Птица на ветру (гет)

Решительным шагом преодолев расстояние от служебных помещений парка до зала, Миллисент неуверенно замирает на пороге. Как и у всех членов семьи, в ее исключительном распоряжении находится многоразовый портал внутреннего использования, зачарованный на голос и переносящий в любую комнату дома по выбору владельца, но после разговора с Винсом девушке органически необходимо было пробежаться по парку, не разбирая дороги, и ухватить несколько глотков пропахшего облетевшей листвой осеннего воздуха. Кроме того, судья нечасто приглашал ее для откровенных разговоров, и вторгнуться в его рабочий кабинет без предупреждения было бы верхом наглости и бесцеремонности.

Вскоре Миллисент убеждается в правильности своего решения: судя по голосам, Гринграсс снова принимает посетителей — скорее всего, из числа многочисленных прихлебателей, рассчитывающих заручиться поддержкой чуть ли не единственной надежды чистокровных магов. Сквозь плотно запертую дверь доносится неразборчивая трескотня ведьмы средних лет и раздосадованное карканье судьи, питающего определенного рода презрение к бесчисленным просителям и недвусмысленно его выражающего. Милли устраивается в гостиной и терпеливо ждет, когда двери из черного дерева, наконец, распахнутся: намерение потребовать от Гринграсса ответа на сей раз непоколебимо.

Любопытство ее было удовлетворено довольно быстро: она едва успела бегло просмотреть чароведческий альманах, который выписывала и досконально изучала Эбигейл, как посетительница была самым непосредственным образом выдворена из кабинета. Судья даже не предложил Рите Скитер воспользоваться камином: он лишь сухо отдал эльфу распоряжение проводить гостью до ворот парка. Рита двигалась неторопливо, цепким взглядом окидывая интерьер особняка, и беспрерывно говорила, будто надеясь в последний момент переубедить Гринграсса. Миллисент, впрочем, не могла ожидать от Скитер подобной наивности: кто-кто, а она наверняка имела большой опыт общения с этим человеком и отлично знала о его твердости в собственных убеждениях. Дело обстояло куда проще: Скитер тянула время, ее интересовала Астория Гринграсс, и именно она сейчас сидела в нескольких шагах от журналистки.

— Если бы Вы только согласились дать развернутый комментарий стратегии Того-кого-нельзя-называть во время битвы за Хогвартс, наши читатели были бы Вам так благодарны, — улещивала она судью, внимательно рассматривая, тем временем, Милли. — Вы же знаете, из нынешних ораторов только Кингсли обладает здоровым взглядом на предмет. Рядовые избиратели понятия не имеют, кто заседает в Визенгамоте и принимает законы, позволяющие таким, как мистер Шелкболт, прийти к власти. Ваше альтернативное мнение позволит...

— ... поднять тираж Вашей газетенки, являющей собой пример абсолютной девальвации свободы слова, как явления, — судья даже не трудился скрывать, как раздражает его пустая болтовня Риты. — Комментировать действия Тома Риддла было бы глупо, это вопрос к колдомедикам, а не к чародеям магических судов. Признаться, я до сих пор не понимаю, как этому человеку удалось убить столько народу с таким смехотворно небольшим количеством соратников и оружия. Если Вы рассчитываете познакомиться с Асторией, Рита, Вы теряете время. Мои дочери не общаются с представителями прессы.

— Всего один вопрос, Гендель, — Рита подобралась, как кобра перед броском. — В кругах, близких к вашей дочери Дафне, выпускнице Слизерина, ходят слухи, и весьма убедительные, о ее скорой помолвке с Драко Малфоем. Означает ли это, что, как заинтересованное лицо, Вы уже не сможете председательствовать на процессе, связанном с деятельностью Малфоев во время войны, и нам всем предстоит ожидать резких изменений в ходе дела? Как я слышала, ваш коллега, судья Уоффлинг не настроен столь же категорично...

Скитер определенно не следовало наступать на больную мозоль судьи. Миллисент еще глубже вжалась в кресло, ожидая, что судья, как минимум, превратит назойливую дамочку в гусеницу — или что похуже. Ничего подобного не произошло: только заигравшие желваки и глубокие морщины на лице Гринграсса свидетельствовали о том, как он зол.

