Правильное решение (джен)

— Исанн, с тобой точно все в порядке?

Девочка бросила на гувернантку угрюмый взгляд и, молча кивнув, отвернулась. Какой это одинаковый вопрос по счету, пятый за последний час? Когда же до этой женщины дойдет, что Исанн не хочет с ней разговаривать, да и видеть тоже?

Сегодня мадам Дереле раздражала ее больше обычного. Постоянно крутилась поблизости, не позволяя остаться в одиночестве ни на минуту. Хотелось накричать на нее или сказать что-нибудь гадкое, чтобы назойливая воспитательница растеряла свое напускное сочувствие и убралась куда подальше. Но не уйдет ведь, а только раскудахчется хуже прежнего. Исанн уже попросила оставить ее в покое — причем вежливо попросила, улыбнулась даже! — а гувернантка чуть ли не в слезы ударилась от жалости к "бедному ребенку" и заставила выпить какую-то таблетку. Исанн, правда, эту гадость украдкой выплюнула: после вчерашнего сна она стала очень настороженно относиться к лекарствам, особенно к тем, что от нервов.

Надо сказать, настороженно относиться она начала абсолютно ко всему в родном доме. А точнее — ко всем. К гувернантке, которую и прежде считала слишком заботливой и милой для наемной работницы. К охране, которую до этого даже не замечала: ну стоят себе вооруженные ребята в бронежилетах по периметру дома и у входов в пентхаус, ну и пусть стоят... а теперь они стали казаться какими-то зловещими, будто стража в тюрьме. Но они не были и в половину такими зловещими, как телохранители Исанн, Джейс и Элдбер. Раньше бывшие спецназовцы даже нравились девочке: с ними можно было поговорить об оружии и разных планетах, а если мило похлопать глазками и принести угощение с кухни — то и об их боевом прошлом, спецоперациях и забавных случаях на службе.

Только сейчас Исанн начала осознавать, что на самом деле значили те захватывающие дух рассказы. Что милые, немолодые уже люди, которых она наедине называла "дядями" и таскала им свежую выпечку с чаем или кафом, были способны убить человека и не поморщиться. Что они с готовностью выполнят любой приказ ее отца, каким бы страшным он ни был. Абсолютно любой.

Если бы ей сказали об этом раньше, она бы только пожала плечами и отмахнулась: "Ну они же папины приказы выполняют, а не чьи-то еще".

Но раньше — а вернее сказать, еще вчера, — Исанн не боялась папу.

Девочка встрепенулась, почувствовав мягкое прикосновение к плечу. Скосив глаза, она увидела Сибиллу, опустившуюся рядом с ней на колени и смотревшую так сочувственно, будто ей действительно было до подопечной какое-то дело.

— Детка, ну что случилось? — негромко спросила она, нежно проводя по щеке Исанн тыльной стороной ладони. — Не отмалчивайся, пожалуйста. Я ведь беспокоюсь за тебя, пойми. И твой папа тоже. Ты так нас вчера напугала...

"Нас. Ага, конечно... папа наверняка понял, что со мной ночью творилось. Иначе бы Сибилла так вокруг меня не увивалась и не пыталась подсунуть успокоительное, чуть только я не так на нее посмотрю".

— Ничего не случилось, мадам Дереле, — Исанн насилу выдавила улыбку — и хоть обычно такое притворство получалось у нее без труда, сейчас рот аж свело от напряжения. — Я просто не выспалась немного из-за кошмаров... я за папу очень волнуюсь, понимаете? — добавила она почти искренне.

За отца девочка и в самом деле волновалась — несмотря ни на что. Да, ей было страшно и больно думать о том, что он сделал с мамой... и может сделать с ней, когда поймет, что дочка помнит больше положенного. Но куда ужаснее была мысль, что он не вернется. Что до него доберутся джедаи или Артемиус, или подосланный кем-то из Делегации наемный убийца.

Исанн изо всех сил заставляла себя не думать об этом — потому что стоило ей увлечься подобными размышлениями, и она вновь превращалась в маленькую никчемную девочку, которая только и может, что трястись, забившись в уголок, и ждать помощи и защиты взрослых. А Исанн ненавидела быть такой.

Нет уж, со своими страхами она разберется сама. Сама разузнает о маме все возможное — и тогда в лоб спросит у отца, что в ее догадках правда, а что нет. Не убьет же он ее за это...

"Ничего он мне не сделает! Я же его дочка, все-таки. Любимая. Все будет хорошо, — думала Исанн, украдкой облизывая пересохшие губы. Убедить себя в этом оказалось не так-то просто, но девочка очень старалась. — У меня все обязательно получится. Но для начала надо отвязаться от няньки".

