Молли навсегда (гет)

Дамиан Вестерфорд пребывал в холодном бешенстве с самого утра. Мало ему было вчерашнего бала, так ещё сегодня эти двое словно задались целью свести его с ума. На завтраке только переглядывались, на обед уже пришли, держась за руки, а на ужин не явились вовсе. И один Мерлин знает, где пропадали. Глупая Эжени вопрос о брате пропустила мимо ушей, а спросить прямо он не смог. Зато твёрдо решил расстаться с ней при первом удобном случае. Хватит уже, при всех преимуществах, эта девица его стала бесить неимоверно — даже тем, что так похожа на брата.

Кое-как взяв себя в руки, после ужина Дамиан занял наблюдательный пункт у входа в гриффиндорскую гостиную, с целью выловить-таки Роба после свидания с нахальной девицей Гамп и предложить полетать. Бывший загонщик гриффов вряд ли откажется. Он явно фанател от квиддича в прошлые годы. Он и метлу свою даст сладкому мальчику. Благо, есть две запасных — подарки отца и деда.

А потом они, конечно, пойдут в квиддичные раздевалки — принять душ. Зачем мокрыми и грязными тащиться в свои гостиные? Роб милый мальчик, согласится, никуда не денется. И там не будет никого, кроме них…

Матчи временно прекратились, хотя в декабре обещали две праздничные игры — Гриффиндор—Слизерин и Рейвенкло—Хаффлпафф. В последний день перед праздничным ужином и началом зимних каникул. И тренировки возобновятся через неделю, если он ничего не путает.

Дамиан едва не застонал, представив себе яркую картинку. И нервно оглянулся, не заметил ли его кто-то в нише. Хотя чары сокрытия он наложил качественные. Две мелкие гриффиндорки пронеслись стрелой, скороговоркой выпалив пароль портрету Полной Дамы. То ли он его не расслышал, то ли так были устроены специальные чары.

Мысли вернулись к Роберту Вуду под душем. Таким он увидел его в той раздевалке в прошлом году после игры, и с тех пор вся жизнь перевернулась. Он даже снился ему не раз, и часто всё в той же кабинке. И почему один из снов не воплотить в жизнь прямо сегодня?

Но Роба всё не было, и глухое раздражение росло. Вот покинула гостиную львят их декан. И когда успела пройти? Или до того, как он занял свой пост?

Потом к портрету заявилась однокурсница Скитер, заставив насторожиться. Вынюхивает что-то?

Ожидание становилось всё более томительным и невыносимым. Идиот, мог ведь послать Роберту сову с предложением, а не торчать в этой нише, где каждый может увидеть.

Проводив равнодушным взглядом двух гриффиндорцев, выпавших из прохода за портретом, он лишь на секунду вздрогнул — окровавленный парень показался похожим на Роба. Но наваждение рассеялось быстро.

Потом никчёмный Уизли потопал за Скитер, словно бычок на верёвочке, потом какие-то первокурсницы с таинственным видом тихонько прокрались за мальчиками-второкурсниками. Дамиан заскрипел зубами и вдруг сорвался с места, торопясь за Рыжиком и стервой Ритой. В голову пришла мысль о жидком Империусе. Если кретин проболтается ей, лёгкой жизни не будет. Как же он не подумал об Обете?

Ему ещё повезло, что успел заметить их на лестнице и даже понять, куда направляются. Ну конечно, словно во всём Хогвартсе нет другого места. Эти сволочи зашли именно в квиддичную раздевалку. И даже дверь оставили приоткрытой. Почуяли слежку? Конечно, он не дурак шагать в ловушку и умеет признавать поражение, но обидно было другое. Полёты с Робом и совместное мытье в душевой накрывались медным тазом. Даже если эта странная парочка с извращёнными отношениями задержится тут ненадолго, они показали, как ненадёжно такое место. Всякий идиот сюда может зайти, а запор там не такой и сложный — простой Алохоморой не открыть, но при желании справится и второкурсник.

Обратно он шёл медленно, разочарованный и злой. Упустил Роба, уйдя с наблюдательного пункта. Ничего не выяснил про разговоры Рыжика и Скитер, хотя Уизли можно было отловить позже и всё выпытать. И зачем побежал за ними, на что рассчитывал-то? А самое поганое, планы с вечером страсти летели мантикоре под хвост, а неудовлетворённость и напряжённость в теле никуда не делись. Полетать одному? Написать всё же письмо и летать уже ночью? Или пойти к себе и просто напиться?

Задумавшись, он почти налетел на девушку, спешащую ему навстречу. И досадливо поморщился, узнавая.

— Дамиан! — а вот мисс Вуд явно обрадовалась. Выглядела она бледновато, может быть, даже плакала недавно, но Вестерфорда это волновало в последнюю очередь.

— Здравствуй, Эжени. Ты прости, я немного спешу.

— Прости? — девушка странно на него посмотрела, но руку, вцепившуюся в рукав его мантии, не убрала. Оглянулась по сторонам — коридор второго этажа в этот час был пуст. — Нам надо поговорить!

— Надо, — кивнул он, внезапно решаясь. — Пойдём!

Заброшенная кладовка была совсем недалеко. И даже пустая, не считая пары колченогих стульев и треснутого древка от старой метлы. Он уже бывал здесь однажды.

— Дамиан, — дверь плотно закрылась, повинуясь запирающему заклинанию, и Эжени попробовала сразу прижаться к парню.

Решимость порвать отношения от такого беззащитного и доверчивого шага дала трещину. Эжени стало жалко. Собственно, будь она парнем, он мог бы на неё запасть. А вообще — стройная, худенькая, и так похожа на Роба! Рост такой же, и грудь почти незаметна. Вот только волосы длинные, собраны в хвост. Он был бы не против, если бы её брат отрастил такие же.

А вот рот, губы, маленький аккуратный нос — всё такое же. И если закрыть глаза… Да какого Мордреда? Сама напросилась!

На поцелуй девчонка ответила несмело и не сразу, а потом даже застонала, обнимая за шею, вжимаясь в него всем своим тщедушным тельцем, перехватывая инициативу с неожиданной страстью.

Дурак он был, что раньше держал дистанцию. Это как минимум было бы забавно и даже слегка приятно. А если вот так положить руки на бёдра и представить её брата…

Она не очень-то и сопротивлялась, даже поняв, что поцелуями дело не ограничится. И раздеть позволила, не ломаясь, и на колени опустилась сама. Только, когда дошло до главного, задрожала так сильно, что у него просто крышу снесло. Остановиться не то чтобы не хотел, а уже просто не мог. Наверное, ей было очень больно, — подготовке он уделил слишком мало времени, — но девчонка не издала ни звука, покорно стоя на четвереньках и продолжая дрожать. Наверное, на её теле останутся синяки — он не был нежен.

И конечно, большой ошибкой было забыться настолько, чтобы практически прорычать имя: «Роберт» куда-то в потолок от затопившей его эйфории. Он ещё тяжело дышал, медленно приходя в себя, а девчонка уже встала, и молча принялась одеваться, методично чиня порванную одежду лёгкими взмахами палочки.

На Вестерфорда, стоявшего на коленях, она не смотрела. В лёгком свете от его палочки виднелись следы слёз на щеках и распухшая, искусанная нижняя губа. Неосознанно Эжени несколько раз провела по ней языком, пока сражалась с починкой застёжки на своей юбке.

— Послушай, — хрипло начал он, поправив на себе одежду, но не спеша подниматься.

— Тише! — она уже накинула мантию, повязала на шею шарфик и собрала волосы в хвост.

— Я дам тебе специальную мазь, всё быстро заживёт.

Она вздрогнула и странно на него посмотрела:

— Встань!

Он послушно поднялся, возвышаясь над ней. В голове было пусто и звонко, никаких путных мыслей.

— Ты мерзавец, — зашептала она горячечно, приблизившись к его уху. — Ненавижу! И Робу всё расскажу. Отстань от нашей семьи или пожалеешь!

Всё-таки ей не понравилось. И сохранённую девственность не оценила. Жаль. Но старый добрый Обливиэйт никто не отменял. Только для начала применить грубую силу, прижав её грудью к шершавой стене, задрать мантию и юбку и наложить очищающее и заживляющее. Обойдётся без мази!

