Тайны Малого двора (гет)

Ты — свет, а я кое-как

То ли тлею, а то ли дымлю.

Гр. Полухутенко — После всего

С утра Женька разговаривала с Алиной самым невыносимо менторским тоном из всех, что имелись в её арсенале. Ей не нравилось решительно ничего: как та одевается, что пишет на страничке в гришанете, с кем тусуется в лицее.

— Ты сама хотела, чтобы я нашла себе друзей! — принялась оправдываться Алина. — Освоилась и всё такое.

Покачав головой, Женька откинула изящные локоны и щёлкнула пальцами горлицам, чтобы те перестелили Алинину постель. 

— А и ты и нашла, да. Вот только кого? Рихтеры — без пяти минут дрюскели, а случай с Жабиной мелькал в газетах года полтора назад. Все знают, что она убила учительницу. Хвала святым, хоть Ахматова у тебя хватило ума не трогать.

То, что это сама Женька приложила руку к паре-тройке упоминаний Ахматова в ключе «неприлично богатых людей», Сафина скромно умолчала. Не то чтобы она судила людей по первому впечатлению, но Ахматов крайне недальновидно был именно тем, что показывал: неглупым, но слабовольным. В лицее он постоянно находился в компании детей приятелей его отца, а случай в библиотеке ясно дал понять, что против власть имущих Лёша никогда не скажет ни слова.

— А Маша Игнатьева? — не сдавалась Алина, садясь спиной к Женьке перед зеркалом светлого трюмо с изогнутыми ножками. 

За те недели, которые она успела провести в Малом, это стало их привычным утренним ритуалом. Портная врывалась в её комнаты со стайкой горничных, будила, отправляла умываться, а потом усаживала перед собой, чтобы привести в порядок. Перепалки тоже стали обычным делом.

В отражении зеркала Алина увидела, как Женька за её спиной с намёком приподняла брови. 

— Не напомнишь, когда мы последний раз её видели?

— Вот возьму и приглашу её в Малый! — упрямо продолжила Алина, но по одобрительному взгляду Сафиной, который она заметила в отражении, тотчас поняла, что именно этих слов и ждала портная.

— Почему тебя вообще заботит, с кем я дружу? — Заклинательница обернулась к Жене. — У меня так-то друзей никогда особо не было. Ну, кроме…

Она не договорила. Почему-то предупреждение Женьки не упоминать Мала въелось ей сразу: в нём чувствовалась скрытая угроза. Порой Алина просыпалась от неясных, смешанных снов с непонятными ей самой страхом и гневом, но потом не могла вспомнить, что ей снилось.

— Здесь это способ выжить, — просто отвечала Сафина, снова разворачивая Алину к зеркалу, чтобы доплести косу. — Иногда самому, а иногда кого-то. 

— Большая дерёвня, да? На одной улице пёрнул, на соседней сказали: «обосрался».

За спиной Заклинательницы послышался тяжёлый вздох. Кто-то из горлиц хихикнул, но портная тут же шикнула на них, приводя в чувство.

— Века преследования научили нас отличать отказников от своих. С другой стороны, такого шовинизма ещё поискать. Многие семьи гришей — династии, и новичков принимают с трудом не столько из-за классовых предрассудков, а потому, что у тех в семье сохранились отказники. Враги.

— А почему тогда Рихтеров не затравили? Ну, или не сплавили в Ос-Керво или тот же Новокрибирск доучиваться? 

Сафина потерла переносицу и жестом указала горлицам на дверь. Слухи, конечно, гуляли во дворце, однако она сомневалась, что именно стоит озвучивать при Алине. 

— Не затравили? У Рихтеров нет друзей, Алина, кроме тебя и Нади. На заре своей карьеры генерал Дарклинг не раз пытался помогать фьерданским гришам: простая смена гражданства, программы адаптации, гришанет. Да-да, это сейчас ты в нём фанфики читаешь, а раньше это вообще-то был открытый международный реестр гришей. Многие из своих считали это лицемерием, особенно в разгар войны — тем более от Дарклинга. 

