Те времена (джен)

Сегодняшнее заседание скучным было не назвать по множеству причин, и одна из них — то, что на нём присутствовало на несколько королевских особ больше обычного.

В первую очередь, на одну. Эйрис слушал внимательно, но не вмешивался, позволяя своим лордам и родичам обсуждать, что заблагорассудится.

Естественно, тем было не в избытке.

— Да повесьте их и дело с концом, — устало проговорил Риверс себе под нос, но услышан, к его несчастью, был. Эйгон тут же обернулся к нему со всем своим пылом. Мейкар промолчал, хотя согласен здесь был вовсе не с сыном.

— Это недопустимо! Они склонили колено без кровопролития, и нам следует уважать…

Риверс отмахнулся, но смолчал, и Эйгон, запнувшийся было на полуслове, с большим нажимом продолжил:

— …нам следует уважать их решение. Оно сохранило множество жизней.

Эйгон вызывающе взглянул сперва на Риверса, а после на Эйриса, и только тут осознал, что стал центром внимания всего Малого Совета, но не смутился, а только крепче сжал кулаки.

— Ваше Величество, если дозволите, я прошу о милосердии к лордам Речных земель. Они были втянуты в Восстание не по своей воле.

Эйрис, помедлив, кивнул. Мейкар возненавидел то, что тот сперва бросил короткий взгляд на десницу.

— Нам и вправду стоит пощадить присягнувших рыцарей… — Эйрис побарабанил пальцами по столу и серьезно взглянул на племянника. Корона казалась непривычной на его голове. — Однако можем ли мы быть так же милосердны к лордам, второй раз выказавшим неповиновение?

— Третий, — устало поправил Риверс, не глядя на них обоих. Они все здесь выглядели отвратно после долгой войны, но Риверс выглядел хуже всех — впрочем, он никогда красотой не отличался. Мейкар не был дураком, и молчаливость этого ублюдка его настораживала. Судя по взглядам Эйриса, не его одного.

— Я согласен с десницей, — вклинился Эйрион с самым важным видом. Он распрямился под взглядами остальных. — Коль скоро корона готова спускать все мятежи, вскоре никого мятежом и не удивишь. Разгневавшие дракона достойны вкусить возмездия.

— Да не вступи они в битву, разгневали бы совсем другого дракона! — Эйгон обернулся к брату, и по его лицу можно было прочесть всё его волнение. — У них не было выбора!

— А у кого он был… — пробормотал Мейкар, морщась. Эйгон, хоть и дал повод за себя гордиться, был ещё слишком юн и мягкосердечен для таких советов. Почувствовав взгляды сыновей, Мейкар продолжил: — Отчего нам не позволить лордам самим себя оправдать? Тебе незачем вступаться за предателей. Если два Восстания их не утихомирили, с чего третье должно помочь?

Эйгон открыл рот, но сперва не нашел слов. Эйрион уверенно вставил:

— Нам незачем слушать их лепет, отец. Каждый стремится оправдать себя, как может.

Эйрион обвел зал совета взглядом, и Мейкар, помедлив, тоже.

Великий мейстер смотрел в стол перед собой, хмурясь, мастер-над-монетой, усмехался, оглядывая окружающих, но молчал, командующий Королевской гвардией застыл изваянием за правым плечом Эйриса. Так уж повелось, что на совете короля Эйриса право говорить имели лишь те, в ком текла кровь дракона — поэтому сыновья Мейкара здесь лишними быть не могли, пусть даже Эйгон был ещё так юн.

— Что на это сказал бы дядя Бейлор?

Эйгон задал вопрос негромко, но тишина после него повисла надолго. Мейкар задержал дыхание и закрыл глаза. Он не хотел знать, сколько взглядов поймал на себе в этот миг.

Эйрион не решился возражать одни боги знают почему, Эйрис переводил взгляд с одного принца на другого, ожидая продолжения, Риверс насмешливо сверкал единственным глазом. Тишину никто из них нарушать не хотел, поэтому именно Мейкару пришлось покрепче стиснуть зубы.

— Он сказал бы, что побежденный склонит колено, только веря, что будет прощен. — Мейкар обвёл комнату взглядом, тяжелым, как его булава. — Однако чьи-то колени слишком легко гнутся. Нет смысла это обсуждать в который раз, — Мейкар жестом остановил сына. — Пусть на прошлых советах тебя здесь не было, я прекрасно помню, как всё то же обсуждалось задолго до твоего рождения. Как мало изменяется с годами.

— Однако теперь у нас на Совете новый Бейлор, — ехидно заметил Риверс. — Позвольте, Ваше Высочество, а чему мы обязаны Вашим милосердием?

Мейкар едва не цыкнул, злым взглядом смерив Бриндена. Они оба знали ответ на этот вопрос и в идиотском фарсе не нуждались.

— Для милосердия не нужны причины, милорд, — Эйгон нашелся с ответом раньше, чем стоило ждать. — Только сердце. Видно, оно есть не у всех.

— Моё порядком поистрепалось, Ваше Высочество, — Риверс звучал буднично. — Пришлось оставить в своих покоях.