Она не орала и не вырывалась, но руку, зажавшую рот, прокусила до крови, зараза. А потом смотрела своими серыми глазами с таким вызовом и ненавистью, что у него даже совесть молчала при наложении заклинания забвения. Всего лишь защита. А то ведь приложит какой-нибудь гадостью, а после сама плакать будет.

Эжени моргнула и посмотрела совсем другим взглядом — с непониманием и любопытством.

— Ты здорово целуешься, — прошептал он нежно, погладив её по щеке.

— Правда? — она прикрыла глаза, принимая ласку.

— Да. Как-нибудь повторим?

— Конечно! — девчонка широко улыбнулась.

Дамиан распахнул перед ней дверь. Заклинание выявления сработало на отлично — никого в коридоре не встретилось.

— До встречи!

— Пока, увидимся за завтраком?

Вестерфорд лишь кивнул, глядя вслед поспешно удаляющейся девушке. Пожалуй, с разрывом он спешить не будет. Даже если получится с Робом, что мешает иметь ещё и сестру? Так что старый план был снова одобрен и утверждён.

* * *

— Это что, мисс Прюэтт? — профессор МакГонагалл взяла в руки алую розу на длинной ножке с обрезанными шипами и росой, дрожащей на лепестках.

— Не знаю, — смутилась Санька. — Я случайно.

Не рассказывать же правду, что всё время думает об Обливиэйте директора, падении с лестницы, больничном крыле и цветах, что появлялись на тумбочке. Ну не мог это сделать Артур! Не в его духе. Или ему подсказали, — что не исключено — или это был кто-то другой. Но кто? Рудольфус? Рабастан?

— Разве задание было таким? Это вы проходили на четвёртом курсе.

— Я исправлюсь.

— Надеюсь на это, мисс Прюэтт! А пока — два балла с Гриффиндора.

Закусив губу, Санька осторожно забрала розу и положила перед собой на парту. Как же не хотелось превращать её обратно в мышь. Забрать бы с собой и поставить в комнате. Но только неизвестно, сколько продлится её спонтанная трансфигурация, а жить с мышами — то ещё счастье. И МакГонагалл стояла над душой, ждала.

Полюбовавшись в последний раз, девушка вздохнула и взмахнула палочкой, взятой у нового родича, отменяя превращение. Но ни с первой, ни со второй попытки не получилось. Возможно, палочка Антуана Робертса не так хорошо ей подходила, как показалось вначале.

Профессор Трансфигурации фыркнула и сама применила заклинание. Белая мышь пискнула и попыталась удрать.

— Ещё один балл с Гриффиндора. Будьте внимательней. Мне нужно, чтобы вы превратили мышь в другое существо, большее по размеру хотя бы вдвое.

Цветка было жалко почти до слёз. Эжени оглянулась на неё и подняла большой палец вверх. Какая-то она бледная была с утра, может — заболела? Роб тоже подмигнул, а вот Артур словно ничего вокруг не замечал, витая где-то в облаках.

Санька подумала про теплицы, безнадёжно махая палочкой над обездвиженной мышью. Ни в кота, ни в собаку та превращаться не желала. Её цветы отсылали в теплицы. И она даже помнила их все: роза, букет фиалок, букет жёлтых маргариток, три герберы — жёлтая, оранжевая и красная — и семь белых лилий. Возможно, они уже давно завяли и их выбросили, но оставалась надежда, что цветы магические, и могли жить дольше. Она подумала, что должна бы знать, где находится эта теплица. Но ничто не мешает посмотреть по той карте, что осталась от братьев. Она преступно мало внимания стала ей уделять, выучив только самые необходимые пути к кабинетам и башням.

— Мисс Прюэтт! Назовите мне это животное.

Профессор МакГонагалл опять была рядом, словно за другими следить было не нужно. Вон, у Хиггинса вообще какой-то монстр получился, с ушами зайца и телом ёжика.

— Это лилия, — вздохнула она, гадая, сколько баллов потеряет факультет на этот раз. — Простите, я задумалась.

— Опять? — взмах палочки декана снова уничтожил красоту.

Хаффпаффцы слева от неё начали хихикать, а вот гриффиндорцы помалкивали.

Её спас короткий, но громкий стук в дверь.

Все живо стали поворачиваться к выходу, и Санька тоже оглянулась. Оказалось, это префект Лестрейндж собственной персоной.

— Прошу прощения, профессор, — учтиво сказал он, глядя на преподавателя, — мне нужно забрать с урока мисс Прюэтт.

Санька вздрогнула от удивления, и мышь всё же сбежала, ощутив свободу.

— Зачем это? — подозрительно спросила МакГонагалл.

— Если желаете, я сообщу это вам конфиденциально, — ухмыльнулся Рудольфус. — Или позже вы можете узнать у директора Дамблдора.

— Что ж, до конца урока осталось пятнадцать минут, и думаю, директор подождёт…

— Директор, может, подождёт, — закивал Рудольфус, непочтительно перебивая профессора. Глаза его смотрели холодно на декана гриффиндорцев, — а вот Попечительский совет не отличается сегодня терпением. Я уже не говорю о лорде Прюэтте.

— Л—лорд Прюэтт здесь? — голос МакГоногалл дрогнул. — Идите же, мисс Прюэтт. Вы же слышали, что вас зовут!

— Но мышь, — Санька поспешно сунула учебник в сумку. — Она сбежала, и я не знаю…

— Вы заставляете директора ждать, — сухо ответила декан.

Стараясь скрыть радость, Санька поспешила на выход. Рудольфус галантно распахнул перед ней дверь и ехидно улыбнулся:

— Прошу!

Она помнила дорогу к кабинету директора довольно смутно.

— Ты куда? — удивился префект, плотно прикрыв дверь в кабинет.

— А куда? Где директор? — она уже успела сделать несколько шагов в сторону лестниц, но теперь недоумённо остановилась.

— У себя, надо полагать. С целой толпой возмущённых попечителей.

Руди с нахальной улыбкой подошёл, взял её под руку и повёл в противоположную сторону.

— Тебя попросили меня позвать?

— Я сам вызвался. Только зачем спешить? У нас есть… Сколько сказала МакКошка? Пятнадцать минут? Вот и используем их с пользой.

— Руди! Ты просто так вытащил меня с урока? — восхитилась Санька.

— Почему просто так? — деланно возмутился префект. — А кто со мной поговорить хотел?

— Я хотела, но только не во время урока. И ещё — ты сказал, что мой отец в школе?

— Пока нет, но скоро прибудет, думается мне.

— Но ты сказал профессору…

— Только правду, если подумать, — Рудольфус ухмыльнулся, открывая дверь заброшенного класса. Несколько разломанных парт сиротливо стояли у стены.

— Ты нахал, Рудольфус! — радостно заявила Санька.

— А то! — Лестрейндж трансфигурировал парты в два удобных кресла. — Прошу, миледи!

Она залезла в большое кресло с ногами. Оно было таким мягким и удобным, что так и хотелось свернуться на нём в клубочек и просто полежать, ни о чём не думая.

— Кажется, я перестарался, — хмыкнул префект. — Открой глаза и объясни мне суть своей загадочной записки, или я превращу это мягкое кресло в жёсткий стул.

— Ты не будешь таким жестоким, я уверена, — вздохнула Санька, чуть-чуть распрямляясь. Разговаривать о серьёзном не хотелось совсем.

— Итак?

— У меня вопрос.

— Я внимательно слушаю!

— Почему ты не рассказал мне, что спас меня от Уизли на Астрономической башне?

Руди помрачнел и глубоко вздохнул:

— Не мог. Что ты помнишь? И почему спрашиваешь только сейчас, если помнишь?

— А я только сегодня вспомнила, — Санька поморщилась — обсуждать это с Руди оказалось не лучшей идеей, на душе стало неприятно и тоскливо. — Не мог — почему?

Он покачал головой. Лицо стало напряжённым:

— И сейчас не могу. Прости.

Она даже выпрямилась, нормально садясь на кресле и глядя на него во все глаза:

— Непреложный Обет? Кто? Директор? Не говори, если не можешь! Я вспомнила всё — и Обливиэйт, и как вы меня несли. Наверное, я неправильно выразилась. Я не спросить хотела, а поблагодарить тебя и Беллатрикс. Ведь если бы не вы…

— А Рабастана? — он вытер кровь, выступившую из носа, и поморщился.

