус, отрываясь от созерцания знаменитого малфоевского сада за окном. — Дамблдор промоет мозги кому угодно. Я бы…

— Непреложный обет, мы помним, — на удивление слаженно ответили старшие Малфои. — Дамблдор, чтоб его пикси поимели, уже столько времени заговаривает ей зубы!.. — продолжала уже одна леди Малфой, убедившись, что Драко слишком поглощён подсматриванием.

— Как будто ты не знаешь нашего директора, — холодно отозвался Малфой.

Люциус сделал глоток бренди и задумчиво смаковал богатый вкус напитка, в тысячный раз рассматривая сложившуюся ситуацию и не находя выхода.

— Его сладкие речи давно вошли в историю.

— О, да! — согласилась Нарцисса, радуясь новой теме. — Помню, как меня курсе на пятом вызвали к нему в кабинет. Я проторчала там около часа, а он все говорил и говорил про Меду. Что моя сестра очень храбрая, умеет постоять за себя и свои интересы, готова бороться за дело света, и вообще была бы святой, если бы не была слизеринкой.

— Слизеринцы вообще корень всех зол, — усмехнулся Люциус.

— Помнится, на старших курсах взгляды Темного лорда считались пропагандой. Зато дела света, это да. Не пропаганда, а просвещение студентов, — криво улыбнулся Северус.

— Годы идут, а ничего не меняется, — протянул Малфой, вновь бросив взгляд на дверь.

Нарцисса поднялась с диванчика и начала нервно мерить шагами комнату.

— Я считаю, у нее почти нет шансов, — начал было Северус, но был перебит Нарциссой.

— Не говори так о нашей девочке! Она сильная и справится! — вкладывая в голос всю уверенность, на которую была способна, произнесла Нарцисса.

— И, тем не менее, — чуть громче, чем следовало, сказал Снейп. — Против легилименции у нее практически нет шансов.

— Ты действительно думаешь, что… — Нарцисса в ужасе прикрыла рот рукой.

— Глава Визенгамота сам пишет закон и сам же себе судья, Цисса, — сказал немного захмелевший Малфой.

Нарцисса остановилась и начала было говорить, но тут Драко как ошпаренный отскочил от двери и возбужденным шепотом затараторил:

— Там тако-о-о-ое!

Люциус вскочил с кресла, попутно чуть опрокинув его, и быстрым шагом направился к двери. За ним же последовали Нарцисса и Северус. Все трое, словно дети, пытались одновременно заглянуть в замочную скважину. Наконец, Люциус и Северус галантно уступили место Нарциссе, и тут же, совсем уж по-ребячески прильнули к нижнему просвету двери. Увидь эту картину кто-либо посторонний, то он был бы в немалом изумлении. И это лорд и леди Малфой!

Меж тем за дверью происходило следующее: рыжая кошка, до этого сидящая на коленях у рыдающий Галлея, вдруг резко прыгнула на Дамблдора, вцепившись в его многоцветное одеяние всеми когтями, и зашипела.

Директор попытался было сбросить с себя животное, но кошка лишь съехала вниз, оставляя на мантии безобразные полосы. Дамблдор пошатнулся. Галлея предприняла несколько попыток отцепить кошку от гостя, и наконец та поддалась, чтобы в следующее мгновение вцепиться директору в лицо с явным намерением выцарапать ему глаза.

Тут решили вмещаться Малфои. Еще им для полного счастья не хватало трупа директора Хогвартса в гостиной.

— Жозефина, — наугад позвала Нарцисса. — Фу!

Кошка, к удивлению всех присутствующих, послушно спрыгнула на пол.

Слезы на лице Галлеи к тому времени уже высохли, а наваждение спало. Директор с покосившимися очками принимал многочисленные извинения, но на предложения вызвать целителя ответил отказом. Вопреки его радушному виду в глазах цвела ярость и недовольство.

Директор Дамблдор все же вернулся в Хогвартс один, оставив Галлею у Малфоев. Нарцисса тут же обняла Галлею, заверяя как она ее любит, глотая свои же слезы.

Уже вечером, сидя на подоконнике в библиотеке, Драко тихо спросил у Галлеи:

— А что это была за кошка?