О том, что в нулевые ещё были свежи байки про Дарклинга с Хагеном, из-за которых многие смотрели на чёрного генерала искоса, Женька не сказала. И поспешно закончила:

— Потом, разумеется, все поблажки свернули. Рихтеры запрыгнули в последний вагон.

Алина глубокомысленно кивнула. По одной из подобных программ, помнится, и она попала в Керамзин — не последний по финансированию приют возле Астафьево. Случись это позже благотворительных программ, она бы попала в обычную госбогадельню с попиленным бюджетом, скудным содержанием и нулем адаптационных мероприятий. 

Покончив с волосами, Женька отошла к шкафу и распахнула дверцы, подбирая Алине наряд.

— Могу представить, — откликнулась Алина, поднимаясь со стула. — Мы сегодня на историю же? Я по пути в библиотеку хотела зайти. Пропуск-то у меня уже есть.

— Будем надеяться, сам, — выделила голосом портная, — не заведёт привычки заглядывать меж стеллажей, как в прошлый раз. 

— Да мне учебники только. На неделе будут два занятия с Багрой, и я прям жопой чую, что вопросы она будет задавать совсем не по учебнику Янга. Ну знаешь, все эти приколы про права человека и жалобы в международные организации. 

Впервые на её памяти Сафина издала звук, похожий на сдержанное хрюканье.

— Как скажешь, — собранно ответила портная, но уголки её губ приподнялись. — Я тогда спрошу у Игнатьевой, что она читала. Она на международное право подаваться будет весной, как здесь закончит.

Алина принялась складывать рюкзак. Вообще-то у неё была дизайнерская сумка, но с ней Алина предпочитала гулять: парк при Лицее и обоих Дворцах был не просто огромен, он вмещал в себя несколько гектаров и, насколько понимала Алина, был поделён на части. В одной из таких частей — самой дальней, конечно, и по пропускам, — могли даже гулять жители Тарковки. 

Мысль прогуляться перед уроками была заманчивой. Тем более что своё письмо Малу она уже настрочила. Осталось только отдать Женьке, чтобы она отправила его через левый почтовый аккаунт.

— Дай минутку, я оденусь тогда.

Женька метнула на неё многозначительный взгляд. Алина возвела очи горе.

— Оке-ей, и кефту можно тоже, — как бы между прочим добавила Алина.

Удивлённо подняв брови, Сафина потянулась за кефтой, не забыв ещё раз или два оглянуться на Алину.

— Вчерашнее занятие даром не прошло, я вижу? Ты что-то ничего не рассказала… Всё в порядке?

На последних словах на красивом лице портной мелькнуло тревожное выражение.

— Да чё сразу занятие? Просто похолодало, — быстро отмахнулась Алина. — Ну, сгоняла вчера. Комнату оружейную мне показал, ну. Типа выставка достижений пещерного человека! Палкой по рукам не пиздит, и то хлеб.

О том, что произошло вчера с Дарклингом, она старалась не думать. Почему-то рассказать Женьке, как на самом деле прошёл урок, Алина не смогла: это показалось… неудобным, точно она выдала бы чужой секрет. А может, и свой собственный.

 * * *

«Жабы хотя бы не ядовитые».

Назвать Ангелину Витовскую жабой не повернулся бы язык, однако именно слова Алины Старковой натолкнули Дарклинга на мысль назначить литславской дипломатке встречу в это утро.

Разговаривать с Тротцевым, не рискуя свернуть ему шею, Дарклинг не смог бы, а Можайский колебался между двумя своими коллегами, прямо как Литслава между Равкой и Фьердой. Победит Тротцев — Дарклинг останется без литславской армии. Победит Витовская — Гримьеры падут.