— Это из-за Обета? — испугалась Санька. — Не говори ничего! И Рабастану я тоже благодарна. Ты передашь ему?

— Может, стоит сделать это лично? — улыбнулся он. — Бель я сам скажу, а вот брат с некоторых пор меня избегает.

— Но почему?

— Лучше скажи, если был Обливиэйт, то кто его снял?

Ей было гораздо интересней, почему поссорились братья, но пришлось выкинуть из головы Басти хотя бы на время.

— Никто. Возможно, он сам слетел. Целитель сказал, что магия едва меня не покинула, а потом вернулась обратно. Может, поэтому? Ты же знаешь, что я снова была в Больничном крыле?

— Не знает только ленивый, — хмыкнул Лестрейндж. Кровь из носа у него больше не шла. — Я счастлив, что ты выжила. Ты знаешь, от этих подлых силков погибло немало народу.

Она кивнула и некоторое время молчала, собираясь с мыслями.

— А что было тогда, перед матчем, помнишь? Когда ты заставил меня раздеться.

Санька с удивлением и толикой злорадства увидела, как смутился Рудольфус.

— Надо было найти на тебе что-то, что заставляло быть такой доверчивой, — медленно ответил он.

— Кому надо?

— Ты же сама сказала, что я твой друг.

— Ага, позавчера.

— Санни!

— Что, Руди? Тоже Обет?

— Тебе ничего не скажет его имя. И не спрашивай, я не стану его называть. Разве ты не рада, что жуткое колечко с тебя сняли?

Теперь она догадалась, чьё имя он не хотел называть. Ну конечно, Тёмный Лорд. Кто же ещё! И ей сильно захотелось попросить его закатать левый рукав мантии. Но не стала. Опасно, пусть они и друзья.

— Разумеется, рада. Спасибо тебе большое. И тому, кто тебе это приказал. И можешь не объяснять, не буду лезть в твои секреты.

— Ты обиделась!

— Нет!

— Да, я же вижу. Хочешь, я… научу тебя не бояться метлы?

— Да ну тебя, Руди! Всё нормально. Пора уже идти к попечителям. Ты не знаешь, чего им от меня надо?

— Может, убедиться, что ты жива и здорова? Вставай, пора этим креслам вернуть прежний вид.

— Классное кресло! — Санька встала и с грустью смотрела на их превращение в сломанные парты. — В нём хочется сидеть и не вылезать.

— Понравилось? — лукаво улыбнулся Рудольфус. — У нас в замке такие стоят в комнате Рабастана.

Она вспыхнула:

— Зачем ты это сказал?

— Будешь в гостях, обязательно убедись.

— Сомневаюсь, что когда-нибудь…

— Пятого января. Вы приглашены к нам на приём, и лорд Прюэтт уже ответил согласием.

У неё даже ёкнуло внутри от неожиданности. Но Санька поспешила себя утешить — все друг друга приглашают, это ещё ничего не значит. И у Прюэттов тоже будет приём, на который приглашены Лестрейнджи. Возникла глупая мысль, должна ли она в ответ показать Басти свою комнату, которую ещё даже не видела? Может, и у неё там есть хорошее кресло? Щекам стало жарко.

— Я пойду первая, — быстро сказала она. — Урок, наверное, уже закончился.

Рудольфус понимающе улыбнулся, словно прочитал её мысли:

— Иди, конечно. И не дрейфь! Это просто попечители, и они на твоей стороне.

* * *

В кабинете директора она ещё не бывала ни разу. И почему ей казалось, что он маленький? Попечителей было много, как минимум человек пятнадцать, и всем нашлось место в креслах и на двух диванчиках. Отца не было. У самого окна занимала невысокий пуфик заплаканная Помона Спраут. У девушки сжалось сердце от её вида.

Директор сидел за своим столом и таинственно поблёскивал стёклами очков. Санька растерянно огляделась, узнала Нотта, стоящего сбоку, и даже встретилась с ним взглядом. Смотрит как через прицел, прямо как тогда, на балу. У того же Басти взгляд совсем другой, то горячий и волнующий, то спокойный и весёлый. И руки, сильные, но нежные, а у Нотта рука железная и такая же холодная. Интересно, скажи она так — и что бы он сделал? На месте бы горло перерезал, или предпочёл поджарить адским пламенем?

Невольное сравнение промелькнуло в голове за секунду, и она шагнула поближе к Робертсу, — по крайней мере, он закрывал её от взгляда Магнуса Нотта.

— А вот и мисс Прюэтт, — радостно сказал директор. — Скажи нам, дорогая девочка, как твоё самочувствие.

Санька кивнула:

— Спасибо, всё хорошо.

— Можно узнать, как вы чувствовали себя вчера? — холодный голос Нотта резанул по нервам.

Попечители негромко зароптали, а ответил, как ни странно, профессор Робертс:

— Сомневаюсь, что мисс Прюэтт помнит своё состояние. Такое и врагу не пожелаешь.

— Вы видели это сами, профессор? — поинтересовалась пожилая леди в высокой остроконечной шляпе.

— Да, миссис Эйвери.

— Тогда, может, и мы посмотрим? — предложил грузный старик, который сразу не понравился Саньке из-за неприятных водянистых глаз и всклокоченной седой бороды. — Альбус, у тебя же есть думосбор?

— Думаю, это лишнее. Вы все слышали целителя, — Альбус вздохнул. — Девочка пострадала, но это не повод рассматривать её мучения.

— Директор прав, — поддержал его мрачный Робертс. — Если я кому и покажу свои воспоминания, то, как и целитель, только её отцу.

Опять поднялся ропот, но Санька в него не вслушивалась. Щёки её пылали. Она вдруг прекрасно себе представила, в каком виде была в больничном крыле вчера. Её же постоянно обтирали, а значит, никакой одежды не было. И Робертс это видел? Она готова была провалиться сквозь землю. А последние слова её и вовсе добили. Покажут отцу? Хотелось встать на колени и умолять его это не делать.

— Девочка моя, — обратился к ней директор, — расскажи нам, как так получилось, что ты осталась в теплице одна, когда все вышли?

Этого вопроса она ждала и боялась. Но решила быть честной. Хотя бы ради Помоны, которую эти гады совсем затравили, судя по всему.

— Я плохо спала ночью. А в теплице было темно, и я сама не заметила, как задремала.

— Что это вы делали ночью, мисс? — прокаркала миссис Эйвери.

— Не думаю, что она должна отвечать на подобный вопрос, — вмешался Нотт.

— А я бы послушал, — хохотнул старик с водянистыми глазами.

— Прекратите балаган, — оборвал его строгий джентльмен в серой мантии. — Скажите, милочка, вас предупреждали о том, как опасно терять бдительность рядом с Силками Майя?

— Да, — кивнула Санька.

— Когда же?

— Перед уроком, — вспомнила она, — профессор Спраут всех нас предупредила о соблюдении безопасности перед тем, как зайти в теплицу.

— И вы посчитали, что можно пренебречь? — миссис Эйвери сверлила её недобрым взглядом. — Возможно, мисс Спраут выразилась недостаточно понятно?

В этот момент камин загудел и в кабинет шагнул лорд Прюэтт, величественный и грозный. У Саньки на глаза невольно навернулись слёзы. От вопросов ей становилось всё неуютнее среди этих господ. Возможно, поэтому она бросилась через комнату, наплевав на приличия, повисла на шее родителя, ощутила крепкие объятия и расплакалась, уткнувшись в его грудь.

Тягостное молчание заставило её быстро успокоиться, но отрываться от отца она не желала.

— Добрый день господа, — в голосе лорда Прюэтта явственно ощущался металл. — Мне показалось, или вы, не дожидаясь моего прихода, устроили допрос моей дочери, только чудом выжившей вчера ночью? Или мне назвать это мероприятие судилищем?

— Да что вы… — начала старуха Эйвери, но тут же осеклась.

— Я бы попросил, — пробасил кто-то из мужчин.

— Вы как раз вовремя, лорд Прюэтт, — а это явно сказал директор. — Может, мы отпустим девочку? Она и так пережила серьёзный стресс.

— Зачем же? — отец ещё крепче прижал её к себе. — Я просто заберу её домой. Где её декан? Попрошу прислать вещи.