Которая, к слову, исчезла сразу после ухода Дамблдора.

1945

Дора перелистнула страницу книги и недовольно выдохнула: следующая страница была вырвана. Книга, будучи чуть ли не в единственном экземпляре на весь Хогвартс, переходила исключительно из рук в руки и в большой тайне, о которой, конечно же, знал весь Хогвартс. Преподаватели же сами смотрели на это безобразие сквозь пальцы, втайне, Дора была почти в этом уверена, желая ее прочитать.

Книжонка, несмотря на свежую дату выхода, была уже потрепана, как самые старые книги из Запретной Секции. С момента выхода в свет «Даров смерти, темных лордов и их победителей» Хогвартс напоминал Голландию в период тюльпанной лихорадки. Каждый студент мечтал заполучить запретную книжку, а цитаты писались мелким почерком на полях конспектов и учебников.

А началось все, когда никому неизвестный Марк Дьерхер выпустил свои «Дары смерти, темные лорды и их победители». Маленький тираж в Германии все-таки смог выбраться за пределы страны на туманный Альбион, где быстро пошел по рукам чистокровных волшебников. Вскоре об этом узнало и Министерство. Книга была прочитана и признана запрещенной к печати и распространению.

Запретный плод, как известно, всегда сладок. Война с Грин-де-Вальдом была неиссякаемой темой для разговоров, но время шло, а битвы проходили все так же далеко, и тема постепенно сходила на нет. Дьерхер писал же о взглядах Грин-де-Вальда и его идеях о Дарах Смерти в совершенно ином ключе.

«На фоне сих событий становится очевидным для думающего читателя факт отторжения личностных…»

— Что читаем, Блэк?

Подоконник опасливо прогнулся.

Дора захлопнула книгу, оставив в поле зрения Александра Нотта только обложку книги о кулинарии. Проследив за манипуляциями Доры, Нотт ухмыльнулся.

— Ах вот оно, запрещенная литература, — протянул Александр, явно забавляясь.

— Что ты, это всего лишь книга по кулинарии, — невинно смотрела Дора из-под опущенных ресниц.

— Увлекаешься, — Нотт пригляделся к названию, — французской кухней?

Дора улыбнулась:

— Всего лишь искала рецепты калиссонов. У Лукреции скоро День Рождения.

Наметившаяся было улыбка Нотта тут же слетела. Взгляд посерьёзнел.

— Что касается Лукреции… Твоей кузине лучше уехать их Хогвартса. Что-то странное происходит на факультете, если ты понимаешь, о чем я, Блэк, — Нотт задумчиво посмотрел в окно на низкие грозовые облака, мрачной тенью нависающие над Хогвартсом. — Этот зарвавшийся полукровка, Реддл, совсем потерял голову…

Александр отвел взгляд от окна и наклонился совсем близко к уху Доры.

— Призыв на крови, полноценный. Если ты, конечно, понимаешь, о чем я.

Дора судорожно выдохнула. Призыв на крови — один из самых страшных и по-настоящему темных ритуалов, на проведение которого осмеливаются лишь единицы.

— Призыв? Здесь? В Хогвартсе?! — Доре было страшно говорить громче, чем шепотом о таких вещах.

Появилась глупая мысль, что это просто шутка Александра, но взгляд того был необычайно серьезным. Слизеринский староста впервые на памяти Доры был сильно обеспокоен.

— Но при чем тут Лукреция?.. Папа не раз предостерегал нас и просил держаться от таких вещей подальше, показал последствия…

— Она и не причем, — перебил Нотт. — Она просто якорь.

Три ужасных слова прозвучали, и Дора позабыла как дышать. Перед глазами стояли древние книга с описанием нет, не ритуалов, а их последствий. Якорь — безвольная марионетка, постепенно теряющая разум и превращающаяся в куклу, из которой демон тянет магические силы. Осталось только…

— Кого? — едва слушающимися губами спросила Дора.

— Я не уверен, но…

— Говори, пожалуйста, — в голове крутились худшие мысли.

— Балора.