Утро выдалось солнечным, но морозным. Холодным ветром с озера нагнало туман, и дорожку, ведущую в лесок, окутало дымкой. В ней, бледно-белой, терялись очертания облетевших деревьев и статуй. Размывался, будто таял в воздухе, шпиль морозовской школы, а с ним и далёкие здания общежитий. Опавшие листья, скрючившиеся под ногами, едва-едва прикрыло снегом. 

— Пан Кириган, — послышался за его спиной приветливый и спокойный голос.

— Пани Ангелина, — Дарклинг по-военному кивнул ей и предложил локоть. 

Витовская обвила его рукой в длинной бордовой перчатке. 

— Всё мечтала прогуляться до вашего лицея и посмотреть на учеников. Вы, должно быть, любите детей, раз держите школу так близко рядом с дворцами. У вас ведь нет своих?

— Не сложилось, — сдержанно ответил Дарклинг.

— Простите бестактность старой женщины, пан. 

Сильный гриш способен зачать ребёнка только с равным ему по силе гришом. Кроме Алины Старковой, таких Дарклингу почти не попадалось. Всего одна, если уж быть честным.

Не зная, чем заполнить молчание, Дарклинг глянул на часы. Тринадцать сорок пять. Вторая смена для пятых-шестых классов вот-вот должна начаться, пока старшие классы устремятся в столовую. 

По большой дорожке в лицей, чуть поодаль от тропинки, по которой неспешно шли Дарклинг и Витовская, шагали нестройной толпой ученики. В прежние годы Дарклинг знал многих из воспитанников школы, но сейчас он не видел ни одного знакомого лица, не считая, конечно, курчавого недомерка Ахматова с сумкой на плече, который плёлся за компанией старшеклассников. 

— Вообще-то вы правы. Я давно здесь не был, если прикинуть. Вертишься целыми днями и не имеешь ни минуты, чтобы остановиться и взглянуть на то, что создал своими руками. 

Прошла парочка инферн, похожая на фьерданцев, а с ними девочка-сердцебитка в круглых очках с толстыми стёклами. Вскоре Дарклинг поймал себя на том, что выискивает взглядом кое-кого конкретного. В оранжевой шапке с пришитой фигуркой в виде рыбьего скелета. 

Витовская остановилась, с нею встал и Дарклинг.

— Годы борьбы, столетия крови, поколение за поколением, — задумчиво произнесла она, глядя на детей. — И всё это ради того, чтобы кто-то мог пинать портфель с учебниками по дороге в школу. Нет, дети никогда не поймут своих родителей. Для них всё, через что мы прошли, это нудёж стариков.

— Может, оно и к лучшему? Половину того дерьма, которое мы наворачивали ложками, мы себе наготовили сами, — сказал Дарклинг. Но, бросив взгляд на дипломатку, тут же спохватился. — Чёрт, простите!

Ангелина улыбнулась.

— Будем считать, что вы вернули мою бестактность своей грубостью. Пани Каминская не присоединится к нашей беседе?

Стоило отдать Витовской должное: она не сказала, что Дарклинг паршивый дипломат.

Отвернувшись от лицеистов, Дарклинг вернулся взглядом к Витовской.

— Я глубоко уважаю Лену, но этот разговор — личное дело. 

— Как и война с Фьердой, верно? 

И снова укол, заставивший Дарклинга на короткий миг разглядывать носки своих сапог. Ни белый генерал Ганс Хаген, ни Дарклинг никому не говорили ни слова о том, что их связывало, кроме вражды, а Ярл Брум был нем, как могила, в которую его не терпелось уложить. Но шила, как говорится, в мешке не утаишь. 

— Я не стану упражняться с вами в остроумии, этот бой мне не выиграть. — Дарклинг поднял руки. Все эти обмены любезностями, расшаркивания и остроты он на дух не переносил. — Давайте начистоту. Нам обоим друг от друга что-то нужно. Мне — литславский фронт, вам — победа над своими оппонентами на предстоящих весенних выборах. 