— Не надо горячиться! — воскликнул директор.

Санни сжалась в руках отца. Как-то она была не готова к тому, что её забирают с учёбы. Не для того ли, чтобы сразу выдать замуж? Попыталась высвободиться из его рук, и он её сразу отпустил.

— У тебя ещё уроки? — тихо спросил он.

— Да, — судорожно вздохнула Санька. — Руны.

— Тогда беги, позже увидимся.

Ни на кого больше не глядя, она быстро вышла из кабинета и сбежала по крутой лестнице.

* * *

Артур не слишком расстроился от реакции Саньки, хоть и удивился, какой фестрал её покусал. Вроде бы должна была услышать от Хиггинса, как он, Артур, её защитил перед всеми. Вместе же прохлаждались в больничном крыле. Хотя этот Бен и соврать мог, с чего бы ему правду говорить.

Сказать по правде, Рыжик не расстроился вообще. Да мало ли какие тараканы у бешеной Прюэтт. Наверняка же узнает о драке и ещё стыдно будет. Только он ещё подумает, надо ли ему оно, её прощение и прочая дружба. После вчерашнего.

Завтракал он с большим удовольствием. А ещё ждал совы, но не дождался. Да и времени прошло совсем мало, — возможно, ответ придёт только к субботе. Так что и без рыжей бестии у него было о чём подумать. Кто бы знал, что стерва Скитер такое устроит.

Вчера он был полон дурных предчувствий, когда Рита велела ему идти за ней. Недоумевал, куда идут и, собственно, зачем. Потом появились догадки, когда понял, куда привела. Мысль о том, что сейчас от него потребуют секс прямо в квиддичной раздевалке, заставила по-новому взглянуть на девицу.

Ну а что — невысокая, да и мало найдётся девок с него ростом, зато всё при ней. Под мантией много не разглядишь, но в платье он её помнил хорошо, а что не видел, воображение легко дорисовало. Высокая грудь как раз такого размера, чтобы уместиться в его большой ладони, и попка аккуратная и выпуклая, такие ему всегда нравились, ножки вообще обалденные, от их вида он почему-то заводился мгновенно. И такая девка выбрала его?

Он шёл за ней в самый конец раздевалки, не веря своему счастью. Подумать только, она его хочет! Именно его, и никого другого. И кто после этого неудачник? Да кому нужна эта рыжая недотрога?! Вот с этой можно столько всего... И сразу представил несколько вариантов, даже ладони вспотели от предвкушения. Незаметно вытер их о мантию. Дурацкое свойство!

— Раздевайся, котик, — промурлыкала Рита, обернувшись.

И он задохнулся от ласковой улыбки. Только не спешить — не оценит. Или наоборот?

— Ты этого правда хочешь? — спросил он дрогнувшим голосом, отбрасывая мантию на скамейку. Рубашку хотелось сорвать одним рывком, но под её пристальным взглядом он медленно стал расстёгивать каждую пуговицу, начиная с верхней. За Ритой следил настороженно, пытаясь угадать, как именно она хочет. Что это не будет чем-то обычным, он даже не сомневался и сильно боялся её разочаровать. Кое-что он умел, недаром дядька несколько раз водил его в бордель. Причём не самый худший. Была там одна рыжая шлюшка, которая много чему научила пятнадцатилетнего Артура. Жаль, применить было почти негде, только с теми же шлюшками, а им это особо не надо.

— Не нравлюсь? — он вдруг совсем рядом увидел её глаза, пытливо заглядывающие прямо куда-то внутрь мозга. Дёрнулся обнять, но она ловко увернулась. Играет с ним? Пусть. Только зачем легиллименция?

— Мысли читаешь? Легиллимент? — решил уточнить Артур, вытаскивая рубаху из брюк. — Нравишься! Я и так бы сказал.

Она иронично подняла бровь:

— Куда бы ты делся?! Но все твои мысли, котик, у тебя на лбу написаны. Крупным шрифтом. И нет, я не легиллимент. Но всё равно всё узнаю.

— А я и не скрываю, — выдохнул он, стягивая рубашку с плеч и не сводя с неё глаз. Предвкушение будоражило кровь, огнём пробегая по венам. Он и не помнил, когда у него был полноценный секс. Летом с той сквибкой и не считается вовсе, жалкая она была какая-то и ныла всё время. Ломалась долго, а потом рыдала, словно жизнь кончилась. Всё удовольствие испортила, коза... Он и рад был, что больше не повторилось. И зачем её сейчас вспомнил? Эта точно рыдать не станет, да и сомнительно, что девственница.

— Достаточно, — Скитер помахала палочкой, едва он взялся за ремень брюк, заставив его сердце сбиться с ритма — его собственная палочка осталась в кармане мантии. Сглотнув, он замер, заметив, как сузились у Риты глаза. Сама разденет? Так он не против.

По разгорячённому телу поползли мурашки — в раздевалке было очень холодно. Игры пока прекратились, а до тренировок ещё неделя. Вот и не топят камины. И согревающее не наложить.

— Я возьму палочку? — указал он на свою мантию.

— Нет! — ответ прозвучал резко, но он и не рассчитывал. Похоже, ей нравилось, что палочка только у неё. — Ручки протяни! Ладошками вниз, котик!

Зачем ей его многострадальные руки, он не понял. Помедлил, пока её палочка не нацелилась ему в лоб. И смирился. Вытянул руки и зажмурился. Однажды мать розгами отлупила его по пальцам за украденный браслет. Было ужасно больно и обидно — браслет он не брал. Потом она нашла свою безделушку, смеялась ещё. И тогда он дождался, пока мать уйдёт камином на Косую Аллею. Долго ковырялся, в восемь лет палочки у него ещё не было, но комнату открыл, стихийный выброс помог. Нашёл злополучный браслет и забросил его на чердак. Упырю. Мать бесилась, снова отхлестала по рукам розгами — прямо по незажившим ранам, но куда дел браслет он так и не признался.

Боль всё не приходила, и он осмелился приоткрыть глаза. А потом и широко распахнуть. Скитер сосредоточенно водила палочкой над разбитыми костяшками. Раны затягивались прямо на глазах. Так только у целителя получалось, и то сначала долгая лекция шла, потом противные зелья внутрь и густое, зеленоватое наружно — в виде мази. От неё ещё такие неприятные жгучие ощущения. А тут даже не кольнуло нигде.

— Глазки-то закрой, — хмыкнула Рита, заметив его взгляд. — И рот тоже. А лицо поверни к свету, вот так.

Он послушался, сглотнув, ощутил лёгкое касание рук. Вздохнул, когда режущая боль в виске вдруг исчезла бесследно.

— Готово, котик. Такой здоровый парень, а боишься.

— Не боюсь, — рискнул возразить он, следя за перемещениями Скитер. Игра затягивалась, но ему даже нравилось. Подлечила, приласкала, ждёт от него первого шага?

Она обошла вокруг него, похмыкала пренебрежительно и встала напротив, склонив голову к плечу. Взгляд изучающий, непонятный. Но его руку с плеча сразу сбросила и крепко ухватилась за ремень брюк. Он и не возражал — сама так сама!

Он уже тяжело дышал и только сжимал кулаки, не понимая, чего она тянет.

— А это что? — ноготки прошлись ниже брючного ремня, заставив резко выдохнуть — наконец-то! Но Скитер руку убрала, поцокала язычком и покачала головой. — Нет, котик, пока не заслужил!

Он широко распахнул глаза, не веря своим ушам.

— Почему это?

— Вопросы задавать буду я, — отрезала она, присаживаясь на ближайшую скамейку, — одевайся.

Он всё ещё не хотел поверить:

— Послушай, я сделаю всё, что скажешь.

— Неинтересно, — нахально улыбнулась она. — И что-то я послушания не увидела. Рубашку надень!

Несколько секунд он ещё надеялся на что-то, но потом схватил рубашку и с мрачным видом стал одеваться, путаясь в рукавах.

Давить он опасался и обиду постарался проглотить. Не впервой. Мать любила его обламывать, — казалось, наслаждаясь видом злых слёз. Пообещает, бывало, что-то, а потом сообщает, что передумала. Слёзы закончились в десять лет, он просто перестал ей верить, и жить стало чуточку легче.