Дора вспомнила вчерашнюю ночную вылазку, где были эти, — как они называют себя? Пожиратели Смерти? — тот ужасный ритуал с жертвой, о котором Дора уже набросала черновик письма отцу. Сейчас же все точки вставали над I. Балор — древний демон, способный выжигать душу силой одного только взгляда. Стоило ему выйти в свет, как четыре его прислужника поднимали тяжелое веко единственного глаза. Целые армии умирали, не успев даже обнажить мечи.

— Надо что-то делать, это нельзя так оставлять, — оцепенение спало, перед глазами стали кружиться цветные пятна, а адреналин бушевал. — Это же преступление! Не против каких-то законов Министерства, а против самой Магии!

Нотт снова перевел взгляд на окно. По стеклу начали барабанить крупные капли дождя.

— Блэк, — окликнул Дору Александр. — Кому ты пойдешь жаловаться? Магии? Там были слишком влиятельные люди, если ты понимаешь, о чем я. Тебе даже слова сказать не дадут, ты понять ничего даже не успеешь! Забирай Лукрецию и уезжайте из Хогвартса. Чем дольше вы здесь пробудете, тем меньше шансов…

— Я не могу взять и уйти из Хогвартса! — на глазах Доры появились слезы.

— Ты иногда меня просто поражаешь, но ладно, спишем это на критическое положение. Ты можешь уехать из Хогвартса! Напиши письмо отцу, это же сам лорд Блэк, а Лукреция — его племянница. Она ведь помолвлена? Вот и пусть будет на домашнем обучение. И Вальбургу пусть заберет. Она все время отирается рядом с Реддлом. Ничего пока опасного, но сам факт близости…

Нотт замолчал, обдумывая сложившуюся ситуацию. В таком свете, как все выставил Александр, все выглядело не так уж и плачевно.

— А я?..

— А что ты? Тоже едешь домой, сдаешь в конце года экзамены…

— Но подготовка…

Нотт поджал губы.

— Блэк, кого ты обманываешь? Тебе ТРИТОНов можно хоть сейчас сдавать.

— А как же заму…

— Если тебя это так волнует — выходи за меня. Ни мои, ни твои родители против не будут, — перебил Нотт.

Предложение свадьбы было сделано таким обыденным тоном, будто от этого зависела ни вся их будущая жизнь, а так, какой-то пустяк вроде выбора носок утром. Хотя на фоне известий о ритуале Призыва предложение руки и сердца несколько меркло.

— Я не… Я не знаю, не могу решить сейчас, — выдохнула Дора.

— Но у нас нет на это времени, — терпеливо поправил Александр.

— Ты сказал у нас?

Нотт усмехнулся и, бросив на прощание многозначительный взгляд, ушел, оставив Дору без ответа.

Прежде чем написать письмо отцу, Дора не могла отказать себе в природном любопытстве. Найти жабу было сложновато. Полсотни практически одинаковых жаб прыгали по замку, а Реддл еще и делал это не на виду у всех. Спустя час поисков кошка наконец нашла свои цель. Приподнятая над землей жаба дергала ножками, а взглядом пыталась испепелить Дору.

— Что за мордредовы Ритуалы там творит Реддл?! — прошипела рыжая кошка, с трудом делая слова раздельными.

Жаба, нет не жаба, Том, непонимающе мигнул глазами на выкате.

Кошка, обругав себя последними словами, переформулировала вопрос:

— Ты знаешь о ритуалах лже-Реддла?

Жаб изобразил кивок.

Пребывая в виде кошки, Доре было трудно держать внешнее спокойствие, а эмоции всегда били через край. Кошка непроизвольно выгнула гибкую спину дугой и вздыбила шерсть.

— Кто этот… Ты знаешь, кто сейчас на твоем месте?

Том кивнул, но его ответ никак существенно не помог.

— Это человек?

Отрицание.

— Это, — нет, этого точно не может быть! — Это демон?

Жаб удрученно кивнул, внимательно наблюдая немигающими глазами за Дорой.

»…и используют Темные Лорды демонов не с целью порабощения, а с идеей знаний и помощи роду людскому. В свою же очередь, жертвуя собой во благо знаний и умений, оттягивая последствия ритуалов на себя, будто агнецы…» — всплыли перед глазами строки из «Даров…»

— Его призвал Грин-де-Вальд?