— Я восхищена вашей прямотой. Однако откуда мне знать, что вы не вели этот разговор ещё с двумя собеседниками?

Дарклинга охватило раздражение. За кого она его принимает, чёрт побери? 

— Ниоткуда. Хотите, дам честное слово?

 * * *

Едва увидев Дарклинга, она свернула с тропинки. Тот стоял чуть поодаль, где развилка уводила вокруг озера; как помнила Алина, совсем мелких туда не пускали. 

Время для сдачи кроссов минуло две недели назад. Уже протяжнее завывал ветер, всё чаще лицеисты натягивали тёплые перчатки. Пару раз Женька даже утащила Алину к швеям, снять мерки для зимней одежды.

Алинка тогда, хихикая, спросила, почему Женька — портная, а не какой-нибудь главный косметолог-дерматолог.

«Неудобный моментик, скажи? Запариться с разными названиями для швей и портных».

Женька просто свела пальцы пучком в жесте «помолчи, а?« 

— Всё ясно! — фыркнула тогда Алина. — Мы здесь не приветствуем проблески логики!

Выглядел генерал таким же раздражённым, каким Алина частенько видела его в первые дни знакомства. Рядом с ним стояла пожилая женщина в короткой шубе и длинных перчатках. Дарклинг был выше её минимум на голову, но казался едва ли не мальчиком.

У женщины были вьющиеся белые волосы, уложенные в короткую стрижку, тёмная нюдовая помада на губах и очки. В общем, для своих лет тётенька выглядела просто отпадно.

«Ух ты! А у неё морщины. Прям много», — мелькнула у Алины мысль. 

Сколько Алина помнила, всякие шишки и их жёны, не говоря уже о Петре и царице Татьяне, вечно молодились. Портные были в ходу и получали прилично. Ту же Женьку царица дёргала по поводу и без: то прядь не так легла, то морщинка у угла губ вылезла, а тут — ничего. И это «ничего» у Витовской было как-то приятней, чем фарфоровая псведомолодость царицы.

Она излучала мудрость и осторожность («Наверное, из-за морщин так кажется», — Алина поёжилась, вспомнив Багру), но выглядела обыкновенным человеком. Тётка и тётка. Лет пиздисят, навскидку.

Алина помахала рукой раньше, чем Женька успела что-то предпринять. 

— Ой, здрасте, товарищ генерал!

Алине показалось, что Дарклинг вздрогнул, прежде чем обернуться. И замер, рот открыв, словно хотел что-то сказать, но забыл. У Алины даже щёки раскраснелись от удовольствия, когда она покружилась в кефте. 

«Заценил, да?»

Женечка настойчиво потянула её за рукав в сторону лицея. Алина не менее настойчиво шла в сторону министра и его спутницы. Пару секунд портная ещё сопротивлялась, а затем нарочито резко отпустила. Пробежав пару шагов, Алина остановилась.

— Добрый день! — она протянула бабуле руку.

Женщина, с некоторым недоумением взглянув на министра, пожала руку Алины в ответ.

Прокашлявшись, генерал предупреждающе положил руку на плечо Заклинательнице, как бы приобняв, и поспешил представить их друг другу. 

— Пани Витовская, это Алина Старкова… — было заметно, что Дарклинг чуть замялся, подбирая слова. — Одна из самых перспективных учениц лицея. Старкова, это Ангелина Витовская — руководитель демократической партии литславской Палаты.

Первой мыслью Алины было: «АХАХХАХА ПЕРСПЕКТИВНАЯ УЧЕНИЦА ЛОЛ».

Второй мыслью: «Руководитель демо… что?!»

— Вот это да! — восхитилась Витовская, обращаясь к министру. — Вы знаете учеников лицея по именам. 

— Только особенных, — пробормотал Дарклинг.

На лице Витовской Алине почудилось острое, но тут же прикрытое любопытство.