Она отошла, присела на низкую скамейку, кивнув на вторую:

— Садись, львёночек!

Артур угрюмо вздохнул, но послушался. Не заслужил!

— Ну, рассказывай, — спокойно сказала она, внимательно его рассматривая.

— Что? — опешил он, с трудом воспринимая резкую смену темы.

— Всё. Как дошёл до жизни такой.

Внутри стало неуютно, но застёгивать рубашку он не спешил. Он не верил, что она говорит всерьёз. Что-то ей надо от него, только вот что? Или узнала как-то о его делах? Про Дамиана? Они на одном факультете, мог он ей рассказать? Что она хочет? Шантажировать?

— Я не знаю… — буркнул он на пробу. — Тебя что-то конкретное интересует?

— То есть, рассказывать ты отказываешься? — Рита начала покачивать маленькой ножкой в синей туфле. На ножку он засмотрелся. И вздрогнул, когда она замерла.

— Я же не знаю, что тебе интересно, а что нет, — признался хрипло. Вид ножки его будоражил. Она специально это делает?

— Начни с детства, — мягко посоветовала она. — Родители, братья, сестры.

Он не понимал, с чего это её вдруг заинтересовала его жизнь, его родственники? Зачем это ей? На шантаж не похоже — вряд ли что-то успела узнать. Или просто помочь может? Только зачем ей такой неудачник? Вот только интересуется же, сама пристаёт, значит, он ей нравится?

— Зачем тебе это нужно? — не удержавшись, спросил прямо.

— Просто хочу тебя лучше узнать, — подмигнула она. — А не зная прошлого, сложно понять человека. Моим другом стать трудно. Но ты же хочешь?

— Другом? — скривился он. — Не хочу.

Она даже поаплодировала, издевательски улыбаясь:

— Тогда тем более постараться придётся.

Он медленно кивнул, это имело смысл.

— Котик, я жду! — сейчас она начала злиться. Или нет, пока ещё нет.

— У меня никого нет, — глухо произнёс он. При воспоминании о письме матери сразу хотелось убивать. Или что-то разрушать. Но Рита же не знает. — Про мать не буду. А отец умер, когда мне было два года. Я его не помню.

— Так не пойдёт, — покачала головой Скитер и прищурилась. — Либо ты слушаешься, либо нет. Всё просто, львёночек!

* * *

Артур вздохнул и отвёл взгляд от её ножки. Никому до сих пор его жизнь интересна не была. Даже Дамблдор больше советы давал и хитросплетённые разговоры вёл, указывал, что делать и не делать, но интереса не только к прошлому, но даже к настоящему не проявлял. Сам, наверное, знал, пусть и не всё. Откуда-то ведь узнал про свадьбу матери. А что сына бросила и о свадьбе в последний миг сообщила — нет. Думал, что Артур давно уже знает, а что не пригласили — сам не захотел. И он разубеждать директора не стал. Не хватало ещё одной лекции, вариации которой уже семь лет слушает от старика, что мать нужно любить и уважать. Много он понимает!

— Нас было трое в семье, — начал он, следя за её лицом. Она лишь серьёзно кивнула. — Я старший, Альфред младше на три года, Демиус — на четыре. Братьев забрали их отцы, они были бастардами. Оба родились уже после смерти моего отца. Забрали их только после стихийных выбросов, а до этого они жили с нами. Но я их уже плохо помню. Сейчас, кажется, оба учатся в Дурмстранге.

— И вы остались с матерью вдвоём?

Он запыхтел — казалось бы, всё уже сказал, что ещё надо? Но ответил:

— Да.

— И замуж она больше не вышла? Милый, мне не хочется причинять тебе боль, — она демонстративно покачала своей палочкой, показывая ровные зубки в улыбке, — и есть вещи похуже Круцио, ты знаешь? Но ты можешь просто ответить.

— Мать по какому-то контракту не могла выйти замуж повторно, пока я не достигну совершеннолетия, — поспешно ответил он. — Глупость страшная. Наверное, поэтому она так меня ненавидела.

— Надо думать, — спокойно кивнула Рита. — Ничего себе условьице. Но ненавидеть собственного ребёнка… Значит, так. Прекрати мандражировать, я поняла, что мать у тебя редкой доброты женщина, так что расслабься и рассказывай дальше. Как вы с ней жили и где?

— Нормально жили. За бастардов ей заплатили. Мы не голодали. И отец что-то оставил. Ну и… были мужчины. Некоторые ничего.

— Много?

— Не считал, — буркнул Артур.

— А Блэки?

— Помогали, да. Иногда я гостил у одного дядьки. Но это бывало редко.

Постепенно он и в самом деле расслабился, рассказал о некоторых случаях из жизни, обходя отношения с матерью. Рита не настаивала. Слушала внимательно, кивала.

— Почему «предатели крови»? — спросила она в какой-то момент.

— Я сам не знаю, — совсем уже разоткровенничался он. — Так называли ещё отца. Печать эта поганая появилась, вроде, при его жизни. Он ведь тоже пацаном остался один. Дед-то богат был, дом огромный, или даже поместье, а отцу только Нора и осталась… Мне как-то рассказала мать, — он резко замолчал, глядя в сторону. И с трудом продолжил, найдя безопасную тему: — Отцу очень директор Дамблдор тогда помог. Чем — я не знаю. Кажется, как раз хотел печать эту снять. Не вышло. Директор говорит, в этом нет ничего плохого. Но мне кажется, это не так. Никому не говори, он запретил мне, но… он наш родич, и не очень дальний.

— Нора? В прямом смысле?

— Да нет же, дом наш так называется. Вроде бы отец его считал таким уютным, вот и назвал. Только нифига он не уютный!

— Ни домовиков, никого больше? Только вы вдвоём жили в этой Норе?

— Ну почему же? — невесело усмехнулся Артур. — Есть ещё Упырь. Семейная реликвия. На чердаке живёт. Стучит там.

— Упырь? Ты в курсе вообще, что такое упырь? Видел его?

— Куда там! Лазал пацаном, конечно, хоть мать и запрещала, но ничего под лохмотьями разглядеть не успел.

— Почему не успел?

— Мать засекла, выдрала розгами. Но мне показалось, что упырь раньше её крика исчез. Ну знаешь, как домовики. Только тем же вечером опять уже стучал. А потом не до него как-то было.

— Чудненько, — мисс Скитер выпрямилась, потянувшись всем телом, да так, что Артур невольно оценил и округлость груди, и тонкую талию.

Он насторожился, выпрямляясь. С разговорами покончено?

— Решено. Едем на каникулы в твою Нору! Мой отец всё равно далеко на разработках своих. А в школе оставаться тошно.

— Ты правда хочешь поехать? — поразился он. И, решившись — была не была! — соскользнул на пол, становясь на колени и оказываясь к ней почти вплотную. Схватить и поцеловать ему удалось, даже понравилось, и Скитер как будто не удивилась, вот только когда он сжал немаленькую грудь — распахнутая мантия не мешала, а блузка и кружевное бельё под ней были смешной преградой — то почувствовал, как её пальцы сдавили самое дорогое, словно клещами. От боли на глазах выступили слёзы.

— Садись обратно, котик, — прошептала ему Скитер на ухо, — и рассказывай про маму.

— Расскажу, — прохрипел он, не двигаясь с места. Крупные капли пота выступили на лбу, но ему удалось улыбнуться через силу, — если ещё раз поцелуешь.

Не разжимая кулаки, он обнял её и рывком притянул к себе. Боялся одного, что просто потеряет сознание, но отступить сейчас просто не мог. Боль отдавалась в каждой клеточке тела, а он не отрывал помутневшего взгляда от её светло-карих с жёлтыми прожилками глаз.

— Мой лев! — спустя целую вечность восхитилась Скитер, сверкнув этими самыми глазами. И отпустила, взамен больно схватив его за волосы и притягивая к себе. Никогда Артура ещё так не целовали. Страстно, горячо, жёстко и чувственно. Забылось всё, даже недавняя боль. А когда её рука нырнула в его брюки, всё закончилось очень быстро. Она улыбнулась ему, похлопала по щеке и взмахом палочки спокойно починила разорванную блузку.

— В душ? — спросила нормальным тоном.

— Потом, — мотнул он головой. — Если тебе не противно.

— Мне приятно. Так расскажешь?