— Излишне уточнять, что в своей профессиональной деятельности, Рита, вы преимущественно оперируете разного рода недостоверной клеветой, — с опасным спокойствием заметил он. — Молодой мистер Малфой, к моему прискорбию, был однокурсником Дафны, и единственные связывавшие их некогда отношения — это учебное сотрудничество. Если Вы полагаете, что моя дочь могла водить дружбу с преступником...

— Мерлин сохрани, Гендель, я всего считала эти сплетни полной чепухой, — быстро заговорила Рита.

— ... и тем более, связать себя с ним священными узами магического брака, — вот теперь Гринграсс казался Миллисент действительно страшным волшебником. В голове мелькнула непрошеная мысль о том, что нейтралитет, который его семья хранила все эти годы, является дополнительным свидетельством его огромной силы, — вы наносите оскорбление лично ее отцу.

— ... такая замечательная и многообещающая девушка, так благоразумно действовала во время эвакуации студентов, я и в мыслях не имела задеть ваши чувства, Гендель, вы же знаете, я бываю резковата, — Рита и сама вовремя поняла, какой улей чуть было не раздразнила. — Больше не побеспокою Вас по пустякам!

Миллисент с трудом сдерживала смех: казалось, еще один недоброжелательный выпад судьи, и Рита, позабыв о конспирации, обернется в насекомое и опрометью вылетит через дымоход. Скорость, с которой она покинула особняк, была поистине впечатляющей. Гринграсс недолго постоял в зале, что-то недовольно бормоча себе под нос, а потом вернулся в кабинет, поманив за собой Милли.

— Скитер — незарегистрированный анимаг, — сообщила она, едва прикрыв за собой дверь. — Жук. Так она проникала в школу во время Турнира трех волшебников.

Судья заинтересованно вскинул брови.

— Любопытно, — протянул он, левитируя со стола в шкаф груду манускриптов. — Для выпускницы Хаффлпаффа Рите причитается чересчур много талантов. Однако здесь ее бы постигло разочарование. Дом защищен от анимагических превращений. Это несколько ограничивает в бытовом применении трансфигурации, но приходится учитывать печальный опыт Хогвартса и Министерства. Подслушивания можете не опасаться. Тем не менее, Вы должны действовать дальновидно. Не хотелось бы вести войну с этой женщиной и стать ее следующей мишенью после Северуса Снейпа.

— Разве Рита Скитер уже написала о профессоре Снейпе? — изумилась Миллисент. Оперативность журналистки потрясала воображение.

— Рита не случайно так интересуется судьбой Малфоев, — усмехнулся судья. — Пока Люциус находится под домашним арестом, побеседовать с ним о покойном Снейпе невозможно без специального разрешения судебной комиссии, которое я, как ее председатель, не предоставлю ни при каких обстоятельствах. Не так давно Рита пыталась склонить к сотрудничеству Пия. Он, конечно, Снейпа не знал и вполовину так хорошо, как Малфой, зато поговорить любил всегда. Книга выйдет в свет по окончанию основных судебных процессов.

— Вы ее уже читали, правда? — Милли несмело кивнула в сторону накрытой бархатным платком сферы, и судья улыбнулся.

— Да, пару часов своей жизни я потерял, знакомясь с этим образцом злоязычия и типично женской склонности к театральности и драматизму. Народ, которого привлекают подобные, с позволения сказать, произведения, заслуживает того, чтобы быть поглощенным варварами и маргиналами.

Миллисент встряхнула головой. Цель ее визита в кабинет судьи все еще сверкала крошечным маячком где-то на задворках памяти, но уже не казалась предметом первостепенной важности. На что она рассчитывала? В лучшем случае, он выставит ее за дверь, как только что Скитер.

— Вы имеете в виду Темного Лорда? — осторожно осведомилась она. Судья рассеянно рассмеялся.

— Том? Ну что Вы. Этого деятеля я списал со счетов лет двадцать назад.

Миллисент хмыкнула.

— А есть другие?

— Такие личности, как Том, есть всегда, — развел руками Гринграсс. — Они неизбежный продукт социума. Смею надеяться, однако, темных лордов Европа уже переросла. Что не ставит нас в заведомо выигрышное положение и не дает гарантий безопасности. Мир полнится и другими соблазнами, кроме жажды власти. Жажда свободы, к примеру. Астория рассказывала, у Вас завелись подруги среди карг Ноктюрн-аллеи.