Идея показалась кошке вполне логичной, но как трудно было думать в четвероногой ипостаси!

Но Том покачал жабьей головой.

«Как же болит голова».

— Ну не Дамблдор же, в самом деле! — возразила кошка, под конец фразы срываясь в рычание.

Том неожиданно быстро-быстро закивал.

— Да ты шутишь! — изумилась Дора. — Зачем тогда Дамблдору ритуал Призыва?

Привычка рассуждений вслух отозвалась немилосердной болью в висках. Том же недовольно смотрел на распушившуюся кошку, явно ожидая правильного вопроса.

«Соберись, Дора!» — мысленно прикрикнула на себя Дора.

— Лукреция — якорь?

Жаб выглядел пораженным, а и без того огромные глаза, казалось, готовы были вылезти из орбит. Дора почти слышала, как в голове Тома сопоставляются все факты и вырисовывается единая картина.

Наконец жаб медленно кивнул.

— Мы возвращаемся домой! Это заходит слишком далеко. Мой папа, Сигнус, сможет помочь и тебе.

Жаб печально смотрел на мечущуюся по коридору кошку, покачивая головой.

— Почему ты говоришь «нет»? — возмутилась кошка.

Жаб ничего не ответил, а лишь поскакал по коридорам ночного Хогвартса. Кошка последовала за ним. Так они дошли до самого входа в Большой зал. И что тут может быть такого важного?

Жаб остановился ровно под доской с указами. Один из них был совсем новым.

«Приказом директора Хогвартса, Армандо Диппета, студентам «Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс» запрещается покидать территорию вышеозначенной школы, без уважительной на то причины».

Датировано сегодняшним днем.

— И чем это может мне помешать? Я напишу отцу, и он…

Том посмотрел на Дору, как на дуру. Ну, конечно! Если Диппет не хочет выпускать студентов из Хогвартса, значит и письмо не дойдет. Совы иногда гибнут в пути, а письма бесследно исчезают. Ни для кого не было секретом, что старый Диппет давно мечтает о выходе на пенсию, всем обычно руководил его прямой заместитель — Дамблдор. Но почему Дамблдор мог запретить покидать школу именно сегодня? Это не могло быть просто совпадением. Если только он слышал…

Дора не помнила, как смогла так быстро добраться до подземелий Слизерина. Дверь в гостиную была раскрыта, а на пороге стоял декан факультета.

— …Мисс Блэк, я еще раз повторяю. Я не могу отпустить вас домой без согласия…

Рядом с деканом стояла Вальбурга в ночной сорочке. Дора быстрым взглядом окинула кузина. Растрепанные волосы, погрызенные ногти и потрескавшиеся губы. В глазах застыл какой-то безумный блеск. В гостиной приглушенно горел свет магических светильников и медленно трепыхалось пламя в каминах. Комната была пуста

— …ваших родителей?

За кого играет Вальбурга? Что если это хитроумный план демона-Реддла?

— А теперь я должен выяснить почему ни в спальне, ни в гостиной нет мистера Нотта.

Сердце Доры пропустило удар. Она опоздала.

Тут взгляд Слизнорта упал на саму Дору.

— Разве у кого-то из студентов нашего факультета есть рыжая кошка? Я всегда считал, что у представителей Слизерина чуть больше вкуса…

— О, это кошка мистера Нотта, — раздался от выхода из спален мальчиков голос Тома Реддла.

Демон смотрел прямо в глаза Доре.

— Она тоже любит, как и ее хозяин, совать нос не в свои дела. Однажды ей его прищемят.

Доре показалось, что на губах у Реддла появилась пугающая змеиная ухмылка.

— И не только его.

Или это тени сыграли с ней злую шутку?

— Право, Том, это же просто кошка, — добродушно усмехнулся Слизнорт. — Им свойственно везде лазить.

— Конечно, профессор.

— А теперь идите спать, и вы, мисс Блэк, тоже, — декан строго посмотрел на Вальбургу.

Та стояла ни жива ни мертва. Лицо побледнело, рот приоткрыт, и девушка старательно отводит взгляд от демона, который и не обращает на нее внимания.