— Да, — он сел и притянул её к себе на колени, усаживая боком.

— Не слишком наглеешь? — подняла она бровь.

— Стараюсь быть нежным, — пробормотал он в её волосы. — Если ты меня обнимешь, мне легче будет рассказать.

— Шантаж, — хихикнула она и обняла его за талию, прижимаясь щекой к груди. — Слушаю тебя, мой… Кто же ты у меня, Артур?

— Медведь? — пожал он плечами. — У меня патронус такой.

— Отлично! Будешь Медведиком. Рассказывай!

Рассказывал он не спеша, подбирая слова, стараясь не слишком часто поминать Мордреда и прочих дракклов — и про то, каким образом мать его бросила, и что замуж вышла за Треверса, чтобы печать снять, и как обращалась с ним на каникулах. Поведал нейтральным тоном даже про то, что не рассказывал никому вообще — как один из мужчин матери изнасиловал его в десять лет. Матери дома не было, и кричать было бесполезно, тот гад был сильнее во много раз. Он потом много раз думал, почему стихийный выброс не случился до всего, но разве можно ими управлять. Зато он случился сразу после. Комнату просто разнесло в щепки, не осталось ни одной целой стены. И гада тоже — перемололо в фарш, только палочка волшебная и уцелела, именно она сейчас в кармане его мантии. Хорошая палочка. Мать разбираться не стала, Артуру казалось, что она сама всё поняла. Только пока угол дома восстанавливали, он три дня просидел запертый в подвале, без еды и воды. Ослабленный из-за сильного выброса и несчастный. По ночам у выхода, в ложбинке под дверью скапливалась вода, так что питье какое-то всё же было. Он рассказал и о других наказаниях, но разнообразием они не отличались.

Кто бы знал, как легко рассказывать, когда кто-то тебя обнимает и гладит по спине. И закончил Артур со вздохом, посетовав, что есть им в Норе будет нечего.

— Я не думаю, что тебе там понравится. Наверное, и деньги она забрала все, да не так много и было.

— Не твоя печаль, Медведик — легко чмокнула она его в нос. — Разберёмся. Главное — не проболтайся никому. Впрочем, что я тебя мучаю? Давай Непреложный Обет, и не будешь бояться сболтнуть.

Он усмехнулся и кивнул. Обет так Обет. Хотя он бы и так не проболтался.

А Скитер его огорошила:

— И не волнуйся, я не одна к тебе приеду, а с домовушкой и тёткой по матери. Всё будет более чем прилично. Ну, постольку поскольку…

— Мне нравится, — решил он. — А что тётка? Строгая?

— Ну так, — она неопределённо махнула рукой, — сковородой может приголубить, если разозлить. А вообще спокойная, как фестрал.

— Готовит хорошо? — уточнил он.

— Угадал, — хихикнула Рита, — вечная борьба у них с домовушкой. Увидишь — будет весело.

— Мне уже весело!

— Медведик, ты только не пугайся, но у меня ещё сюрприз для тебя будет. Хороший, тебе понравится.

— А теперь мне страшно, — вздохнул он.

Она засмеялась и притянула его для поцелуя. На этот раз вышло нежно, но очень недолго.

— Давай с Обетом закончим, — напомнил он сам. — Иначе, боюсь, тебе не понравится, что об этих планах узнает директор. А он обязательно спросит, почему я не остаюсь в школе.

— Тогда отпусти меня и достань свою палочку.

Обет он принёс по всем правилам. Одеваясь, спросил про Дамблдора.

— А директора, Медведик, не бойся. Скажешь, что тебе дом нужно восстанавливать, посмотреть, что и как. Ты же глава рода, в конце концов. Намекни, что, может, продашь нафиг, а потом расскажешь мне, как он на это отреагирует.

— Расскажу, — кивнул он. — А мне как тебя называть?

— Думай, Медведик! Варианты присылай совой, когда правильно придумаешь — дам знать. И ещё, — мы, конечно, хорошо народ повеселили, но до каникул лучше не встречаться. Потерпишь?

— Совсем?

— Совсем. Общаемся через сову! У тебя есть хоть?

— Есть, — ухмыльнулся он. — Только писать было некому. Может, уже летать разучилась.

Дойдя до первого этажа, она с ним распрощалась до каникул. Артур долго смотрел ей вслед, пока Скитер не скрылась за поворотом, потом вздохнул и отправился в башню. Сначала в душ, а потом спать. Со сном у него никогда проблем не было, но в эту ночь он долго думал, с удивлением понимая, что это первое Рождество за семь лет, которое он будет ждать с нетерпением. Каникулы в компании Риты не обещали быть лёгкими, но что-то ему говорило, что скучно не будет.

Правда, сюрприз обещала. И его беспокоило нехорошее предчувствие, но что толку дрейфить раньше времени? Может, ему ещё понравится.

Обет Обетом, а думать о ней никто не запрещал. И он заранее представлял, как всё сложится. Где поселит Риту и её тётку, и вообще, порядок в доме наведёт. Покажет свои наработки — он почти закончил зачаровывать магловскую лодку, доставшуюся по случаю от соседа, полоумного парня Лавгуда. Мать о ней не знала, и спрятана она была надёжно. Были и другие интересные вещи в тайной мастерской. Не удивит, но хоть позабавит.

А Молли… Ну что эта Молли? Нужна ли вообще? Теперь-то? А ведь он может рассказать обо всём этом Рите — странная, конечно, и стерва ещё та, но явно соображает лучше, чем он. Подскажет ему, как выйти из этого дерьма с наименьшими потерями.

Письмо получилось длинным, писал при зажжённом Люмосе до пяти утра. За два часа выспался плохо, но ощущал себя бодрым, и первым делом отправился в совятню. Только одно забыл — ласковое прозвище придумать. Вспомнил только после обеда, на котором показалось, что правильно разгадал её насмешливый взгляд и вопросительно поднятую бровь.

Записку с извинениями писал на трансфигурации, благо декан прицепилась к Молли и в его сторону даже не смотрела. А рыжей задаваке так и надо. Не ценит дружбы и настоящих парней. Испортил несколько кусков пергамента, — то слишком длинно, то слишком пафосно. Замучился, пока понравилось то, что написал. Последняя записка вышла короткой — та, восьмая, которую не стал уничтожать: «Мантикорочка? М-м?». Самому понравилось — коротко и по делу.

* * *

Санька убрала книги и конспекты в сумку и дождалась, пока все выйдут из кабинета. Встречи с отцом она откровенно побаивалась, потому и медлила. А если скажет, что уже всё решено, и она помолвлена с тем же Ноттом? Впрочем, тянуть толку всё равно не было.

Едва вышла из кабинета, как перед ней материализовался домовик.

— Оскар? — удивилась она, даже не задумавшись, откуда знает имя серьёзного эльфа в короткой тунике синего цвета.

— Оскара прислал хозяин, — поклонился он. — Директор Дамблдор дал доступ Оскару в Хогвартс на три дня. Если хозяйке Александре что-то понадобится, она может просто позвать.

Санька постаралась не рассмеяться от пафосной речи эльфа и поспешно поблагодарила:

— Спасибо, Оскар! Я очень этому рада. А где папа?

— Хозяин сейчас в кабинете профессора Робертса. Оскар может перенести хозяйку Александру.

— Не надо, Оскар, я сама прогуляюсь, правда. Спасибо тебе.

— Оскар больше не нужен?

— Не нужен, — кивнула она.

Домовик исчез, а она поспешила в кабинет ЗОТИ. О чём профессор Робертс разговаривает с отцом, оставалось только гадать.

А вот память прежней Молли снова прорвалась. Оскара вот знает, оказывается. И даже знает, что это личный домовик отца. Что-то вроде секретаря. Эх, если бы сразу вся память вернулась — и учиться было бы легче. И людей узнавать.

До кабинета Робертса оставалось совсем немного, когда прямо перед ней открылась дверь, из которой вышел Магнус Нотт. Прятаться было уже бесполезно, увидел он её сразу. И жалеть, что отказалась от услуг Оскара — тоже поздно.

— Мисс Прюэтт, — коротко поклонился он. — Можно вас на два слова?

— Здравствуйте, мистер Нотт. Меня отец ждёт… Если только не долго.