Сибиллу ее объяснение, похоже, немного успокоило. По крайней мере, она наконец-то перестала пялиться Исанн прямо в глаза.

— Милая, я разве не говорила тебе, что не стоит забивать головку такими вещами? — спросила она ласково. — Ради всего святого, не придавай ты значения всему, что говорят по ГолоСети... им бы, стервятникам, только народ пугать, набивая себе рейтинги! Все будет в порядке, вот увидишь.

— Я тоже в это верю, мадам, — отозвалась Исанн, с трудом удержав на лице полагающееся "милой девочке" выражение. Гувернантка то ли была набитой дурой, то ли считала такой ее.

"Вот и хорошо, если она считает меня глупым ребенком. Значит, ничего не заподозрит".

Пересилив себя, Исанн прижалась к воспитательнице и крепко обняла ее за талию. Сибилла удивленно охнула и неловко погладила девочку по голове, явно растерявшись. Обычно Исанн так себя не вела, потому что твердо знала: гувернантка — всего лишь обслуживающий персонал, и мила с ней только потому, что получает за это хорошие деньги.

А еще она твердо знала, что лучший способ обмануть человека — это показать ему именно то, что он ожидает увидеть. Так папа как-то сказал, а уж он-то во вранье разбирается.

Сибилла хотела увидеть напуганную до полусмерти малютку, которой очень нужно, чтобы кто-то взрослый приласкал ее и успокоил. Вот она и увидит... а заодно перестанет ходить за малюткой попятам, решив, что та будет послушной и смирной.

— Спасибо, Сибилла, — прошептала Исанн, старательно шмыгая носом. — За то, что вы так обо мне заботитесь. Простите, если иногда я веду себя как противная избалованная девчонка. Я... я не знаю, что делала бы без вас. Вы такая хорошая...

В ответ гувернантка еще крепче прижала ее к себе. Исанн внезапно подумалось, что прикосновения у нее нежные, как у мамы когда-то... и мерзкой фальши в ее ласке, в отличие от Мотмы, не чувствуется. Может, она и правда что-то значит для Сибиллы? Хотя бы немного?

"Дура! Заигралась, называется. Повариха в ресторане вкусно готовит не потому, что хочет клиентов порадовать, а потому что работа у нее такая. А у Сибиллы — делать вид, что она обо мне заботится".

Исанн чуть отстранилась и посмотрела на гувернантку самым милым взглядом, на который только была способна. Боялась даже, что переигрывает, но по лицу Сибиллы поняла, что все делает правильно.

— Мадам, можно я пойду посплю? Мне сегодня ночью было очень плохо, и я совсем не выспалась.

Сибилла ласково взъерошила ей волосы.

— Конечно, детка. Если тебе что-нибудь понадобится, можешь позвать меня в любой момент. И обязательно скажи, если снова почувствуешь себя нехорошо, ладно?

"Чтобы ты тут же доложила об этом отцу. Ну уж нет, не надо мне его врачей!"

— Конечно, мадам.

Вежливо кивнув гувернантке, Исанн поплелась к лестнице — пусть ей и хотелось броситься наверх бегом: сердце от волнения стучало часто и тяжело, а в голове крутилась глупая, но очень назойливая мысль "не успею!". Но образ маленькой несчастной девочки надо выдержать до конца, а то Сибилла, чего доброго, заподозрит неладное.

У самой лестницы Исанн воровато оглянулась по сторонам и, никого поблизости не обнаружив, подбежала к каморке, где хранились всякие хозяйственные принадлежности. Помимо них там имелся запасной комплект ключей от комнат и черного входа — предназначавшегося для прислуги, но давно облюбованного хозяйской дочкой. Убегать из дома через него было очень удобно: система защиты там была автоматизированная, предназначенная охранять дом от незваных гостей, а не ловить непослушных девчонок.

У Исанн внутри все крутило от волнения, когда она, привстав на цыпочки, шарила рукой по полке: а вдруг после ее вчерашнего побега ключ спрятали в место понадежнее? Но нет, вот он — там же, где она всегда его оставляла. Победно улыбнувшись, Исанн сунула ключ в карман и поспешила прочь от места преступления.

Теперь можно было и к себе в комнату идти — изображать до поры хорошую девочку. Только перед этим еще в ванную на втором этаже наведаться и стащить из аптечки упаковку снотворного. Оно, насколько Исанн помнила, было очень сильным: пары капель на чашку кафа должно хватить, чтобы гувернантка и телохранитель благополучно проспали ее побег, а если повезет, то и возвращение.