Слизеринцы разошлись, а кошка прошмыгнула вслед за деканом к выходу из гостиной. Слизнорт же пошел искать Нотта? Вот и отлично! Дора пойдет следом за ним и…

Что же сделает Дора, она додумать не успела. Декан завернул к своим апартаментам и вскоре скрылся за дверью. Кошка фыркнула. Это старина Слиззи такой безалаберный, или лже-Том ему что-то внушил?

Добежать до конца обжитой части подземелий, свернуть налево и подняться по сырой каменной лестнице, повернуть направо и замереть у пустого балкончика на маленькое подземное озеро. Александр любил проводить здесь время и несколько лет назад показал это место и Доре.

Кошка выбежала из подземелий в сторону класса Защиты от темных искусств. Вот и дверь пустого класса, за которой тоже никого не было. Кошка оббежала все возможные места и была уж готова поддаться истерике, как ее вдруг бесцеремонно подхватили на руки.

— Блэк, я тебе поражаюсь, — прошептал ей на ухо Нотт. — Ты меня так напугала.

Дора хотела было возмутиться, что неизвестно, кто кого больше тут напугал, но не нашла слов. Волнение нескольких часов отступило и на сердце стало необычайно легко. Нотт нес ее на руках, и Доре даже было все равно куда. Главное, что с ним все в порядке. Оставалось только выяснить, как он узнал, что она анимаг.

Об этом Дора и поинтересовалась.

— Помолчи лучше, а то голова будет болеть, сейчас придем и выскажешь все, что обо мне думаешь, — предупредил Нотт. — Тоже мне, Кембриджская пятёрка.

Пока Дора пыталась придумать достойный ответ, Александр дошел до комнат старост и пронес ее в свою спальню. Дора не преминула возможностью перекинуться в человека и развалиться на мягкой кровати.

— Всегда считала, что у старост кровати мягче, — блаженно протянула Дора.

— А ты на многих лежала? — усмехнулся Нотт, стягивая мантию.

— Ой-е-ей, что сейчас будет. Мой папа тебя убьет за такое, — засмеялась Дора.

Нотт, под мантией у которого оказалась вполне пристойные рубашка и брюки, улыбаясь, сказал:

— Вот тогда-то мы точно поженимся. Я тебя…

Договорить Александр не успел. Одна из белоснежных подушек прилетела ему в лицо. Лицо Нотта первые несколько секунд было удивленным и растерянным, а затем подушка полетела обратно в Дору.

Вскоре оба, и Дора, и Александр, валялись смеющиеся на полу под грудой подушек. Отсмеявшись, Нотт серьезно произнес:

— А теперь о важном. Мы где-то, моя дорогая, прокололись, если ты понимаешь, о чем я. Ты знаешь, что-то о замешанности в этом деле Дамблдора? Диппет всего лишь пешка, это очевидно. Столь своевременный указ не может быть простым совпадением.

— Не может, — кивнула Дора. — Он замешан в изменениях, произошедших с Реддлом. Да это теперь уже и не Реддл.

— Не Реддл? — переспросил Нотт.

— На его месте теперь демон.

— Демон… Подожди. Балор. Слуаг? Нет, не то. Неужели все-таки Дирг Дуэ? Нет, надо по-другому.

— Фоморы? — предложила Дора.

— Ну конечно! Творения Балора! Как я мог не понять этого сразу?

Но ликование Нотта продлилось недолго.

— Если это действительно фомор, то все очень-очень плохо, — слова покрепче так и просились на язык, но он сдержался. — Делать в Хогвартсе точно больше нечего, но декрет Дамблдора. Я писал отцу. Письмо не дошло. Как не дойдет и лорду Блэку. Реддл прямым текстом сказал, что наше любопытство нас погубит. Мы здесь как в клетке!

Как добиться встречи с родителями Дора и Александр все-таки придумали. Хогвартс она заканчивать уже точно не собиралась, так почему бы просто не добиться вызова родителей по плохому поведению?

Тут-то и пригодились «Дары Смерти, темные лорды и их победители». Демонстративно почитать их на Трансфигурации и быть пойманными не составило для Доры никакого труда.