Дверь в комнату он так и не закрыл, а теперь распахнул ещё шире:

— Прошу!

Она с любопытством огляделась. В этой комнате она точно ещё не была. Круглая гостиная выглядела уютно. Возле камина маленький столик и два удобных кресла. В одном из них сидела женщина из Попечительского совета. Приятная такая дама лет сорока. Её имени Санька не знала. У правой стены стоял длинный диван, три стула и стол, у левой — ещё три кресла, но более глубокие и большие, чем у камина. Прямо напротив входа имелась лестница, ведущая к двери наверху.

— Здравствуйте, милая, — произнесла женщина, приветливо улыбнувшись. — Не удивляйтесь, домовик вашего отца нас предупредил, что вы пройдёте мимо. И мы решили сами вас обрадовать.

— Мисс Прюэтт, — Нотт галантно отодвинул ей кресло. — Присядете или хотите сразу осмотреться?

— Магнус, не спеши и не сбивай с толку юную леди. Меня зовут Ванесса Дешвуд, милая. Мы с этим джентльменом выбраны Попечительским советом, чтобы проверить удобство и безопасность комнат, выделенных директором Дамблдором для вашего проживания. Ваш отец настоял на этом, учитывая последние события в школе. И Попечительский совет проголосовал единогласно. Доступ в ваши комнаты — по настоянию вашего отца — не будут иметь ни домовики Хогвартса, ни другие ученики, ни преподаватели. Но вам разрешено держать своего домовика. А теперь спрашивайте.

— Это мои комнаты? — отмерла Санька. Гостиная начала стремительно представляться в другом свете. Ей уже она нравилась! Только её! И не надо проходить через проход за портретом. Общаться с сокурсниками, когда не хочется. Нормальная дверь. И никого лишнего. Просто мечта.

— Ваши, мисс Прюэтт, — по-доброму усмехнулся Магнус. — Наверху спальня, гардеробная и маленький кабинет. Домовик вашего отца уже перенёс все вещи. Вам не нужно будет возвращаться в спальню в башне Гриффиндора.

— Боюсь, ваши сокурсницы уже её заняли, — покивала Ванесса Дешвуд. — Но за вами сохраняется право посещать гриффиндорскую гостиную.

— А что значит, что никому нет доступа? — спохватилась Санька. — Я не могу никого пригласить?

— Можете, — одобрительно покивала попечительница, — но только в гостиную.

— Доступ в спальню и кабинет только для вас, — уточнил Нотт. — И ещё, мисс Прюэтт, чтобы это не стало для вас сюрпризом. Принимать мужчин не советую. Об этом тут же будет известно директору Дамблдору и вашему декану.

Санька уже хотела возмущённо заявить, что мужчин она и не собирается принимать, когда попечительница показала ей глазами на камин. Над ним висела картина с дремлющим старичком.

— Очень педагогично, миссис Дешвуд! — фыркнул Нотт.

— Будет тебе, Магнус. Девушка вовсе не выглядит вертихвосткой.

— Сейчас — да, — пробормотал он.

— А мой отец…

— Он первым осмотрел комнаты, милая, и остался доволен. Магнус, мы бы могли уже оставить здесь девушку, как считаешь? Уверена, ей не терпится осмотреться.

Миссис Дешвуд легко поднялась из кресла.

— Вы правы, Ванесса. Честь имею, мисс Прюэтт. Приятно было пообщаться.

— Спасибо вам, — улыбнулась Санька обоим. Она боялась, что Нотт останется, но он первым вышел из её новой гостиной.

Миссис Дешвуд сразу шагнула к ней и заговорщически прошептала:

— На портрете сэр Дэн Даркер, когда-то он был капитаном сборной Слизерина, а позже преподавал в Хогвартсе Чары. Это было около двух веков назад. Все портреты шпионят для директора. Но уверена, вы смогли бы с ним подружиться.

Она подмигнула и неторопливо выплыла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Санька внимательно посмотрела на портрет. Старичок продолжал дремать, не обращая на неё никакого внимания. Она улыбнулась, покружилась по гостиной и поспешила к лестнице. Жизнь налаживалась, хотя гриффиндорцы опять будут недовольны. Понимал ли это отец, выбивая для неё отдельную комнату? Но отказываться она не станет, и будь что будет.

* * *

Но осмотр пришлось отложить. После короткого стука, заставшего её на середине лестницы, в гостиную вошёл отец.

Санька замерла на мгновение, а потом легко сбежала с лестницы и бросилась в его объятия:

— Спасибо, папа!

Это была почти военная хитрость. Слишком боялась, что тут же объявит о помолвке.

Он усмехнулся и погладил её по голове, обняв одной рукой:

— Ну-ну, солнышко, я рад, что тебе понравилось. Оставлю пока Оскара тебе в помощь, а потом можешь выбрать любого домовика. Директор, конечно, не был этому рад, но другим домовикам доступ в твои комнаты запрещён. Во избежание.

— А можно Лакки позвать? — решила Санька ковать железо, пока горячо.

— Лакки? — отец даже выпустил её из рук и прошёлся по гостиной, заложив руки за спину. Остановившись у камина, он повернулся к ней. — Ты правда хочешь домовика твоей тёти?

— Она подарила его мне, — объяснила Санька. Недовольство отца она не понимала. Лакки — чудесная домовушка и любит её, как ни странно.

— А как же Луни?

Луни — её нянька — сразу поняла она, но это всё, что принесла ей память Молли. Поэтому постаралась настоять на своём:

— Пап, пожалуйста!

— Да я не против, — отмахнулся он сразу. — Санни, мне очень горько, что не смог поддержать тебя вчера. Я не уверен, что об этом стоит рассказывать маме. По крайней мере, пока ты не приедешь на Рождество.

— Пап, но я выжила. Не переживай! Уже всё хорошо! И маме не говори, не стоит. Знаешь, у меня же теперь родственники из-за этого появились.

Она больше не решалась его обнять, хотя очень хотелось.

— Знаю уже, — широко улыбнулся он. — Видел этих родичей. Я пригласил обоих к нам на приём, надеюсь, ты не против.

— Конечно, не против!

— И ещё, Санни. Если ты захочешь, ты всегда можешь ко мне обратиться с любой просьбой или вопросом. Не держи всё в себе, моя девочка.

Он был очень серьёзен, когда это говорил, и Санька благодарно кивнула, чувствуя комок в горле.

— Пап, — решилась она, шагнув ближе к камину. — Могу я тебя попросить?

В глазах его что-то промелькнуло, и он сразу шагнул к ней, беря её руку в свои:

— Да, родная?

— Если у тебя, — она ощутила, как краснеет, — кто-нибудь попросит моей руки, то ты скажешь мне…

— …прежде, чем что-то решать? — закончил он за неё. — Обещаю! А есть претенденты?

— Нет, — быстро ответила она, — я так, на всякий случай.

В его глазах мелькнуло разочарование. Но не могла же она говорить про Нотта и Лестрейнджа? Может, и не предложат ещё.

— Завтра встречаешься с братьями? — сменил он тему.

— Да, — обрадовано кивнула Санька, — подарок обещали.

— Я помню, — хмыкнул он. — Очень надеюсь, что это не яйцо дракона.

Санька фыркнула. Уж братья точно не похожи на Хагрида, который мечтал о таком яйце.

— Пап, а мама как? Здорова?

— Да, солнышко, — он всё ещё держал её руку в своей. — Она тебя любит. И я тоже. Помни об этом. Ждёт не дождётся Рождества, когда ты приедешь домой.

Она кивнула. Маму хотелось увидеть сильно.

— Ну всё, не буду мешать тебе обустраиваться, — спохватился лорд Прюэтт, оглядываясь. — Когда позовёшь свою домовушку, отпусти Оскара.

Он поцеловал её в лоб, потрепал по щеке и ровным шагом покинул комнату.

А Санька так и стояла у камина с колотящимся сердцем. По крайней мере, никто ещё предложения ей не сделал, отец бы сказал. Почему-то она верила, что обещания он выполняет.

* * *

Уроков на сегодня больше не было, но Санька решила сбегать в библиотеку, благо она теперь была недалеко от её обиталища. А уже потом засядет в комнате, позовёт Лакки, и они вместе всё осмотрят. И ведь еды принести сможет, а она точно заслужила сегодня отдых и никуда больше не пойдёт.