Миллисент встревожено вскинула голову.

— Я уже очень давно не видела никого из них, ваша честь.

Гринграсс поморщился.

— К чему эта официальность! Напрасно, с моей точки зрения. Мне доводилось беседовать с некоей Оливией из рода Черной Аннис. Весьма разумная особа.

— У нее дочка подрастает, — заулыбалась Милли, вспоминая последнюю встречу с каргой. — Ее отец — волшебник, но Оливия не раскрывает его имени.

— Чем лишь подтверждает свою рассудительность. Удивительно, что она раскрылась перед вами. Должно быть, вы чем-то ее расположили. Или просто показались не представляющей угрозы. Перед волшебницей уровня Эсти Оливия бы никогда не позволила себе откровенности, которая могла бы стоить ей ребенка.

— Почему Вы так говорите? — удивилась Миллисент. — Разве волшебники не женятся на каргах?

Судья отрицательно качнул головой.

— Народу карг институт супружества чужд. Да, они охотно заключали браки с влиятельными магглами, следуя их традициям, но карга, принесшая клятвы волшебнику, считалась среди них паршивой овцой. Так бы современное общество отнеслось, например, к некроманту. Магия брака расценивается ими, как нечто постыдное, ведь маги для карг — естественные враги.

— В самом деле? — округлила глаза Миллисент. — Они казались такими доброжелательными...

— Эти существа вводили в заблуждение великих королей, — с уважением произнес Гринграсс. — Кроме того, их существование даже в трущобах обусловлено рядом факторов. Магия карг ограничена и находится под наблюдением соответствующего отдела в Министерстве, им практически не позволяют варить свои аутентичные зелья, преимущественно рассчитанные на приворот. Не всякий уважающий себя маг потерпит такое соседство. Помнится мне, в начале прошлого века Визенгамот рассматривал законы одной талантливой ведьмы, из Блэков. Она предлагала создать для карг и других магических народностей управляемые резервации, где они смогли бы сохранить свою культуру, не оказывая влияния на жизнь волшебников. Увы, среди чародеев Визенгамота во все времена было множество слепцов. Они не понимали, что предоставить этим народностям свободу означает выпустить василиска из пещеры. Величайшая ошибка Альбуса Дамблдора и его последователей состоит в том, что они меряют не принадлежащих цивилизованному миру в полной мере существ абсолютно человеческими мерками.

— Вы же не станете отрицать, что они разумны, — неожиданно для себя включилась в спор Миллисент. — Взять хотя бы гринготтских гоблинов...

— А андалузские гоблины после очередного неудавшегося восстания создали собственное государство в Магеллановом проливе, и согласно местному законодательству люди признаны особо опасной мутацией, при обнаружении на территории гоблинов подлежащей немедленному истреблению, — парировал судья. — Способность к самоорганизации и определенному уровню созидательной деятельности не является непреложным признаком разума. Кроме того, лояльность гринготтских гоблинов всегда была категорией относительной...

— Конечно, они были верны охотникам за гоблинами, а не официальным властям, — вспомнила Милли давнюю беседу с кузеном. — И Эмма Гринготтс появилась очень вовремя. Но без гоблинов финансовая система не продержится и дня. Я не знаю ни одного мага, самостоятельно ведущего свои дела. Многие даже приблизительно не представляют, что за имущество находится в их сейфах, как использовать унаследованные артефакты или преумножать состояние.

Судья одобрительно хлопнул ладонью по столу, необычайно довольный рассуждениями девушки.

— Пребывание в облике моей дочери определенно идет Вам на пользу, Миллисент. Вы правы. Но описываемая Вами картина характерна лишь для последнего столетия. Еще во времена моей юности, когда порядочные маги стремились произвести на свет как можно больше наследников, наименее склонные к учебе сыновья получали всестороннее образование в отношении ведения семейных дел, чтобы их талантливые братья могли посвятить себя развитию заложенного в них магического потенциала. Однако особенно ужесточение Статута о секретности после войны с Гринделвальдом немало поспособствовало разрушению традиционной системы. Преследуя родовую магию, Министерство заполучило контроль над сферами, ранее входившими в обязанности главы семьи, и гоблинам, кентаврам и оборотням предоставились все возможности диктовать магам свои условия.