* * *

В эту минуту Даркинг испытал разом два совершенно противоположных чувства: с одной стороны, сияющая при виде него Старкова в кефте выглядела просто восхитительно, а с другой — явилась она совершенно не вовремя. 

От замешательства Дарклинг очнулся только тогда, когда увидел, как Алина протягивает Витовской руку.

— Очаровательно. А вы старый хитрец, пан. 

Похоже, Ангелина сочла появление Алины частью его плана. Дарклинг многое мог бы сказать о том, почему это принципиально невозможно, если бы только знал, с чего начать. Слишком уж личность Алины Старковой была… необъятна. 

— Да-а, он такой. Помню, я заволновалась перед тем, как попасть к царю, а товарищ генерал наговорил мне гадостей, чтобы отвлечь.

У Старковой, видит дьявол, при этих словах было самое невинное лицо на свете. 

— Правда? — удивилась Витовская, бросив на Дарклинга взгляд.

— Вздор, — возразил Дарклинг со спокойствием, которого совсем не ощущал. — Я всегда говорю гадости от чистого сердца и без какого-либо умысла. 

Растерявшись, он отыскал взглядом Сафину и попытался намекнуть ей, что Старкову неплохо бы увести. Портная находилась в десяти шагах от них и беседовала с двумя инфернами фьерданской наружности. Заметив министра, она слегка пожала плечами.

Ну да, разумеется. Уговор был таков: пока рядом с Алиной не находится сам Дарклинг, её сопровождает Сафина. А теперь отдуваться приходилось министру, а портную и упрекнуть было не в чем. То, что взбалмошная девчонка сама решила метнуться к нему, с одной стороны ужасно раздражало — не говоря о том, что путало ему все карты. А с другой… 

Чёрт его знает, что там с другой стороны. В присутствии литславской дипломатки развивать подобные мысли явно не стоило. У Витовской и без того было такое лицо, будто она находится на исключительно забавном киносеансе. 

— Как написал один поэт, «Из этого облака дождь не пойдет«, — процитировала Алина.

— Три орешка для Золушки! Я и не думала, что равские дети смотрят старые литславские сказки. 

— Так её же у вас сняли! Самая нормальная Золушка, я считаю. Остальные рядом с ней выглядят как жёсткие терпилы. И песни там чудесные. И принц… ну ничё такой. 

— Павел Травничек, — улыбнулась Ангелина с теплотой. — Я его хорошо помню. Все девочки Литславы сходили по нему с ума, а моя мама лично его знала и приглашала на семейные праздники. Помню, все в школе мне ужасно завидовали и просили передать ему записки, сбрызнутые духами. 

Дарклинг с раздражением отметил открытый рот Старковой и восхищённые глаза. На его взгляд, девчонке следовало бы поучиться сдержанности.

«Ну честное слово, нельзя же так реагировать на каждую известную фамилию из чужих уст!»

— Ужас! — ахнула Алина, обхватив голову. — И вы передавали?!

Улыбка на лице Витовской, по мнению Дарклинга, тоже была слишком уж понимающей.

— Конечно, нет. 

Дарклинг вежливо и слегка раздражённо кашлянул.

— Подождите минутку, пан. — Витовская подняла ладонь, не глядя на него, и снова обратилась к Алине. — Вы ведь, боюсь ошибиться, инферна?

Рука Дарклинга, лежавшая на плече Заклинательницы, предупредительно сжалась.

«Никаких глупостей, Алина, Христом богом молю».

— Я… Э-э, ну типа.

— Полагаю, Старковой пора на занятия, — не выдержав, перебил Дарклинг и кивнул в сторону Сафиной и инферн. — Вас уже ваши приятели заждались.

Старкова, это несносное дитя, вдруг с чего-то расщедрилась на книксен.

— Приятно было познакомиться! — энергично кивнула она пани Витовской. — Заходите как-нибудь к нам в Малый.

С точки зрения министра, это тоже было лишним. Надо бы поинтересоваться на досуге, какого чёрта Старкова раздаёт приглашения в его дом.