В библиотеке она хотела взять книгу авторства Маркуса Боннэра «Секреты Древних Рун», по которой ко вторнику нужно написать эссе. А она не любила откладывать, лучше уж сегодня и напишет, пока урок в памяти остался.

В царстве книг царила тишина и покой. Две третьекурсницы с Рейвенкло о чём-то тихо шептались в уголке, а больше никого не было. Мадам Пинс любезно подсказала, на какой полке стоит нужная книга, так что вся операция заняла не больше пяти минут.

Сунув том в сумку, которая всё ещё висела на её плече, Санька вышла в коридор и поспешила к лестнице. Вспомнила, что нужно зайти в Больничное крыло за зельем. А то проспит всю субботу и не увидит братьев, по которым успела соскучиться.

Целитель Уайнскотт приветливо ей улыбнулся, оторвавшись от толстого фолианта, и настоял на диагностике.

— Замечательно, — покивал он, убирая палочку. — Держи зелье.

— Спасибо, целитель! — Санька убрала коричневый пузырёк в сумку.

— Не позже девяти вечера выпей, а то отключишься прямо там, где стоишь, и уже на сутки, — предупредил он, снова утыкаясь в фолиант.

Дел никаких не осталось, и встречаться больше ни с кем не хотелось, так что Санька поспешила обратно на свой третий этаж. Но едва сошла с лестницы и завернула за угол, увидела у кабинета ЗОТИ отца и мистера Нотта. Как раз стояли у неё на пути и могли в любой момент обернуться.

Захотелось немедленно спрятаться, и она стала потихоньку пятиться в сторону лестницы. Она совершенно не представляла, как делают предложения, поэтому очень испугалась, что это оно самое.

Ей еле удалось сдержать вскрик, когда кто-то дёрнул её за рукав, затаскивая в открытую дверь пустого класса.

Рассерженно обернувшись, Санька увидела хмурого Рабастана, который аккуратно прикрывал дверь.

— Это что… — начала она, не зная, как выразить словами своё возмущение.

— Ты же не хотела с ними встречаться, — пожал плечами Басти, садясь на парту. — Я просто помог. Могла бы и спасибо сказать.

— Спасибо, — буркнула Санька и огляделась. Класс она не узнавала. Чистенький, парты в два ряда. На стенах плакаты с разными видами Лондона.

— Кабинет Магловедения, — любезно подсказал Лестрейндж, — здесь младшие курсы занимаются.

— Знаю, — соврала она, рассматривая картины. Красиво, а она ни разу в жизни не была в Лондоне, если не считать поход с Ноттом на Косую Аллею. — И сколько здесь сидеть? До вечера?

— Можно и до вечера, — хмыкнул парень, — я не возражаю, как ты понимаешь.

Она невольно посмотрела на Басти, поняв, что дальше избегать этого просто глупо. Обидела ведь ни за что, ни про что. Сначала утром нагрубила, потом в Большом зале. А он вон, спас её. Ага, от родного отца! И да, те цветы в Больничное крыло вполне могли быть делом его рук.

— Басти, — равнодушный вид Лестрейнджа не изменился, когда она подошла. Сейчас, когда он сидел на парте, а она стояла, их глаза как раз были на одном уровне. — Прости, что я сегодня вела себя как стерва.

Он посмотрел ей в глаза, но даже не улыбнулся:

— Прощаю.

— У меня вопрос, — вздохнула она. Когда он шутил и улыбался, ей было легче к нему обращаться. — Когда я упала с лестницы и лежала в Больничном крыле, то каждое утро у меня на тумбочке появлялись цветы.

— И в чём вопрос?

— Это ведь ты?

— Что я?

— Басти!

— А цветы-то какие? — проявил он интерес.

Санька пыталась найти ответ в его лице, но эти Лестрейнджи, наверное, специально с детства тренируют невозмутимый вид.

— Роза, фиалки, маргаритки, герберы и лилии, — перечислила она.

Ни один мускул на его лице не дрогнул.

— Красивые? — спросил и вовсе лениво.

Ну вот и зачем он так? С его братом и то легче разговаривать, а она Рабастана ещё с Ноттом сравнивала. В его пользу, к слову. А Нотт был так любезен сегодня. Хоть и выразил сомнения в её порядочности своим «Сейчас — да!».

Сказать бы сейчас что-то такое, чтобы Лестрейндж перестал быть таким невозмутимым. И она даже знает, что сказать. Только как потом расхлёбывать?

— Ты чего такая сердитая? — вкрадчиво спросил Басти, словно издеваясь.

— А ты почему такой странный?

— Это какой? — он склонил голову к плечу, с любопытством рассматривая её лицо. — А, из-за меня расстроилась?

Лестрейндж спрыгнул с парты, и Санька сразу отступила. Глупо было бы отрицать, что он её волнует. Даже такой, как сейчас. Красивый и холодный.

— Санни!

Он шагнул ближе, и она ещё отступила, боясь, что скажет что-то не то. Или сделает. Понятно, что бесполезно разговаривать о том, что между ними ничего нет. Прошлый разговор ясно это показал.

Ещё один шаг назад, и она уткнулась спиной в стену. Рядом справа висел плакат, а слева был угол с какими-то рулонами.

Его рука упёрлась в стену рядом с её головой.

— Помнишь пари? — очень тихо спросил Рабастан, почти касаясь губами её уха.

Санька решила ни за что не поворачивать голову — будет смотреть на рулоны. Пусть болтает, что хочет!

— Ты мне поцелуй задолжала.

Она тут же повернулась:

— Ничего подобного! Я сразу сказала «нет»!

Вот только Басти оказался слишком близко. И глаза перестали быть холодными. Так на неё никогда никто не смотрел. Так, что внутри словно Люмос зажгли, только не холодный, а обжигающий. И взгляд отвести просто невозможно.

— Тебе лучше отойти, — смогла прошептать она, хотя уже мало понимала, что говорит.

— Лучше для кого? — и его слова показались лишёнными смысла.

И всё равно поцелуй стал неожиданностью — от прикосновения его губ словно ток пробежал по телу. И Санька просто закрыла глаза.

* * *

Антуан Робертс собирал вещи в сумку, когда Нотт возник на пороге и привалился плечом к косяку двери.

— Ну что лорд Прюэтт? Поговорили?

— Да, благодарил, назвал родичем и звал на рождественский бал. А ты тоже пообщался?

— Ну, так, перекинулись парой слов, — Магнус с интересом следил за другом. — Собрался куда-то?

Антуан поднял на него взгляд и выпрямился, оставляя в покое сумку.

— Знаешь, я, похоже, её нашёл.

— Шутишь! — тут же потерял всю вальяжность Нотт. — И где?

— Она вышла замуж за магла. Маленький городок. Съезжу туда на выходные, — говорил он отрывисто, явно сдерживаясь.

— Поехать с тобой?

— Зачем? Не стоит.

— Уже нашёл где остановишься?

— Да, магловская гостиница мне подойдёт.

— А что Дамблдор? Отпустил?

— Я повторяю тебе, друг мой, я не декан. И не связан, как они, по рукам и ногам. Так что выходные беру не в первый раз.

Он вернулся к сумке и сунул туда мешочек галеонов.

— Поменяю в Гринготтсе на фунты.

Магнус задумчиво смотрел на друга:

— Знаешь, я не могу тебя отпустить одного. Подожди, не перебивай. Просто буду рядом. И на свидание провожать не собираюсь. Поживём в гостинице вместе.

— Магнус…

— Антуан!

— Мордред, я не знаю! — Робертс опустился в кресло и с силой потёр лоб. — Не поверишь, нервничаю, как пацан!

— Тем более. Соглашайся!

— Ладно, — Робертс поднялся и огляделся вокруг, словно не понимал, где находится. — Завтра утром в Дырявом Котле.

— В девять?

— Да.

— Договорились. Выпить хочешь?

— Предпочитаю иметь завтра ясную голову.

Нотт покачал головой и направился к выходу:

— Тогда прощай. Я к Малфою, возьму что-нибудь в дорогу, чтобы не скучать, пока ты её ищешь.

— До завтра. И… Магнус!

— Да? — Нотт обернулся и улыбнулся широкой улыбкой: — Не дрейфь, прорвёмся.

— Спасибо!