— Было бы неплохо, оставь ты там и свой язык заодно, — ласково попросил Мейкар. — Мы и так порядком устали от перепалок.

Риверс изобразил почтительный поклон — и как-то умудрился сделать это с безразличным видом. Мейкару это нравилось всё меньше.

— Милорды.

Эйрис произнес одно слово, собирая внимание всего зала. После чего вздохнул.

— Я уважаю ваши суждения, но собрал я вас не за этим. Такие тривиальные вопросы не требуют тщательного внимания всех из нас.

Мейкар нахмурился, Риверс сжал кулаки, Эйрион ощерился, и все смолчали.

Навряд ли хоть кому-то была неочевидна причина, о которой в зале для лордов говорила только родня. Причина болезненная, явственная, требующая решения и покрывающая проклятиями стены своего каменного мешка.

Мейкар вздохнул и откинулся на спинку стула. Десять лет назад он был бы лаконичнее Риверса в этом вопросе. Сегодня и сейчас он не мог заставить себя открыть рот.

— Казните его, Ваша Милость.

Конечно, Эйрион оказался самым прытким на расправу. Мейкар едва не поморщился. Эйрион обвел взглядом зал, будто недоумевая, почему это неочевидно.

— Раз уж предатели достойны смерти, то зачинщики… — Уголок рта Эйриона дернулся. — Мучительная казнь будет хорошим уроком мятежникам.

Эйгон посмотрел на Эйриона так, будто гадал, умнее ли тот барана, что подавали сегодня на обед. Взрослые молчали. Говорить не хотелось никому.

Эйрис молчал, потому что сказал всё, что требовалось, и теперь ждал ответа от своего совета. Риверс молчал, потому что ему ответ был очевиднее, чем кому-либо ещё. Лорды молчали, потому что не имели права голоса в семейном вопросе. Эйгон молчал, потому что ему доставало мозгов смолчать.

Мейкар молчал, потому что не мог сказать ни слова. Отнюдь не из-за Эйгора — ему было практически наплевать на его судьбу.

«Каждый стремится оправдать себя, как может»

«Что сказал бы на это дядя Бейлор?»

Мейкар молчал из-за них обоих — Бейлора и Бриндена, двух указателей, двух путей в его жизни, один страшнее другого. Он не мог выбрать.

— Он наш родственник, — тихо сказал Эйгон, глядя в пол. — Не достаточно ли пролили родной крови?

— Не роднись с мятежниками, братец, и не придется об этом думать, — ответил Эйрион.

Оба, кажется, начали ощущать, что здесь им не место. Мейкар вздохнул.

Бринден Риверс откинулся на спинку своего кресла.

— Иногда, мой принц, это невозможно.

Мейкар проследил взглядом движения Риверса и нахмурился только сильнее. Риверс не походил на себя самого. Его руки неподвижно лежали на столешнице, и сидел он с расслабленностью тряпичной куклы, но взгляд — дикий, воспаленный, пламенный взгляд — словно смотрел куда-то за пределы этой комнаты.

Мейкар никогда не ладил с Риверсом, ни с одним из них. Но потому такое и настораживало его поболе остальных: он был привычен к едкости и засранству, не к полному безумию.

Риверс улыбнулся самой натянутой из своих улыбок и припечатал:

— Я поддерживаю принца Эйриона. Но простой казни за его грехи мало.

— Чего ты хочешь? — Мейкар сам не понял, почему открыл рот.

— Пламени и крови, — улыбнулся Бринден, и улыбка вышла нервной. Он даже заправил свои волосы за ухо трясущейся рукой. — Я хочу увидеть его страдания.

В Малом совете любому достало бы ума промолчать. К несчастью, не все здесь входили в Малый совет.

— Умерьте свою кровожадность, милорд. — Эйгон нахмурился и стал в этот миг так похож на отца. — Короне незачем марать себя ещё больше.

— Как долго ты будешь покрывать попустительство? — Эйрион поморщился, оправив плащ, но даже эта громкая фраза не вернула внимания к нему.

Риверс дрожал. Мейкар понял это с внезапным ужасом. Он не знал, что Риверс умеет дрожать — не после всего, через что они прошли, не после пиров и маскарадов, не после того, как этот ублюдок на добрый год стал ночным кошмаром Мейкара со своей гадкой улыбочкой и абсолютным бездушием.

— Умерить кровожадность… — Риверс пробормотал это, будто примериваясь, глядя в стол. И улыбнулся шире. — Умерить кровожадность, мой принц? А могу ли я это сделать? А разумно ли это делать, мой принц, об этом Вы подумали?

— Для нас — да, милорд.

Эйгон хмурился, и Мейкар узнавал в нем себя.

— Я не мальчишка, милорд, как бы Вам ни хотелось меня таковым считать. Я видел войну. И я говорю «да», потому что с короны достаточно нелестных слухов, и множить их я Вам не позволю.

Брови Мейкара взлетели — да и все лорды в зале заерзали, будто задерживая дыхание.

— Слухи, слухи. — Риверс закрыл единственный глаз. — Какая нелепая цена за мир и покой в королевстве. Корона — не девка на выданье, чтобы всё думать, как и кто на неё посмотрит.