Миллисент подумала о Грейнджер с ее разговорами о независимости эльфов и скривила губу. Сегодня Гринграссу изменил его обычный оптимизм. Зато она вспомнила, наконец, о цели своего визита.

— Сегодня это появилось на моей руке после приема Оборотного зелья, — она приподняла рукав, демонстрируя судье зловещие цифры на запястье. — Я так понимаю, то же самое сейчас украшает руку Эсти. Вы можете объяснить?... — она не договорила и всхлипнула. Клеймо больше не причиняло боли, но смотреть на него оказалось неожиданно страшно, словно оно могло воскресить в душе самые ужасные воспоминания.

— Вы ведь достаточно образованная девушка, — судья нисколько не удивился таинственному знаку. — Современную магическую историю на пятом курсе читают бездарно, но некоторую информацию о Геллерте Гринделвальде вынести все же можно. Так клеймили узников Нурменгарда. Почти всех впоследствии казнили. Были счастливчики, о которых просто забывали, их освободили через четыре года после победы, когда, наконец, удалось разобраться в системе охранных чар, которые Гринделвальд и его соратники наложили на крепость.

Миллисент занервничала.

— Вы не отвечаете на мой вопрос. Мне не нужен экскурс в историю, я хочу понять, как на руке вашей дочери появилась метка человека, которого давно убили, и почему Вы ведете себя так, будто это вполне естественно.

Гринграсс свел у переносицы густые брови с проседью.

— Смею предполагать, что это касается только Астории.

— Это не касается только Астории, когда мне приходится принимать опасное для моего рассудка зелье, чтобы покрывать ее безрассудство, — прошипела Миллисент, теряя контроль над собой. Теперь судья мог с чистой совестью ее убить. Это бы все упростило. Ей не нужно будет расхлебывать кашу, которую заварил Винсент, а Астории придется подобрать другую глупую девочку, ищущую в жизни легких путей.

Судья и на этот раз превосходно справился со своим гневом. Казалось, возмущение Астории было для него, что жужжание мухи, бьющейся об оконное стекло.

— Вы слишком близко принимаете к сердцу проблемы Эсти, — с обманчивым добродушием заметил он. — Я не стану раскрывать Вам ее секретов. Позволю себе заметить, Вы даже не ее подруга. Что касается моей реакции — не буду кривить душой, я действительно знал о том, что сегодня увижу на Вашей руке.

Случайно оброненные Винсентом фразы стучали в висках Милли пушечной очередью.

— Когда судили Гринделвальда, Вы ведь были приглашенным судьей.

Гринграсс нахмурился.

— Вы настояли на том, чтобы заменить казнь пожизненным заключением.

— Довольно, — сердито потребовал старик, но Милли не могла остановиться.

— Если только заключение не оказалось более серьезным наказанием, чем легкая смерть...

— Довольно! — повысил голос судья, и теперь Милли его услышала. Уставившись на Гринграсса полными ужасающего знания глазами, она не могла предположить, что ждет ее через несколько минут.

Судья, наконец, поднялся со своего кресла и прошелся по кабинету. Половицы под его ногами противно скрипели, и Милли подумала, что надо попросить Эбигейл приказать эльфам привести их в порядок.

Если, конечно, она еще когда-нибудь увидит Эбигейл.

— Вы и вправду чересчур сообразительны для своих лет, Миллисент, — усмехнулся, наконец, Гринграсс. — Поверьте, это комплимент со стороны человека, привыкшего наблюдать проблески интеллекта только среди некоторых из своих дочерей.

Милли слабо улыбнулась.

— Однако когда у светлой головы слишком много свободного времени для праздных размышлений, это чревато неблагоприятными последствиями, — вкрадчиво добавил он.

— Что вы хотите этим сказать? — решилась спросить Миллисент, чувствуя себя невероятно глупо.

Судья невозмутимо откинул платок со сферы ненаписанных книг и наколдовал себе чашку чая.

— Думаю, у меня найдется для Вас поручение.