"Господин Элдбер привык, что я ему каф ношу, когда хочу поболтать. А Сибилла из вежливости не откажется, особенно если милую рожицу состроить и сказать, что я специально для нее старалась".

Все должно было пройти как по маслу. Она усыпит двух главных своих надсмотрщиков, покинет пентхаус через черный вход, поговорит с Мотмой и вернется домой. На случай, если сенаторша замыслит недоброе, Исанн возьмет с собой тревожную кнопку: стоит ее активировать, и очень скоро на помощь придут папины люди, злые и вооруженные до зубов.

Страх и предвкушение кололи тело тысячей иголочек, не давая спокойно усидеть на месте и нескольких минут — трудно, наверное, будет дожидаться оговоренных семи вечера. План казался удивительно простым и выполнимым — и от этого делалось еще тревожнее. Исанн собиралась совершить столько тяжелых проступков за раз, что в голове не укладывалось... и ее, скорее всего, никто не остановит.

А потом будет разговор с отцом. От одной мысли об этом у Исанн холодели руки, и где-то глубоко внутри робко подавала голос маленькая пугливая девочка: "А может, не надо?".

"Ну уж нет, — сердито подумала Исанн, копаясь в аптечке. — Мне нужно точно узнать, что случилось два года назад. Нужно!"

Может быть, тогда она перестанет снова и снова слышать, как плачет мама. Перестанет видеть, закрывая глаза, ее искаженное безумием лицо и окровавленную шею.

Может быть, тогда она сможет простить папу. Пока что-то не получалось.

* * *

Докладная записка начальника Третьего отделения ССБ по Центральному военному округу Л. Грэма директору ССБ А. Айсарду

об итогах операции по выявлению и аресту антиреспубликанского и политически ненадежного элемента среди личного состава военно-космического флота Галактической Республики

Совершенно секретно

В результате проведенных следственных действий среди личного состава военно-космических сил Центрального военного округа выявлено:

1. 578 лиц, публично выражавших сомнение в политическом курсе руководства Галактической Республики;

2. 1 450 лиц, уличенных в симпатии к идеям сепаратистов и просепаратистски настроенных сил;

3. 29 лиц, подозреваемых в диверсионно-подрывной деятельности;

4. 12 лиц, уличенных в подстрекательстве к бунту и дезертирству;

5. 34 лица, уличенных в шпионаже в пользу врага.

Итого по округу: 2103 лица.

Из них арестовано: 1 280 лиц

казнено: 314 лиц

509 лиц признано невиновными и допущено до исполнения служебных обязанностей под усиленным наблюдением со стороны уполномоченных сотрудников ССБ.

Национальный и расовый состав, звания и должности репрессированных и попавших под подозрение приведены в Приложении 1.

Бегло просмотрев документ, Арманд отложил его на край стола — в ту же стопку, где лежали докладные по остальным военным округам. Затем с нарочитой неспешностью перевел взгляд на голограмму Освальда Тешика.

— Совершенно верно, Освальд. Две тысячи человек. Две тысячи сто три, если быть точным. А теперь будь любезен изложить суть проблемы яснее и четче. По возможности — воздержавшись от хаттеза.

Судя по виду, адмирал от хаттеза воздерживаться совершенно не желал. Внушительное телосложение, тяжелые надбровные дуги и массивная, выдающаяся вперед челюсть придавали ему несколько воинственный вид, даже если он был совершенно спокоен, — сейчас же командующий и вовсе производил впечатление человека, готового хорошенько приложить собеседника кулаком, и не один раз.

— Суть проблемы, Арманд, — Тешик шумно выдохнул и выразительно повел могучими плечами, — в том, что ты мог бы посоветоваться со мной, прежде чем спускать с цепи своих шакалов. Две тысячи человек за три дня! Скажешь, капля в море? Скажешь — в основном солдатня и младшие офицеры, которых заменить ничего не стоит?

Тешик замолчал, не то давая собеседнику возможность подтвердить очевидное, не то восстанавливая дыхание. Арманд терпеливо дожидался продолжения тирады, глядя на адмирала выжидающе, со сдержанным интересом.

— А я тебе скажу, — продолжил тот уже тише, но с не меньшей злостью, — что мораль у нас после этой зачистки упала катастрофически. По коридорам ходят шепотки, что любого могут поставить к стенке без суда и следствия, чуть слово не так скажешь. Офицерики из тех, что похитрее и с гнильцой в душонке, наперегонки строчат твоим орлам доносы на начальство, надеясь урвать себе теплое местечко. Нехорошая это обстановка, Арманд, нездоровая. И на пользу в войне не пойдет.