— Обязательно, — улыбнулась Витовская и, подождав, пока Алина отойдёт к портной, повернулась к Дарклингу. — Милое дитя. Я думала, здесь таких уже давно не водится. 

Дрогнувшей рукой Дарклинг провёл по лицу, надеясь вернуть себе таким образом украденное Старковой спокойствие.

— Может, ученики вроде неё как раз и нужны, чтобы напоминать нам всем, зачем строился Малый дворец? С какой мыслью жил и умер отчаянный опричник Морозов. Он ведь, знаете, должен был стать убежищем для всех, а не только для избранных. 

Лицо Витовской внезапно стало нечитаемым. Из разыгравшейся перед её глазами неловкой сцены она явно сделала свои выводы, и Дарклингу оставалось только гадать, какие именно. 

— Что вы сделаете, когда выиграете войну? — спросила она неожиданно и на редкость прямо. 

Дарклингу потребовалось время, чтобы подобрать слова:

— Мне нужно выиграть не войну, а время. Полгода или год, по моим прикидкам. Если литславские войска зайдут во фьерданскую тайгу с востока, то я смогу перегруппировать войска и прорваться к Джерхольму. 

Дальше в дело бы вступила Алина Старкова — живая святая и всеблагая пресветлая дева, которой столетиями поклонялись в разных уголках света. Гальего и многие офицеры из армии Златана — верующие: Санкта Алина усмирит их одним только фактом своего бытия. Гримьерам и Торговому совету Керчии придётся затаиться, что выиграет Дарклингу время. 

— А как же выгодоприобретатели? — напоминала Витовская, поправляя на руке перчатку. — Не будет же Ярл Брум сидеть сложа руки, пока мы с вами делим Фьерду, как пирог. 

Министр вдруг поймал себя странной ревнивой мысли, что вовсе не рад тому, что Алину придётся показывать всему миру. Мир и без неё обходился прекрасно. Это Дарклингу пришлось ждать столетия, надеяться, биться лбом в пол у алтарей. Что изменилось в жизни старого хряка Петра после того, как он увидел величайшее чудо на земле? 

«А что, если, — подумал Дарклинг, холодея. — на деле не изменится ничего? Что, если всем, кроме меня, старого идиота, мечтающего о спасении души и прочей чепухе, будет наплевать на Заклинательницу и её силу? Вера Гальего никогда не мешала им убивать людей толпами, а вера дрюскелей и вовсе предписывает им это».

В кармане брюк Дарклинг нащупал портсигар с выгравированным волком и достал его. Ещё один из его трофеев, вроде тех, которыми забита оружейная комната в его покоях. Пальцем Дарклинг очертил узоры. Если приглядеться, можно заметить за головой волка полустёршиеся щупальца осьминога — настоящий герб Хагенов. 

Тяжесть портсигара в руке странно успокаивала. 

— Только не курите при мне — не выношу запах никотина, — поморщилась Витовская, напоминая о себе. — Так что вы задумали, пан Кириган?

Вздрогнув, Дарклинг извинился и убрал портсигар в карман.

— Я убью Ярла Брума и всех его щенков. 

* * *

22.10. 202… — высветилось на мониторе, едва Алина открыла макбук. Почему-то письмо сегодня никак не выходило, и она по крупицам строчила всё, что придёт ей в голову. Впрочем, как сказала бы Женька, это был единственный стиль её общения.

 «Хаюшки, чувырлик! 

Не поверишь, блин, чё было! Нет, ты конечно, так и так не ответишь, но мыслю-то девать куда-то надо.

Ну про гришанет ты уже знаешь: хоть лопни, а лагает на уроках безбожно, тварь поганая. Женька говорит (у неё какой-то знакомый прочник есть, айтишник типа), в целях дисциплины глушат, чтоб на уроках в ферму не гамали и не скатывали ответы. В двух общих чатиках тусуюсь, кстати — один официальный со старшаками, а второй «Банька-парилка«, где только наш класс. Тринадцатый.