— Мисс Блэк, вы же умная девушка. Так зачем вам читать запрещенную литературу? — мягким тоном журил Дамблдор. — Отдайте мне книгу, таким вещам не место среди студентов. Я понимаю, как современные взгляды влияют на ваше собственное мнение. Но, Дора, девочка моя, я думал вы умнее.

Книгу профессор забрал, а вот отцу сообщать не стал. План с треском провалился.

Оставалось лишь одно, на взгляд Доры, отчаянное решение. За такое ее могли бы даже арестовать авроры! А всего-то стоило нарисовать на нескольких стенах знак Грин-де-Вальда и «случайно» попасться уже сразу директору Диппету. Диппет — это вам не Дамблдор, ему лишние проблемы с гриндевальщиной не нужны. Он сразу поднял вопрос об исключении, вызвал аврорат, Сигнуса Блэка, собрал педсовет.

Сигнус Блэк прибыл в Хогвартс крайне недовольный поведением дочери и прямо из кабинета директора забрал «прогуляться».

Дойдя в молчании до озера, Сигнус наконец сказал:

— К чему этот фарс, Дора? Как-будто мы не слышали твои громкие речи на каникулах против Грин-де-Вальда и нацизма, — усмехнулся отец.

— В Хогвартсе происходят… — начала было Дора, но тут ее взгляд напоролся на стоящего на другом берегу озера Тома Реддла.

Тот задумчиво смотрел на нее, а в глазах горел недобрый огонек.

«Только попробуй», — прочитала она по губам.

— Дора? — обеспокоился лорд Блэк. — Что происходит в Хогвартсе?

Рука фомора на том берегу потянулась к палочке.

— Нет, ничего, папа.

Сигнус удивленно смотрел на дочь.

— Нет, так дело не пойдет, Дора, если…

— Лорд Блэк! — окликнул его Александр, пришедший на помощь Доре.

Блэк несколько мгновений смотрел на Нотта, пытаясь понять, кто перед ним. Да уж. Итальянская кровь матери Александра отыгралась на нем по полной, и на светловолосых и голубоглазых Ноттов он походил менее всего.

— А, мистер Нотт, — признал его Сигнус. — Какими судьбами?

Отец Доры протянул руку для знакомства. Александр пожал ее и вложил в ладонь Сигнуса клочок пергамента.

— Не сочтите за грубость, но я бы хотел попросить уделить мне минутку вашего времени.

Нотт и лорд Блэк удались. Дора же осталась одна на берегу, под взглядом змеиных глаз фомора. Реддл же прислонился к дереву и выглядел так и вовсе расслабленным. Рядом с ним что-то говорил Абраксас Малфой. Том кивал на его монолог, но взгляд его был все так же был прикован к Доре. Она вздрогнула.

Сзади нее послышались шаги, а потом последовал оклик. Профессор Филиус Флитвик, по праву занимающий место любимого преподавателя Доры и по совместительству являющийся деканом Рейвенкло, неспешно подошел к ней. Блэк с самого первого курса восхищалась им. Профессор никогда не отказывал студентам в помощи и всегда интересно рассказывал в своей собственной неподражаемой манере.

За полтора часа сдвоенного урока профессор Флитвик успевал уделить каждому студенту внимание. Рассказывая новый материал, декан Рейвенкло поочередно смотрел каждому студенту в глаза и говорил будто бы только для него одного, приводя примеры и аналогии, понятные ему. А еще профессор Флитвик любил попить чай в компании своих студентов.

Любой студент Рейвенкло знал, что еженедельных, а иногда и ежевечерних посиделках профессору Флитвику можно задать любой вопрос или просто послушать неисчисляемое количество историй полугоблина.

— Мисс Блэк, ну что вы так? Вас же видно из окна директорского кабинета. Сейчас сюда прибежит разъяренный Совет Попечителей.

Дора улыбнулась.

Это была еще одна причина ее искреннего обожания профессора заклинаний. Тот всегда в независимости от ситуации до последнего защищал студента своего факультета, а иногда и не против поучаствовать в их маленьких шалостях.