Хоть Освальд и совладал с собой внешне, глухое бешенство звучало в его голосе и читалось в словах, которые он подбирал. Негодование, вызванное наглым вмешательством ССБ в дела флота, крепко переплеталось в нем с искренним беспокойством о своих людях и будущих военных успехах Республики.

— Аресты и казни подстрекателей, шпионов и прочих вредителей, пойманных с поличным, я понимаю и всецело поддерживаю. Но арестовывать за пустую болтовню? Казнить по подозрению? Это беспредел, Арманд. Очень надеюсь, что толку от него будет больше, чем вреда.

"Хороший ты все-таки человек, Освальд. Адмирал, не забывший, что когда-то был солдатом. Побольше бы нам таких... в мирное время".

Арманд чуть подался вперед, опершись локтями на стол и сцепив руки в замок.

— Вреда было бы куда больше, — сказал он твердо, ни на секунду не отводя взгляда, — если бы мы не вмешались вовремя. Даже горстка офицеров, лояльных джедаям, может доставить немало проблем. Добавим к ним рядовой состав, разделяющий их убеждения — получим бунт. Эту заразу надлежит вырывать с корнем — и немедленно уничтожать, пока распространиться не успела. Вместе с разносчиками, в том числе и потенциальными.

— В "потенциальные разносчики" многих можно записать. Хоть нас с тобой.

— Отнюдь. Если бы мы, Освальд, хватали людей по первому доносу, в Республике бы давно стало некому воевать — весь личный состав извели бы, включая самих любителей строчить анонимки. Думаешь, проверки начались три дня назад? Личные дела-то ведутся и дополняются на всем протяжении службы... а когда приходит время, достаточно лишь посмотреть, на ком грешков скопилось слишком много, чтобы списать их на случайность. Анонимного доноса и сиюминутных подозрений недостаточно, чтобы по-настоящему преданный офицер был назван изменником.

Адмирал помрачнел еще больше; его рот скривился и дернулся в сторону, словно от судороги. Похоже, в словах Арманда он разглядел нехороший подтекст — и был не так уж неправ.

Арманд не угрожал ему прямо сейчас. Намекнул лишь, что на чаши весов ложится каждое действие и слово.

— Как бы рамки "настоящей преданности" не оказались слишком узкими. Многие рискуют в них не вписаться.

В словах адмирала сквозила плохо скрытая враждебность. Конфликт грозил оборваться на неприятной, незавершенной ноте — которая неизбежно отзовется эхом через некоторое время.

Это было ожидаемо. Но оттого не более своевременно.

— Твои опасения понятны, Освальд. Можешь быть спокоен: я не вижу нужды в массовых чистках, — заверил Арманд, холодно глянув на собеседника. — Если мои сотрудники когда-нибудь проявят... излишнее рвение, они быстро усвоят границу между инициативой поощряемой и наказуемой. Как и то, что я редко даю второй шанс тем, в чьем профессионализме разочаровался.

Освальд скривился, как от зубной боли. Разумеется, он отлично понял истинный смысл ответа — да Арманд и не стремился скрыть его.

Не пристало адмиралу, пусть даже столь высокопоставленному, судить работу его ведомства. Это право директор оставлял за собой, и ни за кем более.

— Рад, что ты понимаешь, когда надо натянуть поводок. Если мы начнем сами же истреблять своих людей, джедаи и сепаратисты только поаплодируют нам... перед тем, как снести наши головы.

Арманд криво усмехнулся:

— Здравые слова, чертовски здравые... нам всем не мешало бы почаще повторять их себе. Чтобы от зубов отскакивали, как у джедая — Кодекс.

* * *

Постепенно разговор свернул на рабочие вопросы и завершился почти мирно — но неприятный осадок остался, в виде того гадкого чувства, которое возникает вместе с очередной неразрешенной, загнанной вглубь проблемой. Конфликт исчерпал себя — но лишь до поры. С каждым днем ситуация требовала все более активного вмешательства ССБ в дела флота и армии, да и моффы вскоре ощутят на себе ее руку — это лишь вопрос времени. Ближайшего времени.

В другой ситуации это вряд ли обеспокоило бы Арманда: его работа, в силу объективных причин, неразрывно связана с недовольством, страхом и даже ненавистью других — даже, казалось бы, ближайших соратников. Но сейчас любые разногласия могли оказаться губительными для всего их дела. И вряд ли каждый из его союзников будет столь благоразумен, чтобы вовремя отступить, как это сделал Освальд.

"Если Палпатин погибнет, мы тут же вцепимся друг другу в глотки. Примемся драться за главенство в стае, как свора дворовых псов... и мир с порядком придется отложить на гораздо больший срок, чем пара лет".