Сегодня неожиданно оказалась в друзьях у министра — типа, кинула заявку. Так все делают, пффф, у него все в подписечниках и штук восемь друзей. Я глянула, ну так, пробежаться. Модная фифа (Зоя какая-то), Иван с угрюмым щачлом, Федя смешнявый, какой-то секси красавчик по имени Николай, сердцебитка Нина (тоже секси, он их что в модельном агентстве собирает?? Мне пусть тоже телефончик даст, а то чё все ему), Елена Каминская из какого-то министерства, Холмов (препод целительский, похож на воблу угашенную) и прочник Давид Костюк. Ну тот, Женькин видимо, я хз.

И прикинь: он меня сразу добавил! Там у него всякие шишки, учёные и министры. А тут я — не пришей манде рукав. Полная ифигения, чесслово.

Женька тоже выпала. Говорит, ну всё — сейчас тебя загрызут. 

И точно — посыпались, как горох! Народ резко захотел со мной дружить. А вот фигушки! Мы девочки гордые, мы кого попало в друзья не приглашаем. Сафину закинула, Полинку с Паштетом (они списывать дают), Машу и Надю-одуванчика — даже Лёшка-лох-немножко не попал, хоть и красивый. Слишком он какой-то не такой. В нём, короче, своей воли нет: тупо ходит, как на поводке, за своими приятелями.

Ну, короче, пофиг. Я тебе про министра кальмарных дел говорю.

Открываю его страничку — и чуть от кринжа не откинулась. Вообрази: пафосная ванильная фотка, чёрно-белая такая — и цитата из пацанских пабликов! 

«Пришёл. Увидел. Победил.»

ААААААА! Не кринж, а жирнючее кринжовище-ище! Я ржала минут пять — правда, Женька чуть не поседела. Только, говорит, ему не вздумай это ляпнуть. Ну, я ж не дура — оно мне надо? 

Предмет свой, в целом, прикольно ведёт. Немного практики, немного теории. Я думала, он будет вроде шизобабки, которая тростью била и заставляла смотреть всякий трэш. Но нет, оказался как будто норм даже. Ну типа… понимающим?»

Алина стёрла последнюю строчку. Снова это мерзенькое поскрёбывание, да что ты будешь делать! Мысль: «А зачем Малу знать?». Он ведь и так первым видел и солнечных зайчиков, и как Алина по приколу меняет яркость на разбитом телефоне, не залезая в настройки.

Подумав, она всё же настрочила:

«Короче, почти человеком, а не рептилоидом. Прибухивает, прикинь? Ну а чё, была б я в таком гадюшнике, как у него, тоже б без банки пивандоса спать не ложилась. 

Женька вон обиделась недавно, что я свою силу магией назвала. Типа нет, это Малая Наука, учёные-мочёные, хуё-моё, все дела.

Ну короче, оказалось — обычная шарага, только препода все адекватные и вежливые. Трясутся ходят, мне их аж жалко стало. А так — история, юриспруденция, география, языки и литература, начиная с азов. И этикет с физкультурой ещё. В общем, полный набор, мама дорогая! Я ж стрельнусь!

Равку в этом семестре вообще будем изучать как-то особенно плотно. Породнимся с землицей равской, так сказать. Женька очень просит меня не налажать хотя бы здесь, после тестов-то. А я чё? Я понимаю. Не амплифицируйте моих гнозисов, говорю. Мне и самой тут хочется быть—-<строчка не дописана> 

Короче, не лафа, но жить можно. Только тебя не хватает. Очень. Ты если тут будешь однажды, — мало ли? — я тебя со всеми девчонками познакомлю. Ладно, щас Женька придёт, а её в последнее время как муха укусила. Завтра напишу, чао! 

З.Ы. Как-то я всё завтра да завтра. Малой, а Малой, а я у тебя Скарлетт, оказывается!»