— Вот и не считайте, что присвоили её, как девку, милорд.

— Эйгон! — Мейкар ожёг сына взглядом, но тот не смутился. Мейкар ощутил, как злость поднимается в грудной клетке.

— Каким бы ни было Ваше решение, милорд, — Эйгон показательно повернулся к Эйрису, но смотрел всё так же на Риверса. Лицо того перекроила кривая усмешка. — Оно не равнозначно решению короны. Ваше Величество! — Эйгон повысил голос, будто говорил со сцены. Мейкар видел, как он сжимал кулаки. Дурак. — Я прошу милосердия для сира Эйгора Риверса — по тем причинам, о которых сказал. Короне не придется марать себя в родной крови, мы подадим пример великодушия лордам, а сир Эйгор наденет черное и закончит свою жизнь на Стене, никого боле не побеспокоив.

Эйгон перевел дух.

Зал затих бы, если бы не каркающий смех Бриндена Риверса.

Эйрис не попытался вставить ни слова.

— Никого не побеспокоив? Вы всерьез? — Риверс смеялся так, словно не было шутки смешнее. И затих так же резко, щерясь, глядя на Эйгона так, что Мейкар невольно пожалел, что при себе нет ножа. — Ты не имеешь понятия, о ком говоришь, парень. Если Эйгор покорно примет свою судьбу, то меня можно сослать в септоны, ведь я святее Бейлора Благословенного.

— В Вас говорит застарелый гнев, не разум. — Эйгон держался гордо.

— Я его брат! — А Риверс поднялся на ноги, опираясь на столешницу. Мейкар видел, как нетвердо он стоял. — Я знаю, о ком говорю, я знаю его столько, сколько помню себя. Клянусь любыми богами, он не остановится. Он не успокоится, пока не будет в могиле сам и не сведет туда половину королевства — ту, что ему не по нраву, и вторую — что имела глупость пойти за ним. Он не успокоится, пока последний фамилии Блэкфайр не украсит пику Красного замка — а уж я об этом позабочусь. И даже после этого, после него, клянусь, этот мятеж будет жить.

— Что толку тогда его убивать?! — потребовал Эйгон, сжимая кулаки. — Раз Вы говорите, что это ничего не изменит!

— Эйгон, сядь! — Мейкар сжал зубы.

Эйгон не сел. Десница и принц смотрели друг на друга.

— Это ничего не изменит… — но взгляд десницы снова начал блуждать, как у безумца, и тот улыбнулся. — Это взаправду ничего не изменит. Но, прошу, мой принц, повторите свои слова каждой матери, потерявшей сына по вине моего брата. Скажите, что королевское правосудие не распространяется на нас самих. Признайте, что мы — враньё и фарс, и кровь нам дороже чести.

— Не Вам говорить мне о чести, милорд. И прошу, не говорите в таком тоне о короне. — Эйгон коротко взглянул на Эйриса. На лице короля застыла озабоченность.

Мейкар знал, он чувствовал, он звериным чутьем понимал, что Риверс не в порядке. С самого начала этой встречи, с темных искр в его глазах, с нетвердых движений, молчаливости, неровного дыхания Мейкар знал: Риверс сорвется.

Так и вышло.

— Не тебе говорить мне о короне, принц. — Риверс ощерился, шагнув назад, будто растеряв уверенность. — И не тебе учить меня, что делать с моим братом.

Эйгон открыл было рот, но тут Мейкар грубо, не по-королевски дернул его за плечо. Эйгон сбросил руку отца, но момент был потерян — и слава богам.

— Я хочу, чтобы он страдал, больше, чем кто-либо на земле! — признался Риверс и обвел зал своим шальным взглядом. — Я желаю ему всех мук, какие могу придумать, я ненавижу его всем сердцем — и готов клясться на крови, что половина королевства со мной согласилась бы! Поэтому я хочу претворить эти муки в жизнь. И я этого не прошу — я знаю, что так и будет, и я… заставлю его молить о смерти. Если дозволю ему умереть

Эйгон так и замер, глядя на десницу, как на бешеную собаку. Мейкар сравнил бы его скорее с ядовитой змеей.

Риверса трясло, и он не мог скрывать эту дрожь так хорошо, как хотел бы.

Эйрис нашелся первым.

— Лорд-командующий, проводите милорда-десницу в его покои. Бринден, — голос Эйриса звучал совсем мягко, — тебе нужен отдых.

— Отдых?! — Риверс сжал зубы, загоняя собственный крик назад в горло. — Мне нужна его смерть! Только тогда я смогу отдохнуть — когда на земле будет одним предателем меньше!

— Вы безумны, милорд, — негромко сказал Эйгон.

— Не безумнее его.

Эйрис кивнул лорду-командующему, но Риверс внезапно не стал спорить, всё так же, подрагивая и щерясь, оттолкнулся ладонью от стола и в сопровождении Белого плаща покинул зал совета.

Мейкар остался смотреть ему вслед. Он заметил.

Говорят, когда Риверса выводили, тот улыбался той самой спокойной ублюдской улыбкой.