Дора кивнула профессору и ушла на поиски Александра и отца. Искать их долго не пришлось. Мужчины оказались недалеко от оранжерей, где Нотт увлеченно жестикулировал, пытаясь объяснить что-то отцу. Сигнус, казавшийся очень низким на фоне высоченного Александра, кивал, пребывая мыслями где-то в другом месте.

— Дора, милая, мы с тобой не договорили, — кивнул Доре отец.

Нотт тут же умолк, обеспокоенно глядя на подругу.

«Реддл?» — одними губами спросил он.

Дора только покачала головой.

Отец, прочитавший записку Нотта и тут же спаливший ее в магическом огне, все понял.

Забрать девочек из Хогвартса не составило большого труда, и уже сидя на чемодане с жабой-Томом в сумке, Дора подумала, что все это наконец-то закончится. Лукреция выглядела бледной, но вполне живой, Вальбурга, напротив, была чрезвычайно счастливой.

Но самой Доре было нерадостно. Александра отец не мог забрать никак.

— Блэк, ну ты чего? Приедешь сейчас домой и забудешь последние три дня, как страшный кошмар. А я приеду к тебе на пасхальные каникулы, особенно, если ты… — собрался в очередной раз пошутить Александр.

— Да, да, я согласна стать твоей женой, — прошептала Дора.

В глазах Нотта отразилось изумление, смешанное с радостью.

— Дора, не надо делать этого назло кому-то, или потому что…

— Я люблю тебя, — прошептала Дора. — И это самое правильное решение в моей жизни.

— Я… тебя тоже, — неловко сказал Александр. — Извини, кольца я не припас. Ты хочешь чтобы все произошло прямо сейчас? На груде чемоданов под мрачными мыслями о кознях демонов? Самое неромантичное предложение, которое можно придумать.

— Ты еще про обязательные двадцать дней вспомни, — буркнула Дора. — Такой момент испортил! Как теперь внукам буду рассказывать?

— А ты уже планируешь, невестушка? — поиграл бровями Нотт.

Когда Дора, находясь в состоянии восторга, прибыла домой, то напрочь забыла о Томе. Все мысли были заняты Александром, свадьбой и романтикой. Жаб недовольно квакал из сумки, напоминая о своем присутствие.

— Так значит это и есть Том Реддл? — поинтересовался Сигнус Блэк, внимательно разглядывая жабу. — Ну и наворотил Дамблдор дел. Фоморы, Балор, Призывы. Ты вот теперь еще. Что же с тобой делать?

Дора сидела в мягком кресле и думать ей ни о чем таком совершенно не хотелось. Как сказать отцу о свадьбе, Дора не знала, но Александр позаботился даже об этом. Пока Дора переглядывалась с Реддлом, Нотт рассказал Сигнусу про свои намерения и вещи, о которых не говорят вслух.

Отец вдруг вышел из комнаты и вскоре вернулся, неся в руках старинное зеркало, завешенное серой тканью. Из-под нее выглядывал кусочек обычной железной рамы.

Да уж. Дора ожидала чего-то большего от того самого зеркала, к которому ей никогда не разрешалось подходить. Но внутренняя рейвенкловка напомнила, что великие вещи необязательно приметны.

— Сейчас мы, мистер Реддл, будем переселять вас в зеркала, с помощью вот этого чудесного экземпляра, — Сигнус торжественно опустил зеркало на пол и сдернул серую ткань.

В комнате резко потемнело, а от зеркала напротив разлился голубой свет. Дора хотела было отвернуться, но не могла оторвать взгляд. Сигнус начал читать нараспев заклинание, и вскоре зеркало потухло, а жаба безвольным трупом лежала на полу. Из зеркала в буфете на Дору смотрел Том Реддл.

Сигнус же забрал себе жабу и унес ее куда-то вместе с зеркалом.

— Итак, мистер Реддл, что мы с вами сейчас имеем? Вы теперь можете передвигаться по зеркалам. Впоследствии вы сможете применять магию и, может быть, я сказал, может быть, сможете вернуть себе тело. Жаба же является залогом вашей жизни. Сейчас она находится под действием стазиса у меня. В ваших интересах следить за тем, чтобы ее никто, собственно, не вывел из-под него.

Дора слушала своего отца и думала об Александре, от которого не получит писем ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю, ни через месяц.