Он сделал все возможное, чтобы старик выбрался на свободу целым и невредимым. И все равно — недостаточно для полной уверенности в успехе. Скайуокер оставался темной лошадкой, притом брыкающейся во все стороны. Клоны из Пятьсот первого — те надежнее... но успеют ли они захватить Храм прежде, чем тот же Винду решит, что пора перерезать Палпатину горло?

Если нет — оставалось надеяться лишь на силы самого канцлера. Величину неизвестную и потому не укладывающуюся в расчеты.

Звонок личного комлинка наложился на звон в голове, многократно усилив последний — недостаток сна и злоупотребление энергетиками не лучшим образом сказались бы и на более молодом организме. Арманд с трудом подавил раздражение: если дело снова в дочери...

Мысль оборвалась, стоило взглянуть на экран. Номер, вопреки ожиданиям, оказался незнакомым...

— Доброго вечера, директор Айсард. Смею полагать, узнали?

...в отличие от негромкого, располагающего голоса.

— Вас разве забудешь, господин Артемиус? — спросил Арманд с добродушным смешком, будто приветствовал старого друга — хотя с удовольствием пристрелил бы этого человека, предварительно четвертовав. — Чем обязан на этот раз?..

* * *

Исанн на цыпочках пробиралась по коридорам. В ладошке, вспотевшей от волнения, она крепко сжимала ключ от черного входа — точно боялась, что кто-то выпрыгнет из-за поворота и отнимет его. В доме стояла такая тишина, что каждый звук казался девочке чудовищно громким: сердце стучало молотком, дыхание смахивало на ранкорье сопение, а мягкие, осторожные шаги — на топот того же зверя.

Тихонько, стараясь даже дышать через раз, она заглянула в гостиную — и чуть не подпрыгнула от радости, заметив мирно спящую на диване гувернантку. Значит, снотворное подействовало!

Телохранителя Исанн проверять не решилась: его она угостила кафом минут пятнадцать назад или даже меньше. А вдруг он еще борется со сном, и появление подопечной его разбудит?

Выскользнув из гостиной и прикрыв за собой дверь, девочка поспешила к черному входу. Поначалу она шла довольно медленно, крадучись и шарахаясь от каждой тени, но потом осмелела: на пути никого не попадалось, а часы между тем показывали уже половину седьмого. Кто ее знает, эту Мотму — может, она забеспокоится и уйдет, если не увидит Исанн в означенное время? Тогда вся авантюра была бы впустую.

Коридор, еще коридор, трехзальная анфилада, снова коридор... впервые в жизни девочку начали раздражать размеры пентхауса. И зачем только отцу такая громада понадобилась?!

До нужного коридора — неприметного, нарочно скрытого от посторонних глаз раздвижными деревянными панелями, — Исанн добралась без приключений. Остановившись, прижалась разгоряченным лбом к прохладной стене. Чувствовала девочка себя так, будто уже успела сбегать к "Звезде" и обратно: сердце бешено стучало, дыхание сбивалось, а волосы липли ко вспотевшему лицу. В ногах ощущалась какая-то странная слабость — казалось, вот-вот коленки подкосятся.

Ей было страшно, это правда. От собственной смелости и дерзости, а еще больше — от понимания, что с рук ей это не сойдет.

Но хуже всего был страх узнать наконец правду о матери. Страшную и неприглядную, судя по тому, что Исанн все-таки удалось вспомнить. Сейчас ее словно подначивал кто-то:"Забудь обо всем, не ходи никуда"... и девочке очень хотелось согласиться.

Но смириться с тем, что исчезновение (или действительно — гибель?) мамы так и останется для нее загадкой, она не могла. Потому что понимала: тогда мамин плач у нее в голове никогда не утихнет. Исанн будет постоянно о ней думать — и в конце концов тоже сойдет с ума.

Ну уж нет. Решилась — значит, надо действовать. Тем более самая трудная часть уже...

— Далеко собралась, юная леди?

...позади.

Едва не подскочив от испуга, Исанн обернулась. Прямо у нее за спиной стоял господин Элдбер и снисходительно улыбался. На спящего он не походил совершенно.

— Не знаю, зачем тебе понадобилось меня усыплять, но на будущее запомни: любое снотворное, которое можно достать в аптеках, помогает заснуть — но не вырубает сразу, как показывают в глупых фильмах. Чудо ты маленькое...

Весело хмыкнув, он одной рукой потрепал ее по голове, а другую требовательно протянул вперед:

— А теперь будь умницей: отдай мне ключ и пойди... не знаю, в куклы поиграй. На улице маленьким девочкам сейчас нечего делать.